Исполнить обещанное (гет)

Стану я совсем другою

Жизнью величаться.

Будет зыбка под ногою

Легкою качаться.

Будет муж прямой и дикий

Кротким и послушным,

Без него, как в черной книге,

Страшно в мире душном...

(Осип Мандельштам)

Изабелле еще с вечера было нехорошо — подташнивало и знобило, появилась неотступная тянущая боль внизу живота и в пояснице. И почему-то очень хотелось спать, хотя она после обеда проспала целых два с половиной часа. Она даже отказалась от ужина и, сославшись на усталость, рано, еще до прихода с работы отца, удалилась в свою комнату. Мама пристально посмотрела на нее, но ничего не сказала.

У себя в спальне Изабелла сквозь неплотно затворенную дверь слышала, как пришел папа, как родители негромко переговариваются, как мама сказала: "Дорогой, может быть, она заснула — лучше ее не тревожить". Потом наступила тишина. Отец, наверное, ушел к себе в кабинет — в марте у начальника налогового департамента всегда было много работы.

Ей стало немного легче, и она не заметила, как задремала, но сквозь сон поняла, что родители заходили в ее комнату, она чувствовала легкое прикосновение маминой руки к своему лбу — но глаза не открыла. Мать с отцом тихо, на цыпочках, удалились. Потом Изабелла услышала озабоченный папин голос: "Может быть, пора послать за миссис Дорн?" И мама ответила: "Успеем. Когда действительно начнется, это ни с чем не спутаешь. Пусть поспит".

Изабелла совсем успокоилась и расслабилась — маме можно доверять, если она считает, что еще рано, значит, не о чем волноваться. Она за последние дни настолько извела себя ожиданием, страхом и надеждой, несколько раз ей казалось, что роды вот-вот начнутся, но потом боль проходила, и опять казалось, что ждать еще долго... Временами на нее находили приступы меланхолии, особенно по ночам — тревожные мысли не давали спать. То ей казалось, что она умрет, то охватывал страх за ребенка. "Нет-нет, — испуганно шептала она, — пусть лучше я сама умру..."

Резкая боль разбудила ее в три часа ночи. Она села на кровати, обхватила руками живот и стиснула зубы, чтобы сдержать стон. Через некоторое время боль ушла так же внезапно, как появилась. Изабелла снова легла, закрыла глаза и даже, кажется, начала видеть какой-то сон, но вскоре проснулась от новой схватки, которая показалась ей сильнее, чем предыдущая, и длилась несколько дольше.

"Похоже, это оно и есть... Время пришло", — догадалась она и с удивлением поняла, что больше не боится, а напротив, чувствует прилив сил и даже радость. Она встала с постели, притворила дверь комнаты поплотнее и торопливо наложила заглушающие чары. "Миссис Дорн говорила, что это обычно несколько часов длится... И воды еще не отошли. Так что нет нужды сейчас за ней посылать, и будить никого не стоит", — подумала Изабелла. В полной тишине спальни, освещаемой лишь мягким светом ночника, она размеренно ходила по комнате, держась руками за живот и кусая губы. Время от времени, когда боль усиливалась, она останавливалась, сгибаясь пополам, опираясь на стол или на комод и тяжело дыша, потом садилась на кровать, чтобы немного передохнуть, и снова вставала.

Недавно акушерка по просьбе Изабеллы подробно рассказала ей, что и как с ней будет происходить, как нужно себя вести, как правильно дышать, и даже объяснила, как найти у себя на теле определенные точки, массируя которые, можно ослабить боль. "Это на случай, если я смогу прийти не сразу, как только вы за мной пошлете", — добавила миссис Дорн. Сейчас Изабелла старалась все это припомнить и сосредоточилась на том, чтобы контролировать свое дыхание. Надавливая пальцами на поясницу, она, кажется, нашла и те самые точки. Впрочем, это принесло облегчение лишь ненадолго, схватки становились все сильнее, а промежутки тишины между ними — все короче. Изабелла устала и измучилась, ночная рубашка и даже волосы взмокли от пота, по щекам катились слезы. Она часто поглядывала на часы, удивляясь, что прошло так мало времени. "Может, часы остановились? Нет, идут. Вот уже и утро... Но почему так долго, сколько же можно, о, боги..." Ей пришло в голову, что с ней что-то не так — и, охваченная паникой, Изабелла решилась наконец позвать маму и послать за миссис Дорн.

Она осторожно выглянула из комнаты, увидела, как мама запирает дверь за ушедшим на службу отцом, и уже не боясь никого испугать, громко застонала. Миссис МакДугалл, всплеснув руками, подбежала к дочери.

— Изабел... Что? Уже? Корки! Немедленно беги за миссис Дорн! Да что же ты, дурочка, не разбудила меня раньше? Ты что, всю ночь не спала? Мерлин, ну как же так можно! Хоть бы миссис Дорн не оказалась занята, а то мало ли...

Констанция прошла по всему дому, следя, чтобы ни одна дверь не оставалась запертой (1), распахнула даже форточку в комнате дочери — свежий воздух немного взбодрил ее. И до самого прихода акушерки мама сидела рядом с кроватью, гладя руку Изабеллы и шепотом призывая богиню Бригантию (2).

Акушерка пришла скоро, вопреки опасениям Констанции. С ней была высокая светловолосая девушка — ее ученица и помощница, мисс Шелл. Миссис Дорн сразу взяла бразды правления в свои руки, осмотрев Изабеллу, успокоила ее, заверив, что все идет нормально.

— Все будет хорошо, лапочка, не бойся... А вы, моя дорогая, — обратилась она к Констанции, — можете своими делами пока заняться. Если что понадобится, я вас позову. Выпейте успокоительного, на вас лица нет.

Дальнейшее Изабелла помнила плохо — боль уже почти не отпускала ее, она старалась слушаться миссис Дорн и то дышала глубоко, то задерживала дыхание, а акушерка непрерывно что-то делала с ней, ни на минуту не прекращая говорить — и почему-то это придавало Изабелле сил. Когда она пожаловалась на жажду и усталость — в какой-то момент ей показалось, что она сейчас просто потеряет сознание или вообще умрет — миссис Дорн извлекла из своего обширного чемоданчика флакон, налила в чашку какого-то пахнущего мятой зелья и поднесла к губам Изабеллы. Она отпила два глотка и почувствовала, что ей немного легче, даже в голове прояснилось.

Ей бросилась в глаза фотография, висевшая на противоположной стене, сделанная в августе, в день ее рождения. Она сидела на стуле, а Рабастан стоял рядом с ней, положив руку ей на плечо, и улыбался. Вспомнив мужа, Изабелла заплакала от обиды — как самозабвенно они предавались любви и на этой самой кровати, где она сейчас лежит, совершенно измученная, и даже у этого стола — миссис Дорн расставила там какие-то колбы, склянки и разные штуки неизвестного назначения... Однако он ничем не расплачивается за то наслаждение, которое Изабелла разделяла с ним — а она теперь так страдает.

— Я больше никогда... с ним не буду... Никогда в жизни! — прохныкала она.

— Конечно-конечно, не будешь, лапочка моя, никогда... — добродушно улыбаясь, закивала миссис Дорн, — а сейчас потерпи еще немножко, деточка... Все хорошо.

Вскоре боль как будто утихла, но на самом деле она приняла иной характер. Возникло ощущение непреодолимой силы, давящей изнутри, ломающей тело. Но Изабелла откуда-то знала, что должна помогать этой силе и доверять ей, ведь это была та самая сила, что творит миры из ничего, из первозданного Хаоса. Забыв обо всем, Изабелла почти бессознательно направила все усилия на одну-единственную цель.

— Вот так, хорошо... Еще немного... Все, милая, все уже... — как будто издалека слышала она голос акушерки.

Все и вправду закончилось — наступил долгожданный покой и тишина, и божественная легкость во всем теле. А в следующее мгновение Изабелла услышала крик ребенка — он напоминал громкое мяуканье, но ей показался самым милым из всего, что она когда-либо слышала.

Она глубоко вздохнула и увидела улыбающуюся миссис Дорн, которая протягивала ей что-то маленькое, красное, сморщенное.

— Прекрасный здоровый малыш. Мальчик! — объявила миссис Дорн. Тут же за ее спиной оказалась мама, вся в слезах, но смеющаяся.

— Дайте мне его скорей! — взмолилась Изабелла.

Ребенка положили ей на живот. Изабелла вгляделась в его личико — припухшие глазки, которые пока еще были непонятно какого цвета и ничего не выражали, раскрытый крохотный беззубый ротик, — и ей показалось, что она его уже когда-то видела.

— Маленький мой... — она прижала сына к себе и повторила: — Мой...

Найдя материнскую грудь, малыш тут же перестал плакать. Теперь заплакала она сама — от облегчения и радости, что боль осталась позади, что с малышом все благополучно, и еще от странного, незнакомого прежде чувства полноты жизни... Как будто исполнилось то, для чего она родилась на свет, как будто именно к этому дню она шла все предыдущие годы.

Мама поднесла к ее губам чашку с водой, но Изабелла, всхлипнув, пролила почти все на себя.

— Не плачь, — ласково сказала акушерка, которая опять что-то делала с Изабеллой, на что та уже почти не обращала внимания. — Ну вот, теперь все... Дай его нам, мы его выкупаем... Да и тебя нужно помыть.

Мисс Шелл в это время наполняла водой маленькую ванночку и нагревала ее. Убедившись, что вода достигла нужной температуры, подошла к Изабелле и забрала у нее мальчика. Приподняв голову с подушки, Изабелла ревниво следила за ловкими движениями девушки, пока мама с помощью Фэрри меняли белье на кровати и на ней самой, протирали лицо и тело смоченной в ароматной воде губкой. Потом мама расчесала ее спутанные волосы и заплела их в косу.

Когда и Изабелла, и малыш были чисто вымыты, Констанция помогла ей надеть свежую сорочку, запеленала ребенка и положила молодой матери на руки. Изабелла разглядывала мальчика — теперь ей казалось, что он похож на Рабастана, что у него такие же глаза, и волосы рыжеватые — вернее, вместо волос пока был мягкий, как у цыпленка, пух.

— Мама, ну посмотри, какой он хорошенький!

— Очень славный малыш, — подтвердила миссис Дорн. — Красавец будет, весь в маму.

— Нет, он похож на отца, — возразила Изабелла. Во рту у нее пересохло, губы были искусаны и язык плохо слушался — она сама не узнавала своего голоса — но, забыв обо всем, не могла отвести взгляд от ребенка. — Мама, правда, он на Басти похож?

Ей захотелось немедленно увидеть мужа, чтобы показать ему сына. Она была уверена, что Рабастан точно так же, как и она, будет восхищен и умилен, потому что этим чудом просто нельзя не восхищаться.

— Мама, напиши ему скорей, пожалуйста...

— Конечно, напишу, а как же... — улыбнулась Констанция.

— А какое сегодня число, мама?

— Пятое марта. А вы уже имя придумали?

Изабелла помотала головой. Если с именем для девочки все было ясно — она уже давно решила назвать дочку Констанцией, и Басти согласился — то мальчишеских имен они перебрали множество, и никак не могли остановиться на чем-то одном. Эллери, или Рэйнард, или, может быть, Ричард? Прибегать к услугам нарицателей они не хотели — Изабелла боялась предсказаний.

Потом миссис Дорн опять напоила ее зельями:

— Это укрепляющее и восстанавливающее кровь, специально для молодых мам. Будешь пить его месяц. А вот это, — достала она новый флакон, — для того, чтобы молоко скорее появилось, и чтобы его было больше...

Она дала еще несколько советов насчет кормления и пообещала зайти завтра, проведать, все ли в порядке с Изабеллой и малышом.

— Но, в случае чего, вы сами присылайте за мной эльфа, и я сразу приду, — наказала миссис Дорн на прощание.

Миссис МакДугалл предложила ей и мисс Шелл пообедать, или хотя бы выпить чаю, на что те охотно согласились.

С Изабеллой осталась Фэрри, которой теперь было велено безотлучно находиться здесь. Эльфийка взяла заснувшего мальчика у матери и положила в колыбельку.

— Отдохните, мисс Изабелла... Фэрри будет тихо сидеть рядом, если вам что-нибудь надо — только скажите. И если ваш сынок заплачет, Фэрри все сделает. И разбудит вас, когда нужно будет кормить.

Изабелла попросила воды, и выпила целый стакан. Потом блаженно вытянулась на кровати и провалилась в глубокий сон. Она спала до тех пор, пока Фэрри не разбудила ее, чтобы покормить ребенка, потом снова уснула и проснулась только, когда с работы вернулся мистер МакДугалл — новоиспеченный дедушка.

* * *

Рабастан получил записку тещи только ночью — весь день, до позднего вечера они вместе с Долоховым провели в тренировочном лагере свеженабранных егерей, обучая их боевым заклятиям: у большинства новобранцев, чьей подготовкой занимались министерские чиновники, дела шли из рук вон плохо, поэтому Темный Лорд распорядился, чтобы члены Ближнего Круга делились своим богатым опытом с молодыми бойцами. Да и дисциплина под руководством Упивающихся смертью держалась куда строже.

Лагерь был укрыт столькими чарами, что почтовые птицы его не находили, и сова от миссис МакДугалл, проплутав несколько часов, лишь после полуночи доставила послание в Малфой-мэнор, разбудив адресата стуком клюва в окно.

"Рабастан, сегодня в три часа дня у Вас родился сын. Изабелла и мальчик здоровы, чувствуют себя хорошо. Очень ждем Вас.

Констанция МакДугалл".

Басти сквозь навернувшиеся на глаза слезы читал и перечитывал эти строчки.

— Спасибо, спасибо... — без конца повторял он, сам не зная, кому благодарен — жене или богам, или, может быть, покойному отцу, или просто судьбе.

Он понял, что сегодня больше не заснет, а идти к жене среди ночи не стоило. Одевшись, Рабастан вышел из своей комнаты и отправился бродить по замку. Казалось, весь Малфой-мэнор спал, однако в одной из комнат горел свет. Постучавшись, он заглянул туда и увидел Нарциссу, которая что-то вязала, и Долохова, расположившегося за столом напротив нее с книгой.

— Басти! Ты почему не спишь?

— Цисси... Тони... У меня сын родился! — ответил он, чувствуя, как лицо помимо воли расплывается в широкой улыбке.

Нарцисса порывисто вскочила, обняла Басти и расцеловала в обе щеки.

— Правда? Вот радость-то! Поздравляю!

— Рад за тебя, — Антонин тоже встал с места и обнял его.

— Ты к Изабелле завтра пойдешь? — спросила Цисси.

— Да, — кивнул он. — Вот только... Тони, мы же должны завтра снова в лагере быть. Я и забыл совсем...

— Да ладно, — махнул рукой Антонин. — Я Мальсибера возьму, а ты Повелителю так и скажи... Что он — не человек, что ли?

Нарцисса тем временем велела домовому эльфу принести бутылку вина. Все трое выпили по бокалу. А утром новость узнали все, кто был в Малфой-мэноре, и Темный Лорд разрешил Рабастану сегодня не ехать в лагерь.

— Теперь есть надежда, что древний славный магический род не угаснет, — одобрительно заметил Лорд. У Басти мелькнула мысль, что древний род, возможно, не оказался бы на грани исчезновения, будь у Темного Лорда и Беллы побольше уважения к брачным узам — но он был так счастлив, что не стал об этом думать.

Потом Цисси собрала в теплицах букет орхидей и целую корзину фруктов — персики, яблоки, груши и сливы — вручила все это Басти и отправила к жене, наказав передать поздравления от всех присутствующих.

Дверь ему открыла теща. Она радостно поздоровалась с Басти, поцеловала его в щеку и, передав корзину с фруктами эльфу, пошла вместе с зятем к дочери и внуку.

Изабелла лежала в кровати, но не спала. Рядом с ней стояла колыбель, прикрытая шелковыми с кружевом занавесками.

— Изабел, — улыбнулась Констанция, — там миссис Малфой прислала тебе фрукты. Все это тебе можно, потом я принесу. И цветы... Фэрри, поставь их в вазу. Они не пахнут ничем, так что мешать ни тебе, ни малышу не будут.

Миссис МакДугалл тихо вышла из комнаты, а Рабастан подошел к Изабелле. Лицо жены было бледным и осунувшимся, но она словно вся светилась. Он наклонился к ней, поцеловал в щеки, взял ее руку и прижал к губам. Она погладила его по лицу.

— Басти, — тихим, усталым голосом произнесла она, — посмотри на него...

Рабастан подошел к колыбели и чуть отодвинул занавеску. Надежда древнего и славного магического рода Лестрейнджей — как выразился Темный Лорд — сейчас безмятежно спала. Маленькое личико утопало в волнах белоснежного батиста. Басти разглядел только крошечный носик и закрытые глазки. Он долго стоял и, не отрываясь, как зачарованный, смотрел на своего мальчика, охваченный странными и незнакомыми чувствами — хотелось смеяться от радости, и в то же время защипало глаза... Он услышал голос жены:

— Басти... А как мы все-таки его назовем? Может быть, Рэйнард?

Рабастан повернулся к жене и смущенно улыбнулся:

— Пусть будет Рэйнард. А второе имя — Бодуэн, в честь моего отца.

— Хорошо, — кивнула Изабелла.

Малыш пошевелился и тихонько захныкал. Тут же появилась Фэрри со словами:

— Мисс Изабелла... Вашего сыночка пора кормить.

Эльфийка приблизилась к колыбели, ловко подхватила ребенка на руки и хотела было передать матери. Но Изабелла сказала:

— Фэрри, дай его отцу. Басти, возьми его на руки. Возьми, не бойся...

И тихо засмеялась, глядя, как Рабастан, неестественно согнув руки, держит сына, словно боясь даже дышать на него, пока Фэрри не забрала у него младенца.

Басти сидел на полу рядом с кроватью и смотрел, как его жена кормит их сына — малыш сосал, причмокивая и сопя, маленькие ручки обхватили материнскую грудь. Изабелла поцеловала крошечные пальчики, и столько счастья и нежности было в этом жесте, что у Рабастана перехватило дыхание и перед глазами все расплылось, как в тумане.

Изабелла протянула руку и ласково погладила его по голове, внезапно ощутив к нему острую жалость. "Так легко убить человека, и так тяжело — родить... — пришло ей в голову. — Мужчины этого не знают..."

Малыш вскоре наелся, и эльфийка снова уложила его в колыбельку.

— Он сейчас только кушает и спит, — пояснила Изабелла.

Рабастан пробыл у жены до самого вечера, почти не отходя от нее — даже пообедать миссис МакДугалл увела его в столовую чуть ли не насильно. Он предложил теще прислать ей в помощь пару своих эльфов, на что та с благодарностью согласилась. Вечером Фэрри вместе с миссис МакДугалл выкупали ребенка, а когда вернулся с работы тесть, все — кроме Изабеллы, конечно, — выпили по бокалу вина за здоровье маленького Рэйнарда Бодуэна Лестрейнджа.

В последующие дни у Изабеллы побывали с поздравлениями и Малфои, и Роули — Кэтрин тоже была беременна. Изабелла показала гостям Рэйни лишь издали — она стала немного суеверной с появлением ребенка — но к этому все отнеслись с пониманием (3).

А через несколько дней миссис Малфой получила письмо от сестры — Беллатрикс седьмого марта родила девочку, которую решила назвать Дельфини. Роды были преждевременные, но и мать, и ребенок живы и чувствуют себя неплохо. Белла писала, что собирается скоро вернуться в Англию вместе с дочкой, и что Темный Лорд сам прибудет за ними.

Примечания:

(1) Очень древняя примета, связанная с родами, известная во многих странах.

(2) Богиня Бригит (или Бригантия) — кельтская Богиня, помогающая при родах, почитаемая и в Ирландии, и в Англии. Культ Богини-Матери есть у всех народов, в той или иной форме он присутствует даже в авраамических религиях.

(3) У многих народов есть примета, что новорожденного младенца до какого-то времени нельзя показывать никому, кроме самых близких родственников. Трудно сказать, как к этому относятся маги — ведь они, в отличие от магглов, умеют распознать сглаз и принять меры — но возможно, по крайней мере, некоторые из них в это верят.