Благие намерения (гет)

Для Элис мир был не таким, как для остальных. Другие знали только одну действительность — ту, что видели перед глазами, и они осознавали себя во времени, имея четкие границы между тем, что есть, тем, что было, и тем, что не случалось. Сознание же Элис существовало сразу в нескольких временах и пространствах. Порой ей было сложно определить, какой момент соответствует слову «сейчас», и в каком варианте развития событий она находится. Как-то раз она купила луковицы тюльпанов, но так и не посадила их, потому что уже видела, как они растут, как распускаются бутоны, какой испускают аромат. Уже прожив эти моменты, Элис не видела смысла в их повторении. Она всегда заранее знала, если Джаспер планировал сделать ей подарок, и радость от его получения тоже проживала заранее, так что в момент вручения Джаспер испытывал некоторое разочарование, но не сдавался, предпринимая все новые попытки сделать что-то непредсказуемое. Многие разговоры Элис с другими членами семьи так и не состоялись ни для кого, кроме самой Элис. В зависимости от того, что она видела, она могла неожиданно обнять кого-то из них или вдруг обидеться без видимой причины. Поначалу это сбивало Калленов с толку, но потом, во многом благодаря терпеливым пояснениям Эдварда, все привыкли.

Эта семья приняла и полюбила ее, даже не до конца ее понимая, как ни старались они с Эдвардом им объяснить, но ведь это не так уж важно. Ее любили несмотря на ее причуды. А она любила их. Элис научилась использовать свой дар на благо семьи. Одним глазом просматривать ближайшее будущее уже вошло у нее в привычку, бывало сложно уследить за всеми, проверить все варианты, найти решение, но это приносило свои плоды. Она всегда заранее знала, если им грозили неприятности, или кто-то совершал ошибку, и могла защитить свою семью.

Дополнительным бонусом стал заработок на бирже, позволяющий не беспокоиться о деньгах. У всех Калленов были свои источники доходов, и они в этом не нуждались, но счет постепенно рос, хотя никто, кроме нее и Джаспера, им и не пользовался. Пусть будет, когда-нибудь пригодится.

Видение возникло неожиданно, само по себе, застав Элис посреди дороги. Раньше, опасаясь подобного, она избегала самостоятельно водить машину, но в последнее время это случалось редко, и ей казалось, что она научилась достаточно управлять ими.

Обычно это не было проблемой, она могла смотреть в будущее и в то же время делать что-то другое, идти по улице, развешивать одежду в шкафу, но, когда видение приходило внезапно, дело обстояло по-другому. Не будучи готовой, она погружалась в него и словно отсутствовала в настоящем.

Краем сознания, Элис почувствовала, что руль в ее руках немного двинулся — это Джаспер перехватил у нее управление машиной, следя, чтобы они не выехали на встречную полосу.

Перед ее глазами была девушка, она вешала игрушки на елку в холле их дома. Элис было незнакомо ее лицо, но, когда та обернулась, Элис словно узнала ее. Элис любила ее. Подобное уже происходило, именно так она увидела Джаспера и семью Калленов, которой, судя по золотистой радужке глаз девушки, предстояло пополниться новым членом. Элис не сразу заметила, что девушка была не одна в комнате. Розали составляла композицию на камине из еловых ветвей, свечей и игрушек, Эмметт вешал омелу. Эдвард принес коробку, сняв крышку, он показал содержимое Эсми, руководящей процессом. Она отправила его вместе с коробкой к елке. Как только Эдвард посмотрел в направлении незнакомки, Элис стало понятно, кому они обязаны этим пополнением семейства.

Видение развеялось, но от него осталось ощущение радости и предвкушения праздника.

— Увидела что-то хорошее? — улыбаясь спросил Джаспер, убирая с руля руку.

— Очень хорошее!

Теперь нужно было найти ее, выяснить, как она вошла в их семью. Задача была непростая. Элис еще не встречала ее, а это значит, ей предстояло искать свою будущую сестру, прочесывая свое будущее и будущее других членов семьи, всех его вариантов, доступных ее взору. Девушка могла появиться завтра, а могла — через сотню лет. Внезапно пришедшее видение не давало подсказок о временном отрезке, в котором стоит искать, а сама картинка время от времени бледнела или распадалась на осколки, как любое событие, чьи шансы произойти колебались от несбыточного до предрешенного.

Элис пыталась сосредоточиться на будущем Эдварда, ища там важные события, способные значительно повлиять на него, но к ней настойчиво приходили только картинки его рутинных дней в школе. В жизни Эдварда вообще мало что случалось, он был, вероятно, самым скучным и самым скучающим бессмертным, что только доводилось встречать Элис. И оттого ее стремление помочь ему обрести пару только росло. Быть может, хотя бы это его расшевелит.

Ответ нашелся, когда она его не искала. Среднюю школу Форкса ожидало внезапное пополнение — к шерифу приезжала его дочь, какое-никакое, а событие. Привычно просматривая ближайшее будущее, Элис остановила взгляд на этой новой девочке. Она разговаривала с Джессикой Стэнли в столовой. Обернувшись, она посмотрела в сторону их столика в углу, и видения об Эдварде в школе обрели совсем иной смысл. Вот только выглядела девушка неправильно, ее глаза были карими, кожа, хоть и бледная — слишком розовой, а сама девушка была слишком смертной.

Элис смотрела, что произойдет дальше, раздумывая, насколько велика вероятность, что девушка смертельно больна, и этот противник обращений решит, что бессмертие — благо, а не зло. Но с Эдвардом просто не бывает. Она видела их постепенное сближение, видела, что Эдвард даже мог целовать ее, держа под контролем и силу, и жажду. Его кожа сверкала на солнце, но девушку это не удивляло. Как много она знала?

Снова возникла картинка, как девушка украшает елку в холле. Шарик выскользнул из ее рук, и Элис поймала его на пути к полу.

— Спасибо, Элис, — смущенно сказала она. Ее щеки порозовели, а у глаз, когда она улыбнулась, собрались морщинки, которых точно не было в ее первый день в школе. В прическе серебрились белые нити седины.

Серьезно? Он позволит ей состариться и умереть? Элис не могла с этим согласиться. Эта девушка должна была стать важной частью жизни Элис, она не собиралась смотреть, как та медленно угасает.

Видение распалось на новые вероятные исходы. Школьная столовая, но теперь за их столом нет Эдварда; снова холл их дома, но девушка — уже хладная; Эдвард у надгробного камня с именем Изабелла Свон; выпускной, и снова Эдварда рядом нет, Элис провожает девушку грустным взглядом; Эдвард в ее комнате укрывает ее одеялом, прежде чем лечь рядом; красные пятна покрывают его руки, они пачкают ее лицо, когда он пытает убрать с него волосы, карие глаза слепо смотрят в пустоту. Элис вскрикнула, возвращаясь в настоящее. Подтянув колени к груди, она раскачивалась взад-вперед, твердя, что это не случилось, этого не было. Картинки все кружились у нее перед глазами, показывая, что от решения, которое ей сейчас предстоит принять, зависит исход всей истории. Она не скажет Эдварду, не раньше, чем он полюбит ее. А что делать дальше, она решит позже.

Элис примет еще не одно непростое решение, вмешиваясь в судьбу этих двоих. Видит Бог, она пыталась действовать открыто, убедить Эдварда, показывая ему сколь недолог будет век его любимой, уговаривая, крича и ругаясь, но ничего из этого не получалось. В довершение ко всему, он еще и сам решил уйти вместе с ней. Тогда Элис изменила тактику. Она знала, что Белла согласится на обращение, если узнает о планах Эдварда, но узнать она должна не от нее, иначе ей не удастся сыграть свою роль до конца, и Элис устроила этот разговор с Розали, заранее предвидя, что та не упустит возможности высказать Белле все, что она обо всем этом думает, как только они останутся одни. А ведь Розали полагала, что Элис будет зла на нее, даже не заметив, как стала послушной пешкой, специально снабженной нужным знанием.

Белла колебалась, ей было сложно покинуть родителей, она не могла принять мысль, что ей придется разыграть собственную смерть для них, но в конце концов, она пришла к компромиссу, решив, что сможет поддерживать с ними связь на расстоянии, а иногда, может быть, даже навещать, нахваливая навыки пластической хирургии Карлайла.

Видение, в котором Белла навеки застыла в своем юном облике, становилось все четче по мере того, как росло ее отчаяние от понимания, что Эдвард ни за что изменит своего решения.

Оставалась последняя сцена, которую должна была отыграть Элис, а потом — лишь надежда на счастливый финал.

Белла выглядела болезненно, под глазами залегли тени, кожа приобрела какой-то серый оттенок. Ну почему все должно быть так сложно? Чертов Эдвард! Можно ведь было прийти к этому спокойно, воспринять, как счастливую возможность. Вместо этого все обернулось драмой и необходимостью оставить Беллу одну без присмотра, что само по себе было рискованно. Стоило Элис начать сомневаться, как видение покрывалось рябью.

Глубоко вздохнув, Элис прогнала сомнения, она сделает то, что сделать необходимо. В этот момент Белла наконец заговорила, произнеся фразу, которую ждала Элис:

— Он ведь может разлюбить меня? Если я отпущу его, если смогу убедить уйти.

Элис подняла на нее глаза. Белла поддалась так легко, уверенная, что сама пришла к нужным выводам, она совсем не заметила, как ею манипулировали, направляя в нужную сторону. Это укололо Элис сильнее всего — честной и доверчивой, Белле и в голову не пришло ждать от Элис подвоха.

— Если мы не будем вместе, рано или поздно чувства ведь притупятся, — тем временем продолжила Белла, пока Элис искала в себе силы ответить.

Элис снова вздохнула. Она знала, что должна сказать.

— Для хладного все не так просто. Люди переменчивы, вы, как вода — если бросить камень, пойдут круги, но вскоре гладь снова станет ровной. Вы принимаете изменения и учитесь жить с ними дальше. А хладные, мы ведь и сами, словно камень, мы застыли и почти не меняемся. Если чему-то и удается изменить нас, это остается с нами навсегда.

— Время сглаживает даже камень.

— Очень медленно.

— Но это все-таки возможно? Если пройдут годы, он ведь сможет привыкнуть, что меня нет с ним? Свыкнуться с этим достаточно, чтобы, когда я умру, боль была терпимой.

— Ты должна принять решение, чтобы я могла увидеть результат.

— Я приняла, — тихо ответила Белла, быстрым решительным движением смахивая слезу со щеки. — Просто скажи мне, что он будет жить.

Перед глазами Элис Эдвард обнимал Беллу, что-то шепча ей на ухо. Засмеявшись, она освободилась из его объятий и убежала, не оставляя следов на снегу. Он дал ей фору в несколько секунд, прежде чем пуститься следом.

— Будет. Он проживет еще очень долго.

— Он будет счастлив?

— Да, — улыбнулась Элис, умолчав о главном. — В конечном итоге будет.

— Хорошо.

Белла вздохнула, расправляя плечи. Она больше ничего не спросила, ни каким будет ее будущее, ни будет ли счастлива она. Элис едва сдержала нелестные эпитеты, рвавшиеся с языка, в адрес их обоих.

— Но он не поверит тебе, если ты вдруг скажешь, что больше не любишь его, — вместо этого сказала она.

— Мне бы в любом случае не удалось его обмануть, — грустно улыбнулась Белла.

* * *

Это не понадобилось. Куда более эффективно было сказать правду, которую мы старались не замечать. Было множество причин, почему нам нельзя быть вместе, и только одна, почему мы их игнорировали. Не понимая, как жестоко поступает с ней человек, которому она доверяет, Белла произнесла вслух то, о чем мы молчали, и отрицать существование слона в комнате стало невозможно. Мы были марионетками в руках Элис, и я, как последний глупец, послушно станцевал под ее дудку.

— Ты солгала. Ты не имела права!

— Это ты не имел права! — закричала Элис. — С чего ты взял, что можешь решать за всех? Ты — не единственный, кто любил ее! Знаешь, каким было ваше будущее? Знаешь, сколько его вариантов я видела? И всегда, всегда она умирала слишком рано. Попадала под колеса машины, ударялась головой, тонула, задыхалась от аллергии. И даже если мы предотвращали все это, следя за ней каждую секунду, в конце ее забирал чертов рак! Я столько раз видела ее смерть и твое горе. И да, я нашла вариант, где у вас было будущее.

— Какое будущее Элис? Это будущее?

— Все не должно было быть так! Ты бы вернулся. Я видела это. Ты бы не выдержал, вернулся, поняв, что не можешь быть вдали от нее, и согласился бы на все, обратил ее. Ты бы понял, что это наилучший путь для вас. Я, — Элис вдруг поникла, весь огонь покинул ее. — Я не знаю, что я не учла, — выдохнула она. — Я видела тот твой звонок мне. Это был первый шаг, ты тогда еще даже не понял, что уже сдался, но ее уже не было. Я ошиблась.

Это слово резануло слух.

— Ошиблась, — прошипел я. — Ты так это называешь?

Шея Элис была тонкой, как у ребенка, мои пальцы почти смыкались на ее позвоночнике. Сдавливая, я почувствовал, когда воздух перестал проходить через ее горло. Зонт упал на землю и отлетел в сторону, подхваченный ветром, по бледному лицу Элис заструились капли. Она не пыталась сопротивляться, безвольной куклой вися в моих руках. Перед ее глазами возникло лицо Джаспера, она прощалась с ним. Я понял, она пришла именно за этим, получить искупление, и одновременно с этим пришло и осознание того, что я делаю. Я был виноват не меньше, и искупления мы не заслуживали.

— Нет, — почти ровно проговорил я. — Я не убью тебя. Ты проживешь долгую жизнь, помня, что ты сделала.

Я отпустил ее, и она упала на колени, содрогаясь от бесслезных рыданий. Хладные не могут плакать, мы лишены этой человеческой привилегии. Наша печаль навсегда остается внутри.

— Дом все еще стоит там, можешь пойти и насладиться результатами своей заботы.

Я ушел, оставив ее там. Испытываемое ей чувство вины и потери не вызывало во мне сочувствия, но, в то же время, и громкие всхлипы не приносили удовлетворения. Элис думала, что ей станет легче, если она сознается, бросив ей последние слова, я ожидал, что почувствую что-то, причинив ей боль. Но мы оба ошиблись, это ничего не изменило. Все это просто не имело значения.

* * *

Розали и Эмметт покидали дом. По официальной версии они были старшими в семье Калленов, и им предстояло уехать в колледж. Они собирались приезжать на каникулы и на праздники, но Эсми продолжала грустно вздыхать время от времени. Она говорила, что годы, когда они все могут жить вместе, всегда пролетают слишком быстро.

Пользуясь редкой ясной погодой, Каллены устроили прощальный вечер на улице, рассевшись на бревнах вокруг большого костра. Конечно, было глупо ожидать от клана хладных вечеринку, как у обычных выпускников, или семейный ужин, особенно учитывая их диету, но лесной пожар, как способ проститься с домом, все же был странным выбором, а учитывая размер устроенного Эмметтом костра, именно этим все могло закончиться. Видимо, разделяя мои опасения, Джаспер сложил рядом с собой пару огнетушителей и лопату.

Розали сидела, обнимая Эсми, положив голову ей на плечо. Эмметт устроился у ее ног, время от времени вставая, чтобы подбросить дров в свой костер. Элис что-то рисовала в блокноте. Некоторые тихо переговаривались, другие — просто смотрели на огонь или на звезды. У этих посиделок не было другой цели, кроме как побыть всем вместе, одной семьей, и странным образом, я тоже чувствовала себя частью этого, а не приглашенной гостьей. Каллены часто повторяли, что я — часть семьи, и я знала, что это говорилось искренне. Мне было жаль прощаться с Эмметтом, за короткое время мы с ним подружились, хотя его шутки порой и бывали на грани приличий.

— Не холодно? — спросил Эдвард, поправляя плед на моих плечах.

Улыбнувшись, я покачала головой. Мне было хорошо. Запах костра смешивался с ночной свежестью леса, действуя одновременно бодряще и умиротворяюще. Жар огня волнами достигал моего лица, отчего горели щеки. Прижавшись к Эдварду, я смотрела, как поднимаются к небу искры, угасая в темноте. Эдвард улыбался, уж не знаю, своим мыслям или тому, что слышал от других, время от времени целуя мои волосы.

— Эмметт, не надо, — попросила Эсми, когда здоровяк снова потянулся за поленьями. — Посиди спокойно.

— В чем смысл едва теплящегося огня?

— Не спалить свою семью на прощание? — предположил Джаспер.

— Боишься?

— А ты боишься темноты?

— Уверен кое-кого я бы напугать мог, — ухмыльнулся он мне.

— Поверю на слово.

— А если серьезно, Белла, ты боишься чего-нибудь? Темноты или там пауков? Или пауков в темноте?

— Если бы и боялась, Эмметт, ты был бы последним человеком на земле, кому я об этом сказала бы.

Элис засмеялась, даже уголки губ Розали приподнялись.

— Почему? Могла бы рассказать нам, что тебя напугало когда-то. По мне так обстановка самая располагающая.

— Хочешь страшилку, Эмметт? — спросил Эдвард. — Я знаю, что тебя напугает.

— Так, стоп. Телепаты не допускаются.

— До чего не допускаются?

— Устроим конкурс на самую страшную историю. Джаспер объявит победителя.

Взяв у Элис блокнот, он вырвал листок, разорвав его на несколько частей.

— Это зачем?

— Определять очередность.

Эмметт протянул карандаш Эсми, выжидательно смотря на ее доброе лицо. Ухмыльнувшись, она взяла протянутый лист и карандаш. Быстро что-то нацарапав, она сложила бумажку и бросила в подставленную кепку Эмметта.

— Йе! — воскликнул он, словно это значило единогласное одобрение его затеи.

— Роуз?

Розали раздумывала некоторое время, прежде чем ответить.

— Напиши за меня «Призрак невесты».

Каллены переглянулись, но промолчали.

— Уверена, детка?

— Да, — я могла поклясться, что взгляд Розали остановился на мне, когда она ответила ему.

Эмметт обошел всех по кругу, и остановился возле нас с Эдвардом, предлагая карандаш мне.

— Я не знаю страшных историй.

— Ты не была скаутом?

— Это я-то?

— Согласен, глупость ляпнул, — засмеялся Эмметт. — Ну, тогда, тебе тянуть. Выбирай первую историю.

Взяв из бейсболки аккуратно сложенный листок, я развернула его. По диагонали убористым почерком было написано два слова:

— «Бессмертные младенцы».

— Это мое, — отозвался Карлайл.

— Ох, ненавижу эту историю, — поежилась Розали, словно ей стало холодно.

— Я подумал, она достаточно страшная, и Белле полезно будет послушать.

— Почему?

Мне ответил Эдвард:

— Это реальная история, своего рода причина издания одного из основных законов хладных.

— Оу.

— Все наши истории реальные, — возразил Эмметт.

— Кроме твоей, — улыбнулась Элис.

— Снежный человек существует, ясно? Я сам видел.

— Это был гризли, Эмметт.

— Гризли так не пахнут.

— Ты после охоты и не так пахнешь.

— А ты поменьше меня нюхай, а то Джаспер заревнует, — парировал он, подергивая бровями.

— Эмметт, сядь уже, — попросила Эсми.

— Уже, — ответил он со своего места рядом с Розали.

Карлайл немного помолчал, сцепив пальцы в замок, и начал свой рассказ, глядя на огонь.

— Если кратко, закон запрещает превращать в хладных детей. Раньше было распространенным явлением наличие в кланах или у пар бессмертного ребенка, едва вышедшего из младенческого возраста. Хладные не взрослеют, и такие дети навсегда оставались очаровательными малышами на радость их создателям. Но за красивой картинкой таилась другая сторона. Сторона, которую не хотели замечать родители, пока все не вышло из-под контроля.

Обратить ребенка очень сложно, у них мало крови, сердцебиение учащенное, находились и ценители вкуса детской крови, утверждающие, что младенец, питающийся молоком матери — удивительный деликатес, рядом с которым меркнет кровь взрослых. Все это в дополнение к очевидной уязвимости организма ребенка делало шансы малыша пережить обращение очень призрачными, и прежде чем создатель достигал желанного результата, он терпел множество неудач.

С точки зрения гуманности, звучит чудовищно, но сотни мертвых младенцев Вольтури не интересовали. К запрету привели последствия успешных обращений.

Как не стареет тело хладных, так и наш разум не подвержен взрослению, поэтому дети, обращенные столь рано, не успевшие усвоить, что не все их желания должны исполняться, не понимающие отказа и правил, не имеющие представления о морали и самоконтроле, становились неуправляемыми. Даже сытый хладный может чувствовать жажду, находясь рядом с человеком, бессмертные младенцы не способны были понять, почему нужно отказывать себе в удовольствии вонзить зубы в человека, если тот приятно пахнет.

Один младенец мог за ночь перебить небольшой город, считая это игрой. Они не поддавались ни воспитанию, ни ограничениям, как любые дети, требуя свое плачем и криками, разрывая сердце своим бессмертным родителям, и те давали им то, что они хотели, однако скрыть следы такой резни не так уж просто, и людей объял страх.

Когда проблему больше нельзя было игнорировать, Вольтури вмешались. Самый главный закон бессмертных — во что бы то ни стало сохранить существование нашего вида в тайне от людей. Каждый клан был оповещен о решении правящей семьи — бессмертные младенцы должны быть уничтожены. Некоторые согласились, превыше всего остального ценя свою жизнь, или понимая, что не могут справиться с проблемой иначе, кланы отдавали своих детей карательному отряду, будучи неспособными совершить необходимое самостоятельно. Однако другие ослушались. Некоторые пустились в бега, другие — объединились, чтобы противостоять Вольтури. Им это не понравилось, и помимо детей, было приказано уничтожить всех, кто станет защищать их, или ослушается приказа.

Аро много веков коллекционировал таланты в своем замке, и уже тогда его клан обладал многими средствами для исполнения его воли. Никто не мог спрятаться от них, и ни у кого не было шанса одержать победу в сражении. Потребовалось много времени, чтобы отследить каждое бессмертное дитя и их защитников, но приказ был исполнен. Эта охота унесла больше жизней хладных, чем все межклановые войны, известные истории, поэтому ее часто называют чумой нашего мира.

Мы знаем, что основательница клана Денали тоже стала жертвой этой чумы. Другие члены семьи не знали, что она создала бессмертного младенца, вплоть до прихода Вольтури, именно это спасло их. Похоже, ей удавалось обуздывать жажду этого ребенка, иначе, не знаю, как о его существовании могло быть неизвестно хладным, живущим столь близко, но закон не предусматривал исключений. С прибытием карательного отряда, она сама вышла им навстречу, вынесла младенца, и, получив заверения, что других ее детей не тронут, взошла на костер вместе с ним.

Голос Карлайла затих, но никто не заговорил после него. Полено в середине костра треснуло, выпустив в воздух сноп горящих искр, и в них мне вдруг почудился силуэт ребенка.

— Бу! — прозвучало у меня над ухом.

Вскрикнув, я подскочила под смех остальных.

— Эмметт! Господи!

— Слово страхометру, — прогудел он.

— Я бы сказал, семь из десяти, — смеясь ответил Джаспер. — Но твое «Бу» за историю не считается.

— Это не ради победы, просто душа требовала.

— Я не буду по тебе скучать, Эмметт, — объявила я, крепче прижимаясь к Эдварду.

Театрально схватившись за сердце, Эмметт рухнул на землю. Эдвард не смеялся, его лицо застыло, он раздумывал о чем-то. Видимо, почувствовав, что я смотрю на него, он повернул голову, но не встретился со мной взглядом, вместо этого положив подбородок мне на макушку, потер ладонью мое плечо, согревая.

— Зачем они это делали? — решилась спросить я — Обращали детей.

— Кто знает? — ответил Карлайл — Может быть, сначала это была случайность или эксперимент.

— А может быть, ими двигало отчаянье, — проговорила Розали, она говорила тихо, не отводя взгляда от огня, но в тишине ее голос звучал очень ясно. — Хладные не могут иметь детей. Единственная семья, которая у нас может быть — это клан, но немногим везет, как нам. Может быть, видя смертных матерей, они горевали об утраченном, и тоска о невозможном становилась столь сильной, что они решили отнять дитя у родной матери, чтобы любить этого ребенка, как собственного. Поэтому они шли на смерть, защищая своих бессмертных младенцев.

Я почувствовала, как напрягся Эдвард рядом со мной, и незаметно погладила его по спине. Коротко вздохнув, он коснулся губами моего лба. Я закрыла глаза, уткнувшись носом ему в шею. Жар костра спал и ночная прохлада подбиралась все ближе к нам из леса, но мне было тепло. Странным образом рядом с Эдвардом я не мерзла. Каллены притихли, и самым громким звуком поблизости было потрескивание поленьев в костре. Да, история была страшная, но грусти в ней куда больше. И мурашки, бежавшие у меня по спине возникли скорее не от самой истории, а от слов Розали. Это звучало, словно она оправдывала тех несчастных хладных. Я невольно задумалась, хотела ли она сама когда-либо создать такого ребенка. Украдкой бросив взгляд в ее сторону, я увидела, что Эмметт снова сидит рядом с ней, привалившись спиной к ее ногам.