Декабрьская фантасмагория (джен)

Конан возилась на кухне, готовя завтрак. Она ловко орудовала старомодным металлическим веничком для взбивания яиц и довольным голосом мурлыкала под нос:

— О боже, какой мужчина! Я хочу от тебя сына…

Душа у нее пела, и даже мелкие странности этого утра не могли надолго отвлечь ее внимание. В последнее время примерно раз в месяц на нее находило такое настроение — словно все проблемы оставались если не позади, то во всяком случае где-то очень далеко. Конан заметила, что подобное настроение всегда совпадает с полнолунием. Вспомнилось детство, бабушкины рассказы про трудолюбивого белого зайца, живущего на луне. Днем и ночью, не покладая лап, он толчет в ступке плоды древа бессмертия, чтобы изготовить эликсир вечной жизни. С недавних пор Конан упорно лезла в голову странная мысль, что в одну из ночей полнолуния легендарный белый заяц угостил ее, Конан, теми плодами. И теперь в ней как бы поселилось бессмертие: сама она не будет жить вечно, зато любовь, которая пылает в ее сердце, переживет и ту, в ком живет, и того, на кого обращена...

Сейчас, в это чудесное утро, Конан вдруг подумала, что ощущение вечной любви в сердце заслуживает того, чтобы посвятить ему отдельную розу для прически. Наверное, это будет белая роза с лиловым окоемом лепестков…А может, лучше лиловая с белым окоемом? В любом случае, белизна там должна быть — в честь доброго зайца. А лиловый цвет — в честь вечности.

Вспомнив о своих «розах со смыслом», Конан на секунду нахмурилась. Сегодня рано утром, выбирая себе розу для счастливого настроения (это была та, бледно-голубая, которую она обычно носила, когда чувствовала себя совсем юной), оригами-химэ заметила, что ее драгоценные бумажные цветы в нижнем ящике трюмо кем-то небрежно перемешаны.

Собственно говоря, на вид это всегда была беспорядочная груда, но сама Конан прекрасно знала, где в этой груде что лежит. Никогда не бывало так, чтобы жгучая бархатная роза страсти оказывалась в самом низу! А теперь ее почти не было видно под другими… Синюю с черным окоемом розу для властного, даже жестокого настроения Конан хранила строго в правом ближнем углу. Теперь же сине-черные лепестки украшали самый верх общей кучи. А рядом… Рядом с этой розой лежала опрокинутая коробочка, из которой наполовину выпала белая роза — символ несостоявшегося счастья. Эту коробочку, плотно закрытую, Конан вот уже много лет хранила в дальнем левом углу ящика — там, куда заглядывала реже всего.

Увидев следы беспорядка в своей святая святых, оригами-химэ первым делом сунула руку под цветы и с облегчением вздохнула: ключ от бывших покоев Мадары был на месте. Но может быть, кто-то брал его, чтобы тайно проникнуть в это помещение, а к утру вернул? Нет, никто из акацуки не посмел бы совершить такое! Побоялись бы Пейна, а пуще того — духа Мадары…

Может, это сам Пейн решил прогуляться ночью в «комнату ужасов»? Но поразмыслив, Конан поняла, что вряд ли это так. «Он туда не пошел бы! Во всяком случае, тайно и ночью, когда, случись что страшное, не сразу удастся разбудить и предупредить всех в такой огромной пещере, — подумала она. — Он всегда заботится об этой своре, которая так мало его ценит… Он такой храбрый, такой ответственный!»

Тут как раз Пейн негромко всхрапнул, просыпаясь, и сердце Конан окончательно затопила нежность. Оригами-химэ забыла о бумажных розах. Она задвинула ящик трюмо, легким шагом подошла к кровати и, наклонившись, медленно зарылась лицом в бронзово-рыжую шевелюру любимого мужчины…

И вот сейчас, привычной рукой взбивая на кухне яйца для омлета, Конан, улыбаясь, вспоминала так славно начавшееся утро. Все вокруг казалось ей более ярким и веселым, чем было на самом деле. Даже холодильник, строгого стального оттенка, сегодня в ее глазах словно расцвел всеми цветами радуги. Стоп! Она пригляделась. Холодильник и вправду «расцвел»: на серой поверхности пестрели многочисленные магнитики. Конан бросила миску с веничком и будущим омлетом и подскочила к «Саске». Добрую половину дверцы укрывала россыпь ярких пейзажиков. Конан вгляделась в изображения, вчиталась в названия — и чуть не заплакала…

— О, Пейн! — прошептала она с горячей благодарностью.

Подумать только, какой трогательный сюрприз он ей сделал! Украсил холодильник пейзажами их родных мест. И где только достал! Неужели специально заказал? Ей стало стыдно: как часто она про себя упрекала его в том, что он невнимателен к ней! А он… А он думает только о ней!

Конан медленно прошла обратно к столу, взяла миску и веничек и в этот момент заметила в дальнем углу кухни большую коробку. Нет, с этим помещением сегодня явно что-то творилось! Кругом одни сюрпризы! Девушка удивленно вскинула тонкие брови, затем медленно положила миску и веничек на стол и направилась к коробке, гадая, что бы в ней могло быть… Если Какузу опять что-то там перепродает, то как он посмел хранить свой товар прямо здесь, на кухне? Если же это для них, для акацуки, то почему ее, Конан, никто ни о чем не предупредил?

Коробка была открыта. Это тоже не понравилось Конан. Что, секонд-хенд какой-нибудь? Нахмурившись, она заглянула внутрь — и тут же просияла. Блендер! Новенький! Да какой шикарный! «Ни за что не отдам эту прелесть нашему уроду — пусть орет сколько влезет! — подумала она про Какузу. — В следующий раз будет умнее — не станет захламлять кухню своим товаром!»

На секунду она вдруг задумалась: а не Пейн ли преподнес ей такой желанный подарок? Но сладкая надежда тут же была разбита вдребезги голосом разума, безжалостно нашептавшим ей, что лидер-сама вряд ли сумел бы отличить блендер от пароварки или микроволновки. Оттого она никогда и не говорила любимому о своих маленьких бытовых мечтах. Вот магнитик на холодильник — это да, это подарок вполне в его духе: вещь бесполезная, но такая приятная и необычная! А блендер — это явно дело рук Какузу. Тем более что коробка открыта, так что на подарок это совсем не похоже.

«Ну ничего, вот сейчас зайдет сюда наш скряга — мало ему не покажется…» — в хищном предвкушении подумала Конан, вынимая блендер из коробки и пряча его в один из верхних кухонных шкафчиков. Пустую коробку она демонстративно выставила на середину кухни — чтоб было с чего начать скандал с наглым казначеем. А тот — легок на помине! — как раз вошел на кухню, зевая во весь рот.

Несмотря на сонливость, цепкий взгляд Какузу сразу выхватил невесть откуда взявшуюся тут большую коробку — пустую, как он убедился, заглянув внутрь. Зеленые глаза его загорелись.

— Слышь, оригами-химэ…

— Да? — с вызовом и готовностью побазарить отозвалась Конан.

— Тебе эта коробка нужна? Если нет, то я ее возьму — мне нужно кое-какие мелочи сложить...

Конан не смогла ничего ответить — она просто задохнулась от возмущения. Вот уж, действительно, наглость — второе счастье! Как вывернулся, а? Словно и не его вещь вовсе! Ловок, ничего не скажешь… Какузу, приняв ее молчание за согласие, взял коробку и понес ее к себе в комнату. Конан смотрела ему вслед. У нее просто не было слов. Очнувшись от ступора, она взялась было снова за веничек для взбивания яиц, но вдруг посмотрела на него как-то странно и отбросила прочь. Распахнув дверцы верхнего шкафчика, девушка решительно вытащила блендер, поставила его на стол и включила в розетку...