Novice (джен)

Пустоши, ячменные поля, перелески, крохотные городки с белыми и красными крышами — проносились мимо, сменяя друг друга. Хотелось отвернуться от окна, но больше не на чем было задержать взгляд в маленьком пустом купе. Нэтан Баркер закрыл глаза и стал думать. Этим он занимался почти все время, пока бруснично-алый экспресс уносил его из Шотландии в далекий Лондон. А подумать было о чем.

Короткий апрель промчался на удивление легко, сменившись таким же быстротечным маем. Наступило время экзаменов, и прошло. Для Нэта почти ничего не менялось, разве что в библиотеке появлялась посторонняя публика, с беспокойством листавшая учебники. Когда там становилось уже слишком шумно, он уходил в подземелья, отыскивал пустой какой-нибудь класс, больше напоминавший тюремную камеру, трансфигурировал из пергамента одеяло, устраивался на полу и читал.

Слишком хорошо, после неудачи с Миртл, он запомнил этот отвартительный, раздирающий душу страх — когда то, что ты делаешь, не в твоей власти, когда подгибаются от слабости колени, а ты не можешь опустить палочку и остановиться. Он стал искать все, что мог — о пределах магической силы, о способах контроля, и ужаснулся. Чего стоила одна левитация! Рассчитанная на разный вес, высоту и скорость, она легко могла привести к мгновенному истощению, а если заставить человека кого-то или что-то левитировать достаточно долго… так можно было и убить!

Конечно, находились способы этого избежать — запутанные, зацикленные схемы, чары, подпитывавшиеся от других чар, или от объекта, старинные защитные ритуалы, построенные на родственной связи, и, не в последнюю очередь, магия крови. Сквозь туманные объяснения учебников, зачастую избегавших давать точные определения волшебству, которое считалось опасным или темным, Нэт продирался, вооружившись логикой, и, как ему казалось, мало-помалу побеждал.

«Надо было начинать с арифмантики, а не с рассуждений о природе “тонких эфиров”, которые, на самом деле, никакие не эфиры, — ругал он себя. — Теперь-то тебе понятно, почему только дурак вроде Нэтана Баркера возьмется преобразовывать призрака напрямую, даже не подстраховавшись элементарным зеркалом? Это для школьных заданий достаточно прямого приложения, а для настоящих дел… Причем, в “Итоге совершенства” намек был, да и Мерсер предупреждал: "Предел своей силы исчисли и преумножь по мере надобности…" Какого же черта тебе в голову пришло считать это метафорой?»

Листая страницы с формулами, вспомнил, что для сложных зелий тоже применялись сдерживающие пентаграммы и гексаэдры, накопительные резервуары, тигли с наведенными чарами, не говоря уж о естественных усилителях, вроде серебра или ртути.

Одеяло на полу превращалось обратно в пергамент, снова заканчивались чернила, а тишина, копившаяся веками в каменных стенах, наполнялась голосами давно покинувших землю людей. Отложив конспект в сторону, Нэтан замирал, прислушиваясь.

Он все чаще чувствовал себя кем-то вроде отшельника. Иногда ему хотелось говорить вслух, только чтобы услышать ответ — даже если это будет всего лишь эхо. О, конечно, он мог с умным видом устроиться в гостиной и терпеть подначки какого-нибудь скучающего без развлечений Хиндли, или, если нелегкая дернет, выйти даже на улицу, под ивы, к озеру, где некоторые его ровесники играли в плюй-камни.

Отправляться к Хагриду? Вряд ли лесничий стал бы выслушивать его соображения по поводу школьной теории чар. Да и ближе к лету туда снова зачастил Уизли, и Нэт, соблюдая нейтралитет, почти перестал там бывать.

Он знал, что ему не хватает бдений над котлом в заброшенном туалете, знакомой усмешки и самоуверенных заявлений… Не раз, проходя мимо, замедлял шаг — но так и не заглянул. Энквист теперь отворачивалась, стоило посмотреть на нее, почему-то краснела. Он слышал ее шепот, легкий смех, когда она переговаривалась с подружками. Пару раз видел ее на тренировках — как синяя птица, она мчалась по небу на своей скоростной метле, и ей не было никакого дела до тех, кто остается на земле.

Нэт думал, что она вела себя глупо. Но сердиться на нее едва ли стоило — разве, напоминал он себе, у нее не было повода испугаться?

«Почти все боятся… Я, может быть, тоже боюсь. Но я хочу понимать… Какой смысл быть волшебником — и не понимать, что ты делаешь? Неужели это преступление — попробовать, шагнуть дальше, чем все, и любой, кто на это отважится вынужден закончить как Юнган, жить с неизлечимым проклятием, скрываться под чужой личиной? Неужели он единственный — принимал мои стремления всерьез?»

Костяная застежка привычно скользнула в ладонь.

Нэт постоянно держал ее при себе. Как и ножик зельевара.

Найти про «запечатленные образы» упоминание в общей секции оказалось непросто, однако, к середине мая он отыскал. Книжка называлась «Медицинские техники вторжения в разум» — между смазанным описанием некой «легилименции» и замечаниями о пользе ментальной магии в целом, как раз были предупреждения, для будущих практиков.

«Следует проявлять осторожность, и при проникновении в сознание с целью диагностики, учитывать, что даже разум неподготовленного пациента может оказаться защищен. В частности, известен отражающий щит — пациенты редко применяют его по собственной воле, так как он требует чрезвычайной магической силы для поддержания и влечет за собой серьезные расстройства психики, вплоть до полного разрушения личности. Его, как правило, легко диагностировать по поведенческим признакам, не прибегая к опытному проникновению. Однако, встречаются и иные способы условно-пассивной защиты, например, Iomhanna Coimead, старинное кельтское заклятие, известное под именем "Туманная вуаль", и грозящее тому, к чьему разуму оно применено, потерей долговременной памяти. Или Fleab Ackhimmar, происхождение которого до сих пор не выяснено, представляющее собой заговор на слово — как только легилимент задевает слово-триггер (в том числе, случайной ассоциацией), он запускает необратимый процесс фрагментации сознания на разрозненные, а значит, и не трактуемые обрывки. При этом следует учитывать, что для целителя пребывание в чужом сознании сопряжено со значительным риском. Побочные эффекты этих пассивных защит в равной мере затронут и его разум… Известны также случаи, когда, в попытках провести легилиментивную диагностику пациента в критическом состоянии, целитель умирал, если умирал пациент».

Как бы там ни было, и что бы профессор Снейп ни попытался применить той зимней ночью, в кабинете зельеварения — более он этого повторять не стал. Только иногда, задерживал на Нэтане тяжелый, долгий взгляд, а потом молча отворачивался, как если бы то, что он видел, было ему неприятно.

В этом он наверняка был честен.

В один из последних до начала каникул дней, он прислал через Нотта записку — с приказом тотчас после ужина явиться в кабинет. Нэт, которого староста отловил у душевой минут за сорок до отбоя, понимал, что опаздывает. До кабинета добрался почти бегом и уже взялся за ручку двери, но вовремя остановился, расслышав голоса.

Один из них, как ни странно, принадлежал профессору Сингху и был напрочь лишен тех тепла и участия, которые привыкли в его голосе слышать ученики. Голос был глух и резок, далеко раскатывался в подземельной тишине.

-… нести ответственность. Вы не похожи на труса, однако ведете себя в точности, как…

— Не смейте! — прошипели в ответ.

Но голос не смолк.

— Баркер наверняка ждет вашего решения до сих пор. Зачем эта жестокость? Какими бы ни были ваши причины, неужели вы не видите, что ему больше не к кому обратиться? Он и не станет слушать никого другого…

По спине прошел холод. Отпрянув от двери, Нэт стал в коридоре — ни жив, ни мертв.

«Как он мог?! Как… это вообще… это не его дело!»

Индус же продолжал говорить:

— Если вы бросите его теперь, когда ему трудно, ни за что вы не сумеете вернуть его потом… Вы… потеряете лучшего ученика, которого только можно себе представить… Поверьте старику, я на своем веку таких почти не встречал, а пожил куда больше вашего.

«Змей индийский! Я же в глаза Снейпу глядеть не смогу…»

Нэт не хотел себе в этом признаться — но он ждал ответа. Нужно было уйти — ноги не двигались. Не уходил, вслушивался до боли.

А мастер зелий молчал.

— Что вы вообще за человек, что вы за учитель, если можете равнодушно смотреть… Я поклянусь, он уже пробовал запретные искусства — и вы не можете не знать, к чему приводит подобный интерес!

«Вот отчего у него это — чуть не жалость в глазах, уже какую неделю. Хуже, чем директор, честное слово. Интересно, откуда? Или видит он больше других, или Плакса Миртл все-таки…»

— …прошли через это сами… Как вы можете оставаться безучастным?

— Довольно, профессор, — в тихом голосе декана проступил лед. — Есть вещи, которых я не имею права делать.

— Да, вы не имеете права отпустить его на все четыре стороны, тем более, если знаете, какая ему грозит опасность.

Горло перехватило.

— Что вам об этом известно? — вскинулся Снейп.

— Я просто умею смотреть, молодой человек.

Опять тишина, зубами впивающаяся в позвоночник.

Нэт сминал в руке записку, но не решался даже выдохнуть…

— От того, профессор Сингх, что я вмешаюсь в жизнь мистера Баркера, — слова прозвучали, как шелком обернутая сталь, — опасность, грозящая ему, не станет меньше, и поверьте, он об этом прекрасно осведомлен.

— Неужели вы даже не поможете ему? Не направите? — на секунду индус смолк. — Или так вы мстите за то, что в свое время некому было направить… вас?

«Самоубийца просто… он оттуда не выйдет…»

Звуков снова не стало.

Вспомнились Нэту почему-то ранние сентябрьские споры, о том, кто лучше в дуэли — старик-индус или их декан? Сердце билось, как безумное, но казалось, руки — в ледяной воде. По-прежнему он не мог сдвинуться с места.

Наконец, тишина была прервана.

— Вы что же, готовы доверить ученика человеку, о котором думаете настолько низко? — ответ профессора прозвучал очень спокойно.

— …можете не отдавать себе отчета, — смутившись, пояснил Сингх.

— Действительно. Я вообще мало в чем отдаю себе отчет. Как и необоснованная жестокость, а также трусость, это, наверняка — одна из черт людей запада? Остается радоваться, что вы и ваши соотечественники избавлены от подобных пороков.

Трудно было не расслышать в этих словах издевку.

— Что вы имеете в виду?

— Слышал, в Пенджабе волнения, — ответил Снейп, и Нэт легко представил, как кривятся в усмешке губы. — Вряд ли судьба друзей из Акали Дал тревожит вас меньше, чем мои недостатки. Однако же вы здесь…

Напряженное молчание за стеной — наверняка, чья-то рука скользнула к рукояти меча.

— Они сами выбрали для себя такую жизнь! — воскликнул индус с неожиданной болью в голосе. — И их путь не ведет ни к чему, кроме поражения!

— Только подумать, какого советчика они теряют в вашем лице… в это непростое время.

— Я не служу насилию!

— Разумеется. Вы служите вечному и прекрасному. А теперь извините меня, я должен уделить время студенту.

Отчаянно желая провалиться сквозь пол, Нэт смотрел, как открывалась дверь. Профессор Сингх замер, увидев его — потом, по смуглому лицу прошла какая-то печальная волна — и он отвернулся.

Застывший на пороге мастер зелий смотрел вслед старику, пока тот не скрылся за поворотом коридора.

— Проходите, Баркер.

«Мерлин величайший… Он же знает, знает, что я слышал…»

Если профессор и знал, то не подал вида. Кивнул на табурет.

Нэт подошел, замечая ровный блеск светильников. Струился в воздухе тонкий, прохладный запах, чуть сладкий. «Convallaria majalis, а может даже Polygonatum officinale?» — пришло на ум. Словно в подтверждение, дверь кладовой, где мастер хранил составляющие для зелий, была приоткрыта.

— Вы опоздали, — заметил профессор, когда он и Нэт оба расположились у стола.

— Нотт не мог меня найти, сэр.

— Вот как? Что ж, перейдем к делу, — черные глаза сверлили насквозь.

Был выдан Нэтану глянцевый картонный билет до Лондона, и он его спрятал в карман, узнав попутно, что родственники «предупреждены и обязались встретить на платформе».

— Заключение комиссии, как и в прошлом году, с результатами экзаменов. Надеюсь, здесь вам не о чем беспокоиться.

«Что мне ему сказать? Что он прав? Что я беспокоюсь совсем о другом?»

Вряд ли эти, бродившие по поверхности, скудные обрывки мыслей остались для профессора тайной. От его пристального взгляда Нэту было не по себе.

Услужливая память снова подсовывала ту, темную ночь и глухое: «Нет. Не просите меня, мистер Баркер».

«Неужели, все-таки, ему все равно? Неужели ни словом он не даст знать…»

— Можете идти, — его отвлекли от раздумий.

— Да, сэр.

Уже почти перешагнул порог, кляня за случайную дрожь подземельный холод.

— Мистер Баркер?

Обернулся.

Надо же. Глаза почти как живые.

— Будьте осторожны.

«Нужно было ответить хоть что-то… — думал теперь. — Все твоя проклятая гордость. Полкната ей цена, а ты за нее пропадаешь…»

Спрятал костяную иглу в карман.

«Будьте осторожны… — фыркнул про себя. — Что со мной случится? Если бы мистер Юнган хотел причинить мне вред, он мог бы и похуже что-то придумать!»

Спустя все это время Нэт пришел к выводу, что скульптору он все-таки благодарен. Пусть не за доверие — но хотя бы за колдографию и за ответы.

И за три норвежских сглаза, первый из которых довольно удачно был опробован на МакЛаггене.

В дверь купе постучали.

Даже подергали ручку, но он не зря провел весну в библиотеке.

— Пончики, леденцы? — спрашивал кто-то из коридора. — Тянучки, тыквенные котелки, Берти Боттс…

«Проваливайте прочь со своими тянучками…»

Почему-то вдруг захотелось шоколада. Точно такого, как в шоколадных лягушках с карточками.

* * *

Платформа девять и три четверти ранним июньским вечером оказалась, разумеется, полна народа. Вытащив сундук туда, вниз, где школьников встречали счастливые, соскучившиеся родители, Нэт поспешил отыскать неприметный уголок. Кто бы за ним ни приехал — вряд ли кинутся разыскивать в толпе, плечом расталкивая прочую публику.

Он ждал деда.

Видел краем глаза спокойную женщину с высокими скулами, которая чуть помедлила, оглядываясь, когда Энквист уже взяла ее за руку и тянула прочь, видел, как Рёдер, сдержанно кивнув, идет следом за человеком, на которого похож, как две капли воды. Сэм Тайер, не задержавшись ни на секунду, отправился к выходу, как и Уотер — должно быть, их встречали на той стороне, в маггловском городе — ни один не посмотрел на другого.

Рыжий Уизли, смеясь, обнимал двух одинаковых, таких же рыжих малышей. Третий стоял рядом и дергал его за мантию.

Через полчаса почти все разошлись. Нэт устроился на сундуке, раздумывая уже, не отправиться ли домой самостоятельно, и даже собрался разузнать дорогу до Косого переулка у ближайшего смотрителя, когда услышал:

— Это ты, что ли — Баркер?

Голос был резкий и незнакомый.

Крепкая, жилистая, похожая не столько на женщину, сколько на каменную непробиваемую стену. Жидкие волосы и бледные голубые глаза слегка напоминали Мелиссины, но, в отличие от Мелиссы, во взгляде была решительность. Поджатые губы. Серая плотная юбка, не доходившая до щиколоток, туфли не в тон — из тех, что не снашиваются годами.

— А вы кто? — спросил Нэт.

— Ты, я спрашиваю, Баркер? — женщина теряла терпение.

Он видел по ее лицу, что она совсем не была терпеливой.

— Допустим. Я вас не знаю.

— Миссис Хлоя Фиблер, — отрубила она. — Мелисса Брок — моя сестра.

«Не припомню. Мелисса, вроде, откуда-то с севера…»

— Сколько еще, по-твоему, мне тебя ждать? — прервали его размышления, довольно бесцеремонно хватая за плечо.

— Вы… — Нэт вырвался прочь почти тут же. — Я думал, придет дед. Или тетя.

— Не знаешь? — фыркнула миссис Фиблер. — Старый Брок вот уже месяц с постели не встает.

Сделала пару шагов к выходу с платформы, но Нэтан продолжал стоять, не двигаясь. Ручка сундука врезалась в ладонь — так больно он ее сжал.

— Как это… Что с ним случилось?

— Болен, я же сказала.

— Почему никто мне не написал?

— Больше дел у нас нет, тебе писать.

В теплом воздухе ясно пахло креозотом и углем — кровь стучала в висках, как стучали колеса отходящего от платформы экспресса.

«У каких таких "нас"? Я ее вижу первый раз в жизни…»

— Могли бы и отыскать полчаса, — сказал сквозь зубы.

Миссис Фиблер остановилась и чуть побагровела. Она, похоже, была из тех людей, которым непросто объясняться словами.

— Не смей мне грубить, мальчишка, слышишь? Не нанималась я с тобой возиться! А не хочешь возвращаться, оставайся, и все тут.

Остаться очень хотелось, на самом деле. Если бы не дед…

Тетка стояла уже у колонны, сквозь которую выходили на вокзал.

— Мы что, через маггловский город…

Она не ответила, шагнула первой, пока Нэт поспешно стягивал мантию, оставаясь в одних брюках и рубашке. Едва успел ее догнать, вывалившись из кирпичной стены — на ту сторону.

— Иди давай, что ты пялишься!

— Так все же стоят… — неуверенно оглянулся по сторонам.

Магглы жили, как Нэт и предполагал, в одном огромном сумасшедшем муравейнике, сновали туда-сюда, норовя сбить зазевавшихся с ног. По улицам неслись безлошадные коляски, отравлявшие воздух дымом, гигантские фургоны, всюду что-то сверкало, переливалось, а пешеходы вдруг останавливались, зачарованно глядя на красные огни. Наконец, зажегся зеленый, и толпа тронулась.

Разболелись глаза. Нэт рассматривал огромные, с широченными окнами, дома, стоявшие так близко, что было непонятно, как всем здесь хватает воды. В легкие забивалась пыль. И даже небо было перетянуто какими-то веревками, вроде бельевых.

Хлоя Фиблер, судя по всему, ориентировалась тут неплохо. Она без труда находила дорогу среди улиц, похожих одна на другую. Но все-таки, идти пришлось долго. Стоило порадоваться собственной предусмотрительности — если бы не догадался, еще в поезде, наложить заклинание на сундук, наверняка, не дотащил бы его и до первого перекрестка.

Зуд в ногах, однако, стал уже ощутимым, когда Нэт узнал знакомую дверь.

В Дырявом котле ничего не изменилось. Сытный запах из кухни — наверняка, там все еще заправляла старая Шегрин. Полутемный зал, столики, лестница, уходящая наверх. За стойкой Тим Атчетт протирал стаканы. Узнал, тут же сверкнул зубом:

— Нэтан, ты? Никак, со школы?

— Ага, — Нэт поудобнее перехватил сундук.

— А это что, родственница твоя? — стакан со звоном отправился на полку, и Тим взялся за следующий.

Родственница возмущенно фыркнула.

— Иди давай, — напомнила она, как маленького, дергая Нэта к выходу в Косой переулок.

Только на четвертый раз кирпич послушался ее палочки и отскочил в сторону.

Плечи пекло даже без мантии — жаркое солнце не собиралось покидать небосвода. Нэтан чувствовал его горячую ладонь на затылке.

«Над ним сияло небо родины, земля под ногами его грела, как в детстве, каждый камень приветствовал его, — лезла в голову какая-то чушь. — И, оглядевшись, последний из рода МакКероев возликовал, ибо вновь дорога привела его в отчий дом…»

В просвете стены перед Нэтом открывалась полная звона и света оживленная улица.

* * *

Пахло горьким и кислым. Дверь в кабинет была плотно закрыта, и запах шел от нее. «Сердечные капли? У деда что-то с сердцем?»

На второй этаж Нэт взлетел, бросив сундук у входа и едва остановившись поздороваться с Мелиссой и детьми. Краем уха слышал, как несносная миссис Фиблер отчитывает тетю за переваренный суп.

Закрытая дверь не остановила — осторожно, медленно, Нэт толкнул ее, шагнул внутрь.

Окно затянуто плотной шторой и бумагой тоже — чтобы не проникал свет. Кресло, развороченное до состояния кровати, занимало почти всю комнату — обычно обитавшие в нем книги теперь стопками ютились у полок. На столе, вместо пергаментов, облысевших перьев и скрипучих весов, были выстроены в ряд флаконы с лекарствами.

Старый аптекарь, до подбородка укрывшись клетчатым пледом, спал.

«Ну ты и молодец… ворвался, даже не спросив…» — Нэтан уже повернулся, бесшумно, уйти прочь — но тут, ощутив в комнате чужое присутствие, дед открыл глаза.

Он долго смотрел на внука, словно не узнавал.

— Приехал, все-таки? — заговорил, наконец.

Голос звучал хрипло и непривычно тихо.

— Приехал, — Нэт заставил себя не отводить взгляда от припухшего, постаревшего еще больше лица. — Как вы себя чувствуете, сэр?

— Помоги мне сесть, — буркнул Балтазар, опираясь о край кресла и пытаясь подняться.

Нэт помог, придержал тяжелую руку, подложил под спину запасную подушку. Узнал, среди лежавших у изголовья бумаг — свое последнее к деду письмо. Вспомнил резкие, обидой проникнутые строки, и тут же захотелось схватить пергамент и выбросить прочь.

— Ну, — сказал мастер Брок, отдышавшись, — говори.

— Что говорить?

Пол был пыльный. Надо было вымыть здесь все и проветрить.

— Говори давай, во что еще ты там ввязался.

— Ни во что, — Нэт сглотнул.

— Врать мне будешь? Поздно уже, врать-то!

Старик закашлялся, стал задыхаться и замолчал. Потом, вытерев губы, продолжил:

— Отца, что ли, искал?

Сил набралось только кивнуть.

— Дурак, — резюмировал дед.

Казалось, запах лекарств стал сильнее. От него появлялся во рту неприятный вкус, и кружилась голова.

— Мастер Снейп мне писал, чтобы я тебя ни о чем не спрашивал. Не уточнишь… почему бы это?

— Я не могу никому рассказывать. Иначе потеряю память, — признался Нэт и поглядел на окно. В бумаге была щель, и тонкий, проникавший сквозь нее лучик царапал стену напротив. Он, однако, был слишком слаб, чтобы причинить ей какой-то вред.

Балтазар Брок не сводил со внука взгляда.

— А Снейпу откуда известно?

— Не знаю, — Нэт пожал плечами. — Может быть, он легилимент?

— Дожили, — прохрипел аптекарь. — Дожили — сбрендил Дамблдор совсем…

Он замолчал, и надолго. Нэтан не решался поднять глаза, не решался ничего спросить — тем более, сдвинуться с места.

— Иди уж.

Ноги сами отнесли к двери. Рука легла на липкую ручку.

— И Мелиссе скажи, меня от ее супа тошнит третий день.

Суп и впрямь заслуживал похвалы.

«Завтра, между прочим, ты будешь голоден», — напоминал рассудительный голос. Но серая жижа в миске все равно не вызывала аппетита. Нэт делал вид, что ест, только потому, что не хотел обидеть Мелиссу. Та и без него была на нервах.

— Я больше не хочу, — заявил вдруг Харфи, устроившийся за столом прямо напротив.

— Не хочешь сейчас, доешь потом, — тетя прошлась полотенцем, вытирая пролитое.

— Ты глупый, Харфи, — Олли задумчиво возила по супу ложкой. — Потом не будет.

— Все равно не хочу! — с слезой в голосе упорствовал ее брат. — Нэт… Нэт, ты нам ничего не привез?

Нэт усмехнулся малышу. Тот за минувший год научился говорить почти нормально.

«Не надо было присылать им конфет… Теперь будут ждать. Но если подумать, кое-что у меня есть. Добавим-ка огонька, как говорит Хагрид…»

Драконью петрушку вряд ли можно было считать приправой, но в сушеном виде, да еще и в бульоне, повредить она не могла — разве что перебить пряной нотой вкус.

— Где мой сундук? — спросил Нэт у тети, оглянувшись и не найдя сундука там, где его оставил.

— Хлоя унесла наверх.

— Зачем?

Мелисса замялась.

— А я ее боюсь, — по секрету сообщил Нэтану братик, — тетю Хлою.

— Чего ее бояться… Я вернусь сейчас, не съешьте тут все без меня!

Олли фыркнула супом обратно в тарелку. С чувством юмора у нее было в порядке.

В спальне, куда Нэт поднялся, происходили военные действия. Миссис Фиблер силилась открыть крышку, и у нее ничего не получалось, несмотря даже на то, что она вооружилась кочергой.

— Вы зачем это делаете? — осведомился Нэт, подходя поближе к многострадальному ящику.

От ударов на дереве опять, как зловещее предупреждение, проступило «ABRA AQUI».

«Будто маггла…»

— Что? — тетка подняла голову. — А, это ты. Хорошо, что пришел. Помоги-ка. Тут заклинило.

— Я магией закрывал.

— Магией! Больно умный нашелся?

Было ли ей неловко? Вряд ли. Она отложила кочергу, уступила Нэту место и внимательно следила, как он открывает свой сундук, как достает из-под книг свернутый кулек с травой.

— Что это у тебя там?

— Не видите?

— Вторая мантия? Зачем тебе на одну спину две мантии?

— Это школьная, — процедил Нэтан, — положено иметь запасную.

— Положено ему! Смотрю, некоторые себя за принцев держат. Семье есть не на что, а он тут мантиями запасся. Давай-ка, доставай.

Нэт захлопнул крышку прежде, чем она протянула руку.

— Я не поняла. Это что за порядки? Мелисса!

— Не кричите!

«Дед спит. Что она орет-то!»

Тут же мосластая чья-то кисть метнулась к лицу. Недолго думая, Нэт увернулся. Посыпалась со стены штукатурка, где-то над головой.

Миссис Фиблер, потирая ладонь, воззрилась на палочку в его руке в немом негодовании.

— Тебя кто учил со взрослыми разговаривать, мальчишка?

— Я же попросил, не кричите, — Нэт холодно глядел ей в глаза. — И Мелиссу оставьте в покое. Она тут не при чем.

— Вижу, как она не при чем. Старик на тебя рукой махнул, а сестрица моя — тряпка. Посадила себе дармоеда на шею. Это ей ты хамить можешь, а мне — не будешь! А ну стань прямо!

Она снова замахнулась.

— Еще чего, — Нэт прищурился. — Только подойдите, и я за себя не ручаюсь.

Тетка смерила его презрительным взглядом, задержавшись на палочке чуть подольше.

Он чувствовал на себе этот взгляд, когда спускался вниз.

— Откуда здесь вообще взялась эта ваша сестра? — первым делом спросил у Мелиссы, раскрошив брату в суп сухой листок.

Запахло костром и теплицами профессора Стебль.

— Она приехала, потому что я ей написала, — ответила тетя.

— Сама положу! — Олли утопила травку в своей миске.

— Надо мелко, — поправил ее брат.

— Что я одна могу? — Мелисса смотрела на Нэтана с каким-то отчаянием. — Мужа нет, старик совсем плох, еще эти двое, — кивнула на детей. — Куда мне деваться?

— А с ней, что ли, лучше стало? — Нэт вскинул бровь. — Кто она такая, чтобы тут распоряжаться?

— Она, между прочим, приехала помочь… пока что. А потом, — тетя запнулась, — потом мы к ней жить уедем. Так что веди себя прилично и постарайся лишний раз ее не злить.

Харфи со свистом втянул в себя полную ложку. Олли покачала головой.

— Когда это — потом? — спросил Нэт, разглядывая стол.

Мелисса почему-то посмотрела на лестницу, ведущую наверх, и ничего не сказала.