Доспехи (джен)

Не спеша, чтобы не тревожить вылеченную ногу Гермионы, Гарриет и Гермиона шли в Большой зал.

— Думаешь, мадам Помфри никому не скажет? — тихо спросила Гермиона, оглядываясь на портреты на стенах.

— Ну, кажется, она прониклась нашей историей о том, что ты поскользнулась вечером в душе, но не стала беспокоить ее, потому что думала, что она уже спит, и терпела до утра. А ты типа о-очень стесняешься, что так по-дурацки сломала ногу.

Гарриет чувствовала, что их отмазка глупее некуда, но ничего умнее они не смогли придумать. Во всяком случае, актерские способности, кажется, их не подвели.

— Ох, Гарриет, я чувствую себя... Мы соврали работнику школы!

— Не первый раз за последние семь часов, — откликнулась Гарриет, но Гермиона от этого только расстроилась. — Э-э… ну, лучше так, чем минус еще куча баллов, верно?

Гермиона вздохнула и неохотно кивнула. Гарриет тоже мучал стыд, но опасение, что их все-таки раскроют, терзало ее больше.

— Главное, чтобы староста Роберт не проболтался, — шепнула Гарриет, когда они вышли в холл первого этажа. — Хотя какое ему дело до нас, первогодок? К обеду он уже должен забыть об этом. Кстати, Гермиона, а у кого на руках тебе понравилось больше — у Фреда или у Роберта?

Гермиона покраснела и пихнула Гарриет локтем в бок, а Гарриет лишь захихикала.

Близнецы уже сидели в Большом зале и посматривали на дверь, будто кого-то дожидаясь. Едва Гарриет с Гермионой вошли в зал, мальчики встали и направились к ним.

— Тебе уже вылечили ногу? — спросил Фред так, чтобы слышали только они вчетвером.

— Д-да, — вдруг заикнулась Гермиона и отвела взгляд.

Кажется, Гермиона не собиралась больше ничего говорить, так что Гарриет все объяснила мальчишкам.

— Неплохо сработано, — отозвался Джордж. — Пойдемте сядем вместе.

Они направились к самому концу стола Рейвенкло.

— А разве так можно? — К Гермионе вернулась ее уверенность: дело коснулось школьных правил.

— Мы понятия не имеем, — Фред придвинул к себе тарелку с сосисками. — Никто никогда не говорил, что это запрещено, просто все сидят со своими всегда.

— Когда Чарли пришлет письмо, как там дракончик? — нетерпеливо поинтересовалась Гарриет.

— Подожди несколько дней, — сказал Джордж. — А, кстати, держи подарочек, возлюбленная моя.

Он передал Гарриет сверток в подарочной упаковке. Несколько девочек с их стола любопытно покосились на них.

Теперь Гарриет почувствовала, что краснеет. Она перегнулась через стол и шепнула ему на ухо:

— Джордж, какого черта?

— Нужно поддерживать легенду, возлюбленная моя, — тоже на ухо ответил Джордж. Его теплое дыхание коснулось ее скулы, и это было… странно. — Мантия, — шепнул он.

Гарриет кивнула и отодвинулась. Так возвращать предмет, о котором никто не должен знать, было очень даже в стиле близнецов: хитро и дерзко.

Вдруг она заметила, что теперь на них косится куда больше учеников. Сначала Джордж передал ей подарок и назвал ее своей возлюбленной, а потом она сама потянулась к Джорджу, и они перешептывались…

Вот адская дрянь. Гарриет закрыла лицо руками.

* * *

Утренний шум и гам привычным колоколом бил по ушам. После десяти лет преподавания Северус бы наверняка перестал замечать его, если бы не обладал отличительной привычкой подмечать все раздражающее и отвратительное, каким бы привычным оно ни было. В этот раз за обеденными столами Большого зала сплетничали не только ученики, но и учителя, и поскольку Минерва — главный источник сплетен этим утром — сидела рядом с ним, Северусу пришлось слушать и ее болтовню.

— Я уже наказала их обоих, так что можешь не беспокоиться об этом, — сообщила Минерва Флитвику, который с внимательным видом слушал ее. — Если ты позволишь, я назначу мисс Поттер ту же отработку, что и мистеру Уизли.

Утренняя усталость слетела с Северуса, как хлопьями слетает снег с ветви, едва дернешь за нее. Внимание, острое как клинок, заняло место утренней усталости.

— Не возражаю, — ответил Флитвик, — вот уж никогда бы не подумал: мисс Поттер на Астрономической башне в час ночи.

Северус сжал вилку. Он метнул взгляд на стол Рейвенкло: девочка сидела около Грейнджер, а напротив них — близнецы Уизли. Северус на мгновение замешкался: Уизли за столом Рейвенкло?.. Когда краткий миг растерянности прошел, Северус обнаружил, что все четверо (занявшие места поодаль ото всех остальных) склонились друг к другу и о чем-то перешептывались.

О свершившейся шалости, без сомнения.

— Мистер Уизли взял всю вину на себя, — донесся до него голос Минервы. — Он сказал, что у них было… — она сделала странную паузу, — свидание.

Флитвик поперхнулся; Спраут, подслушивающая их, охнула. Северус почувствовал, как его гнев взбирается на новую ступень.

Посреди ночи… шастает по замку, когда в нем, скорее всего, есть убийца… ради чертового идиотского свидания… слабоумная…

— Как интересно, — вмешался Дамблдор; голос его звучал доброжелательным подтруниванием. — А который из них?.. Кажется, в настоящий момент у нас их четверо, коллеги?

— Один из близнецов, Джордж, — со вздохом сказала Минерва, — сначала я подумала, что это некая шалость и Фред тоже там был, но то, что я видела… это очевидно было свидание.

Перед глазами Северуса пронеслись все те многочисленные непристойные картины, которые он застал в период своего преподавания. Тарелка перед ним треснула по краю, но никто не обратил на него внимания: все были слишком увлечены тем, что говорила Макгонагалл. Он научится различать чертовых близнецов, только чтобы содрать с одного из них кожу. Впрочем, он может не утруждать себя и просто освежевать их обоих.

— Что же ты видела? — любопытно спросила Спраут.

— Они держались за руки, — шепнула Минерва.

Со стороны Флитвика донесся вздох облегчения, будто с его плеч сняли хвосторогу.

Ну хорошо, Северус не станет сдирать с Уизли кожу, а только сварит его в одном из своих котлов.

— И все? — Спраут хихикнула. — У тебя был такой тон, что я подумала… Право слово, как-то раз я застала парочку, которая…

— Да-да-да, — оборвал ее Флитвик, на стаж которого, несомненно, пришлось достаточно случаев, подобных тому, о котором говорила Спраут. — Вообще-то, мисс Поттер слишком мала для того, чтобы в принципе ходить на свидания.

— Согласна, — кивнула Минерва, — и мистер Уизли не так далеко от нее ушел. Они меня шокировали.

Северус вновь посмотрел на стол Рейвенкло: те четверо продолжали шептаться. Глядя на них, он задумался, могло ли там быть что-то другое... Если девочка и малолетний кретин вчера ночью действительно были на свидании, не предпочли бы они ворковать одни? Но они перешептывались все вместе: с Грейнджер и другим Уизли…

— Северус, — окликнул его Дамблдор, и он ответил разъяренным взглядом. На Дамблдора это, разумеется, не произвело никакого впечатления. — Зайди ко мне, когда у тебя будет свободное время.

Северус кивнул и поднялся рывком. Он вышел, постаравшись как можно более устрашающе пройти мимо стола Рейвенкло, но маленькие мерзавцы были так увлечены разговором, что даже не заметили его.

Это не будет продолжаться долго.

* * *

Не-тишина кабинета Дамблдора была почти умиротворяющей, если сравнивать ее с невозможным гоготанием сотен безголовых учеников. Но Дамблдор наверняка позвал его не для того, чтобы сообщить приятную новость, а, учитывая трудности этого учебного года, Северус предпочел бы вновь оказаться в одном зале с человеческими мандрагорами в факультетских галстуках. Там он хотя бы сможет следить за бестолково-безумной мисс Поттер.

Директор был хмур и задумчив. В этом его состоянии была невидимая, но осязаемая грозность.

— Сегодня ночью убили еще одного единорога, — сказал он, и Северус ощутил, как страх и ярость взрываются в нем.

— Я говорил вам, — выдавил Северус; дыхание его стало прерывистым, неровным, — я говорил.

И именно сегодня ночью этой невыносимой, своенравной занозе вздумалось шастать по ночному замку с таким же безмозглым, слабоумным учеником по самой тупой и идиотской причине, которую они только могли выдумать в их возрасте… Если убийца — Квирелл, чудо, что он не застал их, когда уходил или возвращался…

Северуса затрясло.

Дамблдор не стал ни признавать правоту Снейпа, ни защищаться. Он лишь сказал:

— Присмотри за Гарриет.

Северус бросил на старика полыхающий яростью взгляд и ушел. Можно подумать, ему нужен был наказ, чтобы не спускать с девочки глаз.

Спустившись к себе в кабинет, он вдруг осознал: следующий урок будет с третьим курсом Гриффиндора. Его губы тронула не предвещающая ничего хорошего улыбка.

* * *

После тайной операции с дракончиком прошло несколько дней. Дверь в помещение, где беспокойно из угла в угол ходила Гарриет, с грохотом распахнулась, и в следующее мгновение из пустоты заклинания невидимости соткался профессор Снейп. Он посмотрел на нее так грозно и зло, что у нее не осталось никаких сомнений: профессор Снейп все знает, и сейчас ей здорово достанется.

Она совсем не думала о профессоре Снейпе, когда была занята операцией с дракончиком: в центре внимания был только дракончик. Лишь сегодня утром, когда наступил день их секретных занятий (зелья будут послезавтра), она поняла: если профессор Снейп знает (а он наверняка знает), ей кранты.

Гарриет замерла и сжалась; напряжение пропитало все ее тело. Она осторожно подняла взгляд на своего преподавателя.

— Итак, — тихо начал он. Голос профессора Снейпа окутал ее бархатом, только это был не мягкий бархат изящного платья; скорее, это был смертоносный питон, по нелепой случайности или из хитрого замысла обмотавшийся бархатной тканью. — Вы гуляли ночью по замку в компании третьекурсника-идиота, ради… — Он запнулся, будто был не в силах подобрать слова, чтобы говорить о неописуемой глупости Гарриет.

Она молчала, выжидая, пока ей не выдастся момент, чтобы защитить себя, или пока профессору Снейпу не надоест ругаться.

— Кстати, ради чего вы были на Астрономической башне с Уизли в такое время? — вдруг спросил он.

Гарриет удивленно глянула на него: если он знает про все остальное, то должен знать и про это.

— А разве вы не знаете, сэр?

— Я хочу, чтобы вы сами сказали мне, мисс Поттер, — сказал профессор Снейп так хлестко, что она отошла от него на шаг.

Зачем? Зачем он этого хочет? Унизить ее выяснением тех обстоятельств, которые он и так знает?

«Снейп был просто зверюгой, — пожаловался ей Фред на следующий день после операции с дракончиком, — он давно не был таким гадом».

«Ага, — согласился Джордж, — он так меня взбесил, что я не выдержал и нагрубил ему в ответ, и Снейп дал мне отработку. Вот мерзкий…».

И Гарриет поняла: если профессор Снейп злился на Джорджа за то, что тот был с ней ночью на Астрономической башне, да злился так сильно, то профессор мог не удержаться и использовать на Джордже эту ле-ги-ли-менцию, а это значит…

Гарриет опустила голову, пытаясь скрыть изумление, пытаясь придумать, что же делать ей дальше. Она жалела, что не может думать быстрее.

— Мисс Поттер, я жду вашего ответа, — прозвучал требовательный голос профессора Снейпа.

Думай, думай, думай… Что же... Если он уже все знает, есть только один выход.

Гарриет, собравшись с силами, вновь посмотрела на него:

— На самом деле, профессор, — сказала она, не стараясь скрыть, но напротив, стремясь показать, как она волнуется оттого, что открывает правду, — мы спасали нашего друга.

Брови профессора Снейпа взлетели вверх.

— Вот как?

Она кивнула.

— И кто же этот таинственный друг, позвольте спросить? — вкрадчиво поинтересовался профессор Снейп. — Кроме того, профессору Макгонагалл вы сказали совсем иное.

Это был самый опасный, самый трудный момент.

— Сэр… его там не было. Мы кое-что сделали, что помогло ему, а он в это время был там, где ему и полагалось. Профессор Макгонагалл потребовала бы рассказать все, а мы не могли, потому что, если кто-то узнает правду, этому человеку будет плохо, но на самом деле он не сделал ничего дурного, не причинил никому вреда, честно-честно.

Профессор Снейп пристально глядел на нее, даже не моргая. У него что, слезная жидкость не сохнет? Моргнул. Слава Ровене. Только Гарриет все равно было очень не по себе.

— Почему, в таком случае, вы говорите об этом мне? — спросил он сухо.

Гарриет не опустила взгляд: было нельзя. Она должна была смотреть ему в глаза, чтобы он ей поверил.

— Потому что вы учите меня защищаться. Я вам доверяю. И я должна говорить вам правду, чтобы вы тоже могли доверять мне.

Солгать это было легко, потому что на самом деле это было правдой. Гарриет доверяла ему. И она хотела, чтобы профессор Снейп доверял ей тоже. Даже если это будет значить, что ей придется рассказывать вещи, которые ему не понравятся, и он будет ругаться.

Профессор Снейп долго молчал, рассматривая ее. Сердце в груди Гарриет грохотало, но не от страха, что он не поверит ей и назначит наказание, — от страха, что он не поверит ей и отвергнет ее, когда она стоит перед ним, уязвимая в своей искренности.

Наконец он холодно и отчетливо произнес:

— В наказание вы напишете мне список: пятьдесят ужасных вещей, которые могут произойти с первокурсницами, которые разгуливают по ночному замку.

Он ей поверил. Он поверил ей. Легкая улыбка тронула ее губы.

— Да, сэр.

Первой вещью в этом списке, подумала она, будет «встретить профессора Снейпа».

* * *

Гарриет и без того нервничала, а скрипучий голос Филча только добавлял беспокойства. Она жалела, что не может проклясть завхоза чем-нибудь вроде «Танцующих ног». Гарриет посмотрела на Джорджа, и тот успокаивающе ей улыбнулся. Она выдавила улыбку в ответ — наверняка неубедительную.

Ей сегодня было тревожно. Она утешила себя тем, что это только оттого, что они идут в ночной Запретный лес.

Филч продолжал дребезжать.

Они шли сквозь тьму — света от лампы старика хватало ровно настолько, чтобы увидеть, что у тебя под ногами. В небе светила яркая луна, но на нее все время наплывали облака и погружали землю во мрак. Вдруг впереди показались огоньки, и Гарриет поняла, что они приближаются к хижине Хагрида. Вскоре послышался и его зычный голос.

— Это ты там, что ли, Филч? Давай поживее, пора начинать.

Гарриет успокоилась: если с ними будет Хагрид, то все будет в порядке. Должно быть, испытанное ею облегчение отобразилось на ее лице, потому что Филч издевательски произнес:

— Полагаю, ты думаешь, что вы тут развлекаться будете с этим придурком? Нет, ты не угадала, девочка. Вам предстоит пойти в Запретный лес. И я сильно ошибусь, если скажу, что все вы выйдете оттуда целыми и невредимыми...

— Следите за языком, — против воли вырвалось у Гарриет. Филч пораженно уставился на нее.

Вот черт. И зачем она это сказала?

— Вы не можете так говорить о школьном лесничем в присутствии учеников. Это нарушение профессиональной этики, — оттараторила она так, словно заучила правило.

Ну, в каком-то смысле так и было: после той встречи с профессором Снейпом она пошла в библиотеку и внимательно читала, что такое профессиональная этика…

Интересно, профессор Снейп выразил бы одобрение за то, что она так внимательно запоминает все, что он говорит, или, наоборот, стал бы ругаться? Она несколько раз видела его в компании Филча: наверняка их сблизила любовь к ловле учеников на нарушении правил.

— Ишь, какие слова выучила, мелкая… — Мерзкий старик угрожающе зашипел на нее: — В мое время тебя бы за такое отхлыстали как следует, у-ух! Ты бы неделю не могла лежать на спине…

— Мы не в вашем времени, — оборвал его Джордж, и Гарриет изумилась тому, как холодно звучал его голос. До профессора Снейпа ему, конечно, было как до луны, но до того она никогда раньше не слышала, чтобы Джордж вообще с кем-то говорил холодно. — Мистер Хагрид, здрасте!

Из темноты к ним вышел Хагрид, у его ног крутился Клык. Хагрид держал в руке огромный арбалет, на его плече висел колчан с болтами.

— Наконец-то, — произнес он. — Я уж тут полчаса как жду. Ты, это, давай без мистеров. Гарриет, как дела-то?

— Я бы на твоем месте не был с ними так дружелюбен, Хагрид, — холодно сказал Филч; лицо его сделалось еще более злым и угрюмым. — В конце концов, они здесь для того, чтобы отбыть наказание.

— А, так вот чего ты так опоздал-то? — Хагрид смерил Филча суровым взглядом. — Все лекции им читал небось, ага? Не тебе этим заниматься, понял? А теперь иди, нечего тебе здесь делать.

Гарриет ощутила, как ее губы растягиваются в полной мстительного удовольствия усмешке.

— Я вернусь к рассвету... и заберу то, что от них останется. — Филч неприятно ухмыльнулся и, помахивая лампой и бормоча что-то нелицеприятное, убрался восвояси.

Хагрид подвел их к лесу и, высоко подняв над головой лампу, указал на узкую тропинку, терявшуюся среди толстых черных стволов.

— Вон, смотрите... пятна на земле видите? — обратился к ним Хагрид. — Серебряные такие, светящиеся? Это кровь единорога, так вот. Где-то там единорог бродит, которого кто-то серьезно поранил. Уже второй раз за неделю такое. Я недавно одного нашел, мертвого уже, а несколько недель до этого еще одного…

По коже Гарриет побежали мурашки, и она знала, что виной тому вовсе не налетевший ветерок. Гарриет прикоснулась к подолу мантии: там, в специально вшитом кармане, была свернутая мантия-невидимка. После того, как ей пришлось писать для профессора Снейпа список устрашающих вещей, которые могут произойти с ней в замке, ее воображение до того разыгралось, что она решила всегда носить с собой эту мантию. Она отправила Сириусу почти все свои вещи, имеющие длинный подол, чтобы на них появился специальный карман.

— …а этот жив еще, и надо нам с вами его найти, беднягу. Помочь или добить, если вылечить нельзя.

Гарриет выпучила глаза. Добить? Он это серьезно? Разве у нее поднимется рука?

Так, она попытается его спасти несмотря ни на что, если они с Джорджем найдут его. А дальше… она оборвала мысль.

— Хагрид, а… если там убийца единорогов? — нервничая, спросила она.

— Нет в лесу никого такого, кто б вам зло причинил, если вы со мной да с Клыком сюда пришли, — заверил Хагрид. — С тропинки не сходите — тогда нормально все будет. Сейчас на две группы разделимся и по следам пойдем... Значит, так, Гарриет и ты, как тебя зовут?

— Джордж.

— Джордж, пойдете вместе, а я с Клыком. Если кто находит единорога, зеленые искры посылает, поняли? Палочки доставайте и потренируйтесь прямо сейчас... ага, вот так. А если кто в беду попадет, тогда пусть красные искры посылает, мы сразу на помощь придем. Ну все, поосторожнее будьте... а сейчас пошли, пора нам.

В лесу царили тьма и тишина. Все трое (и Клык) углубились в него, и вскоре тропа разделилась. Гарриет и Джордж пошли налево, а Хагрид с Клыком — направо.

Они шли абсолютно молча, шаря глазами по земле. Лунный свет, пробивающийся сквозь кроны деревьев, освещал пятна голубовато-серебристой крови, покрывшие опавшую листву.

— Нам не стоило отделяться от Хагрида, — вдруг тихо сказал Джордж.

Его голос звучал спокойно, но Гарриет увидела, что он напряжен, хотя и скрывает это намного лучше, чем она. Это стало поводом к тому, чтобы испугаться гораздо сильнее: Джордж не просто так носил звание гриффиндорца: он действительно был смелым.

— Почему ты так говоришь?

— Кто бы ни убил единорога — это страшное существо.

Гарриет глянула на него с вопросом.

— Ты не знаешь? Единороги очень быстрые и сильные — за ними почти невозможно угнаться, зато они способны проткнуть волшебника насквозь своим рогом. Но главное не в этом.

— А в чем же?

— Тот, кто убивает единорога, обрекает себя на пожизненное проклятие. С момента убийства нельзя ощутить ни радости, ни счастья, ни любви. По мне, так лучше умереть: зачем такая жизнь, раз не можешь даже улыбнуться?

Гарриет была потрясена; ее передернуло.

— Наверняка те, кто убивал единорогов, потом не могли жить… в смысле, это же…

Вдруг Джордж прислонил палец к ее губам.

— Ш-ш, смотри.

Они ушли глубоко в лес, где деревья окончательно преградили им путь, и пятен крови тут было куда больше. Все корни деревьев были забрызганы кровью, словно несчастное создание металось здесь, обезумев от боли. Сквозь толстые ветви стоявшего перед ними древнего дуба Гарриет увидела поляну.

Джордж потянул ее за запястье, и они пролезли между ветвями дуба и вышли на поляну. В нескольких метрах от них лежал белоснежный единорог с длинными стройными ногами и гривой жемчужного цвета. Он, весь покрытый кровью, странно дергался.

Гарриет было рванулась к единорогу, но застыла, услышав шорох. Кусты на другом конце поляны зашевелились, и из тени выступила облаченная в длинный балахон фигура с наброшенным на голову капюшоном. Кто-то крался к ним, как вышедший на охоту зверь. Гарриет была не в силах пошевелиться.

Это был он. Он. Тот, кого они видели недавно рядом с хижиной Хагрида.

Был ли он тем, кто напал на нее во время квиддичного матча?

Фигура в балахоне их не замечала. Некто подошел к дергающемуся животному, опустился на колени, склонился над огромной рваной раной в боку единорога и... начал пить кровь.

Гарриет почувствовала, как Джордж потянул ее назад, но была не в силах оторваться от ужасного зрелища. От страха она не могла сдвинуться с места, и еще… то, что Джордж пытался увести ее, было правильно: враг наверняка был сильнее их обоих. Профессор Снейп бы одобрил это. Но единорог был еще жив, а это существо его убивало…

Она вспомнила, как почти два года назад на ее глазах собаки убивали кота: тогда она не прошла мимо. Не пройдет и сейчас.

Лучшее нападение — нападение, когда враг к нему не готов.

Гарриет вытянула палочку и со всей силы бросила заклинание:

— Секо!

Она попала: фигуру в плаще дернуло назад, и в свете луны ей удалось разглядеть, как брызнула кровь. Джордж гораздо настойчивее потянул ее назад:

— Гарри, что ты творишь, нужно уходить!

Гарриет бросила еще одно заклинание, но существо легко парировало его движением ладони — человеческой ладони. У Гарриет перевернулся желудок: какой могущественный маг способен на такое? Но теперь отступить было уже нельзя, и она со всей силы бросила в него еще одно проклятие, но ее противник с той же легкостью отбил его. Ей стало так же страшно, как тогда, когда кто-то напал на нее с Авадой.

Фигура в балахоне медленно поднялась: с невидимого лица на балахон капала серебристая кровь. Джордж выпустил в небо яркий столп красных искр. Волшебник сделал несколько быстрых шагов по направлению к ним.

Гарриет замерла от ужаса.

А затем панически, исступленно стала бросать в него заклинания. Однако все было попусту. Джордж тоже пытался атаковать колдуна, но не преуспел. Волшебник оказался в пяти шагах от них, когда Гарриет вдруг ощутила, что ее голову пронзила острая боль, какой раньше никогда не было: казалось, что шрам на лбу вспыхнул пламенем. Полуослепшая от боли, она поставила щит. Внезапно сзади раздался стук копыт, и что-то огромное пронеслось мимо них, воинственно устремляясь к фигуре в балахоне.

Боль была такой сильной, что Гарриет упала на колени, пытаясь не заплакать. Однако через несколько мгновений, показавшихся вечностью, боль прошла так же внезапно, как и появилась. Когда она наконец подняла голову, фигуры в балахоне на поляне уже не было, а над ней стоял кентавр.

— С вами все в порядке? — спросил кентавр, помогая ей подняться на ноги.

Гарриет изумленно поглядела на него, но затем вспомнила про единорога и бросилась к нему: он еще дергался, но совсем слабо. Она упала перед ним на колени и попыталась закрыть рану на боку руками — из нее текла теплая серебристая кровь.

— Он еще жив! — крикнула она. — Нужно привести помощь!

Кентавр подошел к ней, за ним следовал Джордж, все еще испуганный и с палочкой в руке.

— Ты уже ничем ей не поможешь, дитя, — полным сожаления голосом сказал кентавр. — Вскоре она отправится в место, свободное от страданий.

Гарриет трясло: не от пережитого ужаса или боли, но от того, что перед ней беззащитное раненое создание, и оно умирает, умирает, умирает…

Перед глазами замельтешили страницы учебника по первой помощи. Трясущейся рукой она наколдовала заклинание заживления маленьких ран — оно ничего не сделало. Тогда она попыталась еще и еще — ничего, оно ничего не делало.

— Наколдуй мне длинный сосуд! — приказала она Джорджу; высокий голос ее тоже дрожал.

Горло перехватывало и по лицу текли слезы, когда она перебинтовывала, затягивала рану; она хотела, она пыталась взять себя в руки, но это ей никак не удавалось.

Джордж протянул ей длинную стеклянную бутыль, и она наполнила ее водой, охладила, а затем приложила бутылку к ране на боку.

Она глянула на морду единороги: животное смотрело на нее серо-голубыми глазами, в которых было страдание и… что? Она не поняла. Два удара сердца единорога продолжала глядеть на нее, а потом взгляд ее обессмыслился, сделался пустым. Она больше не моргала.

Гарриет уронила бутылку и разрыдалась.

Джордж присел рядом и обнял ее, крепко обхватив длинными руками. Кентавр склонился на передних ногах перед единорогой и закрыл ей глаза.

В лесу было тихо; никто не шумел, кроме нее самой.

— Вы — дочь Поттеров, — сказал кентавр, когда она немного успокоилась и стала способна кого-то слышать. — Вам лучше вернуться к Хагриду. В лесу сейчас опасно, особенно для вас, дочь Поттеров. Вы умеете ездить верхом? Так будет быстрее. Кстати, меня зовут Флоренц.

Его волосы и хвост были светлыми, а глаза — поразительно синими и напоминали бледные сапфиры. Кентавр снова опустился на передние ноги, чтобы Гарриет и Джордж смогли вскарабкаться на его спину. Когда они взобрались (Гарриет спереди, Джордж за ней), до них донесся стук копыт. На поляну вылетел другой кентавр: у него были рыжие волосы и рыжий хвост. Он тяжело дышал, и его лоснящееся, каштанового цвета лошадиное тело блестело от пота.

— Флоренц! — прогремел рыжий. — Что ты делаешь? У тебя на спине люди! Тебе не стыдно? Ты что, верховая лошадь?

— Ронан, ты разве не понял, кто это? — спокойно спросил Флоренц. — Это дочь Поттеров. Чем быстрее она покинет лес, тем лучше для нее. И мальчик еще лишь дитя.

— Что ты ей рассказал? — прорычал Ронан. — Запомни, Флоренц, мы поклялись не препятствовать тому, что должно случиться по воле небес. Разве движение планет не показало нам, что произойдет в ближайшее время? Марс сегодня очень яркий, необычайно яркий! Все происходящее не имеет к нам никакого отношения! Кентавры не должны мешать тому, что предсказано звездами! И не наше дело, подобно ослам, бегать по лесу в поисках заблудившихся людей!

Флоренц в приступе гнева поднялся на дыбы, и это произошло столь внезапно и резко, что Гарриет пришлось вцепиться в его голый торс, чтобы удержаться на нем. Джордж, в свою очередь, так крепко ухватил ее за талию, что ей перехватило дыхание.

— Ты что, не видишь эту единорогу? — яростно крикнул Флоренц, обращаясь к рыжему. — Всегда первыми жертвами становятся невинные, так было много веков назад, так происходит и сейчас. Ты ведь понимаешь, почему ее убили? Или планеты не открыли тебе эту тайну? Лично я против того, кто рыщет по лесу, и я готов помочь людям в борьбе с ним. И эта девочка, между прочим, пыталась ей помочь!

Флоренц резко развернулся и галопом устремился в чащу, оставив позади рыжего кентавра. Гарриет с трудом удерживалась на спине Флоренца (просматривая исторические фильмы, она и представить не могла, что ездить верхом так трудно). Джордж, вцепившийся в нее мертвой хваткой, не упрощал задачу.

Некоторое время спустя Флоренц перешел на шаг, попросив их пригнуться, чтобы не удариться головой о низко растущие ветви. Они долго шли в полной тишине, но, когда они пробирались сквозь почти непроходимый участок леса, Флоренц вдруг остановился.

— Гарриет Поттер, вы знаете, зачем нужна кровь единорога?

Кентавр заговорил настолько неожиданно, что Гарриет едва поняла, что именно он сказал. Мыслями она еще была с несчастной единорогой.

— Нет, сэр.

Флоренц молчал очень долго. Гарриет не осмеливалась его торопить. Наконец кентавр произнес:

— Только тот, кому нечего терять и кто стремится к полной победе, способен совершить такое преступление. Кровь единорога спасает жизнь, даже если человек на волосок от смерти... Но человек дорого платит за это. Если он убьет такое прекрасное и чистое существо ради собственного спасения, то с того момента, как кровь единорога коснется его губ, он будет проклят.

— Значит, ради спасения? Джордж как раз рассказал мне про проклятие. Но тот, кто был в лесу… это был человек. Какой человек решится на такое?

— Разве вы не знаете того, кто много лет ждал, пока сможет вернуть себе силы, того, кто все эти годы цеплялся за жизнь, дожидаясь своего шанса?..

Сердце Гарриет стянул железный обруч. Заглушая шорох деревьев, в ее ушах прозвучали слова Сириуса: «Многие считают, что он умер. Но не думаю, что это так: он исчез, а не умер. Дамблдор не верит, что он умер».

Значит, тот, кто был в лесу…

Тот, кого они видели, когда пробирались к хижине Хагрида за Норбертом…

Тот, кто напал на нее во время квидичного матча: ее шрам тогда обожгло той же болью, что и сегодня, только в тот раз боль была намного слабее…

О боже… о боже мой…

Страх, по силе едва уступающий тому, что охватил Гарриет после покушения, укутал ее полотном, которое не давало ей дышать. Она прислонилась головой к плечу Джорджа и вцепилась ему в руки.

— Гарри, ты в порядке?

Она не отозвалась. Она не могла говорить.

Поблизости послышался топот Хагрида.

— Гарри! Джордж! Все нормально?

Тяжело дыша, он бежал к ним со всех ног.

— Единорога умерла, — сообщил Джордж. — Лежит на поляне в глубине леса.

Спав в лица, Хагрид стащил Гарриет с Флоренца, а затем помог соскочить Джорджу.

— Здесь я вас оставлю, — прошептал Флоренц, когда Хагрид поспешно удалился, чтобы лично увидеть единорогу. — Теперь вы в безопасности. Удачи вам, Гарриет Поттер, — произнес кентавр. — И раньше случалось, что движение планет истолковывалось неправильно, даже кентаврами. Я надеюсь, что этот случай как раз один из тех.

Он повернулся и исчез в лесу, а Гарриет, дрожа, смотрела ему вслед.

— Не могу поверить, что после того, что случилось, этот Хагрид снова ушел, — полный пораженного неверия, поделился Джордж.

— Полный Христофор Колумб, — отстраненно согласилась Гарриет, и они поковыляли в сторону замка.

— А о чем этот кентавр говорил? — спросил Джордж. — Мы проходили, что Марс символизирует войну или битву, но с чего бы войне начинаться? Какая битва? И о ком он говорил — тот, «кто много лет ждал, пока сможет вернуть себе силы»?

Гарриет едва смогла разомкнуть губы, чтобы солгать:

— Я не знаю, Джордж.

* * *

Северус шел через мрак, не пользуясь светом волшебной палочки: за семь лет ученичества и десять — преподавания он до того хорошо изучил замок, что в освещении не было надобности. На стенах похрапывали волшебники с портретов, и где-то позади него шуршал кот — чей-то питомец, выбравшийся на ночную охоту. Несколько лет назад во время ночных патрулирований Северус забавлял себя тем, что считал, сколько котов он встречал за ночь, но вскоре ему это надоело, да и ловить учеников было интереснее.

Он вообразил, что бы было, если бы это он поймал мисс Поттер в ту ночь: так легко она бы точно не отделалась. Воспоминания, которые он вытянул из пустых голов близнецов Уизли, поразили его: тайная перевозка детеныша дракона… Ради Мерлина, он не должен был отказываться от мысли, что однажды в ней проснутся гены Джеймса Поттера и она пойдет устраивать сумасбродные шалости. Наверняка это было и влияние Уизли, тем более что во всем участвовала Грейнджер — всезнайка Грейнджер, первая, кто зачитает вам весь список правил Хогвартса.

Северус собирался устроить мисс Поттер разнос, но, когда он дал ей шанс сказать правду (Северус был уверен, что она не скажет, чтобы не подставлять друзей), она все-таки призналась (при этом не выдав своих подельников). Это произвело на него некоторое впечатление. Нет, не то, с каким изяществом она защитила своих друзей-идиотов, но то, что она осмелилась рассказать ему, что она по-настоящему делала на Астрономической башне в ту ночь.

Он не должен был спускать ей этот проступок лишь потому, что она сказала ему полуправду, но отчего-то так и сделал и теперь раздумывал, насколько неправильно он поступил.

Я вам доверяю.

Северус знал, почему позволил отделаться мисс Поттер так легко.

И я должна говорить вам правду, чтобы вы тоже могли доверять мне.

Но не мог себе в этом признаться.

За поворотом послышалось шарканье — Северус узнал эти шаги с первого звука: то была старческая поступь Филча. Северус направился к нему.

— А-а, это вы, профессор, — проскрипел старик, сгорбившись с керосиновой лампой в руке. — Я надеялся встретить учеников… Эти маленькие паршивцы совсем обнаглели, хамят старшим, как хотят.

— Я проверю первые этажи, а вы можете отправляться на верхние, — бросил ему Северус, чей интерес к собеседнику увял так же мгновенно, как и появился.

— Совсем, совсем страх потеряли, эту девчонку все вокруг балуют, вот она и хамит, наглая мерзавка…

Уже отошедший от старика на несколько шагов Северус резко развернулся.

— О ком вы говорите?

Филч неприятно ухмыльнулся, и свет лампы уродливо подсветил его морщинистое лицо. Глядя на эту улыбку, даже Северус позволил себе надежду, что его злобная ухмылка выглядит не настолько отталкивающе.

— О Поттер, о ком еще... — выплюнул старик. — И этот Уизли, ух, влепить бы им еще отработку.

Северус подобрался.

— У мисс Поттер сегодня отработка?

— А как же… Профессор Макгонагалл отправила их в Запретный лес. Они сейчас там.

Северус потерял дар речи: никто никогда не отправлял провинившихся студентов в Запретный лес ночью… Минерва… теперь, когда там убивают единорогов…

Он грубо оттолкнул Филча с пути и, удерживая себя от того, чтобы побежать, стремительно направился к выходу из замка. Пульс колотился в ушах, в голове; сердце стучало, готовое выпрыгнуть.

Он убьет ее, эту старую кошку-идиотку, отравит или придушит собственными руками…

Тишина замка сменилась тихими звуками ночи, когда он выбрался из школы. Теперь он бежал, обдумываемый ночной прохладой, и звезды неярко освещали ему путь.

Минерва, почему она так поступила? Зачем?

Мысль-озарение неопределенным шорохом забилась в голове, но Северус слишком торопился и волновался, чтобы разглядеть ее. Потом у него будет много времени, чтобы сделать это, а пока ему нужно вытащить девочку из леса.

Вдалеке послышался голос — тихий, по-девчоночьи высокий. Он был ровным, будто его обладательница просто с кем-то разговаривала — не умирала, не подвергалась нападению, не кричала от боли или страха. Это должно было успокоить Северуса, но вместо этого его сердце забилось только сильнее, и он побежал еще быстрее: найти, увидеть, схватить.

Через несколько шагов он разглядел две тени: они тоже увидели его и остановились, как вкопанные. Северус подлетел к ним.

Руки мисс Поттер и ее мантия были запачканы чем-то мерцающим и серебристым. Сама она, кажется, невредимая, удивленно и с опаской глядела на него. Он сделал рывок вперед. Девочка резко попятилась и вдруг выкрикнула:

— Это не свидание!

— Профессор… — Уизли шагнул к нему и протянул руку поперек ее тела, загораживая ее — защищая от него, Северуса.

Мысль о том, что он, должно быть, выглядит как эссенция бешенства, и потому дети испугались его, не помешала новому витку гнева вспыхнуть в нем. Как этот малолетний кретин смеет защищать мисс Поттер от него? Это не он тащил ее на ночную прогулку по замку!

— Я знаю, что это не свидание, — прорычал Северус, а последнее слово просто выплюнул. Он схватил Уизли за воротник и толкнул вперед, а девочку — за плечо и потащил за собой. — В замок, быстро!

Он мчался стремглав, и девочке (и Уизли, наверное, тоже) приходилось через шаг переходить на рысь, чтобы поспевать за ним. Нужно было сбавить темп, остановиться, отпустить руку девочки или хотя бы ослабить хватку; но он не мог, и сердце продолжало колотиться в груди, чуть не ударяясь о грудную клетку. Когда они вошли в холл замка, Северус остановился так внезапно, что мисс Поттер, которую он все еще держал за руку, пошатнулась. Не доставая палочку, он повесил шар света под потолком.

Только теперь он заметил, что у мисс Поттер заплаканное лицо. Он отпустил ее руку и со вспышкой досады смотрел, как она потирает плечо.

— Вы ранены?

Она посмотрела на свое плечо, будто обдумывала, считаются ли последствия его хватки ранением. Северус обругал себя.

— Нет, э-э… вообще-то…

Мисс Поттер странно глянула на своего дружка-недоумка и замялась. Вдруг Северус понял.

— Уизли, поднимайтесь к себе, — приказал он сурово. — Мисс Поттер, вы пойдете со мной.

Уизли приобрел вид растерянный, через миг — непокорный, но девочка лишь кивнула ему и сказала: «Иди». Он бросил на Северуса взгляд, полный недовольства (нисколько Северуса не взволновавший) и убрался, оглянувшись на девочку напоследок. Когда тот скрылся, Северус, ни слова не говоря, развернулся и пошел к подземельям. Спускаясь по темным лестницам, он слышал торопливые шаги мисс Поттер за своей спиной.

* * *

Гарриет думала, что профессор Снейп ведет ее в свой кабинет, но он прошел мимо, не задержавшись. Гарриет с удивлением следовала за ним вглубь подземелий, где она раньше никогда не была, пока он не остановился (резко, разумеется) и не распахнул перед ней дверь. Она замешкалась, и профессор Снейп сверкнул на нее своими черными глазами; и тогда она прошмыгнула внутрь, пытаясь быть юркой, как мышка.

Профессор Снейп захлопнул за ними дверь и промчался вперед. Гарриет скромно прошла за ним. Это были, без сомнения, жилые комнаты, а не кабинет: миновав короткий коридор, они оказались в гостиной. Напротив нерастопленного камина стояли бурый диван и маленький журнальный столик, а вдоль стен расположились шкафы с кучей книг. Книжные полки заполняли почти все пространство возле стен, и книг было так много, что это ошеломило ее. Точно не зная, всерьез она или нет, Гарриет спросила:

— Почему вы декан не Рейвенкло?

Профессор Снейп бросил на нее непонятный взгляд и вызвал домового эльфа. Несмотря на то, что было поздно, ушастик в наволочке с эмблемой Хогвартса сразу же явился и, легко поклонившись, уставился на профессора.

— Чай с мятой и ромашкой, — приказал профессор Снейп тем же тоном, каким приказывал ученикам нарезать червей или погружать в котел крысиные хвосты.

Эльф молча поклонился и исчез. Профессор Снейп, видимо, даже домовых эльфов вымуштровал: обычно те бормотали что-то услужливое после появления и перед тем, как исчезнуть. Должно быть, профессор не выносил пустой болтовни даже от ушастиков.

— Что у вас на руках и мантии? — спросил он. Профессор уже не казался таким свирепым и невменяемым, как когда появился на поляне перед хижиной.

Гарриет подняла руки перед собой: единорожья серебристая кровь уже засохла на них. Глаза вновь стали наполняться слезами.

— Что такое? — спросил профессор Снейп тише и спокойнее. Он подошел к ней.

Слеза капнула на ладонь, и крохотный участок единорожьей крови размок — стал таким, какой и должна быть кровь: мокрой, теплой. Не высохшей и холодной.

— Это… это кровь единороги, профессор.

Профессор Снейп взял ее за запястья — уже гораздо более аккуратным движением — и приблизил ее ладони к своему лицу. Некоторое время он их рассматривал (кровь на них), а затем, к смущению Гарриет, понюхал. Она рефлекторно попыталась выдернуть руки из его захвата, и профессор Снейп, коротко замешкавшись, отпустил их.

— Где я могу помыть руки?

Профессор Снейп взмахнул палочкой, и ее ладони стали чистыми. На мантии тоже не осталось пятен. Он мотнул головой в сторону дивана:

— Садитесь.

Гарриет осторожно присела на диван, чувствуя себя при этом весьма странно (она же попала в личные покои профессора Снейпа, божечки-кошечки, а теперь вообще садилась на его диван, ух). Профессор сел напротив, взял со столика чашку чая, появление которой она просмотрела, и протянул ей. Гарриет приняла чашку двумя руками.

— Расскажите мне все по порядку, — сказал он спокойно.

Она вздохнула и принялась за рассказ.

— …этого человека спугнул кентавр по имени Флоренц.

Гарриет опустила тот факт, что она напала на… него. Даже не зная, кем был тот человек, профессор Снейп накинулся бы на нее за то, что она напала на заведомо более сильного противника, а не сбежала. А учитывая, что она собирается рассказать, кем он был…

— И я побежала к единороге… она была еще жива…

Слезы снова закапали, но Гарриет не позволила превратиться им во всхлипы или рыдания; она поставила чашку на стол и продолжила говорить.

— Я пыталась залечить ей рану тем пустяшным заклинанием, но оно ничего не дало… Рана была огромной… Я забинтовала ее, и Джордж наколдовал бутылку, а я наколдовала воду и все охладила, чтобы приложить… только она все равно умерла…

Гарриет не говорила, но и не всхлипывала. Наконец, она закрыла лицо руками, чувствуя, что несмотря на все ее усилия, плечи сотрясаются.

— Вы ни в чем не виноваты, — произнес профессор Снейп через какое-то время, и она взглянула на него.

Он смотрел на нее так, как никогда не смотрел раньше: он ей что же… сочувствовал?

Гарриет замотала головой.

— Если бы я умела делать то заклинание… Вулнера Санентур… или что-нибудь еще… можно было бы ее спасти.

Она все-таки снова разрыдалась. Профессор Снейп не произнес ни слова, пока она плакала. Он просто сидел рядом.

Когда она успокоилась, профессор Снейп все еще молчал. Безмолвная тишина длилась долго, прежде чем Гарриет вновь услышала его голос. Он был спокойным, тихим и… очень печальным.

— Позвольте я расскажу вам, что вы сделали. Вы забинтовали рану, хотя на уроках вас этому не учили: вы освоили это сами. Вы наколдовали воду и охладили ее, хотя это заклинания не вашего года. Вы сделали все, что могли.

Гарриет хотела запротестовать, но профессор Снейп поднял руку.

— Я знаю, что вы хотите сказать, мисс Поттер. Вы хотите возразить, что, если бы вы умели больше, единорога бы не умерла. Но вы, — он заговорил, четко разделяя слова, будто пытался вбить их ей в голову молотком, словно гвозди, — вы не умели. И даже не могли научиться, пусть бы и очень старались: это пока не ваш уровень. Способности любого человека ограничены, и всем нам приходится жить, принимая эти ограничения. Даже самый могущественный волшебник перед чем-то бессилен, и научиться принимать свое бессилие стоит большого мужества.

Эти слова затопили Гарриет горечью. Она сгорбилась и глядела в пол, переваривая их. Когда он сказал: «Но вы не умели», ее вдруг пронизало такой болью, что она едва не подумала, будто профессор специально пытается ей навредить. Но тут Гарриет поняла: это был тот вид боли, после которой становится легче. Боль, которую нужно принять, прочувствовать, чтобы можно было жить дальше. То, что с ней сделала доктор Харт полгода назад.

Профессор Снейп не пытался пристыдить или обвинить ее в чем-нибудь; он пытался ей помочь.

Поэтому горечь была не единственным чувством, которым Гарриет откликнулась на его слова: они ее взволновали. И не только потому, сколько драгоценного смысла в них было и сколько утешения они давали, но и оттого, что эти слова исходили от профессора Снейпа. Он не просто утешал ее: он делился своими личными мыслями, и само это было для Гарриет не менее ценно, чем смысл его слов.

А еще, да, он утешал ее. Он никогда раньше этого не делал. Ее сердце подпрыгнуло.

Гарриет захотелось его обнять, но она осталась на месте.

— Но как же… — начала Гарриет, доставая платок, — всякие мотивирующие штуки вроде: «Верьте в себя и выходите за рамки»? И…

Она помолчала, пытаясь облечь в слова мысль, которая прыгала из угла в угол и не давала поймать себя в сети.

— …ведь можно просто сдаться, когда сдаваться нельзя, когда действительно можно сделать что-то необычное. И тогда эта мысль о бессилии… она станет отговоркой или… ведь если захотеть, можно по-настоящему в нее поверить, даже если она не является правдой.

Профессор Снейп снова помолчал; наверное, пытался уловить смысл в ее сумбурном потоке речи.

— А вот для этого, мисс Поттер, нужна мудрость — чтобы отличить обстоятельства, при которых вы бессильны, и обстоятельства, при которых вы хотите поверить в собственное бессилие.

Гарриет смотрела на своего профессора, широко раскрыв глаза: в ней смешались озарение, понимание, изумление и восхищение. Она знала, что профессор Снейп безусловно умен, но видеть новые грани его ума оказалось… впечатляюще. И она ему улыбнулась.

Профессор Снейп отвел глаза.

— Пейте свой чай, — бросил он.