Следующая цель (джен)

Наше с Малфоем присутствие некоторое время удерживало дементоров от охоты на магглов, но даже те несколько минут, что прошли между нашим уходом и прибытием авроров, позволили тварям устроить пиршество. Почти сорок тел скрыть было невозможно, пришлось Комитету по выработке объяснений для магглов поднапрячься.

На следующий день после происшествия министр отдал приказ удвоить усилия по нейтрализации дементоров, и уже к концу недели невыразимцы представили опытный образец — стационарный амулет, долженствующий защитить кварталы маггловского Лондона. Первые же испытания показали его действенность: дементоры по широкой дуге огибали квартал, в котором установили замаскированный под садовую фигуру артефакт. Первоочередность установки меня позабавила, поскольку, несмотря на вопли о «недопустимости высокого риска нарушения Статута Секретности, вследствие регулярных нападений порождений Тёмной магии и недостаточной скоростью реагирования отрядов обливиаторов», сначала «гномов» устанавливали вокруг магических районов (Косого переулка, Мунго, Министерства магии), а потом спирально расширяли защищённую площадь, расставляя всё большее число амулетов уже в маггловских частях Лондона.

Довольно симпатичные полуярдовые статуи не вызывали у магглов никаких эмоций, кроме положительных, потому что выглядели довольно привлекательно, как сказочные, а не садовые гномы, и вдобавок украшение на лужайке появлялось бесплатно, так что за сохранность амулетов можно было не волноваться. Пользуясь близким знакомством с заместителем министра, я не преминул сунуть нос в карту расстановки амулетов, а потом аппарировал к одному из гномов — было интересно. Едва ли не обнюхав фигурку, я был вынужден смириться, что подобный уровень артефакторики — за пределами моего даже не умения, а понимания.

Амулеты работали, Лондон очищался от голодных тварей; концентрация дементоров увеличивалась в неблагополучных районах, но сокращение населения в Хэкни⁽¹⁾ не волновало никого, кроме самых хэкнийцев. Дементоров постепенно незаметно загоняли в ловушку, и страшно было представить, чем это может кончиться, окажись поблизости случайные прохожие. Но Эдриан не выглядел взволнованным, Министерство утверждало, что держит ситуацию под контролем, и я выбросил опасения из головы — в конце концов, площадь Гриммо находилась в ныне безопасном центре. Авроры продолжали отлов одиночных тварей, используя ещё одну разработку Отдела тайн, и одного за другим переправляли дементоров в Азкабан. Перспективы постепенно светлели.

Хоть я и смог сдержаться и не рассказать какой у Драко патронус, по хихиканью, вырывавшемуся у меня каждый раз при упоминании этой темы, друзья догадывались о комичности истории и требовали у Малфоя подробности. Тот дулся и огрызался, но регулярно спускался в дуэльный зал для того, чтобы потренироваться. Хорёк хоть и был маленьким, не чета моему гриму, быстро приобрёл телесность, и Драко с каждым разом было проще его вызывать.

Однако покидать дом ни он, ни я не спешили, предпочитая избежать весьма вероятной следующей встречи с дементорами — впечатлений нам хватило надолго.

Вынужденное домашнее заключение принесло неожиданные плоды в виде информации о судьбе Уизли. Получив дом в полное распоряжение, завтракать мы теперь спускались на первый этаж и в гостиной часто не появлялись до самого вечера, интерес к наблюдению не угас, но раннее утро — не то время, когда могло произойти что-то важное. Да и камер у нас осталось не так много — только в Хогвартсе: наблюдать за учениками — бессмысленно, деканы в своих кабинетах проводят не так много времени, а Дамблдор не принимал посетителей до завтрака, поэтому я и удивился, когда, проходя мимо гостиной, услышал голоса. Решив, что приём пищи подождёт, я вошёл и пробежал глазами по ровному ряду зеркал, ища источник звука. В кабинете директора обнаружились сам Дамблдор и Рон.

Начало я, разумеется, пропустил, но последующая беседа не была особо содержательной: Альбус признал, что погорячился, отстранив всех представителей рыжего семейства от дел Ордена, и понял, что их вины в лавине провалов и проблем нет — это были происки антигероя. Рон сиял. Особенно когда ему было предложено перебираться жить в Хогвартс. Альбус звал и Джинни, но Рон, смущаясь, сообщил, что сестра нашла себе парня-маггла, с которым и живёт, и возвращаться в магический мир не хочет — лишившись способности колдовать, младшая Уизли не хотела ежесекундно видеть напоминания о своей ущербности.

Об условиях возвращения в Хогвартс Рон, конечно, не спросил. Не знаю, может, он думал, что его поселят в гриффиндорской башне… Реальность оказалась менее приятной. Мы с Драко долго смеялись над шуткой Судьбы, по чьей милости Рону пришлось занять место одного из самых презираемых и ненавидимых людей: Уизли стал помощником Филча.

А спустя ещё несколько дней, и тоже утром, Рон вывалился из камина директора в невменяемом состоянии и, размазывая пьяные слёзы по щекам, сообщил о смерти Гермионы.

— …Вы прогнали её, — всхлипывая, бормотал Уизли, — а она зачахла без магического мира…

Сердце сжалось. Я даже не сразу осознал услышанное, но что-то внутри словно сковал лёд. Гермиона мертва. Проклятие Долохова всё-таки достало её. Милая, заботливая всезнайка, без колебаний предавшая меня. Информация не спешила укладываться в голове, словно масло в воде плавала на поверхности, не растворяясь и не осмысляясь. Я не мог понять, что чувствую, и не знал, какая эмоция уместна в этой ситуации. Должен ли я радоваться или грустить — было совершенно не ясно. Сердце сжалось от слов Рона… и разжалось. Трудолюбивой мышце было плевать на судьбу бывшей подруги.

Альбус в чём-то убеждал Рона — я не слушал, сосредоточившись на собственных ощущениях. Казалось очень важным понять, что я чувствую в связи со смертью человека, которого любил в течение семи лет. Пожалуй, предательство Гермионы было более болезненным, чем Рона. Уизли уже отворачивался от меня на четвёртом курсе, на седьмом — бросил в тяжёлой ситуации, от него я не то чтобы ждал подобного, но был немного подготовлен. Поступок же Грейнджер перевернул моё представление о мире, став той самой соломинкой, сломавшей спину верблюда: прочитав её интервью в «Пророке», я окончательно поверил, что Азкабан — не временное затруднение или досадная случайность, а спланированный финал для ненужного больше героя.

Я желал Гермионе смерти тогда, когда мне в руки попал «Ежедневный пророк» с её интервью, но, судя по тому, что за год с лишним я так ничего и не предпринял в этом направлении… Оказалось, что смерть репутации — достаточное наказание. Признаться откровенно, моё желание отомстить не включало в себя такие вещи, как детальное представление смерти объекта, кровавых бань и душераздирающих воплей; когда подворачивался удобный случай, я без колебаний причинял бывшим друзьям вред, но, хотя гибель той же миссис Уизли не вызвала у меня и тени сочувствия, сам я вряд ли смог бы зайти так далеко.

Я хотел, чтобы Рон с Гермионой умерли, вот только рассорив их, лишив самого дорогого, что у них было (Уизли — семьи и дома, Грейнджер — карьеры и репутации), больше не жаждал этого, желание поблекло. Сумей они оправиться, я бы не колеблясь снова нанёс удар, но, видя, какое жалкое существование влачит Рон, я… не простил, конечно, но утратил желание мстить. О Гермионе я и вовсе забыл.

Дамблдор выпроводил Уизли минут через пять и застыл в своём кресле, видимо, анализируя полученную информацию. Я многое бы отдал за возможность узнать, о чём он думает, но по нахмуренным бровям и сжатым в тонкую полоску губам ясно было только одно: Альбус недоволен ситуацией.

Интересно, в смерти Гермионы он тоже винит меня?

А ещё немного настораживало, что в списке моих целей даже без моего прямого участия оставалось всё меньше имён, и если моя месть портит жизнь предателям, то Судьба её и вовсе отнимает. Такими темпами врагов у меня не останется и мстить будет некому, а ведь моя ненависть не распространяется на всех бывших «друзей», только к Дамблдору и Лили я испытывал столь сильное чувство.

— Бастер?

Я вздрогнул и резче, чем было нужно, обернулся, едва успев подавить порыв выхватить волшебную палочку. Я, конечно, дома, в полной безопасности, но всё-таки не стоит настолько погружаться в свои мысли.

— Иду, — натянуто улыбнувшись Драко, я встал и направился к нему. — Что на завтрак?

— Ты не поверишь, но Рею удалось уговорить Кричера заменить овсянку бифштексом.

— Вау! — перспектива показалась настолько заманчивой, что я в мгновение ока преодолел лестницу и оказался на кухне, выбросив из головы все проблемы. — Мясо!

— Хозяин желает овсянку? — обречённо поинтересовался Кричер.

— Мясо! — повторил я и минуту спустя получил свою порцию. — Всегда бы так.

Эльф что-то недовольно бормотал о полезности утренней каши, но я его не слушал.

Я очень изменился за этот год; от наивного, готового бросаться грудью на амбразуру гриффиндорца не осталось ровным счётом ничего, но до недавнего времени периодически я рефлексировал, сокрушаясь о недостойности даже не поступков, а мыслей. Сегодня и это кончилось. Смерть Грейнджер волновала меня намного меньше ароматного бифштекса на тарелке.

* * *

«Ежедневный пророк» освещал операцию Аврората в Хэкни, Рита лично присутствовала при облаве на дементоров, так что читатели смогли узнать все важные подробности. В частности то, что улицы отныне безопасны. О том, что дементоров не уничтожили, не упоминалось, но многие догадывались, куда тех дели, и непроизвольно сочувствовали обитателям Азкабана.

Решение вопроса дементоров, конечно, всех порадовало, но насладиться безопасностью маги не успели — новая напасть, на сей раз в лице оборотней, вынудила людей запираться в домах, а то и баррикадировать двери и окна.

Жестокие убийства прямо на центральных улицах Лондона происходили не реже пары раз в неделю, ужасая население. Если нападения дементоров скрипя зубами можно было списать на сумасшествие, отравление, передозировку наркотиков или что-то столь же обыденное, то разорванные на куски тела со следами явно нечеловеческих зубов простого объяснения не находили. Версии с нападением диких животных не выдерживали никакой критики, хотя и проскальзывали в маггловской прессе. Магглы грешили на сатанистов, террористов и других не поддающихся простому анализу типов, но маги прекрасно понимали, что виной всему оборотни.

Но ужас ситуации заключался даже не в самих фактах нападений (подобное случалось пусть и не слишком часто, но, к сожалению, довольно регулярно) — оборотни научились частичной трансформации вне зависимости от фаз Луны! Полностью они не оборачивались, слава Мерлину, но выжившие свидетели в один голос твердили о клочковатой шерсти на лице и руках, трансформации ногтей в когти… А благодаря Омуту памяти стало очевидно, что лица хоть и не превращаются в волчьи морды — челюсти приобретают пугающее сходство, обзаводясь внушающими ужас клыками.

Не понаслышке знавшие, что собой представляет оборотень в ярости, Реймонд, Северус и Эдриан в один голос твердили, что даже Сивый, единогласно возведённый в ранг самых опасных существ Британии, не мог обращаться в новолуние и не творил ничего настолько безумного. К слову, допрос находившихся в Азкабане оборотней ничего не дал: те не могли даже представить, кто даже не окунулся в Тёмную магию так глубоко, чтобы достичь трансформы, а хотя бы смог решиться на подобный шаг — усилить связь с волчьей сущностью настолько, чтобы превращаться по желанию. Ну а сам Фенрир Грейбек общаться не желал, предпочитая корчить загадочные рожи и интриговать авроров многозначительными хмыканьями.

Паника захлестнула Министерство магии. Волшебники осаждали приёмную министра, требуя разобраться в ситуации и защитить их от тварей, не делавших различий между магами и магглами, богатыми и бедными, чистокровными и грязнокровками, а убивающих всех подряд. Среди жертв оказался даже бывший Пожиратель смерти! Мелкая сошка, по словам друзей, но сам факт, что агрессоры напрочь игнорировали все социальные отличия и убивали без разбору, окончательно уверил общественность в неадекватности, а значит, непредсказуемости и серьёзной опасности нападающих.

Феррис старался лишний раз не показываться в общественных местах, потому как успокоить людей было нечем: вычислить — даже не поймать! — преступников не удавалось.

Недальновидность Бруствера, по чьей инициативе оборотней загоняли в резервации, лишали любых человеческих прав и затрудняли им доступ к получению той же работы, а следовательно, и возможности законными способами обеспечить себе средства существования, была всем очевидна. Оборотни устали от притеснений и решились заявить о себе. И теперь было неясно, что делать: Феррис не мог открыто заявить о неправоте Кингсли — это значило бы оправдать варварские методы привлечения внимания к проблеме. Но и молчать было чревато — оборотни не собирались останавливаться.

От Эдриана мы знали, что авроры не справлялись с охраной — их банально было мало для защиты всего Лондона, даже если бы в патрулирование улиц отправили бы весь личный состав Аврората. Шестьдесят магглов и восемь магов за две недели — количество жертв ужасало, и было совершенно очевидно, что это только начало.

— Я в Лютный, — небрежно сообщил Рей за завтраком.

— Но там же полно оборотней! — воскликнул Малфой, едва не подавившись.

— Это слишком опасно! — поддержал я Драко.

— Дядя Дариус попросил разобраться…

— Ах, дядя Дариус… — язвительно протянул Снейп. — Нам ты лишний раз из дома выйти не позволяешь, а сам так и норовишь рискнуть жизнью! Если министру нужно выяснить — пусть идёт и выясняет!

— Сев, ты же понимаешь… — начал Мальсибер, но замолчал, стоило Эдриану сделать знак, что он просит слово.

— Нам нужна информация, — подал голос молчавший до этого Нотт. — Не будь ситуация критической, я и сам был бы против, но никто лучше Рея не справится со сбором сведений. Он не мальчишка-новобранец и не неповоротливый ветеран, а именно они в большинстве своём и входят в личный состав Аврората. Рей даст фору любому магу-боевику, он опытный и осторожный, что в данной ситуации очень важно. И он единственный, для кого это задание хоть и представляет риск, но не является чистым самоубийством. Мы не можем сидеть сложа руки и ждать, когда появится хоть какая-то информация. В конце концов, вся эта ситуация пагубно сказывается на репутации Ферриса. Мы не для того рвали жилы, усаживая его в кресло, чтобы теперь махнуть рукой и позволить каким-то блохастым тварям уничтожить его влияние на корню. Невмешательство — наихудший вариант. Необходимо остановить нападения либо хотя бы найти виновных, чтобы указать на них и тем самым перенаправить гнев общественности. А мы до сих пор не знаем, какая стая нападает!

— Это действительно необычно, — вдруг спокойно вставил Северус, словно не он минуту назад истекал ядом, — оборотни редко просто так убивают. Кусают — да, но с целью заразить ликантропией, сделать частью своей стаи, и — как бы мне ни не хотелось это признавать — чаще всего это происходит с полного и осознанного согласия, а тут — вырезают даже не семьями — кварталами!

— И именно поэтому я и иду разбираться, — Рей встал из-за стола и улыбнулся: — Не скучайте.

Мы проводили его взглядами и продолжили завтрак.

— В распоряжение министра весь Аврорат, — не удержался я от замечания, когда Кричер подал кофе, и стало очевидно, что друзья вот-вот разойдутся. — Почему он не обратился с этим вопросом туда? Если группы не справляются с оборотнями, какова вероятность, что Рею в одиночку удастся собрать информацию в месте их обитания и не пострадать?

— Бастер, в Аврорате мальчишки или сочувствующие Дамблдору бойцы, мы не можем им доверять.

— Зато их не жалко, — буркнул я, первым покидая столовую.

Как ни странно, я не столько волновался, сколько злился из-за того риска, которому вынужден был подвергать себя Рей. Я был согласен с Ноттом насчёт того, что Реймонд — подходящий человек для такого задания, но сам факт, что мой друг должен влезать в неприятности и рисковать собой из-за некомпетентности авроров — злил неимоверно.

На обеде мы с Регулусом обсуждали защитный ритуал Блэков, для которого необходимо было участие трёх представителей рода, гадая, подойдёт ли Драко, и даже не заметили прихода Мальсибера.

— Не пойдёт, — произнёс он, входя в столовую, — Драко — Малфой, а не Блэк, для магии это очевидно.

— Как всё прошло? — мгновенно переключаясь с отвлечённого на насущное, поинтересовался я.

— Так себе, — отмахнулся Рей.

Я переглянулся с Регулусом: нежелание рассказывать о визите в Лютный насторожило не только меня.

— Ты в порядке? — всё-таки спросил я.

— Да. И я хочу спокойно поесть.

Рей никогда не хамил мне. Это язва-Северус мог ответить таким образом, но не Реймонд, всегда отлично владеющий собой и умеющий скрывать любые эмоции. В душу закрались подозрения, что произошло нечто важное, но продолжать расспросы, когда он в таком состоянии, я, откровенно говоря, поостерёгся.

Снова обменявшись с Регом взглядами, мы оба уткнулись в свои тарелки, и дальнейший обед прошёл в тишине.

— Извините, — в конце концов нарушил молчание Мальсибер. — Настроение не очень.

Я было приободрился, но он ушёл, так ничего и не пояснив.

— Как думаешь?..

— Бессмысленно гадать, — вздохнул Регулус. — Если Мальсибер не хотел отвечать — его никто не мог заставить. За маской добродушного парня скрывалось ослиное упрямство. Не думаю, что за двадцать лет это изменилось.

— Он никогда не отвечал так… — немного растерянно глядя на дверь, за которой скрылся Реймонд, протянул я.

— Видимо, случилось нечто такое, что смогло поколебать его неизменную невозмутимость. Может, к вечеру он отойдёт и расскажет?

Верилось в это с трудом, но я кивнул:

— Может.

Однако ни к вечеру, ни к следующему дню ситуация не прояснилась. Рей ни намёком не дал понять, что во время его визита в Лютный что-то пошло не так, отделавшись общими словами, а поскольку Северус с Эдрианом не были свидетелями беспрецедентного ответа за обедом, а мы с Регулусом молчали — вопрос так и остался невыясненным.

Рей снова шутил, нормально разговаривал, но я чувствовал его напряжение: он, как пережатая пружина, был готов в любую секунду лопнуть, сломаться…

— Не накручивай себя, — шепнул Блэк, проходя мимо меня к бару.

Регулус был прав. Мало ли, может, Мальсибер увидел нечто отвратительное, что хотелось забыть как можно быстрее, а тут мы с вопросами… Если бы с ним что-то произошло, Рей не стал бы молчать… Я должен доверять друзьям, как они доверяют мне!

Принятое решение словно в одно мгновение растворило груз, давящий на меня вот уже сутки, даже дышать стало легче. Я повеселел и включился в разговор, но секунду спустя интуиция взвыла хуже пожарной сирены: я заметил, как смена выражения на моём лице повлияла на Рея — он вздохнул с облегчением и расслабился.

Дьявол! Да что происходит-то?!

1) Хэкни — район Лондона, имеющий один из самых высоких уровней преступности.

Вернуться к тексту