Крепость в Лихолесье (джен)

— Орк! Стой на месте!

— У меня послание от Гэндальфа, — хрипло сказал Гэдж. — Срочное.

Но страж не торопился освобождать дорогу.

— Отдай его мне. Я передам Владыке.

— Оно… на словах. Мне нужно сказать… с глазу на глаз.

Эльф-страж секунду помедлил. Гэдж стоял, переводя дыхание после быстрого бега, в волнении сжимая и разжимая ладони. Ночная чаща, шелестевшая за его спиной, казалась наполненной плотной толпой теней — любопытных таких лесных теней, собравшихся поглазеть на занятное представление.

— Иди за мной. След в след, — негромко сказал эльф и, повернувшись, зашагал по едва приметной тропе через лес — туда, где чуть в отдалении горели немногочисленные голубоватые фонари. Гэдж послушно потопал за провожатым, следом за орком (держа руку на эфесе меча?) двинулся ещё один эльф-конвоир, и безмолвно потянулись лесные тени, неприметные и бесшумно скользящие, как вражеские лазутчики.

Над одним из шатров, стоявших в центре лагеря, висел синий стяг с изображением золотистого древа-мэллорна; эльф-провожатый сказал пару слов стоявшим у входа стражам, вошел в шатер и пробыл там с полминуты. Вернулся, посмотрел на Гэджа: 

— Оружие есть?

Орк отдал стражам кинжал и покорно позволил себя обыскать. Эльф-провожатый откинул полог шатра:

— Заходи.

Гэдж шагнул в палатку — опять-таки в сопровождении одного из стражей, остановился на пороге. Воздух внутри шатра был напоен ароматом роз: изящная курильница, заправленная благовониями, старалась вовсю, и Гэджу разом захотелось чихнуть. В жаровне, выкованной в форме пузатого дракона, мягко помаргивали угли, и казалось, будто в глазах и чуть приоткрытой драконьей пасти то и дело вспыхивает зловещий красноватый огонь.

Келеборн стоял, прислонившись бедром к невысокому столику, и при свете фонаря небрежно проглядывал какие-то свитки. Без интереса повернул голову навстречу вошедшему.

— Что у тебя, орк?

— Мы не одни, — глухо сказал Гэдж. — Это… важно.

Келеборн как будто удивился. Приподнял брови.

— Выйди, Эллоир.

Но страж медлил.

— Будет ли целесообразным…

— Вы мне не доверяете? — перебил Гэдж.

— У нас нет особых оснований доверять… таким, как ты, орк, — сухо отозвался Келеборн. — Но Митрандир поручился за тебя… Выйди, Эллоир. Я вооружен.

Эльф молча поклонился и вышел. И, несомненно, остановился где-то снаружи, возле входа — ну да ладно, пес с ним!

— Ну, — отрывисто спросил Келеборн, — в чем дело? Гэндальф действительно просил что-то мне передать?

— Нет, — сказал Гэдж.

Владыка даже бровью не повёл.

— Тогда что тебе нужно?

— Мне нужно с вами потолковать, — пробормотал Гэдж.

— Потолковать? — Эльф смотрел на него не то чтобы высокомерно, скорее со сдержанным изумлением — как будто с ним, встав на задние лапы, внезапно заговорила обитающая в зверинце лохматая зверюшка. — Ну хорошо, я слушаю. Так мы наконец доберемся до сути дела?

Гэдж молчал… Нет, он действительно не намеревался ни нападать на Келеборна, ни пырять его кинжалом, ни вязать по рукам и ногам, ни нагло, по-разбойничьи воровать амулет. Он хотел всего-навсего достучаться до хваленой эльфийской мудрости и великодушия… Только сейчас, секунду назад, он твердо знал, что и как будет говорить эльфу, как объяснит, каково это — жить под тяжелой пятой Черного Замка, денно и нощно ощущая, как твое тело, твои мысли, твоя душа пропитывается тлетворными эманациями недоброго колдовства; каково это — быть водой и принимать форму ненавистного сосуда; каково это — носить ошейник, быть подневольным рабом, каждую минуту помнить о том, кто ты есть — и заживо хоронить в себе ставшую бременем опасную Силу; каково это — каждый день, каждый час балансировать на грани, следить за каждым шагом, боясь оступиться, корчиться от вынимающих душу воплей проклятых визгунов, каждую секунду ожидая, что за тобой придут… Он нес через лес эти слова и эту решимость, как полную чашу, боясь её расплескать; он давно хотел высказать, выкрикнуть всё это в лицо надменному Владыке — и вот: Келеборн стоял перед ним, готовый его выслушать. Но…

В глазах эльфа не было ничего: ни участия, ни простого интереса, ни даже раздражения, взгляд его проходил сквозь Гэджа, ни на чем не задерживаясь, как будто орк был стеклянным, — и весь пыл Гэджа, все его страстное красноречие, подпитанное волнением и тревогой — все это враз иссякло, как иссякает родник под палящими солнечными лучами, затерялось где-то под тяжелыми барханами непреодолимого безучастия. Он нервно, с усилием глотнул, точно пытаясь протолкнуть в горло ком мокрых опилок и дать выход застрявшим на полдороге словам; два, три раза облизнул пересохшие губы… Тщетно — слова не явились.

Владыка терпеливо ждал.

Гэдж чувствовал себя полным дурнем. Он был уверен, что вот сейчас, так и не услышав ничего вразумительного, эльф с недоумением пожмет плечами и позовет стражу.

— Итак? — с плохо скрытым раздражением поторопил наконец Келеборн.

Орк смотрел в пол. Пробормотал, заикаясь:

— В-в… верните мне мой амулет. Он мне нужен… Для Сарумана.

Эльф даже не попытался скрыть усмешку.

— И это всё?

— Д-да…

Владыка печально вздохнул.

— Зачем ты пришел, орк? Ты что, действительно думал, что я верну тебе амулет? Ты полагаешь себя его законным владельцем?

— Я полагаю, что могу рассчитывать на ваше понимание и участие, господин Келеборн, — беспомощно выдавил Гэдж: все его наивные чаяния холодно-равнодушный взгляд эльфа замораживал на корню.

Владыка секунду помолчал, поглаживая в пальцах длинное гусиное перо. Гэджу казалось, что эльф борется с желанием вымученно закатить глаза.

— Ну, предположим, я это сделаю — и что? Ты пойдешь с ним обратно в Замок? По-твоему, я могу это допустить?

— Гарх может отнести амулет, — сказал Гэдж, — и передать Саруману. Я об этом думал…

— О том, что амулет может попасть в лапы врага, ты не думал?

— Ну почему сразу…

Келеборн устало прикрыл глаза.

— Послушай, орк, мне, право, недосуг тут разводить с тобою турусы, у меня все-таки есть дела поважнее… Возвращайся в Росгобел. — Он шагнул к столу, что-то небрежно черканул на листке бумаги, обмакнул в чернила и приложил к записке перстень-печатку. Протянул бумагу Гэджу. — Это пропуск, отдай его стражу на рубеже, чтобы тебе позволили беспрепятственно выйти из лагеря. И, если уж тебя так всё это волнует, поговори с Гэндальфом, мы с ним буквально час назад всё подробно обсудили.

Гэдж растерянно стиснул бумагу в руке. Намек на то, что ему пора откланяться и убираться восвояси, был более чем прозрачен.

— А почему вы не хотите подробно обсудить всё со мной? — спросил он, злясь на себя за свое неисправимое орочье косноязычие. «Или я для вас слишком уж тупоголовый, господин Келеборн?» — хотел он добавить, но, по счастью, вовремя удержался.

Эльф поморщился — как будто надкусил кислое яблоко.

— Потому что, во-первых, я просто не хочу говорить с орком, мне это не доставляет ни малейшего удовольствия. Во-вторых, я не хочу говорить об этом амулете. И, в-третьих, я не желаю говорить с тобой о Сарумане — это все равно что обсуждать с фанатиком-дикарем его обожаемого, слепленного из глины пополам со слюнями уродливого идола. Твой учитель для тебя — больше, чем просто учитель, это понятно даже, гм… гному. Ты настолько уверен в его вездесущей правоте, моральной чистоте и непогрешимости, что готов верить ему целиком, полностью и безоговорочно. Глупый мальчишка… мне тебя жаль, право. — Он действительно улыбнулся Гэджу: не насмешливо, не обидно, скорее печально — с сожалением, как улыбаются, глядя на безобидного, беззаботно лепечущего, но, увы, совершенно безнадежного дурачка. — Ведь ты думаешь, будто что-то для Сарумана значишь, что он ценит тебя, может быть, тобой дорожит… даже, вероятно, любит. Но — нет. Ты ошибаешься, орк. Знай одно: ты для него — не друг, даже не ученик, всего лишь занятная игрушка… верный пес, выдрессированный зверь, готовый лизать руку хозяина и перегрызть глотку любому, кто скажет о нем недоброе слово. Да, сейчас ты важен для Сарумана, ты ценен для него, как ценен для исследователя объект незавершенного изыскания, но, как только Белый маг сочтет, что его опыт, начатый пятнадцать лет назад, исчерпал себя, он о тебе забудет… швырнет тебя, как полено, в топку какой-нибудь очередной безумной идеи, и от тебя не останется даже горстки пепла. Вот и всё. —  Чуть помолчав, он устало вздохнул и на секунду прикрыл глаза, точно вид Гэджа стал ему окончательно невыносим. — Ты волен сомневаться в моих словах, орк, но я, к сожалению, слишком хорошо знаю Белого мага, чтобы иметь наивность уповать на его доброту, чуткость и мягкосердечие.

В жаровне с громким треском лопнул шальной уголек. Пламя взметнулось; металлический дракон плюнул огнём, глаза его полыхнули недобрым багровым светом.

— Вы… всё сказали? — прохрипел Гэдж. Он стоял, испытывая странное желание утереться, точно в него плеснули помоями.

— А ты хочешь, чтобы я еще что-нибудь добавил?

— В-вы… просто ненавидите Сарумана, господин Келеборн!

— Лучше бы тебе помолчать, мальчишка, — холодно произнёс эльф. — Уходи. Я не желаю обсуждать свои отношения с Белым магом с каким-то… орком.

Гэдж и рад был бы замолчать, но не мог — слова лились из его сердца помимо воли:

— Вы ненавидите его за то, что он вас не слушает и не смотрит вам в рот. За то, что не разделяет ваши взгляды. За то, что идет своим путем и не пляшет под вашу дудку! За то, что он не считает, будто эльфы — пуп земли и владыки этого мира! И вас это бесит, господин Келеборн!

Бледное лицо Келеборна передернулось, как спокойная поверхность пруда, в который швырнули камнем.

— Ну, давай, расскажи мне, за что еще я ненавижу Сарумана, орк, и что ещё меня «бесит». Брехливый щенок! Ты, конечно, ни на грош мне не веришь, да и пес с тобой… я, наверно, даже буду рад, если ты останешься при своих заблуждениях до конца твоих дней. А сейчас — будь любезен, оставь меня наконец в покое, ты меня вконец утомил своим присутствием. «Эстель» ты от меня все равно не получишь.

Он на мгновение отвёл взгляд и протянул руку к стоявшему на столе колокольчику, чтобы позвать слугу.

— Получу, — негромко рыкнул Гэдж. Слова эльфа хлестали его больно и обжигающе, как там, в подземелье, когда-то хлестал кнут Каграта, и, как и тогда, в нем вдруг проснулось и заворочалось что-то страшное, истинно орочье, что-то темное и неуправляемое, свирепое, как медведь, жаждущее боли и крови…

— Что?

Келеборн едва успел обернуться; Гэдж бесшумно шагнул вперед, схватил со стола тяжелый деревянный кубок и резким прямым ударом без замаха опустил его на среброволосую голову Владыки.

* * *

— А! Шарки, старый сыч, — безо всякого выражения сказал Каграт. — Вернулся?

В каморке Каграта стоял крепкий запах винной кислятины — въевшийся в кирпичи, в грязную утварь, в шмотье, валявшееся на полатях. Сам орк пребывал в том мрачном подавленном расположении духа, какое обычно наступает в конце весело и содержательно проведенного вечерка. Он сидел на лежанке, завернувшись в побитую молью волчью шкуру, и смотрел на нежданного визитера угрюмо, исподлобья, словно раздумывая, с какой стороны будет удобнее дать ему пинка.

— Все пьешь, гуляешь и с ветерком катишься по наклонной? — небрежно спросил Шарки. — Экое у тебя лошадиное здоровье.

Каграт глухо зарычал.

— Завидуй молча, старая сволочь. Нечего мне тут морали читать, воздержание и трезвость в уставе не прописаны, нет такой буквы в этом слове… Лучше бы вместо дурацких нравоучений опохмелиться принёс. Где этот твой ленивый мальчишка запропастился, он еще вчера поутру обещал мне зелья сварганить, да так и не сварганил…

— Ты его видел? — быстро спросил Саруман. — Он ещё что-нибудь тебе говорил?

— Нет. А что? Мне с ним особо разговаривать не в охотку. — Каграт покосился на Шарки подозрительно. — Почему ты спрашиваешь?

— Он оставил записку, что ушел на болота, — помолчав, сказал Саруман. — Но так и не вернулся… Уже ночь на дворе! Я надеялся, тебе что-нибудь об этом известно.

Каграт сердито всхрапнул.

— Я ему что, нянька? — проворчал он и, завернувшись в ободранную шкуру, тяжело повалился на лежанку. — Ну, отправим завтра с утречка патруль по болотам пошарить, ночью там все одно ловить нечего. — Выпростав из-под тряпья взлохмаченную голову, он хитро прищурил зеленоватые глазки. — Ты только про зелье-то давай не забудь… А то у меня, знаешь ли, память тоже короткая, обещания иногда из головы напрочь вылетают.

* * *

Гэджу показалось, что он ударил эльфа совсем легонько, без малейшего усилия — тем не менее Келеборн беззвучно, мешком осел на пол, Гэдж едва успел его подхватить. На какую-то секунду орк испугался, что убил его… но нет: Владыка определенно был жив, разве что слегка оглушен — из горла его вырвался тихий хрип, веки едва заметно подрагивали… Гэдж осторожно опустил его наземь. Княжий венец упал с головы эльфа, и дивные серебристые волосы рассыпались по тёмному ковру, которым был устлан пол, нежная белая кожа в голубоватом свете фонаря казалась светящейся, словно тонкий фарфор… Гэдж судорожно глотнул; сейчас, странное дело, стоило ему увидеть Келеборна поверженным, беспомощным и жалко распростертым у его ног, как вся обуревавшая орка жгучая ненависть как-то притупилась, приугасла, точно головешка, накрытая металлической ложкой — еще багровеющая и дымящаяся, но уже совершенно безвредная. И что я наделал? — в тоскливом ужасе спросил он себя.

Снаружи, за пологом шатра, послышались приближающиеся шаги.

Гэдж застыл. Сердце его остановилось, пропустило удар, позвоночник разом превратился в сосульку. Сейчас, ещё секунда — и рывком откинется полог, ворвутся в шатер вооруженные стражи, прижмут Гэджа к стене остриями копий… Но нет, шаги отдалились и утихли — кто-то, безмятежно посвистывая, прошел мимо, и вновь настала тишина, только мирно и буднично потрескивали в жаровне угли.

Гэдж стоял, замерев, как восковая фигура, и едва смея вздохнуть. Ему казалось, будто в животе его копошится клубок холодных червей.

Эльфы, находящиеся снаружи, никак не давали о себе знать. Неужели они и в самом деле ничего не услышали? Не почувствовали? Не заподозрили? Или — что?

Как бы то ни было, отступать было поздно, в недобрый час содеянное чёрное дело следовало довести до конца. Орк перевёл дух.

По-прежнему ничего не происходило. Келеборн едва слышно хрипел, рот его был чуть приоткрыт, в уголке рта поблескивала капелька слюны. Гэдж огляделся в поисках какой-нибудь веревки, но ничего не нашел, снял с пояса Владыки расшитый цветными узорами кушак и надежно стянул им руки пленника у него перед грудью. Завязал эльфу рот носовым платком. Некоторое время возился с крохотным замком на цепочке, на котором висел медальон, — вещица так и норовила выскользнуть из его вспотевших от волнения, отчего-то дрожащих пальцев, — но наконец справился и с этой задачей. Крепко сжал трофей в кулаке…

На крышечке медальона была вычеканена многолучевая звезда с руной «сит-эстель», изображенной в центре. Как Келеборн её называл — Звезда Эарендила? Ладно, неважно. Сейчас я открою крышку, совершенно безо всяких чувств подумал Гэдж, и выяснится, что никакого «эстеля» внутри на самом деле нет…

Он поддел когтем крохотную застежку, и она негромко щелкнула в его руках. «Эстель» был на месте — маленький, какой-то серый и невзрачный, тускловато поблескивающий… Что ж, хорошо.

Гэдж сунул медальон за пазуху, оглянулся на Келеборна — тот все ещё был без сознания, — глубоко вздохнул, собрался с духом и, стиснув зубы, решительно вышел из шатра навстречу неизбежности…

Стражи, негромко переговариваясь, стояли чуть поодаль, опираясь на копья, древками воткнутые в землю, — и при появлении Гэджа оглянулись на него без малейшего интереса. Эллоир покосился на орка мрачно и неприязненно.

— Владыка просил его не беспокоить, — хрипло сказал Гэдж. — Он занят.

Никто не ответил, ничего не спросил, не потребовал ни пропуск, ни подорожную; Эллоир молчаливым кивком указал орку на тропу, и Гэдж, повернувшись, быстро зашагал меж ряда шатров обратно, к выходу из лагеря, сопровождаемый по пятам — впереди и позади — неизменным конвоем. На границе лагеря эльфы остановились, и Эллоир — по-прежнему без единого слова — отдал Гэджу кинжал. Орк всунул его за пояс и торопливо нырнул под тёмный полог деревьев, в лес, где его уже ждали такие родные и спасительные лесные тени. Времени у него оставалось совсем немного.

* * *

Всю дорогу до Росгобела — она была не долгой — Гэдж миновал бегом, в ночном лесу он видел отлично, и неширокая, петляющая между стволами деревьев тропа ложилась ему под ноги шелковой лентой. Росгобел был погружен в темноту, хотя в окне мерцал красноватый свет — не то лучина, не то отблеск углей. Все… спали? При приближении орка кто-то сердито заворчал в темноте — это Смоки доламывал под забором плохо закрепленную доску и появлению орка был явно не рад. Гэдж чуть приостановился, чтобы выровнять дыхание, потом осторожно закрыл за собой калитку и прокрался вдоль стены — и едва не вздрогнул: на крыльце внезапно обнаружилась знакомая, пахнущая табачным дымом фигура Гэндальфа.

Волшебник сидел на верхней ступеньке, сжимая в зубах неизменную трубку, а в руках — перочинный нож и горбатое, наполовину обструганное поленце. Услыхав шаги орка, он поднял голову.

— Гэдж! Это ты? Ты не спишь?

Подавив дурацкое желание сказать: «Сплю», — Гэдж коротко мотнул головой.

— Нет… как видишь.

— Где ты был?

— Нигде. Просто… выходил посмотреть на звезды.

Он даже не совсем кривил душой: звездного неба — бездонного, бескрайнего, раскинувшегося над землей роскошным пологом — он действительно не видел с тех самых пор, как очутился в Замке, и сейчас, в общем, был рад вновь ощутить над головой эти необъятные, исполненные ледяного величия просторы Эа. Они давали странное чувство свободы, заманчивой и недосягаемой, холодно-обжигающей и одновременно пьянящей, как глоток вынутой из погреба крыжовенной браги.

Гэндальф, опустив свою поделку на колени, смотрел подозрительно: наверно, у орка был слишком уж смятенный и взъерошенный вид для простого зеваки, вышедшего поглазеть на ночное небо. Гэдж вяло попытался проскочить мимо волшебника к двери, но маг не сделал ни малейшей попытки уступить ему дорогу.

— Гэдж… с тобой всё в порядке?

— Д-да…

— И ты совсем не собираешься натворить никаких глупостей?

— Нет, — сказал Гэдж. И вновь почти не солгал: все глупости, какие можно было натворить, он, кажется, уже натворил. — Почему ты спрашиваешь?

— Да что-то мне показалось… — Волшебник все ещё пытливо всматривался в лицо Гэджа, и, чем дальше, тем больше орку хотелось отвести взгляд. Ему оставалось только порадоваться, что во дворе темно. — Послушай…

— Что?

— Я хотел кое-что у тебя спросить. Помнишь… ту баночку со шмыровой мазью, которую я тебе давал на болотах, там оставалось ещё немного… Она у тебя?

Гэдж растерянно моргнул. Вопрос не то чтобы застал его врасплох, но был как-то неприятен. По правде говоря, планы на остатки этой мази у него были свои, да орк и не думал, что волшебник станет долго держать в голове такую мелочь.

— Я… не знаю. Я положил её в карман, а потом… Не помню. Наверное, она осталась на чердаке… А что?

— Отдай её мне.

— Зачем она тебе?

— Незачем, — спокойно сказал волшебник, — так же, как и тебе. Ведь ты, конечно, не мыслишь о том, чтобы вернуться в Замок?

Где-то в лесу утробно захохотал филин, и Гэдж невольно вздрогнул… Интересно, Келеборна уже обнаружили? Если да, то сколько времени понадобится эльфам на то, чтобы протрубить тревогу, вскочить на коней и добраться до Росгобела?

— А с чего ты, ну… взял, что я собираюсь вернуться в Замок? — едва слышно пробормотал он.

Гэндальф устало улыбнулся.

— Гэдж, я даже не сомневаюсь, что ты слышал все, о чем говорили мы с Келеборном. И тебе это могло… не слишком понравиться. Я знаю, как ты переживаешь за Сарумана, и это волнение может толкнуть тебя на… ну, скажем, необдуманные поступки.

— Даже если так… загвоздка не в этом. Просто… ты не думал, что… я там нужнее, — хрипло заметил Гэдж.

— В Замке?

— Да. У меня там, ну… дело.

— А ты боишься, что здесь дела у тебя не будет? — после небольшой паузы мягко спросил Гэндальф.

Гэдж нервно усмехнулся. Почему-то этот разговор давался ему неимоверно трудно. Слова были какие-то неудобные, клейкие и вязкие, и прилипали к языку, будто куски смолы.

— Я здесь — никто. Орк. Мальчишка, с которым даже говорить никому не охота. А там — лекарь. Ну, пусть пока ученик, но я… стараюсь быть хорошим лекарем. И научиться лечить тех, кто в этом нуждается.

— Твоих… сородичей?

— В Замке не только орки. Там есть и люди… Пленники. Им тоже нужна помощь целителя.

Гэндальф, опустив взгляд, рассеянно смотрел на сжатый в руке нож и кусок деревяшки, из которого рождалось нечто невнятное — видимо, мельком подумал Гэдж, маг и не собирался вырезать что-то определённое, просто сидел и строгал поленце, желая то ли успокоиться, то ли привести в порядок сумбурные мысли. Трубка волшебника почти погасла, он вынул её изо рта, зачем-то рассмотрел со всех сторон, выколотил о нижнюю ступеньку, задумчиво поковырял пальцем в чаше.

— Что ж, это… благородное намерение. И всё же, я думаю, тебе не стоит очень уж спешить с выводами касательно твоей будущей жизни. Как ни крути, но в Замке ты всегда будешь чужаком, Гэдж… Ты всегда будешь там на подозрении, и всегда — днем и ночью — над тобой будет тяготеть темная длань Башни, готовая в любой момент протянуться и схватить тебя за горло. И тебе придется окончательно стать орком — таким, как все, — хотя бы просто для того, чтобы выжить… — Чуть помолчав, он сунул трубку за пояс и аккуратно стряхнул с колен древесную стружку, выпутал из бороды особенно цепкую жёлтую спиральку. Посмотрел на Гэджа чуть исподлобья. — И в Крепости ты никогда не увидишь звезд.

— Ничего, я это переживу, — глядя в землю, пробурчал Гэдж. — Звезды — не главное в жизни. Им все равно, увижу я их или нет.

— А тебе — все равно?

Гэдж молчал. Разговор уходил куда-то не туда, в темноту и бурелом, как узкая, неуверенно блуждающая по дремучему лесу тропка.

— Мне, к примеру, не все равно, — негромко заметил Гэндальф. — Я бы, знаешь ли, все-таки хотел иметь тебя в числе друзей, а не врагов.

— Но я не стану тебе врагом. Ни тебе, ни себе… Напротив: оказавшись в Замке, я даже могу оказаться тебе… и этим твоим эльфам чем-то полезным. — Эта идея пришла Гэджу в голову неожиданно, и он даже не успел её толком обдумать. — Например, мимоходом поглядывать по сторонам, прислушиваться к разговорам, добывать кое-какие сведения… Если я вернусь туда сейчас, пока меня не хватились, никто ничего не заподозрит.

Волшебник пристально смотрел на него.

— Я боялся, что у тебя возникнет такая мысль.

— По-твоему, это глупо, да? — хрипло спросил Гэдж.

— Да.

— Ты думаешь, что я буду вести себя недостаточно осторожно?

— Я думаю, что ты будешь вести себя достаточно неосторожно, мой друг, уж не обессудь. Это плохая идея, Гэдж, и я не могу её поддержать. Ты не до конца понимаешь, с чем имеешь дело… Да и я вряд ли буду спокоен за твою судьбу, зная, что ты находишься в этом недобром месте. — Он как-то неловко кашлянул. — Поэтому, будь добр, верни мне шмырову мазь… Ты сказал, она на чердаке?

— Ну да, — пробормотал Гэдж. — Наверное, где-то там.

— Хорошо, я подожду.

Он посторонился, и Гэдж проскользнул мимо него в дом, взбежал по лестнице на чердак, запер за собой дверцу. Как невовремя Гэндальф вспомнил об этой мази! Что за смутные подозрения его одолели? Или даже не подозрения — предчувствия? И он действительно так уверен, что Гэджу нельзя, совершенно никак нельзя возвращаться в Крепость?

Но у Гэджа сейчас нет другого пути. Вот попросту — нет! После того, что произошло… Как он теперь посмеет остаться в Росгобеле, вновь встретиться с Келеборном, да просто посмотреть Гэндальфу в глаза, как?

В груди у него заболело. Нет, волшебник, этот верный «Друг эльфов», никогда не поймёт…

Что-то изменилось в ночи, сгустилось в воздухе сухим звенящим напряжением. Орк прислушался — и ему показалось, что он различает разносящееся далеко в ночной тиши конское ржание, побряцивание оружия, топот копыт. Что это — погоня? Или просто плод его распаленного воображения? Надо было торопиться…

А правда — где эта злосчастная шмырова баночка? Гэдж выложил её из кармана, когда, скрючившись на полу, подслушивал разговор Келеборна и Гэндальфа — она больно впивалась ему в бок — и положил… куда? Кажется, на постель… Она должна быть где-то здесь…

— Гарх! — позвал он негромко.

Молчание.

Топот копыт стал ближе — да, теперь орк слышал его отчетливо. Лошади мчались через лес во весь опор — ну, насколько быстро эльфийские кони вообще могли передвигаться в ночном мраке. Через какое время они здесь будут — через пять, три, две минуты?

— Гарх! — прошептал Гэдж. На чердаке стояла тьма, будто в глубоком колодце, и найти черного ворона в черной комнате было непросто. Если он вообще здесь был. — Где ты?

В глубине помещения, в плотном чернильном мраке кто-то закряхтел и слабо заворочался.

— Гарх! — яростно прохрипел Гэдж.

Ворон, разбуженный, испуганно всполошился, ничего не видя и не соображая спросонья, захлопал крыльями.

— А? Что?.. Кто?.. Кто это? Кто здесь?..

— Тише! — Гэдж сгреб его в охапку. — Прекрати кудахтать! Ты мне нужен.

Гарх испуганно крутил головой туда и сюда. Он никак не мог взять в толк, что происходит.

— К-кто? Ч-чего?..

— Ты должен немедленно лететь в Дол Гулдур.

— К-х-худа?

Всадники были уже совсем близко, возле Росгобела, в темноте топотали и храпели кони. Кто-то яростно загрохотал железным кольцом по воротам.

— Открывайте! Радагаст! Гэндальф! Тревога!

Гарх слабо трепыхался в руке орка.

— Да что тут за суматоха? — Он все еще ничего не понимал. — Кто там, внизу?

— Это за мной, — сказал Гэдж сквозь зубы. — Я кое-что… взял у Келеборна.

Гарх издал звук, похожий на отрыжку.

— Взял у Келеборна?! Украл, ты хочешь сказать? Совсем умом тронулся, проклятый звереныш?

— Это важно, — Гэдж достал из-за пазухи медальон, сунул несчастного ворона подмышку головой вниз и, невзирая на растерянное гархово сопротивление, обмотал цепочку медальона вокруг его лапы. — Ты же слышал, я говорил Келеборну, что эта вещица может помочь снять ошейник… Ты должен немедленно лететь в Замок.

— Ты… Т-ты… Что-о?.. — глаза ворона все еще лезли на лоб. — Лететь в Замок? Зачем? Как? Сейчас? Ночью?

— Ну, если хочешь, можешь ждать до утра… Не бойся, я все продумал. Я возвращаюсь в Дол Гулдур. Ты найдешь меня там, в лекарской каморке, это за главными воротами во внутреннем дворе. Спрячься где-нибудь поблизости… Если я не появлюсь в ближайшее время, дождись Сарумана, уж когда-нибудь он должен туда вернутся. И непременно отдай ему эту штуку, она его спасёт, слышишь! Другого такого шанса может и не случиться…

— Т-ты… с-с ума сошел, глупый звереныш…

— Нет. Все сладится, если ты не будешь трусить. Сейчас главное — улети из Росгобела. Куда хочешь, только не попадайся эльфам на глаза… Ну же, лети! Спрячься! Не подведи меня, Гарх! — Он подтащил Гарха к подоконнику и неуклюже вышвырнул в окно. Ворон, хлопая крыльями, со сдавленным хрипом канул куда-то в темноту… За углом, во дворе, метались сполохи голубоватого света, ржали лошади, доносились чьи-то раздраженные голоса; что-то хрипловато говорил Гэндальф, что-то встревоженно спрашивал Радагаст, что-то звонко возражал эльф; хлопнула дверь, множество торопливых ног ворвались в дом и затопали вверх по лестнице на чердак. Гэдж судорожно шарил по постели в поисках деревянной баночки со шмыровой мазью, но она как сквозь землю провалилась — под руку ему, точно ластящиеся кошки, лезли шерстяное одеяло, травяной тюфячок, набитая шуршащей соломой подушка… Да где же эта проклятая посудина, где? Где?!

Дверца чердака сотряслась под яростными ударами.

— Орк! Открывай!

Гэдж вскочил — и тут же споткнулся о банку, валявшуюся под ногами.

— Сноси дверь! — выкрикнул кто-то, и дверца затрещала, поддаваясь…

Гэдж подхватил баночку и метнулся к окну. Дом наверняка окружен, но еще можно попытаться выбраться на крышу, а оттуда перепрыгнуть на скат соседнего сарая. А потом…

Действительно — что потом? Удастся ли ему удрать, спрятаться в лесу? Удастся ли добраться до болот? Ведь на подходе к гати наверняка стоит эльфийская застава…

А вдруг этот трусливый болтун Гарх не полетит на поиски Сарумана, а найдёт Келеборна или Гэндальфа и отдаст амулет ему?

И тогда все будет напрасно! Гэдж мысленно застонал. Нет, этого не случится, старый валенок Гарх не струсит, не отступит, не подведёт…

Он выкарабкался на крышу и пару секунд лежал, прижимаясь к шершавой дранке, стараясь слиться с нею и остаться невидимым; выждав благоприятный, как ему показалось, момент, ящерицей скользнул к краю, чтобы перебраться через забор, а оттуда сигануть в спасительный лес… Поздно! Его уже заметили.

— Вон он! На крыше!

Эльфы были и во дворе, и в доме, и вокруг дома. Но Гэдж уже перепрыгнул на крышу сарая, а сарай одной стеной граничил с лесом, и с этой стороны стражей, кажется, не было… Не успели они ещё добраться сюда, перескочить через заборы и изгороди, полностью оцепить радагастовы владения…

Гэдж перевалился через конек, скатился с крыши по другую сторону сарая, ухнул в какие-то кусты. Вскочил. Откуда-то из темноты раздавались треск, голоса, топот бегущих ног, над ухом Гэджа свистнула стрела.

— Не стреляйте! — хрипло выкрикнул кто-то. Кажется, это был Гэндальф; кажется, волшебник был растерян и застигнут всем происходящим врасплох… или нет? Интересно, что он вообще сейчас обо всем этом думает?..

Нет. Совершенно не интересно.

— Стой! — орали в спину.

Гэдж юркнул в лес, в ночь, он ломился сквозь переплетение травы и ветвей, и кто-то ломился следом за ним, и все вокруг было мокрым от ночной росы, черным, колючим, мятущимся, прыгали по земле пятна света от голубоватых фонарей, прыгали вокруг темные стволы деревьев, прыгали чьи-то смутные, неразличимые во тьме силуэты. Где Гарх? Удалось ли ему улететь, спрятаться? Гэдж ничего не видел и не слышал; в какой-то миг его раненная нога подвернулась, предательски швырнула его на землю — и он ухнул в какую-то яму, выронил кинжал, который тотчас канул во тьму. Орк тут же вскочил, но искать во мраке потерянное оружие не было времени — преследователи наступали ему на пятки, — и он рванулся вперед, в темноту, перебегая от куста к кусту, стараясь затеряться во мраке и слиться с живущими здесь лесными тенями, и они принимали его, как родного брата, укутывали и укрывали, сулили спасение, сбивали преследователей со следа…

* * *

В лесу было жутко и темно. И в этой жуткой темноте происходила невнятная колготня: кто-то куда-то бежал, кто-то что-то кричал, кто-то кого-то ловил. Метались меж стволами деревьев голубоватые огни фонарей, перепархивали с места на место, будто испуганные заблудившиеся светлячки.

Гарх сидел на ветке осины, с тревогой прислушиваясь и присматриваясь к происходящему, и голова у него шла кругом. Да что тут вообще происходит, леший возьми? «Я же говорил Келеборну, что эта вещица может помочь снять ошейник…» Правда? И поэтому ты её украл, глупый звереныш? И что теперь?

Злосчастный амулет был не слишком тяжел, но оттягивал лапу ворона, как чугунная гиря.

«Ты должен немедленно лететь в Дол Гулдур… Спрячься там и дождись меня…»

Дурной орк! А если тебя сейчас поймают и без суда и следствия вздернут на первом попавшемся суку? Что тогда?

«Если я не появлюсь в ближайшее время, дождись Сарумана, уж когда-нибудь он должен туда вернуться…»

Гарх мысленно застонал. И почему ему всегда так не везет в жизни? Сидел бы сейчас на чердаке, в тепле и уюте, и видел десятый сон, а не дрожал во мраке от тревоги, страха и неизвестности, не зная, куда лететь и что делать.

Впрочем, еще не поздно вернуться, отыскать Гэндальфа и отдать проклятый медальон ему, все рассказать, спросить совета, в конце концов… А потом со спокойной душой забраться в закут за печкой и предаться так некстати прерванным сладким снам, пускай все эти волшебники/эльфы/орки сами там разбираются со своими непонятными бедами и печалями… Или — что? Сны уже не будут такими спокойными и сладкими?

Что, если Гэдж прав, и эта странная цацка действительно может оказаться Саруману полезной? Не зря же вокруг неё поднялась такая суета. Вдруг с её помощью действительно удастся снять проклятый ошейник?

И почему бы, собственно говоря, не спросить об этом у самого Шарки? В конце концов, вернуть медальон Келеборну никогда не поздно…

Это была какая-то очень неожиданная мысль, Гарх даже присел от её беспощадной внезапности. Перья у него на затылке стали дыбом.

Но лететь в Дол Гулдур сейчас, ночью? Через болота? Или подождать до утра? «Ночью безопаснее, ночью орки не стреляют по летающим целям…» Э-э… правда?

Он притаился на ветке: неподалеку под деревом друг за другом рысцой пробежали с полдюжины эльфов, исчезли в тёмном лесу. Интересно, что они сделают с глупым зверенышем, если поймают? Посадят под замок? Высекут розгами? А если прямо сейчас отдать Келеборну медальон, это спасет мальчишку от наказания? Хотя бы частично?

Или они его не поймают? Где его сейчас искать, этого обормота?

«Не подведи меня, Гарх! Другого такого шанса может и не случиться…»

Я всего лишь старый и слабый ворон, в отчаянии подумал Гарх, ну почему я всё и всегда должен за всех решать? Ну почему именно на меня всегда падает какая-то несусветная вселенская ответственность? Ну чем я это заслужил, а?

Он дождался, пока эльфы проскользнут мимо и скроются под пологом ночи, потом бесшумно расправил крылья и вдоль опушки леса полетел прочь — на юг, в сторону Дол Гулдура.

* * *

— Я с ним только что говорил, — пробормотал Гэндальф. — Буквально пару минут назад.

— И что он тебе сказал? — с раздражением поинтересовался Келеборн. — Наверно, то, как напал на меня исподтишка и огрел деревянным кубком по голове?

Радагаст не принимал участия в разговоре — неприкаянно бродил по двору, спотыкаясь о крутившегося под ногами енота, мыкаясь туда и сюда, словно в поисках потерянных где-то спокойствия, тишины и устойчивости мира. Гэндальф стоял возле крыльца, перекатывая в ладони маленький камешек, опустив глаза, как будто избегая встречаться взглядом с рассерженным эльфом. Волшебнику явно было не по себе.

— Честно тебе скажу, Келеборн: я видел, что с ним творится что-то неладное, но списывал это на усталость, волнение и пережитые страхи… Я и подумать не мог, что он решится на что-то подобное…

Келеборн невольно тронул наливающуюся на бледном лбу лиловую шишку. Он уже даже не особенно гневался — скорее досадовал на собственную неосмотрительность.

— Ну, разумеется, а чего ещё можно было ждать от орка? Честности? Смирения? Понимания? Что ж, и я, признаться, тоже знатно сглупил. Я до сих пор полагал его обычной очередной причудой Сарумана, недалеким беззубым щенком, пытающимся в слепом безумии ухватить собственный хвост, но, как и следовало ожидать, дело оказалось намного хуже. Видимо, он уже давно замыслил совершить своё чёрное дело и похитить «эстель»…

— Мы оба знаем, зачем он это сделал, Келеборн.

— Пусть так. По-твоему, это может служить ему оправданием?

Подбежал встревоженный Эллоир.

— Он ушел, Владыка. В лес. Нас слишком мало, чтобы мы могли его перехватить.

Келеборн нервно передернул плечами.

— Ну, что ты на это скажешь, Гэндальф? Прочесывать эти заросли ночью бессмысленно, надо ждать утра… А ведь мальчишка наверняка задумал вернуться в Замок!

— Если так, он пойдет по гати, — сказал волшебник глухо, точно обращаясь к камешку на ладони и надеясь, что никто другой его не услышит. — Ему неведомы другие пути.

Келеборн обернулся к Эллоиру.

— Отправьте гонца к Линдолу, чтобы задержали на заставе орка, если он там появится. Немедленно!

— Да, Владыка, — Эллоир коротко поклонился.

— Нам придется сняться с лагеря и отойти чуть дальше в лес, — со вздохом заметил Келеборн, — а также удвоить бдительность и осторожность. Этому орку, увы, теперь слишком многое известно…