Ведьма-сквиб (гет)

Ощущение медленно закручивающейся спирали преследовало Петунью постоянно: шутка ли, жить в крайне замкнутом традиционном обществе в состоянии явной, но не объявленной гражданской войны. Да и предзнание основных вех грядущего противостояния не добавляло оптимизма.

Тем не менее, закопавшись в рунные расчеты, спрятавшись на кухне за сковородками и кастрюлями, за хлопотами по обустройству дома, как соблазнительно было забыть о такой далекой беде!

Петунья с удивлением и удовольствием узнала, что Снейп вполне состоятелен. Не богат, упаси Боже, но запаслив, как хомяк. А с женой, способной создавать подпространства, он воистину решил разгуляться на все, чтобы обеспечить семью кладовыми с припасами на случай столетней войны.

И тут девушке было суждено раскрыть мужа с крайне неожиданной стороны. Вкус у него присутствовал исключительно консервативный, в беспроигрышных вариантах черного с белым, и среди этой унылой монохромности тщательно прятались кельтские этнические узоры, едва различимые даже искушенному глазу, знающему, что и где искать.

Рюшечки, розочки, накрахмаленные салфеточки, цветные половички и яркие жизнерадостные занавесочки пали жертвой в неравной борьбе с вынужденными разъездами, ночными расчетами и сваленными в самых неожиданных местах листами с рунами. Удивительно, но творчески-рабочий хаос в состояние более или менее вменяемого порядка Северус поддерживал намного лучше. Единственное, что ему претило — необходимость обеспечивать чистоту, и тут жена гармонично дополнила мужа. Но стоило Петунье вспомнить про тряпку и метлу и приступить к уборке, как тихой сапой Снейп прятал все проявления «петуньистости» из прошлой жизни, и дом становился строг, скорбен, книжен.

— Ты совсем меня не ценишь, в доме нет ни одной моей вещи! Куда делась та розовая салфеточка?

— В стирке, — не моргнув глазом, отвечал этот коварный тип, — будешь чаю?

— Буду! — запальчиво кричала жена, — а занавеска где?

— Сгорела, — скорбно признался Северус.

— Как сгорела?

— Стремительно. Не имелось никакой возможности ее спасти. Эксперименты с магией при хроническом недосыпе имеют тяжелые последствия...

Петунья неверяще посмотрела на мужа:

— Ты в порядке?

— Все хорошо, дорогая, спасибо, что спросила.

— Я не в этом смысле — ты меня совсем за дуру считаешь? Чем тебе занавеска не угодила?

— Прекрасная занавеска, горела красиво, — невозмутимо ответил муж, протягивая супруге свежезаваренный чай.

Та сделала глоток и наконец вспомнила о самом дорогом:

— А петуньи? Мои чудесные цветочки?

— Тут без шансов, — скупо ответил Северус.

— Сгорели? — маг покачал головой. — В стирке? — начала откровенно ерничать Петунья, — А может у них выросли крылья, и они разлетелись, вдохнув аромат новых патентованных зелий от мастера ядов?

— Завяли.

— Я их поливала через день, что ты такое говоришь?!

Снейп посмотрел на нее фирменным взглядом учителя, уставшего от глупости окружающих его малолетних дебилов, и ушел, не сказав более ни слова.

И только на следующий день Петунья сообразила, что в компании практикующего черного мага любые цветы кроме анчара были обречены на гибель.

Лишь случай помог им преодолеть эту дизайнерскую преграду. На одной из барахолок в Ирландии Петунья купила покрывало на кровать, стилизованное под кельтские узоры: цвета были природными, слегка приглушенными, на первый взгляд — блеклыми и тусклыми. Да и узоры были не взаправдашними рунами, а скорее подобием, хотя и достаточно стильным. Но в обстановке мрачного дома они вдруг заиграли совершенно иначе, гармонично вписавшись в лаконичное оформление спальни.

С придыханием несколько дней девушка ждала возможного конца для обновки, но, к немалой радости, взамен обнаружила на покрывале защитные чары.

Тогда она начала уже прицельно подыскивать аксессуары и мебель, стараясь действовать предельно аккуратно, чтобы не "перегрузить" природными мотивами убранство дома. Удивительно уместно стала смотреться глиняная посуда, засушенные травы в пучках под потолком, грубые деревяные доски пола, фигурки дракончиков на камине, и вообще любой ведьминский скарб — начиная от одежды и заканчивая рунными браслетами, котлами и волшебными палочками — все становилось естественным продолжением интерьера. Удалось добиться того, чтобы случайно оказавшиеся дома магглы и не заподозрили бы, что в доме проживают черный маг и ведьма-рунист.

Памятуя о паранойе дражайшего супруга, приходилось прятать входы в подпространство также ненавязчиво: рунами выкладывать проем двери в алхимическую лабораторию, накрывать половичком спуск в подвал с запасами и укрепленными стенами, долженствующими защитить на случай ковровых бомбардировок, вязь кельтских символов прятала несколько полок с книгами, на случай появления излишне ретивых авроров.

Дольше всего ей не поддавались занавески, никак не удавалось найти искомого. А в один вечер она обнаружила, что муж уже рискнул без нее — шторы из зеленого сукна с подложкой были плотные, создававшие непроглядную ночь в комнате с зашторенными окнами даже в солнечный день. Петунья посмотрела на настороженно поглядывающего мужа и молча его поцеловала.

* * *

В Снейпе были вещи, которые завораживали — голос, походка, манера речи, были те, которые злили — холодная маска безразличия, сарказм и пренебрежение на грани с презрением, были внушающие уважение — внимание, забота и преданность. Все эти качества характеризовали его как человека непростого, упорного и жесткого, но в то же время понятного. Но чего Петунья никогда не понимала, да и не желала понимать, признаться по чести, это отношения между Снейпом и семейством Малфоев.

Положа руку на сердце, причин для ревности особых не было — к Нарциссе Северус был абсолютно безразличен, воспринимая ее как самую дорогую и ценную игрушку Люциуса. Но общества последнего искал, настойчиво, упорно, не обращая внимания на доводы жены о двуличности и беспринципности сиятельного Лорда.

— Ты меня совсем не слышишь! — возмущенно взывала Туни к здравому смыслу мужа, каковой демонстративно игнорировал все упреки.

— Поверь мне, Туни, я более чем в курсе. Но мы с ним давно знакомы и восхитительно полезны друг другу, от такого соблазна я не могу отступиться.

— Чем, чем может быть полезен этот коварный змей в павлиньих перьях? — патетично взимала руки к небу девушка.

«Ведь ну совсем не колется. Ну что еще: обморок, истерику? Салат, скандал, прическу? Пеньюар?!»

— Прекрасный выбор, дорогая. И главный завет «Тысячи и одной ночи» не забудь, — поддакнул Снейп.

— А?

— Про наступление утра и прекращение Шахерезадой дозволенных речей, — последние слова он осмотрительно договорил уже за закрытой дверью, поэтому подмороженная Стазисом крыса, брошенная вдогонку, в цель не попала.

«Еще и леггилиментит меня, змей подколодный».

* * *

Тем неожиданнее было то, что после ужина Снейп не стал по обычаю закапываться в книгу или запираться в лаборатории, а весьма настойчиво попросил начертить на столе Свечу дипломата.

Сказать, что Петунья была поражена — не сказать ничего: все проблемы Снейп предпочитал решать самостоятельно, никому и ничего не рассказывая ни о самой проблеме, ни о героизме при ее решении.

«Не иначе еще и соблазнять будет, что-то же ему понадобилось такое неожиданное».

— Почему вдруг такое доверие? — не удержавшись спросила она.

— Это касается нас всех, ты имеешь право знать, — скупо ответил маг.

Еще более заинтригованная девушка разложила свиток, запитала его помощнее и раскрутила спираль тайны, огораживая весь любопытствующий мир от двух сообщников.

Снейп достал из-под стола небольшую сковородку для вока, залитую изнутри самодельным зеркалом, которым Снейпы пользовались дома вместо дорогущего Омута памяти, установил устройство на подставку и приглашающе махнул рукой. Он мог и сам активизировать воду памяти, но для точного отображения воспоминаний наилучшим образом работали руны ad hoc, которые Петунья рисовала небольшой водной струйкой из палочки Снейпа, ведя его послушную руку по стенкам «тазика».

Когда Омут был готов, Северус извлек воспоминание и медленно, едва ли не опасливо уронил светящуюся нить в образовавшуюся водную гладь.

Петунья нервно выдохнула и опустила лицо в загадочное прошлое.

Для общения с зельеваром сиятельный лорд Малфой выбрал кабинет; помещение, выдержанное в благородных серебристо-серых тонах, мебельный гарнитур в стиле ампир и строгий деловой стиль аристократа находились в легком диссонансе со стоящем на столе грубым деревянным ящиком, в котором на подстилке из соломы лежала глиняная бутылочка с зельем.

«Зелье харизмы для оборотней» — опознала по антуражу Петунья эксклюзивную новинку мужа. — «Выпивший приобретает аромат, который вызывает удивительное благорасположение со стороны оборотней, обожание на грани с повизгиванием. Самое ценное, что чувствительный нос объекта воздействия не распознает наличие зелья. Зачем оно родственнику суккубов?»

Сидевший напротив хозяина кабинета Снейп вид имел откровенно скучающий, даже слегка недовольный, но в пределах приличий. Он быстро барабанил пальцами по столешнице, что говорило о его большом доверии к собеседнику — с посторонними маг вел себя подобно подмороженной кобре, старательно пряча эмоции под плотным коконом окклюменции. Видя, что намеки не поняты, Северус отважился на первый ход:

— Люциус, я правда тороплюсь. Нам очень сэкономит время, если я скажу, что умею варить Черное молоко?

— Даже так, — потянул Малфой, безупречным движением брови, дав понять собеседнику, что выпад замечен. Виной ли тому было состояние, в которое Петунью погрузил муж, или Высшие глаза были способны разглядеть недоступное, но она отчетливо ощущала колебания светловолосого мага.

Снейп с совершенно безразличным лицом смотрел сначала на собеседника, потом разглядывал манжет старомодной белоснежной рубашки, выглядывавшей из рукава черного сюртука. Наконец демонстративно пожал плечами, словно продолжая молчаливый диалог, и неуловимым движением извлек из ниоткуда небольшой свиток с печатью мастера рун, в котором Петунья с гордостью и удивлением узнала свою Свечу Дипломата.

— Жена делала? — иронично уточнил Лорд Малфой.

«Думает, пентаграмма поддельная?»

Северус сломал печать, легким щелчком пальцев раскрыл свиток на столе между ними и указательным пальцем нарисовал несколько кругов по рисунку для активации Свечи. Золотистой печатью вверх взвилось пламя свечи, вписав двух слизеринцев в круг сообщников, связанных одной тайной.

— Чисто по-дружески, — спокойно озвучил Снейп. — Миссис Снейп — последняя женщина в мире, через кого на меня можно попытаться повлиять.

Его визави позволил себе легкую ухмылку:

— Настолько талантлива?

Северус как будто удивился, потом демонстративно слегка поддернул рукава сюртука, и на миг показался ободки рунных браслетов, уже знакомых Петунье, а судя по внимательному взгляду Люциуса — не только ей.

— Лишь один из скромных даров, полученных в награду за легкое внимание и заботу об одинокой девушке.

Лорд витиевато взмахнул рукой:

— Белый исключительно щедр.

Снейп в ответ улыбнулся на редкость иронично:

— А при чем тут Альбус? Что предложили ему, я не знаю.

Малфой посерьезнел, слегка откинулся, глядя собеседнику в глаза. Между переговорщиками повисло молчание: один явно что-то обдумывал, второй спокойно ждал. Люциус какое-то время взвешивал за и против, очевидно, прикидывая насколько далеко простирается осведомленность его визави, или же раскрытие карт лишь подскажет ему круг вовлеченных в тайну лиц.

Придя к определенным выводам, Малфой слегка облизнул губы (от чего Петунья почувствовала удовлетворение мужа — «Готов») и наконец начал:

— Мне потребуется достаточно большой объем Черного молока. И… сопутствующие услуги. Цена?

— Крестины и магическое наставничество, — демонстративно безразлично ответил Снейп.

Люциус цепко смотрел на собеседника:

— Полный обряд или малый круг?

— Кельтский ритуал.

— Наставничество в ядоварении?

Снейп покачал головой:

— Темные проклятия.

— Статус?

— Бумаг нет. Доказать — хоть сейчас.

Малфой легким движением головы показал избыточность тестов.

— Полное вхождение в Род?

— Боковая самостоятельная, — слегка мотнул головой Снейп.

Петунья следила за торгом с интересом болельщика на Уимблдоне — ничего не понятно, но очень интересно. Мужчины, тем временем, продолжали согласовывать условия в таком же лаконичном стиле.

Наконец Малфой развел руками:

— В чем подвох?

— Сентиментальность, — пожал плечами Снейп.

— А если нет?..

— Будет сложнее: мало сварить Черное молоко…

Люциус взмахом руки прервал зельевара. Опять задумался. Потом поводил пальцем по ободку Свечи, отчего ее свет стал еще более насыщенным, а пространство за пределами круга света сделалось практически черным. Опять облизал губы и, наконец, медленно начал:

— Наш Лорд стал обладателем сведений определенной ценности. Сведения эти он небезосновательно полагает доступными лишь узкому кругу лиц. Но в силу определенных обстоятельств, у меня нет сомнений, что именно тебе эти сведения доступны, причем, вероятнее всего, даже в большем объеме, чем в настоящий момент Лорду.

«Предостерег. Надо же. Дружба по-слизерински».

Снейп кивнул, принимая предупреждение. Люциус продолжил еще более медленно, аккуратно давая паузе повиснуть почти после каждого слова, словно вдруг английский язык стал ему неродным, и он мучительно подбирает подходящие слова.

— Таким образом… подозреваю… ты не удивишься… значительному нетерпению… и повышенному интересу… грядущему… летом… рождению… ребенка Пророчества...

Петунья охнула, потеряла концентрацию, и ее выкинуло из воспоминания.

* * *

Петунья крепилась, но потрясение оказалось слишком сильным. Она спрятала трясущиеся руки под себя, не желая показывать мужу свою слабость, но судя по его внимательному взгляду — не преуспела. Дрожь стремительно распространялась по всему телу, и вот уже ссутулившись девушка мечтала спрятаться где-нибудь одна и закусить угол подушки, чтобы не разбить стучащие зубы.

Северус взмахом палочки призвал саквояж с зельями и достал оттуда фирменное успокоительное. С сомнением оглядел его, мрачно осмотрел жену, покачал головой и отправил саквояж обратно на полку. Потом сел, властно притянул жену на колени и окутал всю плотным теплым коконом тела, рук, пледа, накрыв сверху подбородком, после чего тихонько замурлыкал колыбельную. Живот тихо вибрировал, вокруг было жарко и защищенно, а пение — убаюкивало, и Петунья сама не заметила, как дрожь отступила.

Далеко не сразу мысли перестали скакать, подобно белке в припадке эпилепсии, и девушка смогла связать смысл услышанного с событиями.

— Откуда? — и это был первый вопрос, к которому снова и снова возвращались все последующие.

— Люциус не знает наверняка, но подозревает, что от новичка, желающего выслужиться. Один в один с меня в тогда характеристика, — невесело хмыкнул Снейп. — Сейчас не столь принципиально, кто донес, сколько кто попал под Пророчество. Одну маму мы уже знаем.

Петунья не сразу сообразила, на что намекает муж, демонстративно схватившись за плоский живот и изображая на лице недоумение.

— В том времени под Пророчество подходили два ребенка. Вторым был однокашник Поттера, также ставший сиротой во время той войны. Невилл. Лонгботтом.

Девушка в ужасе уставилась на мужа.

«О нет! Алиса! Френк!..»

— В том времени под Пророчество мог бы попасть и сын Люциуса, Драко. Нарцисса очень тяжело носила, и как ты поняла из разговора, в этом времени Люциус уже осознал проблему и ищет зельевара, который сможет варить его супруге Черное молоко все время беременности. Тогда мы первые семь месяцев боролись за сохранение ребенка, а потом устраивали досрочные роды, чтобы не попасть под Пророчество. Тем не менее, одна из трактовок все равно подставляла Драко под удар, потому что по факту он был рожден на исходе седьмого месяца беременности...

До Петуньи со все большей силой накатывал ужас от происходящего. И — дело было отнюдь не в чете Малфоев: она уже поняла, что у семейки все схвачено и при любом раскладе они не пропадут. Но Алиса, Френк и теперь еще и Невилл...

— Забавно, но по факту все три ребенка Пророчества приложили руку к низвержению Лорда. Марк оставил связку под условием, которая должна была сработать после уничтожения всех крестражей и тела Лорда, и заодно оставил там подобие системы видеонаблюдения, похожей на ту, которую ты ставила с рунным каркасом Хогвартса. Так вот Невилл убил змею Нагайну, крестраж Лорда, Драко был недолгое время владельцем Старшей Палочки, уступив право в дуэли Поттеру, благодаря чему последний смог выстоять в поединке с Лордом и одержать победу. Так что в том течении свою задачу я завершил успешно, пусть и убыв с поля боя до срока.

«Как бы он не хорохорился со своим альтернативным течением и попыткой переиграть неудавшуюся судьбу, ведет себя как мужик — тянет лямку до конца».

Петунья пригрелась в объятиях мужа: тепло и уют приятно контрастировали с холодным и унылым ноябрем. За окном царил туман: густой и сочный, как жирное молоко, он обволакивал стволы деревьев, стелился вдоль берегов реки, облизывал стылым мокрым языком серые камни стен и дорог. Сквозь туман гулко и размеренно звучал где-то вдали колокол, и его приглушенный мерный звук утяжелял веки...

* * *

Туни проснулась уже одна на диване, накрытая стареньким пледиком. Сердясь на себя за слабость и зря потраченное время, она подскочила и тут же почувствовала странный позыв к тошноте.

«Ха-ха! Я оценила иронию, Фатум, но нет — вообще ни разу не смешно».

Уборная гостеприимно встретила Петунью открытыми дверями. Выворачивало ее, к счастью, недолго. Когда наконец отпустило, она обреченно привалилась к стене. Беззвучно появившийся и нависавший все это время Снейп глухо обронил «Понятно» и бесшумно исчез.

Петунья не выдержала и разревелась. Ей казалось, после всего пережитого вместе можно было рассчитывать на чуть большее сочувствие со стороны виновника ее состояния. Увы, эта опция в супружеском комплекте, по-видимому, не предполагалась.

Еще более обессилев от слез, с огромным трудом она нашла в себе силы дойти до гостиной. Снейп ждал ее там, гипнотизируя взглядом бокал с зельем, над которым клубился дымок.

Петунья села на продавленный диван и вцепилась в старенький плед, надеясь им укрыться от жестокости мира.

Они помолчали какое-то время, и девушка поняла, что тишину предстоит нарушать ей.

— Что это?

— Абортивное, — скупо ответил Снейп.

Петунья в ужасе посмотрела на него.

— Туни, — Снейп не отрывал глаз от бокала, говорит глухо и безэмоционально, укрывшись за плотным ледяным панцирем непробиваемой окклюменции. — Я обязан предложить тебе такой выход. Мы все теснее в тисках. Пророчество готовится сбыться самым ужасным образом. Ребенок… — он осекся, по лицу пробежала судорога.

— Снейп, — мрачно произнесла Петунья, — Ты совсем не хочешь этого ребенка?

— Очень хочу! — неожиданно жарко шепнул зельевар и буквально обжег ее взглядом черных глаз, в котором стояла боль и страх перед проносящейся мимо мечтой. — Но мои желания не имеют ключевого значения… Решать тебе и только тебе.

— Почему только мне? Ребенок общий, — не поняла Петунья.

— Даже если оставить за скобками неотвратимость Пророчества… Вынашивать или нет ребенка черного мага, решает только мать. Всегда! Мы очень плохо размножаемся, Туни. Зачать уже шанс на миллион, а уж выносить и подавно. И это всегда огромный риск для матери. В том числе, смертельный.

— За это можно не опасаться. До Хэллоуина 81 года я бессмертна, — мрачно пошутила девушка, чувствуя, как спазм истерики и обиды отпускает ее.

— И Пророчество, — напомнил ей муж.

«Куда уж без него».

— Что с зельем надо сделать? — деловито спросила Петунья.

— Выпить, — равнодушно ответил зельевар и отвернулся.

— Да нет. Утилизировать его как? Просто в раковину вылить или ты из него вытяжку сделаешь? На всякий случай?

Снейп медленно обернулся и неверяще уставился на супругу.

— Ребенок — носитель дара к черной магии, — медленно, как для идиотки, повторил он.

— Ну.

— Это… — он не находил слов, и просто взмахнул кистью.

— Демон из преисподней? — подсказала Петунья.

— Почти.

— Ты его любишь? — спросила она провокационно.

Снейп опять попытался завесить лицо длинными патлами, но короткая стрижка, разумеется, не оставила такой возможности.

— Нет. Я его не знаю. Очень боюсь. Но…

Он покачал головой, встал и подошел к полкам, за которыми скрывалась дверь в лабораторию. Постоял перед ними, словно раздумывая, сказать ли что-либо напоследок, и, так и не решившись, молча ушел в подвал.

«Мастер драмы! А вроде взрослый мужик…»

* * *

Ночью Туни долго не могла уснуть, слепо глядя в потолок, по которому мерно скользили видимые только ей разноцветные нити магических связей. Лили в Жемчужной темнице хвалила ее за умение принять правильный выбор, как бы тяжел он не был, и следовать ему целеустремленно и неотвратимо. Но правда была в том, что Петунья была страшная трусиха и выбор ее почти всегда был продиктован этим самым страхом. Страхом последствий иного, неправильного выбора. И, что греха таить, общественное осуждение (при всей его поверхностности и примитивности) занимало в числе этих гипостазированных страхов далеко не последнее место.

Но ныне не было никакого общественного осуждения. И Снейп, скорее всего, принял бы ее выбор. И возможно, выберись они из всей этой авантюры, у них были бы еще дети, но...

«Всегда есть это пакостное «но», в каждом выборе присутствует оно...»

Она помнила пустые тусклые глаза своей однокашницы из того времени, решившейся на аборт по молодости и лишившей себя материнства навсегда. Вначале так легко было шутить на эту тему, носиться по поездкам и дразнить осевших дома сверстниц фотографиями стройной загорелости. Но часы неотвратимо тикали, подруги стали почтенными матронами с надежной опорой из мужа и наследника, которым зрелость добавила лоска, а ветренная дева превращалась в одинокую неприкаянную женщину, тщетно пытающуюся заморозить время. Лицо ее еще оставалось свежим, фигура стройной и изящной, макияж подчеркивал все достоинства здорового образа жизни, но мертвые глаза говорили об истинной сути оболочки.

Были и иные примеры преодоления вопреки: родов для себя, одиноких и вымученных, с пониманием невозможности устроить личную жизнь в дальнейшем, с экономией каждой копейки и готовностью одинокой матери на практически любую работу, лишь бы принести домой кусок хлеба ребенку. Шли годы, бури судьбы мотали маленькую шлюпку на двоих по бескрайним морям невзгод и нужды. Но когда наступал штиль, не было других таких связанных дружбой людей, как мать и ее выстраданное чадо.

«Смешно, на кону судьбы всех, связанных с этим течением, целого мира, как бы пафосно это не звучало, а я переживаю из-за бытового вопроса. Королева драмы, да и только! Перед величием замысла Пророчества, которое все равно сбудется так или иначе, мои бессмысленные переживания — абсолютно бесплодны. Давай же, Туни, признай это — ты живешь здесь. Это твой дом, в нем живет твоя семья. А ребенок — это замечательно. Он будет пыхтеть и сопеть, с деловитым видом размазывая овсянку с джемом по твоей любимой парадной скатерти. А ты будешь злиться и смеяться одновременно...»

Уже погружаясь в сон, в котором ребенок Снейпа, поразительно похожий на Дадли, громко ревел на улетающую от него тарелку с кашей, Туни успела додумать последнюю мысль.

«А почему сын Северуса — блондин?»

* * *

Легкомысленное воспоминание о беременности в тогда и в другом теле сыграло с ней злую шутку. Понимание небезосновательности опасений Снейпа пришло к Петунье уже через пять дней.

Во-первых, Петунья совсем не могла есть. Ее выворачивало даже после обычной воды, не говоря уже о чем-то более питательном. При этом большинство запахов ей нравилось, но желудок упорно отвергал любые попытки его наполнить.

Во-вторых, восприятие мира изменилось. На привычное цветовое мельтешение потоков магии, наблюдаемых Высшими глазами, наложился неопределяемый дополнительный эффект, из-за которого она перестала нормально ориентироваться в пространстве, поскольку зрение постоянно обманывало ее в оценке расстояния до преград. В результате Петунию не покидало ощущение, что она находится под воздействием сильных психотропных веществ, от которых вдобавок к прочему кружилась голова.

В-третьих, Петунья позабыла, что такое нормальный сон. Она то просыпалась посреди ночи бодрая и деятельная, что успешно проходило уже через несколько часов, то вырубалась стоя, но стоило ей прилечь, как сухие воспаленные глаза начинали беспокойно таращиться в темноту.

Наконец, обязанности руниста никто не отменял, что придавало дополнительной пикантности каждой минуте беременности.

Через неделю Петунья была как никогда близка к визиту в сумасшедший дом.

Но тут Снейп, молча созерцавший ее мучения, вмешался в свойственной ему безапелляционной манере. Сначала он укутал ее в немыслимо жаркий плед, оказавшийся выделанной шкурой сфинкса (и страшно подумать, как ему удалось раздобыть такую редкость), лег рядом и плотно сжал в объятиях. Несмотря на абсолютно некомфортную обстановку, Петунья выключилась и проспала без сновидений почти сутки.

После пробуждения ее глаза завязали повязкой, вымоченной в приятно пахнущей мази, и вслепую начали водить по дому. Через пару часов бестолкового хождения головокружение отступило, но прогулки с повязкой на глазах стали грустной рутиной, необходимой для укоренения в ее теле магических талантов ребенка.

Проблему питания зельевар также взял на себя. Из его скупых комментариев Петунья усвоила, что вынашивание ребенка мага, а тем более черного, требует подпитки растущего малыша не только пищей телесной, но и магической, поэтому каждая трапеза становится сродни ритуальной. И потому каждый день Петунья пристраивалась на небольшом стульчике на кухне и наблюдала за работой мастера. Первое время она немного свысока относилась к потугам зельевара, потому что умение обращаться с ингредиентами сочеталось с запредельным невежеством в сочетании ингредиентов самых обычных блюд.

«Это тебе не зелья варить! Тут тоже навык нужен».

Однако, чем дольше она вглядывалась в едотворение, тем больше понимала, как несоизмеримо глубока пропасть между ее дилетантским подходом и творением маэстро. Снейп любовно оглаживал каждый ингредиент, вдумчиво обнюхивал каждую травку, ласково крутил каждое яйцо, бережно мыл и чистил даже самую маленькую и захудалую картофелину. А с какой нежностью он шинковал мясо!

Когда зельевар первый раз воспользовался черными обсидиановыми ножами (теми самыми, которые Петунья как-то намывала в Рождество), девушка ожидала, что непривычная рукоять и капризное лезвие не позволят магу сохранить качество подготовки ингредиентов. Но нет, задумавшись, Снейп пару раз крутанул ножи по фалангам пальцев, словно приплясывая ими, и последние сомнения в его таланте безвозвратно покинули ее.

— А с чего ты решил, что сегодня я хочу суп с элем? Мне казалось, беременным алкоголь противопоказан.

— После выпаривания там этого алкоголя… — потянул Снейп, задумчиво обнюхивая веточку розмарина. — Я сверяюсь с таблицами, прикидываю, какие продукты наиболее полезны ребенку по лунному календарю, а потом придумываю рецепт, чтобы уместить как можно больше полезных ингредиентов.

— Придумываешь? Каждый раз?

Петунья прикинула масштаб подготовки и почувствовала себя весьма и весьма неловко.

— Еще и вкусно, — полным раскаяния голосом призналась она.

— Это ненадолго, — успокоил ее муж, — после первого триместра будет несколько недель совершенно мерзопакостной пищи.

— Откуда ты знаешь? — немного ревниво уточнила Петунья.

— Малфои, — сухо ответил зельевар.

«Спокойствие, где ты?»

— Их ты также балуешь? — она всячески старалась удержать голос ровным.

— Сейчас нет. — Зельевар внимательно наблюдал за женой, словно за котлом с экспериментальной смесью взрывоопасных ингредиентов. — Обстоятельства изменились, и даже имеющаяся ностальгия и обаяние Люца недостаточны, чтобы продолжить играть в игру «семья Малфоев соединилась узами родства с неопрятным, но полезным носатым мизантропом».

Что-то в интонации Снейпа подсказало, что это не просто сарказм, а самая что ни на есть цитата.

— Причудливое дежа-вю... — Туни пробормотала себе под нос. Преследующие ее не первый день мысли о занятом Снейпом месте Оболтуса и его возможной незавидной судьбе она старательно от себя отгоняла. Равно как и тот вопрос, ответ на который нельзя даже предположить умозрительно, только познать воочию — каким Северус будет отцом...

Его забота о жене превосходила самые смелые ожидания, но проблема заключалась в том, что, во-первых, она была предельно тактична и не посягала на личное пространство мужа. Во-вторых, слишком многое их связывало, масса общих дел ждали каждого из них, подталкивая к особой заботе друг о друге.

Но как быть с ребенком — маленьким, непослушным, любопытным, шумным, вредным, глупым, в конце концов. Ибо ничто так не раздражало Снейпа, как глупость и инфантильность окружающих. А глупо ждать, что только рожденный малыш будет соблюдать этикет, подобно опытному принцу королевской семьи на торжественном ужине в честь годовщины восшествия на престол главы династии.

«Доколе простирается твоя любовь к ребенку, Северус? Насколько хватит твоего терпения?»

Петунья на всякий случай договорилась с родителями, что в крайнем случае вернется к ним с чадом. Подкинуть без родителя-волшебника ребенка-волшебника магглам хотя бы на денек ей даже в голову не приходило, потому будущее воспитание она воспринимала как свой и только свой крест.

«Любопытно будет посмотреть на тебя, Гарри Снейп, жду встречи с нетерпением».