Ведьма-сквиб (гет)

Их сотрудничество началось с истерики. Безобразной женской истерики. Со слезами, соплями и потекшей тушью.

* * *

Утром, открыв дверь, Петунья нашла на пороге маленького ребенка, немногим старше года. В корзинке под тоненьким одеялом. В ноябре.

И записку.

Раньше Петунья думала, что Дамблдор — внимательный умный волшебник, директор школы. С памятного утра она думала, что он мудак.

Куцая записка говорила о том, что ее единственная сестра вместе с мужем на днях убита, оставив сиротой малыша — ровесника Дадли. Там же содержались скудные сведения о том, что девать мальчика больше некуда — Петунья его самая близкая родственница.

И все. Позвонить в дверь магам в голову не пришло, положить документы на ребенка тоже. Оставить контактные данные, если что пойдет не так — тем более.

Помимо собственно появления подкидыш принес с собой сопутствующие проблемы. Что с телом сестры, не грозит ли им опасность от убийцы сестры, к чему готовить Гарри и еще масса вопросов, которые невольно возникают даже у самой черствой женщины, ни на один из которых ответа не было.

Дурсли потратили все отложенные на экономичный зимний отпуск деньги, чтобы выправить Гарри документы и вылечить от пневмонии. Вернон, не говоря ни слова, взялся за дополнительные приработки, чтобы семья не нуждалась. Туни сбилась с ног, пытаясь угодить двум детям, которые жили в разных ритмах и ели совершенно разные блюда.

Но когда после недели почти бессонных ночей Гарри на завтраке взорвал стакан в руке Дадли (повезло, что пластиковый и осколки не повредили сыну руку), Туни поняла, что режим мегера включился на максимум.

Она поймала такси и доехала с двумя детьми до Лондона, вошла в грязный и мрачный паб «Дырявый котел» и металлическим тоном спросила у бармена, как ей послать сообщение Дамблдору. Через полчаса в снятой наспех комнате она сидела с детьми и ждала главного недоумка всея Британии.

Директор оказался высоким тощим старичком с длинной бородой и ласковыми глазами. И возможно Туни сдержалась бы и не стала выговаривать почтенному магу все свои претензии, но тот совершил ошибку, сказав, что верит в ее силы и возможности справиться со всеми этими несерьезными проблемами.

Тут и случилась истерика. Как она, маггла из магглов, может справиться с неконтролируемой магией мальчика? Как она будет лечить магические болезни, особенно если ими заразится ее муж или сын? КАК, РАДИ БОГА, ОНА ДОЛЖНА ЗАЩИЩАТЬ СВОЮ СЕМЬЮ ОТ ЭТОЙ МАЛЕНЬКОЙ БОМБЫ ЗАМЕДЛЕННОГО ДЕЙСТВИЯ?!

Директор сдал назад, не готовый к таким эмоциям. Так жизнь Петуньи стала двойной, и у нее появился сообщник.

* * *

Им оказался давний знакомый — тощий, некрасивый, грязный оборвыш, который вырос в тощего некрасивого неухоженного мужчину.

Снейп.

Весь потухший и дерганный. Он молча выслушал указания директора и безразлично кивнул. Дамблдор успокоенно покивал головой, померцал глазами из-за очков и удалился. Туни взяла Снейпа в оборот. Выяснила про страховку, про пособие на Гарри, про магическую больницу, про документы, про школу, про магию, про выбросы, про питание и одежду, про лекарства. Снейп безропотно отвечал на все вопросы, брал на себя любые обязательства и вообще вел себя, как бесправный раб. Разительно отличаясь от себя прежнего.

Дернулся он только раз. Когда Туни на волне успеха попыталась договориться о воскресных прогулках с Гарри.

— Все что угодно, но чтобы до школы я Поттера не видел, — прошипел умирающей змеей.

— При чем тут школа? — не поняла Туни.

— Я там преподаю. Так что лет через 10, если не помру раньше, увижу.

— Почему ты так против мальчика? — не удержалась от любопытного вопроса Петунья.

— Потому что Поттер, — лаконично срезал Снейп.

Петунья вспомнила лохматого лоботряса, единожды увиденного на встрече с Лили, представила, каково учиться с «такое» 7 лет в закрытой школе, и не нашла в себе жестокости настоять.

* * *

Снейп оказался безропотным идеальным исполнителем. Когда в нагрузку к каким-то там зельям роста, которые купировали излишнюю активность магических выбросов, Туни заказала редких трав для деликатесных блюд, он принес, не задавая лишних вопросов.

Когда посреди ночи у Поттера подскочила температура и глаза стали красного цвета, он явился на вызов и безропотно потащил всю семью на обследование в Мунго, а потом по легкому намеку бровью зачистил память всем кроме Туни.

С годами Петунья настолько привыкла к нему, что однажды, лет через пять, заполняя список в зачарованной тетради, поймала себя на мысли, что могла бы заказать ему прокладки, смелость, на которую она не отваживалась ни с кем более.

* * *

Снейп был тем, кто удалил поросячий хвост у Дадли, успокоил коллег Вернона после падения торта год спустя, помогал ловить и сдувать Мардж, лечил последствия поедания волшебных сладостей рыжих, чинил вещи после визитов волшебников, специальными зельями и ментальными чарами гасил актуальность переживаний, связанных со столкновением с магическим миром. Он был насколько привычен, незаменим, скор и точен, что Петунье порой казалось, что она волшебница, только колдует не палочкой, а Снейпом.

* * *

Летом после четвертого курса Снейп первый раз не ответил на вызов. Спустя пару часов Петунья отважилась на рискованный шаг. Она сделала вид, что отправилась за покупками в торговый центр, а сама воспользовалась экстренным порталом.

Тот вынес ее к обшарпанному мрачному домишке на грязную улочку умирающего городишки. Петунья постучала в дверь и, не услышав ответа, осторожно прошмыгнула внутрь.

Снейп валялся окровавленной тряпкой на диване в гостиной и даже головы не поднял при ее появлении.

К чести Туни следует сказать, что всю необходимую помощь она оказала ему лично, не решившись вызывать скорую. В ходе развоплощения Снейпа из мантии на пол вывалилось странное украшение, похожее на маленькие песочные часы на цепочке. Именно о нем они случайно заговорили ночью, когда Туни, уложив своих, явилась проверить невольного пациента.

— Что это? — спросила она Снейпа, когда прибираясь, вновь наткнулась на странную побрякушку.

— Хроноворот, — слабым голосом произнес Снейп с дивана, на котором героически терпел присутствие магглы, — Артефакт, чтобы переноситься назад во времени, — поймал шокированный взгляд Петуньи и добавил, — Чтобы я все успевал.

— Ничего себе соблазн! — присвистнула Петунья.

— Ограничение — 5 часов.

— Только не пытайся меня убедить, что ты не пытался его переработать, — критически поддела Снейпа женщина.

— Пытался. Продумал специальную схему: выделить часть своей души, поместить в хроноворот и вернуться в себя школьника.

— И в чем загвозка?

Снейп помолчал, потом неохотно признался:

— Чтобы выделить часть души, надо совершить убийство. А с учетом ограничений этого хроноворота, убить надо очень сильного мага.

— Насколько сильного? — чисто теоретически поинтересовалась Петунья.

— Уровня Темного Лорда. Или Дамблдора, — мрачно ответил Снейп.

У Петуньи мелькнула невзначай мысль, что Снейп, если ему представится такая возможность, обязательно ей воспользуется.

* * *

Пару лет жизнь двигалась в привычном ключе, разве что Снейп становился все мрачнее, все дерганее, да Поттеру начали сниться кошмары один другого громче. Лечить это Снейп отказывался, говоря, что главное лекарство — желание самого Поттера — все равно им не доступно.

Но два года спустя во время очередной встречи Снейп выглядел не просто плохо. Он выглядел настолько ужасно, что даже на конкурс красоты в морге не смог бы претендовать.

— Что случилось? — недоуменно спросила Туни.

— Я убил,— мрачно ответил Снейп.

— Кого? Поттера? — Петунья пыталась приободрить мага, который регулярно озвучивал подобные угрозы.

— Нет, Дамблдора.

— Ты насколько захотел назад в прошлое? — Туни пыталась шутить, потому что серьезно воспринимать такую информацию было просто страшно.

— Нет, надо было. Если тебе проще, можешь думать, что это была эвтаназия.

— Я ее все равно не приемлю, поэтому не вижу смысла в твоих утешениях, — пожала плечами миссис Дурсль, — Надо значит надо, у волшебников даже убийства странные.

Снейп посмотрел на нее, ожидая презрения или осуждения, и, успокоившись, вдруг выдал:

— А с хроноворотом что-то не так пошло. Я все рассчитал, специально все векторы свел на ночь перед первой поездкой в Хогвартс, все руны перепроверил, все тангеники учел, а он не работает.

— Почему?

— Конфликт выдает. Он запитан магией Дамблдора, а моя с его контрадикторна. Хоть сквибом становись, — и он грустно хмыкнул, — И как назло теперь и просто Хроноворотом не работает. Хочешь, подарю как сувенир?

Миссис Дурсль пожала плечами и кивнула.

Но стоило ей прикоснуться рукой к маленьким золотым часам, как все вокруг смазалось и со страшной скоростью начало крутиться вокруг обескураженной Петуньи. За те минуты, что ее переносило в прошлое, она успела всерьез задаться вопросом, что это было: глупость или подстава.

Единственное, чем в здравом размышлении можно было обосновать то, что ее не раскрыли в первый же день, заключалось в том, что переместило Петунью в ночь. И переместило совершенно безмолвно.

Петунья обнаружила себя в темноте детской комнаты и перво-наперво тихим шепотом высказала все, что она думает по поводу ненормальных магов. Неизвестно, кто мог ее услышать, но немного полегчало.

Сразу после этого Туни метнулась к календарю на стене, чтобы определиться хотя бы с годом.

Видимо, тангеники Снейп учел правильно. На дворе стояла ночь 31 августа 1971 года.

Петунья сползла на пол под календарем и в полной апатии уставилась в стену. Просидела она так довольно долго, ноги затекли до мурашек.

Некоторое время спустя ее немного отпустило. Она встала, подошла к столу и начала писать:

«Как я могу вернуться? Кому можно в этом доверять? Сознательно ли Снейп меня подставил? Что случилось с моим телом в 1997? Как мне выйти на волшебников?»

Перечитала. Стало чуть полегче. Добавила:

«Как там Дадли и Вернон? Будет ли Снейп пытаться мне помочь?»

Поморщилась и решила, что самое правильное рассчитывать в первую очередь на свои усилия.

Для этого следовало выспаться. Но, посмотрев на кровать, Петунья заметила одну вещь, которую раньше упустила. Это была не ее кровать. И не ее комната.

Это была комната Лили.

* * *

Туни тихонько выскользнула в ванную комнату, включила свет и с ужасом уставилась на свое отражение.

Вместо привычного лица типичной взрослой англичанки на нее смотрела знакомая с детства мордашка младшей сестры.

Петунья торопливо умыла лицо ледяной водой, подергала за мочки ушей, ущипнула себя пару раз. Отражение не изменилось.

Вернувшись в комнату, она написала:

«Что случилось с Лили? Почему я Лили?»

Подумала и добавила:

«Что случилось здесь со мной??»

Она попыталась придумать хоть один, самый оптимистичный вариант, при котором все были бы живы-здоровы и счастливы: и она в 97, и она в 71, и даже Лили в 71. Например, от нее отщипнуло кусок личности и перенесло сюда в 71, но там в 97 Снейп испугается за нее, мигом починит свой хренаворот и вернет ее кусочек обратно, и Лили из 71 никак не пострадает от такого небольшого приключения. И надо только чуток подождать, ведь не мгновенно же Снейп рассчитывает свои тангеники. И все будет хорошо, и она даже успеет вернуться домой к Дадли и Вернону и разогреть вовремя ужин.

В этот момент она вдруг вспомнила, что ужин сегодня еще не готовила, и на нее накатила истерика. Она молча сидела на кровати сестры, тряслась как в сильнейшем ознобе и дрожащими руками обнимала не свое маленькое детское тельце в тщетной попытке согреться.

Страшный тремор прошел только к утру.

* * *

Утром нашлись поводы для радости.

Во-первых, судя по виду, Петунья 71 года была жива-здорова и очень расстроена. В сердцах громко она выговорила своей сестре все, что думает по поводу неуемного любопытства и чтения чужих писем, нимало не стесняясь присутствующих родителей. И хотя Петунья из будущего не имела к этой истории никакого отношения, она пристыдилась и честно попросила прощения.

Во-вторых, родители были живы. Туни даже обрадовалась этому, она очень скучала, особенно по отцу, но невольная мысль о том, что она разменяла сына и мужа на родителей, убила всю радость на корню.

Весьма мрачная и подавленная она собралась ехать на вокзал в Лондон, чтобы оттуда отправиться в Хогвартс. Как причудливо играет судьба: в детстве она мечтала быть колдуньей и учиться магии, а в зрелом возрасте чувствует себя в день отъезда ведьмой, возводимой на эшафот для сожжения.

Впрочем, нашелся и третий повод для радости — в Хогвартсе она встретится с волшебниками. Теми самыми далекими от реального мира чудаками, которые подкидывают маленьких детей с небольшой запиской к дверям их единственных родственников, а потом приходят на все готовенькое и воспитывают подросших детей далекими от почтения и уважения. А значит, потенциально может вернуться назад. Т.е. вперед. Т.е. в себя. Неважно. Просто вернуться.

На вокзале было шумно и многолюдно. У входа их ждал маленький Снейп и его мама — высокая утомленная женщина с высокомерным выражением на угрюмом лице. Мальчик едва ли не подпрыгивал в нетерпении как можно скорее оказаться в поезде и в мире магов, миссис Снейп смотрела на это едва ли не обреченно.

Вход на волшебную часть вокзала оказался в столбе, в который, лихо разгоняясь на тележках, врезались один за другим молодые волшебники. Петунья, которую один из шумахеров больно толкнул, загадала, чтобы однажды резвый волшебник непосредственно лбом познакомился с законами физики в кирпичной кладке.

Снейп затащил свои и вещи Петуньи в купе и устроился на сиденье. Все лицо его, тощее и носатое, горело таким восторгом и предвкушением, что Петунья невольно смягчилась и отодвинула свои переживания на край сознания. Ей пришлось делать над собой усилие первые несколько минут разговора, чтобы называть его Сев, потом она привыкла, тем более что в маленьком мальчике только угадывался образ ее будущего безотказного помощника.

Сделав вид, что из-за переживаний ей нужно заново все узнать, она начала вызнавать у парня все, что он знал про магический мир, в первую очередь про факультеты. Видя неподдельный интерес на испуганном лице, Снейп заливался соловьем.

На середине рассказа про змееяз дверь отворилась, и в купе заглянули двое: немного пухлый мальчик с робким лицом и мягкими волосами и худенькая девочка с двумя черными косичками. Девочка тоже оказалась первокурсницей Сарой Пайпер, мальчик старше на два года — Фрэнком Лонгботтомом.

Снейп волчонком косился на попутчиков, но вскоре оттаял и продолжил рассказ. Новоприбывшие были из волшебных семей, но, тем не менее, вежливо слушали оратора и никто из них не пытался поправить Сева. Скорее всего, просто стеснялись. В середине пути все, не сговариваясь, поместили нехитрую трапезу на общем столе. Молодые волшебники прочитали пару заклинаний над едой, как они пояснили, проверили на яды и привороты, Туни прочитала молитву (ранее она этого не делала, но такое обилие обыденного волшебства ее несколько пугало), и все поели.

Через несколько часов Петунья здорово устала от общения и обилия информации, поэтому отодвинулась и слегка прикрыла глаза.

Она поняла, что ее во всей этой истории сильно настораживает. Она маггла. Или сквиб, как иногда выражался Снейп в 90-х. Она едет в Хогвартс, потому что письмо пришло еще Лили. Но неизвестно, попала ли она в тело волшебницы или вытеснила из него всю магию.

Печально, что она не подумала об этом ночью и не вписала в число вопросов без ответа. Оставалось надеяться, что скоро все выяснится. А пока нужно стараться примириться с волшебным миром. На случай, если она тут надолго застряла.

* * *

Прибыли они довольно поздно, на платформе уже было темно. Всех первокурсников (Лонгботтом, как оказалось, был старше и ушел в другую сторону) собрал знакомый Петунье в 90-х великан Хагрид: он носил шубу из кротовьих шкурок, которую, кажется, никогда не чистил, волосы и борода его были всклокочены. Он повел сбившихся детей по узкой тропке к озеру, где велел садиться в каждую из привязанных лодок по четверо. Петунья продолжала держаться своих попутчиков по купе, поскольку они были вежливыми и спокойными (не считая взбудораженного Снейпа).

Лодки отчалили сами по себе, и вскоре они увидели огни величественного старинного замка. Это было впечатляющее зрелище. Хогвартс завораживал, притягивал взоры и будоражил мысли. Едва ли хоть кто-либо, увидевший замок с озера в вечерней темноте, мог остаться к нему равнодушным.

Петунья старалась уверить себя, что это все фальшь, хитрая иллюзия и приманка для доверчивых детей, которой волшебники заманивают в свой мир, заставляя отвергать прежнюю жизнь и свою родню. Но замок словно отвечал ей: «Мое величие не в иллюзорности или заманчивости, я славен своей историей и не гоняюсь за мирской славой». Он внушал уважение, и Туни торжественно склонилась перед ним.

Спокойную тишину нарушил вскрик: один из детей вывалился из лодки в озеро. Прежде чем кто-либо успел всерьез испугаться, длинное щупальце громадного кальмара подхватило беднягу и закинуло обратно в лодку, окатив его спутников водой, на что те весело рассмеялись.

Когда все доплыли до замка и оказались внутри, их встретила чопорная профессор МакГонагалл, приказавшая ожидать под коптящим факелом церемонии распределения. Стоило ей отойти, как Петунья присмотрелась к мокрому как мышь однокашнику. Паренек был невзрачным затюканным толстячком с заискивающим выражением на лице. Его спутниками по лодке оказались Поттер, вылитая копия племянника из 90-х, и еще один молодой самоуверенный красавчик с длинными черными волосами. Последний достал палочку и умелым взмахом высушил себя и приятеля, потом обернулся к пловцу:

— Тебе помочь?

— Д-да, конечно, — обрадовался тот.

В этот раз взмах был немного другим, толстячок частично подсох, но при этом от него начало сильно пахнуть протухшей рыбой. Он неуверенно начал осматривать себя, и казалось, собирался расплакаться.

— Ну что ты такой унылый, прям снулая рыба! — преувеличенно громко вопросил Поттер, некоторые дети рассмеялись и начали повторять: «Снулая рыба! Снулая рыба! Протухший кальмар! Селедка-вонючка!» и прочие малоаппетитные прозвища.

— Спешите видеть, — тихо прошептал Туни на ухо Снейп, — Гриффиндорский юмор — бессмысленный и беспощадный.

Губы его кривились в усмешке, но не над воняющим сокурсником.

— Плоский юмор, — согласилась Туни.

— Это ему еще повезло, что они под нелепым предлогом не стали штаны с него снимать.

Из-за торопливого диалога Петунья даже не особо испугалась внезапно появившихся привидений. А вскоре за ними вернулась МакГонагалл и повела всех внутрь.

Главный обеденный зал впечатлял. Роскошный ночной свод в миллиардах звезд растянулся по крыше, и казалось, что трапезу вкушают под открытым небом. На некоторой высоте на головами парили зажженные свечи, давая вполне яркое освещение.

Перед столом профессоров лежала шляпа. Не всякий старьевщик отважился бы надеть или выставить на продажу такой изношенный и грязный головной убор, но маги не настолько брезгливы: они доверяли ей касаться голов своих детей и наследников. Петунья только головой качала, глядя, как дети с энтузиазмом примеряли говорящий колпак, чтобы потом по указанию этого странного артефакта занять место за одним из четырех студенческих столов.

И вот прозвучало имя «Эванс Лили».

Здорово струхнув, Петунья на подгибающихся ногах подошла к шляпе и села выслушать вердикт.

Еще в поезде она решила, что самым выигрышным вариантом для нее будет факультет незаметных дружелюбных трудяг. Звезд с неба они не хватают, своих в обиду не дают, славятся домовитостью и упорством. Однако у старого колпака были свои мысли:

«Хаффлпафф? Нет-нет! Не спорю, трудолюбия тебе не занимать. Но вот дружелюбия не хватает: все свое тепло ты даришь узкому кругу родни».

«Может, Райвенкло?» — мысленно обратилась Петунья, рассматривавшая этот вариант, как страховочный.

«Ну что ты?» — усмехнулась шляпа, — «Ни чудаковатости в тебе нет, ни желания учиться просто так. Ты у нас человечек очень целеустремленный, ненужное знание просто игнорируешь. Сама понимаешь, остается только один вариант…».

«Неужели?..»

— Гриффиндор, — оглушительно заорала шляпа, и ее тут же сняли с растерявшейся Петуньи.

«Я храбрая?!! Я безрассудная??? Это не шляпа, а клоунский колпак какой-то!», — мысленно кипятилась Туни по пути к своему новому факультету. В 90-х Снейп охарактеризовал дом ее племянника двумя емкими словами: «Слабоумие и отвага», и в понимании миссис Дурсль это отнюдь не являлось комплиментом.

Уже сев за стол, она посмотрела на юную версию Снейпа. Тот выглядел немного расстроенным, но в ответном взгляде сохранял твердость. «Удачи», — шепнула ему Петунья одними губами, и Сев решительно кивнул.

Поттера и черноволосого шутника, оказавшегося Блэком, шляпа отправила на Гриффиндор, равно как и неудавшегося русала Петтигрю. Из прочих знакомых Фрэнк уже сидел за столом под стягом льва вместе с третьекурсниками, тихая первоклашка Пайпер попала к воронам, Снейп предсказуемо — на Слизерин.

Как только все восторги немного поутихли, Дамблдор, неотличный от своей версии 90-х годов, взял слово, огласил несколько правил и попросил минуту торжественной тишины. Все недоуменно замерли.

Директор принял величественную позу, вытянул губы трубочкой, пародируя средневекового трубача, и громко на весь зал произнес:

-Ту-ду-ту-ту!

Все тут же начали громко смеяться, приветственно кричать, свистеть и улюлюкать, а особо буйные (большинство из которых сидели с Пет за одним столом) принялись подкидывать к потолку свои колпаки.

— Ч-что? — недоуменно обратилась Петунья к старшекурснику, сидевшему рядом.

— Дамблдор! — ответил он, как будто это все объясняло. Видя недоумевающий взгляд, пояснил, — Мировой чувак!

Петунья уткнулась лицом в ладони, пылко молясь, чтобы это безумие превратилось в обычный ночной кошмар. Когда она отняла руки и огляделась, она поняла, что пробуждение откладывается.

Между тем директор хлопнул в ладоши, и на столах появилась трапеза. Уставшая Туни слегка поковырялась в еде и решила, что лучше сегодня ограничится напитками. На ужин подавали тыквенный сок, который она не слишком любила, но за неимением иных вариантов слегка пригубила. Вокруг шумно чавкая и смеясь во время еды, сокурсники набивали пузо едой, закидывая ее для скорости прямо руками.

Петунья почувствовала, что ее тошнит. Она постаралась дышать размеренно и глубоко, но это не помогло. Тошнота усилилась, к ней добавилось головокружение, а затем свет вокруг померк, и она провалилась в беспамятство.

Примечание: здесь и далее с новой строки и в кавычках приводятся невысказанные вслух мысли Петуньи.

Очнулась Петунья на одной из нешироких кроватей в большом помещении с белыми казенными стенами. Больница. По крайней мере, хотелось в это верить.

Она свесила ноги и обнаружила, что ее кровать окружена широкой белой чертой и странными символами, нарисованными на полу. Сама миссис Дурсль когда-то давно рисовала в кладовке похожие круги. От тараканов.

Что имели в виду этим всем волшебники? Может, она отравилась, и это специальная граница, не выпускающая инфекцию?

Петунья надела тапочки и перешагнула черту. Никаких ощущений она не испытала. Ну, разве что вспомнила, как в детстве перешагивала обычные рисунки мелком на асфальте.

Она сходила освежиться, вернулась к кровати. В помещении по-прежнему никого кроме нее не было. Записок тоже.

Петунья пожала плечами и пошла к выходу. У самой двери ее поймала медсестра, средних лет дама в старомодном чепце:

— Что?! Как Вы преодолели рунный Ограничитель??

— Перешагнула, мэм, — вежливо ответил Туни.

— К-как, перешагнула?? А куда Вы сейчас, милочка? Мы с Вами еще не закончили. Я должна немедленно известить директора, подождите меня тут.

Она торопливо удалилась, чтобы минуту спустя вернуться с Дамблдором. Тот отпустил колдоведьму, а сам внимательно осмотрел первокурсницу поверх очков-половинок, покачал глубокомысленно головой и спросил:

— Как Вы себя чувствуете, мисс?

— Хорошо, сэр, спасибо. Подскажите, пожалуйста, что со мной произошло.

— У Вас проявилось отторжение. Как его магглы называют? Аллергия. На один из компонентов тыквенного сока.

«И на манеры за столом».

— Простите, сэр, но раньше у меня не было аллергии на тыквенный сок, — робко возразила Петунья.

— Дело не совсем в соке, — Дамблдор словно нехотя пожевал губы и продолжил, — Это не то, чтобы общедоступная информация, и не в моем обыкновении ей делиться. Но раз уж Вас это непосредственно затронуло, я поясню. Магглорожденные волшебники, а также некоторые полукровки часто слишком эмоционально воспринимают магию и все с ней связанное. Они приезжают в Хогвартс полные самых радужных и смелых ожиданий. И разве мы вправе их в этом винить?

«К чему эти риторические вопросы?»

— Но магия их, особенно неопытных юных волшебников, еще очень нестабильна, и это, как Вы понимаете, чревато серьезными потрясениями. Чтобы нивелировать, проще говоря, уменьшить риск, оградить их от чрезмерной активности неконтролируемых выбросов магических сил…

«О Боже, он что, бывший министр?»

— Администрация Хогвартса добавляет в некоторые продукты специальные зелья. Они снижают остроту восприятия новой информации и успокаивают избыточные возмущения магического поля.

«Делают из детей доверчивых простачков и ослабляют их магические силы», — мысленно перевела Петунья.

— Как Вы понимаете, такие сведения могут быть неправильно поняты, будь они доступны широкой аудитории. Поэтому я хотел бы попросить Вас не распространять полученную от меня информацию, — взгляд поверх очков был добрый и пронизывающий.

— Конечно, директор, я все понимаю. Благодарю за доверие. Если со мной все в порядке, я могу идти? — находиться рядом с велеречивым стариком, отношение к которому давно сложилось в резко негативном ключе, было неприятно.

— Разумеется, девочка моя.

«Как он меня назвал??!!»

Выйдя на лестницу Петунья сообразила, что не представляет куда ей идти. Первое время выбор был невелик — только вниз по ступенькам. Впрочем, ей повезло, пару пролетов спустя она столкнулась со Снейпом. Тот расспросил про самочувствие, огорошил сообщением, что она пробыла в забытьи три дня, а потом быстро ввел ее в курс дела, показал основные ориентиры и проводил до башни.

* * *

Комната девочек Петунью искренне разочаровала. Она была такой же безликой и казенной, как местная больничка, только цвета были чуть более оптимистичные: разные оттенки золотого и красного, преимущественно винные. Но не было письменных столов, не было зеркалец и букетиков, салфеточек и вазочек, ковриков и картин. Тускло и уныло.

Как разительно это отличалось от родного дома, где на стенах висели фотографии семьи, на полках стояли коллекции фарфоровой посуды, на табуретках лежали вязаные вручную накидки, а пол оживлял неброский ковер. Все вещи подбирались долго и с любовью, содержались в особой чистоте, что, поверьте, не просто с двумя оболтусами-мальчишками…

В список запланированных действий Петунья внесла «привнесение уюта».

* * *

Поскольку время было вечернее и занятий больше не было, Петунья сначала отправила письмо родителям и сестре (пришлось договариваться с однокурсником и одалживать его сову). А потом начала решать Ключевую Проблему. Для чего в лучших традициях Гермионы Грейнжер (имя нарицательное в язвительном исполнении Снейпа 90-х) отправилась в библиотеку.

Библиотека впечатляла. Огромная. Старинная. С обилием залов и разделов, с познавательной литературой по разнообразным тематикам.

А еще несовременная и враждебная.

В приличных библиотеках есть картотеки. В них можно искать книги: по тематикам, по названию, по автору.

В Хогвартской библиотеке картотеки не было от слова совсем. В ней была мадам Пинс. Старая дева, Синий чулок и прочие лестные эпитеты, исходящие от доброжелательных студентов. Единственный человек, который мог найти любую книгу. Но совершенно не хотел этого делать. Мадам Пинс приходила в библиотеку, чтобы почитать. Исключительно для себя. Студентов с книгами, шумом, учебой и вопросами она воспринимала, как нашествие саранчи — и разрушительно-губительно, и противопоставить ничего не получается.

Неудивительно, что договориться с ней Петунье не удалось.

К счастью зал с магией времени ей подсказали старшекурсники. Туни наугад достала книгу с самым многообещающим названием «Преодоление темпорального ограничения» и открыла на середине.

Прочитала два предложения. Перечитала. Протерла глаза. Опять перечитала.

Из пяти строчек она поняла только три слова, два из которых были предлогами.

Очевидно, что ее маггловское образование здесь не годилось.

* * *

Лежа ночью в кровати, она анализировала ситуацию. Дело становилось все дряннее. Снейп ее не вытащил. Неизвестно, вытащит ли вообще.

Сама она разобраться в проблеме не могла. Книги по проблемам магии времени изобиловали непонятными символами и схемами.

Довериться взрослому волшебнику? Кому? Уклончивому директору? Даже просто положив ее на кровать после «аллергии», ее сковали каким-то ограничителем, словно вредного таракана. Где гарантия, что узнав об ее проблеме, не захотят провести обряд экзорцизма. Переживет ли она его? И спасет ли это Лили 71 года?

Очевидно, что пока она здесь застряла, придется всерьез изучать всю эту чепуху, которую волшебники называют магией.

«Лучше б я порося купила».

* * *

Часть занятий она вынужденно пропустила, но преподаватели отнеслись к этому с пониманием.

Уроки, конечно, поражали.

Первым, куда она попала, были Зелья. Повезло, что занятия были спаренными со слизеринцами. Снейп тут же занял место по соседству. Профессором оказался Слагхорн — усатый толстячок с пухлыми губами гурмана и мягкими жестами законченного сибарита. На первом же уроке им было предложено сварить зелье от фурункулов.

— А техника безопасности? — Петунья, шокированная до глубины души, спросила шепотом у Снейпа.

— Забудь эти маггловские заморочки, — посоветовал он, — Кто переживет уроки, станет полноценным волшебником. Естественный магический отбор!

Рецепт тоже впечатлял. Добавьте, измельчите, помешайте. Огонь средний. Это как, на глаз? Это же не суп, в конце-концов!

— Суп! — уверенно заявил Снейп, — Представь, что каждое зелье уникально. Да, рецепт помогает, но даже когда два раза подряд варишь одно и то же, получаешь не одинаковый результат. Это особенность магии, это творение.

Взгляд у него был мечтательный, голос от волнения срывался.

— А палочкой над ним зачем махать?

— Ну, представь, что ты его солишь, — почесал он в затылке, — Иногда пишут, надо один раз взмахнуть, а тут тебе интуиция говорит, что надо два раза. Маши два.

Они варили в четыре руки, профессор не спеша прогуливался между партами и иногда комментировал увиденное. Сверившись с рецептом, Петунья выключила горелку и добавила иглы дикобраза. Потом взмахнула палочкой и накрыла зелье крышкой настаиваться. Краем глаза она заметила, что соседи, а ими оказались Поттер и Блэк, делали то же самое.

Вдруг Снейп сильно дернул ее за руку и оттолкнул в сторону. Котел Поттера-Блэка взорвался и окатил мальчишек кипящим зельем, оставляя на коже красные волдыри. К месту происшествия спешил Слагхорн, однокашники старались убраться подальше. А Снейп… Снейп почти незаметно взмахнул палочкой в направлении обломков котла.

В общем бедламе были спешно сданы зелья, пострадавших отправили в больничку, и все поспешили прочь из класса.

За углом Петунья поймала приятеля:

— Что ты сделал?

— О чем ты? — скорчил непонимание Снейп.

— Я тебя очень прошу, — она сделала глубокий вдох, — Я не собираюсь тебя выдавать. Я просто хочу, чтобы между нами все было честно. Что ты сделал?

Сев испытующе посмотрел на нее, потом буркнул:

— Наколдовал невидимое пламя под котлом. Иглы дикобраза нельзя добавлять пока горит пламя, реакция, как видишь, слишком бурная. После взрыва убрал пламя.

— Они же могли пострадать!

-От такой микроскопической дозы зелья? Не смеши меня! Так, пара ожогов, — в голосе явно звучало сожаление.

Петунья покачала головой:

— Но зачем? Что они успели тебе сделать?

Снейп насупился и зыркнул из-под бровей:

— Они первые начали. Прическа им моя не понравилась!

Петунья только закатила глаза.

* * *

Следующим уроком была Гербология. Вела его пухлая бойкая ведьма, которая всякой заумной теории предпочитала простое понятное дело. Показанные ею растения были похожи на обычные цветы, которые миссис Дурсль выращивала у себя в саду. На первом курсе никаких особо капризных растений они не изучали. Предмет был приятным и расслабляющим, хотя польза его в дальнейшем была для Петуньи сомнительной.

* * *

После обеденного перерыва настал черед Истории магии. Призрак не впечатлял. Содержание курса Петунью не трогало. Проблемы взаимоотношений магов с гоблинами, которых она никогда не видела и видеть не собиралась, были так же далеки от нее, как далек Плутон от Солнца. И скромная Туни была готова признать себя Плутоном.

* * *

На следующий день Петунья познакомилась с Трансфигурацией. МакГонагалл провела несколько эффектных демонстраций и тут же огорошила сложными фразами из учебника. Теория, несмотря на зубодробительные формулировки, вполне поддавалась простому заучиванию. С практикой дело обстояло плохо. До конца урока превратить спичку в иголку Туни так и не удалось, и она получила дополнительное практическое задание.

Разбирая тему вечером, Петунья наткнулась на основные трансфигурационные законы Гампа. Основной из них гласил, что трансфигурированный объект стремится вернуться к первоначальному состоянию. Более того, этот возврат неизбежен.

«И смысл? Какой смысл извращать естество, если все равно все вернется на круги своя в течение максимум нескольких дней? Ладно, я могу понять, если волшебник обеспечивает себе быт в путешествии или какой-то экстремальной ситуации. А если он домосед, зачем ему эта чепуха? Если у него есть письменный стол, какой смысл превращать его в свинью? Поросят она не принесет, на мясо и сало ее не забить.»

Петунья для себя решила, что трансфигурация ей не нужна (слишком много хлопот, слишком малополезен результат). И даже записала пойманную мысль: «трансфигурация для магов это знание ради знания, изысканный выверт сознания, плод больного райвенкловского воображения, успешно прижившийся в психически неустойчивом обществе волшебников из-за своей показушной эффектности и практической бесполезности». Перечитала. От пафоса сводило зубы, но что-то утешительное в надписи было…

* * *

Главным разочарованием стали Чары. Вел их обходительный и увлекающийся коротышка Флитвик, имевший примесь гоблинской крови. Он наглядно продемонстрировал полезность своего предмета: запалил огонь, призвал к себе учебники с верхней полки, потом забрался на них с ногами и начал неспешно левитировать их и себя в центре класса. Щелчком пальцев зажег маленький огонек, из палочки выпустил искры фейерверка, потом струю воды. Очистил грязь с ботинка и восстановил треснувшую чашку. Короче сделал все, чтобы студенты всерьез заинтересовались его предметом.

Петунья не оказалась исключением.

Теорию она преодолела легко, так сказать с наскока. А вот с практикой не сложилось.

Но ни к каким результатам взмахи палочкой, сопровождавшиеся фразами на латыни, не приводили. Флитвик не раз подходил к ней, проверял корректность взмаха, правильность заклинания, точность в сочетании того и другого. Результат оставался нулевым.

* * *

Первые недели других предметов не было. И если Зелья и Гербология ей давались хорошо, на Полеты она демонстративно забила (сама мысль о том, чтобы болтаться высоко в воздухе на ненадежном куске дерева внушала ей трепетный ужас), то с Чарами и Трансфигурацией дела обстояли просто отвратительно.

МакГонагалл спокойно относилась к отсутствию практического результата при грамотном знании теории, подчеркивала, что тут нужно поймать волну и в принципе у учеников есть время до Рождества. Таких отстающих была треть класса, поэтому пока Петунья не сильно переживала.

Но с чарами все оказалось катастрофичным. Уже весь класс освоил первые четыре заклинания из стандартного учебника, а у Туни не получалось ни одного. Она все делала правильно, сопровождая легкий взмах напевной фразой, но палочка в лучшем случае пускала бесполезные искры.

После очередного провального урока профессор попросил ее задержаться.

— Мисс Эванс, — доброжелательно запищал Флитвик, — Я вижу, Вы испытываете определенные трудности с моим предметом.

«Сама деликатность».

— Если позволите, я дам небольшой совет. Мадам Помфри показывала мне результаты Ваших анализов, по которым у Вас все предпосылки, чтобы быть действительно сильной волшебницей. Но очевидно, проблема кроется в недостаточной концентрации Вашего вектора силы. Рекомендую ознакомиться с вот этой книгой. В ней изложены разнообразные рекомендации как раз по Вашему случаю.

На бумажке было написано «Способ преодолении контрадикторности в крови грязнокровки».

* * *

Первые пару часов Петунья просто злилась. Даже Флитвик, казавшийся почти адекватным среди всего этого магического безумия, оказался шовинистом и расистом. Хотя с учетом его гоблинского происхождения это выглядело как минимум лицемерно.

Но деваться было некуда. От этих психов зависела возможность вернуться домой. А для этого надо было научиться выть на одной ноте с ними. И Туни пошла в библиотеку.

Скажем прямо, толку от книги было мало. Была она рукописной и такой старой, что вполне могла застать Жанну Д'Арк, староанглийский Петунья понимала через слово, вдобавок часть букв была написана изысканно непонятно. Промучавшись пару вечеров, Петунья в некотором отупении сидела и гипнотизировала выцветшие страницы апатичным взглядом.

— Интересная литература, — обронила Сара Пайпер, проходя мимо.

— Это не литература, а криптограмма какая-то, — пробурчала в ответ Петунья.

Сара посмотрела на поникшую гриффиндорку, придвинула стул и села напротив. Они помолчали немного, наконец Туни спросила:

— Можешь помочь?

— Запросто. Если слабоумие и отвага, заведшие тебя ко львам, не помешают тебе выслушать порцию шовинистического занудства.

— Была бы польза, я потерплю, — мрачно ответила Петунья.

Пайпер поставила локти на стол, соединила кончики пальцев и несколько отстраненно начала:

— Контрадикторность магии грязнокровки в большей степени зависит от личного восприятия, чем от заложенных талантов.

Петунья помотала головой и неуверенно перебила:

— А можно для слабоумных… попроще?

Брови Сары взлетели вверх за челку, затем райвенкловка села ровнее и, наклонившись, произнесла:

— Представь, что магия разумна. Она течет в твоей крови. Если ты придешь к магглам и проверишь свою кровь, анализы покажут, что ты дочь своих родителей. А если ты сделаешь анализ крови в Министерстве, то узнаешь, что ты волшебница. Одновременно и то, и другое. Дуализм, так да? Так вот пока этот дуализм существует, векторы потоков в твоей крови контрадикторны. И кровь твою нельзя использовать в магии крови, т.е., по сути, во всех основных рунных ритуалах. Отсюда средневековый термин грязнокровка, который сейчас в наше толерантное время считается ругательством, т.к. магия крови почти вся под запретом или особым контролем Министертва.

— Это означает, что я обречена быть существом второго сорта? Так зачем приглашать меня учиться? — Петунья недоуменно посмотрела на собеседницу.

— Контрадикторность можно преодолеть, но только до семнадцати лет. Способы разные: от довольно мерзких вроде принесения в жертву младенцев до вполне мирных, как длительная аскеза и ментальные практики. А после преодоления кровь очищается, и ты становишься архиинтересной кандидатурой для брака. Представь: чистая и свежая кровь, не отягченная родовыми проклятиями, отличная от весьма ограниченного генетического кода волшебников. Потому и приглашают в закрытую школу, где бок о бок учатся плебеи и аристократы, мальчики и девочки. Кажется, кто-то называет таких волшебников Обретенными. Термин неудачен, как по мне.

— А полукровки? — уточнила Туни, вспомнив о Снейпе.

— Схожи с грязнокровками, но при определенном воспитании им проще преодолеть контрадикторность.

— И какое личное восприятие мешает мне колдовать? — уточнила задумавшаяся Петунья.

— Логика, — пожала плечами Пайпер, — В твоем случае ограниченная старомодная логика. Не дальше Аристотеля, я так понимаю. Ты слишком зациклена на привычном мире механической физики. Твоя магия может левитировать перо, а твой мозг не понимает, как это возможно. Уверена, все зелья тебе легко даются, потому что в их состав входят магические ингредиенты, а значит, твоя логика допускает, что зелье будет действовать. Скорее всего, и Гербологию ты понимаешь — ты же не разбираешь магические растения на составляющие. А вот акдиктарная магия, такая как чары и особенно трансфигурация, тебе не дается.

— Что же делать? Выжечь в себе все обыденное? — криво усмехнулась Петунья.

— Ну, это тоже способ преодолеть контрадикторность. Но слишком разрушительный, как по мне. Если сильно увлечешься, можешь даже человеческий облик потерять, — Сара только усмехнулась, увидев ошарашенное лицо собеседницы, — Я же говорю, кровь изменится, «очистится», хе-хе.

— А логичной магии не бывает? — несколько испуганно спросила Петунья

— Бывает. Рунная магия. Долгие вычисления, особая связка рун, где каждая влияет на всю цепочку в целом, специальные артефакты для того, чтобы эти руны начертать и гарантированный результат. Все составляющие абсолютно магичны. Правда, эта магия старомодна и малопопулярна.

— Почему?

Пайпер покачалась на стуле и ответила:

— Она очень медленная. Хуже зелий. Сперва расчеты, нужно хорошо математику и алгебру знать, а иногда и геометрию со стереометрией. Потом надо варить чернила или кристаллизовать мелок, чтобы чертить руны. Сами руны тоже надо не абы когда наносить — тут и время дня, года, положение Луны и звезд может влиять. То ли дело чары — взмахнул палочкой и любуйся на результат.

— Зачем тогда вообще использовать рунную магию? — удивилась Петунья.

— О-о-о, во-первых, рунная магия работает постоянно. Запитала цепочку под камушком и будет он висеть в воздухе даже после твоей смерти, вон как над могилой Мерлина до сих пор гексатор висит. Во-вторых, есть вещи, которые ты чарами никогда не сможешь сделать, а вот рунами долго и сложно, но можно. Например, дементорами Азкабана Министерство управляет через немаленькую такую рунную пентаграмму, нарисованную аж в XVIII веке. В-третьих, не все волшебники владеют всеми областями чар. Будешь смеяться, но даже выпускники отличники не все могут достойные чары Стазиса на продукты наложить. А как по-другому продукты и некоторые зелья хранить?

«В холодильнике».

Петунья задумалась.

— Слушай, а магия времени к какой области ближе всего?

— Рунной магии и артефактологии. Там все сложно с разделением на области.

Петунья задумчиво кивнула. Приоритеты в магическом образовании были определены.

После пояснения Пайпер книга пошла на «ура».

Самый большой интерес у Петуньи вызвали две главы: «Наглядная демонстрация унифицированного вектора магии» и «Практические советы по преодолению контрадикторности магического ядра».

Первая из них наглядно демонстрировала, до чего доводит очистка крови и приводила любопытную классификацию последствий. На гравюрах можно было полюбоваться на эльфиек с огромными глазами без зрачка и длинными заостренными ушами (уклон в растительную магию с принесением жертв посредством Круга Друидов), увидеть лицо похожее на смесь вампира с зомби (магия некромантов и человеческие жертвоприношения с обильными вкушениями свежей крови), иные одиозные варианты (человек-скала, русалки, гарпии и проч.). Даже приводилась идея, что некоторые расы магических существ (например, кентавры и русалки) возникли из отрядов грязнокровок, серьезно продвинувшихся в определенных направлениях магии и передавших свой измененный облик потомкам.

В книге указывалось, что главное отличие грязнокровок заключалось в слабой устойчивости обычного простецкого гена. Если чистокровный волшебник будет приносить в жертву собственных еще нерожденных детей, то хоть какие-то изменения внешности появятся через дюжину успешных попыток. Напротив, если грязнокровка по обряду друидов принесет в жертву колос с зерном и чашу с вином (несоизмеримо менее магозатратный ритуал), то уже после первого ритуала, у нее изменится цвет глаз.

Петунья покопалась в памяти и вспомнила, что цвет глаз сестры стал намного более насыщенного изумрудного цвета где-то после второго курса. Аккурат после того, как летом несколько ночей подряд она тайком убегала из дома, чтобы встретиться со Снейпом. Вероятнее всего, он помог Лили в том другом времени провести ряд ритуалов по усилению магии жизни друидов. В свою очередь себе он провел ритуалы на усиление способностей к черной магии — уж слишком неестественного оттенка были его черные глаза в 90-х.

Еще Петунья вспомнила насколько сложнее стало общаться с сестрой после того лета. Если раньше это было просто дурное влияние соседского хулигана, но после от нее чуть ли не веяло какой-то инаковостью. Даже просто сидеть с ней в одной комнате становилось иногда тяжело. И это серьезно усложняло ключевую проблему.

Теперь задача была не просто вернуться. Задача была вернуться СОБОЙ.

* * *

Отношения с соседками у Петуньи вначале не сложились. Тому виной были, главным образом, ее замкнутое поведение и взрослость — она была далека от детских проблем, да и восторга от бытия в Хогвартсе не разделяла. А разница в мировоззрении еще более разделила их.

Петунья, полная самых радужных и светлых надежд, накидала проект переустройства спальни: надо было поставить несколько стационарных светильников, пристроить зеркало, немного по-другому закрепить шторы и добавить ярких пятен на тумбочках. И потом уже можно было бы добавить картинок или фотографий на стены.

Но девочки, едва заслышав об ее инициативе, пришли в ужас. Они кричали на нее, обзывали и чуть не порвали набросок интерьера. К счастью, Петунья была слишком удивлена такой сильной реакцией, поэтому не обозлилась и не замкнулась в себе, а начала допытываться, в чем дело. Одна из соседок по имени Алиса взялась ее просвещать:

— Маги так не делают. Такое можно сделать у себя дома, но не в общем месте.

— Но почему? Разве в общем месте не может быть уютно?

— Да при чем тут уют?! Светильники слепят глаза, а зеркало, картины и шторы закрывают часть стены. Все эти украшения могут скрывать опасные артефакты или руны. Допустим, одна из нас обидится на другую и захочет сделать пакость. Твой интерьер облегчит ей решение этой задачи в разы. Мы и так все на взводе — вдали от родителей сами по себе. А тут еще такой риск…

Петунья озабоченно потерла лоб: видимо, мир магии очень опасное место, раз даже первокурсницы проявляют такую бдительность. Изменить интерьер очень хотелось, но как убедить этих паникерш?

— А если мы все принесем магическую клятву? Есть же клятвы, нарушить которые нельзя?

— Есть Непреложный Обет, но ты не заставишь нас его принести. Никто не станет рисковать жизнью из-за такой чепухи как зеркало на стене.

Петунья развела руками — соседки слишком не доверяли ей, и даже не пытались придумать выход из возникшего противоречия культур.

Обстановка взаимного недоверия сильно давила на нее, но в дело вмешался случай.

Девочки любили на ночь глядя рассказывать друг другу страшные байки. Персонажи этих баек были им, выросшим в магических семьях, хорошо известны, поэтому особого трепета никто не испытывал. Когда дошла очередь до Петуньи, девочки начали уговаривать ее рассказать про маггловского страшилу. Больше всего Туни хотела подумать над своими проблемами и мечтала, чтобы ее оставили в покое. Поэтому она рассказала первое, что пришло в голову: историю про шуршунчика подкроватного — милого и застенчивого зверька, который очень не любит беспорядок. И если дети не прибираются вовремя, он прячется в темном углу или под кроватью и начинает тихо шуршать. А если его увещевания не будут услышаны и порядок не будет наведен, то он вылезает ночью и щекочет пятки, а особо неряшливым детям и грязнулям может даже откусить ухо.

Сперва соседки хотели посмеяться над этой историей, но Петунья уверила их, что в их доме пару раз под кроватью шуршали, и никто не отважился рискнуть пятками или ухом. Девочки отнеслись к истории с недоверием, но, тем не менее, прибрались перед сном. Все, кроме Алисы, которая демонстративно оставила носки посреди комнаты.

Они выключили свет и легли спать, как вдруг раздался испуганный визг Алисы. Девочки зажгли магически свечи и столпились вокруг паникерши.

— Я… я… уже почти спала… как вдруг… под кроватью… что-то зашуршало! Я боюсь!!! Я не хочу остаться без уха, — плакала она.

— Ну, может это не шуршунчик, может кошка? — попыталась успокоить ее Мэри.

— Ни у кого из нас нет ни кошки, ни крысы, ни жабы, — возразила Хелена.

Девочки начали шептаться, от чего боялись, кажется, еще больше. Петунья хотела спать и быстро устала от этого бессмысленного разговора, поэтому она решительно наклонилась и заглянула под кровать. На нее уставились два больших глаза какого-то невысокого лопоухого существа.

Так Петунья познакомилась с домовыми эльфами.

Разумеется, увидев вместо шуршунчика такого знакомого эльфа, соседки мигом успокоились, и вдобавок убедили себя, что раз и магглы сталкиваются с магией, значит с ними можно иметь дело. Петунья только головой качала на этот выверт детской логики.

* * *

Несмотря на малое количество общих уроков и необходимость трапезничать за разными столами, Снейп умудрялся почти во всякое свободное время оказываться рядом. Он вился вокруг Петуньи, как ночной мотылек вокруг слепящего фонаря. Иногда ей казалось, что он упадет в изнеможении у ее ног и станет пищей какого-то терпеливого прожорливого ежика.

И хотя они редко обсуждали что-либо серьезное, по крайней мере, с позиции взрослой Петуньи, но Сев, очевидно, воспринимал такие разговоры как значимые. Он делился с ней своими сокровищами: застывшей в янтаре мухой, косточкой иглоспина, радужной чешуйкой, которую он упорно считал драконьей, просто красивой пуговицей. Захлебываясь от восторга, рассказывал смешные истории, происходившие на уроках, разные происшествия в школе и окрестностях. Именно Сев отвечал на все ее вопросы об этикете и обычаях волшебников, подсказывал, как правильно себя вести.

С одной стороны, умом Туни понимала, что такой Снейп раскрывался не для нее, все расточаемые им дифирамбы на самом деле предназначались ее сестре. И при всем своем послезнании не стоило обнадеживать мальчика, ведь в будущем с Лили у него не сложилось. Но оттолкнуть его у нее не поднималась рука — рядом с девочкой он становился таким восторженным, таким счастливым, буквально излучал свет и радость. В этом море безумия он казался надежной доской. Вдобавок напоминал ей верного и ответственного помощника, с которым они вместе очень долго несли чемодан без ручек по имени Гарри Поттер: и неудобно, и бросить жалко.

Наконец нельзя было отрицать, что его помощь в освоении магических дисциплин была бесценна. Хоть какие-то успехи в суповарении были всецело его заслугой. Он умудрялся весело и легко рассказывать о любом ингредиенте, о любом зелье, знал массу интересных и поучительных историй из жизни известных алхимиков и зельеваров. Чтобы у Петуньи всегда был рецепт под рукой, он черкал пером прямо в учебнике разные заметки, которые иногда помогали сварить зелье быстрее, или тратили на него меньше ингредиентов.

В чем-то Снейп казался продолжением себя из 90-х — таким же взрослым. Очень ответственно подходил к вопросам безопасности (не в пример серьезнее, чем Слагхорн), даже сам сварил и выдал ей несколько основных противоядий и лекарств (в том числе от аллергии).

Но иногда вел себя как мальчишка. Не было ни одного урока зелий, на котором он не устраивал бы какой-нибудь каверзы для Поттера с Блэком, делая это настолько виртуозно, что ни они, ни Слагхорн об этом даже не догадывались. Снейп мастерски подкидывал лишнее прямо в котел, незаметно менял температуру, один раз подменил котел, пару раз невербально трансфигурировал уже отобранные ингредиенты в другие, от чего следующие рецепту мальчишки кидали их в неправильном порядке. И хотя само его вмешательство было минимальным, результат проказ всегда был один — дурно сваренное зелье, которое через раз еще и взрывалось.

Но самое удивительное, что Слагхорн и не пытался рассадить Поттера с Блэком, более того не уставал хвалить их за результаты трудов. Они были «настойчивыми молодыми людьми», «смелыми экспериментаторами», «творческими гениями, привносящими свежую струю в косную науку» (это после того, как одно из зелий непоправимо загубило прекрасную мантию профессора).

На недоумевающий вопрос Петуньи Снейп криво ухмыльнулся и пояснил:

— Они Поттер и Блэк, наследники двух чистокровных родов. Блэки находят предков в домерлиновой эпохе, и с тех пор в каждом столетии хоть один из них качественно отметился в истории. Они очень богаты и беспримерно родовиты. А Поттеры берут начало попозже, но сейчас считаются одним из самых богатых семейств Британии. Даже если они кипящий котел Слагхорну на голову наденут, он умудрится похвалить их.

Тот факт, что успехов Снейпа профессор демонстративно не замечал, злил мальчика безмерно. К Петунье Слагхорн относился спокойно, а она, видя, как показушно лебезит перед первокурсниками немолодой зельевар, сама не стремилась к общению с лицемером.

* * *

По правде сказать, ни Поттер, ни Блэк святыми не были. Первые пару недель они еще порой робели, зато потом, осознав свое привилегированное положение, пустились во все тяжкие. Жертва была выбрана еще в первый день, тема для подколок оказалась поистине неисчерпаемой, и Петтигрю каждым своим появлением на публике подтверждал свою кличку «снулая рыба». То он приходил на обед в шляпе, превращенной в рыбу, пытающуюся его съесть, то ходил целый день с волосами, превращенными в чешую, то на уроке Полетов его обувь превращалась в длинные разноцветные ласты, то рюкзак становился похожим на покрытый водорослями сундук с сокровищами.

К чести Питера он пытался этому противостоять: сквозь слезы обиды смеялся вместе со всеми. Но изменить ситуацию уже никак не мог — прозвище Рыба закрепилось за ним намертво. Вдобавок его противники были практически неуязвимы: несомненно, весьма талантливые магически, они также пользовались всеми преимуществами своего происхождения.

Но самой главной проблемой для Петуньи стало то, что мальчишки оказались дьявольски обаятельны. Она уже мучилась с этим в 90-ые, когда избалованный сын продолжал капризами и скандалами добиваться даже вредных послаблений режима. Теперь она пала жертвой обаяния молодых лоботрясов. Некоторые их шутки оказывались настолько удачны, что Туни невольно смеялась вместе со всеми.

Перепуганная тем, что смех убьет ее прежнее «я» (от этих волшебников всего можно ожидать), она завела специальную книжку, которую назвала антиДамблдор. В нее она вписывала всякие мудреные и вычурные фразочки, а позднее еще и кичливые лозунги, восхваляющие маггловскую культуру. Иногда садилась и перечитывала торжественно и благоговейно, словно Библию. Результатом стало то, что через несколько недель вид книжки вызывал брезгливость к собственной глупости.

В итоге Петунья просто махнула рукой.

Единственным гриффиндорцем, с которым Петунья охотно общалась, оказался Фрэнк Лонгботтом. Парень был отзывчив и добр, охотно помогал девочке найти дорогу, давал советы по учебе. При всем этом испытывал трудности в общении со сверстниками, Туни почти не видела, чтобы он общался с одноклассниками. Он один из весьма немногих читал что-либо помимо квиддичных журналов и учебников: в один из вечеров у него в руках были «Ромео и Джульетта», а пару дней спустя «Макбет». С ним было уютно молчать: пока Петунья пыталась бегло разобраться в реалиях нового мира, чтобы не попасть впросак, Фрэнк спокойно читал маггловскую классику. Еще бы однокашники не шумели…

В один из вечеров у них состоялся примечательный разговор.

Петунья как раз пыталась понять, как именно она может преодолеть контрадикторность в своей крови. И тут ее усталый взгляд остановился на книге Лонгботтома. В этот раз это был «Айвенго».

— Слушай, Фрэнк, а тебе не вредит чтение маггловской литературы?

— Нет, конечно, — поднял он голову от книги, — Я же не перестаю уважать магию.

— А за что ты ее уважаешь? — вопрос был воистину мучительным, будил не самые радужные воспоминания.

— Ну, как… — он даже растерялся, — А почему нет?

— Магия — это привилегированная леность. А еще оправдание издевательств над теми, кто ее лишен.

— Я бы не был так категоричен, — возразил парень, — Магглы тоже бывают жестоки, в том числе в отношении тех, у кого есть магия: костры инквизиции зажигали и те, и другие. А что ты имеешь в виду под «привилегированной леностью»?

— Ну, смотри, вот если магглу надо прибраться в доме, он ползает по полу с мокрыми тряпками, вытирает пыль, моет посуду и стирает белье. Даже если у него есть разнообразная бытовая техника, полная уборка займет несколько часов. А волшебник? Взмахнул палочкой и здорово-готово.

Фрэнк улыбнулся:

— А тебе разве не встречались волшебники-неряхи?

Петунья вспомнила племянника:

— Да, но им нельзя было колдовать на каникулах.

— Я знаю несколько волшебников, которые знают бытовые чары, могут их применять, но дома у них очень грязно. Им просто не нужны чистота и порядок. А что касается простоты... Вот представь, что в соседних домах живут двое людей, и у одного из них есть собака. И второй ему завидует, поскольку сосед не тратится на охрану дома. Но при этом он не замечает, что сосед кормит собаку, покупает ей лекарства и выгуливает каждый день. У магов так же — за кажущуюся простоту в мелочах мы расплачиваемся особым отношением с Магией — подкармливаем ее, проводим особые ритуалы. И если случается беда, Магия охраняет не только наш дом.

— Разве магам не безразличны дела магглов? — удивилась Петунья.

— Вовсе нет. Вот, например, святой Георгий был магом. Он проезжал мимо одной деревушки, на которую напал дракон. Несмотря на то, что Георгий не владел боевой магией, он вышел на бой и победил монстра зачарованным копьем. Или Одиссей. Он мог вернуться порталами из побежденной Трои, но тогда его спутники, его воины остались бы одни. Но он не бросил их и они все вместе больше десяти лет возвращались домой на Итаку. Или Ги де Шолиак — основатель маггловской хирургии, который долгое время работал в качестве чумного доктора. Замечу, что в те времена маги еще не умели лечить бубонную чуму, т.е. он рисковал наравне со всеми.

— Любопытно, — улыбнулась Петунья, — Но это мужчины. А про выдающихся ведьм что можешь рассказать?

— Ну не скажу, что ведьма со знаком плюс, но выдающаяся уж точно. Глава пиратов Чин Си командовала таким количеством кораблей, что ее смело можно назвать адмиралом. В те времена у побережья Китая была зона неустойчивости: регулярно открывались порталы, из которых вылезали ужасные монстры, каких ни до, ни после никто не видел. Ее корабли занимались зачисткой местности, а также совершали очень сложные ритуалы по стабилизации магического фона. Эту ведьму следует считать выдающейся уже за то, что она смогла организовать столько магглов, чтобы они делали совершенно бессмысленные с их точки зрения вещи: кидали амулеты в воду, водили хороводы у точек силы, возносили хвалебные песни.

— Стабилизировали? — против воли заинтересовалась Петунья.

— Частично. Окончательно они справились только век спустя уже без Чин Си. Я могу тебе дать книжки почитать: целая серия для детей есть про выдающихся волшебников и ведьм.

— Если не сложно, — улыбнулась Туни.

После истории с шуршунчиком подкроватным Петунья гораздо серьезней начала относиться к тому, что оказалась в окружении детей. Ее сын и племянник уже давно вышли из возраста, когда боятся придуманных страшилок, а она по инерции переносила свое отношение к ним на соседок — девочек одиннадцати лет. И хотя они выглядели милыми и наивными детьми, было что-то за пределами школы, от чего они боялись изменять интерьер. Пусть и не говорили об этом напрямую. Так Петунья осознала, что в магическом мире неспокойно.

Ей захотелось как-то успокоить и приободрить их, а главным образом — быстрее уложить спать, потому что горящий свет и шум по ночам очень ее раздражали, а по утрам ей было очень тяжело не сорваться на этих ленивых клуш, которые сонно ползали по комнате, безуспешно пытаясь продрать глаза. Для этого она начала читать им сказки.

Дадли бывало иногда сложно заснуть, и она порой по часу перед сном читала ему разные книжки, наивно полагая, что однажды привьет сыну любовь к книгам. Что ж, это стало одним из первых разочарований в собственных педагогических талантах — то, что красиво читалось в пособии, совершенно не работало на практике.

А здесь, в другом времени в другом мире в другом теле она вновь вернулась к этому занятию. Только никаких книг со сказками тут не было, даже в библиотеке, что не могло не удивлять. Поэтому пришлось читать по памяти.

Эта идея — слушать сказки на ночь — соседкам очень понравилась, и они каждый вечер клянчили свою историю. Удивительное дело, рассказывала она с выражением, истории подбирала приключенческие, как принято говорить — «с экшеном», но слушательницы засыпали почти мгновенно. Возникла еще одна проблема — из-за того, что выключались девочки не одновременно, на следующий вечер не понятно было, с какого момента продолжать. В итоге они ловили Петунью на пути в Большой зал, а та на ходу досказывала историю до того момента, когда засыпала самая стойкая из слушательниц.

Увидев их пятерку, собравшуюся вокруг рыжеволосой Петуньи, Поттер окрестил девочку мамой-наседкой и клушей. Алиса обиделась, обозвала его безрогим кабаном и заявила, что Лили не курица, а кошка-сказочница.

Заступничество Туни польстило, но ругательства она не поняла. Ей пояснили, что есть очень популярный сборник стихов для детей, в котором потешаются над безрогими животными, в том числе кабаном. Этакая шутка, понятная только чистокровным.

* * *

После Хэллоуина наконец-то хоть кого-то заинтересовала неуспеваемость Петуньи. Она сама просто диву давалась, насколько наплевательски относится к вверенным ей детям декан Гриффиндора профессор МакГонагалл: та никогда не заходила в общую гостиную, да и в памяти старшекурсников такое выдающее событие не отложилось.

Также она совсем не следила за тем, что у некоторых детей есть серьезные проблемы. На четвертом курсе учился бедный мальчик из приюта, у которого все время его обучения не было зимней одежды. А надо заметить, что старинный замок в Шотландии — это очень красиво издалека и очень холодно изнутри. Зимой на стенах коридора появлялась роспись инея, в кабинете Зелий по утрам стоял лед в раковине, и даже в гостиной при горящем камине было совсем не тепло без свитера с горлом. Так вот начиная с октября этот парень постоянно ходил простывшим и литрами пил разные зелья в Больничном крыле. Он пытался подзаработать немного денег, но их хватало максимум на шарф и шапку. И никому не было никакого дела — даже колдоведьму не удивляла необходимость постоянно отпаивать одного и того же пациента.

На втором курсе училась еще одна жертва педагогического пренебрежения: девочка совсем не умела писать пером. А между тем все учителя требовали сдавать письменные эссе непременно на пергаменте и обязательно пером. Как пояснил Петунье Фрэнк, волшебников приучают пользоваться пером, чтобы приучить руку к правильным движениям кисти, очень схожим со многими взмахами палочкой. Девочка из маггловской семьи этого не знала, необходимость использования пера никто ей не объяснил, поэтому она подкупила старшекурсников и научилась мастерски зачаровывать под чернила след от шариковой ручки, каковой пользовалась при письме. Как результат, уже сейчас на втором курсе она была худшей на потоке в Чарах и ЗОТИ.

И это все не считая крайне нездоровой обстановки среди мальчишек-первокурсников: Альбирео из Поттера с Блэком, пользуясь своей вседозволенностью и недюжинными талантами, начало активно нарушать школьные правила. По крайней мере, три ночи из четырех эти два энерджайзера проводили вне спальни. Как следствие, днем клевали носом и отставали от программы.

Поэтому когда декан вызвала Петунью на личный разговор, та немного струхнула, решив, что хватила лишку в своих экспериментах — так рано расставаться с магическим миром в ее планы не входило.

В кабинет, убранный каким-то запредельным количеством шотландской клетки, она зашла робея. МакГонагалл восседала на старинном деревянном стуле строго и надменно: ни дать ни взять, барыня холопа принимает. И именно этот суровый вид с поджатыми губами помог Туни преодолеть себя: в конце концов, этих недовольных педагогов она на родительских собраниях насмотрелась еще на пару жизней вперед. А козырь в рукаве у нее уже был.

Начала Кошка с места и в карьер: «Лили Эванс такая, сякая, все учителя жалуются (Слизнорт, видимо, просто ее не вспомнил и написал все, что хотел, но не мог сказать о Поттере-Блеке), успехи ниже-низшего, Полеты прогуляла, баллы из-за нее факультет теряет, как листья на ветру»…

Вот аккурат после фразы про баллы Петунья перестала слушать внимательно, а только кивала в такт раздраженно цедящей слова МакГонагалл.

«Баллы! Вот уж не было печали. Да сдались мне Ваши баллы, у меня сын с мужем и племянником непонятно где, в непонятно когда, а она тут о баллах печется! Половина студентов растет как сорняки под забором, Джон опять сопливый ходит, но это все неважно. Главное, это баллы!»

Довелось Петунье повидать таких учителей: знания и навыки учеников их не интересовали вообще от слова совсем. Важно было только то, как они пройдут тесты у проверяющих комиссий или при поступлении в университет. Одна из первых учительниц Дадли как раз была такой формалисткой: спросила мальчика на уроке, сколько будет дважды два. А тот как раз накануне с отцом обсуждал маркетинговые ходы и понятие оптовой закупки. Ну и выдал ей в ответ: «Оптом три, по безналу — пять». Творческий ход никто не оценил, и беднягу всю школу гоняли и в хвост, и в гриву, да и Гарри доставалось за компанию. И вопреки всяческим придиркам и бесчисленным жалобам Дадли поступил в весьма престижную школу с экономическим уклоном и успешно в ней учился…

— …позоря звание элитной школы Британии, входящей в почетный Триумвират магических учебных заведений Старого Света, — крещендо последних пафосных воззваний декана прервало мысли Петуньи

— Мне очень жаль, мэм.

«Нарываться не будем. Это в школе мальчиков я могла положить болт с прибором на все жалобы, а тут пока надо зубки попридержать».

Декан сверлила внимательным взглядом, тщетно выискивая признаки раскаяния.

— Кажется, мисс Эванс, Вы не осознаете, как много баллов теряет факультет по Вашей вине. А, между прочим, на кону Кубок школы!

«Ахаха, как мне, маггле-домохозяйке, нужна эта старая салатница!»

— По Вашей вине мы…

«Будь честна — я».

— … лишились сотни баллов за прошедшую неделю!

«Скольки?»

— Мэм, тут какая-то ошибка. Насколько я могу судить, я потеряла не более двадцати баллов за неделю.

Если раньше Петунье казалось, что ее сверлят взглядом, то теперь им нарезали на молекулы:

— Возможно, Вы ошиблись в подсчетах, мисс Эванс.

— При всем уважении, в пять раз, мэм?

МакГонагалл продолжала строить из себя мисс Строгость, но Туни почувствовала, что декан успокоилась. Для вида она еще немного побухтела и царственным движением руки отпустила девочку. Но тут уже Петунья предприняла ответные шаги:

— Простите, мэм, а нет ли какой-либо возможности пересмотреть учебную программу?

Профессор открыла рот и продолжила вещание на тему «Хогвартс — элитное заведение для избранных, я не позволю Вам уронить его честь». Петунья вежливо покивала и попробовала еще раз:

— Разве элитное заведение не предлагает специальных программ для одаренных студентов?

Смысл дальнейшей речи сводился к тому, что отдельно взятые неумехи едва ли могут претендовать на одаренность в какой-либо сфере. Достойная речь истинного педагога!

— Я поняла, мэм, — спокойно кивнула Петунья, — Я уже сама написала письмо мастеру Цейгергофферу, ответила на присланные экзаменационные вопросы и подтвердила свое обучение в Пражской Академии.

— Что? — декан некрасиво выпучила глаза.

— Я решила изучать Высшие Руны. Рунные связки, Высшие пентаграммы и Прикладную Артефактологию. Мастер Цейгергоффер был столь любезен, что направил мне вопросы вступительных экзаменов на зачарованном пергаменте и принял мои ответы. Исходя из его письма, я набрала 95 баллов из 100, при проходных 92. Вчера я подтвердила свое желание обучаться в Пражской Академии на полном очном обучении при условии сохранения возможности сдать урезанный в связи со специализацией школьный курс в Хогвартсе заочно, — видя полное непонимание в глазах декана Туни добавила, — мэм.

МакГонагалл подскочила со стула, выдала емкную в своей экспрессивности фразу о детях, которые сведут ее в могилу своей вседозволенностью, и пулей вылетела в коридор.

Петунья посмотрела ей вслед, пожала плечами и, посчитав консультацию оконченной, чинно покинула кабинет.

* * *

Полчаса спустя ее нашел Снейп:

— Я слышал, тебя МакКошка вызывала. Что случилось?

— Да так, искала виноватого в потере баллов, — после разговора с деканом Петунья впала в меланхолию: напряжение спало, оставив после себя апатию.

Мальчик хмыкнул:

— Странно, что она не задает эти вопросы ночным гулёнам.

— Ты про звездный дуэт? Бесполезно. Если Слагхорн перед ними просто лебезит, то Кошка просто ниц простирается.

— Это все? Ты какая-то квелая…

В общем, давно следовало ему сказать, но Петунья не знала, как начать этот тяжелый разговор. В «тогда» она была не слишком популярной девушкой, и расстраивать парней, которым бы она нравилась, ей не доводилось. Вернон был первым, и в итоге единственным, кто обратил на нее внимание. Вот так и случилось, что первая же любовь привела к созданию крепкой семьи, и никаких серьезных любовных невзгод и разочарований в жизни миссис Дурсль никогда не было.

С позиции взрослой женщины она понимала, что интерес Сева свидетельствует о большем, чем просто крепкая дружба. И в свете полной неопределенности дальнейшей судьбы «Лили Эванс» она сама не знала, как себя вести.

— Сев, я давно должна была сказать, — надо все-таки разрешить эту проблему. Замолченные тайны имеют нехорошее обыкновение обрастать проблемами и сильно портить дальнейшую жизнь.

Тот смотрел на нее внимательно, испытующе и немного испуганно.

— Я перевожусь в другую школу. Хочу заниматься Высшими Рунами, в Хогвартсе такого не преподают. Я уже договорилась с Пражской Академией. А сюда буду возвращаться только на один месяц в году — сдавать экзамены по специальной программе.

Снейп продолжал молча смотреть, лицо его окаменело, словно отлилось из гипса. Петунье вдруг стало страшно от сочетания детских черт и мертвенной бесчувственности.

— Почему? — наконец скупо уронил Снейп.

— По ряду причин, — испуганная Петунья начала почти тараторить, — Я совсем не могу нормально колдовать: до сих пор не смогла воспроизвести ни одного заклинания из курса Чар. У меня не получается ни одной трансфигурации. С точки зрения медицины я волшебница, а как начинаю махать палочкой — словно сквиб. Я смотрела разные направления магии, и Высшие Руны мне очень понравились: они требуют усидчивости, во многом находятся во взаимосвязи с маггловскими науками: алгеброй, стереометрией и астрономией. А результат весьма ценится волшебниками: мастер Рун, как и мастер Зелий без куска хлеба не останется. И потом Высшие Руны позволяют защитить свою семью.

— Поясни, — он вскинул на нее какой-то чужой, мертвый взгляд.

— Рунная защита может защищать дома магглов. После того, как цепочка запитана силой, она действует очень долго и не требует постоянного присутствия волшебника.

— Почему ты решила, что магглов надо защищать? — уточнил Снейп все тем же неживым голосом.

— Ты посмотри на Поттера с Блэком и на этого мальчика, Питера. Если они так издеваются над однокашником-волшебником, подумай, что они могут сделать с магглами! Представь, они захотят пошутить над папой, или мамой. Или сестрой! Те будут беззащитны перед ними. А волшебники всегда смогут затереть лишние следы, ты мне сам рассказывал про обливиаторов.

Снейп немного отмер, слегка расслабился и задумчиво произнес:

— Я как-то не подумал, что шутки над Питером так тебя расстроят. Ты слишком добра, Лили.

Потом как-то странно на нее посмотрел и спросил:

— Помнишь нашу первую встречу? Помнишь, как я отправил тебе цветок?

— Помню, ромашку, — несколько сбитая с толку сменой темы отозвалась Петунья.

— Да, ромашку, — Снейп совсем успокоился и засиял улыбкой, — Я никак не ожидал, что ты будешь так добра, что примешь цветок и будешь помнить о нем и пару лет спустя.

— Много дольше, Сев, много дольше, — грустно улыбнулась Туни.

Напряженность из разговора ушла, и они спокойно поговорили. Снейп обязался подтянуть ее по предметам, которые необходимо будет сдать перед Рождественскими каникулами (главным образом, речь шла о Полетах). Также он обещал всемерную поддержку перед годовыми экзаменами.

— Когда ты уезжаешь? — спросил он печально, когда все текущие моменты они обсудили.

«Хотела бы я сама знать».

— Мне нужно поговорить с директором. Скорее всего, после Рождественских каникул.

Сев грустно улыбнулся и расстроено повесил голову.

— Что такое? — спросила Петунья мальчика.

— Я надеялся, что мы вместе отметим наши дни рождения. Можно подговорить эльфов, взять еды на вынос, и устроить пир горой в заброшенном классе. Я даже выучил несколько чистящих заклинаний.

— Не забывай их, у меня на них большие планы! — шутливо подначила его Петунья, — Если не получится отметить в январе, давай, отметим в мае, когда я вернусь для сдачи экзаменов. Устроим пикник. А если ты совсем договоришься с эльфами, то могу даже сама тебе приготовить какую-нибудь вкусняшку.

Снейп засиял, как майское солнышко.

* * *

А на следующий день Петунью вызвали к директору.

Проводила ее к кабинету МакГонагалл — чопорная и строгая, всю дорогу она бросала на девочку взгляды, словно говорящие: «И ты, Брут!». Из соображений душевного спокойствия Петунья их игнорировала.

Кабинет директора оказался, кстати, еще одним доказательством того, что все волшебники немного (а некоторые много) ненормальные: его местонахождение было тайной, проход охраняла зачарованная горгулья, которая открывала дверь только по паролю, а за каменным монстром начиналась узкая винтовая лестница без перил. В общем, если бы директор был военачальником армии, противостоящей школьникам, все эти меры выглядели бы логично: добраться до такого неприятеля было бы непросто.

Внутри кабинет поражал Волшебством. Он был заставлен непонятными звенящими и трещащими приборами, на полках громоздились постоянно шуршащие страницами старинные книги, на стенах висело великое множество портретов, которые тихо бубнили что-то себе под нос. Т.е. одно из двух: или директор был глухим как пробка, или вся обстановка была красивой бутафорией — иначе работать тут не представлялось возможным.

Дамблдор сидел за громадным столом и ласково смотрел на посетителей поверх очков-половинок. Декан выполнила свой долг и отбыла, оставив свою подопечную на растерзание. Впрочем, директор тут же попытался ослабить это впечатление и принялся предлагать чай и сладости. Петунья вежливо отказалась и устроилась на гостевом стуле, ожидая продолжения.

Дамблдор, как мог, старался показать себя всепонимающим добрым дедушкой:

— Я слышал, мисс Эванс, что у Вас с профессором МакГонагалл возникли некоторые разногласия. Не поделитесь со мной своим видением ситуации?

Петунья с подозрением посмотрела на директора. Очень это все напоминало старую игру «хороший и плохой полицейский»:

— Сэр, у меня сложилось впечатление, что профессор МакГонагалл недостаточно внимания уделяет своим подопечным.

Директор мерцал глазами. Петунья невольно начала излагать свои соображения: и о вечно простуженном Джоне, и о девочке, не умеющей писать пером, и о звездном дуэте однокурсников. Дамблдор внимательно внимал, а потом ласково заговорил:

— Прекрасно помню это славное время юности, когда весь мир окрашен только в два цвета, все просто и понятно. Как легко было спорить со старшими, будучи непоколебимо уверенным в своей правоте…

«Мне вообще-то почти сорок, и для магглов это уже ни разу не юность», — мрачно подумала Петунья и привычно стала пропускать половину речи мимо ушей.

Остапа несло. Он долго и красочно разливался соловьем о светлом незамутненном взгляде на проблему (в этот момент Туни почему-то вспомнила, как Слагхорн хвалил взорвавших очередное зелье Поттера с Блэком), о том, какая мисс Эванс добрая и светлая девочка, что печется о своем Доме («Должен же хоть кто-то, раз декану баллы глаза застили»). И все витиевато, с постоянными комплиментами и риторическими вопросами.

Но главного так и не прозвучало: конкретных педагогических шагов.

«Ну и ладно! Чего это я, в конце концов, лезу со своим уставом в чужой монастырь? Волшебников устраивает естественный магический отбор, вот пусть с ним дальше и эволюционируют».

Дамблдор покивал на волне каких-то своих мыслей, видимо не отключал сознание от астрала даже во время диалога. А потом витиевато перевел разговор в другое русло:

— И в связи с этими очень существенными проблемами было бы очень интересно подумать, что Вы думаете по поводу ситуации с баллами факультета Гриффиндор?

— Ничего, сэр. Признаться честно, я вообще о баллах не думаю, — честно ответила Петунья, — Меня вообще удивляет, что главным нарушителям этот вопрос не задают, зато мне уже второй раз за два дня.

— Ну что ты, девочка моя. Проблема в том, что профессор МакГонагалл в курсе Вашей непростой ситуации, и распространила свое знание на Вашу ситуацию, — директор задумчиво покачал головой и посмотрел куда-то в сторону.

Петунья вконец устала от этих тяжелых конструкций и главное — от бездарно потраченного времени:

— Сэр, а можно очень коротко и очень по существу? Для гриффиндорки.

Дамблдор посмотрел на нее, хмыкнул и, наконец, перестал тянуть кота за хвост:

— Когда Вы попали в Больничное крыло, реакции, которые выдавал Ваш организм, давали почву для неприятных подозрений. Если конкретно — для подозрений в том, что Вы одержимы демоном или иной нематериальной сущностью. Пока мы выясняли, что да как, вокруг Вашей кровати был поставлен Рунный ограничитель, чтобы дух или демон не могли покинуть его пределов и навредить другим ученикам. То, что Вы так легко его преодолели, еще больше запутало ситуацию. Ряд дополнительных исследований показал, что для Хогвартса Вы не просто первокурсница, мисс Эванс. Вы моя родственница, со многими вытекающими отсюда привилегиями, в том числе по снятию баллов.

«Родственница Дамблдора? Но как??!!»

— Да, всецело разделяю Ваше удивление. Впрочем, не стоит переживать, ничего страшного не случилось…

Кажется, эта фраза действовала на Петунью, как красная тряпка на быка:

— Ничего страшного не случилось??? Ничего СТРАШНОГО? Директор, может, первокурсники-маги и не знают, как можно быть родственниками, но я уже в курсе, откуда берутся дети. И все мое родители и бабушки-дедушки были детьми своих родителей. И женщин легкого поведения среди нас никогда не было! И что значит — «разделяю Ваше удивление»?? Как можно ТАКОЕ не помнить??!!

— Я не имел в виду никаких оскорблений Вашей семьи. Уверяю Вас, в себе я вполне уверен, и с этой стороны Вы можете быть спокойны, — размеренно отозвался Дамблдор, потом замялся и словно неуверенно добавил, — Но у меня есть брат. Поймите меня правильно, он хороший человек…

«В духе разгильдяев Поттера и Блэка?!»

-… Но в юности он вел довольно… легкомысленный образ жизни и…

— Мог принудить женщину? — мрачно перебила Петунья.

— Нет, он не мог, — спокойно и взвешенно ответил Дамлдор, — Но увлечься женщиной, быть с ней по ее желанию, а потом стереть память — мог.

«Стереть память… Мог… а что еще?.. Нет. Эти мысли лучше не думать, вдруг маги не только стирают память, но и читают мысли».

Петунья сжалась и угрюмо буравила собеседника взглядом:

— Что-нибудь еще?

— Не уверен, что корень проблемы кроется именно в этом. Но Вы имеете право знать. Мой брат, как, впрочем, и я, — рыжий.

Невысказанное — как и Вы, единственная в своей семье — повисло в воздухе.

Петунья откинулась на спинку стула и вперила безучастный взгляд в потолок.

«И что? Говорил ли он это Лили тогда? Изменило ли это ее отношение к нам? Да нет, глупо как-то. Все равно она моя сестра, и наплевать кто ее биологический отец. У ее постели, когда она болела, сидел и читал сказки папа, в хорошую школу устраивал папа, работал допоздна, чтобы побаловать, тоже папа. А рыжий безответственный гулена с палочкой, стирающей память, может катиться ко всем чертям!»

— Все равно, мой папа — Джейсон Патрик Эванс.

— Я нисколько не хочу умалить достоинства мистера Эванса, — терпеливо и устало проговорил Дамблдор, — Но в случае, если Вы действительно несете в себе кровь моего Рода, я должен знать об этом. По крайней мере, чтобы учесть при составлении завещания. Поэтому я взял на себя смелость договориться о проведении маггловской экспертизы крови. Все расходы я беру на себя. Если Вы не хотите знать ее результаты, Вы можете их не получать. Но я прошу Вас, не отказывайте мне в этом знании. Мы с братом последние в Роду, и это накладывает на нас определенные обязательства в отношении возможных наследников.

«А гулять, не думая о последствиях, как с этим соотносится?!».

— Хорошо, сэр. И я хочу знать. Но, упаси Вас Господь, поделиться этими подозрениями или результатами с кем-либо помимо Вашего брата. Профессору МакГонагалл точно не стоило говорить.

— Я решу эту проблему, — кивнул Дамблдор, — Вас устроит сходить в лабораторию на Рождественские каникулы?

— Вполне, — согласилась Петунья. Желание продолжать разговор пропало окончательно, и она изо всех сил удерживала себя в рамках, — Я могу идти, сэр?

— Да, мисс Эванс.

Петунья тяжело поднялась, чувствуя себя придавленной прошедшим разговором. Дамблдор задумчиво смотрел на нее поверх очков-половинок. Она кивнула на прощанье, развернулась к двери и уже взялась за ручку двери, когда ей в спину прилетело:

— Вы же понимаете, мисс Эванс, что Вы не сможете просто так взять и попасть в Пражскую Академию. Даже будучи моей родственницей.

Примечание:

Альбирео — Бета в созвездии Лебедя, представляет собой двойную звезду.

Имя мистера Эванса взято с потолка, но с претензией на ирландские корни.

Рутина учебной жизни потихоньку затягивала Петунью. В соответствии с договоренностью Дамблдор прислал ей дополнительную литературу по Высшим рунам. Ну что же, это было прекрасное направление магии, словно созданное для зрелой магглы с новооткрытым магическим талантом.

Высшие руны начинали изучать с Рунных связок. Они представляли собой определенную непрерывную цепь, каждый элемент которой имел значение. Поэтому начиналось создание связки с расчетов, в которых учитывались множество параметров, включая место и время нанесения рисунка, материал творимых рун (при этом для сложных цепочек приходилось делать уникальные зелья: варить чернила или кристаллизовать мелок). Но главный упор делался на последовательность и взаимосвязь рунных знаков. Один неправильно нанесенный символ (стоящий не на своем месте или начерченный не в положенный срок) мог заменить действие всей связки на диаметрально противоположное. После создания рисунка рунная связка напитывалась магией (Петунья для себя провела параллель с электрической цепью), при этом могли чертиться дополнительные руны, которые препятствовали оттоку магической силы из связки. Стабилизация рунных связок тоже была непростой задачей, в чем-то схожей с созданием вечного двигателя.

Этим определялся перечень обязательных к изучению дисциплин: алгебра и геометрия (а для объемных, многоступенчатых связок — еще и стереометрия) для проведения расчетов, астрономия для определения времени и места создания цепочки, зельеварение для создания материала, которым наносился рисунок. И огромный объем теории магии с законами движения магических потоков. Все остальные обычные магические дисциплины изучались постольку поскольку.

Петунье очень повезло. Дадли каждые выходные возвращался из школы домой и часто привозил с собой сложные математические задачки, которые они решали всей семьей, поэтому алгебру и геометрию миссис Дурсль знала на очень приличном уровне. А поскольку маги, как правило, эти дисциплины изучали в школе после третьего курса (называя их нумерологией), то львиная доля вопросов в задании Цейгергоффера была именно из этой области. Большинство заданий обычной маггловской алгеброй решались на раз-два. А сумасшедшие по сложности с точки зрения волшебников факультативные задания (из разряда — «пусти пыль в глаза») представляли собой банальные уравнения с двумя неизвестными.

А возможности впечатляли. Из того, что Петунья успела оценить, большинство защитных чар базировалось на рунных связках — от скромного шитья на одежде до пентаграмм вокруг целых островов. Стабильность почти всех артефактов задавалась рунами, так, внутри каждой палочки были уникальные и неповторимые символы. Многие сложные вопросы пространственной и временной магией решались исключительно рунами: руны позволяли переноситься на огромные расстояния, поскольку возможности аппарации или портключа были довольно ограниченны, а перемещение во времени без указания точного «когда» вообще было невозможно. Руны помогали управлять магическими животными и формировали непреодолимые границы заповедников, в том числе драконьих. Они поддерживали тепло, охлаждали жилища магов, давали свет, оберегали детей и кров от сглаза и хворей. Руны для магического мира были своеобразным миксом из программистического языка и аккумулятора.

Большую сложность представлял один, в общем-то, преодолимый аспект: рун было много. Каждая культура порождала свои символы и формулировала законы их взаимодействия. При столкновении культур создавалась причудливая эклектика, как рунных символов, так и способов их взаимодействия. Практически все современные рунные связки оперировали символами и традициями как минимум двадцати старинных школ. Все вместе это представляло собой сумасшедший по объемам массив информации. Большинство рунистов предпочитало заучивать символы трех-четырех основных школ и в них и специализироваться. Поэтому образование Мастера Рун состояло из трех этапов: вначале получалось общее образование, и заучивались руны родной системы магии (для Петуньи это были так называемые латинские руны с незначительным привнесением скандинавских, их исторически было принято рисовать специальными мелками). Потом будущего мастера отправляли на стажировку в другую страну — знакомиться с местными символами и законами их связывания. Как правило, выбирали две-три страны с отличным взглядом на рунную магию (например, в Китае были популярны руны-иероглифы, которые наносились кистью и чернилами). И, наконец, на третьем этапе будущий Мастер создавал новую рунную цепочку: уникальную и неповторимую.

Среди рунистов были талантливые специалисты, которые настолько глубоко погружались в понимание магии, что даже формулировали новые законы оной. Именно среди мастеров рун находились те, кто посвящал свою жизнь закономерностям магии времени. И большинство из них жило и работало в скрытом от магглов магическом городе Александрии в Египте.

Стажировки туда были редкими, но не невозможными. В том числе и от Пражской Академии. Но шанс предоставлялся только исключительно одаренным ученикам.

* * *

К Рождеству Петунья подошла на мажорной ноте: ей удалось-таки сдать Полеты. Точнее не совсем ей, но главное, что зачет поставили именно ей. В награду пришлось чмокнуть «милого Сева» в щечку, но гений зельеварения и просто умелый летун заслужил. Помимо поцелуя пришлось разориться на несколько редких ингредиентов для Оборотного зелья и пару раз подстраховать его своевременное помешивание. Но право слово, за возможность никогда не брать метлу иначе как для уборки, это была ничтожная цена!

— Имей в виду, с другими экзаменами такой фокус не пройдет, это только Полеты никого не интересуют, ну, кроме безмозглых любителей расшибать себе голову об агрессивные мячи и ломать кости от падения с большой высоты, — предупредил Петунью Снейп.

— Остальное я преодолею, — пообещала она, — Но Полеты… Бр-р-р!

Мальчишка только хмыкнул.

* * *

На последний ужин перед Рождеством вся школа принарядилась и собралась в Большом зале. Петунья пришла на него с некоторым опозданием, поскольку ее задержали в комнате соседки: они решили вручить ей подарок заранее.

Им оказалась огромная картина, нарисованная ими всеми и зачарованная так, чтобы фигуры на ней двигались. На ней огромная рыжая кошка ласково мурлыкала и облизывала четырех разноцветных котят, сидящих в корзине. Сходство со слушательницами ежевечерних историй было несомненным.

Петунья растрогалась до слез. Еще больше ее поразило, что соседки предложили ей подумать, как изменить комнату в мае, когда она вернется сдавать экзамены.

— Все время, пока ты будешь жить с нами, мы будем поддерживать этот твой уют. Подумай, какой именно ты хочешь устроить по возвращении. А через годик придумаем что-нибудь еще. Зачем нам ограничивать свой выбор каким-то одним вариантом? Ты же сама нам постоянно говоришь, как тебя раздражает казенный стиль, — немного стесняясь, высказала общую мысль Алиса.

— А как же риск? — робко спросила Петунья.

— Ой, да придумаем что-нибудь, — с типично гриффиндорской самоуверенностью махнула рукой Алиса.

Слишком счастливая от переживаний Петунья не обращала особого внимания на праздничное убранство зала. А вот Поттер с Блеком обозрели и опечалились, причем не просто так, а весьма громогласно. Сидя за обеденным столом, они начали обсуждать скудость фантазии профессоров, ограниченность финансового обеспечения и сравнивать с тем, что видели у себя дома. Сравнение было, конечно, не в пользу Хогвартса. Преподаватели старательно делали вид, что при поглощении пищи слух у них утрачивается.

— А не помочь ли нам дорогим профессорам, как думаешь, Сириус? — громко вопросил Поттер.

«Что еще удумали эти паршивцы?»

— Я думаю, не помешает, Джеймс, — важно кивнул головой тот.

Они вскочили на ноги, свели палочки вместе и выписали ими сложную фигуру. И в следующий миг весь зал преобразился, словно все оказались в диком лесу: скамейки и столы превратились в бревна, покрытые мхом, пол покрыла изумрудная трава, гобелены превратились в заросли плюща и дикого винограда, стол преподавателей стал каменным, а их стулья — огромными грибами. То тут, то там выросли небольшие елочки, украшенные цветными шарами. Парящие свечи превратились в огромных лесных светлячков. Посреди зала появился небольшой фонтан со скульптурой из двух обнимающих друг друга за плечи мальчиков — в ней легко угадывались главные шалуны Гриффиндора.

На миг замерший в удивлении зал взорвался аплодисментами, криками и смехом. Хватало и негодующих воплей: скамейки слизеринцев были покрыты иголками, которые больно кололись даже сквозь одежду. Преподаватели также не смогли сохранить строгий и неподкупный вид. МакКошка так просто сияла от гордости за своих воспитанников.

Директор померцал глазами на убранство и степенно произнес так, что его услышали даже в общем шуме и гаме:

— Приятно видеть такое рвение и поддержку альма-матер. Мне остается только присоединиться к пожеланиям хорошего Рождества. Пятьдесят баллов Гриффиндору!

Ало-золотые так оглушительно завопили от восторга, что часть преподавателей поморщилась.

— Тишина, — строго осадила их МакГонагалл, — Я, как профессор, имею свое мнение по поводу этого бесчинства.

Она дождалась, когда студенты малость присмиреют, а на лицах организаторов появится тень раскаяния, затем чопорно произнесла:

— Прекрасный пример сложносоставной комплексной трансфигурации, — уже не сдерживаясь, улыбнулась и выдала, — Молодые люди, Вы только что получили зачет по моему предмету автоматом!

Два клоуна радостно заулыбались и начали кланяться всему залу.

Петунья осторожно потрогала иголки. Они были совсем как настоящие, даже пахли хвоей. Кто-то из старшекурсников начал махать палочкой, чтобы отменить трансфигурацию, но интерьер оставался неизменным.

— Их бы энергию да в мирных целях, — пробормотала Туни, — Как у них навыков и сил хватило столько предметов сразу трансфигурировать?

— Так они не сразу все сделали, — Фрэнк наклонился к ней поближе, чтобы не кричать в общем шуме, — По секрету скажу: последние две недели они отрабатывали наказание в Большом зале, договорились со Слагхорном. Судя по объемам и устойчивости Трансфигурации, они купили переносные рунные связки для трансфигурации, развернули их в зале и скрыли чарами до поры до времени, а сейчас только запитали. Теперь, пока руны не выдохнутся, отменить такую трансфигурацию очень непросто.

— Получается, рунная магия позволяет обойти ограничение Гампа? Можно создать вечную трансфигурацию? — уточнила шокированная перспективами Петунья.

— Почему вечную? — не понял Лонгботтом.

— Так вон над могилой Мерлина какой-то камень до сих пор висит…

— Ну, так то Мерлин! — пожал плечами мальчик.

Рождественский ужин все-таки начался, но ощущение бедлама перевешивало. И хотя праздник звездный дуэт устроил знатный, Петунья не могла не заметить хмурых лиц на факультете змей. Все время пира их скамейки так и оставались колючими, словно ежики.

* * *

Встречи с родными Туни одновременно и страшилась, и предвкушала. Она даже не представляла, как можно смотреть на родителей и притворяться перед ними их маленькой Лили. Еще хуже — как будет общаться с другой собой. Положа руку на сердце, последнего ей совсем не хотелось: мало кто из нас был славным малым в четырнадцать лет.

Снейп на каникулы решил остаться в школе, поэтому в поезде Петунья ехала без него. На прощанье она вручила ему подарок — изысканное перо и плитку шоколада, наказав открыть только в день подарков и обязательно под елкой. Все-таки было в нем что-то от плохо социализированного ребенка, пусть хоть к традициям приобщается.

На вокзале в Лондоне ее встречал отец: непривычно молодой, вполне упитанный, а не тот иссушенный болезнью скелет, который она видела перед смертью и который так и не смогла вытравить из памяти. Всю дорогу он шутил и смеялся, источал жизнелюбие и восторг по поводу возвращения дочери домой. И хотя тогда у Петуньи были очень доверительные отношения с отцом, и уж если бы она кому и призналась, то только ему, но убить в нем такую искреннюю радость она просто не смогла. Из-за этого она чувствовала себя подавленной, хоть и старалась держаться весело и открыто.

Дома все было как прежде: яркий тряпичный половичок в прихожей, старенькие выцветшие обои, скромная кухонька, пропахшая запахами какао и яблочного пирога с корицей, скрипучая лесенка на второй этаж с перилами, разрисованными цветными карандашами, и чуждая маленькая комната Лили, в которой было слишком аккуратно прибрано, как бывает только там, где не живут.

Но были и изменения — здесь была усталая и светлая улыбка матери, любопытное и немного чопорное лицо юной Петуньи.

«Мама, как мне тебя не хватало», — Петунья не осмелилась даже шепнуть это, даже обнимая мать. В другом времени матушка угасла очень быстро, буквально через пару месяцев после отца, и Петунья долго привыкала, что теперь за все в доме отвечает она, и некому поддержать ее и подставить плечо.

Юная Петунья была удивлена ласковым объятиям сестры, но охотно ответила. Ей Петунья шепнула, помня как ей самой не хватало простых добрых слов тогда:

— Мне так тебя не хватало. Это красивая сказка, но там также едят людей.

Ее другое я внимательно посмотрела на нее, но не выдала родителям, а только подбадривающее кивнула.

— Петти, накрывай на стол, — Петунья удивленно обернулась, родители никогда ее так не называли, а потом вдруг сообразила, что это не ей.

«Нужно держать себя в руках. Соберись, соберись!»

За ужином Петунья рассказывала о Хогвартсе, старательно придерживаясь концепции, что это другой мир со своими странностями, но и с немалыми возможностями, учиться там интересно, а люди там как и везде: есть и хорошие, но есть и не очень. Пришлось рассказать и о Пражской Академии, правда, Туни преподнесла это как то, что она смогла пройти общий тест и ее готовы взять на стажировку за счет Хогвартса. Родным ни к чему знать, что она специально искала такую возможность, а равно о том, что ей пришлось пообещать Дамблдору за финансовую помощь. Рассказала про директора, мол, он зайдет после Рождества обсудить кое-какие моменты и попросить их содействия в сборе документов. Родители в восхищении достоинствами своей дочери непрестанно ахали и смеялись.

Долго посидеть не удалось: все очень устали от переживаний и разделились — девочки пошли наверх формально спать, а на деле шушукаться, а старшее поколение осталось на кухне в компании кастрюльки с глинтвейном.

Стоило Петунье переодеться в пижаму, как в комнату прошмыгнула Петти:

— Рассказывай, что случилось? Имей в виду, если тебя кто обидел, я им их Хогвартс на уши натяну!

Туни грустно улыбнулась: Лили никогда не замечала, как о ней заботятся, была слишком увлекающейся и падкой до яркой красоты. Она поманила свое другое я на кровать, укутала их обеих одним одеялом и начала подробный рассказ. Ей слишком хотелось выговориться.

Прервалась она только один раз, когда прилетела сова. Петунья специально договорилась, что девочки-соседки отправят ей сову в ночь перед вручением подарков, чтобы она могла отправить с ней настоящие маггловские подарки. Не просто так подарки, которые дети-волшебники уже не раз получали, а маггловские. Подговаривая их так, Петунья чувствовала себя настоящим Томом Сойером, разве что не планировала эксплуатировать их в покраске забора.

Девочкам она отправила специально выбранные открытки, купленные в маленьком магазинчике у вокзала. На каждой из открыток был изображена комната с елкой, но интерьер их был по-своему удивителен и не повторялся. Фрэнку отправила маленькую открытку с рыцарем на коне, а Пайпер лично сделала из аппликаций носатую ведьму в колпаке и на метле. К открыткам она приложила большие конфеты, дополнительно завернутые в яркую шуршащую бумагу.

Через пару часов миссис Эванс подошла к комнате Лили, услышала тихий шепот, но сделала вид, что все нормально, и пошла спокойно спать.

* * *

Встать утром за подарками оказалось тем еще подвигом. Это в детстве подпрыгиваешь ни свет, ни заря и летишь проверять, что лежит под елкой. А в зрелом возрасте, проснувшись, перво-наперво, вспоминаешь о необходимости почистить зубы и освежиться, потом о текущих хлопотах, и лишь где-то на втором глотке утреннего кофе соображаешь, что этот листик календаря обозначает.

Подарки были совсем скромными: Эвансы жили небогато, а по меркам миссис Дурсль, почти бедно. Мистер Эванс получил в подарок кошелек, ведь его старый совсем истерся, миссис Эванс — новую юбку для повседневной носки, Петти — набор для вышивания, а Туни — красивую шапочку с помпоном и кисточками.

Подарок от Снейпа — маленький браслет из цветных камушков, сделанный им лично, Петунья не стала класть под елку. А вот картину с кошками показала, чтобы подтвердить родителям, что у нее все хорошо и друзьями она обзавелась. Эвансы восхищенно трогали движущиеся картинки и охали от изумления.

* * *

Каникулы летели быстро: прогулки, разговоры, домашние хлопоты оказались заманчиво счастливыми, и время летело незаметно. Но, наконец, настал день экспертизы.

Дамблдор появился на пороге сразу после Нового года. К удивлению Петуньи в этот раз директор был одет в старомодное маггловское пальто темно-бордового цвета, да и вид его был печален, почти скорбен.

«Как мы рады возможному появлению в нашем Роду наследника!», — ехидно подумала Петунья.

Директор сел на предложенный стул, взял аккуратно чашечку с чаем и в совершенно не свойственной себе манере коротко и по существу повесил Эвансам лапшу на уши:

— У мисс Эванс обнаружили недюжинные таланты в редких областях магической науки. Она с блеском выдержала вступительное испытание в специализированную школу в Праге и заслуженно получила право учиться у легенды Рунной магии — мастера Цейгергоффера. Разумеется, это не помешает ей экстерном сдать аналогичные предметы в Хогвартсе и получить два диплома одновременно. Более того, Хогвартс готов предоставить мисс Эванс грант на обучение, по сути, оплатив за нее учебу, и даже выделить небольшую сумму на проживание.

Брови Эвансов ползли все выше и выше, и, кажется, собирались покинуть лоб и отправиться прямо к облакам.

— Однако для того, чтобы я мог подать соответствующее прошение в Министерство, мне надо приложить сводную карту крови, из которой будет видно, что мисс Эванс имеет соответствующие таланты. У волшебников выражение «магия в крови» имеет не просто фигуральное значение. Полная сводная карта крови включает в себя так же данные крови родителей. Предупреждая ваши вопросы, — Дамблдор величественно поднял руку и на миг напомнил Петунье гордого индейского вождя, — Даже в том случае, если родители — магглы.

Видя, как родители торопливо собираются в лабораторию, Петунья ощутила некоторую горечь — как легко было пасть жертвой обаятельной убедительности старого мага.

«Хорошо, что Дамблдор не подался в сектанты, а то в англиканской церкви осталась бы только королева».

Ее другое я несколько обиженно следило за сборами. Петунья поняла, что из соображений мира в семье придется взять Петти с собой. К чести директора он понял без слов просто по легкому кивку головы в сторону старшей мисс Эванс. Легкий старомодный поклон, и счастливая Петти летит наверх за теплой шалью.

Транспортировку всей семьи Дамблдор взял на себя: он протянул им длинную узловатую палку, похожую на посох, а когда все прикоснулись, одним словом отправил их в путешествие через кишки мира, по крайней мере, так оно ощущалось. Зато у такого способа перемещения были и свои преимущества: менее чем за минуту они оказались в Лондоне на заднем дворе старенького кирпичного дома у железной двери.

Открыл им серый невзрачный человечек с непритязательной фамилией Смит, он провел их внутрь лаборатории крови — огромного помещения давившего своей стерильной белизной. Везде стояли столы, пробирки и микроскопы. Пара лаборантов суетилась у дальнего стола.

Смит деловито и бодро взял анализы крови у всей семьи, принял небольшой флакончик из рук Дамблдора и, не мешкая, ушел к столу. Директор легко поманил рукой семью обратно на задний двор. Там он легкими движениями палочки нарисовал и создал стол и пять стульев под громадным тентом, затем достал маленькую сумочку из внутреннего кармана, помахал над ней палочкой, и на стол вылетела скатерть, на которой тут же появился чайник с чашками и сладости. Пораженные и восхищенные Эвансы охотно разделили трапезу с магом, который теми же легкими взмахами убрал за собой, аккурат перед вторичным появлением Смита.

«Позёр!»

Вшестером они обратно прошли в лабораторию. Дамблдор отошел поговорить со Смитом отдельно, потом присоединился к другим лаборантам, чтобы что-то уточнить у них, и, наконец, вернулся к Петунье, стоявшей особняком.

— Ну и каковы результаты, сэр? — Туни была настроена весьма мрачно, из угла следя за семьей, которая с интересом рассматривала оборудование лаборатории и слушала пояснение мистера Смита о разных болезнях, которые можно выявить на ранней стадии при своевременном и полном анализе крови.

— Они не исключают такой возможности, — уклончиво ответил Дамблдор, он тоже был несколько меланхоличен.

— То есть? — не поняла Петунья.

— Маггловские анализы не отвечают однозначно и определенно на вопросы родства. В некоторых случаях при анализе материала родителей и ребенка они могут гарантировано опровергнуть ранее презюмировавшееся отцовство.

— А как же гене…, — Петунья резко осеклась.

«Вот я балда! Ее же изобрели, когда я уже с Дадликом дома сидела».

— Что, простите? — переспросил директор, вырванный из своих мыслей.

— А магические анализы, сэр? — спохватилась Туни.

— А магические способы определения родства не показывают степень оной. И что самое печальное, если Вы, например, моя пятиюродная внучатая тетушка, у которой прорезался особый схожий с моим талант в магии, то Вас покажет моей родственницей. А Вашу сестру, тоже дочь Ваших родителей, — не покажет.

«Приятно осознавать, что в чем-то средневековых ретроградов магглы уверенно обошли!».

— То есть я могу и не быть Вашей племянницей, сэр? — тихим радостным шепотом спросила Петунья.

— Можете. А можете и быть, — Дамблдор посмотрел внимательно поверх очков, — Чем Вас так расстраивает возможное родство? Только способом возникновения?

— Главным образом, безответственностью возможных родственников, сэр — честно ответила она.

— Понимаю, — покивал головой директор, — Что ж… Вот письмо, в нем я расписал, как именно будет происходить Ваше путешествие в Пражскую Академию, а равно некоторые другие вопросы организационного процесса, в том числе учебные. Как мы договаривались, финансовое обеспечение я беру на себя. По условиям контракта с Хогвартсом Вы приступите к своим обязанностям не ранее, чем окончите основной курс Рунистики и пройдете первую специализацию, каковой в обязательно порядке должны быть скандинавские руны защиты и наблюдения. Я подозреваю, что у Вас есть шансы успеть до окончания семилетнего образования в Хогвартсе.

«Успею. Нет планов тут задерживаться».

Дамблдор внимательно посмотрел на девочку и мерным ласковым голосом произнес:

— Я напоминаю Вам, мисс Эванс, магический контракт это особая связь, налагаемая самой Магией. Если Вы приняли на себя такие обязательства, Вы не сбежите от них ни в пространстве, ни во времени. Магия найдет Вас, даже если Вы разделите свою душу или пустите иную сущность пожить в свое тело. И последствия нарушения контракта могут быть самыми неприятными: от потери магии до ужасной смерти не только Вашей, но и Ваших будущих потомков.

«Я уже поняла, что придется исполнять. Но иначе в Академию мне не попасть».

Петунья серьезно кивнула и последовала за Дамблдором к выходу. Эвансы распрощались с мистером Смитом и тоже присоединились к ним. Родители начали расспрашивать ее, а ее другое я, слегка отстав, поравнялось с директором. Краем уха, почти случайно Петунья услышала, как Петти расстроено спрашивает директора, нет ли у нее каких-либо задатков к магии. Она не дала волшебнику ответить, прекрасно помня, как лично ее уязвляло это чувство собственной неполноценности, тем сильнее проявлявшееся из-за того, что во всем остальном Лили ей уступала:

— У тебя, Петти, есть таланты к гораздо большему: ты можешь уверенно и счастливо пройти исконный женский путь — дочери, жены и матери.

Петти удивленно посмотрела на нее:

— А ты?

— Я буду очень стараться, — мрачно ответила Туни. Она схватила другую себя за руку и потащила прочь от Дамблдора к родителям.

Есть такой анекдот про морскую свинку: на самом деле она не свинка и не морская. Таким же оказались для Петуньи ожидание и реальность от Пражской академии: она была не в Праге, и не совсем академия.

Будучи основанной в конце XVI века Мааралем из Праги, она сохраняла свое величие в XVII, начала терять позиции в XVIII, ушла из самых элитных заведений в XIX, но сокрушительный удар ей нанес век XX в лице Гриндевальда и его сторонников.

Придя к власти в Германии, Геллерт Гриндевальд на этом не успокоился и простер свои амбиции на соседние страны. Для этого он начал серьезно изучать главные механизмы защиты своих соперников: особые рунные пентаграммы, которые помогали оберегать целые города. Человеком он был решительным, средств в достижении цели не стеснялся, а долгое и вдумчивое преодоление защитных рун было ему неинтересно. Зачем гадать, если можно узнать наверняка у создателя или охранителя?

Именно за резню и насилие, учиненные в отношении подавляющего большинства рунистов Старого света Гриндевальд и получил «почетный» титул Темного Лорда: исторически так называли волшебника, который в угоду своим амбициям проливал кровь других магов.

После войны здание Академии оказалось разрушено, а из нескольких десятков преподавателей уцелели два вампира и один человек. Всеобщая разруха не позволила им восстановить школу на старом месте и им пришлось переехать в один старенький домишко в Брно. Набрать полный штат после войны им так ни разу и не удалось…

Несмотря на все это Пражская Академия заслуженно считалась элитным заведением области обучения рунной магии. Одним из немногих старых мастеров, до кого Гриндевальду не удалось добраться, был Майер Цейгергоффер, двухсотлетний вампир, чья паранойя росла по экспоненте с каждым прожитым десятилетием и позволила ему пережить все организованные сторонниками Темного Лорда изощренные покушения. Увы, одно из них стоило ему сыновей, а другое — трех лучших учеников.

После войны всю систему магического образования Старого Света пришлось коренным образом менять: учителей-рунистов остались считанные единицы, поэтому многие курсы связанных предметов стали преподавать поверхностно или просто начинали обучать позже. Студенты сами не стремились к рунной специализации: она требовала усидчивости и труда, а результат был не так эффектен и скор, как чары или трансфигурация.

В итоге за пару десятилетий Цейгергоффер настолько отчаялся найти замену для передачи своего наследия, что брал на обучение даже ярких грязнокровок, давая им соответствующие гарантии магическим обетом и даже предоставляя артефакты-переводчики за свой счет.

Именно так среди его учеников оказалась Лили Эванс.

* * *

Здание Академии оказалось мрачным старинным домом смешанной каменно-деревянной постройки. Несмотря на то, что находилось оно в черте маггловского города, никаких благ цивилизации в нем не было: еще до войны проведенные электричество и канализация были давно отключены за многолетнюю неуплату. Последний ремонт был сделан, кажется, в прошлом веке: стены были обшарпаны, все ступеньки скрипели и шатались под ногами, во многих помещениях были выбиты окна. Общее впечатление усиливали постоянно висящие над домом облака, которые мастер Цейгергоффер, старый и по летам и на вид вампир, поддерживал по привычке.

Впервые увидев весь этот ужас, Петунья испытала настоящий шок: она понимала, что особых вариантов для получения образования в области рун в Старом свете для нее нет. Но переночевав в компании еще двоих молчаливых учеников, учившихся в отличие от нее с сентября, она поняла, что эта Академия воистину величайшая школа рунистики в мире: всех, кого не убивала, она делала Мастерами.

Нет освещения? Хочешь учиться — черти связку рун света. Раздражает грязь? Рунный узор чистоты тебе в помощь. Холодно в спальне или на занятиях? Не знаешь, куда девать отходы естественной жизнедеятельности? И на этот случай есть руны.

Специфика образования предполагала, что у группы учеников есть куратор, но преподавателей постоянно не хватало, они замещали один другого и третьего, поэтому помощь их была минимальна. Максимум, что они могли сделать — проверить расчеты для некоторых рунных связок, все остальное приходилось делать самому. Над входом в студенческий корпус висела надпись «Хочешь жить, умей вертеться», стилизованная под готический шрифт, а под ней подписи всех выпускников, подтверждавших эту суровую истину. Фамилии впечатляли.

Но все эти полезные в быту руны приходилось чертить и запитывать очень быстро, почти на бегу. В свободное от учебы время. Его тоже было не много.

Мастер Цейгергоффер родился и воспитывался в другое время, когда помимо обязательных предметов учеников загружали массой сопутствующих знаний. Реальность заставила его отказаться от курсов риторики и фехтования, а также значительно сократить танцы, поэтому все освободившиеся часы были посвящены передаче подрастающему поколению всего, что он знал. А знал он немало.

Теперь Петунья наглядно понимала, почему Мастера рун редко могут хоть что-либо из обычного школьного курса магии — они не успевали этому научиться. Месяц спустя после начала занятий она поймала себя на мысли, что не знает, как зовут ее соседей по комнате: они просто не успевали познакомиться. Ранний подъем в режиме казармы, коллективные спортивные упражнения, торопливый завтрак почти на бегу и занятия, занятия, занятия. Практика чередовалась с теорией, потом с расчетами и методами построения векторов силы, потом опять шла теория и замеры, потом основы черчения, потом зельеварение, потом… Когда Петунья добиралась до кровати, она падала и засыпала, через раз забывая снять обувь. Несколько раз в неделю проходили практические занятия по ночам: их будили и выводили на практику, и после нескольких часов черчения в соответствии с нужным положением небесных светил, милостиво отпускали подремать часик-другой до очередного подъема. Выходных полагалось аж два в месяц, причем все ученики поголовно почти весь выходной спали, кого где застало. Петунья научилась есть на бегу, делать несколько параллельных расчетов в уме, писать на ходу на летящем за ней листе и рисовать идеальный круг на глаз.

Такую нагрузку выдерживали немногие. Из тех пятнадцати первокурсников (их называли высокопарно адептами первой ступени), кого она застала в момент приезда, к апрелю осталось трое, один из которых на вторую ступень уже не пошел.

По учебе она никогда не была первой. Но ее это совершенно не трогало: свой экзамен она собиралась сдавать самому времени, что ей эти оценки?!

В целом можно было признать Петунью хорошисткой с некоторыми исключениями. Особенно хорошо давались сложные рунные связки, делающие основной упор на геометрии построения. На первой ступени изучали обычные пентаграммы, которые представляли собой простую замкнутую фигуру на одной плоскости. Но уже учеников первой ступени активно натаскивали на построение многоступенчатых пентаграмм, представлявших собой объемные фигуры, грани которых были исчерчены разнообразными символами. Их создание усложнялось тем, что не было подходящего носителя для символов: нельзя было взять, например, деревянную пирамидку и разукрасить все ее грани рунами. Каждую ступень следовало чертить мелком на особых листах бумаги, а потом, активировав специальные руны, сводить их в объемную фигуру. Листы при этом гнулись, порой не там, где надо, и их грани преломляли начерченные символы, края листов накладывались один на другой. При неправильном сведении листов по соседству могли оказаться враждующие руны, нивелирующие действие всей сложной многоступенчатой цепи.

Этот был тот самый случай, когда маггловское образование в области стереометрии с ее навыками представления себе объемных фигур давало Петунье серьезную фору. По сути уже на первой ступени она решала многие задачи из второй, и даже некоторые из третьей. Особую прелесть составляло то, что пространственные и временные рунные связки создавались исключительно из таких объемных пентаграмм.

Но были и разочарования.

Первое из них заключалось в разнице образовательных программ, угнетавшей даже с учетом знания Петуньей алгебры и геометрии. Руны в Хогвартсе преподавали усеченно, начинали только на третьем курсе, поэтому на момент середины первой ступени ее знания символов представляли собой красивый чистый белый лист. Первые несколько недель Туни занималась по сокращенной программе, а в свободное время учила руны и их взаимодействие друг с другом. Сдав промежуточный экзамен, она получила доступ к общим занятиям.

Тут обнаружились дополнительные трудности. В очередной раз она возблагодарила Бога и высшие силы за то, что в Хогвартсе рядом с ней учился Снейп: по зельеварению отставание было минимальным, даже несмотря на всю специфику кристаллизации мелка. Астрономия грозила стать большой проблемой, но ее куратор Бааль-Шем вовремя заметил ее отставание, властным решением выделил ей три дня, напоил зельями, улучшающими запоминание, заставил вызубрить всю программу, а потом вогнал в подобие гипнотического сна. Петунья вышла из него через день похудевшей на четыре килограмма, бледной, как вампир и с гудящей головой. Еще сутки она отлеживалась, но все-таки перестала путать Альдебаран с Антаресом и Беллатрикс с Бетельгейзе. Повторять этот опыт она не пожелала бы и врагу, Бааль-Шему просто повезло, что она не знала, на что соглашалась. В дальнейшем она предпочла отрывать драгоценные часы у сна, чтобы как-то нагнать программу. Хорошо, что запоминалось все по-детски быстро и легко.

Второй существенной проблемой оказалась нестабильность работы рунной связки. Казалось бы, все делалось в соответствии с расчетом, но случалось, что по непонятным причинам цепочка сбоила. Наконец, она вплотную столкнулась с причинами такой ненадежности.

* * *

В апреле Петунья досрочно сдавала годовой экзамен по Пентаграммам, для чего следовало с нуля начертить и запитать одноступенчатую пентаграмму на выбор из списка. Туни выбрала базовую руну наблюдения, которую рунисты устанавливают внутри дома: у магглов существовал аналог в виде системы видеонаблюдения, например, за детской комнатой из другого помещения или за всем домом во время отъезда. Провела расчеты, кристаллизовала мелок, начертила всю цепочку. Но при попытке запитать ее ничего не получилось. Она проверила все сама несколько раз: по бумаге должно работать, на практике — энергия вырывалась из цепи и рассеивалась в пространстве. Побившись безрезультатно несколько дней, Петунья отправилась к Бааль-Шему.

Бааль-Шем был вторым из двух вампиров, переживших нападения последователей Гриндевальда. В отличие от мастера Цейгергоффер выглядел он весьма молодо, лет на двадцать пять земных и, если бы не красные глаза, казался бы красавцем. Помимо внешности он также разительно отличался в манере себя держать: позволял себе приятельские, в чем-то фривольные отношения с учениками, на контрасте с вечно холодным и отстраненным Цейгергоффером.

Он бегло просмотрел расчеты, потом откинулся на стуле и закачался на задних ножках, губы его при этом шевелились, словно он затягивался от невидимой сигареты (была у него такая странная привычка во время задумчивости):

— Сама что думаешь?

— Должно работать. Все проверила, — скупо уронила Петунья. Учеба приучила ее говорить с куратором коротко и по существу.

— Должно работать, — хмыкнул вампир, — Чой-то?

— Расчеты показывают… — начала Туни.

Куратор поморщился:

— Пентаграммы — это творение, а не унылый суп, сваренный строго по рецепту.

«И этот про суп! Кормят их что ли плохо?».

Петунья мрачно буравила взглядом Бааль-Шема, тот качался на стуле и «курил».

— Вот ты мне скажи, почему на занятиях я прошу перед тем, как чертить связку очистить сознание и представить, что ты плывешь по незримой реке?

— Чтобы успокоиться, и рука не дрогнула в ответственный момент?

— Хм, ну, тоже верно, но это лишь малая часть. Есть разные теории, что такое Магия. Для меня лично Магия сродни реке, которая течет сквозь всех нас. Представь, что ты рисуешь пентаграмму, мимо проходит носитель магии, и легкое колебание чуть-чуть меняет твой рисунок. Расчетами такое не учесть, это надо чувствовать, когда ты чертишь. Иначе ты обречена создавать схемы наугад, как слепой котенок.

— А это очень опасно, — продолжила его мысль Петунья и потерла лоб.

— Да. Ты ведь из семьи простецов? Проводила ритуалы?

— Нет. Почитала один средневековый трактат, полюбовалась на картинки и побоялась.

— Понимаю. Тут сама выбирай, чего больше боишься. Сразу предупрежу: без ритуала дальше второй ступени ты у нас не пройдешь — слишком рационально ты все делаешь.

Петунья тяжело вздохнула: Дамоклов меч грязнокровок все-таки настиг ее даже в «логичной магии». Куратор продолжал:

— Магия — это всегда творение. Поэтому мы так не похожи на магглов. Они ищут технологии: конкретные действия, которые приводят к гарантированному результату. Ставят их себе на службу, управляют ими. Магия такого не приемлет: она не служанка и не раба, она сущность другого порядка со своей волей. Хочешь маленький экскурс в историю?

Это было удивительно: за все эти месяцы Бааль-Шем впервые захотел просто пообщаться с ученицей. Петунья неуверенно кивнула:

— Нашу Академию, как ты знаешь, основал раввин Маараль. Изначально главной дисциплиной в ней была Кабалистика. Это такое учение в чем-то близкое рунам, которое имеет религиозные корни и стремится к созданию новой жизни. Маараль создал уникальную сущность для защиты своего народа и Праги и назвал ее Голем. Он выглядел, как человек, но обладал огромной физической и магической силой. Все поступки Голема должны были контролироваться, но в реальности его действия носили самостоятельный, замечу, весьма разрушительный характер. При жизни Маараля Голем всего лишь раз явил свою силу, но этого хватило, чтобы даже магглы помнили о нем столетия спустя.

Бааль-Шем помолчал, глядя в стену, и продолжил:

— После смерти Маараля его ученики разбирали его весьма подробные записи, чтобы доработать Голема, но не преуспели. Они порывались активировать его еще раз, но их ждал провал. На протяжении последующих веков не раз возникали ситуации, когда кабалисты и рунисты пытались воспользоваться Големом, и поверь мне, среди них были весьма талантливые мастера, не чета нам всем. И никто не смог ничего сделать: Голем стоял и стоит мертвой грудой плоти. По преданию, он поможет только тогда, когда сам этого захочет. Среди мастеров Пражской Академии считается, что Голем олицетворяет собой саму Магию: непокорную стихию, живущую по своим законам, которые она сама может нарушать. Кстати, та непонятная «рожа» на эмблеме Академии, над которой так веселились ребята второй ступени на днях, это и есть копия лица Голема.

Петунья смущенно улыбнулась, она тоже добавила пару нелестных эпитетов «грубо слепленной физиономии»:

— Голем для Вас похож на Святой Грааль.

— Так и есть, — грустно улыбнулся вампир, — Перед последней войной была целая рабочая группа весьма неглупых мастеров здесь в Академии. Мы даже достигли определенных успехов. А потом пришел Темный Лорд, и от всей группы остался только я — далеко не самый толковый специалист, который знал ничтожную часть общих наработок. Во мне до сих пор живет мечта, что однажды мои стремления найдут отклик в учениках, и мы восстановим утерянные данные. Это будет новое величие Академии. Это будет будущее Голема!

Лицо Бааль-Шема, обычно бледное, раскраснелось, глаза сияли. Петунья даже улыбнулась, глядя на этот неприкрытый восторг обычно сдержанного куратора. Тут взгляд его упал на стол, на котором стояла черно-белая маггловская фотография целой группы старых профессоров Академии: маги тогда не умели делать колдографий, которые бы отображали вампира. Бааль-Шем резко помрачнел и опустил голову.

— Не приведи Господь, мне когда-либо столкнуться с Темным Лордом, — впечатленная столь резкой сменой эмоций наставника, Петунья невольно произнесла это вслух.

— Столкнешься, — пожал плечами вампир, — У Вас там как раз подрос один такой местного значения с претензией на. Через пяток лет окончательно войдет в раж и устроит Вам локальный конфликт. На большее его не хватит.

— Откуда такая уверенность? — удивилась Петунья. Вроде прорицания среди наставников были не в чести…

— Личный опыт — далеко ему до Гриндевальда. Разменивается на всякую чепуху: то имя зачарует, то тавро какое-то убогое на прислужников повесит. Без размаха действует. Поживешь с мое, тоже начнешь философски к таким обиженным мальчикам относиться.

— Полагаете, он не сможет обидеть в ответ не только мальчиков? — Петунья наконец догадалась о каком Темном Лорде идет речь.

Бааль-Шем в ответ иронично улыбнулся:

— Только если случайно…

* * *

После сдачи годовых экзаменов Петунья села на транспорт обратно в Британию: международный портключ был слишком дорог, самолетом было проще и надежнее. Как оказалось, не проще — вылет задержали на несколько часов. Все время ожидания и всю дорогу она проспала без задних ног: после тяжелых экзаменов, кульминацией которых выступил ночной зачет по Астрономии, красоты дороги ее не интересовали.

В итоге в Лондон она приехала позже запланированного, но несмотря на это отец ее дождался. Правда, навестить Эвансов они не успевали и, даже почти не поговорив, сразу поехали на вокзал.

Красный поезд до Хогсмита ходил раз в несколько дней. Именно на нем в школу отправлялись ученики — для этого школа снимала в аренду весь состав четыре раза в год. В этот раз вагонов было меньше, и все равно поезд ехал полупустым — мало кто из волшебников путешествовал по железной дороге.

Полпоездки Петунья спала, оставшуюся половину пыталась расслабиться. Сознание упорно сопротивлялось, даже двое суток сна не смогли ослабить внутренние тиски постоянного самоконтроля на фоне кипучей деятельности. Только сейчас она задумалась, насколько тяжелой была учеба в Брно: не столько выматывающим режимом, сколько отсутствием нормального человеческого общения. Оставалось надеяться, что в Хогвартсе ее не забыли.

На конечную станцию поезд прибыл уже вечером, и на платформу Петунья шагнула в сумерках. К ее немалому удивлению на платформе ее ждал не только Хагрид: на некотором отдалении зябко ежилась маленькая тощая фигурка в длинной черной мантии. Вот лесник поднял фонарь, и луч света высветил напряженное и ждущее носатое лицо.

Петунья замерла на миг, а потом с воплем радости бросилась бегом к Снейпу, чтобы врезавшись в него, плача и смеясь, обнять этого вредного нарушителя школьных правил. И почувствовать встречное крепкое объятие.

Любому, кто хоть раз возвращался в школу на каникулах или уже после выпуска, знакомо это чувство: все вокруг такое знакомое и такое чужое. Первые несколько дней Петунья привыкала к Хогвартсу вновь, а заодно ко всяким мелочам, отсутствие которых перестала замечать в Пражской Академии: наличию тепла и света, своевременной уборке вещей, всегда теплой еде, а уж наличие канализации и душа ввергло ее в поистине щенячий восторг. Тревожил один маленький момент: в Брно все-таки придется возвращаться.

Соседки искренне ей обрадовались, и уже в первый вечер эгоистично не замечали ее усталости с дороги, до поздней ночи выясняя у нее подробности обучения в самой Праге. Не желая разочаровывать детишек, Петунья не стала рассказывать им неприглядной истины и печальных бытовых подробностей. Потом они обложили ее какими-то непонятными буклетами, с нарисованными в одном нижнем углу разноцветными шариками, а в другом — схемой взмаха палочкой.

— Что это?— недоуменно спросила Петунья.

— Глупышка! — покровительственно и важно заявила Мэри, задирая к потолку курносый нос, — Это реклама фирмы, которая с помощью магии делает интерьер. Если ткнуть палочкой в цветной шарик, гамма сменится на соответствующие цвета и оттенки. А взмах палочки позволяет навесить на стены помещения иллюзию выбранного интерьера. Вот так!

Она показала попеременно стены винного цвета, потом бледно-бежевого, потом вырвиглазно оранжевого.

— Недоработка, — проворчала Петунья, ревниво скрывая свое восхищение магами, — Вот если бы ремонт делался взмахом палочки…

— Такое тоже есть, — сказала молчавшая ранее Алиса, — Только этот буклетик бесплатный, а там…

— Ну, и как мы будем менять интерьер? — Петунья мыслила практически, — Вы же не сможете сами столько всего разного наколдовать. А от моей рунной магии тут и подавно толку мало.

Девочки переглянулись. Видимо, дальше проблемы выбора обстановки их мысли не зашли.

— Волшебники, — проворчала Петунья. То ли накопленная усталость взяла свое, то ли слишком много эмоций навалилось валом после нескольких месяцев безразличия, но она не сдержала язык:

— Почему Вы никогда не мыслите практически? Все такое оторванное от жизни, просто непрерывная игра в детство какая-то…

Соседки мрачно посмотрели на нее, а потом, не говоря ни слова, отправились укладываться спать, Мэри при этом умудрялась тихо и укоризненно шмыгать носом.

«Ну, что я как маленькая, честное слово. Девочки приятное мне хотели сделать, вон как соскучились, а я веду себя с ними как старая стерва. Хотя, почему «как»?»

К тому времени, когда они вернулись из душевой, совесть окончательно загрызла Петунью:

— Извините, я зря сорвалась.

«Какое-то неубедительное у меня извинение выходит, совсем разучилась с людьми общаться».

— Извини, что хотели сделать интерьер в европейском стиле, чтобы больше походило на твою Прагу, — едко отозвалась Хелен. Она вообще говорила редко, но метко.

Петунья попробовала еще раз:

— Ну, простите, была неправа. Я просто устала с дороги, самолет задержали…

— А что такое самолет? — непосредственная Алиса сразу перешла к главному.

Под разговоры о большой железной птице, которая ест магглов и переносит их на большие расстояния в своем зобу, они незаметно помирились.

* * *

А наутро Петунью озарило. Она растолкала отбрыкивающихся девчонок, для чего с особым мстительным удовольствием полила язву Хелену холодной водой, отконвоировала их в душ и, только убедившись, что все проснулись, начала излагать идею.

— Изменить интерьер стен у нас вряд ли получится, так как кровати придвинуты слишком близко: надо или отодвигать их перед зачаровкой или огибать обоями или чем мы там соберемся. Идея такая: обыграем камни пола. Вот на этой стене, — Туни махнула рукой в сторону самой большой из них, лишенной окон и придвинутых кроватей, — Приклеим большой постер с красивой картинкой в европейском стиле, а потом попросим старшекурсников зачаровать так, чтобы она казалась объемной, ну или сами чары найдем в библиотеке. Еще трансфигурируем из какого-нибудь хлама пару декоративных ваз, поставим их на рунные аккумуляторы, чтобы превращение долго не отменялось, а в вазы посадим красивые цветы. В идеале еще придумать, как кашпо зачаровать…

— Ты тут маггловского профессора из себя не изображай, — перебила Алиса, — Сразу понятно говори: чем постер от картинки отличается и что такое кашпо?

— Постер от картинки? — Петунья даже задумалась, хотя после объяснения про самолет ей казалось, что скоро она перестанет зависать на непонятных местах, — Способом изготовления, для нас неважным. Постер обычно изображает какую-то реальную сценку, ну как колдография, только очень большая. Нам по идее во всю стену надо. А кашпо это висячий горшок для цветов и тролль тебе по Гербологии. Не перебивай! Еще мы поставим светильники наподобие фонарей в городах, я запитаю их рунами, и они будут гореть постоянно, а по ночам свет приглушим.

— А картинку какую? — спросила задумчиво Мэри, видно было, что идея ей нравится.

— Просто красивый вид европейской улочки, — пожала плечами Петунья, — Будет казаться, что у нас комната во дворике расположена, прямо на мостовой. Если есть способ воспоминания не только стирать, а извлекать и на бумагу переносить, то с этим проблем не будет.

— Ну, если найдешь мага, специализирующегося на ментальных искусствах, то остальное будет просто чепуха, — иронично пожала плечами Хелена. Видимо, она не так легко простила вчерашние слова Петуньи.

* * *

Туни в общем логично рассудила, что нужный ей волшебник должен учиться на Слизерине или Райвенкло. Снейп на глаза попался раньше Пайпер, поэтому его она озадачила первым. Он внимательно выслушал, правда, не смог скрыть удивления, узнав, для чего именно ей понадобилась картинка, потом произнес немного сомневающимся тоном:

— Вообще-то я могу тебе помочь.

Петунья постаралась не слишком скептично осмотреть его маленькую фигурку. Сев закатил глаза:

— Тебе девичья фамилия моей матери Принц о чем-нибудь говорит?

— Ты бастард королевского рода? — округлила глаза Петунья. Ей даже обидно стало, что в 90-ые она об этом ничего не знала.

— Нет, конечно, — фыркнул Снейп, — Род моей матери издревле специализировался на двух направлениях: зельеварении и ментальных искусствах. Именно из-за этих талантов мои предки занимали особое положение при дворе: они были наставниками и целителями наследных принцев.

— А ментальные науки им зачем? Покушения вовремя распознавать?

— Ну, ты же не думаешь, что каждый менталист может походя считать любого? Там масса ограничений, начиная от зрительного контакта, продолжая естественными барьерами в сознании и заканчивая времязатратностью. И потом предотвращать покушения лучше боевым магам и разведке. Нет, мои предки негласно наблюдали за тем, чтобы честолюбие наследных принцев не сокращало продолжительность жизни царствующих особ.

«Звучит весьма высокопарно! Сами мы бедняки подзаборные, но предки наши из блааагородных!»

— Но…?

— Но попали под проклятие или просто вырождаться начали. Короче уже несколько веков в роду рождался либо менталист, либо зельевар. Моя мама, например, менталист. Я зельевар и первый за кучу веков, кто сочетает это с хоть какими-то способностями, правда в основном в окклюменции. Но… полукровка, — окончание Снейп произнес мрачно, как приговор.

— Разве это непреодолимо? — посочувствовала Петунья.

— Нет, это на всю жизнь, — хмыкнул Сев.

* * *

Им пришлось потратить еще несколько дней, чтобы понять, как зачаровать бумагу на принятие изображения из воспоминаний, потом найти чары, увеличивающие такую картинку. Наконец, они счастливые от того, что их поиски увенчались успехом, спешили в Большой зал, когда их обогнал звездный дуэт, разросшийся до четверки. И если одного из новеньких, болезненного вида мальчика по имени Люпин, Петунья едва помнила, то второй…:

— Рыба? — к своему стыду за месяцы отсутствия она напрочь успела позабыть, как его назвали родители.

— Парни, идите, я разъясню, — Джеймс махнул рукой друзьям, потом подошел поближе и психологически давя ростом и весом принялся говорить жестко, рубленными фразами:

— Это не рыба. Это Питер. Он наш друг. Чтобы я больше речных, морских и прочих океанских шуточек не слышал, поняла меня, Эванс?

— Это мне ты говоришь? — страха перед мальчишкой Петунья не испытывала.

— Я тебе разъяснил. Не поняла, уточни у своего слизеринца, — Поттер подвигал бровями, видимо, думая, что выглядит угрожающе, и побежал догонять приятелей.

— Ничего не понимаю, — вслух произнесла Туни.

— А никто не понимает, — Снейп стоял немного в сторонке, скрестив руки на груди, только кончик палочки торчал из рукава, — У этих сиамских близнецов был большой конфликт с нашими после Рождественского бала. Количество игольных приколов и колючих шуточек зашкаливало. По мне это не было смешным еще на Рождество. И вот этих двоих ночью поймали профессора, а рядом только один свидетель — Петтигрю. Его спрашивали, что да как, а он молчал, как рыба. Даже баллы с него сняли, а он все изображал из себя стойкого оловянного солдатика. Потом их троих с Люпином пригласили к директору в кабинет, а вышли оттуда они закадычными друзьями. Теперь вот бегают, «разъясняют». Видимо, про мафию в Пасхальные каникулы начитались. Мерлин с ними, пошли есть уже.

Туни кивнула и послушно последовала за слизеринцем в Большой зал.

«Интересно, зачем они понадобились Дамблдору?».

Вопросов, как он их убедил, Петунья после памятного разговора с директором не задавала даже мысленно, меньше знаешь — крепче спишь.

* * *

Наконец они закончили все приготовления, Сев вытащил палочкой из виска Петуньи серебристую нить и хитрым взмахом палочки уронил ее на лист бумаги. Затем произнес заклинание, и изображение медленно проступило. Еще заклинание, и лист начал расти, пока не стал просто огромным. Вдвоем они скатали его в рулон, и счастливая Петунья понеслась «привносить этот свой уют».

Комната получилось удивительной. Вместо скучной серой поверхности со скупым гобеленом теперь на всю стену висела роскошная картина небольшой Пражской улочки, после чар казавшейся реальной, объемной. На краю обочины стояла большая красная машина в стиле ретро, оттенком гармонировавшая с балдахином кроватей. Девочки создали три фонаря, повторяющих изображенные на картине, и расположили их так, что комната казалась продолжением улицы. Фонари давали хороший свет, заметно более яркий, чем от свеч. От ваз с цветами решили отказаться, уж слишком они выбивались из стиля: повесили несколько кашпо по аналогии с украшенными цветами балкончиками. По просьбе Петуньи старшекурсники трансфигурировали девочкам письменный столик, похожий на те, что стоят на улочках у кафе летом, и поставили у стены. За ним иногда занимались, но, как правило, он радовал только яркой скатертью. Поздним вечером одна из девочек прикасалась палочкой к фарам автомобиля, которые от этого загорались блекло-желтым цветом, свет фонарей становился рассеянным и тусклым, а по цветам начинали медленно ползать светлячки. Вся эта плавная круговерть цветов действовала очень усыпляюще и умиротворяюще.

— А хорошо получилось, — подвела общий итог Алиса, — Хотя с практической точки зрения мы были весьма ограничены. Предлагаю в следующем году что-нибудь более сложное придумать.

И все пятеро чокнулись соком.

* * *

Заброшенный класс был грязным и нежилым: на полу валялись клочья пыли, стены потемнели, окно не пропускало света. Добавьте к этому груду деревянных обломков, которые когда-то были партой, и двух детей с корзинкой провизии в руках, и вы получите «идеальное место для того, чтобы отметить отложенные дни рождения».

— И чем обусловлен выбор места? — у шокированной Петуньи не хватало слов.

— Тут лучше всего демонстрируются очищающие чары, — Снейп оптимизма не терял, — Давай, ты тоже покажешь, что умеешь своей рунной магией.

— Меньше превосходства в голосе. Я тебе и так скажу, что она тут мало применима. Могу нарисовать узор, который очищает любую грязь над ним, так называемый «половичок», могу безвозвратно удалить мусор в определенной области, ну и еще пару мелочей. А нормальную генеральную уборку придется руками делать, по-простецки.

— Ну, давай, на тебе те доски, «половичок» на входе и что успеешь. А я тебе буду показывать, чему научился, — Сев гордо подбоченился и достал палочку.

Петунья посмотрела на резвые взмахи, на исчезающую грязь и достала мелок.

В стародавние времена специалистов-волшебников можно было легко узнать по одежде: зельевары ходили в мантии с нашивками, защищающими от взрывов, а на поясе хранили множество мешочков с редкими, случайно найденными в пути ингредиентами, колдомедики носили длинные черные мантии и головные уборы с вороньим клювом, помогавшим не заражаться от больных, разрушители проклятий не выходили из дома без специальных отмычек и окованного сундучка с разными вспомогательными средствами. Рунистов обычно отличали по запорошенному мелом одеянию — в те времена кристаллизация была не совершенной.

Теперь качество мелков выгодно отличалось. Петунья даже пальцев не запачкала, пока чертила основные узоры — быстро и на глаз, все-таки Пражская Академия давала прекрасные курсы выживания.

Меньше чем через полчаса они разложили плед, расставили снедь и начали обмениваться подарками. Петунья вручила Севу небольшой черный блокнот:

— Это для дистанционного общения, второй из пары у меня. Совы до Европы не долетают, а пообщаться хочется. Руны мои.

Сев засиял счастливой улыбкой и крепко прижал блокнот к груди. Потом достал маленький флакончик из темного стекла, за которым нельзя было распознать, что внутри:

— Это зелье облегчает проведение ритуалов. Раз уж ты решилась. Но прошу тебя, давай без меня не будешь в это лезть?

— Сев, — ахнула Петунья, про зелье она слышала, равно как и то, что достать его не так-то просто, — Кого ты ограбил?

— Запретный лес и немного Слагхорна, но этот простофиля сам напросился — даже Колопортус на хранилище не ставит.

Петунья очень хотела высказать этому обормоту все, что она думает о прогулках в лесу и воровстве. Но где-то после тридцати в той жизни она осознала, что изменить человека словами и высокопарными призывами нельзя, уж если даже с собственными сыном и племянником не получилось. Так что, какой смысл зря сотрясать воздух?

* * *

Из экзаменов больше всего Петунья боялась Чар, даже усеченный курс требовал знание пяти основных заклинаний. Поэтому она решила идти последней: больше времени на повторы, в процессе заодно наслушается рассказов «по-живому», а там может быть и Флитвик устанет.

Еще в Академии ей помогли наладить контакт с акдиктарной магией: требовалось погрузиться в особое медитативное состояние и представить, что из палочки показываются невидимые разумные нити, послушные ее приказам. Способ был весьма медленным, после таких чар Туни чувствовала себя, как выжатый лимон, но для сдачи экзамена должно было хватить.

Первый раз из медитации ее вырвал рассказ Поттера:

— Заставил танцевать ананасы, — высокомерно-снисходительный взгляд в исполнении первокурсника смотрелся весьма забавно, но кроме Петуньи иронию никто не оценил, — Я хотел сначала танго запустить, а потом вспомнил, что мы же уже взрослые волшебники…

«Хехе! Вот уж воистину, очень полезные чары для взрослых волшебников».

— …и отправил его на круг стриптиза! — под вопли шокированной публики, Поттер сделал эффектную паузу и, красуясь, нарочито скромно закончил, — Теперь профессору будет, чем закусить.

Второй раз случился после выхода Блэка, хотя следует признать, Флитвик учел опыт общения с Джеймсом и сделал все возможное, чтобы у Сириуса не было возможности выпендриться, задав отпирающее заклятие:

— Ну, я и сказал: «Бомбарда!». Флитвик так осуждающе покачал головой, говорит: «А по-вежливому?». Я честно ответил: «Бомбарда, пожалуйста!».

Питер невнятно бормотал что-то про Алохомору, радостный Джеймс хлопал друга по плечу. Собравшиеся вокруг расширенного состава звездного дуэта гриффиндорцы ахали, смеялись и восторженно улюлюкали.

Шум и гам ужасно мешали, но настал и тот момент, когда вся четверка отправилась отдыхать и воцарилась какая-то нереальная тишина. Потихоньку все сдавали экзамен, получали заслуженную оценку, и, наконец, Петунья осталась одна.

Несмотря на испытания этого дня Флитвик был жизнерадостен и доброжелателен. Терпеливо выждал все время, пока Туни сосредотачивалась, проверил все пять заклинаний, покивал на результат и обрадовал успешно сданным экзаменом. Увидев, что Петунью оставило нервное напряжение, сказал:

— А можно попросить, мисс Эванс, продемонстрировать руну, имеющую схожий эффект с заклинаниями первого курса.

«Руны взрыва мы не проходили».

Петунья задумалась, а потом быстро нарисовала небольшой рунный круг на столе, от чего над ним появилась призрачная взвесь. Потом рукой покрутила над рисунком, как будто перемешивала в невидимом стакане, мелкие частички закружились и засияли ярким желтым цветом.

— Стандартная «Свеча». Основа для целого ряда освещающих сложных рун: «Свечи дипломата», «Маяка Фароса», «Египетской свечи» и прочих.

— Сколько она продержится, мисс Эванс? — заинтересовался полугоблин.

— Если подпитывать, до осени, думаю, простоит.

— Это будет прекрасный демонстрационный материал, — обрадовался Флитвик, — Я надеюсь, Вы довольны своей специализацией?

— Да, профессор, спасибо, — Петунья вежливо поклонилась.

Дома все было по-прежнему, разве что Петти заметно вытянулась. Счастливые от приезда младшей дочери Эвансы устроили пир горой, перешедший в милые посиделки. Погода радовала, семье удалось сэкономить немного денег и все предвкушали поездку к морю на недельку.

В былые времена Петунья старалась следить за значимыми событиями в жизни соседей, и даже теперь внимательно выслушала местные сплетни. Увы, другие, взрослые проблемы заполнили все время, и она просто не успевала сочетать счастье вновь быть дочерью и вдумчивые занятия магией. К счастью, видя, сколько их дочь тратит ежедневно на расчеты и медитации, родители не стали поднимать вопрос о получении полного маггловского образования, как в другой жизни пытались с Лили.

Поэтому Туни каждый день засиживалась с расчетами до утра, вычерчивая проекты сложные многосоставных пентаграмм на следующий курс и просто для жизни.

Также она внимательно просматривала свои учебники и арендованные в библиотеке в Пражской Академии книги в поисках полезных сведений. В первую очередь о ритуале, запланированном на начало июля, но равно и о прочих полезных рунах, чтобы иметь возможность в случае необходимости быстро их создать. Огромным стимулом к этому среди прочего служило то, что палочками несовершеннолетним колдовать запрещали, а вот руны можно было создавать вплоть до трехступенчатых. Правда, таковые в Британии не преподавали последние тридцать лет, но когда это останавливало бюрократов-запретителей?

* * *

Бывает иногда такое состояние души и тела, когда, кажется, что не идешь, а летишь. Это знакомо всем влюбленным, многим успешно сдавшим сессию студентам, и даже приземленной Петунье доводилось испытывать это приятное чувство. И день как-то с утра задался, и солнышко светило тепло и ласково, и встреченные по пути знакомые приветливо улыбались. В общем, ничего не предвещало беды.

Петунье нужен был мягкий сыр для запеченных груш на вечер — Эвансы пригласили Сева в гости, а он не любил приторные десерты. Дешевле всего было закупиться в одном полуподвальном магазинчике, и Туни летела туда как на крыльях, предвкушая, что, наконец, сможет заняться готовкой, порадовать всю семью. Она сама не поняла, как случилось, что лесенка ушла из-под ног, и она кубарем полетела вниз.

Боль была такой сильной, что первую минуту она просто сидела на полу и рыдала, не способная ответить перепуганному продавцу о своем самочувствии. Как она с его помощью дохромала по лестнице (будь трижды неладен проектировщик этого дома!) — Туни не помнила. На улице ее посадили на скамейку в тенечке, а собравшая небольшая толпа зевак организовала бойкого мальчонку вызвать врача.

Весь день пошел насмарку: рентгенологического оборудования в городке не оказалось, пришлось ехать в соседний, в травматологическом отделении была очередь, уставший врач выдал диагноз «перелом» и отправил накладывать гипс. Домой Туни с матерью вернулись уже затемно, уставшие и расстроенные, ни о каких гостях и речи быть не могло.

Закованная в белую гробницу нога серьезно осложняла жизнь, костылей в доме не было, и едва ли у семьи были деньги на их покупку, поэтому приходилось, полуковыляя-полуподпрыгивая, ползти по стеночке, не говоря о сложностях с помывом. Еще до утра Петунья поняла, что этот ад надо преодолевать и срочно — у нее были грандиозные планы на каникулы.

Зашедший навестить Снейп был встречен радостным воплем и настойчивой просьбой, произнесенной заговорщеским шепотом:

— Мне срочно нужен Костерост.

— Ага, я вижу, — Сев задумчиво поводил костяшкой пальца по губам, — Только, понимаешь, Костерост он вообще все кости выращивает.

— И что?— не поняла Петунья.

— Если ты лечишь им травмы, сначала принимаются зелья и накладываются специальные чары, которые направляют действие зелья в определенном направлении. Иначе у тебя будут расти все кости сразу. Мало того, что больно, так еще и расти начнешь как на дрожжах. Тут без колдомедика никак, прости, — он расстроено развел руками.

— Ну, так в чем проблема, давай вызовем его.

— У нас не вызывают, надо самой ехать в Мунго, больницу для магов. Только тут другая проблема. Ты не маг!

— ЧТО?! — Петунья опасно сощурила глаза.

— По законам Министерства на каникулах магглорожденные студенты приравниваются к магглам. Собственно поэтому им запрещено колдовать на каникулах, а так у них не было бы прав запретить магу взывать к Магии.

— Что за бред? У меня есть палочка, даже без нее я могу начертить уйму рун, которые кстати можно применять и на каникулах, и я все равно маггла??! Я же ученица Хогвартса и Пражской Академии!

— С первого сентября будешь магом. Я, правда, не могу помочь, на дом может выезжать только семейный врач и только к своим клиентам. А стоит такой врач… — Сев выглядел очень расстроенным, — Все, чем могу помочь — зелье, снимающее болезненность. Я уже начал варить, закончу завтра после обеда.

«Гребанные маги! Мерзкие лицемеры! До 1 сентября — маггла! Ну, что ж, Петунья, добро пожаловать в реальный магический мир! А то увлеклась этими их фокусами и поверила в прекрасную сказку, благо вон, Принц постоянно рядом и верным рыцарем спасает от невзгод».

Сев, как мог, старался развеселить кипящую от возмущения подругу, но не преуспел. Несмотря на это, он мужественно высидел с ней рядом пару часов, а потом позорно сбежал к своему вареву.

После его ухода Петунья, наконец, дала волю гневу, выразившуюся в жестоком избиении подушки. Успокоившись, она начала рыться по своим конспектам и арендованным на лето в библиотеке Пражской Академии книгам.

«Неужто такая чепуха сломает мне планы. Хочешь жить, умей вертеться! И не только на кровати дурацкой мумией, но и мозгами соображай!»

Она потратила всю ночь на поиск ответа, позволила себе краткий сон утром и еще до обеда управилась со всеми расчетами. С учетом ее ограниченных знаний оптимальным решением оказались руны, ускоряющие регенерацию.

Сева, прибежавшего после обеда с зельем, она едко поблагодарила:

— Спасибо, но я уже нашла выход.

Лицо мальчика обиженно вытянулось. Насупившийся и угрюмый он следил, как Туни наносит белым мелком знаки прямо на гипсовую поверхность. Закончив рисунок, Петунья запитала его силой и с превосходством посмотрела на Снейпа. И тут же скривилась от боли: за ускоренную регенерацию пришлось расплачиваться.

Так они и сидели рядом: Сев упрямо обижался, Туни гордо не просила помощи.

Удивленная необычной тишиной в комнату заглянула миссис Эванс:

— Лекарство не помогло? — удивилась она.

— Гордым не помогает, — мрачно ответил Снейп.

— Так ты, как с ежиком, — посоветовала та. И на вопросительный взгляд пояснила, — Еж птица гордая, не пнешь — не полетит.

Сев привстал, аккуратно поднял ногу и несильно пнул Туни по здоровой ноге, а затем с видимым облегчением выдал ей зелье. Пристыженная Петунья поблагодарила и выпила все залпом. Вкус, честно признаться, не радовал, но боль тут же ослабла.

— Дети, — покачала головой миссис Эванс и ушла на кухню.

«Сколько бы мне не было лет, рядом с мамой я опять становлюсь ребенком».

Петунья неуверенно протянула руку с оттопыренным мизинцем Севу. Тот посмотрел с сомнением, тяжко вздохнул, но пакт мира заключил.

* * *

Наплевав на рекомендации маггловских врачей, Петунья рунами освободила ногу уже через три дня, и еще через пару и не вспоминала о переломе. «Белую гробницу», правда, пришлось сохранить — через пару недель следовало съездить и официально «снять гипс».

Она едва успела: идеальным временем проведения ритуала в книгах была указана ночь полнолуния, и не всякая, но именно эта, в июле — подходила прекрасно.

Перед отъездом Бааль-Шем выдал ей необходимые артефакты и книги. Сам он не мог появиться в Британии и подстраховать проведение ритуала — вампиры на Туманном Альбионе считались лицами второго сорта, да и ритуал был на грани запрещенного. Приходилось рассчитывать на себя. И на одного ушлого сорванца, который все равно бы увязался за ней.

Любой ритуал очистки крови проводился только ночью. Любой из них требовал предварительного поста: от трех до семи дней. Любой требовал обязательной жертвы. И каждый из них был билетом в один конец.

Рунисты отдавали предпочтение трем возможным способам очистки крови. Первый из них учил гармонизировать рунный рисунок, его проводили те, кто в дальнейшем занимался рунной артефакторикой — изготовлением палочек, волшебных котлов, метел для полетов, штучных артефактов. Второй применяли мастера, специализировавшиеся на кругах силы, связках наблюдения и защиты, а также всевозможных «свечах». Он позволял видеть, какие природные и привнесенные свойства объектов дополнят руны, как лучше расположить защиту вокруг здания или города, как создать аккумулирующий наибольшее количество силы рунный круг. Именно они создавали «Свечи Фароса» — сложные рунные связки, служащие маяками для стационарных пространственных порталов.

Но оба эти ритуала были лишь частными случаями третьего, объемлющего их. Третий ритуал менял зрение волшебника: позволял наблюдать, как течет Магия. На него решались крайне редко: видеть скрытое большое испытание для здравого рассудка, и немало молодых магов это свело с ума. Но без него невозможно было создать пентаграмму пространственно-временного перемещения.

А значит, Петунья должна была рискнуть. Некоторый небезосновательный оптимизм в этом вопросе ей внушала личная зрелость: пугающие детей и подростков открытия для взрослой женщины, регулярно смотревшей телевизор в компании мужа и сына, не должны были оказаться излишне шокирующими.

Но самый сильный страх вызывал сам ритуал. Не предваряющий пост с медитативными практиками и ограничением в еде. Не необходимость посреди ночи разводить костер на пересечении крупных магических потоков, в ее случае сельских дорог. Не жуткая бурда, которую следовало на том костре сварить.

А то, что это кипящее зелье нужно будет налить себе прямо в открытые глаза.

Все, чему она научилась за год, успокаивало ее, убеждая, что ничего с глазами не случится. Но мерзкий скрипучий голос скепсиса пакостно шептал обратное.

Из дома сбежалось легко: пара рун отвлечения внимания и ее отсутствия никто не заметил. Дорога отняла меньше часа быстрой ходьбы. Только луна пугала — огромным серебряным шаром висела в небе и сводила с ума, убеждая рискнуть.

На перекрестке уже ждал с котлом и огромным мешком Северус, собранный и решительный. В предстоящем действе ему отводилась роль помощника и возможного лекаря.

Все приготовления Петунья делала резкими движениями, пытаясь сдержать подступающую панику: начертала руны, отвлекающие случайное внимание, потом запалила огонь, закрепила котел, нацедила в него несколько капель крови и начала варить. Снейп молча ассистировал.

Когда зелье доварилось, она мелком начертила руну Стазиса на боку котла, чтобы температура не упала. Переоделась в ритуальные одежды, которые вышила в июне. Дрожащими руками зачерпнула зачарованным черпаком зелье, легла на перекрестке головой на восток. И поняла, что не может.

Руки ходили ходуном, она едва удерживала черпак, из глаз лились слезы, и ее душила подступающая истерика.

Луну над головой закрыла темная тень: Снейп отобрал черпак, удержал рукой на земле и начал медленно гладить по волосам:

— Знаешь, вообще-то Принцы — это темный род. Мы ведем происхождение от кельтов. И некоторые секреты проведения ритуалов сохранились в памяти моих предков. Я сейчас прочитаю особый кельтский наговор и волью зелье. Этим наговором кельтские жрецы ослабляли боли рожениц, укрепляли решимость воинов перед битвой и заговаривали раны. Они укладывали больного под сенью священного дуба и произносили особое заклятие, от чего больной переставал чувствовать боль, а потом лечили. И уже тогда могли делать операции, словно под наркозом.

Петунья продолжала сильно дрожать.

— Я сейчас зафиксирую голову и веки, чтобы ты не дернулась случайно. А потом все сделаю сам. Ты не передумала?

Она едва-едва помотала головой. Снейп махнул палочкой, и Петунья почувствовала, как голову жестко сковало, а веки под действием заклятия распахнулись. Дрожь никуда не уходила. Сев ласково погладил ее по голове и задумчиво произнес:

— Полагаю, нам не хватает антуража.

— Ч-что?

— Антуража. Кладбища. Ну, смотри, черный маг проводит темный ритуал над юной девственницей, — он говорил торжественно, словно оратор на сцене, потом скривился и закончил, — На перекрестке. Как-то несерьезно.

Петунья вглядывалась в него, от удивления забыв свой ужас и перестав дрожать.

— Уже лучше, — хмыкнул он, — Я читаю.

Наговор был непонятный, но слова звучали ритмично и в рифму. Окончательно успокоившаяся Петунья упустила момент, когда Снейп наклонил черпак, и в глаз полилось кипящее варево. Глаз словно выключили, видимый им мир мгновенно померк, но боли она не чувствовала. Не прекращая речитатива Сев залил и второй глаз, оставив Туни в наполненной шорохами темноте.

Теперь пришла пора активировать заранее вычерченные на теле руны и принести слова клятвы, которая навсегда свяжет ее с Магией. Запитанные руны были видимы даже в непроглядном мраке и сияли странными всполохами, слова клятвы на неизвестном языке плавили огнем горло и гортань, но Петунья упорно продолжала говорить. Едва она произнесла последнее слово, как весь мир замер. Казалось, вечность замерла над ней и вытягивает в длинную тягучую нить само время, чтобы продлить эти страшные мгновения, когда Магия решает, принять ли ее жертву.

Резкая резь в глазах заставила ее невольно вскрикнуть. Она инстинктивно зажмурилась, из-под век хлынули слезы. Когда она проморгалась, мир стал другим. Ощущения были странными: словно она прижалась глазом к многоцветному стеклышку, которое причудливо играет оттенками, и эта полнолунная ночь с ним заодно. Каждый предмет, на который она бросала взгляд, стал ареной бурного танца разноцветных точек, чье хаотичное движение порождало смазанные линии. Даже по воздуху носились «светлячки», летевшие единым широким потоком над дорогами. Это было похоже на фотографию клубка из ночных шоссе при очень длинной выдержке.

Петунья продолжала судорожно моргать и жадно оглядывалась по сторонам. Ощущение многоцветия медленно отступало, возвращая привычное зрение.

Полная луна заливала холодным светом перекресток, потухший костер с котлом над ним и тощего мальчишку. Довольный Сев открыто улыбался ей, слегка сутулясь от смущения. Петунья потянулась к нему, зарылась в его надежные объятия и дала волю слезам облегчения.

* * *

В книгах, которые ей по рекомендации Бааль-Шема выдал библиотекарь в Брно, содержались советы по оптимизации зрения после ритуала. Процедуры это были не быстрые, суеты и спешки они не терпели. Но и пренебрегать ими не стоило: неразвитое зрение не позволяло видеть все потоки магии, а ошибка в руносозидании могла стать фатальной.

Помимо физических упражнений и медитации содержались рекомендации обратить пристальное внимание на объекты искусства достатутного периода. Этот закон, разделивший миры магии и простецов, под разными названиями и с разных эпох существовал практически во всех развитых странах мира. И после его принятия артефакты больше не могли на законных основаниях становиться предметами искусства в маггловских музеях. Итак одной из основных задач в развитии магического зрения было определить, какой из предметов является артефактом и каким.

Два раза в неделю Петунья вместе с неугомонным Севом садилась на электричку до Лондона, там подъезжала на автобусе до очередного музея и погружалась в мир богатых интерьеров, белоснежных скульптур, разнообразных картин, изысканных ваз и затейливых археологических находок. Снейп ходил по пятам, и если первое время рассматривал экспонаты с безразличным видом, то со временем втянулся и сам подзывал к особо приглянувшимся предметам искусства.

Они ничем не выделялись из толпы обычных посетителей в Британском музее. Именно там, в зале, посвященном раннесредневековому англо-саксонскому искусству, Петунью и накрыло. Ее взгляд упал на небольшую брошь Фуллера. И мир замер. Внешнее изящество линий из черненого серебра являлось удивительным продолжением магического содержания: маленькие разноцветные светлячки носились по потокам, пересекались, сталкивались и разлетались в разные стороны, словно в причудливом танце в большом бальном зале. Пораженная Петунья замерла с открытым ртом.

— Красиво? — откуда-то из-за спины послышался голос Сева.

— Это… это…, — она искала слова, но не находила, — Разве сам не видишь?

— Ну, это ж не медленно кипящий котел, источающий тончайшие запахи, — хмыкнул он.

— Это… не просто красиво, это гармонично, — слова явно не хватало, чтобы передать весь спектр ее переживаний, но другого она подобрать не могла, тщетно щелкая пальцами. Она подняла на него влажный от восторга взгляд.

— Я понимаю, — тихо ответил Сев, пристально посмотрел ей в глаза и отвернулся, закрывшись длинными прядями волос, — Я тебя очень хорошо понимаю.

Если кому интересно:

Рецепт запеченных груш: http://eda.ru/recepty/vypechka-deserty/grushi-zapechennie-s-rikottoj-43277

Представить, что именно видит Петунья, напр.: http://www.pichome.ru/hkW

или: http://www.pichome.ru/hkf

Брошь Фуллера: http://www.pichome.ru/hkI

К началу очередного учебного года «переключать» зрение, чтобы видеть магические потоки, получалось само собой. Определенные сложности возникали с разграничением наслоившихся «светлячков» и предугадыванием направления при столкновении нескольких векторов, но в этом должна была помочь практика.

В связи с особым зрением возвращение в Брно принесло массу любопытных открытий.

Раньше Петунья полагала, что Академия занимает такой убогий дом в связи с катастрофическим отсутствием финансирования. Теперь она убедилась, что главная причина совсем в другом.

Под зданием был расположен природный гейзер магической силы.

Обычно школы магии и родовые имения древней магической аристократии располагались в непосредственной близости, а зачастую прямо над источниками магии. Эти стихийные потоки усложняли обычное колдовство, но будучи взятыми под контроль, образно говоря, направленными подобно бурной реке в искусственно созданное русло, они начинали верно служить волшебникам: обеспечивали невиданный урожай на земле, избавляли от необходимости обогревать и освещать здание, посредством рунных кругов позволяли использовать голую силу для сложных ритуалов. Места силы пользовались огромным спросом среди сведущих волшебников, тем более что новые источники появлялись очень редко, а старые — уже давно активно использовались.

Напротив дело обстояло с гейзерами силы. В отличие от источника, они выплескивали потоки магии не постоянно, а периодически, иногда с прогнозируемой цикличностью, а иногда с хаотичной. Взять такой гейзер под контроль было не просто: рунный рисунок должен был выдерживать перепады мощностей, а в период отсутствия выплеска — продолжать использовать ранее полученную и сохраненную энергию. Таким образом, и использовать их старались эпизодически, серьезных зданий около них не возводили.

Здание в Брно могло пользоваться всеми благами гейзера, как если бы это был природный источник магии. Непростую задачу рунисты Пражской Академии решили особой многоступенчатой пентаграммой. О ее сложности довольно скажет тот факт, что количество ее уровней Петунья увидеть не смогла, несмотря на все свое улучшенное зрение. Удивляло только одно — почему эта энергия не расходовалась на элементарные жизненные удобства?

— Это сложно объяснить просто, — Бааль-Шем неспешно «курил» и задумчиво рассматривал ученицу, — Я думаю, все дело в том, что мы все еще живем в военном времени, и воспринимаем настоящее как недолгое затишье перед очередными потрясениями не от Гриндевальда, так от кого-то еще. Военный синдром, можешь посмотреть в маггловских книжках по лечению душ. Мастер, — куратор только так называл Цейгергоффера, — настроил Пентаграмму так, чтобы почти вся аккумулируемая энергия подпитывала защиту Академии. Внутри здания можно сделать с попавшимся врагом все, что угодно — ограничить возможности колдовать, разобрать душу и тело на составляющие, изменить сознание и мышление… Ни один волшебник не может противостоять такому количеству силы. Мы собственно и не скрываем этого: это наша последняя крепость. За ней некуда бежать. А чтобы помнить, что она именно последняя, энергия на бытовые радости почти не выделяется.

— Разве вы не устали воевать? Ведь не могут же все учителя постоянно жить в напряжении.

— Не могут. За неполные тридцать лет с окончания войны военный синдром «сломал» уже пятерых специалистов. И пусть прозвучит нелояльно, но я подозреваю, что Мастер тоже не вполне в себе.

«Это точно. Даже с учетом, что он вампир, но так рассказывать о жертвоприношениях?»

* * *

Со второго курса в Пражской Академии начиналась так называемая взрослая жизнь. В первую очередь в академическом смысле: начинали читать курсы для посвященных, основные и ключевые, позволявшие претендовать в будущем на звание Мастера.

Самой неоднозначной дисциплиной для Петуньи стали Основы Ритуалистики, а проще говоря — базовые правила жертвоприношения, которые читал ни много ни мало сам мастер Цейгергоффер.

Он был стар и летами, и статью, маленький, тощий и сухонький, волосы у него были неопределенного грязно-серого оттенка, лицо высохшее и мрачное. Но при этом энергии в нем было слишком много, и он выплескивал излишки нервными жестами: постоянно взмахивал руками, и даже лекцию читал, постоянно ходя по залу. Указанное нервное состояние никак не отражалось на работе, в которой движения его становились скупыми и точными. Говорил он резко и лаконично, мгновенно реагируя на любые вопросы. И, несмотря на суровые, подчас жестокие суждения как преподаватель он был великолепен.

Изначально Петунья была настроена против самой идеи приносить живое существо в жертву. Цейгергоффер легко и непринужденно переменил ее мнение на противоположное:

— Я охотно допускаю, даже приветствую, если среди вас будут те, кто откажется от жертвоприношений по этическим соображениям. Не думайте, что маги древности были просто жестоки и не понимали последствий своих действий. Напротив. Проведем элементарные расчеты. Стандартный рунный круг защиты «Купол Сфагнира». Создается на основе не ниже двухступенчатой пентаграммы. Сколько энергии следует влить, чтобы запитать его на действие от двух лет? Как видим из графика из здесь присутствующих нет ни одного мага, включая меня, кто мог быть запитать его одномоментно. Любой надорвется. Хорошо, допустим, будем запитывать постепенно, давая время восстановиться. Сколько времени это займет? От года. Минимум год Вы будете вливать силу в круг, который будет работать чуть более двух лет. И какой смысл в такой деятельности? Никакого.

— Жертва. Какой она может быть? Любой. В ряде случаев, могут быть проблемы с магией крови: принесение в жертву своих кровных родственников еще никому на пользу не шло. А так Магии все равно, кого Вы принесете в жертву: крысу, петуха или юную девственницу. Разным будет объем силы, который Вы сможете получить. Посмотрите старинные гравюры, как там изображают ведьм? Женщина с совой, кошкой или вороной. Почему именно эти животные? Потому что они ловят мышей и крыс, а это оптимальные жертвы для большинства несложных обрядов, локальных ритуалов и малоступенчатых пентаграмм. Они дают небольшую, легко просчитываемую порцию магической энергии. Как любопытный факт: до сих пор большинство практических уроков в трансфигурации оперируют в качестве основы крысами и мышами. В отдельных областях баловались жабами вместо крыс. Мое мнение — крысы лучше: кровь теплокровных вкуснее, — мастер слегка хмыкнул и сверкнул клыками, предлагая разделить шутку, — Главный минус жаб: объем выплескиваемой энергии зависит от времени года. Иногда бывают неприятные сюрпризы.

— В чем главный плюс жертвоприношений? Вы не тратите свою энергию. Сравнительно легко создаете заполненный аккумулятор, а сохраненную энергию тратите, когда захотите, искусственно увеличивая свой потенциал. И для отдельных впечатлительных: для подавляющего большинства того, что мы проходим, вам хватит крыс, есть парочка продвинутых рунных кругов, для которых понадобится петух или баран. Человеческие жертвоприношения мы проходим исключительно теоретически. А то вдруг, кто войдет во вкус и попробует с вампиром…

* * *

Основы Ритуалистики читали на втором курсе. В рамках лекций и практических занятий учили ловить крыс и мышей особыми рунными кругами, которые в просторечии называли мышеловками, быстро убивать жертву как ритуальным ножом, так и специально выращиваемым ногтем, а потом собирать выплескиваемую энергию и заключать ее в пентаграмму. На третьем курсе основы превращались в Продвинутую Ритуалистику. Она включала в себя практику жертвоприношений более крупных животных: куриц, петухов, баранов и тому подобных, с ловлей выплеска энергии в «ловушку свечей». Для этого на гранях пентаграммы располагали специальные горящие свечи, пламя которых формировало границы жертвоприношения. На четвертом курсе читали Высшую Ритуалистику, практику по которой Цейгергоффер проводил только для своих личных учеников.

Большинство магов, пользующихся палочками, негативно относились к жертвоприношениям. И если практика Основ Ритуалистики еще считалась условно допустимой, пусть и неодобряемой приличным обществом, то уже книги по Продвинутой Ритуалистике была запрещены в подавляющем большинстве стран (и Британия не была исключением), а одного упоминания Высшей Ритуалистики было достаточно, чтобы купить себе билет в один конец до местной магической тюрьмы.

Тем не менее, выгоды были слишком очевидны и наглядны, поэтому дисциплины эти не умирали.

Миссис Дурсль еще из той жизни терпеть не могла мелких грызунов, чему в свое время поспособствовала и Лили. Правда убивать их едва ли не руками Петунье прежде не доводилось, но действо это было настолько привычным для профессоров, почти машинальным, что и она относительно легко преодолела себя. Теоретически рассматривала возможность принести в жертву животное покрупнее. Но человека…

Все-таки это было невозможно для той, что мучилась и кричала, порождая на свет новую жизнь. Роды и последующее материнство слишком изменили ее отношение к понятию жизнь: она слишком наглядно поняла, насколько дорогой ценой та достается этому миру. И если животными еще можно было пренебречь, в конце концов, люди выращивают некоторых на убой, то убить человека она бы не смогла.

Даже ради возвращения домой.

* * *

Острее всего Петунья ощутила себя взрослой на Продвинутой Нумерологии и Стереометрии. Вел их высокий ироничный маг, который обожал внезапно давать сложные контрольные работы. На первом же занятии после каникул он огорошил еще вальяжных студентов очередной проверочной. Натренировавшаяся летом Туни решила задачки первой и получила в награду несколько дополнительных заданий, с которыми также успешно справилась. Преподаватель посмотрел на результаты прямо поверх ее плеча и хмыкнул:

— Эванс, с вещами на выход. Через месяц придешь на проверочную.

— А? — Петунья непонимающе захлопала глазами.

— Если опять решишь без ошибок и с дополнительными заданиями, сможешь еще месяц гулять, — нумеролог снизошел до объяснений.

— А если ошибусь, через месяц смогу еще раз попробовать? — рискнула уточнить она.

— Нет, — неприятно усмехнулся он, — Привилегии даются тем, кто хочет стать рунистом, а не любителям циферки рисовать.

Петунья быстро собрала сумку и побежала прочь, пока преподаватель не передумал. Только что ей подарили восемь свободных часов в неделю, и она не собиралась зря тратить ни минуты.

Первые две недели Петунья чувствовала эти дополнительные часы, как глоток свежего воздуха, радовалась им, позволяя себе порой лишний часик-другой сна. Но вскоре новые хлопоты захватили ее, и вновь казалось, что график очень плотный. Однажды она так увлеклась расчетами очередной рунной связки, что не выспалась перед очередной контрольной по нумерологии и только чудом решила все без ошибок. Испугавшись возможной потери привилегии, Туни вынуждена была сбавить обороты.

Второй год отличался также тем, что после жесткого отбора первого курса студентов осталось совсем мало и их расселили по одному в комнату. Ей досталась небольшая комната-«чулок», поперек которой стояла кровать (больше она нигде не влезала), а у окна пристроился небольшой письменный стол. В комнате были поклеены старенькие обои в тусклый цветочек, у входа висело старинное зеркало, с которого местами слезло напыление.

В одно из свободных воскресений Петунья совершила вылазку в город, где в лавке старьевщика купила три старинных бра в ужасном состоянии. С помощью ряда полуэкспериментальных зелий она отчистила лампы, покрыла зеленоватой краской, которую затем слегка подшкурила и залакировала. Туни несколько раз перевешивала их, пока не добилась того, чтобы зажженные светильники меняли зрительное ощущение от комнаты, создавали иллюзию большого пространства. Еще один день ушел на обработку стула, и хвала чарам, которые позволили ускоренно высушить изделие. Сначала Петунья нанесла белую основу, потом покрасила стул нежно зеленым, наклеила несколько салфеток с цветами и бабочками, покрыла сверху особым лаком и, пока он еще не высох, обсушила горячим воздухом из палочки. Получившиеся неровности лака дополнительно подчеркнула тенями, а затем нанесла окончательный слой лака. Получился искусственно-состаренный стул в технике, которую во времена миссис Дурсль называли декупаж. Довершал образ комнаты стол, накрытый простой скатертью, и кровать с покрывалом в тон.

В результате комната приобрела вполне жилой вид: нежные зеленоватые цвета обоев и мебели, дополненные бежевыми скатертью и покрывалом и оттененные рисунками цветов и бабочек, создавали легкое приятное впечатление.

Значительные временные траты на оформление комнаты были продиктованы большой слабостью Петуньи. В давние времена ей довелось смотреть одну любопытную передачу о том, что лицо зрелого человека является отражением его характера и мыслей. Миссис Дурсль следила за собой и понимала, что тонкие губы говорят о привычке сдерживаться и некоторой зажатости, резкие складки у носа и легкая морщинка между бровями о властности и придирчивости, но тогда эти проявления не казались ей чем-то ужасным.

Лицо Лили было еще совсем детским и примет возраста и характера пока лишено. Но Петунье, лишенной привычного окружения и любимой семьи, слишком долго приходилось бороться одной в другом времени. И всякий раз глядя на себя в зеркало, она боялась увидеть в отражении ворчливую и склочную ведьму: с уже сейчас обозначившимися упрямыми складками у губ и морщиной недовольства на лбу, а также с неизбежным последствием ритуала — глазами, цвет которых менялся от желтых до почти черных по несколько раз за день.

Поэтому ей было так важно держаться за наивные приметы детства: Петунья заходила в комнату и чувствовала себя ребенком. Иногда она позволяла себе девчачьи глупости: пару конфет под подушку, дурацкий вырвиглазный лак для ногтей или нелепые прыжки под популярных Битлз (в представлении Туни это было утренней зарядкой, но, щадя свою психику, к зеркалу она в этот момент не подходила).

В русле таких попыток удержать ощущение детства проходила ее переписка со Снейпом.

* * *

Первые пару месяцев они активно обсуждали все подряд: сравнивали систему обучения, делились личными переживаниями, высказывали мнение о прочитанном. Бывали вечера, когда она закрывала блокнот уже глубокой ночью, и с лица ее не хотела сходить мягкая улыбка.

Сев оказался весьма специфическим собеседником: упрямый и дерзкий, он, тем не менее, был готов выслушать другую точку зрения, но лишь затем, чтобы в итоге вопреки всем ранее озвученным доводам остаться при своем мнении. Властную натуру Петуньи, избалованную попустительством Вернона, это ужасно раздражало.

Она сдерживала себя, напоминая, что общается с замкнутым и угрюмым мальчишкой из неблагополучного района, и уж с высоты своих лет вполне может себе позволить не переживать от того, что ее точку зрения не приемлют. Но иногда, когда Снейп подбирал особенно язвительные и меткие контрдоводы, она злилась на него взаправду, мысленно ругая его словами, которые леди не пристало знать.

Э. — Все равно, жертвоприношения — это плохо. И если крысами я еще готова поступиться, в конце концов, они вредители, то человек — это недопустимо.

С. — А если бы от принесения в жертву твоего врага зависела жизнь дорогого тебе человека, например, твоего ребенка?

«Про ребенка — это удар ниже пояса».

Долгая пауза. Петунья обдумывала ответ, мрачно перечитывая последние две фразы переписки.

Э. — Ради своего ребенка я бы принесла в жертву человека. И, что самое ужасное — не только своего врага, но и кого-нибудь безвестного. Мне самой это не нравится, но…

С. — Цель оправдывает средства. Будь поосторожнее с этими мыслями.

Э. — Почему?

С. — Однажды тебе покажется, что кем-то безвестным можно поступиться. А потом может оказаться, что за маской неизвестности скрывался кто-то тебе небезраличный.

«Туманно и намеками. К чему весь этот разговор?»

* * *

К слову сказать, к обладанию блокнотом Снейп подошел творчески. Покопавшись в библиотеке, он освоил чары, которые позволяли «задержать» передачу написанного чернилами, как пояснил, чтобы написать текст вдумчиво. Потом к обычному посланию начал добавлять маленькие смешные зарисовки. Сначала это были простые изображения: котлы, волшебные палочки, рыцарские доспехи из Хогвартса. При поддержке и восхищении Петуньи он окончательно осмелел и начал рисовать карикатуры: судя по отдельным хорошо прорисованным деталям в ущерб учебному процессу. Больше всего Туни впечатлила карикатура на МакГонагалл, а сам Сев был в восторге от своего «Дамблдора», и постоянно подправлял его, особенно много внимания уделяя качественной прорисовке лимонной дольки в руке.

Ближе к Рождеству Снейп вспомнил их эксперимент с постером и начал отправлять ранее виденные им изображения, которые блокнот умудрялся отображать как чуть смазанные фотографии. Правда, приходилось дополнительно подпитывать его силой, но зато Сев смог показать вид Слизеринской гостиной и даже пытался научить Петунью, чтобы воочию увидеть ее комнатку. Увы, ментальные науки оставались для нее непостижимой тайной.

* * *

Петунья с нетерпением ожидала Рождества. Какое-то время она надеялась, что сможет вырваться к родным на каникулы, но мастер Цейгергоффер жил в своем требовательном мире, лишенном радости от общения с семьей и близкими во время праздников. Так что все учащиеся были оставлены в Академии и засажены за курсовые работы. Всякое недовольство было жестко задушено. Поэтому Петунье пришлось отправлять подарки родным через обычную маггловскую почту, а подарки в мир магии и вовсе придержать до весны.

Снейп отреагировал на удлиненную разлуку весьма остро: закрылся в панцирь, на вопросы отвечал односложно, а когда писал более подробно, чувствовалось, что он сильно хандрит. Петунья порывалась несколько раз вытащить его из этой скорлупы, но он словно упрямый рак-отшельник настойчиво прятался от света.

Тем не менее, и в таком состоянии он иногда высылал ее «красивости». Одним из них оказалась картинка с изображением ночного неба и росчерком кометы на нем.

Э. — Ух ты! Неужели это не придуманная красота?! Что это за комета?

С. — Сам видел воочию. Галилея.

Э. — Вроде нет такой?

С. — У кого-то, может, и нет. А у меня есть.

* * *

Загадку с кометой Петунья гадала несколько дней. Кометы Галилея не существовало, в этом она была уверена. Небо было передано очень точно, да и не помнила она, чтобы Сев присылал придуманные «красивости» или, тем паче, врал. При изучении астрономического атласа она наткнулась на комету с похожим названием. Вот только одно но: комета Галлея появлялась раз в семьдесят с лишним лет и прошлый раз был еще до Первой мировой войны, а следующий ожидался в 1986 году. Миссис Дурсль припомнила смутно какую-то шумиху в восьмидесятые, когда в новостях регулярно рассказывали об открытиях, сделанных зондами с поверхности кометы, но она тогда была так далека от астрономии…

«Что бы это могло значить?»

Она не поленилась прогнать картинку небосвода через специальный артефакт в кабинете астрономии, чтобы установить, где именно и в какой момент времени находился зритель. Ответ ее поразил: Штат Джорджия, США. 12 марта 1986 года.

А на дворе только что наступил 1973.

«Как такое возможно?»

Петунья нарезала сердитые круги по комнате.

«Подгадал положение всех звезд на небе? Да ну, Снейп зельевар, а не астроном!»

Она резко остановилась.

«Допустим: он был в Америке весной 1986 года. Как?»

Посмотрела в зеркало: у Лили в отражении был мрачный вид и злые черные глаза.

«Мне кажется, ответ лежит на поверхности: этот засранец перенесся, как и планировал!»

Она шепотом выругалась. Потом опять заходила, наконец, остановилась и мерзко захихикала.

«Судя по всему, он уверен, что я — это Лили. Что ж, я хочу лично видеть его лицо в момент разочарования! И пусть не говорит, что женщины мстительны!»

Этого было мало. Она даже руками помахала, в надежде сбросить излишки эмоций и успокоить нервы.

«Я выбью из него извинения. Хотя нет, плевать на извинения! Мне нужен этот гребанный хроноворот и его расчеты тангеников. А когда я вернусь, может общаться с моей драгоценной сестрицей, сколько влезет!»

Не сказать, что Петунья успокоилась. Но теперь у ее энергии появился вектор.

«Я вернусь!..»

Примечание к части

Карикатура на Макгонагалл: http://www.pichome.ru/hkh

Карикатура на Дамблдора:

http://www.pichome.ru/hkx

Карикатура на Горация Слизнорта: http://www.pichome.ru/hkQ

Карикатура на Спраут: http://www.pichome.ru/hkl

Фотография кометы Галлея, сделанной в 1986 году:

http://900igr.net/prezentatsii/astronomija/Izvestnye-komety/005-Kometa-Galleja-v-nebe-nad-shtatom-Dzhordzhija.html

Старая добрая народная мудрость гласит: «Лучший совет можно найти на подушке».* Выспавшись и успокоившись, Петунья поняла, что в истории с кометой ей не нравится.

Астрономию в магических школах преподавали на очень достойном уровне. И если первокурсник еще мог не знать, как называется хвостатая звезда, то курса со второго все кометы заучивались наизусть. Связано это было в первую очередь с тем, что при появлении кометы резко возрастал магический фон, создавая благотворную атмосферу для проведения ряда ритуалов, варки сложных зелий, создания многоступенчатых пентаграмм.

При всем своем шалопайстве и озорстве Снейп дураком не был. Ни тогда, ни сейчас. И при этом он так откровенно назвал комету неправильно, словно подталкивая Петунью к проверке в астрономическом атласе… Очень странно.

В той, другой жизни миссис Дурсль любила играть в карты. Как правило, в британской провинции играют в бридж, но его Петунья любила не так сильно, как популярный в ее студенческие годы преферанс. На последнем курсе она доучилась чудом, поскольку ночи напролет играла. Собственно именно преферансу она была обязана тесным знакомством с Верноном.

Вначале она не обратила особого внимания на упитанного розовощекого парня, который оказался третьим за столом. Тем более, что рядом сидел и пылко рассказывал о своих карточных подвигах Дэвид, известный за таланты играть на гитаре. Сама Петунья играла средненько, выезжая за счет прекрасной памяти и умения сыграть мизер на фарте. В остальное время играла она по основным преферансным премудростям: нет хода — не вистуй, под вистующего с бушующего, под игрочка с семачка и проч. Сдача была плохонькой: в одной масти у нее был голый туз и пара неиграющих козырей. Ход выпал Вернону, и он надолго задумался, пока Туни и Дэвид подтрунивали над ним. Наконец Дурсль сделал ход, и Петунья хотела возмутиться, что он делает его вопреки всем заповедям игры. Тот строго посмотрел в ответ, она замолкла и всю сдачу покорно действовала в заданном им ключе, от чего в итоге они оставили Дэвида без трех. Даже сейчас много лет спустя она не уставала восхищаться мужем: видя только свои карты, он грамотно оценил расклад, не побоялся действовать нестандартно, от чего они вдвоем и разделили дивиденды.

Если преферанс ее чему и научил, то, как минимум, тому, что в игре надо принимать во внимание не только свои карты.

«А если он подставился… намеренно? Все-таки, положа руку на сердце, он знал Лили намного лучше меня. И я при всем желании не могу качественно играть одиннадцатилетнюю восторженную девочку, слишком большая пропасть из возраста и жизненного опыта между нами. Если принять во внимание, что в прошлое он вернулся именно из-за сестры и то, как много времени и сил он посвящал общению со мной, получается, что он вполне мог заподозрить, что я не Лили. И сейчас, раскрыв мне одну карту, надеется, что я начну играть игру и засвечу свой расклад».

Петунья отнюдь не была наивной восторженной дурочкой и, даже несмотря на годы сотрудничества, не обманывалась на счет мрачного волшебника. Он был опасным типом, так что его признание в убийстве Дамблдора не вызвало у нее удивления.

«Здесь он не беззубая змеюка, которую держали в узде клятвы оберегать Гарри. Стоит мне только открыть рот и заявить, кто я, и может вполне статься, что Снейп не помогать мне будет, а мстить. И возможностей у него не в пример больше моих».

Весь солидный багаж магических навыков и знаний убеждал Петунью быть весьма осторожной. Разнообразные зелья, темномагические проклятия, калечащие чары, ментальное воздействие — таланты Снейпа казались неисчерпаемыми.

«Мне следует продумать разные незаметные методы защиты. А пока что свои догадки я придержу при себе. Если он продолжит намекать, то, значит, мои подозрения небеспочвенны. Остается только до последнего играть восторженную, ничего не подозревающую дурочку».

* * *

В заброшенном классе размеренно тикал метроном. Маленький худенький мальчик сидел на стуле недалеко от кипящего на маленьком огне котла и, быстро стуча ножом по доске, нарезал влажно блестящих слизней.

Если бы эту картину увидел Гораций Слизнорт, он схватился бы за голову, причитая, что никогда не учил своих учеников варить зелья так по-варварски: без песочных часов, без весов, без вытяжки и раковины с водой. Если бы в комнату зашел Альбус Дамблдор, он бы покачал головой, померцал глазами и сказал что-нибудь пространное и светлое: у любого слушателя щемило бы на сердце от доброты, сквозящей в словах директора. Если бы мальчика заметил Николас Фламель, он бы предложил ему ученический контракт, потому что за многие века лишь жена да редкие самородки умудрились не надоесть ему. Впрочем, легендарный изобретатель философского камня не мог здесь оказаться, и не было у него возможности узнать о юном зельеваре.

Ведь такие дети слишком режут глаза своим учителям. На таких детей либо ворчат за нарушение правил и порядка, либо заводят пространные разговоры о любви, не замечая скуки в глазах в ответ. Но конкретными действиями никто не помогает.

Наверное, если бы о них заботились, им потакали и поддерживали во всем, из них не вырастали бы уникумы, способные сварить зелья уровня мастера буквально «на коленке».

Мальчик закинул слизней, помешал несколько раз в котле, понюхал варево, палочкой убавил огонь, сделав его едва пульсирующим, прикрыл зелье крышкой и вышел из класса. За дверьми он достал из кармана мантии пачку маггловских сигарет и закурил.

Это было правило из взрослой жизни: в лаборатории не курить.

Вообще у Снейпа было много правил. Вся его жизнь состояла из них, они упорядочивали его жадный до знаний ум и пылкое до эмоций сердце.

В детстве он много плакал: переживания были настолько сильны, что он не мог сдержаться, из-за чего до школы его дразнили девчонкой, а в Хогвартсе — Нюниусом. Долгое время излишняя эмоциональность сильно мешала жить и учиться: приступы хандры длились месяцами, и один из них окончился попыткой самоубийства, к счастью, неудачной.

Тогда в жизни нищего забитого полукровки появились правила, которые регулировали все. Сначала это были бытовые мелочи: когда вставать, что и сколько есть, как держать себя, как разговаривать, во что одеваться; позднее — больше, правила стали определять даже когда и о чем думать. Он оделся в свои правила, как в жестко скроенный сюртук, спрятал свое сердце в холодный панцирь из строгости и безразличия, а на всякий случай еще добавил шипов: сарказма и презрения.

Жизнь по правилам была прекрасна: последовательна и прогнозируема. Но, увы, реальность оказалась сложнее.

Первый раз он нарушил все свои правила, когда выяснилось, что приносимая в жертву великим идеям Темного Лорда магглорожденная — это его близкая подруга детства. Он пал на колени перед своим господином и молил его подарить ее себе.

Второй раз он вновь оказался на коленях, на сей раз, взывая к милости директора школы.

Третий раз он сорвался и напился после памятного Хэллоуина 1981 года.

Придя в себя через три дня в уборной, он понял, что так отпускать себя нельзя: либо он станет кем-то вроде своего отца (а это было худшим из кошмаров до недавнего времени), или вновь порежет себе вены.

Он выпрямил спину и начал новую жизнь. Так появились костюмы с сотнями маленьких пуговиц и мантии с длинными крыльями, которые сковывали его тощее никому не нужное тело прочь от чужого злого любопытства и сжимали весь мир до понятных и простых границ правил и обязанностей. Так появилось строгое расписание, которого он придерживался больше десяти лет изо дня в день, не позволяя себе ни слабости, ни болезни. Наверное, так в свое время жил профессор Биннс, которому жесткий распорядок не дал окончательно умереть.

В ограниченном мире аскезы и самоконтроля Снейп на какое-то время перестал быть человеком, став бездушной шестеренкой, вращающейся по чужой воле.

Он вновь ожил, слетев с резьбы, вечером того дня, когда Дамблдор передал ему хроноворот. Без капли алкоголя Снейп буквально опьянел от тех возможностей, той власти над временем, которые упали ему в руки.

Магия времени стала его самым большим и самым трепетно скрываемым хобби. Это был реальный шанс переиграть свою жизнь, завоевать любимую женщину, и много бессонных ночей он беззвучным призраком скользил по спящему замку, обдумывая, что и как следует сделать.

Законы времени были слишком сложны, чтобы их мог сознательно и целенаправленно изменить один человек. Река времени текла сквозь века, и горсть гальки, брошенной чуть выше по течению, не могла изменить русло этой реки. Но было одно исключение: одна ведьма из Краучей в давние времена вернулась в прошлое и переиграла свою жизнь. Внося легкие, почти незаметные изменения, она рушила цепочки причинно-следственных связей, и в итоге несколько лет спустя ее новая жизнь кардинально отличалась от прежде прожитой. От нее остались краткие мемуары и термин магии времени — эффект птеродактиля.**

Снейпу очень повезло, что в переписку с ним вступил известный мастер Рунистики и Высших Пентаграмм Марк Цейгергоффер: без его советов и скопированных выдержек из старинных книг Северус так и топтался бы на месте. Долгие расчеты и сложные подготовительные процедуры переработали хроноворот, который теперь мог послужить своеобразной машиной времени. Убийство директора казалось катализатором последнего недостающего ингредиента — огромного объема силы, которого не хватало, чтобы подняться вверх по течению времени. Тем не менее, артефакт в его руках не сработал: слишком различной силой пользовались убийца и его жертва.

Нужен был своеобразный громоотвод — сквиб, который заберет часть силы покойного себе. При всем богатстве выбора, радовать неожиданно открывшимися магическими способностями Аргуса или миссис Фигг в планы Снейпа не входило, и выбор пал на миссис Дурсль. С горькой иронией он посчитал тетушку-ведьму своеобразным прощальным подарком обреченному на заклание Поттеру.

Снейп потушил окурок и вернулся в класс: следовало доварить зелье, а потом уничтожить все следы своего пребывания здесь. Он был далек от веры в то, что его подпольная лаборатория будет разрешена руководством школы. Механически продолжая нарезать, толочь и помешивать, он размышлял.

Вначале все пошло, как и задумывалось: Петунья любезно помогла с активацией, и он оказался в своем детском теле в ночь накануне первого отбытия в Хогвартс. Ему удалось уговорить мать прийти на вокзал пораньше, перехватить Лили и увести подальше от двух гриффиндорцев. Затем он изящно подставил под каток их шуток Петтигрю (кредо у крысы такое, быть подопытным образцом), а сам незаметно начал с чувством, толком и расстановкой мстить за все унижения прошлой жизни. Иногда Северус сам поражался, насколько эта игра в детство его захватила.

Помимо школьных шалостей пришлось решать целый ряд взрослых вопросов: зарабатывать денег для родителей и себя, добиваться уважения и признания на факультете, становиться незаменимым другом и советчиком для Лили. И тут случилось неожиданное.

Внезапно прошлое кардинально изменилось: подруга решила изучать руны за пределами Хогвартса. Грешным делом он даже подумал, что это не Лили, но на его вопрос о ромашке она ответила верно. Получается, сам того не желая, он невольно запустил эффект птеродактиля — не уследил, не воодушевил, и теперь рядом с ним будет расти несколько другая Лили?!..

Несколько месяцев после ее возвращения из Брно он умело лгал себе, что перед ним чуточку другая любимая: все-таки она еще совсем ребенок, жизнь которого серьезно изменилась. Но стоило девочке перестать маячить перед глазами, будя настоящий вулкан в сердце, как циничный рассудок начал подбрасывать одно несоответствие за другим. Без живительного присутствия Лили и в отсутствие строгих правил старая добрая хандра вновь догнала его.

Уже немало ночей он провел в своей подпольной лаборатории, варя зелья на заказ и попутно размышляя о причинах такого несоответствия в поведении подруги. Он вертел ситуацию так и эдак, но не мог понять, как именно ему вывести притворщика на чистую воду. У него буквально опускались руки при мысли о том, что часть Лили все еще живет в ее теле, но не всегда властна над ним. Вконец отчаявшись, Северус начал потихоньку намеками разной степени прозрачности наводить своего собеседника на мысли о своей природе. Теперь следовало лишь дождаться встречи с Лили, чтобы проверить, что его экивоки были правильно поняты.

Снейп выскользнул из класса и беззвучно заскользил по ночному замку, даже не зажигая Люмос. Тихо шелестели сквозняки, негромко скрипели рыцарские доспехи, похрапывали портреты на стенах, а темнота скрадывала реальность нынешнего облика, и так легко верилось, что он по-прежнему патрулирует Хогвартс в поисках нарушителей. Правда, теперь были отличия.

Услышав в одной из ниш знакомые до отвращения мальчишеские голоса, Снейп невербально наложил на себя дезиллюминационные чары, неслышно подкрался и затаился у стены. Внимательно выслушал всю оригинальную затею, заключавшуюся в краже свежего лака у завхоза Филча с последующим нанесением его на скамейки слизеринцев в Большом зале, при этом перед Блэком ставилась непростая задача — сохранить липучесть при отсутствии запаха.

Ничем не выдав своего присутствия, Снейп, сохраняя на лице мерзкую усмешку, дошел до Большого зала и прошмыгнул внутрь. Через несколько минут он спокойно вышел через главные двери и остановился, задумавшись, у гигантских песочных часов, отражавших баллы факультетов. Пока что первое место занимал Слизерин, но львы не отставали, коварно подкрадываясь к лидеру.

— Оригинальный педагогический ход, — явно передразнивая кого-то прошептал Снейп, взмахнул палочкой и продолжил, — Минус пятьдесят баллов Гриффиндору за ночные прогулки и шалости, подрывающие межфакультетскую дружбу.

В песочных часах застучали огненно-красные рубины.

* * *

Колеса мерно стучали, Хогвартс-экспресс бодро ехал в Шотландию.

Как прошли годовые экзамены в Пражской Академии, Петунья даже не заметила. Она была слишком обеспокоена грядущей встречей со Снейпом и способами противодействия ему. Из доступного ей арсенала она могла похвастаться весьма скромным набором рун. Впрочем, уже через год ей будет, чем его удивить. Но для этого следовало продержаться месяц в Хогвартсе и три — дома.

Серьезно обдумав ситуацию, Петунья пришла к выводу, что Снейп не знает судьбы Лили из этого времени. Этим и объясняется то, что он аккуратно «сливает» ей информацию, а не пытает и не поит сывороткой правды в безвестном подвале. Иначе могла бы получиться такая неудобная ситуация, что его действия окажутся губительны для того, о ком он заботится. Или еще вариант: если это тело сохранит память о неприятных событиях, то, исцелив Лили, он тут же ее потеряет. При таком раскладе следовало радоваться родству с сестрой: какой бы мелочной букой она порой не была, но пыток или принуждения в отношении своих родственников Лили бы не простила.

Это, конечно, был крайний случай. Но Петунья предусмотрительно продумала, как именно она будет убедительно озвучивать свои подозрения. Если Снейп ее раскроет и захочет отыграться за нарушенные планы, это будет ее последний козырь.

«Может, я зря себя накручиваю, и он сам будет рад выкинуть меня назад к семье, чтобы освободить место для Лили?!»

Петунья покачала головой.

«Ставки слишком высоки. Нет никакой гарантии, что он вообще будет беречь мое бренное существование. Поэтому лучше заложиться под четвертого валета».* * *

Колеса мерно стучали, приближая неизбежную встречу.

Примечание к части

* Русский аналог — Утро вечера мудренее.

** Десять баллов Вашему дому, если Вы угадали о каком фанфике идет речь. Если кто не читал, рекомендую: Заязочка «Эффект птеродактиля» https://ficbook.net/readfic/3768294

** В преферансе в масти восемь карт, старшинство по возрастающей — от семерки до туза. Если у игрока на руках в одной масти туз, король, дама и карта не старше десятки, то есть риск, что все прочие карты этой масти окажутся у одного из оппонентов и в игре он заберет четвертую взятку (валетом). Расклад этот очень редок, но иногда учитывается при заказе игры.

На перрон она выходила настороженно, прикрывая лицо от дождя, который резкими порывами ветра бросало в глаза. Как и в прошлом году ее встречали. Снейп стоял, ссутулившись и спрятав лицо под капюшоном плаща, руки были в карманах, Хагрид держал в руках небольшой зонтик, но и не думал раскрывать его.

«А ведь у него же там палочка! Как-то нефункционально получилось: и зонтик идиотский, и от дождя не защищает, и заклятия он не использует. Но конспирация!»

Петунья тоже накинула капюшон и поспешила к магам. Северус вперил внимательный взгляд ей в лицо, но с расспросами не полез, коротко кивнул и поманил к каретам. Дорога была скользкая, земля мерзко чавкала под ногами, и девушка быстро выбилась из сил. В карете было холодно, темно и уныло.

«Вот какой смысл в магии, если даже банальных удобств цивилизации лишен?»

Снейп сидел напротив, погруженный в свои мысли. Разницу в отношении Петунья почувствовала сразу: он не предложил ей обсушить мантию, не приставал с вопросами, как в тот раз, не пытался взять за руку. Несмотря на все свои прежние мысли по поводу их отношений, девушка была уязвлена.

«Вот значит как! Как вокруг Лильки хвостом увиваться, так мы всегда первые, а как ради не пойми кого, там у нас хандра и сплин. Чем же тебя сестрица-то так приворожила?»

От скуки Петунья начала смотреть в окошко. И тут ее накрыло.

Весь последний учебный год она тренировала свое новое зрение, училась разделять ступени потоков, согласовывать разные векторы, и взгляд на разные сложные магические конструкции уже не доставлял никакого дискомфорта. Но теперь перед ней высился замок, долгие века аккумулирующий силу природного источника магии. И это зрелище буквально взрывало мозг. Хогвартс пронизывали миллиарды разноцветных светлячков, сводя с ума как буйством и разнообразием красок, так и сложными узорами движения. Как завороженная, Петунья вглядывалась в здание и не находила в себе ни сил, ни сознательности хотя бы моргнуть. Светлячки словно манили ее последовать за собой по сложному узору, и она чувствовала только все более усиливающееся головокружение и чувство потери реальности.

В себя ее привел Снейп, одной рукой закрывший глаза, а другой приобнявший, чтобы удержать от падения после неожиданного возвращения в трясущуюся на ухабах карету. Петунья приходила в себя, мучительно сражаясь с приступами тошноты.

«Теперь понятно, почему у задачи Дамблдора так долго не было решения. Ну и вписалась же я! Черт бы его побрал!»

* * *

Девочки были счастливы возвращению Петуньи. В первый же вечер после краткого обмена впечатлениями по поводу минувшего года они с детской непосредственностью забрались с ногами на ее кровать и разложили свои наброски интерьера. Хелена предлагала строгий минимализм с черной контрастной мебелью, Мэри настойчиво продвигала смесь неструганой доски и пробковых панелей. А Алиса так навязчиво пыталась воплотить идею с сиреневой декоративной гусеницей, что Туни слегка пожалела, что подарила ей в свое время книгу Кэрролла.

«Им ведь так нравится наш уютный уголок… Вот, что мешает сделать то же самое в мое отсутствие? Ну, неужели такая чепуха как подпитывающие трансфигурацию руны?»

Гриффиндорки громко спорили и призывали Петунью в качестве авторитетного судьи, должного вынести вердикт и выбрать среди предложенный интерьеров самый удачный.

— Мне не нравится ни один из вариантов, — честно призналась Туни, — Строгий минимализм в детской или подростковой комнате смотрится убого, он скоро начнет нас напрягать. Тем более он требует хорошего порядка и плохо сочетается с обилием женских безделушек. Неструганная доска — слишком грубый материал. Если тебе нравится природное дерево, то надо придумать, какое именно брать, чтобы подчеркнуть его возрастные отметины и природный узор. Мне кажется, пробковые панели с ним рядом потеряются, будет слишком монотонная гамма. А что касается гусеницы, то она не может быть основной частью интерьера, если ты, конечно, не хочешь выставить нас фриками, любящими кальян.

Петунья с легким страхом ожидала воплей и криков девочек, не готовых признать верность озвученных идей. К ее удивлению, реакция была совсем другой:

— Я же говорила, что Лили придумает сто крат лучше, чем мы все вместе взятые! — радостно и горделиво заявила Алиса.

Подруги важно кивали.

— Э-э, хорошо, спасибо за поддержку. — Петунья озадаченно пригладила волосы, — У меня такая идея. Мы обыграем сказку о Дюймовочке: кровати превратим в роскошные цветы водной лилии, на полу постелем нежно зеленый ковер с мягким ворсом, на стене создадим панно в стиле позднего Моне, на окна тоже нанесем узоры в форме лепестков цветов. Также создадим несколько красивых стрекоз и бабочек, а я зачарую круг, чтобы насекомые летали по замысловатой траектории. По ночам они будут служить светлячками, а окна будут подсвечиваться чарами снаружи, бросая цветные блики от витражных картин.

Девочки замерли с открытыми ртами, видно было, что идея их захватила. Черная мебель и доски были тут же забыты, только Алиса не желала расставаться со своей идеей:

— А столик мы сделаем в форме листика кувшинки, на нем будет сидеть сиреневая гусеница и курить кальян!

Петунья только покачала головой.

В итоге ее замысел удалось воплотить лишь частично. От столика пришлось отказаться, даже после трансфигурации он слишком выбивался из общего стиля. Та же участь постигла бабочек, поскольку никак не получалось зачаровать их крылья на плавное движение, от чего при полете они казались грубыми и тяжеловесными. Зато стрекозы прекрасно вписались, а дополнительные чары сделали их жужжание вполне мелодичным. Витраж тоже пришлось упростить, потому что не удалось придумать, как именно перенести проекцию картины на стекло.

Зато мягкий и нежный ковер на полу, дополненный элегантными кроватями и яркими красками панно и витражей удивительно смягчил казенную обстановку. Теперь у девочек появилась новая мода: они снимали обувь у входа и ходили по ковру босиком. Правда, пришлось по очереди регулярно чистить его чарами, но эти мелочи никого не смущали.

А еще теперь к ним часто пытались попасть в гости. В прошлом году к их идее отнеслись спокойно — да и особого вживления в созданный интерьер не ощущалось. А в этом частенько напрашивались девочки с других курсов, при чем отказать некоторым не получалось — их помощь была необходима, все-таки некоторые предметы второкурсникам было не под силу трансфигурировать.

* * *

Удивительное дело, Петунья стала весьма знаменита. Казалось бы, еще в прошлом году она была никто и звать ее никак, а тут на каждом уроке преподаватели выделяли ее, однокурсники здоровались или приветливо улыбались, причем не только с факультета львов, но даже слизеринцы. И если витиеватые дифирамбы Слагхорна вызвали лишь некоторое недоумение, то изысканные поклоны в исполнении Поттера ввели в легкий шок.

И не ее одну — случайно увидевший это Снейп резким тоном порекомендовал гриффиндорцу:

— Не стоит расточать свои пошлые любезности девушке. Ей вполне достает ума увидеть их лицемерность!

Он уставился тяжелым взглядом на мальчишку, от чего тот слегка сдал назад. Убедившись, что его услышали и поняли, Сев резко развернулся, от чего полы мантии взлетели над полом, и резким стремительным шагом понесся прочь.

— Какой он все-таки… мерзопафосный, — с ноткой восхищения проговорил Джеймс ему вослед, потом обернулся в Петунье и предупредительно склонившись, продолжил — Не переживай, Эванс, со мной тебе ничего не грозит. Я настоящая овечка в мантии льва.

Окончательно потерявшись в этом новом доброжелательном Хогвартсе, девушка позорно сбежала в библиотеку. Там обнаружилась Пайпер, с которой они редко где пересекались, хотя продолжали обмениваться подарками.

— Привет. Слушай, ты не в курсе, что с Поттером? Он ведет себя со мной как джентльмен восемнадцатого века: встает в моем присутствии, порывается поцеловать руку и постоянно по-дурацки улыбается, словно я храню ключи от его персонального рая.

— Так и есть, — Сара даже не подняла головы от пергамента, на котором строчила реферат по чарам.

— В смысле?

Пайпер раздраженно посмотрела на собеседницу, но, тем не менее, ответила:

— В смысле, что в прошлом поколении Поттер связал себя Браком с Дореей, урожденной Блэк, и с нею привнес в кровь древнюю магическую силу, отягченную рядом родовых проклятий. Так что если наследник не найдет себе жену в Хогвартсе, то по окончании школы его женят добровольно-принудительно, и почти наверняка магическим браком. С лица, конечно, воды не пить, но выбор красивых невест будет не богат. А тут ты: не дурнушка, с редкими магическими талантами и уже очищенной кровью. Смирись, твои глаза тебя выдают… замуж, — и Пайпер слегка покхекала.

«Вот уж не было печали! Видать, сестренка тогда и не устояла».

— Получается они с Сириусом кузены?

— С чего ты решила? — искренне удивилась Пайпер.

— Ты же сама сказала — урожденная Блэк. Или в магической Англии много Блэков?

— Там был магический Брак с полным вхождением в род мужа. Ну как тебе объяснить? Вот, помнишь Нарциссу Блэк, она на старших курсах на Слизерине учится, такая эффектная брюнетка, еще любила глаза фиолетовым подводить? Если посмотришь за ужином, увидишь, как она изменилась. У нее магический брак с отсроченным закреплением и полным вхождением в род Малфоев. Помнишь, может быть старосту Слизерина, он выпустился в прошлом году. Теперь Нарцисса — натуральная блондинка, выглядит, словно она сестра своего мужа. Магия рода меняет всех, кто в него входит. Ну, и неизбежно рвет старые родственные связи.

«Но Лили же не менялась».

— А может быть брак без изменения внешности? — заинтересовалась Петунья, за сестру ей было обидно.

— Министерский. Но он… ненадежный. Им обычно вечные подростки балуются: вроде и есть отношения, а вроде и без неотвратимых обязательств. Напротив, в магическом браке нельзя изменить супругу, его нельзя расторгнуть, иногда даже смерть не освобождает от цепей Гименея.

— А дети?

— А что дети? — Сара пожала плечами. — В магическом браке муж уверен, что он отец. В министерском — может быть все, что угодно. Чары личины, Ритуалы смены крови и рода, всевозможные иллюзии, оборотное зелье… Маги такие затейники.

«Судя по разнообразному арсеналу, и налево погулять не дураки».

* * *

Как Петунья не бегала от Снейпа, но некоторое общение было неизбежно. Она, конечно, подстраховалась рунной татуировкой, защищающей от ментального считывания, но сомневалась в ее действенности. Увы, никакие ее личные драмы не могли быть извинением для профессоров при сдаче экзаменов, поэтому приходилось и на лекции ходить, и в библиотеке заниматься. Именно в святилище книг Сев ее и подловил, обратившись к ней, как ни в чем не бывало:

— Привет. Хотел предложить тебе сыграть со мной в плюй-камни. Мама прислала мне набор.

Радовало, несомненно, то, что рядом делал выписки Фрэнк, да и вообще библиотека накануне экзамена приобретала загадочную популярность.

«Ничего опасного. Главное, вести себя почти естественно. Я просто юная дурочка».

— А в чем смысл игры?

— Правильно вбросить камни на поле.

— А почему плюй? Ими плюются? — не поняла Петунья.

— Нет, при потере очка камень выплескивает в лицо проигравшему вонючую жидкость, — Снейп говорил совершенно серьезно.

«Потрясающе. Какая интеллектуальная и доброжелательная игра для аккуратных и вежливых молодых волшебников. Несомненно, мне просто жизненно необходимо научиться в нее играть, поскольку иначе мое представление об азартных играх будет неполным».

Видимо, на лице у нее отразился неземной восторг от предложенной идеи, потому что Снейп торопливо предложил:

— Мы вполне можем сыграть в твою любимую игру. Я готов научиться любым новым правилам.

«А вот и стенки моего угла».

— Моя любимая игра — преферанс. Но в него играют втроем. И нужны карты.

— Сейчас все будет, — торопливо успокоил ее Сев.

Он подозвал Фрэнка и в два предложения уговорил его сыграть третьим («Лили собирается поиграть со мной в интеллектуальную и психологическую маггловскую игру. Нам не хватает одного игрока»). Собрал вещи девушки, и отвел обоих гриффиндорцев в пустующий класс. Далее под их изумленными взглядами спешно преобразовал из блокнота колоду и зачаровал ее от последующей трансфигурации на несколько часов.

— Это уровень шестого курса вообще-то, — выдал удивленный Фрэнк.

«Оппа, по ходу кто-то пошел ва-банк. Опасность, опасность!»

— Это основа основ, если занимаешься по старым учебникам начала века. Как видишь, в подержанных вещах есть свои плюсы, — несколько высокомерно открестился Сев.

Вариантов для правдоподобного отказа не находилось. Правила она объяснила скомкано, остановившись на самой простой версии преферанса, мальчишки схватывали на лету. Заподозрив неладное, она уточнила степень их искушенности в азартных играх.

— Мама пасьянсы любит раскладывать и заодно играет иногда в несложные игры, — смущенно заалел Фрэнк.

— А я в покер играл, — с мрачным предвкушением ответил ей Снейп, испытующе глядя в глаза, от чего Петунья сильно смутилась и начала сдавать.

Первые пару кругов игра шла медленно, но постепенно все втянулись и заиграли увереннее. Фрэнку шла карта, но он не рисковал и часто недозаказывал. Снейп независимо от расклада постоянно вистовал, от чего регулярно лез «в гору». Петунья увлеклась и раскраснелась: все-таки азарт неискореним и следовал за ней сквозь толщу времени. Сначала зажатая, она раскрепостилась и начала сыпать преферансными премудростями в виде коротких шуточных афоризмов (посмотри в карты соседа — в свои всегда успеешь; ошибки случаются — карты не стеклянные; главное не выиграть и даже не получить, главное — унести; и тому подобные).

А потом ей повезло с мизером, благодаря чему она мигом отыграла долгие потуги Фрэнка. Чувствуя удивительную эйфорию, она решила, что называется, подергать тигра за усы, и рискнула сыграть еще один. Ее противники разложили свои карты, задумались, а потом Снейп отобрал бразды правления, разыграл короткую и эффектную комбинацию и повесил ей «паровоз» из семи взяток. По сути это означало конец игры: отыграть такой гандикап в короткой игре было невозможно. Весь вопрос был только в том, сколько именно она проиграла, но видя ее расстроенное поражением лицо, мальчики решили закончить досрочно.

Собираясь, Петунья чувствовала одновременно досаду от проигрыша и восхищение от острого ума Сева — он впервые сел играть, но быстро разобрался в игре и поймал ее мизер, что редко кому удавалось. Что бы кто не говорил, но интеллект Петунья ценила. Они вышли из класса и пошли в сторону Большого зала за ужином, задумчивые и уставшие от недавних переживаний. Только тут Туни, наконец, задумалась, зачем вообще Снейпу понадобилось с ними играть.

«Да и вообще, почему он, взрослый и серьезный маг, занимается всеми этими глупыми шалостями: подставляет Поттера с Блеком, крадет ингредиенты, шляется по Запретному лесу? Может, у него в голове два сознания: детское и взрослое?»

Они уже подходили к дверям, когда сбоку раздался резкий хлопок и полкоридора оказалось забрызгано отвратительно пахнущим жидким навозом. Петунья презрительно поджала губы.

«А убирать все бедняге Филчу. Это ж какой логикой надо руководствоваться, чтобы назначить сквиба завхозом в школе, полной безответственных и неряшливых магов?! По-моему, такое унижение достоинства пожилого человека только приучает этих шалопаев к безнаказанности и высокомерию».

Снейп бросил взгляд на Петунью и вдруг остановился. Он весь как-то съежился, свернулся, схлопнулся: плечи ссутулились, голова поникла, а на лице отразилось горькое разочарование. Девушка удивленно обернулась к Севу, поймала черный взгляд побитой собаки и услышала тихий шепот, констатирующий:

— Петунья…

Примечание к части

Кувшинки» Клода Моне (относятся к последнему периоду творчества, своеобразная квинтэссенция изменчивости, которую старались подчеркнуть импрессионисты): http://www.pichome.ru/hkp

Кровать с кованной решеткой под лилию: http://www.pichome.ru/hk2

Витраж «Лилии»: http://www.pichome.ru/hkA

Все правила преферанса пересказывать не берусь, лишь отмечу некоторые моменты для понимания фрагмента. Вист — обязательство взять те взятки, которые не учтены заказавшим игру. Например, играют шесть бубей (обязуются взять шесть взяток при козыре бубны), значит, вистующий(-ие) должны взять не менее четырех взяток. Если вистующий не доберет заказанное, он получит штрафные очки («в гору»). Мизер — обязательство не взять ни одной взятки (несмотря на усилия обоих оппонентов их «впихнуть»), за которое дается много полезных очков. «Впихнутые» взятки влекут огромное количество штрафных очков (очень много «в гору»).

Несколько коротких мгновений Петунья переживала безумный спектр эмоций: непонимание, где он ее увидел; удивление, в чем именно она сплоховала; ужас, что ее тайна раскрыта раньше запланированного, и, наконец, облегчение от завершившегося притворства. Старое имя казалось непривычным, как позабытая на чердаке старая шуба, которая хоть и поизносилась, но в плечах по-прежнему была впору. За эти невероятно долгие мгновения Снейп мобилизовался: продолжая сутулиться, он втянулся, собрался в тугую пружину, губы сжались в жесткую полосу, а взгляд стал пристальным и препарирующим — оторваться от него Петунье было невозможно.

— Ты о ком? — доброжелательно уточнил позабытый было Фрэнк.

— Я, — Снейп отвечал медленно, давая паузам между словами наполнить каждый звук особым смыслом, — Только что… сообразил…, из-за кого… Лили, — имя прозвучало так едко, что Петунья невольно покрылась мурашками на загривке, — изволила… на меня… обижаться, — искривленные губы сочились ядом презрения.

Петунья с трудом сглотнула, продолжая неотрывно смотреть в черные глаза, словно загипнотизированный кролик.

— Из-за кого? — Фрэнк переводил взгляд с одного на другую и обратно.

— Из-за сестры Лили — Петуньи, — размеренно ответил Снейп, продолжая удерживать взгляд.

— Тогда, как истинный рыцарь, ты должен просить прощения: дам обижать нельзя, — как ни в чем не бывало, торжественным голосом резюмировал Фрэнк.

Снейп удивленно заморгал, и ужасное давление черного взгляда ослабло. Петунья с удивлением поняла, что не дышала все это время, и закашлялась с непривычки.

— Рыцарь? — неверяще переспросил слизеринец.

Лонгботтом кивнул. Снейп на миг стал задумчивым, потом лицо его стало отстраненно-торжественным, он неспешно опустился на одно колено, слегка склонился и произнес:

— Приношу свои искренние извинения за доставленные неудобства. Я клянусь самой Магией, что не имел никакого злого умысла. Все мои действия были рассчитаны на риск только для меня. Да будет Магия мне свидетелем!

Вокруг его фигуры закружился и замерцал странный черный дым, который с легким хлопком пропал. Петунья не была уверена, видел ли еще кто-либо проявления воли Магии, или это прерогатива ее измененного зрения. Воцарилось непродолжительное молчание, даже сбившаяся вокруг толпа зевак примолкла.

— Все в порядке? — уточнил наконец Фрэнк участливо, — Если что, я поясню. Сама Магия только что подтвердила истинность каждого сказанного слова.

— Д-да, — на автомате ответила Петунья. Новые сведения следовало хорошенько обдумать.

Тем временем, Северус поднялся, окинул надменным взглядом собравшихся, в том числе со своего факультета, и двинулся в Большой зал, но, проходя мимо Петуньи, он успел едва слышно шепнуть ей «Позже».

* * *

А ночью она тихо выскользнула за пределы гостиной Гриффиндора.

Ночной замок завораживал: в отсутствие привычной суеты и шума он сам становился личностью, весьма своеобразным собеседником. Темнота скрадывала приметы времени, усыпляла ворчливые портреты, умиротворяла и мотивировала: когда не видишь обилия деталей, невольно фокусируешься на главном, отметая лишнее.

Первый раз Петунья остановилась у главного входа в Хогвартс. Мелком быстро нарисовала несколько рун, затем отошла в сторонку, отвернулась и запитала их. Из рисунка вверх взвилось синее пламя, быстро опавшее и впитавшееся в пол и стены, от чего те начали слегка светиться рассеянным голубоватым светом.

Решив проблему с освещением, девушка начала рисовать основные круги. Иногда она вставала, отходила на несколько шагов, чтобы прикинуть что-то, потом вновь склонялась над полом. Во время работы, как и всегда, мысли ее упорядочивались, а тревоги отступали.

— Эй, ты! Что ты здесь делаешь? Нарушаешь? — старческий голос дребезжал неприятным фальцетом.

— Здравствуйте, мистер Филч, — Петунье не хотелось уподобляться высокомерным паразитам магам, поэтому она поднялась и с завхозом заговорила подчеркнуто вежливо. — Я черчу рунные узоры.

— Чего-чего? — возмутился старик, — Хулиганишь? Что он делает, твой узор? Шумит? Вызывает икоту? Что?!

— Он очищает одежду и обувь любого, проходящего рядом, — спокойно ответила девушка.

Филч скривился. Был он из той породы неприятных стариков, от чьей скрюченной фигуры плохо пахнет, но без кого разваливается даже самое отлаженное хозяйство: отталкивающий в личной жизни, он был незаменим на работе. А еще он слишком долго жил среди мелких неблагодарных засранцев, от чего перестал верить в альтруизм и чистоплотность подростков.

— А что, днем теперь добрые дела не делаются? — скрипуче вопросил завхоз.

— Руны не терпят суеты и спешки. А днем непременно кто-нибудь помешает.

— Такая красивая сказка, что я почти поверил, — он похмыкал, — Правила для всех едины: иди за мной. Тут где-то дежурный профессор ходит…

Дежурным профессором оказался Мартенс, совершенно безразличный к личности и причине нарушения преподаватель ЗОТИ. Он просто назначил неделю отработок у Филча, снял двадцать баллов и отбыл восвояси. Петунья только плечами пожала: она шла на нарушение из принципов, и наказание ее не пугало. Тем более самую нудную часть работы уже завершила, оставалось только запитать руны, а это лучше делать вне замка — британские маги весьма трепетно относятся к жертвоприношениям, пусть и крыс.

* * *

Отработка проходила в Зале трофеев. Филч был непривычно молчалив, от чего скрип его суставов ничего не заглушало. Он выдал Петунье ведро, тряпку и небольшую банку с чистящим средством. Подготовившаяся девушка достала перчатки и приступила к полировке наград. Завхоз сопел рядом.

— А я проверил твои руны, — заявил он вдруг.

Петунья молча продолжала работать.

— Профессор Флитвик их посмотрел, да. И сказал, что это действующая связка рун чистоты. Что скажешь, а?

— Половичок. Мы так его называем, — размеренно ответила девушка.

«Это что, извинения что ли?»

Филч еще посопел, потом так неуверенно продолжил:

— А палочку-то я тебе оставил.

— И что? — от удивления Петунья выпрямилась и посмотрела прямо на старика.

Тот скривился и, насупившись, зыркнул в ответ:

— Чего-чего? Не обязательно белые ручки марать.

Девушка пожала плечами и вновь склонилась к награде:

— Я рунист. Это все равно, что сквиб. Я даже чистящих заклинаний не знаю.

«Иногда жаль, конечно. Но будь моя воля, отказалась бы от всех магических возможностей, лишь бы еще раз увидеть моего Дадлика».

Филч еще немного потоптался, затем зашаркал прочь, напоследок буркнув:

— Занесешь, когда закончишь.

Петунья глянула ему вслед и молча покачала головой.

«Ну что тут скажешь?»

* * *

Для жертвоприношения пришлось ждать субботы: тут и внезапные отработки вмешались, и с крысами была проблема.

В стародавние времена жертв обеспечивали фамильяры: кошки и совы. Но чистюле Петунье претила мысль о домашнем питомце, поэтому она воспользовалась одним практичным советом из Основ Ритуалистики: создала несколько простых рунных кругов (так называемых мышеловок), которые ловили мелких грызунов, а затем помещали их в пространственный карман в состоянии стазиса. Как шутливо уверял мастер Цейгергоффер, это фатально сказывается на вкусовых качествах грызунов, зато позволяет беречь их в таком виде несколько лет. В специальной поясной сумочке Петунья вшила специальные символы, которые позволяли достать крысу из такого пространственного кармана и тут же принести в жертву. Кстати сказать, она всерьез подумывала доработать руны мышеловки и «мышехрана», чтобы доставать стерильно чистую жертву. Даже несмотря на ритуальную перчатку с острым когтем на большом пальце ей приходилось после ритуала тратить много времени, чтобы качественно отмыться. Чувство брезгливости Туни преодолеть так и не удалось.

В Хогвартсе она мышеловки ставить побоялась: хватало крыс-фамильяров, да и рунный круг сомнительного содержания мог возбудить ненужные вопросы. А в окрестностях школы они вполне гармонично вписались в суровый шотландский ландшафт.

Наконец, крысы были пойманы («Береги крысу, особенно последнюю», — напутствовал мастер Цейгергоффер) и девушка отправилась к небольшой рощице: в тени деревьев ее эксперименты не привлекут лишнего внимания.

На самом деле «половички» стали гораздо более сложной конструкцией. Во-первых, их было несколько, и они представляли собой своеобразную цепь, в которую можно будет добавить элементов, во-вторых, Петунья собиралась запитать их извне замка, а в-третьих, планировала сделать подпитку ежегодной все время, пока она будет связана с Хогвартсом. Поэтому пришлось чертить отдельный рунный круг.

Наконец, все знаки были нанесены. Петунья встала в центр круга, и начала читать заклинания, которые должны были активизировать магические потоки в подпитывающем круге, а через него и в «половичках». По коже начали бегать колючие мурашки, словно ее слегка било током. По одному к цепи присоединялись все новые элементы, каждый из которых ощущался, словно нить в левой руке ведьмы. Когда цепь спаяла все части до последнего, она достала из кармана вялого грызуна и резким движением вогнала металлический коготь прямо в шею.

В ритуальную перчатку хлынул поток магической энергии, от чего правую руку сильно дернуло. Продолжая удерживать нити рунной связки, Петунья соединила две руки и произнесла завершающую фразу. Тельце крысы рассыпалось прахом, а рунный круг под ногами сильно вспыхнул и исчез. Заметать следы учили профессионально: соответствующие символы вписывались на полном автомате.

С чувством выполненного долга девушка пошла к Хогвартсу. Теперь можно было не переживать за разносимую по замку грязь. Осталось придумать что-нибудь против последствий навозных шалостей.

* * *

Со Снейпом они встретились в том классе, в котором год назад отмечали отложенные дни рождения. Обстановка сильно давила: то ли взаимным недоверием, то ли накопившимися грязью и беспорядком. Северус стоял, скрестив руки на груди, и сверлил Петунью тяжелым взглядом. Она очень отчетливо ощущала, как его тяготит эта ситуация, но он вынужденно смиряет себя.

«Что ж тебе надо, ушлый слизеринец?»

Рунная татуировка, обновленная перед встречей, пока была неактивна. Туни уже несколько раз молилась, чтобы признание Снейпа об ограниченности своих талантов в ментальной магии было истинным. Этого она боялась больше всего — потерять себя как личность, или потерять свою память о дорогих ей людях.

Снейп слегка кивнул и начал стандартные заклинания о непричинении вреда, в задачу Петуньи входило только вовремя подтверждать их твердо сказанным SIC, чтобы обязательства стали взаимными. Такие формулы волшебники издавна применяли на дипломатических переговорах и при обсуждении условий дуэлей: после закрепления заклинания действовали еще сутки, а потом их эффект пропадал. Недостатком таких чар являлось то, что они, во-первых, были очень затратными, во-вторых, стороны должны были держаться удаленно друг от друга какое-то время после — сама Магия уберегала их от кровопускания.

«Судя по тому, как он дергается, Снейп с удовольствием бы меня четвертовал».

Эта мысль внушала некоторую горечь, все-таки Петунья успела привязаться к бесшабашному шалопаю. Наконец, отзвучали последние слова, и Снейп достал из зачарованной тубы, которую они только что получили совой, два свитка пергамента:

— Это Свиток дипломата: пергамент особым образом зачарован и вымочен в специальных зельях, на нем нельзя написать неправду, но можно удержаться и ничего не писать. Нет принуждения, но есть гарантии истинности. На одном будет два моих вопроса, на втором ты можешь написать два своих. Заполним здесь и обменяемся.

Петунья внимательно изучила сопровождающую бумажку, и лишь затем кивнула, взяла один из свитков и села с ним за стол. Там она развернула пустой пергамент и задумалась. Вопрос о местонахождении хроноворота был зряшной тратой возможностей — ей нужен сам предмет, а не информация о нем. С тангениками тоже беда: расчеты там большие и сложные, вполне могут занимать не один том, на маленький листик не влезет самая урезанная версия, даже если Снейп что-то помнит. Она подняла голову:

— Предлагаю сперва поговорить, а потом записать уточняющие вопросы, чтобы быть уверенным, что сказанное ранее правда.

— Я тебе никогда не врал, Петунья, — грустно улыбнулся Снейп.

Она вспоминала тот момент, когда он давал ей хроноворот — «как сувенир», пыталась вспомнить дословно, что он сказал, но слова ускользали.

— Поясни, — без заведомого предубеждения попросила Петунья.

— Я дорабатывал хроноворот, связался с несколькими мастерами рунистами, специализирующимися на магии времени. Заказал особые расчеты и переносную пентаграмму, активирующую артефакт. Много денег заплатил. Активировал хроноворот, запитал жертвенной энергией от смерти Дамлблдора, но перемещения не получилось. Мне объяснили, что это из-за того, что у наших магий разные векторы. Надо, как они выразились, «сцедить самую активную часть магии жертвы, чтобы ее остаток следовал за моим вектором». Для этого предлагалось отдать артефакт в руки сквибу, который как пустой сосуд принял бы в себя этот излишек. Побочный эффект только один — сквиб становится магом. Средней руки. Я выбрал тебя, подумал, что твоей семье это может пригодиться, коль скоро я ухожу в отпуск, — Снейп криво усмехнулся на этой фразе. — Твое перемещение, тем более в тело Лили, для меня огромная неожиданность.

— Давай запишем, и я отвечу на твой первый вопрос.

Снейп не врал. Впрочем, Петунья догадывалась об этом еще после его публичной клятвы. Пространственно-временные расчеты были слишком сложны, их осуществляли несколько параллельно работающих магов разных специальностей. Никто не стал бы усложнять и без того непростую задачу перемещения дополнительным балластом в виде недавно омагившегося сквиба. Ее появление в прошлом могло быть результатом каких-то неучтенных факторов, и едва ли Снейп мог понять каких.

— Твой вопрос, — она протянула руку.

На пергаменте проступил первый вопрос «Есть ли в теле Лили хоть малая частичка ее души?». Петунья почувствовал горький комок в горле — она сама давно не задумывалась о своей младшей сестре, привычно мимикрируясь в прошлом, но Снейп помнил о Лили все эти годы, горевал и хотел вернуть. Хотя кто она ему? В лучше случае подруга детства.

Петунья взяла в руку перо и медленно вывела: «Нет».

Она до последнего надеялась, что свиток не примет ее ответ, что он опровергнет эту такую губительную и окончательную истину. Но пергамент был неумолим: чернила медленно засыхали на надписи-приговоре. Снейп смотрел на слово-отрицание сверху и лицо его, обычно бесстрастное, становилось все более грустным и опустошенным.

— Мне очень жаль, — заполнила вынужденную паузу Петунья, — Я сама не знаю, как это произошло, вначале даже не поняла, что уже не в себе. Все эти полтора года не было ничего, никаких знаков.

— Ты поэтому пошла в рунисты, хотела ее вернуть? — тихо спросил Северус.

«Он хоть мир-то за Лили видит?»

— Я хотела вернуться, — честно и твердо ответила Петунья, — К Дадли, Вернону. Да, даже к Гарри. Они ведь там одни…

Вдруг ей в голову пришла неожиданная мысль:

— Ты его бросил. Ты сбежал, как последний…

— Вот не надо этого пафоса, — скривился Снейп, — Я давал клятву оберегать кровь Лили, ее продолжение. А накануне смерти добрый дедушка Дамблдор огорошил меня откровением, что для победы над Лордом Поттер должен умереть. Все это время мы носились с ним, как с писаной торбой только затем, чтобы он красиво умер в нужном месте. Какова тебе мысль, что все это время мы растили для директора свинью на убой?

«Не врет. Вот ведь зараза, не врет же».

Они молча буравили друг друга глазами. Наконец Петунья сказала:

— Это проблемы директора, уже не важные. Там он умер, значит, у Гарри будут шансы. Я должна быть там.

— Боюсь все не так просто. Там, точнее тогда Лорд — серьезная проблема, которую придется решать. Впрочем, ты права — тебе следует вернуться.

«Неужели?..»

Петунья решительно протянула руку ладонью вверх:

— Хроноворот.

Снейп недоуменно поднял вверх бровь:

— Я тебе его отдал.

— Какая разница? Он же точка фокуса, артефакт, собирающий энергию для прорыва сквозь время. Он должен был перенестись вместе с одним из нас. У меня его нет, значит, он у тебя.

Северус иронично улыбнулся, взял свиток с трагичным «нет» и написал: «Последний раз я касался хроноворота, когда отдал его Петунии Дурсль в 1997 году. Больше я его не видел и ничего о нем не знаю».

— Это невозможно, — опровергая очевидную надпись, возразила Туни. — Это основа-основ. Точка фокуса перемещается всегда. Это как кончик карандаша, который всегда касается бумаги и оставляет след.

— Если продолжать твою аналогию, то стержень мог выпасть, оставляя полую дудку, — пожал плечами Снейп.

— Мне нужно это уточнить, — покачала головой Петунья. Посмотрела на последнюю надпись и, нахмурившись, спросила, — Какой у тебя последний вопрос?

— Это уже не актуально, — горько скривился Северус.

* * *

Петунья вышла с ужина чуть позже обычного: тяжкие мысли мешали сосредоточиться на еде. Она начала медленное восхождение в гостиную, попутно размышляя, что будь ее воля, она заставила бы лестницы лететь прямо к нужному этажу.

«С чем вообще связано это хаотическое движение лестниц?»

Погруженная в размышления, она упустила момент, когда рядом вдруг появилась высокая худая фигура в ярко-бирюзовой мантии.

— Директор, — слегка склонила голову она.

«Интересно, эти вырвиглазные оттенки свидетельствуют о полном отсутствии вкуса или о неизжитых детских комплексах?»

— Мисс Эванс, — Дамблдор сохранял обходительную невозмутимость.

«Это случайная встреча или…»

Директор мягко улыбнулся и вдруг заявил:

— Я слышал, Вы оказали неоценимую помощь мистеру Филчу. Это так внимательно с Вашей стороны.

Петунья настороженно кивнула.

— Я всецело разделяю Ваше внимание к непростому труду нашего завхоза, но…

«Неужели нельзя определиться: хвалишь или ругаешь?»

— … Но хотел бы предостеречь Вас, — Дамблдор сделал паузу и посмотрел на девушку поверх очков-половинок, — Будьте аккуратнее с объектами Ваших экспериментов. Иногда они больше, чем кажется на первый взгляд.

«Это он про крыс что ли?»

Несмотря на то, что на лице студентки сохранялось выражение глубокого удивления, директор посчитал свою миссию выполненной и, слегка кивнув на прощание, плавно проследовал прочь.

Наступившее лето было очень похоже на предыдущее: много самостоятельных занятий, спокойные прогулки всей семьей Эвансов, домашние хлопоты (о, наконец-то Петунья дорвалась до плиты!). Но было одно отличие, вдруг оказавшееся весьма заметным.

Ей стало тяжело с родными. Нет, она соскучилась, она очень хотела их видеть. Но обычный привычный мир словно выцвел, поблек, как старая фотография. Того буйства «светлячков», которое она привыкла видеть в Брно и в Хогвартсе, дома не было и в помине. Семья казалась теперь немножко другой, как будто, лишенной изысков. То странное чувство, какое бывает, когда после качественно снятого фильма 90-ых смотришь старую пленку: есть чувство ностальгии, трогают лица и диалоги, но глаз невольно подмечает огрешности, несуразности, простоту.

Осознав свое измененное ощущение, Петунья сильно перепугалась. То отстраненное состояние, в котором погрязла в свое время Лили, теперь пришло и к ней. Ближе к концу школы сестра почти не общалась ни с кем из простецов, она вся ушла в другой мир. Когда-то давно миссис Дурсль читала фантастический рассказ, в котором высадившиеся на чужой планете космонавты очень быстро изменились — сначала глаза их стали золотистыми, потом они вдруг начали говорить на другом языке, а когда несколько лет спустя прибыл следующий десант, первых поселенцев приняли за аборигенов. Но самое страшное — изменившиеся тоже никого не узнали: потеряв человеческий облик, они забыли родную речь и свою культуру, даже свою планету...

Ей нужно было посоветоваться. Ее чистокровные друзья не подходили: едва ли они могли понять весь масштаб трагедии. Нужно было обсудить это с кем-то, живущим на два мира. Например, с одним соседом-полукровкой.

* * *

Но Снейпа нигде не было видно. Понятно, что рассчитывать на его визит было нелепо, но за продуктами-то он должен ходить? Петунья несколько дней ходила по городу, тщетно надеясь застать Северуса. Увы, все было безрезультатно.

Но вот в один день у магазина с чаем ей повезло встретить его мать. Из-за угла показалась высокая худая фигура в черном платье в пол. Лицо у женщины было угрюмо-остраненное, взгляд усталый, шла она неторопливо и как-то… неуверенно.

Словно черт дернул Петунью сблизиться с ведьмой:

— Здравствуйте, миссис Снейп.

Женщина медленно повернула голову, бросила отстраненный взгляд на девушку и неспешно кивнула. Вроде здесь, а вроде и нет: смотрела она куда-то сквозь собеседницу. Но остановилась. Посчитав это добрым знаком, Петунья продолжила:

— Мы не знакомы. Может быть, Северус рассказывал обо мне…

Миссис Снейп медленно повертела головой в разные стороны, не отрывая взгляда от чего-то неизвестного, что она высматривала сквозь гриффиндорку. Потом кивнула.

«Она в своем уме вообще? Может, случилось что?»

— В своем. Ничего особенного, — хриплым голосом произнесла вдруг ведьма.

От неожиданности Петунья вздрогнула.

«Читает мысли? Ну да, Сев говорил, что его мама менталист. Ничего себе! А как же ограничения? Моя рунная татуировка?»

Миссис Снейп иронично подняла бровь таким знакомым жестом, что девушке стало несколько не по себе.

— Можно вообще не открывать рот? — уточнила помрачневшая Петунья.

— Почему же, открывай. Это забавно, — безразличным голосом ответила женщина.

Туни закатила глаза:

— Я хотела уточнить насчет Северуса. С ним все в порядке… Он не заходит.

— Он уехал, — равнодушный ответ.

— Уехал?? Куда?!

«И откуда он денег взял?»

Ведьма оторвалась от неизведанного и вдруг вперила тяжелый (куда там Северусу!) черный взгляд в глаза гриффиндорки.

— Ваши обстоятельства не дают Вам дополнительных прав. Полагаю, вполне можно довольствоваться открывшимися талантами.

Петунья аж задохнулась от возмущения.

«Будь моя воля, я бы отдала все эти таланты, лишь бы по-прежнему быть рядом с Дадликом!»

— Жизнь вообще несправедлива, — равнодушно обронила миссис Снейп, отвернулась и неспешно продолжила свой путь. Сделав пару шагов, вдруг полуобернулась и неуверенно так сказала:

— Вы заходите. Я полагаю, две матери найдут общий язык.

«Хорошо, что не две ведьмы!»

— Мала ты еще ведьмой зваться, — тихо хмыкнула женщина, — Душа не лежит.

И медленно двинулась прочь: размеренно и неотвратимо.

* * *

В доме у Снейпов было бедно и пусто: старенькие выцветшие обои без картин и фотографий, вытертый пол без половичков, кресло с протертой обивкой без ножек, кухонька с открытыми полками вместо шкафчиков и минимумом посуды. Все очень бедненькое и ветхое. Единственное отличие — гостиная: все стены закрыты дешевыми полками, битком забитыми книгами, от чего запах царит тяжелый, душный, пыльный. На потолке в углу комнаты черная копоть — следы регулярного употребления табака. Хозяйка дома сидела в кресле в этом темном углу и медленно курила небольшую трубку: вид у нее был вполне умиротворенный.

Петунья робко присела на свободный стул, поставила на столик бумажный пакет с домашним печеньем. Миссис Снейп отложила трубку, встала и организовала чай, действуя при этом как простая маггла. Посуда была старенькой с многочисленными сколами, все чашки из разных комплектов, а чайник потемнел от старости. Засмотревшись, девушка решилась задать мучающий ее давно вопрос:

— Скажите, как…

— Дом — это отражение доходов мужа и хозяйственности жены. Так получилось, что особыми талантами в этой области я похвастаться не могу.

— Но Вы же ведьма!

— И что? Неужели тебя, — Эйлин выделила голосом это обращение, — удивляет, что можно закончить Хогвартс и не уметь даже Репаро применить?

Петунья промолчала.

— Я довольно одарена в менталистике. Но совершенно неспособна ни к какой другой магии. Вдобавок, меня отсекли от Рода, что также урезало мои и без того невеликие магические силы.

«Это ужасно».

— Самое ужасное не в этом. А в том, что без подпитки Рода я угасаю. Едва ли я протяну еще лет десять.

«Так спокойно об этом говорить».

— Я знала, на что иду. Результата достигла. Цена меня устраивает.

— Северус?..

Миссис Снейп кивнула, неспешно пригубила чай и приглашающе махнула рукой. Девушка взяла маленькую чашку с незабудками и посмотрела в нее — чай обладал удивительно насыщенным цветом и приятно пах.

«Интересно, а миссис Снейп знает…»

— Да, — спокойно констатировала та.

— И как Вы к этому относитесь? — не удержалась от любопытства Петунья.

— Это все равно мой сын, — пожала плечами женщина.

«Логично».

Они медленно пили ароматный чай. Напиток был настолько совершенен, что даже не хотелось его дополнять домашним печеньем. Петунья лениво смотрела вокруг и поражалась, как при тесном соприкосновении и в других обстоятельствах она стала терпимее ко всем этим маргиналам: ведьмам и колдунам. Связано ли это с тем ритуалом? Или просто дело в том, что она сама сделала шаги навстречу?

— Вот что Вас тревожит… — глубоким голосом произнесла миссис Снейп, — Небезосновательно.

Петунья сжалась.

«Что еще магия у меня отберет?»

— Только то, что Вы сами ей позволите, — рассеяно ответила ведьма. И вдруг невпопад спросила, — Как Вы думаете, у Северуса хватит силы воли устоять перед искушением?

— Я не вполне понимаю, о чем речь, — Петунья была напугана и расстроена потенциальными угрозами.

— Вот и я полагаю, что глупо ждать от сына того, чего не смог достичь сам, — пробормотала себе под нос миссис Снейп, затем резко встала и начала шарить по полкам. Достала старую замызганную книгу и протянула Петунье. Надпись на обложке уже не читалась, но внутри текст сохранился хорошо: «Порядок в смешанном доме».

— Написано в чем-то наивно, порой слишком упрощенно, но для первого ознакомления подойдет, — прокомментировала ведьма, — Дочитаешь — вернешь.

Петунья смущенно поблагодарила, и они вернулись к чаю.

* * *

Книга оказалась полезным хозяйственным пособием для ведьм, живущих вместе с простецами или среди них. И если о некоторых идеях (например, руне Стазиса вместо холодильника, рунных свечах вместо ламп) Петунья и раньше задумывалась, то целый ряд прочих оказался открытием. Так, например, указывалось, что волшебники непроизвольно излучают магический фон: кто-то больше, кто-то меньше. Фон этот имеет природу, тождественную природе дара волшебника: у друида прорастает все, включая лакированную мебель, у некроманта не бывает свежего молока, у артефактора даже простые вещи могут стать волшебными. И если применительно к вещам все не так чтобы фатально, то в случае с простецами, живущими вместе с волшебником, ситуация кардинально отличается.

На магглов волшебный фон сильно давит, как писал автор — «корежит» их. Сила магического фона, его направленность могут усиливать болезни или обычные неприятные ощущения в разы. Для того, чтобы огородить, обезопасить простецов, рекомендовались в целом несложные шаги. Сначала следовало определить фон своей магии: цвет и интенсивность. Далее по сводной таблице определить, какие именно защитные руны следует создать для подавления этого фона.

После этого соответствующие руны наносились в узловых местах: на одежде волшебника с изнанки подола, пояса и воротника; на кухне у очага, на котором готовится пища для семьи; рисовали на кроватях или вышивали постельное белье; фиксировали в местах омовения и отдыха. В книге имелись практические советы: например, можно было вырезать руны на маленьких деревяшках и прятать их в углах нужных комнат, а в случае внезапной поездки такие руны легко перевозили с собой. Рунические символы можно спрятать в украшения простецов и даже в детские игрушки.

Все предложенные книгой руны были настолько примитивны, что Петунья даже обидно стало, что она до сих пор не привнесла в семью ничего магического. Поэтому к делу пришлось подойти со всей ответственностью: создать более сложные связки полезных хозяйственных рун, дополнив их защитой от магического фона, свести их в одну цепь и запитать жертвоприношением. В принципе одной крысы должно было хватить до следующего лета. На всякий случай она дополнительно нарисовала несколько символов в укромных местах (на стенках шкафов, под половицами, на спрятанных в книгах листах бумаги).

Увы, Эвансы оказались весьма консервативны: они побаивались хранить продукты на рунной связке стазиса, не пользовались магическими свечами, по широкой дуге обходили обогревающие узоры. Поэтому все магические нововведения (кроме защиты от магического фона) были скорее страховочными.

Но были в книге и те вещи, которые у Петуньи вызвали резкое отторжение: руны удачи, прибыли, долголетия. Нет, не сами по себе, а механизмом действия: маги не создавали такие явления из ничего, они приманивали их от соседей. Трактат многократно предостерегал от безоглядного освоения «кормовой базы» и давал практические советы, как грамотно распылить привязки на «доноров», чтобы дом ведьмы не стал дворцом среди лачуг.

«Кажется, я начинаю догадываться, почему ведьм сжигали на кострах, хотя не скажу, что лично у меня появилось желание запастись полешками. И кстати, любопытно получается: ведь с позиции магов они вынуждены были принять Статут о секретности именно из-за костров инквизиции. Как это у них удачно получается: отдельные дурехи дискредитировали магический мир, а тот, вместо того, чтобы исправить ситуацию, предпочел уйти в подполье. Проще же».

Тесное общение с магическим миром мешало навесить ярлыки и поставить штампы на всех подряд волшебников, но некоторые аспекты поведения магов, особенно безответственность, Петунья все равно презирала безоглядно.

* * *

Она зачастила в гости к Снейпам. Пусть и не каждый день, но бывали тем летом тихие спокойные дни, когда две ведьмы садились в гостиной и под ароматный чай вели беседы обо всем подряд. Довольно скоро они сблизились, начали называть друг друга по именам, да и темы поднимали все более откровенные:

— Так все-таки, где Северус? — Петунья была настойчива и любопытна.

— Говорю же: уехал. В Италию.

— Зачем в Италию?

— Затем, что в нашей прекрасной стране никто не верит, что тринадцатилетний мальчишка может защитить звание Мастера зелий. Особенно, если у него нет особых связей и денег. А вот в Италии есть один престарелый мастер, который с год назад стал широко известен в узких кругах благодаря изобретению целого ряда очень интересных ядов. Как прорвало человека! — миссис Снейп иронично улыбнулась, — И так ему понравилось внимание общества, что он начал оказывать протекцию молодым дарованиям, в том числе иностранцам. Пожилому человеку позволительно иметь свои причуды! Да и вообще, Международное сообщество магов сквозь пальцы смотрит на заявленных итальянцами мастеров зелий. Тут и традиции: добрая половина ядов изобретена в Италии, да и термины «мафия» и «вендетта» по слухам имеют какое-то отношение…

Петунья невольно улыбалась все время, пока слушала этот рассказ.

— Вот кстати прислал письмо, — Эйлин протянула листок собеседнице.

Письмо состояло из одной строчки, при этом одно слово было Петунье неизвестно: «Я натянул им их науки на *__». Брови девушки взлетели вверх от удивления: при ней Северус никогда не позволял таких выражений.

— Это для Тоби. Чтобы он все понял.

— А где мистер Снейп, кстати? — невольно вспомнила гриффиндорка.

Эйлин пожала плечами и начала набивать трубку:

— Не знаю. Сын заказал Отваживатель — рунный круг, который не пускает Тоби в дом, пока он не трезв. Снимает ему комнатушку где-то, чтобы тот проспался. Иногда у Тоби бывают просветления, он приходит, берет какую-то работенку, что Сев ему оставил. Но в целом, я почти все время одна. Я уже слишком стара и слаба для скандалов с Тоби и его слабостями.

Петунья сочувственно покивала головой. Не имея опыта тесного общения с алкоголиками, она наивно полагала, что с ними можно сладить и без помощи магии.

— А почему именно мистер Снейп? Как вы вообще сошлись?

— У него есть два несомненных таланта. Он красив.

Брови Петуньи удивленно взлетели вверх.

— И второе: я не слышу его мыслей. Вообще.

— Почему?

Эйлин пожала плечами:

— Шутка природы.

В повисшем молчании миссис Снейп раскуривала трубку. Наконец, она медленно затянулась, затем выдохнула дым и признание:

— Наверное, можно было связаться с кем-нибудь побогаче из магов. Но у нас с Тоби были хорошие дни. Их было мало, не спорю. Но я не знаю больше никого другого, с кем у меня вообще могли бы быть такие дни.

— Вы всегда читаете мысли? Не можете остановиться? — полюбопытствовала Петунья.

— Ну да. Собственно поэтому я и покинула магический мир. С точки зрения магов я тяжело и неизлечимо больна. Стихийная неконтролируемая легилименция первого порядка. Не уйди я к магглам, жила была в палате для безнадежных больных в Мунго.

— Разве легилименция опасна для окружающих? — удивилась Туни.

Эйлин молчала, глядя в стену. Потом неохотно проговорила:

— Если считать таковой осознание своей уязвимости и отсутствие тайн…

«Наверное, тяжело вот так: не хочешь, а всех читаешь».

— Тяжело. Особенно в толпе.

Воцарилась грустная тишина. Но угнетающей ее Петунья не чувствовала: удивительная откровенность старшей ведьмы дарила особое взаимопонимание.

* * *

Петунья забежала попрощаться в конце лета: занесла книги и домашнее печенье. Миссис Снейп была рассеяна и сверхобычного задумчива, поэтому разговора не получилось. Девушка взяла пару отложенных для нее томов, поблагодарила и побежала собираться.

Она не могла слышать, как, оставшись одна, Эйлин пробормотала себе под нос:

— Сынок, я сделала все, что могла. Если ты передумаешь, у тебя будут шансы.

Примечание к части

Петунья вспоминает рассказ Рея Брэдбери "Они был смуглые и золотоглазые".

Подъехав к зданию Пражской Академии Петунья сначала его даже не узнала: множество зажженных светильников, несколько нарядных лент и замерших в стазисе разноцветных мыльных пузырей преобразили мрачное здание. Внутри также были изменения: в кои-то веки темные коридоры освещали магические шары, в углах пропала пыль и грязь, выбитых окон больше не осталось. Преподаватели, раньше перемещавшиеся быстрым шагом, теперь, видимо, летали, стараясь успеть облагородить особняк: лица у всех были бледные и усталые, под глазами залегли круги. Немногочисленные студенты, приехавшие на полдня раньше официального открытия нового учебного года, удивленно провожали глазами носящихся с руганью педагогов.

«Наверное, у Академии юбилей? Или богатого попечителя нашли, который за свои пенсы и фунты душу из Мастеров вынимает».

На официальной церемонии тоже хватало странностей: потерявший обычное скептичное хладнокровие мастер Цейгергоффер сиял таким детским восторгом, что вызвал удивленные перешептывания. Он радостно приветствовал первокурсников, устроил им показательную экскурсию, при этом вел себя с ними настолько радушно и по-свойски, что сам на себя не походил. Особенно выделял мастер одного аккуратного мальчика с утонченными и нежными чертами лица и аккуратной стрижкой темных волос, чем обеспечил парня вниманием окружающих на несколько недель. Чем было вызвано такое нетипичное поведение Цейгергоффера никто не знал.

Несколько дней спустя Петунье удалось разговорить Бааль-Шема. Она явилась к нему в кабинет с летними домашними заданиями, которые куратор бегло проглядывал прямо при девушке — оба уже хорошо друг друга изучили и не видели большого смысла в крючкотворстве и придирках.

— Куратор, а что у Академии юбилей? — Петунья просто не представляла, у кого еще можно получить достоверную информацию.

— Нет, у Академии Мастер, — довольно зло ответил Бааль-Шем. Оторвался от пергамента и, нахмурившись, посмотрел на студентку, — Я сам не знаю, что с ним случилось, и какая вожжа под хвост попала, но с минувшей весны мы всё свободное время занимаемся обустройством особняка. Летом тут жили, ругались и делали вид, что работают многочисленные рабочие. С финансированием ситуация не очень, но свет в глаза пустить хватило. А Мастер, словно мало ему было летних трудов, теперь носится вокруг этого Курта, словно Меркурий вокруг Солнца.

— Курта, куратор?

«Видимо тот красивый мальчик».

Балль-Шем выругался злобно и коротко:

— То ли Мастер загулял где четырнадцать лет назад, то ли с него Обет взяли, то ли приворожил его пацан чем, я не понимаю. Но только и слышно, какой из мальчика выйдет прекрасный каббалист. Не чета всем прочим. Парень небесталанный, не спорю, но так рано раздавать ему авансы?.. Без кропотливого усидчивого труда толку от его воспитания и дарований. А на него возлагают такие надежды, каких и Мерлин не удостаивался. Просто Дитя пророчества, да и только.

«Как же маги не любят возиться с маленькими детьми и обожают показывать сказки подросткам. И зачем Мастеру Курт? Может, он тоже должен вовремя умереть?»

* * *

На третьем курсе впервые появилось стереометрическое задание, которое ввергло Петунью в ступор. Раньше она спокойно представляла себе любую объемную фигуру: четырехгранную пирамиду, куб, шар или параллелепипед. Но на вводном уроке нумеролог мастер Висперро создал каждому по трехмерной модели пространственной пентаграммы, и класс завис.

При поверхностном взгляде казалось, что перед глазами висит небольшой шар, с заключенными внутри него лентами, замершими извилистыми змеями в сложных геометрических узорах. Но когда рунист начинал вглядываться внутрь, его завораживал этот странный рисунок, казалось, шар был одновременно выпуклым и вогнутым, ленты одновременно были недвижимы и двигались.

Туни долго вертела игрушку перед глазами, пытаясь понять, как она устроена. Ее новое зрение видело, как внутри сферы клубился туман, который мерно пульсировал словно огромное сердце, а по лентам медленно ползли «светлячки». Ей то казалось, что шар совсем маленький и умещается у нее в ладони, то, что она совсем крошечная и вглядывается в необозримо огромное пространство сквозь маленький круглый глазок.*

Когда учащиеся немного пришли в себя, Висперро поухмылялся обалдевшим студентам и заявил:

— Вот так выглядит несложная стационарная пространственная пентаграмма. В тех, что вы смотрите всего три ступени. Т.е. с помощью такой игрушки маги обычно перемещаются на большие расстояния — между странами и континентами. В былые времена волшебники рисовали гораздо более простые рунные связки и активировали их в ведьминых кругах, т.е. в местах, где регулярно проводили ритуалы. O sancta simplicitas! Силы в таких местах было немерено, а вот защищенности ни на кнат. И начали через такие «воротца» вылезать всякие странные зверушки, одна другой чудесатее. Мда… — Нумеролог почесал затылок и продолжил, — С тех пор руны в ведьминых кругах не размещают, а у самих пространственной пентаграммы должно быть не менее трех ступеней, из которых две обеспечивают защиту и стабильность ее действия.

— Как это выглядит на практике? На поверхности рисуют ограничительный круг, над ним под заклятием левитации висит небольшой предмет — точка фокуса, как правило, это металлическое яблоко, а внизу под кругом распологают вот такую игрушку, только размером с небольшую комнату. Маги заходят внутрь ограничителя, прикасаются к яблоку, рунист активирует пентаграмму и указывает, до какой точки будет происходить перемещение. А через несколько минут путешественники уже выходят из другого ограничителя. Дешево и сердито. При создании пентаграмму запитывают жертвой, как правило, козлом или бараном. Так что можете записать, что маги перемещаются на баранах.

— Такая пространственная пентаграмма является частным случаем более сложной — пространственно-временной, — Петунья вся обратилась в слух. — Временное перемещение усложняет ее до пяти ступеней минимум и становится этакой усложняющей надстройкой: всякое перемещение во времени неизбежно является также перемещением в пространстве. Почему?

Класс задумался.

— Потому что планета могла улететь далеко за то время, на которое перемещаются, — предположила Петунья.

На нее удивленно оглядывались — она впервые подала голос на занятиях, да и вообще за прошлый год однокашники отвыкли от ее существования на уроках нумерологии.

— Верно, — кивнул наставник и продолжил лекцию, иллюстрируя материал обилием схем и таблиц.

После урока, который удачно оказался последним, Петунья подошла к мастеру Висперро. Он был высоким мужчиной с резкими чертами лица, имел флегматичный характер и за интеллект был готов простить студентам нецензурную брань и пренебрежение своим предметом.

— Наставник, я хотела уточнить насчет точки фокуса. Возможно ли такое перемещение для субъектов, при котором сама точка не переместится?

— Поясни, — скупо уронил нумеролог, внимательно разглядывая девушку.

— В учебнике сравнивали точку фокуса с кончиком карандаша. Но разве не может быть так, что грифель выпал, а полая трубка осталась, и тогда субъектов переместит без точки фокуса?

Наставник слегка приподнял брови, затем поставил локти на стол и свел кончики длинных пальцев:

— Аналогия не значит буквальное совпадение. Мне больше нравится сравнение с иглой, где точка фокуса подобна кончику иглы, а перемещаемые субъекты — ушку. Энергия фокусируется в точке, заостряя иглу, благодаря чему можно пронзить ткань мироздания и протащить за собой неприспособленное для этого ушко.

«Где же хроноворот, не понимаю».

— А если перемещение дополнительно усложнено еще и временным параметром?

— Суть не изменится. При перемещении в пространстве субъекта выдергивают из пространства здесь и помещают там. В случае перемещения во времени… Продолжим наши творческие аналогии. Время подобно бурной реке, по которой плывут листья. Мы поднимаем один из листочков и переносим его выше по течению. Чтобы точно знать, куда именно опустить наш предмет, нам необходима точка фокуса. А то река времени течет быстро, ошибка легко может стать фатальной, — учитель говорил медленно и обстоятельно, потом испытующе посмотрел на Петунью и высказал вслух посетившую его мысль, — мастер Цейгергоффер более сведущ в вопросах пространственно-временного перемещения.

Девушка вспомнила восторженного Мастера, который в этом учебном году был сам на себя не похож, и энергично покачала головой.

— У меня же пока общие вопросы, не будет его тревожить, — легко отмахнулась она. — Просто довелось в архиве наткнуться на жизнеописания одного такого путешественника, хотела уточнить неясные моменты, — несмотря на давнюю задумку, вранье выглядело непритязательно, а звучало неубедительно. — Наставник, а есть способ определить, у кого из перемещавшихся должна остаться точка фокуса?

— Разумеется, по рисунку пентаграммы будет видно, кто был ведущим, а кто ведомым. Сколько было перемещавшихся?

— Двое.

— Это фантастика какая-то, а не жизнеописания, — хмыкнул Висперро, — Вдвоем такие путешествия не совершают.

— Почему? — искренне удивилась Петунья.

— Потому что стабильность нарушается и энергии тратится в разы больше. Смотри, — мужчина нарисовал на листе круг, от внешней границы которого в центр сходились лучи радиусов, — мы аккумулируем энергию в точку фокуса. А вот наши перемещающиеся, — и он нарисовал маленькие кружочки на внешней границе. Затем заложил ручку за ухо и начал спокойно объяснять:

— Если у нас один перемещаемый, он стоит над точкой фокуса, все просто. Если двое, они встанут напротив друг друга, а между ними будет точка. Но при преобразовании в энергию и перемещении всю конструкцию будет сильно «штормить», испытывая на прочность. Если ты создашь защитный контур вокруг двоих, он в ходе движения из круга превратится в овал, его может растянуть вплоть до разрыва границы. Поэтому вдвоем никто не перемещается — и затратно, и небезопасно.

Он доброжелательно хмыкнул, бросил взгляд на замершую Петунью и вновь посмотрел на рисунок:

— Если трое — будет вписанный в круг треугольник, если четверо — квадрат. В этих случаях контур и сама конструкция перемещения будут намного более устойчивыми. Поэтому если надо переместить во времени двоих, добирают третьего, в просторечье — балласт. Обычно на эту роль берут сквиба — его магия настолько минимальна, что никак не противодействует магии других времешественников.

«Балласт?! Черт бы их побрал! Вечно у них, гребанных уродцев с палочками, так: я хочу, а остальные балласт в моей жизни! А если что можно и выкинуть, балласт же».

Видимо, она слишком остро отреагировала, потому что мастер Висперро пристально посмотрел на нее и не пытался продолжить лекцию, сказав лишь:

— Вы очень бледны, мисс Эванс, возможно, Вам следует отдохнуть.

* * *

Всю дорогу до своей комнаты Петунья злилась, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать бить стенки кулаком. В привычной обстановке она быстро успокоилась, даже села за стол, чтобы записать подробности состоявшегося разговора. А ближе к вечеру к ней опять подкралась нервная истерика, как та, что накрыла ее в первый день в теле Лили. И снова она сидела на кровати, сжавшись в маленький комок, который трясло и штормило, пока Петунья слепо смотрела в стену остановившимся взглядом.

Несколько часов спустя она заставила себя встать и перекусить припасенными сухофруктами. Юность и здоровый желудок позволяли, конечно, травить себя разной пакостью, но привычки миссис Дурсль менять не собиралась, тем сложнее будет переучиваться по возвращении. Мысли о том, что она может и не вернуться, Петунья старательно отгоняла прочь.

Тремор перекус не прогнал: руки по-прежнему ходили ходуном, дергался в нервном тике глаз и уголок рта. В былые времена она бы попросила Вернона пообнимать ее, а потом сделать массаж, но где он теперь? И когда?

От бесцельного хождения из одного угла комнаты в другой ее оторвали поползшие по спине мурашки: подобный эффект вызывала новая надпись в зачарованном дневнике. Она открыла блокнот. Раньше последней записью, больше месяца остававшейся без ответа, была «Поздравляю с Мастерством» и маленький рисунок цветка петуньи, увы, не раскрашенный, потому что пером Туни владела так себе. Теперь почерком Снейпа была сделана коротенькая фраза:

С.: «Привет. Как ты?»

Петунья задумалась: уже понятно, что он не виноват в сложившейся ситуации, более того сейчас Северус единственный во всем мире, кто знает ее взрослую. И пусть он не совсем друг, скорее приятель, но все же.

Э.: «Плохо. Узнала про точку фокуса. Она точно переместилась. Но не с нами, а с третьим, который был ведущим в связке времешественников».

С.: «Каким третьим? Откуда он взялся?»

Э.: «Не знаю, откуда. Тебе виднее. У кого ты расчеты заказывал?»

С.: «У Цейгергоффера. Он был посредником. Я взял с него Непреложный обет и через него всё заказал. Он указал, что один не справится и переправил задание дальше. Всех мастеров я не знаю, итоговый результат мне выслал Цейгергоффер».

Петунья откинулась на спинку стула. Тремор куда-то ушел, и она вдруг поймала себя на том, что «курит» так, как это делал Бааль-Шем, словно затягивается он невидимой сигареты. Ее глаза, как оказалось, при этом видели все ярче и четче, словно она раньше носила очки с грязными стеклами.

«Любопытный эффект», — рассеяно подумала Петунья.

Э.: Значит как минимум тот, кто делал расчеты или сводил их в один результат, был в курсе ситуации. Перемещал себя или по заказу «прицепился» к твоему хроновороту.

С.: Сыграл(-и) нас втемную. Хроноворот так важен для тебя?

Э.: Это действующая точка фокуса. Не уверена, что смогу переместиться во времени без него.

С.: Другой не подойдет?

Э.: Пока не могу сказать. А что, в Италии на блошином рынке из-под полы продают?

С.: Не видел. В свое время Альбус достал мой из ящика стола.

Петунья изумленно уставилась на последнюю запись и улыбнулась:

Э.: Ты предлагаешь ограбить Дамблдора?

С.: Едва ли у нас получится. Но ты можешь на меня рассчитывать.

Петунья смотрела на простую запись, переливающуюся свежими чернилами, и чувствовала как с плеч упала тяжелая давящая плита под названием «всё сама», ей стало как никогда легко и спокойно. Просто не было слов, чтобы описать Северусу, как много для нее значила эта поддержка, это понимание, что теперь со своими проблемами она будет справляться не одна. Туни чувствовала, как свербит в носу, как становится тесно в груди, и часто заморгала, в надежде успокоиться и остановить слезный поток. Бесполезно. Несколько капель коварно обогнули дрожащие ладони и скатились прямо на лист блокнота. Чудом взяв себя в руки, она написала ответ.

* * *

Примечание:

* Подобное впечатление могут оставлять разные сюрреалистичные картины и фотографии, обыгрывающие объемность пространства, например, работы известного художника М.К.Эшера (https://ru.wikipedia.org/wiki/Эшер,_Мауриц_Корнелис) или фотографа Томаса Барби (http://smeshnye.pro/art-kreativ/13-foto-syurrealizm-hudozhnika-thomas-barbey.html, особенно http://smeshnye.pro/uploads/posts/2013-02/1361103548_1359128799_thomas-barbey-03.jpg).

Раскраска цветка петуньи: http://www.iocresco.it/images/phocagallery/Disegni_da_colorare/Vari_ed_educativi/Oggetti/Fiori/thumbs/phoca_thumb_l_Fiori%209144.jpg

Наконец-то у Петуньи появилась возможность познакомиться с Бааль-Шемом лектором: куратор читал краткий спецкурс по Свечам. Основу подобных свеч они изучили еще на первом курсе, и вот, наконец, дошли до более сложных вариаций.

Начался факультатив с простой и полезной Египетской свечи — в ограниченных пределах небольшого круга эта рунная связка давала теплый желтый свет. Особенность состояла в том, что ни сама свеча, ни сидевшие в пятне света не были видны со стороны, даже если пройти вплотную к границе. Поисковые заклятия на освещенных Египетской свечой не действовали, также их нельзя было услышать или унюхать. Впервые ей воспользовались еврейские рабы в те ночи ужаса, когда Бог обрушил на Египет множество казней. Отсюда и пошло название.

В чем-то схожими функциями обладала весьма популярная среди рунистов Свеча дипломата. Она настраивалась индивидуально на тех, кто находился в пятне ее света, и позволяла спокойно говорить о самых больших тайнах и секретах: все сказанное, пока она горела, оказывалось навсегда защищенным от признаний и считываний. Веритасерум не действовал, легилименция сталкивалась с непреодолимым окклюментным блоком, маггловские психотропные вещества развязывали язык о чем угодно, кроме тайн, запечатанных Свечой дипломата. Авторство изобретения принадлежало одному итальянцу, который слишком много знал о тайнах Родриго Борджиа, после интронизации получившего имя Александр VI и прозвище Аптекарь Дьявола. Рунист умудрился аккуратно поделиться кое-какими компрометирующими обстоятельствами кровосмесительной связи понтифика с его дочерью Лукрецией, вовремя задать вопрос «А откуда у исповедующего целибат священника вообще дети?» и подставить любимого сына Александра VI Хуана под гнев другого сына Чезаре. Самое удивительное во всей этой истории итальянских интриг XV века заключалось в том, что от гнева Аптекаря Дьявола рунист успешно сбежал, но пару месяцев спустя умудрился попасть под нож в уличной драке, от чего и скончался. Однако благодарным потомкам, желающим вкусить прелесть сложных многоходовых интриг, осталась на память изящная основа сложной рунной связки — Свечи дипломата.

Потом лекции перешли от рунных узоров, создающих свет, к узорам, помогающим создавать артефакты, в том числе небольшие трубки, служившие основами для более сложных свечей. В этой связи речь зашла о Свече Андвари — создаваемая из человеческого сала, она горела тем ярче, чем ближе было сокровище или спрятанный клад. Изначально подобной свечой пользовался гном Андвари, скопивший таким образом несметные богатства. Увы, золото не принесло ему счастья, его ограбили и пленили, но не лишили магических сил, благодаря чему магическая наука узнала несколько новых проклятий. Свеча же была утеряна, и лишь много столетий спустя ее смог воспроизвести рунист-некромант по имени Альберт, чье имя Бааль-Шем почему-то произносил как Альберих. Для себя Петунья решили, что ничего подобного она делать не будет: ни способ, ни последствия получения такого богатства оптимизма не внушали.

Куратор рассказывал о почти мифической Вавилонской свече, могущей переместить своего владельца, куда бы он не пожелал, хоть в другой конец галактики. К сожалению, секрет создания таких свечей был давно утерян, остались лишь обрывочные упоминания и красивые романтические легенды.

Венчал курс Маяк Фароса: сложная пентаграмма, которая создавала путеводный ориентир для стационарных пространственных порталов, позволяя создать точку выхода даже там, где нет принимающей пентаграммы. Подобные Маяки, снабженные соответствующими ограничениями на нахождение и доступ, рунисты создавали в значимых для себя местах. Предполагалось, что выпускник Пражской академии не будет нуждаться в билете на трансконтинентальный самолет или международный портключ, а только в жертвенном петухе и неофициальной пространственной пентаграмме — точке входа.

После спецкурса Бааль-Шема в рядах учащихся наметился раскол: несколько студентов выбились в умелых и толковых рунистов, их уровень понимания материала многократно превосходил таковой у прочих — «отстающих» и «середнячков». Несмотря на то, что сами Свечи давались Петунье легко, но в сравнении с другими талантами она скатывалась все ниже и ниже— тот гандикап в стереометрии, которым она обладала вначале, со временем становился все менее заметным. Многие однокашники начинали всерьез браться за ум, активно развивали свои таланты и углубляли намечающиеся специализации. В итоге на последних занятиях она с трудом понимала вопросы, которыми учащиеся закидывали лектора, и уж тем более — даваемые им ответы.

Это здорово пугало Петунью. Нет, не низким баллом или разницей понимания проблем. Для серьезного изучения магии времени ей требовалась стажировка в Александрии в Египте. Таинственный город, существующий еще с древних времен, принимал студентов, но попасть туда могли только самые талантливые, к каковым на старших курсах Петунья уже не относилась.

Усугубляющееся неравенство здорово давило на нервы, вгоняло девушку в глубины отчаяния. Она очень остро начала осознавать, что одна сражается с целым миром в тщетной попытке выплыть в свое время к своей семье. Поддержка Снейпа оставалась эфемерной — он также был заложником чужой страны и другой системы обучения, а краткие сообщения зачарованного дневника поднимали боевой дух не более чем на час.

Была ли виной ли общая подавленность, сказалась ли унылая погода, а может очередной запрет на проведение рождественских каникул за пределами Академии, но к концу года Петунья подошла зажатая и мрачная, с трудом держащая себя в руках.

И тут за день до Рождества случилось неожиданное происшествие с серьезными последствиями.

* * *

Выйдя вечером из комнаты, Петунья удивилась странной многолюдности в коридорах Академии: студенты собирались кучками и тихо шептались, при этом лица мальчишек и парней были суровы, а девушек — испуганы, многие девочки стояли еще и со следами слез на глазах.

— В чем дело? — спросила Туни первого подвернувшегося знакомого.

— Любимчика мастера Цейгергоффера помнишь? Красивого такого мальчика? Он повесился.

— Что? Когда? Почему? — происходящее просто не укладывалось в голове.

— Никто не знает. Он ни с кем не дружил, почти ни с кем не общался. Вчера вечером о чем-то переговорил с мастером Цейгергоффером, вернулся к себе. А пару часов назад его нашли повешенным.

Петунья стояла в коридоре, по которому разносились сдавленные шепотки, ахи и всхлипы, и ей казалось, что это все неправда и все происходит не с ней. Словно она смотрит поздно ночью низкобюджетный фильм: актеры одеты в дешевые балахоны, сцены сняты в полумраке, диалоги не блещут оригинальностью. Она и не знала особо этого Курта, тем более что учились они на разных курсах. Но даже сквозь вязкую пелену безразличия и отстраненности парня было жаль.

Вдруг все разговоры стихли, словно выключили звук: по коридору медленно, едва ли не шаркая ногами, шел мастер Цейгергоффер. Весь его усталый обреченный вид находился в сильном контрасте с обычным поведением, а лицо… Раньше Петунья полагала, что выражение «почернел от горя» — лишь метафора. Старый вампир наглядно показал, что это отнюдь не так.

Проходя мимо гриффиндорки, мастер вдруг остановился, всмотрелся в ее лицо, чуть шевельнул губами, словно собирался что-то сказать. Потом болезненно скривился, пошамкал слегка искривленным ртом и пошел дальше, согбенный и раздавленный.

Никто из видевших мастера Цейгергоффера и его искреннее горе в тот злополучный день даже не заикался о его вине в случившемся.

* * *

Несколько дней спустя был обычный урок у мастера Висперро, когда в дверь постучался Бааль-Шем и попросил Петунью на минутку выйти вместе с ним. В коридоре было пусто и гулко, куратор был напряжен и мрачен:

— Мастер, — он сделал паузу, собираясь с мыслями, — Просил подойти к нему после уроков. Ему есть что предложить.

Бааль-Шем нервничал, его губы находились в сумбурном движении, словно ловили ненужные слова от неуместного побега. Он всмотрелся в лицо девушки, сделал над собой последнее усилие и, не добавив более ни слова, пошел прочь. Удивленная и обескураженная Петунья посмотрела ему вслед и вернулась на урок.

По его окончании нумеролог легким движением бровей попросил задержаться. Гриффиндорка постаралась сделать это максимально естественно: демонстративно рассматривая решение последней задачи в тетради, она подошла к наставнику.

Когда последний учащийся покинул кабинет, мастер Висперро махнул палочкой, накладывая чары Секрета, а потом строго и серьезно посмотрел на Петунью.

— Я рекомендую Вам, мисс Эванс, быть острожной. Не могу сказать, что поведение мастера Цейгергоффера в последнее время встречает мое понимание. И его предложения, с учетом недавних событий, могут быть несколько большим, чем просто помощь студентке, — он говорил медленно и внушительно, от чего слова его казались весомыми, а подозрения небеспочвенными.

«Интересно, Курту он тоже сделал «предложение», как говорится, от которого невозможно отказаться? Было ли оно пристойным? И не было ли оно причиной такого грустного финала?»

— Я буду осторожна, наставник. Спасибо за предостережение, — Петунья вежливо склонила голову.

Висперро смотрел внимательно, но не делал попыток предупредить о конфиденциальности своего предупреждения. Этим он заработал дополнительные висты в глазах гриффиндорки.

— Мне есть что скрывать, наставник. Ваша порядочность не будет предана огласке.

— Благодарю, — сухо кивнул нумеролог.

* * *

Кабинет мастера Цейгергоффера больше походил на хранилище архива: от потолка до пола все стены были закрыты массивными полками, заставленными, а местами откровенно заваленными невероятно пыльными книгами, свитками, папками, глиняными табличками, изрисованными кусками тканей. Тяжелый пыльный запах, стоящий в кабинете, давил ветхостью старины, а громадный письменный стол из благородного дерева усугублял ощущение незначительности посетителя.

Мастер Цейгергоффер был снова собран и деятелен — какие бы последствия не имело недавнее самоубийство, они были пережиты и оставлены в прошлом. Он предложил Петунье сесть, разложил бумаги и внимательно посмотрел на девушку поверх сведенных кончиков пальцев:

— Мисс Эванс. Настало время определиться с Вашей специализацией, чтобы я мог подготовить документы для стажировки. Я понимаю, что у Вас впереди еще целый год обучения в нашей Академии, но он, главным образом, будет посвящен Вашей выпускной работе, и поверьте, время пролетит незаметно.

Петунья напряглась, при этом постаралась сделать это максимально незаметно.

«Из-за этой чепухи ты послал ко мне Бааль-Шема посреди урока? Или послал не так срочно, но куратор, как мог, постарался меня предупредить о непростом визите? Ой, как мне не нравятся эти интриги».

— Я бы хотела изучать пространственно-временные перемещения, мастер.

Цейгергоффер слегка улыбнулся, в глазах светилось торжество:

— О, мой предмет пользуется популярностью. Я тоже был в свое время заворожен неотвратимостью течения времени и удивительными возможностями обойти это ограничение. Но специализация эта непростая, рунист должен быть воистину многогранным талантом. Думаю, Вы уже присматривались к разным направлениям. Итак, какие именно школы Вы бы хотели изучить в ходе стажировки?

«Почему, ну почему он начинает этот разговор так рано?»

— При всем уважении, мастер, одним из условий моего пребывания здесь является стажировка в Хардангере. Вторую я бы хотела провести в Мачу-Пикчу, а третью… — Петунья замялась, — Я мечтаю о возможности приобрести знания египетских жрецов в Александрии. Именно их мыслители оставили самые значительные труды по магии времени.

— Не надо расстраиваться визиту в Хардангер: это школа самых талантливых пространственников, и она необходима для Вашей специализации. Что касается Мачу-Пикчу… Я бы настоятельно рекомендовал Вам обратить внимание на китайскую систему создания рун, я нахожу ее наиболее привлекательной в вопросах темпорального перемещения. Если Ваши успехи в первых двух стажировках будут достойными, я могу поспособствовать Вашему путешествию в Александрию.

«Да-да-да! Сыр, конечно, вкусный, в чем подвох?»

— Магия времени становится все менее популярной. Мое наследие не находит достойных, — ответил на вопрошающий взгляд Цейгергоффер.

«Упаси меня Господь! Не надо мне такого наставника, от его обучения студенты дохнут».

— Мастер, я была бы счастлива соответствовать высокому званию, но, увы, мои успехи весьма скромны в этом году. Едва ли я смогу быть достойной… — Петунья старалась выглядеть максимально скромной и застенчивой, это было не из тех достоинств, которые могли повредить в ходе собеседования.

— Это пройдет, мисс Эванс. Это временные трудности, — добродушно хмыкнул вампир.

* * *

К себе Петунья вернулась задумчивой и рассеянной.

«Ничего не понимаю. Почему я? У нас хватает талантливых ребят. Почему так рано? Обычно подобные вопросы решают едва ли не после выпускного и в большом сумбуре. Что мне не сказал Бааль-Шем? И что такого было, от чего Курт полез в петлю? И, наконец, имеет ли это самоубийство ко мне какое-либо отношение?»

Девушка открыла зачарованный блокнот.

Э.: Северус, у меня тут дела творятся одно чудесатее другого.

С.: Пиши.

Петунья накидала краткий пересказ последних событий, по просьбе Снейпа вписала все, что помнила про Курта, подробно расписала приглашение Бааль-Шема и разговор с Цейгергоффером.

Э.: Я тут подумала. А может ли Цейгергоффер быть третьим?

С.: С чего ты решила?

Петунья помялась, покусала кончик пера.

Э.: Сердце вещует.

С.: Это довод. Но нет.

Э.: Язва. Почему?

С.: Он принес мне Непреложный Обет. За нарушение — смерть.

Э.: Мог обойти клятву?

С.: Шутишь?? Контракты с мастерами занимают несколько страниц, формулировки оттачиваются веками. Пункт про невозможность совместного перемещения там точно был, успокойся. Я допускаю, что он мог перекинуть в прошлое какие-то сведения… Чисто теоретически допускаю.

«Это, конечно, многое бы объясняло, но…»

Э.: И теперь, зная это что-то, он так чудит? Мне все равно страшно, Северус.

С.: Не паникуй. Если совсем невмоготу, то попробуй урезать год.

Э.: Как это?

С.: Договорись, что напишешь выпускную за лето. Уже на следующий год поедешь в свою Норвегию.

Э.: А полгода лекций?

С.: А там есть что-то незаменимое, в чем сама не разберешься?

Петунья задумалась. Сложные пентаграммы защиты и Высшая Ритуалистика однозначно непростые предметы следующего года. Но, по идее, получают же люди заочное образование.

Э.: Ты мне прям крылья приделал. Спасибо.

С.: Обращайся.

Уже закрыв блокнот, Петунья подумала, что теория Снейпа прекрасно объясняет, что случилось с Куртом. Зная о его будущих успехах, Цейгергоффер отнесся к мальчику как ко взрослому состоявшемуся ученому и тем самым перекрутил гайки. Результат оказался плачевен — будущее возрождение Пражской Академии и нахождение достойных откладывались.

* * *

Примечания:

Казни Египетские — по Преданию бедствия, которые Бог обрушил на непослушных египтян за нарушением Его воли.

Александр VI — самый скандальный Папа Римский в истории. Упоминаемые события отсылают к реальным фактам.

Андвари — гном, владевший кольцо Нибелунгов. Свеча, ищущая клад, упоминается в книге «Маленький Альберт» (колдовской гримуар XVIII века).

Вавилонская свеча упоминается в фильме «Звездная пыль».

Маяк Фароса — написано с заведомой ошибкой, отсылка к одному из семи чудес света.

Хардангер — название одного из фьордов в Норвегии.

Предупреждение: В этой главе Петунья будет ругаться. Мысленно. Но нецензурно. Больше такого не ожидается.

* * *

Хогсмид пользовался большой популярностью у студентов — развлечений в закрытом интернате было немного, так что даже поход в небольшую деревеньку становился событием. Однако уже к концу третьего курса, на котором впервые отпускали из школы, все школьники осознавали ограниченность местных развлечений и продолжали посещать Хогсмид по привычке и от безнадежности. И даже считалось необходимым для прохождения определенного теста на «взрослость» ввернуть так небрежно «Опять этот Хогсмид! Да что я там не видел? Скукота».

Петунья уже давно вышла из возраста, когда бахвалятся знакомством с местными достопримечательностями. Ее интерес в посещении деревеньки лежал совсем в другой плоскости. По правде сказать, найти информацию о рыжем брате директора оказалось не просто: последний старательно скрывал свое родство с трактирщиком сомнительного заведения. И, глядя на обшарпанное и грязное здание, Петунья понимала почему.

К кабаку «Кабанья голова» девушка подошла рано утром, надеясь застать Аберфорта в свободное от работы время: постучала в дверь, заглянула в грязные окна и даже немного покричала. Наконец, послышались медленные тяжелые шаги, дверь отворилась, и на пороге появился дед с длинной окладистой бородой и недовольным выражением упрямого лица.

— Чего тебе, мелкая? — прогудел он мрачно.

— Здравствуйте, мистер Дамблдор. Меня зовут Лили Эванс. Я бы хотела поговорить с Вами наедине, — решительно произнесла Петунья.

— А я не хочу, — хмыкнул трактирщик, — Кыш отсель!

— Ваш дорогой брат позволяет себе странные подозрения в мой адрес, предполагая наше с Вами родство. Мне бы хотелось прояснить этот момент раз и навсегда. Немного Вашего времени и честности, и более я Вас не побеспокою, — Петунья проявляла настойчивость, внутри закипая от злости.

«Никакого желания нет отираться по сомнительным заведениям. И родственников таких нам не надо».

— Вот прям так — честности? — развеселился неизвестно чему Аберфорт.

— С гарантиями, — мрачно процедила девушка.

«Какие все меркантильные, не напасешься».

Трактирщик смерил ее задумчивым взглядом и отступил, пропуская внутрь.

Обстановка там была под стать внешнему виду здания: старенько и грязненько. Стулья и лавки из грубообработанного дерева, столы лоснились от жира, стены у печи были сильно подкопчены. Особый колорит заведению придавала лохматая коза, меланхолично жевавшая зелень из кадки на полу.

— А где кабан? — пошутила Петунья.

— Меланья за него, — хмыкнул трактирщик, махнув рукой в сторону козы, — Она вообще обладает многогранными талантами.

«Спасибо, меня уже просветили».

Коза, не переставая жевать, повернула голову, смерила гостью взглядом и вновь повернулась к трапезе. Аберфорт повел девушку в небольшую комнатенку, все небогатое убранство которой состояло из небольшого стола и двух стульев.

— Переговорная, — торжественно представил помещение трактирщик, — Что там с гарантиями?

Петунья вытащила из сумочки небольшой свиток, запечатанный воском и печатью. Развернутый лист бумаги сам собой прилип к столу, а потом впитался в него, оставив на деревянной поверхности небольшую пентаграмму с множеством символов.

— Назовите дату Вашего рождения, пожалуйста, — произнесла Петунья, доставая из поясного кармашка небольшой мелок.

— Свеча дипломата? — Аберфорт крутил в руках заляпанную воском печать, — Кто чертил основу?

— Я, сэр. И сейчас сделаю индивидуальную настройку. Нужно вписать дату Вашего рождения.

— 7 Ноября 1884, — пожал плечами трактирщик.

Когда Петунья впервые познакомилась с требованиями Свечи дипломата, она столкнулась с серьезной проблемой: какую дату рождения указывать для себя. Сначала она попыталась решить этот вопрос практически: попробовала обе даты, но связка все равно не работала. Тогда пришлось серьезно погрузиться в теорию. Проблема была не нова, поскольку иногда рунисты помогали переносить душу из одного тела в другое, а иногда содействовали одержимым. Имелось вполне изящное решение: свечу дополняли усложненными элементами, которые расписывали отдельно даты рождения тела и души.

Когда все записи были внесены, Петунья капнула в центр немного крови из пальца, от чего из рисунка вверх взвились ярко-красные светлячки. Она рукой помешала светлячков, от чего те весело закружились, и сияющий красным столб света отбросил блики на сидящих за столом магов.

— Работает, — констатировала гриффиндорка. — Мистер Аберфорт Дамблдор, прошу Вас, ответьте честно, имеют ли подозрения Вашего брата какую-либо почву под собой?

Трактирщик скрестил руки на груди:

— Вы просто спрашиваете, мисс Эванс, без принуждения и Веритасерума. Я ценю это. Но не настолько, чтобы вот так сразу начать исповедоваться. В чем Ваш интерес?

«Ожидаемо. Это мне нужно развеять свои сомнения, хотя я и без них его отцом в жизни не назову».

— Ваши признания не изменят моего отношения к отцу: он меня воспитал, ему и мое уважение до конца моих дней. Они мне нужны для покоя в семье, слишком тяжело жить с такими подозрениями. Я забочусь о маме, к счастью, наше с ней родство сомнений не вызывает, — Петунья иронично улыбнулась. — А еще Ваши слова немного прояснят отношение к Вам: Ваш брат принимает участие в моей судьбе, а о Вас я только слышала. Даже найти Вас вот так просто не получалось.

— Про отца это правильно, это я уважаю, — Аберфорт покивал головой медленно и внушительно, в сильном контрасте с жестами и мимикой директора Хогвартса. — И только поэтому и только под Свечу отвечу. Мой ответ таков: нет. И все, кто подозревает обратное, весьма льстят моим возможностям.

Петунья почувствовала, как буквально сдувается, как исчезает ее заведомая агрессия к старику напротив. Тем не менее, некоторое недоверие сохранялось:

— Но почему директор был так уверен?

— М-м, — Аберфорт неожиданно грустно улыбнулся, — Так в двух словах и не опишешь. Есть такое маггловское выражение «Время разбрасывать камни и время их собирать». В молодости нам казалось, что впереди вся жизнь, что мы еще все успеем сделать. Альбус занимался науками, потом политикой. А я очень рано получил свободу от семейных обязательств и ушел в разнос. Лет тридцать не было ни одного военного конфликта без моего участия. При этом я гулял, так что стены дрожали, да еще и играл сутками. Я бывал то нищим, то богачом по несколько раз за неделю. А потом вдруг очнулся, посмотрел по сторонам и понял, что устал. На руках у меня были выигранные документы на эту таверну, в ней я и осел. Через несколько месяцев пришел Альбус: профессор, мировое светило, победитель Гриндевальда. И, несмотря на все эти заслуги, такой же старый никому не нужный пердун.

Петунья закашлялась.

— Ты хотела честно, — пожал плечами Аберфорт, — Когда он прибежал с трясущимися руками и воплями про маленькую рыжую гриффиндорку с родной нам силой, я только похмыкал на эти подозрения и послал его. А Альбус так хотел верить, что мы больше не одни… Даже смешно, как он носится с магглорожденной девчонкой просто за мысль, что это моя кровь! Я лично такого отношения никогда не удостаивался.

— Но ведь это неправда, — покачала головой Петунья.

— Что бы там между нами не было, он все равно мой брат. И я рад видеть его таким воодушевленным, впервые за долгие годы. На фоне прочих, с кем он якшался — ты еще не худший вариант, — трактирщик заговорщески хмыкнул.

«Спасибо на добром слове».

— Интересно, как с этим сочетается вовлечение меня в магический контракт с Хогвартсом? — скептически потянула гриффиндорка.

— В этом весь Альбус! — развеселился ее собеседник, — Каждый должен приносить пользу. А братишка тихохонько примажется, чтобы и себя при этом не обделить.

Настороженность во взглядах двух заговорщиков исчезла, уступив место обычной доброжелательности между знакомыми. Они помолчали какое-то время, заворожено глядя на носящихся по кругу светлячков.

«По здравом размышлении получается, что мне также не выгодно раскрывать директору глаза. Самое главное я знала и так, теперь у меня в этом есть уверенность. Что изменил наш разговор? Только мое отношение к Аберфорту. Не получается ли, что я использую Альбуса Дамблдора? Нет, если он так хочет обманываться на мой счет, я просто не буду его разубеждать. Остается одна маленькая неясность…»

— Тогда я не понимаю одного: почему я единственная рыжая в семье?

— О-о, это, знаешь ли, говорит знающим людям о многом, — промолчав, ответил Аберфорт, — Но я едва ли могу рассказать об этом хорошо. Мне известно лишь, что когда кельтов сильно притесняли, их магия была скрыта, а выжившие смешались с простецами. Иногда у таких магглов, потомков древних родов, рождаются уникальные дети, словно поцелованные самой Магией. Считается, что они настолько одарены в магии жизни, что способны победить саму смерть. Один мой друг как раз и был примером такого проявившегося многие века спустя дара. Он осел в Норвегии, там друиды в чести.

«Победить саму смерть? Лили?!»

Петунья сама не ожидала, сколько радости в ее душе пробудит это простое предположение. Она редко задумывалась о судьбе сестры, погруженная в свои проблемы, но теплого отношения к ней не утратила. Возможно, столкнись она с живой Лили, с ее нетерпимостью, безапелляционностью резких суждений и высокомерием волшебницы первого поколения, Петунья бы растеряла этот флёр ностальгии. Но столько лет разлуки спустя вспоминалось только самое светлое, все лучшее, что было в родной мелкой сестренке.

— Мистер Дамблдор…

— Аберфорт, — перебил ее широким взмахом руки трактирщик.

— Аберфорт, — послушно поправилась Петунья, — Подскажите, а Вы не могли бы порекомендовать меня своему другу? Я надеюсь в грядущем году отправиться в Хардангер и, возможно, смогу нанести ему визит.

Пожилой волшебник медленно и торжественно кивнул в знак согласия.

* * *

И снова, оказавшись в пределах Хогвартса, Петунья осознала, насколько тяжелая, выматывающая, безэмоциональная жизнь была у нее в Брно: казалось, даже воздух в Чехии давил. Там, за пределами родной страны, она чувствовала себя серым бесполым существом, делающим нужную, но от этого не менее нудную работу.

Здесь ей были рады.

На третьем курсе девочки поголовно записались на курс Прорицаний. Вела его высокая строгая кенийка: по крайней мере носила она традиционные одеяния именно этой страны, правда дополняла их шкурами зебр, жирафов или леопардов, так как в одних бусах и тряпочках было слишком холодно. Класс прорицаний был специально переделан для придания большего колорита предмету: помещение было круглым, вплотную к стенам стояли невысокие лавочки, покрытые разноцветными коврами и множеством маленьких подушек, а в центре располагалось «лежбище» профессора и стояли курильницы, в которых постоянно воскуривали разные благовония.

Соседки Петуньи были в диком восторге от предмета, преподавателя и восточного колорита, разбавленного африканскими мотивами. Общая характеристика прорицаний в их исполнении укладывалась в два слова: «Вау» и «Ах!» (непременно с придыханием и закатыванием глаз). Эта восторженность предполагала только один вариант интерьера.

Возросшие таланты в трансфигурации позволили девушкам разгуляться: они изменили формы окон, вместо прозрачных стекол вставили яркие витражи, на полу постелили теплый ковер с мелким узором, комнату разделили декоративными стенками из резаного дерева, спальные кровати сделали совсем приземистыми, покрыли их узорчатыми покрывалами и множеством мелких цветных подушек. Цветовую гамму они сохранили в красных тонах. Дополнил картину роскошный столик, на котором Петунья мстительно расположила изящный кальян и небольшую синюю гусеницу.

Туни ожидала, что Алиса обрадуется такому дополнению, но та, что удивительно, отреагировала довольно вяло. Она ходила погруженная в свои мысли, держа их в себе, так что даже ее соседки не знали, что с ней. Иногда она поглядывала на Петунью странным взглядом, но пришлось ждать целую неделю прежде, чем она решилась поговорить.

* * *

Встреча произошла сразу после уроков в небольшом закутке у башни Гриффиндора, Петунья даже не успела занести школьную сумку. Алиса выглядела непривычно лохматой от того, что постоянно поправляла прическу руками. Наконец, она решилась:

— Лили, ты такой здравый человек. Вдобавок… ну… я просто хотела попросить твоего совета.

Петунья ободряюще кивнула.

— Понимаешь, я узнала кое-что на Рождественских каникулах, — Алиса выдохнула, — Короче, мои родители потомственные мастера дуэлей. В прежние времена это было очень престижно, сейчас их значение ушло в прошлое и они больше тренеры, — она вновь взлохматила волосы. Несколько раз вздохнула, набираясь решимости.

— Мама… ну, ты поняла, она попала под проклятие и не могла иметь детей. А им с папой обязательно надо передать Наследие. И вот родители случайно узнали обо мне и увидели мой дар… Увидели во мне большой талант. И тогда… они забрали меня себе и стерли память моим родителям-магглам, чтобы те вообще не помнили о моем существовании.

Петунья в шоке уставилась на Алису. У нее просто в голове не помещалось, КАК можно такое сделать. Какой бездушной сволочью надо быть, чтобы вырвать ребенка из лона семьи.

— Они вроде нормальные, ты не думай. Не пьяницы какие, — торопливо заявила Алиса, — Не то, что там гены плохие. Просто я очень подходила для продолжения родовых навыков.

«Ох…ть!»

— И я вот узнала. И я… я не знаю, как мне поступить. То есть, ну магглы же не виноваты… Но они ничего не помнят. Совсем. Или вообще. Короче, я для них абсолютно чужой человек. А с другой стороны… — Наконец красноречие окончательно и бесповоротно оставило Алису, и она взглядом доверчивой коровы уставилась на Петунью, — Как бы ты поступила?

Та попыталась взять себя в руки.

«Успокойся! Дыши! Ну же! Ровно. Дыши, Петунья! Вот так. Да, для магов мы типа скота. Или чернозадых макак из Африки. С нами можно делать, что угодно. Все, что позволяют магические силы. Стоит спасибо сказать, что не надругались и не убили напоследок. Твою ж…»

— Я бы, — Петунья сглотнула мерзкую горечь и, наконец, смогла сказать спокойно, — я бы пошла к своим маггловским родителям и все им рассказала.

— А смысл? — жалобно спросила Алиса, — Я же говорю, они ничего не помнят.

— И про это тоже бы рассказала, — Петунья проявила настойчивость, — Они тебя рожали, и их вины в этой ситуации нет. Они имеют право знать. А потом у них будет выбор. Это твой долг предоставить им его.

Алиса посмотрела задумчиво в стену, потом перевела взгляд на Петунью:

-Думаешь?

Та уверенно кивнула.

«Разговор, конечно, будет непростым. Но это будет правильно. Честно и правильно».

— Я просто не думаю. Ну, в конце концов, они же просто магглы…

«Что?»

Алиса посмотрела Петунье прямо в глаза. И та вдруг остро поняла, что сейчас она видит самое страшное, самое мерзкое зрелище в своей жизни: наивный детский взгляд голубых глаз, за фасадом которых скрывается жуткий монстр, особенно отвратительный своей милой оболочкой. И еще Петунья поняла, что ее буквально разрывают две противоположные эмоции: ударить со всей силы это наивное детское лицо, чтобы хоть так вбить в Алису немного разумения, и расплакаться от безнадежности донести до юных волшебников простые мирские ценности. Именно таким взглядом иногда на нее смотрел Гарри — мальчик, который не видел ничего страшного в поросячьем хвосте и длинном языке у своего кузена, в раздутой до состояния воздушного шара тетке и еще в массе всяких «детских розыгрышей».

Только сейчас перед ней стоял не племянник — мелкий паренек, которого можно запереть и лишить ужина в надежде, что это пробудит хоть какую-то умственную деятельность.

Нет, это была Алиса. По-гриффиндорски безалаберная, но чистая и открытая.

Понимая, что если останется здесь еще хоть на минуту, точно сорвется, Петунья резко развернулась и бросилась прочь, почти не глядя под ноги.

Она бежала, неслась, летела, не видя под собой дороги. В голове было пусто и гулко, а в легких не хватало воздуха. Она остановилась в туалете с ревущим привидением, ворвалась в кабинку, захлопнула дверь и отпустила себя.

* * *

Петунья потеряла счет времени: явно, что ревела не меньше часа. Когда она немного пришла в себя, уже начало темнеть, ноги и руки затекли, а в глаза словно песка насыпали. Она вышла к раковинам, кое-как умылась, выпила несколько горстей ледяной воды. Хотелось есть и лежать, но мысль о совместном ужине или отдыхе отозвалась рвотным позывом.

Она мрачно созерцала отражение Лили в зеркале, пытаясь придумать, где бы переночевать, когда по спине пробежали знакомые мурашки. По счастью, тетрадь была с собой.

С.: Вырвался. К ночи буду в Хогвартсе.

Петунья перечитала надпись несколько раз, прежде чем до нее дошел ее смысл. Она посмотрела на часы: времени до прибытия поезда оставалось впритык. Она судорожно облила лицо водой, достала из пространственного кармана сумки теплый свитер — все-таки майские вечера еще слишком холодные, и выбежала из туалета.

«И как, интересно знать, я выйду за пределы школы? И вообще, Петунья, этот сорванец плохо на тебя влияет. Ну, встретил он тебя на платформе пару раз, но это же не означает, что ты на ночь глядя попрешься в такую даль...»

И с этими мыслями она побежала вниз по лестнице к главному входу.

* * *

Примечания:

«Время разбрасывать камни и время собирать камни» — Еккл. 3:5.

Восточный интерьер представляется чем-то вроде: http://www.pichome.ru/hnU

Столик под кальян: http://www.pichome.ru/hni

Гусеницу с кальяном, надеюсь, все видели.

Эхо от гудка еще не успело затихнуть, когда Хогвартс-экспресс остановился у перрона. Из первого вагона вылез худощавый подросток в длинной черной мантии и с небольшим сундуком. Он огляделся по сторонам, вокруг не было видно ни души. Нельзя сказать, что он ожидал чего-то другого, но в глубине души теплилась надежда на раннюю встречу. Снейп накинул капюшон на голову и решительно пошел к спуску. Он успел сделать буквально пару шагов, как к нему вплотную буквально из пустоты сделала шаг Петунья.

— Привет, — радостно улыбнулась она и протянула ему руку для пожатия.

Северус слегка улыбнулся одними уголками рта и кивнул в знак приветствия:

— Как ты это провернула? — он махнул рукой в пустоту.

— Руна отвлечения. Пока стоишь на рисунке и подпитываешь своей магией, тебя никто в упор не видит и не чувствует. Первый раз рисую, решила на тебе протестировать, — похвасталась девушка.

— Неплохая идея для засады. Вдобавок многоразовой.

Петунья фыркнула:

— С учетом того, сколько рунистов осталось в Британии, проще на месте засады сразу оставить визитку с координатами.

— Это, если будет кому ее находить, — Снейп многозначительно зыркнул из-за завесы черных волос.

— Да ну тебя, — отмахнулась гриффиндорка.

Всю оставшуюся дорогу до школы Северус рассказывал о своем визите в Италию, долгой защите мастерства и попутном нахождении клиентов для специфических заказов. Полученное звание автоматически делало его совершеннолетним и теоретически разрешало получить лицензию на аппарацию. Однако возникли бюрократические сложности: такая лицензия являлась частью аттестата, который выдавали по результатам С.О.В. Пришлось юному дарованию идти на поклон к Дамблдору и договариваться о заочном обучении. Петунья, в свою очередь, не удержалась и наябедничала на Алису.

— Ты слишком эмоционально реагируешь, — констатировал Снейп, — Ситуация не нова: магглы для магов издавна кормовая база. У нас ни полей, ни производства толком нет, в чем-то ведем себя как паразиты, лишь изредка появляются отдельные чудаки-альтруисты. А девчонка против магглов ничего не имеет, она их и не знает. Закинь ее в обычный мир, она если и выживет, то чудом. Для нее магглы — это персонажи анекдотов, а не реальные люди. Вот и брякнула, не подумав.

— Пусть не ново, но это ни в какие ворота не лезет, детей у родителей отбирать! — Петунья не желала успокаиваться. За разговорами они незаметно добрались до замка и уже вошли внутрь.

— Это в тебе мать говорит, — хмыкнул Северус.

— Не вижу в этом ничего плохого, — поджала губы она, — И вообще…

Договорить она не успела. Прямо перед ними из-за угла появился Филч, чья вредная усмешка перебивала всякое желание перечить.

— Про мистера Снейпа я предупрежден, Вы можете быть свободны, — проскрипел он. — А юная мисс, самовольно покинувшая школу, лишила свой Дом тридцати баллов и после ужина попадает на отработку. И возрадуйтесь, что только на одну.

Он хмыкнул и пошаркал прочь.

— Тебе баллы вернуть? — спросил Снейп иронично, провожая старика взглядом.

— Не надо. Глупость должна быть наказуема, — и задрав нос к потолку, Петунья пошла в Главный зал.

* * *

Создатели Зала Трофеев явно были магами: чем еще объяснить тот факт, что сюда можно было попасть или спустившись вниз (!) из Главного зала, расположенного на первом этаже, или свернув из главного коридора на четвертом? Дизайнеры тоже были теми еще чудаками: стеклянные витрины были зачарованы на самоочищение, но сами по себе не были прозрачными, скорее затемненными, как солнцезащитные очки. В результате для того чтобы рассмотреть трофеи приходилось едва ли не вжиматься носом в мутное стекло. Впрочем, регулярные отработки с лихвой компенсировали этот недостаток: когда подрастающее поколение по несколько часов елозило тряпкой по замшелой награде, к нему невольно приходило узнавание славных деяний старины. Раньше Петунья была не охвачена этим предметным порой археологическим изучением истории, но жизнь и Филч были полны доброжелательных сюрпризов.

Старик выдал девушке инвентарь и, как и год назад, замер рядом. Гриффиндорка вопросительно посмотрела на него.

— От этой полки и до девяти вечера, — проскрипел тот.

Петунья приступила к нудной работе. Завхоз долго смотрел за ее мерными движениями и, наконец, решился:

— Половичок-то работает.

— Руны мне как раз этим и нравятся, — ответила Петунья и, подумав, добавила, — Основательностью.

— Да, серьезная штука, — пробормотал старик. Воцарилась тишина, изредка прерываемая шуршанием тряпки по металлу. Трофеи медленно поддавались чистке.

— Слышал, директор своего не упустил, э? — вновь попытался Филч.

«Директор он такой. Ему лучше палец не протягивать, а то по локоть откусит».

Она кивнула, не отрываясь от награды.

— А Хогвартс ведь не просто замок, — прошамкал наконец завхоз. — Маги говорят, что Источник силы меняет все, сквозь что течет. Пространственные искажения, самовольные помещения и предметы, лестницы эти опять же. И еще сам Хогвартс живой.

«Да уж, это серьезная проблема».

— И чертежей никаких нет, — в тон продолжила Петунья.

— Почему нет? — охотно поддержал разговор Филч, — Есть. В библиотеке. Специально зачарованы, чтобы показывать текущее положение помещений. Вроде даже пометки какие есть, от чего зависят некоторые перемещения.

— И доступны эти чертежи лишь отдельным избранным, — мрачно сказала девушка.

— Ага. Поттеры-то издавна пространственной магией баловались. Они изобрели все эти безразмерные сумки, карманы, в которые дом спрятать можно. Толку-то их постреленка обыскивать? Весь в папочку, курр… хм…

«А вот это уже интересно. А я-то гадала, как так Поттеры-старшие так скоропостижно скончались, словно не хотели внука понянчить».

— Опасный тип короче, — резюмировал старик, — Держись от него подальше.

— Конечно, сэр.

Опять замолчали, Петунья продолжала являть миру славность деяний Д. Г. Россетти.

«Если это тот самый, то славными они были только на заре его жизни».*

— А чертежи-то вроде как в библиотеку вернули, — вновь заговорил Филч.

«Ну да, а там эта… да еще и на своей волне».

— Найдешь? — спросил он.

«Что он докопался-то?»

— Без мадам Пинс я все равно доступа не получу.

— А это я могу устроить, — жутко обрадовался завхоз. Именно жутко, потому что рот его перекосился под странным углом, а глаза мерцали как у безумца.

Петунья настороженно покосилась на старика и осторожно сказала:

— Если Вас не затруднит…

— Нисколечко, — счастливо заявил Филч и торопливо пошаркал прочь. Видимо, не терпелось человеку сделать приятное.

«Чертежи — это хорошо. А то я уж прям голову сломала, думая, как к задаче подступиться».

* * *

Поздним вечером Петунья добралась до факультетской гостиной. Ноги затекли, спину ломило, а руки тряслись и пахли чистящим средством, несмотря на то, что работала она в перчатках из драконьей кожи.

«Драконы, видимо, такие же неряхи, как и весь магический мир: патологически не переносят Эверклену. Судя по отзывам их можно понять».

Зато в руках у девушки была небольшая туба, со спрятанными внутри нее свитками с бесценной помощью Филча, решившего после отработки напоить Петунью чаем, поделиться стариковскими воспоминаниями, оказавшимися на диво интересными, и вручившего напоследок чертежи Хогвартса.

В гостиной было на удивление пустынно. Только на небольшом диванчике сидела несчастная и заплаканная Алиса. Когда дверь открылась, она вскинула голову и радостно брякнула:

— Ты все-таки вернулась, — и в ответ на удивленно-приподнятые Петунье брови, продолжила, — Я испугалась, что ты решила никогда со мной больше не общаться, даже не ночевать вместе.

«Был такой соблазн».

— Я извиниться хотела, — Алиса комкала в руках носовой платок, уже насквозь мокрый, — Я мерзко поступила, да?

Петунья кивнула.

— Я все не то сказала. Просто… я ведь магглов совсем не знаю.

— А что, родительские чувства зависят от способностей к магии? — едко спросила Петунья.

— Да нет, не в этом дело. Вот скажи, ты знаешь, кто такой мохноногий канюк?

— Впервые слышу, — холодно отозвалась Туни.

— Вот и я только на днях узнала. Это птичка такая, навроде ястреба. А ноги такие, потому что на севере живет. Вот для меня магглы, как для тебя мохноногий канюк — нечто непонятное, да еще и название смеш… ой, вводит в заблуждение, — Алиса потупилась и покраснела.

Петунья невольно улыбнулась.

— Я даже не знаю, как к ним попасть, — продолжала Алиса.

— Адреса нет?

— Есть. Только я не понимаю, что он означает.

Петунья впала в некоторый ступор. Фраза Снейпа о том, что в маггловском мире маги выживают только чудом, приобретала под собой зловещую почву.

— Покажи, — кажется, Туни скорее приказала, чем попросила, но Алиса не обратила на тон никакого внимания и протянула ей небольшую бумажку.

— Обычный почтовый адрес. Что тут непонятного? — удивилась Петунья.

— Вот это что?

— Название графства.

— А это?

— Название улицы. Алиса, ты что издеваешься?

— Нет. У магов адреса идут по названию особняка: «Пемберли-холл», «Малфой-мэнор», или по прозвищу дома: «Гнездо», «Морская звезда».

— Магглов слишком много, чтобы каждому дома придумывать имя или прозвище, — Петунья еще не остыла и поэтому говорила едко.

«Гнездо, с ума сойти! Они туда на метлах прилетают, что ли?»

— Слушай, — робко попросила Алиса, — Только дослушай, прошу тебя. Я на самом деле не уверена, надо ли им говорить. Они же не маги, им тут не прижиться. Будут только разочарования. Но ты права в том, что я должна дать им выбор. Я хочу съездить туда и посмотреть. Поговорить. Ты можешь отправиться со мной? Чтобы я не потерялась в этих графствах.

— Скорее в улицах, — поправила Петунья, а потом задумалась, — Давай на каникулах. Спишемся через твою сову, встретимся на Косой аллее и поедем. Одежда кроме этого балахона у тебя есть?

— Маггловской нет.

— Хорошо, что у нас почти один размер. Подберу тебе что-нибудь дома и привезу.

— Спасибо, — счастливо заулыбалась Алиса. Потом достала палочку и протянула ее Петунье рукояткой вперед.

— А? — не поняла та.

— Предложение мира, — серьезно ответила Алиса, — Берешь мою палочку, направляешь на меня и произносишь заклинание.

— Какое?

— Если простила, то какое-нибудь миролюбивое. Люмос, например.

Петунья взяла чужую палочку, казавшуюся на ощупь чуждой, а от этого неприятной.

«При всем богатстве выбора… А хотя»

— Мохноногость отменись!

— Нет такого заклинания, — удивленно посмотрела Алиса.

— Есть. Чтобы с магглами было проще общаться, — подмигнула Петунья и вернула палочку.

* * *

Петунья сидела в Главном зале над учебником по нумерологии и едва ли не плакала. От смеха. К концу первого года обучения волшебники узнавали о существовании неизвестного, которое обозначали буквой «х». Самый сложный пример выглядел приблизительно так «5 — x = 0». Истерический смех у девушки вызывали пометки на полях, где поколения студентов гадали над правильным ответом. Пока точность составляла не более 20 %.

Вдруг по бокам от нее синхронно, словно репетировали, уселись Поттер и Блек, за спиной замерли еще двое — болезненного вида мальчик, имени которого Петунья так и не удосужилась запомнить, и Питер, который не Рыба, а «наш друг».

— Это прекрасно, что мы подловили тебя в такой момент, — с места в карьер начал Джеймс, пока Сириус накладывал чары отвлечения внимания, — Мы много наслышаны о твоих талантах руниста. И решили предложить тебе интересную задачку.

— За любопытство? — все еще улыбаясь, спросила Петунья.

— Как можно вымогать деньги у бедных студентов? — картинно возмутился Поттер.

— Бедность весьма сомнительна, — потянула девушка, — Да и происхождение...

— Поясни, — хмуро уточнил он.

— Когда представители семьи, многие поколения специализирующейся на пространственной магии, громко заявляют, что они разбогатели путем продажи средства для волос, да так, что входят в пятерку богатейших в Британии, знающим людям все становится понятно…

— И что же? — недоуменно уточнил из-за спины Питер.

Петунья выразительно посмотрела на Поттера, тот, нахмурившись, смотрел в сторону. Слово «контрабанда» не прозвучало, но они друг друга поняли.

— Парни, оставьте нас ненадолго, — наконец родил Джеймс.

Стоило им остаться одним, как он взмахнул палочкой, накладывая чары секрета, и зашептал, наклонившись к Петунье поближе:

— Будь поосторожнее со своими догадками. Знающие люди живут плохо. Или недолго. Я тебе не враг, просто предупредил.

— Да кому я нужна со своими догадками, — отмахнулась девушка. — Твои родители куда как больше рискуют. Зельеварение дело такое… опасное. Чуть зазевался, и случилась фатальная неприятность. А потом напишут в некрологе, что во всем виновата драконья оспа. Хотя где Британия, а где перуанский ядозуб…

Поттер горько ухмыльнулся и отстранился, развеяв чары секрета:

— Тогда не за бесплатно.

— И не для шалостей, — веско добавила Петунья.

Джеймс серьезно кивнул.

* * *

Задачка была и правда любопытной. Мародеры (а именно так эти светлые сорвиголовы с преступными наклонностями себя называли) творчески переработали те самые чертежи: измененный пространственными чарами лист пергамента по мановению палочки превращался в сложносоставную карту. Пока она отражала только несколько помещений Хогвартса, но парни планировали охватить весь замок и даже его окрестности. В ходе создания артефакта одному из них пришло в голову дополнить каждое из помещений на карте чарами Гоменум ревелио, чтобы определять, есть ли кто в нем. Однако после длительных дебатов очевидная ограниченность такого метода начала здорово смущать ребят. И тогда им захотелось вплести чары идентификации: чтобы специальные точки показывали, кто и где находится.

Однако таких палочковых чар просто не существовало. Как пояснил озадаченным гриффиндорцам Флитвик, у этого заклинания слишком сложная структура, которую не задать короткой формулой на латыни. Подобные вопросы может решить только такое направление магической науки, которое учитывает множество сложных элементов: например, зельеварение или рунная магия. Первую Мародеры признали слишком дорогой и сложной в применении, и поэтому и обратились к Петунье.

Строго говоря, задание было вполне реализуемым: как раз на третьем курсе она изучала пентаграммы продвинутого наблюдения, которые среди прочего позволяли установить личность того, за кем велось наблюдение. Оставалось выделить соответствующие руны и нанести их на изнанку карты.

Однако когда они встретились в одном заброшенном классе и Петунья начала накладывать руны на пергамент, обнаружились новые трудности: карта еще не была завершена, а значит, будет дополняться новыми территориями, на которые также должны будут распространяться руны идентификации. В ходе роста рунной связки появлялись внутренние противоречия, приходилось проводить расчеты, чтобы их преодолеть, вдобавок подвижность Хогвартса отнюдь не упрощала процедуру. Петунья так увлеклась, что не заметила, как стемнело и из всех Мародеров с ней рядом остался только Джеймс.

Наконец работа была завершена, руны нанесены и запитаны. Они перевернули пергамент и склонились над картой. Прорисованные тонкими изящными линиями помещения дополнились аккуратными точками с подписями имен, некоторые из них двигались.

— Давай проверим этот класс, — предложил Поттер, который пару часов и десять «не лезь под руку» назад стал Джеймсом, а еще спустя пару «отстань» — «оболтусом», но без уничижительных интонаций.

Он зашуршал пергаментом, развернул нужную часть и замер.

— Что там? — удивилась Петунья и заглянула через его плечо.

На карте были нарисованы две точки: Джеймс Поттер и Лили Эванс/Петунья Дурсль.

«Оболтус» поднял голову, посмотрел на девушку и улыбнулся. Предвкушающе.

— Мне кажется, у нас намечается плодотворное сотрудничество, — голосом пай-мальчика сказал он испуганной Петунье.

* * *

Примечания:

Данте Габриэь Россетти (1828-1882) — английский поэт, переводчик, иллюстратор и художник. Последние годы жизни считался безумным, злоупотреблял алкоголем и наркотиками.

Эверклена — волшебное чистящее зелье, которое приносит больше плесени и грязи, нежели чистит помещения.

Пемберли — поместье мистера Дарси в «Гордости и предубеждении» Дж.Остин.

Странно, но факт. По официальной версии сейф Гарри Поттера был забит галеонами от продажи «Простоблеска».

Испуг владел Петуньей недолго, очень быстро его сменила злость, да такая, что очень хотелось дать себе смачную затрещину.

«Своими же собственными руками я создала на себя компромат. Идиотка!»

Такое душевное состояние мало способствовало адекватному проведению переговоров с молодым шантажистом. Как могла, Петунья постаралась успокоиться, сделала пару глубоких вздохов, хотя ей казалось, что при этом из ноздрей у нее вырываются искры, а глаза, вероятно, покраснели, как у быка, видящего тореадора. Взяв себя в руки, она насупилась и посмотрела на Поттера:

— Чего тебе?

— Как чего? — натурально изумился он, — Руку, конечно.

— Чего?

— Руку. Жениться на тебе хочу, — пояснил он самодовольно.

«Совсем охренел? Интересно, Лили он также уговорил??»

— А тот факт, что в этом качестве ты мне абсолютно безразличен, тебя не смущает? — вкрадчиво спросила Петунья.

На лице Поттера поочередно сменили друг друга растерянность, досада, решительность и высокомерная самоуверенность.

— Выпьем вдвоем Амортенцию, и дело с концом, — наконец, заявил он, пожав плечами.

«Тролль тебе по Зельям, самовлюбленный индюк! Даже я в курсе постулата Дагворт-Грейнджера».

— Не пойдет. Я уже замужем, — Петунья постучала кончиком пальца по фамилии «Дурсль» на карте.

Парень мрачно посмотрел на карту:

— Хорошо, не за Снейпом, — пробормотал он. — Ладно, тогда будем плодотворно сотрудничать на почве совместного выполнения заданий директора. Ты ведь не просто так в Пражскую Академию поехала?..

«Неужели это так очевидно?»

— А вам, значит, не за богатство и родовитость все прощают? — не удержалась от встречного вопроса Петунья.

— Нет, у наших родичей какие-то дела с Дамблдором. Тут другое, — и он жестом дал понять, что это не обсуждается. — Что он тебе поручил? Доработать защиту Хогвартса?

— Шире, — призналась девушка, — Еще разработать систему наблюдения и оповещения, замкнутую на директора и доверенных лиц. А вам?

— Наблюдение и оперативную связь, — Поттер смотрел очень серьезно, весьма отличаясь от себя обычного, и даже выглядел зримо старше себя. Он был похож на лицедея, который сошел со сцены и вернулся к суровой реальности и выживанию вопреки: в уголках глаз были едва заметные морщинки, выдающие привычку щуриться, в уголках губ и между бровей проявились горькие складки. — Карта — наш первый опыт.

— Сотрудничество может оказаться взаимовыгодным, — признала Петунья, разглядывая зачарованный пергамент. Они замолчали, обдумывая сказанное.

«Какой он уже взрослый, судя по лицу. Видимо, и проблем разгребает выше крыши. А в детство играется, чтобы хоть что-то от него урвать. Но в серьезных сделках еще неопытен, сразу все карты на стол и прет напролом, как носорог. С его стороны расклад в целом ясен, но вот мой (не считая глупой промашки) он не знает. Если вдобавок учесть, что Поттер из семьи контрабандистов, то надо полагать идея решать проблемы посредством шантажа для него не нова. А, значит, я вполне могу поторговаться».

Петунья знала за собой эту слабость. Несмотря на собранный и в чем-то строгий вид, натура она была увлекающаяся, особенно по молодости. Собственно именно поэтому и вела себя так сурово с мужем и племянником: не имея возможности раскрепоститься самой, она закручивала гайки и в отношении других. Вернон давно сдался и уступал ей до полного потакания, а вот Гарри особенно после треклятого письма регулярно дерзил и нарывался. Видя, как его заносило, например, в спорах с Мардж, Петунья, с одной стороны, негодовала, а с другой, испытывала какую-то странную сентиментальную ностальгию, узнавая в мальчишке себя пятнадцати-двадцатилетней давности.

— Ну что ж, — громко заявила она и радостно улыбнулась вздрогнувшему Поттеру, — А теперь давай обсудим размер моего вознаграждения.

— Мы же тебе уже заплатили, — нахмурился он.

— Нет, я имею в виду, будущего вознаграждения. За наше плодотворное сотрудничество, — продолжая невинно улыбаться, счастливо заявила девушка.

«Вот это наглость!» — без проблем читалось во взгляде Поттера. К этому удивлению примешивалось едва заметное восхищение — парень был впечатлен и покорен.

«Шантаж шантажом, а кушать что-то надо».

Торг прошел довольно быстро и вполне плодотворно. Они принесли взаимные клятвы о неразглашении, подписали маленький магический контракт, состряпанный тут же на правой коленке, и в целом довольные друг другом церемонно пожали руки.

— Ты крута, Эванс, — торжественно признал Поттер, слегка улыбаясь.

— Спасибо, — польщено зарделась она. После чего положила карту Мародеров в сумку, повесила ее на плечо и повернулась к двери. Несколько шагов спустя она услышала тихое «Обливиэйт». Рунная цепочка, созданная для защиты от ментального воздействия Снейпа, обожгла кожу огнем, в глазах померкло, к горлу подступила отвратительная тошнота. Едва владея собой, она обернулась и прошипела в лицо ошалевшему Поттеру:

— Мой гонорар только что вырос вдвое!

После чего резко развернулась и бросилась прочь.

До туалета добежать она успела. Сидя в неудобной позе на полу перед унитазом и содрогаясь всем телом от рвотных позывов, она корила себя последними словами.

«Как есть идиотка! Если пьешь с ворами, опасайся за свой кошелек. Ну, «зятек»! Зачем я призналась этому козлу, что меня не берет Обливиэйт? Пусть бы думал, что я дура дурой».

Казаться дурой не получалось. Уже который раз.

«Запишусь на курсы актерского мастерства» — мрачно пообещала себе Петунья.

* * *

Несмотря на весьма позднее возвращение в спальню и урезанный сон, на завтрак она пришла честь по чести — в срок. Еда не радовала разнообразием, да и полезность ее была сомнительна — обилие жирной и тяжелой пищи, которую она по утрам даже видеть не могла. От унылого созерцания трапезы ее оторвал оклик Поттера. Петунья обернулась.

— Пароль «Наглость — второе счастье», — прошептал он, аккуратно вкладывая ей в руку маленький шарик, — Был неправ, извини.

После этой выдающейся речи оболтус, паясничая, поклонился и неспешно удалился. Его место незамедлительно занял Северус, легким взмахом руки наложивший чары секрета.

— Что этот придурок от тебя хотел? — Снейп сильно вырос за год в Италии и теперь вовсю пользовался высоким ростом, чтобы нависать над небольшой Петуньей, которая едва успела спрятать шарик в рукав.

— У нас с ним плодотворное, — девушка не смогла удержаться от горькой гримасы, — сотрудничество. И он Оболтус.

— Он большая свинья, — отрезал слизеринец, — Откуда сотрудничество?

— Поттер случайно узнал про меня. И нет, не спрашивай, как, — Петунья подняла руки в защитном жесте, — Я сама в ужасе от собственной глупости.

— И?..

— Под клятвы о неразглашении мы договорились о совместной работе, я даже денег выбила на это дело.

Снейп помрачнел:

— Тогда, прости, не совсем понимаю, что тебя не устраивает?

— Угрозы напоить Амортенцией и попытка Обливиэйта по окончании переговоров? — сейчас Петунья искренне жалела, что не умеет так красиво и эффектно поднимать правую бровь.

«Надо было у Эйлин научиться».

— Понятно, — процедил Северус и бросил в сторону ушедшего Поттера острый взгляд: ничего хорошего Оболтусу он не предвещал, — Ну тогда авансом минус пятьдесят баллов Гриффиндору за наложение ограниченного к применению ментального заклятия на однокурсницу.

«Его по ходу Дамблдор покусал. Чем еще объяснить эту высокопарность?»

Доклевав свой скромный завтрак, Петунья быстро отправилась в туалет: любопытство она никогда даже не пыталась преодолеть, осознавая очевидную безнадежность подобных попыток. В уборной она закрылась в кабинке и прошептала идиотский пароль.

Шарик замерцал нежно-сиреневым цветом, увеличился в размерах, а потом медленно раскрылся, подобно бутону диковинного цветка. Внутри, словно на изысканном подносе, лежали стопками монеты галеонов и бумажки фунтов.

Аванс за летнюю работу с картой Мародеров.

В двойном размере от указанного во вчерашнем контракте.

* * *

В купе Хогвартс-экспресса было тихо и спокойно: руны отвлечения внимания обеспечивали покой и одиночество на все время поездки. Петунья достала журнал с новинками моды, маггловской, разумеется, и теперь предвкушала, как будет смаковать его всю поездку. Но уже на второй модели в дверь постучали.

— Входи, Северус, — вздохнула девушка, подняла голову и ахнула.

«Хорош!».

Волосы взлохмачены, мантия набекрень и порвана у ворота, на левой скуле потрясающий ярко-красный кровоподтек, губы разбиты. Вид при этом довольный, как у кота, дорвавшегося до сметаны.

— Красавец! Кто тебя так?

— Поттер. И поверь мне, ему досталось больше, — счастливо отозвался Снейп, присел на сиденье и достал из внутренних карманов несколько склянок.

— Чем тебе Оболтус не угодил? Только не говори, что это из-за меня, — Петунья фыркнула и отобрала у него склянку с бадьяном, потом достала из косметички вату и подсела поближе, чтобы обработать раны, — Сиди уж, рыцарь.

— Скажем так, я давно искал повод, — дипломатично отозвался Северус. — И выжидал момент, когда он останется без свиты. Начали мы нормально, на палочках, но потом вошли во вкус. В боксе-то он хорош, но навыков уличной драки никаких.

— Ты поосторожнее, аттестат ведь не завтра дадут. Память у него хорошая, свита верная, да и на выдумки он горазд: устроит тебе Варфоломеевскую ночь в следующем году, — раны легко уходили от легких прикосновений ватки, смоченной зельями. Все драчуны мира должно быть локти себе кусали, мечтая о таких лекарствах.

— Тогда его ждет сюрприз. Я потолковал с Дамблдором, что негоже Мастеру зелий ходить по школе, как простому школяру, и он выдал мне права как старосте. Могу взыскания назначать, баллы снимать и вообще, — Северус старался выглядеть неприступным, но видно было, как ему нравится такая забота.

— Можно подумать, ты раньше не мог, — фыркнула Петунья, — Что с тебя взамен стряс этот бородатый вымогатель?

Снейп удивленно поднял правую бровь:

— Ничего особенного, буду зелья для Больничного крыла варить. Дело привычное.

— Привычное, — задумчиво потянула девушка, затем прищурилась и сердито посмотрела на него. — А оплата?

— Ингредиенты за счет школы.

— При чем тут ингредиенты? Ты же Мастер. Это же знак качества. Даже если ты решил заняться благотворительностью, твой труд должен быть оценен.

Видя полное непонимание ситуации со стороны Снейпа, Петунья разозлилась и почувствовала, что ее заносит, только, увы, остановиться она не смогла:

— Вот поэтому ты и остался бобылем.

Снейп резко захлопнулся, лицо его омертвело, стало белой восковой маской, губы презрительно искривились:

— Кухарка не может оставить такой вопиющий факт без своих сплетен!

— О твоей помощи я словом не обмолвилась, — отрезала Петунья. — Не скажу, что меня расстроит необходимость воспитывать в качестве племянника неухоженное носатое чучело. Я на твоей стороне, дуралей! Лучше уж ты будешь папаней мальчишки, чем Оболтус.

Черные глаза смотрели пронзительно и зло, но разъяренная девушка проигнорировала угрозу.

— Как ты сам себя оцениваешь, так тебя и другие будут ценить. Честолюбия у тебя на министра магии хватает, а вот самооценка по-прежнему как у нищего босяка — не гонят и прекрасно! Мужчина должен думать не только о себе: он оплот благополучия семьи. Женщина может об этом не говорить, но серьезных отношений с бессребренником быть не может.

— Твоя ограниченная точка зрения по-гриффиндорски радикально желает распространить себя на все многообразие мира. Принудительный способ приветствуется, — едко отозвался Снейп, решительно вставая. У выхода он обернулся, — И, конечно, свет клином сошелся на грязнокровках по фамилии Эванс!

С этими словами он вышел.

— И приведи волосы в порядок, — пробурчала себе под нос Петунья.

С его уходом в купе вновь стало тихо, спокойно.

А еще одиноко и совестно.

* * *

Семейное гнездо встретило ее светом, теплом и покоем. А также серьезным уважением родных.

К большому удивлению Петуньи Эвансы в ее отсутствие втянулись в использование хозяйственных рун, при этом у каждого появилась своя любимая. Миссис Эванс обожала «половичок», поскольку именно она обычно мыла полы, а мистер Эванс, возвращаясь уставшим с работы, по рассеянности часто забывал снять уличную обувь. Глава семьи был в восторге от руны стазиса — она прекрасно сохраняла свежесть рыбы, до которой он был большой охотник. Петти этим летом открыла для себя мир шитья — это позволяло сэкономить и при этом выглядеть оригинально и нарядно. Поэтому ей нравились руны освещения — они давали ровный и приятный свет, который в отличие от дешевых лампочек не менял цвет тканей.

В общем, вся семья была в восторге от талантов младшей из сестер. Ее же в свою очередь очень порадовало, что все рунные круги защиты, которые она запитала перед отъездом, еще не выдохлись и успешно справлялись со своими задачами — оберегали семью от навязчивого внимания магов и гасили вредный магический фон.

Первые несколько дней она честно отсыпалась, а потом принялась дополнять дом полезными рунами, заодно подпитав старые. В первую очередь она занялась отвращением от дома грызунов и прочих вредителей, укрепила и усложнила общую защиту. Потом поставила невдалеке от дома небольшой Маяк Фароса, чтобы в случае крайней нужды спешно переместиться домой хоть с другого конца света, что приобретало особую актуальность в связи с грядущими стажировками. Затем она нарисовала на переносных свитках несколько рун про запас, особое внимание уделив Свечам дипломата. Раз уж черт ее дернул связаться с Мародерами, следовало обезопасить себя.

Она попыталась связаться с Северусом и извиниться, но первые несколько дней блокнот оставался чистым, а потом появилась одна фраза: «Маме плохо, мы не принимаем». До конца лета больше никаких новостей от Снейпов не было.

Где-то в это время прилетела сова от Алисы с извинениями и просьбой перенести их маленький визит на конец лета, так как она уезжает на отдых за границу. Петунья ответила согласием, и решила посвятить некоторое количество свободного времени разным не столь важным для возвращения рунам, до которых прежде не доходили руки.

В своих поисках она добралась до косметических связок и выпала из реальности. Это была воистину золотая жила! Умей она нечто подобное в свое время, Дурсли жили бы в элитном особняке на собственном острове где-то вдалеке от Британии с ее бородатыми доброхотами и неистовствующими магами-шовинистами. Миссис Дурсль были немного знакомы все эти безумные изобретения женщин, пытающихся в шестьдесят выглядеть на двадцать пять, с наполнением кожи кислородом, обертыванием тела медом и шоколадом для похудения (видимо, чтобы людоед объел лишнее), омоложением лица посредством точечного введения инъекций (так называемой мезотерапии) и прочее. С одной стороны, было весьма заманчиво смотреть на прекрасных лицом и телом красавиц на обложках журналов, с другой, Петунью откровенно пугали последствия таких мер. Дополнительный трепет внушали астрономические цены в салонах красоты.

Связки косметических рун поражали изяществом линий и простотой применения: их рисовали на полу под кроватью или креслом для отдыха, а также вышивали на отрезах ткани, которые вымачивали в специальных зельях, а потом оборачивали вокруг нагого тела или накладывали на лицо. В таком мумифицированном состоянии полагалось отдыхать по несколько часов пару раз в месяц. В результате регулярного использования подобных масок обещались подтяжка кожи и лица, освежение кожи до жемчужного блеска, удаление морщин и пигментных пятен, а также дополнительным бонусом шло избавление от всех ненужных волос. С такими процедурами реально было и в сто выглядеть на восемнадцать.

Обрадовавшаяся было Петунья начала подробно штудировать процесс омоложения. Что же, маги в очередной раз подтвердили полную неприменимость своих методов для нее. Больше всего впечатляло то, что все зелья, в которых вымачивались ткани, в качестве основы использовали так называемое «ведьмино молоко» — белесую жидкость, которая иногда идет из сосков новорожденного младенца. В рецепте же приводился способ, которым можно было простимулировать появление ведьминого молока, и Петунью чудом не стошнило при чтении малоаппетитных подробностей.

За всеми этими открытиями, она едва не забыла про свои учебные планы. Тем не менее, в реальность ее вернула дата календаря. Ничем не примечательное 19 июля говорило Петунье, что у нее остался ровно месяц, чтобы написать выпускную работу и отправить ее Бааль-Шему. В случае высокой оценки ей предоставят возможность сдать экзамены за четвертый курс в сентябре вместе с пересдающими. А если она не уложится в срок, то придется еще год гнить заживо в гробу Пражской Академии.

Более чем достойная мотивация сотворила чудо. Месяц она спала урывками, поскольку большинство чар наблюдения, будь они неладны, полагалось чертить ночью. Месяц она не замечала погоды и времени суток, вкуса трапезы и была ли она вообще, лиц соседей и родных, фасона и цвета своей одежды. К счастью, Петти проявила понимание и следила, чтобы она хоть сколько-то спала, регулярно мылась и хотя бы раз в день ела. Работа была перечитана добрый десяток раз и отправлена за один день до окончания срока, и Петунья с чистой совестью легла спать, велев не будить ее до Апокалипсиса.

Утром двадцатого числа она спустилась к завтраку и осознала, что за окном теплое лето, на столе овсянка и свежие тосты, от которых упоительно пахнет домашней сдобой, а у Петти пальцы в чернилах, потому что ручка протекла. А еще она впервые осознала здешнюю Петунью как не-себя, потому что к концу третьего курса они с Лили уже почти не общались, и именно с тех пор она привыкла жить без сестры. Это открытие вкупе с непониманием личного раздвоения даже ввергло ее в некоторый ступор.

Петти подняла голову и радостно поприветствовала сестру:

— Лили, наконец-то ты с нами! Папа взял отпуск на неделю, мы едем в Эксетер. Выезжаем завтра рано утром, представляешь? — и она, счастливо засмеявшись, закружила по кухне, от чего ее юбка до колена взвилась изящным куполом.

— Почему в Эксетер? — удивилась Петунья; в другом времени Эвансы не ездили так далеко, по крайней мере, на ее памяти.

— Потому что мы там никогда не были, а мама захотела посмотреть собор в стиле украшенной готики. А еще там потрясающий сводчатый потолок!

Остаток дня Петунья напряженно размышляла об удивительном изменении привычного хода вещей. В книгах по магии времени ей встречался термин «эффект птеродактиля», но если раньше она воспринимала его скорее умозрительно, то теперь всерьез задумалась о величине изменений, возникших из-за ее действий.

«Значит ли это, что время изменчиво? Если да, то насколько? И что случится с будущим? Не получится ли так, что я вернусь уже в другой 1997 год?»

Семь часов дороги и ночь в гостинице пролетели незаметно для погруженной в самые мрачные размышления Петуньи. Она подспудно ждала чего-то мерзкого, но к ее удивлению, ничего страшного в Эксетере не произошло. Величественный собор Апостола Петра был достоин всех расточаемых ему похвал. И если старшие Эвансы восхищенно сравнивали узорчатые своды с диковинными цветами, а Петти замирала у часов XV века, то у Петуньи перехватило дыхание от удивительной красоты витража, вписанного в готическую строгость собора.

Двухдневный визит в Эксетер запомнился ей удивительным духом единения, которым была пропитана дружная семья Эвансов.

* * *

С Алисой они встретились двадцать пятого августа. Из Косой аллеи прошмыгнули в Дырявый котел, где в уборной переоделись. Далее их путь лежал на вокзал, а оттуда в Марлоу — небольшую деревушку в графстве Бэкингемшир. Как и Лондон, она стояла на Темзе, но ее население едва превышало десять тысяч человек.

Добрались они только к обеду и по настоятельной рекомендации Петуньи сначала зашли в местный паб. Алиса пыталась протестовать, отказываясь есть, но Туни буквально заставила ее подкрепиться, а напоследок еще и выпить огромную чашку ароматного чая.

«Ничего не знаю, Вернону на работе помогало».

Только после этого они пошли к нужному коттеджу. Алиса наложила несколько проявляющих чар, но они ничего не показали: обычный маггловский дом, лишенный даже намека на магию. Петунья тем временем нарисовала руну отвлечения, чтобы можно было наблюдать, не привлекая к себе излишнего внимания. Промедление оказалось вредным: Алиса начала трусить, даже предложила обойти соседей и расспросить их, но Петунья решительно отвергла эту идею:

— В таком маленьком городке любые гости извне событие. И нам все равно ничего стоящего не расскажут.

Алиса потерянно кивнула и вдруг протянула ей свою палочку.

— Зачем?

— Наложи на меня еще раз это заклинание. Мне кажется, его эффект выветрился.

— Какое?

Петунья сообразила, что подруга, видимо, приняла ее шутку про отмену мохноногости слишком близко к сердцу.

«Если это помогает тебе быть храброй, то пускай».

Она взмахнула чужой палочкой, повторила «заклинание» и суеверно перекрестила спину подруги, когда та пошла к дому. Когда Алиса была уже у самой двери, девушки услышали доносящийся из глубины дома детский смех, и Алиса, замерев, потерянно обернулась к подруге. Петунья решительным жестом велела не останавливаться, а сама повернулась и пошла к реке, чтобы не смущать девушку. Гулять пришлось долго. Наконец над коттеджем взлетел сноп искр, который могли видеть только маги. Петунья поспешила к Алисе.

Та стояла в рунном круге недалеко от коттеджа, глаза у нее были красными, но лицо спокойным. Они решили перекусить перед обратной дорогой и вернулись в тот же паб. Сели за столик в уголке, заказали по салату и чаю. После того как принесли заказ, Алиса тихим шепотом пересказала свою встречу:

— Я думала, они мне не поверят. Вошла и стою, как дура, ни слова сказать не могу. Тут мама начинает всхлипывать и шептать «Наконец-то, наконец-то, Дэвид». Дэвид — это отец. Мне даже говорить ничего не пришлось, я очень на них похожа. Они меня обнимать начали, целовать, говорить что-то невпопад. И тут я почувствовала мамин запах, и меня прорвало, — Алиса замолчала и посмотрела на Петунью, усиленно моргая глазами. Казалось бы, пик переживаний был позади, но спокойно говорить о произошедшем девушка все еще не могла. — Я его помню, мамин запах. Ты представляешь? Мы не виделись с моих года и двух, а я помню ее запах…

Она начала медленно раскачиваться, и Петунья даже слегка за нее испугалась. Но Алиса взяла себя в руки и продолжила рассказ:

— Память им хорошо стерли. И их родным тоже. Но пробелы остались. У кого-то из родственников фотография меня мелкой завалялась в книге, продавцам и соседям воспоминания не зачистили. Они и начали призадумываться. А еще у мамы депрессия случилась, а она понять не могла, от чего вдруг. Словно потеряла что-то важное, а что не помнит. Дошло до того, что совсем собой не владела и ее в лечебницу положили для скорбных умом. Она на тамошние порядки посмотрела, испугалась, что оттуда адекватными не выходят, и ради папы взяла себя в руки. Таблетки, какие могла, в унитаз спускала. Через пару месяцев мучений выпустили. Только то лечение ей всю жизнь поломало: с таким волчьим билетом работы не найти. Вот и сидит домохозяйкой. Сын у них родился, брат мой. Пока мелкий совсем, восьми нет. Но смышленый вроде. И маггл, слава Мерлину.

«Слава Богу» — эхом подумала Петунья.

— Мы поговорили, решили наше вскрывшееся родство не светить. Мои-то, — Алиса махнула неопределенно рукой, — Сами не в курсе моей осведомленности. А больше, думаю, никому не нужна семья простых магглов из мелкого городишки. Будем поддерживать связь. А если у Эвана вдруг магия проснется, я подстрахую.

Они немного помолчали. Потом Алиса благодарно посмотрела на подругу:

— Спасибо тебе, Лили. Именно благодаря тебе я сюда приехала. Так что готовься, когда у меня ребенок появится, быть тебе ему крестной матерью.

— У магов такое принято? — удивилась Петунья.

— У магглорожденных, — подмигнула в ответ Алиса.

* * *

Примечания:

Постулат Дагворт-Грейнджера гласит «Опытный мастер-зельевар может вызвать у человека состояние пылкой влюблённости, однако никто ещё не в состоянии воссоздать ту непреклонную, неизменную, безоговорочную преданность и верность, которая только и может зваться Любовью» (Сказки барда Бидля).

«Если ты пьешь с ворами, опасайся за свой кошелек» — фраза из песни Наутиулус Помпилиус «Тутанхамон».

Варфоломеевская ночь — кровавая резня, устроенная католиками против протестантов в XVI веке во Франции в канун дня св. Варфоломея. Считается, что тогда погибло порядка 30 тысяч человек.

Эксетерский собор — кафедральный собор англиканской церкви в Эксетере (Юго-Западная Англия), построен в стиле украшенной готики и знаменит своим самым длинным в Англии непрерывным сводом: http://www.pichome.ru/hXg

Красивый вид в Марлоу: http://www.pichome.ru/hXj

Несмотря на установку вблизи дома Маяка Фароса, Петунья побаивалась пока самостоятельно перемещаться с помощью рунной магии, поэтому до Хардангера она отправилась международным портключом. Дамблдор встретил ее недалеко от дома, служившего отправной точкой, выдал краткие инструкции, принял приторно-сладкое домашнее печенье и поспешил по своим делам.

«Странный он какой-то, дерганный. И велеречивость куда-то делась».

Мысль была мимолетной, Петунье не терпелось посмотреть Норвегию вблизи. В бытность свою миссис Дурсль ей не доводилось бывать нигде за границей (если не считать краткого визита в Нормандию), да и вообще все в семье были изрядными домоседами. Но по телевизору бывали интересные передачи про красоты других стран, в том числе про Норвегию. И хотя обычно она ее мало трогала северная природа, но уходящие в воду отвесные скалы, покрытые густой растительностью и увенчанные снежными шапками, не могли оставить никого равнодушным.

После недолгого слезного прощания с родными Петунья крепко схватилась за ручку чемодана и активировала портключ. Большинство пространственников при создании портключей чертили стабилизирующие руны, уменьшающие неприятные ощущения при перемещении, и сопутствующее отсутствие тошноты и головокружения считалось показателем мастерства руниста. Что ж, Петунье с порталом не повезло, Дамблдор, по всей видимости, предпочел сэкономить.

«Интересно, он просто прижимистый или так ненавязчиво пытается меня подтолкнуть к самостоятельному перемещению?»

Сумасшедшее мельтешение картинок стабилизировалось в огромную пещеру с небольшим озерцом посередине. Это был основной перевалочный пункт международного перемещения — пещера Краллтумагне. Спрятанная в глубине огромной скалы, одиноко возвышающейся в Северном море, она служила еще викингам и с тех пор почти не изменилась. Гладь воды была темной и спокойной, сталактиты поражали размерами и формой, небольшая тропинка наружу была выложена аккуратной галькой.

«Странно, конечно, что маги не поставили здесь таможенников. С другой стороны, с перемещательными и прятательными талантами магов эта профессия кажется излишней».

Камни под ногами светились слабым светом — сиреневым, бордовым, желто-оранжевым, подсказывая путь. Извилистый коридор вел наружу: стены его были покрыты цветистой вязью флюорисцентного мха, потолок терялся далеко над головой. Несмотря на темноту и неизвестность, обстановка выглядела вполне обжитой, даже уютной. Уже ближе к выходу, Петунья заметила, что компанию ей составляет несколько призрачных белых фигур. Они были похожи на привидений, но костюмы выдавали в них современников. Вдобавок, случайно проведя рукой сквозь одного из случайных спутников, Петунья не почувствовала неприятного холодка, который вызывали привидения Хогвартса.

«Надеюсь, они не враждебны».

Следуя своими путями, «призраки» не обращали никакого внимания на девушку, и она вскоре успокоилась. Коридор вывел ее наружу и превратился в небольшую тропинку, петляющую по склону горы среди диковинных растений, большинство их которых Петунья не узнавала, несмотря на свое увлечение флорой и курсы Гербологии. Рядом с тропой с макушки горы бежали бурные потоки воды, иногда подступавшие так близко, что Петунья ощущала ледяную пыль на лице. Наконец, восхождение закончилось, и она поднялась на вершину.

Была она ровной и лишенной растительности, словно вертолетная площадка. И на ней были два человека: дежурный пространственник в длинной серой мантии, обильно подбитой мехом, и еще один путешественник, которому помогали надеть широкий пояс, обильно украшенный металлическими бляхами рун. Пока девушка подходила, мужчины закончили, дежурный взмахнул рукой, руны на поясе гостя засияли холодным голубым светом, после чего странник воспарил над землей, а затем на огромной скорости понесся в сторону гряды Скандинавского полуострова. Петунья проводила его взглядом: ее зрение позволяло увидеть, что летуна окружает полупрозрачная оболочка, похожая на мыльный пузырь.

Дежурный тем временем не тратил время даром, скупо кивнул в знак приветствия и привычно защелкнул на талии девушки следующий пояс, а затем взмахнул рукой. Однако никакого эффекта активация не достигла. Пространственник нахмурился, все внимательно осмотрел, потом что-то сказал на гортанном языке. Петунья развела руками, и он пояснил на ломанном английском:

— Сейчас прибудет.

Ждать пришлось не долго: они только успели снять бесполезный пояс, как откуда-то из-за спины раздался клекот, и в резком пике на площадку опустился громадный белогривый грифон с головой и крыльями орла и телом льва. Ноги его были чем-то средним между лапами льва и орла, причем, судя по длине когтей — опасным средним. Он дерзко косил глазом на людей, но послушно подошел к пространственнику и позволил накинуть на себя уздечку. Опешившую Петунью бесцеремонно посадили на грифона и хлопнули того по заднице под ее судорожный ойк. Грифон сделал два резких прыжка к краю пропасти, оттолкнулся и резко полетел вниз.

Все время, пока они неслись вдоль скалы к далекой воде, Петунья пыталась сделать хотя бы один вздох, а когда преуспела, грифон вышел из пике в нескольких десятках метров над водой, выбив из нее с таким трудом добытый воздух, и, яростно хлопая крыльями, полетел в сторону материка. Резкие порывы ветра, холодный воздух и постоянная качка неустойчивого летуна — вот далеко не полный перечень недостатков такого транспорта.

Однако вскоре Петунья приноровилась и обратила внимание на проплывающие мимо красоты: суровая северная природа жадно пользовалась недолгими теплыми деньками, чтобы щедро изукрасить древние скалы — на фоне уже буреющей травы изредка пламенели яркие мелкие цветы. Даже ледники, застывшими снежными реками сходящие с гор, казалось, прятались от солнца, прижимаясь боязливо к земле. Воздух был прозрачен и чист, и вода, над которой они пролетали, — зеленоватым зеркалом отражала горы и небо.

Грифон начал набирать высоту, и перед Петуньей открылся вид на главное здание школы Хардангер — замок Троллтунга.

* * *

Многие тысячелетия назад менялся климат, и на Скандинавском полуострове происходило таяние ледников: огромная река из валунов, грязи, воды и нерастаявшего льда пропахала скалы, врезав в них извилистые изгибы фьордов. Одновременно с этим она создала множество пространственных аномалий, которые местные называли лакунами или пространственными карманами: один неосторожный шаг по обычной тропинке под ласковым солнышком мог привести в маленькую «комнатку», где бушует буря и валит снег. Часть таких лакун пряталась в пещерах, и лишь войдя можно было обнаружить, что внутри такая пещера намного больше горы, в которой она спряталась, часть существовала параллельно открытой местности, и часто отличалась от общей среды погодой, временем суток или даже года, общим климатом.

Нет ничего удивительного, что маги, населявшие суровый край, серьезно изучали такие пространственные карманы, активно использовали их. Всему миру было известно Айсенвин — ледяное вино, изготавливаемое из винограда, который поспевал в одном кармане зимой. В Розендали располагалась лакуна идеальной геометрической формы, в которой издревле играли в Смабикамп — традиционную игру, чем-то напоминающую боулинг. В некоторых лакунах росли уникальные растения, мхи и грибы, а самую большую даже населяли крупные животные.

Изучение пространственных аномалий послужило толчком к развитию безразмерных сумок с чарами облегчения веса, впоследствии именно норвежцы создали крупнейшую фирму с девизом «Весь мир в чемодане». Эта компания также шила одежду с безразмерными карманами, палатки, вмещающие небольшой дворец, а также так называемые схлопыватели. Выглядели они как небольшие круглые камни, которые меняли пространственные параметры предмета: при прикосновении и активации «схлопывали» слона, сами увеличиваясь до шарика размером с мышь. При дезактивации камень вновь становился плоским, а слон, как ни в чем не бывало, отправлялся объедать деревья. Схлопыватели были особенно популярны у магглорожденных волшебников, которые испытывали сложности с парковкой.

Этими особенностями ландшафта и обуславливалась необычная рассеянность школы: в самом Хардангере располагалось главное здание — Троллтунга, где находилась администрация, проводились торжественные мероприятия и студенты вкушали общую обеденную трапезу, а все обучение было распылено по разнообразным лакунам по всему Скандинавскому полуострову, а некоторые классы даже находились в Гренландии. Между собой они сообщались разнообразными порталами, вдобавок студенты часто пользовались рунными дорогами вдоль фьордов, одну из которых видела в действии Петунья.

Главное здание школы согласно легенде когда-то давно было замком одного лорда, вопреки местным традициям предпочитавшего летать на драконах, а не на грифонах. У него сложились удивительно глубокие отношения с одним из питомцев из редкого рода троллевых драконов. Многие вечера они просиживали на стене замка и вели неспешные обстоятельные беседы под бокал и бочонок легкого вина. Оба были изгоями в своих родах, оба оказались мечтателями, да и вина им нравились одинаковые. Так и получилось, что Грёслангер (что по-норвежски значит «серый змей») начал мечтать о несбыточном —увидеть солнце. Увы, троллевые драконы помимо крепкой шкуры и поразительной регенерации унаследовали от предков троллей уязвимость перед светом дня — стоило тому осветить шкуру, как она мгновенно оборачивалась камнем. Однажды лорд умер, и Грёслангер остался совсем один — с мечтой и вином. Неизвестно чем он руководствовался, возможно, банальным похмельем, но однажды он сел на зубец защитной башни и стал там ждать рассвет. Первый же луч солнца обратил его фигуру в статую.

* * *

Троллтунга представлял собой замок из серого камня, прилипший к лишенной растительности скале. От главных бойниц в сторону воды выдавались выступы, подобные длинным каменным языкам, на кончики которых приземлялись грифоны. Именно этим площадкам и был обязан замок своим названием, переводящимся как язык тролля. По отвесной горной стене по правую сторону от замка спадали тонкие струи бурного водопада, огибая выступающий мыс, на котором каменным изваянием застыл огромный дракон с полураскрытыми крыльями; на заре с его головы должен был открываться завораживающий вид на восходящее солнце.

Уставший грифон издал довольный клекот, заприметив знакомые ориентиры. Они опустились на выступ, на котором приветливо светились разноцветные маячки. На каменном уступе их уже ждали. Высокий молодой человек с суровым выражением лица отпустил грифона и пристально уставился на Петунью самым мрачным их взглядов. Она смотрела в ответ недоуменно, откровенно не понимая, чем именно вызвала такое неудовольствие встречающего.

— Ты прибыла издалека, гостья, и не знаешь наших обычаев. Врата Хардангера открыты всем, кто приходит сюда с чистым сердцем. Но если Рунный путь не принимает гостя, мы тоже не впускаем его. Ты не будешь допущена в замок и до занятий, пока твою судьбу не решит друид. Есть ли у тебя предпочтения, к какому из них ты бы хотела обратиться с просьбой?

Ситуация была неприятной, но в конце концов она приехала сюда учиться, а не воевать против чужих традиций. Петунья вспомнила приятеля Аберфорта, письмо к которому лежало в сумке:

— Если это возможно, я бы хотела поговорить с Эриком Боргунном.

Молодой человек кивнул и поманил ее за собой. По извилистой лестнице, выдолбленной прямо в скале, они спустились куда-то под выступ, где в маленькой пещерке была нарисована небольшая пространственная пентаграмма.

Петунью поставили в центр рунического рисунка, затем провожатый достал из кармана небольшого лемминга и привычным движением большого пальца лишил грызуна жизни. Символы под ногами Петуньи по мере наполнения силой один за другим вспыхивали холодным голубым светом. Наконец, проявилась точка фокуса — небольшое металлическое яблоко, висящее в полутора метрах над полом. Как только цепь замкнулась, девушка прикоснулась к яблоку, а пространственник резко свел руки. Прозвучавший хлопок совпал со звуком схлопывания воздуха в том месте, где только что стояла Петунья.

* * *

На первый взгляд это была обычная маггловская долина, обильно засаженная фруктовыми деревьями. На второй в ней также не обнаруживалось ничего магического. Однако, когда Петунья подошла по узкой тропинке к большому серому камню с руной перемен Альгиз, она почувствовала знакомое покалывание и почти сразу оказалась в кармане. В отличие от уже привычных для нее лакун, эта не была скрыта в каменной гряде, и границы ее с трудом угадывались в легком мареве. В пространственном кармане царило лето: на небе не было ни облачка, ноги утопали в изумрудной траве, дул легкий ветерок, жужжали пчелы. На краю опушки стоял небольшой дом, сложенный из причудливой смеси камня и дерева, что едва угадывалось под толстым ковром мха. Был он настолько стар, что по окошки врос в землю и походил на сгорбленного лесовика. Перед домиком были развешаны странные сети с разнообразными амулетами.

На лавочке перед хижиной сидел массивный мужчина преклонных лет и попыхивал трубкой. Друид был ярко рыж и нечесан, бороду он брил начисто, зато усы отрастил до середины груди, лицо его было откровенно разбойничьим, в ухе сверкала золотом серьга. Заприметив гостью, он встал навстречу и вперевалочку двинулся навстречу.

— Чур не меня, Одержимая, — пробасил Эрик вместо приветствия.

— Здравствуйте, мистер Боргунн, — сухо ответила Петунья.

«Ну, хоть у одного волшебника имя пригодно к выговариванию».

— Какой мистер? Ты что, Одержимая, с собой не в ладах? — открестился друид, нависая над девушкой немалым ростом.

— Мистер — это обращение к нетитулованному лицу мужского пола, — чопорно отозвалась та, — Что из этого не соответствует действительности?

Эрик досадливо крякнул и почесал затылок:

— А у друидов принято было раньше всем гостям прозвища придумывать, выявляя звериную суть. Как думаешь, к такому традиционному друиду мистер же не обратишься?

Петунья была приятно поражена догадливостью своего собеседника, нашедшего изящный выход из сложившегося конфликта.

— Я полагаю так, — польщено зарделась она.

Боргунн просиял, махнул рукой, предлагая без лишних политесов садиться с ним рядом на покосившуюся лавочку, и, наконец, участливо спросил:

— Так в чем твоя проблема, бельчонок?

«Меня провели. Какой из меня бельчонок? И щеки у меня не круглые. А вообще этот друидский анимизм порождает у меня скепсис».

— Если кратко, то меня не принял Рунный путь, — отозвалась девушка.

«Что бы это не значило».

Эрик почесал в затылке и пристально посмотрел на нее:

— И что, прям так никаких идей? Неужто, первый раз такое случилось?

Петунья мрачно смотрела в ответ.

— Вот позволь не поверить, что ты закрыла базовую ступень рунистики и ни разу еще не столкнулась с идентификатором, — продолжил друид.

«Ну да, Свеча дипломата, карта эта мародерская. Плавали, знаем».

Словно самому себе, он покивал головой, от чего серьга в ухе начала бросать блики.

— Может, — неуверенно начала Петунья, — Вы разрешите дать мне рунный пояс ненадолго? Я дополню его и полечу. И проблема решена.

Эрик скептично ухмыльнулся и закачал головой:

— Я все никак не привыкну, что Хардангер открыли для случайных студентов. И они рвутся сюда с немытыми ногами, топтаться по нашим традициям. Неужели тебе, бельчонок, не рассказали легенду о Грёслангере? О драконе, чья статуя оберегает Троллтунгу?

— Рассказали. Причем тут дракон?

— А притом, что у всякой легенды есть смысл. Мораль. Грёслангер так сильно желал правды, что был готов за нее окаменеть. Здесь, в стране пространственных карманов и лукавых лакун очень легко потеряться на лживых дорогах и забыть навсегда свою родину, свое призвание, самого себя. Поэтому здесь Правда вершит свой бал. Это самостоятельное понятие, важное наравне с Магией. И в Хардангере никто не станет тебя не просто учить, с тобой разговаривать не каждый станет, пока в тебе столько лжи, — Эрик почесал подбородок, — Никто тебя не заставляет исповедоваться во всех смертных грехах, пойми правильно. Но с таким внутренним противоречием тебе, правда, лучше домой вернуться.

Петунья буквально увидела, как у нее перед глазами маячит развернутый лист пергамент с алыми буквами «Магический контракт» на нем. Этот приговор загонял ее в угол, не оставляя пространства для маневра.

«Дамблдор, какой же ты…!».

Девушка резко хлопнула в ладоши и подалась навстречу друиду, от чего тот слегка набычился:

— Я наслышана о Вас от Аберфорта, и по его словам, Вам можно доверять. Я была бы Вам очень признательна, если бы Вы помогли мне это противоречие преодолеть. А заодно подсказали, как быть мне и моей несчастной сестре…

Ее обстоятельный рассказ Эрик выслушал молча. Когда Петунья выдохлась, он помолчал какое-то время, потом не торопясь начал:

— Противоречие твое преодолеть можно. Не скажу, что сложно, но можно. Не ты первая, не ты последняя. Тебе предстоят ритуалы, которые дадут тебе новое имя, родят тебя вновь. Соответственно и день рождения у тебя поменяется, и называть тебя все друиды отныне будут не Одержимая, а Дваждырожденная. Но что тебя не обрадует, так это проблема выбора. Ты можешь взять имя своей сестры, и продолжишь отныне жить по ее судьбе. Как ее нить судьбы спрядена, так тебе дальше и жить.

«Выйти замуж за Поттера с летальным исходом едва за двадцать? Спасибо, не хочется».

— Ты можешь взять себе свое имя. Но, во-первых, я не знаю, как это отразится на твоем муже. А, во-вторых, это ослабит нить судьбы тебя в этом времени. Твоя Петти едва ли доживет до двадцатилетия.

«Странные у друидов какие-то ритуалы рождения: обязательно кто-то должен умереть».

— Чувствую себя Русалочкой, — хмыкнула Петунья, и под недоуменным взглядом Эрика пояснила, — Мужественно решаю, кем пожертвовать: собой или своими близкими.

— Эта легенда мне не известна, — отозвался друид и продолжил, — Третий и последний вариант: ты дашь себе новое имя. Тем самым твоя судьба становится открытой. Но я не знаю, как это скажется на твоих планах вернуться в себя. Может быть, сделает это невозможным, — он немного помолчал, давая Петунье возможность проникнуться суровыми словами, — Теперь ты должна выбрать. Чтобы не исказить твой выбор, я не стану сейчас рассказывать тебе о твоей сестре. Это твой выбор — и твоя ответственность.

Говорят, политика — это такое дрянное дело, где нет хороших вариантов: зачастую выбирать приходится между не просто плохими, а очень плохими альтернативами. Петунья никогда не умела решать быстро, поэтому попросила ночь на раздумья.

* * *

Примечания:

Фьорд — узкий, извилистый и глубоко врезавшийся в сушу морской залив со скалистыми берегами. Берега фьорда в большинстве случаев образованы скалами высотой до 1000 метров, глубина залива может превышать километр. Хардангер — второй по величине фьорд Норвегии (третий по величине в мире).

Красивые атмосферные картинки:

Пейзажи Норвегии: http://avivas.ru/topic/samie_krasivie_fordi_norvegii.html

Водопад: http://www.pichome.ru/xQv

Самые красивые фьорды: http://avivas.ru/topic/samie_krasivie_fordi_norvegii.html

Язык тролля — это каменный выступ в Норвегии на горе Скьеггедаль расположенный на высоте 350 метров над озером Рингедалсватн. http://www.pichome.ru/xQS

Боргунн (в Норвегии) — самая древняя сохранившаяся деревянная церковь ставкирка из вертикальных бревен (1150 года постройки).

Альгиз — руна перемен. Означает крутой поворот на пути, призывает к осторожности. Не исключено открытие новых перспектив и возможность изменить жизнь.

Оставшись одна в скромненькой комнатушке, Петунья крепко задумалась. Она по-прежнему хотела вернуться, но плата все возрастала и возрастала, заставляя сомневаться в целесообразности действий. Подобные мысли посещали ее и раньше, но никогда не были так остры и горьки.

И ведь вопрос уже был не какой она вернется, а к чему? Долгие годы в разлуке примиряли ее с тем, что сын уже вырос и скоро неминуемо отправится в самостоятельное плавание. А что тогда остается? Ведение домашнего хозяйства и сплетни с соседями? Гипотетические внуки? Но зная мир простецов и владея основами рунистики, она могла устроиться в жизни совсем на других основаниях даже сейчас. А ведь вернуться она сможет не раньше чем через пару-тройку лет, когда еще больше расширит свои возможности. Вдобавок, Петунья узнала весь этот многообразный мир, соприкоснулась с разными культурами. Уже сейчас разница с Верноном в возрасте и жизненном опыте составляла критическую массу, которая имела тенденцию исключительно к росту. И это с учетом, что вернется она в тогда же, когда ушла, а не спустя несколько лет, когда муж привыкнет жить без нее. И о чем она будет говорить с ним, лишенная привычных точек соприкосновения?

И, наконец, имя. Это могло казаться глупым, но эта жертва казалась Петунье дороже всех ранее принесенных — дороже риска зрением, дороже последствий от тесного контакта с инаковым миром. Имя было ее сутью, ей самой. Потеря имени значила для нее потерять себя. А если не будет ее… Зачем ей сын, муж, семья, когда-то привычный уклад? Есть ли уверенность, что это другое «я» будет нуждаться в таких простых ценностях? Не рискует ли она, меняя себя и изменяя себе, вернуть домой не добрую жену и ласковую мать, а мерно тикающую бомбу, которая уничтожит все, что ей пока еще дорого? Ответов у Петуньи не было.

Вконец измученная размышлениями, она начертала себе несколько рун покоя, свернулась клубочком на жестком топчане и провалилась в наведенный сон.

* * *

А утром ее посетили совсем другие мысли. Друид лукавил: описывал судьбу Лили, как уже определенную и заданную, дал понять, что ему что-то известно о ней. Но как это возможно? Ведь если учесть все произошедшие изменения, даже Петунья со своим послезнанием не могла предугадать будущего сестры. Даже если уже сегодня в это тело вернется Лили, она-то ничего из рунистики не знает, и три полноценных курса обучения магии (неважно какой) могут стать фатальными для ее становления ведьмой. Вдобавок сестры пошли по путям разных ритуалов: Лили была друидом с акцентом на магии жизни, а Петунья развивала магическое зрение.

Не могло быть никакой уверенности в том, что Лили была обречена на брак с Поттером и раннюю смерть. Слишком много птеродактилей пролетали в ее жизни усилиями Петуньи.

После скромного завтрака из свежего хлеба и неприятного на вкус козьего молока друид и его гостья сели за общий стол.

— Что ты решила, белчонок? — хозяин дома выглядел уставшим, словно и не спал ночью.

— Я склоняюсь к третьему варианту. Но перед окончательным ответом хотелось бы попросить Вас рассказать мне, что Вам известно о Лили. В конце концов, что бы я ни выбрала, ее это тоже неминуемо затронет.

Эрик испытующе посмотрел на нее:

— Насколько тебе дорога Лили?

Странный позыв овладел Петуньей, мешая ее отнестись к вопросу легкомысленно или умолчать о чем-либо:

— Очень дорога. Она моя младшая сестра, и я до сих пор чувствую ответственность за нее. Да, она бывала нетерпимой, особенно в школьные годы, но даже несмотря на жизнь в разных по сути мирах, мы поддерживали общение. Пусть и... с усилием.

Друид кивнул головой и начал медленно и обстоятельно, немного издалека:

— Я потратил ночь для того, чтобы узнать ее судьбу в твоем времени. Она стояла на краю, перед лицом смерти, которая грозила не только ей. В юности мы не боимся смерти, относимся к ней легкомысленно, готовы отдать жизнь за сущие пустяки…

«Уж не на личном ли опыте основываешься?»

— Я редко встречал разумных юнцов — героев. Но твоя сестра — редкое исключение, — он замолчал, слепо глядя вдаль.

— Почему так обреченно, ведь путешествие во времени позволяет переиграть судьбу? — удивленно спросила Петунья, прерывая задумавшегося друида.

— Беда твоей сестры в том, что она пробудила в себе наследие друидов и их магии жизни. Магия эта тяготеет к равновесию: око за око, боль за боль, жизнь за жизнь. Легенды не врут — друид способен победить саму смерть. Но высокой ценой: заплатив не просто своей жизнью — своей сутью везде и всегда. После ритуального самопожертвования друид изымается из реки времени. Все, что нам остается — только память о нем и разные ее проекции.

Эрик помолчал, давая Петунье возможность взять расстроенные эмоции под контроль.

— Этим и объясняется то, что ты оказалась в ее теле. Природа не терпит пустоты, и при перемещении тебя притянуло в свободную оболочку, оставив твое родное тело другой версии тебя этого времени.

— Я думала, друиды создают жизнь, а они ее отнимают. Всей-то разницы, что у себя, — глухо проговорила Туни.

— Увы, мы работаем с тем, что есть, и законы природы распространяются и на нас также. Только Бог стоит выше и может творить по своему разумению.

«Верующий друид. Какая ирония!»

— Крестить не буду, и не проси, — отмахнулся Эрик.

— Вот обязательно всем читать мои мысли? — насупилась Петунья.

— Мысли я не читаю. Тебя выдала мимика. Это придет с опытом. Ладно, бельчонок. Давай заново рождаться, еще не хватало до ночи с такой ерундой мыкаться.

Петунью покорежило от этих слов, но она благоразумно промолчала.

* * *

Пещера была тихой и сумрачной, посреди нее располагалось небольшое озерцо, дарившее прохладу и влажность обычно спертому подземному воздуху. Удивительным был потолок: он был лишен сталактитов, зато весь оплетен корнями громадного дерева, некоторые из которых спускались прямо к воде.

— Ничего себе громадина! — невольно пробормотала Петунья.

— Это корни Иггдрасиля, мирового дерева. Там, — друид махнул рукой в глубину пещеры, скрывавшуюся во мраке, — Хвергельмир, источник всех подземных рек. А это его самая первая запруда. Мы зовем ее Купель жизни.

Потом он показал ей плоский камень на берегу:

— Одежду снимай. Нагая зайдешь в воду, в ней я проведу Обряд разрыва, а затем Ритуал второго рождения. Затем возьмешь рубаху за камнем и облачишься в нее. Подойдешь ко мне, встанешь на колени, и я дам тебе Новое имя. Придумала, как зваться хочешь?

— Да. Фриллитуния Эванс.

Эрик с сомнением посмотрел на нее:

— Имя хоть хорошее?

— У нас в семье приняты «цветочные» имена. Это гибрид петуньи.

Про то, что было скрыто в выбранном имени, Петунья говорить не стала, но друид, видимо, и сам догадался о ее попытке объединить себя с навсегда ушедшей сестрой.

— Хорошо. Начинаем.

Одежду пока еще Петунья снимала не без дрожи: все-таки тело уже начало приобретать черты женщины. А стоило ей войти в воду, как дрожь перешла в судороги, почти конвульсии — вода в озерце оказалась ледяной. Эрик, как назло, не торопился, ходил вдоль берега, руками слегка помахивал, словно разминался, постоянно корни дерева похлопывал. Петунья старалась сжать челюсти, всерьез опасаясь, что стучащие зубы прикусят ненароком язык.

Тем временем, друид начал речитативом читать что-то на кельтском языке, который девушка уже слышала от Снейпа. Голос Эрика то шептал, то гремел, как труба Иерихона. Он вошел в воду, щедро зачерпнул горсть воды и окатил ею Петунью. Она задрожала еще сильнее, хотя миг назад была уверена, что это невозможно. Друид окатил ее еще раз, и еще. Потом вышел из воды, облекся в рубаху с различными амулетами, взял большой посох с черепом похожим на человеческий и начал пританцовывать. Иногда он подходил вплотную к корням, и постукивал по ним посохом или похлопывал рукой. Холод отступил, вместо него пришла странная апатия: девушка как сквозь толщу дыма следила за рыжим плясуном. Вот он потряс квазичеловеческим черепом в сторону потолка и, наконец, приблизился к ней, чтобы накинуть невесть откуда взявшуюся сеть из тех, что сохли у его дома, и посохом подтолкнуть к камню.

Она выбралась из воды на подгибающихся ногах, трясущимися руками достала рубаху и неловко путаясь, попыталась закутать ледяное мокрое тело в сухую накрахмаленную ткань. Преуспев, с трудом доковыляла до друида и буквально пала к его ногам. Тот отечески похлопал ее по плечу и торжественным басом прогудел на всю пещеру:

— Фриллитуния Эванс!

* * *

После наречения имени Эрик обсушил ее, выдал немного еды и напутствовал отправиться сразу на занятия посредством рунного пути:

— Так ты сразу заявишь, что проблема решена. Вот координаты: это лакуна Начертания. Там учат создаваться самореплицируемые руны, наше главное достижение в рунной магии. Помни, отныне день твоего рождения — сегодня. Чтобы имя тебя не корежило, учись отныне называть себя им. Если кто твою тайну знает, скажи ему свое новое имя, чтобы быстрее сродниться с ним. И следи за лицом: первые месяцы внешность может измениться.

Петунья рассеяно хлопала глазами и уговаривала себя не заснуть. Ошалевшая от обилия информации, она сама не поняла, как оказалась вне лакуны Боргунна. Девушка стояла на краю высокой скалы, срывающейся в залив, и под ней был рунный путь. Правда, никаких поясов не было.

Озадаченная, она осмотрелась и обнаружила малую пентаграмму — этакую отправную точку. Встав в центр, Петунья запитала ее силой и почувствовала удивительную легкость: тяготы и усталость оставили ее наедине со свежим ветром и ясным небом. Ее приподняло вверх так аккуратно и ласково, словно она была драгоценным младенцем нежной матери, а затем бережно понесло на большой скорости вниз и вперед. Несмотря на зримое подтверждение перемещения, никакого дискомфорта девушка не испытывала: только легкий свежий ветерок овевал лицо и ерошил волосы.

Полет завораживал. Невольно она начала сначала улыбаться, а потом и вовсе хохотать. Дорога шла вдоль каменной гряды и то взмывала под самые пики, то спускалась вплотную к воде, словно на причудливых американских горках. Иногда ее подкидывало к солнцу: на миг поддержка Рунного пути ослабевала, и Петунья замирала в свободном полете, но стоило ей начать падать, как ее вновь подхватывала сила магии. Это не имело ничего общего с Хогвартскими полетами: не было страха высоты, ощущения дискомфорта или ненадежности. Это был прекрасный свободный Полет, какой бывает только в детстве, во сне.

Все время на скалах, мимо которых она проносилась, легким голубым цветом горел рунный рисунок Пути. Эта изящная вязь тянулась многие километры и была похожа на магические рельсы, служащие основой для скоростного перемещения. При мысли о том, сколько сил понадобилось, чтобы создать эту цепочку, девушке становилось плохо.

«Наверное, многие поколения рунистов, влюбленных в полеты, творили эту дорогу».

Рунный путь вывел ее на небольшую долину, мягким языком спускающуюся со скал к воде. У малой пентаграммы, служившей точкой прибытия, ее уже ждали: высокий плечистый и загорелый блондин, чем-то неуловимо напоминавший Поттера:

— Добро пожаловать на курс рунистики в Хардангере. Я Олсен, староста группы. Если возникнут какие-либо вопросы, смело обращайся! Как тебя зовут, англичаночка?

«Мне просто везет на мажоров! Этот вот рядится в одежды бойскаута».

— Фриллитуния Эванс.

— Как?! — Олсен посмотрел на нее с сочувствием, — Я думал, после араба мне ничего не страшно. Но нет, британские флористы его переплюнули. Это можно как-то сократить, без ущерба для твоей гордости? Пойдем, провожу тебя на Начертания, — и потянул за собой вглубь долины, где рос небольшой лесок.

Мысленно Петунья скривилась: предоставлять этому бодрому мальчику право называть себя Туни ей казалось кощунством.

— Можно по фамилии.

«Не убудет».

Олсен странно покосился, потом пробормотал себе под нос:

— Если бы меня звали так же, я бы тоже…

Трава и листья деревьев уже растеряли сочный летний цвет, кое-где уже расцвели пятна охры и умбры, а еще то тут, то там попадались ягоды. Не переставая обрушивать на девушку поток организационной информации, староста по пути срывал ягоды с кустов. Набрав горсть, он предложил половину Петунье, которая отважилась попробовать чернику и морошку.

— У магглов даже черешня и абрикосы растут, обычно приезжие удивляются, — мимоходом похвастался Олсен, — А еще сейчас грибы пойдут, вон под осиной парочка сидит. Будешь?

Петунья не относилась к умелым собирателям: даже сев на гриб, она бы его не нашла, поэтому в указанном направлении ничего не заметила. На всякий случай, от сырого продукта отказалась. Невдалеке послышался глухой рев, и из-за деревьев показались крупные ветвистые рога лося: громадный самец остановился, посмотрел пристально на людей и размеренно пошел по своим делам.

— У них сейчас брачный период, буйные они. Но после полета по Рунному пути звери нас не трогают — чувствуют гармонию. Впрочем, к детенышам все равно лучше не подходить.

— Дикая природа, — пробормотала удивленная Петунья, которая лося до сих пор видела только в Лондонском зоопарке.

— Большой попался, — согласился Олсен, — Может, еще кого встретим, поменьше.

Однако следующим, кого они увидели, был не зверь: по тропинке размеренно шагала небольшая деревянная изба на гигантских курьих ногах, оставляя за собой глубокие трехпалые следы. Петунья ошарашено протерла глаза — привидится же такое.

«А если бы я помимо ягод еще и грибы попробовала?»

Изба прошла мимо, и стало видно, что вход в нее находится сзади. На крылечке сидел маленький замызганный мальчишка в красной рубахе и корчил рожи. Петунья чопорно поджала губы, от чего пацаненок дерзко присвистнул, и изба побежала бодрее.

— Радуйся, что бабку не встретила: и внешне страшная, и ведьма вредная, — шепотом обрадовал Олсен.

Тропинка повиляла еще несколько минут, и молодые люди оказались у входа в большой деревянный дом, где уже собрались прочие члены группы: щуплый и верткий русский парень с редкой солнечной улыбкой, массивный как медведь рыжеволосый флегматик, жилистый араб в традиционных одеяниях, и молчаливая девушка с длинными русыми волосами.

— Знакомься, — отрекомендовал Олсен, — Иван…

— Айван, — задорно перебил русский, — Иванов у нас пруд пруди. Хочу выделяться!

— Умом не пробовал? — низким голосом пророкотал рыжик, — Бьерн, — и протянул руку для пожатия.

— Или Медведь. Араба зовут Аман ибн Абд Эль-Азиз аль Балхи, — имя Олсен выговорил без запинки с серьезным выражением лица, — Будешь его называть по фамилии?*

— А девушку? — проигнорировала подначку Петунья.

— Она с нами не разговаривает. Мы зовем ее Молчунья, — ответил староста.

— А старосту мы зовем Сынок. Потому что его папаша — ректор этого славного заведения, — криво ухмыльнулся Бьерн, — Идем уже, занятия вот-вот начнутся.

Олсен деланно нахмурился и вновь оказался рядом с гриффиндоркой:

— Все попытки насмарку, — пожаловался он и, видя недоумение собеседницы, продолжил, — Я бы за тобой поухаживал, но парни меня выдали. Теперь ты уверена, что все обо мне знаешь. Вот что ты обо мне подумала, узнав, кто мой отец?

— Что ты самоуверенный мажор, — фыркнула Туни.

— Гхм, верно.

— В любом случае я несвободна. И это не зависит от чьего-либо происхождения.

— Все понял, не докучаю, — Олсен изящно раскланялся.

* * *

Первое время уроки были простыми, вводными. Проверяли знания учащихся, которые не были одинаковыми, так как группа набралась интернациональная, каждый со своими особенностями в обучении. В целом, уровень знаний Петуньи был вполне соответствующим, даже несмотря на юный возраст и пропущенный последний курс. Проблема в первое время оказалась в другом.

На главный пир в связи с началом учебного года Петунья, понятное дело, не попала. Может, и к лучшему, поскольку тем разительнее был бы контраст в ассортименте еды. В Хардангере почти сразу после начала учебы начинались Недели Памяти. Когда-то давно, в девятнадцатом и даже в начале двадцатого века, норвежцы жили весьма бедно, почти впроголодь. Позднее им удалось наладить жизнь, но страх повторения прежней беды остался. Поэтому каждый год осенью в Хардангере проводили четыре Недели Памяти: все стены завешивали стендами с фотографиями тощих детей и взрослых, устраивали театральные и кукольные представления про нужду, а общая трапеза становилась весьма скудной и убогой. В обилии была только селедка и невкусный хлеб, на ужин — вареная картошка, а по выходным — соленья и квашеная капуста. Если учесть, что Петунья ненавидела селедку и брезговала плохим хлебом, ситуация вырисовывалась неприятная.

На ее вопросы Олсен похлопал глазами и выдал:

— Никто не заставляет тебя так есть. Переходи на подножный корм, осень же.

Маггловское ботаническое образование Петуньи пасовало: флористика мало интересуется плодами и их съедобностью. Пришлось брать справочники по растительному и животному миру Норвегии. Теоретически тут было, где размахнуться: лемминги водились везде, а после трех дней на селедке грызуны начали интересовать ее не только как объект жертвоприношения. Вдобавок маггловская Норвегия активно выращивала фруктовые культуры.

Практически возникли серьезные проблемы. Пойманный рунным кругом и помещенный в стазис грызун впадал в оцепенение, становился холодным. Умерщвленный на пробу лемминг, после приготовления на костре, на вкус был откровенно ужасен, и Петунья невольно вспомнила ироничные замечания мастера Цейгергоффера. После такого, она не отважилась ловить в рунную ловушку зверя посерьезнее, а специфически охотничьих рун девушка не знала.

Во время рунных полетов она старательно вертела головой, выискивая плодоносящие деревья, но во всех найденных ею садах урожай уже был убран, а немногочисленные уцелевшие плоды были под охраной. Пришлось «вертеться» по-другому.

Петунья нашла дичок яблони, нарисовала под ней несколько рунных кругов, усиливающих плодовитость, и активировала цепочку. На яблоне прямо на ее глазах появилось несколько цветков, с которых облетели лепестки, появились завязи, медленно набухающие в плоды. Однако до съедобного состояния они не дозрели: уставшее от неестественной нагрузки дерево уронило мелкие зеленые яблоки на траву. Девушка подняла плод, раздосадовано осмотрела, почесывая в затылке, но отведать не решилась.

Полночи она потратила на уточненные расчеты: сосущее чувство в желудке работало серьезным стимулом. На следующий день рунный ускоритель плодородия на основе невинно убиенного лемминга был успешно опробован и принес с небольшой дикой рощицы свыше сотни красных яблок.

Необычайно гордая собой Петунья наелась в буквальном смысле плодами своих трудов, а оставшиеся яблоки положила в громадный серый мешок, на котором вышила руны облегчения веса — рисковать помещать еду в измененное пространство после стазисного лемминга она не решалась. Не успев занести свою поклажу, она пришла с мешком на ужин. Трапеза была как обычно уныла и скудна. Чувствуя веселую эйфорию от своего гастрономического успеха, Петунья приглашающе махнула рукой однокурсникам. Айван засунул любопытный нос в мешок и высунулся оттуда восторженно-удивленный:

— Ребята, не поверите, мешок яблок! Краснющих! Налетай!

Триумф Петуньи длился недолго. Опробовавшие ее подношение парни начали доставать свой «подножный корм»: Олсен выложил две крупные слабосоленые форели, Айван поставил громадный туесок с лесными ягодами и несколько сотов меда, Бьерн достал подкопченное мясо, молчаливая девушка — свежий хлеб, а араб с непроизносимой фамилией расправил скатерть с восточными узорами и на ней появились восточные сладости и графин с молоком. Петунья мрачно обозрела стол и покосилась на Олсена.

— Молодец, — словно не замечая ее настроения, сказал он, — Влилась в нашу команду тех, кто не пропадет. За нашу Еву!

Тост был с радостью поддержан.

* * *

В учебу Петунья втянулась довольно быстро и легко. Она вообще наблюдала за собой все улучшающуюся пластичность и готовность познавать новое. Был ли виной тому возраст ее тела, или появляющаяся привычка, она не знала. Новые знакомые легко вошли в круг пусть не близких друзей, но необременительных приятелей. За всей рутиной учебы о своей главной цели она почти не думала: чудеса разнообразия Хардангера поражали воображение.

Тем удивительнее было застать в один из вечеров конца сентября за столом преподавателей знакомое носатое лицо. Пораженная Петунья даже ущипнула себя, надеясь, развеять морок. Снейп остался на месте. Заприметив ее пристальный взгляд, он легким кивком подтвердил свою личность. Гриффиндорка открыла блокнот.

Э.: Привет. Какими ветрами?

С.: Лобалуга приехал прикупить.

Э.: Очень смешно. А серьезно?

С.: Есть где поговорить тет-а-тет?

Э.: Да.

Снейп за лето изменился — еще больше вырос, начал бриться. А еще Петунья с удивлением увидела черты взрослого мужчины из 97: привычка хмурить брови и кривить губы поселила морщины на еще юном лице.

«Интересно, скоро ли я стану напоминать себя прежнюю?»

— Привет, рада тебя видеть. Итак, какими судьбами?

— Секундочку, — Северус махнул палочкой, налагая чары секрета, — Лобалуг мне и правда нужен. Но главный вопрос не в этом. Третий написал мне письмо.

В первый миг Петунья даже не сообразила о ком речь:

— Что? Зачем??? И кто он?!

— Подписался «Третий», — пожал плечами Снейп, — Он предлагает нам еще одно времяшествие. Он, по всей видимости, упустил шанс изменить время, поэтому хочет вернуться назад еще раз. Необходимость нас двоих объясняет экономией затрачиваемых при перемещении сил.

— Универсальное оправдание? — скептически хмыкнула Петунья, — Звучит весьма наивно для любого знакомого с основами Ритуалистики. Или ему принципы не позволяют завести бастарда и убить его на алтаре вскоре после рождения?

— Не знаю, не в курсе, — мрачно ответил Снейп, — По мне, раз он мне пишет, то мы ему сильно нужны, а значит — можем торговаться.

— Ради чего? Еще одного обмана?

— Хроноворот? — вопросительно поднял бровь Северус.

— Я еще даже не знаю наверняка, нужен ли он мне. Но в прошлое я точно не хочу. Заново идти той же дорогой? Если только оттуда он сразу перенесет меня в мой 97 год…

Петунья задумалась, покосилась на замершего Снейпа и вдруг сообразила, что ведет себя крайне эгоистично:

— А ты? Чего ты хочешь?

Тот покосился на нее, но все же ответил:

— Назад не хочу. Зачем? Ему придется здорово постараться, чтобы заставить меня вновь пережить смерть матери.

— Эйлин? Когда?

— В августе.

— Мои соболезнования, — пробормотала расстроенная Петунья.

— Мы ожидали, — пожал плечами Северус, — Увы, в этом времени она ушла раньше.

«Еще одно изменение?»

— Но почему?

— Тогда она заставляла себя дождаться моих СОВ. Теперь я был самостоятелен, и у нее не нашлось силы духа противостоять болезни, — он помолчал, — Оставим. Что от тебя передать?

— Я бы вернулась, если после он устроит мое возвращение в тот 97 год. А не усыпит меня на двадцать с гаком лет, например. Ты поддержишь меня, Северус?

— Да, — ответил Снейп кратко.

Они обсудили последние новости, ввернув пару предложений о погоде. А когда начали расходиться по своим делам, Петунья вдруг вспомнила кое-что из объяснений Эрика:

— Северус! — Снейп остановился, слегка повернув голову в знак того, что слушает, — Тогда, во время ритуала, ты забрал мою боль… себе?!

Маг дернул плечом, словно говоря — «Пустое». Петунья сглотнула:

— Сев, ты… ты лучший, знаешь?

Снейп обернулся, слегка склонил голову, закрывшись длинными прядями, лицо его было холодно и равнодушно, а глаза он прятал в тени. Но девушка почувствовала, что ему было важно услышать ее признание.

И приятно.

* * *

Примечания:

Иггдрасиль и Хвергельмир — взяты из скандинавской мифологии.

На самом деле Олсен лукавит: Аман — это имя, ибн Абд Эль-Азиз — значит сын Абд Эль-Азиза, а аль Балхи собственно и есть фамилия, ничего в ней сложного нет.

Недели Памяти — моя придумка. А вот голодные лета в Норвегии в XIX — нач. XX веках — чистая правда.

Мешок яблок — известный советский мультфильм. Аллегория-с.

Лобалуг, крильмар — примитивное создание, которое можно найти на дне Северного моря. Его яд волшебники добавляют в некоторые зелья, но его применение строго контролируется.

Ночью Петунье не спалось. И виной тому было отнюдь не письмо. Строго говоря, она сомневалась, что у них получится договориться с Третьим: тот показал себя личностью беспринципной, и эта его писулька в глазах Петуньи только говорила о его самоуверенности.

Она должна была рассказать Снейпу о Лили. И хотя это было не в ее интересах (все-таки тень сестры незримо оберегала ее в непростых отношениях с магом), тем не менее, она чувствовала, что обязана это сделать. Потому что так правильно. Эта странная принципиальность и раньше отравляла ей жизнь (вспомнить хотя бы племянника), но избавиться от нее не получалось.

И еще ей почему-то показалось, что Северус уже знал или догадывался. Иначе чем объяснить то, что он не выказал никакого восторга от предложения Третьего?

* * *

Утром она поймала Снейпа перед завтраком, попросила наложить чары секрета и запинаясь (черт бы побрал эту идиотскую принципиальность!) изложила слова друида Боргунна. Тот выслушал молча, на лице не дрогнул ни один мускул. Когда Петунья выдохлась, он просто кивнул. Удивленным или расстроенным при этом не выглядел, впрочем, лицо он всегда хорошо держал.

— Я ценю твою искренность. На мою поддержку в отношении Третьего это не повлияет, — после недолгого молчания обронил Снейп.

Посмотрел на удивленно просиявшее лицо девушки, чуть скривил губы в том, что должно было выражать довольство, и пошел на завтрак. Пока Петунья тщетно пыталась подавить совершенно неуместное восхищение, к ней подошел Олсен:

— Что-то у твоего приятеля лицо знакомое. Как говоришь его фамилия?

— Снейп.

— Хм. А род? — а себе под нос пробормотал, — Может, по матери?

— Принц, — Петунья недоуменно покосилась на старосту.

— А-а, — радостно потянул Олсен, потом многозначительно посмотрел на Петунью и подмигнул ей, — То-то он вокруг тебя увивается…

— Ничего подобного! — возмутилась девушка, — Я просто напоминаю ему о его хорошем друге.

— Эванс, если он Принц, то дело не только в памяти, — на недоуменный взгляд он покачал головой, — И не проси. Дураков нет, еще отравит мне вкус существования.

— Что? Как это?!

— А ты не знаешь? Была такая история: несколько веков назад сцепились лорд Принц и один из Поттеров. А Принцы, к слову сказать, зельевары не чета прочим. Вот он и отравил Поттера на непереносимость самого себя, вроде как, чтобы тот не мог принимать самого факта своего существования. От чего тот и помер. Визенгамот присудил Принцев выплатить виру, но в каком поколении — решать Поттерам. Последние этим правом никогда не пользовались: страх возмездия тоже оружие. Обычно в таких случаях отдуваются последние в роду или кажущиеся такими.

«Эйлин изгнали из Рода, но она считала, что не зря страдала. Видимо, у Северуса сохранилась возможность претендовать на вступление в Род. И, как знать, возможно, его возглавить».

— Так что будь с ним поосторожнее: если он Принц, то он из тех, кто во флакон может время налить.

Ошарашенная Петунья уставилась на Олсена.

— Ты чего? Это просто поговорка такая. Значит — гениальный зельевар.

«Воистину: не в бровь, а в глаз».

* * *

Рунный путь, так завороживший объемом своей работы Петунью, как оказалось, был сделан намного проще. Рунисты использовали самореплицируемые руны: бралась небольшая цепочка рун (как правило, длиной около метра), которая дополнялась, а иногда буквально окружалась вспомогательной связкой, позволяющей размножить основную цепочку. В этой связке прописывалось, сколько раз будет размножена цепочка и в каком направлении. Петунья мысленно называла цепочку шпалой, а связку — креплением рельса, по аналогии с железной дорогой.

Активация рунного пути проходила в два этапа — вначале много сил тратилось на активацию вспомогательной связки, что позволяло «проложить» все шпалы. А после приходил черед запитывать сам Рунный путь, чтобы, все, кто отмечен Рунным путем как «свой», получали возможность сложного рунного полета — быстрого и комфортного.

Поскольку все занятия проходили в разных частях полуострова, налеталась Петунья вдосталь. Она научилась ускорять полет, чтобы за час преодолевать весь Рунный путь, могла замедлить его до неспешного планирования, позволяющего отдыхать глазам на красотах северной природы, могла регулировать высоту полета и удаленность от рунной цепочки пути.

Немалое ее удивление вызвал Рунный путь на отрезке, ведущем в Исландию. Территориально остров Исландия отстоял от Скандинавского полуострова на тысячу миль, и все это расстояние связка пути проходила по океанскому дну, лишь дважды поднимаясь над водой на перевалочных пунктах на Шетлендских и Фарерских островах. При этом на протяжении всей подводной части Рунный путь позволял лететь одним из двух способов: над водой и под нею.

При первом варианте Петунью удерживало на высоте не более пары метров над поверхностью и постоянно качало то вправо, то влево, чтобы обогнуть особенно высоко взмывавшие волны. При втором, она скользила сквозь толщу темной воды, которую слегка подсвечивали маячки Пути. Самое удивительное, что никакого ощущения погруженности не было: лицо и одежда оставались сухими, дышалось без малейших затруднений и даже у самого дна не чувствовалось давление воды. Порой Путь проходил вплотную к маггловским нефтяным вышкам, но, даже выныривая над поверхностью и проносясь мимо деловитых рабочих, Петунья не привлекала внимание простецов: чары отвлечения внимания работали безупречно. Она научилась получать удовольствие от такого способа передвижения, и с ужасом думала о том дне, когда придется уехать из Хардангера и распрощаться с такой удобной «железной дорогой».

Гриффиндорка между делом провела исследование: поставила громадное зеркало под водой и пронеслась мимо него Рунным путем, старательно вглядываясь в отражение. В гладкой поверхности отразился тонкий призрачный силуэт с длинными развевающимися волосами.

«Видимо, на время полета по Рунному пути мы становимся привидениями: мы невидимы для людей, на нас не действуют обычные законы физического мира, такие как притяжение, давление или необходимость дышать. Но… ведь… тогда возможно проведение Рунного пути и под землей. Это было бы гениально — и перемещение хоть до Австралии быстрее, и остановку можно сделать для бункера!»

Петунья не на шутку загорелась этой идеей и даже проштудировала книги в библиотеке, но Хардангер свои секреты берег трепетно. Помыкавшись несколько вечеров, девушка задалась вопросом, а с чего вообще ее заинтересовали такие далекие от ее обычной жизни вопросы? Пришлось признаться самой себе: контракт, навязанный ей Дамблдором, действовал не только ограничивающе, но и направляюще. Эта мысль опечалила и разозлила, но плюшки ей уже подали, так что глупо сокрушаться о цене в чеке. Вместо глупого саможаления Петунья серьезно принялась за подзаброшенную было Карту Мародеров.

* * *

Окончание голодных недель в Хардангере отмечали бурно: ученики пытались за один вечер компенсировать прежнее ограничение. За длинными столами из мореного дуба расселись все учащиеся вперемешку, независимо от курса. Помимо роскошной трапезы в открытую стоял алкоголь: от сакэ до текилы, от виски до пива, от шампанского до водки (за последнюю следовало благодарить Айвана, который охотно знакомил всех желающих с тем, как пьют русские).

Рядом с Петуньей оказался один непритязательный молодой человек с каким-то размытым лицом. Он учился на год старше, и Петунья не особо его знала, так, видела мельком в обеденном зале. А тут он немного перебрал: стал чрезмерно улыбчивым и потерявшим реальность, от чего начал докучать ей неделикатной навязчивостью. Вежливых намеков он не понимал, а грубить гриффиндорка не отваживалась, но недовольство и стеснение ее сковывали. Это заметил Айван, подсел поближе с маленьким бокалом, который любовно называл «стопарик», и красиво изукрашенной бутылкой с прозрачной жидкостью.

— Я погляжу, здесь хорошая компания, — медленным торжественным и серьезным тоном заявил Айван. — Я решил познакомить тебя, парень, с Липецким бюветом. Всамделишным Липецким бюветом, выбором настоящего русского, а не тем пойлом, которое иногда подают в похожих бутылках для трепетных иностранцев. Это непростой напиток, достойно венчающий праздничный вечер. Но не каждому дано дойти до стадии, чтобы вкусить его. Ведь это не простая водка, это — Липецкий бювет!

Парень, кажется, даже испугался:

— Нет-нет, спасибо, мне хватит. Не надо.

Русский, продолжая сохранять торжественную серьезность, уточнил:

— Ты уверен? Имей в виду, я не всем предлагаю. Ведь это Липецкий бювет!

— Нет-нет, точно! — на всякий случай, старшекурсник дружески оскалился и сбежал.

Айван проводил его взглядом, слегка улыбнулся и переместил свое внимание на Петунью.

— Липецкий бювет? — спросил он все также торжественно.

— Не думаю, — с сомнением отозвалась она.

Айван понимающе ухмыльнулся, взял чистый «стопарик» и налил в него из своей бутылки.

— Просто попробуй, — совершенно трезвым голосом попросил он.

Петунья осторожно пригубила из бокала:

— Это же… вода?!

Парень меланхолично покивал столу.

— Но…

— Я родом из Липецка. А родная вода всегда самая сладкая.

Он грустно улыбался, крутя бокал в ловких пальцах. И странное предчувствие неповторимости этого момента охватило Петунью: пугающая уверенность, что больше никогда его не будет, такого Айвана. Девушка даже поежилась, до чего жутковато было о таком думать.

А через неделю Айван пропал.

* * *

Голодные Недели показали Петунье, что она крайне слабо подготовлена к вопросам выживания в неблагоприятной среде: учитывая, что ей не были доступны даже элементарные Акцио для призыва рыбы из воды, чары обогрева или трансфигурация. Нет, от высокомерных взглядов о бесполезности этих навыков для домохозяйки она не отказалась. Но проблема была в том, что от прежней миссис Дурсль — примерной жены и матери — она далеко ушла. А с учетом грядущего обучения в Китае и Египте навыки могли оказаться жизненно необходимыми — кто знает, как они учат своих студентов «вертеться». Пришлось сосредоточиться на рунах, добывающих пищу в условиях дикой природы, и тех, которые позволяли ее приготовить.

К первой категории относились разнообразные рунные ловушки, причем на каждый вид зверя, птицы или рыбы полагался отдельный узор, большая часть которых (например, на пушного зверя или редкую птицу) являлись фамильными секретами потомственных охотников. Пришлось ограничиться основными ловушками на утку, на селедку (просто, чтобы знать, но упаси Боже — применять) и на кабана (последний, к счастью, ни разу не попался). Олсен, добрая душа, научил ее Ловушке на лосося, но предупредил, в какие месяцы ловля запрещена. Решив, что с голоду она теперь не помрет, Петунья начала изучать руны готовки.

При одной мысли об этой области знаний ее сердце пело. Она обожала готовить: самый вид разнообразных ингредиентов, диких, неухоженных и простых, превращаемых путем долгого труда в произведения кулинарного и декоративного искусства, приводил ее в восторг. Она была способна часами стоять у плиты ради разового деликатесного ужина, который в итоге с удовольствием скармливала мужу и сыну или же случайным гостям (племянник, бывший в еде весьма неприхотливым и нечистоплотным, вызывал у нее отвращение и брезгливость, поэтому его она баловала редко). Ибо, увы, любовь к готовке была исключительно платонической: от приготовленных изысков она съедала едва ли ложку и то, просто чтобы убедиться, что расточаемые домочадцами комплименты не безосновательны.

Она ожидала, что многие долгие процедуры готовки будут изрядно упрощены магией: она избавится от необходимости тонко нарезать овощи для салата, долго томить на плите соусы, потеть у кастрюли с бульоном, а муссы и безе будут взбиваться по щелчку пальцев.

«Ага, вот прямо сразу!»

Увы, в магической кулинарии бал правили Чары, да не простые, а требующие филигранной точности и изящности исполнения. Петунье с ее невеликими талантами здесь не светило ничего от слова совсем. Проще было с нуля научиться готовить по-маггловски, чем освоить такие чары. Обычно выручающие руны в этой ситуации становились слишком громоздкими и бессмысленными — ну не тратить же полдня, чтобы создать рунную связку для приготовления банального греческого салата!

Девушка ходила недовольной упущенными возможностями ровно три дня, пока ей не довелось попробовать результат кулинарных чар одной однокурсницы. Не сказать, что блюда были несъедобны, но для перфекционистки Петуньи результат был ужасен: продукты теряли свой вкус и цвет, а после термической обработки — еще и форму, вдобавок постоянно хотелось добавить каких-то специй. Как ей пояснили, девушка была средненькой чародейкой, и в списке ее талантов кулинария не значилась даже на третьем месте, но гриффиндорка все равно безнадежно разочаровалась в магических способах готовки.

Даже факультатив рунных цепочек для зельеварения, наносимых на внешние стенки котлов, не поколебала ее отношения. Хотя связки там показывались интересные: они позволяли, например, кипятить воду при температуре свыше 100 С или готовить зелье в состоянии глубокой заморозки. Была связка, позволявшая поместить зелье в состояние невесомости, были котлы, которые запускали по спирали внутри себя токи силы. Снейп, с которым Петунья поддерживала регулярную переписку, комментировал каждый новый пример восклицательными знаками, и от восторга так торопился поделиться своими мыслями и идеями, что упускал буквы в словах, от чего написанное становилось малопонятным. Только его горячее желание экспериментировать с «мерзким варевом» удерживало хоть какой-то интерес Петуньи. Наконец, распаленный описанием очередной рунной цепочки, он не удержался и попросил ее зачаровать ему рунами два котла.

С.: Я готов заплатить. За сколько ты бы взялась?

Петунья задумалась: денег всегда было мало, но брать их с Северуса ей казалось неправильным.

Э.: Ты мне нравишься, Снейп! Для тебя — бесплатно.

С.: Это не похоже на прошлое, больше на альтернативную нереальность.

Даже месяцы спустя Петунья часто вспоминала эти слова, мысленно проговаривала, примеряла на себя.

И боялась себе признаться, что в них содержится слишком много правды.

* * *

Айвана искали всем Хардангером: подключили даже бывших выпускников. Петунье даже довелось мельком увидеть потомственных охотников, про которых ей рассказывал Олсен: нахмуренные и нелюдимые они носили медвежьи шкуры, а походкой и жестами и сами походили на зверей. Охотники «поговорили» со зверьем, прошли по следу русского студента до Пространственного круга и установили, что недавно его активировали, но сработал он неправильно. Рунисты пытались восстановить матрицу портала, но не преуспели. Видимо, Айван заскучал по родному краю и попытался переместиться ненадолго домой, но ошибся в расчетах. У пространственников был для таких случаев термин «в нигде». Ругательство «отправляйся в никуда» приобрело особый печальный смысл и было запрещено под угрозой розог.

Петунья, ранее лелеявшая мысль устроить себе Рождественскую вылазку в Италию, чтобы реализовать давнюю мечту услышать Марию Каллас вживую, решила, что оперу она любит не настолько сильно. Тем не менее от идеи проведать семью на Рождество, она не отказалась, только заказала официальный международный портключ у пространственников школы.

«Только в сказках недоучившиеся студенты сразу становятся профессионалами. В этой реальности у них есть все шансы пропасть без вести в процессе оттачивания навыков. Осторожность наше все».

Айвана не было больше месяца. Под конец на поиски махнули рукой. Тем удивительнее было встретить его вдруг внезапно за общим завтраком. От прежнего балагура, скорого на усмешку и громкие заявления, осталась бледная тень: он оброс, отощал, и в волосах еще молодого парня уже начала пробиваться седина. Но несмотря на общую подавленность был русский, несомненно, жив, если судить по здоровому аппетиту. Парня обступили любопытствующие студенты.

Тот больше ел, чем объяснял, но вкратце смысл сводился к тому, что он застрял в неизведанной лакуне. Там было темно и страшно. А еще голодно.

— Как же ты выбрался? — это был самый популярный вопрос.

Айван покосился на сидевшую рядом Молчунью и продолжил трапезу.

Тайну раскрыл Олсен тем же вечером: во время одного из путешествий Молчунья встретила ту самую избу на курьих ногах и договорилась с ее хозяйкой. Что взяла в оплату вредная ведьма, не уточнялось, но Айвана старуха вывела чести по чести.

С тех пор девушка с парнем всегда ходили вместе, как приклеенные. Про эту ставшую удивительно гармоничной своей молчаливостью пару не шутил только ленивый и совестливый: Петунья принадлежала к узкой группе последних, у нее хватало своих забот.

Ее главной проблемой стала странная влюбленность в Хардангер. Олсен часто говаривал, что «Хардангер невозможно не любить», и Петунья ежедневно с ужасом убеждалась в его правоте. Даже суровая холодная зима, ставшая тяжелым испытанием для коренного островного жителя, не отвратила ее от школы. Странное, ненавязчивое очарование Хардангера вкрадывалось в сознание, дурманя и порабощая. Особенно остро девушка почувствовала это, когда поняла, что не хочет уезжать домой на Рождество. Восхищение суровым краем охватило не только ее одну, но долгое время ей казалось, что она одна пугается этого эффекта.

В один из особенно холодных зимних дней весь двор украсили фигуры из снега и льда, подсвечиваемые магическими огоньками. Студенты отобразили мифических и реальных существ, делали копии известных античных скульптур, повторяли в миниатюре здания со своей родины, а блики подсветки вдыхали цвета и жизнь в их творения. Напыщенный и раскрасневшийся Олсен опять начал петь громкие дифирамбы школе. И глядя на переливающуюся разноцветными огнями застывшую красоту вокруг, так и подмывало с ним согласиться.

Но стоявший неподалеку Айван неожиданно упрямо набычился и с угрозой посмотрел на старосту. От русского исходили столь ярко выраженные волны недовольства, что очарование отпустило Петунью. Рядом с Айваном тут же встала Молчунья и взяла его под руку, удерживая от опрометчивых поступков. Воодушевленный Олсен даже не заметил возможной угрозы. А Петунье стало очень неуютно: тихая пара явно знала что-то, мешавшее им беззаветно наслаждаться очарованием Хардангера. Напротив, староста казался опоенным до потери рассудка: он так увлекся восхвалением школы, что обычная внимательность оставила его.

Гриффиндорка поспешила в укромный уголок и достала связной блокнот. Снейп ответил почти мгновенно.

С.: Нечему удивляться. На всех школах стоят усложненные чары или рунные связки очарования. В Хогвартсе, например, их накладывает при первом путешествии через озеро. Но в Хардангере они и, правда, очень сильны. Насколько я знаю, это была их система защиты от Гриндевальда.

«Пусть этот треклятый Гриндевальд хоть сквозь землю провалится!»

Э.: Мне-то что делать? Я не готова с ним сражаться. А моя рунная татуировка не помогает.

С.: Дракона Импедиментой не ловят. Посмотри рунные защитные контуры высшего порядка, вроде тех, что в войну ставили. А в дальнейшем рекомендую всерьез заняться Окклюменцией. Небесполезный навык, поверь мне.

Э.: Я думала на эту тему. Но без наставника не потяну.

С.: Будет тебе наставник. Ты до Хогвартса доедь сначала.

Петунья так и представила, как Снейп ворчливо фыркает эту фразу себе под нос.

Э.: А что ты за это хочешь?

С.: Три котла! *тут же зачеркнуто и дополнено* Ты мне нравишься, Эванс. Для тебя — бесплатно.

Э.: Договорились. С меня четыре котла!

Петунья пыталась убрать улыбку с лица, но не удержалась и нарисовала ему крошечный цветок петуньи. Северус, видимо, сам испугался своих обещаний, потому что пообещал, что котлы будут самые сложные и дорогие.

Девушка закрыла блокнот успокоенная. Ожидание возвращения в Хогвартс становилось невыносимым.

* * *

Примечания:

Липецкий бювет и правда существует. На правах рекламы (я тормоз, что за это не беру с них денег): http://www.buvet.ru

Мария Каллас (1923-1977) — греческая и американская певица, одна из величайших оперных певиц XX века. С самого начала выступала как драматическая колоратура, позже — как лирико-драматическое сопрано, в последние годы жизни стала исполнять партии меццо-сопрано. Петунья не знала, что последние годы Каллас провела почти в заточении дома в Париже, поскольку прогрессирующая болезнь горла мешала ей петь, так что, даже переместись она в Италию зимой 1974-1975, насладить пением вживую ей бы не удалось.

Ледяные фигуры с цветной подсветкой удостаиваются отдельных фестивалей. Например, в Харбине: http://sfw.so/1149022679-v-harbine-oficialno-otkrylsya-festival-lda-i-snega.html и в Брюгге: http://avivas.ru/topic/festival_snega_i_lda_v_brygge.html. Существует даже мировой чемпионат ледяной скульптуры, регулярно проходящий в Фэрбенксе, Аляска: http://www.magicnet.ee/ru/news/2013/12/25/ice-alaska-world-ice-art-chempionat-2013/

Бонусом просто красивый домик в горах в Норвегии: http://i141.photobucket.com/albums/r59/sRdennyCrane/AAA%20folder/1371767922_zps2b6bfefc.jpg

Апрель в Шотландии выдался громогласно дождливым: каждый день лило как из ведра, и через день бушевали грозы. Стоя у закрытого непрерывным потоком воды окна, Петунья поймала себя на удивительной мысли: она впервые оказалась в Хогвартсе так рано. Экзамены в Хардангере оказались совсем не сложными, вдобавок их разрешили сдавать досрочно: особенности климата диктовали свои требования к летним каникулам.

Тем не менее, скучать девушке не приходилось. Сначала пришлось заняться интерьером общей комнаты, и это был первый раз, когда Петунья чувствовала себя не просто дизайнером, но волшебницей. Да не простой, а способной творить то, что другим было недоступно.

Когда она первый раз предложила свои соседкам создать пространственные лакуны, они ошеломленно замолчали, а потом наперебой загалдели в восхищении. Петунья, сообразив, что ее таланты становятся уникальны, а значит — востребованы, аккуратно уточнила, сколько обычно стоят такие услуги.

— Смотря в чем, — рассудительно отозвалась Хелен, — Карманы в одежде или сумочку каждый толковый выпускник Хогвартса зачарует и без рун. А вот сундуки или палатки пойдут в магазин покупать. На серьезные лакуны вроде увеличения квартиры или тайного безразмерного схрона пригласят мастера по контракту, а там уж как договорятся.

Решив взять этот вопрос на заметку, Петунья предприняла усилия к тому, чтобы ее первая работа могла стать визитной карточкой. Небольшое помещение общей спальни для девочек сохранили в первозданном виде, лишь расширив его магически: вместо кроватей были нарисованы небольшие рунные круги. Каждый из них вел в обособленное помещение, созданное по типу пространственного кармана. По сути, Петунья превратила небольшую спальню в многокомнатную квартиру, где каждой полагалась пусть небольшая, но отдельная комнатка.

Каждая из девушек обустраивала свое жилище по своему вкусу. Комната Алисы была выдержана в бежево-коричневой гамме, кровать была узкой, на полу лежали циновки, а на стенах висели странные символы из скрещенных деревянных палочек: в среде магов-дуэлянтов они считалось пожеланиями удачи. Хелен разместила посредине кровать, застланную темно-бордовым покрывалом с роскошными кистями, добавила на бронзового цвета стены алых пятен, а на стенах повесила несколько небольших бра, дававших тусклый свет: выглядело это вычурно, тяжеловесно и патриотично. Мэри, большая поклонница изысканной трансфигурации, разошлась не на шутку: вся комната была выдержана в стиле ампир — на окне висела красная портьера, стены были украшены узорами, а мебель она каждую неделю трансфигурировала новую, всякий раз зазывая соседок похвастаться.

Сама Петунья обустроила себе логово в смеси модерна и романтизма: в мебели и лампах, выполненных из темного дерева, преобладали плавные округлые линии, окно она расширила на всю стену и раскрасила затемненным витражом в охрово-зеленых тонах, кровать застелила покрывалом в тон.

Их обитель стала местом регулярного паломничества волшебников всех домов и возрастов, включая профессоров. И хотя каждый из последних был Мастером своего дела и мог творить уникальное волшебство, но ни один из них не смог бы за одну ночь создать квартиру из комнаты. Петунья в полной мере осознала удивительную иронию величия Рун, которые иногда пренебрежительно называли магией сквибов.

Помимо привычных хлопот по обустройству интерьера внимание Туни захватила задача Дамблдора. Карта Мародеров дала ей немало пищи для ума: хотя замысел и был неэтичен, зато вполне действенен. Однако возможности куска пергамента были весьма ограничены: будучи плоским, он не позволял создать многоступенчатные руны. В итоге Петунье не нравилось все: и объем наблюдения (только за фактом наличия кого-либо и только на текущий момент), и отсутствие элементарной памяти о недавнем наблюдении, и способ отражения, весьма приблизительно показывавший местоположение цели. Вообще система наблюдения Карты была вписана в силовые структуры самого Хогвартса: поэтому не нужно было создавать руны слежения, что изрядно ускоряло и облегчало процесс. Но в этом же крылись большие недостатки: Карта не показывала, например, привидений, считая их частью структуры замка. Вдобавок директор школы мог запретить Карте отображать кого угодно и когда угодно, или вообще заставить ее давать заведомо ложную информацию.

Нет ничего удивительно, что с Картой Петунья рассталась с легким сердцем, будучи уверенной, что для себя она создаст гораздо более удачную модель. Однако на настоящий момент она испытывала трудности с созданием «видеокамер», которые бы позволили не только наблюдать вживую, но и осуществляли бы что-то вроде записи событий. На первое время она раскидала по ключевым точкам Хогвартса рунные символы, позволявшие при активации внутренней связи по рунному обручу смотреть, так сказать, в режиме онлайн. Несмотря на всю ограниченность такого решения, пользу рунное наблюдение приносило — эффективность ее дежурства, призванного ловить нарушителей и влюбленных, приближалась к ста процентам.

Поняв, что в этом вопросе ее знаний пока недостаточны, Петунья направила все свои силы на создание транспортной артерии Хогвартса, используя в качестве основы навыки самореплицируемых рун Хардангера. Логично рассудив, что чем раньше она приступит к выполнению контракта, тем раньше будет свободна, каждый день сразу после захода солнца она приступала к начертанию. Лунный свет запитывал их особой силой, а ночь скрадывала от случайных зрителей ее труд. Режим жизни теперь был как у пчелки-совы: стоило солнцу скрыться, как она не покладая рук работала, работала и еще раз работала над созданием рунных связок.

Большое подспорье ей оказали переданные Филчем чертежи. В них помимо общих сведений о сложной, постоянно меняющейся структуре школы, содержались весьма любопытные сведения. Например, движущиеся лестницы, так раздражавшие Петунью, перемещались по своим закономерностям и строго следовали положению небесных тел. Создал такую хитрую конструкцию по чертежам Кондиды Когтевран аль-Бируни, знаменитый даже за пределами магического мира рунист-астроном. И хотя самими лестницами девушка не пользовалась и никаких узоров на них наносить не стала, сама идея — использовать изменения магических потоков, завязанные на движения светил и иных астрономических объектов — была признана интересной. Гриффиндорка даже начала проводить расчеты, чтобы создать часть дополнительных путей, которые будут доступны только в определенной фазе луны.

Она порой оглядывала получающиеся узоры и мечтала, что они будут оценены, и она вместе с ними. Перед ее мысленным взором стояла толпа восхищенных магов, которые преклонялись перед трудом ведьмы-сквиба. Увы, пока что каждоночный труд в качестве результата ограничивался больной спиной и усталыми покрасневшими глазами: действующих рунных связок было не слишком много, хвастаться особо было нечем. Администрация Хогвартса в лице МакГонагалл принципиально отказывалась замечать ее вклад и, считая ее достаточно зрелой, дополнительно загрузила регулярными дежурствами, а в какой-то момент даже порывалась выдать дополнительные письменные задания. Чудом Петунья открестилась от всякой учебы до мая.

На днях должен был приехать Снейп. И девушка предвкушала, как он будет первым из той восхищенной толпы, кто падет ниц перед ее талантами.

«С каких это пор меня стало интересовать, что обо мне думают эти ненормальные чудики?» — с долей веселья подумала она, задумчиво водя тонким пальцем по стеклу.

«Ладно, и среди ненормальных встречаются приличные люди. Будем считать, что он заслужил почетное звание «Исключение из правил». Надо подумать, как бы поразить его поэффектнее. Чтобы сразу в оторопь».

Дождь стихал, и свежий влажный воздух пьянил и обещал обновление.

* * *

Дежурство по ночному Хогвартсу всегда действовало на Снейпа расслабляюще.

В той жизни откат за нарушенную клятву и многомесячный недосып привели к страшным головным болям и неизлечимой бессоннице. Вдобавок целый день приходилось быть на виду, много говорить (чаще всего, с идиотами), работать на износ и отдавать всего себя чуждым идеалам. То немногое, что у него оставалось для себя, заключалось в редких свободных днях каникул и ночных прогулках по спящему замку. Неслышно скользя в холодной и строгой темноте школы по пустым коридорам, Снейп чувствовал себя частью ночи, вкравшейся в старинное здание и поработившей его. Встречая кого бы то ни было на пути, он искренне досадовал: зельевар был уверен, что ночью замок принадлежит только ему.

Впрочем, Дамлбдор не позволял ему расслабляться: он искренне полагал, что, оставшись наедине, Северус начнет думать свои Мысли, неприглядность которых была старику очевидна. Поэтому Снейп часто встречал своего начальника в самых неожиданных местах: тот то ли контролировал подчиненного, то ли и сам страдал от бессонницы.

Странное дело, но новое тело так же неохотно спало, как и старое. Возможно, сила привычки оказалась сильнее власти времени. Поэтому ночные дежурства четверокурсника Северуса ни капли не расстроили. Напротив, он находил в этом приятное удобство, какое бывает, когда одеваешь старую, хорошо разношенную обувь: с виду уже непритязательную, но такую удобную. Правда, профессора выразили сомнение в его достаточной авторитетности для того, чтобы ловить нарушителей-старшекурсников, но одной иронично приподнятой брови оказалось достаточно, чтобы свои подозрения они впредь оставляли при себе.

Он поднимался по лестнице Астрономической башни, когда заметил в пятне света от окна стройную фигуру Петуньи. Далеко позади остались те времена, когда он мысленно называл ее Лили — сестры слишком отличались, чтобы продолжать путать их и далее. Оглядываясь обратно на несколько лет назад, он искренне недоумевал, как он вообще мог их перепутать: мимика, жесты, поведение отличались кардинально. Лили постоянно кокетничала, совершенно не отдавая себе в этом отчета, она наивно и ненавязчиво излучала вокруг себя флюиды флирта, которые опьяняли Снейпа (и не только его!) до потери самоконтроля. Какое-то время он даже боялся смотреть на юную гриффиндорку глазами себя зрелого: словно в известной истории о том русском, позволившем себе слишком близкие отношения со своей юной падчерицей.

Петунья вела себя строго и сдержанно: видимо, поведение сестры, вызывающее умиление в детстве, в более зрелом возрасте было признано слишком легкомысленным. Корректная в поведении со сверстниками и преподавателями, доброжелательная, но без оттенка романтики в общении с противоположным полом — эти черты, раздражавшие в Петунье в детстве, при взгляде с высоты профессорского опыта вдруг стали искреннее импонировать. Ее версия Лили была всегда аккуратно причесана, волосы убраны в сложную косу или хвост, но несколько якобы непокорных прядей разбавляли общую строгость. В одежде Петунья следила за чистотой и опрятностью, предпочитая юбки и платья длиной в районе колена и следя, чтобы не шокировать новой модой консервативных магов. На лице иногда бывал аккуратный макияж, ногти были ухожены. В общем, она пользовалась всеми теми преимуществами, которые есть в арсенале зрелой, следящей за собой женщины.

Сейчас Петунья, склонившись над пятном лунного света на подоконнике, пристально изучала пергамент с расчетами. Снейп неслышно подкрался поближе и, оставаясь незамеченным в темноте, тихим вкрадчивым голосом спросил:

— Уж не надеешься ли ты найти нарушителей распорядка на пергаменте?

Девушка дернулась и испуганно обернулась. Довольный произведенным эффектом, он вышел на свет.

— Ах, это ты, — облегченно проговорила она, — Бегать и искать парочки и хулиганов — морально устарело. Хотя для фигуры и полезно. А новая система позволяет знать, где нарушитель, не сходя с места!

Северус скептично посмотрел на нее.

— Смотри, — радостно отозвалась Петунья.

Она прикоснулась рукой к обручу на голове, пальцем плавно передвигая небольшое реле на правой дужке, словно ловя волну на старинном радиоприемнике. Взгляд у нее при этом стал отсутствующим, направленным внутрь себя. Внезапно, на лице ее просияла улыбка, она посмотрела на него довольная:

— Есть, в Западной башне у кабинета Чар.

Снейп покосился с любопытством на артефакт, мысленно прикидывая маршрут:

— Не близко. Пошли быстрее, может, успеем.

— Не-не, бегать тоже входит в устаревшее, — отмахнулась девушка, предвкушающее улыбаясь, — Мы пойдем иным Путем.

Она залезла на подоконник, легко прикоснулась ладонью к створке рамы, от чего окно легко и беззвучно распахнулось, и обернулась к нему:

— Пошли?

Северус посмотрел на нее крайне недоверчиво.

— Ты мне доверяешь? — она улыбнулась и протянула ему руку.

Порой сестры Эванс казались такими разными, что становилось непонятно, как у одних родителей могли родиться и вырасти такие непохожие друг на друга люди. Тем более было удивительно, как долго он обманывался, путая их. Но сейчас в оконном проеме на него смотрела не Петунья и не Лили. Впервые за долгие годы эта девушка была так похожа на обеих сестер, что Северус сам невольно засомневался — кто перед ним. Воодушевленная, от чего на щеках горел румянец, она улыбалась ему открыто и доброжелательно, протягивая руку. И как и много лет назад, вопреки логике и здравому смыслу, он поддался ее очарованию, доверчиво вложил свою руку в ее и залез на подоконник.

Она рванула его на себя, и от резкого движения они оба вывалились из окна наружу.

Прежде чем Снейп успел испугаться или ощутить досаду от опрометчивости сделанного шага, их подхватила магия в чем-то схожая с той, которая помогала летать на метлах. Они неслись вверх по спирали вокруг башни: слева проносилась каменная кладка, а справа открывался роскошный вид на освещенные луной окрестности. У самой конической крыши их вдруг резко оттолкнуло от стены, и они полетели.

* * *

Несмотря на почти месяц работы, замысел Петуньи был далек от окончательного исполнения. Пока что она успела нанести и запитать только несколько следящих рун и создать малое подобие Рунного пути на трех башнях, включая Астрономическую.

По идее основной рисунок должен был лечь на внешние стены школы: все башни, корпуса и галереи покрывали рунные рельсы — упрощенная версия знаменитого Пути Хардангера. Ввиду относительно небольшого размера школы, Петунья устраивала их по подобию американских горок, позволявших по спирали стремительно подняться на вершину любой из башен, в резком прыжке преодолеть расстояние до соседнего строения, и, спустившись (или поднявшись, в случае с Астрономической башней) по внешней стене, через окно внезапно появиться в другой части замка. По плану дороги пересекались друг с другом, давая подстраховку на случай, если здание будет повреждено. В идеале, при должной обкатанности Пути, дорога от самой западной Совиной башни до самой восточной точки — слизеринских подземелий у озера — должна была занимать пару-тройку минут. Ей очень повезло с нарушителями, поскольку до Западной башни Путь уже был проложен, а значит, была возможность пустить высокомерному слизеринцу пыль в глаза.

Они неслись с головокружительной скоростью, и, скосив глаза, она увидела, как Снейп, вначале удивленно округливший глаза, вскоре освоился и успевал крутить головой, рассматривая окрестности и руны Пути.

Путь вынес их через окно этажом ниже кабинета Чар. Петунья слегка отряхнула мантию и, тщетно стараясь удержать расползающиеся в торжествующей улыбке губы, нарочито спокойно сказала:

— Дальше твоя работа, мастер внезапных появлений!

Снейп иронично хмыкнул и неслышно заскользил к спрятавшейся парочке. Гриффиндорка осталась у окна, вслушиваясь в мягкие обертоны вкрадчивого голоса:

— Доброй ночи, господа студенты!..

* * *

Северус вернулся довольный, как объевшийся сметаны кошак:

— Что такое? — удивленно уточнила Петунья

— Это были гриффиндорцы. Восемьдесят баллов!

Девушка только махнула рукой: странная увлеченность надуманными цифрами и сияющими салатницами была выше ее разумения.

— Вернемся к делу, — неожиданно посуровел Снейп, — Ответ, — И он скупым жестом протянул ей сложенный лист пергамента.

Петунья развернула затертое письмо и посмотрела на одно только слово, написано мелким и резким почерком. Странным образом, он казался ей смутно знакомым.

«Нет».

— Ожидаемо, — пожала она плечами.

— Не совсем. Ожидаемо было бы для нас ответить ему отказом. Но странно, что он даже не хочет попытаться. Как ты думаешь, почему?

Девушка задумалась.

— Согласна, странно. Уж пообещать-то, в надежде обмануть в последующем, ему ничто не мешало. Ты полагаешь, задача вообще не выполнима?

— Или нерационально выполнима. То есть… требует чрезмерных усилий для достижения.

— Мы квиты? — улыбнулась горько Петунья и на удивленно поднятую бровь пояснила, — Оба поработали гонцами дурных вестей.

Северус легко скривил губы, словно безмолвно говоря «Может быть».

— В любом случае, спасибо за честность. Я это очень ценю, — она осмелилась положить руку ему на плечо в знак благодарности.

Тот явно чувствовал себя неловко под ее прикосновением, но руки не отнял:

— Дежурство еще не кончилось. Вернемся к делу. Кстати, ты прочитала рекомендованные для изучения Окклюменции книги?

— Да, и хотела бы обсудить, — девушка убрала руку, принимая строгие правила игры.

— На ходу, — обронил Снейп властно и пошел в сторону лестниц. Петунья поспешила следом: признаваться в ограниченности созданного Рунного пути ей не хотелось.

«Видимо, цель дежурства не поймать, а ловить».

* * *

Гриффиндорская гостиная была как всегда шумной и громогласной. Но такие мелочи никогда не мешали Джеймсу Поттеру привлекать к себе внимание уже самим фактом своего появления. На этот раз он был сверх обычного взъерошен и нахрапист.

— Вы это слышали?! МакКошку видели в Хогсмиде на свидании!

— И что? — не поняла Петунья.

— Она же старуха! Ей уже сорок, — безапелляционно отрезал Блек.

«С ума сойти, она меня моложе!» — с неуместной иронией подумала Туни.

Эта мысль вдруг заставила ее задуматься, почему она не ощущаем себя старой, а напротив — юной как школьница. Все дело в окружении? Или тому виной молодое тело сестры? Или… обилие новых впечатлений, другой мир и головокружительные полеты по чужим странам?

Петунья вспомнила себя прежнюю: для нее Минерва МакГонагалл была бы образцом добропорядочной англичанки — чопорная и строгая, блюдущая дисциплину и боголепный внешний вид. Для домохозяйки, живущей в замкнутом мирке небольшого городка, видящей одну и ту же сотню лиц годами, а то и десятилетиями, это был идеал незамужней учительницы. Но когда, когда прежний идеал воспитателя поблек и сменился негодованием, вытесненный духом противоречия? Не тогда ли, когда она оказалась по другую сторону, вместе с воспитанниками?

И вдруг выяснилось, что дети нуждались не в претензиях к внешнему неухоженному виду и строгом соблюдении дисциплины. Им была нужна любовь и деликатная поддержка. Чтобы одни не травили, а другие не становились объектом травли, как в истории с Рыбой. Чтобы хоть кому-то было дело до простуженных носов и реальных, а не «балловых» проблем с учебой.

И Петунья вдруг задумалась, а какой ее видел племянник. Она так старалась сделать из него порядочного человека, как всегда это делали в книгах с сиротами: строго, не давая спуску шалостям. А он… не больше ли ему было нужно побыть ребенком? Какой он видел ее, зная этот другой мир, в котором, по словам Снейпа, «с ним носились, как с писаной торбой»? Подозрения вырисовывались неприглядные.

Наверное, из-за этих размышлений, Петунья совершила в чем-то нелогичный поступок. На ужине в Большом зале она постучала ложкой по кубку, привлекая к себе внимание и, поднимая чашу, торжественным заговорщеским шепотом произнесла тост:

— За успешность ухаживаний за нашим деканом!

На недоуменные шепотки тем же шепотом пояснила:

— Каждый имеет право на счастье. Независимо от возраста!

— Сорок лет — еще не приговор! — неожиданно поддержал ее Джеймс, — А то я начинаю бояться за Дамблдора, — и подмигнул.

* * *

Неизвестно, что было тому виной: упорная настойчивость Элфинстоуна Урхарта или неожиданная поддержка родного факультета, но в середине мая декан ало-золотый вышла замуж. Церемония прошла в узком кругу, но уже на следующий день в воскресенье молодожены прибыли в Хогвартс, где для них в Большом зале организовали торжественный бал.

Огромное помещение было убрано флагами с золотым львом на красном фоне и украшено полотнищами с тартаном в цветах клана МакГонагалл. На фоне этого буйства красного белые цветы в громоздких вазах откровенно терялись. Столы сдвинули к стенам, чтобы освободить место для танцев. Несмотря на откровенное гриффиндорство интерьера, поздравить профессора трансфигурации собрался весь Хогвартс. В гомонящей и постоянно движущейся толпе Петунья не сразу нашла Снейпа. Северус стоял в темном углу: подтянутый и скованный, взгляд его следил за танцующими в центре зала молодоженами. Первое время он никак не давал знать, что заметил девушку рядом.

— Тогда они поженились зримо позже, — пробормотал себе под нос Снейп. И заметив недоумение Петуньи, продолжил, — Ты не знаешь эту историю? Они познакомились едва ли не в пятидесятые, и с тех пор он безуспешно ее добивался. Несколько раз делал предложение. Тогда взял измором, тут — обложил со всех сторон.

Его губы кривились в презрении, но в глубине глаз Петунье почудилась зависть.

— Это прекрасная романтическая история для малохольных барышень, — фыркнула в ответ девушка, и, чувствуя странное желание подбодрить, добавила, — Ни один нормальный мужчина не сможет жить с таким сокровищем. Да, он смог ее добиться, но и вся последующая их жизнь будет непрерывным восхождением: снизойдет ли моя ненаглядная улыбнуться мне за завтраком? Дозволит ли хотя бы просто лечь на кровати, а не на коврике у порога? Уж не знаю, до кого он опустился — до рыцаря без страха и упрека, или до безропотного пса.

Снейп вопросительно приподнял бровь:

— А что, по-твоему, брак сильно меняет прежние отношения?

— Не брак. Признание в любви. Взаимное, — добавила она, чуток подумав. — После признания мужчина и женщина уже не прежние. Они связаны друг с другом, знают это, и… имеют право, что ли, этим пользоваться, — бровь Северуса взлетела еще выше, а на губах появилась весьма ироничная усмешка, — И в этом смысле тоже, ты, чертов ханжа!

Он тихо, почти беззвучно захмыкал, рождая приглушенный урчащий звук в животе, потом посмотрел на нее, все еще улыбаясь:

— Ты танцуешь?

— Ну… так, — честно призналась она и тут же торопливо добавила, — Но не откажусь!

Он предложил ей руку и повел в зал.

* * *

Примечание:

Комната Алисы (без циновок): http://www.pichome.ru/QJk

Комната Хелены представляет собой что-то в таком духе, только оттенок должен быть более винный: http://www.pichome.ru/QJ1

Комната Мэри: http://www.pichome.ru/QJt и http://www.pichome.ru/QJ6

Мебель в стиле ампир, лучше, конечно, погуглить (оно того стоит), но для примера: http://www.pichome.ru/QJH и http://www.pichome.ru/QJV

Комната Петуньи (без мебели): http://www.pichome.ru/QJs

Мебель: http://www.pichome.ru/QJ7

Абу Рейхан Мухаммед ибн Ахмед аль-Бируни (973¬-1048) — средневековый персидский учёный-энциклопедист и мыслитель, автор многочисленных капитальных трудов по разным наукам, в том числе по астрономии.

Если кому интересно, сайт с фотографиями модели замка Хогвартс, которую снимали в фильмах: http://pytrip.ru/zamok-xogvarts/ (внизу под фото шарики, нажимая на которые видно дополнительные фотографии. Ну вылитые Рунные круги!)

Петунья сидела за столом и ела, не отрывая глаз от исписанного формулами пергамента, когда ее окликнули. Вся в плену размышлений, она подняла голову. Русоволосая отдаленно знакомая девушка с лицом и фигурой модели произнесла торжественно, с придыханием:

— Здравствуй. Как дела?

«Кто это вообще?»

— Здравствуй. Хорошо. А у тебя?

«Не то, чтобы мне это интересно, но из вежливости…»

— Замечательно! — торжественно выдала незнакомка, — У меня в жизни случилось такое потрясающее событие, я просто не могу о нем молчать…, — и модель патетично взмахнула руками.

Петунья вежливо ждала продолжения, собеседница продолжала стоять в картинной позе актрисы провинциального театра.

Пауза затягивалась. Тут неизвестную девушку окликнули, и она, кажется, с некоторым облегчением, поспешила прочь, так и не поделившись потрясающим событием.

Петунья потрясла головой.

«Что это было?»

— Это Аделаида, Эванс, — покровительственно просветил ее Поттер.

— Ёмко, Джеймс, — хохотнул Блек. Рядом насупился Питер, провожающий девушку долгим взглядом.

«Сценический образ Примадонны здесь, видно, не в чести».

— Ей бы в конкурсе красоты выступать, — пробормотала себе под нос Петунья.

— А что это такое? — заинтересовался Оболтус.

Петунья постаралась кратко обрисовать маггловскую задумку, поскольку подозревала, что парням и волшебникам такие вещи не слишком интересны. Уже вскоре жизнь показала, как же она заблуждалась.

* * *

Буквально несколько дней спустя Мародеры размахнулись вовсю на ниве устройства конкурса красоты: вся общая гостиная была погружена в полумрак, посреди помещения установили миниатюрный подиум, у входа расположились Блек и Питер в пародиях на костюмы барменов, а рядом с ними стояла огромная чаша с разными женскими украшениями. И пусть все они были трансфигурированы из чепухи вроде гальки и ракушек, но пусть и временный результат завораживал. Парни подошли к делу с фантазией и хорошим знанием фамильных драгоценностей: от миниатюрных брошей до тяжелых диадем, от колец с драгоценными камнями до вычурных браслетов. Женская половина факультета буквально зависла у чаши, нашлись и отдельные смелые, осмелившиеся примерить чудеса ювелирной фантазии.

Как оказалось, тривиальным преобразованием чепухи фантазия Мародеров не ограничивалась — будучи надетыми украшения накладывали на своих хозяек иллюзии моделей. И не обычных моделей, как описывала Петунья, а скорее фантазии на тему красоты. Так, Алиса стала деревянной куклой-дриадой с волосами-листьями и кожей в кругах годовых колец, а Хелен превратилась в темно-синий призрак, мерцающий далекими звездами и загадочными туманностями. То тут, то там появлялись иные узнаваемые образы: вампирши в черно-красном корсетном платье в пол, женщины-крестоносца в тяжелых латах и с огромным щитом, человекообразного леопарда с роскошными женскими формами и длинным мохнатым хвостом. На фоне этой диковиной фантасмагории Мэри в своем образе дамы в шляпке с вуалью казалась белой вороной.

Вся гостиная была заполнена восхищенно ахающими гриффиндорками: несмотря на известное недоверие к шуткам Мародеров постепенно все девушки отваживались подойти и примерить украшения. Даже Петунья не устояла перед чудом красоты: больно умело обыгрывались образы при превращении. Выбранный ею браслет из светлого янтаря превратил ее в ведьму-огня: девушка с удивлением разглядывала пламя, танцующее по рыжим кудрям, и появляющиеся на коже иллюзии тлеющих углей.

Припозднившаяся Аделаида также не устояла перед соблазном. Однако стоило ей подойти к чаше, как паясничающий Блек, сопровождая свои слова велеречивыми поклонами и обаятельными улыбками, сообщил, что для первой красавицы факультета у них припасено специальное украшение. Петунья почуяла неладное, но завороженная конкурсом предупредить не успела. Кольцо для Аделаиды с огромным розовым камнем и небрежными узорами по ободу казалось пародией на украшение принцессы, а получивший образ — жестокой пародией на красоту: девушка сохранила свои природные женственные формы и высокий рост, сохранила длинные слегка подвитые светлые волосы, но обзавелась громадным свиным пятачком и розовыми ушами, покрытыми нежным пушком.

Шум и гам, ранее стоявший в гостиной, вдруг стих, даже шепотки не нарушали его. Гриффиндорки молча смотрели на несуразную модель, но к их чести ни одна не попыталась даже хихикнуть или позлорадствовать. Напротив, на лицах большинства из них читалось презрение или неловкость. Петунья протолкалась к Поттеру:

— И это, по-вашему, красиво? — на правах старой знакомой вопросила она тихим шепотом, чтобы не смущать и без того обескураженную Аделаиду.

— Naturalia non sunt turpi, — пафосно ответил он и пояснил на недоуменный взгляд, — Что естественно, то не безобразно.

— Зато безвкусно и оскорбительно! — отрезала Туни.

Поттер только пожал плечами, с видимым удовольствием разглядывая изменившуюся Аделаиду. К удивлению и злости Петуньи похожими взглядами девушку-свинью разглядывало подавляющее большинство парней.

В Аделаиде подошли несколько старшекурсниц и вовлекли в какой-то разговор, а когда убедились, что она успокоилась, по очереди стали подходить к чаше и возвращать драгоценности с иллюзиями. Через несколько минут возврат украшений стал массовым, даже несмотря на призывы шутников оставить их. Девушки выступили удивительным единым фронтом: легко расставаясь с искусственной красотой из солидарности с униженной сокурсницей.

Вместо восхищения красотой и Мародерами, вечер закончился расколом внутри факультета.

* * *

Во время ночных черчений Петунья регулярно пересекалась с Мародерами, которые в то же время дополняли Карту, возвращенную им после блокировки ключевой фразой. Процесс доработки оказался весьма небыстрым: каждое помещение следовало окурить специальным дымом, чтобы отразить его границы, а потом присвоить название, которое писалось пером на пергаменте. После этого один из Мародеров, стоя внутри зачаровываемого помещения, накладывал особые заклинания, связывающие внутренние чары замка с рунной связкой Карты. Петунья заикнулась было о проблеме совсем небольших помещений, куда не мог влезть даже ребенок, но ей легкомысленным взмахом руки велели не беспокоиться, мол, проблема будет решена в ближайшем будущем. И хотя работа ребят была долгой и нудной, ее конец был обозрим.

Но в один из вечеров Поттер в компании Блека завел ее в пустующий класс, чтобы обсудить новое задание: систему наблюдения за окрестностями Хогвартса. Уже отработанный способ здесь не годился, так как, во-первых, территории были по большей части лишены чар школы, помимо защиты по периметру, во-вторых, окурить открытое пространство — тот еще подвиг даже для волшебников.

— И какие идеи у тебя есть?

«Только не хватало делиться с ним моими рунными наработками!»

Поттер достал из кармана завернутый в тряпицу маленький шарик:

— Это один из Глаз Аргоса. По преданию их у него были тысячи по всему телу. Благодаря ним он был лучшим из сторожей: нес вахту круглосуточно.

— Откуда? Ограбил Отдел Тайн? — иронично спросила Петунья.

— Грузы разные бывают, — уклончиво ответил наследник Поттеров.

Петунья покачала головой и принялась рассматривать артефакт своим особым зрением. Весь шар был пронизан множеством разноцветных тусклых нитей, на которых замерли крохотные шарики. Джеймс аккуратно прикоснулся пальцем к поверхности Глаза, и нити ослепительно вспыхнули, а шарики начали носиться по ним с бешеной скоростью.

— Активируется прикосновением, — подтвердил парень. — Из того, что я понял: позволяет видеть сквозь преграды и мантии невидимки. Задача: размножить артефакты и запустить их летать по окрестностям замка.

Петунья разглядывала Глаз в некотором недоумении. Да, ее зрение выявляло потоки, но они были настолько микроскопичны, настолько тонки!

— Это работа профессионального артефактора, — честно предупредила она.

— У нас контракт о неразглашении тайн друг друга, — напомнил Поттер.

— Ей просто слабо, Джеймс! — вставил Блек, умудряясь, даже говоря гадости, ухмыляться на редкость обаятельно.

«Неужели он верит, что я поведусь?»

— Я не отказываюсь от работы и контракта, — весомо ответила Петунья, — Я предупреждаю, что это не моя специализация, не мой профиль.

— Это все разговоры в пользу бедных, — небрежным жестом отмел ее возражения Блек, — Предлагаю магическое пари: если ты выполнишь задание Джеймса в течение двух недель, я прибавлю к твоему вознаграждению сто галеонов. Если не справишься, — тут он смерил ее снисходительным взглядом, — отдашь мне десять.

Разъяренная Петунья не успела опомниться, как скрепила это идиотское пари рукопожатием.

* * *

Работа с Глазом явно показала девушке, как далеки ее навыки от профессиональных. Миниатюрность задания стала первым и главным камнем преткновения. У мастеров артефакторов имелись специальные устройства, позволяющие работать с такими крошечными предметами: специальная увеличивающая подставка с подсветкой, наборы вставных и ручных луп, множество инструментов для тонкой вычурной работы. Продавались они исключительно наборами, делались строго под заказ, поэтому приходилось обходиться так.

Проблема размера изводила Петунью несколько дней, пока она едва ли не чудом нашла одно из базовых заклинаний древних артефакторов, действовавшее по типу лупы. А рассмотрев артефакт вблизи, поняла, что проблема еще сложнее, чем она думала: ее знаний было недостаточно, чтобы понять смысл более половины плетений артефакта. Единственное, что она могла сказать со всей уверенностью, это то, что активация артефакта без прикосновения к волшебнику не возможна, а значит — удаленные камеры слежения из них не выйдут.

Весьма расстроенная она отправилась на очередной урок Окклюменции — то еще издевательство над ее бедной невысыпающейся головой. Уроки эти она не бросала только из чистого упрямства, хотя получалось у нее весьма редко: ложные образы держались на честном слове, не имея ничего общего с виртуозной легкостью, с какой ими оперировал Снейп.

«Я бы тоже научилась так подтасовывать, будь моя мать стихийным леггилиментом первого порядка!»

С первой же атаки Северус считал все ее проблемы. Опустил палочку и мрачно уставился на нее:

— Блохастого кобеля надо проучить!

— Всецело поддерживаю, — вяло отозвалась Петунья, — Правда испытываю некоторый дефицит идей практического воплощения. Чего он вообще до меня докопался?

— Ревнует, — задумавшийся Снейп ответил кратко, но, заметив удивленно расширившиеся глаза девушки, раскрыл свою мысль подробнее, — Раньше у него был безотказный друг для игр и проказ. А теперь тот взрослеет, и не идет на поводу у приятеля так часто. Только признать это слишком сложно. Гораздо проще обвинить во всем однокурсницу.

«Уф, я уж испугалась, что у него к Поттеру другой интерес».

— Как точно звучит твое задание? — наконец спросил Северус.

— Я не помню, — расстроено признала девушка, — Что-то про «размножить и заставить летать», но было ли еще что?..

Слизеринец мрачным взглядом прервал ее неуверенные блеяния и отрывисто рявкнул:

— Леггилименс!

Перед глазами Петуньи заплясал хоровод кадров прошлого. Наконец он замедлился, и она отчетливо услышала, как Поттер, удерживая палец на Глазе, говорит: «Задача: размножить артефакты и запустить их летать по окрестностям замка». Снейп вынырнул из ее сознания, и лицо его озарилось мрачным торжеством:

— Как же приятно осознавать, что гриффиндорцы — недалекие придурки! Я хочу видеть его лицо по факту пари.

— Обязательно, — уверила его Петунья, — Если поможешь с размножением.

Снейп иронично поднял бровь.

— Да ну тебя! — отмахнулась Петунья. Помедлила и добавила тихо, — Спасибо.

* * *

Заставить неактивируемый артефакт летать было не сложно. Глаз лежал на рунном круге, запитываясь силой, а потом взлетал и летел по заданному маршруту, чтобы через два часа вернуться назад на очередную подзарядку. Вся сложность теперь сконцентрировалась на вопросе размножения артефакта, плетения которого Петунья уже не чаяла разобрать. Определенный оптимизм внушал вид Снейпа, целенаправленно ищущего что-то на полках в библиотеке.

— Как вообще можно размножить то, что даже не понимаешь? — уточнила Петунья, параллельно рассчитывая руны, активирующие заданные маршруты полета для трех маленьких камушков размером с Глаз.

— Уизли это почему-то не смущало, — рассеяно ответил Северус, — Нашел!

Громадный фолиант по прикладной артефактологии бухнулся на стол. Слизеринец спешно листал с книгу, пока не ткнул ей с довольным видом в раздел: «Проекции артефактов».

— Позволяет создать копию любого артефакта, которая будет отражать свойства оригинала. Пара зелий, примитивный рунный круг, что даже я справлюсь, немного чар — и вуаля!

— Что значит «отражать свойства оригинала»? — поразилась Петунья.

— Ну, представь, что у тебя есть философский камень. Ты создаешь его проекцию — она материальна, как оригинал, она может превратить металл в золото, расходуя при этом силу оригинала. Но при исчерпании внутреннего ресурса проекции, как правило, через недельку, она растает словно дым. Равно кстати, попытки сварить из нее эликсир бессмертия, также обречены на неудачу, поскольку нарушается целостность формы камня…

— Я поняла, учту, когда обзаведусь алхимическим булыжником, — прервала увлекшегося зельевара девушка, — Зелья успеешь сварить? Сколько с меня за ингредиенты?

Снейп медленно предвкушающе улыбнулся и, смакуя, произнес:

— Для тебя, Эванс, бесплатно!

«Что-то мне подсказывает, что лицо Блека будет размножено на открытки для каждого желающего».

* * *

При принятии работы Поттер выглядел изрядно обескураженным. Петунья не стала юлить: раз проекция все равно растает через неделю, а ей с Оболтусом еще работать и работать, лучше сразу сказать правду.

— То есть, одновременно смотреть может только один из летающих Глаз, при этом я должен стоять в рунном круге и держать оригинал в руке?

— Ну, как-то так, — пожала плечами девушка, совсем не чувствуя угрызений совести, — А еще проекцию надо постоянно обновлять, она держится даже на подпитке всего пару недель.

— Да ну! Проще какому-нибудь одноглазому магу отдать, все больше пользы, — расстроился Поттер, отдавая ее оплату.

Насупленный Блек стоял рядом. В него хватило ума не кричать об обмане, все-таки работа была выполнена в строгом соответствии с заданием. Он достал свой мешочек:

— Держи, — и словно случайно уронил его на пол перед Петуньей.

— Не утруждайся, — осадила его она, — Я подниму.

Она подняла выигрыш за пари, и черт ее дернул развязать завязки. На вид монеты были обычными полновесными галеонами, но на запах... Любая мать, приучавшая ребенка к горшку, никогда не спутает этот запах ни с чем иным.

Петунья подняла голову: Блек стоял напротив и усмехался высокомерной улыбкой привыкшего к безнаказанности мажора. Где-то на периферии сознания девушка понимала, что ей нечего ему противопоставить: ни силы, ни богатства, ни влияния. Тогда она решила нанести единственный доступный ей удар — словесный:

— Какой же ты лицемер! — буквально выплюнула она, — Кричишь направо и налево о своем гриффиндорстве, а на деле — недалеко ушел от своей презирающей грязь родни!

Блек резко побледнел, аж переменился в лице, а затем судорожными жестами принялся обшаривать карманы мантии. С неким мстительным удовольствием догадавшись, что задела его за живое, Петунья добавила высокомерно:

— Ты уже назначил мне плату и показал свое лицо. Оставь СВОИ деньги при себе.

Уже не владеющий собой Блек рванул у нее из рук мешочек с выигрышем, плюхнулся прямо на пол, вывалил деньги себе на мантию, и принялся яростными движениями оттирать монеты, распространяя вокруг вонючие миазмы. Вид у него при этом был встрепанный, а глаза горели как у безумца:

— Я не такой, как они!!

Петунья боялась даже пошевелиться, чтобы не привлечь случайно внимание этого неуравновешенного маньяка. Тот тем временем, дотер галеоны, оторвал чистый кусок мантии, завернул в него монеты, встал и протянул девушке. Она машинально взяла, при этом пристально вглядываясь в этого другого Блека. Он одернул рваную мантию, задрал голову, резко развернулся и вышел. Все это время молчавший Поттер, наконец, отмер:

— Не надо так с ним, — и побежал догонять приятеля.

— Теперь еще и я виновата, что обидела бедного мальчика, — пробормотала себе под нос Петунья. Правда, некоторую неловкость у нее вызывала мысль о том, что придется показать Снейпу такого Блека.

* * *

Находиться в гостиной расколовшихся на два лагеря «львов» было невыносимо: на одной половине сидели громко смеющиеся шутники с остротами в адрес свиней, розовых ушей и пятачков, а на другой — чопорные недотроги, делающие вид, что мужской (преимущественно) половины факультета не существует. Линия разрыва проходила зачастую даже сквозь устоявшиеся парочки, от чего атмосфера из удушливой иногда переходила в слезную.

Главная жертва уже неделю трепетно отыгрывала выпавшую ей карту: она подсаживалась по очереди ко всем единомышленницам, заламывала руки, закатывала глаза и призывала не давать спуску невоспитанным грубиянам. Воистину, для Аделаиды настал звездный час!

Петунья устала от ее роли уже на второй день, и еще один продержалась на чувстве женской солидарности и осколках совести. Однако вскоре поняла, что никаких реальных страданий девушка от своего испорченного реноме не испытывает, а потому дистанцировалась от этой чепухи, погрузившись обратно в свои расчеты. Однако даже несколько дней спустя оставались стойкие поклонники обиженного образа, одной из которых была Алиса. И хотя сама она прекрасно понимала, что Аделаида уже и думать забыла о переживаниях на конкурсе красоты, но верность и чувство долга мешали ей оставить розыгрыш в прошлом. И неизвестно, чем бы закончилась эта история, возможно, ничем в связи с наступавшими летними каникулами, но в дело вмешался Питер.

В один из вечеров, когда Аделаида особенно импульсивно заламывала руки, один из парней выкрикнул с места:

— Да кому нужна девушка-свинья?

«Какое богатство искрометного юмора».

До того сидевший молча, мрачно ссутулившись Питер вдруг резко встал, чеканным шагом пересек невидимую линию между половинами факультета, подошел к Аделаиде и голосом, давшим петуха в начале фразы, спросил громко на всю гостиную:

— Милая леди, пойдете ли Вы со мной в Хогсмид на выходных?

Все замолчали и с огромным вниманием принялись рассматривать незаметную рыхлую фигуру. Большинство уже и думать забыли о нелепой Рыбе, давно потерявшемся в тени своих друзей, поэтому то тут, то там раздавались вопросы «А кто это?».

Аделаида, видимо, была в числе этого большинства: она изумленно заморгала красивыми ресницами на парня и повернулась обратно к своим собеседницам, одной из которых была Алиса. Однако, заметив их пристальный интерес к вопрошавшему, все-таки обернулась к Питеру. Внимательно оглядела его: пухлого и невнятного, в растянутом стираном свитере. И, наконец, брезгливо обронила:

— Свиньи с рыбами не ходят.

Парень сильно побледнел, но остался стоять, лишь сильнее сжал челюсти. Аделаида тем временем обернулась к девушкам, но к своему удивлению не обнаружила на их лицах ни следа прежней участливости.

— Что такое? — удивилась она.

— Львы со свиньями тоже, — резко ответила ей Алиса и встала с кушетки. Ее примеру последовали прочие девушки. Одна за другой они вставали и отходили в сторону от высокомерной красавицы, теснее прижимаясь к стене гостиной.

Мужская половина, продолжая сидеть, с интересом наблюдала за представлением. И только Френк встал, подошел к Питеру, хлопнул его одобрительно по плечу, шепнув ему тихо: «Дай и я попробую». Потом подошел к сердитой Алисе, церемонно поклонился и произнес:

— Милая леди, пойдете ли Вы со мной в Хогсмид на выходных?

Та пораженно захлопала глазами, все-таки не часто старшекурсники называют девчонок «милыми леди», раскраснелась и робко кивнула. Френк радостно улыбнулся и приветственно махнул рукой сидящей половине факультета. Один за другим парни поднимались и спешили к своим возлюбленным, подругам, просто соседкам по предметам. То тут, то там звучала церемонная фраза, ставшая главным лозунгом объединения. Гостиная превратилась в место массового братания, дружеских и не только объятий и радостных восклицаний. Даже к Петунье, которая уже давно занимала позицию нейтралитета, подходили парни, одним из которых оказался Джеймс. Одна Аделаида оказалась не охвачена этим порывом, недоуменно оглядывая вновь единых «львов».

— Она напрашивалась. Пит был против, но Сириус закусил удила, — тихо сказал Оболтус, заметив, куда смотрит Туни.

— Это было жестоко, — покачала головой та в ответ.

— Если бы она была дурнушкой — да. А так, просто нелепый розыгрыш, — отмахнулся Поттер.

Петунья покачала головой.

«Я до сих пор помню тот розыгрыш другого тебя. Судя по намекам, Снейпу тоже есть что вспомнить. Стал бы ты серьезнее, зная, что годами платить по счету суждено не тебе, а твоему сыну-сироте?»

Джеймс лучезарно улыбался и купался в атмосфере взаимного братства и единения.

* * *

По традиции примечания (образы в интернете даны моделями зрелыми, но так, для общего представления):

Алиса — http://www.pichome.ru/QKI или http://www.pichome.ru/QKh

Хелен — http://www.pichome.ru/QKx

Мэри — http://www.pichome.ru/QKQ

Петунья — http://img0.reactor.cc/pics/post/красивые-картинки-art-барышня-2927736.jpeg

Еще образы — http://www.pichome.ru/QKl http://www.pichome.ru/QKp http://www.pichome.ru/QK2 и волшебное слово «бодиарт» в поисковике…

Кольцо Аделаиды — http://www.pichome.ru/QKA

Что естественно, то не безобразно. Сенека-с.

Аргус (по прозвищу всевидящий) — в древнегреческой мифологии многоглазый великан, чьими глазами разукрасили павлиний хвост. В переносном смысле — неусыпный страж.

«Помнится, раньше я считала их декоративными украшениями, а теперь подмывает назвать хламом. А все потому, что хоть вещей — всего ничего, а пока сложишь — стемнеет».

На кровати лежали аккуратно сложенная одежда, на тумбочке теснились отложенные напоследок мелочи, а на полу хищно раззявил пасть деревянный сундук. Шел последний день четвертого курса в Хогвартсе, и мысленно Петунья уже была дома, когда рядом с ней материализовался невысокий домовик с обвислыми ушами и протянул ей записку. Девушка озадаченно развернула послание.

«Дорогая мисс Эванс,

Я был бы очень рад, если бы Вы нашли время и заглянули ко мне на чашку чая до отъезда.

Директор А.В.П.Б. Дамблдор».

«Интересно, это приглашение или приказ?»

К слову, кровными (вроде как) узами Дамблдор ее не тяготил, и задушевными посиделками не обременял. По сути, Петунья видела директора только во время трапез в Большом зале, да изредка сталкивалась во время ночных черчений. Тем удивительнее было получить письмо, да еще так — в личной комнате вдали от случайного зрителя.

«Любопытственно».*

— Через полчаса устроит? — спросила она домовика, тот меланхолично-торжественно кивнул и испарился. Девушка вернулась к сборам.

* * *

Дамблдор ее ждал: письменный стол был покрыт скатертью, на которой покоился пузатый чайник с гудящим паром паровозом и парой чашек, а также громадным блюдом с разными сладостями. Что удивительно, лимонных долек, которые Снейп так любил пририсовывать карикатуре, не было.

«Может, он полюбит их позже?»

Директор старался сделать чаепитие как можно более душевным: обращался подчеркнуто уважительно, расспрашивал про заведомо интересные Петунье темы — учебу в Хардангере, Рунный путь Хогвартса и последующую стажировку в Китае, даже рассказал пару забавных историй о своем визите в Поднебесную.

«Просто дружеские посиделки с «дедушкой», да и только!»

Вначале настороженная, Петунья постепенно отогревалась: Дамблдор обладал безупречными манерами, умело поддерживал интересный для собеседницы разговор, да и чай со сладостями были выше всяческих похвал. Время летело незаметно. Некоторый дискомфорт девушка почувствовала только тогда, когда речь зашла о мастере Цейгергоффере.

— Как там Марк? — спросил Дамблдор, аккуратно помешивая чай ложечкой.

Против воли Петунья вспомнила наставника в день самоубийства Курта. Говорить ничего не пришлось, директор и правда был весьма проницателен: заметив, что тема ей неприятна, он увел беседу в другое русло:

— Его жизнь была весьма нелегка, особенно последние полвека, — задумчиво покивал головой Дамблдор. — Мы впервые встретились на одной конференции по проблемам устойчивости трансфигурации еще в начале века, и долгое время имели шапочное знакомство. А потом наступила война, и Гриндевальд каленым железом прошелся по Старой Европе. В одночасье Марк потерял семью, работу и здоровье. Его привезли сюда в Хогвартс восстанавливаться после покушения. Глядя на сломленную старую развалину, мало кто верил, что он выкарабкается. Но время брало свое, Марк собрался, став для меня примером необоримого упорства и силы духа. Именно он убедил меня участвовать в той дуэли.

«С Гриндевальдом?»

— А в учебниках пишут иначе, — словно про себя пробормотала Петунья.

— К моему прискорбию, авторы учебников редко бывают очевидцами описываемых событий, — Дамблдор лукаво улыбнулся. — Пока ход войны устраивал Германию, ни о какой дуэли не могло быть и речи. Тем более что до 45 года мы были птицами разного полета: сильнейший волшебник великой Империи и скромный учитель закрытой школы. Наша встреча могла разве что присниться…

«Мне кажется, или он сожалеет?»

Дамблдор рассеяно погладил бок чашки:

— Но весной 45 года здравомыслящие люди уже не сомневались в неизбежной победе союзников. Вопрос был лишь в ее цене. Пытаясь уменьшить и без того колоссальные жертвы, была предложена Дуэль Чести с Гриндевальдом. Это было самоубийственное предложение, на самом деле. Пусть он и не доучился до конца школы в Дурмштранге и в бою использовал довольно простые заклятия, но вкладывал в них такое количество силы, что простой Ступефай пробивал все щиты словно таран. Геллерт почему-то согласился и из всех претендентов захотел увидеть своим соперником именно меня.

Видя недоуменный взгляд Петуньи, Дамблдор покивал, излучая светлую грусть на лице:

— Да, мы были знакомы еще с юности, когда нас связывали общие идеи: пылкое юношеское желание изменить мир к лучшему. Однако из-за весьма трагических обстоятельств наши пути разошлись и не пересекались до конца войны. Хотя мне доводилось слышать и о преувеличенном значении нашего знакомства.

«Я начинаю понимать, почему Аберфорт так мне обрадовался… на фоне тех, с кем общался его брат».

— Геллерт знал меня, и мои, скажем откровенно, невеликие дуэльные навыки едва ли могли составить конкуренцию сильнейшему на тот момент волшебнику, — Дамблдор немного виновато развел руками, признавая собственную слабость, — Признаюсь, что пытался избежать боя как мог. Я был простым учителем трансфигурации, из-за неоднократных семейных скандалов меня даже в армию не призывали. По сути, это была бы не дуэль, а красиво обставленное убийство. Но Марк убедил меня согласиться. Он показал мне слабые стороны Геллерта — тот слишком полагался на грубую силу, пасуя перед изысканными плетениями изощренной магии. Вместе с Цейгергоффером мы проработали цепочки боевых транcфигураций: мгновенное создание щитов из воздуха или распыленной в атмосфере воды, тюрьму водного пузыря, огненные плети, и главное — каскадные трансфигурации. Суть в том, что в противника направляется некое атакующее заклятие, которое при противодействии или контакте со щитом преобразуется в нечто совершенно новое, но также опасное и направленное на врага. В дуэли против Геллерта мне удалось создать три каскада по восемь звеньев, и ему просто не хватило умения разрушить их вовремя.

Дамблдор задумался, глядя сквозь собеседницу:

— Он был весьма озлоблен во время поединка, буквально бросался на меня. Но стоило мне выбить палочку у него из рук, как он упал, словно марионетка с перерезанными нитями. Я едва узнал его: от красивого лицом и манерами юноши осталась скукоженная и жалкая тень. И стоило ему ослабнуть, как раскаяние нагнало его. Он сам просил меня о наказании и по своей воле отправился в заточение в родовой замок Нурменгард, где и пребывает по сей день. После Дуэли отчетливо замаячил конец войны. Целые анклавы магов, впечатленные моей обширно тиражируемой победой, сдавались союзникам. Удалось то, о чем я и мечтать не смел — количество жертв уменьшилось.

Директор помолчал, а затем продолжил, при этом смотря Петунье прямо в глаза и краткими паузами делая акцент на отдельных словах:

— В то время я остро понял, что помимо личных обязанностей, таких как забота о своей семье и близких, есть еще долг перед обществом — родным государством, всеми магами мира, целым человечеством. И пусть эти понятия кажутся весьма отдаленными, но они тоже взывают к нам. И они дают наглядный результат: нужный, полезный, правильный.

Притихшая Петунья сидела смирно, как завороженная. Долгий взгляд поверх очков Дамблдора, казалось, проникал в самую душу девушки. Она долгое время ограничивала свой круг общения — между достойными соседями и прочими в ее сознании лежала пропасть, и мысль сделать что-либо для последних была нова и дика.

Директор ласково улыбнулся и отпустил ее.

* * *

С чаепития Петунья вышла с гудящей головой. Ей казалось, что у нее внутри заело пленку магнитофона: вновь и вновь звучали фразы, сказанные Дамлдором. При этом слегка тошнило, и кружилась голова.

«Заботиться обо всем мире? Одно дело война, но в мирной жизни... Где сил-то взять? И потом, зачем? Они же не оценят. Они хотят так жить. Хотели бы иначе — работали бы, трудились, искали возможности. Почему я должна отрывать заработанный тяжким трудом кусок хлеба у своего сына или мужа, чтобы накормить обездоленного? Почему я?»

Привычные слова тускнели, сдавались перед звучными фразами Дамблдора «они взывают к нам». Перед глазами Петуньи предстала картина маленького мальчика с зелеными глазами, который плакал и тянул по-младенчески пухлые ручки к ней, умоляя о любви и ласке. Образ был настолько узнаваем и нереален, что она аж потрясла головой.

«Я словно околдована. Или опоена… Черт! Снейп!»

Не мешкая, она достала блокнот и написала на обложке — способ, придуманный для экстренной связи. Ответ пришел почти мгновенно. Они встретились в коридоре, но Петунья не дала Северусу даже рассмотреть, все ли с ней в порядке, а тут же подтолкнула к окну.

— Афродизиак? — подняв бровь, мурлыкающим тоном уточнил он.

Та гневно посмотрела на него и забралась на подоконник, таща его за собой за руку.

— Давно хотел уточнить, — как ни в чем не бывало, продолжил он, — А если я случайно выпрыгну из окна школы без тебя, Путь меня подхватит?

— Тебя — да, — проворчала девушка, — У тебя доступ.

Они стремительно неслись мимо каменных стен в сторону Центральной башни, а затем по спирали на самую ее верхушку. Не долетев самую малость до крыши, Путь вынес их через окно на небольшую площадку: вниз в пропасть вела лестница в десяток ступеней, а на самой площадке стоял рунный светильник и небольшой трансфигурированный диванчик с низеньким столиком. Этакий небольшой закуток руниста. Снейп спустился по лестнице до обрыва и аккуратно выглянул вниз.

— Тут на самом деле работающая лестница, только активируется особыми чарами. Так из-за чего такая спешка и секретность?

— Я сюда только через окно попадаю, — отмахнулась Петунья, спускаясь вслед за ним, — Слушай, я только что от Дамблдора…

Северус властным жестом прервал ее. Достал сигарету и покрутил в руках, вопросительно глядя на девушку. Она кивнула, несколько недоумевая. Снейп уселся прямо на лестницу в трех ступенях от пропасти и закурил:

— Веришь, лет десять выходил от него и каждый раз проверял себя на все, что только можно: от приворотов до ментальных вкладок. Потом надоело. Это просто он сам. Он сам такой, этот на голову долбанутый человеколюбец. Искренне верит во все человечество, что не мешает ему им управлять исподтишка. Он обаятелен как черт: везде, где работал, его обожали за удивительное, гасящее агрессию очарование. Он даже к своей смерти так относился.

Он затянулся и мрачно посмотрел на клубы дыма.

— Тут он жив, — неуверенно пробормотала Петунья, спустившись чуть пониже, чтобы стоя быть вровень с сидящим Снейпом.

— Ага, — ответил он, вновь затянулся, и добавил неподражаемым и едким тоном, — Всем на радость!

Девушка невольно засмеялась.

* * *

Уже вернувшись домой на каникулы и отоспавшись, Петунья серьезно задумалась над историей с Блеком и его «грязной шуточкой». Пусть та и закончилась для девушки с минимальными потерями, но одновременно показала ей, как она слаба в общении с магами, особенно в непосредственном. Если бы была возможность нажать специальную кнопочку, остановить время для всех кроме себя, начертить необходимые руны, а потом запустить время вновь — Петунья была бы непобедима. Правда, положа руку на сердце, пользуясь оказией, она скорее сбежала бы, поскольку была искренне уверена, что война не женское дело.

Тем не менее, дурное окружение порождало дурные нравы. Девушка буквально чувствовала, как ее политика невмешательства и злословия переплавляется в настороженность и агрессивность. Несколько летних дней она крутила в голове эту ситуацию — так и эдак. Что она могла сделать? Да, спонтанно принятое решение оказалось самым действенным, но не всегда же будет так везти…

Она изучала справочники вдоль и поперек, в том числе те, которые ей в свое время давала Эйлин. И в одном из них она нашла упоминание о любопытном случае. Дело было уже после принятия Статута, когда маги скрывали свои таланты. Жила в деревне одна ведьма, и так случилось однажды, что сосед по пьяни надругался над ее дочерью. Исподтишка колдунья долго и пристально смотрела на обидчика, а он с тех пор сошел с ума. То ходил по ночам по деревне и выл как волк. То валялся со свиньями в грязи и хрюкал. То вдруг начинал нужду малую справлять прямо у церкви. А еще жена его жаловалась, что совсем он немощным стал в любовных делах.

Ясное дело, ведьма была ментальным магом и направила его подражать тем, кого видел. Но соль истории состояла в том, что на суде по приговору казнили как ведьму другую — немую девку, что прибилась к деревне еще девчонкой. А истинная виновница оправдалась: и поведение у нее было безукоризненное, «маггловское», да и парня она того «и пальцем не тронула».

«Вот что мне нужно: минимальное воздействие, отсроченный и путающий результат. В магическом мире даже дурак знает, что с разъяренной ведьмой лучше не связываться. А если я решусь воспользоваться проклятием в обычном — будет лучше остаться вне подозрений».

Посетившая ее идея заключалась в следующем: создать рунную связку отсроченного проклятия с усложненным снятием, а затем нанести ее на ладонь. Тогда по плану, решив проклясть кого-нибудь («Блек, дорогой, я готова!»), Петунья сделала бы незаметный жест пальцами руки (например, выпрямила все пальцы кроме поджатого среднего и большого), ритуальным ногтем пустила бы себе кровь и от всей души дала бы пощечину. В идеале, пощечина бы наносилась правой рукой («Правой я и бью сильнее, и попаду точнее»), а рунная связка осталась бы на левой, чтобы немедленно после активации — исчезнуть.

«Максимальный результат при минимуме следов».

Связка создавалась на «ура»: в книгах Эйлин оказалось СТОЛЬКО типично ведьминских проклятий, что у воодушевленной Петуньи глаза разбегались. Лишение мужской силы и бесплодие, энурез и эпилепсия, лишай и прыщи на лице, геморрой и гнойные выделения из глаз, сыпь и цинга, паралич и головные боли, слепота и глухота…

Она одумалась уже ночью: остро вспомнились возможности волшебников и абсолютная незащищенность простых людей. Боже, как соблазнительна эта власть: опасные и могущественные проклятия могут решить любые проблемы! Но стоит ли ТАКИМИ способами решать проблемы подростковой социализации, да вообще любые проблемы?

Впервые за долгое время ей хотелось закурить, чего она не позволяла себе со времен учебы в институте. Стены комнаты Лили давили, в горле першило. Петунья вышла на улицу в надежде немного развеяться.

Летняя жара душным облаком властвовала над городом, и даже ночной прохладе было не под силу преодолеть ее. Петунья ходила кругами вокруг дома, пинала редкие камушки и приводила голову в чувство. Некоторое время спустя рядом показалась Пет. Какое-то время она молча ходила за сестрой, потом аккуратно тронула ее за рукав.

— Самое ужасное, что я даже не плачу. Я понимаю, что поступаю неправильно, но не раскаиваюсь в этом — умом понимаю, а душа спит, — тихо призналась Петунья сестре.

Пет молча обняла ее и стояла рядом, пока она приходила в себя.

— Попробуй сходить в церковь, хотя я не знаю, можно ли вам, — Пет грустно улыбнулась, — Или почитай хорошую добрую книгу, где будет любовь и верность до гроба и вопреки. Или бросай уже свои расчеты, попросим у соседей велосипеды и съездим к морю.

Петунья слегка освободилась и благодарно улыбнулась сестре.

«Кажется, только простые люди сохраняют милосердие и здравомыслие, у магов оно атрофируется за ненадобностью».

* * *

Несколько дней у моря пошли на пользу сестрам: Пет загорела и сияла счастливой улыбкой, Туни отдохнула и начала смотреть на мир гораздо оптимистичнее. Защитную связку она все-таки разработала: вложила в нее мужское бессилие на месяц, страх перед наносящей пощечину на два месяца и зеленый лишай в месте удара. Очень хотелось добавить энурез, но удержалась.

«Надеюсь, пользоваться этим мне не придется. А так, считаем, что я хожу с газовым баллончиком».

Пет, тем временем, расцветала: студенческая жизнь и летние каникулы шли ей на пользу. Она часто уходила гулять надолго одна или со своей компанией, возвращаясь глубокой ночью. Миссис Эванс постоянно переживала за нее, и мистер Эванс регулярно отвлекал ее разговорами или просто сидел рядом, надеясь успокоить фактом присутствия и каплями валерьянки. Глядя за тихими переживаниями родителей, Туни чувствовала, как ее мучает совесть — в той жизни она легко и радостно уходила на прогулки, не подозревая, чего это стоит матери. Но с Пет она на эту тему говорить не стала: вряд ли та бы прислушалась к словам младшей сестры.

«Видимо, это понимание приходит только к матерям».

На последней неделе августа Пет привела в дом «одного молодого человека» познакомиться. Родители подняли ужасную суету: перемыли весь дом, отгладили и постирали скатерти и салфеточки, ранее мирно пылившиеся в шкафах, выставили на стол парадный сервиз и наготовили тьму-тьмущую всякой вкуснятины. Туни покорно выполняла все поручения, но воспринимала визит отстранено. Помня, что в той жизни у миссис Дурсль были отношения только с мужем, а познакомились они зимой 76, она была уверена, что все это несерьезно.

Когда она спустилась к чаю, один молодой человек уже сидел за столом — молчаливый и смущенный.

Вернон.

Совсем молодой, еще с юношеской пухлостью, не идущей ни в какое сравнение с гормональным избыточным весом, привычным Петунье. Уже самоуверенный, но пока скрывающий это, равно как и взрывной характер, который пасовал только перед ее тихими злыми словами.

«Почему так рано?»

И лишь потом пришла следующая мысль:

«Какой он молодой!»

Все время знакомства она смотрела на юную версию бывшего мужа то прямо, не в силах отвести глаза, то исподтишка, чтобы не вызывать лишних кривотолков, и поражалась. Это был совсем еще мальчишка: не тот умный игрок, с которым она познакомилась, не тот надежный муж, от которого она родила, не тот суровый с подчиненными начальник, перед которым трепетали соседки. Это был своего рода прототип того Вернона, к которому наравне с сыном она хотела вернуться.

Когда гость оставил их, все разошлись по комнатам, чтобы осмыслить новое знакомство. Петунья села у туалетного, совсем девчачьего столика и долго смотрела на отражение Лили с пустыми тусклыми глазами.

«Я могла бы отбить его: кто, как не я, знает все его слабости и радости. И что дальше? Это другой Вернон: без воспитываемого с нами Гарри он никогда не станет тем, которого я помню и люблю. Я выйду за него и в один прекрасный день объявлю ему: «Дорогой, я ведьма и наш сын/дочь тоже волшебник». Чем он заслужил такую ненормальную жену: только тем, что в другой жизни был моим мужем? Неужели это такое серьезное преступление? Да это подвиг, если подумать».

Она потерла глаза усталым жестом: ничего общего с физической усталостью, на самом деле.

«Я слишком стара для этого. И потом, не стоит забывать о Пет. Стоило так заморачиваться со сменой имени в Хардангере, чтобы в итоге лишить ее (или себя) семейного счастья».

Выбор давался нелегко — никакой уверенности в успешном возвращении у нее не было, а значит, отметая эту возможность, она лишала себя возможности прожить свою (ну, почти) жизнь еще раз.

«Так будет правильнее: ему достанется его Петунья в лице юной Пет, а не в лице слишком зрелой и жесткой меня».

* * *

Перед отбытием в Китай она встречалась со Снейпом: отдала прочитанные ранее книги, взяла новую порцию «занимательно-развлекательного чтения» (как Эйлин шутливо называла книги с разными вариациями проклятий и сглазов, уверяя, что ее настроение становится просто лучезарным после изучения очередного тома). Заодно она отважилась на просьбу.

— Похудательные зелья для маггла? — поднял недоуменно бровь Северус, — С эффектом слабительного или без?

Петунья даже не огрызнулась, только устало махнула рукой:

— Без. Это для Вернона.

Снейп пристально рассматривал ее осунувшееся от недосыпа лицо.

— Он встречается с Пет. Что, в общем-то, вполне логично. Хоть сюда птеродактили не залетели.

— И что ты планируешь делать? Произвести на него впечатление моими зельями? — холодно спросил зельевар.

Петунья мрачно смотрела вниз и в сторону, пожевала губы и, наконец, выдала:

— Думаешь, кого из нас сделает счастливым моя ненормальность?

Снейп пристально на нее посмотрел:

— А того Вернона?

Петунья скривилась и помотала головой:

— Неужели ты думаешь, твоя «ненормальность» останется в этом теле? — добивающий удар был произнесен вкрадчивым мягким голосом.

— Нет, не думаю. Северус, я, правда, не знаю. Тогда остались дорогие мне люди. И я еще пока верю, что Дадли буду нужна даже такой. А Вернон, — девушка пожала плечами и устремила взор в то когда, которое столько времени маячило ее путеводной звездой, — Вернон не пропадет и так.

— Молоденькие секретарши? — съязвил Снейп.

— Вряд ли, разве что на ночь-другую. Более вероятно, это будет строгая и хозяйственная женщина, которая заставит его чувствовать себя нужным и собранным. Ему это очень важно.

— Не ему одному, — пробормотал Северус в ответ. И на вопросительный взгляд продолжил, — Мама считала, что это моя главная движущаяся сила — чувство нужности. Поэтому я стал деканом, поэтому носился с шрамоголовым засранцем. Все, лишь бы иметь стимул вставать утром с кровати.

— Не знаю, будет ли у меня такой стимул, если я узнаю, что больше никогда не увижу своего Дадли, — неожиданно призналась Петунья.

Долгий задумчивый взгляд был ей ответом.

Лишь несколько лет спустя Петунья осознала, что уже тогда Снейп если не знал наверняка, то догадывался на грани с уверенностью.

* * *

Примечания:

И снова здравствуйте :)

Любопытственно — измененная фраза Алисы Кэрролла.

Энурез — болезнь непроизвольного мочеиспускания (как правило, по ночам)

Эпилепсия — неврологическое неизлечимое заболевание, сопровождающееся внезапно возникающими судорожными приступами.

Лишай — заболевание кожи.

Геморрой — заболевание прямой кишки.

Цинга — заболевание, вызываемое нехваткой витамина С, сопровождается сыпью, кровоточивостью десен, может приводить к выпадению зубов.

Перед поездкой в Китай Петунья серьезно озаботилась вопросом своего просвещения в области традиций принимающей страны: не хотелось выглядеть перед китайцами необразованной белой обезьяной. К сожалению, обычные справочники ее не вполне устраивали, а в тех, что для магов, была написана полная чушь. Например, при обсуждении вопроса, какими артефактами китайские маги пользуются, во всех справочниках был приведен анекдот:

— Чем колдуют европейские маги?

— Палочкой.

— А китайские маги?

— Двумя палочками.

Корень всех бед лежал в непростых отношениях европейских магов с Поднебесной. В конце девятнадцатого века первые пытались разграбить некогда великую империю, переживавшую не лучшие времена. Воспользовавшись слабостью управления и упадком в военной сфере, европейские маги попытались особыми ритуалами подчинить себе исконную магию Китая, параллельно внося смуту в умы подрастающего поколения. Так что звериный оскал колонизаторских империй китайцы увидели во всей красе. Стоит ли удивляться их весьма настороженному отношению к гостям с запада, сохранившемуся и век спустя.

Европейские маги в большинстве своем презрительно относились к своим коллегам из Китая: во-первых, долгое время те вели обособленный образ жизни, скрывая свои знания, во-вторых, использовали иные принципы магии, иные артефакты для колдовства, говорили и писали, исходя из совершенно иной логики. А поскольку многие маги Старого света весьма высокомерно полагали свою цивилизацию и свой уклад жизни самыми совершенными и правильными, то даже составители справочников часто позволяли себе пренебрежительно относиться к некогда великой стране и ее культуре.

В итоге Петунья перемещалась в Китай специальным портключом, вооруженная слабеньким артефактом-переводчиком, письмом от наставника Цейгергоффера Мастеру Линю и весьма смутными представлениями как о китайской магии, так и о китайской культуре в целом.

* * *

Система обучения в Китае разительно отличалась от Европейской. Начать с того, что в Китае не существовало школ в смысле единого учебного заведения. Обучение проходило у мастеров, при этом ученики жили в их домах на правах младших членов семьи. От этой, неизменной на протяжении многих веков системы образования, следовало крайнее разнообразие способов общения с Магией. Колдовали кто во что горазд: от языческих обрядов жертвоприношения до сложных эфемерных плетений кисточками веера, от аскетичных медитаций кулачных борцов до опиумного дурмана, от магии меча и копья до нарочитого отказа от насилия. Если бы десятку мастеров из Китая довелось встретиться, они, вероятно, не признали бы друг в друге магов, настолько отличались их навыки колдовства.

Мастер Линь являлся уважаемым в Китае человеком: его признанные таланты лежали не только в области рунной магии, но и в искусстве рукопашного боя и умении управлять своей деревней. Высокий статус позволял ему приглашать учеников не только из родной страны, но и делиться мудростью с избранными из других стран: китайцы не боялись приглашать иностранцев, полагая, что глубоко приобщиться мудрости Китая не будучи китайцем невозможно.

Целью путешествия Петуньи была небольшая деревенька в провинции Шаньси, расположенной юго-западнее Пекина в гористой части страны. Именно там родился и жил всю свою жизнь мастер Линь.

Точка прибытия оказалась живописной: небольшая беседка на рукотворной башенке с одной стороны была окружена буйной зеленью, а с другой открывался величественный вид на горную долину. По дну долины стелился густой туман, скалистые стены поросли мхом и деревьями; чистый и свежий воздух прояснял сознание. Завороженная видом, Петунья замерла и не сразу заметила встречающего.

Это был невысокий тощий мальчишка лет десяти на вид с расцарапанным лицом и ободранными коленками. Он был замызган и узкоглаз, а из лохматой копны серых от грязи волос торчала… пара мохнатых звериных ушек.

«Человек-кошка? Впрочем, у такого трубочиста можно только гадать».

Наверное, Петунья не удержала лицо бесстрастным, и ее презрительно поджатые губы дали понять мальчику ее отношение: тот в ответ хмыкнул и скривился, от чего стали видны мелкие и острые зубы.

— Меня зовут Фриллитуния Эванс, — переводчик превращал ее голос в мелодичные переливы диалекта цзинь. — Прибыла на обучение к мастеру Линю по протекции мастера Цейгергоффера. А как тебя зовут?

По мере того, как она говорила, встречающий кривился все больше, но на вопрос молчать не стал.

— Чи-лао, — скупо обронил он.

— Ты проводишь меня к мастеру Линю? — подозрительно уточнила Петунья.

«Великолепно, гостеприимство у них в крови».

Мальчишка коротко зыркнул из-под челки, оглядел ее фигуру, задержался взглядом на сундуке с вещами.

— Вещи сперва занести надо, — хмуро заявил он. — Негоже к мастеру с сундуком заходить.

Петунья согласно кивнула. Она положила ладонь на символ на крышке сундука, и тот послушно воспарил над землей, покорно следуя за хозяйкой, подобно дрессированному псу.

Крутая тропинка непрестанно виляла, под ноги коварно лезли камни и корни деревьев, поэтому спускалась девушка медленно и осторожно. Ее проводник ловкой белкой упрыгал вниз и издалека подзывал за собой гортанными выкриками, похожими на «кон-кон». Наконец, возвышенность кончилась, и тропа легла ровно под ноги. Еще несколько минут пути повеселевшая Петунья преодолела удивительно легко, и вот дорога вывела ее к роскошной ограде, за которой виднелась красочная пятиэтажная пагода.

— Мастеру Линю принадлежит самая красивая пагода в деревне, — важно изрек Чи-лао, оказавшийся рядом. — Мастер Линь любит стоять на самом верхнем уровне и созерцать окрестности. Говорят, первое озарение пришло к нему именно там.

Ворота отворились, и они вошли во внутренний дворик, тенистый и благоухающий. Дорога изящно огибала небольшое озерцо с лотосами и меланхоличными цаплями, и, пропуская под крутым мостком журчащий ручеек, выводила к центральному входу в пагоду. Высокие двери из резного красного дерева с мелодичным звуком растворились, приглашая в густую тень дома. Завороженная Петунья сделала шаг внутрь. Вдруг перед ее глазами потемнело, и она упала в обморок.

* * *

Очнулась она на лежанке в небольшой запертой комнате с плотно зашторенными окнами. Ее обиталище было тускло освещено красными китайскими фонариками, стены оклеены шелковыми обоями, с нарисованными стеблями бамбука, пол покрывали циновки. У стены стояла узкая и жесткая кровать, из мебели также имелись небольшой столик, перед которым можно были сидеть только на полу, и встроенный в стену шкаф с девственно чистыми полками, лишь на одной из них стояла небольшая клепсидра, зачарованная на бесконечный отсчет капель. В углу приютилась скромная рунная связка чистоты, заменявшая уборную.

«То ли комфортная тюрьма, то ли убогая гостевая».

«Гостеприимные» хозяева отобрали у нее все вещи: зачарованного сундука в комнате не было, одежда на ней была чужая — просторный и безликий балахон. Не было мелков, крыс, блокнота с карандашом для расчетов. Даже переводчиком не побрезговали.

«Хотя с кем мне тут разговаривать?»

Сначала Петунья пробовала постучать в дверь, покричать. Родной голос ей самой показался несколько истеричным, и она продолжила поиск выхода в молчании. Навалилась на дверь, но та оказалась вполне крепкой. За шторами окон обнаружился голый камень. При мысли о том, насколько надежно она замурована, ее замутило, и она торопливо задернула шторы.

Петунья села на лежанку и задумалась. Из доступного инструмента руниста у нее остались только ногти и кровь. Самые действенные из рун чертили кровью: для защиты жизни себя и близких, для кровной мести и для создания Дела Жизни.

«Смело считаю происходящее вопросом выживания. Срочно пора выбираться».

Самый простой способ — портал к Маяку Фароса рядом с домом родителей. На рисунок она потратила больше обычного времени: писать кровью весьма неудобно с непривычки, да и ноготь все-таки не перо и не мелок.

Все символы зловеще мерцали в полумраке: влитая сила не давала крови засохнуть. Петунья встала в центр пентаграммы, запитала ее силой. Точка фокуса на глазах наливалась светом. Девушка прикоснулась с ней ладонью, чувствуя токи, бегущие от руки по всему телу, и активировала импульс перемещения.

Фокус разбух еще больше, а потом с оглушительным треском схлопнулся вместе с пентаграммой, оставив недоумевающую Петунью посреди пункта отправки, комнаты-темницы.

О случаях невозможности рунного перемещения она, конечно, читала. Да что и говорить: банальный антиаппарационный барьер уже не пускал путешественников без специального доступа. Но крах надежд был эпичным! Требовалось время: отдохнуть, подумать, восстановиться…

Поспав, Петунья обнаружила на столе трапезу — небольшие мешочки из теста с мясом и кувшин с водой. Подкрепившись и приободрившись, она принялась за планомерную осаду двери, а по мере роста неудачных попыток переключилась также на стены и камень фальш-окон. Руны взрыва, давления, пустоты, льда, старения были последовательно и безуспешно опробованы на всех доступных поверхностях. Под конец Петунью шатало от кровопотери, ногти были содраны под корень, а комната, не считая многочисленных бурых рисунков, сохраняла первоначальную крепость.

Приходилось признавать очевидное — эта темница была ей не по зубам.

* * *

На голом упрямстве она в тот же день заставила себя нарисовать руны Часомера. Эта небольшая пентаграмма должна была работать по принципу секундомера, измеряя сколько часов прошло с момента ее активации.

«Не могут же меня вечно продержать здесь. Меня хватятся, это всего лишь вопрос времени».

К ее удивлению, связка не работала: то показывала, что прошла минута, а через миг — что прошел час. Ввиду непонятной нестабильности в работе от часомера пришлось отказаться.

Без него время в узилище словно замерло: фальш-окна с плотными шторами не позволяли различить день и ночь, а появление еды и смены одежды было совершенно лишено регулярности. От этого Петунье, привыкшей к жесткому графику и строгой упорядоченности жизни, казалось, что она, как муха, застыла в сиропе.

Первое время она злилась. Сначала на тюремщиков, ни одного из которых не видела со дня заточения, потом на Пражскую Академию и персонально на мастера Цейгергоффера, умудрившегося отправить ее во враждебную страну и все еще не интересующегося ее судьбой, потом, видимо, по привычке, на чертовых магов, потом на этого уклончивого змея Дамблдора, потом за компанию и на Снейпа… Бушевала она исключительно в душе: неистребимая аккуратность не позволяла эмоциям вырваться на волю.

Когда злость поутихла, она поняла, что стержень, толкавший ее на войну со всем миром и старым новым временем, обмяк: пришли апатия, сонливость и безразличие. Она могла часами сидеть на кровати или полу, уставившись в одну точку. Сколько длилось это состояние, она не знала, но когда в очередной раз заставила себя встать в туалет и едва не упала от голодного головокружения, поняла, что так распускать себя нельзя.

«Когда придет помощь, есть риск, что она мне уже не понадобится».

Она снова и снова предпринимала попытки создать портал или часомер. Нужно было понимать, на сколько она застряла — на дни, на недели?

«Как бы не на года» — мрачно думала Петунья.

Однако все попытки нарисовать хоть что-либо из темпоральных рун или рун перемещения оканчивались феерическим провалом. Грешным делом девушка даже испугалась, что вновь стала сквибом, и от ее приобретенных знаний нет никакого толка. Однако другие руны чертились вполне успешно. Без книг и справочников проблему решить не представлялось возможным, поэтому Петунья смирилась с тем, что из всех способов измерить время ей доступна только клепсидра.

Именно по ней, по гулкому и унылому звуку падающих капель, она отмеряла время, чтобы делать зарядку, которой пришлось уделить немало времени, поскольку вынужденное заточение значительно ограничило привычную подвижность. По ней определяла время, чтобы есть медленно и очень правильно, то, чем уже давно пренебрегала в погоне за шансом вернуться, по ней определяла время для занятий и тренировок в рунной магии, изрядно осложнявшееся отсутствием бумаги и ручки, от чего расчеты приходилось проводить в уме. Через непродолжительное время голова начинала болеть, мысли путались, и приходилось заставлять себя доделать работу до вчерченного результата, в противном случае все приходилось начинать сначала.

Петунья остро осознавала, насколько убог доступный ее набор рун: она не знала ни одной, которая могла бы помочь ей преодолеть всепоглощающую скуку. Волшебники, правда, пользовались, своим радио, но приемники были сложными артефактами, да и не факт, что она поймала бы волну на знакомом языке. А так, что ей оставалось? Она не могла создать себе ничего интересного: ни связи с внешним миром, ни игр или книг, словно нет ничего за пределами ее комнаты.

Наверное, от полной безнадежности из скудного арсенала она выбрала руну зеркала.

* * *

Первое время она корчила гримасы отражению и, что греха таить, любовалась, как очаровательно выглядят на чужом лице даже ее фирменные поджатые губы.

«Все дело в молодости? Или это природное очарование?»

Более десяти лет в каждодневную рутину входило тщательное рассматривание своего лица в зеркало. О, свое худое, как говорят — лошадиное лицо, она хорошо изучила! Немало трудов ей стоила безнадежная война с тяжкой поступью времени, старящей ее и без того неидеальную внешность.

«Лили в этом смысле повезло: увядания и дряхления она не знала».

Думать так было некрасиво, но банальная женская зависть путала мысли. Кажется, она проснулась в те времена, когда сестры отдалились друг от друга, и потихоньку грызла Петунью даже, когда судьба разделила сестер навсегда.

А, может, дело в том, сколько усилий было вложено? Нелегко было соответствовать званию жены директора преуспевающей фирмы: фигура, лицо, костюм, макияж, манеры и образцово-показательный газон — все должно быть безупречно. И хотя по мере удаления от привычного круга общения, прежние идеалы и цели претерпевали крах, зависть осталась…

От затянувшегося одиночества она заговорила с Лили в зеркале:

— Тебе всегда все слишком легко давалось. Внешность, природное очарование, беззаветный рыцарь… Говорят, ты хорошо училась, легко успевала по магическим дисциплинам: ничего общего с моими ночными бдениями, от которых ломит спину, а в глаза как песка насыпали.

Она еще долго говорила, изобличая реальные и надуманные недостатки младшей сестры, по ходу монолога все больше озлобляясь. Наверное, Петунья начала сходить с ума, ей казалось, что Лили в зеркале криво ухмыляется, слушая ее претензии:

— А как легко это все получилось: одна ночь мучений — и ты всесветлая и навеки идеальная жена, мать, героиня. Ничего общего с каждодневной рутиной на фоне переживаний за родных. Ты оставила нас один на один со своим непослушным отпрыском, который восторгался каждым всплеском этой своей магии, не беря себе за труд подумать о разрушительных последствиях.

Петунья перевела дух, свирепо вглядываясь в зеркало. Лили в отражении грустно вздохнула и тихо произнесла:

— А я всегда завидовала тебе.

Слишком удивленная признанием Туни поддержала разговор:

— В чем же?

— Ты всегда поступала правильно. Сколько я себя помню, в тех случаях, когда я сомневалась, колебалась или шла на поводу у других, ты знала, как правильно. И даже если тебе это было неудобно, выставляло тебя нелепой или смешной или подвергало опасности, ты все равно отстаивала свою позицию. Вопреки, — Лили серьезно и спокойно смотрела изумрудными глазами.

Изумрудными…

Но глаза Петуньи уже давно не становились такими. Когда она злилась, они чаще бывали черными, как у Снейпа, чем…

— Лили? — севшим голосом переспросила Туни.

Сестра медленно кивнула:

— Привет, Туни.

— Но Боргунн сказал…

— Он прав, наверное. От меня осталось меньше чем память.

Петунья протянула руку и положила ладонь на зеркало, надеясь, почувствовать чужое теплое прикосновение. Но под пальцами был только холод стекла. Лили покачала головой:

— Я вижу, как настойчиво ты стремишься домой, — медленно проговорила она, — Я призываю тебя отказаться от этой идеи.

— Почему? — вскинулась Петунья.

— Ты просто не представляешь себе объем жертв, — тихо прошептала Лили, глядя влажными от непролитых слез глазами.

— Ты не понимаешь, — выкрикнула та, — Там мой сын! Ты, уж ты-то должна меня понять.

— Именно потому, что понимаю, я и призываю тебя одуматься. Он справится: вначале будет больно, но так и должно быть. Он достаточно взрослый, не то, что был мой Гарри, когда я его оставила. Одумайся, Туни!

Петунья качала головой, остановившимся взглядом глядя на младшую сестру.

— Оставим, — примирительно подняла ладони Лили, — Оставим пока этот разговор. Позови меня также через зеркало после разговора с хранительницей Маэв в Александрии.

Туни медленно кивнула.

— Тебе пора, — сказала Лили и кивнула в сторону двери. Петунья оглянулась — дверь была слегка приотворена. Это было нелогично, но девушка почувствовала безотчетный страх. Здесь в комнате все было так просто, так понятно, так прогнозируемо…

— А ты? — спросила она сестру.

— Я останусь здесь, — покачала та головой. — Иди, твой долг там.

Петунья неуверенно встала, сделала несколько шагов к двери и обернулась:

— Прощай, Лили. Я люблю тебя.

Сестра в зеркале молча улыбалась, заставляя сомневаться, а не пригрезился ли ей этот разговор?

И лишь когда дверь уже закрывалась, Лили тихо шепнула:

— До свиданья, Туни.

* * *

За дверью Петунью ждали двое: старец с длинной окладистой седой бородой, настолько величественный и гармоничный, что Дамблдор казался его нелепой пародией. Рядом с поникшими лисьими ушами стоял отмытый Чи-лао: он втягивал голову в плечи и часто шмыгал носом.

— Добро пожаловать в Китай, в деревню Фен-яй, — медленно и размеренно произнес старец. — Я, мастер Линь, приношу Фриллитунии Эванс искренние извинения за недостойное поведение моего младшего сына, — сжавшийся Чи-лао не оставлял сомнений, о ком идет речь. — Мы ожидали вас три дня назад, и все это время искали.

— Три дня?

— Сегодня 4 сентября 1975 года, _ подтвердил ее собеседник. — Время Жемчужной темницы течет по своим законам. В давние времена алчущие мудрости замыкались в ней, чтобы очистить тело и возвысить дух. И бывало, что выходящий выглядел дедом своего отца.

"Будем считать, что мне повезло".

— Примите ли вы мои извинения? — еще раз уточнил старец.

Петунья была слишком растрогана недавним примирением с сестрой и обрадована своим освобождением, чтобы сердиться на негодного мальчишку всерьез, поэтому постаралась как можно искреннее и убедительнее уверить мастера Линь, что ничуточки не обижается.

— Доброе сердце — редкость в наше время, — промолвил старец помедлив. — Если многие знания не пугают прекрасную чужеземку, желает ли она вкусить мудрости Китая?

«Очень желает. И просто вкусить. А еще очень желает помыться».

— Я много наслышана о вашей мудрости, мастер Линь. Я буду счастлива стать вашей ученицей.

По округлившимся глазам и по мрачному виду мальчика Петунья сообразила, что сказала, что-то не то. Мастер же напротив, не выглядел расстроенным, он умиротворенно улыбнулся и промолвил:

— Когда Небо путем испытаний приводит к нам ученика из дальних земель, вправе ли благородный муж противиться его воле?

«Это риторический вопрос?»

— Дочь моя, — торжественно начал старец…

«Звучит, конечно, приятнее, чем девочка моя, но все же…»

— Всякий ученик мастера становится ему родственником, и входит в семью как младший из детей. Такому юному и неопытному отпрыску прощаются многие проступки, ибо не ведает он, что творит. Сяо Люй, — он величественно взмахнул рукой в сторону сына, — теперь достаточно взрослый, чтобы уступить это звание тебе. И он счастлив, что входит во взрослую жизнь не последним из моих детей.

Весь вид «Чи-лао» говорил, как он счастлив. Неземно!

«Мне кажется, или я слишком стремительно обрастаю родственниками».

— А вы каждому делаете такое предложение, мастер? — робко спросила девушка.

— Небо привело тебя в Жемчужную темницу. Небо вывело тебя из нее. Ты говорила от сердца и просила моей мудрости, а не мудрости Китая. Кто я, скромный староста деревни, чтобы не слушать волю Неба?

Петунья послушно кивнула. В конце концов, нечаянные испытания должны были окупиться. Пока что ее все очень радовало. Особенно оговоренная мастером Линь безнаказанность.

И она предвкушающе улыбнулась, глядя на «Чи-лао».

Примечания:

Беседка (точка прибытия) http://www.pichome.ru/l7b

Чи-лао (?? ch?l?o)  — чертенок, проказник (о ребенке): http://www.pichome.ru/l7y

Повзрослевший Чи-лао: http://www.pichome.ru/l7e (наверное, из какой-то манги, но похоже).

Очень красивые виды в Чжанцзяцзе (национальном лесном парке в Китае). Просто для общего настроения: http://www.airpano.ru/files/China-Avatar-Mountains/2-2

Сестры и зеркало: http://www.pichome.ru/l7A

Как выяснилось после освобождения, весь путь, проделанный совместно с Чи-лао, оказался красивой иллюзией — видимо, фантазией мальчишки на тему идеальной деревни. На самом деле Жемчужная темница располагалась в пещере, путь к которой лежал вдоль каменной стены по небольшим ступенькам-островкам, настолько ненадежным, что за толстую металлическую цепь поручня Петунья цеплялась изо всех сил. Мастер Линь с сыном, невзирая на возраст и нелепую обувь, прыгали по ступенькам довольно ловко, даже по тем, по которым непрерывно барабанили капли воды.[1]

Вначале Петунья думала, что Шаньси это страна гор, но по мере удаления от места заточения она осознавала, что это страна изысканных водопадов. И пусть вода с них лилась буквально ледяная, но гармоничные переливы, подсвеченные ярким солнцем, так и манили приблизиться к ним, прикоснуться, вкусить…[2]

Дорога вела вдоль ровного природного среза горы: и здорово отличалась на разных отрезках — порой была выдолблена в толще камня, порой вилась длинной змеей восходящей деревянной лестницы, порой размеренно ползла аккуратной каменной кладкой.[3]

Наконец они вышли к деревне Фен-яй, казалось обнимавшей гору с двух сторон. Все здания использовали в качестве хотя бы одной стены скалу, и были не слишком велики по размеру, как правило, не выше двух этажей. И пусть крыши и наличники их были щедро изукрашены деревянной резьбой, но самый вид был довольно беден.

— Фен-яй — исторически место жительства моей семьи, — мастер Линь говорил неспешно, но совсем без одышки, словно путь ни капли его не утомил. — Это обособленная часть другой деревни, которая находится ниже по склону и в которой не живет ни магов, ни магических существ. Она совсем невелика, в ней проживает порядка пятидесяти тысяч человек.

«Ничего себе! Правда, если учесть, что в Китае почти один миллиард населения…»[4]

— Время уже позднее. Сейчас вам помогут обустроиться. Завтра с утра походите, осмотритесь. А после обеда начнем обучение.

Петунья благодарно кивнула наставнику: ей самой не терпелось ощутить себя свободной.

* * *

Она ходила от дома к дому, с любопытством заглядываясь на работу жителей Фен-яй, и наслаждалась каждым мгновением: каждым вдохом свободы, каждым звуком нового переводчика, и даже каждому новому китайцу она была безмерно рада. И хотя в деревне царил какой-то специфический запах, горный воздух легко развеивал его.

Большинство жителей деревни были дальними родственниками мастера Линя, но магов среди них было на удивление немного. И хотя было принято отдавать детей на услужение или обучение мастеру Линю, «профессиональными» магами из них становились считанные единицы, даже из тех, у кого были все таланты. Многие же ученики применяли премудрость наставника в простых профессиях своих родителей: шитье, гончарном деле, резьбе по дереву, скорнячестве. Несколько жестов, наполненных силой, сопровождали повседневную работу почти каждого жителя, а результаты труда многие часто хранили на рунах стазиса — магия плотно вошла в обиход. Сильный контраст с Британией, многие века скованной Статутом Секретности.

Задумавшаяся над этим феноменом Петунья сама не заметила, как оказалась в толпе мелких детей от трех до двенадцати лет. Они смеялись, дразнились и прыгали вокруг нее, словно она была диковинным зверем. Из этой вопящей, ужасно невоспитанной толпы оказалось непросто выбраться: так и хотелось поджать губы, но детская радость заразила даже ее брезгливую душу. Детвора помчалась дальше по своим ужасно важным делам, а девушка отошла под навес, где трудился гончар средних лет: размеренно нажимая на педаль ногой, он крутил гончарный круг и нежными любовными движениями пальцев ваял низкий горшок. Краем глаза Петунья заметила Чи-лао: он стоял в сторонке, завистливым взглядом провожая убежавшую компанию. Когда они скрылись, он скривился, фыркнул и пошел в другом направлении.

— Интересно, почему с ним никто не играет? — задумчиво вопросила Петунья вслух.

— Его мать кицунэ.[5]

Гончар не поднял глаз от своей работы, даже не разогнулся, но, несомненно, отвечал ей в таком причудливом ключе.

-Это еще что за зверь такой? — пробормотала себе под нос Петунья, но ее, видимо, услышали.

— Лиса.

— Что?

Гончарный круг размеренно и пронзительно скрипел. Наконец гончар начал говорить, медленно и обстоятельно, по-прежнему не отрываясь от своей работы.

— Лиса, прожившая сто лет, может стать человеком. И пока не приблизится к Небу, она часто творит дурные дела простым людям. Лисы мастерицы наплести тумана: бывает заманит такая путника во дворец, накормит всякими кушаньями, соблазнит. А на утро очнется он на кладбище, а на столе перед ним черви и грязь.

«Ой-йей, как мне повезло-то!»

— Иногда лисы приходят к мужчинам и спят с ними. Они выбирают самых достойных и сильных. Рожденные ими дети похожи на людей, но иногда могут чаровать как матери.

Петунья начала понимать:

— То есть эти уши…

Гончар медленно покивал и продолжил ее мысль:

— И хвост. У его матери их девять, но Чи-лао еще маленький.

«Хотела бы я увидеть эту красавицу, из-за которой старичок Линь потерял голову».

* * *

Составив первое впечатление о деревне, Петунья отправилась на поиски наставника. Как ни странно, описывая привычки мастера Линя Чи-лао ее не обманул: тот и правда любил любоваться окрестностями с верхнего этажа пагоды. Правда в реальности она выглядела намного проще, да и было в ней всего два этажа.

Еще поднимаясь по лестнице, девушка услышала, что мастер Линь не один. Наставник вел неспешную и обстоятельную беседу с младшим сыном. Не желая мешать, она замерла на верхних ступеньках, но, услышав свое имя, уступила любопытству и подошла поближе. Тем не менее, разобрать высказывания сына кицунэ ей не удалось: речь мальчика была весьма невнятной, даже новый переводчик не вполне помогал.

— Ты так и не понял, Чи-лао, — грустным голосом попенял наставник, — Она единственная девушка, которая смотрит на тебя, а не твои уши и хвост.

— Она старая, — возмущенно зашипел мальчишка.

— Я не призываю тебя на ней жениться. Я предлагаю увидеть в ней нечто большее.

Собеседники замолчали. Лисенок помедлил, ожидая продолжения, а когда его не последовало — уважительно поклонился отцу, затем спрыгнул прямо с крыши пагоды на землю, где, не удержавшись, фыркнул и был таков. Мастер Линь посмотрел ему вслед, а потом легонько махнул рукой в сторону двери, за которой притаилась Петунья.

— Подойди.

Девушка аккуратно выбралась и подошла к наставнику.

— Послушай. Здесь тебя будут учить моей мудрости, той, что когда-то учил меня и твоего учителя Марка мой отец, а его — его отец. Она не похожа на обычную мудрость Китая: никто не заставит тебя заучивать все китайские иероглифы или петь песни, почитать наших богов и святыни или играть музыку. Мудрость Фен-яй в гармонии мира… Ты, младшая из моей семьи, будешь жить в моем доме. У нас не приняты раздоры между родственниками. И хотя мой младший сын виноват перед тобой, он мой сын. Он показал тебе свой хвост,[6] но в твоих силах увидеть в нем человека. Он совсем одичал среди тех, кто слишком боится его матери.

— Уж не призываете ли вы меня, мастер, стать ему другом? — с сомнением потянула Петунья.

Мастер Линь развел руками:

— Кого еще мне просить? Это тяжкая ноша — видеть, как твой ребенок отдаляется от тебя и уловляется на дурные стези…

«Да уж».

Воспоминания о Дадли, который наивно полагал, что его компания и привычки матери не известны, оказались удручающими. И, несмотря на совсем не доброжелательное отношение к хвостатому мерзавцу, Петунья почувствовала позыв уважить просьбу наставника.

* * *

Жизнь простых китайцев слишком тесно переплелась с миром магии (называемом ими миром духов), поэтому никаких ограничений Статута о секретности Петунья не испытывала. Напротив, магия прочно и надежно вошла в жизнь: последний бедняк ел еду палочками, руны для которых вырезали ученики мастера Линя.

Вообще руны на предметах самого обычного обихода были весьма популярны. Например, на уже упомянутых палочках руны проверяли свежесть еды и способствовали хорошему пищеварению, не давали переедать, а некоторые еще и определяли добавки в пище. Весьма популярны были ткани с магическими узорами. У каждого жителя деревни была одежда с рунным шитьем: чаще всего это был пояс, а у детей — обязательно еще и воротник рубахи. Если случалось кому заблудиться, по такому шитью гулену мигом находили и возвращали домой. Женщины дарили вручную вышитые вещи: рисунки передавались из поколения в поколение, и не вспомнить уже было — достались они от прабабки ведьмы или от простой мастерицы.

Так разочаровавшие Петунью в Хардангере кулинарные руны, в Китае органично вошли в жизнь. Большая часть продуктов была весьма сомнительного качества, поэтому хитроумные связки были призваны компенсировать этот недостаток: избавляли от гари, препятствовали порче еды, убирали неприятные запахи, а некоторые даже позволяли избежать слипания ингредиентов. Особенно Петунью впечатлила изукрашенная рунами по внешней стороне металлическая полусфера с ручкой, служившая сковородкой. Ее ставили прямо на угольные плиты, а под днищем разводили открытый огонь [7]; в обрамлении высоких языков пламени повара казались выходцами из преисподней…

Но вот результаты кулинарного творчества ее не радовали. Китайцы полагали, что предельно нейтральный, несоленый гарнир точнее подчеркивает вкус основного блюда, а попутно полноценно насытит. И остро не переносившая жирную пищу девушка столкнулась с ситуацией, когда есть она могла только вареные рис и лапшу, которую здесь было принято подавать без соусов. Овощи часто готовили с отвратительно пахнущими добавками: вонючим тофу, странными грибами и водорослями. Вдобавок китайцы испытывали странную тягу к свежеубиенным животным, а Петунья выросла вдали от деревни с ее спокойным отношением к забою и свежеванию. Поневоле с ностальгией Петунья вспоминала трапезы в Жемчужной темнице — еда была хоть и однообразна, но более привычна избалованному британскому желудку. И в очередной раз сложилась ситуация, когда приходилось вертеться в поисках хлеба насущного.

«Всегда считала себя неприхотливой в еде, а тут все как ополчились доказать мне обратное».

Путем долгих изысканий и не всегда успешных попыток, ей удалось создать небольшую пентаграмму, работавшую по принципу обычной духовки. В центр пентаграммы ставился изукрашенный рунами горшочек с крышечкой, вся связка запитывалась силой и дальше горшочек, как в сказке, начинал «варить», а точнее запекать — «томить». Как правило, Петунья брала на кухне кусок мяса или рыбы и немного овощей, добавляла немного соевого соуса (соли она так и не нашла, как ни старалась) и собирала из этого некое жаркое в стиле по-деревенски. Некоторое разнообразие в бедный рацион привносили только десерты и сладости, которые готовил на продажу местный умелец — тоже бывший ученик мастера Линя. Он подходил к вопросу с большой фантазией: то, что выглядело как свежий шампиньон, или как цельная тыковка, или как цветущий лотос, или как игрушечная зверушка, на деле оказывалось булочкой или пирожным. Часто не сладким, но уставшую от однообразия Петунью это не смущало. Как и регулярные шутки на тему ее излишней детскости.

Она подозревала, что Чи-лао окажется не достаточно благороден, чтобы смириться со своим вынужденным взрослением. Но никак не ожидала, что он будет пользоваться каждым благовидным предлогом, чтобы подчеркнуть ее слабость, необразованность, инаковость. Мальчишка вовсю пользовался своим статусом «старшего брата», свысока поучая недалекую иностранку, чем доводил Петунью до зубовного скрежета. Но памятуя о просьбе мастера Линя и из-за искреннего к нему уважения, девушка как могла себя сдерживала.

Братец Лис прятал руки в рукава, подражая отцу, и снисходительно пояснял:

— К старшему должно испытывать почтение и уважение, демонстрируя его при всяком случае.

Никто более в деревне не позволял себе подобного: за долгие годы они привыкли к ученикам-иностранцам. И пусть многих традиций Петунья не знала, но со своим уставом в чужом монастырь не лезла.

— Драть тебя надо, старший! — заявила она в сердцах нарывавшемуся сорванцу.

— Опять неправильно, — ответил нахал, — Младшие не учат и не воспитывают старших.

«Вот лисья морда!»

* * *

Когда-то давно, еще только собираясь стать рунистом, Петунья наивно полагала, что самое важное в будущей профессии — заучить символы рун и их сочетания. Жизнь и заграничное обучение раскрыли ей глаза. Да, в отношении привычных рун, каким ее учили в Пражской Академии и в Хардангере, дело было как-то так. Но в Китае действовала совсем другая логика. Рун там было не просто много, их было до черта. Рунную вязь не писали, как в Европе, собирая из небольшого набора рун (букв) слова и предложения, нет, в Китае их плели, растили, творили. Самым близким маггловским аналогом было — рисовали. Похожие на иероглифы китайские рунные знаки собирали в причудливую вязь, которая не тянулась простенькой ниточкой, а вырастала и ветвилась, потом сливалась или заводила в тупик, потом вливалась в другую или в самое себя… Привычные рунные знаки не потерпели бы такого авангардного отношения, а китайские цвели и пахли вопреки всему, что Петунья знала.

Выучить конечный набор китайских рун также не представлялось возможным: если рисунок требовал дорисовать иероглифу пару завитков, мастер небрежным взмахом кисточки менял значок до полной неузнаваемости. И даже такой модифицированный иероглиф работал, как положено, если находился в русле китайской традиции начертания. А как познать традицию начертания, не владея созданными ею символами?

Видя ее смятение, мастер Линь пригласил поприсутствовать при создании новых иероглифов рун. В Китае это считалось большой честью для мастера, и желающих разделить радость творения было хоть отбавляй. Наставник спрятал ее в небольшом чуланчике, откуда было прекрасно видно все происходившее. Мастер Линь восседал за круглым столиком, рядом покоилась огромная кипа чистых листов, под рукой была чернильница и несколько перьев. Приглашенный иностранный журналист забывал дышать в благоговейном восторге от предстоящего соприкосновения таинственному.

Однако вместо того, чтобы начать эскизы, мастер Линь начал обустраивать рабочее место. Помощники с ног сбились, удовлетворяя капризы наставника: и бумага не достаточно ровная, и у чернил не тот цвет, и перья какие-то куриные. Фантазия его в этих вопросах оказалась воистину неисчерпаема. Петунья наблюдала за цирком с легкой улыбкой: характер учителя она изучила достаточно хорошо и была уверена, что это красивая постановка, призванная пустить пыль в глаза лощеному журналистишке. Но вот рабочее место обустроено, помощники молчаливыми столбиками расселись у стены, журналист замер с ручкой наизготовку. А мастер Линь сел в позу лотоса и замер. Если бы не открытые глаза можно было бы заподозрить, что он давно уснул. В ожидании мерно тянулось время: полчаса, час, два, три. Помощники все так же изображали памятник покорности, журналист ерзал, с каждой минутой все больше. Холеное лицо его выражало попеременно ожидание, нетерпение, разочарование, скуку, недоумение, досаду и, наконец, злость. В какой-то момент эмоции стали слишком сильны, и он, не выдержав, вскочил на ноги и уже открыл рот, собираясь сказать что-то опрометчивое. И вдруг, словно что-то щелкнуло, и мастер Линь начал с немыслимой скоростью рисовать громадный символ на листе и тут же отбрасывать его в сторону, чтобы нарисовать новый на следующем. Это было похоже на конвейер, на пулеметную очередь. Ошарашенный журналист так и замер с открытым ртом, а расторопные помощники споро подхватывали листы с новыми иероглифами и раскладывали в стопочки. Творческий раж оставил наставника только пять стопок спустя…

* * *

Обдумывая увиденное перед сном, Петунья задумалась о том, сколь много от творения было в ее работе? Не слишком ли она погрязла в готовых схемах, упуская возможность создать что-то принципиально новое? Не к тому ли ее призывал мастер Цейгергоффер, направляя на стажировку в Китай? Но как можно научиться творению? Разве не зависит оно от неуловимого и неконтролируемого вдохновения?

Она пришла со своими вопросами к наставнику. Тот помолчал немного, прежде чем ответить:

— К благородному мужу снисходит Дар Неба.

Мастер Линь вообще говорил крайне редко: два-три предложения за урок, остальное время ее предстояло раздумывать над полученным уроком и выполнять те обязанности, которыми он стимулировал ее мыслительную деятельность. Кстати главной ее обязанностью оказалась… прополка огорода. Когда Петунья с круглыми от удивления глазами спросила наставника, какое отношение копание в земле имеет к рунистике, тот размеренно отозвался:

— Мир изменчив. Он растет подобно цветку — постоянно и настойчиво. Если он тянется к солнцу, то не будет расти в тени. Если ему нужна влага, он засохнет без нее.

Над словами мастера Линя девушка ломала голову несколько дней. Наконец, в один из дней, когда она настойчиво, но, увы, бессмысленно таращилась в очередную китайскую рунную связку, пришло осознание. Китайские рунисты обеспечивали взаимодействие рунных знаков не на основе расчетов, ведь в противном случае они бы оказались похоронены их обилием, призванным учесть запредельное количество рун. Нет, они строили связки исходя из внутреннего стремления самих иероглифов: ведь какие-то из них тяготели «к солнцу», какие-то «к тени», какие-то «к влаге». И мастер Линь ждет, что обильная прополка позволит ей видеть внутреннюю жизнь в каждой связке. А в будущем, создавая новые символы и новые связки, вливать в них новые силы — солнца, тени, влаги.

Осознание стоящей задачи имело еще одно последствие.

Вначале Петунья была уверена, что под страхом смертной казни она больше никогда не приблизится к Жемчужной темнице. Но прошло несколько недель, и она сама (!) добровольно переступила порог недавнего узилища. Не потому, что ей так не хватало китайских пельменей или потому, что она соскучилась по сестре (хотя поговорить еще разик не отказалась бы). А потому, что слишком много всего она должна была понять, чтобы стать достойной Дара Неба.

Мастер Линь ее инициативу принял с пониманием. Он показал, где именно активируются руны, которые обеспечивают затворившегося в Жемчужной темнице трапезой, и показал рунную связку, позволяющую следить за временем в обычном мире. И если первое возвращение было окутано тяжелыми воспоминаниями, то через несколько походов такие заточения уже воспринимались просто как специальная стажировка. Единственное, что ограничивало ее пребывание в комнате с временем, текущим по-другому, была необходимость регулярного возвращения для прополки огородов наставника.

* * *

Ее внутренние часы коварно обманывали ее, уверяя, что хвостатого нахала она видит совсем редко, а в таких случаях можно и потерпеть. Но с позиции времени Китая встречи происходили гораздо чаще, почти каждый день, и Чи-лао безосновательно уверовал в собственную неотразимость. Или неуязвимость, как посмотреть. И если его словесные эскапады Петунью трогали мало (ну неприятно, но не настолько, чтобы отвлекаться от учебы), то вот подложенные в одежду и обувь жучки просто вывели ее из себя.

«Вот хвостатый засранец! Притаился в тени своего отца, и словно так и надо. Погоди, найдется на тебя управа».

Правда, сперва «засранца» следовало поймать. И тут девушка не обольщалась: никто в деревне не бегал так быстро как он. А еще любую ловушку чуял за версту и либо обходил по широкой дуге, либо обкрадывал приманку, демонстративно оставляя следы лисьих лап около механизма активации. Здесь нужен был нестандартный подход.

Могла ли она предположить тогда в Хардангере, как именно будет использовать с таким трудом изученные охотничьи руны. И хотя в бурных протоках вполне мог водиться лосось, Петунья предпочла доработать связку и поохотиться на куда более изысканную дичь. Самая главная ее проблема состояла в том, что Чи-лао «видел» магию. Точнее, как пояснил ей гончар, ставший неиссякаемым источником сведений о кицунэ, скорее не видел, а осязал. Если узелок запахов был знаком, он вел себя смело, порой нагло. Но если природа ловушки была неизвестна — на рожон не лез.

«Значит, нужно спрятать сюрприз, замаскировав знакомым ароматом. И вести себя по-прежнему, чтобы усыпить его бдительность».

С маскировкой она промаялась с месяц личного времени (львиная доля которого пришлась на время Жемчужной темницы). Порой она искренне негодовала, что приходится так тратиться на этого идиота. Но и сама задачка оказалась весьма увлекательной. В итоге она остановилась на варианте трехступенчатой пентаграммы. О, Бааль-Шем живот бы надорвал от смеха, узнав, какие сложные конструкции создает его ученица, чтобы поймать тощего лисенка!

Верхний слой она, не мудрствуя лукаво, скопировала с обычной охотничьей ловушки, каких хватало вокруг деревни: для привлечения внимания накрутила веревочек с яркими бумажными фонариками и разноцветными флажками, чтобы весь обычный вид ловушки так и вопиял: «Розыгрыш! Шутка!» Под первый слой спрятала второй слой из рун пустоты, которые были призваны спрятать опасность и само существование третьего слоя — самой ловушки. Больше всего она промучалась не с многоступенчатостью, а с рунами пустоты, которые крайне агрессивно вели себя с соседними слоями, отторгая их и разрушая единство конструкции. Когда пентаграмма была запитана, Петунья даже не сразу поверила, что все работает. Внимательно осмотрев результат трудов, она осталась довольна исполнением, хотя не без некоторой досады.

«Как не крути, но, по сути, я забиваю гвозди микроскопом. Проучу подлеца и начну новую жизнь — правильную и полезную».

«Лисенок» попался через три дня.

Когда Петунья подошла к ловушке, он уже не пытался вырваться, только изредка взмахивал длинным рыжим хвостом. Но ловушка держала крепко: тощее мальчишеское тельце едва дергалось в обрамлении ярких светящихся лент магических потоков, некоторые из которых пронзали его насквозь. Чи-лао бросил резкий взгляд на девушку (увы, она не смогла совладать с лицом и торжествующе улыбалась) и яростно забился в путах, безнадежно и отчаянно.

Петунья не отказала себе в удовольствии: неспешно походила вокруг поверженного врага. Само предвкушения продолжения доставляло ей немыслимой удовольствие. Наконец она остановилась напротив его лица и пристально посмотрела в глаза «братцу».

— Что? — не выдержал он.

Невольно она почувствовала, что подражает манере Снейпа, который именно с такими интонациями — неспешными, вкрадчивыми, почти нежными — обращался к пойманным нарушителям режима в Хогвартсе:

— Добрый день, братец Чи-лао. Ты помнишь, в нашу недавнюю встречу я обещала тебя выдрать?

— Но это неправильно!.. — завопил тот.

Петунья деланно задумалась, а потом просияла и радостно выдала:

— Считай это даром Неба!

* * *

Стегать Чи-лао никакого удовлетворения не доставляло. Скорее всего, потому, что не было должного градуса злости: коварный план по поимке оказался уж слишком времязатратным. А потом Петунья просто устала и отшвырнула хворостину прочь.

«Да ну его».

— Ну и зачем тогда? — шмыгнув носом, спросил мальчик.

Девушка вздохнула:

— Глупая идея, что можно кого-то так исправить. Раньше не помогало, и сейчас все так же. Другая страна. Другие традиции. И те же проблемы.

Она начертила пару символов на ловушке, и путы спали, отпуская «братца лиса» на свободу. Вопреки всему он не убежал, а присел рядом с Петуньей. Та меланхолично разглядывала мелок.

— Это за темницу? — спросил вдруг Чи-лао.

— И за жучков, — кивнула та в ответ.

— Прости. Я правда не знал про другое время. Думал, ты там пару дней посидишь, и спесь с тебя слетит. Руны тебе на всякий случай активировал, еду подобрал, чтобы животом не маялась.

«А, так вот почему там вода и пельмени появлялись».

— Драли тебя мало, — махнула рукой девушка, чувствуя, как злость оставляет ее.

— А меня и не пороли никогда. Хотя кого другого и палкой могли.

«Живодеры».

Помолчали. Потом мальчик не удержался от любопытного вопроса:

— А с кем раньше не помогало?

Петунья задумалась. С одной стороны, рассказать не жалко, с другой — может он использовать это знание ей во вред? Едва ли, если рассказать расплывчато и общо.

— С племянником. Остался на моем воспитании, а я не тяну это. Долго думала, за что же его ко мне-то сослали? А потом познакомилась с его отцом. Вроде и человек не злой, и герой войны. А из-за дурости своей совершенно невыносим.

Чи-лао мрачно нахохлился, но не убежал.

— И знаешь, что самое мерзкое? Мир-то тесен. Племянник мой куда не приходит, все в нем отца видят — шалопая и разгильдяя.

— Героя войны? — не поверил лисенок.

— Так героем-то он несколько месяцев был. А оболтусом — всю жизнь.

Обратно они шли вместе. Видимо, ей удалось подобрать ключик к маленькому негоднику: Чи-лао больше не пытался навредить, наоборот иногда прибегал просто посидеть поболтать о разных пустяках. В свою очередь, она также стала относиться к нему гораздо теплее, не позволяя себе никакой снисходительности или высокомерия.

* * *

Удивительное дело, но Петунья поняла, что скучает по Снейпу. По тому надежному другу, чья неизменная поддержка в любых делах выручала ее на протяжении нескольких лет в новом времени. И пусть преподаватель из него был не слишком хороший — излишне требовательный и жесткий, он быстро выходил из себя. Но в общении с равными эти черты характера, дополненные молчаливой надежностью, делали его удивительно привычным, как привычна бывает правая рука. Вроде и не задумываешься — пока рука есть, все хорошо. И лишь в разлуке...

Хотя бывало, что общение раздражало ее до трясучки. Она регулярно писала ему через зачарованный блокнот. Вокруг было столько необычного, что вопросов, о чем писать не возникало — Северус был настолько жаден до любого знания, что интересовало его буквально все. Особенно его заинтересовал «зоопарк» мастера Линя. Наставник был весьма известен в Китае и за его пределами, и часто ему дарили диковинных животных, которые селились в окрестностях деревни и мирно сосуществовали с людьми и друг с другом. Петунье доводилось видеть, как по тропинкам скакали трехпалые жабы, плыл по воздуху змееподобный китайский дракончик, как, играя в салочки, детишки прыгали по панцирям громадных черепах, ребята постарше беседовали с мудрым рогатым львом Байцзэ, а над деревьями летали бииняо — две утки со сросшимися крыльями. По слухам раньше был даже феникс, но в последний визит мастер Цейгергоффер приехал с одним британским другом, который уговорил огненную птицу отправиться на Туманный Альбион с ним.

Петунью больше всего впечатлил цилинь — довольно гармоничное существо, похожее на чешуйчатого оленя с головой дракона. Из-за окраса — зелено-голубого — и рогов, похожих на голые ветви деревьев, заметить его в чаще было не просто. Но заметив, девушка уже не могла отвести взгляда от его удивительно гармоничных движений: казалось, цилинь плыл по траве, не приминая ее. А когда он подошел поближе, она почувствовала поразительное спокойствие и умиротворенность [8].

На территории зоопарка свободно валялись перья, чешуйки и шерсть диковинных животных. Памятуя о чудных ингредиентах зельеварения и будучи во власти восторга от встреч, она описала зоопарк Северусу, особое внимание уделив цилиню.

Э. — Что из этого тебе интересно?

С. — Цилинь. Достань мне его.

Э. — Как?

С. — Просто ударь аккуратно камнем по голове и наложи стазис.

Петунье понадобилось несколько раз перечитать эти слова, чтобы осознать.

«Наверное, там в другой части света он плотоядно облизнулся».

Э. — Северус, ты с ума сошел?! Кто мне даст разорить этот зоопарк. И потом он просто красивый, мне его жалко. Вот если тебе шерсть или там перья нужны были, то, что просто так валяется. Это я могу собрать.

Задумался.

С. — Все давай. И не забудь гуано.

Э. — Что?

С. — Экскременты.

«Наверное, развалился на кровати и снисходительно так мне пишет… Что ему надо??»

Э. — Зачем?

С. — Ты просто не представляешь, какие возможности в нем сокрыты.

«И представлять не хочу».

Петунья сердито захлопнула блокнот.

«Чтоб тебе икалось, чертов фанатик зельеварения!»

* * *

Рутина обучения была изнурительной: один месяц сменял другой, а прогресса в достижении Дара Неба не наблюдалось. Петунье казалось, что груз высоких целей и непомерных задач клонит ее к земле, поднять взгляд от которой становилось все труднее.

Зима в Китае выдалась под стать ее настроению — ветреная и снежная. К счастью, Петунья еще осенью поставила небольшой телепорт к Жемчужной темнице, в противном случае она рисковала остаться без ставшей такой привычной комнаты для специальных стажировок.

Поскольку зимой с прополкой возникали обоснованные сложности, мастер Линь призвал ее развивать свое тело. Признаться честно, Петунья была далека от спорта в любом виде, поэтому эту часть обучения воспринимала как тяжкую провинность. Видя ее унылое прилежание, наставник не сильно настаивал.

Взамен девушка открыла для себя красоту начертания рунных символов посредством кисти и чернил. Как она ни билась, но красивый иероглиф нарисовать не получалось, хотя каллиграфии она уделяла немало времени, но зато у нее получались рисунки в русле классических китайских сюжетов. Помимо этого она пробовала рисовать привычные ей руны кисточкой: сначала это было не просто, тем более мастер Линь требовал, чтобы любой нарисованный ею значок был красивым. Чернила постоянно капали в ненужных местах, кисть так и норовила оставить лишний мазок, а указательный палец, казалось, навсегда изменил свой цвет.

Но к концу зимы она вполне освоилась, и чернильные руны не уступали карандашным.

А потом пришла весна. Склоны гор разукрасили яркие цветы, в воздухе пахло новой жизнью. И на обратном пути из Жемчужной темницы Петунья увидела поразительную картину. На краю тропы цвело небольшое сливовое дерево. Казалось удивительным, что в суровом краю есть место для изысканного и хрупкого растения. Листьев на нем еще не было, и темные ветви были буквально усыпаны яркими красно-белыми цветами.

И вдруг ее накрыло.

Эти нежные цветки, пахнущие свежим ароматом весны и жизни, этот пьянящий пронзительный горный воздух, эта тропа под ногами, вымощенная крупными камнями. Она поводила головой вокруг: все было другим. Как будто с глаз сорвали повязку, а из ушей и носа вынули затычки. Она присмотрелась к одному из цветков: и словно видела, как токи жизни пульсируют по ветвям к краям лепестков, как те слегка подрагивают, дыша в такт природному ритму, и шелестят мелодию весны [9].

Опьяненная своим открытием, она прибежала к пагоде мастера Линя, вмиг взлетела по лестнице в его покои и замерла перед наставником, счастливая и ошарашенная. Тот не выглядел удивленным, слегка улыбнулся, от чего вокруг глаз разбежались лучики морщинок, и медленно кивнул.

Ошалевшая Петунья развела руками, словно пытаясь сказать: «неописуемо!» и побежала дальше. Как сумасшедшая она носилась от дома к дому, от дерева к дереву, от цветка к цветку и впитывала, вдыхала, вживалась в эту весну.

Ближе к вечеру она подуспокоилась, присела отдохнуть и посмотрела на китайскую рунную связку. Сегодняшнее открытие сказалось и на ней. Прежде бессмысленный и тяжеловесный набор значений превратился в изящный рисунок живой лозы. Она неуверенно проследила его пальцем: как гармонично, как правильно…

Как она была наивна! Ведь она думала, что руны прядут — вписывают в канву вязи. И сама чертила именно такие руны: подстраивая символы под свои нужды, укладывая их в прокрустово ложе связки. Ан нет! Вязь живая, она дышит своей особой жизнью и сама говорит, какие руны ей нужны и как они могут расти, из простых линий проклевываясь в сложный узор. И в лежащую перед ней связку так и хотелось добавить лишний завиток, чтобы вся живая конструкция стала еще краше, еще изящнее.

Рука сама потянулась к кисти. Взмах, мазок, петелька, точка. Внутренняя гармония каждого символа притягивала взгляд, не давая отвести глаз. Усилием воли Петунья глянула на карандашные символы и поморщилась: слишком силен был контраст между живыми рунами и мертвыми символами магии, заключенной в оковы.

Девушка поймала себя на мысли, что она невольно улыбается: как просто и как… непривычно. Ей вдруг вспомнилось, что такое состояние называли озарением: и, правда, это было как после долгой ночи увидеть зарю нового дня. Петунья уже не боялась себе в этом признаться: Китай сделал ее другой.

* * *

После случившегося озарения учеба шла как по маслу. Все задания получались легко и непринужденно, новые символы легко заучивались, и даже если Петунья ошибалась в завитке, посмотрев новым взглядом на всю связку, она понимала, как исправить свой просчет.

И тогда мастер Линь стал приглашать ее для совсем других занятий. Говорил он по-прежнему мало, но на каждом занятии они подолгу изучали что-либо новое — артефакт, картину или просто любовались красотами природы. При этом для обучения ему вполне хватало окрестностей родной деревни. Накануне одного из последних занятий он выдал девушке для чтения свиток с описанием Летящего водопада. Это странное явление имело место в одной из пещер Тибета: вода в нем падала не вниз, а взмывала вверх. Словно некий могучий маг записал явление водопада на пленку и запустил обратный просмотр.

Для объяснения этого феномена наставник даже перешел на английский, объяснив, что такие специфические термины ее переводчик с китайского не потянет.

— Это выход петли, — пояснил мастер Линь, проводя тонким пальцем по картинке Летящего водопада. — Совсем рядом там комната, схожая с Жемчужной темницей, где время течет вяло и неспешно.

— А такой водопад есть и около Жемчужной темницы? — заинтересовалась Петунья.

— Не водопад, но есть.

Девушка задумалась.

— Ты же училась в Хардангере, — мягко намекнул наставник.

Она замерла, а потом подняла на учителя расширенные от удивления глаза:

— Временная лакуна.

Тот медленно кивнул:

— Живая. Всегда живая. Время в ней всегда течет, и всегда по своим законам. Там не действуют часомеры, оттуда нельзя просто переместиться. Попав в течение другого времени, ты следуешь ему покорно, как опавший с дерева лист.

«Не сказать что сильно покорно, но плыву, куда деваться».

— Разве нет другого способа выйти из временного потока? — уточнила Петунья.

— Кроме как ждать, что твой листик вынут из воды? — мастер Линь посмотрел задумчиво на рисунок, — Мой отец рассказывал, что давным-давно один мастер освоил Узы пустоты. Он вывел реку времени к озеру, где она замерла, зеркалом отражая лунный свет. И там он познал Дао.

Философские вопросы бесконечного Дао, который никуда не торопится и поэтому везде успевает, не внушали оптимизма. И потом мысль остановить время, чтобы оказаться, в когда хочешь, казалась излишне... кощунственной что ли. Но теоретические выкладки можно и потом обдумать.

— Остались ли записи этого мастера? — спросила она мастера Линя.

Тот внимательно посмотрел, словно сомневаясь в полезности такого знания. Но все же медленно кивнул.

* * *

Последний напутственный урок проходил в необычном формате. Не было свитков со старинной мудростью, напротив, вопреки всем прежним традициям мастер Линь сам рассказывал.

— Течение времени сильно, и все мы неизбежно следуем ему. Бывают те, кто хочет переиграть время. Они зачерпывают горсть с берега — павшей листвы, травы, песка, камней, — и бросают ее в воду. Река течет. Ей нет дела до людской глупости.

Мастер развел руками, словно пытаясь показать отсутствие границ последней.

— Но бывает тот, кто приходит к реке с рабами и лопатами: и покорные жесткой воле те строят новое русло старой реки. Такого человека зовут Властелином. На западе его обычно называют Лордом Судеб.

Что-то тренькнуло на краю памяти Петуньи, что-то смутно знакомое.

— Властелин так верит в другое русло реки, что ломает старое под него. Но ломает он не только русло, но и всех, кто в нем живет, включая себя… В твоей родной Британии один из Властелинов собирает своих рабов и выдает им лопаты.

Наставник поводил руками в широких рукавах халата, словно ему стало зябко:

— Недавно у нас гостил мастер Цейгергоффер вместе со своим английским другом. Тот вполне мог стать Властелином, но раскаяние за смерть близкого человека не позволило ему доломать себя. Видя его скорбь, Фоукс отважился разделить с ним это бремя. Этот друг не сможет на равных выйти против Властелина, но у него хватит решимости кинуть немало горстей: во Властелина, в его рабов, и даже в реку.

«Сила веры завораживает. Но неужели только разрушение может быть ее целью?»

— Вы не будете вмешиваться, мастер?

— Нет.

— Пусть не действием. Разве вы не можете сохранить русло силой веры?

Наставник покачал головой:

— Новое русло изменит чьи-то судьбы и жизни, но Небо останется неизменным. Мастера Китая верят, чтобы этот мир не рухнул.

Невольно она содрогнулась.

— Мастер, почему мы об этом говорили?

— Меня просили рассказать тебе.

— Просили? Кто?

— Мой отец. Его дух пришел ко мне в зеркале воды.

«В последнее время покойники слишком злоупотребляют таким способом общения».

— Мастер, а демоны могут придти в отражениях? — Петунье не хотелось так думать, ни капли. Но тенденция начинала настораживать.

Наставник свел руки и прижал сомкнутые ладони к губам в знак глубокой задумчивости. Потом вновь спрятал их в рукава халата:

— Мир духов обманчив. И доброму мужу не следует легко верить его явлениям. Но если Небо желает предостеречь, оно направит дух того, кого муж почитает. Небо предостерегает меня и тебя моими устами. Древние говорили: «Не зная воли Неба, нельзя стать благородным мужем», — он помедлил и добавил, — Благородный муж боится велений Неба [10].

Петунья смешалась, не зная, как реагировать на последнюю фразу. В тишине они просидели еще с полчаса.

На этом молчании ее обучение в Поднебесной было закончено.

* * *

Примечание:

1. Путь к Жемчужной темнице: http://www.pichome.ru/pI6

http://www.pichome.ru/pIH

2. Водопады в Шаньси:

http://www.pichome.ru/pIV

http://www.pichome.ru/pIs

http://www.pichome.ru/pI7

3. Дороги в Шаньси: http://www.pichome.ru/pI8

http://www.pichome.ru/pIF

http://www.pichome.ru/pIP

4. Население Китая достигло отметки в один миллиард жителей только в начале 1980-х.

5. Кицунэ — японский термин, в Китае скорее скажут хули-цзин (спс Shamaona). Но слово кицунэ мне нравится больше, это, видимо, переводчик мастера Линя так чудит. :) Про кицунэ взято, главным образом, отсюда: http://www.bestiary.us/kicune

6. Показать свой хвост — (китайская поговорка) то же, что и показать свой характер.

7. Руны на сковородке special for Viktoriya Jimenez. Я все помню! :) Сковородка, конечно, вок. На самом деле в правильном воке при соблюдении технологии не подгорает и без волшебства.

8. Упоминаются китайские мифические животные. Аутентичность на основе народного фольклора и википедии.

9. Слива Мэйхуа в Китае и правда цветет на голых ветвях еще в феврале. http://kedicikzuberlin.livejournal.com/14137.html Сюжет часто используется в китайской (и японской) живописи, где породил самостоятельную технику, напр.: http://www.pichome.ru/pIc

10. Некоторые высказывания мастера Линя в отношении Неба взяты из высказываний Конфуция.

Гостиная львов встретила ее привычным гулом и радостным «ага!» Мэри. Не мешкая, она подскочила к Петунье и вперед всех приветствий огорошила:

— Не вздумай заходить в нашу спальню!

— Там сюрприз? — улыбнулась Туни. Все-таки она скучала по этим девчонкам.

— Там твоя рунная магия, будь она неладна.

Ошарашенная неожиданной злостью собеседницы, Петунья аж отступила.

— И не смотри на меня так. Именно я была в комнате, когда она схлопнулась.

— Это как? — не поняла Петунья.

— А вот так. Сижу я в общей части, книжку читаю, Алису жду. Ветер сильный дует, аж окна скрипят. Вдруг чувствую странное такое напряжение, словно давит что-то. Я чтоб не отвлекаться Протего Тотталум накинула. И вдруг хлопок такой. Прям ХЛОПОК. И всё: все потоки магии с ума сошли, по помещению будто стадо взрывопотамов пробежалось, дверки твои и комнатки за ними совсем пропали. Не поверишь, по такому поводу даже МакКошка к нам зашла! Еще с ней Дамблдор приходил, головой покачал, помещение опечатал. И теперь мы в другой комнате спим: одной на всех, но нормальной.

«Маги укоряют меня в ненормальности. Какая ирония!»

— Да ладно тебе нагонять, Мэри, — перебила подскочившая Алиса, — Тебе же директор сказал: опасности для жизни не было. Да и вещи только сквозняком после схлопывания растрепало.

Мэри сердито засопела и предупредила Петунью, потрясая пальцем почему-то перед носом Алисы:

— Я категорически против любых игр с пространством. Уж как-нибудь поставлю заглушку от храпа!

Алиса прикусила губу, чтобы не рассмеяться и успокаивающе покивала головой. Когда продолжающая ворчать Мэри отошла, она наклонилась к Петунье и тихо прошептала:

— Мы антимальчиковые чары обошли. Пришлось Фрэнка срочно за пологом прятать, а то она бы всем растрепала, — Туни ошарашено уставилась на подругу, лихорадочно прикидывая сколько той лет, что она уже парня в спальню приглашает. — Да дурачились мы. Ну и поцеловались разик, — отмахнулась Алиса. — Он же весь из себя правильный, неприступный, хуже Джанджиры.

Поуспокоившаяся Петунья недоуменно подняла бровь (долгие тренировки перед зеркалом в Жемчужной комнате все-таки возымели успех).

— Крепость такая, считалась самой неприступной, — пояснила Алиса, — Фрэнк рассказал.

И эта отсылка сказала Петунье об их отношениях больше чем признание в поцелуе.

* * *

Уже ночью она долго не могла уснуть. Несмотря на отсутствие карьерных амбиций, Петунья была честолюбива — то, что она делала, должно быть сделано безукоризненно. Если стригла газон, то он был безупречной длины; если убиралась по дому, то до зеркального блеска; если готовила пудинг, то так чтобы только приличия не позволяли гостям вылизать тарелку. И тут такое!..

Она рисовала себе картины этого события, и ей казалось, что это не подпространства схлопывались до изначальной формы, а кто-то невидимый, мерзко похихикивая, щелкал ее по носу. «Какая же ты ведьма?» — казалось, говорил он, — «Ты обычная ряженная маггла, да еще и неуч». Вдобавок, на душе скребли кошки из-за понимаемой задним умом опасности подпространств.

«А если бы Мэри была в этот момент в лакуне?»

Беспокойным сном Петунья забылась уже ближе к рассвету.

* * *

Утром выяснилось, что Дамблдор опечатал комнату не по собственной инициативе, а по просьбе мастера Цейгергоффера, у которого просил совета. Наставник экспрессивно порадовался творческому почину, велел закрыть комнату, а ученице выслал сумку и огромное письмо. Последнее оказалось от куратора Бааль-Шема и содержало весьма подробные инструкции по использованию проекционного телева.

«Теле-что?»

Сначала Петунья решила, что этот загадочный телева поможет ей понять ошибку в конструирования подпространства. Но чем больше она углублялась в инструкцию, тем меньше понимала.

В сумке лежал большой изукрашенный рунными узорами плед, по периметру которого имелись небольшие круги. По инструкции плед полагалось расстелить на полу, положить рунные камни на соответствующие им круги, повернув нужной стороной. Затем маг ложился в центр получившейся пентаграммы, клал самый большой камень на солнечное сплетение и активировал руны.

«Видимо, это новый способ выхода в астрал за высшим знанием».

Попытку Петунья откладывать не стала: помимо уязвленного самомнения ее здорово тяготила необходимость подстраивать свой график под ритм жизни подруг. И для пробы воспользовалась готовой схемой, сопровожденной припиской «Бааль-Шем».

Ощущения при активации были странные: сильно кружилась голова, и Петунье казалось, что она падает одновременно вниз и вверх, а еще ее, как осенний лист, кружит по ветру в причудливом танце. Это продолжалось с полминуты, а потом серый камень Хогвартса сменило огромное, во весь потолок зеркало, в котором отражалось какое-то привидение. Петунья недоуменно заморгала: видение не изменилось.

«Как-то я по-другому себе астрал представляла».

Она села и огляделась: это был однозначно не Хогвартс. Некий довольно большой кабинет с массивным столом и громадными зеркалами на потолке, стене и полу. По прозрачным гладям иногда пробегали солнечные искорки, и, прищурившись, Петунья увидела рунные знаки, нанесенные золотистой витражной краской.

Тут незамеченная за блестящей обстановкой дверь распахнулась и вошел Бааль-Шем. В первый миг, Петунья не поняла, что ее так поразило, а потом сообразила: он не отражался в зеркалах. Нет, конечно, все в Академии знали, что он и мастер Цейгергоффер вампиры, но одно дело умозрительно знать, а другое — воочию наблюдать.

— Здорово. Как самочувствие? — он стремительно подошел к девушке.

— Здравствуйте, куратор. Зеркала, а так… — она помазала рукой, показывая, что все хорошо.

— Без зеркал никак. Это стабилизаторы проекции. — И, видя удивленный взгляд Петуньи, обвел широкий жестом комнату и продолжил воодушевленно, — Это мое изобретение: проекционный телева (от греческих слов «далеко» и «быть»). Это не какой-то унылый телефон, меняющий голос до неузнаваемости. Ощути разницу.

Он схватил лист бумаги со стола и вложил Петунье в руку. Несмотря на то, что отражения со всех сторон упорно уверяли ее в призрачной форме, суть осталась вполне телесной: под ее пальцами лист смялся в гармошку. Пока ошарашенная девушка разглядывала наглядный пример материальности, Бааль-Шем счастливо, по-мальчишески, рассмеялся, и, приняв важный вид, начал вещать:

— Идея подобного изобретения посещала меня давно. Круг общения мага-ученого совсем узок, большая часть коллег живет за тысячу миль. Вдобавок, к сожалению, за редким изъятием они не вампиры.

Полупрозрачная бровь взлетела вверх отработанным жестом.

— Красивый жест, тебе идет, — прокомментировал куратор. — Вампирам доступен Теневой путь: шагнув в любую тень здесь, через миг можно выйти в другую тень, хоть на другой стороне планеты. Или не выходить, а встретиться и все обсудить прямо там, в тенях. Увы, кроме нас никому другому этот путь не доступен… — Бааль-Шем развел руками, но не дал сбить себя с мысли, — Но главная проблема в том, что для совместных исследований обычных средств связи не достаточно, особенно если идет работа над сложным ассиметричным рунным рисунком. Мои коллеги из Мачу-Пикчу обожают править связки по ходу обсуждения, а после него даже не помнят, что хотели изменить. К сожалению, современные законы не очень любят вампиров и не позволяют устраивать выездные сессии. А проекционный телева позволит в будущем общаться волшебникам из разных стран: делиться идеями и открытиями, на ходу вносить в них исправления и дополнения.

Воодушевленный куратор казался моложе своих лет, словно сбросив годы разочарования и одиночества, Петунья даже невольно залюбовалась им. На краю сознания мелькнула и пропала мысль о возможных отношениях.

— А как принести записи с собой? — спросила она, силой удерживая мысль в рабочем русле.

— Никак, — грустно признался Бааль-Шем. — Увы, этот момент является основным камнем преткновения. Единственное, что приходит в голову, это пергаменты, зачарованные на отражение друг друга. Заранее вычерчиваешь на таком свои руны, а после проецирования работаешь с его двойником, с которого все отзеркалится обратно.

«Не слишком удобно, и требует большого доверия. Одно дело — принес свои заметки, на месте поправил и унес обратно, другое — высылать все наработки коллеге и… конкуренту».

— А теперь признавайся, какая нелегкая тебя занесла?

Петунья, запинаясь, обрисовала проблему, как понимала. А понимала плохо, потому что в опечатанную комнату Дамблдор ее не пустил.

Бааль-Шем закатил глаза и демонстративно хлопнул себя ладонью по лбу:

— Эванс, у тебя же высшие глаза, ну как можно такое не заметить?!

Петунья хлопала ресницами и честно не понимала.

— Хогвартс, Эванс, — пояснил куратор, и тут же спросил, — Какой он?

Девушка вспомнила безумное мельтешение потоков силы, ритмичную пульсацию, соотнесла со своими выводами после последней стажировки и прошептала:

— Живой.

— Вооот, — торжественно поднял палец Бааль-Шем, — А живое не терпит насилия над своей природой. Если в башне нцать кубометров, не надо впихивать туда еще 5 раз по нцать. Какое-то время твои узоры как распорки торчали у него в горле, а потом Хогвартс откашлялся и эту кость выплюнул.

«Прям так осознанно? То есть могут быть кости, которые он сам будет удерживать?»

— Мастер, а насколько разумна такая жизнь? — уточнила Петунья.

Бааль-Шем сел на стул, привычно качнулся на задних ножках и затянулся от невидимой сигареты:

— Я бы сказал, что это квазиразум. Но мастер Цейгергоффер считает иначе: он полагает, что длительное влияние большого потока силы меняет любой предмет или даже целую местность. Долгое время он (или она) впитывает в себя магию, а заодно накапливает некий объем знаний. Наконец, происходит самоосознание. И тогда у такой жизни появляется желание самостоятельно существовать, для чего она может даже предпринимать действия по контролю источника силы. Затем потребность в развитии: как экспансионной, так и эволюционной. В целом, ее поведение сложно прогнозируемо: у нее свои цели и задачи, большая часть которых магам не понятна. Но бывают случаи, когда Магия обращается к своим сторонникам (кто-то говорит, служителям) с просьбой.

Петунья невольно сглотнула и пробормотала:

— Например?

«У меня сейчас начнется фобия зеркал».

— Брось стада свои, возьми посох сей и выведи мой народ из Египта. Или начни учить всему подряд парня, чтобы он мог выдернуть меч из камня. Или слепи из глины куклу, нарисуй на ней символы и назови ее Голем, — Бааль-Шем развел руками, выражая все свое недоумение. — Для современников все это звучало, мягко говоря, дико, но что самое странное, эти призывы сработали. В итоге, заикающийся пастух вывел 12 колен из египетского рабства, поросший шерстью друид стал наставником короля, а из плохой глины и кривых символов получился самый разрушительный артефакт всех времен и народов.

— Всегда так грандиозно? — уточнила Петунья, напряжение отпускало ее.

— В масштабах не меньше страны, — подтвердил куратор.

Девушка с трудом вернулась к первоначальной теме:

— То есть в местах силы нельзя создавать подпространств?

— Можно. Более того, если и дальше собираешься заниматься магией времени, именно там и нужно тренироваться: потоки силы схожи во многом с рекой времени.

— И как? Уговаривать? — Петунья невольно улыбнулась.

— Сразу сделай табличку «шарлатанка» и не позорь мои клыки, — отмахнулся Бааль-Шем. — Вернись к основам: в основе любой рунной связки лежит?..

— Расчет, — заученно ответила она.

— Советую особое внимание обратить на мелок. Для создания пространственных лакун мастера создают особые мелки: для каждого подпространства отдельный.

Петунья представила объем задачи и ошарашено округлила глаза.

— А ты как хотела? Это самый сложный из разделов рунистики. Советую найти гения от зельеварения и подкупить его, да хотя бы натурой, чтобы он начал фонтанировать идеями по кристаллизации новых мелков. Будешь задавать параметры, а он будет подгонять составы под твои идеи. Заодно личную жизнь наладишь, — и он добродушно подмигнул.

Петунья в шоке уставилась на куратора. Тот засмеялся:

— Да ладно тебе. Уже вся Академия обсуждает, как один Принц за тобой в Хардангер ездил с инспекцией. А потом, не получив весточку о прибытии в Шаньси, проклял мастера Цейгергоффера, от чего по его телу фурункулами было написано «За небрежение о студентах».

«Это все… Снейп?»

— Не делай такие глаза. А то я испытываю желание достать твою ведомость и написать «идиотка» вместо всех отметок, — скривился вампир. — Иди уже.

Он махнул рукой, перед глазами Петуньи закружились множественные отражения призрачной фигуры, от чего она вынужденно зажмурилась. А когда открыла глаза, обнаружила себя в комнате в Хогвартсе — на пледе и безусловно телесной.

* * *

За завтраком Поттер наглядно продемонстрировал, что за неполный год разлуки его навыки общения не претерпели качественных изменений. Неспешно отрезая кусочек бекона, он доверительно вещал Блэку с таким расчетом, чтобы его слова услышала сидящая неподалеку Петунья:

— Непростое это дело — колдовать. На днях приходила Кэролайн и жаловалась, что у нее даже Протего не получается. Эти недалекие доходяги из змеиного логова верят, что все зависит от чистоты крови. А я так полагаю, дело в другом. Вот, что может наколдовать миловидная девушка: чары, трансфигурацию, руны? Ничего. У девушек другое предназначение: красота, нежность. И, напротив, у парней прекрасно получаются все чары. У мужчин вообще все работает.

В целом Петунья, конечно, не верила в равенство женщин и мужчин, предпочитая отдавать на откуп последним все хлопоты по обеспечению семьи. Но такой махровый шовинизм ее покоробил. Не сдержавшись, она едко прошептала себе под нос, впрочем, достаточно громко, чтобы парни ее услышали:

— Это только до известного возраста.

— А? — поперхнулся Поттер, сбитый с мысли. Потом повторил услышанную фразу себе под нос, осознал и ошалело уставился на Петунью. Блэк проникся быстрее и начал негромко похмыкивать. А вслед за ним и все гриффиндорцы, находившиеся в пределах слышимости. Алиса даже вынуждена была спрятать лицо в ладонях, ее плечи затряслись, и она сдавленным от сдерживаемого смеха голосом пробормотала:

— Пользуйся оказией, пока можешь, Поттер!

Взгляд Оболтуса выражал восхищение на грани с шоком, что одновременно и льстило, и раздражало.

«Черт-те что! Кто меня за язык дергал?»

* * *

Снейп молча созерцал, как девушка достает из безразмерной сумки мешочки с ингредиентами, расставляя их по огромному столу.

— Вот кстати, — обронил он вдруг, — давно хотел тебя спросить: а что ты будешь делать, когда вернешься?

— А? — увлеченная процессом Петунья недоуменно подняла голову.

— В смысле, забудешь ли свои… приключения? — опять этот вкрадчивый голос.

— Как можно забыть несколько лет жизни? — сердито дернула плечом Петунья.

Тот пожал плечами, словно не желая спорить по пустякам:

— Ты откажешься от магии, вернувшись к идеальной длине газона? Или возьмешь звучный псевдоним и начнешь писать мемуары о своих злоключениях, — он голосом выделил первую часть слова, — под видом приключенческого романа? Или станешь рисовать несложные руны по готовым схемам втихаря по ночам, а днем лицемерно уверять, что у тебя бессонница?

Невольно содрогнувшись, Петунья пожала плечами:

— Готовые схемы не предел мечтаний.

— А что предел?

Она ожидала насмешки, но нет — Снейп смотрел серьезно, испытующе.

— Создавать, творить. Что-нибудь столь же прекрасное и гармоничное, как цветущая слива, — против воли девушка вздохнула, вспоминая пронзительную красоту, увиденную в Китае.

Северус молчал, медленно водя костяшкой указательного пальца по губе.

Петунья вернулась к мешочкам.

— И как ты собираешь воплощать эту задумку? — уточнил он медленно. — Творение дело не простое, хуже ревнивой жены: конкуренции не терпит, спешки не любит.

Девушка замерла, и, упорно поджав губы, продолжила сортировку. Но Снейп не отступал, продолжая загонять в ловушку вкрадчивым голосом:

— Значит все-таки втихаря и по ночам? А если муж, не вовремя вздумает водички попить, что тогда? Изображать смущение и лунатизм? Или есть руны на стирание памяти? Этого ты хочешь? Это твоя семья, Петунья?!

Делать вид, что занята делом, уже не получалось. Она дрожала, так что руки ходили ходуном, и с трудом сдерживала слезы. Наконец, совладав с собой, тихо ответила (голос все-таки дрожал):

— Я не знаю.

— Прости? — мягко уточнил Снейп. — Повтори, я не расслышал.

— Я не знаю! — выкрикнула потерявшая над собой контроль Петунья, — Я не знаю, ты чертов одиночка! Я так скучаю по Дадли. Но при этом боюсь даже подумать, как это вернуться туда в тихий мирок: с постоянными шоу по телевизору, от которых за милю несет постановкой и лицемерием, с постоянными сплетнями о жизни не далее двух кварталов, с ежевечерними разговорами о дрелях… — Она невольно начала всхлипывать, -Ты бы только знал, как я ненавижу эти чертовы дрели! Да, я знаю, они основа благополучия моей семьи, но они же украли у меня моего Вернона, каким он был, когда мы только познакомились. Но я должна. Должна вернуться!

— Кому? — спокойно спросил Северус.

— Сыну! И еще мужу. Брачные клятвы. Слышал о таком?!

— Я даже Библию читал, — хмыкнул он. — Там еще было про то, что если тебя искушает твой глаз, вырви и его и выбрось прочь.

— Иезуитство! — отрезала Петунья, вскинувшая голову: на щеках виднелись мокрые полоски.

— Нет. Ваш брак не приведет Вас ни к чему. Ты его едва терпишь. И то, только из-за сына. Скажу тебе по секрету, как сын такого брака, — он наклонился вплотную и дыханием обжег ей щеку, — Ради сына — выкинь этот брак на помойку. Свободная и счастливая мать нужна ему намного больше мученицы во имя идеальной семьи.

Петунья смотрела на него сквозь пелену слез. Изредка, как правило, одинокими ночами, не забитыми расчетами и черчением до черных мушек перед глазами, она вспоминала свою прежнюю тихую жизнь. И вместо ностальгии и чувства потери ощущала… опустошенность. Прежний кумир, золотой телец семейного счастья, пал, и даже сын не мог наполнить пустоту пьедестала.

— Твоему сыну семнадцать? — уточнил тем временем Северус. — Я был моложе, когда потерял маму в первый раз. Тяжкий опыт. Но по мне это лучше, чем влачить унылое существование рядом с пустой оболочкой когда-то живого человека.

Поток слез грозил превысить Ниагарский водопад. Петунья ссутулилась, спрятала лицо в ладонях и перестала сдерживать рыдания. Снейп тем временем холодным истуканом замер рядом. Она вслепую шагнула к нему, и ткнулась лицом в плечо своего мучителя, своей острой и злоязыкой совести.

— Гриффиндорцы, — тоскливо потянул он, — Вечно ноют по поводу несправедливости мира. Ни в какую не желают признавать заведомую очевидность.

— Довел меня, вот и терпи, — пробормотала невнятно Петунья.

Тот скорбно вздохнул, но не отстранился.

* * *

— Зачем ты мне это рассказал? — слезный поток, наконец, прекратился, и она смогла внятно излагать.

Снейп отстранился, словно ее близость доставляла дискомфорт, и пристально посмотрел на Петунью:

— Да потому, что в Британии начинается грандиозная шахматная партия, которая силой делит всех на два враждующих лагеря. И скоро ее фигуры начнут заманивать тебя на свою сторону, уговаривая поверить в красивые идеалы, — он как-то невесело улыбнулся, — По личному опыту скажу, что если нет своей цели, легко запутаться и начать служить чуждым идеям.

«Да, мне говорили про открытие очереди на лопатки для землекопов».

— Да кому я нужна? — воскликнула она.

«Ведь не нужна же, правда?»

— Дай подумать… — деланно задумался Северус, — Единственный рунист Британии, специалист по перемещениям и наблюдению, лишенный покровителей и сильной родни. Балласт! — он развел руками, предлагая разделить свою точку зрения.

«Что-то такое про балласт уже было».

— Ты так говоришь, словно меня будут едва ли не принуждать? — потянула Петунья.

Снейп уставился на нее, как на идиотку:

— О чем ты? Подними, в конце концов, голову от своих закорючек и оглядись по сторонам. Война уже идет. Каждый день драки в коридорах, даже я не избежал дуэли. Змеи и львы дефилируют, как будто они центр мироздания, барсуки меньше чем по четверо даже в туалет не ходят! Лорд уже проставил Метки и сформировал Внутренний круг: с полгода как идут рейды.

Петунья только хлопала глазами, слушая эти откровения.

«И когда я должна была это заметить? В Китае?! Алиса и Фрэнк тоже ни о чем таком не упоминали…»

— Мог бы и написать, а не вываливать на меня все сразу, — возмутилась она.

Тот закатил глаза:

— Я тебе в каждом письме намекал…

«Ох уж эти намеки по-слизерински, когда даже отправитель не в курсе, о чем пишет!»

— Петунья, поверь мне, страусиная политика тут не поможет: все серьезно. А ты со своей головой, торчащей в песке, так и напрашиваешься на хороший пинок пониже спины.

«Да не страус я, а жираф. До меня всегда с опозданием доходит. Помнится, Лили я оплакала только пару недель спустя».

— Все-все, исправлюсь, — успокаивающе погладила парня по плечу гриффиндорка, — Давай с ингредиентами закончим, и я пойду и прилягу. Слишком много откровений для одного вечера.

На выходе им встретился Оболтус со свитой.

— Снейп, что ты за человек такой! — шутливо заявил он, но глаза метали молнии, — Как можно так с девушкой, что она выходит из класса вся в слезах?

Северус мрачно оскалился:

— Завидуй молча, Поттер! Мал ты еще, чтобы уметь утешать.

«А-а, так вот как это называется!»

Чувствуя усталую апатию, Петунья позволила довести себя до гостиной.

* * *

Там она особенно остро пожалела, что у нее нет больше своей комнаты — укромного уголка, где можно было бы забиться от всего мира подальше и всласть поплакать, жалея себя. Пришлось с максимально нейтральным выражением лица проходить в комнату, одергивать полог и прятаться за ним.

«Нормальные волшебники уже давно бы накинули чары неслышимости и спокойно ревели. А я вот дура: уже не маггл, но и далеко не маг».

Повод был и немалый. В своей излюбленной вкрадчивой манере Снейп заставил ее посмотреть на то, о чем Петунья долго запрещала себе думать: она расхотела домой. Если в самом начале ее пути в теле сестры, Петунья, не задумываясь, отдала бы всю магическую силу за такую возможность, то теперь… Даже стань она магглой вновь и потеряй возможность и дальше развивать свой рунический талант, мысль о доме не стала бы завлекательной.

Ныне ее воротило с души при мысли о том, что вместо бурной жизни, полезной работы, постоянных новых впечатлений и знаний, ее будет окружать унылое и серое болото. О нет, оно будет завернуто в красивую бумажку личного дома, вычищенного почти до стерильности, украшено видным мужем, с которым не стыдно выйти в свет, приправлено аккуратным сыном, которого ей сильно не хватало. Но такая жизнь станет медленной и размеренной, лишенной новизны и полезности. В таком состоянии, особенно на контрасте с обучением магии, легко впасть в хандру и вообще потерять стимул что-либо делать. И превратиться… ну да, ну да: «в пустую оболочку живого человека». Чертов Снейп!

И этот ее брак… Увы, с другой стороны временной пропасти в двадцать с гаком лет он перестал быть привычкой и стал тяготой. Постоянно вспоминались всякие мелочи, на которые раньше Петунья закрывала глаза: ночной храп и одышка при любом движении; неискоренимый неприятный запах изо рта. Унылое молчание в комнате, где не работает телевизор. Пустые разговоры о самых лучших дрелях в мире, о ценах и сделках. Одни и те же шутки, годами рассказываемые с неизменными интонациями. Тяжкий вздох на предложение лечь спать пораньше. Вялая плоть мужа, не ценящая ее усилий по устроенному романтическому ужину. И как результат — накопившаяся уверенность, что все дары юной влюбленности, с которыми они начинали строить совместную жизнь, были бездарно потрачены на мирские глупости, обменены на нелепые побрякушки, ярко мерцающие экранами телевизоры и многочисленные подарки Дадли, которые почти сразу ломались и сваливались укоризненной горой в детской комнате.

Если ностальгия ее и мучила, то совсем по другому Вернону: юному пытливому картежнику, сердито сопящему на ее подколку усатому парню, молодому отцу и дяде с упрямо сжатым ртом и усталыми глазами…

«И что дальше? Куда я хочу? Если назад: то возникнут проблемы с разводом, ибо наладить жизнь с Верноном я уже не смогу. Подозреваю, что он начнет звонить в приют для умалишенных, предложи я ему сходить на выставку китайской живописи или слетать чуть дальше такой прогнозируемой Старой Европы. Вдобавок, там мне почти сорок: ни особой красоты, ни спортивной подготовки. Попользованное, хоть и привычное тело. Зато все честно, все моё».

Все эти нелепые списки (слева минусы, справа плюсы, и давайте сравним, а потом осознаем, как прекрасна и удивительна наша жизнь), всегда удивляли Петунью. И вот теперь, вопреки прежнему отношению, она сподобилась к мысленному заполнению.

«А что здесь? Магическая сила, пусть и замедленная, как путь умирающей улитки. Молодость. Чудесные внешние данные, хотя веснушки немного раздражают. Своеобразное, но полезное образование. Свобода от обязательств, не считая небольшого контракта с Дамблдором. Красота! Правда в перспективе война неопределенной продолжительности, так как выходить замуж с целью увеличения поголовья Оболтусов и героически останавливать вселенское зло нелепым самопожертвованием в мои планы не входит».

Петунья задумалась. Перспективы были как-то уж слишком не равны.

«Вот только совесть моя как-то не радуется. Чужое тело, чужая сила, чужая судьба».

Так и не придя к окончательному решению, она тщательно вытерла следы слез и начала готовиться ко сну.

* * *

Примечание:

Джанджира — индийская крепость, расположенная на острове. Более двухсот лет считалась неприступной, пока неприятель, прикинувшись торговцами ликером, не проник внутрь (нечто общее с историей древнегреческой Трои). Много картинок и интересной информации: http://masterok.livejournal.com/190511.html

Витражи на зеркалах представляют собой самостоятельное направление, напр.: «Поцелуй» Климта http://www.pichome.ru/2fp или http://www.pichome.ru/2f2 Такие витражи получили вторую жизнь в эпоху шкафов-купе с унылыми зеркальными дверцами, напр., тема павлинов: http://www.pichome.ru/2fA Просто бонусом витраж по Властелину колец: http://www.pichome.ru/2fK

Бааль-Шем упоминает малоизвестные факты известных легенд. Моисей, который вывел евреев из Египта, был заикой (так что от его имени часто говорил его брат Аарон). Мерлин родился покрытым шерстью и по преданию мог превратиться в любое животное. А при создании голема использовалась необработанная глина.

Печать, наложенную Дамблдором, Петунья снимала с опаской: мастер Цейгергоффер никогда не казался ни паникером, ни перестраховщиком. Дверь отворилась с тихим скрипом, и девушка заглянула внутрь.

Для обычного мага и маггла помещение было совсем обычным — пустым и скучным. Наблюдательного человека мог насторожить разве что странный сквозняк, непонятно откуда берущийся при запертых двери и окнах. Но для особого зрения Петуньи в комнате царило цветовое безумие: линии и потоки разной толщины и интенсивности носились и сталкивались в первозданном хаосе.

«Вот она какая: энтропия пространства».

Им рассказывали о таком явлении, к которому иногда приводили неудачные эксперименты по стабилизации рунных рисунков. Высвобожденные потоки начинали двигаться по другим законам, зачастую неизвестным, от чего упорядочить их становилось весьма сложно, зачастую невозможно.

«Неужели таково обычное течение реки времени?»

Потоковая аномалия тяжело воспринималась Хогвартсом: то тут, то там замок пытался вжать энтропию, сузить отведенное ей пространство. Однако хаотичные потоки силы оказывали пусть и неравномерное, но постоянное давление на отвоеванный участок, так что вскоре все возвращалось к статус-кво. И проблема заключалась в том, что глаз Петуньи никак не мог зацепиться за точку отсчета — узелка, с которого можно было бы залечить эту гематому на теле Хогвартса.

«Придется по старинке: долго и сложно».

Из шкатулки, связанной с библиотекой Пражской Академии, Петунья получила несколько полезных книг и таблиц со схемами стабилизирующих рун. Будучи нанесенными на стены помещения, они укрепят естественную защиту замка и постепенно, через несколько месяцев, приведут потоки в порядок. Правда, для черчения девушка будет вынуждена войти в бывшую спальню, перед чем следовало укрепить рунами ненужную мантию — после работы в таком искореженном пространстве она все равно больше ни на что не сгодится. Но проще пожертвовать одеждой, чем собственным здоровьем.

От безумия всполохов при столкновении потоков рябило в глазах и начала болеть голова. Оценив дополнительный фронт работ («я начертила, мне и разгребать»), Петунья тяжко вздохнула и закрыла за собой дверь.

* * *

Эмоциональная Мэри ни в какую не желала слышать о рунном интерьере. Алиса и Хелена и до приезда Петуньи уговаривали подругу, но та демонстративно страдала и отказывалась давать добро на любые изменения. Конец ее причитания положил, как не странно, Фрэнк, который поразительно часто оказывался в непосредственной близости от Алисы. Он какое-то время созерцал ужимки пострадавшей, а потом отвернулся и с деланной ленцой сказал Алисе:

— Переигрывает.

Мэри осеклась на полуслове, побледнела и вышла вон чеканным шагом, ровно держа спину. Через несколько часов она вернулась прежней милой и доброжелательной Мэри.

— Слава Мерлину, — проворчала Петунье перед сном Алиса, — Я уж испугалась, что она факультетом ошиблась.

Кровати и тумбочки каждый сам себе трансфигурировал кто во что горазд, благо опыта уже хватало. Но стены решили сделать единообразными. После долгих совещаний девушки остановили свой выбор на визуализации потоков силы, проходивших в стенах. Те линии и плетения, которые обычно видела только Петунья, теперь становились наглядно очевидными любому, входящему в комнату, превращаясь в причудливые живые обои. Совместными усилиями гриффиндорки сделали так, что в зависимости от времени суток потоки выглядели то как лучи тусклого света в тумане, то как мерно колышущиеся водоросли в водной толще, то как покрытые росой паутинки, то как мерцающие на болоте гнилушки.

Петунье удалось привязать цветовой окрас «обоев» и интенсивность движения линий к движению небесных тел. К ее удивлению, расход энергии в таком случае оказывался минимальным. Девушке даже захотелось дополнительно поэкспериментировать в этом направлении, особенно вспоминая ее прежние идеи, связанные с движением лестниц по проекту аль-Бируни.

А еще и подарок однокурсниц оказался весьма близок по тематике. Ей подарили Лунную флейту — китайский музыкальный артефакт. Этот небольшой инструмент был весь изукрашен диковинными иероглифами рун. Стоило артефакту оказаться под светом луны, как он начинал наигрывать мелодию, которая никогда не повторялась. Из-за подарка Петунья не сомкнула глаз всю ночь: восхищенно вслушиваясь в дивную музыку и вглядываясь в руны, активируемые в одному мастеру-создателю ведомом порядке.

Наутро вся башня попеняла ее за эксперименты.

— Музыка — это прекрасно, — укоризненно заявил Поттер, — Но давай ты будешь заглушку ставить? Хоть иногда, но мы спим.

— Неужели так далеко было слышно? — поразилась Туни.

— Словно ты у меня над ухом играла, — проникновенно сказал Джеймс.

Петунья потупилась и обещала исправиться.

* * *

Книги о кристаллизации мелков, в том числе для создания пространственных лакун, Петунья честно просмотрела. И если при сдаче экзаменов в Пражской Академии все было понятно и очевидно, то теперь, изучая знакомые талмуды с конкретными практическими вопросами, она понимала, насколько они ограниченны. Предлагаемые там знания были весьма поверхностны и общи, составители учебников мыслили узко и шаблонно, в разительном противоречии со стоящими перед девушкой задачами. В общем, повторение ничего нового ей не открыло.

«Ответ прост: мне нужен гений».

А мысли о гении ставили в тупик. Его личность была давно и уверенно обрисована в сознании миссис Дурсль: незаменимый помощник, надежный тыл, вдобавок понимающий ее с лету. Пользовался ли он легиллименцией при общении с ней все эти десятилетия? Наверное, да. Считывал ли он что-либо сверх необходимого? Вероятнее всего — нет. Петунья была далека от наивной мысли, что внутреннее содержание какой-то там магглы-домохозяйки было хоть сколько-нибудь интересно магу, зельевару, двойному агенту.

Эти их «злоключения» перевернули мир с ног на голову, и их самих заодно. Она стала другой, Снейп стал другим, и смотреть друг на друга они тоже стали иначе. Проблема была в том, что для Петуньи Снейп оставался больше Снейпом, чем Северусом: сообщником, наверное, даже другом. Но романтических порывов у нее не было никаких. Она просто не видела в нем, таком тощем, языкастом и нечистоплотном, мужчину.

И вдруг, если верить Бааль-Шему (а с чего бы ему врать?), выяснилось, что Снейп-то ей не просто симпатизировал. Даже зная, что перед ним не Лили, он исподволь испытывал к ней нечто большее, чем к случайной попутчице во временном путешествии. Было ли это ностальгией по давно умершей подруге детства? Или он оказался привлечен внутренним содержанием Петуньи? Ответа на эти вопросы у девушки не было.

Вдобавок, если мыслить рационально, никаких активных, инициативных шагов слизеринец не предпринимал. А значит, выкинуть эти идиотские мысли из головы и идти к другу Снейпу с интересной задачей в столь любимом им зельеварении.

* * *

Надо отдать Снейпу должное, в проблему он включился почти мгновенно, если судить по уточняющим вопросам, пара из которых заставили Петунью поломать голову. Первое, что его заинтересовало, это таблица.

— Таблица соотношения ингредиентов или их сочетаний и получаемых в результате свойств. Откуда ты знаешь, что порошок лунного камня помогает в аккумулирующих рунах?

«Ты-то откуда знаешь такие тонкости?»

— Потому что он используется в качестве основного катализатора. — И тут же без паузы отреагировал, — Этой своей бровью ты дразнишься или признаешь мою неотразимость? — и выгнул свою высоко-высоко, куда там Петунье.

— Подчеркиваю неповторимую глубокомысленность жеста, — невольно засмотревшись, призналась девушка.

— Хм, — многозначительно констатировал Снейп.

«Черт! Нашла в чем признаваться мастеру бессловесных глубокомысленностей».

— Нужна таблица. Тогда ты указываешь необходимые свойства, я перевожу их в ингредиенты, а затем подбираю так, чтобы они работали вместе.

— Не просто работали, Северус. А кристаллизовались. Мне нужен мелок, а не вонючая жидкость.

Снейп задумчиво водил костяшкой пальца по губам:

— Разве те рунные котлы, что ты мне сделала, не кристаллизуют все, вплоть до простой воды?

— Готовый продукт должен рисовать, — Петунья потрясла сложенной щепотью кистью перед громадным носом. Зельевар укоризненно поднял бровь, намекая на вторжение в личное пространство, а озаренная девушка хлопнула себя по лбу:

— Я идиотка! Чернила меня прекрасно устроят. В чем-то даже больше: кистью я смогу обыграть все богатство завитков.

Взбудораженная открывающимися в связи со стажировкой в Китае перспективами, Петунья начала метаться вокруг стола с книгами, воодушевленно размахивая руками:

— Это же очевидно! Европейские рунисты слишком привыкли опираться исключительно на мелки. Но мне-то доступен гораздо больший набор инструментов. А если, допустим, полученное зелье не будет красить, можно подобрать краситель и разбавить его в конце, проследив только, чтобы они не конфликтовали. При этом мы, кстати, сэкономим кучу времени, которое обычно уходит на кристаллизацию: самая простая отнимает порядка месяца, даже при ускоренном созревании.

Снейп молча сопровождал головой ее мельтешение, наконец, не утерпел и неуверенно спросил:

— Ты употребляешь Бодрящее зелье?

— Зачем? — аж остановилась Петунья.

— Просто ты такая… — он помахал рукой, не в силах подобрать слово.

— Я всегда такая! — призналась она. — Просто сдерживаю себя.

Странный вдумчивый взгляд был ей ответом.

* * *

Поттер, казалось, только и ждал возможности переговорить с глазу на глаз. Самый его вид — дерганный, с нетерпеливым постукиванием ногой по полу — говорил, что Их Сиятельству герцогу Оболтусу Лохматейскому очень надо. Еще вчера.

— Ты ведь была в Хогсмиде? — скорее утверждение, чем вопрос.

«Ну да, с моим ритмом жизни ответ не очевиден».

— Там на отшибе стоит хижина, которую облюбовали призраки всех мастей. Так шумят, что ее даже прозвали Визжащей. Нужен туда портал. Какой-нибудь… неприметненький.

Жест бровью заставил Поттера поморщиться, видимо, нарочитым намеком на Снейпа:

— Да что-то больно много народа там шастать начало.

— Портал при желании тоже несложно найти, — задумчиво возразила Петунья.

Поттер расстроено взлохматил волосы:

— А как иначе? Аппарация и портключи не работают, местные эльфы нас не слушаются.

Девушка растерла лоб и глаза: усталость накапливалась все сильнее, мешая нормально думать.

— А сколь часто вам туда надо?

Оболтус, насупившись, молчал. Петунья обреченно посмотрела на него:

— Да сдались мне ваши секреты! Просто была одна идея, как обыграть положение звезд.

Джеймс переглянулся с Блеком, тот закатил глаза и резко покачал головой. Тем не менее, Поттер испытующе уставился на собеседницу и четко сказал:

— Каждое полнолуние.

«Отличненько! Вот я и проверю свои идеи про влияние Луны на руны».

Парень неуверенно улыбнулся, видя ее энтузиазм. Они обсудили точку входа (в начале заваленного потайного хода из замка) и точку выхода (на верхней лестничной площадке в хижине) и договорились об оплате. После чего довольный Поттер устремился на тренировку.

Вопреки обыкновению, его приятель задержался. Засунув руки в карманы мантии, он насмешливо поглядывал на Петунью.

«Спешите видеть: образчик аристократических манер».

— Наверное, любопытно тебе, так? — манерно растягивая слова, вопросил он.

Девушка мрачно созерцала парня. Вроде с момента последней стычки прошел почти год, а негативные эмоции легко всколыхнулись одним только его видом, лощено-высокомерным и нарочито небрежным.

— Между прочим, там по полнолуниям такое происходит… — Блек аж причмокнул, не в силах описать словами. Что-то было такое развратное в этом жесте: и стыдно смотреть, и не отвести глаз. — Только по полнолуниям можно увидеть квинтэссенцию достижений всех Мародеров, результат многолетних трудов. Интересно?

— Толку-то? — выдавила Петунья. — Что мне, почти сквибу, до ваших чарований?

— Неужто фантазия тебе отказала? Разве не придумала бы, как такое в руны вписать? — деланно удивился аристократ.

— Делать мне по ночам больше нечего, кроме как за вами бегать, — фыркнула девушка.

Блек понимающе ухмыльнулся, словно почувствовал всю ее зависть, отвесил легкий прощальный поклон и нарочито неспешным шагом вышел вон.

«Как мерзавец может быть таким искусительным?».

* * *

Лунная флейта стала столь же незаменима, как сумка с мелками, мышеловка или листы с карандашами для расчетов. Инструмент теперь хранился в специальном чехле, который Петунья заказала совиной почтой. Благодаря кожаному пеналу пение флейты стало почти неслышным и позволяло наслаждаться музыкой, не боясь потревожить спящих обитателей замка. Спокойные и чистые звуки удивительным образом гармонизировали ум, придавали сил в ночных черчениях.

Несколько раз Петунья замечала Филча: тот не подходил близко, делая вид, что совершенно случайно остановился неподалеку перевести дух. Но стоило ему расслабиться и поверить, что его хитрость увенчалась успехом, как он начинал негромко мурлыкать себе под нос мелодию вслед за флейтой, а один раз так увлекся, что даже начал пританцовывать вместе со своей кошкой.

Большинство учащихся откровенно не любили старика за мерзкий нрав и въедливый характер: казалось, тому доставляло удовольствие находить студенческие тайники и реквизировать их содержимое. Поттер честно признался, что Филч давно имеет на него зуб и будет целенаправленно искать портал в Хижину. Как обойти завхоза и его спутницу, Петунья пока не представляла.

В полнолуние музыка была особенно хороша: обилие света словно расширило диапазон «голоса» флейты. Заслушавшаяся Петунья замерла у окна. Ей казалось, что лунное сияние оплавляет серебром весь мир за пределами школы.

«Интересно, как выглядит Хижина в полнолуние?»

Нелепая мысль. С чего бы ей беспокоиться о какой-то заброшенной хибарке со странными стонами и воплями, которые раздаются в ней по ночам? Неужто Блек и правда верит, что из суетного любопытства, она бросит свои обязанности и побежит по улице словно романтическая барышня?

«Да нет, ну бред какой-то: далеко и дорога там плохая».

Петунья решительно отвернулась от соблазнительного окна, спрятала флейту и вернулась к приземленным трудам.

* * *

Как бы Петунья не хорохорилась, но обличение Снейпа не прошло для нее бесследно. Стоило зазеваться, и мысль нет-нет да возвращалась к главной проблеме. Девушка заглядывала в себя, искала то чувство, что лежало в основе ее брака, но вместо любви находила убогую привычку и унылое удобство.

«Где же те принципы, тот стержень, что заставляет человека поступать правильно вопреки обстоятельствам?»

По всему выходило, что комплимент от зазеркальной Лили был необоснованной лестью. На деле Петунья легко забыла свою правильность, расслабилась и поплыла по течению как послушный… балласт.

«Вернуться, чтобы утереть нос Третьему? Может, еще ребенка второго завести ему назло?»

Вконец устав от работы с непрестанным преодолением, она решила устроить себе выходной. С легкой руки Поттера обзавелась бутылкой красного вина и возмутительно малым количеством закуски. Конечно, можно было наведаться на кухню, но перебивать вкус итальянского вина пирогом с почками Петунья не отважилась. Она засела в укромном уголке, облагороженном рунным кругом тепла прямо на полу, поставила рядом бутыль вина, целомудренно запрятанную в бумажный пакет, и принялась неспешно, но обстоятельно искать истину на дне бокала.

Несмотря на успешное преодоление половины дистанции, реальность не спешила становиться терпимой, да и истина где-то заблудилась. Вместо расслабления Петунья начала впадать в меланхолию, упиваясь ранее старательно подавленными мыслями о собственной ущербности.

Услышав на фоне скорбных мыслей размеренную латынь, она было решила, что несмотря на все заверения Оболтуса вино было с сюрпризом. Но почти сразу в коридоре оказался и декламатор — толстый призрак в длинной сутане. Он перебирал четки уверенными движениями, выдающими тысячелетнюю привычку, и вещал мерным речитативом. Классическое образование, полученное стараниями мастера Цейгергоффера, позволяло Петунье узнавать только отдельные слова: что-то о направлении и утешении в час нужды.

— Монах в школе волшебников, — пробормотала она изумленно. — Оксюморон!

Призрак замер рядом, дочитал псалом до конца и глубоким голосом ответил:

— Его воля привела меня в Хогвартс и сохраняет здесь уже тысячу лет.

— Его? — уточнила зачем-то Петунья.

Обычно ее никак не трогали чужие верования, пока они не касались ее лично. Но сейчас она с большим удовольствием подискутировала бы хоть с привидением, чем продолжать угрюмое самокопание.

— Точно так, — размеренно ответил собеседник. — Вот скажи мне, юная дева, бывает ли так, что волшебник совершает ошибку?

«Сквиб, хватающий заряженный хроноворот, считается?»

— О да! — согласилась девушка.

— Чувствует ли он потом угрызения совести? Мечтает ли вернуть время вспять, чтобы исправить оплошность?

Петунья вздрогнула и мрачно посмотрела на проповедника:

— Это риторический вопрос?

— Значит, маги так же слабы и грешны, как и все люди на земле, — ничуть не обиделся неласковому приему монах. Он улыбнулся доброй и ласковой улыбкой, от чего Петунья почувствовала смущение и стыд.

— Но все эти чары, волшба… — неуверенно возразила она.

— Как раз они и убеждают нас в величии Бога, — горячо ответил призрак. — Вы читали Новый Завет?

Девушка кивнула.

— Вдумайтесь, те чудеса, что там описаны, опровергают все основы магии. В средние века маги вывели закон о невозможности сотворения или умножения пищи. А Господь накормил пятью хлебами и двумя рыбками пять тысяч человек! Замечу, что в те времена человеком называли взрослого мужчину, без учета женщин и детей, следующих за ним, то есть в действительности число накормленных было еще больше.

Петунья захлопала глазами, переосмысливая давние знания под новым ракурсом.

— Или ходьба по воде, — продолжил монах. — Метафизики простых людей и маги вслед за ними обосновали возможность крупных существ бегать по воде или летать над ней.

«Левитировать».

— Но ходить, медленно, всей тяжестью ноги давя на водное натяжение, они полагают невозможным.

«Проповедник, оттачивавший свои навыки веками… Это интересно».

— И наконец, главное из чудес. Господь умер на кресте, и множество людей свидетельствовали его смерть. А три дня спустя он воскрес: в прежнем, израненном теле, но снова живой. Способны ли маги возвращать из мертвых через три дня? Не через минуту или две? Не из обморока или комы, а именно из смерти? Не это ли главное доказательство величия и силы Творца?

Против желания Петунья прониклась. В голове правда крутилась мысль, что в Новом Завете еще не хватает доказательства вечной трансфигурации, но вроде как Мерлин имел определенные успехи на этом поприще: то ли мифические, то ли преувеличенные, то ли неверно понятые потомками.

— И зачем?

— Что «зачем»? — не понял призрак.

— Зачем он творил чудеса? Зачем умирал и воскресал? Зачем описал это все в Библии? И наконец — зачем оставил вас в таком качестве здесь?

— Чтобы каждый мог вернуться к Богу и согреться в его любви, — мягко ответил проповедник.

«Вот не надо про вернуться» — горько подумала Петунья и невежливо отхлебнула большой глоток из бокала.

— Вне Бога, — медленно продолжил призрак, сочувственно разглядывая девушку, — Мы все мечемся и страдаем, не знаем, на что нам положиться, куда приклонить главу и для чего все наши усилия. Без Бога мы мириады постепенно разлагающихся клеток, которые мчатся сквозь бесконечность навстречу неминуемой и бессмысленной гибели.

Петунья силой воли прервала воинственные мысли, которые полезли ей в голову: в конце концов, монах не желал ей ничего плохого. Да и что она потеряет, если спросит совета? Она долго смотрела в бокал и, наконец, начала говорить вину в нем свое признание:

— Я долгие годы поступала правильно, и это чувство правильности делало меня счастливой. И пусть по-прежнему стараюсь поступать правильно, пусть все мои усилия на это направлены, но душа к этому уже не лежит. Она желает расторгнуть старые клятвы и начать жить по-новому. Я чувствую себя предательницей и не знаю, как мне быть.

Толстый монах медленно покачался в воздухе, словно на невидимых волнах и неспешно сказал:

— В основе страданий Христа лежала любовь ко всем людям. И также он призывает поступать и всех нас — по любви. Если не знаешь, как быть, поступи честно и правдиво: признайся тому, с кем тебя связывают клятвы, что они больше не имеют для тебя прежней силы. И моли Бога, чтобы его любовь оказалась достаточно сильна, чтобы он отпустил тебя на свободу.

«Признаться кому: Вернону в этом времени? Или нерожденному еще Дадли? Из этого совета, кажется, мне доступен только один вариант — последний».

Петунья грустно покачала головой и вылила из бутылки в бокал остатки вина. Призрак скорбно посмотрел на отставленную пустую емкость и попробовал еще раз:

— Я давно не принимал такую исповедь, но знаю, где по-прежнему, как и тысячу лет назад врачуют скорбные души. Я служил там недолго. Эта церковь называется Рупрехтскирхе, и стоит она в городе Вена в центре Европы.

— Для магов тоже? — уточнила Петунья.

— Да, эта церковь одобрена Папским престолом и Константинопольским патриархом именно для магов, — подтвердил монах.

Петунья неуверенно хмыкнула, невольно вспоминая летний совет Пет. Но красная жидкость так заманчиво блестела, да и природная экономия призывала не переводить продукт зазря. Проповедник продолжал мелькать перед глазами после каждого поднятия бокала.

А потом после очередного глотка вместо толстой призрачной фигуры перед ней появилась тощая и материальная. Снейп иронично приподнял бровь, созерцая сидящую на рунном круге девушку, нарочито медленно скользнул взглядом по обмотанной бумагой бутылке и большому бокалу в руке.

— Имеется повод? — низким голосом спросил он.

Петунья несколько нескоординировано помахала рукой и невнятно ответила:

— Не нашла мороженого. И ночнушки подкачали.

Видимо, слизеринцы под его началом не устраивали пижамных вечеринок, поэтому Северус ее не понял:

— А призрак решил прорекламировать Рупрехтскирхе?

Толстый монах насупился, но не улетел. Девушка несколько удивленно переводила взгляд с одного на другого: полные контраста, рядом они смотрелись в чем-то даже комично. Один полный и доброжелательный, сквозь его лицо просвечивали ласка, забота и стена позади. Второй в строгой черной мантии — тощий, едкий и мрачный.

— Это место паломничества всех волшебников? — несколько обескуражено спросила она.

— Насчет всех не уверен, но даже Люциус там бывал. И Эйвери, если это имя тебе о чем-нибудь говорит.

«Ни о чем. Но судя по интонации — это из ряда вон».

— И ты? — лукаво подначила она его, делая легкий глоток.

— И я, — легко согласился он.

Петунья медленно покрутила вино в бокале, созерцая темно-красную жидкость:

— Проводишь?

Снейп на миг задумался:

— Летом.

Она резко допила вино, отставила бокал на пол и попыталась встать. С удивлением поняла, что не рассчитала свои силы: на рунном круге голова кружилась значительно меньше. Слизеринец не говоря ни слова, поддержал ее, и только так ей удалось обрести некое неустойчивое равновесие. Толстый монах поколыхался немного рядом, затем кивнул на прощание и просочился сквозь стену.

Убедившись, что она более или менее уверенно стоит, Снейп властно протянул руку в сторону бутылки и бокала, и те сами прыгнули к нему.

— Есть своя прелесть в Темной стороне Силы, — пробормотала Туни себе под нос, почему-то вспоминая один из нравившихся Дадли фильмов.

Зельевар махнул палочкой, убирая следы недавнего падения нравов, а затем галантно предложил ей руку, оставив бутылку с бокалом во второй. Петунья с облегчением оперлась на него и медленно последовала к гриффиндорской гостиной. Пользоваться Рунным путем в таком состоянии она опасалась.

Ступеньки наверх были истинным адом: высокие, неровные, они еще и убегали из-под ног, словно живые. Скорее всего, виной тому было ее не слишком трезвое состояние, потому что ранее такого поведения за ними не наблюдалось. Снейп безропотно поддерживал ее на всей дороге, а во время одной из остановок каким-то чудным заклятием отворил окно. Благодаря свежему ночному воздуху ей стало лучше.

Наконец, они преодолели последний пролет и остановились на площадке перед портретом Полной леди. Пока Петунья пыталась уверить сторожа, что несмотря ни на что продолжает оставаться гриффиндоркой и даже девушкой («ее-то какое дело?»), Северус с заметным расстройством тряс бутылкой, надеясь услышать гармоничный всплеск. Стоя на пороге открывшейся картины Петунья обернулась к нему, чтобы поблагодарить:

— Надо было предложить? — запоздало спросила она.

— Моя слабость, — признал Снейп, — Сложно пройти мимо чего-то нового и не попробовать.

Девушка расстроено развела руками.

— Впрочем, — словно говоря самому себе, продолжил слизеринец, — Еще не все потеряно.

Несмотря на свежий воздух Петунья соображала с некоторой задержкой:

— Что ты имеешь в виду?

Северус посмотрел на нее с нечитаемым выражением на лице, только в глазах и уголках губ притаились смешинки. Потом медленно наклонился и накрыл ее губы своими.

«Никаких инициативных шагов не предпринимает?»

Скорее от шока она ответила. Он почти сразу отстранился, и пристально глядя ей в глаза, медленно облизал губы. Странное дело, она уверяла себя, что как мужчина он ей не интересен, но от увиденного ее бросило в жар.

— Кьянти с виллы Антинори? Недурно, — низким обволакивающим голосом произнес он. Завороженная как кролик Петунья только робко кивнула, потом сжалась и бросилась внутрь гостиной. За спиной она услышала тихий, но отчетливый хмык.

Захлопнув за собой картину, отозвавшуюся возмущенным возгласом, девушка сползла по стене на пол, обхватила руками ноги и поняла, что ее трясет.

«Ой, я дуууура!»

* * *

Библиотека была прохладной и спокойной. Высокие полки, уставленные толстыми фолиантами, были призваны настраивать на рабочий лад гиперактивных подростков с неуравновешенными гормонами. Но даже привычная обстановка и лист со сложными расчетами не могли справиться с непреодолимым. С женскими мыслями. Наверное, самое страшное оружие женщины это не красота, не слезы, и даже не сковородка. Самое страшное — это мысли: безосновательные, нелепые, эмоциональные. Постоянно крутящиеся в голове, травящие душу и стесняющие сердце. Зациклившаяся на них, женщина теряет связь с реальностью и способна дойти до безумия.

Петунья рассеяно крутила в руках китайскую кисть для рун и постоянно возвращалась мыслями к недавнему эпизоду.

«Что это было? Нелепый флирт? Или грубая демонстрация намерений? Значит ли это, что он переиграл план в отношении Лили, примерив меня на ее место? Тогда каковы его цели? И сколь далеко он готов ради них зайти? Не попытается ли он встать на моем пути домой? Может быть, и недавний разговор имел своей целью смутить меня. А если так — могу ли я ему доверять?»

Девушка начала сильно тереть лоб, не замечая, как пачкает краской кожу.

«Где бы найти такую незыблемую почву, чтобы от нее оттолкнуться?»

— Еще чуть-чуть, и я взаправду последую совету привидения, — пробормотала она себе под нос.

Зуд на лбу стал раздражающим, ввинчиваясь вглубь головы, отдавая в виски и затылок.

«Эта краска хоть не токсична?» — запоздало подумала Петунья.

Сквозь головную боль начала биться странная мысль: о том, что ей надо не сидеть здесь в библиотеке без толку и дела, а непременно выйти на улицу. Да, на улицу, подышать свежим воздухом. Причем обязательно недалеко от озера.

Несколько запоздало Петунья сообразила, что такая безосновательная настойчивость ей не свойственна. Она начала сопротивляться, но боль только усилилась, перед глазами потемнело. Девушка сама не заметила, как встала и пошла к выходу. На миг Туни пришла в себя от прикосновения.

— Привет. С тобой все в порядке? — участливо спросила Пайпер. Они редко пересекались, но добрые отношения сохраняли и поддерживали.

Петунья едва нашла в себе силы покачать головой.

-Несет? — сочувственно спросила Пайпер.

Голова кружилась так сильно, что перед глазами плыли цветные пятна. И при этом странная сила настойчиво толкала Петунью прочь из библиотеки, на улицу. С чего она решила, что ей просто необходимо к озеру? Но в виски гулким, давящим всякий скептицизм набатом била мысль «Важно. Очень».

— Сара… — заплетающимся языком пробормотала Туни, едва узнавая свой голос, — Удержи… останови это…

Она сам не была уверена, говорила ли вслух, поскольку дурман окончательно застил ее разум. Плывущее сознание отказывалось определять не только местоположение, но и положение вообще. Сквозь хоровод цветных огней ей послышался тихий «Ступефай».

И мир погрузился во мрак.

* * *

Примечание:

Давненько мы не заканчивали главу на остром моменте из серии «to be continued»…

Интерьер.

В тумане: http://usiter.com/uploads/20130926/+les+osen+utro+tuman+luchi+sveta+82318515167.jpg и http://www.pichome.ru/2ix ;

подводный: http://www.pichome.ru/2iQ и http://www.pichome.ru/2il ;

с росой http://www.pichome.ru/2ip и https://img1.goodfon.ru/wallpaper/big/8/15/pautina-kapli-rosa-voda-set.jpg ;

болото ночью: http://a1.35photo.ru:8080/photos_series/642/642104.jpg и http://www.pichome.ru/2i2

Толстый монах читает 22 псалом.

Рупрехтскирхе — старейшая церковь Вены, построена не позднее 829 года. Сохранилась до наших дней, но службы в ней больше не проводят.

Кьянти с виллы Антинори — Снейп имеет в виду Antinori nel Chianti Classico. См., напр.: http://www.vinoitaliano.ru/antinori.html

Шорох и скрип перьев доносились как сквозь вату. Шею немилосердно ломило, в затекшем ухе кололись бесчисленные иголки. Петунья выпрямилась и, прищурившись, осмотрелась. Она сидела в уголке читального зала, а толстенная книга с металлическими заклепками недавно служила подушкой: девушка рассеянно потерла щеку и почувствовала глубокий след.

«Я что, спала?»

Недоуменно она оглядывалась по сторонам: занятые своими делами студенты не обращали на нее никакого внимания.

«Странно. Я почти уверена, что меня «выключил» Ступефай. И где Сара?»

По крайней мере целительный эффект был несомненен: больше к озеру ее не тянуло. Но и рабочий настрой пропал, как не бывало. Петунья поставила невольную подушку обратно на полку и вышла из библиотеки.

Непонятное происшествие вынуждало с опаской оглядываться по сторонам. В голове девушки сердитым роем кружились конспирологические теории всемирного и местечкового масштабов. Гриффиндорка так погрузилась в свои мысли, что машинально переставляла ноги, не следя за маршрутом.

Случайная встреча с Пайпер в одном из удаленных коридоров оказалась полной неожиданностью для обеих. Сара непроизвольно дернулась, словно в попытке сбежать, но удержалась и вместо этого мрачно уставилась на Петунью.

— Я поблагодарить хотела, — обескураженно сказала та.

— Это все? — неприветливо откликнулась Сара.

— Нет. Еще спросить…

— Я спешу, — ничуть не заботясь о вежливости, перебила райвенкловка.

Петунья была не в силах скрыть охватившее ее крайней степени удивление. Пайпер закатила глаза и продолжила движение мимо подруги. Но поравнявшись с ней, на миг приостановила шаг и шепнула чуть слышно:

— Поберегись.

После чего почти бегом устремилась прочь.

«Что за бегство? От кого?»

Петунья оглянулась по сторонам, словно неведомый враг притаился на одном из бесчисленных портретов, теснившихся на стенах. Ситуация обескураживала, а вкупе с полной неизвестностью — угнетала. Ей показалось или за одной из статуй притаилась подозрительная тень?

«Я же тут совсем одна!»

Неконтролируемый приступ паники охватил девушку. Она старалась дышать размеренно, но совокупность непонятных обстоятельств вскоре после предостережений Снейпа и потом Сары мешала рационально мыслить. Несмотря на все свои успехи в рунистике, Петунья не обманывалась: против любого колдуна она не выстоит и полминуты. Даже ее заряженная сглазами правая ладонь не остановит, а скорее распалит агрессора. И прав был Северус, чертовски прав: в отличие от обычного, никому не нужного сквиба, Петунья начала представлять собой более привлекательную цель.

Остро осознав это, девушка со всей гриффиндорской безрассудностью метнулась к окну. Рунный путь подхватил свою создательницу и стремительно понес в укромный уголок.

* * *

Как ни странно, в личном закутке ей легче не стало. Она сразу же написала экстренный вызов Снейпу, но вопреки обыкновению ответа не получила. Едва ли он непрестанно караулил ее сообщения, но после часа молчания Петунья была склонна предполагать худшее. Сидение в одиночестве затвора все больше распаляло ее страх, переросший в панику, а затем в безмолвную истерику. Ее вновь начало трясти, как при сильном ознобе, никакие внутренние призывы не помогали успокоиться, а судорожные движения не согревали, а лишь усиливали невротический тремор. Когда со стороны лесенки, ведущей в пустоту, зазвучали шаги, она могла только апатично взирать в эту сторону, слишком обессиленная даже для любопытства.

Снейп вбежал в свойственной ему манере — летящей походкой, от которой полы мантии разлетались, словно крылья большой черной птицы. Заприметив ее замер, вперив застывший взгляд черных глаз. Петунья, продолжая трястись, смотрела на него, едва удерживая голову.

Снейп медленно выдохнул, метнулся к ней, почти неуловимыми пассами палочки обследовал, потом, слегка пошатнувшись, оперся спиной о стену и сполз вниз. Сидя на каменном полу, он рукой пригладил волосы. К ужасу девушки, рука его тряслась.

— Империус? — тихим шепотом уточнила она.

— Нет. — Северус медленно качнул головой. — Нет следов магического воздействия. Даже невинность при тебе.

Петунья полузадушенно хмыкнула:

— Да ладно?!

— Империус оставляет особый след, который непросто подделать. Один мой друг был большим фантазером в части его применения... — Снейп вновь начал контролировать себя и говорил спокойно, позволяя тщательно выверенной паузе наполнить слова дополнительным смыслом. — Его жена могла быть спокойна: при таких пристрастиях он никогда не гулял налево. Где бы он нашел ведьму, способную наложить Империо лучше, чем урожденная Блек? Зато после падения Лорда это ему здорово помогло признать себя невинной жертвой обстоятельств и избежать Азкабана.

— Откуда такие познания?

— Был период, они с женой искали новых впечатлений в жизни. В том числе с помощью талантливого зельевара, не брезгующего специфическими заказами.

Петунья пристально разглядывала Северуса. Ей показалось, или новые впечатления специфическими зельями не ограничивались? Впрочем, какое ее дело?!

— Тогда что это было? — вернулась она к проблеме.

Слизеринец внимательно посмотрел в ответ, приглашающе приподняв бровь. Сначала Петунья безуспешно искала слова, потом попыталась начать говорить хоть что-нибудь, но неконтролируемая дрожь мешала ей. Она с мукой посмотрела на собеседника.

Снейп как-то неуверенно взглянул в ответ, потом неловко развел руки, словно приглашая. Не в силах идти, девушка подползла ближе, затем прижалась к нему и умиротворенно прикрыла глаза. Мантия была колючей, сам Снейп — угловатым и жестким, но легкие объятия и мерное биение сердца умиротворяли и примиряли с действительностью. Дрожь потихоньку оставляла гриффиндорку.

— Слишком много странного, — наконец сформулировала Петунья, говоря куда-то ему в подмышку. — Может, ты сам посмотришь?

— Я поражаюсь тебе, Петунья, — голос гулко гулял у него в груди и выходил в пушистые волосы над ее ухом. — Из всех ныне живущих ты лучше всех меня знаешь. И при этом больше всех доверяешь.

— Почему нет?

— Когда это «эвтаназия» успела стать добродетелью в твоих глазах? — саркастично спросил Северус.

Та тихо фыркнула, не разрывая, тем не менее, успокоительных объятий.

«Как вовремя он начал играть в благородство».

— Тебя это не пугает? — настойчиво уточнил он.

— Я вижу, кому отдана твоя лояльность…

«…и чувствую в тебе не просто союзника».

Северус медленно потерся носом об ее волосы, потом аккуратно отстранился, пристально посмотрел в глаза и тихо пробормотал «Легиллименс». Картинки мелькали перед глазами Петуньи довольно долго. Встречу с Пайпер, несмотря на мельтешение и отсутствие фокуса, Снейп просмотрели раз десять, а на фразе «несет?» и вовсе замедлил показ, пристально всматриваясь в мимику райвенкловки.

Воспоминаниями сегодняшнего дня зельевар не ограничился: по ассоциативной цепочке он вытащил из глубин памяти все разговоры с Пайпер — от незначительных встреч до эпохального разговора на первом курсе.

— Тебе это не кажется странным?

«Как он умудряется говорить, одновременно копаясь у меня в голове?»

— У нее слишком взрослая речь. Да и знаниями такими первокурсники обычно не обладают, — Северус выскользнул из ее разума и начал задумчиво водить пальцем по губам.

— И что ты думаешь?

— Пока ничего, — сухо ответил тот, но в кратком ответе содержалось обещание.

— Это все очень странно, — продолжил он после непродолжительной паузы. Затем все-таки закончил мысль, — такое ощущение, словно то время нас настигает и тут.

— Почему?

— Ты в курсе, из-за чего и когда мы с Лили перестали общаться? Так вот, был неприятный такой эпизод с участием Мародеров у озера аккурат в конце пятого курса. Все участники были молоды, вспыльчивы и запредельно горды, поэтому закономерно все закончилось ссорой мирового масштаба.

— Но мы-то не ссоримся, — все еще не понимала Петунья. — Или… это должна быть не я?

— А ты представляешь, вот несколько часов назад я шел к озеру, хотя никак не могу вспомнить, что мне там понадобилось. И вдруг за спиной раздается идиотский смех, и в меня прилетает Экспеллиармус. От Поттера. На ровном месте. Тогда да, мы были на ножах, дня не проходило без потасовки. Но здесь, сейчас?.. И самое странное, что после этого он попытался подвесить меня кверху тормашками несуществующим заклятием.

— Почему несуществующим?

— Потому что я его изобрел в том времени и никогда не применял в этом.

Петунья, нахмурившись, всматривалась в сосредоточенное лицо Снейпа.

— Ты не пострадал?

— Нет. Но им несказанно повезло, что, несмотря на свое удивление, я удержался и не размазал их тонким слоем по полянке.

— Мне приходит в голову только одна мысль: это заклятие знал Третий и сейчас зачем-то решил эту карту заиграть, — мрачно выдала девушка. — Правда, даже представить не могу зачем? И при чем тут Пайпер?

— Про Пайпер пока не думай, займусь ей в ближайшее время. Мне понадобится время проверить кое-какие догадки. По горячим следам встречи у озера я уже пытался найти следы, но Поттера прочесть не смог, а слизеринцы вообще не в курсе. Искренне надеюсь, что тогда я все-таки убил Дамблдора, и Третий это не он.

Гриффиндорка горько хмыкнула.

— Сейчас самое главное в другом: будь предельно осторожна. Никуда не ходи одна. Не лезь на рожон. И самое главное — держись подальше от Визжащей Хижины по полнолуниям. Там запирают Люпина, он оборотень.

Первая мысль Петуньи была шок — такой тихий незаметный мальчик превращается в злобное чудище. Вторая — про Блека.

«Этот мудак хотел меня подставить? Он вообще с головой дружит?»

— Что? — требовательно спросил Снейп, пристально вглядываясь в ее лицо.

— Блек… предлагал посмотреть, чем они занимаются по полнолуниям в Хижине.

Снейп очень неприятно осклабился:

— Еще один пример повторения истории, прям некоторая тенденция вырисовывается. Было дело, и мне предлагал. Если бы не Поттер, я бы только парой шрамов не отделался.

И он медленно провел рукой по ребрам, словно это тело могло помнить боль и унижение тех ран.

— При чем тут Поттер?

¬— Он меня вытащил. В отместку шуточке Блека я хотел было Люпина сдать, но Дамблдор меня от опрометчивого шага удержал, весьма емко расписав последствия. Да я и сам чувствовал, как Магия отворачивается от меня. Хотя и поупрямился немного. Но уже на следующем курсе признал Долг Жизни. После чего Поттер из каких-то нелепых благородных мотивов (или тоже что-то почувствовал) перестал меня замечать.

Петунье почему-то вспомнилась история вражды Принцев и Поттеров, рассказанная Олсеном.

«Возможно, именно такой виры Поттеры и хотели».

— К счастью, осталось всего ничего до конца года. Хотя лучше не терять бдительности и в маггловском мире. А я пока поговорю с Пайпер по душам. Тебе полегчало?

Петунья сообразила, что, заболтавшись, пригрелась в объятиях мага, от чего невольно покраснела — все-таки давать ему надежду в ее планы не входило.

«Не честно я поступаю. Мне, конечно, нужно утешение и весьма личное, но как бы Северус не подумал чего лишнего?»

— Да. Проводишь меня?

Они уже подходили к гриффиндорской башне, когда навстречу им выбежал совершенно взмыленный Петтигрю. Волосы растрепались, мантия была смята и в пыли, а в глазах плескалось безумие.

— Снейп! — прохрипел он и оперся о стену, тяжко переводя дух.

Северус презрительно скривился.

— Снейп, — Питер жадно хватал ртом воздух, — Сам не знаю, что на меня нашло. Я не хотел. Я не должен был…

Слизеринец брезгливо рассматривал юношу.

— Снейп… прости…

— Для кающегося ты слишком зациклен на самом себе, — высокомерно отозвался тот.

Петтигрю сглотнул, со странной уязвимостью смотря снизу вверх.

— Твое поведение меня ничуть не удивило, — медленно продолжил Снейп, с каждым словом говоря все тише и въедливее. — Оно вполне вписывается в образ жалкого неудачника и лизоблюда. Настолько жалкого, что твое восторженное повизгивание раздражает даже преисполнившегося вседозволенности кумира. Впрочем, едва ли у тебя достанет смелости это признать, трусливая… крыса!

Питер выслушал с каменным лицом, потом дерганно развернулся и пошел назад.

— Ты в своем уме? — прошипела ошарашенная таким бурным проявлением злости Петунья и рванула за однокашником. Снейп чуть дернулся за ней, но вовремя остановился, и на лицо его наползла высокомерно-отстраненная маска. Впрочем, девушка этого уже не видела.

Торопливым шагом она поравнялась с гриффиндорцем. Тот целеустремленно двигался широкими чеканными шагами, на скулах играли желваки.

«И что тут скажешь?»

— Ты прости. Он просто… испугался.

Перехватила скептический взгляд Петтигрю, и продолжила досадливо:

— Да не подвешивания Вашего дурацкого! Сорваться испугался. Сорваться и ответить слишком…

«Унизительно? Жестоко? Убийственно??»

— Несоразмерно, — наконец подобрала она дипломатичный вариант.

— Я понял, — по тону Питера сложно было сделать оптимистичный вывод.

Чувствуя странную сковывающую неловкость, Петунья продолжила бодрым тоном:

— А ты молодец! Что признал ошибку. Это весьма смело!

Неловкость никуда не ушла, от чего похвала казалась ей самой нарочитой.

— Есть ли смысл быть храбрым? — больше самого себя спросил парень.

— Ну, конечно. Поверь мне, расплата того же Поттера не минует. Не тут, так там…

«…не лично, так через сына».

— Я знаю, — кивнул Питер. — Я видел заказ Аделаиды.

— Она-то тут причем?

— При расплате. А Джеймс преступно беспечен. Особенно в том, что лежит за пределами традиционного зельеварения.

— Почему же ты не предупредишь его? — поразилась девушка.

Гриффиндорец скривился:

— Не требуй от меня запредельной храбрости. И потом… он заслужил. Она не сделала ему ничего сопоставимого с прошлогодним издевательством. Теперь его очередь примерить этот костюм!

«Эти мстительные нотки мне совсем не нравятся. Какой-то запредельный уровень агрессии у мальчишек наблюдается».

Петунья скомкано попрощалась и оставила парня одного: охоты общаться еще с одним злыднем она не испытывала. Но по дороге невольно поражалась отношению Петтигрю к Поттеру.

«Подумать только: Питеру проще извиниться перед Северусом! У Оболтуса просто талант наживать себе друзей».

* * *

Задание Поттера оказалось не таким простым, как изначально подозревала Петунья. Маячившая на периферии сознания идея использования магических потоков, привязанных к положению светил, теоретически отвечала только на вопрос, чем запитать телепорт. Собственно вопрос влития силы не был безумно сложным: никто не мешал ей подпитывать конструкцию раз в год, а после окончания Хогвартса телепорт перешел бы в спящий режим.

Но вот проблема ненаходимости отправляющей и принимающей точек оставалась открытой. Причем на редкость остро открытой.

Все известные Петунье телепорты накладывали на точки отправления и прибытия огромное количество рунных узоров, настолько легко узнаваемых, что спрятать их, например, в рисунке ковра не представлялось возможным. Вдобавок, такая многоступенчатая пентаграмма сильно фонила: пусть не у всех были высшие глаза, но даже самые невнимательные волшебники не могли не почувствовать мурашки по коже от возмущения магии.

Девушка попробовала закрыть это возмущение узами пустоты, повторив конструкцию, поймавшую Чи-лао. При этом получилась настолько тяжеловесная и громоздкая фигура, что Петунью от нее с души воротило. А Китай оставил в ней неизбывную уверенность, что рабочие чертежи всегда легкие и изящные.

Она сломала голову, выискивая нестандартные способы перемещения. Уж если в чем маги и обошли магглов на века, так это в логистике: помимо порталов существовали аппарация, портключи, специальная каминная сеть. Но все эти способы пришлось отвергнуть: антиаппарационный барьер школы не позволял пользоваться первыми двумя, а камины строго контролировались Министерством магии.

Отчаявшись, Петунья начала изучать самый одиозные и нестандартные варианты и вычитала любопытную теорию, которой в начале XX века серьезно занимался один магглорожденный рунист по фамилии Хьюз. На волне увлеченности радио он решил создать аналогичный телепорт: преобразующий путешественника в радиоволну и отправляющий его на большие дистанции. Однако в связи с тем, что в физике Хьюз был в лучшем случае любителем, в итоге он смог наладить превращение не в ту волну, и в итоге перемещался такой путешественник в виде… звука. Причем, по свидетельствам очевидцев, отчетливо слышимого и весьма непристойного, напоминающего пускание газов. Разочарованный таким фиаско, изобретатель забросил свое творение, переключившись на более интересные проекты.

У него, однако, оказался на редкость въедливый последователь по фамилии Лодж. Он тщательно исследовал прототип и смог обнаружить, какие именно руны отвечали за «качество» звука. Лодж также установил и критическую проблему: звук распространялся медленно, а при перемещении на большие дистанции и вовсе терялся. А поскольку на расстояние в несколько миль можно без проблем переместиться и по-другому, изобретение Хьюза было признано неэффективным. К сожалению, Лодж с физикой дружил еще меньше, чем Хьюз, поэтому даже не пытался преодолеть основной недостаток творения учителя и преобразовать путешественника в радиоволну.

Честно признаться, Петунья была далека от физики едва ли не больше, чем Лодж со Хьюзом вместе взятые. Но идея совершенно нестандартного телепорта, который действует исключительно на малые дистанции…

Девушка долго смотрела на китайскую флейту. Инструмент было жалко до слез. За несколько недель она привыкла к чарующей музыке, но понимала, что другого способа: простого, изящного и надежного, ей не придумать.

«Я слишком много души вкладываю в свои чертежи. Мне становится слишком больно их творить».

Хотя шанс спасти любимую игрушку сохранялся. Она решила попытать счастья утром.

Предложение купить ей Лунную флейту Поттер встретил круглыми от шока глазами:

— Ты концерт по заявкам решила организовать что ли.

— Поттер, не пытайся умничать, тебе не идет. Да или нет?

«И черт тебя подери, контрабандистов сын, достань ты мне эту флейту!»

Оболтус взлохматил волосы.

— Когда?

— Еще вчера. И совершенно секретно. Чтобы даже Блек не знал.

Парень помрачнел, но кивнул.

Уже вечером новая флейта была у Петуньи. Она отличалась внешне, но чехол должен был скрыть этот недостаток.

* * *

Старую пришлось спрятать. Главным образом, от себя. От соблазна. Несколько месяцев шестого и седьмого курса Петунья как-нибудь перетерпит, зато все остальное время волшебная музыка будет с ней.

Монтаж флейты во внешнюю стену Хогвартса пришлось обставить соответствующими декорациями. Под привычное звучание Петунья не спеша нарисовала первые руны, поверх которых нанесла клеящее зелье, предоставленное Снейпом. На стадии подгонки пришаркал Филч. Долго молча смотрел на ее чехол, который по мере затвердевания зелья становился частью здания школы.

— Зачем? — спросил он наконец.

Петунья бросила взгляд на старого завхоза: тот был скорбен, словно на похоронах.

— Она очень громко играет, — с тщательно выверенным сожалением призналась она. — Я живу среди магглов, там такая вещь под запретом. А музыка прекрасна. Пусть лучше будет частью Хогвартса, наполнит радостью всех, кто будет здесь учиться. По ночам здесь будет играть музыка, а в полнолуние ее будет слышно далеко за его пределами. У замка хватает секретов, будет еще один: не страшный, но красивый.

Филч приободрился. Затем подозрительно сощурился.

— Не жалко?

— До слез, — честно ответила Петунья, представляя, каково было бы вмонтировать свою флейту. — Но дома я все равно не смогу ее слушать, а без дела инструмент умирает.

Она отвернулась к стене, представляя себе, как буквально хоронит такой дорогой подарок. Удовлетворившись ее понурым видом, завхоз медленно ушел по своим делам.

«Хочешь что-то спрятать, размести это на самом слышимом месте».

C другой стороны стены Петунья нанесла хитрый рунный рисунок, скрытый под узами пустоты. При активации кодовым словом, он проявлялся и позволял магу запитать себя, после чего превращал того в звук флейты, который по полнолуниям набирал всю силу и разносился далеко за пределы замка, достигая маленькой хибарки на окраине Хогсмида. А там, вдали от любопытных глаз, рунная связка преобразовывала лунное звучание обратно в волшебника.

«Я открыла Лунный путь» — с ноткой гордости думала Петунья, наслаждаясь чистыми звуками теперь уже не просто флейты.

* * *

Необходимости ночного патрулирования пугающие подозрения Пайпер и нелепые обиды на Снейпа не отменяли. Откровенно говоря, Петунье было искренне жаль потраченного на прогулки по замку времени, но скинуть эту обузу ей никак не удавалось.

Северус тоже не располагал к спокойствию: вид у него был недовольно-задумчивый, и девушка начала мнительно вспоминать, чем успела провиниться. Не припомнив серьезных прегрешений, решила сама проявить инициативу:

— Чего ты взъелся на Питера? Если все вокруг вели себя нетипично, вполне вероятно, что и он сам тоже не хотел тебя травить.

— Это меня не тревожит. Если такое тонкое воздействие даже я не разглядел, то у недалекого гриффиндорца и подавно не было шансов.

— Тогда зачем?

— Не мог удержаться, зная его дальнейшую судьбу.

Петунья озадаченно покосилась на зельевара, но тот не стал раскрывать мысль. Какое-то время они шли молча. Потом девушка заговорила:

— А он мне про Поттера рассказал. Оказывается, прошлогодняя проделка не сойдет тому с рук. Аделаида заготовила ему какую-то алхимическую ловушку.

— Соляной кристалл с испарениями приворота? — рассеяно уточнил Снейп. — Я знаю.

— Уже была попытка в прошлом? — заинтересовалась Петунья.

— Нет. Видел кулон. Жертва уже его носит.

— А какие последствия это повлечет?

— Будет испытывать психическое и физиологическое влечение только к ней. По сути это будет вынужденный брак, так как ни с кем иным он уже Род не продолжит. — Снейп задумался и закончил, — если повезет.

Петунья недоуменно нахмурилась.

— За использование такого зелья-артефакта в нашей просвещенной стране полагается Азкабан. Если только Поттеры не подсуетятся вовремя прикрыть это дело браком. Даже не знаю, какой из вариантов для нее хуже, — он глумливо ухмыльнулся.

— Зачем же она это делает?

«Что-то я не припомню, чтобы она интересовалась Поттером».

— Дура, потому что, — отрезал Северус.

Петунья какое-то время покорно шла за слизеринцем, потом вдруг остановилась.

— Ты разве не хочешь его предупредить?

«Что такое: никто не хочет спасти рядового Оболтуса».

— Быть нянькой Поттеру? Увольте, уже пресыщен! — и затормозивший было Снейп продолжил движение, не дав совести даже колыхнуться.

Опешившая Петунья проводила его взглядом, потом опомнилась и догнала.

— Но так нельзя, Северус! Ее поступок навредит всем!

— Тебя что, Дамблдор покусал? — с досадой вопросил он. — С чего ты начала переживать за всех подряд?

— Да не за всех! А за недалеких детей, которые глупо собираются поломать себе жизнь.

— Петунья, опомнись! Им по шестнадцать лет, твоей клуше — все семнадцать. По нашим законам она уже не ребенок и несет всю ответственность как взрослая!

Гриффиндорка просто замахала руками, не в силах совладать с возмущением.

— Где вы все такие трепетные были, когда меня судили полным составом Визенгамота? И никого не интересовало, что при принятии Метки я был никому не нужным сиротой без денег и связей, который даже школу еще не закончил, — горько спросил Снейп, приблизив свое лицо вплотную и гневно сверкая черными глазами. — Почему ваша гибкая буржуазная мораль вступается только за самовлюбленных мажоров? Или только они могут глупо поломать себе жизнь?

Петунья опешила и замерла, не в силах уследить за мыслью или придумать весомое оправдание.

Скривившийся как от зубной боли зельевар только кивнул своим мыслям и пошел дальше. Один.

* * *

Моральная дилемма мучила ее недолго. И хотя она не испытывала никакого желания спасать Оболтуса, но своими глазами наблюдать последствия юношеской глупости и мстительности Петунье не хотелось.

Единственно, что она могла сделать — предупредить его незаметно. Ей совсем не улыбалось стать следующей целью для Аделаиды, или Питера, или еще кого-нибудь, кому звездный мальчик успел досадить за недолгие пять лет обучения. Поэтому под предлогом очередного теста Лунного пути Петунья заманила Поттера в тайный ход и как есть выдала правду-матку в лицо. Тот даже в лице не переменился:

— Да какой приворот, о чем ты? Я всю трапезу на яды проверяю даже в бессознательном состоянии. Нет ничего такого.

Девушка подцепила пальцем кристалл, висевший у него на шее, и спросила предельно ласково:

— Тогда что это?

Парень аж рассиялся улыбкой:

— Амулет. Очень мне нравится. Вроде незатейливый, а глаз не оторвать. И пахнет так приятно.

Кристалл был похож на кусок мутного розового стекла. Пах он, откровенно говоря, никак, но с жертвами отравления спорить бесполезно.

— Поттер, что у тебя по зельеварению?

— Превосходно.

— Тебе бессовестно льстят. Тема «Испарения соляного кристалла с приворотом» тебе о чем-нибудь говорит?

Джеймс еще по инерции продолжал улыбаться, но глаза уже стали настороженными. Он бросил взгляд на кристалл, потом промерял его длину пальцами. Когда он поднял глаза на девушку, там плескался откровенный панический ужас.

— Он стал меньше.

— Испаряется, — мрачно подтвердила Петунья.

— Если меня спросят, я ушел спать из-за больной головы. Если будет искать Блек, скажи «Чарующий Принц». Это пароль, он поймет. Лунный путь меня сейчас до хижины донесет?

— Днем? — скептически уточнила девушка.

— Тогда по старинке, — отозвался Поттер. И побежал по потайному пути, по дороге щупая что-то в кармане.

Петунья проводила его взглядом. Наконец-то ее совесть успокоилась.

* * *

Спешно убегая домой, Поттер как-то не учел, что если его будут искать, то последней, с кого спросят, будет Петунья. Поэтому ни врать, ни делиться зашифрованными сообщениями ей не пришлось.

На следующий день Оболтус все еще не вернулся. Однако, он, видимо, смог предупредить администрацию школы, поскольку никого его отсутствие не насторожило.

«Или, как всегда, всем нет никакого дела».

Собственно, Петунья надеялась, что успела предупредить вовремя: амулет еще не успел истаять до конца, а значит, у Поттера были все шансы выйти из этой истории невредимым. Тем более что другие проблемы занимали ее намного больше.

«Все-таки Северус параноик. Могла ли я помыслить, что буду уговаривать его отпустить меня в туалет одну, без пригляда?»

Петунья умыла лицо и посмотрела на себя в зеркало. Ей мучительно не хватало возможности побыть одной. Сначала неувязка с лакунами в комнате, теперь приклеившийся как банный лист Снейп. Такими темпами, она начнет завидовать туалетному привидению — у Миртл хотя бы есть возможности полноценно уединиться.

«Обстановка не располагает к вдумчивому одиночеству. У меня еще достает гордости привередничать».

Вздохнув, она вышла в коридор. Снейп мгновенно соткался рядом и вместо приветствия бросил в нее ряд диагностических чар. Петунья только тяжко вздохнула:

— Невинность еще при мне?

— Пока да.

— Ты меня радуешь.

Северус иронично улыбнулся, но тут же подобрался. Миг он вслушивался, а потом, прижав палец к губам, резко метнулся в ближайшую нишу. Через несколько секунд и девушка услышала чьи-то быстрые шаги. Она спрятала руку в карман и начала разминать пальцы, чтобы подготовиться к активации печати на ладони.

Из-за угла стремительной походкой вышел Поттер: с сурово поджатыми губами он казался зримо старше. Подойдя к гриффиндорке, остановился, размеренно вздохнул, словно собираясь с духом, потом достал палочку и начал писать прямо в воздухе. Написанные им руны загорались неярким желтым светом. Девушка озадаченно наблюдала за его движениями и пыталась прочесть символы задом наперед. Наконец Джеймс закончил, махнул палочкой, от чего руны повернулись к лицу девушки и запылали внутренним огнем.

Петунья ошарашенно смотрела на горящие в воздухе руны с символами клятв и обетов. Она даже не задумывалась, что рунную магию можно использовать вот так ad hoc. Поттер тем временем вытянул руки, переплел пальцы и в получившуюся лодочку положил волшебную палочку, начавшую светиться бледно-розовым цветом. Затем пристально посмотрел на девушку и медленным и торжественным речитативом произнес:

— Я, Джеймс Карлус Поттер, наследник Поттеров, свидетельствую, что действия Фриллитунии Эванс уберегли меня от смертельной опасности. Без принуждения и лукавства я признаю свое обязательство. Молю Магию быть милостивой ко мне.

Руны разгорелись еще сильнее. Девушка испуганно бросила взгляд в сторону ниши, где прятался Снейп. Тот вышел обратно в коридор и уставился на знаки. Они горели пугающим ярко-красным цветом, словно нарисованные кровью, кидая тревожные блики на лица всех троих.

— Поттер признает Долг Жизни, — тихо пояснил Северус.

Петунья посмотрела на Джеймса, все еще стоявшего с протянутыми руками. Потом на бледного зельевара. Вновь на Поттера.

А потом истерично рассмеялась.

Примечание:

Вира — древнерусская и древнескандинавская мера наказания за убийство (как правило, выкуп). Похожие институты существовали и у других народов.

Хьюз (Дэвид) и Лодж (Оливер Джозев) и правда приложили руку к созданию радио.

Ad hoc — «для данного случая» (лат.). Применяется к некому ситуативному решению.

Улочки Рима были узкими, извилистыми и шумными. Днем тут было немилосердно жарко и шумно: пылкие итальянки без всякого стеснения бранились, приправляя активной жестикуляцией горячий южный темперамент. Толпы черноволосых детей со свистом и смехом носились по дорогам, показывая пальцами в сторону одинокой иностранки с роскошной гривой рыжих волос.

«В такие моменты я начинаю жалеть, что не владею трансфигурацией. Было бы проще исправить ошибки в гардеробе».

Благодаря присланной карте, снабженной подробными пояснениями, Петунья легко нашла нужную улочку. На каждом окне здесь висели красивые балконные ящики с яркими цветами, по стенам бурно росли виноград и хмель. Она толкнула небольшую дверь и очутилась в уютном полумраке небольшого кафе. Посетителей было немного, и что удивительно, Снейп со своим большим носом и появившейся легкой смуглостью легко терялся на общем фоне.

— Привет. А почему без вина? Я думала, ты любишь пробовать, — поприветствовала его Петунья.

Северус хмуро посмотрел на нее.

— Уйма работы. Присаживайся. Что будешь?

Протянутое меню было красивым, но без картинок.

— На итальянском я только ругаюсь, так что на твой вкус, — отмахнулась Петунья. Выбравшись в свет, да не куда-нибудь, а в Вечный город, она оказалась опьянена эйфорией безо всякого алкоголя. Да и подначивать его, такого угрюмого, было донельзя приятно, — ты все-таки решился начать достойно зарабатывать?

— Кто же честно заплатит школяру? — пожал плечами зельевар. — Пока что основные вклады идут в репутацию. Главная прелесть, что я не становлюсь должником никого с Островов.

Он махнул официантке, быстро протараторил заказ на итальянском и повернулся обратно к Петунье.

— Итак, что за спешка?

— Я узнала, что это было за озеропритягательное воздействие.

«Безоговорочное внимание мне обеспечено».

Подошла официантка с приборами и салфетками. Петунья замолчала, не желая говорить в присутствии постороннего лица, пусть и не владеющего темой разговора. Когда они остались одни, гриффиндорка неспешно развернула принесенную салфетку, а затем медленно и аккуратно начала расправлять ее на коленях. Снейп молча ждал. Девушка не торопилась: потупившись, она внимательно разглядывала простой узор скатерти.

«Вернон бы уже подпрыгивал».

Не удержавшись, подняла взгляд на собеседника: тот внимательно разглядывал ее, слегка приподняв бровь. Она ожидала ментального вторжения, но Северус умел достойно играть.

Они с подчеркнутым интересом созерцали предметы обстановки, потом вновь ловили взгляды друг друга, и снова в молчании сидели за одним столом. Петунья поймала себя на мысли, что ей хочется улыбаться, но она усилием воли удерживала на лице нейтральное выражение. Негромкий шум кафе ничуть не мешал ей наслаждаться этой игрой.

Принесли заказ, и они неспешно начали трапезу.

«Даже жаль прерывать такую интригующую тишину».

Она тщательно прожевала и начала издалека.

— Мастер Цейгергоффер направил мне ряд гримуаров с теоретическими основами пространственно-временных перемещений. Они входят в обязательную подготовку перед стажировкой в Александрии. В одном из них подробно описывалась история ведьмы из Рода Краучей, которая переместилась в прошлое и переиграла свою жизнь. Незначительные изменения, ей привнесенные, разрушили привычные причинно-следственные цепи, и изменили предопределенное будущее. Это проявление грандиозного изменения из крошечных предпосылок получило название "Эффект птеродактиля".

Она медленно макнула хлеб в соус и задумчиво посмотрела на Снейпа.

— Это мне знакомо, — подтвердил он спокойно.

— В качестве крылатого выражения британских магов оно всем знакомо. А вот то, что она не одна такая умная была — уже не так широко распространено. Из всей массы любителей поменять свою судьбу, она единственная известная, кто смог перебить сильное течение реки времени.

Петунья серьезно посмотрела на зельевара.

— У любого события, которое ты помнишь из другого времени, есть предпосылки. И если ты ломаешь или меняешь одну-две из них, событие все равно происходит, просто немного изменившись. Известно, что поводом к Первой Мировой войне послужило убийство австрийского кронпринца. Но даже если бы бедняге повезло пережить покушение, война бы все равно началась. Разве что, может, на пару недель позже. Слишком много было желающих принудительно поделить мир, cлишком много усилий вложено в подготовку к противостоянию. Действительно грандиозные события никакими птеродактилями не переиграешь — крошечные потуги нескольких времяшественников слишком ничтожны.

— Это я понимаю, — возразил парень. — Но это ведь внешние обстоятельства, а не внутреннее побуждение к действию.

«Я дожила до дня, когда разъясняю законы магии Снейпу. Жизнь прожита не зря».

— Если бы. В маггловском мире, может, и так. Но в магическом мире, сама Магия служит течению времени, и подгоняет фигуры под заданные позиции. Ваша ссора у озера значительно изменила ваши с Лили жизни, ведь так?

Снейп пожал плечами и иронично улыбнулся.

— Я стал Пожирателем, а она женой Поттера. Почти уверен, что останься мы вместе, мы бы удержали друг друга от этих опрометчивых шагов.

Петунья кивнула.

— Я так и думала. Течение времени стремится загнать нас (со всеми условностями в отношении меня) на те позиции, что мы занимали в тогда. И сама Магия этого мира гонит непослушные листья.

— Любопытная теория, — протянул Северус. — Только почему ничего такого не происходило раньше? Почему вдруг течение стало столь сильным именно сейчас, тем более, что мы уже насоздавали массу птеродактилей?

— Да потому, что мы сбежали из привычной обстановки, и течение подхватило другие листья вместо нас! События происходят, но изменившись: в чем-то, по сути, в чем-то — по действующим лицам. Долг Жизни и приглашение к оборотню из той же оперы. Вот, например, ты говорил, что Мародеры невзлюбили тебя с первого дня? В этом времени твое место занимал Петтигрю.

Снейп опустил голову, скрыв лицо за маской длинных волос. Потом посмотрел на Петунью и горько хмыкнул:

— Я тебе больше скажу. Они помирились с ним после разговора с Дамблдором на первом курсе. В том времени Альбус также пытался выступить медиатором. Он пригласил нас на чай и призвал найти точки соприкосновения. Но тогда разные факультеты оказались непреодолимым противоречием.

— Вот видишь! — никакой радости от своей правоты Петунья, увы, не чувствовала. — На этом мои плохие новости не заканчиваются. В книге высказывалось осторожное предположение, что любой времяшественник особенно рискует попасть под сильное течение. Магия нового времени воспринимает его не так, как изначально бывшие, родные листья, и стремится воздействовать на него со всей своей силой, ломая под себя. А если плывущий лист активно сопротивляется, то даже нелепые летальные исходы не исключены.

Северус не выглядел впечатленным угрозой.

— Не стоит меня пугать. И потом мне сложно представить течение реки времени в разных временах. Пусть я и переписывался с Цейгергоффером в свое время, но это слишком сложные материи, — он покачал головой.

— Я пока тоже не все понимаю, но предостережения были сформулированы вполне отчетливо, — призналась девушка. — Я долго думала о той фразе Пайпер — «несет?». Она как раз поняла, что мной руководит сильное течение, и спасла меня самым действенным способом.

— Не она, — коротко отозвался Северус.

— Прости?

— Технически, это была она. Но суть была не ее. Пайпер — медиум.

— Что? Что это значит?

— Это довольно редкий магический дар. Медиум вынужден предоставлять свое тело, свой разум и свою магическую силу любому достаточно сильному или просто сведущему волшебнику. О произошедшем управлении медиум ничего не помнит и не знает. По сути, медиум — идеальный инструмент: безусловно исполнителен, лишен сомнений и ограничений, а по окончании — никак не выдаст своего недавнего хозяина.

Петунья потерла лоб.

«Назвать вынужденную проституцию даром?»

— И в чем польза?

— Не суди слишком поспешно. Медиумы издавна используются как гонцы. Вдобавок, большинство из них весьма образованные люди, которые продают свой талант магам, заинтересованным в особой конфиденциальности. Например, Фламель вел уроки только через медиума: мог обучать тонкостям Высшей магии и даже контролировать огрехи своих учеников.

— Это если «хозяин» порядочный человек, — не желала сдаваться гриффиндорка. — А мало ли тех, кто воспользуется предоставленной властью в корыстных целях? Идеальное убийство, например?

— Сама Магия оберегает медиумов. Негласные законы существуют с незапамятных времен, а в середине XIX века маги приняли Декларацию прав медиумов. По сути это была попытка записать то, что все уже знали и соблюдали и так. Многократные примеры потери магии убеждали даже самых упорных.

Гриффиндорка почувствовала разочарование.

— И никакого способа понять, кто это был и зачем он вмешался, у нас нет?

Снейп кивнул.

— Мы даже не сузим поиск: Пайпер не первый раз работает, так что круг потенциальных заказчиков довольно широк.

— Откуда ты все это узнал про нее? — удивилась Петунья.

— Она сама призналась, — слегка передернул плечами Северус.

— Надеюсь, ты вел себя как джентльмен? — подколола его девушка.

— Как рыцарь, — съязвил тот.

Девушка невольно засмеялась. Потом бросила взгляд на тарелку и с удивлением обнаружила, что уже все съела: и салат, и закуску, и даже хрустящий хлебец с травами. Несмотря на нелюбовь к сладкому ее подмывало заказать хотя бы мороженое, чтобы продлить такое душевное общение. Но она удержалась.

«Никаких необоснованных надежд! Мне просто одиноко».

Снейп расплатился, и они вышли на улицу. Уже вечерело: жара и шум спали, и от города веяло поразительным уютом и спокойствием. Века сменяли один другой, а Вечный город стоял как прежде.

Дорога до международного портала пролетела как один миг под ироничные рассказы зельевара о специфичных заказах, которые он варил в Италии. Они остановились еще на маггловской территории, с наслаждением вдыхая последние глотки пьянящего воздуха.

— Я хотел тебя попросить, — заговорил Снейп с натугой.

Петунья привычно подняла бровь.

— Да, чудесный жест, согласен. Когда ты поедешь в Александрию, удели особое внимание этому сильному течению: как его распознать, как противостоять? Что вообще может сделать лист, чтобы не повторять прежний путь?

«Бегство путем путешествия в прошлое, как оказалось, не решает всех проблем».

— Конечно, о чем разговор? Как бы ни сложилась моя дальнейшая судьба, тебе я нелепой смерти не желаю.

Тот замялся.

— Я отблагодарю.

— Ничего не нужно, ты и так мне очень помогаешь.

Парень зажато улыбнулся уголками рта. Он был так мил в своей неуверенности, что вопреки всем своим измышлениям, Петунья не удержалась и аккуратно поцеловала его в щеку.

— Спасибо, Северус.

Примечания:

Ввиду обильных намеков на непонятность моего замысла, я раскрою часть карт на одну главу раньше запланированного. Эта получилась небольшой и служит скорее связкой с последующими.

Поездка в Александрию была сумбурной. Впервые за все общение с магическим миром Петунья была обыскана на таможне: суровый араб едва не обнюхал ее сундук, а потом еще устроил ей пристрастный допрос на предмет запрещенных товаров и даже порывался изъять «опасный артефакт» — Лунную флейту. Испуганная гриффиндорка вцепилась в инструмент и наотрез отказалась с ним расставаться.

На необходимость небольшой мзды ей безуспешно намекали несколько часов, но Петунья реализовала давнюю мечту и успешно разыграла из себя дурочку. Очередной раз пересматривая ее вещи, таможенник наткнулся на дорожный саквояж с зельями — подарок Снейпа на день рождения. Он всмотрелся в клейма мастера и побледнел.

— Откуда?

Наученная горьким опытом общения с китайским оторвой, Петунья основательно подготовилась к поездке, так что отрепетированный ответ легко слетел с губ.

— Это подарок моего жениха. Вообще-то он специализируется на ядах, и поэтому сейчас стажируется в Италии. Но для его нового проекта возникла необходимость в темпоральных рунах, поэтому я здесь.

«Если я хорошо изучила самовлюбленность Северуса, ему это только польстит».

На ранее невозмутимом лице араба отчетливо прочиталось «Отравит, и концов не найдут». Без дальнейших проволочек ее отпустили в Каир.

* * *

Маги и магглы называли Александрией разные города: у магглов это был большой порт в дельте Нила. Основанный еще Александром Македонским, он стремительно разросся и в эпоху Птолемеев даже был столицей, но со временем его значение упало. Еще со школьной скамьи Туни помнила, что Александрия была знаменита на весь мир Александрийским маяком (одним из семи чудес света) и библиотекой. К ее удивлению, маггловские источники весьма противоречиво отзывались о последней: не указывая точно ни ее местоположения, ни общего количества фондов, ни времени, когда она была окончательно утеряна.

Маги называли Александрией летающий город: небольших размеров каменный остров был отстроен в незапамятные времена и тогда же зачарован на совесть — все чары действовали и по сей день. Никакие пространственные порталы и пентаграммы на острове не работали, так что приходилось медленно и размеренно добираться по воздуху. Причем наобум на метле (или на более популярном на Востоке ковре-самолете) с городом было не встретиться: без знания точных координат маршрута можно было годами летать в непосредственной близости от Александрии, лишь иногда краем глаза замечая легкое марево.

Из всех магических анклавов, в которых Петунье довелось побывать, Александрия оставляла самое неприглядное ощущение. Скорее всего, связано это было с тем, что раньше ее искусственно ограждали от невзгод и опасностей внешнего мира, даруя искусственные тепличные условия. Ныне же ее лицом ткнули в самые низменные стороны жизни, из которых нищета и трущобная грязь были самыми невинными.

В первую очередь гнетущее ощущение возникало из-за жуткой неухоженности и замызганности улиц: в тяжелом поле летающего города не могли прижиться домовики, а местные жители слишком высоко себя ценили, чтобы размениваться на презренный труд уборщика. Говорили, когда-то в городе жили особые существа, которые буквально вылизывали дороги от пыли, но посчитавшие их паразитами маги успешно извели «лизунов» под корень. Как результат, многие маги ходили с палочками наперевес, чтобы элементарно расчистить себе дорогу от грязи и помоев.

Бедность жителей Александрии была обусловлена ее расположением: каждый глоток воды, каждую крошку хлеба нужно было доставлять с Большой земли, поскольку на летающем каменном острове не росло ни травинки. Потому цены на самые обычные продукты были в буквальном смысле заоблачными. Правда, росли странные плодоносящие деревья с музыкальными плодами, наигрывающими незамысловатые мелодии при свете дня, вот только фрукты эти были совершенно несъедобны. Местные соглашались обучать приезжих студентов чему угодно, но заламывали безумные цены, представлявшие собой довольно скромное довольствие по меркам Александрии.

Разбойников и прочего лихого люда в городе было в избытке. Чуть только темнело, Петунья пряталась в своих покоях, а каждую неделю старательно обновляла защиту: еженощные крики под окнами убеждали, что это отнюдь не лишние меры.

Но наравне с отталкивающей стороной имелась и привлекательная. В Александрии была совершенно неповторимая, нечеловеческая архитектура: широкие полукружия куполов соседствовали с высоченными башенками, несоразмерный вид которых нарушал все архитектурные каноны и физические законы. Между зданиями (некоторые из которых обыденно стояли на земле, а некоторые парили на небольшой высоте над каменной мостовой) были зажаты узкие улочки, выложенные диковинными плитами и покрытыми вычурными незнакомыми письменами: от некоторых так и веяло сильной, до мурашек по коже магией, другие, казалось, высасывали саму жизнь из ступавшего по ним.

Обилие магии изменило город, наполнив его жизнью: то ли квази, по мысли Бааль-Шема, то ли вполне всамделишней, по ощущению Петуньи. Все улочки города давно перестали быть статичными — постоянно менялись, порой двигались прямо под ногами пешехода; здания тоже могли перейти с одной стороны улицы на другую или изменить внешний облик стен. Первое время девушка испуганно вздрагивала, провожая глазами неспешно плывущий дом, отправившийся в гости на соседний переулок, а потом привыкла и даже передразнивала известную басню: «По улице тут дом водили, как видно напоказ; известно, что дома в диковинку у нас».

Город был совсем невелик размерами. Обозревая его с высокой башни Университета, Петунья насчитала порядка сотни строений, большинство из которых были весьма невелики, всего в два-три этажа, и пару десятков шпилей — непропорционально тонких, с причудливыми шипастыми утолщениями наверху. Такие башенки были больше похожи на цветок мордовника, чем на жилой дом. И, тем не менее, почти все они являлись пристанищами коренных жителей города, большинство их которых были еще страннее своих жилищ. Казалось, все уродцы мира собрались в одном месте, чтобы вдали от житейской суеты спокойно влачить свое существование: если бы не их высокомерный вид и наплевательское отношение к окружающим, их можно было бы пожалеть. На фоне странного «человека» со змеиным хвостом вместо ног, красивой девушки с роскошным декольте и тремя парами растущих из спины паучьих лап, огромного зеленого слизняка с заплывшим человекоподобным лицом, летающий сфинкс, преподающий Петунье философию, казался почти нормальным.

Но главным строением города, центром его уникальной привлекательности для магов со всего мира, являлась знаменитая Александрийская библиотека. Она располагалась в подземной части города в огромной пространственной лакуне, в которой легко поместился бы с десяток Александрий. Вся лакуна состояла из настоящего лабиринта неровных переходов, заставленных книгами от пола до потолка, причем в большую часть помещений не отваживались заглянуть даже постоянно живущие в библиотеке архивариусы. В комнатах сам собой загорался и гас свет, порой возникали особые звуки, на некоторых стенах внезапно начинали расти необычные мхи и лишайники (зачастую ядовитые), которые исчезали по неизвестным причинам несколько месяцев спустя. Порой огромную территорию библиотеки охватывал ужасный пожар, который безжалостно уничтожал все вплоть до саламандр и фениксов. Но при этом он же преобразовывал устаревшие глиняные таблички и свитки папируса в компактные журналы и книги, попутно обновлял символы в сгоревших фолиантах, «переводя» их на более актуальные языки. Это делало старинные труды по-настоящему доступными, от чего библиотека пользовалась необычайной популярностью: каждый ученый почитал за честь подарить авторский экземпляр своей монографии и оставить рабочие заметки в наследство.

Самые древние из описателей библиотеки уже застали ее такой: переполненной знаниями и опасностью, поэтому выдвигались самые немыслимые гипотезы, вплоть до инопланетного происхождения некой неповторимой разумной сущности (как иначе объяснить «переводческие» последствия пожаров?). Многочисленные исследования раскрыли некоторые закономерности, но все понимали, что это была ничтожная часть загадки. Сами жители Александрии давно махнули рукой на странности и относились к библиотеке как к соседу-вулкану: жить неудобно, порой опасно, но давно привычно.

Именно в библиотеке Петунье читали почти все лекции курса, и были они одна другой страннее. Летающий сфинкс, которую все знали как Изиду, преподавала философию с явным египтологическим уклоном, и у Петуньи закипал мозг в безуспешных попытках понять учение о множестве душ, а главное — зачем ей нужно это устаревшее знание. Огромный слизняк читал ритуалистику и жертвоприношения, отвратительно причмокивая после каждого тошнотворного тезиса, отчего девушку мутило, и она втайне мечтала испытать предмет на педагоге. Богомоловидный старичок с шестью руками преподавал египетские иероглифы, каждый из которых сам по себе был многозначен, а в совокупности они и вовсе взрывали сознание бесчисленностью смыслов. Местное зельеварение в корне отличалось от традиционного, делая основной акцент на мумифицировании бренных останков, и Петунья выходила с практики с квадратной от обилия новых знаний головой.

Из всех учителей действительно ей импонировал только один, причем роднила их не только общая родина, но и знакомство с профессором Биннсом из Хогвартса, оказавшегося родным братом александрийского преподавателя.

* * *

Аластарх Биннс был невероятно старым на вид человеком с морщинистым лицом и опущенными веками, отчего его тусклые глаза казались постоянно полуприкрытыми. Фигура у него была сутулая и зажатая, ходил профессор медленно, шаркая. Оставалось только удивляться, как он умудряется преподавать теорию темпоральной рунистики, ведь его обильно покрытые пигментными пятнами руки непрестанно тряслись.

Несмотря на то, что говорил он очень медленно и обстоятельно, свой предмет он преподносил очень доходчиво и наглядно. Занятия начались в одной полупустой аудитории, где помимо свитков на обильно изукрашенных резьбой полках в центре протекал небольшой ручеек. Русло его было выложено крупной галькой, на некоторых камнях были сделаны примитивные насечки.

Как и большинство теоретиков, начал новый профессор Биннс издалека.

— Исторически темпоральная рунистика создавалась на базе недомолвок и утаиваний. В свое время древнеегипетские жрецы умолчали о целом ряде ограничений при времяшествовании. Возможно, что-то о том же сильном течении жрецы бога Тота и не знали, но догадывались уж точно. Зато в результате они получили целую нацию, воистину великую цивилизацию, которая не жалела ресурсов на попытки переиграть судьбу, и которая была готова приносить на алтарь науки своих лучших детей. Надеюсь, вы не думаете, что Тутанхамон так просто был пышно погребен в столь юном возрасте?

«Вообще о нем не думаю. Какое мне дело до фараона, который умер больше трех тысяч лет назад?»

К счастью для Петуньи экскурс в историю закончился быстро.

— Темпоральная рунистика исследует два параллельных предмета — перемещение во времени и изменение личного времени мага. Начнем с основ первого. Самый простой способ времяшествия использует особый артефакт — хроноворот. Вот у нас есть лист...

По руслу реки медленно заскользил небольшой кленовый листок.

— Здесь с ним что-то случилось…

Одна из зарубок на гальке замерцала, а на листе медленно проступило ярко красное пятно.

— А здесь он решил переиграть судьбу и воспользоваться хроноворотом.

Профессор протянул дрожащую руку к листу, поднял его из течения реки и переместил вверх по течению, пронеся мимо мерцающей зарубки. Петунья удивленно сморгнула: вниз по течению скользили два листа, один из которых сиял красным пятном.

— Еще не пользовавшийся хроноворотом лист называют Ат (или След), а переместившийся — Хаой (что значит отставший путешественник или Ходок). Как видите, Ходок вернулся с изъяном, которого у Следа еще нет. Они плывут параллельно до События (Сим), после которого у Следа появляется изъян. Наконец, они доплывают до того момента, когда использовался хроноворот, и далее по течению плывет только Ходок, занявший место Следа, который в свою очередь вернулся вверх по течению. Все верно?

Наверное, пару веков назад в вопросе пряталась ирония, но старческий голос теперь звучал слишком слабо. Но Петунья была благодарна за наглядное объяснение и подыграла.

— Возможен ли вариант, при котором Ходок смог спасти След от изъяна?

— А давайте посмотрим.

Чистый и пятнистый листы вновь плыли рядом до мерцающей зарубки, над которой профессор Биннс сделал легкий взмах рукой. След остался чистым, и листы мерно скользили вниз по течению. Вот только врожденный скепсис мешал Петунье порадоваться за везунчика. И неспроста.

Стоило листам достичь той точки, из которой Ходок уходил вверх по течению, как оба листа скукожились и истлели в прах. Ручеек продолжал спокойно журчать.

— Не повезло, — спокойно констатировал Биннс. — Дадим ему еще шанс?

Вторая попытка оказалась не лучше: листы затонули. На третьей сгорели, на четвертой…

«Наглядное предостережение, не поспоришь».

— Это сильное течение? — мрачно спросила Петунья.

Профессор медленно закивал.

— Частный случай. Река преодолевает парадокс о том, каким был Ходок, отправившийся в прошлое — с изъяном или без. Очень доходчиво объясняет, кто мы со всеми нашими темпоральными рунами в бурном течении.

В учебниках, которые Петунья штудировала, часто указывалось на недопустимость встречи с самим собой при перемещении во времени посредством хроноворота. Но объяснения этому запрету приводились на редкость невразумительные: «беда будет», «нарушатся законы времени, и весь мир может рухнуть». А на самом деле это просто страховка от соблазна исправить изъян, возможно, совсем незначительный, и тем самым обречь себя на неминуемую гибель.

— Этим объясняется запрет на встречу Ходока и Следа?

— Да. На самом деле сама по себе встреча ничего не нарушает: реке времени безразлично где именно находятся листья, пока они плывут параллельно.

«Получается изъян вообще нельзя исправить?»

Петунья задумчиво потерла лоб.

— Это ограничение свойственно только хроновороту? — дождалась покачивания головы и продолжила мысль, — Тогда какой смысл вообще возвращаться в прошлое?

— Нельзя исправить изъян Следа. Но некоторые другие изменения возможны. На самом деле сейчас вы понимаете одно из главных ограничений краткого путешествия во времени, то есть такого, после которого Ходок может дожить до встречи со Следом. При кратком перемещении времяшественник должен обеспечить условия для Следа стать Ходоком на тех же условиях, на которых им самим было осуществлено времяшествие.

Что-то такое пугающее заворочалось на краю сознания. Петунья сглотнула неожиданный ком в горле и тихо уточнила.

— А если не обеспечит, — и сама не узнала свой севший голос

— Иначе, дожив до точки икс, он будет похоронен самим временем, — равнодушно ответил профессор Биннс.

* * *

«Наверное, давно пора повзрослеть, и понять, что ничего хорошего меня не ждет. Все эти чудеса, все эти мои идеи о возможной новой жизни — не более чем пшик. Я меньше чем калиф на час. Когда там Северус дал мне хроноворот? Летом 1997? Поздравляю тебя, Туни, ты точно знаешь, какой день не переживешь. У тебя роскошный выбор: 31 октября 1981 и 17 июня 1997».

Первое время она бегала по маленькой комнатушке, которая буквально давила убогими стенами, отвергавшими всякую декоративную волшбу. Потом злилась, топала ногами и грозилась кулаком безвестному Третьему, посылая самые черные проклятия на его голову и ругая его словами, которые приличной даме и знать-то не пристало. Затем лихорадочно листала учебник по теории темпоральной рунистики в надежде, что ее опасения беспочвенны, но взбудораженное сознание отказывалось распознавать в черных значках знакомые символы.

Она несколько раз открывала зачарованный блокнот, сильно сжимала в пальцах карандаш, но так и не отважилась отправить ни слова. Во-первых, она не знала, что писать. Во-вторых, сама пугалась, что со всякой бедой бежала в первую очередь к Снейпу, словно во всем мире не было человека его ближе.

«А ведь и нет. Не Пет же писать о таких невзгодах. Это все равно, что себе!»

Ближе к ночи ее начала мучить мигрень, чему также немало способствовали пьяная ругань и крики за окном. Как никогда остро она осознавала свое одиночество — вдали от всего мира, болтаясь почти в километре над землей в чуждом и недоброжелательном городе. Она сжалась в маленький одинокий комочек и тихо плакала, про себя молясь, чтобы эти беды ее оставили.

«Я слишком устала все тащить на себе. Я больше не могу. Пожалуйста. Хватит».

Высшие силы безмолвствовали.

* * *

Вся в расстройстве и переживаниях, она даже не могла до конца понять, наступило ли утро или окружающая ее убогость есть продолжение ночной бессонницы. Девушка брела по улице, едва заставляя себе переставлять ноги на пути к библиотеке, и тоскливо взирала на серые от застарелой грязи камни под ногами.

Она была на одной из небольших площадей, когда раздался странный низкий звук, от которого вибрировали сама земля под ее ногами. Выбитая из печальных мыслей, она непонимающе озиралась вокруг. Не она одна: окружающие тоже выглядели весьма удивленным.

— Гриндевальд сбежал что ли? — услышала она негромкое бормотание рядом.

— Простите? — обернулась девушка к сухонькой старушке, выглядевшей почти человечно. По крайней мере, в передней верхней части. И если не учитывать витые рога.

— Тревога. Кто-то пытается прилететь без уведомления, — пояснила та, махнув в небо рукой с неестественно длинными когтями. И по ее жесту немногочисленные прохожие, один за другим, поднимали глаза вверх, выглядывая незваного гостя.

Он был похож на дымчатый черный смерч, клубящийся угрозой и силой, осязаемой даже на расстоянии. Иногда в глубине его мелькали странные черные крылья, словно огромная птица билась в капкане из смога. Он летел по причудливой траектории, и наблюдатели, как завороженные, провожали взглядом каждый кульбит.

Недалеко от площади, на которой стояла Петунья, смерч замер, а затем резко ухнул к земле, прямо под ноги девушке. Она едва успела отшатнуться, как тот преобразился в Снейпа, тут же схватившего ее за руку.

Высокий, подтянутый и опасный, он был окружен клубами страшной темной силы, притягивавшей взоры. Никто не дерзнул выразить черному магу о нежелательности визитов такого рода. Да и за Петунью вступаться тоже не торопились.

«Не сказать, что в этом есть нужда, но хоть из банальной порядочности…»

Северус слегка притянул ее к себе и демонстративно поцеловал прямо в губы. От удивления она даже не смогла достойно отреагировать.

— Меньше удивления,— низким бархатным голосом промурлыкал слизеринец, — больше радости, моя дорогая невеста.

«И откуда он все узнает?»

После этих слов большинство прохожих перестали таращиться на парочку и начали расходиться.

«Жестокое жертвоприношение отменяется, а значит — ничего интересного» с неуместной иронией подумала Петунья.

— Какими судьбами? Лобалуг кончился?

Снейп укоризненно посмотрел на нее.

— Как можно подозревать меня в такой мелочности? Я подскажу: в Александрии имеется истинный кладезь знания, запретного и опасного…

Петунья притворно наморщила лоб.

— Погоди, кажется, я что-то такое слышала.

Северус тихо захмыкал, порождая негромкий низкий звук.

— Пригласишь темного мага в гости?

— Ты не оставил мне выбора, — улыбнулась гриффиндорка.

Она была чертовски рада его видеть.

* * *

В комнатах, перво-наперво, он накидал целую россыпь заклинаний. Потом нахмурился, отодвинул ее к двери и принялся активно выплетать палочкой замысловатые узоры.

— Не страдаю от паранойи, но наслаждаюсь ей? — спросила Петунья.

— Скорее, ее последствиями. В отличие от некоторых я живой, здоровый и могущественный, — он удовлетворенно хмыкнул и наложил чары от прослушивания.

Судя по некоторым вспышкам, он нашел больше, чем она в свое время. Впрочем, в его талантах сомневаться не приходилось.

— Что я пропустила? — уточнила она, активируя руны под чайником.

— Так, по мелочи. Лично я больше всего был недоволен подглядывающими чарами.

Петунья недоуменно округлила глаза, с запоздалой опаской оглядывая ставшее негостеприимным жилище.

— Закрытый город, повальная нищета, обилие запретного знания… Местные развлекаются, как умеют, — пояснил спокойно Снейп.

«Могущественным черным магам, может, и нечего опасаться…»

— После моего показательного появления связываться с тобой не станут. Единственное, что здесь уважают больше знаний, — это силу.

Запоздалое понимание накатило на нее, и она расслабленно присела на кровать: больше садиться было некуда. Северус, помедлив, опустился рядом, и как-то легко, само собой, она оказалась в теплом кольце его рук. Гнетущее одиночество и нарочитая уверенность медленно оставляли ее, пока он медленно и легко гладил ее по волосам.

Закипевший чайник вернул их в реальность. Насыпая в чашки заварку, она старалась не поднимать на него глаз, стыдясь своей слабости. Снейп легко сделал вид, что ничего не произошло, медленно встал и с чашкой в руках замер, прислонившись к косяку двери. В гнетущей неловкости тема для отвлеченного разговора нашлась сама собой.

— Я думала тебе написать. Хотела с тобой посоветоваться…

К ее удивлению, Северус не выглядел не то что испуганным, даже настороженным.

— Ты понимаешь, что мы обречены? Июнь 1997 мы точно не переживем, — попыталась воззвать к нему Петунья.

— Ты преувеличиваешь проблему, — отозвался он пренебрежительно.

— Неужели?

— Если я правильно понимаю что такое «изъян», то к нему относятся все приобретенные особенности, в том числе морщины и шрамы. Так получилось, что еще в школьные годы у меня летом обострился аппендицит, поэтому пришлось вырезать по-маггловски…

Петунья вспомнила свои злоключения с переломом и не стала уточнять, почему он не обратился в Мунго.

— Ныне никаких шрамов от операции у меня нет. И если ты не готова поверить мне на слово, то я могу продемонстрировать прямо здесь и сейчас.

Весь его самодовольный вид говорил, что демонстрировать Северус готов многое и стыдиться ему нечего. Девушка притворно нахмурилась и отмахнулась. Снейп, как ни в чем не бывало, иронично резюмировал.

— Это другое перемещение. Собственно, я и заказывал такое, чтобы действительно переиграть судьбу, а не несколько десятков лет. Так что учись спокойно и не накручивай себя по пустякам. Разберешься в проблеме, начнем паниковать.

Петунья невольно улыбнулась — в изложении слизеринца да при свете дня вчерашние переживания казались нелепыми и безосновательными. Северус легко, самыми кончиками губ улыбнулся в ответ.

«Со стороны, наверное, глупо смотримся».

Потом она посерьезнела и испытующе посмотрела на него.

— Часто ты озвучиваешь девушкам такие смелые предложения?

— Впервые, — честно признался Северус. — Сам не понимаю почему, но с тобой мне удивительно легко.

Петунья потупилась. С одной стороны, она понимала, что на самом деле скрывается за невинным на вид признанием. С другой, и это могло стать проблемой, вынуждена была признаться самой себе, что эта игра захватила и ее.

«В какой момент я перестала контролировать ситуацию?»

Она боялась поднять на него глаза, опасалась, что взгляд выдаст ее и Северус увидит в нем слишком много.

А, увидев, уже не остановится.

Примечание:

Летающий город Александрия в чем-то ассоциируется у меня с Далараном. Все права на Даларан принадлежат компании Близзард.

Про Александрийскую библиотеку и правда хватает странных легенд и слухов. По мере сил сплетаю правду и вымысел.

Музыкальные, но несъедобные фрукты — фантазия моей старшей дочери. Все права на идею принадлежат ей.

Петунья передразнивает басню Крылова «Слон и моська». Даже удивительно, когда она успела ознакомиться с русской классикой?

Мордовник — многолетний садовый цветок, похожий на ежа на длинной тонкой ножке. Напр.: http://www.plantarium.ru/dat/plants/6/684/684_96fcf841.jpg

Тутанхамон был пышно погребен, потому что был фараоном. Хотя, кто его знает?..

За точность египетских терминов не ручаюсь. Если кто знает наверняка, прошу поправить.