Исполнить обещанное (гет)

...пройдут года, утихнут войны, отшумят революции,

и нетленным останется одно только —

кроткое, нежное, любимое сердце ваше.

(А.Н.Толстой "Хождение по мукам")

Однажды в субботу, когда вся семья была в сборе — Мораг снова приехала на выходные из Хогвартса — раздался звонок в дверь. Изабелла открыла и увидела на пороге высокого худощавого молодого человека, чье лицо показалось ей смутно знакомым.

— Здравствуйте, — произнес он с немецким акцентом. — Могу я видеть мадам Изабеллу Лестрейндж?

— Это я, — Изабелла посторонилась. — Проходите, прошу вас.

— Меня зовут Сэмюэл фон Миллер, и я к вам по важному делу. Скажите, мы можем поговорить? Нет ли в доме посторонних?

— Никого, только наша семья. А вы… по поводу наследства?

— О, нет, мадам. Вернее, наследство — это то, что меня интересует меньше всего. У меня к вам письмо от вашего мужа.

— Что?! — задохнулась Изабелла. — Что вы сказали? — у нее закружилась голова, и она бессознательно схватила молодого человека за руку. — Письмо от Басти? Он жив?

— Они оба живы, мадам, — гость бережно поддержал ее под локоть и помог сесть на табуретку. — Неделю назад они прибыли к нам. Но мистер Лестрейндж подробно написал вам обо всем… — он достал из внутреннего кармана мантии запечатанный конверт.

— Изабелла, кто там? — в прихожую вышла миссис МакДугалл.

— Мама… Басти и Руди… они живы. Вот письмо…

— Простите, мадам, — обратился к миссис МакДугалл молодой человек, — я Сэмюэл фон Миллер, прибыл из Германии, главным образом для того, чтобы доставить письмо миссис Лестрейндж. Они очень задержались в дороге, и, поскольку волшебной почтой письмо отправлять было бы неблагоразумно, а маггловской — слишком долго, то я…

— О… — у миссис МакДугалл, казалось, не было слов. Она подошла к молодому человеку и, взяв у него из рук мантию, повесила ее на вешалку, потом сказала: — Не знаю, как вас и благодарить… Прошу вас, пройдемте в столовую. Изабелла?..

Из глаз Изабеллы лились слезы, она так и сидела на табуретке, прижимая к груди нераспечатанное письмо.

— Да, мама. Ты слышишь, да? Они живы… Мерлин! Идите, я сейчас приду…

Она убежала в свою комнату и там разорвала конверт. Письмо было длинным. Вначале Рабастан подробно описывал, как получилось, что у них под рукой оказалось два подходящих трупа, как они решили, что это к лучшему — теперь их сочтут погибшими и не станут искать, и как позаботились о том, чтобы Изабелла напрасно не горевала.

До Брайтона они добрались без проблем, но на вокзале их остановил полисмен для проверки документов. Помня, что попадать в поле зрения маггловской полиции для них все еще может быть опасно и что напоенные оборотным зельем арабы тоже мало походили на законопослушных граждан, Рудольфус с Рабастаном не стали рисковать и, во избежание лишних неприятностей, прибегли к Конфундусу — чтобы страж правопорядка не усердствовал — после чего тут же покинули город.

Украсть лодку в прибрежной деревне труда не составило, однако неприятности ждали их впереди — в открытом море они попали в сильный шторм, их лодку швыряло, словно это был бумажный кораблик, и, если бы не магия, то они бы очень скоро потонули. Вдобавок почти беспрерывно лил дождь, и даже звезд ночью не было видно. Аппарировать не имело смысла — они не знали, где находятся, и далеко ли до берега. Просто плыли куда глаза глядят. Еда закончилась очень быстро, но хотя бы в пресной воде они не испытывали недостатка — благо палочка сэра Роджера была при них.

Дальше Басти писал:

«Наконец, вдали показался какой-то пустынный берег. Мы не знали, что это за место, и кого там можно встретить — однако рискнули и аппарировали туда. Я расщепился — с правой руки срезало кусок кожи вместе с мышцами. Лечебных зелий мы с собой не взяли, но Руди смог заклинанием остановить кровь, и мы побежали к ближайшим зарослям каких-то кустов — надо было скорее спрятаться и хоть немного отдохнуть. Руди почти тащил меня на себе — я от потери крови валился с ног.

Потом, когда я почувствовал себя лучше, мы пошли вперед — куда идем, мы не знали. Где мы находимся, и какая это страна — не знали тоже. Боялись, что снова оказались в Британии. Шли мы ночью, а днем где-нибудь прятались. Вообще, старались держаться от людей подальше. Но все же поняли — по надписям на дорожных указателях — что это Бельгия. Аппарировать мы даже не думали — неизвестно, куда можно попасть, если не знаешь местности.

Потом моя рана снова стала открываться, да и ослабели мы от голода — ведь мы только в первый день смогли раздобыть еды — украли на поле немного картошки, а в чьем-то саду нарвали яблок. Картошку пекли на костре. Но в конце концов она закончилась, а больше случая не подворачивалось. Тем временем мы вошли в какой-то лес. Руди сказал, что в виде собаки он может пробежать более длинное расстояние за меньшее время, и что все равно, по его расчетам, скоро уже голландская граница — а переходить ее в человеческом виде нельзя. Нет, можно было, конечно, навести чары отвода глаз — но вдруг нарвемся на волшебников или чары спадут в самый неподходящий момент?

Он превратил меня в деревянную палку, зажал в зубах — вместе с волшебной палочкой — и побежал. Через некоторое время остановился отдохнуть, потом снова бежал. И угодил задней лапой в капкан. Перекинулся в человека — а левая нога вся в крови, и пальцы сломаны. Капкан оказался не простой — и мы поняли, что по лесу бродит опасное магическое существо. Позже мы узнали, что лес, по которому мы бежали, волшебный, и в то время там ловили сбежавшую мантикору.

Представь себе наше положение — с одной палочкой на двоих, оба раненые, без лекарств, да еще и с опасностью встретить хищника. Или бельгийских авроров, что тоже было бы некстати. Аппарировать мы решили лишь в крайнем случае — если все-таки нарвемся. И мы пошли куда глаза глядят — теперь уже я тащил Руди на себе. Вскоре вышли к какой-то маггловской деревне — и я рискнул постучаться в стоявший на отшибе дом. Наложил на хозяев Империус, чтобы у них не возникало лишних вопросов и чтобы они не сообщили в полицию. Попросил пустить на ночлег и дать нам хоть что-нибудь, чем можно обработать раны.

Моя рана вскоре стала заживать, а вот с ногой Руди дело обстояло куда хуже. Будь это обычный перелом, можно было бы залечить палочкой — но он попал в магический капкан, нужны были зелья, а достать их было негде. Поэтому нам пришлось там задержаться надолго — время от времени я обновлял Империус на хозяевах.

В конце концов мы решили, что можно двигаться дальше — правда, Руди сильно хромал. Но, расспросив хозяев, мы приблизительно поняли, какое расстояние оттуда до голландской границы — и аппарировали. Там Руди снова превратился в собаку, а меня превратил в палку и перешел на территорию Голландии. С трудом перешел, фактически на трех ногах. Теперь оставалось добраться до города Энсхеде, где жил знакомец Руди. Однако здесь уже было легче — я применил Конфундус к кондуктору, и мы благополучно сели на маггловский поезд.

Но наши злоключения на этом не закончились. Приехав в Энсхеде, мы нашли нужный нам дом, однако хозяин, как выяснилось, попал в тюрьму за контрабанду. Конечно, наш вид отнюдь не внушал доверия, и его жена хотела нас прогнать. Но я ее обезоружил и пригрозил, что убью на месте — только тогда она дала нам две метлы и согласилась отправить записку профессору фон Миллеру, после чего я стер ей воспоминание о нас. Я спросил у нее еще целебного зелья для ноги Руди, но она сказала, что у нее ничего нет, и выяснять, так ли это, я не стал.

В прошлый раз Руди переходил германскую границу в анимагической форме, но сейчас об этом не могло быть и речи — с его ногой стало совсем плохо, к тому же у него явно начинался жар. Поэтому мы перелетели границу под чарами невидимости — летели медленно, Руди еле держался на своей метле, и я старался быть совсем рядом, чтобы не дать ему упасть. Нам повезло — Руди не упал, и никто нас не заметил, мы благополучно долетели до Дрездена. Там, в гостинице, которой владеет сквиб — друг семьи Миллеров — нас уже ждали.

Сэмюэл сразу же вызвался отвезти письмо тебе, Изабел — чтобы не ждать оказии и не пользоваться маггловской почтой, так как это долго.

Знаешь, Изабел, теперь, когда мы наконец-то в безопасности и можем вздохнуть свободно, мне все время снится этот маггл — труп которого я выдал за свой. Я его не убивал, Руди сделал это вместо меня — но неважно. Почему именно он, Мордред меня побери? Судя по всему, он был отнюдь не лучшим представителем рода человеческого, а мне и прежде случалось убивать, и куда более достойных людей — пусть они были нашими врагами, но и враг заслуживает уважения, если он благороден и храбр. Теперь этот маггл является мне во сне и смеется: «Ты уже ничего не можешь мне сделать, а я тебя не оставлю в покое». Когда я просыпаюсь, меня это так злит, что, будь он жив, я, наверное, убил бы его. А засыпаю — и снова он тут как тут.

Руди держится, в отличие от меня. Он умнее и сильнее меня — да, он чувствительнее душой, чем я, но в то же время у него и убежденность, и вера в наше дело всегда была крепче. И, наверное, не зря он с юности любил философию и японских самураев. Наверное, в древней мудрости есть что-то, придающее силы. Но может быть, суть просто в том, что Руди куда лучше меня. А я, когда вступил в организацию, был молодым и, пожалуй, глупым. Да и потом вряд ли поумнел — не до того было. И теперь, когда мы проиграли, вернее, когда война для нас, для меня лично наконец закончилась, и мне больше не нужно ни убегать, ни преследовать — я как будто сломался. Понимаешь, я теперь никто.

Что я могу тебе дать? Какой будет наша жизнь с тобой? К чему я все это пишу… Стою ли я твоей любви, Изабел? Я с ума сходил по тебе. Всегда, когда я видел тебя — не мог ни о чем больше думать, ты же знаешь. Никогда не хотел уходить от тебя. Оттого и ревновал ко всем, хотел, чтобы ты всегда была моей и только моей. Отпустить тебя по доброй воле было выше моих сил. Но сейчас, если ты захочешь остаться в Британии — я пойму.

Я никогда не был силен в эпистолярном жанре, так что прости за такое бессвязное послание. И, несмотря ни на что, я жду, что ты приедешь. Но если ты передумала — значит, так тому и быть. Больше всего на свете хочу, чтобы у Рэйни было все хорошо. И у тебя тоже, Изабел, любимая».

— Изабел! — в комнату вошла мама. Изабелла как раз закончила читать письмо и теперь сидела, закрыв лицо руками. Миссис МакДугалл встревожилась: — Что такое?..

Изабелла молча протянула маме письмо. Та прочла и некоторое время молчала, потом подошла к дочери и обняла ее.

— Ты теперь уедешь к нему...

— Да, мама. Но как же... вы?

— Нам тяжело расставаться с тобой… — миссис МакДугалл вздохнула и погладила Изабеллу по голове. — Но муж и жена должны быть вместе. Ему без тебя плохо, видишь…

— Мне так его жалко... Понимаешь, мама... — Изабелла снова заплакала.

— Разумеется, понимаю. Пойдем, милая…

Миссис МакДугалл увела Изабеллу в столовую, где все семейство и гость сидели за накрытым к чаю столом. Впрочем, никто ничего не пил и не ел, все внимательно слушали Сэмюэла.

— Миссис Лестрейндж, — он учтиво поднялся с места и склонил голову, — я как раз рассказывал, как ваш муж со своим братом прибыли к нам, и сколько приключений им пришлось пережить.

— Сэмюэл, благодарю вас, что доставили письмо, — сказала Изабелла, вытирая покрасневшие от слез глаза. — И мне надо с вами еще об одном деле поговорить. Но давайте сначала все-таки чаю выпьем…

После чая Изабелла повела Сэма в сад. Они сели на скамью под яблоней, и Изабелла спросила:

— Ну, а как все же насчет наследства? Хотите, я с вами пойду в Гринготтс, там все и оформим, как полагается?

— Да какое же наследство, если мистер Лестрейндж жив? — отмахнулся Сэм.

— Вы ведь можете ничего не брать сейчас, если не хотите, — улыбнулась Изабелла. — Но у вас будет доступ к сейфу. Я думаю, это в любом случае не помешает. А почему вы сразу не приехали, как только извещение получили?

— Видите ли, мадам… Я знал мистера Лестрейнджа, еще когда он лечился у нас. Но, конечно, я не предполагал… А тут вдруг письмо пришло, что он оставил мне наследство. И тогда мама мне все рассказала. Дело в том, что я по рождению — Вэнс. Да, я родился в Британии. Мои родители — в смысле, Миллеры — меня усыновили. То есть, они сказали, что меня у них украли младенцем — но я был не так уж мал, чтобы ничего не помнить и не понимать. Я замечал, что ни на кого в семье не похож. А еще помнил свое раннее детство, помнил деда, двух теток — старшая тетка, как и дед, меня ненавидела, а младшая жалела, и нет-нет, да приласкает… Они называли меня ублюдком — стало быть, я незаконнорожденный. Только я думал, что Фридрих фон Миллер — действительно мой отец. Думал, что он, будучи женатым человеком, имел любовную связь с моей матерью, Фелисити — это имя я тоже помню с детства. Вы не подумайте, я не осуждал его — когда они меня забрали, мне казалось, я попал в рай. А им со мной пришлось трудно. И я люблю их и очень им благодарен. А когда я получил письмо о наследстве, мама рассказала мне все. Что они с отцом мне не родные, и дед Антонин, который прошлым летом приезжал, не родной... И Дэннис, мой кузен — он сейчас у нас гостит — тоже мне не родня. Оказалось, мой настоящий отец — Рудольфус Лестрейндж, а мать, Фелисити Вэнс, умерла родами. Мистер Лестрейндж про меня тоже очень долго не знал. А родители… то есть, Миллеры — они как-то узнали обо мне и пожалели…

Изабелла вздохнула.

— Руди, видно, чувствует себя виноватым перед вами…

— Да, мама тоже так сказала. Я не хотел принимать наследство, мне казалось, что это неудобно… Но мама говорила, что, если я откажусь, это будет нехорошо по отношению к мистеру Лестрейнджу. Я все не решался ехать — а тут они и явились. Вы бы их видели, мадам — голодные, оборванные, грязные… истощенные до того, что смотреть жутко… Но живые. Тогда я вызвался доставить вам письмо, а наследство стало удачным предлогом, чтобы прийти к вам. Но вы правы, мне следует его принять.

Сэмюэл помолчал и добавил:

— Мы говорили с мистером Лестрейнджем. Он сказал, что мои настоящие родители — это Миллеры. «Они тебя вырастили, и даже больше — спасли. А я не смог стать тебе отцом. Но хотел бы стать другом». Так он сказал.

— Я думаю, он прав. Он вам нравится?

— Да, он мне нравился, когда я еще и не знал, что он мой отец.

— А что у Руди с ногой?

— Сильно хромает. И отец не знает, пройдет ли хромота совсем… Но он говорит, что ему еще повезло, мог и потерять ногу. Кстати, мадам Лестрейндж… я хотел побывать на могиле Фелисити Вэнс… моей матери. Это в пригороде Эдинбурга. Как я могу туда попасть?

— У нас есть автобус «Ночной рыцарь». Правда, там немилосердно трясет, но зато быстро доедете. Я вам помогу его вызвать, когда вы соберетесь. Сама бы с вами поехала, но у меня ребенок…

— Благодарю вас, мадам. Не беспокойтесь, я не потеряюсь, — Сэм грустно улыбнулся.

* * *

Сэмюэл вместе с Изабеллой посетили нотариуса и банк «Гринготтс», и молодой человек по всей форме вступил в права наследства. Потом он съездил в Эдинбург и в тот же вечер отбыл обратно в Германию, увозя с собой письмо Изабеллы к мужу.

Изабелла же решилась пойти на аудиенцию к министру, чтобы, наконец, получить дозволение покинуть Британию. Она боялась, что у Шеклболта возникнут какие-нибудь подозрения, но, против ожидания, министр был с нею вежлив и даже доброжелателен, вопросов не задавал, и нужную бумагу ей выписали быстро. Правда, Изабелле обязательно хотелось дождаться, когда родится племянник. Пожалуй, она даже рада была этой отсрочке. Сердце щемило при мысли, что скоро она покинет дом, где прожила почти всю жизнь, где каждая мелочь связана с дорогими воспоминаниями, и неизвестно, когда она теперь увидится с родными. Изабелла с грустью всматривалась в их лица, точно пытаясь насмотреться на годы вперед, стараясь запомнить все, до малейшей морщинки у маминых глаз. Она то и дело брала на руки Мими, вспоминая, как мама когда-то принесла домой белый пушистый комочек, почесывала ей шейку, отчего кошка начинала громко мурлыкать. И с эльфами в эти дни она была особенно ласкова — все три домашних эльфа МакДугаллов помнили Изабеллу совсем крошкой... В то же время она начинала потихоньку собираться в дорогу, решая, что взять с собой, а что будет лишним, делала прощальные визиты тем знакомым, кто не порвал с нею связи после войны.

Побывала она и у Нарциссы. Миссис Малфой сообщила, что Драко скоро выпустят — за него ходатайствовал не кто иной, как Гарри Поттер, и просьбу юного героя нельзя не уважить. К тому же ничего серьезного предъявить Драко не смогли: покушения на Дамблдора он совершал, когда ему еще не исполнилось семнадцати, а несовершеннолетних в Азкабан не сажают. Люциус все еще сидел в тюрьме — следствие по его делу до сих пор не закончилось.

Так незаметно подошел к концу август. В один из последних дней лета Изабелла с сыном на руках и Трой-младший сидели в саду под яблоней.

— Так долго мы с тобой не виделись, Изабел, — произнес Трой. — И вот, я вернулся домой, а ты уезжаешь…

Изабелла подняла на брата заблестевшие глаза.

— Если бы ты знал…

— Знаю, сестренка, — он обнял Изабеллу за плечи. — Я ведь, когда только приехал и увидел тебя, испугался, что ты больна — такая ты была бледная и несчастная… А сейчас прямо-таки ожила. Так что правильно все делаешь. И ты же сможешь приехать в гости? Ты ведь не в розыске, и ни от кого не бежишь.

— Да, конечно. Ох, Трой, как же хорошо, что ты приехал — родителям не так грустно будет. И как хорошо, что ты жил в Перу последние годы. Что все эти наши дела тебя стороной обошли…

— Пожалуй… У нас там свои напасти — контрабандисты, разбойники… Тоже не дают расслабиться. И демоны в святилищах инков — если потревожишь демона, он бед натворит, но уничтожать их нельзя, они хранители. Без них магглы туда хлынут, вырубят леса, настроят там отелей, кабаков и дансингов, будут пить и плясать там, где прежде богам приносили жертвы… А здесь — я даже не знаю… Дамблдор мне никогда не нравился. Но Темный Лорд, на мой взгляд, слишком радикален был. Хотя, насколько я теперь понял, больше на словах. А если бы наоборот — то победил бы наверняка… — Трой задумчиво прищурился.

Они помолчали. Потом брат поглядел на спящих под деревом Мими и долоховского кота.

— Изабел, а помнишь Кристофера? И Рэкса? — он вспомнил черного полукниззла и золотистого ретривера, живших у МакДугаллов во времена их с Изабеллой детства. — Помнишь, они точно так же спали, а ты их нарисовала и подарила картинку мне? Я ее храню. Ты, кстати, давно ничего не рисуешь…

— Да…

— Ну, потом все равно снова начнешь. А я всегда жалел, что ты не видела Перу. Кстати… принеси флакон, я тебе воспоминания отдам. Когда-нибудь нарисуешь, даже если не доведется самой там побывать. Как же там красиво... Знаешь, я полюбил эту страну.

Изабелла принесла флакон, а брат прижал волшебную палочку к своему виску, потом собрал серебристые нити воспоминания во флакон и закупорил его.

— Возьми.

— Спасибо. Может, и правда, нарисую.

— Когда ты это увидишь своими глазами, то сразу захочешь нарисовать. Жаль, у нас нет Омута памяти, негде сейчас воспоминания посмотреть. Ну, да у тебя, наверное, будет возможность, — он поднялся со скамейки и поежился. — Прохладно сегодня. Или это я привык к жаре? Маленький принц не замерзнет? — Трой с улыбкой кивнул на спящего Рэйни.

— Он тепло укутан. Но, пожалуй, пойдем домой, — согласилась Изабелла.

Когда они вошли в дом, то увидели спускающуюся сверху бледную, испуганную Долорес, которая обеими руками держалась за живот.

— Что, Лола?! — вскрикнул тоже враз побледневший Трой.

— Ой! Кажется… уже…

— Мама! — позвала Изабелла и передала Рэйни выбежавшей из кухни миссис МакДугалл. — Скорее пошли за миссис Дорн. Лола, зачем ты вниз-то спустилась? Пойдем, я тебя в комнату провожу… Не бойся, все будет хорошо…

К исходу этого дня, наполненного страхом и волнением, суматохой и беготней, около полуночи на свет появился племянник Изабеллы — черноволосый и черноглазый мальчик, которого назвали Джонни.

* * *

Вот и приблизился день отъезда. Изабелла в своей комнате только что уложила Рэйни и сама готовилась ко сну, когда в дверь проскользнула Мораг.

— Изабел! Ты еще не спишь?

— Нет, заходи, милая.

Изабелла легла, и Мораг устроилась рядом, крепко обняв сестру.

— Вот и все, завтра ты уедешь… Я буду очень-очень скучать... и ждать... Ты ведь сможешь нас навестить? Когда-нибудь...

— Я тоже, родная… — Изабелла всхлипнула. — Конечно, при первой возможности приеду.

— Не плачь, не надо… Что же делать, если все так сложилось…

— Ну а ты, Морри? Что ты собираешься дальше делать? Ты ведь в Хогвартс больше не поедешь? Мерлин, мы с тобой так давно не разговаривали, оказывается…

— Да, то одно, то другое. И я почти все время в школе была… Там все восстановили, теперь я поеду только через месяц, экзамены сдавать. А потом… Трой предлагает в Гринготтс пойти работать, в его отдел. Наверное, соглашусь. А с Майклом у меня все кончено. Сначала он меня вообще сторонился — как и многие на факультете... так что я больше со слизеринцами общалась. Потом он все-таки ко мне подошел... А я ему сказала — я рада, что он жив, но больше ничего у нас быть не может.

— Ты не переживаешь из-за этого?

— Нет. Уже нет.

— Вот и хорошо.

— Изабел, а как дела у Кэтрин? Как ее малыш?

— Хорошо. Я вчера была у нее, Лансик поправляется, уже и выглядит гораздо лучше.

— Слава Мерлину! Ой, Изабел, кажется, в дверь кто-то скребется? — Мораг взяла свою палочку и сказала: — Алохомора!

В распахнувшуюся дверь вбежал серый котик.

— Малыш, иди сюда! Иди, мой хороший… — она погладила запрыгнувшего на кровать котика и устроила его у себя на груди. — Изабел, а у Мими ведь снова котята будут, ты заметила?

— Конечно, заметила, — улыбнулась Изабелла. — Когда Дэннис вернется?

— Наверное, ближе к зиме, он сказал. И Сэма заберет, — Мораг вдруг засмеялась. — Ой, мне так неловко было, когда мистер Миллер приезжал — у нас кота зовут так же, как его... А я уже так привыкла к Сэму, такой он хороший… Ласковый, и все понимает. Интересно, какие получатся котята? Полосатые, наверное. Изабел, можно, я не пойду к себе, у тебя останусь? Мне так грустно…

— Оставайся, — Изабелла поцеловала сестру.

Вскоре Мораг заснула, а Изабелла еще долго лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к тихому посапыванию Рэйни, ровному дыханию сестры и мурлыканью котика.

* * *

Наутро все поехали в аэропорт Хитроу. Решили воспользоваться маггловским такси — для этого нужно было сначала дойти до «Дырявого котла», а там уже вызвать такси по телефону в соседнем магазине. Невестка с маленьким Джонни, конечно, осталась дома. С Кэтрин и Нарциссой Изабелла попрощалась накануне, так что провожали ее только мама с папой, брат и сестра.

Однако в аэропорту, когда уже объявили посадку на самолет, Изабелла увидела бегущую к ней Кэтрин.

— Милая моя! Я просто не смогла удержаться, чтобы не проводить тебя, — Кэтрин крепко обняла подругу.

Обе заплакали, к ним присоединились и миссис МакДугалл с Мораг. Наконец, Трой-младший, поглядев на непрестанно меняющиеся на табло светящиеся буквы и цифры, сказал:

— Изабел, пора.

Вскоре Изабелла, прижимая к себе Рэйни, который крепко спал — перед отъездом она дала ему капельку сонного зелья, миссис Дорн заверила, что от такого количества ребенку вреда не будет, — поднималась по трапу самолета. Для нее начиналась совершенно новая жизнь, и она смотрела вперед со страхом и надеждой.