Novice (джен)

Как именно Нотт и компания собираются применить свой Сон-без-сновидений, Нэт нимало не интересовался. Это его не касалось. Пусть хоть распыляют в теплицах над ценными кактусами.

У него же хватало, слава Мерлину, своих проблем, как то: трансфигурация, раз от раза все больше непонятная, невыносимые уроки полетов, гриффиндорцы в коридорах — и надоедливый, как осенняя сырость, Рёдер. Блондин и его совиный друг со спокойной совестью ловили его в гостиной или в туалете, отнимали готовые задания и уходили. Осторожно пожаловавшись старосте, Нэт наткнулся на стену непонимания.

— Баркер, ты все еще не сообразил, где учишься? — спросил, глядя вниз, как на умственно отсталого, Герард Нотт.

— Но я не обязан делать за них всю работу!

— Это Слизерин. А у него отец-невыразимец и Лестрейндж в друзьях. Найдешь здесь кого-нибудь, кто согласен ссориться с парнем, у которого оба кузенов — рыцари, а один так вообще женат на старшей Блэк?

— И что? Эльфард тронутый. Он даже не поймет… Кому он там пожалуется?

— Ты безнадежен! Другой бы радовался на твоем месте, что может услужить полезным людям. И не вздумай идти с этим к Слагхорну. У него и Рёдер, и Лестрейндж — оба в клубе любимчиков.

Это была еще одна больная тема. Перспективных студентов профессор зельеварения приглашал к себе на посиделки, разыгрывая хозяина положения. По военному времени, в этот закрытый клуб попали почти все слизеринцы из хоть сколько-нибудь известных семей, а не только старшие. И парочка зубрил-рэйвенкловцев. Видимо, Слагхорн придерживался такого же взгляда на «гриффиндорскую гвардию», как и старый Балтазар, делая исключение разве только для каких-нибудь богатеев, вроде МакЛаггена.

Впрочем, никто из побывавших на этих своеобразных собраниях не пылал восторгом. Едва ли профессор был там занимательнее, чем на своих «лекциях», последнюю из которых он и вовсе провел, не отрываясь от журнала, а в конце урока чуть ли не заснул. Нэтан как раз подписал свой образец и понес к столу. Он был первым.

— Смотрите-ка, идет. Блюдолиз, — как водится, возмущался МакЛагген, из-за вспыльчивого характера редко доводивший работу до требуемого результата.

— Змееныш.

— Старина Слагхорн все равно на него не смотрит, зря старается, оборванец.

И это, к сожалению, была чистая правда. Как бы ловко и безошибочно Нэт ни управлялся с зельями, профессор только отводил глаза в сторону.

«Виды привнесенные. Prosopis Cineraria, Psidium Guajava, Salvinia Molesta… Последняя обитает в стоячей и медленнотекущей воде, перекрывая поверхность ее мелкой листвой… Подавитесь вы все. Зато я сделал настоящий пластырь Кёльцера, а вы нет». Нэтан переворачивал страницы фолианта и делал вид, что никого не слышит. Уже три дня, как он отправил посылку Хиггсу, но ответа, конечно, не пришло. Да и едва ли Хиггс соберется с ответом. Оставалось притворяться, что ему не одиноко и он не скучает. И еще учиться.

Прозвенел звонок. Рыжий Уизли и парочка девочек-отличниц отнесли свои работы, и встрепенувшийся от звона профессор завел с ними какую-то вдохновляющую беседу. МакЛагген в сердцах расколотил весы, когда его смесь отказалась отделяться от стенки котла.

«Так тебе и надо, ты еще пробирки давай об стол, правильно. А котел на голову Уотеру».

Грязнокровка Уотер, показавшийся на первый взгляд нормальным, на совместных уроках теперь ходил собачкой за важным, как министр, приятелем и вместе с лохматым Биллом Уизли потешался над слизеринцами. Поэтому нравиться он Нэтану быстро перестал, и больше не вызывал сочувствия глупыми вопросами и краснеющей от каждого пустяка физиономией.

— Мистер Баркер? Освободите кабинет, раз закончили. Неужели вы не видите, что мешаете другим студентам?

Следующей была травология, предмет простой и приятный, где в партнеры Нэту вечно доставалась какая-нибудь запуганная хаффлпаффка, круглыми глазами считавшая ворон, пока он пересаживал очередной изыск профессора Спраут. Преподавательница же была милая женщина — если кто-то опаздывал, не снимала баллов, позволяла переделывать контрольные и задавала какие-то прямо смешные задания. Ни разу еще она не упомянула в одном предложении «определитель» и «выучить наизусть», что весьма удивляло заранее готового учить справочники Нэта — похоже, она предпочитала использовать студентов вместо бесплатных садовников в своих необъятных теплицах.

«Отлично. Обед, и до практики по чарам можно заскочить в подземелья. В гостиную не заходить, а сразу — за котел. Если Эглсби серьезен, то эликсир ему понадобится за два часа до отборочных испытаний — а это меньше полутора суток. Еще вопрос, успеет ли он настояться…»

Однако до подземелий он в этот день не добрался. Всему виной оказалось чрезвычайное происшествие в Большом зале — весь Гриффиндор(включая квиддичную команду, забившую на этот день поле чуть ли не с первого сентября), дружно отпив сока, свалился под стол.

— Что случилось? — на весь зал возмутилась МакГонагалл, предусмотрительно отставляя неначатый стакан.

Дамблдор, как назло, отсутствовал. Профессор трансфигурации, на правах заместителя, быстро закрыла двери и устроила расследование.

— Они спят, Минерва… — разводя руками, ответила колдомедик, аккуратная мадам Помфри.

Профессор Слагхорн нюхал тыквенный сок с соседних столов. Нужно ли говорить, что запах ему ничем не помог. Слизеринцы, изображая вежливую скуку и легкое недоумение, потихоньку жаловались декану.

— Почему мы должны здесь сидеть? У нас, в конце концов, занятия.

Особенно надрывался пятый курс, у которого пролетала трансфигурация.

— Их отравили, Поппи! — возмущалась декан Гриффиндора, не находя доказательств.

Нэт тихонько фыркнул.

— Какое там… Просто сон-без-сновидений. Странно… запасы у меня совершенно полны, даже сегодня. С тех пор как ваш ассистент, Гораций…

— И мои кладовые в порядке… — для проформы добавлял Слагхорн.

Профессора растерянно переглядывались, пока МакГонагалл не объявила общий обыск. Нэт развлекался, наблюдая за остальными. Едва ли она действительно рассчитывала что-то найти. Что? Полупустой флакон со снотворным в чьем-то кармане? Рэйвенкло в полном составе принялся за повторение пройденного. Хаффлпафф шептался, бросая испуганные взгляды на спокойных слизеринцев. Те уже в открытую ухмылялись.

— Концентрация довольно сильна, — дрожащим голосом вставил профессор зельеварения, — боюсь, их придется отправить по кроватям. Бедные дети.

Бедные дети сладко сопели, уткнувшись носами, кто в соседа, кто в суп. Самые маленькие сползли на пол. Юстин некрасиво показывал пальцем на Уизли, приобнявшего миску с салатом.

— Ответственный за это понесет суровое наказание! — бессильная что-либо изменить, так и не найдя преступника, МакГонагалл приступила к эвакуации своего факультета: наколдовав из воздуха носилок, отправила армаду спящих гриффиндорцев в больничное крыло прямо по воздуху.

— Мы проведем обыск в спальнях и начнем немедленно! Слизерин! Все студенты третьего курса и старше остаются на местах…

Стол под зеленым знаменем возмущенно зашумел, но Нэт удивился не предвзятому отношению. Наоборот, почему она не хочет проверить их всех? Разве так не разумнее? Второкурсники, веселясь, последовали в теплицы, а профессор Флитвик повел первый курс вместе со своим факультетом на занятия — и день, похоже, намечался нескучный. В коридоре кипело возбужденное обсуждение.

— Это провернул МакКелби. Ему нужна площадка на вечер. Спорим, шестой курс тут не при чем?

— Но только шестой курс знает заклинание пополнения. А как еще они могли раздобыть столько снотворного? Ты слышал мадам Помфри?

— Простота! Оно не действует на зелья. Тем более на сложные.

— Тем более или не действует?

— Слагхорн опять своих прикроет. Малолетние Пожиратели. Он даже не признается, что они обнесли его кладовую, — шептались рэйвенкловцы.

— Кто знает, сколько Гриффиндор будет спать?

Без красно-золотых в коридорах действительно стало тише. А Нэтана куда больше занимал тот факт, что Флитвик перенес четвертной тест на неделю вперед. В следующее, субботнее, утро гриффиндорцы все еще проспали завтрак. Судя по всему, после истории с драконьим зубом, братья Буты старались на совесть.

Оставшиеся три стола вовсю обменивались ходившими по школе колдографиями уснувших лицом в стол или плывущих в носилках по воздуху студентов. Директор, с тщательно скрытым недовольством, предлагал декану Слизерина вишневый джем.

— Гораций, неужели никаких результатов?

— Я совершенно уверен, что это не мой факультет. Мы обошли все спальни, даже у второго курса — ничего подозрительного. Это всё ваши предубеждения, Альбус. Никто и не станет искать виновников — все и так говорят, что это Слизерин.

Нэтан перестал греть уши и вернулся к изучению очередного тома, из собрания «Растворов особо опасных». Его мучило неприятное чувство взгляда в спину, и подозревал он в этом длиннобородого профессора Дамблдора. Такое впечатление, что старик читал мысли через затылок.

— Не тушуйся, Баркер. Так у тебя по лицу видно, что ты что-то скрываешь, — легко заметил сидевший напротив Хиндли. — Бери пример с Эглсби.

Тот воодушевленно обсуждал шансы своей квиддичной карьеры. Судя по всему, бодрящий эликсир он уже проглотил.

— Поговорить с тобой о метлах?

Коротышка закашлялся, рассмеявшись, и Кинштайн хлопал его по спине.

— О метлах! Скажи лучше, это правда, что ты написал получетвертные эссе Августу и Эльфу? За которые они получили по «превосходно»?

— Ты мог бы и нам…

— Конечно, не за бесплатно…

На самом интересном месте их прервали.

— Прошу внимания! — поднялся с места Дамблдор, оправляя бороду. — В связи с неприятным происшествием за вчерашним обедом, поход в Хогсмид, планируемый на завтра, будет отменен. Увы, всем нам приходится расплачиваться за минуту веселья. Распоряжение остается в силе, если, конечно, виновник — или виновники — не сознаются сами.

В зале обиженно засопели. Как бы ни весело было вспоминать гриффиндорского старосту в вермишели, заплатить за это походом в Хогсмид было немного слишком.

— Эти змеи!

— Нечестно! Слизерин все подстроил, а мы должны отдуваться.

— Никаких доказательств, что это Слизерин, — перебил белобрысый рэйвенкловец, — вполне вероятно, что это сами гриффы откололи номер. В их стиле, — мстительно закончил он, глядя прямо на Нотта.

Худшего оскорбления он придумать не мог. Нэт почти что ухмыльнулся, глядя, как с лица старосты сходит довольное выражение.

— Держи себя в руках, Стэн, — белобрысого одернул более предусмотрительный товарищ, — нет никаких доказательств, что нас вообще пустили бы. В конце концов, в прошлом году поход отменяли раз шесть безо всякого повода.

Директор сделал вид, что не слышал — или был слишком далек от детских мелочных обид. Он безмятежно попивал чай, продолжая беседу со Слагхорном и, казалось, время от времени посверкивая в его, Нэта, сторону очками-половинками.

— Я же говорю, не тушуйся, Баркер.

— Кто тушуется? За приемлемую цену я мог бы и чары тоже.

Прежде чем добраться до тайного своего укрытия, Нэт лишний раз проверил подозрительную лабораторию. Дверь, как и прежде, была закрыта, но, похоже, порой там кто-то бывал, ибо пыль с косяка была заботливо стерта, а табличка с надписью с каких-то пор потеряла старинный налет ржавчины. Все интереснее и интереснее.

Нэт тщательно закрыл за собой. В заброшенном классе только и было, два сломанных стола, которые он починил, и трехногая, почти устойчивая скамейка. «Еще бы сюда библиотеку… пару ящиков, хотя бы…»

Он справедливо полагал, что гриффиндорцы, сладко проспав выходные, не замедлят с планами мести, и владения мадам Пинс перестанут быть безопасны даже в той малой степени, в которой они еще были. Устроился на скамейке, прислонившись к холодной стене. Тут, по крайней мере, было тихо.

«Третий же настой, называемый — Peri Genesios или “О семейном”, небезызвестный и семи мудрецам. Как упомянуто у Ампфликия, и по свидетельству многих, приготовляли его финикийские жрецы, для приходивших из дальних вод моряков. И всякий, желающий установить точность родства, или отсутствия оного, или верность супруги или наложницы, или востребовать наследство, будь то имения, или имени, или избежать произошедшего с царем Фив, мог испить его из одного кубка с человеком, в котором подозревал родство. Его применяли и перед Сенатом, устанавливая гражданство. Рецепт сохранялся в точности у Василиска, и вплоть до нынешних веков забвения оставался неизменным и простым. Не так для второго, прозванного еще O Necros Progonos, или “Мертвый родитель”, для которого Гален открыл фазы луны, наиболее способствующие созреванию, и заменил зимовник ландышем. И в последнем настое, не нуждались в живом предке, как следует из названия, но достаточно волоса, или слюны, или ногтя, или кости — но не крови и не семени, того, что можно взять из могилы. Ампфликий отмечает, что довольно того же и от потомка — это при должном усердии позволит возвести свой род, переходя от сына к отцу, к прежней славе».

«История греческих зелий» уж всяко оказалась занимательней пересказа русалочьих попыток создать свое собственное королевство, все как одно кончавшихся неудачами. Пусть даже и переполненная ненужными деталями.

Невольно наползала усмешка, когда Нэт представил себе — да того же Уотера, перерывающего фамильные склепы чистокровных родов, в поисках предка-мага. Отдавало не то что некромантией, а прямо-таки беспардонным свинством, унизительным для обеих сторон — ничего удивительного, что рецепт продолжает оставаться утерянным. Ведь в любой семье найдется секрет, который лучше оставить нетронутым. Разве не так?

Пролистнул страницу, внимательно изучая списки ингредиентов. Смешно. Семейные тайны. У них, например, никаких тайн не было — а все равно дед предпочитал говорить знакомым, что его, Нэтана, родители умерли где-то на южном побережье. То ли лгать было проще, чем рассказывать, как есть, то ли безопаснее.

Нэт бледнел и отворачивался, когда слышал, что он «сирота». Бывали дни, когда, сняв с огня последний котел, тут же в углу валился от усталости, когда сводило руки от болотной грязи, где сутками он ловил для аптеки тигровых тритонов — и тогда, в малодушном отчаянии он надеялся, что родители придут, отыщут его, заберут обратно. Стоило ему отдохнуть — и он сам стыдился своей надежды. Кому он нужен-то? Если даже родная мать — и та предпочла сбежать от сына к его отцу.

А ведь он бы пошел их искать и сам. Он уже был не маленький. Однажды так и заявил деду. Почему его не отпустят? Но старик устроил крик и пригрозил, если он еще раз о таком хотя бы заикнется, выпороть и запереть в подвале. А дядя — сплюнул на пол, словно вспоминать сестру и ее мужа ему было противно.

Правда, иногда лучше и не знать, чей ты сын. Можно придумывать себе красивую сказку. А не довольствоваться скудным «Почем я знаю, где их носит? Наверняка плодят еще ублюдков, вроде тебя». Теперь же Нэтан учился на подаренные отцом деньги и не мог всерьез, как когда-то давно, ненавидеть этого человека, зачем-то давшего ему жизнь, чтобы бросить. Это его смущало. Он не знал, на чем остановиться — оправдания, которые с первых своих лет он сочинял для отца и для матери, становились все более неправдоподобными.

Раньше он представлял себе, как станет знаменитым зельеваром, и, путешествуя, в какой-нибудь далекой стране встретит мать. Она будет больна, он ее вылечит, спасет… и тогда она его узнает, заплачет, и обнимет, и скажет, что всегда хотела вернуться.

А сейчас вдруг подумал — что, если она его не узнает, ведь, скорее всего, так и будет?

Ему не пришло в голову, что он сам может ее не узнать.

Нэт заставил себя переключиться на эссе по трансфигурации, куда добавил ехидную заметку о продолжительности действия заклинаний относительно затраченной энергии, переписал начисто две небольшие работы по чарам для Хиндли, потом вернулся к грекам. Нельзя было думать про родителей. Не здесь, не сейчас. Когда-нибудь потом, когда он вырастет, когда сможет доказать, что он ничуть не хуже других.

До гостиной ноги донесли уже хорошо заполночь, но стенам-то было все равно, когда открывать вход. У камина все еще велась беседа — то ли Нотт с МакКелби, то ли с Эглсби, а может там была и истеричная Фанни Фонтейн, с седьмого курса. Нэт, как всегда, двигался бесшумно, и уже почти скользнул в темный коридор, ведущий к спальням.

— Разумеется, завтра, Оберон. Я получил письмо от дяди. Это распоряжение директора нам кстати.

— Я бы тоже не хотел светиться раньше времени, если ты об этом. Пара лет у нас еще есть. Война как раз закончится.

— Зато труднее выдвинуться. Все ветераны, старая гвардия — кому, вы думаете, он будет доверять больше?

Нэт застыл, боясь пошевельнуться. Догадывался, о ком они. Вся ведь школа шепталась. Вот так, в открытую. А директор еще что-то воюет — когда прямо тут, можно сказать, под носом, против него замышляют. Произносит туманные речи, о единстве. Какая-то грязная игра — у обеих сторон, и от всего этого точно стоит держаться подальше.

Вот только как это устроить? И не окажется ли желанное незнание еще опаснее? Тем более, что с тех пор, как проклятущая шляпа объявила его слизеринцем — выбор за него был, считай, сделан. Остальные уже видят его одним из этих змеенышей.

— Ты ведь не отравил гриффов нарочно, Герард? У тебя что, был приказ?

— Ты этого не знаешь, и я не обязан ничего тебе объяснять.

— Значит, не было?

— Неужели, они тоже не догадаются о твоем участии? Опрометчиво, Герард, наверняка там будут ждать нашей помощи.

Нотт, судя по тону, был близок к краю:

— На твоем месте, Фанни, я бы воздержался от намеков, не имеющих никакого основания. Мы всё еще школьники. Иди, воюй, если не терпится. Ты ведь знаешь — мертвый слуга — плохой слуга, не так ли?

Эглсби — это точно был он, легко узнаваемый сзади по шевелюре, заклинанием поворошил угли в камине, и Нэт воспользовался шорохом, чтобы скрыться в коридоре. Узнать слишком много и сразу он точно не хотел.

Спальня их, как и прежде, легко поддавалась на алахомору — и вскоре он уже пытался унять дрожь под тонким одеялом. На соседней кровати сопел Кинштайн, слышалось ровное дыхание Рёдера. Хиндли бормотал что-то, отводя ночной морок. Какая разница, что там случится завтра?

Воскресное утро выдалось необычайно ясным, словно кто-то специально заказывал, совершенно не в тон царившему в Большом зале угрюмому настроению. Если бы не директор, все, кто старше второго курса, гуляли бы уже вовсю по нарядным улицам, и покупали бы друг другу сливочное пиво. Нэт глядел в тарелку овсянки, стараясь не поднимать глаз — ни наверх, к безоблачному потолку, ни на старосту, сидевшего как на иголках.

Приползшие к концу завтрака гриффы бросали в сторону слизеринского стола возмущенные взгляды, но в присутствии всех четырех деканов не отваживались на большее.

— Ну что, Баркер?

— Все готово, — Нэт достал из сумки свитки и передал сидевшему справа Кинштайну. Тот довольно фыркнул.

— Тебя никогда не бывает в гостиной. И в библиотеке, мы проверяли. И в совиной башне.

— На квиддичном поле, — вставил свои полкната Хиндли и заржал.

— А что не так? — парировал Нэт, уминая между делом тост и запивая, как повелось, водой.

— Мор сказал, указующее заклятие не работает. Это уже интересно. Конечно, стены и двери, но все-таки. Ты используешь щиты?

Нэт позабавился было, придумывая ответ, но не успел ничего сказать.

— Юстин, зачем ты тратишь время на него?

Блондин и совенок Лестрейндж, как всегда, пришли последними, но это им не помешало влезть в разговор.

— Почему бы и нет? — неожиданно воспротивился любопытный Юстин. — Вы и сами с ним говорите. Хотя бы вот о зельях.

— О, еще бы, — выдавил Рёдер, и с мерзейшей ухмылкой поинтересовался, глядя Нэту прямо в лицо:

— Надеюсь, ты уже закончил? Не могу сказать, что мне легко сидеть за одним столом с человеком твоих кровей.

Нэт, призывая на помощь всю свою выдержку, поднялся, чтобы уйти. Неведомый зверь рвался наружу из груди, и он был не уверен, что сможет его удержать. Совсем не уверен.

— Дядя мне все рассказал — оказывается, некую Нору Брок неплохо знали в Лютном переулке. Что, мамаша не очень напряглась, сочиняя тебе фамилию?

На тонкой шее Рёдера сомкнулись с хрустом невидимые никем, кроме Нэтана, зубы.

— Эй, не надо, — буркнул вдруг Лестрейндж.

Все, кто слышал, раскрыли рты.

— Август… всегда такой. Без обид, — и Эльфард снова замолчал, похоже, на следующие полгода.

Без обид. Как же! Это не его родителей будут обсуждать в гостиной. Это не ему вслед будет свистеть Белби со своей подружкой, и не на него, сыто скалясь, будет бросать косые взгляды МакЛагген.

И не его руку, сжавшую палочку, Нотт остановил одним поднятием брови.

Нэт зло передернул плечами и повернулся идти. Тут ему больше делать было нечего. Но двери Большого зала раскрылись раньше, чем он до них добрался.

— Директор! Директор!

Это кричал староста мальчиков, круглощекий гриффиндорец, по которому никто не сказал бы, что он начал выпускной курс. Всегда прилизанные волосы разметались, галстук сбился на сторону, и даже блестящий значок сидел как-то криво.

— Что такое, Джонсон? Как видите, директора нет, — МакГонагалл поднялась с места.

— Там, сейчас… там… в Хогсмиде… дым…

На зал упала тишина. У МакКелби хищно вздулись ноздри — Нотт преувеличенно спокойно отложил вилку в сторону.

Они знали, конечно.

— Откуда? Откуда вы…

— Метка видна с озера, — выдал последнее гриффиндорец и грохнулся на скамейку.

Кто-то взвизгнул. Поднялась паника. Некоторые повскакивали.

«Мерлин и сорок пять травников… ну что они собираются там делать… пасть смертью храбрых, что ли?» Нэтан предусмотрительно шагнул в сторону. Он уже догадывался, что последует за этим.

— Всем оставаться на местах! — скомандовала побледневшая МакГонагалл. — Старосты, пересчитайте присутствующих. Нужно немедленно разойтись по гостиным факультетов.

— Что если кто-нибудь… рядом с лесом? — всхлипнула чувствительная профессор травологии.

— Хагрид приведет всех в замок.

Из палочки МакГонагалл вырвалась серебряная молния, тут же исчезнувшая за дверью.

— Какое счастье, что Альбус запретил… — начал было декан Слизерина, но заместитель оборвала его взглядом.

— Хаффлпафф весь, — сообщила дрожащим (от облегчения?) голосом староста. Помона Спраут тут же повела своих строем вон из зала — половина строя почему-то плакала.

«Они ведь еще ничего не знают, что там. Зачем реветь…»

Несмотря на раздражение бестолковой общей тревогой, Нэт понимал, что боялся и сам. Он боялся горящих нервным возбуждением глаз — у чернокожего Шеклболта, с жестоким прищуром следившего за старшей частью слизеринского стола, у безумной Фанни, вцепившейся в салфетку тонкими пальцами. Первокурсники, в большинстве своем, просто ничего не понимали — ждали, когда их уведут. Лестрейндж, тот вообще спокойно продолжал есть.

— Гриффиндор весь, пятеро остались в больничном крыле, — отрапортовала барышня с черными косами. Красно-золотые строились гораздо дольше.

— Я, пожалуй, пойду в лазарет. Понадобится помощь… наладить камины в Мунго…, — забормотала мадам Помфри. Заместитель директора кивнула ей рассеянно, и та скрылась за маленькой дверью в углу зала.

— Рэйвенкло тоже…

Слагхорн не торопился. Пока его старосты пересчитывали факультет в четвертый раз, он от волнения проглотил еще пару чашек кофе. Нэтан отвернулся, чтобы не смотреть. «За всей этой суетой никто не заметил. Странно, но сегодня не было сов… Тоже знали, должны были знать…»

Действительно — никакой почты, даже домашней. А профессора не забеспокоились раньше. Почему? Кто-нибудь прислал Дамблдору вестника? Или он догадался по слизеринцам? И где он сейчас…

Нэт живо представил, как Хиггс распускает по Лютному зловещие слухи об атаке на Хогсмид, а он, Нэтан, вставляет время от времени детали. Которые может знать только очевидец…

— Баркер, не спи.

— Останешься тут один!

Оказывается, его курс уже продвигался к дверям. Что ж, отлично. Придется провести — и неизвестно сколько времени — в общей гостиной, вместе с нервным Ноттом и прочими радостями жизни. Палочка сама собой скользнула в рукав. Сегодня он им так просто не спляшет.

В темной гостиной факультета только-только зажгли лампы, когда он (последним) проговорил пароль и прошел внутрь. Старшие молча заняли места у камина. Даже МакКелби ничего не стал говорить — а Фанни продолжала ходить из стороны в сторону, заламывая руки.

— Видели этих хаффлов? Ревут как дети.

— Это сестры Кресвелл. У них тетка в Хогсмиде.

— Там, наверное, сейчас темно от авроров, — добавил какой-то третьекурсник, но его толкнули под локоть:

— При Фонтейн мог бы этого и не говорить.

Первый курс предпочел ретироваться в спальню. Нэт пошел за ними. Он не питал никаких иллюзий насчет мирного вечера.

— Наверняка уже все закончилось.

— Ты думаешь, правда, что Хогсмид сожгли? Это же, ну… Хогсмид… Там только волшебники…

Разговор велся полушепотом — между Яном и Юстином, а Лестрейндж лежал на кровати, листая квиддичный журнал.

— Вряд ли весь Хогсмид, — вставил Рёдер, — наверное, лавка каких-нибудь предателей, вроде этих Бутов.

— Разве Буты?

— Все знают, что их кузен женат на грязнокровке.

Нэт фыркнул.

— Что, Баркер, есть что сказать? Ты у нас ведь спец по родословным.

Кто-то хихикнул.

— Чтобы ты знал, моя мать замужем за отцом, — сказал Нэт, леденея внутри. — А насчет Бутов, если они и вправду такие предатели крови, почему ж они еще живы? И даже торгуют.

Блондин поморщился.

— Сделали правильный выбор? Что ты ухмыляешься? Тебе-то, Баркер, на твоей помойке и выбирать будет не из чего… кому ты нужен!

— Ну и дураки, — буркнул Нэт, и продолжил, — эти ваши Пожиратели.

Он не обратил внимания ни на округлившиеся глаза Хиндли, ни на переставшего шуршать страницами Лестрейнджа.

— Если угрожают твоей семье, то никакой это не выбор. Это повод для мести, — пояснил для тех, кто в молчании наблюдал его, словно дикого зверька.

— Да ты сам дурак, Баркер, и ничего не знаешь! Никто не «мстит» Темному Лорду. Он же сильнее, чем Дамблдор!

— И дядя так говорит, — веско добавил Лестрейндж, откладывая журнал в сторону.

— Не обязательно быть сильнее, чтобы отомстить. Для мести нужна вовсе не сила.

— Тебе-то откуда знать?

Они снова ничего не понимали. Да и стоило ли им объяснять?

— У нас напротив жила карга, у которой сына авроры убили при задержании. Так она всё их звено вытравила по очереди за два года. Даже палочка ей не понадобилась.

Лицо последнего в этом звене он помнил прекрасно, когда тот когтями пыль царапал, прямо перед их дверью. И как дед его, Нэтана, держал за шкирку, чтобы, не дай Гештинан, не пошел с остальной ребятней, в пыль втаптывать ненавистную синюю мантию.

Кинштайн покачал русой головой.

— Баркер, мы поняли уже, что ты сумасшедший. Только не называй его Пожирателей глупыми при Нотте.

— И при старших.

— И вообще не называй.

Нэт пожал плечами. Если они не понимают, он им не помощник. Большая часть его учебников была спрятана в заброшенном классе — оставалась в спальне только история магии и кое-что про защиту. Открыл пропыленную обложку. Странно, что эту книгу никто не брал читать до него.

Хотя нет. Чья-то косая роспись стояла на формуляре, рядом с датой десятилетней давности. «Расчеты применения нетрадиционных средств защиты при распределенном ударе». Наверное, шрифт для большинства был слишком мелкий. Или слово «расчеты» пугало. Он лениво полистал содержание. Похоже, под именем «нетрадиционных» скрывались от глаз Министерства старые добрые Темные Искусства. Он не очень-то понимал, что значит «распределенный удар», но, кажется, внутри были какие-то диаграммы с примерами. В конце оказался целый алфавитный указатель заклятий — очень удобно. Но самым интересным было то, как хитроумный автор, подставив в формулы все, что знал, вроде расстояния до источника, или площади поражения, получал вдруг «энергетический коэффициент плотности щита» или «минимальное геллертово число участников ритуала защиты».

Нэт так увлекся, что едва заметил кривившегося Рёдера рядом с кроватью.

— Что это?

— Книга, — сострил, закрывая «Расчеты» и садясь прямо. Палочка уже скользнула в руку.

— Нас всех ждут в Большом зале.

Что значило это вежливое предупреждение? Замаскированная попытка извиниться?

Одно хорошо — ужин все-таки намечался. Нэт нисколько бы не удивился, если бы по случаю нападения его отменили, или прислали бы по гостиным. Однако студенты и преподаватели оказались на местах, с угрюмыми или покрасневшими от слез лицами. Под темнеющим потолком летали совы, разнося присланные взволнованными родителями письма. Кто-то рыдал. Директор сидел тут как тут, печальный и отрешенный — никто не решался с ним заговорить, даже Слагхорн, переводивший тревожный взгляд со своей тарелки на стол Слизерина и обратно. МакГонагалл, грозно сдвинув брови, утешала профессора Стебль.

— Разумеется, девочки должны быть с семьей. В такое время…

— Их могут и не пустить обратно, Минерва. И я прекрасно понимаю… бедная Анна…

— С меня хватит, Альбус, я подаю заявление, — бормотал декан, — я не стану оставаться тут до Рождества. Делайте что хотите, но здесь просто не безопасно…

— И что вы предлагаете, Гораций? Cтрана в таком положении, — вяло протестовал профессор Флитвик, — у всякого уважающего себя волшебника просто нет другого выбора… внести свой вклад…

Две близняшки с Хаффлпаффа пропали куда-то вместе со своей старостой. Может, спали в больничном крыле. Гриффиндор же напоминал спугнутую стаю птиц — стоило кому-то получить новое письмо, и стук вилок прекращался. Все ждали новостей, которые, глотая слезы, зачитывали вслух.

Нэт украдкой посмотрел на старших. МакКелби мрачно ковырялся в котлете. Бледный как смерть Нотт как раз разворачивал присланную записку.

По его лицу нельзя было сказать, что именно он узнал. Так же медленно свернув письмо, он отставил тарелку в сторону и, ткнув в пергамент палочкой, спалил его.

— Герард?

— Позже.

Пепел он убрал одним взмахом руки. Аппетит у всех пропал. Мор и Эглсби то и дело бросали настороженные взгляды в сторону директора — но тот, казалось, погруженный в свои грустные думы, и не собирался ничего замечать.

— Как вы думаете, что там? — полюбопытствовал Юстин, на что Рёдер только презрительно скривил губы в ответ.

— Узнаешь завтра из «Пророка» — добавил третьекурсник, сидевший двумя местами левее.

— По крайней мере, «Пророк» завтра еще будет… — пошутил было Кинштайн, но было видно, что ему самому ни капельки не забавно. Он тоже хотел получать письма от важных лиц.

Нэт ему не сочувствовал. Вряд ли что-то угрожало крошечной аптеке в Лютном переулке, но о ней-то точно не станут писать — ни в Пророке, ни в письмах родственникам. Случись что-то с дедом или с Мелиссой и малыми, он услышит последним, если вообще услышит. И вообще это было глупо — зачем Пожиратели устраивали эти нападения? Убийства? Чего они добивались? Даже Скрэверс пошел на мировую с Боргином, после двух месяцев безуспешной осады знаменитой лавки. Все знали, что продолжать бойню глупо. А эти продолжали.

Революционеры, вспомнил Нэт дедово ругательство.

Или идет настоящая война, потому что Пожирателям самим есть, за кого мстить?

Вернулись в гостиную молча — старшие, как всегда, у камина. Никто не спешил расходиться. Фонтейн вцепилась в спинку кресла, прямая, будто проглотила метлу.

— Ступайте спать, — приказал Нотт, глядя вниз на первокурсников.

— Скажи нам…

Однако их выдворили. Если бы Нэт не догадался еще раньше выскользнуть из гостиной в коридор, оказался бы в спальне и он. «Взять учебники с собой… и завтра посмотреть эту… арифмантику? Что-то такое у деда было, только по зельям… и латинский словарь».

В учительской лаборатории не было никого — даже свет не выбивался из щели под дверью. Заброшенный класс, как и прежде, встретил копошащимися по углам тенями — люмос был не так чтобы силен. Котел на своем месте стоял нетронутый, но Нэтан не стал задерживаться для очередного эксперимента. Нужно было взять книжки и возвращаться обратно. Если, конечно, он надеялся что-то узнать.

— Говори, Герард.

— Кто еще?

Как и в прошлый раз, затаился в тени, почти добравшись до прохода, ведущего в спальню. Сердце билось медленно, не мешая подслушивать.

— Эван Розье. Мои соболезнования, Фанни, — мертвенным голосом выдал Нотт, стоявший спиной к камину.

— Наши соболезнования, Фанни.

— Он был героем.

Фонтейн выпустила из рук кресло и смотрела перед собой. Кажется, ничего не слышала. Повернувшись к Нотту, так что в ее глазах отражались красные огни, она с трудом разомкнула губы.

— Из-за тебя. Это ты виноват. Мы должны были быть там.

И осела на пол. Дальше Нэт не слушал, и не смотрел. Кто-то бросился поднимать девушку с пола, укладывать на диван. Двое шестикурсников отвели Нотта в сторону, и что-то еще спрашивали. Но Нэтан тупо стоял у двери в спальню, зная, что сокурсники его еще не спят, а страшный шепот все отдавался в ушах. «Мы должны были быть там».