Мой принц (гет)

POV Гарри Поттера

Проснулся потому, что Джинни трясла меня изо всех сил и что-то кричала. Я никак не мог понять, что она говорит.

Накануне, вернувшись из Мунго, я напился до потери сознания. Поэтому я не просто не слышал того, что говорила Джинни, а не понимал, кто я такой, что здесь делаю, и какое отношение ко мне имеет эта рыжеволосая девушка.

Потом я начал что-то соображать и даже услышал, что говорит Джинни:

— Гарри, как ты мог не сказать нам, что Гермиона в Мунго? Нам сказали, что именно ты принёс её туда. Как ты мог уйти, оставив её одну? Она пыталась покончить с собой. Спасибо Снейпу, он вовремя вмешался и спас её. Гарри, ты должен найти этого негодяя! Он бросил Гермиону беременной, она потеряла ребёнка. Гарри, вы же друзья, ты обязан помочь ей!

Что я мог сказать Джинни? Меня охватил ужас, что я топил своё отчаяние в огневиски, когда моя любимая могла умереть. Действительно, я ведь видел, в каком состоянии находится Гермиона. Как я мог уйти, оставив её наедине с её горем?

Я пообещал Джинни поговорить с Гермионой.

Молоденькая медиковедьма встретила меня неласково:

— Друзья, называются! Бросили девочку одну. Она чуть не умерла, а Вам и горя нет!

Она была права, что говорить.

Гермиона тоже не была рада видеть меня.

— Гермиона, я виноват! Я не должен был уходить. Давай забудем всё. Уедем куда-нибудь вдвоём. Только ты и я.

— Я еду на практику, в Россию.

— Поедем вместе?

— Гарри, ты не понял? Вместе нас уже нет. Вместе ты с Джинни. А я сама по себе.

— Что ты говоришь! Гермиона, неужели для тебя так важен официальный статус? Ты всегда была выше этого!

— Гарри, это манипуляция! Да, я хотела быть твоей женой. Хотела иметь от тебя детей. Что в этом плохого? Ты ведь того же хочешь, но не со мной, а с Джинни.

Она была спокойной. Это меня пугало. Это была уже не моя Гермиона.

— Гарри, успокойся. Вчерашнее не повторится. Я буду жить. Без тебя. Но буду.

Это были её последние слова. Больше она не сказала ничего. Мне снова пришлось уйти.

На другой день Гермиону выписали. Рванул в университет. Там сказали, что она уехала на практику. В рекордный срок оформил отпуск. Я знал, где искать Гермиону.

К Петру Ивановичу постучался рано утром.

— Я хочу поговорить с Гермионой!

— Она у Нинушки

У дома Нины Петровны, местного ветеринара, я был через десять минут.

Ждал. Дверь открылась. Она вышла крыльцо. Равнодушно посмотрела на меня и пошла к колодцу. Я за ней.

Она набирает воду. Не понимаю, что происходит. Не могу заговорить с ней. А она словно меня не видит. Набрала воды. Ушла в дом. Стою как дурак. Хочу войти в дом. Но не могу.

Вышла Нинушка.

— Вот что, герой, уезжай. Не морочь девке голову. Ей в себя прийти нужно.

— Я должен поговорить с ней.

— Поговоришь, когда время позволит. Сейчас оставь её в покое. Больна она. Слабая. Вот наберёт силы, тогда и поговоришь.

Что я мог поделать? Пришлось уехать, несолоно хлебавши.

* * *

POV Гермионы.

Выписали из Мунго. Куда идти? Последнее время я жила в домике мамы Гарри. Но теперь мне там делать нечего. Впрочем, я сохранила дом своих родителей. Надо только вещи взять.

Нет. Ничего брать не буду. Бизнес родителей развивается успешно. Куплю всё, что нужно. Заберу только книги и рукописи.

Так и делаю. Мельком бросаю взор. В нашем домике застыло время. На столе в кухне — несъеденный завтрак. Злополучный номер «Пророка» валяется на полу. На трюмо лежат мои заколки.

Всё. Больше я никогда сюда не вернусь.

Ночевала в своём доме. Утренним рейсом вылетела в Петербург, оттуда электричкой до Бабаево. Не стала сообщать Петру Ивановичу точную дату приезда. Не хотела, чтобы меня встречали.

От станции до деревеньки 100 км. Рейсовый автобус не доходит до неё три километра. Меня это устраивало.

Я шла пешком до нужной мне деревеньки. Шла полями и лесом, где мы столько исходили с Гарри. Шла и плакала навзрыд.

Я не плакала ни тогда, когда на меня обрушилась новость о помолвке Гарри, ни тогда, когда потеряла ребёнка. Я просто застыла, заледенела.

Но сейчас, когда каждое дерево, каждый камень напоминал мне о потерянном счастье, я не могла сдержать слёз.

Я постучала в дверь дома Петра Ивановича поздним вечером, обессилевшая от слёз.

— Здравствуй, девонька! Плакала? Вот и дело!

Я тебя сейчас к Нинушке отведу. Она баньку истопила, постель приготовила в светёлке. Подушечку травами нужными набила.

Она тоску с тебя снимет. Никто, кроме Нинушки, лучше это не сделает.

— Вы знаете?

— Газеты читаем. Не только наши. Пойдём, девонька.

Нинушка, черноглазая девушка, потомственная ведьма, работала ветеринаром. Она была специалистом по любовной магии. И животных лечила. Она, действительно, ждала меня.

Вытащила из русской печки горячий борщ, затем котелок с исходившей парой отварной картошкой, к которой прилагалась отлично приготовленная селёдочка, солёные огурчики и запотевшая бутылочка самодельно изготовленного самогона, рядом с которым огневиски казался просто безобидным лимонадом. Выложена была и буженина, и домашние колбаски, и ветчина и, разумеется, сало.

Пришлось мне и Пётру Ивановичу отдать должное всему, чем угощала гостеприимная хозяйка. Честно говоря, я рассчитывала на то, что трапеза закончена, когда на столе появился самовар. Но к чаю полагались блины, драники и, гордость хозяйки, рагульки (ржаные ватрушки с картофелем). Это не считая пирогов с вареньем, капустой и мясом. А какой чай без домашней наливки? И всё это полагалось хотя бы понемногу попробовать.

Потом была банька, где Нинушка исхлестала меня берёзовыми и дубовыми вениками, да всё с приговорами. Обливала водой и квасом и снова что-то приговаривала. А потом мы пили чай из самовара, с какими-то травами.

— Нина, может быть, отворот?

— Нет, милая, этим я не балуюсь. Это грех. Ты сильная. И так справишься. Вот, тоску я с тебя сниму.

Совершенно обессиленная, я свалилась в постель. Подушка пахла чем-то очень приятным.

Утром я проснулась, совершенно обновлённая. Нет, я всё помнила. И моя любовь к Гарри никуда не исчезла. Но всё это казалось далёким прошлым. Рана почти зарубцевалась. За завтраком я смела всё, что подала на стол Нинушка: яичницу с волнушками, домашний хлеб с маслом, пшённую кашу. И чай с пирогами.

А потом мы разговаривали.

— Нина, сейчас я почти спокойна. Но мне ещё предстоит на свадьбе присутствовать. Боюсь, что не справлюсь!

— Не проблема. Помогу. Сейчас заговорю тебя. Щитом прикрою. Он не сможет к тебе подойти, и у тебя хватит сил держать дистанцию. При этом ты сможешь разговаривать с ним, но только при посторонних. Заговор действует полгода. А потом сама справишься. Но на всякий случай, если придётся встретиться с ним (я понимаю, что ты дружишь с его невестой и её семьёй), я зелье дам. Действие рассчитано на сутки. Но это на крайний случай. Злоупотреблять им нельзя. Но ты ведь умная девочка. Тебе можно доверять. Три капли на стакан воды. Ни каплей больше.

Нинушкин заговор и помог мне спокойно отреагировать на приезд Гарри. Я не хотела с ним говорить. А он не мог подойти ко мне. Действовал заговор отчуждения.