Ядовитый сад (гет)

Ранее:

Едва дети оставили их наедине с отблеском серебристых крыльев, Северус подошёл к Гермионе. В ушах шумела кровь. Она любит его. Как, чёрт побери, это случилось?

* * *

30 апреля 1988 год

Настали тёплые, солнечные весенние дни, но по ночам всё ещё царил дикий холод, особенно в подземельях. В тот вечер Северус и Гермиона разожгли камин и уютно устроились на диване с одинаковыми стопками книг. Северус, читая, свободной рукой водил по руке Гермионы, поднимаясь к ключицам, плечам, волосам. Лёгкие, успокаивающие прикосновения, от которых у неё начали слипаться глаза, и читать расплывающиеся строчки стало трудно.

Когда она уже почти задремала, его блуждающие пальцы добрались до кольца и принялись крутить его туда-сюда.

— Гермиона? — шепнул он так тихо, что она едва расслышала.

— М-м?

— А что если к нему и впрямь прилагалось бы предложение руки и сердца?

Она не сразу сообразила, что именно он сказал. Когда он дарил ей кольцо, то очень чётко дал понять, что у этого подарка совсем иное значение. Но едва её затуманенный мозг уловил смысл его слов, книга выскользнула у неё из рук и с глухим стуком упала на пол. Гермиона, почти не дыша, уставилась в его посерьёзневшее лицо.

А ведь ей казалось, что он вряд ли сможет шокировать её сильнее, чем в тот момент, когда она выяснила, что его «всегда» предназначалось ей.

— Я бы сказала «да», — ответила она.

Его губы дрогнули, словно он пытался сдержать улыбку, которую она уже видела в его глазах:

— Правда?

— Ты делаешь мне предложение?

Северус взял её лицо в ладони и поцеловал — мягко и неторопливо, прежде чем коснуться лбом её лба:

— А ты как думаешь?

Она рассмеялась:

— Если ты не предлагаешь, тогда я спрошу сама. Ты женишься на мне?

Услыхав это, он всё же расплылся в улыбке. Гермионе хотелось взять этот момент и спрятать его между страницами книги, чтобы сохранить навсегда.

— Да, — ответил он. — Определённо.

— Хорошо. Но только… Когда? И как? Хезер Хьюз не существует, а Гермиона Грейнджер в этом времени даже близко не подошла к брачному возрасту ни по колдовским, ни по маггловским законам.

Ответ, разумеется, нашёлся в книге — той, которую читал Северус.

— Есть один старинный обряд, — пояснил он. — Судя по всему, в шестидесятых он снова стал весьма популярен. Нужно лишь найти человека, который примет наши клятвы и проведёт ритуал. Можно уведомить министерство, и тогда у нас будут ещё и кое-какие привилегии, которые полагаются семейным парам по закону, но это необязательно. Уведомить можно и позже, когда это уже не вызовет… осложнений.

В зависимости от выбранной клятвы они могут соединиться либо на год и один день, либо «пока жива любовь». Судя по написанному в книге, заклинание ещё и создаст некий символ связи, завязанную узлом верёвочку, которая истлеет и развяжется, если связь разрушится.

— Берём «пока жива любовь», само собой, — заявила Гермиона. — Но что будет, когда я отправлюсь обратно в будущее?

— Наверное, то же, что происходит, когда один из супругов умирает, — в его голосе не было ни намёка на эмоции, но обнимавшая её рука напряглась. — В таком случае связь не исчезает, пока другой супруг не решит, что пора двигаться дальше... если вообще решит. Я всё равно буду ждать, — захлопнув книгу, он хмуро поглядел на её правую руку. — Надо бы купить тебе другое кольцо.

— Нет. Благодарю покорно, но мне нравится это. А кто проведёт обряд?

— Чарити, — без заминки ответил он. — Можем сегодня вечером наведаться в Коукворт, если хочешь.

* * *

К тому времени, когда они явились, Чарити уже успела надеть пижаму. Она открыла им дверь с чашкой чая в одной руке и куском тоста с мармайтом в другой.

— Ё-моё, — выдохнула она, когда они сообщили ей о своих намерениях. Её лицо осветила широченная улыбка. — Это же здорово! Конечно же, я проведу обряд, это честь для меня. Секундочку, хоть лифчик надену ради такого дела.

— Боже правый, — пробормотал Северус.

Пока Чарити одевалась, Гермиона, хихикая, расставила в саду баночки с голубыми огоньками для освещения. Её приготовления к церемонии были просты — всего-то снять маскировку и явить своё настоящее лицо. Чарити уже видела его на своей новогодней вечеринке, когда они втроём улизнули в сарай Северуса, подальше от гостей, словно Гермиона собиралась поведать ей, где спрятано сокровище, а не показать глаза более светлого оттенка, другую форму носа и буйную кудрявую шевелюру.

— Знаешь, — сказала Чарити, уже надевшая воздушную тёмно-синюю парадную мантию, — это странно, потому что я привыкла к другому твоему лицу, но… Вот так ты больше похожа на себя, — повернувшись к Северусу, она хлопнула его по плечу. — Покажи мне ту книжку.

Прежде чем начать, Чарити несколько раз повторила движения палочкой, беззвучно произнося заклинание. Звёздное небо заволокли тучи — и внезапно пролились освежающим дождём. Мокрая трава сверкала в голубом свете. Чарити, Гермиона и Северус стояли в центре круга из распускавшихся цветов. От непогоды их защищал невидимый купол, который возвёл Северус.

— Готовы? — прошептала Чарити.

Никто не говорил о том, чтобы оставаться вместе, пока смерть не разлучит их, или о болезни и здравии, и Гермиона этому только порадовалась. Она ни за что не позволила бы хоть каким-то намёкам насчет будущего омрачить этот момент. Северус чуть не выронил кольцо, когда переодевал его с правой руки Гермионы на левую — до того у обоих дрожали руки. Когда они клялись друг другу в любви и верности, палочка Чарити крутнулась вихрем и резко опустилась, связывая их соединённые руки тонкой золотой верёвкой. Она засияла, ознаменовав завершение обряда, и этот тёплый свет проник под кожу, согревая подобно солнечным лучам.

Публика в лице единственного зрителя разразилась аплодисментами, когда они скрепили обряд поцелуем, и ликовала так бурно, будто тут было человек двадцать.

— Поздравляю! — Чарити сгребла обоих в свои традиционно крепкие объятия. — Пошли в дом, я устрою вам свадебный приём.

На свой первый семейный ужин новобрачные ели тосты. Болтали, и смеялись, и стряхивали с пальцев крошки на узкой кухоньке Чарити. В какой-то момент разговор зашёл о том, куда же Гермиону распределили в Хогвартсе.

— Ты что, правда ему не сказала? — удивилась Чарити.

— Не-а, — ответила она. — Было так весело смотреть, как он пытается угадать.

— Ну это же очевидно, — ухмыльнулась Чарити. — Гриффиндор.

Хорошо, что Тонкс-из-будущего оказалась столь искусным преподавателем окклюменции, иначе Гермиона бы взорвалась хохотом, когда Чарити угадала с первого раза. Ей и без того стоило невероятных трудов сохранить невозмутимое лицо.

Северус озадаченно воззрился на Чарити:

— Как ты смеешь говорить такое о моей жене?

— Чувак, тут без вариантов, раз ей хватило смелости выйти за такого ядовитого вредного типа, как ты. Да у неё железный хребет.

Его жена. Никакая окклюменция не помогла бы Гермионе сдержать улыбку, стоило ей услышать от него эти слова.

Несмотря на свою решимость сосредоточиться на этом дне и этом мгновении, Гермиона всё же призадумалась об обещании хранить верность. Когда она вернётся в своё время, ему придётся ждать целых тринадцать лет до их следующей встречи в министерстве (по крайней мере, она надеялась, что они встретятся). Ну и как просить его дожидаться её так долго? Это же нереально. Или нет?

* * *

Когда они вернулись в его апартаменты — то есть, теперь это их общие апартаменты, разумеется, — Гермиона заговорила прежде, чем Северус приступил к чрезвычайно важному процессу вытряхивания её из одежды.

— Я тут подумала… Не знаю даже, как сказать, — она бросила на него такой горестный, но решительный взгляд, и так при этом нахмурилась, что Северус ощутил, как ему в грудь вонзаются осколки льда. — Мне известна лишь малая часть того, что тебе придётся пережить в последующие годы. Есть вещи, которые я… — она потёрла запястье. — Будет очень трудно и страшно, и меня просто убивает то, что я не смогу быть рядом.

Северус всё это уже слышал. Он замер в ожидании, поскольку знал, что если промолчит, она быстрее перейдёт к сути. И, конечно же, нанесёт удар под дых.

— Я эгоистка, — продолжила она. — Я хочу, чтобы мы сдержали клятву, которую дали друг другу в саду. Я хочу, чтобы ты был мне верен, но… Тринадцать лет в одиночестве — это очень долго, и я не хочу, чтобы ты обвинял себя ещё и в этом, у тебя и так непомерное чувство вины. Не стану притворяться, что это не причинит мне боли, но я пойму, если это случится… если ты найдёшь себе кого-нибудь ещё, пока меня не будет.

Кого-нибудь ещё. У него внутри всё оборвалось. Даже мысль о подобной возможности показалась ему предательством. Он бы точно не понял, если бы она стала искать утешения в чужих объятиях после того, как поклялась принадлежать только ему. Случись подобное, он бы отдалился и начал вести себя с ней холодно и настороженно.

— Мне уже можно начинать оповещать потенциальных любовниц, чтобы подготовиться к твоему уходу, или ты бы предпочла, чтобы я дождался, пока ты исчезнешь? — сухо уточнил он.

— Северус.

— Сегодня день нашей свадьбы, так что будь добра, заткнись и не смей говорить о том, что я, возможно, буду тебе изменять. Я этого не сделаю. Ни за тринадцать дней, ни за тринадцать месяцев, ни за тринадцать лет. Я не стал бы приносить клятву, если бы не относился к ней серьёзно.

На её губах заиграла едва заметная улыбка.

— Ладно, — сказала она.

— Ладно?

— Я тебе верю. Просто хотела сказать… что бы ни случилось во время войны, я всё равно буду тебя любить. Так что теперь ты знаешь, — она поморщилась. — Я всё испортила, да?

Он засопел и глянул на часы:

— Не всё, но к этому времени я уже планировал зарыться лицом тебе между ног.

Его ответ рассмешил её, на что и был расчёт. А затем она позволила стащить с себя влажное от дождя платье, и он принялся усердно изгонять из её головы все мысли о ком-нибудь ещё.

* * *

1 мая 1988 год

Гермиона стояла перед Омутом памяти Дамблдора, глядя, как её воспоминание серебристым облачком кружит по гладкой чаше. Утром Северус трансфигурировал их скрученную свадебную верёвку в чёрную пуговицу такой же формы. Он заменил ею одну из пуговиц на рукаве своей учительской мантии и добавил сверху мощное Липучее заклятие.

Наклонившись вперёд, Гермиона нырнула в воспоминание о том, как видела профессора Снейпа в последний раз до битвы за Хогвартс. Он выглядел старше и измождённее, чем её Северус, когда вылетел из своего кабинета в коридор. В его голосе не было ни капли нежности, когда он рявкнул на них с Луной и велел позаботиться о потерявшем сознание Флитвике, но уходя, всё же замешкался — буквально на долю секунды.

Гермиона не впервые изучала это воспоминание. После финальной битвы она раз за разом пересматривала его, тщетно пытаясь прочесть хоть какие-то эмоции на лице бывшего профессора. Тогда она решила, что эта секундная заминка была связана с нежеланием убивать Дамблдора. Он провёл большим пальцем по пуговице на манжете, и она списала это на нервную привычку.

Она не могла разглядеть пуговицу как следует — просто не акцентировала на этом внимание в тот момент, чтобы вспомнить какие-либо детали, кроме цвета. Но теперь она знала. Это была та самая пуговица в форме завитка их брачной верёвочки. За год до окончания войны их связь всё ещё действовала.

Вынырнув из Омута памяти, Гермиона собрала воспоминание палочкой и вернула обратно в голову. Фоукс перепорхнул на край каменной чаши, воркуя как голубь-переросток, как его и прозвал Северус. Гермиона побаловала его лаской, погладив по перьям.

— Вы нашли то, что искали? — спросил Дамблдор. Она кивнула:

— Нашла. Спасибо.

— Рад слышать. А теперь, думаю, пришло время обсудить ваши последние дни с нами.