Novice (джен)

Третий круг. Четвертый круг. Пятый круг.

Вот теперь-то, наконец, можно и выдохнуть, и глаза открыть. Цвет — как вечернее небо, целиком упрятанное в котле. Мешалку Нэт отложил в сторону, осторожно, стараясь ни мантии, ни рук не запачкать — запах у зелья был правдивый, крепкий и на редкость тяжело выводился.

Зажмурился снова, потому что от пара глаза щипало, но было уже поздно.

«Мои поздравления… Полчаса слез, и это, если успеешь промыть…»

Знал, что не успеет: зелье нужно было разлить сразу, как остынет, уже ждали флаконы. Бальзам Киммлера варить без маски — это, кстати, прямое нарушения правил безопасности — но тратить время на трансфигурацию… Столько раз он видел, как дед, тряпкой нос закрыв, брался — что тут решился и сам.

Дверь туалета на втором этаже была надежно закрыта от случайных посетителей и сквозняков. Все равно откуда-то тянуло сырым, подземельным духом, пар оседал, зелье остывало быстро. Нэт переливал его осторожно, капля за каплей, и капли эти, как драгоценные камни, скатывались по стеклу флакона на дно.

Потом уже, когда все закончилось, рискнул: «Tersus». Стало легче дышать. Чуть погодя стянул мантию, бросил в раковину. От намокшей ткани в воде расползались синие разводы.

«И голову, наверное, тоже придется, потому что эссенцию огнецветки Снейп учует с другого конца Большого зала, не то, что в слизеринских катакомбах. Моргана побери это дурацкое расписание… Я ведь должен успеть, времени до Йоля осталось совсем мало… а мистер Юнган обещал…»

Вода, наполнив раковину, плеснула через край на пол. Нэт почему-то об этом не думал — прямо из зеркала смотрело на него диковинное, в голубой грязи лицо, ничем не напоминавшее школьника. Фыркнул и принялся умываться.

«Ведь надо еще эссе по чарам. Травология на завтра тоже не написана».

Как-то так произошло, что в последнее время учиться стало решительно некогда. Просто многие вещи занимали его гораздо больше, нежели гоблинские восстания и списки туманностей, видимых в магически усиленные телескопы. Больше даже, чем изощренные веселящие чары и заклинания забывчивости.

Дорогу до библиотеки он сумел бы пройти с закрытыми глазами, из любого конца замка.

«Про магические водоросли можно и ночью в учебнике прочитать, там хотя бы не на латыни. А вот “Недуги от проклятий” — только сейчас. Если рассчитывать по весу, мне больше восьми капель бальзама и не понадобится, а восемь лишних у меня есть… Надо только быть осторожным».

Он знал, что лукавит — никакой осторожностью тут и не пахло. Но просто не мог уже остановиться.

Высокая дверь послушно скрипнула — звонкая тишина, шорох страниц, косой вечерний свет — приняли Нэта в свои объятия, как принимали всегда. Старые, тяжелые тома, пропахшие опасной магией… Они, правда, доставались ему в руки только под бдительным присмотром мадам Пинс.

«Садитесь. Да, передо мной. Я должна быть уверена, что эти книги не причинят вам вреда».

Когда она вертела в руках разрешение — словно пытаясь сообразить, как это ее обманули — до чего была похожа на Хиггса, пробовавшего на зуб зеленый сургуч печати!

Нэту было все равно, где читать. Тем более, что иногда, она уходила — и один раз, так удачно…

— Здравствуйте, мадам.

Кивок в ответ:

— То же, что вчера, Баркер?

— Знаешь, что у тебя второй день глаза красные?

— Правда? Недоспал, наверное.

— Неудивительно, раз ты теперь ночуешь в библиотеке. Признайся — это ведь так и есть?

На это Нэт ничего не сказал, только сумку на плече поправил и пропустил вперед коротышку Хиндли, торопившегося занять место подальше от кафедры преподавателя. Дверь в класс зельеварения была уже открыта.

— Все равно. Энжи туда забегала перед завтраком, вернуть книжку — и она тебя видела! А потом во время обеда. И после уроков. И после ужина. И два дня назад ты не хотел пойти посмотреть мою тренировку. И сегодня перед чарами сказал, что у тебя нет времени варить со мной говорящее зелье!

Они уже давно сидели отдельно, но все равно со своего места он прекрасно слышал ее тонкий, свистящий шепот.

— Ты вообще, когда в последний раз под солнце выходил?

— Может, после урока, Энквист?

— После урока ты опять куда-нибудь денешься…

Учебник устроен с краю, заготовлен и чистый лист, и заточенное перо. Чернил — полпальца на дне, без того два раза уже разбавленных самодельными. Ждать оставалось недолго — дверь хлопнула, и профессор проследовал к кафедре между рядами.

Каким-то странным образом от одного только звука его шагов прояснялось в голове.

«Сыворотка Кромби у него не получается. Нэтан Баркер, ты идиот… Это же элементарно. Она и не может получаться. Чья это вообще была идея — сводить баланс к нулю? Ничего удивительного нет в том, что первоначальных рецептов ядов тебе отыскать так и не удалось — их, скорее всего, просто не существовало!»

— Мы посвятим сегодняшнюю лекцию повторению пройденного, — произнес профессор, внимательно оглядывая класс, — а именно, вопросам хранения и транспортировки магических ингредиентов. Классы С, D, Е и F, входящие в рецепты большинства зелий школьной программы.

«Потому что у скрытого зелья не может быть постоянного потенциала! А значит — это никакие не скрывающие агенты. Если мы сравним их в общей реакции… Здесь должно быть соотношение, как в том проклятии, "срывающий покровы", из “Недугов”… Вот если…»

Еще не придуманные толком, но на краю сознания уже существующие, тени будущих формул, как пузыри со дна котла, весело поднимались наверх и толпились где-то перед самыми глазами. Нэт их почти что видел.

Впрочем, также ясно видел он и доску, уже покрытую мелким курсивом, нервно дергавшуюся, в ожидании вопроса, руку лопоухого второкурсника.

— Судя по последним работам, большинство из вас продолжают оставаться печально невежественными в этой области, несмотря на прошедшие три семестра обучения, — в словах не звучало разочарования, это была констатация факта. — Доверять работу с ингредиентами остолопам, которые не знают и не хотят знать, как с ними обращаться — не только бессмысленно, но и опасно.

Какая стояла тишина! Было, наверное, слышно, как по углам дрожат, прячась от светильников, тени.

— Следовательно, те, кто не сдаст мне зачет, в дальнейшем не будут допущены к практическим занятиям.

Стало еще глуше — слышно было каждый вдох. Лопоухий рэйвенкловец, бледнея, впивался взглядом в план лекции на доске, исполненный решимости сдать этот самый зачет или умереть. Нэт же, давя в зародыше усмешку, отвел глаза.

«Глупо было делить агенты на активные — и скрывающие. Здесь важнее порядок. Задать колебания потенциала можно только в совместной, сложной реакции. Причем, запустить ее должен фактор среды — пульс, частота дыхания… Постулат о непостоянном фоне у живого объекта — а если поподробнее, с того момента, как агенты впитываются в кровь? Не может же не быть там совсем никаких изменений. Кстати, состав крови тоже придется имитировать. И как сделать так, чтобы для заклинаний обнаружения ответ был, будто проверяют чистую кровь?»

Вопрос был задан — тишина же, воцарившееся в классе, приобрела оттенок волнительного торжества — а Нэт прятал про себя беспокойство. Редко когда он позволял себе задуматься настолько, чтобы не услышать преподавателя здесь, в подземелье.

— Вставать не обязательно, мистер Тилкотт. Я прекрасно вижу вашу руку. Мистер Кинштайн, может быть, вы?

«Сколько можно, одно и то же…»

Юстин, спотыкаясь, перечислял семейства магических растений, используемых в зельях. Кое-что пропускал — Снейп, впрочем, слушал, позволяя недовольству отразиться лишь в изгибе губ. Когда семейства закончились, он кивнул, добавляя Слизерину незаслуженные пять баллов, и принялся объяснять сам. Все — включая обиженных рэйвенкловцев — дружно застрочили перьями.

«Группы альфа и бета класса Е, чувствительные к магическим преобразованиям, не должны подвергаться при транспортировке уменьшающим, скрывающим, поддерживающим температуру и влажность магическим преобразованиям… однако с некоторыми ограничениями переносят аппарацию… Перечислим эти ограничения…»

Как такого можно было не знать? В любом мало-мальски полном справочнике все это есть, и в определителях растений — тоже. Скорописью выводя слева исключения при аппарации и перемещениях порталом, Нэт и не заметил, как справа, где было отведено место для комментариев и ссылок, сами собой стали появляться строчки.

«Вот почему Кромби не получался — потому что у сыворотки слишком стабильный фон… не скроешь. В обычном случае магия зелья вступает с магией реципиента в диссонанс — но здесь, при том, что этого диссонанса надо избежать — зелье-то по-прежнему должно действовать, как задумано… наверняка у ибн Амадха…»

Голос у профессора стал теперь тих — даже монотонен — несмотря на всю театральность, с которой он допрашивал неготовых к урокам неудачников, рассказывать о том, как перевозить поющий камыш, ему было не слишком интересно.

«А ведь все пишут, пишут как один… Вот и я пишу…»

«Группа тэта и эпсилон — малый спектр бытовых заклятий, с потенциалом, не превышающим стандартный более, чем…»

Снейп продолжал говорить — похоже, мысль, что у кого-то хватит ума опробовать хоть на каких-то ингредиентах «спектр бытовых заклятий» вызывала у него здоровую иронию.

«Между прочим, ты ведь не знаешь, какая у первого яда в действительности реакция на определяющее заклятие. Может быть, никакой, а может быть — амплитуда все-таки меняется… В “Итоге…” не написано — тогда еще не развлекались прикладной арифмантикой к чарам. Но предположим, что реакции все-таки нет. Вывод напрашивается сам собой… »

«Следует помнить о наложениях… — с усмешкой диктовал профессор, — ни один ингредиент не сохранит свои первоначальные свойства, подвергнутый многократному магическому воздействию. Исключающий закон Голпаготта-Бромпа…»

«В момент создания — фон или нестабильный, или отсутствует. Формула с массовыми долями ничего тебе не дает. Это только приблизительный ответ. Неточный. В том-то все и дело. Как ты проверишь, переменный на этом этапе потенциал или нет? Но, Гештинан, ухитрился же он все это провернуть, в тринадцатом веке?…»

«Класс D, группа альфа — последствия любого прямого применения магии — необратимы. Группа бета — необратимы. Группа гамма — необратимы. Группа дельта…»

«И эпсилон — необратимы с исключениями. Неопределимые зелья мне варить не из чего, да и опасно. Но если удастся похожую реакцию запустить на чем-нибудь попроще? На сердечных каплях, например. Разве я не смогу — сердечные капли? Разложим-ка их… модифицируем, даже комплементы…»

— Каждый из присутствующих напишет мне три фута о способах добычи и транспортировки одного ингредиента класса Е… и одного — класса D, входящих в состав морочащей настойки.

Лекция была закончена. Мелкий курсив с доски был стерт взмахом руки — но Нэт этого не заметил. Он сидел, сдвинув брови, уставившись в конспект — справа было там написано не меньше, чем слева. Ответ был так близок.

— …кроме вас, мистер Баркер. Для вас — все исключения из класса В.

Оторвал взгляд от страницы. Снейп смотрел прямо на него.

— По Канеманну или по Дювенхау? Сэр?

Поздно, поздно закрывать лист руками. В черных глазах уже сверкнуло что-то. Неприятно знакомое.

— По Канеманну.

— Но ведь в его классификации только одно исключение… — начал было Нэт и тут же запнулся.

«Зато какое… Melampyrum Nemorosum, огненный цветок… в просторечии — огнецвет…»

Где-то далеко, наверняка не взаправду, прозвенело. И оборвалось. Сердце тут же стало биться медленнее, словно бы выше. Он знал, что сейчас будет сказано.

— Урок окончен, все свободны, — профессор продолжал рассматривать исписанный в две колонки пергамент. — А вы останьтесь, мистер Баркер.

Студенты заторопились к выходу — задерживаться в мрачном подземелье дольше положенного никто не желал. Вышел Кинштайн, бросив на Нэта любопытный взгляд. Энквист подмигнула — мол, буду в коридоре.

«Как будто это поможет…»

Профессор выждал, пока за последним учеником закрылась дверь. Светильники на стенах потускнели, словно без суеты урока тени, разогнанные по углам, обрели силу, и бороться с ними стало труднее. Впрочем, не покидало ощущение, что так оно и должно было быть с самого начала.

— Задам прямой вопрос, — Снейп вернулся к кафедре, чтобы оставить там журнал. — Насколько хорошо вы, Баркер, знаете мистера Брэгли?

— Брэгли, который учится на пятом курсе в Хаффлпаффе, сэр?

— Да, его, — кивнул профессор.

— Он мне едва знаком, сэр.

«Глупо, Нэтан, глупо и очень…»

— Однако, вашего «едва» вполне достаточно, чтобы участвовать в его сомнительных предприятиях? — журнал был закрыт, перо вернулось на свое место. Движения мастера были, как всегда, предельно точны.

— Мне неизвестно ничего ни о каких предприятиях, сэр, — ровно выдал Нэтан и тут же об этом пожалел.

Профессор вышел из-за кафедры — на миг показалось, что тени взвились навстречу черным полам его мантии, словно бы приветствуя.

— Я похож на человека, которому можно безнаказанно лгать?

Нэт отступил — против воли, задевая рукой стол. Потом опомнился.

— Нет, не похожи, сэр.

— Вот и не лгите, — спокойно предложил Снейп.

Тишина сразу стала гуще, чем болотная грязь.

— Джонатан Брэгли был весьма огорчен, когда узнал, что за нелегальное хранение бальзама Киммлера ему грозит временное исключение. Высказал даже нелепое предположение, будто его подставили намеренно.

«Тянет… Зачем так медленно… сказал бы уже сразу… Чего он ждет от меня?»

— Я, мистер Баркер, не стал его разуверять. Ведь, какой в действительности была ваша цель, известно только вам.

— Но сэр, я ничего не де… — без особой надежды все же попытался Нэт. Его оборвали сразу.

— Прекратите. Я достаточно видел ваших работ — узнать, чьей руки зелье, мне было несложно. Так что едва знакомый вам мистер Брэгли напрасно надеялся облегчить свою участь, твердя ваше имя.

Осмелев, под кафедрой тени свили гнездо. Как черные змеи. Казалось, шипят — почти неслышно. У профессора голос тоже — шипящий, тихий, вода подо льдом. Весь мир от такого его голоса уходил под лед.

— Практика без лицензии, мистер Баркер, по закону наказуема крупным штрафом или даже тюремным заключением. Кроме того, знаете, почему зелье, которое вы сварили, не продают лицам моложе семнадцати?

Чувствовал, как ноги приросли к полу — здесь, в кабинете, замечательный пол, старинный, каменный, шлифованный почти до блеска поколениями домовых эльфов. Выщерблины и трещины в нем тоже есть — и кажется, вон там — чем-то едким прожженная дыра…

Полминуты тишины тянулись почти бесконечно.

— Долго еще будете молчать?

— При постоянном… — Нэт начал говорить, но тишина продолжалась внутри, под кожей, звук возвращался в горло, и приходилось выгонять его силой. — При постоянном применении… сочетание слюны гиппокампа и вытяжки огнецветки негативно действует на нервную систему… что в младшем возрасте может оказаться губительным, даже если… применять не дольше двух недель…

Профессор медленно кивнул — взгляд у него стал еще холоднее, чем был.

— Допустим, здоровье других учащихся вас не беспокоит. Сколько же ночей вы сами не спали?

— Всего четыре, сэр…

— Всего четыре? — заявление его Снейп встретил уже насмешкой, весь подобравшись, как перед атакой, но вместо атаки — Нэтов конспект оказался у профессора в руках. — Ради чего? Ради вот этого? Ради ваших бдений в Запретной секции?

Скорописью исписанные листы — съежились, как жалкие шпаргалки. Снэйп их проглядел — быстро, небрежно. Но зато — каждый. В груди у Нэта ёкало всякий раз, как Снейп откладывал лист и брался за следующий. Когда конспект закончился, мастер еще некоторое время молчал.

— Готовы собственные мозги превратить в кисель, пренебрегая простейшими правилами безопасности? — произнес он, наконец. — Занимаетесь какими-то бредовыми проектами, вместо того, чтобы учиться!

— Я видел список литературы, которую вы прочли, и поверьте, все то, за чем вы так рвались в Запретную секцию, можно было отыскать в учебниках для старших курсов. У вас нет ни терпения, ни подготовки, чтобы работать с по-настоящему ценными источниками.

«Естественно, по-настоящему ценных источников достоин только он один… Можно подумать, я не видел его подписи на формулярах…»

— Не знаю, кто вообще позволил вам взять в руки ибн Амадха — определенно, человек этот был не в своем уме.

Губы чуть искривлены, лицо худое — но в провалившихся глубоко глазах не оказалось уже ни усмешки, ни презрения.

От них хотелось закрыться стеной.

— Официально, единственная копия хранится в Министерстве, чтобы получить допуск, необходимо полгода добиваться разрешения в Визенгамоте, — колючий, четкий голос разносился по классу, как разносится дробь шагов по ночному лесу. — Вы же преспокойно цитируете «Итог…» в конспектах, и полагаете, что это пройдет незамеченным?

— Я прямо не цитировал!

— Однако вы читали!

— А вы — разве нет?

В черной глубине полыхнуло гневом, Нэт шагнул было назад — сзади опять стоял стол. Уже левая рука нащупывала в кармане палочку, и он прикидывал, во что ему обойдется рывок к двери — когда профессор заговорил вновь, почти спокойно.

— Вы забываетесь.

Тишина в подземелье больше не походила на болотную грязь. Она запахла северным ветром, гулявшим в эту зиму над озером. Стала бездонной, страшной, не меньше, чем черные глаза, сверлившие насквозь — не позволявшие отвернуться или потупить взгляд. И в ответ просыпалось внутри, в душе, что-то острое, злое, с чем Нэту справиться не удавалось никогда.

— Прошло чуть больше года, а вы опять ищете на свою голову неприятностей. Напрасно вы полагаете, что я посмотрю на это сквозь пальцы и позволю вам тратить время на бессмысленные авантюры. Считайте ваше разрешение в Запретную секцию аннулированным.

— Разумеется, сэр. Чтобы лишнего не узнать? — бросил Нэтан, не в силах удержаться. — Так же, как мне и про модификацию Кирчева знать не надо было?

— Именно, — любезно согласился Снейп. Глаза его сверкали. Он подошел ближе, но веяло от него не яростью, а почему-то холодом. — Именно так. Не обольщайтесь, Баркер. Мне не составит никакого труда выяснить, кто вел с вами беседы о Дурмстранге и снабжал сомнительной литературой.

Взгляд пришлось отвести — и медленно, очень осторожно выдохнуть, как делают, когда взвешивают порошки. Это, впрочем, ничуть не успокоило.

Да и какое, к Моргане, спокойствие? Разве этого Нэт хотел? Разве так он хотел, чтобы все закончилось?! Из-за какого-то глупого хаффлпаффца! Из-за несчастной пол-унции золотоглазки!

— Теперь к делу, — в усмешке профессора, когда он бросил взгляд на многострадальный конспект, осталось мало человеческого. — Вижу, на моих уроках вас мучает скука. Вы считаете, что достойны лучшего. Что ж, как я уже сказал — временное исключение. Пожалуй, мне стоит написать мастеру Броку немедленно — и пусть он разбирается с вами, как сочтет нужным.

«Ну, пиши, лицемер…»

Вряд ли Снейп рассчитывал увидеть на лице у студента оскал — не уступавший его собственному. Нэтан даже не побледнел.

— Что такое, мистер Баркер? Для вас это больше не угроза?

«В этот раз мне есть к кому идти, когда дед меня вышвырнет на все четыре…»

Мысли эти, похоже, были у Нэта написаны на лбу — что-то мелькнуло в глазах у профессора, и, чуть помедлив, он добавил:

— Но мы можем поступить и по-другому. Вы ведь изъявляли желание остаться в школе на каникулах?

— Это не мое желание. Мне написали... Тетя.

Воспоминание об утренней почте трехдневной давности заставило, почему-то, покраснеть. Над полуслепой вороной смеялся весь Слизерин, но он, к счастью, успел сжечь письмо прежде, чем Юстину удалось прочитать хоть строчку.

«…кармить лишний рот две нидели…»

«Вот только я не обязан возвращаться в аптеку. Зачем? Чтобы дед мог сломать мою палочку и вдоволь покричать, прежде чем укажет на дверь?»

В голове его стало как-то удивительно ясно. Он знал, что будет делать, если его выгонят.

Хуже было другое — Снейп, кажется, тоже об этом знал.

— Не слишком справедливо наказывать за ваши проступки родственников. Останетесь здесь и все каникулы будете отбывать взыскания с мистером Филчем. Думаю, вам стоит начать прямо с сегодняшнего вечера.

Догадывался Нэтан, что одними взысканиями дело не обойдется. Вряд ли это было все. Но тишина тянулась — невыносимо, немыслимо долго — он уже почти решился задать вопрос, когда услышал ледяное:

— Тридцать баллов со Слизерина. Собирайте свои записки и выметайтесь вон.

Нэт не потратил ни секунды лишней.

* * *

Седые, тяжелые тучи наползали на склон, снег с которого почти полностью сдувало ветром — и оттого в потемках была видна трава, желтая, серая, красновато-черная. Повернулся к ветру спиной, но под мантию, к ногам, все равно пробирался холод.

Нэт сложил письмо вчетверо. Оставалось только дождаться.

Радость, когда он услышал знакомый шум крыльев и приветственный крик — радость в сердце была самая настоящая.

— Тише, малыш…

Когти такие цепкие, что оставляли на рукаве дырки — но это его ничуть не беспокоило. Ворон склонил голову и весело глядел прямо в глаза.

— Как ты только не мерзнешь. У тебя же ничего нет, кроме перьев.

Ветер трепал и перья — но птице, казалось, было все равно.

— Я тебя покормлю, прежде, чем отправить.

Вынул ножик. На письмо и бутыль не хватало рук.

— Нэтан! Что это?

В последний раз сжав на предплечье когти, ворон оттолкнулся и взмыл со своей ношей вверх, громким криком оглашая горы. Тогда-то Нэт и повернулся навстречу голосу:

— Энквист? Какого черта ты тут…

— Кто это был?

— Что, я теперь один из замка выйти не могу?

Было странно, что она не обиделась — видно, не услышала его — а все смотрела вслед черной точке, медленно удалявшейся к горизонту. Потом спохватилась.

— Не могла тебя найти.

— Зачем?

— Ну и дурак. Я же сегодня уезжаю. Поезд уходит через полчаса!

— А я тут при чем?

На ней была шапка — забавная, с длинными вязанными ушами. Красно-белая. И шарф в цвет. Теплая мантия на меху. Даже перчатки.

— Моя мама согласилась, и я тебя приглашала. Ты сказал, что не сможешь поехать. А теперь выясняется, что ты вообще остаешься в школе!

— Действительно не могу.

Энквист посмотрела на него — с укором.

— Надеешься за каникулы переписать контрольную?

— Нет, не надеюсь, — отцедил сквозь зубы.

Ветер каким-то образом добрался до шеи через воротник.

Ха. Переписать. Он не надеялся уже тогда, когда зашел в класс — и увидел эту усмешку у Снейпа на лице. Сразу стало ясно, что еще тот придумал.

«Каждый из вас получит собственное задание… никакой возможности списывать друг у друга…»

— До сих пор не понимаю, как ты ухитрился ее не сдать, если даже я… с моими оценками... Ты ведь с закрытыми глазами отличаешь все эти корешки!

«Да я не сдал бы ему, будь я сам Канеманн…»

— Вопросы были не такие уж и сложные.

Нэтан фыркнул. На одном месте стоять стало трудно — побрел к замку. Энквист шла рядом, оставляя там, где снег, маленькие следы.

«На ее вопросы я ответил бы и во сне. А вот — тридцать пять видов магических водорослей субтропиков и способы получения из них сложных кислот? Особенности транспортировки внутренностей гриндилоу… Что мне оставалось?»

— У меня оказалось на три ошибки больше, чем нужно.

«Сохраняет тепло, мистер Баркер? С чего вы взяли, что гриндилоу теплокровные? — Я имел ввиду, пока она жидкая, сэр, она же у них от холода сворачивается в студень! — По-вашему, мне важно, что вы имели ввиду? Написали-то вы другое. И к вашему сведению, слово "Bryopsidaceae" — пишется через игрек».

— Это ерунда, Нэт. Не может же он тебя не пустить в класс!

«Интересная реакция, мистер Баркер. Должно быть, придумали ее только что? К несчастью, в указанных вами условиях она идет в обоих направлениях, никакой кислоты вы не получите… Как и оценки…»

«Очень даже может… если захочет».

Энквист, видно, тоже поняла, что сказала глупость.

— Я не об этом хотела… вообще-то.

— А о чем?

Она замялась. Подергала шапку за уши — челка, прижатая ко лбу, лезла в глаза.

— Жаль, что ты со мной не едешь. Но мы тебе обязательно пришлем посылку. И я, и мама. Так что жди.

Ступени, ведущие в замок — она запрыгивала легко, а он поднимался медленно, безо всякого желания идти внутрь, в Большой зал, переполненный торопящимися на поезд студентами и рождественской мишурой.

— Вот так, — Энквист вдруг стала непривычно серьезной. — А что это все-таки была за птица? Мне показалось, или у нее действительно красные глаза?

— У него. Это бывает только… только иногда. И совсем недолго.

— Иногда? Недолго?

Никак Нэт не ожидал, что она схватит его за руку и повернет к свету ладонь. Тут же вырвался прочь.

— Какого ч… Ты что это? — только и смог, возмущенно.

— Нет, это ты — что? Сумасшедший, что ли?

У Энквист глаза стали на пол лица.

— Ты кормил это… этого… собственной кровью?!

— Какое твое дело!

— Подожди. Ты кормил какую-то птицу кровью, у нее были красные глаза, а потом потемнели, она летает со скоростью ветра — и ты считаешь, что это — нормально?

— Энквист — ты волшебница. Я волшебник. Немного магии — и можно не только летать со скоростью ветра.

Она покачала головой.

— Ты что, никогда не слышал о svåltanderna? О них же любой ребенок знает!

— Наверное, не любой. Не у всех же есть бабушки-вельвы.

— Во-первых, — Энквист, наконец, обозлилась, и снова стала похожа сама на себя, — моя бабушка никакая не вельва. Это грубая ошибка! Она из рода сниллингуров, и она уж наверняка знает, о чем говорит, в отличие от всяких прорицательниц и заносчивых слизеринцев! А во-вторых… свольты… Это такие духи. У них нет тел, они ищут… и когда… ну, я не помню точно, как это по-английски… В общем, были такие волшебники, очень плохие волшебники, которые их использовали — вселяли в тела…

— Вроде големов?

— Ничего общего! Ты меня не слушаешь. Они вселяли свольтов в тела и кормили кровью, чтобы те им служили. А потом духи становились крепче, и крепче, и еще крепче, пока, наконец, не пожирали своего хозяина!

— И что? Зачем ты мне эти сказки пересказываешь?

— А то, — щеки у Энквист горели, — то, что эта твоя птица — вылитый свольт, вот что!

— Эльчи живой. Он настоящий, а не какой-нибудь там!

— Ты ему еще и имя дал!

— Глаза у многих птиц…

— Меняют цвет? — переспросила Энквист. — Я, может быть, ошибаюсь, Нэтан, но ты кого хочешь спроси, на крови хорошую магию не делают. И свольты — это самая темная магия, какая только есть. Как раз буду у бабушки, могу у нее узнать. А теперь — мне пора.

— Нет, — развернуть ее за плечо оказалось не трудно, — не спрашивай ни у кого, слышишь? И не рассказывай.

— А то что?

— Ничего. Просто выставишь себя дурой. «На крови хорошую магию не делают!» — передразнил он. — Да большая часть лечебных зелий использует те или иные компоненты крови, чтоб ты знала!

— Ну и выставлю. Мне не привыкать, — Энквист вывернулась из захвата.

В глазах ее, кажется, блеснули слезы, но она ушла прежде, чем он успел хоть что-то сказать.