Можешь звать меня Рони (джен)

Эмма вышла навстречу восходящему солнцу. Ей хотелось только материться, кричать и топать ногами. Новый день не предвещал ничего хорошего: вестей от Руби так и не было, даже Лерой «порадовал» ее отсутствием драк.

Еще и бессонная ночь принесла Эмме свои последствия, плавно перетекшие в головную боль. Ее голова была готова расколоться на две ровные половинки.

Эмме казалось, что там, внутри ее черепной коробки, поселилась мартышка, настукивающая по барабанам обеими лапами.

Грядущий день обещал быть солнечным и ярким. Впервые за эту противную дождливую осень. Ветер, конечно, все еще был прохладным, но, впрочем, погоду не портил.

Эмма поплотнее запахнула свою легкую кожаную куртку, будто та могла ее согреть, и остановилась понаблюдать за восходом солнца. Ей точно стоило притормозить и осознать, что время идет, а не стоит на месте. Кроме того, Эмме нужно было взвесить все и хорошенько пораскинуть мозгами.

Стоя на улице, Эмма и впрямь думала о ночном разговоре и его возникших последствиях. Она ведь собиралась помочь Рони. А это значило лишь одно — надо было действовать. Но первым делом нужно отоспаться. А потом уже смело выходить на ночную смену и решать все проблемы.

Эмма была бесконечно благодарна Белль, которая оказалась крайне недовольна самодурством своего мужа и его решением. Этим утром миссис Голд (она же «Красавица», Эмма не знала, почему она вдруг стала придумывать всем кодовые имена, наверное, во всем было виновато дурное влияние книги Генри, иной причины она не видела) бесшумно зашла в ее кабинет и растормошила задремавшую от усталости Эмму.

— Эмма, дорогая, — мягко заговорила Белль. — Иди домой. Отоспись. Отдохни денек.

— Нет, — уперлась не проснувшаяся окончательно, но не потерявшая свой боевой настрой Эмма. — Я приду на ночную смену.

Белль попыталась еще что-то возразить, выглядя при этом не очень убедительной, однако Эмма даже не дослушала ее. Наскоро собравшись, она как можно быстрее покинула место своего заточения, где провела практически сутки.

Оставаться там ни минутой дольше ей больше не хотелось. Да и многое нужно было обдумать, переварить. Но было кое-что, в чем она ни капли не сомневалась: и сейчас, и тогда Эмма твердо могла сказать лишь одно: Рони позвонит сегодня ночью. Почему она была так в этом уверена — вопрос. Эмма знала, вот просто знала, что именно так и будет.

Поморщившись от головной боли и неотвратимости происходящего, Эмма переползла через дорогу, кивнув проходящему мимо Арчи, который в знак приветствия снял свою шляпу и жизнерадостно улыбнулся.

Эмма поморщилась. Она не была готова сейчас радоваться жизни. Ей хотелось выпить какао с корицей и заснуть. И скорее. Какое ей дело до этих выспавшихся и жизнерадостных людей, если сама она жутко устала и хочет спать.

Когда с ней поздоровались еще несколько новых коллег, Эмме моментально захотелось смыться в свое депрессивное болото и сидеть там безвылазно, изредка недовольно поквакивая на проходящих мимо.

К ее счастью, больше никого из новых знакомых она не встретила. И небольшой путь от здания до парковки Эмма проделала в не очень жизнерадостном молчании, мысленно смакуя каждый момент блаженной тишины и прекрасного одиночества.

Однако стоило Эмме подойти к «жуку» и нежно погладить старого желтого друга по капоту, как подоспела новая неприятность. Огромная, жуткая и страшная, в кожаной куртке и рваных джинсах — Киллиан Джонс. И эта самая неприятность, пожалуй, была гораздо ужаснее всех предыдущих людей.

Каждый раз, когда они встречались, Киллиан пытался всячески с ней сблизиться. В ход шло все: странные подмигивания — порой ей казалось, что у него просто судороги, ведь не может глаз у человека дергаться несколько раз за секунду. Неуместные и пошлые шутки — она лишь улыбалась и кивала головой, лишь бы это быстрее закончилось, а однажды Джонс даже попытался ее поцеловать — вопиющая наглость. Вот тогда-то Эмме было где развернуться. Она чуть не сломала ему руку.

Эмма отшивала его множество раз. Но Киллиан Джонс все равно не оставлял попыток завоевать ее сердце: часто выл серенады под окнами, встречал ее с букетами цветов у полицейского участка до тех пор, пока она не пригрозила ему пистолетом и судебным запретом на приближение к ней.

Но даже это его не остановило. Этот льстец умудрился понравиться Мэри Маргарет и теперь каждую субботу приходил к ним в гости с огромным тортом. Киллиан подружился и с Генри, который в нем души не чаял.

Не поладил он только с Дэвидом, который с момента первой встречи презрительно называл его «Пират». Эмма была солидарна с ним и разделяла его убеждения: Киллиан был последним человеком на свете, которому она бы доверила свою жизнь и Генри.

Глядя на смешную походку Киллиана, Эмма подумала, что в нем действительно есть кое-что от храброго покорителя морей. Например, Киллиан Джонс был большим любителем выпить ром, приударить за юбками, но сейчас почему-то бегал за ее штанами. Он, что казалось Эмме слишком странным, умел фехтовать. И достаточно хорошо.

Помимо всего, в его речи часто проскакивали странные фразы в духе «сушим весла», «берем на абордаж», «бросаем якорь». Последним, пожалуй, решающим фактором пожизненного клейма «Пират» в ее глазах стала его любовь к пиратским прикидам. Каждый раз на вечеринках он появлялся в знаменитом костюме Капитана Крюка, веселя детей.

Пока Эмма, хлопая глазами, молча наблюдала за ним, Киллиан все же заметил ее. И тут же направился прямо к ней.

— Эй, Свон! — вот черт. Она до последнего надеялась, что они с ним разминутся. Сейчас же удирать было бы крайне глупо. И, как минимум, слишком трусливо. А трусихой Эмма никогда не была. Именно поэтому она остановилась у машины, решительно распахнув дверь, всем своим видом показывая, что она чертовски занята и у нее нет на него времени.

— Ты потрясающе выглядишь, Свон, — он облизнул пересохшие губы, заглядывая ей в глаза, как преданный пес. Она ненавидела этот его фирменный собачий взгляд. Вот серьезно, почему он считает, что этим можно ее пронять?

Присмотревшись повнимательней, Эмма заметила у него едва различимую черную подводку под глазами. Вот черт. Он что, еще и красится? С трудом сдержав смешок, Эмма поборола желание закатить глаза так глубоко, в надежде, что они не выкатятся: растрепанные волосы, синяки под глазами, как у панды, желание жить и общаться на нуле. А он заявляет ей, что она хорошо выглядит. Чертов льстец.

Но, с другой стороны, ей даже было интересно, что он придумал на этот раз. Чем решил ее еще добить?

— Что тебе нужно? — резко поинтересовалась она. Эмма оперлась рукой о дверь машины, постукивая ногой по земле, демонстрируя ему, что она торопится и у нее нет желания с ним разговаривать. Киллиан усмехнулся, наблюдая за ней, двусмысленно повел бровями, словно оценивая ее настрой.

— Только ты, любовь моя, — его брови, кажется, станцевали джигу. Черт, прекрати так шевелить бровями, Джонс, иначе они от тебя сбегут.

Киллиан, воспользовавшись секундным замешательством Эммы, приблизился к ней. Расстояние между ними сократилось до шага, они стояли практически вплотную. Киллиан привычно улыбался, она же напряглась — слишком близко.

Скосившись на дверь «жука», она подумала, что в крайнем случае можно будет заехать Джонсу дверью и уехать, вдруг что-то пойдет не так. На всякий случай Эмма решила остановить Киллиана, не зная, что он придумал на этот раз.

— Без глупостей, ковбой, — предупредила Эмма его, сверкнув глазами. Опа, они все-таки как лазеры. В такие моменты она жалела, что не может испепелять взглядом. Это бы сейчас пригодилось. И на месте доставшего ее Киллиана оказалась бы горка пепла.

— Так что ты хотел? — устало переформулировала свой вопрос Эмма, надеясь, что у этого придурка просто не окажется какой-то глобальной темы.

— Хотел поговорить с тобой, — Джонс внезапно стал слишком серьезным. Идиотская усмешка, украшавшая его лицо, куда-то пропала. Да ладно? Эмма нахмурилась. Бывает же такое. И уже подумала, что все-таки случилось что-то плохое. Но своим следующим вопросом он довел ее до белого каления.

— Скажи, Свон, ты все-таки в меня влюбилась? — Киллиан многозначительно повел бровями. И решительно сократил расстояние между ними, шагнув еще. Теперь его горячее дыхание обжигало ей губы, потому что он был выше, чем она.

Эмма, растерянная, но непоколебимая резко вздернула голову и отчеканила:

— Последнее предупреждение.

— И ты станешь моей? — не растерялся Джонс, самодовольно улыбаясь. Да уж. Только Киллиан Джонс мог быть таким идиотом, чтобы не понимать, как он ее уже достал.

Эмма вздохнула, уговаривая себя успокоиться, иначе тут и до мордобоя может дойти. Не хватало еще шерифу стать зачинщиком драки. Вот Руби ухохочется! А этого Эмма жутко не хотела. Особенно сейчас.

Что с этим Джонсом не так? Любой нормальный человек, увидев бы злую Эмму, удрал бы как можно дальше, но только не Киллиан Джонс. Может, он просто не любил пасовать перед обстоятельствами, а, возможно, этому кретину нравилось действовать ей на нервы.

Эмма смотрела на него и думала, что больше всего хочет задать ему лишь один вопрос: «Почему ты такой идиот?»

— Это все? — Эмма с трудом сдерживалась, чтобы не зарядить ему кулаком в нос. А что, ему бы очень даже пошли побои. Синяк под глазом, к примеру, был бы прекрасным стимулом, чтобы отвалить от нее и лишним украшением его смазливой физиономии.

Она отстранилась, однако Киллиан тут же дотронулся до ее руки, пустив в ход свой самый собачий взгляд. Только не это. И почему он такой раздражающий?

— Дай мне шанс, Свон, — этот потенциальный инвалид хочет сказать, что он проделал такой путь, ведь Киллиан жил далеко от нового места работы Эммы, уж она-то знала, где его дом, чтобы никогда не оказаться в том районе, чтобы сказать ей это? Такая настойчивость до глубины души поразила Эмму. Даже Нил, пожалуй, не был таким настырным.

— Я тебе уже все сказала, — заявила Эмма, резко оттолкнув Киллиана. Воспользовавшись его замешательством, она села в машину, думая о том, какой же он все-таки придурок.

Круто развернувшись, Эмма проехала мимо него, удивившись, что он не предпринял еще попыток подействовать ей на нервы. Но, посмотрев в зеркало дальнего вида, увидела: он улыбается.

Киллиан Джонс, словно догадавшись, что она на него смотрит, в этот же самый момент прокричал вслед что-то, похожее на:

— Люблю, когда у тебя такой настрой, Свон!

Чертов придурок, как предпочитала называть Киллиана Эмма, организовал ей замечательное начало дня. Отличное утро, ничего не скажешь. Эмма подумала, что не хватает еще парочки каких-нибудь отвратительных происшествий и новостей, чтобы добить ее окончательно. Но больше ничего не произошло. Видимо, жизнь услышала ее мольбы и сжалилась над ней.

Когда Эмма приехала домой, было уже десять часов. Ее встретила встревоженная Мэри Маргарет в белоснежной пушистой кофте. Такая же мягкая и уютная, как вся ее квартира и тот мягкий пушистый синий плед, которым Эмма так любила укрываться.

Мэри Маргарет, не сказав ни слова, тут же заключила ее в объятия. Эмма вдруг подумала, что сейчас она похожа на мать, прождавшую загулявшегося ребенка всю ночь.

А Мэри Маргарет ласково погладила ее по спине и, отстранившись, проговорила:

— Пойдем, Эмма.

Мягкий и чудесный голос. Как же она была рада ее видеть, хоть одно приятное событие произошло за это утро. Особенно Эмма скучала по заботе своей новой подруги на работе. Ей не хватало этого уюта и тепла, которое исходило от соседки.

Эмма покорно последовала за Мэри Маргарет на кухню, не пытаясь сопротивляться и отпираться. На круглом столе стоял завтрак: омлет, пара тостов и кружка горячего какао с корицей. Эмма выдохнула. Мэри Маргарет… Какая же она все-таки хорошая. И заботливая.

— Поешь и ложись спать, — посоветовала Мэри Маргарет, дотронувшись до плеча Эммы кончиками пальцев.

Эмма кивнула, чувствуя, что в горле собрался тугой комок. Она что, растрогалась настолько, что готова заплакать? Какая же она все-таки стала сентиментальная.

— Посидеть с тобой? — предложила Мэри Маргарет. И, заметив, что Эмма какая-то странная, встревоженно переспросила:

— Эмма?

— Д-да? — Эмма, потерявшись, лишь кивнула, заметив на красивом круглом лице соседки счастливую улыбку. Мэри Маргарет понимающе улыбнулась, однако Эмма заметила в глубине ее зеленых глаз затаенную тревогу. Похоже, она переживала за нее.

— Я посижу с тобой, — Мэри Маргарет решительно отодвинула стул и присела, поправив длинную белую юбку. Она оперлась локтями на стол и задумчиво наблюдал, как Эмма с аппетитом поглощает нехитрый завтрак.

— Как Генри? — первым же делом поинтересовалась оклемавшаяся Эмма, когда в ее желудке появилось что-то, помимо крекеров и кофе. Все-таки Мэри Маргарет права: пора таскать с собой нормальную еду и прекратить питаться всякой дрянью. Может быть, это одна из причин ее усталости.

Правда, где-то на задворках сознания билась мысль, что ее усталость больше связана с переутомлением и долгим ночным разговором. Сосредоточенно жуя, Эмма слушала отчет соседки о похождениях Генри.

— Дэвид отвез его в школу, — четко отрапортовала Мэри Маргарет, как солдат, отчитывающийся своему начальнику. Эмма нахмурила брови, отправляя в рот кусочек чудесного омлета и только кивнула, показав, что слушает внимательно.

— Вчера он выучил все уроки, выпил какао с корицей и лег спать в десять часов, — продолжила Мэри Маргарет. Эмма невольно улыбнулась. Конечно, лег. А сам ли?

Упросить Генри вовремя улечься в постель было под силу только Мэри Маргарет и Нилу. Она же всячески торговалась с сыном, чтобы уговорить его лечь спать пораньше. Раньше Эмма пыталась быть строгой, но при ее «раздолбайском» образе жизни этого никак не получалось: то пицца на завтрак, то яичница.

Эмма часто не успевала готовить. Нормой для нее было оставить сыну денег, чтобы он купил еду по дороге в школу.

Генри, прощупавший атмосферу вседозволенности, легко договаривался с матерью, идущей у него на поводу всякий раз. Только после заключения словесного договора он был готов лечь спать.

Просил он самую малость, конечно: как-нибудь сводить его в кино или на прогулку. Но Эмма почему-то была уверена, что такого быть не должно. Однако как можно прекратить то, что стало уже частью их привычного образа жизни?

Мэри Маргарет и Дэвид никогда не лезли в их взаимоотношения с сыном, не давали ей советов, если она не просила их об этом сама. И поэтому Эмма все сильней любила их.

Руби переживаний Эммы не понимала. «Да брось, хороший у тебя пацан растет», — всякий раз твердила она, стоило ей узнать об этом от Эммы. Эльза постоянно говорила, что Генри просто не хватает мужской руки.

Но Эмму все равно эта ситуация напрягала: сын, который обычно был послушен во всем, до последнего отпирался и отказывался спать, пока она не обещала ему что-то взамен. И ей казалось, что правильным было бы прекратить это, однако она не могла.

Что же касается Мэри Маргарет, вот ей как-то удавалось уговорить Генри лечь спать просто так. Ее он слушал беспрекословно: не канючил и не упрашивал, лишь тяжело вздыхал и молча поднимался по лестнице к себе в комнату. В такие моменты Эмма и Дэвид шокировано переглядывались и позже в шутку просили Бланшар научить их такому же фокусу.

— Спасибо, — поблагодарила Эмма, взяв теплую кружку с какао в руки. И, подняв глаза, заметила, что ее соседка до сих пор чем-то взволнована.

Эмма догадалась, о чем хочет поговорить выжидающая нужного момента Мэри Маргарет. И решила остановить еще не начавшийся допрос имени Мэри Маргарет.

— Я все расскажу, — пообещала она, отхлебнув какао. — Но потом, ладно? — Мэри Маргарет, сосредоточенно смотревшая на нее, лишь кивнула. Нахмурившись, Эмма поняла, что разговора все же не избежать. Ну и ладно. Зато он будет не сейчас. Эмма облегченно откинулась на спинку стула. Отлично. Допить какао и в постель.

Перед тем, как лечь в объятия теплой кровати и пушистого пледа, Эмма спросила у Мэри Маргарет, не было ли звонков от Руби. Да и вообще каких-нибудь происшествий.

Мэри Маргарет заверила ее, что ничего не произошло и, наспех собравшись, убежала в школу к ученикам, с которыми они собирались на экскурсию в госпиталь Сторибрука.

Эмма же все равно позвонила помощнице, чтобы лично убедиться в том, что все в порядке. И бедной Руби она устроила самый настоящий допрос с пристрастием. В конце концов, разозлившаяся Руби, которую Эмма чуть не назвала в разговоре «волчица» заявила, что сообщила бы ей сразу же обо всех происшествиях и отключилась.

Надо же, поговорили. Эмме явно удалось разбудить в Руби зверя. Интересно, а в книге Генри есть самый глупый персонаж? Кажется, Эмма нашла себя. Или кто там первая жертва волка?

* * *

Проснулась Эмма от звонка будильника и требовательного: «Мам!». Эмма села в постели, отказываясь покидать свою территорию еще минут пятнадцать, как минимум, и непонимающе уставилась на сына.

— Я так рад, что ты проснулась! — молниеносно отреагировал Генри, запрыгнув к ней на кровать с огромной книгой сказок в руках. — Тебе же скоро на работу, ты помнишь, да? — и он продолжил жизнерадостно болтать, не замечая, что Эмма готова унестись обратно в царство Морфея.

Обычно Эмма вставала тяжело. Очень тяжело. И поэтому Генри всегда приходил будить ее своей веселой болтовней.

— Звонила Эльза, — сообщил Генри, заметив, что она погружается в сон.

— Что?! — от неожиданности Эмма окончательно проснулась. Крепко схватила сына за плечи и, слегка встряхнув, попросила: — Рассказывай, приятель.

Но Генри лишь пожал плечами:

— Сказала, что все в полном порядке. И она приедет с радостной новостью недели через три-четыре, как и обещала.

— Как же долго, — разочарованно протянула Эмма и встала с кровати. А уж она надеялась, что Эльза решила вернуться пораньше. Но, видимо, не судьба ей удрать с этой работы.

Вспомнив о Рони, Эмма устроила себе резкий приступ самобичевания. В любом случае она должна. Костьми ляжет, но поможет. Обещала же.

Генри, заметив, что она проснулась и хаотично собирает вещи, удрал вниз, к Дэвиду, неспешно готовившему ужин. И, когда Эмма спустилась вниз, ее уже ждала ее порция макаронов с сыром.

С аппетитом уминая макароны и отбиваясь от заковыристых вопросов о новой работе, Свон вдруг подумала, что Дэвид идеален во всем: готовка, уборка, он и прекрасный собеседник, не пьет, не курит, хочет серьезных отношений и любит детей. Уж в этом Эмма не сомневалась.

Хотя бы взглянуть на Генри, который с обожанием смотрит на Дэвида, заменившего ему и старшего брата, и отца, и деда. Не ровня наглому Киллиану Джонсу. талант которого выводить людей из себя не мог не поражать.

Погрузившись в свои мысли, Эмма краем уха прислушивалась к разговору Дэвида и Генри. Они с ажиотажем обсуждали спортивные гоночные машины. Раньше Эмма с удовольствием присоединилась к беседе, однако сейчас ее мысли были заняты совершенно другим: она думала, как помочь Рони.

Перебрав сотни вариантов, Эмма так и не нашла нужного. И не придумала ничего лучше, как плыть по течению. В конце концов, она не психолог, чтобы знать все их профессиональные штучки.

Ее задумчивость немного насторожила Дэвида, но он не проронил ни слова, решив позже разузнать у Эммы, что ее так волнует. Когда с ужином было покончено, Дэвид принес всем по стакану какао с корицей. Надо же, не забыл.

Эмма невольно улыбнулась: даже какао Дэвид варил лучше Мэри Маргарет. И в сотый раз за этот вечер подумала, как же ей повезло. Наверное, Эмма и сама хотела бы чего-то такого. И это когда-то было и у нее. Было. Но сейчас-то нет.

Запретив себе даже думать об этом, Эмма решила, что пора бы собираться на новое место отбывания тюремного срока. И нужно бы позвонить Руби, чтобы разведать обстановку. Но, учитывая то, насколько сильно она разозлила свою помощницу, лучше всего будет отправить ей сообщение по дороге на работу.

— Спасибо за ужин! — от всего сердца поблагодарила Эмма, встав из-за стола. Эмма потянулась, разминая затекшие мышцы и украдкой бросила взгляд на часы. Почти шесть, а ее смена начинается в восемь. Еще уйма времени.

— Не пора бы вернуться Мэри Маргарет? — Эмма даже не заметила, что произнесла это вслух. Она задумчиво сообрала тарелки в стопку и поставила в раковину.

Размышляя о странном исчезновении своей подруги, Эмма, неспешно засучив рукава, приготовилась мыть посуду. Однако Дэвид мягко вмешался и, погладив Эмму по голове, как маленького ребенка, отправил ее отдыхать перед будущей сменой

— Мы с Генри с удовольствием помоем посуду. Правда, дружище? — Дэвид говорил мягко и не требовал, но и не просил. Но Генри, поняв намек, тут же закивал.

Пока Эмма спала, у них с Дэвидом состоялся серьезный разговор. Дэвид объяснил Генри, что долг мужчины — быть помощником и надежной опоры своей женщины.

Генри, сообразительный не по годам, все понял и согласился с ним. Они договорились во всем помогать Эмме и Мэри Маргарет.

Ведь Дэвид был уверен, что в этом и состоит вся суть любых взаимоотношений: доверие, взаимовыручка и поддержка. И этому же стал учить Генри, обнаружив, что именно эти зачатки сумел привить ему и отец.

Сейчас они вдвоем позволили Эмме, не спавшей до этого на работе сутки, отдохнуть и сами принялись за мытье посуды. Сегодня по плану у них еще была уборка. И ей они решили заняться, когда Эмма уедет на работу.

Однако Эмма уходить без ответов не собиралась, она посмотрела на них, и в ее взгляде застыл немой вопрос. Она хотела знать, где ее подруга и соседка.

— Мэри Маргарет сказала, что задержится, — ответил Генри, вытирая голубую тарелку махровым полотенцем. Эмма встрепенулась.

— Что-то случилось? — столько беспокойства было в этом простом вопрос, что Дэвид, старательно не смотревший все это время на Эмму, вдруг устремил на нее задумчивый взгляд серых глаз.

Заметив, что Эмма смотрит на него с затаенной тревогой, лишь нежно улыбнулся ей, будто бы она была его маленькой дочерью, переживавшей по пустякам.

— Все в порядке, Эммс, — мягко ответил Дэвид, щелкнув подскочившего к нему Генри по носу. И Эмма напряглась еще больше — «Эммс». Так он говорил, если ситуация была совсем ужасна. «Ауч!» — обиженно воскликнул Генри, потирая нос. Он наградил Дэвида укоризненным взглядом, а затем юркнул за спину Эммы и крепко обнял ее.

Эмма рассмеялась, отстранилась и погладила Генри по голове. И притворилась, что это простой материнский жест: присела, нежно взяла Генри за плечи и едва слышно шепнула:

— Расскажешь потом, что происходит?

Генри тут же закивал. Ему эта затея пришлась по душе. Он любил шпионские игры. А еще больше ему нравилось разговаривать с матерью по рации, представляя себя самым настоящим копом.

Общаться по рации — самое потрясающее, что когда-либо приходило в голову Эмме. Обнаружив на работе давно списанную рацию, она упросила Дэвида починить ее. Прикупила себе вторую. И все. Дело в шляпе. А точнее, в кармане.

Новую рацию Эмма использовала для переговоров с Генри, если вдруг случалось что-то странное. И ей хотелось, чтобы он всегда был на связи, раз уж она не может быть вместе с ним постоянно, оберегая и защищая его.

А Генри все это нравилось. В последнее время он каждый раз выходил на связь с громким «Сказочник на связи». Эмме оставалось лишь поражаться фантазии ребенка, каждый раз придумывавшего разные названия для операций, кодовые фразы и имена.

Вот и сейчас Генри пришел в абсолютный восторг, сообразив, что пришло время достать из тайника рацию. Все же Эмма настаивала, что рация — это не игрушка. И не стоит часто ей злоупотреблять. Ее они со временем стали использовать в самом крайнем случае — для всего остального есть телефон.

— Время для новой операции, да, мам? — с азартом прошептал Генри ей в ответ, едва не прыгая от радости. Эмма взглядом приказала ему успокоиться и не палить их новое творческое объединение «мы лезем в вашу жизнь».

— Назовем ее «Секрет Принца и Белоснежки», — тут же продолжил Генри, на которого ее увещевания подействовали, как на быка красная тряпка. Эмма закатила глаза.

— Слишком долгое название, пацан, — она бросила многозначительный взгляд в сторону Дэвида, намекнув Генри, что их подслушивают. Именно в этот момент Дэвид, словно почувствовавший что-то неладное, старательно стал прислушиваться к их разговору.

Генри восторженно закивал, соглашаясь с ней. Они оба знали, что договорятся чуть позже, избавившись от лишних ушей. Поэтому Эмма, нарочито громко зевнув, сообщила Дэвиду, что собирается вздремнуть еще часок перед работой, и ушла наверх, дожидаясь, когда Генри присоединится к ней.

Пока Эмма сидела на кровати в своей комнате и ждала Генри, она вспомнила, как въехав сюда в первый день, присела на это же самое место и думала, как же им повезло, что в доме Мэри Маргарет было четыре свободных комнаты, и каждый из них мог выбрать ту, что придется по душе.

Особенно это обрадовало Генри, который теперь мог часами торчать в своей «обители» с кучей друзей. Генри выбрал небольшую комнату с солнечной стороной, тогда как Эмма, любившая поспать подольше, остановила свой выбор на той, в которую попадали лишь косые лучи заходящего солнца.

Долго ждать ей не пришлось. Генри, прервав ее размышления, на цыпочках зашел в комнату. Бесшумно закрыл дверь и присел на кровать рядом. Они помолчали какое-то время, а потом Генри все же спросил:

— Тебе тоже не нравится эта ситуация, да?

Он пристально смотрел на Эмму, ища поддержки и опоры. Эмма невольно смягчилась, глядя на него. Она грустно улыбнулась ему и крепко обняла единственного родного ей человека. Поцеловала Генри в макушку и замерла, приобняв его за плечи.

— Тоже, приятель, — прошептала Эмма. Ее голос почему-то стал хриплым. Генри, словно почувствовавший растерянность Эммы, вдруг схватил ее за руки и заглянул в глаза. Серьезно, словно взрослый мужчина, произнес:

— У тебя есть я, мам.

Эмма, увидев в его взгляде лишь решимость, кивнула. Все-таки от Нила он унаследовал больше, чем она могла подумать. «Не время раскисать», — сказала себе она. И нарочито бодро произнесла:

— Ну что, время новой операции?

— Точно! — Генри тут же переключился. Он вскочил и принялся расхаживать по комнате, скрестив руки на груди, подражая Дэвиду. Шаги были уверенными и большими, а еще он пару раз смотрел на нее долго, изучающе. Эмма лишь едва улыбнулась. Да, похож. И все-таки хорошо, что у них есть Дэвид.

Не успела она погрязнуть в размышлениях, как Генри резко остановился и стукнул кулаком о кулак. — Назовем операцию «Тайна», — вдруг выдал он.

Понятно. Название он уже придумал. С этим разобрались. Эмма кивнула ему, соглашаясь с ним, а Генри снова задумался. Оставались еще кодовые имена, чтобы не проколоться. А еще Эмма планировала подключить к их бессмертному тандему свежую кровь. Правда, пока не стала говорить об этом Генри. Вдруг не выгорит. Эмма не была уверена, что все получится.

— Я буду «Сказочником, — наконец проговорил Генри. Эмма, покачав головой, улыбнулась снова. Надо же, привязался он к этому кодовому имени. — А ты будешь… — Генри задумался и внимательно, изучающе посмотрел на нее.

— «Спасительница»! — восторженно воскликнул Генри, едва не выпрыгивая от энтузиазма из штанов. — И как я раньше не понял, что ты — «Спасительница»! — Эмма недовольно нахмурилась. Только этого еще не хватало.