Закон противоположностей, или психология счастья (джен)

…Вот так и начинается этот год — шестой с момента их прибытия в Штаты и самый тяжёлый из всех, куда тяжелее даже самого первого.

Первая встреча с теми, кого потом Мальсибер обзовёт «вежливыми джентльменами» происходит практически по окончанию стройки — когда всё почти что готово и остаются лишь детали и разные мелочи, такие как текстиль в номерах (ибо к казино, разумеется, прилагается и гостиница, а как иначе). Джентльмены являются под видом пожарной инспекции, предъявив вполне настоящие и даже слегка потертые удостоверения и пугающее предписание с кучей печатей, однако ботинки из кожи ската выдают их с головой и заставляют усомниться в этом их правовом статусе. Поначалу Ойген изображает добросовестного идиота и водит их по всем лестницам и пожарным выходам, спускается с ними в подвал и вылезает крышу, к бассейну и столикам, демонстрирует огнетушители и ящики с песком… и настойчиво пытается посмотреть, кто же это и для чего его посетил. И…. не может. Сознание этих людей вроде есть — но всё время от него ускользает, а при том, что они явно магглы, это совершенно достаточный и ясный сигнал. Он отступается — и, потаскав их за собою ещё, вдруг спрашивает с невиннейшим интересом:

— Ах, какие ботинки! На заказ, наверное, делали? Не подкинете адресок сапожника — уж очень хорош, кажется?

Они глядят друг на друга — и понимающе улыбаются.

Началось.

Потом они сидят в ресторанчике и беседуют. Долго.

— Вы понимаете, мистер Мальсибер, — говорит один — видимо, старший, не по возрасту — они все примерно ровесники — а по статусу, — вы ведь здесь человек новый. А у нас в Штатах главное что? Главное — это взаимовыручка.

Ойген кивает, слушает… улыбается. Тот достаточно долго рассуждает про дружбу, добрососедские отношения и взаимопомощь, Мальсибер со всем соглашается и даже вставляет несколько понимающих реплик. Наконец, тому, видимо, надоедает вся эта канитель, и он ненавязчиво замечает:

— И вот мы и подумали: новичкам ведь помогать нужно. Это ведь правильно — предлагать помощь тем, кто начинает хорошее дело. Вот мы и предлагаем помочь. У вас ведь сейчас так много проблем. Мы знаем многих весьма уважаемых людей в этом городе, которые будут рады открытию нового казино. И с удовольствием поучаствуют в вашем бизнесе и советами, и связями, и деньгами.

Ойген благодарит — умеренно, но весьма искренне. И начинает очень тактично отказываться. Занимает это весьма много времени, его визави проявляют некоторую настойчивость, но, в конце концов, они мило прощаются и расходятся.

Но это даже не первый раунд — так, прелюдия.

Первый начинается через несколько дней.

Его, если можно так выразиться, заваливают инспекциями. Самыми экзотическими. Конечно, всё это решаемо — но Мерлин, сколько же сил и времени требует!

Однако он не сдаётся… и следующим тревожным звоночком становится смущённый отказ одной из уже нанятых крупье от работы. Девушка очень расстроена… и напугана, он чувствует страх безо всякой легилименции — и отпускает её, конечно. Потом отказ повторяется… Потом то же самое происходит с одним из поставщиков. Все смущены, все расстроены… «ничего личного, мистер Мальсибер, вы же знаете, как мы к вам относимся… это просто бизнес, вы понимаете…»

Он понимает. И ему невероятно противно. Вот сейчас он вспоминает отцовское отношение к магглам, все те разговоры, что слышал, да и сам вёл в юности — и очень склонен вновь согласиться с ними. Трусливые, жадные, мерзкие… да, всё — про них, про магглов.

А тут ещё Северус как-то — во время одного из ставших сейчас редкими совместных ужинов — говорит с досадой:

— Ты знаешь, серная кислота способна растворить тело взрослого человека всего за сутки, в то время как Menstruum universale, или Парацельсовский Алкагест, как его частный случай, сделают это минут за пять.

— Ты это к чему? — недоумевает Мальсибер.

— Мне не то что мешает, но начинает уже раздражать эта слежка. Предупреждаю: я — не ты, я их однажды просто убью. И не найдут никогда.

— Убей, — мрачно соглашается Ойген.

Потом отшучивается как-то — но радости ему этот разговор вовсе не добавляет.

После этого Мальсибер практически исчезает из дома, появляясь там теперь чуть ли не раз в неделю на пару часов: за зельями, документами и ещё по каким-либо сугубо практическим надобностям. В какой-то момент Снейп, дождавшись его возвращения, припирает его к стенке — в самом буквальном смысле — и требует:

— Объяснись!

— Я ужасно устал, — говорит тот, улыбаясь действительно очень измученно. — И усну сейчас прямо стоя… отпусти меня, а?

— Обойдёшься, — отрезает Северус. — Я тебя слушаю. Очень внимательно. И не смей делать вид, что ты меня не понял!

Тот глядит на него очень долго, потом вздыхает, кивает — и сползает по стенке, садясь прямо на пол и смотря теперь на Снейпа снизу вверх.

— Ты скажешь, что я идиот, — говорит он. — А я считаю, что прав. И мы не переубедим друг друга.

— Вставай, — Северус, смягчившись, протягивает ему руку. — Ты знаешь, на меня это не действует. Но я не хочу разговаривать на полу в прихожей. Могу отлеветировать тебя, если желаешь.

— Я не хочу это обсуждать, — упрямо говорит Ойген.

— А придётся, — Снейп со вздохом усаживается рядом. — Ладно, давай так, если тебе тут нравится. Ты понимаешь, что этот дом сейчас — самое защищённое для тебя место? Да, не настолько, как ваш родовой. Но куда лучше, чем любое другое.

— Понимаю.

— Ты не хочешь мной рисковать? — усмехается Северус.

— Не хочу, — тот сжимает губы. — И не буду.

— Ойген…

— Нет! Не надо, не спорь со мной.

— Ойген, — Снейп улыбается неожиданно мягко и очень сочувственно. — Дослушай меня, пожалуйста. Это глупо. Все, кому это нужно, и так прекрасно знают и где ты живёшь, и с кем. И не имеет никакого значения, есть ты здесь сейчас или нет. Пожалуй, когда тебя нет — даже опаснее… они же не знают, кто их тут ждёт, — усмехается он. — Где ты ночуешь?

— Не скажу.

— Ойген! Ты полагаешь, меня можно… ни Лорд, ни директор не могли мне в голову влезть! — с досадой восклицает он. — Не глупи. Или я тебя просто запру тут. Навечно. И, кстати, вот как раз к тебе легилименция превосходнейшим образом применима. Ты… устал, — вновь говорит он очень мягко. — Пойдём, — он встаёт и поднимает Мальсибера с пола — без всякой магии, просто руками. Тот не сопротивляется, а оказавшись на ногах, обнимает его вдруг за шею и утыкается лбом в его плечо. Шепчет:

— Я правда не могу тебя потерять. Никогда себе не прощу.

— Знаю, — тот со вздохом проводит ладонью по его волосам. — Не потеряешь. Не таких обыгрывали. Не надо меня защищать. Идём со мной.

Он уводит его к нему в спальню — Ойген не сопротивляется, но и не помогает ему, просто молча идёт — и так же молча раздевается и ложится ничком, натянув на голову простыню. Северус не уходит, садится с ним рядом, говорит:

— Мы с тобой компаньоны, помнишь? Ты сам так решил. Теперь изволь выполнять. Сейчас спи — от тебя всё равно толку нет — а после поговорим. Извини, — говорит он, доставая палочку. — Но ты меня вынудил.

Ойген не слышит его — он уже спит. А Снейп начинает колдовать, накрывая эту комнату антиаппарационным куполом, потом приподнимает простыню и снимает с запястья спящего часы-портал. Усмехается, суёт их в карман — и уходит к себе.

Ненадолго.

Возвращается он с небольшим ящиком, в который, кажется, уместил половину своего кабинета — он трансфигурирует один из подоконников в стол, располагает на нём бумаги и книги, придвигает стул — и углубляется в работу.

Мальсибер просыпается к вечеру. Переворачивается на спину, потягивается, приподнимается — и видит Снейпа. Лицо его приобретает упрямое выражение, он садится — и тут обнаруживает отсутствие часов на запястье.

— Северус! — возмущённо восклицает он.

— Проснулся? — спокойно спрашивает тот, оборачиваясь и показывая ему часы. — Это ищешь?

— Отдай!

— И не подумаю, — он суёт их в карман. — Пока не поговорим — не получишь.

— Северус, — тот хмурится. — Я…

— Изволь меня выслушать. И подумать над тем, что услышишь. Я не желаю, чтобы ты меня защищал таким диким образом. Я никогда не мешал тебе делать то, что хочется — полагаю, я заслуживаю ровно того же.

— Северус…

— Я не закончил. И я не желаю, чтобы кто бы то ни было указывал мне, как жить и что делать. Даже ты. Желаешь рисковать — твоё право. Но в данном случае рискуем мы с тобой вместе, а я привык делать это с открытыми глазами. Это понятно?

— Да.

Он… смеётся. С очень видимым облегчением — и чем дальше, тем сильнее и громче. Это почти истерика: он никак не может остановиться, и, отвернувшись, в конце концов нервно машет на Снейпа — тот улыбается и отворачивается, молча пережидая, а когда тот успокаивается, говорит:

— Видишь, к чему это приводит?

— Иди сюда, — зовёт его Ойген, снова садясь и поворачиваясь к другу. — Поговорим.

— Наконец-то, — тот пересаживается на кровать. — Неужели дошло?

— Нет, — улыбается Мальсибер. — Но я понимаю, что ты прав. И я ужасно устал один, — признаётся он. — То есть я не один, конечно… Тони прекрасен, правда — но он не ты.

— Бесспорно, — усмехается Снейп. — Рад, что ты, наконец, это заметил. Итак, я дождусь рассказа?

— Обойдёшься! — весело откликается Мальсибер. — Так посмотри. Долго рассказывать. И я оценил, что ты не сделал этого раньше, — добавляет он.

— А надо было, — говорит Снейп. — Легилименс!

Смотреть приходится много… Мрачные разговоры, чья-то смерть — почти мальчишка у Ойгена на руках, весь в крови, Мальсибер плачет горько и зло и орёт на раздосадованного и не менее злого Долохова… Они оба сидят и пьют — Ойген совсем пьян, руки дрожат… Зал какого-то пафосного ресторана, за столом четверо, Мальсибер из них самый младший, но те слушают его очень внимательно и кивают… Какой-то игорный зал — большой, незнакомый… Опять ресторан — маленький, полутёмный… Ойген говорит с каким-то весьма неприятным типом — азартно и почти весело, во всяком случае, тот именно так должен его воспринимать… Кабинет — большой, классический кабинет, тихие вежливые голоса… переговоры. Бумаги подписаны… Мальсибер сдержан и вежлив, и выглядит почти равнодушным… Опять кровь и смерть — не человеческая, нет… кот. Растерзанный труп кота в какой-то коробке, поверх — вложенная в прозрачный файл, чтобы не промокла от крови, бумажка с напечатанным смайлом… Банк — удивлённое лицо Ойгена, длинный коридор, роскошный, но сдержанный кабинет… Какое-то странное помещение — полутёмная комната с каким-то оборудованием — оно шумит и мигает лампочками… экраны. Компьютеры? Девушка с встрёпанными волосами и покрытыми татуировками худыми руками… стремительно щёлкают клавиши… Ойген смотрит на экран очень сосредоточенно из-за её плеча… непонятный, отрывистый разговор… Снова банк, вежливые улыбки, извинения… Опять девушка — та же, в той же комнате… и опять… Роскошный приём: поместье… Мальсибер танцует с пожилой дамой, глядит на неё нежно и ласково, и слушает, слушает… Он же — там же, по-видимому — стоит с бокалом шампанского, разговаривает с высоким загорелым мужчиной, чрезвычайно напоминающим ковбоя с рекламных щитов — сходству мешает отсутствие шляпы да костюм вместо джинсов… Опять девушка и компьютеры… Опять банк… Пустой зал — задымлённый, с закопчёнными стенами… на лице Ойгена — досада и удивление… Долохов с Мальсибером спорят до хрипоты, орут друг на друга… «Да плевать уже, кто виноват — давай думать, что делать!» — это Ойген, конечно… Усталость, усталость… даже тоска — и страх, такие непривычные в нём… Снова девушка, снова тот высокий мужчина ковбойского типа, снова банк… опять та пожилая леди… Вновь усталость… Взрыв — машина, но не Мальсибера, а соседняя — чары сработали. В ней кто-то был — Ойген растерян, он вообще не подумал про это и не учёл, он расстроен…

Собственно, это всё. Пока всё.