Novice (джен)

«Надо что-то делать с этой трансфигурацией. Чем раньше, тем лучше» — внушал себе Нэтан, в восемнадцатый раз пытаясь преобразить линейку в атласную ленту. Он, по правде говоря, плохо представлял себе каким должен быть результат, но, насмотревшись на остальных, понял, что требуется. Линейка, однако, поддавалась слабо. Ее передергивало, увеличивало и уменьшало, коробило, морщило — и, на сладкое, она превратилась в угольник.

— Мистер Баркер, сосредоточьтесь, наконец, — профессор давно уже стояла над его партой, покачивая головой.

— Я стараюсь.

Проблемой было то, что все эти манипуляции палочкой с трансфигурирующими формулами казались Нэту одинаковыми. Они не отличались ни на запах, ни на цвет. Не помогала и выученная в аптеке латынь. Что толку твердить «стань мягче», а иметь в виду «обратись в тряпку»? Он обреченно вывел палочкой положенный полукруг, изо всех сил представил, как дерево превращается в переплетенные нити.

— Fiomollis…

Линейка расползлась в веревочную циновку и стала вдруг расти, за считанные секунды покрыв парту скатертью. Перевалившись через край, она заполнила собой проход и стала толкаться под ноги сидевшим в соседнем ряду.

— Finite. Опять без оценки. А ведь вы пишите неплохие эссе, — заметила МакГонагалл.

Если бы Нэтан умел возжигать огонь взглядом, от линейки уже остался бы только пепел.

— И подойдите после урока.

Он с тоской проследил облака за окном. Те были беспечны, как какие-нибудь цыплята, резвящиеся в песочнице, пока квочку разделывает соседский книзл.

— По-моему, я просто неспособен…

— Вы вовсе не неспособны. Заметьте, ваша палочка прекрасно совершает трансформации — только не те, что нужны.

«Это мне, конечно, очень поможет, особенно, когда придется объяснять деду, почему я не набрал «удовлетворительно»… А между прочим, уже обед давно…»

— Вы думаете о каких-то посторонних вещах. Чересчур усложняете процесс. Не противьтесь ему. Давайте еще раз.

Нэт мужественно выбросил из головы все мысли о еде и сосредоточился на угрозе несданной четвертной. Потом просто представил ленту — белую, гладкую, пахнувшую старьем.

— Fiomollis…

Линейка даже не дрогнула. Она не имела и не хотела иметь ничего общего с головными уборами. Профессор тяжело вздохнула.

— Может, дополнительная литература… Чтобы стало понятнее, — протянул Нэт без особой надежды.

— Но вы ведь прекрасно понимаете теорию, — МакГонагалл собрала с парт линейки и ленты и отправила их в наколдованный из воздуха ящик.

— Нет, что-нибудь с расчетами. Как в «Чарах и числах» Уоффлинга.

Профессор удивленно подняла брови. Только отчаявшийся студент мог предложить добавить арифмантичекие выкладки к без того трудно дающемуся предмету.

— Вы еще больше себя запутаете. Займитесь практикой, и не тратьте время на бесполезное чтение. Приму у вас это же задание в пятницу, ступайте, мистер Баркер.

«Упрямая кошка. Что ей стоило сказать? Теперь я полдня потрачу на действительно бесполезное чтение…» В Большом зале уже почти никого не оставалось. Это было только к лучшему — в последние дни Гриффиндор не сходил с тропы войны, несмотря на катастрофически уменьшившееся количество рубинов в факультетских часах. Безопасней было передвигаться небольшими мобильными группами, человека по четыре, и Нэт часто пристраивался в арьергард к компаниям слизеринцев, нередко со старших курсов. Те его благосклонно не замечали.

— Внимание, дамы и господа! Идет помойный Баркер! — объявил на весь коридор МакЛагген, и Нэт почувствовал толчок, а затем, как что-то липкое льется ему за шиворот. В нос шибануло запахом протухших яиц. Разумеется, третьекурсники, за которыми он увязался сегодня, даже не остановились посмотреть. А с того случая во дворе МакЛагген основательно разошелся. Не давали покоя неудачи на зельях, сопровождаемые извечным «Баркер, помогите ему, что вы стоите». К тому же, Нэтан не скупился на сдачу — разучив несколько забавных заклятий из указателя в «Расчетах», он почти всегда выходил в их стычках победителем. Гриффиндорцу не терпелось сравнять теперь уже личный счет.

— Дорогу герцогу отбросов!

Зря Клаус полагал, что вонь как-то может сбить противника с толка. Как бы Нэт не был зол, он потратил не больше секунды на взмах с разворота и оглушитель. Тем более, что (по привычке) проделал это молча. Раздался звук удара — МакЛагген на скорости влетел в дверь и сполз вниз. Кто-то в конце коридора дико завизжал.

— Ты что творишь?!

— Урод слизеринский!

Нэт мгновенно вжался спиной в стену.

Чем он думал? Ведь вокруг полно людей! Как он мог себе это позволить!

Собралась толпа — вся сплошь с других факультетов. Откуда-то справа нарисовался староста мальчиков. Тут же снарядил младших за профессором, а сам поднял дрожащую руку.

— Брось палочку! Не двигайся!

Две девчонки склонились над МакЛаггеном, безуспешно пытаясь привести того в чувства. Получалось у них плохо.

— Он что его, убил что ли?

Нэт вздрогнул.

— Я сказал, не двигаться! Попробуйте Ennervate!

В глазах собравшихся рос голодный страх. Еще трое вытянули палочки, словно он собирался отбиваться. Казалось, если зажмурится, они нападут скопом. Он вспомнил зимний день в Лютном четыре года назад, и антиквара, стоявшего также, спина к стене, против толпы, у своей крохотной лавки. Бросить палочку — как бы не так!

— Ничего не получается, Джонсон! По-моему, он не дышит!

Нэт и сам почти не дышал. Неужели МакЛагген, идиот, сломал себе шею?

Или это он, идиот, сломал шею МакЛаггену?

Тот антиквар был не большого ума и, связавшись с некромантами, подвел весь квартал под проклятие. Никто и не думал дожидаться его естественной смерти, чтобы это проклятие снять. Его подкараулили в день побега — накрыли пол-улицы антиаппарационным. И вот бедняга стоял, читая по глазам, зная, что первое его движение будет последним. А мальчишки следили с крыши. Из любопытства.

— Надо его к мадам Помфри!

— Не тронь, дура! У него, может, спина.

Девочки испуганно отшатнулись.

— Что здесь происходит?

Нэт ни в жизни бы не поверил, что так обрадуется, второй раз за день услышав суровый голос МакГонагалл. Профессор стремительно приближалась, рассекая наливавшуюся страхом толпу на кучки растерянных школьников. Она, впрочем, была не одна — чуть поодаль, сияя, как майский полдень, обозревал происходящее сам директор.

— Что с ним случилось? — профессор склонилась над МакЛаггеном.

— Этот слизеринец ударил каким-то проклятием, невербально. Я не видел. Наверняка темным… совсем озверели, Клаус же первокурсник еще.

— Если я не ошибаюсь… — профессор Дамблдор плавно провел рукой над бездыханным гриффиндорцем, и тот, вздрогнув, открыл глаза, — мистеру МакЛаггену ничего не грозит, но, возможно, его стоит проводить в больничное крыло.

Нашлись желающие. Староста все еще пытался поведать что-то МакГонагалл, но, похоже, она уже ничего не решала. Нэт же обреченно уставился на серебряные звезды, которыми была усыпана директорская мантия. Старик смотрел прямо на него сквозь поблескивающие половинки стекол.

Ох, не зря дед предупреждал. Было в голубых глазах что-то такое, сродни урагану над скалой, сродни опасному шепоту Запретного леса. Как тот антиквар, когда заметил нож косматого молодого Бёрка, Нэт вжался в стену, хотя дальше, казалось, было уже некуда.

— А с мистером Баркером мы поговорим у меня в кабинете, — спокойно продолжил Дамблдор и вдруг обезоруживающе улыбнулся своему заместителю. — Ведь у первого курса сегодня занятий больше нет?

Нож сверкнул в воздухе быстрее проклятия, и бесполезная палочка выпала из костлявых пальцев. Хиггс втянул воздух, Фили хмыкнул. Нэт тогда подумал, некстати, что глаза антиквару закрыть все же стоило.

Минерва МакГонагалл покачала головой в ответ — и сразу принялась преувеличенно громко разгонять студентов из коридора.

Казалось, что ноги его налились свинцом. Он медленно пошел за директором, и даже не заметил, как оказался на другом этаже, у страшного вида горгулий, которые торжественно разошлись в стороны, открывая вход.

Дамблдор сделал приглашающий жест.

Сглотнув, Нэт шагнул внутрь — и по винтовой лестнице поднялся прямо в странную круглую комнату, увешанную портретами дремлющих пожилых волшебников и волшебниц. Как только зашел профессор Дамблдор, они продрали глаза и эдаким Визенгамотом воззрились на виновника, совершенно потерявшего всякую смелость и не решавшегося больше оторвать взгляд от пола. В воздухе притаилась опасная, звенящая тишина. Он изо всех сил старался не думать о том, что его могло ждать.

Но молчать вот так дальше было нельзя. Директор, почему-то, тоже ничего не говорил, а только забормотал под нос, колдуя что-то над столом.

— Вы… вы исключите меня, профессор? — Нэт попытался изгнать дрожь из голоса, но не преуспел.

Дамблдор пристально посмотрел на него и вдруг поинтересовался:

— И за что же, по вашему, мне следует вас исключить, мистер Баркер?

Это стоило немалого труда, но Нэт справился:

— Я… применил оглушающее заклятие… сбил студента в коридоре.

Краем глаза он уловил презрительную усмешку на лице ученого с одного из портретов, висевших ближе к столу.

— О, я уверен, мистер МакЛагген тоже кое-что мог бы нам рассказать? — сказал директор на редкость беззаботным тоном, и, кажется, даже подмигнул. Нэт покраснел. До него только сейчас дошло, что пропахшая тухлым яйцом мантия никуда не делась.

Директор взмахнул палочкой — одежда Нэта вдруг стала чистой и выглаженной. Заплатка на левом локте потемнела в тон ткани. Это было неожиданно, но, в конце концов, почему взрослый колдун должен терпеть вонь в собственном кабинете? Нэт покраснел еще сильнее. Он должен был почистить мантию сам. Пока поднимались по лестнице.

— Спасибо, сэр.

— Это пустяки, мой мальчик. Я предполагал, что ваши драки вскоре приведут к такому печальному исходу. По правде говоря, я удивлен, что вы сдержались в этот раз.

Нэт снова потупился, мучительно соображая. В каком это смысле — сдержался? Конечно, директор знал, что они с гриффиндорцем сцепились не впервые. Наверняка ему рассказал кто-то из старост, или эти портреты в коридорах. Теперь точно исключит. Может, отправит обратно в Лондон поездом. По крайней мере, будет шанс посмотреть на экспресс. Что скажет дед, Нэтан старался не думать.

— Было бы досадно выгонять из школы такого ученика. Профессор Флитвик вас очень хвалит, да и в других предметах вы прекрасно успеваете… Лесничий Хагрид рассказал мне, как вы ему помогли.

Нэтан растерялся. Уж профессор МакГонагалл-то точно не считала, что он «прекрасно успевает». И какое отношение это все имело к нарушению правил?

— Полагаю, наш дорогой мистер Филч тоже найдет вам применение на пару вечеров, — было непонятно, то ли директор утверждал, то ли спрашивал. Но если и спрашивал, вопрос, скорее всего, был риторический.

— Теперь, когда мы обо всем договорились, — пристальный взгляд пронзал насквозь, — надеюсь, вы не слишком торопитесь? Кажется, вы еще не обедали?

Дамблдор направил палочку — и на столе появился белый с золотом сервиз, чайник, бутерброды и тыквенный сок. И ваза с конфетами. Нэт глазам своим не верил. Вместо того, чтобы пригрозить, написать деду…

— Угощайтесь, мистер Баркер, и, поверьте, бояться вам нечего, — директор сотворил из воздуха стул и предложил его Нэтану. Тот на негнущихся ногах подошел ближе и сел на край. Приветливый тон беседы был призван его успокоить, но он тревожился все больше и больше. «Это его магия. Она как волны, как океан без берегов. Кому-то приятно, а у меня, должно быть, морская болезнь…»

— Э… Спасибо, сэр, — выдавил он, — я не голоден.

Директор недоверчиво поднял брови. Он ничуть не был обижен отказом.

— Что ж, попробуйте хотя бы вот эти пастилки. Прекрасный яблочный вкус. Фоукс их очень любит. Мой феникс, — пояснил Дамблдор, показывая на пустой насест у окна, — он сейчас занят. Вы ведь увлекаетесь магическими существами? Удивительные птицы, фениксы.

«Кого-то это мне сильно напоминает…» — Нэт посмотрел в сторону окна и опять поймал презрительную усмешку старика в слизеринских цветах. «Что он уставился. Он же меня знать не знает?»

— Не то что увлекаюсь… — ответил директору, соображая, что затянувшееся молчание уже невежливо. — Просто читал, сэр. Фениксы ведь очень редкие? Говорят, их слезы исцеляют, но проверить-то некому…

Нэт смутился, что сморозил глупость, но собеседник его, похоже, был только рад продолжать этот странный разговор.

— Совершеннейшая правда, мистер Баркер, — оживился директор. — К тому же эти птицы необыкновенно умны и преданны. Вижу, вы действительно много читаете.

При этом Дамблдор бросил выразительный взгляд на мешок с книгами, пристроенный Нэтом у ног. По какой-то непонятной причине, мешок был приоткрыт и можно было прочитать название учебника, лежавшего сверху. Нэтан вздрогнул. Все было подстроено. Конечно, по закону подлости…

— «Расчеты применения нетрадиционных средств защиты при распределенном ударе». Непростое чтение для первокурсника, — заметил директор, наливая себе чай, — и я бы сказал, небезопасное. Вы что же, и в арифмантике разбираетесь?

Нэт расслышал в голосе иронию — с налетом беспокойства. Переждав несколько минут тишины, разбавленной звоном старинных часов, он, наконец, сдался:

— Она, в общем-то, не трудная, если со справочником. А опасное я оттуда не брал, сэр, честное слово. Только щиты.

— Вы не так меня поняли, — покачал седой головой директор, — я имел в виду опасность иного рода. Часто подобная магия наносит куда больший вред тому, кто ее использует, чем тому, против кого она предназначена. Это очень серьезно, — маг поглядел студенту прямо в глаза, — то, что я говорю вам сейчас, Нэтан. Есть опыт, которого лучше не иметь. Слишком многие, не вняв предостережениям, попали в эти сети и поплатились самым дорогим.

Директор говорил прямо как тот первый травник из «Сказаний». Сейчас потребует бросить свитки в воду.

— Пообещайте мне, что вернете книгу в библиотеку, чем раньше, тем лучше.

О, разумеется.

Нэт помрачнел — хотя самое интересное уже успел выучить наизусть, книгу возвращать не хотелось. Впрочем, в его положении выбирать не приходилось. Такой маг, как Дамблдор, мог превратить его в пыль одним мизинцем, и приятные улыбки с конфетами этот факт никак не скрывали.

— Обещаю, сэр.

Вновь установилась неловкая тишина. Директор спокойно попивал свой чай, о чем-то задумавшись. Нэт хотел сейчас же встать и уйти, но не решался.

— Я только хотел сказать, сэр, — начал он зачем-то в свое оправдание, — что она написана куда лучше наших учебников. Особенно одного, по трансфигурации. И гораздо точнее. Это потому, что там рассказывается о… хм… опасной магии?

— Отчего же, — Дамблдор улыбнулся, словно вопрос его повеселил, — есть множество книг по трансфигурации, ничуть не уступающих в изложении. Например, «Трансформации субстанций первой степени родства», Армациус Вриск, вы ее без труда найдете в разделе теории.

— Спасибо, профессор, — в который раз пробормотал Нэтан. И, сглотнув, добавил, — позволите идти?

— Конечно, — спохватился директор, — пастилки, вижу, вас не привлекли. Идите. Если только вы больше ничего не хотите спросить? — улыбнулся он, посверкивая очками. Нэт покачал головой. Снова попался на глаза портрет — презрение в лице сурового старика смешалось со скукой.

— И это слизеринец, — вполголоса выдал тот, но Нэт предпочел сделать вид, что не слышит. Меньше всего он хотел спрашивать что-то у профессора Дамблдора, даже про то, как зовут этого мерзкого типа. Голова давно кружилась — и подташнивало.

Ему потребовалось не меньше десяти минут, чтоб отдышаться — а потом весь день, как чумы, он избегал старших, особенно Мора и Нотта. Эти бы не обрадовались, узнав, что он по своей же собственной дурости нарвался на директора. Даже обедать пришлось на кухне. Следующие же несколько дней обошлись почти без происшествий. Завхоз Филч оказался далеко не таким зверем, каким его рисовали. Подумаешь, драить туалеты. По крайней мере, сквиб не стоял над душой, как тетя Мелисса, причитая и жалуясь на жизнь, а просто вручил швабру с ведром. Немало помогло и то обстоятельство, что туалет находился на отшибе — никто не заходил посмеяться, что, мол, теперь-то он, Баркер, нашел себе работенку по росту.

— Несомненно пригодится в домашнем хозяйстве! Я бы советовал обратить особенное внимание молодым леди, — заговорщицки подмигнул собравшимся профессор, на что Лестрейндж с Рёдером фыркнули. Последний явно полагал, что варить зелье от колик собственноручно ему вряд ли когда-нибудь придется, и, скорее всего, был прав.

— Должен сказать, что я приятно удивлен вашими успехами, — продолжал Слагхорн, — кто бы мог подумать, что вы, мистер Хиндли, наконец-то возьметесь за ум! Превосходное эссе! Не иначе как в вас заговорили гены вашей бабушки. Лобелия Хиндли, одна из первых моих учениц…

Нэтан рассеянно готовил ингредиенты. Руки двигались сами, а в свободной голове плясали какие-то дурные мысли. Краем глаза он следил, как МакЛагген разжигает палочкой пламя под котлом. Еще бы, ведь первая строчка на доске гласила: «В полную холодной воды емкость добавить…» Впрочем, профессор свои инструкции приводил точно по учебнику — а там многое разнилось с тем, как учил старик Балтазар. Например, прежде чем добавлять те же сушеные чертовы ушки в воду, лучше залить их слабым раствором муравьиной кислоты, дать настояться, пересыпать облепиховой корой, и уж только потом нагревать. Профессор прошелся по рядам и равнодушно посмотрел, как Нэт, в обход инструкций, мнет ушки пестиком, вместо того, чтобы порезать. Ничего не сказал, конечно.

— Боюсь, вам придется начать заново, мистер Уотер. Берите пример с мистера Уизли, он уже приступил к четвертому пункту, а все потому, что никуда не торопится.

Рыжий гриффиндорец покраснел, как свекла, от неожиданной похвалы, и принялся за дело с двойным усердием, чего нельзя было сказать о Уотере. Тот мучительно листал учебник, растерявшись, как всегда, уже в процессе работы. Подсказки, к которым он привык прислушиваться, не приносили ему пользы — ведь окружали его отнюдь не мастера. Что было, конечно, жаль. Если бы не плохой пример, из него бы еще можно было кого-то сделать — он, по крайней мере, не стеснялся работать руками, как большинство слизеринцев, брезгливо принюхивавшихся, когда выбирали ингредиенты. Впрочем, какое дело до этого было Нэту?

Зелье медленно закипало, и он, не глядя, сбавил пламя. Липовый мед для вкуса. Что только не придумают! Тысячу раз варил эту бурду для Оливии с Харфи, но, конечно, никакого меда и в помине не было. Зачем? Чтобы лекарство принимать за сладкое? Тогда у них эти колики будут круглосуточно с января по декабрь.

— Мерлиновы… — зазевавшись, чуть было не пропустил розовую пыльцу. Еще немного, и сам станет как эти неучи. Дурной пример заразителен. Поморщился, вспомнив, как дед скормил ему один испорченный котел, без пыльцы, вместо завтрака. Такое при всем желании не забудешь.

— Уже закончили, Баркер?

Нэт сердито вытер нож и бросил к инструментам.

— Нет, сэр.

Дедов рецепт требовал минут на двадцать больше, и Слагхорн, похоже, волновался, что некому будет выполнять задание за МакЛаггена.

— Даже странно, что обычное зелье от колик занимает вас так долго, — продолжал профессор, — видно, не стоит постоянно пренебрегать учебником и инструкциями.

Нэт не стал ничего отвечать, сделав вид, что полностью поглощен процессом. Два раза по часовой, один раз против, три по часовой… два против… цвет почти тот, что надо, четыре… два, три… характерный желтоватый пар… пять по часовой…

— Замечательно, мисс Браун. Я вижу, почти все справились? Мистер Хиндли? Несколько сбит оттенок, но это не страшно… Что ж, в таком случае, запишите задание. Двадцать дюймов о применении шерсти единорогов. Это и вас касается, Баркер.

«Шесть по часовой… пар темнеет, пять против… сейчас, все брошу и буду записывать…семь по часовой…» Нужно было дойти до десяти и закрепить преобразование стандартной восьмеркой Бэкона. Нэт слышал, как остальные собирают учебники, а гриффиндорцы перешептываются за спиной.

— Полагаю, урок закончен, все свободны… Вы, мистер МакЛагген, переделаете образец на следующем уроке, боюсь, я не смогу это зачесть… Evanesco!

Остолбенев, Нэт уставился на свой, пустой теперь котел. Рука с мешалкой застыла в воздухе.

— И вы тоже, Баркер. Впредь будьте повнимательнее. Мистер Рёдер, жду вас обязательно в среду!

Заметив, что Нэтан не сдвинулся с места, профессор поднял брови.

— Урок окончен, я же сказал. Не задерживайте меня.

— Звонка еще не было, сэр, — возразил Нэт сквозь зубы, — я бы все прекрасно успел.

— На вашем месте, — внезапно возмутился профессор, с трудом сдерживая раздражение, — я не стал бы спорить с преподавателем. Что вы себе позволяете! Профессор МакГонагалл уже жаловалась мне, что вы нападаете на учеников в коридорах. Это антисоциальное поведение ни к чему хорошему не приведет. Многие ваши сокурсники — из очень, очень достойных семей, и их родители будут только рады, если у меня найдется повод вас исключить. А сейчас идите, пока я не назначил вам взыскание.

Нэт выбрался из класса, оглушенный… МакГонагалл? Не иначе, как МакЛагген сам пожаловался, на одной из этих вечеринок. Не в силах терпеть пересмеивающихся слизеринцев — всех как один получивших «отлично» за написанные им же работы, он вместо обеда ускользнул на улицу. Чем ближе было к середине октября, тем чаще шли дожди, и чувствительнее бил в лицо холодный ветер. Полоска неба между облаками выцвела почти добела. Однако во всем этом был какой-то обреченный покой — словно ненужный хлам выносили из дома, и оставались чистые стены. Потом разберут и их.

— Нэтан?

Это был Майкл Хенвилль, тот самый рэйвенкловец, одолживший платок — как выяснилось, учившийся на четвертом курсе, а вовсе не на шестом. Платок был ему торжественно возвращен в библиотеке, но отвертеться от знакомства не удалось — с тех пор он почему-то считал своим долгом время от времени «приглядывать за младшим», несмотря на то, что Нэт был со Слизерина. Обычно все сводилось к неловким вопросам. Как и теперь.

— Разве сейчас не обед?

— Уже поел, — соврал Нэтан, пиная ногами ворох листьев, — а ты?

— Я тебя в зале не видел.

— На кухне, — разговаривать совершенно не хотелось. Он рассчитывал улизнуть в лес и повидать там Метелку, сам, без Хагрида.

— А… Случилось что-то?

— Ничего.

— Ну, хорошо. Увидимся? — улыбнулся Майкл, насвистывая по дороге к теплицам. — У вас ведь завтра астрономия?

Нэтан предпочел сделать вид, что не слышит — он уже был довольно далеко.

В последнее время все стало складываться словно бы поперек — и трансфигурация, и книгу пришлось отдать. В учительской лаборатории внизу постоянно кто-то копошился, и Нэт опасался слишком часто мелькать поблизости. Теперь еще Слагхорн принялся за дело, как будто остальных было мало. Он и без того смотрел на Нэта, как на какого-то протухшего угря, которого, как ни старайся, а не использовать в зелье. Если он поставит себе цель, то выгнать лишнего, по его мнению, ученика из школы ничего не будет ему стоить, тем более, что Нэт на его факультете.

В гостиной не хотелось появляться совершенно.

После одиннадцатого числа, когда долгожданный поход в Хогсмид был-таки разрешен, те немногие, кто решились пойти, вернулись мрачнее тучи. Но если за другими столами причитали об ужасной жестокости и разрушениях, то слизеринцы молчали, как под Silencio, а Нотт вообще, вернувшись, до отбоя не выходил из душевой. Когда выполз — под глазами два черных полукруга, пальцы дрожат — тут же собрал у камина компанию, что-то обсуждать, привлек и Эглсби, и Мора. Нэт начинал уже беспокоиться: что у них за новый такой бредовый план, и не ударит ли по нему? Но не имел ни малейшего желания узнавать подробности.

Оставались ему холодный лес и библиотека. «Трансформации первой степени родства…» не подкачали — директор знал, что говорит. Мадам Пинс, конечно, удивилась, что первокурсник вдруг так увлекся теорией, однако, выдала — и теперь можно было, устроившись подальше, в тень, учиться хоть до изнеможения.

«По крайней мере в четырех основных случаях говорится о сущности — как о сути бытия вещи, и об общем, и о роде, и о субстрате, о котором сказывается все прочее, он же сам не сказывается ни о чем. В одних случаях под ним имеется ввиду материя, в других — форма, и в третьих — то, что из них состоит. Он же в большей мере считается сущностью. Многие придерживаются мнения, что материя — единственная сущность, ибо ничто другое не могло было бы быть ею, ибо прочее — состояние тел, или количества, как высота или глубина, и не могут быть независимой сущностью. И опираясь на это мнение, полагают, что трансфигурация — не что иное, как смена количеств, или состояний, или производных от тел, не затрагивая сущность — материю».

Нэт вздохнул, и перечел еще разок. Книжка, конечно, была неплохая, но никак не сказки Биддля. И только через добрые двадцать страниц, он, наконец, доковылял до «другого мнения».

«Другие же, напротив, считают, что сущности наиболее свойственно существовать отдельно, независимо и быть определенной — и как таковая, материя не может быть сущностью, как может ею быть форма и то, что состоит из формы и материи. Суть вещи в одном смысле составляет сущность и определенное нечто — и этот смысл первичный, в другом смысле — это роды сущего, такие как количество, качество и тому подобное, чему суть бытия присуща лишь в некотором отношении. И так установлено, что суть вещи в первичном смысле и ее наличие есть нечто предшествующее всякой трансфигурации, суть бытия во вторичном смысле определяет степень родства и обращения сущностей. Бытие во вторичном смысле может только подвергнуться трансфигурации, будучи присуще какой-либо вещи, и не иначе. Сущность в первом смысле присуща всем вещам, и неизвестно, в какой мере она отлична для отдельных вещей, ибо родство определимо только косвенно, и каждая вещь отлична от другой. Так что, если бы мы, например, проводили нулевую трансфигурацию, обращая медную вазу в точное ее подобие, или проводили трансфигурацию пятой степени, обращая ее, скажем, в дельфина — то ни в первом случае, ни во втором, мы не можем сказать что медная ваза или дельфин изменили свою сущность — но не можем сказать и того, что они ее сохранили, ибо нам доступны только вторичные признаки родства».

Нэт оторвался от страницы и потряс головой. Становилось темно, и зябкий сквознячок покусывал за ноги. Оглядевшись, он применил согревающее и маленький Lumos, и вновь вернулся к тексту. Тишина вокруг подсказывала ему, что кроме обеда он пропустил еще и ужин, но это его ничуть не волновало.

«Таким образом суть бытия вещи и есть ее сущность, и то же самое, что сама вещь. Преобладает убеждение, что мгновенно переменить ее невозможно — и этим объясняют неустойчивость. Ибо в таком случае медная ваза, превращенная в дельфина, остается медной вазой, и, по истощении магического заряда, возвращается к исходному бытию. О том же говорит существование реверсивной трансфигурации — насильственного возвращения к первоначальной форме. Величина магического заряда и качество исполнения заклятия могут влиять на степень родства — его близость или отдаленность, на протяженность изменения, но, в силу того, что они лишь производны от мага, творящего заклинание, на сущность вещи они влиять не могут и не влияют. Открыт вопрос о том, изменяется ли сущность сама под действием времени, или же нет, и, выковывая оружие из железа — меняем ли мы сущность железной колоды на сущность меча? Вторая же точка зрения состоит в том, что трансфигурация подобна рождению новой сущности — как мастер рождает творение из своих рук, а самка рождает детеныша из смешения семени. В таком случае, сущность исчезает, заменяясь новой, а, значит, обратное возвращение невозможно».

Кажется, библиотекарь за своим столом задремала — что ж, к лучшему, можно не идти вниз. Где-то в секции чар зашумела придвигаемая лестница — искали вторые экземпляры, хранившиеся под потолком.

«Придерживаются и третьей, наиболее обоснованной, точки зрения — сама трансфигурация бывает разных видов — как вторичная, так и первичная. И если в последнем случае мы как бы ускоряем рождение сущности, сводя его к секундам, то в первом случае мы просто изменяем внешний облик или качества, или производное от сущности. К такого рода трансфигурации относится и трансфигурация человека, ибо обращенный, например, в животное, прекрасно помнит о своей человеческой сущности. Первичная трансфигурация же граничит с темной магией, ибо требует сначала уничтожения некоторой сущности, что скажется на сущности мага, совершающего ее. Но она же, единственная, применяется в целительстве».

— Вот ты где, нашелся, наконец!

Нэт оторвался от книги, чтобы увидеть перед собой надоедливого нервного Юстина, переминающегося с ноги на ногу. Тут он вспомнил, что забыл повторить час назад наложенный Tectum, который тоже скрывал от чужих глаз, пусть и не так кардинально, как Permaneo Limes, и на который, по крайней мере, ему, хватало сил.

— Нотт зовет тебя в гостиную — что-то хочет сказать, — видно было, что роль гонца Кинштайну не по нутру, — а я уже ползамка обошел, и даже к озеру выбегал тебя искать.

«Пошел этот Нотт. Пусть сам разбирается с гриффиндорцами, я ему не нанимался…»

— Давай быстрее. Все ждут.

Нэт прикинул шансы. Раз Юстин его видел, отмазаться уже не получится. Разве только заклятие забвения… Но если кто-то из старших проверит его палочку, то он вылетит из школы еще до первого снега. Захлопнул книгу и кинул в мешок. Еще раз огляделся и перехватил палочку покрепче. Время близилось к отбою.

— Кстати, ты уже написал про Tarantallegra и его пятнадцать применений?

— Я нашел только девять, — соврал Нэт безо всякого интереса.

— На четыре больше, чем у меня. Расскажешь?

Пожал плечами. Его больше интересовали виды трансфигурации. Значит, можно было, уничтожив линейку, обратить ее в ленту навсегда, а можно было только придать видимость — мягкость, или, например, звучание. Или все сразу. Или сделать, чтобы выглядела как линейка, на ощупь была как шелк, а на звук — как струна. Это странным образом напоминало некоторые чары, вроде смягчающих — или заставляющих танцевать. Потом, были ведь еще исключения — как их, законы Гэмпа?

— Старина Слагс, тебя, кажется, тоже теперь недолюбливает? И чем ты ему не угодил? Ты ж домашние работы пишешь за два курса...

Позвольте-ка. Исключения-то напрямую связаны с первичной трансфигурацией. Если, например, поджарить кролика и съесть, а кролика получить из воздуха этой «темной магией», то еду, выходит, трансфигурировать можно! А если только придать тумбочке вид свиньи, то, под ножом мясника, она, пожалуй, превратится обратно в деревяшку. Или, в худшем случае, в опилки превратится котлета. И хорошо, если уже в желудке… Опилками вполне можно питаться.

Юстин не обращал внимания на молчание собеседника — оно было ему только на руку.

— МакЛагген совсем заврался. Рассказывает всем, что у него отец аврор, когда его старик сидит в бюро перевозок и клепает аврорам порталы. Даже не международные!

А стало быть, должен существовать список, где указано, какая формула — первичная, а какая вторичная. Или они должны отличатся, причем в корне. Что-то он там читал про темную магию и намерение…

— Он тебя никогда не обойдет, даже если Слагс вообще перестанет ставить тебе проходные баллы. Только, по-моему, ты чересчур переживаешь насчет всей этой учебы. Как ты еще в Рэйвенкло не попал. Знаешь, все наши удивляются. Может, у орлов тебе было бы проще.

И даже если такого списка нет, или он упрятан куда-нибудь глубоко в запретную секцию, можно ведь сравнить медицинские заклятия, серьезные, те, что применяют на человеческом теле, и простые эти формулы для линеек, и выяснить…

Кинштайн, не останавливаясь, протарабанил новый пароль для гостиной и повлек его внутрь.

— Хотя… Он еще на следующий год собрался в загонщики. Так его и взяли в команду! Линч скорее удавится, чем станет его терпеть, да и МакГонагалл его, по-моему, недолюбливает.

«Вот трепло-то. Он хоть сам себя слышит?»

— Явился, наконец, аптекарь.

Кто-то в дальнем углу подавил смешок. Нэт же в который раз подавил желание их поправить. Они не имели права называть его аптекарем. Он еще даже не был учеником.

— Наш Баркер сегодня отколол номер — не успел сварить… Ты, может, зря на него надеешься, Нотт.

— А тебя, Белби, не спрашивают. Если бы сам что-то умел, тогда бы и говорил.

Нэт огляделся. Младших не было никого, кроме него. Юстин уже смылся — подслушивать за дверью, должно быть. У камина, на диване, как привык, развалился Мор. Староста стоял рядом — необычно бледный и какой-то пожеванный, словно его бросили на милость гигантскому кальмару, а потом передумали и спасли. Сидела тут и Фонтейн с двумя семикурсниками, но смотрела упорно в стену, никого не замечая. Разговор катился мимо нее. Эглсби поднялся и наворожил над всей компанией какой-то зеленый щит, похожий на шатер — для приватной беседы.

— Ты знаешь, Баркер, что лишил факультет тридцати баллов — и это за последние три дня? — начал издалека Мор, нехорошо улыбаясь.

— Я знаю, — отвечал Нэт, спокойно рассматривая камень под ногами, — что за последние три дня набрал еще сорок, и это не считая полученных разными… вроде Хиндли, за мою работу.

— По-моему, у него опять приступ наглости, — перебил скорый на руку МакКелби, поднимая палочку.

«Tectum…» — пробормотал было Нэт на всякий случай, но тут вмешался Нотт, внезапным и резким разоружающим.

— Вы позабыли, что наш милый мальчик потерял баллы за то, что «насылал на сокурсников атакующие заклятия». Вот теперь, — староста снова, как в первый вечер, вертел в руках его, Нэта, березовую с чешуей, — поговорим спокойно.

Какая все-таки сволочь. Почувствовал себя беспомощным — впрочем, он знал, куда идет, когда его позвали.

— Может, лучше повеселимся, — намекнул МакКелби, сверкая белозубой улыбкой, — давненько не веселились, а, Герард?

Нотт при этом почему-то глядел в пол.

— Это, между прочим, для дела, так что веселиться будешь потом, если он не справится.

— Ты хотел сказать, когда он не справится? Ты ведь помнишь, что говоришь о первокурснике?

— Самое интересное, что потом, если он не справится, веселиться будет кое-кто другой, а отвечать — все мы. Не находишь, что это чуть-чуть рискованно? — поинтересовался один из тех, что сидел рядом с Фанни, держа книгу на коленях.

— Это, Гай, не единственный мой план. И потом, тебе никто не мешает предложить кого-нибудь получше. Может, сам возьмешься? — на это Гай только фыркнул и отвернулся.

— Так что нужно-то? — не вытерпел, наконец, Нэтан.

Ответ последовал незамедлительно — свист, удар. Он очутился на полу. Медленно поднялся — руки, колени. Встал, пошатываясь.

— Говорить будешь, когда к тебе обратятся, первачок.

— Если он их не видит, то кто-то из нас должен будет ходить с ним за руку. И потом, лучше, если мы перестрахуемся, и варить будут хотя бы трое. А еще лучше, если мы вообще обойдемся без крайнего средства. Или закажем мастеру.

— На стороне этого делать нельзя, — заметил Нотт, — а с зельем у нас все шансы.

— И кто виноват, что ты не можешь передать заказ его зельевару, который уж точно справится?

«Ничего себе. Они полночи будут решать, нужен я им или нет. Я мог бы еще с час сидеть с трансфигурацией, и даже кое-что попробовать. Если, например, менять неодушевленные предметы одной и той же материи, то первичная должна не сильно отличаться от вторичной…»

Нотт опять посмотрел в пол, но упрямо продолжил:

— Мы будем контролировать процесс. Охранять. Потребуем с нашего мальчика обещание… что он никому не скажет.

— Давай уж сразу Непреложный Обет.

— Надо будет, возьмем. Хорошо, — Нотт повернулся к Нэтану, который даже не сделал попытки стереть с лица скуку. — Скажи-ка, Баркер, ты фестралов видишь?

— Вижу, — буркнул тот.

— Преимущества жизни в Лютном переулке, я полагаю, — добавил Мор. Никто, впрочем, не улыбнулся.

— А слышал когда-нибудь о «Глотке тьмы»?

Тут словно холодной водой окатили. Они безумны — это Нэт знал давно. Но зачем? Зачем им в школе смертельно опасный состав? Даже если на секунду представить, что у кого-то из них был рецепт — нет, невозможно.

— Так значит, слышал? — улыбнулся довольный МакКелби. Семикурсники у камина оторвались от чтения. Нэтан беспомощно вздохнул.

«И на двадцать первый день закончил травник свою работу, собрав на дне котла всю тьму, что копилась в его душе. И вышел на площадь, где говорил его собрат, с которым он враждовал…»

— Слышал. Но никто не помнит, как варить… утерян…

«Поднял он кубок, но даже полуденное солнце не в силах было разогнать плескавшейся в нем тени. "Доброе вино" — сказал маг, и пригубил напиток…»

А еще он знал, как эта гадость действует. То есть, сперва он, конечно, не понял ничего. А вечером спросил у деда — как может быть, почему это вдруг чья-то нога беззвучно растворяется в воздухе… Балтазар только лицо страшное сделал. «Ты этого не видел».

Он догадался позже. Дед, бормотавший сквозь зубы проклятия о мастерах, которые честь потеряли. Страница «Сказаний», которую перечел трижды, прежде чем поверил, что это не совпадение. Что, разумеется, означало одно — кто-то умел варить этот самый «Глоток», и даже варил, а судя по всему, прозвучавшему здесь раньше, этот кто-то имел самое прямое отношение к сами-знаете-кому.

Потому что уж Нотт-то точно имел отношение.

Не то что бы Нэт удивился. Но это был как раз случай, о котором дед предупреждал — не впутываться. Держаться стороной. Жаль только, не дал совета, как именно это сделать.

— Ты обещаешь, что не выдашь ни слова.

Герард многозначительно погладил нэтову палочку.

— Если меня исключат, то сломают ее и так, — ответил ему Нэтан, изображая усмешку.

«А если дед узнает, то меня и палочка не спасет…»

— И потом, как я слышал, там компонентов больше ста, — добавил он, прогоняя силой воли озноб, охвативший вдруг от этих жадных взглядов, — и в аптеках их не продают.

— Откуда ж ты про компоненты узнал, — семикурсник прямо-таки излучал сомнение, — умный ты наш?

— Тоже преимущества, — Нэтан не сводил глаз со старосты. — Потом, эта дрянь, она с историей.

«Солнце скрылось, погружая Кирену во тьму, и ночь вокруг стала подобна той, что царила в сердце травника. Ибо он не находил в себе силы радоваться, хотя недруг его исчез с лица земли, словно его никогда не существовало…»

Старшие еще немного помолчали, прежде чем МакКелби, недовольно скривившись, кивнул. Нотт вытащил свиток из внутреннего кармана.

— Эта, как ты выразился, дрянь, нужна через месяц. Рецепт есть, но придется кое с чем экспериментировать. Мы тебе поможем.

Месяц? Экспериментировать?!

— Может, лучше сразу Obliviate?

— Значит, ты отказываешься?

— Он еще просто слишком мал, что вы хотите.

— Да у него руки золотые, кому, ты думаешь, я проясняющий бальзам заказывал? Просто упрямится, оборванец, набивает цену.

Мор все так же противно улыбался. Было ясно, что уж кто-кто, а он-то сегодня повеселится. Нэта передернуло. Конечно, он мог стерпеть. Один вечер. Два. Даже неделю. А что будет потом? Если они справятся и без его помощи? Двое семикурсников опять переключились на книгу. Фонтейн так упорно смотрела в стену, словно сама была стеной.

— Покажите рецепт.

Прекрасно знал, почему согласился. И это было не потому, что боялся Нотта или Эглсби. И не потому, что ему было плевать на министерский список запрещенных к продаже зелий, на который ему действительно было плевать.

Нотт кивнул и передал свиток. Это была быстрая, скорописью, копия из какого-то старофранцузского издания, о чем говорили артикли в названии. К счастью, все остальное на латыни.

— Надеюсь, не перевод?

Семикурсник засмеялся.

— Глядите, какие тонкости. Не перевод, будь спокоен. Я сам переписывал. Если нужно, расшифрую.

Нэт прочитал список. Больше ста. Сто одиннадцать. И последний был…

— Волос фестрала? У них есть волосы? — перед глазами встали оскаленные морды драконоподобных лошадей.

— Это наша проблема. У них есть, но не у всех. И не всякий фестрал подойдет, — ответил семикурсник, — а только убивавший. Когда писали рецепт, других не было.

Нэт невольно поежился. Видимо, все присутствующие рецепт прочли вместе с припиской: «вырванный рукой творящего зелье».

— Сомневаюсь, что у Хагрида… он бы их не сдержал.

— В точку, Баркер, — семикурсник явно был доволен, — поэтому за волосом придется идти вместе.

— Можно скормить им что-нибудь живое…

— Живое? — чей-то нехороший смешок поднимал волосы на затылке. — Хочешь сказать, живого? А потом? Продираться с боем сквозь Запретный лес, на метлах?

Нэт снова вздрогнул. Желание старших найти запасного зельевара стало хорошо понятно.

— Это мы продумаем, — успокоил всех Нотт, — а поскольку Баркер, как я вижу, согласен, самое время для обета.

— Мои условия, — Нэтан покосился на Веспасиана, явно заскучавшего без дела, — чтобы меня больше не трогали, а домашние только за деньги. И я не буду приносить обет, в котором мне запретят сварить то же самое для… кого-нибудь другого. Ингредиенты оплатите сами.

— Хорошо. Если справишься.

— Никто тебя больше не тронет, — сказала вдруг Фонтейн, сощурив свои неживые глаза, — а Нотт за этим проследит.