Под куполом (гет)

Рон

Чертов Малфой не возвращается под утро, и Рону приходится убедительно врать, что тому плохо и поэтому сегодня его лучше не трогать. Паркинсон презрительно морщит нос и придвигает к нему теплый кофе.

— Оладьев на завтрак нет? — шепотом интересуется Рон, и Паркинсон прыскает со смеху. Несколько слизеринцев смотрят на них предосудительно.

— Ты, похоже, помешан на еде, — Паркинсон ковыряет ложкой густую овсянку. — Слушай, мне нужно навестить мать. Пойдешь со мной? Там неприятный район, полно всяких придурков, которые лижут руки гоблинам, а сами грабят город.

Рон убедительно кивает.

— Без проблем.

Паркинсон удивленно приподнимает брови.

— Ты действительно пойдешь со мной? Драко всегда отказывался. Вечно ему некогда, или он не в настроении.

— Я не Малфой, — Рон доедает свою порцию овсянки без всякого энтузиазма. — И у меня полно времени. Все время этого мира.

Паркинсон криво улыбается и залпом допивает кофе.

— Вечером придется отчитаться перед гоблинами, и у меня есть отличный план.

Выглянув в окно, Рон надевает теплый свитер, запихивает палочку в задний карман и спускается в Атриум. Паркинсон уже ждет его, стоя у фонтана в темных джинсах, белой блузе и зеленом жакете.

— Отлично выглядишь, — Рон окидывает ее внимательным взглядом. — Куда идем?

— В Ислингтон.

— Далековато, — Рон хмурится. — Но плевать. За час дойдем. Хоть воздухом подышим, меня уже тошнит от этого гоблинского запаха в Министерстве.

Паркинсон невозмутимо берет его под руку, как только они оказываются на улице. Прохладно, но свежо, пахнет жасмином и шиповником. Рон останавливается и небрежно срывает ветку жасмина с полураспустившимися цветками.

— Гермиона говорит, что у меня диапазон эмоций как у чайной ложки, — Рон втыкает веточку в волосы Паркинсон. — Так что я собираюсь это исправить.

Паркинсон слегка смущается, но тут же усмехается.

— Грейнджер как всегда тактична. С другой стороны — спасибо. За мной никто не ухаживал, если не считать грязные намеки Блейза на секс.

Рон огорченно вздыхает.

— У меня в карманах два сикля. Не уверен, что этого достаточно для ухаживаний.

Паркинсон не отвечает, чуть сжимая его руку, и некоторое время они идут в тишине, разглядывая раненый Лондон.

— Никогда не хотел жить в городе. Снующие люди, крошечные квартирки, соседи повсюду. Куда лучше иметь свой домик с садом и доставучими гномами, зато выходишь утром — солнце встает, красота, или наоборот: небо серое, тучи мчатся, обрушивают дождь. Чувствуешь себя живым, что ли.

Паркинсон тихо замечает:

— С удовольствием пожила бы подальше от Лондона. Нет, приятно иногда оказаться в гуще событий, но потом еще приятнее вернуться в тишину. А сколько стоит купить дом, как думаешь?

Рон пожимает плечами.

— Гермиона что-то говорила, мол, можно купить землю, а на ней уже построить то, что хочешь. Только надо согласовывать с кучей инспекций.

Паркинсон задумчиво смотрит на разбитую статую Нельсона.

— Инспекции — это ерунда. Вот садовые гномы — это серьезно. У бабки они так расплодились, что пришлось обращаться в специальную службу. Я была маленькая и до ужаса их боялась.

В Ислингтоне они оказываются спустя час с небольшим, проходят несколько пустынных улиц и поднимаются на второй этаж дома, выкрашенного синей краской. Лестничный пролет разрисован рунами, которые вспыхивают при каждом посетителе.

Мать Паркинсон живет в небольшой угловой квартирке с двумя комнатами и светлой кухней и встречает их настороженно, но радушно.

— Мам, привет, это Рон, — быстро произносит Паркинсон, входя первой. — Мы пришли вместе, ничего?

— Я готовила пироги, — отзывается миссис Паркинсон, отряхивая руки, покрытые мукой. — Хотите пирог?

— Рон точно хочет, а я присоединюсь, — Паркинсон сдержанно улыбается. — Мам, ты принимала лекарства? Зелье, которое я привезла пару недель назад, еще не закончилось?

— Какое зелье, Пэнси? — миссис Паркинсон проходит на кухню. — Я отлично себя чувствую, нечего лить в себя всякую ерунду. В Мунго сейчас на всем экономят.

Паркинсон хмурится, садясь за кухонный стол с ажурной скатертью. Рон ненароком думает, что его мать ни за что бы не постелила такую красоту, разве что на праздник.

— Мам, откуда ты берешь эти выдумки про Мунго?

— Ну как же, об этом даже в газетах пишут, вот, почитай утренний выпуск "Пророка".

Паркинсон спокойно берет газету из ее рук и разрывает пополам. Миссис Паркинсон огорченно вздыхает, но ничего не говорит. Они молча едят пирог с мятным чаем, и Рон вынужденно признается, что начинка выше всяких похвал. Почки с луком — его любимая начинка!

— Вам в школе, кажется, часто ее готовят? — миссис Паркинсон треплет его по плечу. — Какой симпатичный молодой человек, Пэнси! А Драко не будет ревновать?

Паркинсон со звоном ставит чашку на блюдце.

— Мам, я не учусь в школе...

— Отец огорчится, когда это узнает, — миссис Паркинсон качает головой. — А за что тебя исключили?

Паркинсон вскакивает со стула.

— Отец умер, черт тебя подери! Принимай лекарство немедленно!

И она исчезает в ванной, громко хлопнув дверью. Миссис Паркинсон растерянно моргает и поджимает дрожащие губы. Потом отрезает себе еще кусочек пирога.

— Славный пирог вышел, правда, Руфус?

— Я Рон, — он выходит из кухни и приоткрывает дверь в ванную с голубой плиткой в горошек.

Паркинсон стоит, опираясь руками о раковину, и наверное плачет. Рон обнимает ее сзади за плечи и тихо спрашивает:

— Эй, ты чего?

Паркинсон, за одно мгновение ставшая Пэнси, резко разворачивается и утыкается лицом в его грудь.

— У нее болезнь, — глухо отвечает она. — Забывает факты, имена, события, даже меня иногда. Ей необходимо пить лекарства! А она здесь совсем одна, и никто за ней не присматривает. Только гоблины, которым плевать.

Рон осторожно гладит ее по волосам. И кто бы мог подумать, что Пэнси Паркинсон представляет из себя на самом деле?

— Я вытащу и тебя, и твою маму отсюда, обещаю, — Рон пытается прикинуть пути решения. — Орден ее примет, даю слово. А там за ней точно будут присматривать.

Пэнси поднимает голову и неожиданно целует его — губы у нее мокрые и скользкие от слез.

— За ней следят, она своего рода козырь, — Пэнси достает из кармана платок и сердито вытирает лицо. — Они не отпустят ее просто так.

Рон успокаивающе отвечает:

— Мы придумаем план. И в этот раз он сработает. Обычно наши с Гарри и Гермионой никогда не работали. А теперь пойдем на кухню и допьем чай. Твоя мама не виновата, что больна, Пэнси.

Она сухо кивает. Остаток утра и день проходит спокойно: миссис Паркинсон рассказывает о том, как училась в Хогвартсе, как оставалась нейтральной во время Первой магической войны. Когда они уже собираются уходить, она заворачивает им с собой несколько кусочков пирога.

Пэнси прощается с матерью сухо и, поцеловав в щеку, выходит вслед за Роном на лестницу. Оказавшись на улице, они замечают, что с обеих сторон улицы ползет желтый туман и высоко в небе жужжат докси.

— Ерунда, туман не может пробираться через Купол, тем более, что гоблины собирались ставить второй, — Пэнси бледнеет. — И какой он густой, и так близко... Что делать? Вернемся обратно?

Рон смотрит на нее искоса.

— Можем вернуться.

Но дверь щелкает, словно кто-то щелкает пальцами, и не открывается, и они оказываются в ловушке.

— Наверняка есть какое-то заклинание; как жаль, что с нами нет всезнайки Грейнджер, — Пэнси закатывает глаза. — Она же использовала заклинание пузыря на Турнире.

Туман уже стелется у ног, скрывая улицу от их глаз, и сразу становится темно.

— Возьми меня за руку, — Рон поднимает палочку. — И крепко держись.

Пэнси не задает вопросов и не перечит, что ему безумно нравится, она лишь цепляется за него дрожащей рукой.

— Давай, Бузинная палочка, помоги нам, — шепчет Рон, и палочка отзывается. Она вдруг освещается изнутри теплым светом и окутывает их обоих золотистым шаром. Туман пытается пробраться внутрь, но, касаясь света, растворяется.

Медленно шагая, Рон с Пэнси доходят до самого конца улицы, и впереди уже виднеется свет — там, где клубы тумана заканчиваются.

И в конце улицы стоит гоблин. Он смотрит на них с разочарованием, с насмешкой и с высокомерием, и палочка в руке Рона вдруг начинает дрожать.

Страшное, сильное желание мести охватывает его, пронизывает запястье, поднимается выше и выше, подбираясь к сердцу. Отомстить этому гоблину, всем гоблинам за все, что они сделали с его семьей, с миром — и плевать, что будет дальше. Палочка взывает к нему, наполняет силой, и Рону тяжело с ней бороться. В его голове проносится шепот, голоса погибших просят о мести, и Рон почти сдается. В это мгновение он словно встречается с собственной темной стороной — и почти проигрывает.

Свет вокруг них из золотого становится черным, и в это же мгновение Пэнси отчаянно сжимает его руку.

— Остановись, Рон! — произносит она громко, возвращая его в реальность. — Я тоже их ненавижу, но нельзя их убивать. Я боюсь смерти.

Рон опускает палочку, и гоблин исчезает. Они делают еще несколько шагов вперед и останавливаются, оглядываясь на проплывшее облако тумана.

— Обалдеть, какой же силой обладает эта палочка, — Пэнси поеживается. — Не поддавайся ей. Ты не убийца. Палочка жаждет первой крови в твоих руках — так она и подчиняла темных магов. Но это ты должен подчинить ее себе, как Дамблдор.

Рон неуверенно качает головой:

— Боюсь, мне далеко до Дамблдора.

— Вопрос времени, — Пэнси похлопывает его по плечу. — Пошли, мне еще отчитываться о плане. Но знаешь... Ты сегодня меня удивил. Я редко удивляюсь. И мне впервые не было одиноко, когда я шла к матери. Спасибо, Рон.

Он не отвечает, рассматривая ее бледное, серое лицо. Прошло немногим больше недели, а его тянет к ней — высокомерной, ранимой, гордой. Рон наклоняется и целует ее — и Пэнси отвечает на поцелуй. Рон и сам не до конца понимает, что все это значит, но ответ придет потом, сам собой. Анализировать действительность у него никогда не получалось.

Гермиона

Нарцисса ждет ее у входа в подземелье, закутавшись в теплый плащ. Ее светлые волосы спрятаны под капюшоном, и весь вид выражает решимость.

— Ты захватила мантию-невидимку?

— Нет, — Гермиона вытаскивает из кармана склянки с зельем. — Но у меня есть защита от Гибели воров. Мы спокойно проникнем в Атриум, наложив дезиллюминационное заклинание.

На лице Нарциссы проступает досада.

— Как мы незаметно выведем Драко?

— Поверьте, я знаю, что делаю, — Гермиона касается бисерной сумочки. — Мы спрячем его внутрь.

Нарцисса приподнимает брови.

— Заклятие невидимого расширения?

— Да. Мы уже пользовались этим способом, когда уходили от преследования.

Нарцисса с сомнением берет из ее рук склянку с зельем, но выпить его они обе не успевают. Склянки вылетают из пальцев и оказываются в руке Снейпа.

— Опрометчивая затея, Грейнджер, — Снейп кривит губы, оглядывая ее с ног до головы. — Гоблины только и ждут, когда вы попадете в их когтистые лапы.

— Северус... — Нарцисса делает к нему шаг, и в ее глазах светится непонимание. — Я думала, мы на одной стороне.

Снейп склоняет голову набок.

— Именно поэтому у меня есть свой информатор в Министерстве. Паркинсон предлагала тебе выгодную сделку, верно? Мантия-невидимка и Грейнджер в обмен на Драко. Но зная, что Драко не простит тебе, если Грейнджер погибнет, у тебя точно был запасной план, чтобы вытащить ее оттуда.

Гермиона сглатывает.

— Вы хотели отдать мантию Паркинсон?

— Не совсем, — Нарцисса бледнеет. — Впрочем, я все равно считаю, что жизнь Драко важнее мантии. Разве не так?

Гермиона вспыхивает, чувствуя себя беспомощной пешкой в игре.

— Нет, не так. Нельзя лгать своим друзьям ради спасения своих любимых. Добро порождает добро, зло и эгоизм не порождают ничего.

Северус взмахивает рукой, останавливая ее сердитую речь.

— Вы отправитесь спать в мою лабораторию, Грейнджер, рядом с классом трансфигурации. Винки принесет все необходимое и пошлет Поттеру записку. Идите немедленно, Грейнджер.

Вздохнув, Гермиона поднимается вверх по лестнице, задерживается на последней ступени и оглядывается: Нарцисса стоит напротив Снейпа, и тот протягивает руку, но она не подает свою.

Винки появляется спустя десять минут, неся в руках одеяло и подушку. Гермиона устраивается на диванчике в самом конце лаборатории, за котлами и пучками трав, висящих на веревке. Тепло, пахнет жимолостью и мятой, и ее сразу тянет в сон.

Винки вдруг вскрикивает, а потом зажимает рот ладонью.

— Снег! Там снег!

Гермиона, еще не успевшая стянуть джинсы, подбегает к окну. Снег густой пеленой накрывает Запретный лес, скрывает от глаз озеро и Хогсмид.

— Но сейчас июнь, — растерянно произносит она. — Снег бывает в июне, но на улице тепло.

— Конец света, мисс, — Винки поворачивается к ней. — Домовики всегда говорят: "конец света настанет, когда в июне пойдет снег".

Гермиона хмурится. Неужели Бьерторпский камень действительно запустил механизм уничтожения мира? Как все переплелось! Руны, гоблины, старинные проклятия — и все в одном клубке.

Винки уходит, причитая, и Гермиона, закутавшись в одеяло, долго стоит у окна, глядя на падающий снег и гадая, не завянут ли розовые кусты в саду мэнора. Розы, розы! Вся история началась под розой, в часовне Рослин.

Когда она засыпает, за окном уже начинает рассветать. Ей снится Драко, кровь на уколотом розой пальце и заснеженный сад.

Гарри влетает в лабораторию, когда Гермиона доедает завтрак за преподавательским столом. Лицо у него красное, в очках отражаются горящие свечи.

— Какого черта, Гермиона? Я вытащил тебя из Министерства, я с тобой с утра до ночи...

— Гарри, не кипятись, Мерлина ради...

— Ты просто взяла и исчезла! — Гарри сверлит ее взглядом. — Что бы ты сказала, поменяйся мы местами? Что это безответственно, разумеется.

Гермиона тяжело вздыхает и отодвигает тарелку. Гарри, конечно, прав. Сейчас ей кажется безумным то, что она согласилась пойти с Нарциссой в Министерство.... Но время идет, и если Драко потеряет магические способности и разум, их будет почти невозможно вернуть.

— Ладно, пойдем, нас ждут, — Гарри смотрит на нее сочувственно. — Я столкнулся с мадам Пинс и прямо спросил, не хочет ли она что-нибудь нам рассказать. И знаешь, она согласилась.

До библиотеки они идут молча, иногда искоса поглядывая друг на друга. Гермиона вспоминает, что хотела срисовать герб Изабеллы с верхнего этажа, охраняющей меч, чтобы пройтись по гербовнику. Ни один портрет в Хогвартсе не висит случайно — все они связаны или со школой, или с ее учениками.

Мадам Пинс ждет их в Запретной секции, проходясь среди стеллажей. Увидев их, она поджимает губы и останавливается.

— Я принес рунные заклинания, — Гарри вытаскивает книгу из сумки. — И попрошу вас снять с нее чары запрета. Нам нужно найти последовательность рун, мадам Пинс. А книга нагрелась, и с магией в доме что-то пошло не так.

— Поттер, Грейнджер, книга вам не поможет, — мадам Пинс опирается ладонью о полку. — Она попробует указать вам на руны, но последовательность может оказаться неверна. Никаких чар на книге нет, ей просто тяжело справляться с рунами.

Гермиона удивленно приподнимает брови.

— Книге тяжело?

— Именно.

— И как тогда мы найдем последовательность? Я не могу начать писать заклинание без последовательности, это невозможно.

Мадам Пинс переступает с ноги на ногу.

— Вы можете написать костяк заклинания, а потом его дополнить. Заклинание нужно писать рунами, а не на латыни, Грейнджер. Дайте книгу, Поттер.

Гарри покорно протягивает справочник, и мадам Пинс, постучав по нему палочкой и что-то прошептав, возвращает его обратно.

— Почему вы так боитесь нам помогать? — Гермиона всматривается в ее лицо. — Вы всегда были на стороне Ордена.

Мадам Пинс отворачивается и машет рукой.

— Уходите, оба. Я и так сделала больше, чем имею право.

Выйдя из библиотеки, они сразу останавливаются, глядя друг на друга.

— Я плохо представляю, как напишу заклинание рунами сама не знаю о чем, — Гермиона скрещивает руки на груди. — Драккл с ним, давай попробуем. Класс трансфигурации открыт, можно сесть там, а потом поднимемся к МакГонагалл.

За основу Гермиона предлагает взять заклинание призыва магических сил природы: им пользовались в старину, когда необходимо было изменить погоду или даже время года, так что оно обладает достаточной силой.

Они продвигаются вперед медленно, руна за руной, и пролетает два часа, прежде чем они дописывают первую строку.

— Здесь придется остановиться, — Гермиона сворачивает пергамент и прячет его в сумку Гарри. — Но мы все равно молодцы, это огромный шаг вперед.

В кабинете директора уже сидят преподаватели: Флитвик, Снейп, Стебль и Вектор. Последняя дружелюбно кивает им и предлагает сесть на свободные кресла.

— За последнюю неделю в Лондоне появлялся туман, хотя раньше он не мог пробраться через Купол, пауки замечены в шотландских деревнях, магглы видели докси. Мир стремительно меняется, и причина этому — проклятие.

Гермиона кашляет в ладонь.

— Вчера ночью шел снег. Винки сказала, что снег в июне — предвестник апокалипсиса.

— Именно, — МакГонагалл поправляет чуть сползшие очки. За последнюю пару недель она заметно похудела. — Апокалипсис — то, что нас ждет, если мы не примем меры. Текст проклятия у нас есть, наша задача — повернуть его вспять.

— Проклятия такого масштаба невозможно изменить или прекратить, — Снейп постукивает пальцами по креслу. — Мы можем лишь написать заклинание, которое на время сдержит его действие. Если Грейнджер с Малфоем вернут мир в обычное состояние, они нейтрализуют проклятие. Я кое-что набросал, но мне понадобится помощь профессора Вектор, чтобы включить некоторые магические числа.

Преподаватели склоняются над пергаментным листком.

Гарри поднимается с места и делает Гермионе знак.

— Получается, наша помощь не требуется? У нас еще много дел, профессор, если мы будем нужны — мы в библиотеке.

МакГонагалл сухо кивает, и Гермиона выходит из кабинета директора вслед за Гарри. Тот идет чуть впереди, задумчиво засунув руки в карманы.

— Мы пока что в тупике, — говорит он слегка сердито. Он еще чем-то озадачен, но не подает вида. — Без последовательности и без последнего ингредиента. Где-то мы потеряли нить, Гермиона. Как ее найти?

— Нужно искать тех, чей род связан с обладателями рун. Взять, к примеру, Сен-Клера и проследить его... — она замолкает, хватая ртом воздух. — Гарри, я знаю, знаю! Нужно написать Роджеру!

Они торопливо поднимаются в совятню и, приманив сову печеньем, привязывают к ее лапке наспех написанное письмо.

— Если сову не перехватят, мы получим ответ уже послезавтра, а пока что я собираюсь разузнать что-нибудь про Изабеллу, даму с картины на верхнем этаже.

Гарри как-то странно вздыхает, но покорно следует за ней в библиотеку. Мадам Пинс нет на месте, и Гермиона спокойно берет с полки тяжелый том гербовника.

— С ума сойти, сколько родов и переплетений. До утра просидим, — Гарри морщится. — Том неправильный. Изабелла — французское и испанское имя, никак не английское. Нужно искать в романских гербах.

Они находят несколько Изабелл, подходящих под описание, и выписывают их в блокнот, а потом возвращаются на Гриммо.

— Надеюсь, Роджер нам поможет, — Гермиона энергично жует хлебную лепешку, посматривая на криво срисованные гербы. — И думаю, он знает, как помочь Драко.

Гарри закатывает глаза.

— Малфой играл с тобой, Гермиона.

— Знаешь, чем дальше, тем меньше я в это верю, — отзывается она тихо. — Драко, скорее всего, играл для своих, либо это было игрой изначально, но он влюбился. Неожиданно для самого себя.

Гарри пожимает плечами. Гермионе кажется странным, что он так быстро отрекся от человека, которого пригласил в свой дом и с которым проводил вечера, играя в шахматы. Тот Гарри, которого она знала все время учебы, никогда бы так не поступил. С другой стороны, у Гарри посттравматическое расстройство, так что оно может спутывать мысли.

В нетерпеливом ожидании проходит день, и на следующее утро сова влетает в приоткрытое окно кухни.

— Роджер погиб, — на ее глазах выступают слезы. — Но его сын, Эдвард, предлагает встретиться прямо сегодня около полудня. Думаешь, это ловушка?

Гарри устало пожимает плечами. У них обоих рябит в глазах от гербов и имен, зато поиск сузился до двух фамилий.

— У нас нет выхода.

Эдвард назначает им встречу в маггловском кафе в Манчестере и приходит раньше них. Он сидит за столиком у окна, высокий и темноволосый, и его лицо отражает все века истории его семьи: породистое, с цепкими блестящими глазами. Манерами он напоминает Драко, и от этой схожести у Гермионы болезненно ноет сердце.

— Что случилось с Роджером?

— Ядовитые докси, — Эдвард рассматривает их с интересом, на несколько мгновений задерживаясь на шраме на лбу Гарри. — Я не успел. Их была целая стая, а отец за последний год сильно состарился и ослаб. Мы редко виделись.

— Роджер вас очень любил, — тихо замечает Гермиона. — И мечтал увидеть внука.

Эдвард хмурится.

— Я отрекся от защиты руны и не желаю, чтобы моего сына вовлекали в эту чертову историю. Сен-Клеры умирали, защищая Рослин, еще пятьсот лет назад, и мне кажется, что мы выполнили долг сполна. Нельзя постоянно быть избранными.

— Отречься от избранности невозможно, — замечает Гарри спокойно. — Ее можно только принять и идти по ее пути. Никто не хочет стать избранным, но никто не выбирает. Побег ничего не решит, это в вашей крови.

Эдвард щурит глаза.

— Я слышал о тебе, Поттер. Но я не хочу жертвовать жизнью своего ребенка.

— Вам не дают решать, что вы хотите, а что нет, — отзывается Гарри. — Вы можете решать сами, что делать с избранностью: прятаться или сражаться. Но вас найдут, рано или поздно.

Эдвард откидывается на спинку стула.

— Что вы хотите?

— Нам нужна последовательность рун, чтобы написать заклинание. Без нее мы никак не сдвинемся с мертвой точки.

Эдвард задумчиво кивает. Ему около сорока, и он глубже переживает смерть отца, чем хочет это показать.

— "Роман о розе" — все ответы в книге. Но вам нужно заклинание-проводник. Его можно найти в справочнике углубленных рунических заклинаний. Мадам Пинс знает, где он. Вот только сам "Роман" придется искать в маггловских книжных лавках.

Гермиона с Гарри озадаченно переглядываются.

— Но на поиск уйдет время, — Эдвард открывает потертую кожаную сумку. — Поэтому я принес вам свой экземпляр. Удачи.

Гермиона выбегает за ним на крыльцо.

— И вы продолжите бездействовать? Вы — хранитель руны, хранитель меча храмовников...

Эдвард смотрит на нее снизу вверх.

— О, дом полон реликвий. Сен-Клеры собирали их со времен Темных веков. Вот только счастья они не принесли.

— Отец вас любил, — твердо произносит Гермиона. — И если вы любили его хоть каплю, вы не опустите руку, держащую меч. Спросите Гарри, как ему было страшно — но он не отступил. И вы не отступите, потому что жизнь вашего сына не станет безопасней, если вы решите прятаться.

Эдвард усмехается.

— Прощайте, Грейнджер. Отец писал о вас: "Она удивительно полна сил и надежды, я не видел такого долгие годы". Моего отца редко удивляли. Поздравляю, вам это удалось.

Гермиона сжимает губы, и Эдвард исчезает, едва крутанувшись на месте. Вернувшись, она застает Гарри уже читающим роман.

— Скука страшная, — мрачно изрекает он, пододвигая книгу к ней. — Думаю, ты прочтешь быстрее. Я вообще не люблю маггловскую литературу.

Гермиона фыркает. Разумеется! Любовь к литературе прививается с детства, а что могли привить Дурсли? Любовь к желтой прессе и дамским журналам. Она прячет книгу в сумочку, заказывает кофе с корицей и пирожное. Гарри выбирает бургер и какой-то шипучий напиток. Минут пятнадцать они просто сидят в тишине, разглядывая Манчестер за окном.

А потом с неба на город обрушивается стая докси.

Выбежав на улицу, они замечают в самом ее конце пауков и соплохвостов. С другой стороны улицу начинает затягивать туманом, где-то недалеко раздаются крики о помощи и отчаянный визг детей. Гермиона лихорадочно соображает, где в эту минуту могут оказаться ее родители.

— Встречаемся через час в соборе! — Гарри выхватывает палочку и поворачивается к паукам и соплохвостам. — Я справлюсь. Будь осторожна, ладно?

Наложив заклинание пузыря и трансфигурировав джемпер и джинсы в защитный скафандр, Гермиона прорывается через густое облако тумана и сталкивается с Перси.

— Моих родителей не видел?

Перси качает головой.

— Они в южной стороне? Там Джордж и Забини. Сейчас прибудут остальные.

Гермиона срывается с места, посылая обжигающее заклинание в стаю преследующих докси. Она пытается поймать их в сетку, но их слишком много.

На следующем перекрестке она чуть раздумывает, запыхавшись, и читает названия улиц. Справа из-за угла вдруг появляется Дафна, а следом за ней — Невилл, позади них переминаются с ноги на ногу несколько детей. Одежда обоих местами прожжена, на плечах царапины.

— После этой чертовой войны я подам петицию на уничтожение соплохвостов, — Невилл сердито вздыхает, глядя на вьющихся сверху докси, Дафна слабо улыбается, глядя на него, и Гермиона думает, что и в самое темное время люди могут найти свет, и то, что Дафна с Невиллом держатся за руки — один из лучиков света. — Мы видели твоих родителей, Гермиона, по другую сторону улицы, но выводили детей. Чтобы догнать их, тебе нужно пройти вперед и свернуть на втором перекрестке. Точка сбора сейчас — собор. Там уже видели МакГонагалл и Флитвика.

Гермиона снова бежит, пытаясь нарисовать в голове карту улиц. Здесь!

И она резко сворачивает влево.

— Мама! — она замечает фигуры родителей недалеко от здания суда. — Папа! Осторожно!

Докси обрушиваются на них, но отец ловко отбивает одну из них старой шваброй. Мама стоит, закрыв от ужаса глаза, и Гермиона замечает за ее спиной крадущегося паука.

— Риктумсемпра! — вскрикивает она, целясь палочкой пауку между глаз. — Протего максима!

И невидимый щит отделяет их от докси, но продержится он лишь несколько секунд. Плечо обжигает огнем, над пауком, дергающим лапами, появляется еще один.

Ох, как ей нужен Драко в это мгновение! Гермиона хватает маму за руку, судорожно оглядываясь. Два дома отделяют ее от сражающихся с красными колпаками Симусом и Майклом.

За спиной отца мелькает красная вспышка, и второй паук валится на брусчатку. Нарцисса, сжимая палочку в руке, бледная и спокойная, произносит:

— Иди вперед, я прикрою.

Они шаг за шагом пробираются к собору, отбиваясь от магических существ, которых гоблины, видимо, одновременно выпустили на плохо защищенный город. Соплохвосты, пауки, красные колпаки, бесы, бешеные веретенницы, докси, джарви с кровавыми глазами — такая полоса препятствий явно не пришлась бы Люпину по вкусу.

Гермиона уже берется за массивную ручку церковных дверей, как ее отшвыривает назад, а потом поднимает в воздух и обездвиживает.

— Мисс Грейнджер, — скрипучий гоблинский голос звенит в ушах. Внизу что-то отчаянно кричит мама. — Какая неосторожность... Вам не следовало сегодня приходить в город.

Гермиона краем глаза замечает внизу Гарри, а потом понимает, что если гоблин щелкнет пальцами, то никто не успеет вытащить ее из Министерства. Она пытается применить невербальную магию, но губы не слушаются, а мысли кружатся в голове.

Чей-то голос отчетливо командует:

— Авада Кедавра!

Полыхает зеленым, гоблин замертво валится на камни мостовой, а Гермиона стремительно падает, но успевает зависнуть вниз головой, хватая ртом воздух.

Нарцисса взмахивает палочкой, и Гермиона мягко опускается на ноги.

— Я не предам сына, — говорит Нарцисса холодно и протягивает руку. — Я готова сражаться.

Гермиона горячо пожимает ее ледяные пальцы. Нарцисса сделала выбор, и гоблины начнут преследовать и ее.

Все вместе они проходят внутрь собора. Отец и Гарри, с ссадинами на лице, с обожженным плечом, уходят вглубь, чтобы разведать обстановку и принести горячий чай, с которым возятся Парвати и Лаванда в форменных одеждах медицинских сестер.

Мама с любопытством рассматривает Нарциссу, и та в ответ окидывает ее пристальным взглядом.

— Не думала, что мы встретимся в такой обстановке, миссис Малфой, — говорит мама дружелюбно.

Нарцисса усмехается.

— Я не предполагала, что мы вообще встретимся.

Мама хмурится. Она выглядит гораздо моложе осунувшейся и отчаявшейся Нарциссы.

— Вы все еще в тени предрассудков, что магглорожденные не имеют права носить палочки? Моя дочь влюблена в вашего сына, который на протяжении школьных лет относился к ней не лучшим образом. Да, я знаю то слово-оскорбление, столь любимое вами, и меня оно ничуть не трогает. Стоматологи, знаете ли, люди с крепкими нервами. Впрочем, ваш сын, видимо, вырос и переосмыслил свое отношение к жизни. Ему не хватает отца — я заметила это по тому, как он разговаривал с моим мужем. Драко нужна поддержка, и ему нужна именно такая женщина, как Гермиона.

Нарцисса несколько секунд молчит, потом отвечает:

— Мои предрассудки умерли с моим мужем. Я хочу лишь, чтобы мой сын остался жив.

— Драко у гоблинов, — Гермиона отводит глаза, но мама, ничуть не смущаясь, тут же берет Нарциссу за руку.

— Держитесь! Я вижу свободную скамью, пойдемте сядем. На вас лица нет, а вы спасли мою дочь. Неважно, как вы ко мне относитесь: я предлагаю вам свою помощь. В конце концов, кто из нас без греха... Гермиона, посмотри, пожалуйста, куда исчезли наши мужчины.

Гермиона оглядывается: собор заполнен людьми всех возрастов; одни помогают раненым, другие пытаются отвлечь детей от пережитого страха, третьи разносят шоколад и согревающий напиток.

Отца и Гарри она находит в восточной части собора: они разговаривают с Забини и Эрни Макмилланом, позади них профессор Стебль помешивает в котле травы.

— Город взят, тварей слишком много, повсюду туман. Твоих родителей и всех детей отправят в Хогвартс, остальные пока останутся здесь, — Гарри отводит ее в сторону. — Чем быстрее мы дочитаем "Роман", тем лучше для мира. Сегодня нам просто повезло, что Нарцисса оказалась рядом.

Гермиона устало выдыхает. "Мы!" Разумеется, никто, кроме нее, читать "Роман" не станет.

Сквозь средневековое витражное окно виден рой беснующихся докси.

Драко

Комната, в которой, по легенде, можно сыграть в карты с Дьяволом, находится на самом верхнем этаже башни. Чтобы добраться туда из потайного убежища, понадобится пройти через узкую галерею и подняться по каменной винтовой лестнице.

Драко просыпается поздно, потому что до рассвета они с Ульриком разговаривали о рунах. Монстр еще спит, свернувшись на старом матрасе. Самого Ульрика в комнате уже нет, и настенные часы показывают одиннадцать утра.

Драко натягивает свитер и, подойдя к мутному от времени зеркалу, приглаживает растрепанные волосы. В отражении он видит свое бледное лицо с серыми глазами, смотрящими решительно и уверенно.

Он справится. Он должен справиться, другого выбора у него нет.

Позавтракав подзасохшим хлебом с джемом и куском сыра, Драко достает карманное зеркальце и тихо произносит:

— Поттер!

Красное лицо Поттера со съехавшими очками появляется на поверхности спустя минуту.

— Гермиона пыталась проникнуть в Министерство с Нарциссой, — Поттер явно нервничает. — Снейп их остановил, и я сейчас буду в школе.

— Твою мать, Поттер, я просил тебя не отходить от нее, — Драко сердито сжимает губы. — Гермиона не должна попасть в Министерство!

Поттер закатывает глаза. Вид у него взъерошенный.

— Может, мне еще спать в ее комнате? Ты сам где? Что за своды у тебя над головой?

— Долго объяснять, — Драко оглядывается на спящего монстра. — Начинайте писать заклинание, как угодно, хоть наброском. Я сегодня или достану подсказку, которая приведет к последовательности, или умру.

Поттер морщится.

— Великолепный расклад, Малфой.

— Если останусь жив, свяжусь с тобой после полуночи. Если не выйду на связь до рассвета — меня нет в живых. Тогда ты скажешь Гермионе, что... — у него дрожит голос.

Поттер машет рукой и исчезает. Вздохнув, Драко вытаскивает из кармана "Роман о Розе", садится на кушетку у окна и принимается читать. В комнату Дьявола он отправится ближе к десяти вечера, и у него впереди еще целый день.

Спустя часа два он откладывает книгу и прикрывает глаза. В мэноре все еще остается библиотека, полная таких книг: аллегорических, полных переплетений реальности и вымысла.

— Коньяку хочешь?

— Нет.

— Зря! — монстр садится напротив и указывает на книгу. — Современная молодежь... да что там молодежь, последнюю сотню лет разобраться в этой книге невероятно сложно без особенной подготовки. Спорю на сто червонцев, что ни черта не понял.

Драко смотрит на него вприщур.

— Вся книга о любви, да? Что-то про куртуазность, только с символикой?

Монстр фыркает. Его выпуклый лоб в складках выглядит не слишком приятно.

— Священное писание читал?

— Я не христианин.

— Чепуха! Необязательно быть верующим, но важно быть знающим. Так вот, — монстр устраивается поудобнее. Очевидно, что он в своей стихии. — В Средние века Библию пытались истолковать аллегорически. Мол, не сажал Бог никаких деревьев, а говорил про Рай как про будущую Церковь. Библию нельзя воспринимать буквально, ничто нельзя. Все имеет двойной, а иногда тройной смысл. Церкви это безумно нравилось. Можно было толковать написанное по-своему, верно? Григорий Великий обожал символику.... Это уже век спустя "Психомахия" появилась. О том, как добро со злом борется. А потом и Боэций родился. В общем, в чем-то ты прав: символика, любовь, аллегория. А где происходит действие-то?

Драко приподнимает брови.

— Во сне?

— Ха! В душе человеческой.

Драко трет виски. С этими средневековыми загадками с ума сойти можно!

Монстр похлопывает его по плечу. Даже странно, что его зовут Патрик.

— Читай и не сдавайся! До вечера еще есть время, что будет непонятно — спрашивай.

Драко снова обращается к роману, погружаясь в неспешное повествование, и к обеду успевает дочитать первую часть. Рыцарь целует Розу, но Ревность, Гнев и Целомудрие встают на его пути, заточают Розу в башню и строят вокруг нее неприступный замок, окруженный рвом, охраняемый сотнями слуг.

— Получается, замок, в котором я сейчас нахожусь, и есть Замок Розы?

Патрик ставит на стол суп и отрезает хлеб.

— И да, и нет. В той реальности, что существует в башне, ты словно в том самом сне, что и сам Рыцарь. Ты должен победить то, что тебя ждет. И выиграть.

Драко потирает переносицу.

— Как можно выиграть у Дьявола?

Патрик хитро блестит глазами.

— Дьявол неидеален. Могущественен, изворотлив, но неидеален. Ты можешь выиграть, если пройдешь испытание и будешь верить в Розу до конца. Давно ты играл в карты?

Драко проводит рукой по волосам. Черт! Как не сойти с правильного пути? Без Гермионы все кажется невероятно сложным и тусклым, но он должен справиться, ради нее.

Часы бьют десять, и в комнате появляется Ульрик. Драко дочитывает последние страницы, Патрик возится со скудным ужином.

— Пора, Малфой, — Ульрик взмахом руки просит его встать. — Сегодня та самая ночь. Над замком собирается гроза, слышишь?

И будто в ответ на его вопрос комнату озаряет вспышка молнии, и где-то далеко рокочет гром.

Ульрик выходит в гостиную первым, держа факел, Драко следует за ним, сжимая в руке палочку. Призрак мужчины в доспехах сразу преграждает им путь, но Ульрик поднимает руку, и призрак остается стоять на месте с занесенным топором.

— Вы владеете беспалочковой магией?

— Изучал ее многие годы, — Ульрик сворачивает к винтовой лестнице. — Когда перед тобой сотни лет, странно не использовать их для изучения мира.

Тридцать ступеней ведут наверх, на небольшую площадку, где снова появляется призрак сожженной женщины, Белой дамы — и Ульрик отгоняет и ее. На его лице проступает сочувствие.

— Твоя дверь, — он указывает на низкую деревянную дверь с металлическими заклепками. — Ты войдешь, а я буду ждать тебя здесь. Не торопись, мальчик.

Драко переступает с ноги на ногу.

— Откуда вы знаете, что я вернусь?

— Я не знаю, но верю, — Ульрик разводит руками. — Лестрейнджи всегда рассчитывают на удачу.

Драко тяжело выдыхает и, резко потянув дверь на себя, входит в небольшую комнату с низкими сводами.

— Люмос! — произносит он тихо, и вместе с палочкой на столе вспыхивают свечи в канделябре.

Гроза бушует теперь над самой башней: молнии озаряют комнату каждую минуту, и удары грома сыпятся один за другим.

Посередине помещения стоит большой ломберный стол — похожим пользовался его дед в библиотеке мэнора, в камине лежат подготовленные дрова, на стенах висят старинные портреты с потрескавшимся лаком, темные и мрачные. На пересечении свода, прямо над центром стола, застыла каменная роза.

Драко несколько раз обходит стол, оглядываясь. По спине бежит холодок, и сердце колотится так бешено, что отдает в виски.

Драко вытирает взмокшие ладони о брюки, морщась, и садится за стол. Молния ударяет в башню, и тогда в стене отворяется дверь, открывая взгляду кромешное черное пространство, зияющую черную дыру. Комната наполняется зловонным запахом и воем — и Драко мгновенно их узнает. Точно так же пах Зверь, которого он ранил кинжалом Беллатрисы.

Драко встает, телом ощущая кинжал, спрятанный в кармане.

В комнате поднимается вихрь, статуэтки на каминной полке падают на каменный пол и разбиваются вдребезги, а в камине резко вспыхивает огонь.

Из иссиня-черной тьмы в комнату выходит его отец.

Драко отшатывается, но тут же мысленно ударяет себя по щеке, чтобы прийти в чувство. Зверь может принимать любое обличье — Ульрик намекал на это, когда они поднимались наверх.

На груди Зверя расплывается кровавое пятно — видимо, рану от кинжала невозможно залечить. Кровь густыми редкими каплями стекает по белоснежной рубашке, наподобие тех, что носили в шестнадцатом веке, и падает на плиты пола.

— Ты, — гортанно рокочет Зверь, глядя на него с сомнением. — Я отказываюсь с тобой играть.

Драко невозмутимо садится в кресло. Страх вдруг исчезает, уступая место отчаянной необходимости победить.

— Даже Дьяволу невозможно отказаться от игры, — произносит он отчетливо.

Видеть отца, его лицо, руки, фигуру — на какое-то мгновение это становится невыносимым.

Зверь садится напротив, взмахивает рукой, и на столе появляется колода карт и мелки.

— Вист, покер или пикет — выбирай.

Драко нервно выпрямляет спину. Еще до школы он всегда наблюдал, как дед обыгрывает гостей в самых разных играх, но больше всего ему везло в пикете, так что Драко склоняется к этому варианту. Кроме того, вист слишком сложен и требует чрезвычайной памяти, здесь бы выиграл Северус.

— Пикет, — говорит он уверенно.

— Отличный выбор, в пикет играют сотни лет, — Зверь щелкает пальцами. — Помнится, мы первый раз сыграли в нее с Ла Гиром. Он тогда был в отчаянии: Жанна у англичан, а Карл — очередной уродец... Что ты хочешь?

— Розу.

Замок сотрясается, и Зверь задумчиво сдвигает колоду.

Шестерка.

— Давно ее никто не просил... Все просят славу, женщин, деньги. Но я попрошу неизменно: твою душу.

Драко отзывается, в свою очередь сдвигая колоду:

— Взятки сделаны. Валет, а значит — я начинаю.

Каждая партия состоит из шести раздач, всего партий — тоже шесть. Дед любил, когда выпадал карт-бланш, но Драко даже не помнит, как у него это получалось.

Первые две партии Драко проигрывает: очки не считают вслух, но он понимает, что у Зверя — старшие карты, включая туза, а у него самого — комбинации ниже по стоимости. В прикупе он несколько раз выбирает неправильные карты, потому что давно не играл.

И от Зверя исходит давящая, тяжелая энергия: Драко умом понимает, что перед ним сидит не отец, но сердце отказывается верить, и все годы мчатся в мыслях, и вина за смерть отца, за отношения с ним с новой силой ударяет в ребра.

Зверь улыбается.

Перед третьей партией Драко прикрывает глаза и считает до десяти, выбрасывая все мысли, всех из своей головы, кроме Гермионы. Что она сделала бы сейчас? Сосредоточилась. Драко отчетливо представляет себе ее нежное, но решительное лицо. Гермиона ни за что не сдалась бы. Никогда.

— Раздавай.

Зверь, словно уловив движение и изменение интонации в его голосе, неторопливо раскладывает карты. Драко быстро просматривает то, что выпало, и вдруг замечает, что у него есть кварта — комбинация из четырех карт в одной последовательности. У Зверя, видимо, три, но он не торопится их выкладывать.

Эту партию выигрывает Драко, открыв комбинацию в последний момент, и следующие — четвертую и пятую — тоже.

Остается решающая, шестая.

— Ты молчалив и осмотрителен. Но в висте ты бы давно проиграл.

— В картах не стоит торопиться, как говорил мой дед, — Драко усмехается. — Он был профессионалом.

Зверь откидывается на спинку стула.

— Мы с ним сыграли вничью, в похожую штормовую ночь.

— На что он ставил?

— На бессмертие.

Драко смеется. Кажется нелепым и странным смеяться, сидя напротив Дьявола. Но поступок деда восхищает его своей дерзостью. Так играть могут только Малфои.

В конце шестой партии оба сосредоточенно записывают очки на своей стороне стола. У Драко дрожат пальцы, но он близок к победе. В душе смешивается все разом: тоска по отцу, вина, любовь к Гермионе, сожаление о своих прошлых проступках.

— Карт-бланш, — Зверь выкладывает карты на столе. — Если у тебя иная комбинация, ты проиграл.

Драко сглатывает, рассматривая оставшиеся карты и пытаясь вспомнить, что можно сделать, если у тебя три туза. А потом он замечает крайнюю карту: червонный туз. Четвертый! Тот самый, что он вытянул в прикупе и решил оставить, хотя остальные карты были совсем других значений.

— Четырнадцать, — произносит он хладнокровно, раскладывая комбинацию на сукне. — Победа моя.

— Дьявол! —Зверь ударяет кулаком по столу. — Не видел этой комбинации уже сотни лет. Ты играл нечестно, когда брал прикуп, да? Магически притягивал тузы! О, я должен был догадаться, что ты используешь магию.

Драко криво улыбается.

— Магия рядом с вами не действует, вы это прекрасно знаете.

Зверь тяжело дышит, пристально глядя на него.

— Хочешь сказать, что твои помыслы настолько чисты, что карточная удача улыбнулась тебе? Карты — мое создание. Карты — от Дьявола.

— От кого тогда Роза?

— Роза — моя. Роза — свет во тьме, Святой Грааль, Проводник — называй как угодно. Чтобы получить ее, мало выиграть в карты, нужно победить меня словом. Одним-единственным словом. Думаешь, ты первый, кто обыграл меня? О, среди играющих были великие люди. Карл Смелый, Александр Борджиа, Бонапарт, Елизавета Тюдор — и это лишь немногие! Но никто, никогда не произнес правильное слово.

Драко поднимается и подходит к окну, за которым занимается рассвет и освещает луг за замком и цветущие яблони.

Одно слово.

Драко нервно облизывает губы.

Что там было в романе? Любовь. Любовь к ближнему. Но правильное слово не о любви, оно о другом, о глубоком чувстве, которое он себе не позволял. Или думал, что не позволял.

— Прощаю, — произносит он громко, поворачиваясь к Зверю и глядя в лицо своего отца. Все чувства, в которых он убеждал себя раньше, были лживы. Минута наступила только сейчас. — Прощаю.

Зверь издает странный страшный рев, а потом исчезает.

На ломберном столе остается алая Роза, укрытая хрустальным колпаком.

Далеко внизу, за деревьями, надрывно поет петух.