Ведьма-сквиб (гет)

Есть такой анекдот про морскую свинку: на самом деле она не свинка и не морская. Таким же оказались для Петуньи ожидание и реальность от Пражской академии: она была не в Праге, и не совсем академия.

Будучи основанной в конце XVI века Мааралем из Праги, она сохраняла свое величие в XVII, начала терять позиции в XVIII, ушла из самых элитных заведений в XIX, но сокрушительный удар ей нанес век XX в лице Гриндевальда и его сторонников.

Придя к власти в Германии, Геллерт Гриндевальд на этом не успокоился и простер свои амбиции на соседние страны. Для этого он начал серьезно изучать главные механизмы защиты своих соперников: особые рунные пентаграммы, которые помогали оберегать целые города. Человеком он был решительным, средств в достижении цели не стеснялся, а долгое и вдумчивое преодоление защитных рун было ему неинтересно. Зачем гадать, если можно узнать наверняка у создателя или охранителя?

Именно за резню и насилие, учиненные в отношении подавляющего большинства рунистов Старого света Гриндевальд и получил «почетный» титул Темного Лорда: исторически так называли волшебника, который в угоду своим амбициям проливал кровь других магов.

После войны здание Академии оказалось разрушено, а из нескольких десятков преподавателей уцелели два вампира и один человек. Всеобщая разруха не позволила им восстановить школу на старом месте и им пришлось переехать в один старенький домишко в Брно. Набрать полный штат после войны им так ни разу и не удалось…

Несмотря на все это Пражская Академия заслуженно считалась элитным заведением области обучения рунной магии. Одним из немногих старых мастеров, до кого Гриндевальду не удалось добраться, был Майер Цейгергоффер, двухсотлетний вампир, чья паранойя росла по экспоненте с каждым прожитым десятилетием и позволила ему пережить все организованные сторонниками Темного Лорда изощренные покушения. Увы, одно из них стоило ему сыновей, а другое — трех лучших учеников.

После войны всю систему магического образования Старого Света пришлось коренным образом менять: учителей-рунистов остались считанные единицы, поэтому многие курсы связанных предметов стали преподавать поверхностно или просто начинали обучать позже. Студенты сами не стремились к рунной специализации: она требовала усидчивости и труда, а результат был не так эффектен и скор, как чары или трансфигурация.

В итоге за пару десятилетий Цейгергоффер настолько отчаялся найти замену для передачи своего наследия, что брал на обучение даже ярких грязнокровок, давая им соответствующие гарантии магическим обетом и даже предоставляя артефакты-переводчики за свой счет.

Именно так среди его учеников оказалась Лили Эванс.

* * *

Здание Академии оказалось мрачным старинным домом смешанной каменно-деревянной постройки. Несмотря на то, что находилось оно в черте маггловского города, никаких благ цивилизации в нем не было: еще до войны проведенные электричество и канализация были давно отключены за многолетнюю неуплату. Последний ремонт был сделан, кажется, в прошлом веке: стены были обшарпаны, все ступеньки скрипели и шатались под ногами, во многих помещениях были выбиты окна. Общее впечатление усиливали постоянно висящие над домом облака, которые мастер Цейгергоффер, старый и по летам и на вид вампир, поддерживал по привычке.

Впервые увидев весь этот ужас, Петунья испытала настоящий шок: она понимала, что особых вариантов для получения образования в области рун в Старом свете для нее нет. Но переночевав в компании еще двоих молчаливых учеников, учившихся в отличие от нее с сентября, она поняла, что эта Академия воистину величайшая школа рунистики в мире: всех, кого не убивала, она делала Мастерами.

Нет освещения? Хочешь учиться — черти связку рун света. Раздражает грязь? Рунный узор чистоты тебе в помощь. Холодно в спальне или на занятиях? Не знаешь, куда девать отходы естественной жизнедеятельности? И на этот случай есть руны.

Специфика образования предполагала, что у группы учеников есть куратор, но преподавателей постоянно не хватало, они замещали один другого и третьего, поэтому помощь их была минимальна. Максимум, что они могли сделать — проверить расчеты для некоторых рунных связок, все остальное приходилось делать самому. Над входом в студенческий корпус висела надпись «Хочешь жить, умей вертеться», стилизованная под готический шрифт, а под ней подписи всех выпускников, подтверждавших эту суровую истину. Фамилии впечатляли.

Но все эти полезные в быту руны приходилось чертить и запитывать очень быстро, почти на бегу. В свободное от учебы время. Его тоже было не много.

Мастер Цейгергоффер родился и воспитывался в другое время, когда помимо обязательных предметов учеников загружали массой сопутствующих знаний. Реальность заставила его отказаться от курсов риторики и фехтования, а также значительно сократить танцы, поэтому все освободившиеся часы были посвящены передаче подрастающему поколению всего, что он знал. А знал он немало.

Теперь Петунья наглядно понимала, почему Мастера рун редко могут хоть что-либо из обычного школьного курса магии — они не успевали этому научиться. Месяц спустя после начала занятий она поймала себя на мысли, что не знает, как зовут ее соседей по комнате: они просто не успевали познакомиться. Ранний подъем в режиме казармы, коллективные спортивные упражнения, торопливый завтрак почти на бегу и занятия, занятия, занятия. Практика чередовалась с теорией, потом с расчетами и методами построения векторов силы, потом опять шла теория и замеры, потом основы черчения, потом зельеварение, потом… Когда Петунья добиралась до кровати, она падала и засыпала, через раз забывая снять обувь. Несколько раз в неделю проходили практические занятия по ночам: их будили и выводили на практику, и после нескольких часов черчения в соответствии с нужным положением небесных светил, милостиво отпускали подремать часик-другой до очередного подъема. Выходных полагалось аж два в месяц, причем все ученики поголовно почти весь выходной спали, кого где застало. Петунья научилась есть на бегу, делать несколько параллельных расчетов в уме, писать на ходу на летящем за ней листе и рисовать идеальный круг на глаз.

Такую нагрузку выдерживали немногие. Из тех пятнадцати первокурсников (их называли высокопарно адептами первой ступени), кого она застала в момент приезда, к апрелю осталось трое, один из которых на вторую ступень уже не пошел.

По учебе она никогда не была первой. Но ее это совершенно не трогало: свой экзамен она собиралась сдавать самому времени, что ей эти оценки?!

В целом можно было признать Петунью хорошисткой с некоторыми исключениями. Особенно хорошо давались сложные рунные связки, делающие основной упор на геометрии построения. На первой ступени изучали обычные пентаграммы, которые представляли собой простую замкнутую фигуру на одной плоскости. Но уже учеников первой ступени активно натаскивали на построение многоступенчатых пентаграмм, представлявших собой объемные фигуры, грани которых были исчерчены разнообразными символами. Их создание усложнялось тем, что не было подходящего носителя для символов: нельзя было взять, например, деревянную пирамидку и разукрасить все ее грани рунами. Каждую ступень следовало чертить мелком на особых листах бумаги, а потом, активировав специальные руны, сводить их в объемную фигуру. Листы при этом гнулись, порой не там, где надо, и их грани преломляли начерченные символы, края листов накладывались один на другой. При неправильном сведении листов по соседству могли оказаться враждующие руны, нивелирующие действие всей сложной многоступенчатой цепи.

Этот был тот самый случай, когда маггловское образование в области стереометрии с ее навыками представления себе объемных фигур давало Петунье серьезную фору. По сути уже на первой ступени она решала многие задачи из второй, и даже некоторые из третьей. Особую прелесть составляло то, что пространственные и временные рунные связки создавались исключительно из таких объемных пентаграмм.

Но были и разочарования.

Первое из них заключалось в разнице образовательных программ, угнетавшей даже с учетом знания Петуньей алгебры и геометрии. Руны в Хогвартсе преподавали усеченно, начинали только на третьем курсе, поэтому на момент середины первой ступени ее знания символов представляли собой красивый чистый белый лист. Первые несколько недель Туни занималась по сокращенной программе, а в свободное время учила руны и их взаимодействие друг с другом. Сдав промежуточный экзамен, она получила доступ к общим занятиям.

Тут обнаружились дополнительные трудности. В очередной раз она возблагодарила Бога и высшие силы за то, что в Хогвартсе рядом с ней учился Снейп: по зельеварению отставание было минимальным, даже несмотря на всю специфику кристаллизации мелка. Астрономия грозила стать большой проблемой, но ее куратор Бааль-Шем вовремя заметил ее отставание, властным решением выделил ей три дня, напоил зельями, улучшающими запоминание, заставил вызубрить всю программу, а потом вогнал в подобие гипнотического сна. Петунья вышла из него через день похудевшей на четыре килограмма, бледной, как вампир и с гудящей головой. Еще сутки она отлеживалась, но все-таки перестала путать Альдебаран с Антаресом и Беллатрикс с Бетельгейзе. Повторять этот опыт она не пожелала бы и врагу, Бааль-Шему просто повезло, что она не знала, на что соглашалась. В дальнейшем она предпочла отрывать драгоценные часы у сна, чтобы как-то нагнать программу. Хорошо, что запоминалось все по-детски быстро и легко.

Второй существенной проблемой оказалась нестабильность работы рунной связки. Казалось бы, все делалось в соответствии с расчетом, но случалось, что по непонятным причинам цепочка сбоила. Наконец, она вплотную столкнулась с причинами такой ненадежности.

* * *

В апреле Петунья досрочно сдавала годовой экзамен по Пентаграммам, для чего следовало с нуля начертить и запитать одноступенчатую пентаграмму на выбор из списка. Туни выбрала базовую руну наблюдения, которую рунисты устанавливают внутри дома: у магглов существовал аналог в виде системы видеонаблюдения, например, за детской комнатой из другого помещения или за всем домом во время отъезда. Провела расчеты, кристаллизовала мелок, начертила всю цепочку. Но при попытке запитать ее ничего не получилось. Она проверила все сама несколько раз: по бумаге должно работать, на практике — энергия вырывалась из цепи и рассеивалась в пространстве. Побившись безрезультатно несколько дней, Петунья отправилась к Бааль-Шему.

Бааль-Шем был вторым из двух вампиров, переживших нападения последователей Гриндевальда. В отличие от мастера Цейгергоффер выглядел он весьма молодо, лет на двадцать пять земных и, если бы не красные глаза, казался бы красавцем. Помимо внешности он также разительно отличался в манере себя держать: позволял себе приятельские, в чем-то фривольные отношения с учениками, на контрасте с вечно холодным и отстраненным Цейгергоффером.

Он бегло просмотрел расчеты, потом откинулся на стуле и закачался на задних ножках, губы его при этом шевелились, словно он затягивался от невидимой сигареты (была у него такая странная привычка во время задумчивости):

— Сама что думаешь?

— Должно работать. Все проверила, — скупо уронила Петунья. Учеба приучила ее говорить с куратором коротко и по существу.

— Должно работать, — хмыкнул вампир, — Чой-то?

— Расчеты показывают… — начала Туни.

Куратор поморщился:

— Пентаграммы — это творение, а не унылый суп, сваренный строго по рецепту.

«И этот про суп! Кормят их что ли плохо?».

Петунья мрачно буравила взглядом Бааль-Шема, тот качался на стуле и «курил».

— Вот ты мне скажи, почему на занятиях я прошу перед тем, как чертить связку очистить сознание и представить, что ты плывешь по незримой реке?

— Чтобы успокоиться, и рука не дрогнула в ответственный момент?

— Хм, ну, тоже верно, но это лишь малая часть. Есть разные теории, что такое Магия. Для меня лично Магия сродни реке, которая течет сквозь всех нас. Представь, что ты рисуешь пентаграмму, мимо проходит носитель магии, и легкое колебание чуть-чуть меняет твой рисунок. Расчетами такое не учесть, это надо чувствовать, когда ты чертишь. Иначе ты обречена создавать схемы наугад, как слепой котенок.

— А это очень опасно, — продолжила его мысль Петунья и потерла лоб.

— Да. Ты ведь из семьи простецов? Проводила ритуалы?

— Нет. Почитала один средневековый трактат, полюбовалась на картинки и побоялась.

— Понимаю. Тут сама выбирай, чего больше боишься. Сразу предупрежу: без ритуала дальше второй ступени ты у нас не пройдешь — слишком рационально ты все делаешь.

Петунья тяжело вздохнула: Дамоклов меч грязнокровок все-таки настиг ее даже в «логичной магии». Куратор продолжал:

— Магия — это всегда творение. Поэтому мы так не похожи на магглов. Они ищут технологии: конкретные действия, которые приводят к гарантированному результату. Ставят их себе на службу, управляют ими. Магия такого не приемлет: она не служанка и не раба, она сущность другого порядка со своей волей. Хочешь маленький экскурс в историю?

Это было удивительно: за все эти месяцы Бааль-Шем впервые захотел просто пообщаться с ученицей. Петунья неуверенно кивнула:

— Нашу Академию, как ты знаешь, основал раввин Маараль. Изначально главной дисциплиной в ней была Кабалистика. Это такое учение в чем-то близкое рунам, которое имеет религиозные корни и стремится к созданию новой жизни. Маараль создал уникальную сущность для защиты своего народа и Праги и назвал ее Голем. Он выглядел, как человек, но обладал огромной физической и магической силой. Все поступки Голема должны были контролироваться, но в реальности его действия носили самостоятельный, замечу, весьма разрушительный характер. При жизни Маараля Голем всего лишь раз явил свою силу, но этого хватило, чтобы даже магглы помнили о нем столетия спустя.

Бааль-Шем помолчал, глядя в стену, и продолжил:

— После смерти Маараля его ученики разбирали его весьма подробные записи, чтобы доработать Голема, но не преуспели. Они порывались активировать его еще раз, но их ждал провал. На протяжении последующих веков не раз возникали ситуации, когда кабалисты и рунисты пытались воспользоваться Големом, и поверь мне, среди них были весьма талантливые мастера, не чета нам всем. И никто не смог ничего сделать: Голем стоял и стоит мертвой грудой плоти. По преданию, он поможет только тогда, когда сам этого захочет. Среди мастеров Пражской Академии считается, что Голем олицетворяет собой саму Магию: непокорную стихию, живущую по своим законам, которые она сама может нарушать. Кстати, та непонятная «рожа» на эмблеме Академии, над которой так веселились ребята второй ступени на днях, это и есть копия лица Голема.

Петунья смущенно улыбнулась, она тоже добавила пару нелестных эпитетов «грубо слепленной физиономии»:

— Голем для Вас похож на Святой Грааль.

— Так и есть, — грустно улыбнулся вампир, — Перед последней войной была целая рабочая группа весьма неглупых мастеров здесь в Академии. Мы даже достигли определенных успехов. А потом пришел Темный Лорд, и от всей группы остался только я — далеко не самый толковый специалист, который знал ничтожную часть общих наработок. Во мне до сих пор живет мечта, что однажды мои стремления найдут отклик в учениках, и мы восстановим утерянные данные. Это будет новое величие Академии. Это будет будущее Голема!

Лицо Бааль-Шема, обычно бледное, раскраснелось, глаза сияли. Петунья даже улыбнулась, глядя на этот неприкрытый восторг обычно сдержанного куратора. Тут взгляд его упал на стол, на котором стояла черно-белая маггловская фотография целой группы старых профессоров Академии: маги тогда не умели делать колдографий, которые бы отображали вампира. Бааль-Шем резко помрачнел и опустил голову.

— Не приведи Господь, мне когда-либо столкнуться с Темным Лордом, — впечатленная столь резкой сменой эмоций наставника, Петунья невольно произнесла это вслух.

— Столкнешься, — пожал плечами вампир, — У Вас там как раз подрос один такой местного значения с претензией на. Через пяток лет окончательно войдет в раж и устроит Вам локальный конфликт. На большее его не хватит.

— Откуда такая уверенность? — удивилась Петунья. Вроде прорицания среди наставников были не в чести…

— Личный опыт — далеко ему до Гриндевальда. Разменивается на всякую чепуху: то имя зачарует, то тавро какое-то убогое на прислужников повесит. Без размаха действует. Поживешь с мое, тоже начнешь философски к таким обиженным мальчикам относиться.

— Полагаете, он не сможет обидеть в ответ не только мальчиков? — Петунья наконец догадалась о каком Темном Лорде идет речь.

Бааль-Шем в ответ иронично улыбнулся:

— Только если случайно…

* * *

После сдачи годовых экзаменов Петунья села на транспорт обратно в Британию: международный портключ был слишком дорог, самолетом было проще и надежнее. Как оказалось, не проще — вылет задержали на несколько часов. Все время ожидания и всю дорогу она проспала без задних ног: после тяжелых экзаменов, кульминацией которых выступил ночной зачет по Астрономии, красоты дороги ее не интересовали.

В итоге в Лондон она приехала позже запланированного, но несмотря на это отец ее дождался. Правда, навестить Эвансов они не успевали и, даже почти не поговорив, сразу поехали на вокзал.

Красный поезд до Хогсмита ходил раз в несколько дней. Именно на нем в школу отправлялись ученики — для этого школа снимала в аренду весь состав четыре раза в год. В этот раз вагонов было меньше, и все равно поезд ехал полупустым — мало кто из волшебников путешествовал по железной дороге.

Полпоездки Петунья спала, оставшуюся половину пыталась расслабиться. Сознание упорно сопротивлялось, даже двое суток сна не смогли ослабить внутренние тиски постоянного самоконтроля на фоне кипучей деятельности. Только сейчас она задумалась, насколько тяжелой была учеба в Брно: не столько выматывающим режимом, сколько отсутствием нормального человеческого общения. Оставалось надеяться, что в Хогвартсе ее не забыли.

На конечную станцию поезд прибыл уже вечером, и на платформу Петунья шагнула в сумерках. К ее немалому удивлению на платформе ее ждал не только Хагрид: на некотором отдалении зябко ежилась маленькая тощая фигурка в длинной черной мантии. Вот лесник поднял фонарь, и луч света высветил напряженное и ждущее носатое лицо.

Петунья замерла на миг, а потом с воплем радости бросилась бегом к Снейпу, чтобы врезавшись в него, плача и смеясь, обнять этого вредного нарушителя школьных правил. И почувствовать встречное крепкое объятие.