Гарри Поттер и каменная философия (джен)

Ночь, улица, фонарь. Аптека не здесь, она за углом в конце улицы.

А здесь…

Невысокий серенький заборчик, сложенный из декоративного камня. На заборе сидит кошка. Тоже серая, но в полосочку. На круглой мордочке странные отметины, как будто какой-то шалун-малыш попытался нарисовать белой краской очки вокруг глаз. Кошка абсолютно неподвижна, сидит, как неживая, этакой изящной статуэткой, только хвост у неё не обернут вокруг лапок, а напряженно вытянут, и кончик его мелко-мелко дрожит. Кошка пристально смотрит в конец улицы, туда, где секунду назад появился человек, высокий и прямой, как палка, с длинными седыми волосами и такой же бородой, в фиолетовой мантии и колпаке. Без бубенчиков. Он посмотрел на кошку, и его глаза озорно сверкнули. Он каким-то чудом увидел её, маленькую серенькую кису на сером заборе и на фоне серой стены дома с другого конца улицы.

Хотя, возможно, кошку выдали её яркие глаза-фонарики, отразившие свет уличных фонарей. Кстати, об освещении стоит позаботиться. Высокий человек пошарил по карманам своей мантии и достал из одного серебряную штучку, похожую на длинную зажигалку. Откинул крышечку-колпачок и нажал на шпенек-рычажок. Что-то хлопнуло, ближайший фонарь погас, свет непонятно как выскочил из вакуумной емкости лампочки и со свистом улетел в «зажигалку». Человек направил штучку на следующий фонарь и снова нажал. Хлопок, свист, темнота. На этой длинной и прямой улице горело двенадцать фонарей, и старику пришлось нажать двенадцать раз на свою гасилку. Наконец потух последний, и улица погрузилась в непроглядную тьму.

Внезапная темнота и свист разбудили обитателя дома номер семь по той же улице. Выглянув наружу и ничего не увидев, Тревис Диксон нахмурил кустистые брови — однако, непорядок, ещё и чужаками пахнет! — и вылез из конуры целиком. Вспрыгнув на крышу будки, он встал на задние лапки, уперся передними на верх стены и принюхался. Верно, пахнет чужим человеком и кошкой. Тревис Диксон был прекрасно воспитанным джентльменом и считал, что за кошками гоняются только деревенские лоботрясы вроде Чипа из Вэлли Бридж. При воспоминании об этом неотесанном деревенщине Чипе шерсть на загривке Тревиса Диксона встала дыбом, и от злости он чуть было не зарычал, но вовремя спохватился, помня о своих обязанностях. Так. Что там происходит?

К четвёртому дому напротив подошел высокий старик в длиннополой хламиде цвета тухлого лосося и сел на забор рядом с кошкой. И сказал с веселым удивлением в голосе:

— Странно видеть вас здесь, профессор МакГонагалл.

Он повернулся к кошке. И тут нижняя челюсть Тревиса Диксона обалдело отвисла — кошка исчезла. Вернее, трансформировалась в довольно сурового вида женщину в очках, форма которых была до странности похожа на отметины вокруг кошачьих глаз. Женщина тоже была в длинной хламиде, только в травяного цвета. Ее черные с проседью волосы были собраны в тугой узел на затылке. И сразу было заметно, что вид у нее раздраженный.

— Как вы меня узнали? — отрывисто спросила она.

— Мой дорогой профессор, я в жизни не видел кошки, которая сидела бы столь неподвижно.

«Ну, с этим я бы поспорил! — подумал Тревис Диксон. — Это вы, дядя, настоящих кошек не видели…»

— Станешь тут неподвижной — целый день просидеть на кирпичной стене, — парировала женщина по имени Профессор.

— Целый день? В то время как вы могли праздновать вместе с другими? По пути сюда я стал свидетелем как минимум дюжины вечеринок и гулянок.

Мадам Профессор рассерженно фыркнула. И Тревис Диксон заинтересованно дернул ушками — надо же, совершенно по-кошачьи фыркает, очень прикольная тётя-кошка.

— О, да, действительно, все празднуют, — недовольно произнесла она. — Казалось бы, им следовало быть немного поосторожнее. Но нет — даже магглы заметили, что что-то происходит. Они говорили об этом в новостях, — она резко кивнула головой в сторону темного окна. — Я слышала. Стаи сов… падающие звезды… Что ж, они ведь не полные идиоты. Они просто обязаны были что-то заметить. Подумать только — звездопад в Кенте! Не сомневаюсь, что это дело рук Дедалуса Дингла. Он никогда не отличался особым умом.

— Не стоит их обвинять, — мягко ответил седобородый старик. — За последние одиннадцать лет у нас было слишком мало поводов для веселья.

— Знаю, — в голосе мадам Профессор появилось раздражение. — Но это не оправдывает тех, кто потерял голову. Наши люди ведут себя абсолютно безрассудно. Они появляются на улицах среди бела дня, собираются в толпы, обмениваются слухами. И при этом им даже не приходит в голову одеться как магглы.

Она искоса взглянула на старика своими колючими глазами, словно надеясь, что он скажет что-то в ответ, но тот молчал, и она продолжила:

— Будет просто превосходно, если в тот самый день, когда Вы-Знаете-Кто наконец исчез, магглы узнают о нашем существовании. Кстати, я надеюсь, что он на самом деле исчез, это ведь так, Дамблдор?

— Вполне очевидно, что это так, — ответил тот. — Так что это действительно праздничный день. Не хотите ли лимонную дольку?

Услышав последние слова, Тревис Диксон облизнулся — оу, это действительно вкусно, интересно, а меня угостят? Дальнейший разговор о том о сем пёс пропустил, не находя в нем ничего вкусного на тему кулинарии, а только принюхивался и присматривался к чужакам — мало ли, а вдруг наговорятся да и полезут грабить добрых соседей… Трэвис Диксон был начеку и бдительно сторожил покой порядочных граждан.

Вскоре ночную тишину нарушили приглушенные раскаты грома. Их звук становился все громче и громче и почему-то сверху, Тревис Диксон насторожился — а это ещё что такое?! Старик и тётка стали вглядываться в темную улицу в поисках приближающегося света фар. А когда они наконец догадались поднять головы, сверху послышался рев, и с неба свалился огромный мотоцикл. Он приземлился на дорогу прямо перед ними. Мотик был исполинских размеров, но сидевший на нем человек был еще больше. Он был почти вдвое выше обычного мужчины и по меньшей мере в пять раз шире. Попросту говоря, он был непозволительно велик и к тому же имел дикий вид — спутанная борода и заросли черных волос практически полностью скрывали его лицо. Его ладони были размером с бычьи окорока, а обутые в кожаные сапоги ступни — величиной с половину туши тех же быков. Его гигантские мускулистые руки прижимали к груди сверток из одеял.

— Ну наконец-то, Хагрид! — в голосе старика по имени Дамблдор явственно слышалось облегчение. — А где ты взял этот транспорт?

— Да я его одолжил, профессор Дамблдор, — ответил гигант, осторожно слезая с мотоцикла. — У молодого Сириуса Блэка. А насчет ребёнка — я привез его, сэр.

— Все прошло спокойно?

— Да не очень, сэр, от дома, считайте, камня на камне не осталось. Несколько магглов это заметили, конечно, но я успел забрать ребёнка прежде, чем они туда нагрянули. Он заснул, когда мы летели над Бристолем.

Дамблдор и тётя Профессор склонились над свернутыми одеялами. Что они там рассматривают, Тревису Диксону было не видно, и он весь изнервничался, желая узнать — что же там такое в ворохе одеял?

— Значит, именно сюда… — прошептала мадам Профессор.

— Да, — подтвердил старик Дамблдор. — Этот шрам останется у него на всю жизнь.

— Вы ведь можете что-то сделать с ним, Дамблдор?

— Даже если бы мог, не стал бы. Шрамы могут сослужить хорошую службу. У меня, например, есть шрам над левым коленом, который представляет собой абсолютно точную схему лондонской подземки. Ну, Хагрид, давай ребёнка сюда, пора покончить со всем этим.

С этими словами Дамблдор взял сверток на руки и повернулся к дому номер четыре.

— Могу я… Могу я попрощаться с ним, сэр? — застенчиво спросил Хагрид. Получив разрешение, он нагнулся над сверточком, заслоняя его от остальных своей кудлатой головой, и кого-то поцеловал. А затем вдруг завыл, как раненая собака, отчего Тревис Диксон чуть не подпрыгнул от неожиданности и едва удержался от того, чтобы самому не взвыть.

— Тш-ш-ш! — прошипела тётя Профессор. — Ты разбудишь магглов!

— П-п-простите, — прорыдал Хагрид, вытаскивая из кармана гигантский носовой платок, покрытый грязными пятнами, и пряча в нем лицо. — Но я п-п-просто не могу этого вынести. Лили и Джеймс умерли, а малыш Гарри, бедняжка, теперь будет жить у магглов…

— Да, да, все это очень печально, но возьми себя в руки, Хагрид, иначе нас обнаружат, — прошептала Профессор, робко поглаживая Хагрида по предплечью. А дед Дамблдор перешагнул через невысокий заборчик и пошел к крыльцу. Он бережно опустил неведомого Гарри на порог, достал из кармана своего платья что-то квадратное, сунул в одеяло и вернулся к поджидавшей его паре. Целую минуту все трое стояли и неотрывно смотрели на маленький сверток — плечи Хагрида сотрясались, мадам Профессор яростно моргала, а сияние, исходившее от глаз старика Дамблдора, сейчас померкло.

— Что ж, — произнес на прощанье Дамблдор. — Вот и все. Больше нам здесь нечего делать. Нам лучше уйти и присоединиться к празднующим.

— Ага, — сдавленным голосом согласился Хагрид. — Я это… я, пожалуй, верну Сириусу Блэку его мотоцикл. Доброй ночи вам, профессор МакГонагалл, и вам, профессор Дамблдор.

Смахнув катящиеся из глаз слезы рукавом куртки, Хагрид вскочил в седло двухколесного транспорта, резким движением завел мотор, с ревом поднялся в небо и исчез в ночи.

— Надеюсь увидеть вас в самое ближайшее время, профессор МакГонагалл, — произнес Дамблдор и склонил голову. Профессор МакГонагалл вместо ответа лишь высморкалась.

Дамблдор повернулся и пошел вниз по улице. На углу он остановился и вытащил из кармана свою длинную зажигалку. Он щелкнул ею всего один раз, и двенадцать фонарей снова загорелись как ни в чем не бывало, так что вся Тисовая улица осветилась оранжевым светом. В этом свете Дамблдор заметил полосатую кошку, заворачивающую за угол на другом конце улицы. А потом посмотрел на сверток, лежащий на пороге дома номер четыре.

— Удачи тебе, Гарри, — прошептал он, повернулся на каблуках и исчез, оставив после себя сильный запах озона.

Ветер, налетевший на Тисовую улицу, шевелил аккуратно подстриженные кусты, ухоженная улочка тихо спала под чернильным небом, и казалось, что если где-то и могут происходить загадочные вещи, то уж никак не здесь. Так же считал и Тревис Диксон, осторожно спрыгивая с будки и спеша к калитке со всех своих коротких лапок. Прошмыгнув в собачью дверцу, маленький скотч-терьер, такой же черный, как и ночь вокруг него, мелко семеня, пересек дорогу и вбежал на подъездную дорожку — у Дурслей не было калитки из-за машины. Поднялся на крыльцо, оскальзываясь на обледенелых ступеньках, и сунулся носиком в одеяло. Ну-ка, ну-ка, что у нас тут?.. О бабушкина косточка, это же ребёнок! Удивленный пёс наклонил голову набок, рассматривая лицо спящего малыша. Почуяв кровь, он опустил бородатую мордочку и принялся очень аккуратно и нежно зализывать свежую рану на лобике раненого карапуза.

Гарри проснулся оттого, что кто-то ласково вытирал ему лицо чем-то теплым и мягким. Увидев над собой лохматую черную собачку, Гарри заулыбался и задрыгался, пытаясь освободить руки и ноги из одеял. Распинав и распихав тяжелые душные складки, ребёнок сел и обнял собачку за шею.

Тревис Диксон забеспокоился, ощутив, что малыш сильно дрожит. Ну… для него, в толстой пушистой шубке, было не особенно холодно, но для ребёнка здесь действительно прохладно, только бы он не простудился.

Как бы крепко ни спали супруги Дурсль, уставшие за день — Петунья от криков Дадлика, а Вернон от целого дня несуразностей с толпами странно одетых людей и сумасбродными новостями по телевизору — бухающий басовитый лай разбудит любого. А уж когда проснулся и заревел Дадли… тут уж хочешь не хочешь, а встанешь. Петунья невольно ойкнула, прижимая ладони к ушам, ибо отчаянный вой от кроватки и отдающий эхом гавк от двери снизу были довольно-таки оглушающими. Схватив сына, Петунья яростно крикнула мужу:

— Вернон, да прибей же этого чертового пса!

Ну, прибить не прибить, а шугануть собаку надо. Вернон, тяжело топая, спустился вниз и, открыв дверь, набрал в легкие побольше воздуху, собираясь хорошенько поорать на соседей и их обдолбанного пса, но… Голос куда-то пропал, когда он наткнулся взглядом на малыша в ворохе одеял. Ребёнок сидел, обняв собаку за шею, и, подняв личико, доверчиво глазел на пузатого дядю зелеными глазищами, чернявый пёсель, задрав усатую мордаху, ехидно смотрел на сдувшегося Вернона из-под лохматых бровей — понимаю, мол, не ждали…

У Петуньи тоже пропал дар речи, когда Вернон, придя на кухню, сунул ей в руки невесть откуда взявшегося ребёнка и письмо в плотном конверте. В письме весьма знакомым витиеватым почерком с завитушками было сообщение о смерти Лили и Джеймса Поттеров и вежливая просьба позаботиться об осиротевшем племяннике, которого зовут Гарри. Прочитав этот чернильный бред три раза и постепенно вникнув в содержимое, Петунья побагровела. Скомкав письмо, она свирепо рявкнула:

— Этот старый пень совсем сбрендил?! Я не буду растить и воспитывать в своем доме чертова колдуна!

— Э-э-э… Это колдун? — удивленно переспросил Вернон, разглядывая ребёнка в манежике, сам он держал на руках Дадли, который не сводил жадных глаз с Гарри.

— Да, Вернон, представь себе, этот ребёнок — чертов колдун. Это совершенно точно, как и то, что моя чертова сестричка является чертовой ведьмой! — тут Петунья перешла на крик: — Вышвырни это чертово отродье вон!!!

— Погоди, Петунья, ну как это «вышвырни»? Это же ребёнок…

— А к нам его, значит, можно подкидывать, как щенка?! — рассвирепела Петунья. — Ничего не знаю, унеси ЭТО. Я не желаю его видеть.

Вернон вздохнул, отдал Петунье Дадлика, взял со стола и разгладил скомканное письмо. Петунья, наблюдая за его действиями, недоуменно спросила:

— Вернон, что ты делаешь?

— Собираюсь предъявить ребёнка в полицию. Я же не могу в буквальном смысле выкинуть младенца в мусорный бак…

Петунья прикусила язык, представляя себе, как её представительный муж заявится в полицейский участок и начнет рассказывать о том, что им под дверь подкинули ребёнка. А полицейские потом рано или поздно, но дознаются, что этот ребёнок — их собственный племянник… Боже, позору не оберешься.

— Вернон, ну зачем сразу в полицию? Отвези его в лондонский приют и оставь на приемном пороге. Там же это… специальное окошечко есть, для подкидышей инкогнито…

— Это практиковалось в Средневековье вплоть до девятнадцатого века, в наши дни это неактуально. К ребёнку всё равно прилагают какие-никакие документы, а у Гарри ничего этого нет.

— Тогда… зачем же ты в полицию?

— Искать его родителей. Моя версия вот такая — Гарри наш племянник, он гостит у нас, пока его родители квасят на Хэллоуин. Ну и вот… Праздники прошли, а за Гарри никто не приехал, а мы с тобой не знаем, где они живут. Вот так вот, пусть полиция поработает, поищет.

— А письмо зачем берешь?

— А письмо, дорогая Петти, я сохраню для Гарри как доказательство неадекватности одного идиота-мага Альбуса-сколько-то-имен-Дамблдора. Ты свой носик высунь за окно на секундочку — там морозец, знаешь ли! И скажи спасибо собаке за то, что мы с тобой избежали неприятностей по причине наличия детского промороженного трупика на нашем пороге ранним утром.

Договорив, Вернон оделся и вышел из дома, не дожидаясь утра. Полиция, по идее, работает круглосуточно…

А уставший Гарри, согревшийся на теплой кухне, свернулся калачиком и, невзирая на боль во лбу, крепко заснул. Не подозревая о том, что дядя пошел разбираться с органами опеки, о том, что тётя его ненавидит. Гарри Поттер тихо ворочался во сне в новой, незнакомой постели — на коврике манежа. Он продолжал спать, не зная о том, что он особенный, о том, что стал знаменитостью. Не зная о том, что несколько следующих недель кузен Дадли будет щипать и тыкать его — да и несколько последующих лет тоже…

И еще он не знал, что в то время, пока он спал, люди, тайно либо открыто собиравшиеся по всей стране, чтобы отметить праздник, поднимали бокалы и произносили шепотом или во весь голос:

— За Гарри Поттера — за мальчика, который выжил!

Примечания:

Ну, друзья-читатели, начнем?..

У Роулинг вторая глава начинается с огромного скачка во времени — «с тех пор прошло почти десять лет», из которых нам известно только то, что все эти годы странные Дурсли любовно фотографировали некий розовый мячик в чепчике…

Но меня такое положение вещей не устраивает и поэтому начну-ка я постепенно пережевывать эти десять лет неторопливо и обстоятельно. А кому неинтересно читать о младенческих годах Дадлика и Гарри — можете пролистнуть эту и следующие главы.

Итак. Спать в ту ночь Петунье так и не пришлось, Вернон вернулся через минуту и велел вскипятить чайник. Озадаченная Петунья повиновалась, налила воды в вышеозначенную емкость и поставила на плиту, ловко действуя одной рукой. На другой руке тяжелой гирей сидел Дадли и алчно сопел, выворачивая шею в поисках заветного манежика со спящим гостем.

Чайник счастливо засвистел, оповещая хозяйку о том, что кипяток подоспел и готов к употреблению. Петунья схватила кружку и собралась залить в неё заварку, но тут подошел Вернон и перехватил чайник с кипятком, а на её недоуменный вопрос — что он делает? — отрывисто буркнул:

— «Что-что»! Дверь гаража замерзла, замок нужно разморозить. И машину прогреть…

В течение следующего получаса Петунья смотрела в окно кухни, как Вернон возится сперва с дверью гаража, а потом и с замком машины. К тому времени, как муж уехал, руки Петуньи затекли от тяжести Дадлика. С отвращением посмотрев на спящего племянника, Петунья посадила сына рядом с ним — ничего не поделаешь, рукам надо дать роздых.

А Дадли наконец-то дорвался до желанного куска; захлебываясь от жадности, он принялся страстно щипать и толкать спящего незнакомца. Гарри проснулся от неприятных ощущений, к боли во лбу прибавились ещё и эти — тычки и щипки… И, едва поняв, что происходит, раненый ребёнок пришел в ужас. Незнакомые стены чужого дома, мамы нет, его злобно пихает гневно пыхтящий незнакомец, а поодаль ходит какая-то чужая тётка. Ну и какая реакция должна быть у осиротевшего малыша? Правильно, истерическая. Гарри всхлипнул, робко позвал:

— Ма?..

Потом позвал погромче:

— Ма-а-а-а!

Тётка оглянулась на него и рявкнула:

— Заткнись!

Незнакомец особенно сильно и со всей страстью треснул его кулаком по лбу. Свежий порез вспыхнул болью, и Гарри отчаянно взвыл и зашелся в продолжительном плаче. Дадли испугался и, следуя малышовому рефлексу, заревел сам.

Петунье пришлось успокаивать обоих.

Бумажно-полицейская волокита затянулась надолго. Узнав у Вернона Дурсля, что у него гостит племянник и что его никак не заберут родители, бравые и честные констебли занялись поисками Поттеров. Суперинтенданты, инспекторы и сержанты рассылали приказы направо-налево, операторы электронно-вычислительных машин, которые в будущем назовут компьютерами, вбивали базу данных, и электронные мозги, плавно дымясь, начинали вычесывать и шерстить ВСЕХ Поттеров, каких только могли найти.

Ну, Лили Эванс нашли, а вот дальше она каким-то невообразимым образом исчезла со всех радаров — начиная с семнадцати лет перестала посещать зубного врача, гинеколога, парикмахера и салоны красоты. Перестала появляться в воскресной школе на каникулах и в самом городе, Коукворте.

Петунье пришлось наврать, что Лили ударилась в неформалы, попросту начала страдать дурью и стала хипповать…

Констебли снова оседлали свои верные велосипеды и ринулись на штурм окраин, где мало-мальски были замечены какие-никакие цыганские и прочие меньшинственные общины. Но и там никто и никогда не видел никаких рыжеволосых Лил, ни Эванс, ни Поттер. Правда, вон там, в той лачуге обитает Лили Эмброуз, не её ли ищете? Проверили, не она. Когда-то рыжая, да, но сейчас это была совершенно седая старушка, вредная и злая, она, ехидно цыкая единственным уцелевшим зубом, отправила констеблей по известному адресу — к чёрту на кулички.

Джима Поттера не нашли вообще. А только множество его тезок и однофамильцев в стандартной телефонной книге обнаружилось целых три страницы мелким шрифтом вкупе с адресами и телефонными номерами.

Годрикова Впадина имела такое название только для волшебников. Для простых людей это было… простите, болото. Затопленная, вечно скрытая стылым туманом низина на краю старого кладбища, прилегающего к городку Холсворту, что расположен на самом юго-западе Англии. Где-то за Бристолем, над которым пролетел Хагрид в памятную ночь.

Джерри Шеппард, честный толстый полисмен, как и все получивший приказ от лондонского начальства, так же честно и упорно исколесил все окрестности Холсворта, свои непосредственные владения, в поисках рыжеволосой Лили Эванс-Поттер. Изъездив вдоль и поперек последнюю деревушку с незатейливым наименованием «Грейслэнд», он поймал себя на том, что в последнее время всё чаще и чаще смотрит в сторону кладбища. Джерри остановил велосипед и задумался, припоминая, что как раз после Хеллоуина там кого-то хоронили… А Лили Поттер или Эванс пропала как раз в то же время. С сомнением посмотрев на церковный шпиль, констебль сел в седло, нажал на педаль и, тронув велосипед, покатил к церкви, объехал её и подкатил к ограде кладбища. Прислонив велик к чугунным прутьям, Джерри подтянул сползший ремень брюк, подпихнул ладонями отвисшее пузо и зашагал в калитку. Найти свежую могилу не составило труда, а она оказалась к тому же двойной. Плохо веря своим глазам, Джерри нагнулся, до рези в глазах вчитываясь в выбитые в могильном граните слова:

Джеймс Поттер. 27 марта I960 года — 31 октября 1981 года

Лили Поттер. 30 января I960 года — 31 октября 1981 года

Последний же враг истребится — смерть.

Глаза всё ещё не хотели верить, пришлось потрогать плиту и провести пальцем по высеченным буквам. Пальцы доложили, что гранит холодный, а буквы гладкие и ровные, и всё это — вполне настоящее. Джерри выпрямился, оглянулся по сторонам и, заметив вдали домик кладбищенского сторожа, грузно направился туда.

Дверь ему открыл мистер Пибоди. Подслеповато моргая, тот сперва уперся глазами во внушительное брюхо, затянутое в темно-синюю форму, потом взгляд пополз вверх по двойному ряду латунных пуговиц и остановился на толстощеком лице. Вздрогнув, сторож поклонился и сипло каркнул:

— О, констебль?..

Джерри прокашлялся и гулко пробасил:

— Скажите, милейший, за каким лядом вся лондонская полиция разыскивает Поттеров, похороненных на здешнем кладбище? Вы не могли бы мне объяснить, что с ними произошло?

Старик Пибоди зачем-то покосился на болотный туман, стеной наползающий на кладбище с запада, со стороны моря, и осторожно поинтересовался:

— А зачем полиция разыскивает Поттеров, разве они преступники?

Джерри почесал багровый затылок, поежился от холода — что-то осень в этом году чересчур разошлась! — и нехотя пояснил:

— Они пропали, их родственники ищут, у них маленький сын Поттеров гостит.

Старик ошеломленно округлил глаза и потрясенно посмотрел на всё тот же туман. Джерри невольно покосился туда же и нетерпеливо повторил вопрос:

— Ну так что там с Поттерами?

— Ээ-э-эм… — старый сторож, казалось, растерялся. Но почти сразу сориентировался: — Дык… погибли они, Поттеры-то. Вы не слышали? На днях в городе улица взорвалась, а часом раньше взлетел на воздух дом Поттеров.

Джерри нахмурился, отчего стал похожим на шарпея. Ну да, ну да… было дело, местный морг внезапно обогатился двенадцатью покойниками. Трое вообще не были опознаны, до того были изуродованы, что до сих пор числились неустановленными личностями в розыске. Правда, два тела потом кто-то забрал. А фрагмент третьего передали матери… по единственному отпечатку пальца, очевидно, как-то опознали останки. Ой, бедная мамаша, получить от цельного сына фалангу мизинца… лучше бы пропавшим без вести объявили, мороки и нервотрепки меньше. И с чего это террористам вздумалось взрывать ни в чем не повинное газохранилище? Да и дом этот, как-то неправильно он взорвался, по словам тех немногих свидетелей. Эх, и почему это всё произошло в его отсутствии? Джерри напрягся, и его морщинистое лицо шарпея приняло выражение очень подозрительного бладхаунда, напавшего на кровавый след.

— А почему взорвался второй этаж? Газовые колонки обычно устанавливаются на кухне или в подвале, в бойлерной.

Старик — в который уже раз! — затравленно покосился в сторону болот и промямлил:

— А… не знаю, сэр. Просто вдруг ночью раздался взрыв страшной силы и полдома разлетелось по округе, усыпая всё обломками. Потом, очевидцы видели, по улице пронесся байкер на мотоцикле, что-то бешено орал и потрясал кулаком в воздухе… Позже сообщили, что это Сириус Блэк был, тот самый, который умчался дальше — улицу взрывать. Психопат. Наверное, это он Поттеров того… прибил.

— А родственникам почему не сообщили? — вредным голосом прикопался бладхаунд-шарпей Джерри Шеппард.

Старичок с трудом проглотил ставший огромным ком в горле и сдавленно прохрипел:

— А они того… отреклись от родственников. Поттера из дома выгнали, а девчонка, кажись, сама из дому сбегла.

Джерри вздохнул, что ж, всякое бывает, даже такое. Сплавить ребёнка нелюбимым родственникам, а самим рвануть на тусовку и на ней же погибнуть — самое милое и обыкновенное дело.

— Где жили-то?

— Ась? — испуганно дернулся от неожиданного вопроса страж кладбища.

Джерри терпеливо повторил:

— Поттеры где жили, спрашиваю. Надо документы найти на ребёнка, дитё без них осталось, а это не есть хорошо.

И на этот раз они оба с поразительным единодушием, синхронно глянули в сторону болот, причем Джерри даже не задумался спросить — что же там с туманами и болотами не так? Старик Пибоди, заметив это, окончательно стушевался, виновато съежился и забормотал:

— А у них нету официального адреса, сэр… Но если сэр позволит, я схожу к мадам Батти и выясню у неё насчет документов…

Договорив, старик странно замер, настороженно глядя на констебля. Джерри тоже насторожился, но, поразмыслив, решил, что не стоит лезть в эти дикие общины болотников и зря трепать себе нервы. Если дед обещает разобраться с бумагами, то пусть делает, а с него хватит — он нашел Поттеров и больше от него ничего не требуется.

Спустя сутки в полицейский участок славного городка Холсворта вползла древняя бабка, опирающаяся на ясеневую клюку, и, шамкая беззубыми деснами, спросила «Шерри Шеффарда». Джерри был на обходе, и посетительнице пришлось его ждать. Когда он вернулся, его тут же отправили к старушке, дожидающейся его в кабинете начальника. Бабуся представилась Батильдой Бэгшот и вынула из саквояжа толстую папку с паспортами, документами, метриками и прочими бумажками. А уходя, попросила разрешения оставить себе кошку Поттеров, дескать, киска такая милая и уже сдружилась с её кошечками, жаль их разлучать… Получив разрешение в виде отмашки, старушенция удалилась, а Джерри зарылся в бумаги.

Уф… простите, длинным оказалось описание поисков Лили Поттер… Но так или иначе, а Гарри получил документы и перестал иметь статус бездомного человека без имени. Теперь, согласно метрике, мальчик был узаконен как Гарри Джеймс Поттер, сирота, проживающий на иждивении у родственников со стороны матери по адресу графство Суррей, город Литтл Уингинг, улица Тисовая, дом номер четыре.

С финансами у Дурслей было пока что туговато, деньги вкладывались в уплату налогов, покупку дров для камина, газовых баллонов для бойлера в подвале, на пропитание и вещи первой необходимости, кроме того машина ЖРЕТ дорогой бензин и требует периодического ремонта… Зря, что ли, Дадли закатил истерику, когда мамуля не купила ему конфетку? Да я вас умоляю, у Петуньи просто денег не хватило на лишнюю карамельку на палочке. И я полагаю, у вас не возникнет вопросов по поводу одежды с чужого плеча? На племянника-подкидыша у Дурслей денег точно не было. Поэтому пришлось поделить между мальчиками одежду Дадли, по крайней мере ту, из которой он вырос. А одежка у него была будьте-нате — прочная, добротная, теплая и совсем ещё не изношенная. И это совершенно естественная и повсеместная практика — давать младшим членам семьи донашивать за старшими братьями и сестрами.

По малолетству Дадли этого не понимал и страшно ревновал, видя на кузене свою любимую синюю курточку, и, не желая признавать мамины увещевания, что курточка истрепалась и стала мала, с ревом кидался отнимать свою законную вещь у похитителя. Гарри ползком удирал от него, а крупный Дадли, тоже ползком, преследовал его по всей комнате.

Кроме одежды делили игрушки и посуду. Высокий детский стульчик для Гарри тоже достался от Дадли, ставший меньше и устаревший на полгода. Вообще, всё, что принадлежало Дадлику, теперь принадлежало и Гарри. Взрослым пришлось смириться с этим фактом, подтянуть пояса и мирить маленьких драчунов, потому что Дадли ничем не желал делиться.

Вернон решил начать производство дрелей — будучи прекрасным мастером-фрезеровщиком, он виртуозно владел станком и рубанком. Руки у него росли из природой данного места, и на мастеров-ремонтников Дурсли не тратились, Вернон всё мог сделать сам, своими руками — и гвозди вбить, и полку повесить, причем эту самую полочку он собственноручно смастерил на домашнем станке, который находился в гараже.

В комнату Дадли поставили вторую детскую кроватку для Гарри. Как ни кривилась тётя и ни противилась, ей пришлось засунуть свои протесты подальше и поглубже — ну не воевать же с маленьким ребёнком! Тем более что ребёнок вряд ли в таком возрасте хоть что-то понимал.

Сидя в своей новой кроватке, Гарри грустно оглядывал стены, оклеенные розовыми обоями в белый цветочек. Он не знал, почему всё стало так: куда-то пропала мама, исчез папа и… кажется, был какой-то дядя, дядя-собака. Теперь в его жизни появились другие люди, и Гарри, будучи малышом, не рассуждал, отчего и как это случилось. Он просто плыл по течению, не зацикливаясь на прошедшем дне. Он жил и развивался, рос. Послушно кушал кашку, сосал молоко из бутылочки и чай из поильника. Пачкал подгузник и кротко сносил мытье в прохладной, чуть подогретой воде. Так полагается в этой семье, и маленький мальчик относился к этому с философским пониманием — просто окружающие обстоятельства сильнее его и против них просто бессмысленно бороться.

Кроме того, у Гарри нашелся и защитник — дядя Вернон. Петунья при муже не смела кричать на Гарри, а Дадли опасался отца. Как-то раз Вернон застукал своего сына за скверным занятием — щипал и колотил Гарри, а тот молча пытался уползти от мелкого садиста в ограниченном пространстве манежа. Рассерженный Вернон подошел и резко пресек истязательства, громко проворчав, что это не дело, издеваться над беззащитными…

И долго, терпеливо осаживал сына каждый раз, когда тот забывался и начинал снова щипаться и толкаться, до тех пор, пока до Дадли не дошло, что папа не разрешает ему трогать Гарри. И перестал это делать при отце. А вот когда Вернон уезжал на работу, то… тут уж у Петуньи и Дадли, что называется, срывало тормоза. Петунья орала на Гарри и шлепала его по малейшему поводу, а Дадли принимался за любимые занятия — бить и щипать кузена.

Гарри плакал, жаловался, температурил и радовался возвращению Вернона, тут же спешил к нему, под защиту его огромного пуза и грозного баса. И мог часами сидеть на коленях у дяди Вернона. Петунья, видя это, временами кривилась и отворачивалась, не в силах смотреть на это безобразие. А Вернон всё это прекрасно видел, он замечал свежие синяки на руках у Гарри, видел, как малыш пугливо ежится при звуках голоса Петуньи.

И вот, придя с работы в очередной раз, он снова обнаружил, что Гарри горячий и уставший. Привычно посадив племянника к себе на колени, Вернон обратился к супруге:

— Петти, Петти… ты меня разочаровываешь. Я уж начинаю подумывать — а не развестись ли нам?

От ужаса Петунья забыла, как дышать. Не чуя ног под собой, она с трудом добралась до соседнего стула и кулем свалилась на него. И еле выдавила из пересохшего горла:

— Вернон, что случилось?..

Вместо ответа муж показал на Гарри:

— Он случился. Пойми, Петти, так долго это продолжаться не может. Мальчик потерял родителей, у него даже бабушек с дедушками нет, а только мы, единственные его родственники. И мы ведем себя почему-то как последние сволочи. Тебе самой-то не стыдно, Петти? А что, если с нами что случится, кто позаботится о Дадлике? Мардж? Она единственная его тётя с кучей любимых бульдогов. Ну и как она его будет воспитывать, а? Сидеть, на месте, фу, нельзя? Нет, Петунья, хватит. Пора это прекратить. Гарри наш племянник и член нашей семьи. А значит, и отношение к нему должно быть соответствующим.

Петунья, едва живая от выговора, раздавленная стыдом, совестью и полновесной истиной мужа, всё же нашла в себе силы запротестовать:

— Я поняла тебя, Вернон, но он же… колдун.

Вернон посмотрел на малыша — Гарри спал, тесно прижавшись к его теплому и мягкому животу, — и вздохнул.

— Я вижу всего лишь ребёнка, маленького, больного, с температурой и уставшего от ваших издевок.

С тех пор Петунья поумерила свой пыл и стала следить за тем, чтобы Дадли не слишком обижал Гарри. И для Гарри настали вполне безбедные дни существования. Закончилась и прошла холодная бесснежная зима, трава на заднем дворике из бурой стала зеленой, и тверже стали шаги мальчиков, уверенно топающих по жизни. Твердо и непреклонно приближались они ко второму году своего бытия, чувствуя за плечами неусыпных и надежных ангелов-хранителей в лице матери и отца для Дадли Дурсля и тети с дядей для Гарри Джеймса Поттера.

Дальнейшие годы пошли ни шатко ни валко. Петунья перестала относиться к племяннику, как к бомбе замедленного действия, но как мага она его опасалась, всё время была начеку.

Она слишком хорошо знала, что такое колдун в семье, печальный опыт с младшей сестрой оставил в душе Петуньи неизгладимый след. И, наблюдая за Гарри, она постоянно держала под рукой какой-либо предмет. Мухобойку, огнетушитель, веревку и швабру.

Вернон, глядя на всё это, лишь недоверчиво фыркал.

На дне рождения Дадли произошел первый случай выброса стихийной детской магии. Жадному Дадлику показалось, что кусок торта перед Гарри куда больше, чем перед ним… и он ревниво заревел. И тут… кусок торта перед ним шевельнулся, узенькая часть спереди раздвоилась, став неким подобием ротика, и каким-то образом переформировался нижний бисквит, превратившись в короткие толстенькие лапки. Приподнявшись, оживший кусок сполз с тарелки и поковылял прочь от Дадли.

От удивления Дадли перестал плакать, растерянно он смотрел, как от него уползает кондитерское изделие, его пухлое личико так разочарованно вытянулось…

Кусок доковылял до родителя-Торта и слился с ним. Вернон и Петунья настороженно замерли — всё? Или ещё что-то произойдет?.. Торт шевельнулся, вытянулся и… то, чем он стал, было довольно сложно описать… общим словом можно было бы сказать, что ящерица. Шоколадная с оранжевыми кругами. Обведя присутствующих крайне вредным взглядом, тортовая саламандра высунула желтый язычок и, прошипев что-то ругательное, шустренько рванула со стола.

Петунья взвизгнула и запрыгнула на мужа, спасаясь от невнятной твари. Вернон, машинально подхватив супругу, круглыми глазами проводил оживший торт. Потом перевел офигевший взгляд на Гарри и почему-то шепотом спросил у Петуньи:

— Это и есть магия?

— Да! — нервно икнула та.

— Хм… забавно, — изрек Вернон. И тут же поинтересовался: — А чего ещё можно от него ожидать?

— Не знаю! — истерично крикнула Петунья. — Лили вообще кошмаром была, чашки в крыс превращала, посуда у нас летала, занавески горели, и ещё много чего…

Позже, неделю спустя, придя с корпоративной вечеринки, Вернон, отдуваясь, сел в кресло в гостиной и начал жаловаться Петунье на «пожар души». Сидевший в манеже Гарри, услышав про пожар, забеспокоился, посмотрел на дядю, и того тут же окатило ледяной водой с потолка.

Услышав фразу «раздувать из мухи слона», Гарри понял её буквально. И пролетело однажды вечером над Литтл Уингингом гигантское насекомое со слона о шести ногах. Паника не успела начаться, потому что, во-первых, дело происходило на закате и никто не понял, что это за огромная штуковина пролетела в алеющем небе, а во-вторых, Департамент Магического Правопорядка не дремал и на место происшествия телепортировался специальный отряд ликвидаторов случайных проклятий. Пока обливиаторы отвлекали внимание магглов, маги-борцы пытались поймать гигантскую муху. А это оказалось очень сложно, муха и так-то глазастая — видит вокруг себя полнокружным зрением на триста шестьдесят градусов, а тут она в придачу ещё и умнее стала… Хитиновая оболочка стала танковой броней, крылья — слюдяными пластинами-плитами, а в хобот утягивался целый маг. Потрясенные волшебники насилу остановили муху, окружив её и себя защитным куполом и применив к ней заклятие, обратное детскому Энгоргио. Когда всё закончилось и ликвидаторы трансгрессировали прочь, на листике одуванчика осталась сидеть крайне озадаченная муха. Потирая лапки, она с трепетом вспоминала о своем невероятном сне, как она летала там, огромная и неуязвимая, и никакой тапок ей не был страшен.

На ворчливый вопрос Вернона, почему курицы постоянно мало, Гарри снова отреагировал. Петунья поставила в микроволновку разогреваться курицу-гриль, а та почему-то исчезла… Вернон, ругаясь, полез за пивом в холодильник и был погребен под тонной свежевыпеченной курятины. Сработали чары Размножения. Курицу ели целый месяц, щедро поделившись со всеми соседями. Объяснили это свадьбой полковника, которая якобы сорвалась, а курицу-то напекли на пятьсот гостей… вот и отдали нам, угощайтесь.

Вредный Дадли продолжал вредничать. Он был жутким собственником и страшно жадился делиться с Гарри хоть чем-то. Даже хлебной коркой, и той было жалко. Не доест, отбросит, а Гарри подберет и соберется было откусить, как Дадли тут же с ревом отбирал и жадно заталкивал в рот, лишь бы кузену ничего не досталось. Для Гарри вскоре это стало обычным делом, что кузен у него всё отбирает. Ну, а чтобы этого не повторилось, Гарри начал прятаться от Дадли. Но под кроватью, где он пытался тайком сгрызть печенюшку, Дадли его находил и доставал. Но, к счастью, Гарри обнаружил, что одного места в доме Дадли боится — чулан под лестницей. И в этом чуланчике Гарри мог сидеть как угодно долго, спокойно и без спешки грызя сухарики. А однажды так принирванился, что заснул прямо там, на стопке половых тряпок в окружении пауков.

Вернон, видя это, задумался. Сына трудно воспитывать, всё равно он не полюбит Гарри и будет постоянно его доставать и задирать, не получается из Дадлика хороший брат… А вот тихоню Гарри было по-настоящему жаль, зачморит его авторитетный Дадли. И Вернон, засучив рукава, принялся за работу. Снял мерки, содрал со стен полки, забрал испод* лестницы вагонкой, потолок и стены — тоже. Настелил новый пол, навесил шпингалет на дверь изнутри, рядом — откидной столик, соорудил небольшой стеллаж у торцевой стены и поставил кушетку. Получилась вполне приличная комната для маленького мальчика. Лампочка в чулане уже была, над дверью. Вернон её только сменил на более декорированную, в виде старинного фонаря. И довольно улыбнулся в усы, видя искренний восторг трехлетнего племянника.

Сам Гарри дадлину жадность принимал как данность, стальную константу этого мира. Это был характер Дадли, его суть, без него он бы не был Дадли, как Египет без пирамид, как щенок без любопытства и преданности. Гарри это понимал интуитивно и никогда не сердился на Дадли за его эгоистичную прижимистость, потому что он имел на это право, как сын своих родителей. А Гарри был чужак, и в доме Дурслей не было чего-то, что могло принадлежать ему.

Но постепенно, со временем, Дадли всё же признал право Гарри быть в этом доме. Ему наконец-то объяснили… или, вернее, сам Дадли понял, что такое племянник, кузен и просто родственник. Поняв, что его мама и папа для Гарри являются тётей и дядей, Дадли сменил гнев на милость. Гарри свой и ему можно жить в этом доме вместе с ними.

И это единственное, с чем смирился Дадли, Гарри он так и не полюбил — не за что.

А спонтанные выбросы Гарри продолжались до пяти лет, но, к счастью, не несли каких-либо разрушений. Больше было нелепых и смешных случаев, чем трагических, видимо, магия Гарри имела какой-то свой юмор. Иначе как объяснить некоторые ситуации? Вот Дадли вырос из своего свитера и его передали Гарри, тётка начала его примеривать на мальчика, но Гарри не понравился кошмарный свитер цвета какашки с оранжевыми кругами. Фуй… надевать эту гадость, тётя, пощади мои глаза и чувство достоинства! Но тётя непреклонно старалась напялить на него этот коричневый ужас, Гарри обреченно зажмурился и… Свитер в тёткиных руках превратился в розовую балетную пачку. Петунья взвизгнула и отшвырнула ставшую волшебной вещь.

Холодильник, кстати, на какое-то время сохранил свои волшебные качества — каждый поставленный и положенный в него продукт постоянно множился в три и пять раз. Положишь, к примеру, один пирог, откроешь холодильник через час, а там их четыре! К первому пирогу прибавились ещё три. Поначалу Петунью это бесило, но однажды в гости нагрянула Мардж, как всегда без предупреждения, да ещё и ближе к ночи. И Петунье пришлось порадоваться волшебному умножающему холодильнику, который подал на стол «леди Гаргантюа» двойные порции блюд. Помог холодильник и тогда, когда у Вернона на работе сменился начальник, ему задержали зарплату, и семья могла серьезно поголодать, не будь у них верного агрегата, исправно умножающего хлеб и бекон…

Несмотря на нелюбовь тётки, Гарри всё же постарались социализировать. Его учили разговаривать, читать и писать, потому что иметь в семье гыкающего идиота было не комильфо. В начальной школе Гарри был уже вполне цивилизован, он не путал ногу с рукой, знал, что такое ложка-вилка-нож и достаточно сносно разговаривал. Хотя некую умственную отсталость учителя всё же подметили, это произошло потому, что мальчик всё же был ограничен в правах дома. Именно учителя заметили, что Гарри плохо видит, и велели Дурслям позаботиться о его зрении. Петунья отмахнулась было, но ушлый Вернон вкрадчиво рассказал ей, как она будет водить за руку слепого мальчика. Петунья одумалась, цапнула племянника за пятерню и потащила к окулисту, тот выявил врожденную близорукость. Таким образом Гарри превратился в очкарика.

Ну а Гарри в школе нравилось. Там он ощущал себя свободным в передвижении, там не было постоянно кислого выражения лица тётки и её недовольной ругани. Жадный Дадли, конечно, тоже был в школе и мог обидеть Гарри — ударить, что-то отобрать… но не так часто. Потому что это происходило в коллективе, а у коллектива имеются глаза и уши, и многие девочки самозабвенно стучали на мальчиков. Что ни день, а то одна, то другая, примчится к учителю и пропищит:

— Мистер Лерман, а там Дурсль Поттера толкнул!

— Наставник, а Дурсль у Поттера карандаши отобрал и все переломал, а у Поттера рисунок не дорисован.

— Дяденька Воспитатель, а можно я Поттеру свой ланч отдам, а то Дурсль у него всё съел. И яблочко, и тостик, а молочко почему-то вылил…

Учителя внимательно слушали девчоночий лепет, мотали на ус. Отлавливали Дадлика, читали ему нотации, отправляли к директору, ставили в Позорный угол, били по рукам линейкой. В общем, воспитывали.

Дадли злился, обижался и дулся, дома жаловался на учительский произвол. Петунья хваталась за сердце и нитроглицерин, ругала учителей и нудила Вернону в уши, чтобы он что-то сделал. Вернон дотошно расспрашивал сорванцов, но те партизански молчали, не желая стучать друг на друга. Но Вернон умел играть словами и всегда подбирался к сути, своего сына он всё же хорошо знал… И Дадли получал ещё одну порцию наказания уже от папы.

Шло время. Вернон смотрел на мальчиков и ломал голову, как же их примирить. Жадный и толстый Дадли только злее становился к тощему задохлику, ненавидел, бил и колотил. Все отбирал, портил его вещи. Гарри ежился, закрывался тонкой рукой, оберегая лицо и очки. И покорно всё отдавал, признавая силу и право Дадли. И однажды Вернону пришла в голову одна идея. Тщательно обдумав её со всех сторон, он решил, что попытаться стоит, а получится ли что-то из этого, покажет время.

И в один из зимних дней он подъехал к школе на машине приятеля и с помощью посыльного вызвал к машине Гарри. Тот, увидев дядю Вернона, доверчиво залез в чужую машину. Отъехав на пару кварталов, Вернон обратился к Гарри:

— Послушай, племянник, я тебя сейчас отвезу к своему другу, ты должен погостить до вечера воскресенья. Справишься? Тебя не будут обижать, просто поживешь у него три дня.

Озадаченный Гарри послушно согласился.

Друг дяди Вернона проживал на краю Литтл Уингинга, на берегу реки Уинг-ривер. Звали его Герман Уитман и был он полицейским. Сейчас у него был отпуск по больничному, который в понедельник заканчивался, и он согласился с планом Вернона подержать у себя мальчика три дня. Оставим пока Гарри у мистера Уитмана и вернемся к школе…

Идя к школьному автобусу, Дадли раздраженно вертел головой — куда-то подевался Гарри в середине учебного дня. Приехав домой, он спросил маму, не видела ли она Поттера. Мама отмахнулась и сказала равнодушно, что не видела. Вечер пятницы плавно перетекал в ночь. Ещё с ужина Вернон начал ворчать, что паршивца что-то давно нет дома…

Настала ночь, атмосфера в доме накалялась добела. Папа проторил по ковру гостиной широкую тропку, мама изжевала все щеки, а Дадли в стопятьсотый раз спросили — когда он в последний раз видел Гарри? К полуночи Вернон вызвал полицию, и по стенам комнат заплясали сполохи синих и красных огней от патрульных машин под аккомпанемент лающей сирены. Прихожая заполнилась полисменами и вопросами.

— Какие отношения с Гарри были в семье? Средние? А почему?

— Сколько лет мальчику? Пять? Хм, в таком возрасте из дома не убегают…

— Где его комната? Простите, что? Здесь??? В чулане под лестницей?!

— Как выглядит мальчик? Фотографии есть? А почему фотографии порваны? Нужна целая… Как нет? Найдите!

Петунья, заливаясь слезами, лихорадочно рылась в шкафах в поисках целых фотографий, а Дадли со стыдом припоминал, что он все их порвал, не желая видеть в доме эту очкастую рожу… Наконец нашли одну, которую Дадли не рискнул порвать, потому что ненавистный Гарри сидел на коленях у папы. На той фотографии Гарри три годика, и полисмены со скрипом согласились её взять.

Наблюдая за всей этой суетой, Дадли вдруг впервые задумался о своем поведении. Что он делает? И зачем?

«Ну… просто мне это нравится, смотреть, как он ежится и боится моих кулаков», — подумал Дадли. К тому же и мама его не любит, значит, Дадли правильно поступает, шпыняя очкарика.

А в это время из холла донесся голос полисмена:

— Хорошо, мистер Дурсль, заявку мы принимаем. Вашего племянника мы объявим в розыск, если по истечении сорока восьми часов о нем и его местонахождении по-прежнему ничего не будет известно.

— То есть… вы его двое суток не будете искать? — разочарованно прогудел отец. — Помилуйте, какие сорок восемь часов? Гарри домашний мальчик, у него нет склонностей бродить по округам. Его либо похитили, либо уже убили, а вы говорите — сорок восемь часов! Это ваше полицейское безделье может стоит ему жизни, мой сын его с середины дня не видел, и кто знает, каким пыткам с тех пор его могли подвергнуть?!

Что ответил полисмен, Дадли уже не слышал — в ушах зазвенела взбурлившая адреналином кровь, а руки намертво вцепились в балясины лестницы, на ступеньках которой сидел и подслушивал Дадли. Пытки? Убили? Ой, мама… Перед глазами потрясенного Дадли как живой встал Поттер — щупленький полудохлый очкарик с огромными зелеными глазищами, которыми он пугливо моргал из-за круглых стеклышек. И вот это-то мелкое и беспомощное существо кто-то может запытать и убить!

Был уже час ночи, когда Петунья пошла наверх. Услышав мать, Дадли вскочил и поспешно убежал в свою комнату, прыгнул в постель и накрылся одеялом. Петунья заглянула в комнату и, увидев его в кровати, не стала заходить, а сразу ушла к себе. Дадли откинул одеяло и невидяще уставился в темный потолок. И вдруг подумал — Гарри больше нет. Представил и ужаснулся — как это нет? Он же всегда был! Всегда-всегда. Тот всегда был здесь, а он, Дадли, всегда за ним гонялся, чтобы что-то отобрать… И вот тут-то Дадли накрыло многотонной плитой стыда: всегда он за ним гонялся, всё отбирал, ничего ему не давал, бил и обижал. Когда его, наконец, сморило и Дадли заснул, то сон его был неспокоен, несколько раз он просыпался с ощущением какой-то пустоты в груди, а потом, устав от неизвестности, забывался снова тяжелым сном, полным кошмарного бреда.

Весь следующий день, субботу, Дадли прожил осиротевшим, не было рядом тихони Поттера, его робкого и вечно виноватого взгляда. Его очень не хватало. Дадли потерянно бродил по гостиной и тоскливо смотрел на фотографии в рамочках — на них был изображен только он, большой розовый мяч в разноцветных чепчиках, и ни малейшего намека на то, что в доме живет ещё один ребёнок. Это стало казаться Дадли плохим предзнаменованием. Как будто само мироздание предрешило, что в этом мире будет жить только один Дадли без кузенов и братьев… Глядя на свою пухлую рожицу, Дадли представил, как он не может вспомнить, как выглядит Поттер, ведь его фотографий в доме совсем нет. Снова придя в ужас, Дадли бросился к журнальному столику, на котором лежали клочки фотографий, собранных мамой для полиции. Склонившись над обрывками, он стал бережно перебирать их в поисках самых целых фрагментов, наконец нашел одну фотокарточку, порванную на три части, где Гарри был самым узнаваемым. Прижал к себе и вздохнул — ну вот, он их склеит и больше не забудет, как Гарри выглядит… И отчего так плохо стало от этой мысли? Тут Дадли совершенно беспомощно заревел, понимая, что не хочет, чтобы Гарри пропал навсегда!

В полдень раскаялась и Петунья. Обзвонив все морги и детские приюты в пределах Лондона и нигде не найдя мальчика пяти лет по имени Гарри Поттер, черноволосенького такого с приметным шрамом-молнией над правым глазом, она ударилась в тихую истерику. Заламывая руки, она подняла красные глаза к потолку и трагически взвыла:

— Это я во всем виновата-а-а!!! Я его не люби-и-ила!..

В воскресенье Гарри уже похоронили. Дадли рыдал не переставая, склеил все фотографии, а одну — ту самую, тремя кусочками — даже вставил в рамочку, безжалостно выдрав оттуда свою. И полдня таскал к чулану те игрушки, которые решил подарить Гарри, хоть бы тот вернулся, я ему всё отдам, честно! Петунья, всхлипывая, перебирала одежку Гарри, откладывая то, что надо бы подшить и подогнать ему под размер… Один Вернон был спокоен, как кабан в лежке, на фоне общего психоза он терпеливо дожидался вечера, точно зная, что к тому времени все окончательно спекутся в собственном соку вины и примут Гарри как родного.

Что ж, психологом Вернон оказался гениальным, его странноватый план сработал на ура. В девятом часу по окнам замерцали сине-красные огни, почему-то без звукового сопровождения, а в дверь раздался звонок. Петунья выползла из кухни, Дадли кубарем скатился вниз по лестнице, Вернон торопливо отпер дверь, и в холл шагнул невысокий полицейский, держа в руках завернутого в плед черноволосого мальчика. Гарри! Живой! И… родненький!.. Он, сонно моргая и ничего не понимая, смотрел на рыдающую тётю и зареванного Даддерса. А они, что-то восклицая, тормошили и обнимали его, при этом Дадли упорно совал ему в руку плюшевого зайчика, самую любимую свою игрушку. А так как Гарри ради жестокого эксперимента последние пару часов просидел на матрасе в пустой и запертой комнате, то именно это он и рассказал, потому что ему было страшно и одиноко, и эти два часа «похищения» показались ему вечностью. И Гарри совсем не удивился, когда ему рассказали, что его не было дома три дня. Ведь так оно и было на самом деле… Просто по малолетству он не сумел объяснить, что был в гостях у какого-то дядиного друга.

На что только не способен любящий отец… ради худого мира в семье он пошел на эту махинацию с риском сломать детям психику. Но он рискнул. Хотя бы для того, чтобы увидеть, как Петунья и Дадли сидят на диване по обеим сторонам от Гарри, и Петунья, счастливо улыбаясь, целует Гарри в худую щечку, а Дадлик лихорадочно сует ему в руки игрушку за игрушкой и бормочет:

— Возьми, Гарри, это твое! Теперь это всё твое!..

Видя такой результат, Вернон понимал, что в этом случае — его риск более чем оправданный.

Примечания:

Гарри три годика. Чудо-фоточка)))

https://sun9-4.userapi.com/c855232/v855232086/228af5/8uK1UP4u0Ys.jpg

*Дорогие читатели, перестаньте терзать несчастную кнопку публичной беты по поводу слова "испод". Обращаю ваше внимание на то, что испод в данном контексте — это изнанка, а не понятие "под лестницей".

С уважением, автор.

Дальнейшие годы жизни Гарри Поттера были сносными.

Ну ещё бы, после такой-то психологической атаки... Склеенные Дадликом фотографии Петунья любовно прибрала в семейный фотоальбом, а новых фотографий не предвиделось ещё много лет. Обычно они фотографировались в студии по всяким торжественным случаям. А на дни рождения, если финансы позволяли, приглашался специальный фотограф.

На камине стояла только одна фотокарточка в рамочке, та самая, из трех кусочков.

Производство дрелей тем временем наладилось, Дурсль сперва арендовал помещение под фрезерную, а потом постепенно, по частям и годы спустя выкупил её целиком. Назвал "Граннингс" и очень гордился своим детищем. Потому что фирма начала приносить какой-никакой доход, и Вернон почувствовал себя настоящим хозяином жизни.

И настал даже день, когда он сел в кресло директора компании и с восхищением обвел горделивым взглядом стены своего офиса на девятом этаже "Граннингс индастриз" в промышленном центре Лондона.

Выбросы детской магии Гарри прекратились ещё в пять лет и больше не повторялись, потому что Дурсли разобрались, что это такое, и научились их предупреждать. А в начальной школе было слишком интересно, чтобы психовать по малейшему расстройству. Разве что кураторша прицепилась к одной девочке, тайком пронесшей на урок своего хомячка. Увидела кроху и завизжала, думая, что это мышь. Хомячок от визга хлопнулся в обморок, маленькая хозяйка подумала, что он умер, и зарыдала.

Дети окружили златовласку с дохлым хомячком в ладошках. Гарри потыкал пальцем в теплое пузичко и авторитетно заявил:

— Не реви, он живой, не видишь, что ли, дышит.

А кураторша, дура взрослая, жмется на табуретке, юбку на колени натягивает и визжит. И Гарри со злости, желая утихомирить эту сирену, подумал: «А чтоб ты посинела!»

И что вы думаете? Посинела дура, стала похожа на жителя Пандоры имени Кэмерона. Увидела она свою посиневшую руку и сама в обморок — хлоп, вместе со стулом… Ну, пока суть да дело, пока кто-то догадался сбегать за директором, пока туда-сюда, волшебство Гарри сошло на нет и от него лишь темно-голубые волосы остались. Директриса неодобрительно поджала губы, видя синие кудри, и без разговоров уволила истеричку, ибо такие ветреные особы, красящие волосы в неподобающий цвет, не достойны носить звание учителя.

Зато дети надолго запомнили синекожую инопланетянку и с удовольствием вспоминали тот случай. А Гарри дальше учиться продолжал, стараясь сдерживать свою магию. О том, что это магия, Гарри не знал, но догадывался, ведь надо быть полным дегенератом, чтобы ломать голову — а как называется то, что он умеет перемещать вещи взглядом? Телекинезом? Ну ага… и при этом летящая вещь ещё и перекрашивается и форму меняет. Скажите это кому-нибудь другому, а у меня это — магия!

Про свой шрам на лбу Гарри спрашивал у тёти не один раз, и каждый раз тётя отвечала с новыми подробностями. А общий смысл сводился к одному — его родители разбились в автокатастрофе. Гарри повспоминал и спросил:

— Там ещё было много зеленого света и кто-то хохотал в стороне. Это что?

Тётя пожевала щеку и сердито ответила:

— Зеленый свет от светофора, глупый мальчишка! А хохотал какой-то идиот. Всё. Больше не спрашивай.

И Гарри отстал с расспросами, понял, что тёте вообще-то больно об этом говорить, ведь погибла-то её сестра. А свою магию он вскоре научился распознавать — как потеплеет чуточку в груди и зачешутся кончики пальцев, тут же старался пригасить свои эмоции, чтобы не выплеснуться случайно чем-нибудь странным. Ибо странным было всё, что он делал. Потому что разбитая кружка — это разбитая кружка, и при нормальном склеивании на её стенках остаются следы — сеточка трещин. А его случайно расколоченная чашка после магического склеивания выглядела так, словно только что доставлена с фарфорового завода. Правда, если никто не видел, как он что-то разбил, Гарри это что-то тут же склеивал магически и никто ни о чем не догадывался.

Однажды, когда мальчикам исполнилось по шесть лет, к Дурслям в первый раз на их памяти приехала тётушка Мардж. И не одна, а с бульдогом. Мальчики сильно заробели, увидев огромного — по их меркам — пса, смутились, затоптались, не решаясь подойти поближе к толстой тёте. Та загудела:

— Да вы не бойтесь, Злыдень не кусается.

Однако пугающая кличка собаки убедила мальчиков в обратном. Злыдень — значит злой и кусачий. Дядя Вернон пробасил:

— И всё-таки, Мардж, стоит на него намордник нацепить, уж больно злобно смотрит.

Мардж рассердилась и отрезала, что своего пса она так не оскорбляет. И кинулась обнимать и целовать Дадлика, своего маленького медвежонка. Сдавленный и затисканный сильными ручищами чужой тёти Дадли на всякий случай заревел, Гарри, подумав, присоединил свой плач к реву брата. Вернон, ругаясь, пошел выручать сына, бульдог, думая, что мужик собирается обидеть любимую хозяйку, воинственно гавкнул и цапнул Вернона за ногу. Вернон заорал от боли и дрыгнул ногой, пытаясь стряхнуть собаку. Но Злыдень вцепился в штанину всем известной хваткой и отцепляться не желал. В общем, дружеский визит превратился в нечто непонятное… куча-мала какая-то вышла, где все были виноваты и в то же время не было виноватых.

Наконец все более-менее успокоились, расселись по стульям вокруг стола, Вернону и Мардж налиты по рюмке успокоительного коньяка, оттоптанный и отпинатый бульдог засунут в угол кухни с утешительной сахарной косточкой, а детям включен телевизор, и над столом потек разговор о собаках. Эта тема нравилась Гарри, и он больше слушал, чем смотрел телевизор. Сперва тётушка Мардж рассказала о новых медалях, которые получил Злыдень на прошлой выставке, потом похвасталась, что получила пару заявок на племя. Вернон, фыркая в усы, заметил, что пёс-медалист это, конечно, хорошо, но…

Есть на свете собаки, ни разу медалей не видавшие, но герои они куда покруче медалистов будут.

— Вот меня в детстве собака от смерти спасла, — забасил дядя Вернон. — Породы немецкая овчарка, на выставках она пролетела по причине дисплазии, проблемы у него были с задними ногами. Взял меня однажды дед на охоту, а за нами соседский пёс увязался. Леса наши хоть и бедны на дичь, но поохотиться на кой-кого можно, ну и вот… Было это в Шотландии, неподалеку от Инвернесса, задумала охотничья артель устроить зимнюю охоту на вепря…

Гарри на этом эпизоде заинтригованно заерзал, гадая, кто такой вепрь. Вернон коротко покосился на него и продолжил рассказ.

— Меня поставили в загонщики, мне тринадцать было, здоровый уже парень. Пошел я с хлопушкой на кабана…

Гарри кивнул — понятно, вопрос снимается.

— Зверь обыкновенно стремится уйти от шума в тихую сторону, как раз туда, где охотники в засаде сидят. Но тут или ветер сменил направление, либо секач тертый попался, попер на нас, на загонщиков, а мы — безоружные, только трещотками, палками да хлопушками и оснащены… Как сейчас помню тот миг — снежный лес, справа и слева трещотки стучат, но как-то глухо, это у меня в ушах кровь загудела, заглушая все звуки. Зверь был страшен, высокий, с бычка двухлетнего, косматый, с загнутых клыков пена капает, сам весь паром окутан… А у меня в руках всего лишь хлопушечка! Ну, думаю, прощайте, мама-папа, сгинул сын. Кабан — на меня. Мне бы к дереву рвануть, да место неудачное выбралось на тот момент, лесной овраг, стою в нем по пояс в снегу и ни шагу никуда… А сзади Тирренс выскочил, совсем про него забыл! Как вцепится в кабана, на себя отвлек и увел от меня. Вот так-то, Мардж. Бракованный пёс с больными лапами, списанный со всех выставок, всё же совершил достойный подвиг, спас мальчишку, не получив за это никакой медали, потому что для подтверждения нужны документированные факты, а не простые слова пацана. Вот и Тревис Диксон тоже никакой медали не получил, а ведь он Гарри от верной смерти спас!

Гарри потрясенно посмотрел на дядю. Что? Он не ослышался, его тоже собачка спасла?! Вернон увидел его вытаращенные зеленые глазенки и добродушно подмигнул:

— Да, племянник, и тебя тоже.

— Расскажи мне ещё раз, Вернон, очень уж интересно, — попросила Мардж. Ну Вернон и рассказал сестре в который уже раз, как его с Петуньей в морозную ночь разбудил соседский терьер, привлек внимание к подкидышу у них на пороге.

— Умный пёс, не зря гавкал. Я ж потом в газете прочитал, что в ту жуткую зиму от холода погибли сорок шесть человек, по разным причинам, конечно, и в разное время, но главное-то ты понимаешь, Мардж? Если бы не пёс, мы утром обнаружили бы детский трупик. И были бы у нас крупные неприятности помимо погибшего племянника… чем он вообще думал, этот Дамблдор? Положил дитенка на порог и был таков, ну слов нет!

И распалившийся от горячительных напитков и подогретых эмоций дядя Вернон гулко грохнул кулаком по столу. Стол натужно крякнул, Мардж смачно рыгнула и пристально оглядела Гарри.

— А что он тощий-то у тебя такой, Вернон? Смотреть не на что, кожа да кости.

— Ты меня с мысли не сбивай, Марджи! — нехорошо побагровел дядя. — Ты мне скажи, чем Дамблдор думал?

— Ну я не знаю, Вернон… — утробно прогудела Мардж. — Я ж его не видела никогда, но ты прав, надо быть полным уродом, чтобы так с младенцем поступить. Я вот своего первого пса в сугробе нашла, беленький на белом снегу, слепенький ещё, замерзал заживо… уже не пищал даже.

Кто о чем, а собачница о собаках...

Дальше разговор закрутился вокруг родословной первого бульдога-родоначальника и предка Злыдня. Гарри доел картошку и выбрался из-за стола. Тревиса Диксона он знал, тот жил в доме номер семь напротив через дорогу. Ему очень нравился вежливый и галантный скотч-терьер, а теперь к симпатии прибавились ещё и уважение с благодарностью — оказывается, этот славный собачий джентльмен спас ему жизнь.

Гарри забрал из чуланчика мячик, натянул курточку и, открыв дверь, вышел на улицу. Посмотрел на дом и задумался — он же недалеко, правда же? Вот он, через дорогу, ну как тут заблудиться?.. А ему уже шесть лет, и он ездит в школу на школьном автобусе на южную окраину Литтл Уингинга. И Гарри решился, ему очень нужно было сказать спасибо Тревису Диксону. Спустившись с крыльца, малыш деловито потопал по дорожке, дошел до шоссе, остановился, опасливо посмотрел, нет ли машин. Машин не было, и он смело шагнул на дорогу, пересек её и толкнул чужую калитку. Та оказалась незаперта, и Гарри вошел во двор. И тут же увидел его. Тревис Диксон выглянул из будки; узнав гостя, он вылез целиком и посеменил к мальчику. Гарри улыбнулся ему, показал мячик и сказал:

— Привет, Тревис Диксон! Я пришел сказать тебе спасибо! Дядя Вернон рассказал мне, как ты спас меня от смерти. Спасибо тебе, Тревис Диксон, ты настоящий пёс-спасатель. И неважно, что у тебя нет медалей за спасение моей жизни, главное-то я теперь знаю.

Пёс внимательно слушал детский голосок, вилял хвостиком и смотрел на мячик в руках ребёнка. Выговорившись, Гарри стал играть с собачкой в мяч. Потом, устав, пошел домой, Тревис Диксон проводил мальчика до крыльца. Войдя домой, Гарри с порога увидел Злыдня, подумал и обратился к нему:

— Я не знаю, почему у тебя такое страшное и злое имя. Ты просто бульдог с медалями, и я тебя не боюсь, потому что меня спасла настоящая собака, вот. А ты так не умеешь.

Злыдень, приподняв ушки-лопушки, так же внимательно слушал мальчика, удивляясь, что тот вообще с ним разговаривает. Когда Гарри замолчал, бульдог подошел поближе и понюхал руки, тихо ворча на запах чужого пса. Гарри осторожно погладил его по крупной голове и очень серьезно спросил:

— Ты ведь правда не кусаешься, да? Ты же хорошая собака?

Злыдень завилял крючковатой культяпочкой хвоста, и Гарри окончательно осмелел, сел на пол и начал чесать ему бока.

Эти две собаки прошли сквозь года вместе с Гарри. Они стали его друзьями детства. Многие годы Тревис Диксон и Злыдень играли с мальчиком и вместе с ним открывали новые горизонты. Сначала в пределах Тисовой улицы, потом до супермаркета и до окраин городка, совершая общие открытия. Для Гарри не было лучшего счастья, чем гулять по холмистым пустырям окраин и смотреть, как волнами колышется высокая трава, как розовый кипрей туманным покрывалом устилает дальние склоны. Гарри любил забраться на вершину самого высокого холма Пайн-Хилл и, сидя там, с его высоты смотреть на раскинувшийся город, на его бесконечно прямые улочки, на одинаковые домики и дворики. А рядом уютно пыхтели два теплых пса, если приезжала тётушка Мардж и привозила с собой бульдога. Но и одного Тревиса Диксона Гарри хватало для компании.

Друзья-мальчишки у Гарри тоже были, прежде всего общие с Дадли приятели, живущие по соседству. Пирс Полкисс, Майкл Гордон, Сэм Дэннис и Джереми Малкольм. Ребята нормальные, благоразумные, в меру уважали Дадли Дурсля и его кузена Гарри Поттера. Сам Гарри крепко сдружился только с Дэйви Гордоном, младшим братом Майкла. В силу возраста того постоянно ограничивали и ущемляли в правах, и Гарри жалел его, человек же не виноват, что отстал от остальных на два года! И он сам отсеивался от общей компании, стараясь чем-то занять малыша Дэйви. Потом, постепенно и как-то незаметно, с Гарри сблизился Пирс, такой же тощенький, как и Гарри, похожий чем-то на крыску. Может быть, большим носом и маленькими глазками?

На холмах Гарри однажды познакомился ещё с одним человеком. Тревис Диксон и Злыдень шныряли меж камней, безуспешно пытаясь схватить хоть одного верткого дикого кролика, которыми кишели дальние холмы. Гарри неспешно шагал, палкой раздвигая траву и шугая юрких ящерок, и посмеивался на басовитое тявканье псов, упустивших кролика прямо из-под носа. Бурые, рыжие и серые зверьки вели себя смело, дождавшись, когда собака подбежит ближе и пересечет установленную кроликом границу, обитатель холмов нехотя срывался с места и начинал дурить наивную собаку, выписывая зигзаги туда-сюда, взад-вперед и прочие кульбиты. Пёс ярился, лаял, хватал воздух вместо беленького пушистого кроличьего хвостика-помпона. Иногда Гарри казалось, что кролики издеваются над собаками. Вот и сейчас Тревис Диксон и Злыдень, заливисто лая, погнали кролика, и вдруг раздался голос:

— Эй, вы откуда взялись?

Гарри заторопился обогнуть холм и увидел за ним домик-фургон на колесах, возле него паслась большая гнедая лошадь, а на крылечке-приступочке стояла девочка. Светленькая и полненькая, увидела Гарри и замолчала удивленно. А потом неожиданно спросила:

— Ой, привет, ты абориген?

Гарри удивился, с чего это она такое спрашивает, аборигены же на острове. Но на всякий случай согласился:

— Да, я местный. А ты откуда?

— А мы с Ламбера. Путешествуем с папой по Англии. Это твои собаки?

— Да, — Гарри не стал вдаваться в подробности и перевел взгляд на лошадь. Она огромная, косматая и почему-то с бородой, на ногах у неё пышные фризы. Шайр?

Да, конь оказался шайром по кличке Донован. Девочка Энни и отец-натуралист, профессор энтомолог Стивен Лаффи. Он изучал загадочный мир насекомых, а в это лето взял с собой дочь. Ох, сколько интересных фактов Гарри услышал в тот день о насекомых. И услышал ещё много раз, каждый день он бегал сюда, в травяные пустоши, и узнавал что-то новое. Отец и дочь Лаффи пробыли здесь две недели, а потом, на исходе лета, уехали дальше по своим неведомым дорогам. Эта короткая летняя встреча надолго запомнилась Гарри. Она научила его верить в то, что друзья найдутся везде, даже в таких, самых неожиданных местах вроде окраинной пустоши.

Тоненький и стройный мальчик стоял на вершине холма и смотрел на город. Его одежда, великоватая, несмотря на подгонку по фигуре тётей Петуньей, мягко колыхалась от ветра. Вместе с фургоном с новыми знакомыми Гарри провожал восьмое лето своей жизни. Когда фургон и лошадь скрыло расстояние, Гарри повернулся и, привычно раздвигая траву палкой и шугая юрких ящерок, направился вниз по тропке. А рядом с ним, как обычно, бежали две собаки.

Одиночество Гарри было спокойным, мирным и ровным. Его жизнь размеренно и неспешно текла вперед, чем-то похожая на реку. Широкая и спокойная, она несла свои воды времени всегда прямо, никуда не сворачивая. Гарри ни разу никогда не оглянулся назад, без сожаления оставляя позади вчерашний, прожитый день. И с неторопливым любопытством смотрел в новый, живя здесь и сейчас.

Ему нечего было бояться. У него не было врагов и недоброжелателей. В доме его окружала, конечно, не самая благоприятная семейная атмосфера, но и жаловаться ему не на что. Что поделать, если родители погибли в автокатастрофе, сложилось так, но у него всё равно есть родственники. Тётя, дядя и кузен Дадли, они хоть и не любили его, да и не обязаны, если честно, но Гарри был по-своему счастлив.

Проснувшись обыкновенно рано-рано, Гарри быстренько готовил себе перекусить, а потом тихо и никого не разбудив уносился на свои холмы, где и проводил летние дни. В прочие же учебные недели Гарри вставал вместе с Дадли, завтракал и, собрав учебники, спешил к автобусу.

Обычная рутинная жизнь, без особых переживаний и нервотрепок.

Вот теперь, думаю, можно считать, что прошло десять лет с того дня, когда один старый маразматик, шикая на Хагрида, положил на обледенелый порожек спящего младенчика… И хоть снега в ту ночь не было, дубак стоял знатный. На той же широте в штате Аризона, говорят, койоты на скаку замерзали, бежал-бежал себе степной волк и вдруг бэм-с… застыл навеки ледяной статуей.

Письмо от Дамблдора дядя Вернон передал Гарри на десятый день рождения, и мальчик целый год презирал старого кретина, потому что дядя во всех подробностях рассказал племяннику о морозной ночи и подвиге скотч-терьера, о замерзшей двери гаража и замке автомобиля. Даже чайник, красный в белый горошек, которым оттаивал гараж и машину — и тот описал вдоль и поперек. Ах да, ещё трещинка на крышке справа была…

К одиннадцатому году Гарри Поттер был уже состоявшейся личностью. Невысокий сухощавый паренёк с острыми чертами лица, с темно-каштановыми, коротко стриженными волосами. Ехидные зеленые глаза и тонкие мамины губы. Это Петунья так говорит, она считает, что Гарри очень похож на свою маму — Лили. Гарри носит очки, круглые и практичные. Ещё он донашивает за Дадли его одежду, из которой тот так быстро вырастал, что не успевал разносить. Таким образом, с его плеча Гарри получал практически новую одежду. Только обувь ему покупали отдельно, размеры ног у кузенов были всё-таки разными.

Недавно Дадли подрался с парнем из параллельного класса, Гарри ринулся в свалку из солидарности к кузену, и, как это обычно бывает, в драке ему сломали очки и нос. Разбитый нос распух до кошмарных размеров, поломанные очки были сняты и положены в карман, а самого Гарри домой тащили Дадли и Пирс, ворча и ругаясь всю дорогу. Дома пострадавшего героя уложили на диван с прохладной примочкой на нос. Тётя Петунья горестно оглядела подбитый глаз Дадли и схватилась за нитроглицерин, бормоча, что чертовы мальчишки её не любят, раз то и дело норовят загнать в гроб.

Дадли и Гарри гордо промолчали, хоть и покраснели от несправедливого обвинения — маму и тётю они любили, просто пацанья драка в школе — это дело чистого принципа. А пусть не воняет, а то распахнул свою грязную варежку…

У окулиста пришлось заказать новые очки, а поломанные дядя Вернон спаял оловом и замотал липкой лентой, чтобы не поцарапать переносицу швом. Когда нос зажил, то из-за костной мозоли осталась легкая горбинка, которой Гарри очень гордился, ему казалось, что у него теперь благородный римский профиль. Как и всякий правильный пацан, он гордился своими боевыми шрамами, справедливо считая, что они украшают мужчину. По крайней мере те, что заработаны в бою, шрам-молнию на лбу он украшением не считал, так как не помнил, при каких обстоятельствах тот появился. Может, ему кирпичом прилетело или «Опель» впечатался… кто его знает, что за авария произошла тогда на дороге при работе двух зеленых светофоров.

То письмо от Дамблдора Гарри зачитал до дыр, от первой закорючки до последней точки, вдоль и поперек, и по диагонали. Наизусть. И разбудите Гарри ночью да задайте ему вопрос, о чем в письме говорится, и будьте уверены, оттарабанит, как по писаному:

Дорогая Петунья,

Должен с прискорбием сообщить Вам печальную весть. В эту ночь, с тридцатого на тридцать первое, аккурат на Хэллоуин погибли Лили и Джеймс Поттеры, а их маленький сын и Ваш племянник Гарри остался сиротой.

Вы единственные родственники Гарри, больше у мальчика нет никого, поэтому прошу Вас позаботиться о нем. Уверяю Вас, Гарри не доставит Вам хлопот, он не займет много места и не объест Вас. А если Вы всё-таки боитесь его как будущего мага-колдуна, то держите в строгости, это должно заставить Гарри удерживать свою магию в узде.

Искренне Ваш, Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, Кавалер ордена Мерлина первой степени, Великий волшебник, Верховный чародей, Президент Международной Конфедерации Магов.

Гарри, как ни странно, забавляла подпись. Она как нельзя лучше подчеркивала старческий маразм директора волшебной школы. И всё в письме было враньем. Потому что тётя сказала, что у Гарри в магмире куча родственников, начиная от Сириуса Блэка, который ему крестный отец, продолжая дедом Карлусом Поттером и заканчивая тремя сестрами Блэк, причем все трое — замужние, а это значит, что у него ещё есть трое дядей и куча кузенов и кузин. Магических. Насчет много места тоже неверно, Гарри занимал целую комнату на втором этаже и чулан под лестницей. Жрал он как не в себя. И магия у него какая-то долбанутая… Юморная. Всё это тётка говорила беззлобно, любяще-шутя. Всё же за годы она привыкла к волшебному племяннику, так уж подло устроен человек, ко всему привыкает, зараза…

Даже к магии.

На свой одиннадцатый день рождения Дадли получил в подарок посещение зоопарка. Ну, порадовался, конечно, но только ко времени визита в серпентарий начал скучать, устал маленько. И самая большая змея в мире его уже не удивила. Смотрел-смотрел на неё, слушал восторженный лепет Пирса о том, что эта змея настолько длинная, что может дважды обмотаться вокруг автомобиля дяди Вернона, и такая сильная, что может раздавить его в лепешку.

Но в тот момент змея явно была не в настроении демонстрировать свои силы и что-либо обматывать. А если точнее, она просто спала, свернувшись кольцами. Дадли немножко оживился от пирсовой рекламы, прижался носом к стеклу и стал смотреть на блестящие коричневые кольца. Прикинул размеры — и правда большая! — вот только скучная, как его черепаха…

— Пусть она проснется, — произнес он плаксивым тоном, обращаясь к отцу.

Дядя Вернон постучал по стеклу, но змея продолжала спать.

— Давай еще! — скомандовал Дадли. Дядя Вернон забарабанил по стеклу костяшками кулака, но змея не пошевелилась.

— Мне скучно! — завыл Дадли и поплелся прочь, громко шаркая ногами.

Гарри фыркнул:

— А по-моему, она сама со скуки сдохла.

— Ты о чем? — вернулся Дадли.

Гарри авторитетно пояснил:

— Ну ты сам подумай, лежит целыми днями за стеклом и видит надоевшие рожи таких же скучающих посетителей, которые бессмысленно колотятся к ней в аквариум, пытаясь заставить её поползать. А где ей тут ползать-то? По коряге? Не очень-то эта коряга похожа на влажные дождевые леса Бразилии.

Тут, очевидно, снова сработала странная магия Гарри. Спящая змея вдруг окуталась синим сиянием, дрогнула и, проснувшись, подняла голову. Посмотрела прямо на Гарри и зашипела, а в следующий миг исчезла с негромким хлопком, оставив сильный запах озона и манго с ананасами…

— Ой… — в полной тишине прошептал Гарри. — Кажется, я её в Бразилию отправил…

Вернон бегло огляделся и, схватив мальчишек за руки, рванул к выходу, пока кто-нибудь не заметил, как они «украли» ценного боа-констриктора из закрытого террариума.

Тот день, когда пришло письмо из Хогвартса, стал очень памятным днем. Подобрав с коврика почту, Гарри рассеянно отдал её дяде Вернону и плюхнулся на стул, чтобы продолжить завидовать Дадлику, красующемуся в новенькой форме от школы Смелтинг. Сам Гарри по конкурсу угодил в Хай Камеронс, а форма там была попроще. Дядя Вернон перебрал корреспонденцию и буркнул, передавая Гарри желтый пухлый конверт:

— Это твое, племянник.

Гарри взял и тупо уставился на адрес на конверте. Переспросил:

— Чулан под лестницей?

— Дай сюда! — спохватившись, взревел дядя.

— Что там? — заволновался Дадли. Но дядя Вернон, взбеленившись, прогнал мальчишек с кухни. Далее последовала всем известная война с письмами, которые всеми силами просачивались в дом, вплоть до урагана через трубу камина.

И вот несется по Англии семейный форд Дурслей с ругающимся Верноном за рулем, тётей Петуньей рядом, жующей щеки, и мальчиками сзади, причем Дадли жалобно ныл из-за того, что папа не разрешил взять телевизор и компьютер и что он помрет без передачи великого Умберто.

Гроза, бешеное море, каменистый остров. И ночь, жуткая, дикая ненастная ночь. Гарри сидел на полу перед софой и тоскливо грыз картофельные чипсы вдогонку к банану. Чипсы тоже какие-то дикие — судя по этикетке, они со вкусом жареных ежей… Гарри старательно пытался забыть, что написано именно ежи, и убедить себя, что на самом деле там вкус бекона. На софе в полной прострации сидел вусмерть голодный Дадли и внимательно слушал пение своего желудка, тот выводил такие красочные рулады… В очередной раз представив, как он откусывает голову жареному ежику, Гарри вздрогнул и, вскочив, отдал пакетик с чипсами Дадлику. Тот удивленно заглянул в него и увидел, что он почти полон, желудок затянул новую пищевую сонату, и Дадли, запустив руку в пакетик, зачерпнул горсть хрустящих ломтиков и отправил в рот. На ежей ему было чихать, сейчас он готов съесть даже ондатру.

В полночь явился великан. С розовым зонтиком, тортиком и с опостылевшим письмом. Оглядел временных обитателей хижины, отметил взглядом Гарри и запел было:

— А вот и наш Гарри… — и осекся.

Голодный и продрогший Гарри прожег его взглядом свежеубитой Горгоны. И песенка насчет похожести на папку с мамкой так и не была допета. Стушевавшись, верзила виновато замолчал и занялся камином — развел огонь, поставил чайник и разогрел сосиски. К которым, впрочем, никто не притронулся. Все четверо стояли у стены и настороженно следили за каждым движением великана, дядя Вернон сжимал в руках сверток, по длине и очертаниям которого было понятно, что там ружье. Тётя Петунья стояла у него за спиной и крепко прижимала к себе мальчиков. Смущенный данным обстоятельством верзила стесненно пригласил их к камину:

— Ну, угощайтесь, что ли…

Сосиски пахли одуряюще, голодные Дадли и Гарри переглянулись, покосились на камин и покрепче вцепились в Петунью. Вернон злобно бухнул:

— Кто вы такой, сэр?

— А ведь точно, я и забыл представиться… — пробормотал верзила. И поспешно добавил: — Рубеус Хагрид, смотритель и хранитель ключей Хогвартса. Но вы можете называть меня просто Хагридом. Меня так все называют.

Вернон сквозь бумагу нащупал курок и нацелил сверток в грудь великану:

— Мне всё равно, как вас там все называют. Я требую, чтобы вы немедленно покинули этот дом, сэр! Вы взломали дверь и вторглись в чужие владения!

— Да заткнись ты, Дурсль! — отмахнулся верзила Хагрид, пристально глядя на Гарри. И обратился уже к нему: — Гарри, мне сказали, что ты свое письмо так и не прочел. Может, прочитаешь теперь? — с этими словами он протянул Гарри знакомый до оскомины желтый конверт. Гарри не сходя с места посмотрел на лицевую его часть, на котором изумрудными чернилами было написано, что данное письмо адресовано мистеру Поттеру, который живет в хижине, расположенной на скале посреди моря, и спит на полу. И скривился:

— Я его читал. Не смешно.

— Чего не смешно? — затупил Хагрид.

— Шутка не смешная, — вежливо пояснил мальчик. — Все эти котлы, волшебные палочки и прочее… Там ещё написано, что они ждут мою сову. Это как понимать? Где я вам сову возьму? Я их десятки распечатал, и везде говорится про сову, которую они ждут. Ну, один-два раза ладно, можно пошутить, но стопятьсот раз написать, что сову ждете… это уже ни капельки не смешно…

— А когда ты успел прочитать? — подозрительно спросил Вернон, сверля глазами племянника.

Гарри пожал плечами:

— Подобрал с пола, когда собирались уезжать.

— И ты не веришь этой чуши? — удивленно переспросил дядя. Гарри почесал нос и опять пожал плечами, мол, чему там верить.

— Гарри! — с досадой крякнул Хагрид. — Ты как хочешь, а мне велено доставить тебя в Косой переулок за покупками к школе.

— Извините, но я не хочу, — вполне вежливо отказался Гарри. Но на великана его отказ почему-то подействовал как мантия тореро в положении «в атаку» на быка.

Хагрид взбешено взревел:

— Дурсль!

Вернон нацелил ружье в пол и нажал сквозь бумагу. Грохнул выстрел, а следом раздался яростный рев отца семейства:

— Вам же сказано, что мальчик не хочет ехать. Оставьте нас в покое!

Великан протянул руку и, выдернув ружье из рук дяди Вернона, с легкостью завязал его в узел, словно оно было резиновое, а потом швырнул его в угол. Дядя Вернон пискнул, как мышь, которой наступили на хвост. Гарри проводил взглядом перекрученное ружье и скрестил руки на груди в неосознанном защитном жесте. Вернон, несмотря на то, что был разоружен, всё же храбро продолжал сопротивляться:

— Я не буду платить за то, чтобы какой-то ополоумевший старый кретин обучал моего племянника всяким дурацким фокусам!

Тут он, видимо, зашел слишком далеко. Хагрид схватил свой зонтик, завертел им над головой, а его голос загремел словно гром:

— Никогда не смей оскорблять при мне Альбуса Дамблдора!

Потом зонтик со свистом опустился и своим острием указал почему-то на Дадли. Вспыхнул фиолетовый свет, и раздался такой звук, словно взорвалась петарда, затем послышался пронзительный визг, а в следующую секунду Дадли, обхватив обеими руками свой жирный зад, затанцевал на месте, вереща от боли. Когда он повернулся к Гарри спиной, тот заметил, что на штанах Дадли появилась дырка, а сквозь нее торчит поросячий хвостик. Дядя Вернон, с ужасом посмотрев на Хагрида, громко закричал, схватил тетю Петунью и Дадли с Гарри, втолкнул их во вторую комнату и тут же с силой захлопнул за собой дверь.

Перепуганный Гарри обнял рыдающего кузена и от страха за него сам заревел.

Хагрид, слушая надрывный плач обоих мальчишек, доносящийся из-за двери, виновато покосился на свой зонтик и смущенно почесал бороду.

— Зря я так, совсем уж из себя вышел, — сокрушенно произнес он. — И ведь не получилось все равно. Хотел его в свинью превратить, а он, похоже, и так уже почти свинья, вот и не вышло ничего… Хвост только вырос… И зачем, спрашивается, только Гарри больше напугал…

Несколько раз за ночь Хагрид подходил к двери и робко скребся в неё, виновато гудел извинения, просил прощения, каялся, бил себя пяткой в грудь и обещал исправить. Ему никто не верил, Петунья визгливо вопрошала — всё ли в порядке у него с головой? Оскорбил его взрослый, а он, дубина стоеросовая, напал на ребёнка! Да как его земля вообще держит?! — Хагрид слушал её претензии и снова каялся.

На рассвете Гарри и Дурсли вполголоса договорились, что они отпустят мальчика на один день с этим чокнутым за теми покупками, может, хоть с этим отстанут? И вот, солнечным ранним утром Гарри вышел к гиганту и застенчиво сообщил, что он готов. Хагрид просиял, предложил позавтракать холодными сосисками. Гарри для вида взял одну и незаметно выбросил в камни, когда они шли по берегу к лодке.

Весь путь по морю Гарри, мертвея от ужаса, смотрел, как удаляется островок… и помертвел ещё больше, поняв, что Хагрид не собирается возвращать лодку назад. И, спотыкаясь вслед за гигантом, он оглядывался на оставленную на берегу лодку, гадая, а как же родственники с острова выберутся? И где у этого идиота логика? Он что, думает, Гарри на улице живет?!

Прогулка по Лондону, а потом и по Косому переулку прошла для Гарри как в тумане. В каком-то темном баре он кому-то пожимал руки, с кем-то здоровался, кому-то кланялся…

Тупо брел за Хагридом в белое здание банка, равнодушно смотрел на гоблинов, с тем же пофигизмом проехался на тележке к сейфам. Рассеянно пропустил мимо ушей названия монет. И никак не среагировал на загадочный маленький сверточек из сейфа номер семьсот тринадцать. Просто в упор не увидел его. Хагрид, обслуживая мальчика, терялся, не зная, как его растормошить, а Гарри, плетясь за ним, заново переживал свой детский страх, оставшийся с того рокового дня похищения — незнакомая запертая комната и тощий матрас на полу. Да, к первому страху, когда он осиротел и смотрел сквозь прутья кроватки на мертвую маму, прибавился ещё один — остаться одному, совсем без никого.

Магазин мантий, белобрысый мальчик с непонятными вопросами. Подтаявшее мороженое от Хагрида со вкусом кислого молока. Вонючая аптека. Какие-то яркие пятна вокруг. Пыльный магазинчик с палками, которые зачем-то надо взять и подержать. Белая птица в клетке. Бас Хагрида где-то на краю сознания.

— Это твой билет на поезд до Хогвартса. Первое сентября, вокзал «Кингс Кросс», там все написано, в билете этом. Если с Дурслями… э-э… какие проблемы, ты мне… ну… письмо пошли с совой, она знает, где меня найти… Ну, скоро свидимся, Гарри.

И тишина.

Гарри осторожно открыл глаза и осмотрелся — Хагрида рядом нет, а сам он стоит на перроне вокзала Кингс Кросс. В руках билет и клетка с совой, возле ног — сундук. Всхлипнув, Гарри сел на сундук и облегченно разревелся. Состоянием мальчика обеспокоились взрослые, окружили, стали расспрашивать. Гарри отмалчивался, вытирал слезы и сопли чужими платками, икал и просил отстать от него.

Потом, успокоившись, он, равнодушно оставив сову и сундук на вокзале, пошел искать самого доброго таксиста. Нашел, проверил его с помощью золотых монет. Тот подбросил на ладони денежку, хмыкнул и согласился отвезти за прикольную плату.

Был уже поздний вечер, когда Гарри добрался до побережья, лодка, к счастью, была ещё там. Глянув на далекий огонек, Гарри стиснул зубы и, упрямо засучив рукава, взялся за пеньковую веревку. Кое-как, волоком дотащив тяжелую посудину до кромки воды, Гарри оттолкнулся от береговой гальки и запрыгнул внутрь.

Лодка бешено прыгала на волнах, весла, как живые, вырывались из рук и уключин. Из-за ветра, соленых брызг и мелкого дождя Гарри почти ничего не видел. Но страх остаться одному в этом мире был сильнее, и Гарри отчаянно налегал на весла, каким-то чудом умудряясь грести. Остров всё ближе и ближе… и всё выше и выше волны.

— Да чтоб вас!.. — взвыл Гарри, в полнейшем отчаянии крича на волны и ветер. — Успокойтесь хотя бы на сегодня!

К его изумлению, ветер стих, а волны мягко подхватили лодочку и, пронеся последние пару сотен метров, нежно опустили на каменистый берег острова. А от старой хижины к нему уже спешили Вернон и Петунья с Дадли.

Машина дяди Вернона оказалась на месте, там, где её и оставили сутки назад — на платной автостоянке. Но сперва семейство нагрянуло в придорожное автокафе, где срочно закупили быстрых закусок. Основательно подкрепившись, поехали домой.

Проезжая район вокзала, Гарри вспомнил о сове в клетке и вздохнул, понимая, что вряд ли он её теперь увидит. Сам он мало что мог рассказать и честно признался, что ничего не запомнил с той прогулки, верзила Хагрид просто протащил его по некой средневековой улочке. А все купленные вещи он оставил на перроне, не до них было, знаете ли. Дурсли Гарри поняли и не осуждали, напротив, очень гордились его подвигом. А как же, маленький мальчик, впервые оказавшийся в огромном городе без сопровождения взрослых, ухитрился не заблудиться, не растерялся и сумел вернуться за ними.

На всякий случай Вернон завернул на вокзал и обратился в камеру находок. Кашлянув, осторожно спросил про сову. Служащий просиял, высунулся из окошка и пожал руку Вернону:

— Слава Богу! Вы владелец? Мы уже звонили в зоопарк, там сказали, что сову не теряли и посоветовали дождаться хозяина птицы… Значит, она ваша?! При ней ещё сундук был…

Расписавшись и получив потерянный багаж, Вернон погрузил громоздкий деревянный сундук в багажник, а клетку с совой передал Гарри на заднее сиденье. К белой птице тут же приклеился Дадли. Жадно поразглядывав её, он довольно изрек:

— Крутая птичка! Как вы думаете, за неё фотоаппарат отдадут? Как духовое ружье за попугая…

Петунья с укором покачала головой и мягко приструнила зарвавшегося сынка:

— Попугай был твой, а сова принадлежит Гарри, её нельзя менять.

Гарри посмотрел на птицу — очень крупная, белоснежная, с черными крапинками на грудке и крыльях, глаза оранжевые, как апельсины. Дадли засопел и жалобно занудил, дергая Гарри за рукав:

— Гарри, ну давай поменяем её на поляроид?

Гарри вдруг засмеялся:

— Спасибо, Дадли, я её Поляроидом назову!

Сова оцепенело уставилась на мальчиков сквозь прутья — она не ослышалась, как-как вы меня назвали?!

Дома Дадли свалился с температурой. Гарри сперва подумал, что это из-за его отказа, но Петунья успокоила племянника, сказав, что у Дадлика стресс из-за хвостика. Да… поросячий хвостик ему очень мешал, он выпирал из штанов, на нем было больно сидеть, а управлять им Дадли не мог, не было у него для этого специальных мышц. Чертов придаток осторожно поднимали, приматывали к спине бинтами и полотенцами, в надежде, что колдовство временное и само рассосется-развеется. Но проходили дни и недели, а Дадли так и оставался с хвостиком, из-за чего у него порой начиналась истерика — скоро в школу, ну как он там людям на глаза покажется?

В такие моменты Гарри просто злобой исходил, ненавидя всех волшебников скопом и мечтая лично спалить Хагрида на хорошем таком костре. В своих злобных, мстительных мечтах он представлял, как приковывает дурака к столбу цепями, обкладывает его со всех сторон кубами пересушенного хвороста, так, чтобы получилось гигантское каре, густо-густо поливает всю эту красоту газовым концентратом, а потом… потом… Тут Гарри задумывался, чем всё это подпалить, спичкой или факелом? После недолгих размышлений он принимал решение, что лучше всего факелом — открытого огня больше и жарче будет вспышка, прямо огненный взрыв. Пых — и вся конструкция в считанные секунды окутывается ревущим жарким пламенем.

Наверное, именно так и рождаются святые инквизиторы, охваченные праведным гневом…

Когда стало понятно, что хвост не собирается исчезать сам по себе, Дурсли решили обратиться к помощи медиков, требовалось хирургическое вмешательство. Для этого они поехали в Лондон, где нашли маленькую частную клиничку. И там за хорошую плату Дадли сделали операцию по удалению придатка-атавизма. Бедный Дадлик, он думал, что помрет от позора, но молодой и веселый врач утешил задетое самолюбие мальчика, рассказав, что неделю назад он удалил точно такой же хвостик у мужчины, а буквально вчера прямо вот здесь сидела девочка с заячьей губой.

Теперь у Дадлика целую неделю болел шов, и он опять свалился с температурой. И снова Гарри закипал от бешенства на идиотов-магов, инквизиторские костры по ним уже не плачут, а рыдают и колотятся в истерике. Да какие костры? Вы о чем? Гарри хотел их уже просто расстрелять из автоматов бронебойными пулями, высадить в них две полные обоймы.

Чтобы немного утешить больного кузена, Гарри распотрошил свою свинью-копилку, собрал мелочь и отнес в магазинчик фототехники. И ткнул пальцем в новенький «Поляроид». Продавец посмотрел на горку мелких монет, потом на ценник и поднял брови. Однако к мальчику он отнесся с уважением, ведь старался ребёнок, собирал, копил… Старательно и терпеливо пересчитал пенсы и соверены. Гарри, глядя, как растут столбики монет, и понимая, что на аппарат не хватит, достал из кармана золотой галлеон.

— Мистер, а вот это я на стройке нашел. Как вы думаете, она настоящая?

Продавец с интересом посмотрел на монету странной формы, протянул руку и взял её. Нацепил на глаз ювелирную линзу и стал рассматривать денежку через окуляр. Прицокнул языком.

— На стройке?

— Не совсем, — на всякий случай передумал Гарри. — Неподалеку, в каменоломне. В карьере.

— Я дам за неё пять фунтов, — решил продавец, смахнул в кассу монеты и снял с полки фотоаппарат.

Гарри понял, что аппарат ему отдали с доплатой, поблагодарил продавца, забрал фотик и был таков. Подарку Дадли обрадовался, сказал, что он хотел подержанный взять, а тут новый. Разговор с дядей Верноном насчет волшебного золота ни к чему не привел. Вернон, фыркая в усы, заявил, что времена пиратов в нормальном мире давно прошли, а связываться с гоблинами себе дороже. Ну сам посуди, племянник, единственный банк в магмире и тот принадлежит зеленорожим троглодитам, что-то тут нечисто, а? Гарри понял сомнения дяди и оставил эту тему в покое.

Остаток этого августа Гарри посвятил изучению покупок. Осмотрел учебники, котел, весы, мантии и палочку, обозрел всё это «богатство» и крепко приложился ладонью к лицу — капец! И со всем этим ему предлагалось ехать в неведомый Хогвартс на целых десять месяцев? Он бы, конечно, совсем не поехал, но не отвертеться теперь от Хогвартса, вон какой дурдом с письмами устроили, и даже представить страшно, что будет, если он не явится в положенное время на перроне…

Простите, где? Гарри тупо уставился на билет, на котором золотыми буковками было вытиснено «Платформа девять и три четверти». Сдавленно застонав, он крепенько стукнулся лбом о край стола, чтобы подавить желание самоубиться об стенку — час от часу не легче, какая-какая платформа??? Нет, у этих магов точно не все дома.

Дядя Вернон, видя его реакцию, сочувственно прогудел с дивана:

— Что случилось, племянник?

— Не знаю, — честно ответил Гарри, в который уже раз задумавшись над тем, что и вправду не знает, есть ли у волшебников мозги. — Мне просто надо сесть на поезд, который отходит в одиннадцать часов утра от платформы номер девять и три четверти, — произнес он, оторвав глаза от билета.

— Какой платформы? — точно так же офигел дядя. Гарри показал ему билет. Вернон взял его своими сосискообразными пальцами и повертел в руках, потом фыркнул в моржовые усы: — Психи. Мало того, что агрессивные, так ещё и тупые… — и громко позвал: — Петунья!

С кухни прибежала Петунья, вытирая руки о полотенце, и взглядом спросила: «Что?». Вернон подал ей билет со словами:

— Вот, полюбуйся и скажи, какого черта лысого они нам мозги пудрят?

— Никакого, — с достоинством ответила Петунья, возвращая билет. — Там действительно есть такой проход. Я много раз видела, как Лили вместе со своим другом Северусом исчезала в стене между платформами девять и десять.

Гарри и дядя Вернон осторожно покосились друг на друга, чувствуя себя немножко дураками.

Ну да, логично же, имея сестру-ведьму и каждый год провожая её в волшебную школу, и не знать, как туда попасть… Я, честно, не знаю, чем Роулинг думала, она же сама писала, как маленькая Туни на той самой платформе шипела на ухо Лили, что она уродка и едет в уродскую школу для уродов, а папа с мамой стояли рядом и смотрели на всё вокруг с самым благодушным видом — им что, память стерли или их здорово так Конфундусом огрели?

Короче, к отъезду Гарри собрал набор настольных игр и игральных карт, приличную стопку журналов и комиксов, так как Петунья припомнила, как Лили жаловалась, что в Хогвартсе в часы досуга скучно и не во что поиграть.

Кроме того, Гарри не давала покоя приписка в конце письма насчет того, что студенты также могут привезти с собой сову, или кошку, или жабу. Ладно, сову ему уже подарили, но его пакостная натура требовала большего. Бродя туда-сюда по спальне, Гарри злобно думал: «А если бы у меня была лошадь, её можно было бы привезти в школу? А собаку?» — но увы, никаких опасных экзотических питомцев у Дурслей не было, и Гарри только зря распалялся. Но зато у него была богатая фантазия, и она подсказала сорванцу отличный выход.

Вооружившись книгой Бернара Эвельманса «Следы невиданных зверей», Гарри перебрал всех криптозоев в содержании, пока не остановился на катцельвурме, загадочном черве-невидимке. Зловеще улыбаясь, Гарри принялся готовить клетку для вымышленного обитателя. Для этой цели прекрасно подошла неработающая крысоловка из нержавейки, что-то подсказывало Гарри, что дремучие маги не знают, что такое нержавеющая сталь. А значит, можно быть уверенным, что они скушают любую байку. Крысоловку Гарри починил, устлал дно разными тряпочками, повесил поилку, в которой вода хорошо испарялась, и, злобненько хихикая, положил клетку в сундук.

Сову по имени Поляроид Гарри от нечего делать начал дрессировать: кидал помпончик, срезанный от шапки, и лениво командовал:

— Принеси!

Сова, понятное дело, смотрела на него как на распоследнего идиота, отворачивалась и прятала голову под крыло. Гарри цедил сквозь зубы:

— Ты же почтовая! Врут они, что ли?

Сомнений в своей компетентности Поляроид не могла терпеть, с гневным клекотом срывалась с места и ловила никчемный шерстяной шарик. Гарри довольно улыбался — умная птичка и с характером! — и продолжал обучение — ловить и приносить различные предметы. Потому что Гарри не был полным дегенератом, он прекрасно заметил и запомнил, как послушались его море и ветер. И понял, что его магия — это не жалкие карточные фокусы или гадание по руке, его магия куда больше, и более того, она — стихийная. И помимо тревог за Дадли, дрессировки совы и выдумывания ядовитого питомца Гарри был озабочен поисками информации о стихийных магах.

Вот что он вычитал в книге «Темные силы: пособие по самозащите» автора Квентина Тримбла, в разделе о Стихийной магии.

Сильная и непредсказуемая магия. Научиться владеть ею может любой желающий, а вот научиться контролировать её могут немногие. И если это произошло и маг смог научиться контролировать эту магию, то это необычный маг… маг, чьё внутреннее спокойствие и гармония смогло обуздать такую непредсказуемую вещь, как стихия.

Стихийная магия — особая, уникальная магия, не принадлежащая ни к одной из школ магии. Средняя по распространённости магия, хотя Мастера по ней всё же встречаются, причём в большом количестве. Стихийная магия может иметь связи с некоторыми другими школами магии, например Шармбатонская академия и Дурмстранг.

Стихийная магия взаимосвязана с элементалями, каждый элементаль владеет своей стихией с большим мастерством, и чем больше элементаль живёт, тем больше он познаёт тайны в своей магии. Что касается общественности, стихийная магия разрешена для обучения (для этого есть вышеназванные специальные школы), однако из-за её особенностей она строго контролируется. Особенно в Хогвартсе, там она сильно ограничена и практически запрещена.

Сила стихийной магии в её непредсказуемости, с которой сталкивается каждый маг, желающий научиться такой магии. Как отмечают уже бывалые маги, недостаточно лишь владеть подобной магией. Для полного баланса и чувствительности с такой магией нужно её научиться контролировать, а сделать это может только тот человек, чьё внутреннее равновесие и спокойствие действительно тяжело или вообще невозможно пошатнуть.

Тот человек, который решит познакомиться со стихийной магией поближе, без внутреннего равновесия рискует вплоть до того, что стихийная магия рано или поздно, но сломает его и даже сведёт с ума. Однако человеческий характер — вещь ещё более сложная и непредсказуемая, чем даже магия, и в истории бывали такие случаи, когда неуравновешенные люди смогли в полной мере научиться контролировать стихийную магию.

Интересные факты

Стихийная магия какое-то время была запрещённой в Англии и ставилась в один ряд с некромантией. Причины для этого были — её сильная непредсказуемость и опасность для окружающих. Первым стихийную магию разрешил Фридрих II Великий в 1639 году в Ассирии. С тех пор стихийная магия начала разрешаться и в других землях, кроме Англии. Окончательно она стала разрешенной и общедоступной только в 1782 году в Европе и странах Азии.

Прочитав всё это, Гарри закрыл учебник и задумчиво уставился в стену перед собой. Вредить он, конечно, не будет, не для этого его тётя с дядей растили, но изучить стихийную магию следует тщательнее и подробнее, ведь это она у него проявилась, разве нет? Ведь это по его просьбе успокоилось море и стих бурный ветер…

В одну из последних ночей августа Гарри разбудил звон сработавшей крысоловки.

Подпрыгнув на постели, мальчик рывком сел и испуганно вытаращился в темноту, вслушиваясь в эхо стихающего звона. Он доносился со стороны школьного сундука, чья крышка была откинута, так как Гарри каждый день что-нибудь добавлял к куче барахла. Включив свет, он с опаской подошел к сундуку, выглядывая среди одежды клетку. А вот и она…

В крысоловке сидела ящерка с крайне оскорбленным выражением на мордочке и вредненько смотрела на Гарри, сдавленно шипя что-то «сквозь зубы». Что-то очень ругательное. Гарри с изумлением рассматривал гостью, отмечая её крупные размеры, примерно с кошку, и интересную масть — шоколадная с оранжевыми кругами… Не рискнув прикоснуться к клетке, Гарри сбегал в комнату дяди и тёти и, разбудив, привел в свою спальню. Реакция родственников была весьма неоднозначной. Тётя Петунья умиленно-удивленно воскликнула:

— Тортик!

А дядя Вернон захохотал, колыхаясь огромным пузом:

— Оно живо! Столько лет прошло, а оно всё это время, оказывается, жило в нашем доме!

— Да кто это? — взвыл Гарри, чуть не умирая от любопытства.

Ему объяснила Петунья:

— А это Тортик, который я испекла на третий День рождения Дадли. У тебя тогда произошел первый магический выброс, и ты превратил именинный тортик в ящерицу. Каким-то непостижимым образом ты оживил кондитерское изделие… Ты этого, наверное, уже не помнишь, но у нас с Верноном был шок, когда оживший торт удрал со стола.

Гарри слушал и ошеломленно разглядывал свое нечаянное творение. Дядя, похохатывая, от души хлопнул племянника по спине:

— Силен! Вон, до сих пор живое. Вот что твоя магия творит!

Тётя задумчиво добавила:

— Говорят, от первой улыбки младенца где-то рождается фея… Ну, чего не видела, того не видела, зато точно знаю, что от первого стихийного выброса мага рождается огненная саламандра.

Гарри совсем успокоился, присев, открыл ловушку. Тортовая саламандра неспешно вылезла, ненадолго замерла на краю сундука, а потом ка-а-ак стреканула прочь и с тихим хлопком исчезла в стене, оставив Дурслей и Гарри с неловким ощущением того, что их одурачили. Ведь получалось, что она с таким же успехом могла и из клетки удрать…

Так что никто даже не удивился, когда в день отъезда Гарри саламандра обнаружилась всё в той же крысоловке. Стало ясно, что Тортик намерена ехать вместе с мальчиком.

Правда, тётя всё же выразила опасение — а не прицепится ли какой-нибудь ученый-натуралист к ящерице неизвестного науке вида? На что Гарри ответил, что ничего страшного, если что, он скажет, что это катцельвурм, ведь никто в мире достоверно не знает, как на самом деле выглядит татцельвурм-штолленвурм… А что касается волшебников, то они даже не спросят, что за кракозябру студент везет.

Этим утром Гарри проснулся очень рано. Поняв, что больше не заснет, он встал и начал неторопливо собираться. Сложил в сундук и рюкзак последние мелочи, потом пошел в ванную, где минут сорок отмокал, зная, что снова искупаться ему доведется нескоро. Тщательно вымылся, два раза помыл голову. Высушился, оделся и поскакал на кухню, достал из холодильника хлеб, колбасу и сыр и принялся сооружать бутерброды себе в дорогу.

Вскоре к нему присоединилась тётя и прибавила к бутербродам свежие булочки, куриные окорочка в панировке и какао в термосе. Вся эта вкуснятина была любовно и аккуратно уложена в дорожную синюю сумку на длинном ремне.

Гарри смотрел на тётю и понимающе вздыхал, глаза Петуньи были красные от недосыпа и выплаканных слез: вчера она собирала и провожала Дадли в Смелтинг, сегодня собирает в дорогу племянника. Было с чего расстроиться.

Здесь же на столе стояла кошачья переноска, приобретенная для Тортика, как только стало понятно, что она практически ручная, просто со своеобразным чувством юмора, как и вся странноватая магия Гарри, впрочем. Так-то ящерица владела пространством, как своей ногой, могла запросто телепортироваться куда и как угодно, хоть в Антарктиду. За ней было интересно наблюдать, у неё, как ни странно, была очень выразительная мимика, и своей мордочкой она могла выразить целую гамму-палитру чувств.

Дурсли были очень обрадованы тем, что она, оказывается, все семь лет прожила у них в бойлерной, охотясь на пауков и тараканов. На то, что ящерка таскала еду с кухни, Дурсли великодушно махнули руками — пустяки, ничего катастрофически важного она не натворила и ладно. Сочли даже, что она их тайный хранитель домашнего очага вроде брауни или домового.

Гарри и тётя Петунья в полном молчании просидели на кухне до тех пор, пока не проснулся Вернон, а когда тот встал, плотно позавтракали, после чего отправились на улицу, к машине. Гарри был готов ехать. К ним от седьмого дома прибежал Тревис Диксон, и Гарри, опустившись на корточки, долго ласкал сильно постаревшего терьера. Они, как Нелло и Патраш, являлись ровесниками, им обоим сравнялось по одиннадцать лет, только мальчик был очень юн, а пёс приближался к закату своей жизни.

Наласкавшись и хорошенько попрощавшись, Гарри, шмыгая носом, забрался на заднее сиденье семейного автомобиля, пристегнулся и уныло уткнулся в окно, ничего, впрочем, не видя за стеклом. Было ужасно грустно уезжать с родной Тисовой улицы, на которой Гарри чуть ли не с рождения знал каждый кирпичик, каждый камушек… Сейчас она, эта улица, медленно убегала назад, и взгляд Гарри был прикован к черному столбику возле гаража четвертого дома — Тревис Диксон, маленький и одинокий, сидел и печально смотрел вслед.

Тётя Петунья по старой привычке жевала щеку, дядя Вернон натужно сопел в усы, а Гарри всё смотрел и смотрел назад, хоть Тревиса Диксона давно скрыли расстояния и повороты.

В десять тридцать приехали на вокзал Кингс Кросс. Дядя Вернон погрузил багаж Гарри на тележку и докатил до нужного места — разделительной стенке между платформами девять и десять. Остановился и хмуро посмотрел на племянника. Кивнул и пробурчал:

— Ну вот и всё, мальчик, дальше ты сам…

Гарри мотнул головой и налег на ручку тележки. Молча шагнул в стену. Обниматься не стали, и Гарри втайне был рад этому, так как боялся разреветься на глазах у посторонних, а у дяди Вернона не было такой сентиментальной привычки.

Стена-портал привела Гарри на совершенно иную станцию. Здесь была одна большая каменная платформа с одной железнодорожной веткой, на которой раздувал пары старинного вида паровоз, а вдоль платформы вытянулось на многометровую длину приземистое здание, в стене которого почему-то горели камины. Гарри, опешив от неожиданности, так и уставился на эти камины и даже попытался пересчитать, но они отчего-то не поддавались подсчету. После десятого камина Гарри почему-то сбивался и начинал сначала.

А тем временем стали происходить весьма любопытные вещи: с коротким пыхом алое пламя приобретало желтый, а затем зеленый цвет, после чего в камине появлялись люди, группами и поодиночке, с багажом и налегке. И вскоре Гарри обнаружил, что стоит с раскрытым ртом посреди огромной, странно разодетой толпы, а под ногами шныряют и орут на разные голоса разномастные кошкоподобные твари. Спохватившись, Гарри поспешно захлопнул рот и, навалившись на тележку, начал лавировать сквозь толпу магов, проталкиваясь к составу. Краем уха он ловил обрывки разговоров.

— Ребекка, а ну ко мне, паршивая кошка! — громко кричала красивая девочка.

— Бабушка, я опять потерял жабу… — грустно ныл круглолицый мальчик, а его бабушка горько вздыхала, выговаривая:

— О, Невилл…

— Ну покажи, Ли! — возбужденно шептали подростки, окружив кудрявого мальчика, а когда тот «показал», все с воплями ужаса отшатнулись. Гарри заинтересованно притормозил и с любопытством заглянул в коробку, из которой высовывалась огромная мохнатая лапа. Лапа принадлежала мраморному птицееду, черному, с красными и белыми полосами, пауку.

— Ух ты, какой классный! — искренне восхитился Гарри. Ли, страшно гордясь питомцем, наклонил коробку пониже, чтобы Гарри было удобней смотреть. Ну и, как полагается, спросил про его питомца. Гарри кивнул на тележку с багажом и кошачьей переноской:

— Мой там, я тебе в купе покажу.

Но Ли, логично предположив, что там кошка, тут же потерял к Гарри интерес и куда-то усвистел. А Гарри остался один на один с громоздким грузом и высокой подножкой. Но не успел он загрустить, как пришла помощь в лице взрослого волшебника, провожающего своего сына. Увидев, что Гарри застрял со своим багажом, он предложил помочь и, прихватив сундук Гарри, внес его в вагон. Потом тот же взрослый помог с багажом симпатичной девочке, которая тоже пришла со стороны Прохода с громадным сундуком и сумками. Таким образом, трое детей оказались вместе в одном купе, куда добрый человек занес их багаж.

— Спасибо, папа! — поблагодарил отца светловолосый полноватый мальчик.

— Счастливо доехать! — пожелал им мужчина со странноватым акцентом. Подмигнул Гарри и девочке и покинул купе. Дети, бросая друг на дружку любопытные взгляды, занялись вещами, подняли и закрепили под окном откидной столик, сгрузили на него съестные припасы из сумок. Уселись на лавки и снова начали перебрасываться быстрыми «случайными» взглядами. Как знакомиться, они, конечно, знали, об этом написано в учебнике английского языка — «Привет, я Том! Привет, а я Пит!» — и эти надписи симпатично иллюстрированы прилизанными мальчиками в пиджачках на тросточках. У мальчиков блестящие пухлые щечки и приторно-сладкие улыбки во все белоснежные зубы. Лично Гарри от этих картинок тошнило, а от картонных привет-я-имя и вовсе сводило челюсти.

От неловкого молчания их на время отвлек шум снаружи. Все трое посмотрели в окно и увидели, как со стороны маггловского прохода по перрону несется рыжая семейка, явно опаздывающая на поезд. Полная растрепанная тётка в грязном фартуке волокла за собой тускло-рыжую девочку, одетую почему-то в ночную рубашку и путающуюся в резиновых сапогах. Перед ними сайгаками скакали четыре разновозрастных парня, в двоих из них Гарри отметил близнецов. Тётка, летя на всех парусах, истошно вопила:

— Поторопитесь! Поезд вот-вот уйдет!..

Рыже-морковная малявка визгливо верещала, летя за мамой по воздуху:

— А как же Гарри Поттер? Ты же обещала мне его показать! Мне что, ещё целый год его ждать?!

Гарри и его безымянные пока спутники с интересом смотрели, как рыжие парни грузятся в вагон, передавая друг другу по цепочке чемоданы и сундуки, как девчонка в ночнушке путается у всех под ногами и, дергая кого ни попадя за рукава, звонко вопрошает:

— А ты не видел Гарри Поттера? Мы его полчаса прождали, а он так и не пришел…

Досмотрев неожиданное шоу, Гарри повернулся к своим попутчикам:

— А зачем они, м-м-м… Гарри Поттера ждали?

Девочка недоуменно пожала плечами:

— А они его действительно для чего-то ждали. Та миссис всё время крутила головой во все стороны и восклицала: «Как сегодня много магглов!». Старшие ребята тоже глазами по сторонам стреляли, всё высматривали кого-то в толпе. Мои родители на них как на чокнутых смотрели… А Гарри Поттер… ну, он знаменитый всё-таки, может, они хотели у него автограф взять.

— А чем он знаменит? — удивленно спросил Гарри.

Что ж… ему рассказали. В течение получаса он слушал эпопею о Мальчике, Который Выжил, и о его великой победе над злодеем с запретным именем. Слушал Гарри и офигевал, пучил глаза и ронял челюсть. Трещала-тараторила девочка, вставлял пару слов полный мальчик, не забывая втихомолку хомячить пирожки и булочки со стола.

Несколько раз дверь их купе отъезжала, к ним заглядывали разные ребята, кто-то искал своих знакомых, кто-то — убежавших питомцев, а кто-то прямо спрашивал про Гарри Поттера. Рыжий пацан заглянул, стрельнул голодными глазами по столу, заваленному едой, но как ни был сильно голоден, желание найти Поттера оказалось сильнее, потому он извинился и ушел. Заглянул ещё один смутно знакомый белобрысый мальчик, оглядел их одежку и скривился, закатив глазки:

— О Мерлин, полное купе грязнокровок!

Сказав эту убийственную фразу, он ушел. Девочка покраснела и смущенно пригладила на коленях юбочку. Полный мальчик неодобрительно покачал головой и сказал ей:

— Ты не переживай. Малфои, они такие, известные снобы. Кичатся своим благородным происхождением и ничего не видят дальше своего носа. Мой отец говорит, что Малфои даже полукровок ни во что не ставят, совсем зажрались…

— А как твоего папу зовут? — благодарно спросила девочка.

— Джон Смит. Но это не точно, просто по-русски его имя сложно выговаривается, оно звучит вот так — Иван Кузнецов, а я — Захар, то есть Захария Смит.

И он весело подмигнул, приглашая назвать себя. Гарри хихикнул и из озорства «перевел» свои имя-фамилию, раз иностранный русский изучал:

— Гаврила Горшков.

Захар расхохотался, прекрасно поняв шутку, и мальчики крепко пожали руки, одобрительно оглядывая друг друга. А вот девочка затупила. Или с чувством юмора у неё было туговато. Ничего не поняв, она назвала себя:

— Гермиона Грейнджер. А вы что, иностранцы?

— Не-не, это у меня папа и дедушка русские, в Первую Мировую мой дедушка эмигрировал из России в Англию и женился на бабушке Хепзибе, потом папа здесь родился, но учиться уехал в Россию. Там же встретил мою маму, так что я почти полностью русский, мне хоть и дали русское имя в честь деда, но его всё равно переделали на английский манер.

— Оу, понятно… — на всякий случай девочка сделала умное личико и вопросительно посмотрела на Гарри. Тот вместо ответа прижал палец ко рту, а ладонью другой руки приподнял волосы со лба, открывая приметный шрам. Гермиона страшно удивилась, да так, что надолго онемела. Сидела соляным столбиком и оцепенело таращилась на Гарри. Гарри аж взмолился про себя — хоть бы не завизжала, как фанатичка какая…

К счастью, Гермиона не стала визжать, у неё хватило самообладания. Вместо этого, взяв себя в руки, она обрушила на Гарри ворох сведений о нем, вычитанных там-сям из разных книг. Дождавшись крохотной паузы в потоке девчоночьей речи, Захар вставил в неё вопрос о том, какой факультет лучше. Гермиона послушно переключилась и стала уверять своих попутчиков, что лучше Гриффиндора ничего нет. Слушая её экзальтированный писк, Гарри поклялся самому себе, что поступит куда угодно, только подальше от восторженной поклонницы.

В купейную дверь постучалась лоточница со сладостями, Захар встал к ней и купил немного вкусняшек, чтобы угостить своих новых друзей. Гарри здорово повеселился, играя с шоколадными лягушками — отпускал и ловил, стараясь не сломать, потому что, как объяснил Захар, если ей отломить лапку, она перестает двигаться и становится простым шоколадом. Карточки от шоколадных лягушек тоже позабавили Гарри, он с интересом смотрел, как на них двигаются разные маги.

Потом Гарри познакомил друзей с Тортиком, открыл переноску и показал «татцельвурма». Захар, оказывается, читал про них и пришел в восторг от размеров кошкодракона.

А поезд несся сквозь вечер, и под его перестук колес Гарри чудилась незатейливая песенка, полностью отвечающая его настроению. Грустному от разлуки с домом и родными и тепло-щемящему от приобретения новых друзей.

Неизвестная зовет дорога,

Я не знаю, будет что со мной.

Ухожу все дальше от порога,

Позади остался дом родной.

Что же ждет меня на той дороге,

И к кому приду я на постой.

Душу давит горькая тревога,

Я ушел, покинул дом родной.

Стучат колеса, поют-дребезжат,

Прощенья просят

За то, что увозят меня.

И лишь собака старая

Мне глядит вослед,

Взглядом выговаривая:

Ты вернись ко мне,

Хотя бы во сне…

Неизвестная зовет дорога,

Позади остался дом родной,

Ухожу все дальше от порога

И не знаю, будет что со мной…

Тупо бродили по вагонам поклонники Гарри Поттера, заглядывая во все купе, и, не найдя искомого парня, ломали головы — куда же он мог запропаститься. Аристократы искали богатенького мальчика-мажора, воспитанного в лучших традициях аристократии волшебного мира, полукровки и магглорожденные надеялись найти славного и скромного паренька, настоящего героя-спасителя и желательно с мечом в руке.

И никому из них не приходило в голову, что мальчик может выглядеть проще простого, практически как стопроцентный маггл, выросший в семье простых, самых обыкновенных людей.

Примечания:

Удалось найти на просторах интернета фото крайне симпатичных саламандр. Знакомьтесь: Тортик!

https://sun9-55.userapi.com/c858024/v858024783/1cd652/v9TaoDZ3kJg.jpg

Стихотворение-песня написана в соавторстве со Скарамар.

К тому времени, когда поезд допыхтел до последней станции, за окнами полностью стемнело. Гарри посмотрел на часы, они показывали половину восьмого. Ясно, ехали около восьми часов с парой остановок.

Захар встал, поправил мантию и насмешливо обратился к Гарри:

— Ну, Гаврила, пошли? Мы приехали.

Гарри фыркнул и тоже поднялся. Гермиона неуверенно посмотрела на сумки, но Захар покачал головой:

— Нет, барышня-крестьянка, наш багаж доставят отдельно.

Толкаясь в узком коридоре, дети медленно прошли в тамбуры, а оттуда спрыгнули в темноту и чавкающую грязь. Гарри едва сдержал ругательства, когда его кроссовки по самые шнурки окунулись в невидимую во мраке жижу. Взвизгнули и заныли девочки и аристократики, обутые в лодочки, туфельки и лоферы с элегантными ботиночками.

Гарри широко растопырил глаза, тщетно пытаясь хоть что-то рассмотреть в кромешной тьме, которую не мог рассеять даже свет из окон вагонов. Где-то впереди вспыхнул неяркий керосиновый фонарь, и ребята двинулись к нему, как на свет маяка. В его свете Гарри разглядел здание вокзала, а перед ним ряд карет. Было в них что-то странное, неправильное, как будто чего-то не доставало, но Гарри не успел понять, чего именно… Его отвлек громкий крик:

— Первокурсники! Первокурсники, все сюда!

Сообразив, что он тоже первокурсник, Гарри развернулся и пошел на голос Хагрида, с тоской отмечая, что все старшие ребята продолжают стекаться к… Тут до него вдруг дошло, чего в них не хватает — кареты были без лошадей! Слегка прифигев, Гарри, спотыкаясь, плелся в толпе, держась позади Захара. Под ногами противно хлюпало и чмокало, подошвы скользили, забрызгивая грязными каплями подолы мантий… Окружили дети Хагрида и его фонарь, тот радостно оглядел кислые и откровенно злые лица и как ни в чем не бывало прогудел:

— Так, все собрались? Тогда за мной! И под ноги смотрите! Первокурсники, все за мной!

Поскальзываясь и спотыкаясь, они шли вслед за Хагридом по узкой дорожке, резко уходящей вниз. Кто-то чихнул сзади, и Гарри вздохнул, начиная понимать, что цивилизация надолго осталась вне досягаемости и что больных тут ждет клизма и касторка.

К темноте прибавились холод и раздражение — хорошо же тут встреча организована, ну просто слов нет!

Жидкая глина налипала всё гуще, и всё тяжелее становилась мокрая мантия. Бредя за кем-то, Гарри, к своему отчаянию, почувствовал, как в носу становится влажно, и несколько раз шмыгнул, потом, за неимением платка, утер нос рукавом.

— Еще несколько секунд, и вы увидите Хогвартс! — крикнул Хагрид, не оборачиваясь. — Так, осторожно! Все сюда!

— О-о-о! — вырвался дружный восхищенный возглас. Они стояли на берегу большого черного озера. А на другой его стороне, на вершине высокой скалы, стоял гигантский замок с башенками и бойницами, а его огромные окна отражали свет усыпавших небо звезд. Гарри снова вздохнул и, сдаваясь на милость природе, громко и с наслаждением чихнул — вот тебе подарок, школа, пара миллионов вирусов имени Гарри Поттера… И я не виноват, встречать нормально надо было.

— По четыре человека в одну лодку, не больше, — скомандовал Хагрид, указывая на целую флотилию маленьких лодочек, качающихся у берега. Гарри хмыкнул — ну-ну, к простуде прибавим воспаление легких от сырого воздуха. И отошел в сторонку, избегая давки и столпотворения, и стал терпеливо ждать, когда толпа маленько рассеется. Так же поступил и Захар, так что в лодке они оказались вместе с Гермионой и ещё с кем-то.

— Расселись? — прокричал Хагрид, у которого была личная лодка. — Тогда вперед!

Флотилия двинулась, лодки заскользили по гладкому, как стекло, озеру. Все молчали, не сводя глаз с огромного замка. Чем ближе они подплывали к утесу, на котором он стоял, тем больше он возвышался над ними. Гарри тоже сперва смотрел на замок, но потом его внимание переключилось на клубы белого тумана, стелющегося по поверхности озера. Туман был очень холодный, он заползал в рукава и за воротники, нежно ласкал и облизывал щеки, обещая бонусом лихорадку и жар к простуде.

— Пригнитесь! — зычно крикнул Хагрид, когда они подплыли к утесу. Все наклонили головы, и лодки оказались в зарослях плюща, который скрывал огромную расщелину. Миновав заросли, они попали в темный туннель, который, судя по всему, заканчивался прямо под замком, вскоре причалили к подземной пристани и высадились на камни.

— Эй, ты! — крикнул Хагрид, обращаясь к какому-то мальчику, в котором Гарри признал Невилла. Великан осматривал пустые лодки и, видимо, что-то заметил. — Это твоя жаба?

— Ой, Тревор! — радостно завопил Невилл, протягивая руки и прижимая к себе свою жабу. Хагрид повел их наверх по каменной лестнице, освещая дорогу лампой-керосинкой. Вскоре все оказались на влажной от росы лужайке у подножия замка. Еще один лестничный пролет — и теперь они стояли перед огромной дубовой дверью.

— Все здесь? — поинтересовался Хагрид. — Эй, ты не потерял еще жабу?

— Нет, не все! — с досады и злости громко крикнул Гарри, прежде чем Хагрид успел отвернуться.

— Да! Джонни Вайсмюллера не хватает! — понятливо подхватил эстафету умница Захар. Гермиона прищурилась, но поправлять и вмешиваться в мальчишечью игру не стала.

— Чегось? Кого не хватает? — испугался Хагрид, лихорадочно оглядывая и запоздало пересчитывая детишек.

— Джонни потерялся! — трагически воскликнул Гарри, патетично вздымая руки и потрясая ими. — Он с нами в одном купе ехал…

— А с ним котеночек сиамский, по кличке Тарзан… — жалобно всхлипнул Захар.

Среди магглорожденных пробежала волна смешков. Они сразу поняли, в чем дело, и теперь с интересом следили за развитием событий. Хагрид, видя понимающие глаза, только пуще уверился в том, что потерялся какой-то Джонни, вон сколько ребят его знают, и занервничал — как это он умудрился прозевать ребёнка?!

Поняв, что верзила поверил и вот-вот начнет паниковать и творить глупости, Гарри и Захар принялись его успокаивать и уверять, что пошутили, что на самом деле никто не потерялся. Нескоро и не сразу, но это им удалось. Убедившись же, что все в порядке, изрядно перетрусивший Хагрид поднял свой огромный трясущийся кулак и нервно грохнул в дверь замка три раза.

Дверь распахнулась. За ней стояла высокая черноволосая волшебница в изумрудно-зеленых одеждах. Лицо ее было очень строгим, и Гарри сразу подумал, что с такой лучше не спорить и вообще держаться от нее подальше. С ней никакие шуточки не пройдут.

— Профессор МакГонагалл, вот первокурсники, — сообщил ей Хагрид дрожащим голосом.

— Спасибо, Хагрид, — кивнула ему волшебница. — Я их забираю.

Она подозрительно глянула на Хагрида, отчего тот виновато съежился, повернулась и пошла вперед, приказав первокурсникам следовать за ней. Гарри нахмурился — это учительница? Хотя… нет, не похоже. Наверное, прислуга… Раз ничего не делает.

Гарри уныло брел, чувствуя удушающий жар поднимающейся температуры, по ногам хлопала тяжелая, промокшая насквозь, материя, влажно хлюпало в кроссовках, и мерзли пальцы ног в мокрых носках. И всё ниже падало настроение. К тому моменту, когда «профессор» привела их в маленький зальчик и оставила там, Гарри был уже полностью болен. И не только он один… Чихал и кашлял насквозь простуженный Невилл, покачивалась от слабости и глубоко дышала, спасаясь от тошноты, Трейси Дэвис, и астматически хрипел Грегори Гойл.

На визит привидений заболевшие дети никак не отреагировали, попросту не заметив их. Не заметили они и волшебную красоту Большого зала. Драко и Винсент поддерживали Трейси, Теодор Нотт страховал Грега, вполголоса ругался Захар, держа на своей шее повисшего на нем Гарри… Невилл пока стоял сам, потому что никто не хотел подходить к чихающему и кашляющему мальчику. Жалобно плакала Сьюзен Боунс, у неё начиналась лихорадка и ей было очень плохо.

Гарри услышал какой-то звук, приподняв чугунно-тяжелую голову с плеча Захара, посмотрел вперед и вяло удивился, увидев, как профессор МакГонагалл поставила перед шеренгой первокурсников самый обычный на вид табурет и положила на сиденье остроконечную Волшебную шляпу. Шляпа была вся в заплатках, потертая и ужасно грязная. Тетя Петунья сразу бы выкинула такую на помойку.

«Интересно, зачем она здесь? — тупо подумал Гарри. В голове его сразу запрыгали сотни предбредовых мыслей. — Может быть, надо попытаться достать из нее кролика, как это делают фокусники в цирке?» Он, с трудом ворочая одеревеневшей шеей, огляделся по сторонам. Заметив, что все собравшиеся неотрывно смотрят на Шляпу, он тоже начал внимательно ее разглядывать, борясь с сонливостью. На несколько секунд в зале воцарилась полная тишина. А затем Шляпа шевельнулась. В следующее мгновение в ней появилась дыра, напоминающая рот, и она запела:

Может быть, я некрасива на вид,

Но строго меня не судите.

Ведь шляпы умнее меня не найти,

Что вы там ни говорите.

Шапки, цилиндры и котелки…

Дальше слова песни заглушил грохот ударившей в уши крови, по глазам тараном прошлась темнота, а пол больно стукнул по коленкам… Подхватить Гарри никто не успел. И только голос Захара, полный бессильного гнева, набатом прозвенел по залу:

— Да есть тут хоть один нормальный взрослый?!

Один нормальный взрослый здесь, к счастью, нашелся. От профессорского стола к первокурсникам торопливо подошел высокий мужчина в черной мантии. Пройдя сквозь шеренгу, он присел на корточки перед Гарри и потрогал его пылающий лоб, потом, ни слова не говоря, подхватил потерявшего сознание мальчика на руки и, прижав к себе, выпрямился. Негромко позвал:

— Мистер Боул.

Из-за стола Слизерина к нему тут же подбежал старшекурсник, профессор кивнул на ребят:

— Соберите всех заболевших и отведите в Больничное крыло.

Сам же профессор развернулся и мощно зашагал прочь, унося Гарри. Захар без раздумий порысил следом, всерьез беспокоясь за друга. Рядом с табуреткой охреневшей статуей застыла МакГонагалл, крепко сжимая в руках ставший ненужным список учеников. Слепая и глухая Шляпа продолжала хрипло петь свою несуразную песенку, которую никто не слушал.

Конечно, и раньше бывали случаи, когда в зале собирались простуженные дети, но в обморок же никто не падал до сегодняшнего вечера… Минерва была растеряна, насколько она успела понять, в обморок свалился именно Гарри Поттер, и она была просто потрясена этим невозможным фактом — героический ребёнок, сын очень сильных волшебников, Победитель Неназываемого, и вдруг упал без сознания! Что случилось? Почему занедуживший Гарри рухнул в забытье?

Ну, знаете… Герой-то он, конечно, герой, но кто сказал, что героям болезни только снятся? Как все дети, Гарри переболел всеми детскими болячками — от желтухи и кори до свинки и ветрянки, перенес прививку оспой на пару с Дадли, все раны и порезы, ссадины и царапины ему обрабатывали стрептоцидом, йодом и перекисью водорода, то есть лечили его как стопроцентного маггла, или вы думаете, Дурсли знают, что такое растопырник-бадьян-перечное зелье, и даже знают, где всё это достать??? Увы и нет. Это же вы, господа маги, спихнули мальца на десять лет на ПМЖ к магглам и даже не почесались снабдить Дурслей волшебными лекарствами и деньгами. Так что засунь-ка ты подальше свое удивление, Минерва, и заткнись, Гарри это не поможет.

Мальчику и так досталось. Стресс от разлуки с домом и родными усугубился сырой и холодной погодой, вам же, господа-товарищи маги, это та-а-ак трудно — нормально встретить детишек… Запустить в небо пару десятков Люмосов Максима, накрыть станцию климатическим куполом с летней атмосферой внутри, ну или, на крайняк, высушить деткам мокрые мантии, если вас жаба задушила растрачивать свою магию-шмагию на сентиментальные телячьи глупости. Вы волшебники или погулять вышли?

Примерно в таком же ключе думал и Северус, неся Гарри в Больничное крыло. Быстро шагая по коридорам и ощущая на руках тяжелое и лихорадочно-горячее тело больного ребёнка, чуть не выл с досады — проклятье, во что он ввязался?! Почему именно Поттер? Только Поттеру пришло в голову красиво разлечься на полу, изображая кисейную барышню… И… что он там бормочет?.. Северус наклонил голову, прислушиваясь.

— Не отдавайте меня в Хогвартс… не хочу туда… — едва слышно проговорил Гарри в полубреду. — Мама, папа… не отпускайте меня… не хочу.

Северус с тревогой всмотрелся в потное лицо мальчишки, чувствуя, как у него шарики за ролики завинчиваются — это он кого мамой-папой зовет? Неужели своих родителей в Райских кущах узрел? Он что, одной ногой в могиле уже? От этой жутковатой мысли Северус ускорился и почти побежал. Полетел на крыльях ужаса.

Видимо, портреты предупредили мадам Помфри, что к ней несут пациента, потому что она выбежала навстречу, на ходу завязывая фартук, и взмахом руки показала Северусу, куда положить Гарри. Молча пройдя к указанной койке, профессор опустил мальчика на неё и, следуя указаниям Поппи, раздел его. Потом, отступив в сторону, смотрел, как медиведьма накладывает на Гарри диагностические чары, и внимательно изучал их вместе с ней. Диагностика, слава Мерлину и Богу, ничего страшного не показала, самая банальная простуда, перетекающая в острую респираторную вирусную инфекцию. Короче говоря, ОРВИ.

Северус тоскливо уставился на заляпанную глиной и совершенно промокшую мантию, на такие же мокрые носки и кроссовки, с которых на пол натекла приличная лужица грязной воды… Вот и чего стоило Минерве высушить детей в первые минуты встречи? Не развалилась бы. Словно прочтя его мысли, Поппи мрачно посмотрела на него и непреклонно сказала:

— Вот сам и встречал бы их, раз так за них переживаешь. Нечего на Минерву всех кошек вешать, она ж у нас сверхзанятая, профессорша, заместительница директора и просто равнодушная дура спартанско-шотландского воспитания.

Северус виновато склонил голову, признавая правоту целительницы. В дверях послышался шум, это Люциан Боул привел заболевших первоклашек. Мадам Помфри и Северус тут же занялись ими — раздевали-растирали, проверяли температуру и вливали в глотки лекарства.

Притихший Захар, никем не замеченный, тихой лапочкой сидел возле Гарри и влажной салфеткой охлаждал горящее жаром лицо.

Когда всё более-менее утряслось и больные дети, переодетые в больничные пижамки, были устроены в койках и крепко спали, напоенные укрепляющими и восстанавливающими зельями, а здоровые распределены по факультетам и отправлены в свои спальни, в окна Больничного крыла заглянула луна. Серебристый свет залил палату — длинную общую комнату, туманно-голубые квадраты легли на стены и кровати, мягко освещая лица спящих детей. Не забыла луна осветить и Северуса, сидевшего на стуле возле койки Гарри. Он сидел, устало сгорбившись, уперевшись локтями в колени и опустив в ладони лицо. Вот и дождался он… а кого, непонятно. Ожидал увидеть ненавистного Поттера, его мелкую копию, а вместо этого…

Ну да, он давно приготовился к его приезду, заранее ненавидя само имя Гарри Поттера. Тщательно приготовился, даже записал каверзные вопросы, которыми собирался притопить мальчишку на первом же уроке, те самые вопросы, на которые первокурсник уж точно не мог знать ответ. Приготовился третировать его, унижать и издеваться. Приготовил даже котлы погрязнее да пожирнее для первых отработок. А в итоге…

Он увидел маленького простуженного ребёнка с лицом и глазами Лили, всё в нем было от матери: тонкие губы и упрямый подбородок, скулы и форма черепа. И ни малейшего намека на Джима Поттера. Только цвет волос и очки. Но сейчас, без очков… Северус поднял голову и всмотрелся в лицо спящего мальчика — без очков и в полумраке, милостиво укрывшем цвет волос, — это было лицо Лили.

Время без помощи хроноворота повернуло вспять, явив миру точную копию маленькой Лили Эванс.

И понимание этого подействовало на Северуса, как самый прочный клей, как самое мощное Репаро, заклинание восстановления. Осколки разбитого сердца медленно, но верно сползались воедино, выравнивая нарушенный ритм. И тихо уходила ненависть, ибо некого оказалось ненавидеть и презирать. Сама жизнь указала Северусу на ошибку — у детей, кроме отца, имеются ещё и матери. И именно матери рожают их.

Лили продолжала жить в своем сыне, а Гарри пронес её частичку в себе сквозь годы и расстояния и донес её до Северуса, до его разбитого сердца. Донес и подарил новую надежду на жизнь.

В среду Распределяющую Шляпу снова сняли с полки, во второй раз в начале года, чего никогда не случалось раньше.

Грегори Гойл и Трейси Дэвис отправились на Слизерин. Невилла Долгопупса и Сьюзен Боунс Шляпа направила в Пуффендуй, а очутившись на голове Гарри Поттера, она затормозила.

— Гм-м-м, — задумчиво произнес прямо ему в ухо тихий голос. — Непростой вопрос. Очень непростой. Много смелости, это я вижу. И ум весьма неплох. И таланта хватает — о да, мой бог, это так! — и имеется весьма похвальное желание проявить себя, это тоже любопытно… Так куда мне тебя определить?

Слушая голос Шляпы, Гарри неторопливо размышлял о том, что произошло с того злосчастного понедельника. На Гриффиндор, где деканствует сушеная вобла МакГонагалл, ему уже как-то не хотелось, оставался Пуффендуй, куда попал Захар Кузнецов, но Захар сказал ему, чтобы он не рвался туда ради дружбы — дружить можно и на разных факультетах, главное, чтобы он нашел себе безопасное место. А безопасное место находится там, где работает адекватный и ответственный человек.

Но разве сам Захар не хочет тоже попасть в безопасное место? На этот животрепещущий вопрос Захар ответил следующим образом:

— Так мне же опасность нигде не грозит, у меня здесь нет врагов, Гарри. А у тебя они, похоже, есть, так что тебе следует поберечься и поискать надежное место и надежных взрослых, способных защитить тебя от неприятелей.

Отчего-то Гарри не рискнул спросить — а кто у него враг? — понял, что этим привлечет к себе ненужное внимание…

Гарри из-под полей Шляпы взглянул на профессора Снейпа — это про него рассказывала тётя Петунья, это он в детстве дружил с его мамой. И это он пришел на помощь всем заболевшим детям, а значит, он самый ответственный и самый надежный из всех взрослых. Выбор Гарри был более чем очевиден. Шляпа понимающе хмыкнула и громко вынесла вердикт, к большому неудовольствию Дамблдора:

— Слизерин!..

Только к пятнице Гарри оправился полностью.

Среду и четверг он провел в полусне, лишь краем сознания понимая, что его факультет находится в подземельях, что в комнате нет окон, но есть огромный камин в гостиной и что она отделана в серебристо-зеленых тонах. А тем, сколько у него соседей по комнате, Гарри заинтересовался только в пятницу утром.

Проснувшись и задавшись этим вопросом, Гарри понял, что совершенно выздоровел. Прислушался к себе и обрадовался — точно здоров! Температуры нет, вернулся аппетит, и появился интерес к окружающему миру. Откинув одеяло и раздвинув полог, Гарри выбрался из постели и с любопытством осмотрелся — ого, шикарная комната!.. Четыре роскошные кровати с тяжелыми пологами, два дубовых письменных стола, четыре стула. Две стены заняты стеллажами, ещё одна — совмещенным гардеробом. В изножье каждой кровати стоит сундук.

Вспомнив про Тортика, Гарри тут же окинул взглядом помещение в поисках переноски и увидел её возле прикроватной тумбочки. Конечно же, она оказалась пустой, Гарри опустился на колени и стал ползать по всей комнате, заглядывая под кровати. Стук коленок и шорохи разбудили однокурсников. Ребята, сонно зевая, высунулись из-за пологов и с легким недоумением уставились на пятую точку Поттера, выглядывающую из-под кровати Гойла. Драко протер глаза и опасливо обратился к пестреньким семейным трусам, обтягивающим тощий поттеровский зад:

— Э-э-э… а что ты делаешь?

Гарри выбрался из-под кровати и посмотрел на Драко, а потом… — вот же пакостник! — шепнул:

— Не шевелись. Она смертельно ядовитая…

Драко замер, его серые глаза от страха вытаращились и стали голубыми, одними губами он едва слышно прошептал:

— Кто?..

Гарри показал на переноску:

— Она сидела вот тут. А сейчас её тут нет, и я боюсь, что она уже к кому-то прикоснулась. К кому-то из вас.

— А что будет, если она к кому-то прикоснется? — тонким мышиным голосом спросил Драко.

Гарри сел на ковре по-турецки, обнял ноги ладонями и начал вещать:

— От соприкосновения с кожей начинается зуд, который переходит в чесотку, появляется внезапно и характеризуется выраженностью симптомов: волдыри имеют яркий окрас и выпуклость, сильный зуд усиливается от прикосновений, чувствуется жжение. Заболевание, как правило, является реакцией на контакт с аллергеноносителем и быстро проходит. В среднем, симптомы пропадают за два часа.

Но если у тебя чувствительная кожа, то, к сожалению, её ядовитая железа является крайне едкой и отравляет твой организм насквозь, что свидетельствует о наличии в организме каких-либо нарушений. Это могут быть инфекции, проблемы с желудочно-кишечным трактом, печенью и тому подобное. В отличие от острой формы, хроническая форма имеет смазанную симптоматику: сыпь не столь яркая и менее интенсивная. Однако сильный зуд присутствует почти всегда, доводя некоторых пациентов, у которых наблюдается сыпь на теле, до невротических расстройств. Также к данным симптомам могут добавляться общее недомогание, слабость, повышение температуры тела, головные боли, тошнота, понос.

Заболевание ужасно трудно лечить, да его лечение следует полностью исключить, так как прием зелий может спровоцировать отек Квинке и привести к серьезным последствиям, вплоть до летального исхода.

Как вы понимаете, Гарри внаглую и сильно преувеличенно оттарабанил симптомы самой обычной крапивницы, но бедный-то Драко об этом не знал… Поэтому к концу монолога он практически распрощался с жизнью, весь покрылся потом и побелел до синевы. А когда по полу к Гарри прошмыгнула коричневая ящерица, Драко от ужаса чуть из кожи не выскочил — так перепугался…

— Это… это оно? — прозаикался он, выглядывая из-за спины Гойла, и осекся. Потому что Гарри спокойно и как ни в чем не бывало погладил «смертельно ядовитую» тварь. Ну а при виде ехидных глаз Поттера до Драко начало кое-что доходить. И понятное дело, он взбеленился и возмущенно заорал: — Так ты наврал? Ты сочинил весь этот ужас?! Поттер, да ты скотина!

Нащупав подушку, Драко с гневным воплем запустил ею в Поттера, с тихим смешком Гарри ловко поймал летящий пуховой снаряд и кинул обратно. В Драко он попал, потому что тот, ослепший от бешенства, не успел среагировать, и огромная подушка припечатала его к кровати, почти полностью погребя под собой.

Вроде не очень благоприятное начало для знакомства, но мальчишки… они такие мальчишки, Малфою и Гойлу с Креббом оно пришлось по душе. Все трое по достоинству оценили и одобрили жестковатую шуточку Поттера. А его ящерица по имени Тортик произвела сильное впечатление, когда ребята узнали, что она — неизвестный науке вид. Разумеется, Гарри умолчал о том, что он сам её создал. Рано пока его друзьям знать о его мастерстве создавать элементалей, тем более что он и сам ещё не понимал, как он такое чудо сотворил во младенчестве — оживил кондитерское изделие.

В пятницу же, если помнится, проводится первый урок зельеварения, и сразу после завтрака. Ну а на самом завтраке к Гарри спикировала Поляроид с письмом на лапке. Села на стол и вылупилась на Гарри. Тот проводил взглядом пару перышек, улетевших в его кубок с тыквенным соком, и скривился, отставил бокал в сторону. Потом сварливо забрюзжал, обращаясь к птице:

— Фуй… какая ты нечистоплотная! А это что? — палец обличительно указал на письмо. — Это от кого? Ты чья птица? Моя? Тогда какого лешего ты даешься в чужие руки?!

Казалось, каждое новое слово было тяжелее предыдущего, и пристыженная сова всё ниже и ниже склонялась под неподъемным грузом обвинительных и справедливых претензий. В конце концов она совершенно распласталась перед тарелкой, распростав крылья и обреченно зажмурившись. Высказавшись, Гарри сменил гнев на милость и отвязал послание от лапки. Развернув и глянув на имя отправителя, он хмыкнул и примирительно буркнул:

— От Хагрида. Ладно, ему можно… всё-таки это он тебя купил и подарил мне. Но впредь смотри — чужим не даваться!

Сова сдавленно ухнула, принимая условия строгого хозяина. Прочитав приглашение великана, Гарри равнодушно пожал плечами и скомкал его. Симпатии к Хагриду он не ощущал и в гости к нему не собирался. Поляроид вопросительно посмотрела на смятый комок, Гарри погладил её по спинке и доверительно шепнул ей:

— А зачем он тебя послал? Сам же тут сидит… — и Гарри кивнул на стол преподавателей, где на краю сидел верзила и что-то пил из ведерка.

Доев, мальчик велел сове забраться на руку и вместе с ней направился к вышеозначенному столу. Подойдя, он вежливо обратился к великану:

— Мистер Хагрид, ваше приглашение я принять не могу, так как боюсь вас. Вы странный и ненормальный человек, мой дядя считает, что вы агрессивный псих, потому что вы ни с того ни с сего заколдовали моего брата, украли лодку и оставили их посреди моря на острове без средств передвижения, пищи и воды. Тот придаток, который вы наколдовали Дадли, пришлось удалять хирургическим путем, и мое желание спалить вас на костре всё ещё в силе. Всего хорошего, сэр.

Не обращая внимания на ряд соляных статуй, Гарри развернулся и ушел из зала. Северус осторожно скосил глаза на оцепеневшую Минерву, очень стараясь удержать каменное выражение на своем лице — вот это да, ну и Поттер… Хагрид уподобился налиму: выпучил глаза и открывал-закрывал рот, полностью офигевший от выступлений-претензий доброго мальчика.

Второй опомнилась мадам Стебль, нехорошо прищурившись, она окатила Хагрида подозрительным взглядом и обрушилась на Дамблдора, найдя в нем козла отпущения:

— Директор, а разве Хагриду не запрещено колдовать? И что он там с магглами сделал???

— Да! — включилась Минерва. — Чего он там такого натворил, что мистер Поттер мечтает сжечь его на костре?

Голубенькие глазки Дамблдора так и забегали, так и забегали… И странно замер-застыл на своем месте Квиррелл.

Войдя в класс Зельеварения, Гарри присвистнул, одобрительно обозревая готическую обстановку в черных тонах. Всё было черным: стены, потолок и полки, массивный учительский стол из мореного дуба. Двадцать столов из черного ясеня четырьмя рядами по пять расставлены по классу, на каждом — по два котла, всего их сорок.

О том, что столы из черного ясеня, Гарри понял по разводам-узорам древесины, дядюшка-фрезеровщик прекрасно поднатаскал его по части деревообработки. Со столов Гарри переключился на полки с банками и заинтересовался их содержимым. В зеленоватой и желтой жиже плавали довольно жутенькие уродцы, всякие эмбрионы и червеобразные монстрики. Гадливо морщась, Гарри с нездоровым любопытством рассматривал одного особенно страшненького, когда в класс вошел профессор.

Отметив Поттера возле стеллажей, Северус неодобрительно нахмурился, но порицать своего же слизеринца не стал, а только кашлем дал о себе знать. Услышав его, Гарри опомнился и поспешно занял место рядом с Захаром. Украдкой улыбнувшись друг другу, они внимательно выслушали вводную речь профессора, а потом занялись уроком — варкой зелья от фурункулов.

Момент, когда Невилл расплавил котел, был профессору только в радость. Поставив мгновенную термозащиту, Северус с наслаждением обругал недотепу и велел Шеймусу отвести его в Больничное крыло. И с уважением оглядел то, что осталось от оловянного котла: не иначе как пацан — маг огня и металла, раз так запросто ухитрился расплавить его в лужицу без помощи паяльной лампы и доменной печи… Из него выйдет неплохой Земляник, если аккуратненько направить его стихийную магию в нужную сторону.

Тем временем студентики доварили зелье кто как смог, остудили, перелили в скляночки образцы и, поставив на профессорский стол, спешно покинули класс. Направился к двери и Гарри. Северус, доведя его взглядом до самого выхода, лениво бросил, как только мальчик шагнул за порог:

— Мистер Поттер, задержитесь, пожалуйста.

Гарри вздрогнул и остановился, враз как-то закаменев, медленно развернулся к профессору Снейпу и уставился на него глазами испуганной лани. Желая хоть как-то смягчить моральную дистанцию, Северус выдвинул из-под стола свой стул и уселся на него, визуально став меньше и не таким страшным для мелкого мальчишки. Гарри приободрился и, осмелев, подошел ближе.

— Что это за история стряслась в Большом зале после завтрака? — вкрадчиво спросил профессор.

Гарри понурил голову и смущенно засопел. Потом, попинывая сумку коленом, принялся несмело рассказывать о том, что дядя, защищая его от злых магов, увез семью на остров, куда потом заявился дурной великан и наколдовал Дадлику кое-что лишнее. И от этого лишнего у него были крупные неприятности и его пришлось удалять хирургическим путем в частной клинике.

— А зачем вас дядя увез? Чем это маги плохи? — не сдержал удивления профессор.

Гарри поднял голову, от его пристального взгляда Северусу стало очень неуютно, прямо как на приеме у психотерапевта. И заговорил Гарри как заправский психиатр, объясняя ему практически на пальцах.

— А вы не знаете, сэр? Меня оставили на пороге в морозную ночь, и, если бы не соседский пёс Тревис Диксон, я бы замерз насмерть, как тот младенец, которого в ту же ночь подкинули в приют миссис Коул. Представляете, открыла миссис Коул рано утром приемный ящик, а там трупик годовалого ребёнка. Завернутый в сто одеял и с документами. Мне не сказали, кто был тот ребёнок, но я точно знаю, что тётя Петунья могла найти на пороге мою замерзшую тушку, если бы не Тревис Диксон. Этот пёс однозначно спас мне жизнь.

Теперь письма, сэр. Тётя Петунья сказала, что обычно приходит один преподаватель из школы Хогвартс и приносит одно письмо. Первое письмо дядя отобрал и прочитал сам. Затем пришло ещё письмо на следующий день. В тот день дядя Вернон не пошел на работу. Он остался дома и намертво заколотил щель для писем. В пятницу для меня принесли не меньше дюжины писем. Так как они не пролезали в заколоченную щель, их просунули под входную дверь, а несколько штук протолкнули сквозь маленькое окошко в туалете на первом этаже. Дядя Вернон снова остался дома. Он сжег все письма, а потом достал молоток и гвозди и заколотил парадную и заднюю двери, чтобы никто не смог выйти из дома.

В субботу ситуация начала выходить из-под контроля. Несмотря на усилия дяди Вернона, в дом попали целых двадцать четыре письма для меня — кто-то свернул их и засунул в две дюжины яиц, которые молочник передал тёте Петунье через окно гостиной. Молочник не подозревал о содержимом яиц, но был крайне удивлен, что в доме заколочены двери. Пока дядя Вернон звонил на почту и в молочный магазин и искал того, кому можно пожаловаться на случившееся, тётя Петунья засунула письма в кухонный комбайн и перемолола их на мелкие кусочки.

В воскресенье утром дядя Вернон выглядел утомленным и немного больным, но зато счастливым. Как он пояснил, по воскресеньям — никакой почты, сегодня — никаких чертовых писем… Он не успел договорить, как что-то засвистело в дымоходе и ударило его по затылку. В следующую секунду из камина со скоростью пули вылетели тридцать или даже сорок писем. Мы все инстинктивно пригнулись, и письма просвистели у нас над головами, я очень испугался и убежал в коридор. Затем из комнаты выбежали тетя Петунья и Дадли, закрывая руками лица, за ними выскочил дядя Вернон, захлопнув за собой дверь. Слышно было, как в комнату продолжают падать письма, они стучали по полу и стенам, отлетая от них рикошетом.

«Ну все!», — значимо и весомо произнес дядя Вернон. Он очень старался говорить спокойно, сэр, хотя на самом деле нервно выщипывал из усов целые пучки волос. «Через пять минут я жду вас здесь — готовыми к отъезду. Мы уезжаем, так что быстро соберите необходимые вещи — и никаких возражений!»

Скажите, профессор, ради чего нужно было устраивать тот локальный армагеддон с письмами? Это нормально? Я подобрал с пола штук пять и три из них прочитал, везде было написано одно и то же. Ну и зачем это нужно — повторять десятки и сотни раз? Не вижу никакой логики.

Потом на острове этот огромный бородатый дуболом напал на моего брата, хотя ругался с ним дядя Вернон, и мы с тётей Петуньей считаем, что он поступил, как самый распоследний трус и бессовестный эгоист. Если он таким образом хотел напугать взрослых посредством причинения вреда их ребёнку, то это ему удалось, но вместе с тем он напугал и меня. Я его ненавижу, сэр, за подлый поступок по отношению к Дадли, из-за него мой брат перенес унизительную и болезненную операцию. Я до сих пор не понимаю, как он мог так поступить. Зачем он заколдовал простого мальчика, обрекая его на издевательства со стороны посторонних, ведь поросячьи части тела у человека не растут? И я… я ведь тогда прекрасно понял, что чувствуют простые люди по отношению к колдунам, я сам, САМ захотел спалить Хагрида на костре, подобно Томасу Торквемаде!

Гарри замолчал, попыхтел-попыхтел, собирая разбросанные эмоции, потом пронзительно посмотрел на Северуса своими зелеными блестящими глазищами и вдруг совершенно по-детски жалобно спросил:

— Сэр, а вы правда с моей мамой дружили?

И всё… Северус потерянно моргнул — исчез многомудрый психолог, вместо него перед ним стоял маленький и очень обиженный ребёнок, доверчиво ждущий ответа. Чувствуя себя в ловушке, Северус неловко кивнул, вынужденно признавая:

— Да, мистер Поттер, мы с вашей мамой… дружили.

— И с тётей Петуньей, да?! — радостно подхватил Гарри, счастливо подпрыгивая. — Тётя вас помнит, говорит, вы таким смешным были, маленьким, тощеньким, носатеньким. Кстати, нос у вас и правда большой и… — Гарри отклонился в сторону, чтобы посмотреть на профессорский нос сбоку, — красивый!

О боже… Северуса охватило внезапное желание закопаться в пол прямо сквозь камни — ох уж эта детская непосредственность. Иногда дети такие неудобные… И он осторожно поинтересовался:

— А что ещё Петунья про меня рассказывала?

— Всё-всё рассказывала! — с готовностью доложил Гарри. — И как вы познакомились, и как дружили много лет до пятого курса, и как вы потом поссорились из-за парня. Честно говоря, мой папа тёте Петунье тоже не нравился, она называла его ветрогоном и разгильдяем. Сначала я думал, что это потому, что он пьяный сел за руль, из-за чего они с мамой погибли в автокатастрофе, но потом дядя показал мне письмо от директора Дамблдора и я узнал, что на самом деле папа был ещё хуже, чем пьяница!

— Это почему? — ошарашенно спросил Северус.

— Потому что он ничего не сделал, чтобы спасти меня и маму. Понимаете, твердо зная, что за его семьей охотится маньяк, он вместо того, чтобы хватать жену с ребёнком и бежать на край света, никуда не сдвинулся, а остался даже там, в магмире, ничем не вооружился и никак не защитил своих родных… — Гарри помолчал и, подумав, совсем грустно заключил: — А дядя Вернон попытался. Он купил ружье и увез нас на остров в надежде, что открытое водное пространство защитит нас от опасных колдунов.

Помолчали. Потом Северус вздохнул, ухватил Гарри за рукав рубашки и мягко притянул к себе. Гарри не стал рыпаться, а кротко позволил себя обнять, знакомясь с этим, доселе неведомым, ощущением, когда его впервые обнял посторонний взрослый, профессор, а не родной дядя. Закрыв глаза, Гарри зарылся лицом в черную мантию профессора и, вдыхая стойкий запах трав, идущий от мантии, с благодарностью стал слушать его глубокий голос.

И долго ещё сидел Северус, рассказывая о приключениях и веселых проделках маленькой Лили Эванс.

Субботу и воскресенье Гарри потратил на срочное знакомство с Хогвартсом и вводными уроками, которые он пропустил по причине болезни. В чём ему с удовольствием помогал Захар, предоставив Поттеру свои первые конспекты, а между перерывами послужил ещё и гидом, сопровождая друга в тех частях замка, которые сам успел изучить.

Вон та лестница ведёт на третий этаж в Запретный коридор, туда ходить нельзя, так директор сказал. А вот эта лестница, центральная и широкая, ведёт в общий коридор, а там можно пройти в библиотеку, она очень большая и там столько книг, Гарри, но ску-у-учные… А вот этот проход ведёт на факультет Пуффендуй; кстати, там же кухня, пошли, покажу.

Захар ласково щекочет грушу, та кокетливо хихикает и превращается в дверную ручку. И Гарри с горящими глазами облазывает кухню вдоль и поперек, тишком таская со столов булки и пирожки, домовики деликатно отворачиваются, делая вид, что ничего не замечают.

Старшекурсники снисходительно улыбаются, прижимаясь к стенам, пропуская мимо себя несущихся парнишек. Гарри и Захар сдвоенным ураганчиком Слизерин-Пуффендуй проносятся по школе, вызывая у всех грустную ностальгию по тем временам, когда они тоже были маленькими и наивными. И желали им, чтобы их детская дружба не распалась спустя годы.

* * *

Цербер является одним из самых злых, ужасных и агрессивных монстров древнегреческой мифологии. Его также называют Кербер, что в латинском языке означает «пожиратель» и «души умерших». Он считается самым страшным порождением Ехидны и Тифона. По сравнению с остальными их детьми, Лернейской гидрой и Немейским львом, Цербер наиболее опасен и силён. Он служит верой и правдой только своему хозяину, богу Аиду, и охраняет вход в подземное царство мёртвых.

Как выглядел Цербер?

Цербер, или Кербер, представляет собой огромного трёхглавого пса. Хотя некоторые источники повествуют о том, что у него было пятьдесят голов, в остальных говорится про стоголового Цербера. На шее беспощадно шипят змеи. У него длинный хвост, также представленный в виде змеи. Змеями заполнена вся его шерсть, живот, огромные лапы, абсолютно все части туловища. Глаза животного злые и устрашающие, повергают в ужас и вселяют страх.

Из пастей Цербера, наполненных огромными острыми клыками, постоянно выделяется и течёт белая ядовитая пена. Согласно одной из легенд, когда Цербер был на земле, из его пены проросла ядовитая трава аконит, которая стала основным компонентом смертельного зелья Медеи.

Цербер в древнегреческой мифологии являлся тем существом, с которым все боялись встречаться, а если уж это происходило, они не могли избежать страшной смерти от его острых клыков и ядовитой пены.

Всего этого не было у Пушка. Ни змей на шее и шерсти, ни змееподобного хвоста. Единственное, что роднило Пушка с его жутким прототипом, было — всего лишь... и слава богу! — наличие трех голов. И с этими головами у Пушка были вечные проблемы. Влияние трёх мозгов на одно тело и на один позвоночный ствол доставляло церберу массу неудобств. Хорошо, хоть центральная голова была лидирующей, а то совсем караул… Правой голове хочется понюхать вон тот цветочек, левой приспичило погрызть косточку, и центральной башке приходилось давить свои же хотелки, из-за чего правое и левое ухо боковых голов были изрядно пожёваны. Да, к сожалению, Пушку приходилось прибегать и к таким крайним мерам — кусать собственные уши. А иногда и лапы, когда те переставали слушаться и выходили из-под контроля голов.

Вот и сейчас. Посаженный за каким-то надом на толстую цепь юный трицефал очень старался не сойти с умов, что было довольно сложно. Центральная голова Пушка исполняла то, за чем его и посадили сюда — сторожила люк, как его досточтимый предок-прототип, а правая и левая головы раздирали центральную своими желаниями на две части. Правая выла на потолок, левая пускала слюни и чавкала, мечтая о косточке.

И кто придумал трицефалов? Удавила бы…

Первая неделя сторожевой вахты подходила к концу, хозяин Хагрид кормил его через день, то есть три раза в неделю. А вот погулять не брал совсем. Пушок начал тихо ненавидеть этот люк, который ему приказали охранять. Во Врата в царство Аида хотя бы гости приходили, так что Великому Керберу было что сторожить и он не скучал. А тут…

Левая голова зевнула и вдруг ни с того ни с сего вцепилась в брыли центральной. В ту же секунду справа по щеке полоснули зубы правой. Пушок взвился от боли и страха — он же сейчас сам себя загрызёт, выпустите меня отсюда!!! Его огромные лапы беспорядочно забили по полу, пытаясь куда-то удрать, да вот бежать-то и некуда, на всех трёх шеях висели цепи, соединенные в одну, прикованную к массивному кольцу в стене. Хаотичное метание и кружение на месте привело к тому, что церберёныш запутался в цепях. Перекрученные цепями лапы больно сдавило и заломило под невозможными углами, перехватило два горла, и воздух в легкие поступал только благодаря третьему. Перепуганный Пушок испустил истошный щенячий вопль, усиленный его размерами.

Гарри и Захар с Невиллом, слегка уставшие после целого дня беготни, тихо брели в подземелья, чтобы разделиться там по двум коридорам и разойтись по своим факультетам. Вот они миновали Часовую башню и направились к арке, ведущей в кухню, когда до них донёсся плачущий визг щенка. Невилл испуганно подпрыгнул и в страхе посмотрел вверх.

— Это где? — спросил Гарри, напряжённо глядя на Невилла.

— Н-на третьем этаже… — шумно сглотнул тот.

Был так называемый «глухой час», когда в Хогвартсе наступало ленивое затишье между ужином и отбоем и коридоры школы пустовали. В этот час все расходились по факультетам и клубам по интересам. В воскресенье и так-то делать нечего, только кушать да играть между перекусами и дожидаться чудесного часа отбоя, потому что нет более притягательной вещи, чем нарушение школьных правил, когда ты крадёшься по коридорам, щекотливо ёжась от весёлых мурашек страха, боясь, что тебя вот-вот поймает строгий препод…

Таким образом, плач попавшего в беду щенка услышали трое. Влетев в Запретный коридор, Гарри, Невилл и Захар упёрлись в настоящие ворота, в которых — слава богу! — нашлась калитка. На калитке простая железная щеколда, которую ребята просто подняли и, открыв дверь, вошли в… ещё один коридор.

Мешанина лап и голов в первый миг сбила их с толку. Три пары перепуганных глаз уставились на ребят. С трудом разобравшись в путанице цепей и конечностей и слушая задушенный хрип, трое мальчиков ринулись на штурм. Ползая по собаке, Гарри и Невилл с Захаром лихорадочно ослабляли нажим цепей и отстёгивали карабины.

Карабины были огромными и тугими, с мальчишек семь потов сошло, прежде чем они смогли отогнуть язычки. Освобождённый из плена цербер безжизненно и расслабленно вытянулся на пузе, обессиленно распластав лапы. Мальчики с запоздалым испугом смотрели на три головы, лежащие на полу между передних лап. Осторожно отойдя, они прижались к воротам.

Но Пушку сейчас было откровенно чихать на люк, его три носа благодарно втягивали запахи трёх спасителей, стремясь запомнить их навеки и покрепче. И понимал — это дети. Друзья. Хвост цербера слабо вильнул, приветствуя маленьких дружков.

Гарри, заметив это всесобачье и понятное всему миру движение, облегчённо вздохнул:

— Всё в порядке, ребята, он не собирается кусаться.

— А кто это? — робко спросил Невилл, пугливо моргая.

— Цербер?.. — с сомнением произнёс Гарри, вспоминая мифы древней Греции. Захар закивал, соглашаясь с ним:

— Да, верно, это цербер. Трёхголовый Адский пёс.

— А зачем он здесь? — озадачился Невилл.

Мальчики стали осматриваться, пытаясь понять, для чего здесь заперли огромную собаку. Голые стены, люк в полу. И всё, больше ничего. На люк в полу они обратили внимание постольку-поскольку, зная, что под ним, по идее, должен находиться второй этаж. Гарри выглянул за ворота и поискал на них и на калитке табличку, но ничего не нашёл. Загадочный коридор с гигантской собакой по-прежнему оставался загадкой. С чем он и поделился:

— Жаль, нигде не написано, как собаку зовут.

— А давай сами назовем! — предложил Захар.

— Ух ты, давай! А как? — заинтересовался Гарри.

— Может быть, Аргус? Как того... стоглазого стража?.. — задумался Захар.

Невилл вдруг хихикнул:

— Не пойдет. Аргусом завхоза Филча зовут.

— Правда, что ли?! — весело удивился Захар.

Мальчики посмеялись, потом снова задумались. Гарри приуныл:

— Жаль, Янусом нельзя назвать, у него только два лица…

— Да-а-а, жаль… — согласно протянул Захар. — Три головы, одно тело… единое… триединый. Тре… Вот это да! Придумал!!!

Тут он так заорал, что Гарри с Невиллом и Пушок аж подпрыгнули. А несносный фантазёр Захар встал в торжественную позу, гордо выпятил грудь и важно заговорил:

— В великом и могучем русском языке есть три слова, заканчивающиеся на один и тот же слог! Это прекрасные мужские имена, которых, я уверен, этот пёс достоин. Центральная голова нарекается Трезор, левая — Невзор, и правая — Прозор.

Цербер слушал голоса мальчишек и растекался счастливой лужицей, а получив ещё и имена, сделал Хагриду окончательное отстранение. Потому что три ума — это три сознания, три личных пространства и три личных местоимений «Я». А я — это я, это остальные со стороны — они. И Пушок это понимал, потому и не мог раньше договориться сам с собой. Но теперь всё будет по-другому! Он Трезор, Невзор и Прозор.

А ребятишки тем временем решали новую проблему — они твёрдо решили его выгулять. И с этой целью изучали ворота, на них снаружи висел здоровенный амбарный замок и открыть его без ключа не было никакой возможности. Ну раз тут нельзя выйти, то нужно посмотреть в другом конце коридора. Додумавшись до этого, парни прошлись по нему из конца в конец. И обнаружили там большое и широкое окно. Открыли, высунулись и радостно переглянулись, увидев за ним пологий спуск. В этом месте часть здания вросла в землю, как это обычно бывает со старыми постройками. И первый-второй этажи по самые окна зарылись в склон холма.

Трезор-Невзор-Прозор с любопытством топтался за их спинами, жадно нюхая воздух, врывающийся в распахнутое настежь окно. Прикинув его размеры, мальчики сочли, что он пролезет. Залезли на подоконник и спрыгнули, позвав цербера за собой. Покосившись в сторону передней двери, едва видной в конце тоннеля, бывший Пушок пренебрежительно пожал плечами — а что там красть-то? — и полез в окно, следуя за весёлыми голосами друзей-мальчишек.

Остаток этого сногсшибательного воскресенья трое ребят провели очень весело и плодотворно. Склон холма, из которого вырастал замок, острым клином врывался в опушку Запретного леса. Так что взятого напрокат пса надёжно укрыли высокие стволы деревьев с густыми кронами и пышные кусты. Триединого Зора назад вернули в глубоких синих сумерках. Мальчишки, цепляясь за толстые стебли древнего вьюна, влезли по стене и позвали пса. Набегавшийся и донельзя счастливый Зорик послушно запрыгнул в окно и позволил мальчикам застегнуть на своих шеях цепи. Потом ребята долго прощались с ним, гладили его три морды, ласково называя каждую по отдельности, и обещали прийти завтра… И принести чего-нибудь вкусненького.

После скучнейшего понедельника с Историей магии, которую вёл призрак Катберта Биннса, и Защиты от Тёмных Искусств, на котором вовсю заикался Квиррелл, трое друзей удрали к Зорику. Проникли внутрь, приласкали обрадованного пёсика и угостили вкусняшками — копчёными рёбрышками, стыренными со стола на обеде, и шоколадками, от которых Триединый просто утащился — никогда в жизни он сладкого не пробовал. Позже вечером, всё в тот же «глухой час», ребятки отстегнули цепи и снова уволокли четвероногого друга в лес.

И резвился по зелёной поляне счастливейший в мире цербер. Три его головы были охвачены одинаковым блаженством и находились в удивительном единодушии, сейчас трёхголовый пёс пребывал в полнейшей гармонии с самим собой…

Во вторник начался традиционный урок Полётов.

Всю эту неделю Драко Малфой не находил себе места. Провожая взглядом декана, как тот уносит прочь потерявшего сознание Поттера, Драко чуть не выл от досады и раздирающих его чувств. Он узнал мальчика из салона мадам Малкин, того самого, которого он потом в поезде обозвал грязнокровкой. Первая ошибка Драко. Вторая случилась в среду, когда Распределяющая Шляпа отправила Гарри в Слизерин. Стопроцентного гриффиндорца. А за первыми двумя ошибками следуют уже правила, потому что Драко опоздал подружиться с Гарри. Его опередили Захар и Гермиона.

Дракоша для Гарри был теперь вовсе неинтересен. О чём он и заявил, подсаживаясь к Захару на первом своём уроке в пятницу. И последующие дни Гарри Поттер проводил в тесной и тёплой компании Захара и Невилла, каким-то боком примкнувшим к ним.

И вот сегодня, во вторник, после невнятного фортеля строптивой метлы, Драко решил отыграться. Полыхая злобной радостью, он проводил взглядом мадам Трюк, уводящую пострадавшего Пухляка, нагнулся и подобрал выпавший из кармана хрустальный шарик. Напоминалка заблестела в лучах солнца.

— Отдай её мне, Малфой, — негромко сказал Гарри. Все замерли и повернулись к нему. Драко нагло усмехнулся.

— Я думаю, я положу её куда-нибудь, чтобы Долгопупс потом достал её оттуда. Например, на дерево.

— Дай сюда! — заорал Гарри, но укушенный в задницу каким-то особо вредным тараканом Драко вскочил на метлу, взмыл в воздух и злорадно прокричал сверху:

— А ты отбери её у меня, Поттер!

Гарри схватил метлу.

— Нет! — вскрикнула Гермиона, и Гарри застыл. — Мадам Трюк запретила нам это делать, из-за тебя у нас всех будут неприятности.

Она была права, но всё же Гарри проигнорировал её предупреждение. Кровь стучала в его голове, заставляя забыть обо всём. Он вскочил на метлу, с силой оттолкнулся ногами от земли и взлетел. Он почувствовал, как ветер взъерошил его волосы, услышал, как захлопала его одежда, и вдруг его охватил приступ внезапной, сильной, почти безграничной радости. Он оказался в своей стихии, по его жилам заструилась магия Воздуха. Что-то он всё-таки умеет, кое-чему его не надо учить, для чего ему совсем не обязательно было воспитываться в семье волшебников и летать с самого детства. Потому что он летел — и это было легко, и это было прекрасно.

Он чуть-чуть отклонился назад и поднялся еще выше под удивлённые крики и вопли ужаса оставшихся на земле девочек и одобрительные возгласы Захара. Гарри резко развернул метлу, оказавшись лицом к лицу с Малфоем. Вид у того был изумлённый.

— Дай сюда! — крикнул ему Гарри. — Или я собью тебя с метлы!

— Да ну? — издевательски переспросил Драко, однако, несмотря на тон, на лице его появилась озабоченность. Гарри откуда-то знал, что ему надо делать. Он нагнулся вперед и крепко ухватился за метлу обеими руками, и она рванулась на Малфоя, как вылетевший из пращи камень. Драко едва успел уклониться. А Гарри, проскочив мимо, резко развернул метлу. Снизу раздались аплодисменты.

— Что, Малфой, заскучал? — громко крикнул Гарри. — Отдай мне шарик, иначе тебе не поздоровится!

Кажется, Малфой поверил и его осенила гениальная мысль.

— Тогда поймай, если сможешь! — заорал он и, метнув стеклянный шар высоко в небо, рванулся вниз, к земле. Гарри видел словно в замедленной съёмке, как шар поднимается вверх, на мгновение застывает в воздухе, а потом начинает падать. Он нагнулся вперёд и направил рукоятку метлы вниз, а в следующую секунду вошёл в почти отвесное пике. Скорость все увеличивалась, в ушах свистел ветер, заглушая испуганные вопли стоявших внизу. Гарри вытянул руку, не снижая скорости, и, когда до земли оставалось не более полуметра, поймал шар — как раз вовремя, чтобы успеть выровнять метлу. И мягко скатился на траву, сжимая шар в руке.

— Гарри Поттер!

Сердце его рухнуло в пятки быстрее, чем он пикировал к земле. К нему бежала профессор МакГонагалл. Гарри поднялся на ноги, дрожа от предчувствия того, что его ожидало.

— Никогда… никогда за все то время, что я работаю в Хогвартсе… — Профессор МакГонагалл осеклась, от волнения ей не хватило воздуха, но очки её яростно посвёркивали на солнце. — Как вы могли… Вы чуть не сломали себе шею…

— Это не его вина, профессор…

— Я вас не спрашивала, мисс Патил…

— Но Малфой…

— Достаточно, мистер Смит. Поттер, идите за мной, немедленно.

Она резко развернулась и уткнулась в мантию на груди профессора Снейпа. Как-то незаметно он подошёл…

— Вы куда-то собрались, Минерва? — вкрадчиво прошелестел Северус, лаская её взглядом объевшейся гадюки. МакГонагалл сглотнула.

— О, Северус, вы не волнуйтесь, Поттера ждет вовсе не наказание. Что вы, я всего лишь…

— Нашла ловца, — нежно договорил за неё Северус. — Я тоже видел, как он летает. Но ловцом Поттер станет только через год. Первокурсникам иметь собственные мётлы запрещено.

— Н-но… — запротестовала было Минерва. — В виде исключения…

— В виде исключения Поттеру начисляется пять баллов за образцовый полёт, и в качестве наказания за ослушание мадам Трюк эти пять баллов изымаются. И ещё, я запрещаю мистеру Долгопупсу летать. Он земляной маг, и с воздухом ему не потягаться.

Примечания:

Знакомьтесь, Триединый Зорик!

https://sun9-20.userapi.com/q23OwdgpnZSqky8iedWIFwDK7hYNxdxEG2XEOQ/5maQFCGAYbs.jpg

Минерва была расстроена, не вышло у ней ничего… А ведь Альбус так просил исполнить его просьбу — назначить Поттера Самым Молодым Ловцом Столетия, зачем-то это надо было директору. И у неё почти всё получилось, она застукала Поттера за нарушением и собралась взыскать с него штрафные баллы, а потом и «наградить», подарить ему невиданную для первокурсника привилегию — место ловца! Но вмешался Северус, этот бдительный Стоглазый Аргус, и всё испортил.

* * *

Когда Гарри немного освоился в замке и более-менее утряс в голове расписание уроков, расположение лестниц и дверей, то загорелся идеей поискать своих родственников в волшебном мире.

В этом ему помогла большая библиотека Хогвартса. Архивный зал предоставил ему подшивки старых газет и копии гримуаров, в одном из которых Гарри нашел то, что искал.

Фамильное древо Блэков. А по сноскам и ссылкам отыскал и репродукцию гобелена, размером с ватман. Выпросив его у мадам Пинс, он утащил копию гобелена в гостиную, где расстелил на полу и принялся ползать по нему, внимательно изучая. К нему прилагалась справка, на которой было написано следующее:

«Фамильное дерево Блэков» представляет собой огромный выцветший гобелен с портретами всех членов семейства Блэков, их супругов и потомков. Полотно занимает по высоте расстояние от пола до потолка в гостиной, ему отдана одна из стен комнаты. Это немыслимо старая ткань. На самом верху большими и достаточно яркими буквами выведено:

БЛАГОРОДНЕЙШЕЕ И ДРЕВНЕЙШЕЕ СЕМЕЙСТВО БЛЭК

Чистота крови навек

На фоне зелёных листьев изображено стилизованное дерево, на ветвях которого расположены портреты членов семьи, под ними находились белые ленты с именами и датами жизни. Иногда рядом с портретом очередного Блэка помещали и подписанный портрет его жены или мужа. Дети дочерей, ушедших в другие рода, показывались не всегда. К примеру, на гобелене есть Драко Малфой, сын Нарциссы Блэк и Люциуса Малфоя.

Если кто-то из Блэков сочетался браком с нечистокровным волшебником, портрет супруга и дети (если были) вообще не появлялись на гобелене.

Очевидно, начало род берёт в глубоком средневековье. Кто именно начал писать семейное древо, неизвестно, но надпись была сделана тогда, когда Блэки были уже древним родом.

Большинство Блэков — ярые сторонники чистоты крови. Поэтому состоят в родстве со всеми чистокровными волшебными семьями.

Стоило кому-то из членов семьи отступить от этих убеждений, с древа их выжигали.

Так поступили с Альфардом Блэком, его убрали с семейного древа за то, что дал «приличное количество золота» Сириусу Блэку, когда юноша демонстративно ушёл из дома.

С Андромедой Блэк, которая вышла замуж за магглорождённого мага.

С Айолой Блэк, она и вовсе вышла замуж за маггла, дура недожаренная…

С Мариусом Блэком, этот почему-то родился сквибом.

С Финеасом Блэком, который за каким-то лядом боролся за права магглов.

С Цедреллой Блэк, с какого-то перепугу вышла замуж за Предателя крови.

С Эдуардусом Блэком, он был выжжен по неизвестной причине.

С Сириусом Блэком, дрянной мальчишка сбежал из дома в шестнадцать лет в семью Поттеров.

Прочитав справочку, Гарри с горящими глазами начал заново исследовать копию, теперь точно зная, что искать. С одуряющим восторгом он пальцем провел по линии от Сириуса Блэка к Нарциссе Блэк, а от неё к Люциусу Малфою и Драко. Замер. Поднял сияющие счастьем глаза к потолку, открыл рот… а когда восторг переполнил его легкие, Гарри испустил ликующий вопль, достойный команчей. От его переливчатого визга дрогнули стены, с потолка осыпалась потрясенная его криком штукатурка, а старшекурсников вжало в кресла и диваны.

Захлопали двери, в гостиную влетели встревоженные дети, привлеченные криком, среди них и Драко Малфой. Кто? Что? Чего? Поняв, что орет Поттер, Драко начал было брюзжать, но был схвачен и придушен крепкими объятиями Гарри, а также оглушен его восторженным воплем в самое ухо:

— Драко! Уррра-а-ааа!!! Ты мой кузен!

Вредному Малфою хватило ума сдержать свое ехидство при себе и принять этот случайный шанс хотя бы так сблизиться с Гарри.

Поизучав родословную ещё раз, Гарри обнаружил, что его родственниками боковых ветвей являются ещё и Невилл Долгопупс, и все Уизли. Этому факту Гарри не стал давать широкую огласку, просто тихо порадовался и всё. А потом занялся поисками информации об остальных Блэках; найдя же, Гарри малость огорчился. Тётя Беллатриса, дяди Рабастан и Родольфус, а также крестный отец Сириус Блэк оказались заключенными в волшебной тюрьме Азкабан. А ещё один родственник, Регулус Блэк, младший брат Сириуса, к сожалению, был и вовсе мертв…

Посопев и подувшись на несправедливость жизни, Гарри стал читать все новости, из которых узнал, за что посадили Блэка и Лестрейнджей. Прочитал и офигел — ничего себе родня у него! — Блэк предал Поттеров, Лестрейнджи напали на Долгопупсов и довели их до сумасшествия.

Попереживав и погрустив, Гарри вернул копию гобелена обратно в библиотеку, поблагодарил мадам Пинс, а чуть позже, встретив Захара, пожаловался ему на то, что узнал из газет.

— Представляешь, куча родни и все вне досягаемости. Как это несправедливо!

— Понимаю тебя, Гаврила, — солидно покивал головой мудрый Захар. — Всё у магов, как у людей, половина родни заперта по тюрьмам.

— Это ты меня так утешил? — фыркнул немало позабавленный Гарри.

— А как же! — важно приосанился Захар, назидательно подняв палец. — Дело-то житейское!

— От кого ты этого нахватался? — с улыбкой спросил Гарри.

— От Карлсона, — пожал плечами Захар. И добавил, опережая следующий вопрос: — Который живет на крыше.

Кто это такой и почему он живет на крыше, Гарри на всякий случай не стал переспрашивать.

Потекли будни. Учителя учили, ученики учились. Нудел о гоблинских восстаниях призрачный профессор Биннс, заикался о вампирах Квиррелл, сыпала непонятными терминами на Трансфигурации МакГонагалл. Чирикал и свистел крошка Флитвик, чудом удерживаясь на шаткой стопке книг. Вещала о звездах каждую ночную среду профессор Синистра. Шипел и плевался ядом на Зельеварении профессор Снейп, периодически прикрывая студентов от взрывающихся и плавящихся котлов Финнигана и Долгопупса.

Этим занимались первые-вторые курсы, остальные, начиная с третьего, терпели ещё и взбалмошные чудачества Трелони, Руны Вектор, маггловедение от Бербидж и фантастических тварей на уроках Кеттлберна.

Урок за уроком, завтраки-обеды-ужины. Домашние задания вперемешку с играми. Выгул цербера каждый вечер. И потихоньку-полегоньку время доползло до Хэллоуина.

Гермиона довела до нервной трясучки Рона своими «наставлениями». Рон сорвался, наорал на Гермиону и обозвал её заучкой и настоящим кошмаром. Девочка разобиделась и убежала в туалет, заливать обиду слезами.

Именно в этот же день некто в фиолетовом тюрбане решил выпустить тролля из секретной кладовки. Дело было к вечеру, и у Каменного Мальчика была уйма времени до рассвета, до первого солнечного лучика… Тролли тупы, тролли неразумны и глупы — так утверждают все энциклопедии, бестиарии и сборники мифов. Каменок так не считал. Камешек не умел читать, но слушал бабушкины сказки с таким же вниманием, как и все умненькие и внимательные детки.

И первым делом, выйдя на свободу, Камешек занялся поисками выхода из замка, а там и надежной, темной и глубокой пещеры. Крепко сжимая дубину, молодой тролль по имени Каменок, или ласково, по-бабушкиному, Камешек, шел по коридорам, нагибая голову под косяками дверей. Выход никак не находился, хоть он давно покинул подземелья.

Гермиона не появилась на следующем уроке, и до самого вечера никто вообще не знал, где она. Лишь спускаясь в Большой зал на банкет, посвященный Хэллоуину, ребята случайно услышали, как Парвати Патил рассказывала своей подружке Лаванде, что Гермиона плачет в женском туалете и никак не успокаивается, прося оставить ее в покое. Судя по виду, Рону стало совсем не по себе. Но уже через несколько мгновений, когда они вошли в празднично украшенный Большой зал, Рон и думать забыл о Гермионе.

На стенах и потолке сидели, помахивая крыльями, тысячи летучих мышей, а еще несколько тысяч летали над столами, подобно низко опустившимся черным тучам. От этого огоньки воткнутых в тыквы свечей трепетали. Как и на банкете по случаю начала учебного года, на столах стояли пустые золотые блюда, на которых вдруг внезапно появились самые разнообразные яства.

Гарри накладывал себе в тарелку запеченные в мундире картофелины, когда в зал вбежал профессор Квиррелл. Его тюрбан сбился набок, а на лице читался страх. Все собравшиеся замерли, глядя, как Квиррелл подбежал к креслу профессора Дамблдора и, тяжело опираясь на стол, простонал:

— Тролль! Тролль… в подземелье… спешил вам сообщить…

И Квиррелл, потеряв сознание, рухнул на пол. В зале поднялась суматоха. Понадобилось несколько громко взорвавшихся фиолетовых фейерверков, вылетевших из волшебной палочки профессора Дамблдора, чтобы снова воцарилась тишина.

— Старосты! — прогрохотал Дамблдор. — Немедленно уводите свои факультеты в спальни!

Перси тут же вскочил из-за стола, явно чувствуя себя в своей стихии.

— Быстро за мной! — скомандовал он. — Первокурсники, держитесь вместе! Если будете слушать меня, ничего страшного не случится! Пропустите первокурсников, пусть подойдут ко мне! Никому не отставать! И всем выполнять мои приказы — я здесь староста!

Люциан Боул, Джемма Фарли и Роберт Хиллард с Пенелопой Кристалл недоуменно переглянулись и о-о-очень неласково уставились на директора. Пенелопа кисло буркнула:

— Ну, мои, допустим, в башне. Слизней, допустим, не жаль, но барсуков-то за что убивать?!

Её глубокое контральто, как ни странно, в общей суматохе услышали все. И дошло до всех почти сразу. Деканша Стебль побагровела, начала раздуваться, как жаба Голиаф, и взбешено заклокотала:

— Директор Дамблдор, это как понимать???

Снейп, даром что слизеринец, а взревел, как гриффиндорский лев:

— Что-о-о? Это моих не жаль???

В общем, дым и туман коромыслом и на дыбы… Шум и гвалт поднялся тако-о-ой, что мама не горюй, прости и прощай.

Квиррелл, находясь в обмороке, незаметно перекатился под стол, чтоб не затоптали ненароком. Захар, Гарри и Невилл цапнули Рона и тишком уволокли в уголочек. Захар, поднеся к веснушчатому и вечно в чем-то испачканном носу внушительный кулак, грозно вопросил:

— Ты что сделал с Гермионой, засранец?!

Веснушки Рона побледнели, и он громко сглотнул:

— Ничего, но я сейчас сбегаю за ней. Пустите.

— Осади, дурак. Куда «сбегаю»? К троллю в пасть? — придержал его Захар. — К деканше сбегай, ей скажи!

Но Рона уже опередили. На Минерве повисли две девочки и жалобно ныли:

— Профессор МакГонагалл, спасите Гермиону, пожалуйста!

— Она в женском туалете на втором этаже плачет…

Гриффиндорская деканша натужно пыхтела, пытаясь стряхнуть с рук девочек:

— Пропустите меня, мисс Патил, мисс Браун, мне некогда заниматься вами, вы не слышали, что староста вас собирает? Идите к нему…

— Гермионы нету в зале!!! — хором кричали девочки.

Минерва раздраженно рявкала:

— Да что такое это ваше "гермиона"?! Отцепитесь, я спешу!

Опешившие Лаванда и Парвати разжали руки, выпуская рукава мантии. И Минервушка на всех парусах унеслась к кучке учительниц, взволнованно кудахтающих в дальнем конце зала…

Охреневший донельзя Рон развернулся к троице, взглядом спрашивая: «А что это было?». Захар покосился на окно, потом шепнул остальным:

— За мной…

Большой зал, как известно, находится на первом этаже, и в нем высокие стрельчатые и красивые витражные окна, которые легко открываются, так как не замазываются и не заклеиваются на зиму, как это обыкновенно делают во всех регионах матушки России, на частичной родине Захара. Никем не замеченные при полном зале народа дети выскользнули из окна на мерзлую траву и, крадучись, побежали вдоль стены к задней части замка. Их семеро, к трем прибавились четыре — Рон, Драко и Лаванда с Парвати.

По склону холма Гарри и Невилл с Захаром влезли в окно Запретного коридора и спустя какое-то время выскочили обратно в сопровождении гигантского трёхголового пса. Грозно рыча и топая лапами, Триединый Зор целеустремленно помчался к парадному входу. Умница Троезорик явно знал, что делать…

Наревевшись, Гермиона вышла из кабинки и, шмыгая распухшим носиком, направилась к рукомойникам на противоположной стене туалета. Скрипнула дверь, и в туалетную комнату заглянуло высоченное — под потолок! — существо. Наклонив голову, оно внимательно обозрело помещение, тщательно принюхиваясь.

Гермиона, оцепенев от ужаса, стояла на месте ни жива ни мертва. Существо походило на кусок плохо обработанного гранита, словно мастер-каменотес имел весьма поверхностное представление о человеческой анатомии. Ну, на человека оно было отдаленно похоже: короткие ноги, длинные руки до колен, малюсенькая ушастая голова. Серая кожа и сильный запах перегретого камня.

Поняв, что из этой комнаты тоже нету выхода, Камешек усунулся обратно в коридор, не обратив ровно никакого внимания на девочку. И ушел бы дальше, если б Гермионе хватило ума помолчать. Но, к сожалению, как только монстр убрался из туалета, Гермиона решила, что теперь самое время позвать на помощь. Она крепко зажмурилась и громко и вдохновенно завизжала.

Девчоночий визг ввинтился в чувствительные уши Каменока. Гулко ойкнув, он прижал руки к ушам, защищая их от лишних децибел. Оглушительный гавк сотряс стены. Визг прекратился. Видимо, от удивления. Гермиона выглянула в коридор, чтобы посмотреть, кто это там так лает. Видение цербера поразило последнюю каплю её воображения, а уж когда трехголовый пёсель завилял хвостиком перед троллем, разум Гермионы окончательно сделал ей ручкой. Чувствуя себя на грани, Гермиона, ослабев, села на пол. К ней подошли Гарри и Захар.

— Ты жива, барышня-крестьянка? — как можно ласковей спросил Захар. А Гарри сказал собаке:

— Троезор, уведи тролля на улицу.

Пёс весело подтолкнул тролля под руку и умильно тявкнул, приглашая идти за собой. Камешек вопросительно глянул на детей и, пожав плечами, подобрал с пола брошенную дубину, после чего последовал за цербером. К Гермионе тут же подошли её подружки и, сев на пол, обняли её с двух сторон. Гермиона растерянно посмотрела вслед троллю и церберу и перевела взгляд на ребят, подумала и требовательно спросила:

— А что вы здесь делаете?

— Тебя спасаем, дурочка, — ласково сообщил Захар и подпихнул локтем Рона. — Извинись перед ней хотя бы сейчас, рыцарь!

Хлопанье дверей и громкие шаги заставили всех восьмерых поднять головы. Они совсем забыли о том, что без разрешения покинули зал, что цербер громко лает, очевидно, внизу услышали шум, и мгновение спустя в коридор ворвалась профессор МакГонагалл, за ней профессор Снейп, а за ними профессор Квиррелл.

Квиррелл взглянул на следы тролля, оставленные в полу в виде вмятин, тихо заскулил и тут же плюхнулся на пол, схватившись за сердце. Снейп нагнулся над трещинами, а профессор МакГонагалл сверлила взглядом Гарри и компанию. Гарри никогда не видел ее настолько разозленной. У нее даже губы побелели. Гарри надеялся, что за спасение Гермионы им дадут пятьдесят призовых очков, но сейчас приятная мысль быстро улетучилась из его головы.

— О чем, позвольте вас спросить, вы думали? — в голосе профессора МакГонагалл была холодная ярость. — Вам просто повезло, что вы остались живы. Почему вы не в спальнях?

Гарри уставился в пол. Ему почему-то стало стыдно. Но не Захару, ему, как русскому человеку, всё было нипочем.

— Профессор МакГонагалл, — сказал он, глядя на неё честными карими глазами. — Мы искали Гермиону, а если вы не помните, кто это, то вот она… — с этими словами Захар притянул за рукав вышеупомянутую девочку. Минерва раздраженно уставилась на неё. Гермиона робко посмотрела в ответ.

— Минерва, не рано ли для склероза? — язвительно процедил Снейп, сверля глазами первокурсников. Не дождавшись отклика от Минервы, он обратился к детям: — Куда вы тролля дели?

— А это был тролль? — уточнил Захар. — Мы его никуда не девали.

— Да, потому что его здесь не было, — подхватил Гарри.

— А это что? — Северус кивнул на вмятины и трещины.

— Это? — Захар колупнул ногой ближайшую ямку. — Не знаю, сэр. Вроде так и было. Замок старый, знаете?.. Давно ремонт не делали…

— Марш по гостиным! — взревел Северус.

Ребят как ветром сдуло. А отбежав подальше, лихая восьмерка радостно переглянулись между собой. Их полку прибыло, а на полной и вольной свободе оказались молодые тролль и цербер!

Жизнь — прекрасна!!!

После хэллоуинских событий у нашей Веселой Восьмерки сложилось весьма непочтительное мнение о преподах. Особенно, когда Гермионе рассказали о поступке МакГонагалл, о том, что сплетни ей важнее, чем какие-то непонятные гермионы. У девочки даже ротик открылся от возмущения, и восхищаться профессоршей Трансфигурации она перестала.

Профессор Квиррелл тоже утратил к себе уважение, неважнецкий из него учитель Защиты, раз с молодым троллем не справился… Да и сам тролль, как опасное существо, теперь вызывал сомнение — вреда никому не причинил, ничего не поломал, а тихо-мирно ушел с собакой в лес.

Побег цербера расстроил Дамблдора, но дико, до поросячьего хрюка обрадовал Хагрида. И он, полностью забив на хогвартские дела, целиком переключился на драконье яичко, из которого к лету должен вылупиться чудесный маленький дракончик.

Северуса, который во время тролльего вояжа сунулся в Запретный коридор на третьем этаже, постиг несчастный случай. Увидев, что пса на месте нет, он с понятно каким перепугом рванулся обратно в коридор, спеша предупредить волшебный мир о бегстве жутчайшего монстра, и, как ни банально это звучит, споткнулся о порожек, из-за чего улетел лицом вперед в проход и впечатался своим внушительным шнобелем в плиты пола. В результате бедный профессор Снейп разбил нос и подвернул правую ногу.

Нос он починил сразу при помощи Эпискеи, кровь с лица вытер на ходу, а нога… Ногу чинить было некогда, что, конечно же, аукнулось. На следующий день она распухла так, что казалось, будто под брючиной надет валенок. Вывих и растяжение связок — не перелом и Костеростом не лечится. В результате Северуса настигла ещё одна беда — вылившееся в воспаление невнимание к своему организму.

Вывих в ступне часто путают с растяжением связок сустава. Разница между ними определяется тем, что при растяжении можно ходить, хотя и с трудом, двигать ступней или пальцами. При вывихе это невозможно.

Растяжение — это повреждение связок сустава, связанное с их перерастяжением. В большинстве случаев при растяжении возникают разрывы отдельных волокон связок; в наиболее тяжелых случаях растяжение сочетается с полным разрывом связок, а иногда и ее отрывом от кости в месте прикрепления связки.

Так вот, бедняге Снейпу сильно не повезло, у него случились сразу и вывих, и растяжение…

Первая помощь в таких делах — тугое бинтование голеностопного сустава. Если его сразу не зафиксировать, то в дальнейшем даже легкое растяжение может вызвать слабость связок, что приводит к частому подвертыванию стопы и повторным растяжениям.

Для предупреждения повторного растяжения, что легко случается, если не довести лечение до конца, надо, по крайней мере, еще неделю делать массаж ноги у щиколотки по пятнадцать минут в день, после чего ногу перебинтовать и затем понемногу ходить. Кроме того, на ночь делать согревающий компресс из водки или воды пополам со спиртом.

Но Северус-то спешил по очень важным делам, надо было перехватить сбежавшего цербера, найти и обезвредить тролля и прищучить подозрительного Квиррелла. И на лечение своей ноги ему никак не хватало времени.

Температура, боль и очень плохое настроение — вот верные спутники Северуса на ближайшую неделю.

Вывих вправил Филч, только ему Северус настолько доверял. Да вот поздновато, ещё и с разрывами и новыми растяжениями и витками боли. Глаза Севушки вылезли из орбит, зубы клацнули и чуть не прокусили губу, а дикая боль прострелила ногу от ступни до бедра, хотя выше и нечему вроде.

Гарри, заглянувший в учительскую в поисках изъятой книги по квиддичу, застал именно этот момент, когда Снейп тихо взвыл, а Филч виновато извинялся, стоя перед ним с бинтами в руках. Взгляд Гарри так и приклеился к распухшей поленообразной ноге и разорванной штанине. А сколько боли и злости прозвучало в надсадном вопле Снейпа…

— Поттер!!!

Его лицо исказилось от ярости, и он быстро отпустил край мантии. Профессор явно не хотел, чтобы Гарри увидел его покалеченную ногу. Гарри судорожно сглотнул воздух.

— Я просто хотел узнать, не могу ли я получить обратно свою книгу.

— Вон отсюда! Немедленно вон! — истерично проорал Снейп. Гарри выскочил из учительской, прежде чем профессор успел крикнуть что-либо насчет очередных штрафных очков. И понесся обратно в Большой зал.

— Удалось? — поинтересовался Рон, глядя на появившегося возле стола Гарри. — Эй, что с тобой?

Шепотом Гарри рассказал им обо всем, что увидел.

— Интересно… — задумалась Гермиона. — Где же он мог покалечиться? С троллем же никто не дрался. И с трехголовой собакой тоже…

Через час в каморку к Филчу кто-то постучался. Старый завхоз открыл дверь и увидел за ней целую делегацию в лице трех девочек и пятерых мальчиков. Все они были первоклашками.

Полный мальчик, светловолосый с карими глазами, выступил вперед и от лица всей делегации доложил:

— Здравствуйте, мистер Филч. Мы принесли водку, варенье и лимоны для профессора Снейпа.

Северус, услышав это, чуть не свалился с кушетки. Филч закашлялся и хрипло переспросил:

— Чего-чего вы принесли?

Вперед шагнула лохматая девочка и звонко сообщила:

— Спиртовую настойку для растираний, лимоны для чая от температуры и варенье для настроения!

— Варенье от Карлсона! — зачем-то добавил полный мальчик. Остальные дети дружно закивали. Старик Аргус очень старался не рассмеяться. Не в силах говорить, он молча посторонился, впуская стайку мелких доброхотов. Ну а добрые детки — это… жалостливые вздохи и взгляды, ласковое сочувствие, маленькие, теплые и не всегда чистые ладошки.

Гарри и Захар оккупировали крохотную филчеву кухоньку, где в четыре руки вскипятили чайник и приготовили чай с лимоном и малиновым вареньем. Гермиона и Лаванда с Парвати вытирали пылающее жаром лицо Снейпа и трепетно ворковали всякую нежную детскую чушь. Драко, Рон и Невилл со знанием дела обрабатывали больную ногу: Драко, на правах личного папиного знакомого, держал пострадавшую конечность, Невилл протирал спиртовым настоем и бинтовал, бинты подавал Рон, он же держал и тазик с раствором.

Снейпушка вяло бесился, на более сильные эмоции у него уже не было ни сил, ни желания. А что вы хотите? Добрые детки желают добра. Насильно опоенный душистым и сильно переслащенным чаем Снейп милостиво отключился, провалившись в спасительный и исцеляющий сон.

А тут и Тортик свою лепту внесла. Просочившись в комнатку сквозь дверь, она заползла на кушетку, деловито обползала спящего профессора и, очевидно, поставила ему какой-то свой диагноз, потому что без колебаний залезла на больную ногу и крепко обвилась вокруг икры. А потом засветилась вдруг, окуталась странным золотистым сиянием, и этот золотой свет заструился-потек вниз, как бы втекая в ногу…

Филч и дети замерли, пораженные невероятным зрелищем, и почему-то ни у кого из них не возникло и капли сомнений в том, чем занимается удивительная ящерка.

— Ух ты, она его лечит!.. — восхищенно прошептал Гарри.

Так что Северус о-о-очень удивился, когда, проснувшись утром, обнаружил, что полностью здоров. Это его так поразило, что он, сидя на кушеточке, даже общупал себя, обхлопал свои бока и бедра, интуитивно чуя подвох. Вот только подвоха-то и не было… Растерянно моргая, он уставился на вошедшего Филча и недоуменно спросил:

— Что за целители меня лечили?!

Умудренный жизнью Филч, помня о милой и чудной ящерке и понимая, что не все взрослые адекватно воспринимают вмешательство сверхъестественных сил, пусть даже и сами маги, лишь развел руками, мол, добрые намерения и не такое могут. А уж если эти намерения несут дети, то тут, как говорится, без комментариев…

Приближалось Рождество. В середине декабря, проснувшись поутру, все обнаружили, что замок укрыт толстым слоем снега, а огромное озеро замерзло. В тот же день близнецы Уизли получили несколько штрафных очков за то, что заколдовали слепленные ими снежки и те начали летать за профессором Квирреллом, врезаясь ему в затылок. Те немногие совы, которым удалось в то утро пробиться сквозь снежную бурю, чтобы доставить почту в школу, были на грани смерти. И Хагриду пришлось основательно повозиться с ними, прежде чем они снова смогли летать.

Все школьники с нетерпением ждали каникул и уже не могли думать ни о чем другом. Может быть, потому что в школе было ужасно холодно и всем хотелось разъехаться по теплым уютным домам. И Гарри в том числе. Несмотря на то, что и в спальне, и в слизеринской уютной гостиной, и в Большом зале было тепло, потому что ревущее в каминах пламя не угасало ни на минуту. Зато продуваемые сквозняками коридоры обледенели, а окна в промерзших аудиториях дрожали и звенели под ударами ветра, грозя вот-вот вылететь.

Хуже всего ученикам приходилось на занятиях профессора Снейпа, которые проходили в подземелье. Вырывавшийся изо ртов пар белым облаком повисал в воздухе, а школьники, забыв об ожогах и прочих опасностях, старались находиться как можно ближе к бурлящим котлам, едва не прижимаясь к ним.

Когда неделю назад профессор МакГонагалл обошла все курсы, составляя список учеников, которые останутся на каникулы в школе, и с какого-то перепугу решила занести в этот список и Гарри Поттера, у мальчика чуть припадок не случился.

— Но, мэм, я очень хочу поехать домой на каникулы! — заикаясь от испуга, запротестовал Гарри.

— С какой стати, мистер Поттер? — поджала губки в утиную гузку Минерва. — Не говорите чепухи! Я прекрасно помню тех отвратительных магглов, на порог чьего дома мы вас доставили.

Гарри подозрительно прищурился и вежливо уточнил:

— То есть… Вы тоже были там, когда меня положили на порог?

— Конечно, мистер Поттер. Я тоже была там, так как Хагрид любезно сообщил мне, куда он собирается привезти вас.

Всё. МакГонагалл для Гарри ушла в глубокий минус. Вместе с Хагридом. И если ему в будущем придется стать инквизитором, то костерок для МакГонагалл он разведет в первую очередь, второй для Хагрида и третий для Дамблдора.

С трудом собрав себя в кучу, Гарри через силу, стараясь не нагрубить, попросил НЕ заносить его в свой чертов список, а отпустить на каникулы домой. Но упертая в своей праведности Минерва не поверила мальчику, она решила, что он просто из вежливости не решается попросить оставить его на каникулах в школе, и мягко принялась уверять его, что ему можно, что Рон с братьями тоже останутся в Хогвартсе, потому что их родители отправлялись в Румынию проведать своего второго сына Чарли.

Гарри подумал и, понимая, что ему, как маленькому мальчику, пока рано терять достоинство, сорвался в плач, затопал ногами и завопил, что ему срочно надо домой! Детский дискант противно ввинчивался в уши, и мадам профессор, имеющая анимагическую форму кошки, почувствовала себя жительницей многоквартирного дома, в который только что въехали новые жильцы и начали сверлить перфораторами и дрелями стены со всех сторон, снизу и сверху. Потрясенная и ничего не понимающая, она смотрела на мальчика и старалась удержаться от того, чтобы не заткнуть его насильно Силенцио. Их окружили дети, из углов неспешно подтянулись старшекурсники, Гарри вдохновенно истерил, старательно растрепывая нервы вредной преподше.

В конце концов Гарри наревел себе разрешение покинуть школу на Рождество. Узнав об этом, Дамбушка занервничал — он-то рассчитывал подарить Гарри мантию как раз на праздники… Ну, делать нечего, не заставлять же ребёнка против воли оставаться в Хогвартсе, пришлось Великому и Светлому поступиться своими Великими Планами и ОТДАТЬ мантию-невидимку просто так, а не презентовать, как самый-самый расчудесный подарок на Рождество.

В день отъезда Гарри вылез из постели и, собирая вещи для похода в душевую, обнаружил в изножье кровати незнакомый сверток, перевязанный грубой бечевкой, сверху, в перекрестье, была всунута записка. С вялым, полусонным любопытством Гарри вынул её и, развернув, прочитал:

Незадолго до своей смерти твой отец оставил эту вещь мне.

Пришло время вернуть её его сыну.

Используй её с умом.

Желаю тебе очень счастливого Рождества

В поисках подписи Гарри перевернул записку и посмотрел на обороте, но и там подписи не было. Полный подозрений, Гарри попятился и, выскочив из спальни как был в трусах, нервно заколотился в двери старших курсов. Наконец одна из них отворилась, в проеме показалось заспанное лицо Люциана.

— Люц! Там что-то террористическое пришло! — тоненько прокричал Гарри и протянул бумажку. — Вот смотри, оно без подписи!!!

Люциан Боул над маленьким не стал смеяться, а покорно накинул халат поверх пижамы и зашел в спальню первоклашек. Гарри тут же показал ему подозрительный пакет. Склонившись над кроватью, Люциан внимательно осмотрел «подарок», потом снова перечитал записку, сел на край кровати и вздохнул.

— Гарри, это почерк Дамблдора. Ради святого Эльма, скажи мне, что тебя так напугало?

— Но как же… Это почерк Дамблдора? — отчего-то занервничал Гарри. Забрал у Люца листок и присмотрелся к завитушкам. Смущенно пробормотал: — А, да, верно, почерк точно такой же, как в том письме…

Люциан откинулся назад и безмятежно вытянулся на гарриной постели. Сладко потянулся и спросил, протяжно зевая:

— Смотреть будешь, что там?

Гарри неуверенно кивнул и поднял сверточек, отметив, что он очень легкий, почти невесомый. И неторопливо развернул его. Нечто воздушное, серебристо-серое выпало из свертка и, шурша, мягко опустилось на пол, поблескивая складками. Люциан округлил глаза и тихо присвистнул:

— Ого, крутая вещь!..

— А что это?

Гарри подобрал с пола сияющую серебристую ткань. Она была очень странной на ощупь, как будто частично состояла из воды.

— Это мантия-невидимка, — пояснил Люц, садясь на кровати по-турецки. — Не сомневаюсь, что это она, попробуй сам.

Гарри набросил мантию на плечи.

— Это она, — кивнул Люц. — Посмотри вниз.

Гарри последовал его совету и не увидел собственных ног. Он молнией метнулся к зеркалу. Лицо его, разумеется, было на месте, но оно плавало в воздухе, поскольку тело полностью отсутствовало. Гарри натянул мантию на голову, и его отражение исчезло полностью. Люциан с доброй завистью в глазах прицокнул языком.

— Да, за такую удивительную вещь я бы отдал всё на свете, — признался он. — Всё что угодно. Эй, малёк, что с тобой?

— Ничего, — мотнул головой Гарри.

На самом деле он чувствовал себя очень странно. Он никак не мог понять свои ощущения и все время спрашивал себя, неужели она на самом деле принадлежала его отцу. Его отцу… У папы была волшебная мантия, под которой можно так хорошо спрятаться, а ещё лучше, под ней можно было скрыть от врагов маму и его. Но вместо этого…

Взгляд Гарри медленно переполз на записку, вернее на строчку: «Незадолго до своей смерти твой отец оставил эту вещь мне». Незадолго до своей смерти его вумный отец оставил эту вещь старому хрычу и бесславно погиб вместе с мамой. Гарри стало гадко, ощущение невообразимой мерзости окатило его с головы до ног, и он торопливо всунул мантию в руки Боула.

— Забери её себе, раз она тебе так нравится. Насовсем. Забери и уходи!

В последних словах Гарри прозвучала явная истерика, и Люциан, держа в руке скомканную тряпку, поспешно покинул комнату, не смея возражать. Кое-что он тоже понял — не дурак.

В глубине Запретного леса неспешно готовился к зиме молодой тролль по имени Каменок. Весь прошедший месяц он стаскивал к своему логову хворост и валежник, собирал и буреломники, сломанные бурями деревья, которые легко крошил в щепу благодаря своей немереной силище. Обосноваться Камешек решил в славной глубокой пещерке, неподалеку от Паучьей лощины. С провиантом ему помогал Триединый Зорик, верный пёс, такой же умный, как и Камешек: ловил ему оленей и кабанов, получая за это потроха с костями и вкуснющий кусок жареного мяса.

Они очень сдружились, молодые тролль и цербер, и своих друзей из Хогвартса они тоже не забывали. И временами наведывались на опушку леса. Сначала к замку выходил Троезор и громким лаем оповещал о себе. Гарри, Невилл и Захар, слыша отдаленный лай, тут же звали Рона с Драко и девочек и шли на прогулку. Потом под видом пикника отходили во-о-он на ту полянку за опушкой, и только их и видели. Исчезали до полных сумерек, потому что только после заката к ним мог подойти тролль и никак не раньше. Солнечный свет ведь губителен для них…

Камешек не умел разговаривать по-человечьи, но прекрасно понимал, что ему говорят дети. И эта престранная дружба длилась до самых рождественских каникул, на время которых им придется ненадолго расстаться. Но Камешек и Троезорик пообещали дождаться друзей.

Дома Гарри и Дадли ждал очаровательный сюрприз в лице… нет, не в лице, пожалуй, а в мордочках двух щеночков породы керн-терьеров. У мальчиков одинаково трогательно открылись рты и округлились глаза. Усатые пёсики, звонко тявкая и виляя хвостиками, колобками подкатились к ногам Гарри и Дадли и совершили жизнерадостную атаку на шнурки их зимних ботинок. Восхищенные ребята сели на пол и стали их ласкать, щенки суетливо метались, совершая сразу десять дел: пихались лапками, хватали за пальцы, жевали-кусали-лизали, сияли черными глазками, восторженно гавкали и беспрестанно виляли хвостами. Ну просто влюбиться, растечься сиропной лужицей и никогда не вставать!

Дадли, охваченный восторгом, кинулся к маме и принялся её душить, целовать и расспрашивать — откуда, зачем да почему? Поцелуи и объятия Петунья приняла с удовольствием, а вот при вопросах отчего-то покраснела и отвела глаза. Гарри понимающе хмыкнул и опустил голову, пряча улыбку. Всё просто, маме скучно дома без мальчиков и, как все нормальные взрослые, она нашла им сезонную замену. И пока сын с племянником в отъезде, Петунья может заботиться о четвероногих детках.

В общем, не зря Гарри себе разрешение нарёвывал, каникулы были воистину собачьими, в полном смысле этого слова. У Гарри и Дадли появились новые друзья, маленькие лохматые братишки по имени Фили и Кили. Керны — маленькие собачки, этакие гномики собачьего племени, а ребята увлекались книжными героями мира Толкина и очень любили бесславно погибших гномов, племянников Торина Дубощита. И без долгих колебаний назвали собачек в их честь.

Старик-сосед Тревис Диксон принял активное участие в воспитании двух четвероногих новобранцев. Строгий и невозмутимый скотч-терьер терпеливо сносил все щенячьи шалости, при этом бдительно следя за тем, чтобы с ними ничего плохого не случилось. Подзывал к себе басовитым лаем, когда на дороге появлялась машина, и отпускал их, как только она проедет.

Зимние каникулы, к сожалению, короткие, всего две недели. И мальчишки отрывались вовсю. Каждую свободную минуту взрослых они оборачивали себе на пользу. Ездили с ними на выставки и дневные сеансы в кинотеатры, даже в ботанический сад уговорили съездить. Облазили все доступные достопримечательности Лондона. Тауэр, Биг-Бэн, Лондонский глаз, Ньюгейт (снаружи), Вестминстерский дворец (внутри). Британский музей и Ридженс-парк… Как с цепи сорвались. Вернон с Петуньей только диву давались, не понимая, с чего у мальчишек такой повышенный интерес к знаниям. А хитрые пацаны знай пользовались каждым мигом, чтобы провести его с родными, зная, что скоро уедут снова и надолго, до пасхальных и летних каникул.

* * *

Северус, склонив голову, посвятил положенную минуту молчания памяти возлюбленной. По истечении сего долга он положил на могилу букет красных и желтых лилий, любимых цветов Лили Эванс. Вздохнув, Северус перевел взгляд с её имени на имя Джеймса и с удивлением осознал, что не чувствует былой ненависти к этому оленю Поттеру. Пришлось признать, что конец этой давней вражде положил Гарри, как две капли воды похожий на Лили в детстве.

Из печальных воспоминаний его вывели шаги кладбищенского сторожа, мистера Пибоди, который подошел и встал рядом, опираясь на лопату. Отдаленно чем-то походя на Филча, старик хмуро посмотрел на Снейпа и желчно осведомился:

— Тоже не с кем Рождество провести?

Северус молча мотнул головой, а старик проворчал тоном помягче:

— Шел бы ты в семью, сынок, им-то подавно всё равно уж…

— Нету у меня семьи… — глухо отозвался Северус. И кивнул на могилу. — Здесь она. Возможная.

— Понятно… — нахмурился Пибоди. — А ваш племянник с кем остался?

— К-какой племянник? — опешил Северус.

Старик прищурился:

— А разве вы не тот родственник, у которого ребёнок гостил в те праздники, когда его родители погибли? Это не вы в полицию обращались в поисках Поттеров?

Шарики снова завернулись за ролики, перегруженный в мгновение ока мозг буквально вскипел, вырываясь из ушей свистящим звоном. Кое-как собрав разбежавшиеся мысли, Северус потребовал объяснений. Одинокий и словоохотливый дедок, получив верного слушателя, около часа разливался соловьем о событиях десятилетней давности. Северус слушал и ничего не понимал. Как так? Он сам видел ребёнка в кроватке, когда сидел на полу и оплакивал Лили. Он до сих пор помнит, как малыш ревел.

А старик вдохновенно продолжал вещать:

— И ведь многие до сих пор спрашивают — а был ли мальчик? Об кого убился Неназываемый, если Гарри Поттер в то время гостил у родственников? А придурок тот, Сириус Блэк который? Какого рожна он ребёнка убивать полез??? Да если бы не Питер… мир его праху, кстати, если бы не он, то лежали б здесь все трое, всей семьей.

И старик скорбно поклонился могилке. Северус, думая, что ослышался, осторожно переспросил:

— Простите… вы сказали, что Сириус полез убивать ребёнка?

Пибоди почесал вислую щеку:

— Это мадам Батти видела. Вы лучше к ней сходите, она уж своими словами расскажет то, что видела лично, собственными глазами. Я-то что? Так… там слово, тут фраза, так и собираю сплетню по крохам…

Северус так и сделал, последовал совету мистера Пибоди. Охваченный неожиданной загадкой, он покинул кладбище и направился к Батильде Бэгшот. Прогулявшись по сонному городку, Северус неспешно дошел до нужного дома и, стараясь не смотреть на соседние развалины, постучался в пластинку дверным молоточком. Дверь открыла полная и в то же время сильно усохшая старуха, и Северус судорожно сглотнул, вспомнив, что она в его студенческие годы преподавала историю магии.

— Хе… гляди-ка, грашонок прилетел! — прохрипела старуха, подслеповато вглядываясь в лицо Снейпа выцветшими глазами. И посторонилась: — Заходи.

Северус, чувствуя себя неловким и нашкодившим студентиком, смущенно наклонил голову, проходя в дверь. В гостиной долго не мог умостить ставшие лишними и слишком длинными руки и ноги. Есть такое неудобное свойство у старых бывших учительниц, которых ты к тому же не видел несколько десятков лет…

После получаса молчаливого и натянутого чаепития Северус, наконец, осмелился на вопрос:

— Вы не расскажете, что произошло в ночь гибели Поттеров? Мне сказали, что вы видели, как Сириус полез убивать ребёнка.

— А што, и рашшкажу… — зашамкала древняя бабуля.

Уже десять лет назад Батильде было хорошо за сто восемьдесят и, как все пожилые люди, она страдала бессонницей. Вот и в ту роковую ночь она не спала, а сидела на кухне со старой домовушкой и кошками, гоняла чаи и раскладывала разные пасьянсы. В самую полночь она собралась на боковую и отправила спать Дебби. Погасила свет и в тот же миг услышала за окном снаружи хлопок трансгрессии. Любопытство живо с человеком до самого последнего его часа, и Батти не была исключением. Присев у окна, она с интересом смотрела, как к соседям Поттерам вежливо постучался мистер Реддл. Дверь ему открыл Джим и спокойно впустил. Несколько минут всё было спокойно, а потом с неба рухнул мотоцикл, с него спрыгнул молодой человек и бросился в дом. А секунду спустя вон в тех кустах как из-под земли вырос ещё один человек, полненький такой, и кинулся за первым. Вот тогда-то в доме и началась чехарда — засверкали и засвистели вспышки проклятий, туда-сюда с визгом летали красные и белые молнии и, что самое страшное, бесшумно блеснула одна зеленая, самая жуткая молния — Авада…

Пока она соображала, куда и к кому обратиться за помощью и кого на эту самую помощь позвать, бой закончился так же внезапно, как и начался. Затем прогремел взрыв в дальней стороне дома, вылетели окна и двери, следом за входной дверью из дома выскочил Сириус Блэк и, сев на мотоцикл, рванул прочь. За ним, что-то крича, выбежал толстяк.

Остаток ночи до утра и весь последующий день до ночи Батильда провела как на иголках. Гарри она забрала к себе сразу же после того, как прекратился наплыв посетителей.

— В раскуроченный дом заглянули вы, Северус, и почти сразу ушли, через час с лишним на минуту заглянул Дамблдор, вот его действия… вернее, бездействия я не понимаю, он же ничего не сделал. Потом на мотоцикле Сириуса вернулся толстячок, назвался Питером. Он и предложил мне забрать Гарри, пока маггловская полиция не нагрянула. В течение этого ненормального дня, я слышала, народ праздновал падение Того-самого. А ночью опять начались странности. В синем сполохе одноразового портала появился верзила, известный всем как Хагрид, он огляделся и крикнул: «Сириус!», и тут мой гость, толстяк Питер, забрал Гарри и вынес ему, и знаете, личину Сириуса на себя навел, да так мастерски, что тот дуболом ничего и не понял! Хагрид забрал ребёнка и уехал на мотоцикле, который ему «Сириус» одолжил. Вот такие дела, грачонок.

Северус растерянно уставился в стену — это что же получается, Питер жив? И кто на самом деле хотел убить Гарри Поттера? Что за бред он только что услышал???

* * *

Основу зеркала составляет обычное стекло и отражающий слой, непроницаемый для солнечных лучей. От второго зависит качество производимого зеркала. Современные технологии предусматривают изготовление отражающей основы:

Из серебра — поверх металлического раствора наносится защитный лак, слой меди и склеивающий состав. Таким образом зеркала предохраняются от проникновения влаги.

И несмотря на вполне бытовое происхождение простого зеркала, с ним связано достаточно много мистических историй и легенд. Вот некоторые из них:

Магическая сила зеркал известна с незапамятных времен. Их применяли для различных гаданий, этим волшебным инструментом пользовались маги, прорицатели, целители и даже знаменитые художники. Доподлинно известно, что великий Нострадамус применял вращающиеся зеркала для получения информации и зрительных картинок будущего. Зеркалами лечили многие болезни, так как считалось, что они могут забрать на себя любой недуг. Знаменитый Парацельс по запотевшему от дыхания зеркалу мог поставить абсолютно точный диагноз. При этом он входил с ним в контакт, уговаривая его «забрать с собой» заболевание. И многие после этого излечивались!

Но были и Темные зеркала, использующиеся в черной магии.

К их когорте относилось и Зеркало гоблинов. С его помощью зеленорожие троглодиты — по выражению дяди Вернона — узнавали самые потаённые, самые-пресамые корыстные желания и цели человека. Хозяин зеркала, гоблин, виртуозно прятался где-нибудь, бывало, что и в самом зеркале или его раме, в причудливых завитушках и резьбе, и подглядывал за тайными мечтами богача или бедняка. Услугами Зеркала порой пользовались лепреконы, с его помощью они наводили морок на какого-либо простачка и, обдурив его фальшивым золотом, уносились прочь, унося с собой доверие и доброту, так лепреконы крали человеческое счастье, его эмоции и всё, что было в нем хорошего. Мелкие подобия дементоров, ага. Дементоры и смертофалды хотя бы охотятся честно, сами и никого не обманывая.

Каким макаром директор Дамблдор раздобыл Зеркало гоблинов, Роулинг не сообщала, оно в её повести просто появилось в заброшенном классе. Я же предположу, что гоблинское зеркальце дедушка достал у самих гоблинов для каких-то своих мутных целей. Сам Дамбушка утверждает, что хотел с его помощью припрятать некий предмет, но как следует из характеристики зеркала — Зеркало Еиналеж магическое, которое показывает самое глубокое и отчаянное желание того, кто в него смотрит. Его название является словом «желание», написанным задом наперёд, как будто его отразили в зеркале.

На зеркале вырезана надпись: Ацдрес огеовт еиналеж аоцилё овтеню авыза копя. Если прочитать её задом наперёд, получится: «Я показываю не твоё лицо, а желание твоего сердца». Зеркало Еиналеж не даёт ни знаний, ни правды. Самый счастливый человек в мире может использовать его как обычное зеркало, потому что видит себя в нём таким, какой он есть. Кроме своей основной функции, Зеркало Еиналеж может отражать направленные в него заклинания. Становится очевидно, что функции волшебного сейфа оно не имеет. Да и само местоположение зеркала вызывает сомнения и вопросы: если дедок собирался использовать его в качестве хранилища, то какого лешего оно оказалось в общедоступном месте?

Первым на Зеркало наткнулся Рон. Бродя по безлюдным коридорам замка и отчаянно скучая от безделья, рыжий мальчишка от нечего делать распахивал все попадающиеся по пути двери и с вялым интересом заглядывал за них. В одном из классов он и обнаружил его. У стен громоздились поставленные одна на другую парты, посреди комнаты лежала перевернутая корзина для бумаг. А вот к противоположной стене был прислонен предмет, выглядевший абсолютно чужеродным в этой комнате. Казалось, его поставили сюда просто для того, чтобы он не мешался в другом месте. Это было красивое зеркало, высотой до потолка, в золотой раме, украшенной орнаментом. Зеркало стояло на подставках, похожих на две ноги с впившимися в пол длинными когтями. На верхней части рамы была выгравирована надпись, которую Рон не понял ни на йоту, зато отражение…

Открыв рот, он тупо созерцал себя-взрослого с кучей медалей на груди. Студент-отличник, староста факультета, староста школы… Что за бред? Рон попятился и, резко развернувшись так, что крыса Короста не удержалась на его плече и с писком свалилась, не обратив на неё внимания, выбежал из класса.

Братьев он долго уговаривал пойти с ним посмотреть на странное зеркало. А когда он, наконец, привел их в заброшенный класс, то вместо зеркала оказалась пустая рама, а его осколки лежали на полу. Кто-то разбил зеркало. Свидетелей сего вандализма не было, ведь не считать же за неё серую крысу, забытую Роном на полу комнаты?

На восточной окраине Литтл Уингинга стоял дом. Он был сложен из «вильгельмовых» серых камней и имел четыре этажа. Когда-то, в незапамятные времена, возможно, даже со времен того самого Вильгельма, он был помещичьим особняком. Помещика звали мистер Гордон, и он был дальним родственником герцога Редлинга.

Обстоятельства в семье Гордона сложились так, что из-за ряда семейных неприятностей ему пришлось продать дом и лошадей и вывезти приболевшую жену и маленьких детей в южные страны. Земля была хорошая, местоположение ещё лучше, и за четыре столетия дом сменил немало хозяев. Особенно часто они сменялись в начале двадцатого века. Чем только не служил старый особняк! И генеральным штабом, и складом, и школой, и даже церковью побывал какое-то время.

Сейчас и последние полвека дом на Сонной улице выполнял функции последнего приюта для пожилых людей. Дом престарелых. Цокольный этаж его был отведен под склад и бойлерную с прачечной, первый этаж — под подсобные хозяйства, а прочие три этажа стали жилыми комнатами для постояльцев и персонала. Вокруг дома разбит прогулочный парк, в нем удобные дорожки и уютные скамеечки, с красивыми клумбами и вазонами. В них высажены скромные и неприхотливые цветики — ромашки, маргаритки, ноготки, крошечные гвоздички… За ними любовно ухаживают старушки, у которых больше не осталось в жизни радостей, кроме как поливать и пропалывать цветочки и ласкать мурлыкающих на их артритных коленях всё понимающих кошечек и котиков.

Детей Литтл Уингинга возрастом от десяти и до двенадцати подрядили устроить вечер самодеятельности для стариков. Они должны были спеть Рождественский гимн по школьной воскресно-церковной программе и исполнить что-то из своего репертуара, показать свои таланты.

Гарри и Дадли посовещались и решили представить свой собственный номер: показать легкие фокусы, причем толстенький Дадли будет в костюме клоуна, а Гарри в черном плащике, цилиндре и с тросточкой изобразит мага-иллюзиониста. Вернон и Петунья план мальчиков одобрили и тут же воплотили их мечты насчет костюмов.

Четырехмесячная разлука с мальчиками сделала Петунью необычайно покладистой, для Дадли и Гарри она стала просто лапушкой и милой мамочкой. Оно и понятно, поскучав столько времени в тихом и страшно опустевшем доме, Петунья к декабрю уже прямо на стенку лезла. А добрые кумушки-подружки, все как одна, советовали завести кошку или собачку, говорили — поможет. Что ж, совету Петунья последовала, и последний месяц её одиночество скрашивали два веселых пёсика. Вернон, что интересно, не протестовал, он понял супругу, понял её одиночество, будучи целыми днями на работе в окружении сотрудников и подчиненных.

Плащ для Гарри Петунья перешила из своего старого вечернего платья, цилиндр достался от выходного костюма Дадли, тросточку кузен пожертвовал свою, ту самую, фирменную — смелтинговскую. Костюм для клоуна может быть любым, главное, посмешнее накраситься.

И вот стоят на невысокой сценке пара маленьких фокусников — Великий иллюзионист Гарри Поттер и его помощник, уютный и пухленький пирожочек Дадлик Дурслик!

Сценка, должна повторить, была самодельной, сколоченной персоналом из низеньких лавок и досок, освещение, соответственно, было подручным, и маленькие артисты отлично видели «зрительный зал», тогда как настоящая театральная сцена освещена огнями рампы и прожекторами, и зал, таким образом, скрывается в темноте. На настоящей сцене актеры зрителей не видят. Так мне говорили те, кто выступал в клубе.

Сперва распорядители, чтобы растормошить заробевших детей, поиграли в загадки. Потом раздухарился и осмелел Дэйви Гордон и тоненьким дискантом рассказал стишок собственного сочинения. После чего и прочие дети расхрабрились и, выслушав похвалы первым участникам, с радостью включились в коллектив, начав свои импровизации и номера.

Во время выступления Гарри очень старался не отвлекаться, но, бросая взгляды в зал, он постоянно спотыкался на старике, сидевшем в первых рядах среди инвалидов-колясочников. Старик был просто до ужаса похож на профессора Снейпа — такой же нос, глаза и брови, только волосы седые и коротко стриженые…

Показывая простенькие шуточные фокусы с убегающими ботиночками, бесконечными веревочками и дрессированными пуговичками, Гарри едва дождался конца номера, а когда он закончился, бросился в пятый ряд стульев, где в середине сидела Петунья с подругами.

— Тётя Петунья, а там какой-то мистер сидит, на профессора Снейпа похож.

— Ты о чем, Гарри? — не поняла тётя. Мальчик схватил её за руку и подтащил к инвалидным коляскам. Поставил перед странным дедом, как перед фактом. Петунья всмотрелась в лицо старика и, вскрикнув, нагнулась к нему, взволнованно взяв за плечи:

— Дядя Тоби!

Старик с вежливым интересом посмотрел на неё, явно не узнавая. Петунью это испугало, и она затормошила его, бессвязно восклицая:

— Дядюшка Тоби, да как же так? Это же я, Петунья, соседка ваша. А ваш сын… Это Северус вас сюда поместил?

— Северус?.. — напряженно переспросил старик, морща лоб и, видимо, что-то припоминая.

Вокруг гомонил народ, кучковались родственники, некоторые заново знакомили своих родителей, страдающих альцгеймером и склерозом, с их внуками. Кричали в уши глухим, помогали нащупать внука слепым. И никому не было дела до растерянной Петуньи с двумя мальчиками и старого беспамятного инвалида в коляске. Но был бдительный персонал, и на помощь к ним пришел дюжий санитар, заметивший повышенный интерес к безымянному Джону Доу. Подойдя, он мягко обратился к Петунье:

— Вы его знаете, мадам?

Петунья выпрямилась и облегченно закивала, санитар, на бейджике которого было написано «Морган», взял коляску за ручки и, развернув, покатил к выходу. Петунья с мальчиками двинулись следом.

История Джона Доу оказалась такой же, как и сотни историй похожих на него бездомных людей. Старика сняли с поезда пятнадцать лет назад, избитого и беспамятного, с пустыми карманами рваного пиджака. На бродягу он не был похож, чистый, ухоженный и гладковыбритый. Поэтому первое время пытались найти его родственников, разместили его изображения в газетах, показали по телевидению, объявили по радио, во всех подробностях описав его внешность… Всё было напрасно, его никто не искал, никто не обратился в полицию с воплем: «найдите дядю-деда-папу!»

Сама Петунья со смущением припомнила, что примерно в те годы она переезжала с молодым мужем на новое место и никаких новостей не слушала, не читала и не смотрела. Да и сложно это сделать на дорогах в грузовиках среди мебели, тюков и коробок. Газеты она видела только тогда, когда разворачивала бутерброды на привалах. Потом Петунья ужаснулась, сообразив, что Северусу в то время было всего шестнадцать лет. По её подсчетам выходило, что Тобиас Снейп пропал сразу после похорон Эйлин.

Додумавшись до этого ужаса, бедная Петунья на автомате впала в истерику и по инерции разрыдалась, причитая, что она понятия не имеет, как найти Северуса и связаться с ним! Крайне озадаченный Гарри подергал рыдающую тётю за рукав кофточки:

— Тётя, а, тётя, а как же мой профессор? Он не Северус Снейп?

Задохнувшись, Петунья дико уставилась на Гарри, потом ахнула, схватила его и, крепко прижав к себе, расплакалась пуще прежнего, целуя мальчика в щечки и называя его ангелочком. Бывает так, сгоряча да с панталыку…

Приехав домой и несколько успокоившись, Петунья села писать письмо Северусу, которое Гарри пообещал лично передать прямо в руки. Сова тут не пригодилась, ведь Гарри сам собирался уезжать через пару дней — заканчивались каникулы. Да и стремновато было доверять столь важное послание какой-то птице.

Вот и снова Хогвартс и второй семестр.

Приехали, как всегда, к вечеру. Наученные случайным и горьким опытом старшекурсники сами позаботились о младших. Выстроились в шеренгу вдоль всей тропы и, освещая её Люмосами, препроводили детей до саней с белыми конями, кои должны были перевезти студентов до школы. К Гарри в сани подсел Люциан Боул и шепнул ему по секрету:

— Я ту вещь своему отцу в Отдел Тайн передал, на ней очень много лишнего понавешано — следилки, ограничители разные, маячки, которые должны выдать того, кто под ней прячется… Папа сказал, что она не соответствует своему названию и назначению, как раз наоборот, действует по принципу — смотрите, я здесь!

Гарри понял и забеспокоился за хорошего человека:

— Люц, а она твоему папе не повредит?

На что Люц хладнокровно заметил:

— О, не волнуйся, Гарри, мой папа сам кому хочешь навредит. Он — невыразимец. Ему сам Мерлин не указ.

У Люца же Гарри вызнал, где находятся покои профессора Снейпа, мол, письмо ему надо передать. Люц рассказал, как к нему пройти. Вздохнул.

— Хороший он человек, Гарри. Ты правильно делаешь, что тормошишь его, не даешь ему расслабиться. Не хотел бы я осиротеть так же, как профессор…

— А как он осиротел? — осторожно спросил Гарри.

— Ему, как и мне сейчас, шестнадцать было, когда из дома прислали весточку о смерти его матери. Это зимой случилось, в середине второго семестра, и МакГонагалл, папа говорил, едва-едва его отпустила, не любит она слизеринцев. На похороны он съездил, конечно, и с отцом разругался в дым за то, что тот напился. Он подросток был тогда, профессор-то, пылкий, страстный, полный максимализма… это опять папа говорил. А летом с Эванс рассорился, та его как-то подставила. Тут мой папа обычно кулаком по столу грохает и кричит, что у Севки совсем мозги поехали и что от баб точно всё зло! Короче, приехал он домой и уткнулся носом в опечатанную дверь. Соседей вокруг — ноль, тот район сносить собирались, и все были расселены. Ну, фабрика закрылась, конечно, а вот дома так и остались… пустостроем. Его отец сгинул в неизвестном направлении, сам Северус стал практически бомжем, два месяца до школы на улице жил. Когда вернулся, его прямо не узнали: худой, жилистый, злой, как дракон, на всех рычит, только что огнем не плюется. Думаю, сам Мерлин не в курсе, что он тогда пережил и от чего сломался… Черную метку, говорят, он потому и принял, что жить ему незачем стало. Мама умерла, папа пропал без вести, дом забрали… есть от чего впасть в отчаяние.

Гарри с трудом проглотил огромный ком в горле — ой, как профессора жаль… Понятно, что он не мог в полицию обратиться, раз бомжевал и газет не читал, а если и читал, то что он мог, бездомный мальчишка, который сам от полиции да от приютов прятался. Интересно, а сейчас он про отца знает? Гарри прижал руку к груди, где за пазухой было надежно спрятано письмо от тёти.

Приехали, выгрузились, выпустили из клеток и переносок своих питомцев. Тортик Гарри тоже усвистела куда-то, прошипев на прощанье что-то привычно-ругательное. Потом ребята были долго заняты тем, что искали друзей со старших курсов и других факультетов, спеша поделиться новостями и впечатлениями от каникул и праздников. Потом надо разобрать вещи в чемоданах и разложить-расставить их по местам, затем последовала ещё одна задержка в виде ужина, от которого никто не мог отказаться, так как все проголодались за прошедший день.

К Снейпу Гарри смог вырваться только перед самым отбоем, когда Драко угомонился и отстал от него с историями о праздниках. Помедитировав и убедив себя, что гонцов не убивают, Гарри набрался побольше храбрости и вышел в коридор.

Дверь в апартаменты профессора ничем не отличалась от ряда других таких же дверей по коридору, но тем не менее она была самой страшной и значительной. Ведь за ней скрывался строгий профессор. Гарри сглотнул, спрашивая себя, а когда это он стал бояться профессора Снейпа? Повспоминал его больную ногу и рассказы о маме и, приободрившись, храбро постучался, запоздало припомнив, что гонцов с дурными вестями как раз пристреливали. Но ведь у него хорошие вести, правда? Живой папа и всё такое…

Черная дверь открылась, и из черного мрака в черном же проеме выступил профессор в черной мантии. Черные глаза тоннелями вонзились в маленькое перепуганное сердечко. Гарри опять сглотнул и сдавленно проговорил:

— Здравствуйте, сэр. Вам моя тётя Петунья просила передать письмо.

Северус молча посторонился, и Гарри пришлось войти в логово дракона. В гостиной было темно, лишь свеча горела в подсвечнике в руке профессора. Тьма и зловещее молчание заставили Гарри подпрыгнуть, когда Северус заговорил:

— А письмо вашей тёти не могло подождать до утра?

— Нет, сэр, эту весть вы должны были узнать ещё два дня назад.

И Гарри протянул Северусу сложенный вчетверо лист бумаги. Тот нехотя взял его, отошел к столу, поставил свечку и сел на стул. Гарри, видя, что профессор читает, счел за лучшее слинять отсюда, что и проделал, тихонько выскользнув в приоткрытую дверь.

«Дорогой Северус!

Сегодня в доме престарелых на Сонной улице мой племянник Гарри увидел человека, как две капли воды похожего на тебя. Сама я лично узнала в нем Тобиаса Снейпа, пропавшего пятнадцать лет назад.

Это мое третье письмо, так как первые два были написаны в спешке и на эмоциях. За эти два дня, что остались до отъезда племянника, мы с Верноном узнали очень многое. Мы послали запрос в мэрию в городе Коукворте, полиция, узнав причины запроса, подняла все архивы. В тех подшивках старых материалов мы узнали следующие подробности.

Было такое нераскрытое дело. Закодированное как "Аристократический мор". По всей Великобритании в короткий промежуток времени таинственным образом скончались члены Парламента, состоящие сплошь из элиты, лорды и графы, члены Палаты Лордов. Всё выглядело вполне обыденно — все умерли по причине каких-либо болезней. Но полицейских крайне озадачила статистика смертей — они произошли практически в одно время. В совершенно разных, не зависящих друг от друга протоколах сообщались одни и те же факты, и все они сводились к тому, что люди умерли насильственной смертью. Была даже версия о бактериологическом оружии, которое и вызвало тот общий мор, приведший к массовой гибели аристократов.

Но это дело, повторяю, осталось нераскрытым, и кто стоит за всем этим, неизвестно до сих пор.

Твой отец помнит, что сперва его просили уехать из Коукворта, но когда он послал всех к чертям, за него взялись всерьез. В одну из ночей после похорон Эйлин к нему в дом вломились неизвестные личности, все были в плащах и белых масках. Как те странные рыцари какой-то Вальпурги, о которых мне на каникулах рассказывала Лили, когда училась на последних курсах. Сам Тоби вспомнил, что один из клоунов сильно горбился и клацал деревянной ногой, а ещё один сильно вонял псиной. Это единственные приметы, которые он смог рассказать полиции. Но за давностью лет вряд ли это теперь поможет…»

«О нет, поможет», — хмуро возразил Северус письму. Горбун на деревяшке — это стопроцентно Грюм, а воняющий псиной — красавчик Дож: все переболевшие в детстве драконьей оспой потом всю жизнь воняют мокрой псиной. Снейп снова погрузился в чтение.

«Как бы там ни было, связаны ли смерти аристократов с похищением Тобиаса, покажет время и новые дела, которые откроют наши доблестные стражи порядка. Главное то, что Тобиас, твой папа, жив и находится в Литтл Уингинге на Сонной улице в доме престарелых!

Дорогой, милый Северус, я так рада за тебя! И рада, что Гарри такой внимательный и умненький мальчик, это ведь он увидел Тобиаса и поразился его сходству с тобой.

Северус, пожалуйста, напиши мне, что ты будешь делать дальше и приедешь ли ты за отцом!

Если чего надумаешь, спроси наш адрес у Гарри.

С уважением, Петунья»

Северус отрешенно уставился в темную стену — папа жив. И осчастливил его этим мальчишка Поттер. Маленькая копия, реинкарнация Лили… Не иначе это мать завещала сыну приносить счастье вместо себя. При этой мысли Северус слабо улыбнулся.

Гарри Поттер пришел в школу не просто учиться, он несет с собой пламя Истины. Правду, которая всех вытащит на поверхность. Точно так же, как он отпустил на волю смертоносного цербера и тупого тролля, явив миру их истинную и совершенно безобидную сущность. И пусть пока об этом знает только он, ничего… В будущем об этом узнают все!

Открывши дар в тиши словесных форм,

Ты не спеши, остановись, подумай,

В тебе кипит непостоянства шторм,

И потому спешить не надо, думай

Кому и что ты хочешь доказать,

Куда стремишься и чего желаешь,

И надо ль что-то где-то подсказать,

Иль на костре ты завтра запылаешь.

Запомни миг, когда взорвался мир,

Когда ты понял, что стало доступно,

Запомни, впрочем, ты не бог-кумир,

И быть им для тебя всегда преступно.

Примечания:

Стихи Владарга Д. С. "Дар"

В Литтл Уингинг Северус смог вырваться только на выходные. И то с предельными предосторожностями. Подозревая за собой слежку от Дамба, он сперва трансгрессировал в пяток разных мест, задерживаясь в каждом на час-полтора. Наконец в последнем пивном баре он привязал к трубе зачарованный платок и уехал по-маггловски, никаких магических следов не оставив.

Последние несколько лет Северус старательно пудрил Дамблдору мозги, притворяясь запойным пьяницей. Так что Наземникус Флетчер, ничего не заподозрив, доложился Дамбу, что Снейп остановился в баре и, судя по всему, собрался там квасить все выходные. Дамбушка довольно покивал, расслабляясь — всё хорошо, пусть мальчик напивается, пусть заливает свое горе. Тем крепче и легче его потом можно за жабры ухватить помимо Азкабана…

А Северус, сбросив все хвосты, с автобуса пересел на поезд и спокойно доехал до Лондона, а оттуда и до городка, адрес которого ему сообщил Гарри. Сонная улица встретила его тишиной и бесснежным морозом, тихо хрустел под ногами тонкий лед, глазурью покрывающий мостовую, поскрипывали от холода голые деревья. Серый четырехэтажный дом довикторианского стиля, со следами былого величия, круглый подъезд к мраморной лестнице, широкий ажурный бельведер на куполе крыши. Красивый и очень старый дом. Вестибюль-холл, стойка администратора. У служащего за ней вытягивается лицо при виде Северуса и он поспешно хватается за телефонную трубку. Заполошно кричит в неё:

— Дэн! Тут к твоему… Доусону.

Очевидно, у служащего язык не повернулся назвать подопечного Дэна бездомным. Северус ощутил благодарное тепло где-то глубоко в груди — как бы ни жил его отец последние годы, его любили и даже уважали. Вон как человек за него радуется. Дэн Морган вскоре вышел к нему и хмуро оглядел блудного сына. Процедил сквозь зубы:

— Манчестер не так далеко от Суррея. Где вы шлялись?

Совершенно неожиданно Северуса охватила обида, да такая, что у него аж горло перехватило и воздух намертво застрял в глотке. Видимо, эта обида как-то отразилась на его лице или проявилась в глазах, потому что Морган вдруг смягчился и повел рукой в приглашающем жесте.

— Ну хорошо, идемте.

Джон Доу — Тобиас Снейп жил на втором этаже в угловой двухместной комнате. Его сосед уполз на процедуры, так что встреча отца и сына прошла наедине. Увидев сына, Тобиас молча поднялся с кровати и шагнул навстречу, протягивая руки, так же молча к отцу шагнул и Северус. Слова тут были не нужны. Крепко обнявшись, они долго стояли неподвижно, ощущая тепло тел друг друга и переживая этот очень волнующий момент — невозможную, невероятную по всей возможности встречу после долгой, очень долгой разлуки.

И в этот миг Северус, как никто, понимал страстную ненависть святейших инквизиторов ко всем злобным колдунам. Он сам был готов стать беспощадным и безжалостным палачом Торквемадой.

Потом они долго сидели вместе на кровати и тихо переговаривались, делясь своими историями о жизни. Временами Северус бросал взгляды на кресло-каталку, стоявшее тут же, возле кровати, наконец любопытство пересилило терпение, и он кивнул на него:

— Твое?

— Да, — кивнул Тобиас. — Ноги у меня порой отказывают, подгибаются. Так что на дальние расстояния я предпочитаю ездить.

Помолчали. Потом Тобиас спросил негромко, угрюмо глядя в пол:

— Зачем им понадобилось убивать Эйлин?

— А маму… убили? — задохнулся Северус.

Тоби исподлобья глянул на сына.

— А ты как думаешь? Или это обычное дело у вас, когда сильная потомственная ведьма от чахотки сохнет? Не смеши мои… шлепанцы, их в гроб не положат. Наведенным проклятием Эйлин свалили. Ты-то сопляк был, в школе учился, а я месяцами смотрел, как она от боли загибается, порчу от себя и от своей семьи отводит. Всю дрянь, на меня летящую, на себя перехватывала. Думаешь, я зачем напился? А затем, чтоб с ума не сойти от жуткой правды и спиртом ту заразу с себя очистить.

А потом эти… клоуны. Увидели, что я никак не поддаюсь, и решили точно и наверняка прикопать чересчур живучего маггла, так вы нас называете?..

Потрясенный Северус только и смог, что кивнуть. Тобиас вздохнул и продолжил:

— Я последним словам умирающей Эйлин поначалу не придал особого значения. Попросту говоря, я от них отмахнулся, бравировал потому что, храбрился, дурак наивный… полагал, ну чем я-то им мешаю? А оказалось — очень даже мешаю. Это я уж потом понял: все твои ровесники — сирота на сироте. Вот и тебя хотели того… осиротить.

— А что… мама сказала?.. — прошептал Северус.

— Ну, — задумался Тобиас. — Бессвязные слова, на мой взгляд, и ко мне они никаким боком не относятся вроде. «Это заговор, понимаю, но ради общего блага… никто не поймет… на темного лорда… священные двадцать восемь», вот такие слова, Северус, и я, упаси бог, не понимаю, что они значат. Так или иначе, но мне пришлось бежать, пока они меня не прикончили. Ну, а ограбление в подворотне я воспринял, как дар небес, оно и подсказало мне, как дальше действовать. Ведь в больницу я угодил с крупной такой амнезией, к счастью, временной, потом-то я всё вспомнил. Ну, а вспомнив, понял, что это и есть выход. Безмозглым идиотом притвориться проще простого, главное, сыграть как можно правдоподобнее. Так и не стал говорить врачам, что память вернулась. Лучше быть живым дураком, чем умным трупом. Прости меня, сын.

Северус вместо ответа сгреб отца в охапку, искренне радуясь его находчивости — провести всесильных колдунов, как сосунков, вокруг пальца, да он просто умница! О чем он и сообщил:

— Я горжусь тобой, папа, ты молодец! Я ведь тоже не пропал, у друга то лето провел, да и последующие годы тоже у него гостил-проживал, пока на ноги покрепче не встал.

Тобиас тоже обнял Северуса, глубоко вздохнув:

— Знаю, что ты не пропал… я ведь приходил на вокзал Кингс Кросс и из-за колонн наблюдал за тобой, как ты уезжаешь-приезжаешь. И как тебя встречал твой друг. За это я тоже прошу прощения, что не показался тебе раньше, просто не хотел рисковать той малой толикой безопасности.

Северус молча кивнул и благодарно потерся носом об отцовское плечо. Придется и дальше какое-то время скрываться, пока он не разберется с одним мудозвоном шмеленосцем. Из тех обрывочных слов, которые умирающая мама попыталась передать отцу перед смертью, он без труда сложил целую фразу: «Это заговор, понимаю, но ради общего блага смерть аристократа — это такая малость. Никто ничего не поймет и подумают на Темного Лорда, как на блюстителя чистокровности. И священные двадцать восемь нам не помеха».

Перед внутренним взором Северуса как наяву встали заученные намертво имена из списка всех двадцати восьми священных фамилий. От первой и до последней буквы алфавита:

Абботы, Бёрки, Блэки, Брустверы, Булстроуды, Гринграссы, Долгопупсы, Краучи, Кэрроу, Лестрейнджи, Макмилланы, Малфои, Мраксы, Нотты, Олливандеры, Паркинсоны, Пруэтты, Розье, Роули, Селвины, Слизнорты, Трэверсы, Уизли, Флинты, Фоули, Шафики, Эйвери и Яксли.

Помнится ещё, что в свое время тот справочник вызвал сильнейший общественный резонанс. Некоторые семьи возмущались тем, что не были включены в список, некоторые наоборот — что входили в его состав. Ко второму типу, например, относились Уизли. Они считали магглов интересными, трудолюбивыми личностями и гордились дружбой с ними. Чистокровные и им сочувствующие осудили такие публичные протесты и прозвали их «предателями крови».

Так или иначе, после выхода справочника история не стояла на месте. Например, в результате Второй магической войны многие представители чистокровных семей погибли или попали в Азкабан, некоторые династии пресеклись: Блэки, Лестрейнджи, Краучи…

Продолжая обнимать отца, Северус глухо проговорил ему в плечо:

— Я тебя домой заберу, пап. Сразу же, как разберусь со всеми…

— Будь осторожен, — шепнул Тобиас.

— Я всегда осторожен, — усмехнулся Северус. — Мудозвон бородатый до сих пор не подозревает, что все эти годы я жил у Филча. Это его сын меня встречал-провожал на вокзале, он таксистом работает.

Отец тихо засмеялся, тепло прижимая к себе сына. Всё же свиделись, благодаря одному славному мальчику, а дальше им теперь уже ничего не страшно, вместе они всё преодолеют.

* * *

Полз тихий и вдумчивый семестр, по-разному воздействуя на все семь курсов волшебной школы. Пятые и седьмые курсы трясло в экзаменационной лихорадке. Вторые ломало и корежило от неопределенности — бедные второклашки никак не могли определиться с выбором предметов для третьего курса, а сами третьекурсники в ужасе хватались за головы от кошмарных Рун, цифр, карт Таро и фантастических тварей, да ещё и маггловедение, мать его за ногу! И только первые, четвертые и шестые спокойно учились, не заморачиваясь на посторонние проблемы. Первые по неопытности, а остальные просто разобрались, влились в школьную рутину и привыкли.

Потеря Пушка, тролля и Зеркала заставила Дамбушку пересмотреть свои планы. Подземная полоса препятствий стала просто не нужной. Философский камень не в чем стало прятать. И Дамбуля довел свой бедный мозг до кипения, пытаясь придумать, куда положить чертов камень, какую ловушку для него сочинить и как в эту ловушку заманить Волдью-морду и Гарри Поттера.

Может, что-то придумать с Хагридом и его драконом? Но в том-то и закавыка, что Гарри с Хагридом НЕ подружились, и мальчик вряд ли кинется выручать великана. Натравить Квиррелла на единорогов? А с какой отработкой Гарри в лес запустить? Ладно, потом придумаем, а пока…

Дамблдор потер ручки, подошел к шкафу и, открыв дверцу, достал куколку, наряженную в фиолетовые тюрбанчик и мантию. Колдовство Вуду Дамбик практиковал чуть ли не с пеленок — это был очень удобный раздел магии. Кукольными марионетками так легко управлять…

Из ящика стола вынул шелковый мешочек, развязал то-о-оненький шнурочек и раздвинул горловину, внутри был мелкий-мелкий перламутровый порошочек — тертый рог единорога. Легчайшая невесомая пыль налипла на палец, а потом так же послушно осыпалась на куколку. Одно подкрепляющее заклинание, и дело сделано! Одержимый Квиррелл охвачен жаждой убийства единорогов. Дамбушка довольно погладил бороду — посмотрим, что из этого выйдет…

Мы тоже посмотрим, прямо сейчас.

Через час после отбоя, как раз тогда, когда волшебная пыль впиталась в мантию марионетки, Квиррелл ощутил неодолимое стремление пойти в лес и испить — простите, что? — единорожью кровь. Но это, извините, нельзя! Ноги, вы куда, стойте!!! Но сопротивляйся не сопротивляйся, а странно самостоятельные ноги непреклонно вынесли тело из кабинета. Темная сущность, сидящая в затылочке, нервно заворочалась, чувствуя, что Квиринус сам над собой не властен, и попытался перехватить контроль над телом. Но магия Вуду такая коварная и до конца не изученная даже самими вудуистами.

Тих и покоен лес в последние зимние недели. Лежат на прогалинах слежавшиеся сугробы, покрытые толстой коркой наста. Он со звонким хрустом проламывается под ногами, заставляя проваливаться по колено, а порой и по пояс, в сыпучий, искрящийся снег. Он настолько легкий и сухой от мороза, что совсем не скрипит. Квиррелл покорно бредет, вернее, проваливается и выкапывается из сугробов. Он тяжело дышит и чуть не плачет. Чокнутый кукловод забыл его одеть в теплую одежку, надеть на ручки варежки, а на ножки зимние ботиночки. Хорошо, хоть тюрбан на голове, вот только он ушки от холода не защищает…

Давно отморожены руки и ноги, побелели нос и уши, на щеках намерзли ледяные дорожки. Волан-де-Морт начинает подумывать — а не бросить ли Квиррелла, пока живой? Но до такого предательства он не успевает опуститься. Квиррелл набрел на спасение — вдали, меж стволов деревьев, промелькнул желтый огонек. Жертва безумного кукловода жалобно всхлипывает и сворачивает в сторону спасительного костра. И даже жуткая компания в лице тролля и трех мордах цербера его не отпугивает. С облегченным плачем профессор бросился к пламени и чуть ли не обнял его. Огонь, в смысле. Квиринус практически прижался к нему, такому горячему, родному и живительному.

Отогрелся, ожил, сел поудобнее и принялся рассматривать хозяев костра. И тролль, и цербер ему знакомы, и Квирреллу стало немного не по себе, но монстры ведут себя мирно, смотрят на него приветливо. Тролль ему даже деревянную чарку подал. Профессор принял подношение и отпил белую жидкость. Обычное молоко. Свежее. Вкусное. И Квиррелл, случайный гость, с благодарностью выпил всё молоко до дна. И вот чудеса-то какие… странное томление в груди вдруг прошло, полностью пропала непонятная прихоть убить единорога и пролить его драгоценную кровь.

За многие мили от тролльего костра, в башне директора звякнул приборчик, оповещающий, что подневольный объект исполнил волю кукольника — выпил кровь единорога. Дамблдор удивленно приподнял брови: быстро, однако, но молодец, исполнительный мальчик!

Квиррелл, допив вкусное молочко, вернул пустую чарку троллю, растрогался и счел нужным поблагодарить своих спасителей:

— Спасибо вам, ребята, я бы пропал без вас.

Тролль добродушно хрюкнул и подбросил в костерок ещё веток. Профессор Квиррелл проводил взглядом взметнувшийся вверх, к черному небу, сноп золотистых искр и вздохнул.

Красиво, просто, понятно. Тепло от огня, сливочный вкус молока в деревянной чарочке, приятная компания рядом, чего ещё для полного счастья надо…

— Троллик, у тебя ведь есть имя? — спросил окончательно оттаявший телом и душой профессор Квиррелл.

Тролль подумал, потом кивнул, поднял с земли и подал маленький камешек. Положил на ладонь Квиринуса и показал на себя.

— Тебя зовут Камешек? — догадался профессор. Каменок кивнул и дружелюбно оскалился, улыбаясь.

Квиррелл улыбнулся в ответ. Осмотрелся, проявляя интерес к тому, как устроился тролль-беглец. Что ж, неплохо он устроился, вон пещера виднеется, аккуратная груда хвороста, сложенная в поленницу. С мысли о дровах он перешел к хлеву.

Стоп. Какой хлев? Лес же дикий вокруг!.. Квиррелл в страхе вскочил и испуганно уставился на деревья — и не просто какой-то дикий лес, а Запретный. Но… простите-извините, а где тут корова, чье молоко он пил? Схватил чарку, потряс перед троллем и закричал в каменную рожу:

— Корова где? Чье молоко я пил?!

Камешек гыкнул, вытянул ручищу и ткнул пальцем в просвет между деревьев. Квиррелл развернулся и посмотрел в указанном направлении. Там, на прогалине, на белом сверкающем снегу, словно среди россыпей бриллиантов, стояла кипенно-белая самочка единорога. К её лунному боку пугливо жался золотенький жеребёнок.

Квиррелл без сил опустился на полено, сжимая в руках чарку — всё стало ясно, счастливый случай подкорректировал события, и вместо насильно взятой крови он выпил добровольно отданное молоко.

Резко захотелось домой и к маме — что творится в этом долбаном Хогвартсе?

Ну, домой не домой, а к замку Квиррелла доставил Камешек, просто пронес на руках по лесу и поставил на опушке.

Наивный Дамбушка подозвал к себе Хагрида и, печально качая мудрой головой, посетовал на то, что магия-де сообщила ему, что в лесу пролилась ценнейшая кровь самого невинного создания — единорога. И подрядил недотепу-Хагрида найти убитое животное.

Что ж, верный дуболом честно исходил древний лес вдоль и поперек в поисках несчастного убиенного зверя. Но нашел только обглоданный олений костяк, давнишний волчий обед. И прочие остатки волчьих ужинов и ланчей.

Поскрипев мозгами, Хагрид всё же додумался до некоторых действий. Оторвал от оленя часть мосла с тазом и с трагическим видом бухнул их на директорский стол.

— Что это? — скривился Дамблдор, брезгливо отодвигаясь от оттаявших и начавших вонять костей.

— Дык… единорог, — пояснил Хагрид, тыча в кости пальцем для точности. — Съели его, видите?

— Целиком? — в ужасе спросил Дамбушка, прикидывая: это ж насколько Квиррелл овурдалачился, что целую лошадь с копытами сжирает?!

Хагрид лишь виновато развел ручищами, своротя столб-насест с Фоуксом. С заполошным клекотом тот перелетел на полку с Шляпой. Неуклюжий растяпа тут же кинулся извиняться-подбирать-чинить-ставить. Пришлось его прогнать вон, и построже.

Отпущенный на все четыре стороны, Хагрид с радостью убрался прочь. Лживый колдун в последние десятилетия ему нравился всё меньше и меньше. Всё врет, врет и врет. Вот и сейчас с какого-то рожна насочинял, что единорожика в лесу кто-то убил! Совсем заврался, идиот бородатый, единорога же нельзя убить. Это всё равно, что на саму магию покуситься! Тьфу!..

И Хагрид, смачно плюнув, махнул рукой и склонился к очагу, в котором в горячем песке дозревало черное драконье яйцо, его будущий славный малыш.

Серебряная кровь единорога обладает великой силой. Она, эта сила, кипит и бурлит по жилам, пронизывая всё существо самого зверя. Единорог, что называется, насквозь волшебен. От кончиков простых кератиновых копыт до кончика жемчужного рога.

След его — если он соизволит таки оставить его в грубой почве — наполняется водой. А если раненый зверь или человек выпьют воду из «конского» следа, то со временем на том месте возникает целебный источник. Так волшебный мир магии определяет, в каких целях будет использоваться тот или иной водоем. Если для утоления жажды, то появится озерцо кристально-чистой питьевой воды в труднодоступных местах, к примеру, в пустыне. А если ты умираешь от потери крови или иссушающего яда и прильнешь к маленькой ямке, доверив остаток своей жизни простой нечистой лужице, то магия отметит твое доверие, и забьет из-под земли неиссякаемый источник Вечной жизни, или Колодец Единорога, как обычно их называют в легендах.

Единорог не терпит насилия. Ни в каком виде. Причем настолько, что подпускает к себе только невинных и чистых дев. Что весьма огорчило одну героиню, когда рогатый конь подпустил к себе её младшую сестру, а на неё, на старшую, откровенно начихал, отбрыкиваясь и отлягиваясь — пошла вон, дура порченая-порочная!

И с ингредиентами из частей рогоносца следует обращаться предельно осторожно. Всё, что предоставил единорог, должно быть отдано с полного его согласия. А по доброй воле единорогом отдается немало: это волос из гривы и хвоста, которые он оставляет на ветвях кустарников, след, заполненный водой, роговая стружка, которые зверь оставляет на тонких стволах осинок, полируя свой рог. Ну и наконец, молоко кобылиц, кормящих своих малышей.

И горе тому, кто в силу жадности или, упаси боже, по незнанию, вознамерился добыть серебряную кровь или целый рог, спилив его с черепушки… Магией ка-а-ак шандарахнет, мало не покажется, как аукнулось сие черное дело королю Артуру, когда тот похвастался перед венценосным батей удачной охотой и подарил ему спиленный рог единорога. Пол-Камелота тогда вымерло. Хороший такой армагеддец случился, но, к счастью, Мерлин там был, он и поправил ошибки Пендрагонов.

Про кровь в некоторых книжках говорится, что убийство единорога считается чудовищным преступлением, только тот, кому нечего терять, и кто стремится к полной победе, способен совершить такое преступление. Кровь единорога спасает жизнь, даже если человек на волосок от смерти… Но человек дорого заплатит за это. Если он убьет такое прекрасное и беззащитное существо ради собственного спасения, то с того момента, как кровь единорога коснется его губ, он будет проклят.

Ну, для этого надо сильно изловчиться, чтобы прибить насквозь волшебного зверя… Наверное, это от бессилия сочинили, чтобы хотя бы в мечтах отомстить неуловимому, неистребимому, неуязвимому и так далее и тому подобное, сверхбыстрому единорогу. Он, если надо, и телепортироваться может, на пару миль и в другое время, вперед-назад, уж как ему приспичится.

Так вот, те частички, что единорог отдает сам, обладают всякими волшебными и целительными свойствами. Волос единорога вкупе с магической древесиной очень слаженно взаимодействуют и прямо-таки детонируют магией, что, конечно же, было замечено волшебниками, и те начали производство волшебных палочек, добавив к единорожьим волосам перья фениксов и высушенные сердечные жилы драконов. Последнее, кстати, вызывает недоуменные вопросы, ведь драконов приходится убивать, чтобы достать те самые жилы, не сами же они свои сердца потрошат…

Ещё волосы могут лечить застарелые переломы и врожденные пороки сердца, для чего их достаточно просто обвязать вокруг запястья левой руки. Толченый рог успешно используется в зельеварении, его применяют для всевозможных лекарственных зелий, мазей, кремов и прочих притираний. Годится он и для плохих дел, к сожалению, единорог же не виноват в том, что его частички иногда попадают в руки человека с недобрыми намерениями. Но, к счастью, отравы из рога нельзя сварить, потому что перламутровый порошок нейтрализует все яды. Из-за чего он применяется как универсальное противоядие наравне с безоаром.

Про следы мы уже говорили, про кровь не будем, я про это ничего не знаю. Перейдем к двум последним, самым сильным, волшебным жидкостям, выделяемым единорогом — слезам и молоку.

Слезы искренне горюющего уникорна могут воскресить мертвого, но только с одним непреложным условием — единорог должен действительно хотеть исцелить умирающего. Или умершего. А на это он пойдет только ради друга. Это понятно и сомнению не подлежит.

Ну, а молоко — это всем известный эликсир жизни, его повсеместно производят все млекопитающие женского пола, выкармливая своих детей. У коров и коз его, простите, крадут, мотивируя животное выбором — или мясо, или молоко. Просто у единорога оно чуть-чуть волшебное.

Я не стану углубляться в подробные физиологические описания, как циркулирует по венам кровь, как желудочный сок перерабатывает пищу на ферменты и как эти ферменты-фрагменты растворяются в крови и разносятся по организму. Ограничусь лишь тем, что волшебное молоко, поглощенное Квирреллом и растворенное в крови, пронеслось по венам с силой и мощью урагана Катрина по югу Северной Америки, вымывая напрочь всё дурное, зловредное и чужеродное. В числе последних, увы и ах, оказался Волан-де-Морт. Его, как распоследнего паразита, гремучая смесь крови и молока промыла насквозь и вымыла вон, прочь из организма. Вместе с потом, слезами и рвотой. Ничего не поделаешь, чистка организма — это чистка, кардинальная.

Бедняга Квиррелл провалялся всю ночь и весь следующий день до вечера. Всё это время его лихорадило, тошнило и трясло кошмарами. Вторую ночь он проспал, совершенно обессилевший от неожиданной тотальной промывки от всякой заразы. Зато и проснулся он чистеньким. Слабым, голодным и без подселенца в затылке, о чем он, кстати, благополучно забыл, почесав лысое темечко. На тюрбан посмотрел с отвращением — фуй, что за гадость вонючая? Притронуться к нему чистыми руками не рискнул, взял каминные щипцы, подцепил фиолетовую тряпку и выкинул в окно.

После чего, поразмыслив, принял очень важное решение. Подошел к столу, взял перо и лист пергамента, быстренько накатал официального вида письмо, посыпал песочком, выждал минуту и встряхнул, потом оставил его на столе, придавив тяжелым пресс-папье в виде глиняной курочки-наседки. После чего, тепло одевшись, профессор Квиррел со спокойной совестью покинул кабинет. Не останавливаясь даже для завтрака, он вышел из замка и, пройдя в ворота, покинул территорию школы. Ни разу не обернувшись, Квиринус трансгрессировал прочь. Домой, к маме.

Позже, озаботившись исчезновением профессора Защиты, в его комнате на столе найдут грамотно составленный документ — увольнительную по собственному почину. Хватит с него. Мало того, что единорогов отправили убивать, так им ещё и тролля выпусти, и камень какой-то укради, и мальчика прибей. Последних двух злодеяний он пока не совершал, так что ну их, лучше удрать, пока не заставили…

Все оставшиеся в школе профессора злорадненько хихикали, тайком празднуя победу Квиррелла, гордясь его отважным поступком. Молодец парень, сумел стряхнуть с себя оковы старого долькожора.

* * *

Семестр продолжился без Квиррелла, пришлось учителям вспомнить свои школьные годы и по памяти преподавать Защиту от Темных Искусств. Ну, что-то они помнили, МакГонагалл показала ученикам, как ставить щиты и оживлять статуи, Флитвик продемонстрировал умение обезвреживать противника с помощью простой Левиосы — это очень просто: поднял в воздух булыжник да и кидай сверху. То же самое показала Трелони с хрустальными шарами. Северус, пользуясь оказией, втихую учил ребятишек стихийной магии, и за два месяца детки под его началом начали управлять своими стихиями: Гарри призывал и управлял ветрами, Невилл создал из земли таких великанов-големов, что их пришлось срочно разбить, пока не увидела одна бородатая личность. А Шеймус Финниган наконец-то научился сдерживать свою огненную магию.

Лучше всех отличился Кеттлберн: профессор-магозоолог с помощью рожка призвал из леса волков и показал деткам всю прелесть дара Мастера зверей — волки ходили строем, садились-ложились и выли по команде.

Ему Гарри рискнул показать Тортика и попросил объяснить его случайную магию. Кеттлберн с интересом оглядел саламандру, пощекотал её по горлышку и рассказал Гарри о том, что создание элементалей с помощью первого выброса означает всего лишь его светлую суть магии.

— Понимаешь, Гарри, — начал он пояснения. — Именно так в семьях волшебников родители узнают, к чему склонно их дитя. Если детка поджег занавески или кашу, то это стопроцентно маг-огневик. Его магия разрушающая, так как огонь — это всегда хаос и разрушения. Ты же своей магией напротив — создал, сотворил живое существо. А это значит, что ты артефактолог, можешь научиться делать полезные артефакты, кроме того, ты маг-воздушник, уже сейчас ты способен управлять ветрами и всем, на что влияют ветры — дожди, облака, ураганы.

А Тортик… что ж, ей повезло родиться на свет, своим рождением она теперь вечно благодарна тебе. Редкие волшебники способны на создание живого элементаля, обычно у них получаются простенькие и недолговечные големы, которые рассыпаются после того, как исполнят свое предназначение.

— Как у моей мамы? — вспомнил Гарри рассказы тёти Петуньи.

— Да, Гарри, — согласился Сильванус. — Лили Эванс являлась огненной волшебницей, и характером она была такая же, страстная, взрывная.

— А почему у меня другое? — озадачился Гарри.

— Ну, прежде всего потому, что магия не передается по наследству, она совершенно самостоятельная, произвольная сила. И уж точно наклонности к чему-либо никак не передаются. У магии нету физической составляющей, грубо говоря, у ней нет гена. Генетического кода, набора хромосом и атома с ядром. Н-да… пора биологию в школьную программу включать…

— Да я понял, сэр, — успокоил профессора Гарри. — Я успел посмотреть учебники по биологии.

Кеттлберн улыбнулся и, протянув руку, ласково взъерошил непокорные темные вихры. Гарри был славным мальчишкой, любознательным, в меру вредным шкодником, любил проказничать, как и все пацаны его возраста. От учебы не отлынивал, но ясно и четко ставил границу между любимыми и нелюбимыми предметами, так, к примеру, Гарри терпеть не мог трансфигурацию, но обожал Чары. С писком тащился от магозоологии и травологии. На уроках полетов любил летать, но ловцом стать не обещал, не лежала у него душа к квиддичу, считал этот спорт полной ерундой. Из-за золотого снитча: как узнал, что этот крылатый мячик перебивает честно заработанные очки, так и охладел к магическому варианту брумбола.

На истории магии Гарри внимательно слушал нудные лекции Катберта Биннса, к вящему изумлению всех остальных однокурсников. Кроме Гермионы, пожалуй, она честно слушала и всё услышанное конспектировала в тетрадку. Драко однажды не выдержал и спросил Гарри:

— Гарри, ну что интересного в вечных восстаниях гоблинов?!

В ответ Гарри прочел лекцию, вынул из сумки пухлый пук листов пергамента, пошуршал ими, нашел нужные выписки и начал профессорским тоном, не хуже учителя-привидения:

— Гоблины очень умны, проницательны и ответственны, но при этом свирепы и кровожадны и не терпят над собой никакой власти. Гоблинские войны и восстания против волшебников отличались невиданной яростью и жестокостью и закончились только тогда, когда им удалось отвоевать себе относительно независимое положение: гоблины распоряжаются финансами и хранят сокровища всего магического мира. Они считают делом чести сдержать данное слово и выполнить взятые обязательства и требуют того же от других. У них довольно своеобразные этические принципы: любую созданную гоблином вещь они считают принадлежащей создателю, а покупатель, оплатив ее стоимость, оплачивает лишь ее пожизненную аренду, и после его смерти изделие должно быть возвращено мастеру или его наследникам. Поэтому все гоблинские изделия, принадлежащие наследникам покупателей, они считают бесчестно украденными у народа гоблинов: видимо, поэтому гоблинские изделия так редко находятся в собственности волшебников и составляют особую гордость их владельцев.

Магические способности гоблинов воплощены в основном в артефактах, изделиях — непосредственно выполнять магические воздействия гоблины не умеют. А возможно, и не желают… Человеку не так-то просто понять гоблина. Зато великолепные, волшебные изделия — гордость гоблинов. У них очень много магических свойств — таких, которых люди не способны придать своим артефактам, поэтому редкие изделия гоблинской работы высоко ценятся. Само выражение «гоблинской работы» сразу же укажет на высочайшие достоинства и запредельно высокую цену артефакта.

Наиболее известные изделия гоблинов — меч Годрика Гриффиндора, доспехи Хэпзибы Смит и диадема Мюриэль Пруэтт. Есть предположение, что столовое серебро Блэков — также гоблинская работа, хотя о его магических свойствах ничего неизвестно, как и о доспехах Хэпзибы...

Тут он потерял лист, снова пошуршал, нашел и продолжил, не замечая, с каким ужасом Драко смотрит на толстую пачку листов в его руках...

Гоблины живут очень замкнуто, и, хотя многие из них работают с волшебниками, никаких дружеских связей они за века не завели: к людям они до сих пор относятся с величайшим недоверием и подозрением и даже, скорее всего, презрением, хотя кровавые гоблинские восстания остались в прошлом. Тем не менее, доверия не прибавляется. Причиной этому служит отчасти обычай людей передавать имущество наследникам первоначального владельца, а не создателя изделий, но еще более — нескончаемое высокомерие людей и неуемное их стремление всегда бесконтрольно командовать другими расами. Гоблинам это совершенно не нравится: у них также весьма гордый и независимый нрав, но их еще меньше, чем волшебников, и отстоять свою независимость они смогли только при помощи финансового контроля.

В 1474 году гоблин Гринготт основал волшебный банк Гринготтс. Неизвестно, был ли это первый банк в волшебном сообществе, однако к концу XX века он является единственным. Волшебники хранят в сейфах Гринготтса свои сбережения, а магглы, при необходимости, могут обменять свою валюту на галлеоны, сикли и кнаты. Банк имеет филиалы в разных государствах. Британское отделение находится в Косом переулке, Лондон.

Хранилища банка находятся глубоко под землёй и строго охраняются как магией, так и всевозможными ловушками, а также магическими существами вроде драконов и сфинксов. Даже если кому-то удастся проникнуть в сейф Гринготтса, он никогда не сможет выбраться наружу. Разве что одному такому злоумышленнику удалось обойти охранные меры и вернуться из подземелий целым и невредимым, однако сейф, интересовавший грабителя, к тому моменту уже был пуст и охранялся не так строго.

На протяжении всей истории волшебного мира гоблины активно боролись за свои права и свободы. Помня об этом, Министерство магии запретило им иметь и использовать волшебные палочки, что лишь усилило и без того прочно засевшее в головах гоблинов недовольство.

Гоблины, как и другие волшебные расы, пострадали от террора Пожирателей смерти в годы Первой магической войны, несмотря на опасения волшебников, что они, как великаны и оборотни, встанут на сторону Волан-де-Морта. Известно об убийстве целой гоблинской семьи, жившей близ Ноттингема.

Несмотря на то, что Гринготтс полностью контролируется гоблинами, банк предлагает вакансии и для волшебников.

К концу чтения у Драко глаза совершенно остекленели, а челюсть отупело отвисла. Но Гарри, не замечая его скучающего состояния, свернул пергаменты в толстенный рулон, затолкал в сумку и жизнерадостно подытожил:

— Так что дядя Вернон был абсолютно прав, когда отказался идти в банк за долей золота, которая причиталась ему по праву моего опекуна. Гоблины — те ещё штучки!

Дракончик был свиреп.

Едва вылупившись, он подпалил бороду Хагриду и с наслаждением цапнул его за пальцы. Но увы, силенок у него не хватило, чтобы отгрызть хотя бы один, а жаль, они так были похожи на толстые сардельки…

Ковшик цыплячьей крови с бренди только раззадорили его аппетит и ещё больше разозлили. Теперь драконик действительно стал драконом. Оранжевые выпученные глаза юного монстрика неотрывно следили за Хагридом, с анатомической точностью определяя наиболее вкусные части его крупного тела. Например, филейная часть с толстыми окороками. Глядя на широкий хагридов зад, Норберт лишь пускал обильную слюну, бессильно бесясь от того, что не может его съесть прямо сейчас. Эх, сколько тут мяса бегает…

Хагрид же, замечая неусыпное внимание к себе, только радовался: какой ласковый малыш, как он любит свою мамочку, вон, буквально пожирает его глазами! Ути-пути, крохотулечка моя!.. И толстые пальцы-сардельки нежно щекочут дракоше горлышко, ловко уворачиваясь от остреньких клычков.

Две недели спустя Норберт достиг размеров дога, стал даже крупнее Клыка, пса Хагрида. За эти дни дракончик досконально изучил странное гнездо, в котором ему пришлось родиться. Маму-дракониху Норберт не искал — не знал, что это такое. Так уж сложилось: не видя мать с рождения, драконик не прошел импринтинга-запечатления с особью своего вида и был вынужден учится быть драконом самостоятельно. Благо что это древнее знание было у него в крови.

Вот только окружение… оно сбивало малыша с толку. Слепой инстинкт подзуживал его к сражениям с противниками, да вот закавыка, их-то рядом и не было. Маленький Норберт, злобно рыча, лазал по хижине в поисках мифических неприятелей, о которых твердил-талдычил ему инстинкт. Ведь в общем гнезде обыкновенно зреет большая кладка яиц, и драконята с самого рождения охвачены духом соперничества, сражаясь за каждый кусок мяса. А здесь Норберту вообще не с кем было драться, да и незачем, впрочем, потому что бородатая «мамочка» постоянно снабжала его свежей пищей, иногда балуя вкусняшками, которых дикие драконы и не видывали никогда — копчености всякие, соленья-вяленья разные и сладкое подогретое бренди.

Да и поведение «мамочки» было очень отличное от исконного драконьего… хотя, не видя явного примера поведения взрослой особи перед глазами, Норберт постепенно утрачивал природную злобу. Ведь Хагрид на каждый драконий укус отвечал радостным воркованием и ласковым поглаживанием, в отличие от настоящей матери, рычащей и кусающей в ответ.

Помимо всего прочего у Норберта было имя, то, чего нет ни у одного дикого дракона. А слыша каждый божий день и по нескольку раз повторяемое слово, Норберт научился сопоставлять его с собой.

И ещё одна, кхм, пикантная подробность. Температура инкубатора порой влияет на пол зародыша. В дикой среде яйца прогреваются чисто произвольно — как мать согреет, так и будет. Она не следит специально за тем, чтобы родились только мальчики или только девочки, или вовсе равное количество драконят обоего пола. За этим следят заводчики драконьих заповедников, выводя отдельно самочек и самцов. Хагрид об этом не знал, и грел яичко в камине сугубо по наитию, как иные детишки выводят цыплят в самодельных инкубаторах в целях эксперимента и по учебнику.

И да простят меня поклонники канона, но благодаря произвольному обогреву и случайно подошедшей температуры Норберт родился мальчиком.

Через месяц это был славный молодой дракон размером с лошадь, со спокойным и ровным характером и прекрасно понимающий человеческую речь. Ведь Хагрид постоянно разговаривал с ним и обучал командам, вот дракон и социализировался, став совершенно ручным. И не было здесь той истерики по поводу его нелегального пребывания: ой, надо его спрятать, пока не увидели, надо отдать его в заповедник, надо отпустить на волю и много прочих разных «надо».

Прятать Норберта не пришлось, потому что Рон со знанием дела посоветовал Хагриду зарегистрировать своего питомца. Специалисты по контролю магических существ прикопались было к тому, что де драконов нельзя разводить в домашних условиях, но Рон, ехидно улыбаясь, показал заверенное печатью письмо от Чарли Уизли, брата-драконолога, в котором было официально подтвержденное разрешение на содержание одного дракона в качестве школьного экспоната, владельцем которого является лесник, живущий при школе, Рубеус Хагрид. Далее, в том же документе было приложение о характеристике данного экземпляра за подписью Ч. Уизли, свидетельствующее о том, что дракон проверен специалистами драконологами, признан безопасным и адаптированным к людям.

На вопрос о месте содержания дракона Хагрид показал пальцем на стену леса и прогудел:

— А тама он, на своей территории, с Пушком и Камушком. Они ребята хорошие, присмотрят за Нориком.

Поняв, что место обитания дракона — целый Запретный лес, чиновники отстали от лесника. Да ну его к лешему, ещё в чудовищный лес лезть для поимки дикого чудовища…

Оставим счастливого Хагрида с его обожаемым питомцем на этой мажорной ноте и перейдем к остальным героям нашей повести. Прежде всего к Гарри.

Успешно сдав экзамены, Гарри и его друзья снова пересекли озеро в лодочках, на сей раз теплым и солнечным утром, а не стылой промозглой ночью, и снова, как десять месяцев назад, сели в поезд. С багажом ему с друзьями помогли старшекурсники, ставшие конкретными личностями с именами, а не чем-то абстрактным.

На вокзале Смиты, Дурсли и Грейнджеры познакомились и прониклись взаимными симпатиями. Это приятное знакомство они отметили сообща в хорошем ресторане, потом обменялись адресами и телефонами и разъехались по своим городам.

И несется с топотом ватага мальчишек в ковбойках и шортиках по задворкам своих домов. Там куда интересней, чем на прямых и чопорных «парадных» улицах, там узкие тропки, заросшие лопухами и терном. Тропки эти, сдавленные с двух сторон глухими заборами, похожи на глубокие ущелья, на дне которых отважных путешественников ожидали всевозможные опасности и приключения. Белая смородина на самом деле — ядовитая цикута, а высокий розовый репейник не что иное, как аконит волчевидный. Эти стрррашные названия придуманы выдумщиком Поттером, и ребята от него просто в восторге — ну кто ещё способен так потрясающе назвать смертельно опасные растения в непроходимых джунглях?! Но тс-с-ссс… кто это там крадется? О, берегитесь, это кокатрис! И внимательно следите за небом, оттуда в любую секунду может спикировать жуткая мунго бонама!

Как вы понимаете, Тортик и Поляроид тоже принимали участие во всех мальчишечьих играх, и более того, они понимали, что это действительно игры. Тортик, изображая именно кокатриса, кралась-пряталась-нападала-убегала, шипя на все лады в зависимости от ситуации, в небе царила мунго бонам, зловещей тенью пролетывая над головами или пикируя из засады с визгливым хохотом. И как во всех книжных приключениях, отважных путешественников в их походах сопровождали верные спутники — собаки. Три терьера, Фили и Кили, Тревис Диксон, и бульдог Злыдень.

Здесь я вынуждена сделать небольшое отступление, потому что в апреле произошли нехорошие события. Загорелся дом миссис Фигг. Причина пожара установилась быстро, виновницей оказалась сама старуха, не признающая электричество. Вместо нормального освещения бабка жгла свечи. Ну и вот, какие-то из её дурных кошек, разыгравшись, опрокинули канделябр. Прямо на рождественскую высохшую елку, которую Фигг просто поленилась выбросить, отмахиваясь от самой себя, дескать, потом выкину, не мешает же, стоит себе в углу, есть не просит. Ну и достоялась елочка до падения семи свечей на пересушенные ветви. Вспыхнула она почище пороха. За ней — занавески, карниз, окно… а спустя полминуты полыхал весь дом.

Пожарный до самого конца остается профессионалом своего дела, даже если он давно на пенсии. Но без экипировки всё же не следует соваться в огонь. Престарелый мистер Биллинг об этом помнил, но дух спасателя был сильнее, и, прибежав от дома номер семь, он тут же организовал спасательные действия, вынес из огня миссис Фигг, потом, слыша её крики: «Лиззи, девочка моя!», бросился снова в горящий дом, думая, что там остался ещё один человек, и напрочь забыв, что миссис Фигг вообще-то живет одна…

Лиззи, беременная кошка, спаслась сама, а на мистера Биллинга рухнула балка, придавив и едва не убив, но он был пожарным и знал, как выбраться из подобных ситуаций. Вот только ноги ему знатно переломало, старому спасателю.

Приехала дочь мистера Биллинга и на правах опекуна престарелого родителя забрала его в Лондон, где устроила папу в лучшую больницу. Собаку в клинику, разумеется, не разрешили забрать, и мистер Биллинг попросил Дурслей хотя бы на время взять к себе Тревиса Диксона, так как пёс очень дружен с мальчиками и не будет так сильно скучать по нему, живя у знакомых людей.

После долгих уговоров и совещаний мистер Биллинг согласился после выписки из больницы переехать к дочери в Йоркшир, и дом номер семь на Тисовой улице решено было продать.

Миссис Фигг сунулась было в агентство по недвижимости с целью купить новую жилплощадь, но её вежливо окоротили, сказав, что дом уже продан. А когда и кому, ей не стали сообщать. Пришлось бабульке, не солоно хлебавши, заткнуть жадную варежку и покинуть Суррей, послав Альбуса далеко и надолго. Куда она подалась, мне, честно говоря, не интересно.

Была уже середина июля, и первые две недели летних каникул остались позади. Гарри и Дадли, загорелые, как черти, с облезшей кожей на плечах и разбитыми коленками, спустились в столовую. Под ногами сновали три весёлых пёсика, заглядывали в глаза и, казалось, вопрошали — а куда мы сегодня пойдем? А что у нас на завтрак?

На завтрак была овсянка. Терьеры были не против и с готовностью окунули усатые морды в свои миски, а вот мальчики загрустили и стали вяло ковыряться в каше. Немного оживились они, когда за окном послышался шум, и к дому напротив подъехал мебельный фургон. Каша была моментально проглочена, и два непоседливых ураганчика унеслись смотреть на работу грузчиков и новых соседей.

Новыми соседями оказались Северус и Тобиас Снейпы. К удивлению и некоторому испугу Гарри. Северус, впрочем, тоже опешил, увидев Поттера, и долго не мог поверить, что тот живет именно здесь, вот в этом доме через дорогу… Говорят — случайности не случайны, но здесь, похоже, произошел самый неслучайный случай. Тревис Диксон по привычке залез в свою будку, Северус вопросительно поднял брови, и ему пришлось объяснить, что скотч терьер всю свою долгую жизнь прожил здесь. Рассказали и про хозяина терьера, и про пожар на улице Магнолий, и про отъезд старухи Фигг.

При упоминании имени Фигг Северус весело хмыкнул — похоже, сама Судьба выставила вон соглядатая и шпиона Дамбика.

Сам Дамбушка тоже был весь в хлопотах этим летом аки пчелка: подыскивал нового преподавателя Защиты, отбрехивался от попечителей, приставших с обновлениями школьного инвентаря. И если многие отстали, махнув рукой, то Люциус Малфой, у которого сын пошел во второй класс и, скорей всего, будет пробоваться в квиддичную команду, отмахиваться не стал, а наперекор директору снабдил слизеринскую команду новыми метлами. Потому что нефиг и пошел ты лесом, старый мудозвон, у меня ребёнок тут учится!

А остальные родители что же?.. Ну… не настолько они богаты и смелы, как мистер Малфой. К несчастью, Дамблдор увидел домового эльфа Малфоев, сопровождающего хозяина. Судя по старой и грязной наволочке, домовик достался Малфою совсем недавно и не успел в полной мере пропитаться магией новой семьи. А значит…

В седой и далеко не мудрой головушке Дамблдора зажглась гениальная идея.

Добби, он же добель, переборный механизм, буквально вчера был пойман садовником в виде гремлина, перерожден и поименован. Так что он не забыл свободы и отчаянно рвался на волю. Этой его слабостью и воспользовался Дамбушка. Заманил Добби в кабинет, угостил сладким чаем, дал часики механические поиграться, а когда домовик расслабился, запел ему в ушки-лопушки о том, что он может получить свободу, если кое-что сделает для него и Гарри Поттера.

Расчет оказался верным, Добби страстно обожал легендарного мальчика и сдался Дамблдору с потрохами. Ну, а дальше дело техники. Наивный и неприрученный домовик, вчерашний гремлин, доверчиво рассказал о семейных ценностях Малфоев, о содержимом сейфов в доме и подземельях Гринготтса. Дамблдор умело лавировал между фраз и жонглировал словами, осторожненько выспрашивая все секреты…

— А скажи-ка, Добби. Насколько приближен был Малфой к Темному Лорду?

— О, довольно близко, директор, сэр! — отвечал Добби, болтая ножками, не достающими до пола. — Настолько близко, что Тот, Кого Нельзя Называть доверил хозяину Люциусу черную тетрадочку.

— Какая прелесть! — вкрадчиво заворковал директор. — А где та тетрадочка?

— В домашнем сейфе, сэр, за картиной с кораблем.

— А Добби может эту тетрадочку достать? — зажурчал Дамбушка.

— Зачем? — отвлекся Добби на часики. Дамблдор залился соловьем:

— Добби, милый Добби, ты же хочешь на свободу? — при заветном слове «свобода» Добби зачарованно замер, и Дамбуля, убедившись в том, что недоэльф внимательно слушает, продолжил: — Обещаю, меньше, чем через год, ты обретешь её, а тетрадочку ту принеси мне, пожалуйста. Я её осмотрю, а ты потом положишь обратно. Ну как, Добби? Это ведь так просто.

Не видя в том ничего плохого, дикий домовик принес тетрадку. Дамблдор осмотрел её и понял, что она не так уж проста. Дневник с заключенными в нем воспоминаниями, вот что это такое…

Тем временем пришла заявка на пост учителя от некоего З. Локонса и полстраницы описаний титулов и регалий, список достижений был даже длиннее директорского. Достав Книгу Учета, Дамблдор пролистал её в поисках Локонса, а найдя, долго хохотал — ой, мама Мерлина, это кто там на работу просится?! Отсмеявшись и вытерев счастливые слезы, развеселившийся Дамбушка прикинул, что клоун Златопустик вполне пригоден для его плана. И зная его пристрастия, придумал, что делать с тетрадкой Темного Лорда.

Позвав Добби, он сообщил следующее:

— Дорогой Добби! Эту тетрадку ты подбросишь какой-нибудь девочке-первокурснице, желательно бедной, у которой всё старенькое и нет ничего нового. Ты ведь сможешь, Добби? Сможешь подкараулить подходящий момент и подкинуть ей тетрадку?

— Добби сможет, директор, сэр!

В том же июле Дурслям позвонили Грейнджеры и пригласили в Косой переулок за покупками к школе для второго курса, посетовав на дочку, которой УЖЕ не терпелось отправиться за товарами. В Косом переулке к ним присоединился Захар, и ребята, обрадованные встречей, отправились в вояж по странной улочке. Книги оставили напоследок.

Подойдя к магазину, друзья, к своему изумлению, увидели огромную толпу у входа, рвавшуюся внутрь. Причиной этому была, очевидно, огромная вывеска на верхнем окне:

Златопуст Локонс подписывает автобиографию

«Я — ВОЛШЕБНИК»

сегодня с 12.30 до 16.30.

— Мы сейчас увидим самого Локонса, — в восторге пролепетала Гермиона. — Он же написал почти все учебники из нашего списка!

Толпа состояла главным образом из женщин среднего возраста. У входа затюканный волшебник без конца повторял:

— Спокойнее, леди, спокойнее! Не толкайтесь! Пожалуйста, аккуратней с книгами!

Гарри с Захаром и Гермионой протиснулись внутрь. Ну и ну! Очередь тянулась через весь магазин в самый конец, где Локонс подписывал свои книги. Взяв по книжке «Каникулы с каргой», все трое устремились вдоль очереди, поближе к презентационному столу. Великий писатель восседал за столом в окружении собственных портретов. Все они подмигивали и одаривали ослепительными улыбками поклонниц и поклонников. Живой Локонс был в мантии цвета незабудок, в тон голубым глазам. Волшебная шляпа лихо сдвинута на золотистых локонах. Коротышка нервозного вида приплясывал вокруг стола, то и дело щелкая большой фотокамерой, из которой при каждой вспышке валил густой пурпурный дым.

— Не мешайся! — рявкнул он на Захара, пятясь назад и наступив ему на ногу. — Не видишь, я снимаю для «Ежедневного пророка».

— Тоже мне! — фыркнул Захар, потирая отдавленную ногу другой. Локонс услыхал восклицание. Посмотрел в сторону ребят. И вдруг вскочил с таким видом, как будто в магазине приземлилась летающая тарелка.

— Не может быть! Неужели это сам Гарри Поттер! — возликовал он.

Возбужденно шепчась, толпа расступилась. Локонс ринулся к мальчику, схватил его за руку, потащил к столу. И толпа разразилась бурными аплодисментами. Позируя перед фотографом, Локонс с силой затряс руку вспыхнувшего до корней волос Гарри. Фотоаппарат щелкал как бешеный, пуская в сторону зрителей густые клубы дыма.

— Гарри! Улыбнись шире! — Локонс и сам ослепительно улыбнулся. — Мы с тобой украсим первую полосу!

Коротышка закончил снимать, и Локонс выпустил руку мальчика. Разминая занемевшие пальцы, Гарри хотел было присоединиться к своим, но Локонс, схватив его за плечо, не дал сделать и шагу. Притянув Гарри к себе и мановением руки потребовав тишины, он торжественно возвестил:

— Леди и джентльмены! Какие незабываемые минуты! Позвольте обратиться к вам с одним маленьким заявлением. Юный Гарри пришел сегодня во «Флориш и Блоттс» купить мою книгу с автографом, но ему не придется тратить деньги. Я дарю ему все мои книги.

Зрители снова зааплодировали.

— Это еще не все. — Локонс слегка тряхнул Гарри, отчего очки у мальчика сползли на кончик носа. — Знай, Гарри, ты получишь гораздо больше, нежели просто мою книгу «Я — волшебник». Отныне ты и твои друзья получат в свое распоряжение живого меня — волшебника. Да, леди и джентльмены. Я с превеликим удовольствием и гордостью сообщаю вам, что с первого сентября я приглашен занять пост профессора защиты от темных искусств в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс»!

Зрители устроили Локонсу бурную овацию, а сам Локонс подарил Гарри все свои семь книг, и Гарри наконец обрел свободу.

Тем временем в другом конце магазина разгорался скандал. В ограниченном пространстве магазина столкнулись два непримиримых врага.

— Ба-а! Кого я вижу! Артур Уизли!

Это был мистер Малфой.

— Здравствуйте, Люциус, — холодно приветствовал его мистер Уизли.

— Слыхал, что у Министерства прибавилось работы. Все эти рейды, знаете ли! Хоть сверхурочные-то вам платят?

С этими словами Люциус сунул в котел Джинни руку и среди глянцевых книг Локонса, только что купленных, откопал старый, потрепанный учебник «Руководство по перевоплощению для начинающих».

— По-видимому, нет, — вздохнул он. — Стоит ли позорить имя волшебника, если за это даже не платят?

Мистер Уизли покраснел.

— У нас с вами разные представления о том, что позорит имя волшебника, мистер Малфой, — отрезал он.

— Это очевидно, — Малфой перевел серые глаза на родителей Гермионы, которые стояли неподалеку и с интересом взирали на разгорающуюся ссору.

— С кем вы якшаетесь! Ниже падать некуда.

Мистер Уизли не выдержал. Пнув ногой жалобно звякнувший котел, он ринулся на мистера Малфоя, схватил его за грудки и швырнул на книжную полку.

— Я тебе покажу, как обижать моих друзей! — крикнул он, ловя падающие на него тяжеленные книги.

— Джентльмены! Пожалуйста, прекратите! — надрывался продавец, стараясь навести порядок.

— Чисто сумасшедший дом! А ну валите все отсюда! — громыхнул чей-то голос. Это пришел на подмогу мистер Смит. Он с легкостью преодолел завалы книг и в мгновение ока растащил в стороны сцепившихся драчунов. У мистера Уизли была рассечена губа, а у мистера Малфоя красовался под глазом здоровенный фингал — след от удара толстенной «Энциклопедией поганок».

Что ж, неожиданная драка была вполне удобным моментом, в который невидимый Добби ухитрился подбросить тетрадку самой бедной девочке — Джинни Уизли.

Дома, просмотрев подаренные книги, Гарри выпал в осадок — это, простите, учебники???

Пришлось искать и сверяться со списком. Что ж, один учебник там имелся:

Учебник по волшебству, 2-й курс. Миранда Гуссокл.

Зато остальные…

Встречи с вампирами. Златопуст Локонс.

Духи на дорогах. Златопуст Локонс.

Каникулы с каргой. Златопуст Локонс.

Победа над привидением. Златопуст Локонс.

Тропою троллей. Златопуст Локонс.

Увеселение с упырями. Златопуст Локонс.

Йоркширские йети. Златопуст Локонс.

Гарри тупо полистал «Тропою троллей» и честно попытался почитать, но после одного абзаца — «Пуская слюни, монстр двинулся на меня, слепо загребая скрюченными пальцами разреженный горный воздух и ничего не видя от бьющих в глаза солнечных лучей» — с грохотом захлопнул книгу, чувствуя себя обманутым. Личное знакомство с Камушком дало Гарри весьма обширные знания о троллях, что называется, из первых рук. Тролли не так тупы, как описывается в этой бульварной книжонке, и они избегают солнечного света, который превращает их в камень.

Раздосадованный Гарри сбегал к Снейпам и показал Северусу книги и список.

— Профессор, а как по этому учиться? Это же бред! Нельзя ли перекупить заново нормальные учебники?

— Мистер Поттер, эти книги включены в школьную программу для всех семи курсов. Придется вам их читать, — с легким ехидством ответил Северус. Гарри приуныл:

— Но они же ничему не научат… Зачем в школу внедрили такой откровенный бред?

— Бизнес, мистер Поттер, всего лишь бизнес. Ничего личного, просто писателю надо распродать как можно больше своих книг. А прочитать их вам всё-таки придется, именно по ним надо будет сдать экзамен в конце года.

Не добившись внятной реакции от профессора, Гарри решил действовать на свой страх и риск. Попросил дядю Вернона подбросить его до города по пути на работу, собрал накопленные и оставшиеся с Косого переулка деньги и ринулся на штурм книжных магазинов, где купил маггловские аналоги волшебных книг.

Таким образом «Встречи с вампирами» дополнили сборник ужасов «Крысы в стенах» и «Дракула» Брэма Стокера, «Духи на дорогах» и «Каникулы с каргой» отлично продолжил «Молот Ведьм»; «Победа над привидением», «Тропою троллей» и «Увеселение с упырями» — «По страницам старых бестиарий», ну, а последнюю книгу — «Йоркширские йети» — Гарри пополнил собственной книжкой с полки, сборник чудовищ Бернара Эвельманса.

Теперь Гарри был спокоен, как удав, заглотивший кабана, и твердо уверен в своем будущем.

Позвонил Гермионе и Захару и посоветовал им тоже приобрести необходимые книги. Гермиона сказала, что подумает, а Захар одобрил идею друга и пообещал сделать то же самое.

В семье Малфоев случилось небольшое недоразумение, когда Драко прикопался к отцу:

— Папа, что это было? Учти, Гарри мой друг и дружит с Гермионой, дочерью тех самых магглов, с которыми, как ты выразился, «якшается» мистер Уизли.

Люциус утомленно потер большим и указательным пальцами переносицу и больным голосом брюзгливо изрек:

— Ты давно ремня не получал, сынок? Ты не помнишь, что там вытиснено над пряжкой?

Озадаченный Драко сбегал в родительскую спальню и, занырнув в гардероб, выкопал папин ремень, с которым очень часто встречался его зад в дошкольные годы. Вот и тисненьице…

Dolce & Gabbana

Драко смущенно заерзал, его попа отчетливо вспомнила ТЕ удары, а теперь ей и понять дали, что папуля наказывал его маггловским ремнем… Получается, тот цирк с рыжими конями папа устроил ради поддержания своего амплуа, четко блюдя репутацию непримиримого магглоненавистника и поборника чистокровности, а сам втихую ведет общие дела с магглами. Ну правильно… деньги-то не пахнут, это рарА частенько утверждает.

Август Дурсли решили посвятить поездке в Индию. Что ж, слетали в Дели.

Добби-добель, переборный механизм, не смог исполнить просьбу Великого и Светлого волшебника — предостеречь Гарри Поттера о том, что в школе назревает Заговор.

Почти весь август он наведывался в пустой дом на Тисовой в надежде засечь Поттера. Но Гарри был далеко, грелся на пляжах, плескался в теплом индийском океане, плавая наперегонки с чайками и дельфинами, чесал слонам лобики и щекотал пузички хохлатым лангурам.

Примерно на второй неделе Добби вдруг додумался — а что, если Гарри Поттер вообще отсюда уехал, насовсем? Просто взял и переехал! От расстройства Добби наказал себя, прогрел уши утюгом и прищемил пальцы печной дверцей, а когда этого оказалось мало, домовик долго и с наслаждением бился головой о стенку, до шишек и полного окосения. Кося глазами в разные стороны, одним в Австралию, а другим на Атлантиду, Добби, заикаясь через букву, доложился Дамблдору, что миссию он исполнил, не извольте беспокоиться, директор, сэр.

В конце концов, он не хозяин, ему соврать можно…

Дурсли вернулись на исходе лета, загорелые, что твои индусы, такие же вкусно-шоколадные. С целым ворохом заморских сувениров, фотографий и потрясающими воспоминаниями на всю жизнь. В памяти Гарри точно навеки засели улыбчивые рыла афалин и гринд, крутолобые слоники с бивнями цвета сливок и желтоглазые лангуры-хануманы.

Фили и Кили исполнили суматошный собачий брейк-данс, визгом и лаем оглушая вернувшихся хозяев. Тортик, оседлав плечи Гарри, слегка придушила его хвостом, шипя что-то ворчливо-ругательное. И это несмотря на то, что она несколько раз, плюя на таможни и расстояние, ухитрилась навестить Гарри в Индии. Поляроид никому не радовалась, а может, радовалась, кто её знает, птицу с ограниченными мимикой и эмоциональным порогом.

Дурсли и Гарри поблагодарили Снейпов за то, что они присмотрели за их питомцами, и пригласили на ужин — отметить отличный отпуск и поделиться впечатлениями. Северус очень старался не слишком сильно таращиться на Поттера, который превратился в негатив — темно-коричневая кожа, выгоревшие на солнце до пшеничного оттенка волосы и ставшие прозрачными глаза бутылочного цвета. Особенно волосы… некогда темно-каштановые, они теперь стали рыже-бурыми со светлыми прядками на макушке, там, где их чаще жарило лучами южного светила. Гарри сейчас просто до ужаса напоминал коротко стриженную Лили.

И так же, как Лили в свое время, мальчишка счастливо стрекотал, взахлеб рассказывая об огромных слонах, об их ногах-тумбах, о том, как один слонище поднялся на задние ноги и ка-а-ак вырос на пять метров!!! А как дельфины разговаривают! И скрипят, и лают, и чирикают, и свистят, трубят и ещё тысячу разных звуков издают, и даже его, Гарри, как-то по своему назвали, обращались к нему строго индивидуально, с определенными интонациями и тембрами…

В общем, впечатлений — море.

Но вот и август закончился, настала пора разъезжаться по школам. Уехал в Смелтинг Дадли, собрали в дорогу Гарри. Дядя Вернон повез племянника на вокзал. Проезжая Пикадилли, увидели большое скопление машин и людей. Поняв, что здесь не проехать, Вернон свернул на обочину. Любопытный Гарри тут же выскочил из машины, не успел дядя и опомниться, ужиком скользнул сквозь толпу зевак и…

Полноватая женщина лежала на боку, тихо и мирно, как будто спала, кисти рук расслабленно лежали перед лицом, ноги аккуратно подогнуты. Сзади и вокруг неё что-то блестело. Гарри присмотрелся — битое стекло. Взгляд мальчика машинально поднялся вверх, к выбитому окну на третьем этаже. Уши заложило ватой, и в мире настала тишина. Счастье и смерть иногда сходятся слишком близко, порой они даже рядом. Потускнело солнышко для Гарри, стало холодно и грустно. Подавленный и притихший, он вернулся к машине. Вернон, уже всё узнавший из сплетен, начал было брюзжать:

— И надо было тебе выскакивать очертя голову…

Но, увидев в зеркале заднего обзора посмурневшее лицо племянника, осекся и оставил свои нотации при себе — паренёк и так лишнее увидел, незачем ему нервы трепать. Рассосалась пробка, рассеялась толпа, автомобиль дяди Вернона медленно двинулся вперед. Проезжая мимо дома с выбитым окном, Гарри зажмурился и отвернулся, с тоской осознавая, что мир больше никогда не будет прежним. Конечно, Гарри не был совсем уж стерильным и о смерти давно знал, но как-то шапочно, воочию мертвецов он пока не видел, а только слышал, что люди умирают от старости и болезней, и несчастных случаев, что в апреле чуть не погибли на пожаре два человека, что его родителей убил плохой колдун…

Но слышать и видеть своими глазами — это две совершенно разные вещи. Перед его внутренним взором по-прежнему стояло лицо той женщины, выпавшей из окна. Светлые локоны, полные губы и пухлые щеки, полноватая и средних лет. Она была спокойной, словно спящая, но жуткая простынь под ней в виде битого стекла и мостовой отнюдь не походили на пуховую перину — они развеивали эту иллюзию, нагоняли жути.

Вернон начал колебаться, можно ли отпускать мальца в таком состоянии в дальнюю дорогу на поезде? И решил, что нет. Молча развернул машину и поехал обратно, домой. Гарри не возражал, ему было всё равно.

Можно понять недоумение его друзей, когда они не дождались Гарри ни на платформе девять и три четверти, ни в самом поезде не нашли, ни в школе не увидели… Дамблдор одобрительно кивнул своим мыслям — молодец Добби, убедил Поттера не ехать! — и он украдкой потер ладошки под столом. Отлично, теперь посмотрим, как преподы к этому отнесутся, небось станут презирать несносного мальчишку, мол, бессовестный прогульщик, такой же безответственный, как его ветреный разгильдяй-отец. Глядишь, и внимание нежелательное ему обеспечат. Особенно со стороны собственного декана, Северуса Снейпа, уж он-то точно должен начать ненавидеть паршивца! Так, пару деньков помурыжим всех в неведении, а потом и отправим кого-нибудь за Гарри Поттером.

Но… маг предполагает так, чего-то мудрит, сочиняет, строит всякие хитроумные планы, а Мерлин уже давно всё решил за него. Не смешите богов, а?..

После традиционного пира в кабинет Снейпа постучались встревоженные друзья Поттера. Северус открыл дверь и увидел на пороге семерых ребят, вперед выступил Захария Смит:

— Здравствуйте, сэр. Мы волнуемся за Гарри, боимся, не случилось ли чего… Дело в том, что мои родители созванивались с тётей и дядей Гарри, и они точно договорились выехать в одно время. Но мы с Грейнджерами на вокзал почему-то приехали без них. Я лично надеюсь, что у них просто машина сломалась. Сэр, что тут можно сделать? Нельзя ли как-то быстро и надежно связаться с Гарри и его родственниками?

— Можно, — не стал тянуть резину Северус. — Я сейчас же займусь этой проблемой, а вы идите спать. Не нужно привлекать к себе лишнее внимание директора.

Ребята просияли, душевно поблагодарили его и ушли. Северус запер за ними дверь, прошел в спальню, положил на подушку зачарованный платок, после чего подошел к стене и погладил ладонью серый камень кладки.

Хогвартс моментально отозвался — стена под рукой явственно потеплела, а потом пришла картинка. Замок «доложил», что директор у себя, готовится ко сну, и что Северуса Он, как всегда, спрячет от директора, затем последовал ментальный вопрос — куда проход открыть? Северус подумал и, хмыкнув, попросил проход в Запретный коридор на третьем этаже, раз уж дети целый прошлый год им пользовались, то почему бы ему тем же путем не прогуляться? Стена засветилась, Северус отступил назад и с тихим восхищением смотрел, как освещенный участок превращается в невысокую узкую арку. Как раз такой, чтобы без труда прошел высокий и стройный мужчина. Когда стены перестали вздрагивать, а края «двери» выровнялись, Северус плавно скользнул в проход.

Портальный ход напрямую прочертил пространство замка до заказанной точки выхода, чихая на преграды-стены, уровни и законы физики.

Почему-то Замок покрывал студентов и лояльных к ним профессоров от вездесущего и вроде бы всезнающего директора… Ан нет, Дамбушка ничегошеньки не знал. Хогвартс чувствовал его лживую и двуличную натуру, и прямо говоря, Замок, по сути, сам являлся Директором, только разговаривать не умел. Голосом.

Вот и бывший Запретный коридор, проход вывел Северуса сразу внутрь, и ему не пришлось возиться с калиткой и запорами. Здесь пусто и тихо, сквозь щели в воротах сюда просачивались золотые лучи от факелов, горящих снаружи, да в окно с дальнего конца коридора светила неполная луна. Из раздвинутых плит в полу и сквозь ненужный теперь люк проросли толстые стебли Дьявольских силков. Они лезли по стенам и вяло шевелились, почуяв пришельца, но Северус просто старался не касаться их чутких плетей, осторожно пробираясь к окну.

«Надо бы их прибрать» — мимоходом подумал зельевар. «Всё в порядке, — отозвался Замок. — Они умные, детей не трогают»…

Северус только вздохнул, вылезая в окно на склон холма. Вот и старый замок ему возражает, как он вообще такого директора на своем золотом троне терпит? Сказал бы ему «Кыш!», да и дело с концом.

«Не можем, — в ментальном голосе Хогвартса прозвучала явная усмешка. — Пока новый не появится, пусть этот сидит».

— А как же Дамблдор на пост директора пролез? — вслух спросил Северус.

— «А он сперначала лапушкой был, всех слушал, все договоры подписывал… — вот теперь в голосе Замка точно ощущалась ирония. — Шелковый со всех сторон. Это он потом пираний оскальчик из мелких зубиков показал».

Последнюю фразу Замок произнес уже вслед Северусу, спешащему по склону холма в Запретный лес на границу трансгрессионного барьера.

Увидев свет в окнах четвертого дома, Северус испытал смешанные чувства досады и облегчения. Подойдя, он позвонил в дверь, а увидев Петунью, быстро вошел, собираясь обрушить своё неудовольствие на головы бессовестных Дурслей. Но не успел он и полслова вякнуть, как был оттерт на кухню верноновским пузом и зажат в угол между холодильником и стеной. Понизив свой бас до неумелого хриплого шепота, Вернон прошипел:

— Тихо-тихо, не бухти, всё понимаю и готов отвечать. Это я не отвез Гарри на вокзал.

— Почему?.. — Северус невольно перешел на шепот.

— Женщина на Пикадилли из окна выпала, а Гарри не посчастливилось её мертвую увидеть. Ребёнок он ещё, прости мальца, Северус.

Северус растерянно моргнул. Не понял… У Гарри что, истерика случилась? Или он, как кисейная барышня, в обморок хлопнулся… ой, ну вслух-то зачем?! Вернон побагровел, а его широченная лопатообразная ладонь со всего маху влепила смачную пощечину. В правую щеку словно кипятком плеснули, голова беспомощно мотнулась. Северус, стиснув зубы, с ненавистью посмотрел в красное лицо толстого маггла, нащупывая в складках мантии свою волшебную палочку…

Сбоку мелькнула маленькая тень и что-то очень сильно ударилось в бок профессору, а следом раздался тонкий крик Гарри:

— Дядя Вернон! Всё в порядке, я теперь могу поехать! Только не ссорьтесь.

Расширенные зеленые глазищи со страхом смотрели на сцепившихся взрослых, а те вдруг осознали, что стоят, крепко ухватив друг друга за грудки. Опомнились, разжали руки и смущенно отодвинулись, стыдливо отводя глаза. Северусу вдруг захотелось провалиться сквозь пол. Ну да, ну да, он-то великий маг, задрал нос до небес, а магглу, кроме как кулаками, детей защищать и нечем! Ну и что он тут себе навоображал? Что ребёнок, впервые увидевший мертвую тётку, только похихикает, отмахнется и радостным, беззаботным козликом поскачет в школу?

Кое-как собрав куски себя в единое целое, Северус виновато попросил Гарри собираться. Дядя Вернон угрюмо буркнул:

— Давно всё собрано, его вещи в багажнике автомобиля. Как до школы ехать собираетесь? Поезда ваши ещё ходят?

— Нет, — ровным голосом ответил Северус. — До Лондона нас подвезите, дальше мы камином переместимся.

Вернону хватило самообладания не переспросить, развернувшись, он, грузно топая, ушел из кухни выводить машину из гаража. До «Дырявого котла» ехали молча. Возле бара Вернон выгрузил сундук и сумку и так же молча смотрел, как Северус щелчком пальцев отправил куда-то в воздух гаррин багаж. Гарри, прижимая к себе Тортика, стесненно бормотнул:

— Пока, дядя Вернон.

— Пока, племянник. Ждем тебя к Рождеству, — коротко кивнул Вернон. Северус и Гарри вошли в бар и прошли к высокому — в рост человеку — камину. Гарри в нерешительности затоптался перед ним, конечно, он знал, что маги путешествуют по каминной сети, но личного опыта у него пока ещё не было, и ему стало немножко не по себе. Северус кинул бармену серебряный сикль, зачерпнул из ведра на треноге горсть крупного зеленоватого порошка и широким веером кинул в желтое пламя. Огонь коротко пыхнул, покраснел, потом пожелтел, зашипел и стал зеленым. И в это изумрудное чудо шагнул Северус, повернулся и протянул руку Гарри, подзывая к себе. С понятным опасением Гарри подошел и сначала потрогал пламя рукой. Его ладошку обдало теплым воздухом, из камина ощутимо пахнуло летним зноем и порохом. Поняв и убедившись, что огонь безопасен, мальчик осмелел и шагнул к профессору. Северус прижал его к своему боку и шепнул:

— Закрой глаза и спрячь лицо.

Гарри так и сделал, торопливо зажмурился и крепенько зарылся в мантию профессора. А Северус отчетливо сказал кому-то, камину или огню, Гарри так и не понял:

— Мой камин в Хогвартсе.

Пламя взревело, теплым смерчем взвихряясь вокруг них и, кружа и верча, унесло куда-то вверх. В трубу, наверное… Во всяком случае, Гарри вмиг потерялся в своих ощущениях, было всё и сразу — страшно, весело, интересно и слегка муторно от беспорядочного вращения во все стороны. Когда свистопляска закончилась, Гарри облегченно перевел дух — может, так и быстрее, но в поезде всё же поспокойнее. Вышел из камина и спустил с рук Тортика. Привычно ругнувшись, шоколадная саламандра улизнула в стену.

Северус поморщился, глядя, как ненормальная ящерица ввинчивается и исчезает в каменной кладке, в очередной раз задаваясь вопросом — из чего состоит эта невозможная тварь?

— Ваш багаж в вашей комнате, — официальным тоном сообщил профессор мальчику, и Гарри понял — кончился сосед, теперь это строгий учитель зельеварения. Он наклонил голову:

— Спасибо, сэр. Спокойной ночи.

В гостиной факультета к Гарри кинулись одноклассники, затормошили и забросали вопросами. Но Гарри слишком устал от впечатлений и мечтал только о том, чтобы улечься спать. И друзья, видя, как он клюет носом, отстали от него и даже помогли расправить постель, пока он переодевался в пижаму.

Утром на завтраке за столом Гриффиндора разгорелся скандал. Джинни Уизли, узрев своего обожаемого кумира за столом Слизерина, закатила братьям истерику.

— Почему вы не сказали, что Гарри Поттер на Слизерине?! Я весь год думала, что он гриффиндорец и уговорила Шляпу отправить меня сюда.

— А куда она хотела тебя отправить? — заинтересовался Перси. Джинни топнула ногой:

— Это вас не касается, дорогие братцы, и вообще, не увиливайте от темы! Почему Гарри на мерзком Слизерине?

— Заткни пасть, сопля! — рявкнул Монтегю из-за своего стола. Фред и Джордж, засучивая рукава, встали со скамьи, собираясь начистить одну слизеринскую рожу.

— Что такое, что случилось?! — раздался радостный возглас. Монтегю скривился, близнецы переглянулись и опустились обратно на скамью. От профессорского стола к ним несся Златопуст Локонс, за его спиной картинно развевалась голубенькая мантия цвета незабудок. Прибежав к месту дислокации, профессор в надежде повертелся в ожидании, что ссора всё же разгорится и он таки окажется в эпицентре внимания. Но ребята не были настолько падки до славы и проигнорировали ожидания красавца. Не дождавшись дальнейших событий, поулыбавшись на всякий случай, профессор Локонс ушел на место, громогласно уверяя всех, что драку он предотвратил, и больше такого безобразия не повторится.

Профессора же, увидав Поттера на своих уроках, забыли, что он вчера вроде бы не приезжал, опять что-то там директору померещилось… Ученик на месте и, значит, всё в порядке.

А Дамбушка чуть не свихнулся, пытаясь сообразить, как же так получилось? Гарри не приезжал в Хогвартс на поезде и тем не менее он здесь… Ну как так??? И за мальчишкой никто не ходил, все профессора были на месте, никто из них не покидал стен замка, иначе бы он знал! Он же директор, разве нет?!

Вечером Веселая Восьмерка собралась вместе в клубе по интересам и принялась делиться впечатлениями, но всех грызло любопытство и, нет-нет да и посмотрят на Гарри, беззвучно спрашивая, что его задержало вчера?

Гарри вздохнул и поведал, что стал свидетелем смерти одной женщины. Невилл вдруг вздрогнул и испуганно посмотрел на друга.

— Ох, Гарри. Хорошо, что ты не приехал поездом… а то ты их тоже увидел бы, а мне кажется, что тебе рано на них смотреть, неподготовленному.

— Ты о чем, Невилл? — не понял Драко.

— Я о фестралах, — передернулся Невилл. — Жуткое зрелище, как будто дохлых драконов в кареты впрягли…

— Ты чего? — удивилась Гермиона. — Кареты сами ехали, никто в них не был впряжен.

Невилл посмотрел на неё, как на умственно отсталую, и пояснил:

— В том-то и дело, что фестралов видят после того, как лично увидишь чью-то смерть. И я очень рад, что Гарри их сегодня не увидел, они страшные, Гермиона, по-настоящему страшные…

Постепенно мир для Гарри снова приобрел яркие краски. Да и как иначе, если вокруг тесный и постоянный коллектив детей всех возрастов, повсюду звенят веселые голоса и сияют глаза.

И хандра, навеянная смертью женщины, понемногу отступила. Вот только привидений Гарри стал бояться. Понял, что это не просто какие-то туманные сгустки, а души умерших людей, вернее, зримый отпечаток души.

Мадам Стебль и Гермиона познакомили класс с мандрагорами. Человечкообразные клубни вводили в легкий ступор — они шевелились, кричали и плакали, и было как-то дико сознавать, что их порежут, как овощи. Гарри передернулся и, сажая мандрагору в ящик с компостом, старался убедить себя, что это просто поросята, которых выращивают на убой. Но, с другой стороны, свиней тоже было жалко.

На уроке Локонса Гарри тупо вперился в лист, в котором было задание — ответить на пятьдесят четыре вопроса, касаемых предпочтений Златопустика. Осторожно покосившись по сторонам, он, как и все в классе, уставился на Гермиону, которая что-то вдохновенно строчила в своем пергаменте. Она что, знает, какой любимый цвет и какова тайная честолюбивая мечта Златопуста Локонса?

Потом были пикси. От того, что никто, кроме мисс Грейнджер, не ответил на его первый урок, Локонс расстроился и выпустил из клетки этих мелкотравчатых тварей, которые за считанные секунды разнесли в щебенку класс. И ладно бы класс… так они ещё и Невилла к люстре подвесили, выкинули в окно палочку профессора и, что хуже всего, сломали палочку Рона, ровно напополам.

Класс Локонса ребята покинули потрепанными и опечаленными, все жалели Рона. Волшебник без палочки — это… сами знаете, что. Рон, роняя крупные слезы, нёс в руках обломки палочки, остальные семеро сгрудились вокруг него и изо всех сил сопереживали и костерили идиота-учителя, допустившего такую трагедию. Забились тесной кучкой под стену башни и принялись утешать пострадавшего Рона, давали ему советы, чтобы он написал домой, подсказывали, как выбрать новую палочку. Крыса Короста вылезла из его кармана и начала шнырять у ног детей, потом занырнула в густые заросли терна и, вылезя оттуда, принесла Рону совершенно новую палочку.

Гермиона тут же узнала её.

— Это же палочка профессора Локонса! Надо её ему вернуть, раз нашли…

— Погоди… — с ленцой протянул Драко. — Успеется ещё. Рон, попробуй её.

Рон понял и взмахнул палочкой:

— Люмос!

На кончике чужой палочки загорелся яркий огонек. Драко удовлетворенно заулыбался:

— Слушается. Она твоя, Рон, не возвращай.

— Но так нельзя!.. — запротестовала правдивая Гермиона.

— Цыц, барышня-крестьянка! — вразумил девочку Захар. — Ты ничего не знаешь о волшебных палочках. Палочка Рона погибла на уроке по вине профессора, он так и так должен ему компенсацию. Так что считай это платой, а не веришь, спроси профессора Флитвика или профессора Снейпа.

— Кстати! — вдруг вспомнил Гарри. — А в камине профессор Снейп назвал не адрес, а свой камин в школе, ребята, но Рон же рассказывал, что надо говорить адрес того места, куда ты хочешь переместиться камином. Или я что-то не так понял?

— Ты всё правильно понял, Гарри, — улыбнулся Захар. — Просто об этом не все знают, но камин тут ни при чем. Всё дело в сети Летучего пороха, это своего рода транспортная магия, портальная, если хотите. Берешь волшебный порошок, подержи его в ладони, пока он в твоей горсти знакомится с тобой, пропитывается твоим потом и запахом, и к тому моменту, когда ты кидаешь его в огонь, в нем уже заложена задача о тебе самом. Твой генетический код, так сказать… и адрес тут совсем ни при чем, порошок доставит тебя туда, куда ты магией нацелился, куда пожелал переместиться. Так надежней, чем говорить адрес, его можно перепутать, запнуться и неправильно произнести слово или цифру. А ещё ты можешь быть заикой или немым. Ну и как немому адрес говорить? А заика так прозаикается, что его запросто на луну зашвырнуть может.

О компенсации профессор Локонс не слышал. Увидев свою палочку в руках у Рона, он подбежал и потребовал её вернуть. Рон растерялся, оглянулся на братьев, те подошли, послушали, как профессор обвиняет в воровстве их младшего брата, и начали ругаться:

— Рон не вор! — рявкнул покрасневший Перси.

— Он её нашел! — вставил Фред.

— И присвоил её себе! — взвизгнул Локонс.

— А не фиг было его палочку ломать! — взвился Джордж.

— Чего-о-о?.. — красный Перси стал багровым. — Преподаватель сломал палочку ученика? И какого — плохое слово — вы требуете палочку назад? Рон нашел её и имеет право оставить её себе в качестве компенсации!

— Ничего не знаю ни о каких компенсанциях! — брызнул слюной красавчик. — Вы меня ограбили, а палочку мальчишки пикси сломали!

Настала тишина. Перси схватился за сердце. А его шепот почему-то прогремел на весь зал:

— Пикси? Сломали? То есть, я правильно расслышал, слово было произнесено во множественном смысле? И сколько их было?

— Полная клетка, — с удовольствием настучал Рон.

Перси нехорошо прищурился и зашипел:

— Разве вы не знаете, сэр, что пикси обладают сопротивлением ко всем заклинаниям природной магии.‌‌‌‌ ‌‌‌‌‌‌‌‌‌Их любимая забава — сбивать с дороги путников. Случается, пикси похищают детей, подбрасывая вместо них подменышей, подобно гоблинам.‌‌‌‌‌‌‌‌‌ Скажите мне, профессор, чем вы думали, притащив в класс, полный детей, этих крайне вредных тварей?

Дин робко кашлянул, привлекая внимание Перси:

— Это были корнуэльские пикси, синенькие такие…

— Вам просто повезло, что вас было много, будь ребёнок один, они бы не постеснялись его утащить.

Все при этом почему-то посмотрели на Невилла, и тот невольно поежился под их внимательными взглядами. Что ж, ‌‌его они попытались утащить, но, к счастью, силенок не хватило, только до люстры и смогли доволочь. Невилл впервые в жизни порадовался, что он полный. Бабушка его хорошо кормила. ‌‌‌

‌ ‌‌‌ ‌‌ ‌‌

Золотоволосому бедняжке пришлось покупать новую палочку, когда и директор ему отказал в помощи. Пришел он к Дамблдору в кабинет, скромный-прескромный, глазки в пол, губки трогательно дрожат и голосок тихий-тихий:

— А у меня палочку забрали, шмыг…

Дамбушка почему-то вспомнил Молли и передернулся. Если она узнает, что палочка Чарли-Рона погибла по вине профессора… Легче самому в землю закопаться и сверху могильной плитой прикрыться. Даже вспомнилась студенческая кличка девчонки Прюэтт — Молли-Милодон. Саблезубая тигрица. Да она от Локонса и кусочка живого не оставит, всего растерзает и скажет, что так и было! Поэтому…

Дамблдор откашлялся и важно посоветовал:

— Профессор Локонс, а может, вы просто новую палочку себе купите? Деньги же у вас есть. С продажи ваших чудесных книжек…

Златопустик капризно надул губки и проныл:

— Но мне нечем колдовать! Как я отсюда до Косого переулка перемещусь?

Дамблдор пожал плечами и кивнул на камин.

Только на вторые выходные друзьям удалось вырваться из замка. После кошмарной недели жутких анонсов, когда и вздохнуть-то было некогда, ребята едва дождались первого перерыва в начале семестра.

Гермиона, Лаванда и Парвати несли корзинки со снедью. Гарри и Захар с Невиллом были нагружены пледами, топориками и хворостом. Рон тащил мешок с копченостями для Троезора, а Драко аристократически нес свои гордость и достоинство.

Пройдя с полмили, друзья впереди на тропе увидели девочку-первокурсницу. Она шла в том же направлении, лениво сшибая прутиком головки засохших соцветий. Услышав позади себя шаги, незнакомка обернулась. Все ребята, кроме Рона, так и замерли от неожиданности — девочка была очень красива. Золотисто-желтый водопад волос струился вдоль её тела до бедер, нежно обтекая эльфийский плащ, скрепленный у горла серебряной пряжкой в виде листика. Точеный носик, пухлые губы и огромные синие глаза довершали образ лесной нимфы.

Видя, что друзья впали в ступор, Рон с грохотом опустил мешок наземь и сварливо обратился к девочке:

— Эй, Лавгуд, ты куда поперлась, да ещё одна? Это, между прочим, Запретный лес! Совсем ополоумела?

— Рыжий номер шесть? — не осталась в долгу девочка. — Придержи своих гноллов, что-то они торопятся. Я не обязана перед тобой отчитываться.

— Ещё чего! — рявкнул Рон. — А ну, вертай назад, пока я сам тебя не потащил.

В ответ девчонка обдала Рона восьмифутовым презрением, уперла руки в боки и строптиво фыркнула.

— Ты меня слышала? — продолжал надрываться Рон. — Иди назад, к Джинни.

— Не хочу! — девочка своенравно топнула ногой. — Джинни — дура, она с виртуальным другом общается и меня совсем не замечает. И не мог бы ты на меня чуть-чуть потише кричать? Шрёдингеру это не нравится…

— Кому?.. — нервно осекся Рон. Златовласка кивнула на кусты справа от тропы. Невилл глянул туда и громко икнул. Гарри в страхе развернулся в ту же сторону. За кустами стоял огромный вороной зверь с глянцево-блестящей атласной шкурой. Его раскосые белые глаза очень внимательно смотрели на них. В приоткрытой пасти торчали клыки вперемешку с лошадиными резцами и молярами. Рон бросил на кусты мимолетный взгляд и раздраженно буркнул:

— Не выдумывай, Полумна, нет там никого…

Гарри вдруг расхохотался — Шрёдингер! И есть, и нет.

Крылатый конь наклонил голову совершенно по-собачьи, слушая смех мальчишки, а тот окончательно осмелел и расслабился. Если уж у фестрала имеется имя, как и у всех живых нормальных существ, то как он может быть чем-то потусторонним? Осознав это, Гарри с облегчением представился:

— Я Гарри.

— Знаю, — благосклонно отозвалась синеглазка. Остальные ребята тоже назвали себя, после чего Гарри воодушевленно спросил у Полумны, кивая на коня:

— Его можно погладить?

Синие глаза с интересом обозрели его лицо, а потом, после некоторых колебаний, златовласка кивнула:

— Можно. Он хороших людей не кусает, его папа вырастил.

Атласная шкура фестрала оказалась шелковистой на ощупь, а грива не уступала женским волосам. Он был так приятен, что Гарри даже прижался лицом к конской шее, готовясь окунуться в тот неповторимый лошадиный аромат пота и навоза. Но, к его изумлению, фестрал не пах ничем, ни потом, ни навозом, он вообще никакого запаха не имел. Гарри поглубже зарылся в тонкую гриву, надеясь хоть что-то унюхать.

Но кроме едва слышного тона нагретого солнцем шерсти, он ничего не уловил. А фестрал по кличке Шрёдингер спокойно стоял, полураскрыв крылья, и легонечко подталкивал Гарри мордой под локоть, прося продолжать поглаживать его.

К пещере тролля пришли девятеро детей. Заглянули к Камешку, угостили Триединого Зорика и Норберта копчеными вкусняшками, развели костерок, расстелили пледы на бревнах и земле и с полным комфортом устроились вокруг огня.

Полумна села на самое высокое бревнышко, расправила на коленях мантию, подоткнула полы плащика и оглядела своих новых знакомых с веселым удивлением, явно чем-то позабавленная. Её большие, чуть навыкате, синие глаза, внимательно обвели контуры дракона и трехголового пса. Потом, не удержавшись, она произнесла нараспев:

— О-ля-ля… Ты смотри-ка, все в сборе, осталось оборотня победить и призвать Глас и Взор Хогвартса!

— Ты о чем, Полумна? — удивленно спросил Захар.

— О пророчестве, — безмятежно ответила та. — О пророчестве, которое предупреждает о том, что Смерть тебя всё равно настигнет, сколько бы ты ни пыжился и ни сочинял всякие бессмертные штучки.

— Это… о Темном Лорде и Гарри Поттере, что ли? — наморщил лоб Невилл. — Которое бабушка мне рассказывала?

— А какое тебе пророчество бабушка рассказывала? — переспросила Полумна. Невилл вздохнул и нехотя проговорил:

— Грядет тот, у кого хватит могущества победить Темного Лорда, рожденный теми, кто трижды бросал ему вызов, рожденный на исходе седьмого месяца… И Темный Лорд отметит его, как равного себе, но не будет знать всей его силы… И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой… Тот, кто достаточно могуществен, чтобы победить Темного Лорда, родится на исходе седьмого месяца…

Гарри крепко хлопнул себя по щеке, но комар успел увернуться и с противным звоном занудил над ухом. Отмахнувшись от него, он негромко буркнул:

— Ну и где там про меня?

— Точно, — хмыкнул Захар. — На исходе седьмого месяца какого года?

— И кто это трижды бросал ЕМУ вызов? — вставил Драко. — Мелкий министерский служащий и простая ведьма-домохозяйка? Извини, Гарри, но твои родители именно эти — государственный чиновник и ведьма без высшего образования.

— Да я понял, Драко, понял, — кивнул Гарри. — Без обид.

— Но мне говорили, что родители Гарри были мракоборцами… — неуверенно возразил Невилл, заискивающе заглядывая всем в лица. — Как и мои мама с папой…

— Ну-у-у… для Дамблдора все, кто состоял в его ордене, являются мракоборцами, — протянул Драко.

— Мне кажется, мисс Лавгуд не об этом пророчестве говорила, — осторожно вклинился Захар.

— Ой… А о каком? — спохватились увлекшиеся Драко с Невиллом.

Глаза всех восьмерых сошлись на Полумне, та сидела и зачарованно таращилась на золотые искорки, взлетающие в темнеющее небо вверх от костра. Почувствовав на себе их взгляды, она оторвалась от созерцания огненного волшебства и, что называется, спустилась с небес на землю. Невинно улыбнулась. И певуче-нежно заговорила:

— Это не то пророчество. Это поддельное, скажем так, подогнанное под подходящие события. Нет-нет, я говорила про другое, более старшее пророчество. Оно настоящее и потому непонятное, как и все настоящие пророчества, а изложено оно в стихотворной форме. Вот в такой…

И Полумна продекламировала:

И Глас, и Взор проснутся вдруг, лишь Десятеро встанут в круг.

И Пёс из Ада взвоет в ночь, пронзив пространство вширь и вкось.

Солнечного света пусть тролль не боится — не солнце это светит…

Десять нас должно быть. Взрослый здесь один, остальные — дети.

Шарлатан уйдет, уступив дорогу волку.

Волкодав его найдет, ухватит за холку.

Око смотрит, Глас речет — уходи за ними, не надейся на крестражи.

Сгоришь ли ты в огне драконьем, но конь крылатый путь укажет.

Когда она замолчала, все в полном изумлении оглядели площадку и друг друга. Детей — девять, тролль, дракон и пес из ада, цербер — в наличии. Крылатый конь тоже имеется, вон, в кустиках стоит, скалится… Шарлатан, видимо, профессор Локонс.

— А взрослый кто? — пискнула впечатленная Лаванда.

— А он уже есть. Только он пока прячется… — Полумна озорно стрельнула глазками в сторону Рона. Остальные, не заметив этого, задумались.

— Может, это профессор Снейп? — с надеждой предположил Гарри.

— А разве он от кого-то прячется? — не понял Драко.

Нет, профессор Снейп ни от кого не прятался, и детки снова задумались. Наконец Захар додумался и настороженно спросил, обращаясь сразу ко всем:

— А откуда то пророчество про Темного Лорда известно?

— А его моя где-то и сколько-то раз двоюродная бабушка Юфимия с директора стрясла, — хладнокровно сказал Драко. — Когда у престарелой матери отбирают единственного и позднего любимого сына… тут уж никакой директор не страшен. Ей и ад раскаленный сауной покажется, а черти — котиками пушистыми.

Драко перевел взгляд с костра на Захара и весомо добавил:

— Мама в юности услышала и запомнила, потом папе рассказала, а я подслушал.

Захар с уважением склонил голову, молча выражая одобрение. Потом посмотрел на Полумну:

— Мисс Лавгуд, а о чем то пророчество, о котором вы рассказали нам? И объясните, пожалуйста, что такое крестражи?

Девочка, польщенная вежливым обращением Захара, с благодарностью ответила:

— Ну, мне, как и всем детям волшебников, мои родители всегда читали сказки и разные истории, среди них и самую известную в наше время — историю о Мальчике, Который Выжил. Так вот, и мама, и папа всегда удивлялись одному несоответствию — кто был свидетелем той трагедии в доме Поттеров? Ведь во всех печатных изданиях пишется, что в ночь убийства Гарри был один. Если логически рассудить, то картина была примерно такой: приперся черный дядя, прибил на пороге папу. Потом поднялся на второй этаж. Вошел в детскую. Прибил Авадой маму. А дальше что? Кто это видел? И главное, кто рассказал? Не сам же Гарри!

— А Гарри там вообще не было, — хмуро вставила Гермиона. Повисла тишина. Все оцепенело уставились на девочку, Гермиона поежилась от такого пристального внимания к своей скромной персоне и смущенно пояснила: — Ну… в наших газетах, я хочу сказать, в маггловских газетах было… была описана совсем другая версия событий. В ночь, когда погибли Поттеры, малыш Гарри гостил у родственников и только потому уцелел. Ведь в его доме взорвался газ, родители умерли, а он спасся тем, что его там не было.

В общем, задала Гермиона пищу для ума. Все задумались и заспорили, пытаясь понять, какая версия более достоверно выглядит. Выходило, что никакая, в обоих случаях так и так некому было рассказывать, что именно произошло в ту роковую ночь. Так почему же тогда некто неизвестный так уверенно утверждает, что Темного Лорда победил младенец, да ещё и уверяет всех, как именно этот младенец выглядит: черные растрепанные вихры, шрам-молния на лбу и круглые очки?

Когда версии ушли куда-то в сторону, Полумна аккуратно вернула разговор на прежние рельсы:

— Должна напомнить вам, что Темный Лорд в ту ночь так и не умер полностью.

— А разве он жив? Нам же сказали, что Гарри Поттер победил Темного Лорда… — растерялся Невилл.

— Да! — подтвердил Захар. — Во всех газетах того времени писали об этом, я сам видел вырезки из них, мне их папа показывал, там так и написано: младенец отразил лбом смертельное заклятие и Тот-кого-нельзя-называть исчез навсегда. Ещё там написано, что у Гарри Поттера остался на лбу шрам в виде молнии. По этой молнии его все должны узнавать.

Кашлянув, Захар деликатно обратился к Полумне:

— Так почему Темный Лорд не умер в ту ночь?

Мечтательная девочка снова оторвала взгляд от искр, взлетающих в уже полностью потемневшее небо. Казалось, ей всё равно, вокруг чего разговор крутится.

— А потому, что он себе крестраж сделал. Это мой папочка сказал. У дяди Антона не пропала черная метка с руки, а это означает только одно — Темный Лорд жив, он не умер полностью, а куда-то исчез ненадолго.

— Антон? — с интересом посмотрел на неё Захар. Полумна мило улыбнулась:

— Старший брат моей мамочки. Сейчас он в тюрьме и известен как Антонин Долохов, Пожиратель Смерти и Правая рука Волан-де-Морта.

— Крестраж? — осторожно подтолкнул Гарри в нужную сторону. Полумна послушно переключилась:

— Да, крестраж… Именно про него и говорится в том, более старом пророчестве. Оно было произнесено ужасно давно, и долго-долго никто не понимал, о чем и о ком оно. Думали даже, что оно относится к Дориану Грею, Герпию Злостному и Монтгомери Морлу. Но сегодня я увидела, что оно почти исполнилось… я имею в виду, что здесь собрались почти все, о ком в пророчестве говорится: пёс из Ада — цербер, дракон, конь крылатый, тролль, один взрослый и остальные — дети, то есть, мы, девятеро. Так вот, общий смысл пророчества кроется в следующем:

Солнечного света пусть тролль не боится — не солнце это светит…

Десять нас должно быть. Взрослый здесь один, остальные — дети.

Это значит — день солнечного полного, кругового затмения, когда Луна будет на одной линии Земли и Солнца. В легендах такие дни так красиво называли… День без ночи, или ночь без дня. И я думаю, что тролль в такой день может выйти из укрытия без особой опаски для своего здоровья.

Собраться должны десятеро, один взрослый, остальные — дети.

И произойти это должно после:

Шарлатан уйдет, уступив дорогу волку.

Волкодав его найдет, ухватит за холку.

И никак не раньше. Но когда это должно случиться, мы пока не знаем.

— А значит, мы будем караулить их, — подытожил Захар. — Шарлатана, волка и волкодава.

— А потом он сгорит в драконьем огне, и конь крылатый, фестрал, проводит его на Тропу мертвых! — жизнерадостно заключила Полумна.

— После чего Замок Хогвартс прозреет, обретет дар речи, встанет и с ругательствами всех разгонит пинками… — хмуро добавила Гермиона.

На эту её неожиданную шутку все рассмеялись. И накинулись на принесенные с собой яства. Что и говорить, пикник удался на славу!

Полумна Лавгуд оказалась с факультета Когтевран. А заметив странное отношение к ней, друзья забеспокоились, как бы её там не разобидели, милую фантазерку. К счастью, сестра-близнец Парвати, Падма Патил, училась там же, и Парвати попросила Падму присмотреть за новенькой.

А за Гарри началась фотоохота, просто фотосафари, по его мнению. Джинни Уизли и Колин Криви гнались за ним с упертостью папарацци и бультерьеров, вместе взятых, не давая ни дня и ни сантиметра прохода.

И спасаясь от их зоркого ока и фотокамеры, Гарри, невольная жертва фанатов, принялся искать тайные лазы и ходы во всех нишах и закоулках замка. Проползая как-то раз по одному из таких потайных коридорчиков, Гарри вдруг услышал жуткий голос, от которого его бросило в дрожь.

Иди… иди ко мне… дай мне схватить тебя… разорвать… убить… так голоден, так долго… убивать… время убивать…‌‌ ‌ ‌‌ ‌‌‌ ‌‌‌ ‌‌‌‌ ‌‌‌‌‌ ‌‌‌‌‌‌‌ ‌‌

Голос был до жути потусторонний, от него веяло холодом и враждебностью. И он шел из-за стены. Гарри практически распластался по ней, вжимаясь в неё всем своим телом, до боли и ссадин прижимая ухо к каменной кладке. Дужка очков больно врезалась в висок, но Гарри не замечал дискомфорта, он лихорадочно напрягал слух, стремясь услышать ещё хоть что-то. Шершавый камень царапал щеку и ладони, заныло-загорелось придавленное ухо, а странный бестелесный голос, помедлив, уполз куда-то вверх.

Крайне озадаченный, Гарри поднял глаза к потолку, провожая невидимого «собеседника».

Начинался голос с тихого шипения, перерастающего в глухой рокочущий гул, как будто каждый звук-букву сопровождало эхо. И непонятный вначале страх Гарри вскоре сменился возбужденным интересом. Неистощимое любопытство вкупе с богатейшей фантазией буквально размазали мальчишку по стене — это кто же там… шипит???

К Тайной комнате и Плаксе Миртл прибавилась ещё одна Тайна. Тайна голоса в стене. Было отчего взволноваться, чей-то голосок перемещается внутри каменной кладки, ну разве это не чудо?!

Друзьям Гарри пока не спешил рассказывать о своем открытии, решив сначала разузнать, кому принадлежит голос. На речь привидения он никак не походил, призраки так не разговаривают, это и ежику понятно. Да и сквозь стену те не имели привычки болтать. Но узнать, кто это в стене шипит про убийство, Гарри искренне пытался, расспрашивал всех мало-мальски адекватных людей.

Вот вопрос Гарри:

— Чей-то голос в стене сказал, что давно проголодался, хочет поймать тебя и скушать. Потом он двинулся вверх по стене. Как вы думаете, кто так умеет разговаривать?

А вот ответы на вопрос Гарри:

— А цверг его знает, кто так умеет. Может, кто-то под мантией-невидимкой… Кстати, ты не хочешь её забрать обратно? — Люциан Боул.

— Ушел вверх по стене? Но, Гарри, это противоречит законам физики, голос без тела не может говорить и тем более перемещаться в пространстве! — Гермиона.

— Ух ты, Гарри, а где ты это слышал?! Покажи мне, я тоже послушаю! — Рон.

— Гм-гм, голос в стене? Точно? А не на стене? Жаль, я слышала, что когда-то давно в теплицах культивировали вид разумной плесени, она могла передавать мыслеобразы, но чтобы она научилась разговаривать… — профессор Стебль.

— Кто-то голодный в стене говорил с вами, Гарри? Хм-м-м… Надо Хагриду сказать, пусть проверит своих акромантулов, все ли они у него на месте?.. — Кеттлберн.

Захар подумал и сказал, что надо поискать в справочнике мифологии, посмотреть, кто так может — перемещаться без тела в стене. Падма и Парвати неожиданно спросили Гарри, а на каком языке с ним разговаривал невидимка? Гарри удивился и ответил, что вроде по-английски.

Драко от его вопроса отмахнулся и попытался затащить Гарри в квиддич. Пригласил на пробы. Гарри отбрыкался, мотивируя свой отказ тем, что квиддич, по его мнению, нечестная игра. Вот если бы из неё убрали снитч, то он, пожалуй, согласился бы вступить в команду. Но правилами это запрещалось: снитч — главный мяч в игре, и без него квиддич перестанет быть квиддичем. Гарри на это лишь плечами пожал и удрал, оставив Драко наедине с проблемой.

Сам Драко по конкурсу не прошел, оказался недостаточно ловок, таким образом, ловцом команды Слизерина остался Терренс Хиггс с Теодором Ноттом на подхвате-замене. Как ни странно, но длинный и тяжеловатый Нотт оказался отличным ловцом, и учредители подписали договор, что он заменит Хиггса, когда тот выпустится из школы.

Также ловцом стал Рон Уизли в команде Гриффиндора, и старшие братья-загонщики впервые оценили братишку по достоинству.

А Гарри только приходил на матчи, посмотреть-поболеть за своих, и внутренне обмирал, глядя, как игроки балансируют на тонких метелочках на головокружительной высоте, ухитряясь при этом орудовать битами, отбивая жуткие бладжеры. Тут на метле бы удержаться, ловя и бросая квоффл… Так нет же, надо и от бладжеров уворачиваться, и тяжелую биту в руке удерживать, и в то же время за метлу держаться и летать.

Но квиддичные матчи проходят всё же не каждый день, между ними обычно бывали огромные перерывы. Насколько Гарри запомнил расписание матчей с прошлого курса, тот был примерно вот такой:

1-й матч: Гриффиндор — Слизерин

Конец первой/второй недели ноября

2-й матч: Пуффендуй — Когтевран

Конец третьей/четвёртой недели ноября

3-й матч: Когтевран — Слизерин

Конец третьей/четвёртой недели февраля

4-й матч: Гриффиндор — Пуффендуй

Конец первой/второй недели марта

5-й матч: Пуффендуй — Слизерин

Конец первой/второй недели мая

6-й матч: Гриффиндор — Когтевран

Конец третьей/четвёртой недели мая

Так что сами судите. И энное количество свободного времени Гарри тратил на поиски говорящего фантома. Заподозрил было Пивза, но, послушав, как он разговаривает, убедился, что это был не его голос. Заметив же пристальное внимание мальчика к своим персонам, привидения приободрились и стали наперебой приглашать его на свой призрачный праздник — смертенины. Наивный Гарри сперва не понял, куда его приглашают, и чуть было не согласился. Но к счастью, рядом случились друзья, которые любезно просветили, что такое смертенины. Поняв, что это антипод дня рождения, и услышав очередное приглашение от очередного призрака, Гарри шарахнулся и задал такого стрекача… заяц-русак обзавидуется.

Нет уж, это выше его понимания — праздновать день своей смерти! В его воспаленном мозгу тут же встала картинка с мертвой женщиной в россыпи битого стекла.

А вот Рон соблазнился и сходил туда с девчонками. Гарри и Захар слонялись по коридору первого этажа, дожидаясь их возвращения, и тоскливо глотали слюнки, слушая отдаленный шум, доносящийся из Большого зала, где начинался банкет в честь Хэллоуина. Рон и Лаванда вышли из подвалов позеленевшими, Парвати шла, как оглушенная, в легком ступоре слушая оживленный голос Гермионы, которая жизнерадостно тараторила ей на ухо о сечении рубца и степени его разложения и о том, сколько времени требуется для того, чтобы в тухлом мясе завелись личинки.

Рон, услышав про разложившийся рубец, схватился обеими руками за рот, согнулся и бросился бежать в сторону ближайшего туалета. Лаванда с ненавистью посмотрела на Гермиону и еле-еле удержалась от того, чтобы не стукнуть её по лохматой голове.

Спереди послышались плеск, стук падения и испуганный вопль Рона. Гарри с Захаром и девочками переглянулись и с шага перешли на бег. Влетев в коридор второго этажа, они едва не упали, с разгону вбежав в огромную лужу воды. Рон, барахтаясь, отползал к стене, в страхе глядя вверх, на противоположную стену. Ребята тут же посмотрели туда же.

На держателе для факела висела дохлая кошка, а ниже, на уровне глаз первокурсника, зловеще мерцала написанная чем-то красным надпись. Судя по тяжелому запаху металла, она была написана кровью…

«Тайная комната снова открыта, трепещите, враги наследника!»

Было начертано корявыми большими буквами, от них вниз тянулись тонкие длинные потеки…

Дохлой кошкой оказалась Миссис Норрис. Она была подвешена за хвост, её передние лапки беспомощно растопырились в воздухе, а застывшие глаза были сильно выпучены. Друзья растерянно смотрели на неё несколько секунд, не двигаясь и не произнося ни слова. Первым обрел дар речи Рон.

— Пошли отсюда скорее, — сказал он, поднявшись с пола.

— Но надо попробовать что-то сделать… как-то ей помочь… — сбивчиво начал Гарри.

— Нам лучше немедленно смыться отсюда! — нервно возразил Захар. — Вдруг нас кто-нибудь здесь увидит!

Но было уже поздно. Издалека донеслось множество голосов, это означало, что банкет закончился. Шаги десятков ног приближались к ним с одной стороны коридора. Слышались возгласы веселых, вволю полакомившихся девчонок и мальчишек. Еще миг — и их окружила праздничная толпа. Но как только первые подошедшие увидели висящую кошку, в коридоре сразу же воцарилась тишина. Ребята оказались одни в центре круга — никто не решался подойти к ним, хотя сзади напирали любопытные, всем хотелось узнать, что тут случилось.

— Трепещите, враги наследника! — громко крикнул чей-то высокий голосок. — Сначала кошка, следующими будут те, в чьих жилах течет нечистая кровь!

Эти нехорошие слова произнесла вредина Паркинсон, которая, впрочем, тут же съежилась под перекрестными взглядами многочисленных свидетелей её несдержанности.

— Что тут такое? А? — услыхав слова Панси, Аргус Филч растолкал толпу, но при виде Миссис Норрис попятился и в ужасе схватился за голову.

— Что с моей кошкой? Что? — завопил он, выпучив глаза.

— Успокойтесь, Аргус.

В сопровождении нескольких профессоров появился Дамблдор. Важно прошагав мимо шестерых друзей, он осторожно снял Миссис Норрис со скобы для факела.

— Идемте со мной, Аргус. Вы тоже, мистер Поттер, мистер Уизли, мистер Смит, мисс Браун, мисс Грейнджер и мисс Патил.

Локонс, сияя улыбкой, подошел к Дамблдору.

— Мой кабинет ближе всех, господин директор, сразу вверх по лестнице. Пойдемте ко мне…

— Благодарю вас, Златопуст, — ответил директор. Собравшиеся молча раздвинулись. Локонс, гордый и довольный, поспешил за Дамблдором, следом за ним двинулись профессора МакГонагалл и Снейп. Едва вошли в кабинет, со стен побежали кто куда портреты Локонса, все — с накрученными на бигуди волосами. Живой Локонс зажег на письменном столе свечи и отошел, уступив место Дамблдору. Тот положил на стол кошку и принялся внимательно ее изучать.

Приглашенные невесть зачем ребята молча переглянулись и уселись на стулья подальше от света. Дамблдор легонько ощупывал Миссис Норрис, почти касаясь ее шкурки кончиком крючковатого носа, на котором сидели очки-половинки. Профессор МакГонагалл тоже склонилась над кошкой, сощурившись, как Дамблдор. Снейп отошел в тень, губы его кривила едва заметная усмешка. Локонс расхаживал по кабинету, высказывая догадку за догадкой.

— Кошку определенно убили заклинанием. Скорее всего, Трансмогрифианской пыткой. Я столько раз видел, как оно действует! Жаль, что я не был рядом: мне известно обратное заклинание. Я бы спас кошку…

Филч сидел в кресле рядом со столом, беспомощно прижав руки к лицу и всхлипывая после каждого слова Локонса; взглянуть на Миссис Норрис у него не хватало решимости. Гарри было очень жаль старика, он хорошо понимал его боль… Дамблдор все шептал, постукивая Миссис Норрис волшебной палочкой, но тщетно, кошка не подавала признаков жизни, точно искусно сделанное чучело.

— В Уагадугу, — продолжал на ходу Локонс, — было подряд несколько подобных случаев, они подробно изложены в моем жизнеописании. Помнится, я тогда раздал несколько амулетов, и бедствие прекратилось…

Вернувшиеся портреты Локонса на стенах согласно закивали головами, один из них забыл снять с волос сеточку. Наконец Дамблдор выпрямился и задумчиво произнес:

— Она жива, Аргус.

Локонс разочарованно смолк: кто теперь будет слушать, сколько убийств ему удалось предотвратить.

— Жива? — еле слышно проговорил Филч и, раздвинув пальцы, глянул на Миссис Норрис. — Но… но она ведь окоченела.

— Оцепенела, — поправил Дамблдор. — От чего, я пока не знаю…

— Может, они знают? — неуверенно спросил Филч, отнял руки от заплаканного лица и умоляюще уставился на ребят.

— Ученику второго курса такое не под силу, — возразил Дамблдор. — Мы имеем дело с искуснейшей черной магией…

— Да не в том смысле! — рявкнул Филч, перебивая директора. — Я хотел спросить, может, они кого-то видели? Того, кто это сделал?

— Вашу кошку мы расколдуем, Аргус, — чуть сбился с курса директор, успокаивая Филча. — У профессора Стебль есть мандрагоры. Когда они вырастут, приготовим снадобье и оживим Миссис Норрис.

— Это снадобье сделаю я, — никак не унимался Локонс. — У меня огромный опыт! Я могу с закрытыми глазами приготовить живую воду из мандрагор…

— Позвольте, — холодно возразил выскочке Снейп, — но, по-моему, в школе я специалист по зельям.

Воцарилось неловкое молчание.

— Вы свободны, — отпустил Дамблдор неразлучных друзей. Прежде, чем уйти, Гарри подошел к Филчу и сочувственно взял его за руку, молчаливо выражая ему поддержку. Старик в ответ благодарно сжал ладошку мальчика.

Несколько дней только и разговоров было, что о Миссис Норрис, и всё из-за Филча. Он вертелся вокруг того места, где заколдовали его кошку, словно поджидал виновного. Тщетно пытался стереть надпись на стене при помощи «Универсального волшебного пятновыводителя миссис Чистикс». Прятался в коридорах, кидался на школьников, ища случая учинить над ними расправу за «чересчур громкое дыхание» или «слишком счастливый вид».

Сами друзья просто сломали головы, пытаясь понять, кто же так по-черному колданул над кошкой? Захар даже припомнил Медузу Горгону, чей взгляд окаменял жертв, но почти сразу же отказался от этой идеи, потому что Гарри покрутил пальцем у виска и задал риторический вопрос:

— Какая Горгона? Ты тут взрослых греческих тёток с гадюками на голове видел?

Гермиона всех достала, прося дать ей конкретную книгу, но все от неё только отмахивались.

— Вся «История Хогвартса» выдана! — негодовала она и, подсев к друзьям, добавила, передразнивая мадам Пинс: — «Запишитесь и ждите две недели». Угораздило же меня оставить ее дома! И все из-за локонсовских книжек: просто не влезла в чемодан…

— Зачем тебе «История Хогвартса»? — полюбопытствовал Гарри.

— Затем же, зачем и всем. Прочитать легенду о Тайной комнате. В «Истории» эта легенда есть, — Гермиона озабоченно закусила губу, — а в других книгах нет. Я ее совершенно не помню…

Подумав, Гарри сходил к себе и принес книгу «Известные призраки магического мира» Каспера Шоу. Подал Гермионе и показал закладку:

— Вот здесь почитай, тут тоже есть про Тайную комнату.

Прошло, наверное, недели две, когда у Гарри выдалась свободная минутка, и он решил проведать мистера Филча, а то всё времени не было из-за плотного графика. Подойдя к каморке, он робко постучался. Филч открыл дверь и, увидев посетителя, посторонился, впуская Гарри.

— Здравствуйте, мистер Филч. Как Миссис Норрис? — почему-то голос Гарри прозвучал виновато. Старик грустно развел руками:

— Ну, как? Лежит…

Пушистая статуя лежала на столе, нелепо задрав вверх окостеневшие лапы. Глаза кошки стеклянно смотрели в никуда. Гарри очень робко, как-то нерешительно, погладил её по шерстке. Посмотрел на Филча:

— А когда будет готово лекарство из мандрагоры?

Филч досадливо вцепился в свои пегие волосы:

— «Когда-когда». Когда созреют эти господа Мандрагориумы. А это никак не раньше мая! Представляешь, мальчик? Моей старой кошке предстоит пролежать в таком состоянии целых полгода.

— А в других местах мандрагоры не растут? — недоуменно спросил Гарри.

— Растут, конечно. Северус узнавал, в Греции на Крите вот-вот подоспеют южные мандрагорусы, говорит, надо съездить туда и достать партию свежей мандрагоры. Да вот директор, зараза такая, никак не дает ему разрешение покинуть школу на пару дней. Просто не знаю, что делать… Я и феникса у него просил. Не дает! Говорит, что Фоукс по пустякам не плачет. Нет, Гарри, ты мне скажи, моя кошка — это пустяк???

Последнюю фразу Филч горько выкрикнул, патетично тыча пальцем в каменную кошку. Гарри закусил губу — пьедестал под добрым дедушкой Дамблдором давно уже не шатался, а откровенно крошился, отпадая кусками.

Что-то юркое задело его левую ногу. Гарри посмотрел вниз. У ноги сидела Тортик и преданно глазела на него, совершенно по-щенячьи запрокинув треугольную головку. Охваченный внезапным озарением, Гарри нагнулся и подхватил саламандру под пузичко. Посадил на стол и отошел на пару шагов, спиной оттирая от стола Филча. Тот моментально всё понял и замер, учащенно дыша, во все глаза глядя на ящерку.

Тортик деловито обползала Миссис Норрис, быстренько выстреливая язычок и щупая кошачье тело. В процессе чего её глазки загорелись золотым огнем. Потом она подобралась к голове кошки и застыла напротив, мордочкой к мордочке. Закрыла глаза, вдумчиво забрала кошачью морду в пасть.

Филч непроизвольно вцепился Гарри в плечи и сдавленно шепнул:

— Она её ест?

Гарри мотнул головой, продолжая смотреть. Филч тоже впился взглядом в ящерицу. К тому времени Тортик уже светилась целиком. Вскоре золотое сияние охватило и кошку, подобно кокону. И этот свет струился-втекал в тело Миссис Норрис, как когда-то в ногу Северуса, только на этот раз свечение было ярче, интенсивнее, сильнее. Сейчас от Тортика требовалась гораздо большая концентрация сил.

Дернулась задранная к потолку лапа, втянулся и поднялся пушистый животик — кошка сделала первый вдох… Деревянно повернувшись, Миссис Норрис легла на бок и подняла голову, вопросительно оглядываясь по сторонам.

Филч тихо всхлипнул, выпустил плечи Гарри и, обойдя мальчика, подошел к столу. Протянул дрожащие руки и запустил пальцы в длинную шерсть ожившей кошки. Миссис Норрис обрадованно замурлыкала, поняв наконец, где находится. И устало отползла на край стола истощенная, но довольная Тортик, а когда Гарри подошел и взял её, тихо и добродушно заворчала, привычно ругаясь.

Филч потрясенно посмотрел на мальчика.

— Это… твоя ящерица… Что она такое?

— Моё первое чудо, — улыбнулся Гарри. — Родилась из моего самого первого выплеска стихийной детской магии.

Когда Северус увидел Миссис Норрис, то пришел к Филчу выразить радость и спросил, каким чудом она исцелилась.

— Помнишь свою ногу, Северус? — спросил Аргус, наливая ему чай.

— Да, помню, я ещё удивился тогда, что так быстро выздоровел… — кивнул Северус, принимая от Филча кружку с горячим и ароматным напитком.

— Так вот. Это Тортик постаралась. Это она вылечила твою ногу и спасла мою кошку, — очень осторожно намекнул Аргус. Северус нахмурился:

— Тортиком зовут странную саламандру Гарри Поттера…

Филч кивнул, а Северус вдруг сардонически ощерился и сделал дли-и-инный глоток великолепного чая с мелиссой. Вот и нашлась ещё одна обходная дорожка, Дамблдор!

Мифы древней Греции… Сколько в них чудес! А все эти чудища?! Всякие Тифоны, Пифоны, Ехидны и Лернейские гидры!..

В разделе о змеелюдях Гарри наткнулся на нагов. И понял, почему сестры Патил спрашивали его, на каком языке с ним разговаривал невидимка в стене. Парселтанг. Змеиный язык, изобретенный нагами. На нем говорил Одиссей, когда повстречался с пифиями на острове Маледосе.

Как вы понимаете, Гарри продолжил искать своего невидимого «собеседника», а попутно искал и тех, кто может окаменить жертву взглядом. И однажды он нашел их, совершенно случайно увидев волнующую надпись в той же книжке, «Легенды и мифы древней Греции».

Три твари, способные взглядом превращать живых существ в камень

Восхищенно ахнув, Гарри тут же погрузился в удивительный мир мифов и легенд.

Конечно же, повествование об окаменяющих взглядах начиналось с самого известного и популярного персонажа в этой области — Медузы Горгоны. Сразу стоит напомнить, что у неё было две сестры — Эвриала и Сфено.

Согласно некоторым версиям, только Медуза могла превращать всё живое в камень, а согласно другим — её сестры тоже имели такую способность. Впрочем, ещё и количество горгон разнится в зависимости от источника.

Василиски — мифические существа, которые в той или иной форме находят себе место в разные эпохи в разных культурах. Например, начиная со Средних веков и поныне, чаще всего можно повстречать их описания как помесь змеи и петуха. А во времена античности василисков описывали, как крайне опасных змей с белыми пятнами на голове, напоминающими диадему. Считается, что данные пресмыкающиеся появились из крови убитой горгоны Медузы и переняли от неё окаменяющий взгляд.

Первые описания катоблепаса появились у Плиния Старшего и Клавдия Элианома и были они таковы: существо малоподвижно, голова очень громоздка и поэтому постоянно опущена вниз, глаза налиты кровью. Напоминает мифическое существо, которое является помесью буйвола и кабана. По преданиям, обитает катоблепас в Эфиопии и обладает ядовитым дыханием, потому как в его рационе лишь ядовитые растения. А согласно некоторым авторам, взгляд катоблепаса обладает тем же свойством, что и василиска, и Медузы.

Ну… Страшных тёток с гадюками на голове Гарри в школе не видел, невнятных гибридов тельца и кабана — тоже, значит…

Гарри поднял затуманенный взгляд к потолку и мечтательно вздохнул. Василиск. Остается василиск, огромный змей, ползающий в полостях стен старинного замка. Ой, хоть бы это он оказался!.. Охваченный эйфорией, Гарри ринулся искать всё о василисках, прошерстил все книги, привезенные из дома, и нашел-таки! Всё у того же Эвельманса и даже там же, в разделе о татцельвурме. Эти милые кошкодраконы являлись побочной ветвью знаменитых василисков, священных ящерок, умеющих ходить по воде. Но был у них и магический прототип — гигантский змей с костяной короной на голове, убивающий взглядом.

Гарри трепетно и преданно прочитал всё, что смог найти, и буквально истек слюной, впитывая описание василиска у Джеральда Даррелла:

«И тут вдруг Пенелопа похолодела от страха: на гребень холма важной поступью вышел василиск, похожий на гигантского разноцветного петуха. Он остановился, огляделся вокруг, жестокие зеленовато-золотистые глаза его сверкали, чешуя отливала зеленым, золотым и красным. Когда он повернул голову, Пенелопа услыхала, как зашуршали и заскрипели трущиеся друг о друга чешуйки, увидела, как из ноздрей показались струйки голубоватого дыма, а из клюва вместе с дыханием вырвались крошечные язычки оранжевого пламени».

Ну что за красавчик!!! Даже жаль, что он выдуманный, ненастоящий, сказочный персонаж…

Так что к открытию дуэльного клуба Гарри был основательно подкован с ног до головы всевозможнейшими знаниями о василисках, горгонах, гидрах и парселтанге включительно.

После ноябрьского матча Гриффиндора и Слизерина нагрянула ещё одна беда. На повороте в коридор больничного крыла нашли окаменелого Колина Криви. Он лежал на спине, сильно вытянувшись в струнку и крепко зажмурившись, в руках перед самым лицом намертво была стиснута его верная фотокамера. Рядом с Колином на полу валялась большая гроздь зеленого винограда. По всему выходило, что мальчик шел проведать Рона, которому прилетело бладжером в голову, и он загремел в больницу с сотрясением мозга и внушительным таким косоглазием. Окружили статую, на шум прибежала целительница. Колина подняли и занесли в палату, где уложили через три койки от Рона.

— Заклятие Оцепенения? — спросила мадам Помфри.

— Да, — ответила профессор МакГонагалл. — Подумать только… Не пойди Альбус вниз за горячим шоколадом, кто знает, что бы тогда…

Все трое глядели на Колина. Дамблдор нагнулся, покрепче ухватил фотоаппарат и, поднатужившись, вырвал его из рук Колина.

— Может, он успел снять нападавшего? — предположила профессор МакГонагалл. Дамблдор открыл крышку фотоаппарата: из камеры повалил дым, Рон даже за три кровати почуял запах горелого пластика. Мадам Помфри отступила на шаг и растерянно прошептала:

— Надо же, расплавилась…

— Что же это значит, Альбус? — спросила профессор МакГонагалл.

— То, что Тайная комната действительно открыта, — ответил тот. Мадам Помфри в страхе прижала ладонь ко рту. Профессор МакГонагалл вопросительно глянула на Дамблдора.

— Альбус, но кто же?..

— Вопрос не в том, кто, — не отрывая глаз от Колина, отвечал Дамблдор, — а в том, как…

Света не зажигали, но Рон, несмотря на косоглазие, прекрасно разглядел лицо профессора МакГонагалл: оно выражало крайнее недоумение.

Обо всём этом Рон рассказал друзьям, когда те пришли к нему. Кровать Колина была огорожена ширмами, но за них было не так сложно проникнуть, так что на статую мальчика смогли посмотреть все желающие. А Гарри даже пронес за пазухой Тортика, посадил на койку и шепотом умоляюще попросил помочь мальчишке.

Тортик, страшно похожая сейчас на геккона, наклонила головку набок, разглядывая Колина одним глазом, высунула кончик язычка, влажно шлепнула им по своему носику и… равнодушно отвернулась. Гарри выпал в осадок. Не веря своим глазам, он осторожно потыкал пальцем в ящерицын бок. Потолкал.

— Эй, Тортик, ты чего?

— Тебе не кажется, что Колин слишком большой для неё? — мудро заметила Гермиона.

— Думаешь? — озадаченно посмотрел на девочку Гарри.

— Ну да, — кивнула та. — Нога профессора Снейпа и кошка мистера Филча были хотя бы соразмерны Тортику. На более крупных пациентов её энергии не хватит.

Но позже, подумав на досуге, уже лежа в постели, Гарри понял, что Тортик отказалась лечить Колина по другой, весьма банальной причине — Колин Криви не был в опасности. Почему и как это ему подумалось, Гарри не знал, но что-то в выражении мордочки саламандры говорило именно об этом.

К понедельнику известие, что на Колина кто-то напал, и он, окаменелый, лежит в больнице, облетело всю школу. Пошли самые невероятные толки, один страшнее другого. Первокурсники боялись ходить в одиночку: не ровен час, кто-нибудь нападет.

На Джинни лица не было, она ведь сидела с Колином за одной партой. Фред и Джордж развлекали ее на собственный лад. То обрастут мехом, то покроются нарывами и выскочат из-за статуй. Довели до того, что ей стали сниться кошмары. Узнав про их проделки, Перси обещал написать домой. И братья стали придумывать для сестры развлечения попроще. В тайне от учителей началась повальная торговля талисманами, амулетами и прочими оберегами.

На фоне этого психоза Локонс тишком воплотил свою честолюбивую мечту-идею.

Войдя через неделю в Большой зал, Гарри с друзьями увидели у доски объявлений кучку учеников, читающих очередной пергамент. Симус Финниган и Дин Томас замахали руками, подзывая их к доске.

— Открывается Дуэльный клуб! Гениально! — восклицал Симус. — Сегодня первое собрание. Как раз кстати!

— Хочешь вызвать на дуэль чудовище? — пошутил Рон. Впрочем, новый клуб его тоже заинтересовал.

— Идея неплохая, — сказал он Гарри и Гермионе по пути в столовую. Друзья с ним согласились. В восемь часов все дружной компанией вошли в Большой зал. Обеденные столы были убраны, под бархатно-черным потолком горели свечи, вдоль одной стены возведены золотые подмостки. Собралась чуть ли не вся школа — в руках волшебные палочки, лица взволнованны.

— Интересно, кто будет тренером? — поинтересовалась Гермиона, продираясь сквозь галдящую толпу поближе к подмосткам. — Может, Флитвик? Говорят, в молодости он был чемпионом по дуэлям на волшебных палочках.

— Да, было бы… — начал Гарри и осекся, огорченно махнув рукой: на подмостки вышел Златопуст Локонс в великолепной лиловой мантии, сопровождаемый Снейпом в черном будничном одеянии. Локонс взмахнул рукой, требуя тишины.

— Подойдите поближе! Еще! Меня всем видно? Всем слышно? Прекрасно! Профессор Дамблдор одобрил мое предложение создать в школе Дуэльный клуб. Посещая клуб, вы научитесь защищать себя, если вдруг потребуют обстоятельства. А мой жизненный опыт подсказывает — такие обстоятельства не редкость. Читайте об этом в моих книгах. Ассистировать мне будет профессор Снейп, — белозубо улыбнувшись, вещал Локонс. — Он немного разбирается в дуэлях, как он сам говорит, и любезно согласился помочь мне. Сейчас мы вам продемонстрируем, как дуэлянты дерутся на волшебных палочках. О, не беспокойтесь, мои юные друзья, я верну вам профессора зельеварения в целости и сохранности!

— Вот было бы здорово, если бы профессор Снейп прикончил пустозвона, — шепнул Захар Гарри на ухо, отчего тот смешливо поежился.

От мощного Экспеллиармуса Снейпа красавчик улетел на другой конец помоста. Летел он долго и красиво и так же красочно впечатался в стену. Распластанной амебой он сполз по стене на пол и какое-то время лежал там бесформенной кучей красивых тряпочек. Мальчишки устроили профессору Снейпу бурную овацию, а Гарри с Захаром при этом счастливо орали и свистели, согрев Северуса своей искренней радостью.

Девочки испуганно ахали, вставали на цыпочки и вытягивали шейки, высматривая — куда же подевался Локонс. К их облегчению (и разочарованию мальчишек) Локонс вскоре снова поднялся на помост, без шляпы и палочки, растрепанный и в помятой мантии.

— Отличный посыл! — сказал он. — Профессор Снейп применил заклинание Разоружения, и, как видите, я лишился моего оружия. Благодарю вас, мисс Браун! Без палочки я, как без рук. Браво, профессор Снейп, браво! Вы уж простите меня, проще простого было бы разгадать ваш замысел и отразить удар. Но ученикам очень полезно увидеть… — Снейп приподнял правую бровь, и Локонс поспешил добавить: — На этом показательная часть окончена. Перейдем непосредственно к учебной тренировке.

В напарники Гарри достался Руфус Фадж, гриффиндорец и племянник министра магии. Гарри очень не понравилось, что тот, прежде чем подняться на дуэльный помост, сперва подошел к Дамблдору, и директор что-то шепнул ему на ухо. На лице Руфуса застыла зловредная ухмылка, что тоже очень не понравилось Гарри, и он весь насторожился: ну-ка, ну-ка, какую каверзу ему приготовили?..

Сначала всё было пристойно. Противники обменялись поклонами, щекочущими и танцевальными заклинаниями, потом угостили друг друга парочкой ватноножных. А вот когда Гарри расслабился, не ожидая никаких подвохов, Руфус резко выбросил палочку вверх и выкрикнул:

— Серпенсортиа!

Ружейный залп оглушил Гарри, а когда из палочки подобно пуле вылетела змея… В зале повисла жуткая тишина.

Огромная трехметровая кобра гротескным изваянием изогнулась перед Гарри. Судя по лицу Руфуса, он не ожидал такого эффекта от своей палочки, племянник министра почти с ужасом смотрел на палочку и на вылетевшую из неё кобру.

Обсидианово-черная тварь широко раздула клобук, открыла ярко-красную пасть и зашипела. Гарри стоял, замерев и не дыша, надеясь, что глухая, по сути, змея его не заметит и не услышит.

Сбоку от помоста громко сглотнул Джастин и, неуклюже шаркнув ногой, попятился назад. Шорох подошвы о пол и движение мальчика привлекли внимание кобры, и она рывком развернулась к нему. Серый смерч пронесся по залу, и на кобру спикировал крупный луноголовый сыч, почтовая сова Джастина. Два килограмма перьев и ярости обрушились на змею. Сверкающие сталью когти и мощный клюв-долото буквально распотрошили гадину. В одиночку сыч не справился бы, но в зал к нему на помощь слетелись совы, среди них и белоснежная Поляроид, с оглушительными клекотом и грохотом крыл птицы живым ковром накрыли кобру. И менее чем через минуту от неё осталась только мокрая жижа. Во время птичье-змеиной свалки Гарри благоразумно спрыгнул с помоста и удрал под защиту своего декана, чем тот и озаботился, торопливо ощупав подопечного.

А когда Гарри, не сходя с места, нажаловался на директора, мстительно настучав, что он что-то там подсказал на ушко Руфусу, а сам Руфус, офигевший от неожиданности, это же и подтвердил, сказав, что это директор подкинул ему идейку насчет змеи… Дамблдору устроили массовый разнос прямо здесь и сейчас.

Ор поднялся такой, что на потолке зазмеились трещины, а между ними задрожали звезды, готовящиеся осыпаться вниз настоящим звездопадом. Разъяренная толпа преподавателей и старшекурсников плотным кольцом окружили директора, как свора фоксхаундов — загнанного драного лиса.

— Вы с ума сошли, что ли, Альбус? — гремела МакГонагалл, протягивая скрюченные пальцы к его бороде.

— Среднеазиатскую королевскую кобру! На ребёнка!!! — бушевал Кеттлберн.

— Вы же ди-и-ире-е-ектор! — на уровне ультразвука верещал малютка-Флитвик.

— Папе напишу! — надрывал глотку Люциан Боул.

— А я маме! — рявкнул Перси, сын Молли-Милодона.

— Молчать! — низкий голос рыкнул так, что толпу вокруг растерявшегося директора тут же разметало по дуэльному залу. Силясь улыбнуться дрожащими губами, изрядно помятый Дамбуша благодарно выдохнул:

— Северус! Спасибо, Северус!

Гарри удивленно глянул на декана: неужели тот собрался защищать директора? Но заметив гневный блеск в глубине черных глаз, успокоился и тихо отошел в сторонку, выбрав местечко поудобнее, чтобы с комфортом наблюдать, как профессор намылит шею всем надоевшему маразматику.

— Вы покусились на моего ученика, Альбус! — Северус говорил очень тихо, но его слышали абсолютно все. А Дамблдор, сообразив, что Снейп не собирается его защищать от разгневанных преподавателей, перестал улыбаться и жалко проблеял, дрожа-тряся бородой, отчего стал ну очень похож на козла:

— Я же пошутил, Северус.

— Пошутили? Давайте вместе посмеемся, — холодно отозвался Снейп и взмахнул своей палочкой. — Таранталлегра!

Ноги директора тут же принялись приплясывать и притоптывать. Выпучив глаза, со вставшей дыбом бородой, Дамбуша под громовый хохот всех присутствующих взмолился:

— Хорошо, хорошо, я все понял! Я больше не буду-у-у!!! Я же просто хотел проверить, не змееуст ли Поттер!.. — Дамбушка, задыхаясь от пляски, вертелся угрем перед изнемогающими от смеха учителями и учениками.

— Северус, хватит с него! — вытирая набежавшие слезы, простонала МакГонагалл, с трудом сдерживая смеховую икоту. — Мы еще в Попечительский совет сообщим об этом безобразии с коброй, Люциус ему устроит головомойку!

Услышав последнюю фразу, Драко гордо выпятил тощую грудку и важно кивнул, подписываясь под каждым словом МакГонагалл.

Северус при словах о змееусте прожег директора взглядом кастрированной мантикоры, добавил его ногам замысловатого антраша, с явным усилием, нехотя, снял заклинание, не глядя на рухнувшего в изнеможении Дамбушку, прихватил с собой своих змеек и вышел из зала.

Драко, идя рядом с Гарри, полыхал праведным гневом:

— Ну ничего себе он придумал!!! Проверять тебя на… змееустость! — чуть запнулся он, но всё же найдя нужное слово. — И каким гадским способом! А если бы она тебя укусила?! Кобры же ядовитые, а яд такой огромной твари наверняка убивает моментально!..

Гарри шел, лицом выражая крайнее возмущение, а в глубине души тихо ликовал оттого, что сдержался и не заговорил со змеей. Дождавшись, когда Драко перестанет злопыхать, осторожно поинтересовался:

— А что такое змееуст?

— Это змееязычный волшебник, маг, который умеет разговаривать со змеями! — блеснул знаниями Драко, чрезвычайно гордый собой. Подкованный в этом вопросе по самую маковку, Гарри продолжал валять незнайку:

— А это плохо или хорошо?

— Смотря где ты начал общение со змеями, — вместо Драко ответил профессор Снейп, идущий впереди колонны слизеринцев. — В Индии знание змеиного языка приветствуется и даже почитается. Строят целые храмы, посвященные Вишну… Согласно древним космогоническим представлениям индусов, опорой Вселенной служат многочисленные головы змея Шеши, лежащего на водах Мирового океана, а на ложе из его колец отдыхает хранитель жизни Вишну.

Во время всей этой лекции Гарри шел, спотыкаясь и открыв рот, во все глаза таращась на обожаемого и бесконечно любимого профессора. Уй ты, Боже мой, как он много знает! Северус покосился на ошарашенное лицо мальчишки и вздохнул. Кисло договорил:

— Но здесь, в Англии, змееусты приравнены к черной магии и стоят на одном уровне с некромантией и чернокнижием. И любого колдуна, заговорившего по-змеиному, тут же четвертуют и клеймят Темными Лордами без колебаний. Так что нету однозначного ответа на этот вопрос, мистер Поттер.

Примечания:

Василиск Даррелла, иллюстрация книги "Говорящий сверток":

https://sun9-34.userapi.com/Vj-ffiw2NE-ulyl8kb86d-aMPodK3jXPvSdyyg/uIZpDqnwcK4.jpg

Просто картинка змеепетуха:

https://sun9-31.userapi.com/ADD3VtMXmuYNQsxXkR2lgP_cz6klPxp8LCaN5Q/mTNnGYKBKSg.jpg

И реальный василиск, бегущий по воде:

https://sun9-34.userapi.com/jmSDjiQ4c_92FpqH6IXpn_34qV_yA5wAWxkWvQ/CMgxjG68USI.jpg

Сырой дождливый ноябрь плавно перетек в такой же мокрый декабрь. Вечные затяжные дожди изо дня в день и неделями всех капитально достали. Монотонный капающий гул за окнами и унылые потоки воды на стеклах навевали тоску.

Настроение у всех было соответствующее — уныло-плаксивое. Дети побитыми щеночками бродили из класса в класс, плетясь черепашьим ходом и успевая уложиться в перемену.

Гарри тихо страдал, хотелось домой, под теплый бок дяди Вернона, закопаться поглубже и потеснее и слушать его родной глуховатый бас… Прижать к себе горячих пёсиков и ласкать их жесткую терьеристую шерстку… Представив это, Гарри тоненько взвыл — скорей бы Рождество!..

На его волчоночий вой откликнулись софакультетники. Подошел верзила Монтегю, внимательно послушал, как Гарри скулит, сел на диван, сгреб мальчишку к себе на колени и принялся укачивать его, как маленького.

— Тихо-тихо, малёк, понимаю, самому хочется выть… Дурдом какой-то в Хогвартсе творится. Все уличные уроки и тренировки отменили, мадам Стебль никого не подпускает к мандрагорам, трясется над ними, как молодая дракониха над первой кладкой, кутает, поливает-согревает… Рычит на всех, мандрагор уговаривает побыстрей подрасти. Папа Люциана пытался своих мандрагор из собственных теплиц прислать, да сову перехватили, не пропустили гонца с ценным грузом… Хорошо, хоть Боулы по сквозному зеркальцу смогли объясниться.

Гарри, задрав голову, как зачарованный, слушал голос Грэхема. Некрасивый, с выступающими зубами, кривоватым лицом, он, тем не менее, являл собой образец душевной внутренней красоты. Как ни странно, но Монтегю сумел немного успокоить хандру и приподнять настроение Гарри. Несколько раз он заходил к Колину, смотрел на его каменное зажмуренное лицо, трогал застывшие у лица руки и пытался ненавидеть василиска. Но почему-то не получалось на него злиться. Наверное, потому, что Колин был не убитым, а живым, просто оцепеневшим.

Вот и сегодня Гарри пришел к Колину и, как всегда, растравил себя, пытаясь рассердиться на любимого василиска. Ну и как обычно, у него это не получилось, и он разозлился на самого себя, поэтому покинул палату в крайне раздраженном состоянии.

Гарри не знал, куда его несут ноги. Ничего не видя перед собой, он врезался в кого-то очень большого, отлетел назад и упал навзничь. Поднял голову и сейчас же узнал великана. Это был Хагрид. Кто еще мог загородить коридор от стены до стены! Он был в кротовой шубе, в толстых перчатках и вязаной, наподобие шлема, шапке, которая оставляла открытыми только глаза. В огромных ручищах он нес мертвого петуха.

— Здравствуйте, мистер Хагрид!

— Чой-то ты не на уроке? — Хагрид стянул с головы шапку.

— Отменили, — Гарри поднялся с пола. — А что вы тут делаете?

— Второй петух за полгода! Не то… ну… лиса безобразит, не то джарви приблудный. Иду к Дамблдору, пусть дозволит заколдовать курятник. А у тебя все в порядке? — Хагрид взглянул на Гарри из-под лохматых, запорошенных снегом бровей. — Чой-то ты такой красный?

— А кто такой джарви? — уцепился Гарри за незнакомое слово.

— Ну… — Хагрид потряс петухом. — Хорёк такой, магический. Говорящий. С рожками ещё, те, которые мальчики.

— Ух ты! — у Гарри вмиг загорелись глаза: говорящий рогатый хорёк, вот чудо-то такое! Хагрид заулыбался и снова потряс петухом:

— А хочешь, приходи ко мне, я тебе всё про них расскажу! И с Клыком познакомлю, я его давно обещал с тобой подружить…

Подумав, Гарри решил, что это отличная мысль — скоротать дождливый вечер у Хагрида. Сказав ему, что пойдет оденется потеплее, Гарри поспешил к себе. А Хагрид направился к директору.

Гарри спустился по лестнице, свернул в темный коридор: порывом ветра распахнуло окно и задуло факелы. Он несся по коридору сломя голову и вдруг обо что-то споткнулся. Нагнувшись, он, к своему ужасу, увидел, что на полу лежит без движения Джастин, устремив в потолок остекленевшие от ужаса глаза. А рядом — как странно! — Почти Безголовый Ник, но не туманно-прозрачный, как все духи, а словно измазанный сажей.

Гарри, часто-часто дыша, выпрямился, сердце было готово выпрыгнуть из грудной клетки. Он очумело повертел головой: в коридоре пусто, только от тел бежит прочь длинная вереница пауков, а из-за закрытых дверей глухо доносятся голоса учителей. Немедленно беги отсюда, Гарри! Чтобы никто не узнал, что ты был здесь, увидел их первым. Но разве можно их так оставить? Нужно позвать на помощь. Но отчего-то у Гарри ноги приросли к полу, как будто его парализовало страхом. Одна из дверей с треском распахнулась, и в коридор вылетел Пивз.

— А, потный Поттер! — пролетая мимо, он задел очки Гарри, и они съехали у него с носа. — Что это он тут делает? От кого прячется?

Полтергейст подпрыгнул, сделал кувырок и повис вниз головой. Взгляд его упал на поверженных — Джастина и Почти Безголового Ника. Пивз перевернулся, поглубже вдохнул и, не успел Гарри вымолвить слова, заорал что есть мочи:

— Нападение! Опять нападение! Спасайтесь, люди и духи! Спасайтесь, кто может!

Бах! Трах! Хлоп! Одна за другой распахнулись двери. В коридор высыпали ученики. Джастина чуть не раздавили, Гарри прижали к стене, а по Нику ступали, как по пустому месту. Наконец учителям удалось угомонить возбужденных ребят. Прибежала профессор МакГонагалл со своим классом. Громким хлопком из волшебной палочки она заставила всех замолчать и приказала разойтись по кабинетам. Паривший под потолком Пивз широко улыбался, обозревая происходящее. Он любил переполох и вообще всякую свару. Учителя наклонились над распростертыми телами. Пивз тут же сочинил песенку: Гарри Поттер, ты злодей, Убивец духов и людей!

— Прекрати, Пивз! — прикрикнула на полтергейста профессор. Пивз отлетел подальше и показал Гарри язык. Профессор Флитвик и профессор Синистра с кафедры звездочетов осторожно подняли и понесли Джастина в больничное крыло. А вот с Почти Безголовым Ником вышла заминка: как понесешь привидение? Задачу решила профессор МакГонагалл — наколдовала из воздуха большущий веер, дала его Эрни и объяснила, как им действовать. Гордый Эрни замахал веером, и черный призрак, как воздушный корабль, поплыл наверх к месту своего обитания. В коридоре остались только Гарри и профессор МакГонагалл.

— Пойдемте, Поттер, — сказала она.

— Профессор, это не я! — с перепугу возразил Гарри.

— Не мне это решать, — непреклонно отозвалась МакГонагалл и развернулась, кивком приглашая Гарри идти за собой.

Молча двинулись по коридору, свернули за угол и остановились у огромной уродливой горгульи.

— Лимонный шербет! — произнесла МакГонагалл волшебный пароль. Стена с горгульей раздвинулась, открывая проход с огромным мраморным грифоном. У Гарри все внутри дрожало от страха. Но увиденное так поразило его, что дрожь прекратилась. Перед ним, между крыльев изваяния, бежала вверх винтовая лестница. Вдвоем они шагнули на площадку перед грифоном, и стена сзади сомкнулась. Лестница довольно быстро двигалась по спирали, и у Гарри немного закружилась голова. Скоро они очутились перед тяжелой дверью, на которой висел латунный молоток. Гарри сразу понял — здесь живет Дамблдор.

Профессор МакГонагалл негромко постучала в дверь. Та беззвучно отворилась, они вошли. Профессор велела Гарри ждать и оставила его одного.

Гарри огляделся. Из всех кабинетов — а он так много повидал их в этот год! — кабинет Дамблдора был самый интересный. Если бы он не боялся так предстоящих нотаций-наказаний, он был бы сейчас на верху блаженства. Это была круглая, просторная комната, полная еле слышных странных звуков. Множество таинственных серебряных приборов стояло на вращающихся столах — они жужжали, выпуская небольшие клубы дыма. Стены увешаны портретами прежних директоров и директрис, которые мирно дремали в красивых рамах. В центре — громадный письменный стол на когтистых лапах, а за ним на полке — потертая, латаная-перелатаная Волшебная шляпа.

На золотой жердочке возле двери сидела дряхлая на вид птица, смахивающая на полуощипанного гоацина. Гарри смотрел на нее — птица сумрачно смотрела в ответ, издавая сдавленное квохтанье. Судя по виду, она была чем-то больна — глаза потухли, и за то время, что он наблюдал за ней, из хвоста выпала пара-другая перьев.

Покачав головой, Гарри подошел поближе, сочувственно погладил птицу по впалой грудке и грустно молвил, жалея едва живое создание:

— Ну вот… и хозяин из деда паршивый, как я погляжу…

Умирающий в одиночестве феникс внимательно выслушал искреннее, идущее из самого сердца, детское сожаление, принял и проникся. Квохтнул, распахнул облезлые крылья и с резким хлопком обратился в пылающий шар, издал пронзительный крик, еще мгновение — и от него ничего не осталось, кроме дымящейся на подносе горстки пепла.

Офигевший Гарри оцепенело смотрел на это священнодействие, попой чувствуя, что добром это не кончится. Прошла минута длиною в вечность. Пепельная кучка шевельнулась, верх горочки мягко осыпался, и из миникальдеры показалась круглая головка новорожденного птенца.

Твою ж налево!!! Феникс! В голове Гарри тут же гостеприимно распахнулась красочно иллюстрированная энциклопедия мифологии, выдвигая на передний план великолепнейшую яркую картину — похожий на ястреба феникс в оранжевых языках пламени. Потом на передний план вылезли черные-пречерные, очень яркие и очень четкие буквы, складывающиеся в слова, а те в фразы и…

Птица феникс является символом бессмертия, чистоты и непорочности. Родина феникса — Египет, но некоторые его виды встречаются в Греции и России. О фениксах ходят множество легенд, и почти все они сходятся в одном постоянно — феникс сиречь огонь. В огне он погибает, и в нем же возрождается из пепла.

Фениксы очень верны и, бывает, мучаются, находясь в рабстве у некомпетентных хозяев, ведь люди зачастую не ценят своих верных питомцев. Зато если человек удосужится стать товарищем фениксу, то вернее друга ему не найти и за всю жизнь. Феникс может стать хранителем, защищая от опасностей и помогая во всех делах. Слезы феникса, пролитые искренне самой птицей, исцеляют все, даже самые смертельные раны. Слезы же, изъятые насильно, не более, чем сильное лекарство с малым сроком и радиусом действия.

Перо феникса обладает волшебными свойствами, особенно в сочетании с магической древесиной некоторых волшебных пород деревьев.

Долголетие феникса поражает человеческое воображение — птица живет бесконечно долго. Египетский феникс может прожить пятьсот и тысячу лет, после чего на закате жизни он решает обновиться, для чего складывает себе костер из ценных пород дерева — вишни, олеандра, смоковницы, папируса. Особенное внимание он уделяет благовониям, которые поставляются в виде сандала, корицы с гвоздикой и плодов манго, последние кладутся в погребальный костер в качестве жертвоприношения. Перед смертью он откладывает Последнее Яйцо, из которого он может и не вылупиться. Яйцо может пролежать в пепле не одну сотню лет, прежде чем его кто-нибудь найдет и догадается положить в огненную колыбель, из которого рождается новый феникс.

Греческий феникс предпочитает умирать в зарослях руты, волшебного растения, применяемого против оборотней, и всяческих целебных зелий. Рута обладает странным свойством, которое удивляет людей: она не горит в огне, более того, способна погасить пожары, если очаг возгорания произойдет вблизи зарослей этой удивительной травы. Именно поэтому фениксы перед самосожжением ищут руту, чтобы без проблем возродиться из пепла, сохраненного невоспламеняющейся травой. Ведь дикие фениксы не могут контролировать свой погребальный огонь. И стихийные лесные и степные пожары вполне способны уничтожить зародыш птенца, препятствуя возрождению феникса.

И самое главное. Фениксы предпочитают самовозгораться с последующим возрождением в полном и абсолютном одиночестве. Потому что есть у них одно неудобное качество — Запечатление и Инициация. То есть первый, кого увидит новорожденный феникс, станет его другом. Навсегда.

Это странно, но в мире известны несколько случаев, когда видели весьма необычные союзы между огненной птицей и серной (Египет); в Фессалии (Греция) видели пару: феникс и золотой тахин; в той же Греции, в другое время и в другом месте, были свидетели трогательной дружбы сорной курочки и феникса. Та дружба закончилась печально: курочка умерла, вернее, её подстрелил охотник, а феникс, не в силах перенести разлуку, сжег себя в огне, причем буквально, без шанса на возрождение — спалив целый район Атласских предгорий. Выжженная земля так и осталась пустынной по сей день.

А если момент возрождения засечет человек, то феникс станет другом ему. И не только другом, но и братом, верным преданным хранителем, советчиком и добровольным поставщиком ценных ингредиентов. Ну, а если произойдет совершенно уникальный и редчайший случай, когда человек не только встретит феникса при рождении, но и проводит перед сожжением…

Дальше воспоминания Гарри прервал надсадный вопль ужаса, полный протеста. Иллюстрация рассыпалась крупными осколками, Гарри моргнул и, спустившись с небес на землю, увидел Дамблдора. Старик, трясясь, как в припадке, стоял наверху стеллажа, намертво вцепившись руками в перила, и выкаченными от потрясения глазами смотрел вниз, на Гарри и птенчика на подносе, позади него виднелась отодвинутая секция полок — потайная дверь…

Упс… а дедок-то в курсе. Гарри виновато улыбнулся — ну не знал он, что на жердочке сидит настоящий феникс, и, судя по способу самосожжения-возрождения — греческий.

Пронзительно взвизгнул какой-то невидимый приборчик. И залаял-заквакал, как маггловская полицейская сирена. Дамблдор схватился обеими руками за грудь, повернулся на пятке и штопором свинтился вниз, на дубовый стол. Директора и директрисы с портретов недоверчиво потянулись к своим моноклям и лорнетам, придирчиво разглядывая рухнувшего поперек стола экс-директора. Потом сухая воблообразная дама с надеждой спросила, обращаясь сразу ко всем:

— Я не сплю? Дамблдор действительно скоро присоединится к нам?

— Не думаю, Дайлис, — отозвался худой мужчина с бородкой-эспаньолкой и пышным жабо. — Инфаркт не всегда смертелен.

— Финеас прав, — кашлянул с портрета третий, полненький старичок. — Это всего лишь инфаркт.

— О, благодарю вас, Блэк, Диппет! — вежливо поблагодарила дама, после чего устроилась в кресле поудобней. И вскоре портреты снова сонно засопели.

Гарри, шажок за шажком, спиной двинулся к двери. Но, очевидно, сигналки верещали не только в кабинете директора, за дверью послышался топот множества бегущих ног. С грохотом она ударилась о стену, и в круглую комнату ворвалась мадам Помфри со своими медсестричками. На Гарри они не обратили никакого внимания, целиком и полностью сосредоточившись на спасении жизни директора: иглы в руку, зелья в рот, круцио в грудь… ага, аналог дефибриллятора, блин. И так же, не обратив внимания на мальчика, всем скопом покинули кабинет, унося директора на носилках, из чего-то трасфигурированных.

Гарри снова остался один. Вернее, не совсем один… С подноса на него преданно и благодарно смотрел птенчик. Шаги Гарри к нему были куда шире. Подойдя и погладив птенца, мальчик робко обратился к портретам:

— Я его возьму?

Мужчина с бородкой лениво приоткрыл тяжелые веки, глянул на Гарри черным острым оком и скучающе проговорил:

— Забирайте, отрок. Ему у вас, вьюноша, зело веселее будет.

— А чем его кормить? — осмелился Гарри на ещё один вопрос.

Тяжелые веки, подведенные черной тушью, открылись пошире, пламенно-черные очи внимательно обозрели настырного ребёнка, но, несмотря на негативное мнение, мужчина всё же снизошел до ответа:

— Директор своего питомца не особо баловал. Кормил просом и чечевицей. Не думаю, что это так уж вкусно.

Гарри кивнул, принимая сказанное, аккуратно взял птенчика в чашу ладоней, прижал руки с теплым комочком к груди и прежде, чем уйти, задал последний, самый важный вопрос:

— Вы не скажете, сэр, как зовут феникса?

— Ему лучше забыть старое имя, — последовал мудрейший ответ. — Желательно, чтобы со старым именем забылась и прошлая, несчастливая, жизнь, где бедняга вечно сидел на цепи.

Гарри бросил взгляд на насест-жердочку и сглотнул: с неё свисала тонкая серебряная цепочка с кандальчиком-колечком на конце. Длина цепочки была всего два фута… Птенчика стало ещё жальче.

Двойное нападение на Джастина и Почти Безголового Ника обратило страхи в настоящую панику. Удивительнее всего было то, что особенно взволновала школу расправа с Почти Безголовым Ником. Все спрашивали друг друга: у кого могла подняться рука на бедное привидение, какая страшная сила сумела поразить того, кто и так уже мертв? Все билеты на экспресс Хогвартс — Лондон, уходящий накануне Рождества, были мгновенно раскуплены: из школы ожидалось массовое бегство.

А перед Гарри встала проблема — куда деть на Рождество феникса? Взять его с собой на каникулы? Но как быть с внешностью странной птички? Птенец был похож на гоацина и попугая ару одновременно.

С новой кличкой для феникса Гарри не заморачивался, назвал его Светофором. И не смотрите на меня так, понимаю, что имечко то ещё… Но как иначе-то, если птиц имел желто-красное оперение, отливающее неоновой зеленью, как радужная грудка голубя?

Горестно оглядев свой увеличившийся зверинец, Гарри обреченно махнул рукой. А пусть магглы думают, что хотят! Полярная сова Поляроид, татцельвурм Тортик и гибрид ары и гоацина по имени Светофор, куда уж проще-то… одним меньше или больше, уже не актуально. И Гарри затолкал тощего фениксового подростка в переноску к Тортику. Зимние каникулы обещали быть интересными.

А Дамблдор, понятное дело, вместо разбирательства в министерстве угодил в Мунго с сердечным приступом. Не каждый день к тебе в кабинет приходят школьники, чтобы переманить к себе вернейшего в мире друга, целиком полезного при этом, от животворящих слезок и древоядерных перышек до абсолютного владения пространством. Ведь фениксы ещё обладают потрясающей способностью перемещаться в любую точку мира и с любым грузом. Было крайне обидно потерять такое сверхполезное существо.

Получив неожиданный отпуск по причине болезни директора, преподаватели школы Хогвартс тут же воспользовались подвернувшейся свободой.

МакГонагалл рванула в Глазго, к своим племянникам. Флитвик, попискивая и посвистывая, зарылся в обожаемые ноты, сочиняя новые мелодии для школьного хора. Стебль, собрав мандрагоры, унеслась в Южный Уэльс доращивать клубни. Северус, проведав отца, отправился, наконец, в Грецию за мандрагорами для окаменевших детей — он не собирался ждать, пока созреют растения Стебль.

Низенькие белые дома без окон, тяжелый душный воздух. Несмотря на то, что он оделся легче легкого — в парусиновые брюки и плотную водолазку — Северус всё же почувствовал себя не очень комфортно. Зимой погода в Греции относительно прохладна. В этот период здесь идут дожди и гремят грозы. В общем, в зимний период в северной части страны температура ночью понижается до +1ºС. Днем столбик термометра не поднимается выше +8-10º С. Самая мягкая зима — на островах Эгейского моря и на Крите. А Северус именно на Крите и был. Часто сглатывая и ощущая, как мокрая водолазка противно липнет к спине, он вошел в лавку местного колдуна, Костаса Димитридиса.

— Здравствуйте, я за мандрагорами…

Худой носатый грек радостно заулыбался, мелко-мелко закивал и зычно крикнул в сторону подсобки:

— Лидия!

Колыхнулась занавеска из бисера, и в переднее помещение магазина вошла гречанка. Тонкий стан, точеный носик и блестящие темно-карие глаза отчего-то заставили сердце Северуса забиться сильнее. Карие глаза встретились с черными, и Северус почувствовал, что проваливается в них. В теплый омут, полный нежного любопытства.

Примечания:

Феникс в огне. Мой рисунок:

https://sun9-9.userapi.com/D6qA6ikLjI-05NDilT0CmmoSBLEYcxyF3XNNEg/FN8l10jmvCo.jpg

Лидия… В ней соединилось всё то, из чего поэты составляют и обожествляют Женщину: красота, грация, нежность, любовь. Темные глаза, цвета очень крепкого чая, с золотистыми искорками, мерцающие в теплой глубине, казалось, пронизывают твою истерзанную душу насквозь, залечивая самые глубокие и потайные раны.

Мир расцвел и обрел краски. Воздух стал чище, свежее.

Вечера Северус проводил теперь с Лидией Галата, сестриной дочкой, как выразился её дядя Костас. Вечера, тихие и теплые, наполненные ласковой нежностью. Рядом с ней Северус отдыхал душой. Дневные же часы он занимался сперва тем, что готовил зелье из мандрагор. Приготовив, он принялся думать, как влить лекарство в каменные глотки, при этом не раскрошив окаменевшие губы пациентов. Выход, однако, нашелся, из тех же мандрагор с добавлением руты и слюны Тортика, для чего пришлось зайти к соседям и сцедить немножко этой сомнительной субстанции. Из полученных ингредиентов Северус сварил крем, остудив и настояв, он нанес мазь на щеки и губы Колина и Джастина.

И едва не пустился в пляс, увидев, как размягчаются щеки и губы каменных мальчиков. Привычки танцевать у него не было, так что он ограничился лишь легкой и счастливой улыбкой да вздохом облегчения. Когда губы и щеки размягчились достаточно, Северус осторожно влил в рты приготовленное зелье. И замер над телами в тревожном ожидании — получится ли?..

Дамблдору-то всё равно. Ну подумаешь, окаменели мальчики, положите их на коечку и пусть полежат, ничего страшного с ними не случится. А то, что у мальчишек есть родители, которые переживают за них и волнуются, Дамбушке фиолетово и даже побоку.

Каменные щеки ощутимо потеплели, Северус увидел, как открылись и задышали поры кожи. Как поры вспухли, превращаясь в пупырышки — так называемые «гусиные цыпки», потом к щекам прилила кровь, начавшая циркулировать по венам…

Дрогнули веки, открылись глаза, желтовато-серые Колина и темно-карие Джастина. Моргнув, мальчики растерянно уставились на профессора зельеварения, не понимая, что случилось и где они находятся. В глубине глаз мальчиков пряталась боль. Северус встревожился, склонился над ними.

— Где болит, что болит?

Джастин захрипел. Пересохшее горло словно наждаком ободрало. Также отказывались работать одеревеневшие мышцы рук и ног. Всё поняв, Северус напоил мальчиков водой и долго-долго разминал им руки и ноги, делая массаж.

Постепенно, полегонечку, потихонечку он привел конечности в норму, заодно и разговорив пацанов, видели ли они чего? Джастин нахмурился:

— Не знаю, сэр. Темно было… Я шорох услышал, глянул вперед, а там Ник… а сквозь него я увидел что-то большое, бесформенное… А потом меня как будто кувалдой огрели, ка-а-ак дали по глазам, что искры посыпались, а всё тело как холодом сковало. И всё, сэр, больше ничего не помню.

— А я тоже шорох услышал, сэр! — затараторил Колин, торопясь и глотая слова. — Как будто по полу что-то царапало, услышал я это и по привычке вскинул камеру, а в ней светоискатель, сэр! А там, в объективе, я увидел два глаза и… и… и всё… — как-то разочарованно запнулся и закончил мальчик, потерянно моргая.

Полностью приведя парней в порядок, Северус по очереди доставил их по домам, после чего со спокойной совестью перенесся в Грецию, к своей зазнобушке, догуливать остаток зимнего случайного отпуска.

Дурслям понравился феникс Светофор. Птицу окружили заботой, вниманием и лаской, кормили всем самым вкусным. Впервые в жизни волшебный феникс попробовал хлеб и печенье, пшеничную кашу и бананы, яблоки и груши, а от клубники оранжерейной он прямо утащился. С писком.

Гараж был стандартно пристроен к кухне и имел отдельную крышу, эту крышу дядя Вернон ещё с прошлого лета переоборудовал под чердак с насестами для совы. Передняя стена, обращенная к улице и дороге, была глухой, вход был сделан сзади, на задний двор. Поляроид совсем не возражала, когда к ней подселили Светофора, в её домике было очень просторно, светло и тепло, и совушка была только рада потесниться с новым другом.

Ну, а Гарри с Дадли, понятное дело, отрывались на каникулах. Смотрели фильмы и мультики, играли в видеоприставки, читали комиксы, бегали в гости к друзьям. Снова выступили в клубах и доме престарелых со своими номерами.

Тревис Диксон прошел ветеринарный контроль и был признан хорошей собакой, после чего его переправили в Йорк — старик очень скучал по своему питомцу. Так Гарри расстался с Тревисом Диксоном навсегда, это была хоть и печальная разлука, но необходимая. Да и пёс не умер, в конце-то концов, просто уехал к своему хозяину.

Что касается старого мистера Снейпа, то он стал частым гостем в доме Дурслей, всё-таки Тобиас долгое время был соседом Эвансов, хорошо знал Гарри и Розу и их дочерей Лили и Петунью. Покончив с утренними делами, старик Тоби запирал дверь, неспешно пересекал дорогу и поднимался на крыльцо дома номер четыре. И с обеда до самого позднего вечера проводил время с Петуньей и её мужем за разными стариковскими занятиями. А приехавшие на каникулы мальчики только добавили приятного колорита в его одинокую жизнь.

Особенно сильно Тоби привязался к Гарри, как и Северус, увидев в нем маленькую Лили.

Изо дня в день, вплоть до вечера видя Тобиаса у себя дома, Гарри и Дадли как-то незаметно для самих себя начали звать его дедушкой. Сначала спохватывались, смущались и пугались, торопливо поправлялись, но потом, разговорившись и раздухарившись, они произносили слово «дедушка» всё чаще и естественней.

Старый Тоби Снейп, гость, пришедший, чтобы остаться навсегда…

Не найдя отца дома, Северус изумился до крайности: куда мог подеваться старенький папа на ночь глядя? Обойдя дом сверху донизу, недоумевающий Северус успокаивающе провел ладонью по щеке Лидии.

— Пойдем-ка в дом напротив, соседей спросим.

Лидия загадочно улыбнулась, её волшебные глаза мягко сверкнули. Женская интуиция подсказывала ей, куда делся отец Северуса. И поэтому она с огромной охотой пошла вместе с ним.

Тобиас, конечно же, нашелся у Дурслей, и Северус представил свою подругу всем. Петунья тут же, воркуя, увлекла гостью на кухню, а мужчины собрались в гостиной, где Вернон осторожненько и ловко вызнал у Северуса, кто такая Лидия и серьезно ли у них с отношениями? Убедившись же в том, что планы у них более чем серьезные, Вернон довольно пробасил в усы:

— Молодец, парень, растешь! — и к Тобиасу. — Внуков ты всё-таки дождешься, дядя Тоби!

Это Рождество они праздновали вместе, Снейпы и Дурсли. Гарри с восторгом смотрел на прекрасную пару, с некоторым удивлением впервые начиная понимать, что профессор Снейп на самом деле очень молод — всего тридцать два года. А сейчас, под влиянием счастья, Северус, казалось, помолодел ещё больше. На лице радостная улыбка, глаза сияют, как будто и не профессор вовсе! Избраннице Северуса, Лидии, было всего двадцать шесть, тоненькая и грациозная, она походила на изящную фарфоровую статуэтку греческой богини. Роста она была очень удобного, как раз такого, чтобы нежно и доверчиво положить головку на сильное плечо Северуса.

Гарри и не знал, что на свете существуют такие идеальные и так подходящие друг другу пары. Северус и Лидия были просто самим небом созданы друг для друга, и Гарри искренне радовался, что эти двое наконец-то встретились.

Спасибо тебе, ангел мой,

За мир над моей головой,

Спасибо тебе за любовь,

За то, что ожил духом вновь.

Спасибо за смысл бытия,

За то, что люблю снова я,

За руки твои и глаза,

Пусть их не коснется слеза.

Спасибо тебе говорю

За день этот, ночь, за зарю,

За нашу прелестную дочь,

И жить без любимых невмочь.

Мы рядом пройдем сквозь года,

Мы вместе с тобой навсегда,

Сердца бьются словно одно,

Единым нам быть суждено.

Когда-нибудь у Северуса и Лидии будет дочь, и только попробуйте сказать, что стихи неверны!

К сожалению, эти каникулы тоже подошли к концу, две недели Рождества пролетели, как два дня… ах, какая жалость. Пришлось возвращаться в школу. Однако Гарри ехал с удовольствием, думая о том, что летом у соседей намечены большие планы. Весной Северус и Лидия поженятся, а летом, после медового месяца, Северус привезет домой молодую жену! Скажете, слишком скоропалительно? Как же так, только познакомились и уже свадьба???

Ну и что? В жизни и не такое бывает. А они, Северус и Лидия, люди молодые, траурами не отягощены, чего-то там и хрен кому ничего не должны и не обещали. Они встретились. И точка. Так что имеют право решать свою судьбу. И так чудом познакомились…

Прибыв в Хогвартс и встретив живых Джастина и Колина, Гарри дико обрадовался и кинулся их обнимать. С другой стороны на них налетел Захар и с радостным воплем принялся душить всех сразу.

Подошли Невилл и Драко. Поглазев на свалку, Драко ревниво-пренебрежительно буркнул:

— Фи… нежности телячьи.

Из кучи мала высунулась рука Гарри, цапнула Малфоя за шарф и рывком увлекла в шумную кучу. Невилла постигла та же участь с помощью Захара.

Боженька ты мой… такого растрепанного и помятого наследника старинного рода Малфоев стены Хогвартса ещё не видели — тонкие волосенки стоят дыбом, глаза синие и круглые, рот приоткрыт, на щеках возмущенный румянец, а дрожащие руки нервно оглаживают скособоченную мантию. Но несмотря на возмущение, в глубине души Драко всё же рад трёпке. Это же друзья! Милые и верные друзья, которые соскучились по нему, и… да, он тоже по ним скучал, чего уж там.

Побежали-потекли школьные будни студентов и преподавателей.

Сонно и уныло клевали носами на уроке Биннса. Ломали мозги на уроках трансфигурации, пытаясь уложить в головах сложносочетаемые формулы с интегралами. Зевали и дремали на уроках астрономии, вполуха слушая бубнеж профессора Синистры о положении Луны в доме и угла наклона Марса по отношению к Юпитеру. Обливались потом в парниках-теплицах Стебль, унавоживая грядки с веретенницей и цикутой. Плелись в столовую на перекус, с тоской думая о том, что в сутках что-то мало часов, вот было бы их сорок заместо двадцати четырех, вот тогда точно хватит времени на ВСЕ эссе для ВСЕХ профессоров.

Профессора, как ни странно, думали о том же: эх, ещё бы пару десятков часиков — и можно-таки вдолбить в эти тупые головы ещё парочку правил!

Кралась по коридорам Миссис Норрис, выслеживая нарушителей, а найдя, тут же посылала хозяину ментальный зов-картинку. И где бы ни был Филч, он тут же прикладывал руку к стене Замка и мысленно просил открыть проход до кошки. Всё понимающий Хогвартс с готовностью открывал портальный коридор, как Северусу и ещё кое-кому, и Филч, что называется, вырастал из-под земли, ловко хватая негодников. Этим и объяснялась феноменальная способность Филча появляться из ниоткуда.

И однажды…

Была уже какая-то неделя января, когда до Гарри, Рона и Захара со второго этажа долетел гневный вопль.

— Это Филч, — узнал голос Гарри. Друзья бросились вверх по лестнице, напряженно прислушиваясь.

— Думаешь, еще на кого-то напали? — испуганно спросил Рон, остановившись на полдороге. А Филч продолжал бушевать:

— Опять для меня работа! Убираться здесь всю ночь! Как будто других дел нет! Ну уж дудки, всему есть предел. Немедленно иду к замдиректору!

Шаги его затихли, и было слышно, как где-то вдалеке хлопнула дверь. Друзья завернули за угол. Филч, похоже, только что покинул свой наблюдательный пост. Они опять стояли на том месте, где кто-то напал на Миссис Норрис. Друзья сразу поняли, почему так разошелся бедняга завхоз: в коридоре стоял настоящий потоп, и вода, кажется, все прибывала. Текло из-под двери туалета Плаксы Миртл. Вопли Филча стихли, их сменили стенания Миртл, эхом отражавшиеся от каменных стен.

— А с ней-то что? — вздохнул Рон.

— Пойдем посмотрим, — предложил Гарри. Приподняв полы мантий выше щиколоток, друзья перебрались по воде к двери с табличкой «Туалет не работает» и, поколебавшись, вошли. Плакса Миртл рыдала громко и надрывно. В туалете царила тьма, свечи смыло потоками воды, заливающей стены и пол.

— В чем дело, Миртл? — спросил встревоженный Захар.

— Кто там? — отозвалась несчастная Миртл. — Пришли швырнуть в меня чем-нибудь еще?

Удивленно посмотрев на друзей, Гарри дошел вброд до ее кабинки, Захар за ним, а Рон оставался пока возле двери.

— Это почему мы должны в тебя чем-то швырять? — спросил Гарри.

— Откуда я знаю! — заголосила Миртл, появляясь из сливного бачка с очередной волной, обрушившейся на пол. — Я тут сижу, занимаюсь своими делами, никому не мешаю. И вдруг в меня начинают швыряться книгами!

— Но с тобой же ничего не случится, — резонно возразил Гарри. — Книга просто пролетит сквозь тебя, и все.

Сказав эти слова, Гарри тут же раскаялся. Миртл по длинной параболе взмыла вверх и истошно завопила:

— Значит, надо швыряться в бедную Миртл? Она все равно ничего не чувствует! Десять баллов тому, кто попадет ей в живот! Пятьдесят — кто угодит в голову! Чудесная игра! Но мне она что-то не по нутру!

— А кто все-таки в тебя швырялся? — поинтересовался Захар.

— Понятия не имею. Я здесь расположилась в колене сифона, предаюсь мыслям о смерти, а эта штука пронзает мою макушку. — Миртл свирепо посмотрела на друзей. — Вон она, под раковиной, ее туда смыло.

Захар и Гарри нагнулись и увидели небольшую тонкую книжку. Она была в потрепанной черной обложке и мокрая насквозь, как все в туалете. Гарри хотел было поднять ее, но Рон, торопливо подойдя, схватил его за руку.

— Ты что, спятил? Это опасно.

— Опасно? — удивился Гарри. — Что тут опасного?

— Ты еще спрашиваешь! — Рон боязливо поглядел на находку. — Папа говорит, есть даже книги, которые Министерство конфискует. Одна, например, выжигала людям глаза. Были еще «Сонеты колдуна», прочитаешь их и будешь до смерти говорить в рифму. А у одной старой ведьмы в Бате нашли знаешь какую книгу — откроешь ее да так и будешь всю жизнь читать. Ходишь — читаешь, ешь — читаешь. И все приходится делать одной рукой, в другой-то книга.

— Надо же, — рассеянно кивнул Гарри. Книжка лежала на полу, намокшая, неразгаданная, манящая. Гарри обошел Рона.

— У меня предчувствие: заглянем в нее и разгадаем все тайны, — с этими словами он нагнулся и поднял книжку. Гарри сразу понял, что это дневник, по выцветшей дате на переплете полувековой давности. Открыл его дрожащими руками. На первой странице еще можно разобрать имя — Т. М. Реддл, написанное расплывшимися чернилами. Повертев книжку в руках, Гарри осторожно разлепил набухшие от воды страницы. Они были совершенно чистые. Нигде ни одного слова, ни одной самой обычной записи, вроде «День рождения тетушки Мэйбл» или «Зубной в 15.30».

— Он в нем никогда ничего не писал, — протянул Гарри разочарованно.

— Но почему его кто-то выкинул? — почесал в затылке Рон.

Гарри перевернул черную обложку и увидел на внутренней стороне адрес магазина на Воксхолл-Роуд в Лондоне.

— А владелец дневника, наверное, был магглом, — подумав, заметил Гарри. — Иначе он не смог бы его там купить.

— Нам это ничего не дает, — Рон пожал плечами и, понизив голос, прибавил: — Попадешь в нос Плаксе Миртл, запишем тебе пятьдесят баллов.

Гарри на это только хмыкнул и все же спрятал дневник в карман. В тот же вечер Гарри показал дневник Гермионе и рассказал, как он был найден.

— А ведь в нем, возможно, скрыто что-то очень важное, — сказала Гермиона, внимательно рассматривая дневник.

— Если и скрыто, то очень надежно. И, наверное, такое, чего стоит стесняться, — презрительно хмыкнул Рон. — Объясни, Гарри, почему ты его не выбросил?

— Писать в нем буду, — пожал плечами тот. Захар хихикнул, глядя на ошеломленное лицо Рона — до такого он точно не додумался бы! Гарри подмигнул и, открыв сумку, закинул дневник туда. Пусть полежит, может, сгодится для чего-нибудь, например, для черновых записей…

Что ж, в сумке мальчишки черная тетрадка пролежала долго, постепенно погружаясь всё глубже и глубже на дно сумки, погребенная под учебниками, пергаментами, другими тетрадями, перьями, рогатками, носками и Бог ещё знает чем, что там у мальчишек в сумках может заваляться.

В феврале павлинчик-нарцисс Локонс попытался устроить праздничный денек — День Святого Валентина. Гарри прибежал в Большой зал, немного опоздав на завтрак. В первую минуту ему показалось, что он ошибся дверью. Стены зала были сплошь увиты пышными, ядовито-розовыми цветами, с бледно-голубого потолка сыпались конфетти в форме сердечек. Гарри подошел к своему столу — Драко сидел с таким видом, как будто его вот-вот стошнит, девчонки то и дело сдавленно хихикали.

— Что тут происходит? — спросил Гарри, сел за стол и начал сковыривать с жареного бекона сердечки. Драко молча указал на преподавательский стол — не мог говорить из-за переполнявшего его отвращения. Локонс, в омерзительной розовой мантии в тон цветам, жестом требовал тишины. Преподаватели по обе стороны от него сидели с каменными лицами. Гарри со своего места видел, как дергается щека у профессора МакГонагалл. Снейп выглядел так, словно вот-вот лопнет от смеха.

— С Днем святого Валентина! — возгласил Локонс. — Для начала позвольте поблагодарить всех — а их сорок шесть человек, — кто прислал мне к этому дню поздравительные открытки! Я взял на себя смелость устроить для вас этот маленький сюрприз. Но это еще не все!

Локонс хлопнул в ладони, и в зал вошла процессия мрачного вида гномов. Правда, это были не обычные гномы: у каждого в руке была арфа, а за спиной — золотые крылышки.

— Представляю вам моих любезных купидончиков, валентинских письмоносцев! — лучезарно улыбался Локонс. — Сегодня они будут ходить по школе и разносить валентинки. Веселье только начинается! Я уверен, и мои коллеги захотят внести лепту в наш праздник! Давайте попросим профессора Снейпа, пусть он покажет нам, как сварить Любовный напиток! А профессор Флитвик в этот праздник пламенеющих сердец мог бы рассказать кое-что о Приворотных средствах. Он знает о них, старый проказник, больше любого чародея!

Профессор Флитвик спрятал лицо в ладонях. Снейп взглядом пообещал, что он силой вольет стакан яда в глотку первого, кто обратится к нему за Любовным напитком.

На протяжении всего дня гномы с валентинками бесцеремонно сновали из класса в класс, к вящему раздражению преподавателей. После обеда у дверей кабинета заклинаний один из них, особенно уродливый, поймал Гарри. И ему пришлось выслушать любовное послание:

Его глаза хоть видят слабо,

Но зеленей, чем чародея жаба,

А волосы его черней тоски,

Чернее классной грифельной доски.

О, Божество, хочу, чтоб сердце мне отдал

Герой, что с Темным Лордом совладал!

Дослушав неуклюжее сочинение от понятно какой поклонницы, Гарри вежливо поблагодарил печального и обиженного незавидной ролью гнома. Потом, поправив ремень сумки, Гарри отправился на урок, поставив в уме галочку, что надо бы побольше разузнать об этих гномах…

Примечания:

Стихи Владарга Д. С. "Спасибо тебе, ангел мой..."

Только пару дней спустя Гарри смог найти информацию о садовых гномах.

Это мелкий садовый вредитель, распространенный по всей Северной Европе и в Северной Америке. Его рост достигает одного фута, голова походит на огромную картофелину, а ноги твёрдые, как кремень. Латинское название гномов — «Gernumbli gardensi». Чаще всего живут в норках, в садах и огородах и питаются корешками, растениями и дождевыми червями. Могут запутывать неосторожных путников. Гном разумен и даже обладает речью. Способен выполнять несложные поручения, но делает это очень неохотно.

Существует несколько способов избавления от гномов. Самый распространённый — его нужно сильно раскрутить, чтобы он потерял ориентацию, и бросить через забор. Если садовод боится брать гнома в руки (ведь у него острые зубы и бойкий нрав), гнома можно оглушить чарами. Можно также натравить на гномов джарви, хотя многие маги считают этот метод чересчур жестоким.

Про других гномов, вроде толкиеновских, Гарри ничего не нашел и разочарованно откинул книгу, не глядя куда… Толстая книжка по имени «Садовые вредители» с восторгом устремилась в свободный полет через полкомнаты, счастливо распахивая крылья-корочки, и с громким стуком приземлилась на стопку тонких конспектов, залихватски смахнув крылом стоящую сверху чернильницу.

Восхищенно булькнув, чернила бурным потоком излились безбрежным синим океаном, жадно впитываясь в пересушенные листы пергамента. Крышка непроливашки виновато звякнула. Секунду-другую Гарри в ужасе взирал на эту чернильно-бумажную катастрофу, потом взвыл, схватился за голову — что он натворил! — и кинулся к своей сумке. Надо было спасать чужие загубленные конспекты…

Промокашки, промокашки, промокашки! Где промокашки?! Гарри лихорадочно тряс сумку, вытряхивая её содержимое на диван. Вот они! Схватив пук, Гарри рванул к чернильному морю и принялся промокать листы. Чернила с пола он собирал просто бумагой и своими старыми пергаментами. В число их попала и черная тетрадка, найденная в туалете. Заметив, что её листы впитывают чернила не хуже промокашек, Гарри вырвал пару страничек и стал собирать ими чернила с конспектов.

К счастью, конспекты не сильно пострадали, их спасли картонные обложки, а нижние журналы были закрыты верхними. Да и Гарри не медлил, быстро опомнился. И вот сидит он на полу, взмокший и уставший от переживаний, и оглядывает недавнее поле боя. На полу чернильные разводы, повсюду валяются клочья испачканной бумаги. На столе — стопка спасенных конспектов.

Чертовы гномы… Гарри в смятении посмотрел на свои перемазанные чернилами руки, почувствовал, как у него тянет кожу на лице, и вздохнул — в процессе спешной уборки он несколько раз провел ладонью по лбу и под носом. Ой… скорее в душ! Отмываться пришлось долго и израсходовать почти весь кусок мыла. Что и говорить — чудненько день начался.

Отмывшись добела и до скрипа, Гарри вернулся в гостиную и собрал свои вещи. Тем временем пришел Люциан. Постояв на пороге и поглазев на разгром, он покачал головой, вынул палочку и повел ею перед собой. Скомканные листы расправились и разгладились, чернила каким-то непостижимым образом вытянулись изо всех бумаг, многочисленными струйками пролетели по воздуху и собрались в чернильнице в первозданном виде. Гарри смотрел на эту волшебную уборку и тоскливо вздыхал, сам он так пока не умел.

— А это что?.. — вдруг нахмурился Люциан и потряс палочку, потом снова направил её на дневник и вербально произнес: — Репаро!

Гарри перевел взгляд на дневник, лежащий на полу.

— Люц, а в чем дело?

— Не чинится, — растерянно отозвался тот. — И чернила не отдает…

Тут и Гарри увидел странность — все прочие вещи починились, листы лежали чистые и целые, и только два листочка, вырванные из тетрадки, не вернулись в дневник, они так и лежали, скомканные и тяжелые от впитавшихся чернил. Настороженный, как пружина капкана, Люциан крадущимся шагом подошел к тетрадке и обошел её по кругу, нацелив на неё палочку. Тетрадка лежала, невинная и раскрытая ровно посередине, скалясь неровными полосками на месте вырванных листов. Люциан трижды дотронулся кончиком палочки до дневника и шепнул:

— Апарекиум!..

Ничего не случилось, тетрадка как лежала, так и продолжала лежать, чистая и наглая. Люциан потер висок и посмотрел на Гарри:

— Ты не очень расстроишься, если я её сожгу?

Озадаченный Гарри только головой мотнул — делай, что хочешь! Люциан призвал из кладовки ведро, бросил в него дневник и кинул сверху Инфламаре, а потом Инсендио. С короткими вспышками сгорал кислород, а сама тетрадка почему-то не загоралась.

— Ты где достал эту хрень? — яростно спросил Люц. Гарри поежился.

— В туалете… Её кто-то выкинул в унитаз.

Люц передернулся и с отвращением глянул на Гарри:

— Фуй… ты, как младенец, тащишь всякую каку с помойки… — и рявкнул: — На хрена?!

Гарри вздрогнул и виновато глянул на старшего друга, прося не психовать, а нормально объяснить, что он сделал не так. Боул тяжко вздохнул:

— Ох… Малёк ты ещё, не понимаешь. А тетрадка эта, чтоб ты знал, чем-то очень сильно защищена. Хотел бы сказать, что черной магией, но это будет неправдой, не чувствуется она. Просто сильные защитные заклинания, предохраняющие тетрадку от уничтожения. В огне она не горит, это мы с тобой уже выяснили. Что ещё можно попробовать? Щёлочь? Кислоту?

Гарри смущенно потыкал носком ботинка скомканные листочки. Люциан автоматом договорил:

— Или ободрать её по листику…

— А зачем? — робко возразил Гарри. — По-моему, она безобидная, просто защищена от несчастных случаев, которые то и дело приключаются с дневниками.

— Думаешь? — усомнился Люц.

— Ну… раз её можно на листики… — пробормотал Гарри.

Люца это успокоило, пожав плечами, он отошел, оставив в покое Гарри и дневник. И снова старая тетрадка была ненадолго погребена в недрах сумки под завалами учебников, рогаток и яблочных огрызков, которые Гарри просто ленился отнести в ведро, а бросить на пол не позволяла совесть. Несколько раз Гарри о ней вспоминал и выкапывал из сумки, но только для того, чтобы вырвать из неё листок-другой для использования в качестве промокашки…

К апрелю тетрадка изрядно похудела. Увы, от вырванных листов ни один дневник не застрахован, тем более, что владелец мемуаров вполне способен сам выдрать пару листов с плохими или неугодными заметками, скомкать и кинуть в мусорную корзину.

Светофор, кстати, к тому же апрелю вымахал до размеров взрослого феникса, но был кардинально обновлен, да так, что даже Минерва не признавала в нем прежнего Фоукса, а ведь она каждый день видела директорского феникса! Он перестал походить на горбатого гоацина, теперь, живя на воле, он не горбился на жердочке, а свободно летал и потому вырос стройным и широкогрудым красавцем с мощными крыльями с двухметровым размахом. У Фоукса в прошлом был слабый клюв зерноядного попугая, а Светофор теперь мог похвалиться могучим острым ястребиным крюком и жутенькими стальными когтищами. Настоящий феникс, выросший на свободе!

И нежно, трепетно любящий Гарри, который не только встретил его при рождении, но и проводил в небытие. То есть стал свидетелем конца и начала жизни. Отпущенный и встреченный с любовью…

И, любя Гарри, он желал защитить его от плохого, злого, наносного. В отличие от Люциана Боула, который был всего лишь человеком, хоть и волшебником, феникс отчетливо видел темные эманации, идущие от дневника. Дождавшись подходящего момента, когда маленький хозяин выудит тетрадку из сумки, вырвет из неё очередную пару листов-промокашек и займется своим эссе, Светофор слетел со спинки кровати, ловко подхватил отброшенный в сторону дневник и выпорхнул в окно.

Гарри огорченно проводил птицу взглядом, но особо переживать не стал, всё равно там мало листов осталось, отвернулся от окна и снова склонился над столом.

Крепко сжимая дневник в когтях, феникс летел над замком и неторопливо размышлял — куда б его закинуть? По-хорошему, его было бы лучше уничтожить, спалить в Адском огне, например. Но такой магией Светофор не владел, поэтому…

Приметив у парников ароматную кучу фестральего навоза, феникс безо всякой задней мысли кинул дневник туда.

Боже… так его ещё не обижали. Мало того, что в унитазе пытались утопить, потом за три месяца полтетради листов выдрали! Но это… Позор. Кто вам дал право так издеваться над крестражем самого Темного Лорда?!

Вонючая субстанция влажно чмокнула, когда дневник, подчиняясь силе тяготения Земли, начал погружаться в зловонную жижу. Крестраж, заключенный в тетради, истерически рыдал, чувствуя, как его засасывает навозное болото — ниже уже падать некуда!..

Спасла его лопата, появившаяся из ниоткуда. Это Хагрид подошел, чтобы разворошить немного компостную кучу, чтоб не протухло. Заляпанный понятно чем дневник, не замеченный Хагридом, подхваченный лопатой, был отброшен на грядку с тыквами. Пролившийся ночью дождик немного очистил несчастную тетрадку, обложку, во всяком случае. Сами листы оставались всё такими же грязными, и крестраж понимал, что ему придется приложить огромные усилия для того, чтоб его хотя бы подобрали…

На пасхальных каникулах второкурсникам подкинули новую тему для размышлений. Надо было выбрать предметы для третьего года обучения, к чему Гермиона отнеслась со всей серьезностью.

— От этого зависит наше будущее, — сказала она друзьям, когда они ввосьмером принялись изучать список новых предметов, помечая их галочками.

— Я бы хотел отказаться от зелий, — заметил Невилл.

— Нельзя, — мрачно возразил Рон. — Все старые предметы остаются. Если бы позволили что-нибудь выкинуть, я бы вычеркнул защиту от темных искусств.

— Но это очень важный предмет! — возмутилась Гермиона.

— Важный, если бы его преподавал не Локонс, — уперся Рон. — Я у него ничему не научился. Хотя нет, научился — что будет, если выпустить на волю корнуэльских пикси.

Невилл Долгопупс был завален письмами, содержащими противоречивые советы родных колдунов и колдуний, какие предметы больше всего пригодятся в жизни. Растерянный, сбитый с толку, он читал список предметов, высунув язык, и смущенно спрашивал окружающих, что труднее — кабалистика или изучение древних рун. Дин Томас, который, как и Гарри, вырос среди магглов, поступил просто: закрыв глаза, тыкал волшебной палочкой в список и помечал те предметы, на которые угодил. Гермиона ничьих советов не слушала, а взяла и записалась сразу на все новые курсы.

Эти каникулы Гарри решил провести в Хогвартсе, так как нападений не было с Рождества, и почти все дети оставались в школе в твердой уверенности, что опасность миновала.

Идя на апрельский матч Гриффиндор — Пуффендуй, Гарри вдруг снова услышал шипящий голос в стене, впервые за полгода.

— В этот раз убей.

— Пусти, я разорву! Разорву сам!

Или нет? Это, кажется, два голоса… но… не может быть! Два василиска?!

Гарри вскрикнул, Драко и Захар с Гермионой бросились к нему.

— Гарри! Что случилось?! — испуганно крикнул Захар.

— Оно здесь! — закричал Гарри, дико озираясь. — Оно снова вышло на охоту!!!

— Кто «оно»? — взвизгнула Гермиона.

Мимо них текла толпа, огибая четырех детей, как река — камешек. Было совершенно ясно, что они ни до кого не докричатся, вокруг стоял многоголосый гул. Их просто не услышат. И ответ Гарри Гермиона не расслышала. А потом и не до того стало, бурный поток реки-толпы увлек детей за собой, и им пришлось отдаться течению. Правда, когда они оказались в конце, и в хвосте толпень слегка рассосалась, Гермиона сделала попытку удрать. Гарри вцепился ей в руку:

— Ты ненормальная? Куда?!

— Пусти. В библиотеку, я, кажется, поняла!..

— Ни с места! — Гарри повис на дурочке. Увидев это, Захар и Драко тоже повисли на Гермионе, оберегая её от безрассудства.

— Стой… Не пущу… — пыхтел Гарри. Тут их накрыла высокая тень, а голос МакГонагалл сухо произнес:

— Мистер Поттер, мистер Смит, мистер Малфой, отпустите мисс Грейнджер и не задерживайтесь, пожалуйста. Идите на поле для квиддича, матч вот-вот начнется.

К счастью, в присутствии профессора Гермиона не рискнула самовольничать и вместе со всеми дошла до стадиона.

После матча выяснилось, что один человек всё же остался в замке — Пенелопа Кристалл. Её нашли на углу у библиотеки, как раз там, куда собиралась рвануть дурная Гермиона. В руке Пенелопы была зажата пудреница с откинутой крышкой-зеркальцем.

Когда все собрались на ужин в Большом зале, профессор МакГонагалл поднялась со своего места и начала свою нерадостную речь:

— Все ученики возвращаются в гостиные своих факультетов до шести часов вечера и больше их не покидают. На уроки будете ходить в сопровождении преподавателя. Никто не пользуется туалетной комнатой без провожатого. Все матчи и тренировки временно отменяются. Никаких передвижений по вечерам.

Собравшаяся в зале аудитория выслушала это строгое предписание, не проронив ни слова. Профессор свернула пергамент, по которому читала, и закончила речь собственными словами:

— Вряд ли стоит добавлять, что я давно не была так расстроена. Если преступника не поймают, школа, по всей видимости, будет закрыта. Я настоятельно прошу: все, у кого есть хоть какие-то подозрения, без промедления подойдите ко мне и сообщите, что вам известно.

Захар, Драко и Гермиона тут же посмотрели на Гарри, словно надеясь, что он наконец-то скажет, что ему известно о том, кто нападает на студентов. Но Гарри заробел вдруг, ему показалось неправильным выдавать существо, которое, по сути, никого не убило, а только окаменило. Покраснев, он выдавил:

— Ну, ты же догадалась, нет?

Гермиона кивнула и звонко крикнула:

— Профессор МакГонагалл, а это может быть василиск?

— Не порите чушь, мисс Грейнджер! — возмутилась МакГонагалл. — Никто никогда не видел в школе никаких василисков. Последнего монстра уничтожили на Турнире Трех Волшебников в шестнадцатом веке, с тех пор не зафиксировано ни единого случая нападения василиска. Их больше не существует. Да и не похоже на него. Василиск не окаменял взглядом, а убивал насмерть, прожигал жертву насквозь.

— Как Миртл Уоррен, что ли? — пробасил Хагрид.

— Вы о чем? — развернулась к нему МакГонагалл.

— Ну дык… я ж видел её тело-то, — смущенно загудел великан. — Как счас помню, дыра во всю грудь… И запах ещё энтот, паленой кости. То ли молнией шарахнуло, то ли кто Бомбардой в неё кинул.

Многие в зале позеленели от подробностей гибели Плаксы Миртл. Гермиона как-то обиженно разглядывала профессоршу. Ну как она посмела усомниться в её догадке!

К сожалению, Хагрид не вовремя вспомнил тот случай. Буквально на следующий день в школу нагрянул министр магии. Он был невысок, но осанист, седые волосы спутаны, усталое лицо озабочено. Одежда его являла собой необычную смесь: костюм в полоску, малиновый галстук, черная мантия и остроносые лиловые ботинки, под мышкой он держал светло-зеленый котелок.

— Это папин начальник, — чуть слышно шепнул Рон, — Корнелиус Фадж, министр магии!

Гарри чувствительно толкнул Рона локтем, призывая к молчанию. Хагрид побледнел, на лбу у него проступили капельки пота. Он тяжело опустился на стул, переводя затравленный взгляд с Корнелиуса Фаджа на МакГонагалл.

— Неважные дела, Хагрид, — короткими фразами заговорил Фадж. — Хуже некуда. Надо что-то решать. Три нападения на полукровок. Дело зашло слишком далеко. Министерство обязано принять меры.

— Я… это… я никогда… — Хагрид умоляюще посмотрел на замдиректора. — Вы ведь знаете, это не я… Я никогда… профессор МакГонагалл, мэм…

— Мне бы хотелось внести ясность, Корнелиус. Хагрид пользуется нашим полным доверием, — твердо сказала МакГонагалл, еще больше нахмурив брови. — Он вне подозрений.

Явно ощущая неловкость, Фадж продолжал:

— Послушайте, Минерва, прошлое Хагрида говорит против него. У Министерства нет выхода. Необходимо действовать. Попечительский совет в курсе дела.

— Я вам еще раз говорю, Корнелиус, удаление Хагрида не поправит дела, — в голубых глазах временной директрисы горел огонь, какого Гарри еще никогда не видел. Фадж нервно повертел в руках котелок.

— Взгляните на случившееся с моей точки зрения, Минерва. На меня оказывают давление. Требуют действий. Если будет доказано, что Хагрид не виноват, мы привезем его обратно. И тогда, поверьте, никто больше слова худого не скажет. Но сейчас я вынужден забрать его с собой. Вынужден. Это мой долг.

— Забрать меня? — повторил Хагрид, его колотила дрожь. — Куда?

— Совсем ненадолго, — Фадж избегал взгляда Хагрида. — Это не наказание, Хагрид. Скорее, предосторожность. Настоящего преступника найдут — вас отпустят с подобающими извинениями…

— В Азкабан? — хрипло спросил Хагрид.

Фадж виновато вертел котелок, ожидая Хагрида, но лесничий не торопился и, сделав глубокий вдох, произнес, тщательно подбирая слова, обращаясь к Сильванусу Кеттлберну:

— А тот, кто что-то ищет, пусть, значит, за пауками идет, за пауками, говорю. Они-то уж выведут, куда надо. Я все сказал.

Фадж изумленно уставился на него.

— Я уже, да, иду, — успокоил его Хагрид, снимая со стула кротовое пальто. Выходя вслед за Фаджем, он помешкал в дверях зала и громко добавил: — И насчет еды… кому-то надо будет кормить Клыка. Пока… это… ну, то есть пока я не вернусь.

В зале повисла мертвая тишина, все оцепенело смотрели на дубовые двери, за которыми скрылись Фадж и Хагрид. Ни в чьей голове не укладывалось столь невероятная мысль — арестовали Хагрида, добрейшего простака и растяпу. Минерва подозрительно уставилась на Сильвануса:

— О чем это Хагрид вас просил?

— Э-эм… Клыка покормить, пока его не будет… — невинно хлопнул ресницами тот.

— Сильванус! Я ещё не жалуюсь на глухоту! — рявкнула Минерва. — И я отлично расслышала, что он что-то говорил о пауках!

— Ах, паучки!.. — всплеснул в ладоши Кеттлберн. — Ну да, верно. Паучкам, значит, привет надо передать.

Минерва в бешенстве раздула ноздри. Но Сильванус твердо остался при своем и больше ничего не сказал.

На луга вокруг замка незаметно подкралось лето. Небо и озеро поголубели, споря яркостью красок с барвинками, а в оранжереях все буйно и пышно зацвело. Но для Гарри и его друзей пейзаж утратил одну живую подробность — окрестные луга не мерил больше огромными шагами лесничий Хагрид, не было и его всегдашнего спутника волкодава Клыка, и из леса больше не прилетал Норберт. Да и в замке дела шли хуже некуда. За детьми следили в сто глаз, не спуская взгляда ни на миг, и, разумеется, никуда не пускали без сопровождения взрослых. Так что и речи не было, чтобы сбегать в темную чащу леса, проведать Камешка и Троезорика. Хогвартс превратился в тюрьму.

Сильванус Кеттлберн всё-таки сходил в лес — передать привет паукам от Хагрида… И там с ним приключилось такое Пе Пе Пе.

Был уже полдень, солнечный и жаркий, когда с опушки леса донесся тоненький, переливчатый сигнал берестяного рожка. Дети, игравшие под присмотром Филча, Снейпа и МакГонагалл, вышедшей из замка переговорить с профессором, тут же развернулись в сторону звука. И увидели их. Странного вида бородатых людей, чьи накачанные торсы ниже пояса перетекали в лошадиные корпусы. Двое стояли в тени деревьев и трубили в рожки, а ещё двое что-то несли к замку. Гарри выронил мелок. Кентавры?!

Минерва вскрикнула, прижимая руку к груди и с ужасом глядя на страшную ношу кентавров. Тут и Гарри с друзьями поплохело — серый и пегий кентавры несли искалеченного профессора Кеттлберна. У него не было руки выше локтя и ноги ниже колена. Борода была полуощипана, с головы на глаз свисал скальп — лоскуток кожи с волосами. Крови не было. Напротив, культи и раны выглядели совершенно белыми, словно их прижгли кислотой или обварили в кипятке.

Подойдя ближе, кентавры скорбно возложили несчастного профессора к ногам Минервы и выпрямились. Серый кент ускакал прочь, а черно-белый тобиано остался. Тело Кеттлберна шевельнулось, приподнялось на локте правой руки, внимательно осмотрело культю левой и глубокомысленно изрекло:

— Араго и Мося шлют поклон Хагриду и уверяют, что он никого не убивал, ни тогда, ни сейчас. Хагрид — невиновен. Кстати, их следует пригласить в ассистенты хирургам на должность анестезиологов-ампутаторов. Чисто режут, без боли…

После чего, безумно захохотав, профессор Кеттлберн закатил глаза и завалился на спину в глубоком обмороке.

Снейп и Филч, потрясенно переглянувшись, осторожно подняли обкусанное тело Сильвануса и понесли в Больничное крыло. Кентавр проводил их поразительно синими глазами, хлестнул хвостом, с дьявольской точностью сшибая крупного овода, и обратился к Минерве.

— Я не понимаю, как можно арестовать невинного человека. Что-то у вас, у людей, головы не в том направлении работают. Верните Хагрида на пост, иначе пауки снимут границу и заполонят весь лес от опушки до опушки и со всех сторон.

Минерва сухо кашлянула.

— Простите?

— Сильванусом они уже позавтракали, — терпеливо пояснил кентавр. — С обедом не знаю, но на ужин им вполне может достаться какой-нибудь вкусный ребёнок.

— Я не поняла… — побледнела Минерва и ткнула пальцем назад, на двери. — Это пауки его так… обглодали?..

— Да, мадам, это пауки, — педантично подтвердил кентавр. — Вернее, греческий акромантул.

— Сколько, двое? — похолодела Минерва.

— Нет, мадам, — скорбно возразил кентавр. — Больше. Несколько тысяч.

Наверное, только шотландское происхождение и спартанское воспитание уберегли МакГонагалл от позорного падения в обморок, во всяком случае, твердый характер и выдержка позволили ей удержаться от истерики. Поблагодарив кентавра, Минерва коротким рявком загнала детей в замок.

Пенелопа пока ещё лежала в Больничном крыле, Северус готовил для неё новую настойку из свежих мандрагор мадам Стебль. Именно на эту тему и разговорились сейчас ребята, собравшись в пустом классе в компании Филча и Миссис Норрис. При них они не стеснялись болтать о чем угодно.

Захар и Гарри устроились на партах, остальные расположились полукругом. Драко задумчиво почесал нос и капризно заявил:

— Профессор МакГонагалл сказала, что василиск убивает взглядом, прожигает жертву насквозь. Почему же Гермиона говорит, что это василиск?

— Василиск убивает людей взглядом, — согласился Гарри. — Но он пока никого не убил. Наверное, потому, что никто из них не смотрел ему прямо в глаза. Колин видел его через глазок фотокамеры, василиск сжег вставленную в неё пленку, но самого Колина убить не смог, только обратил в камень. Джастин… Джастин, скорее всего, смотрел на василиска сквозь Почти Безголового Ника! Весь заряд василиска пришелся на Ника, но Ник-то второй раз умереть не мог! А в руке старосты Когтеврана, помните, было зеркальце.

— А Миссис Норрис? — сгорая от любопытства, спросил Рон.

Гарри задумался, пытаясь вызвать в воображении все, что происходило в ту памятную ночь Хэллоуина.

— Вода… — проговорил он медленно. — Помните, ребята, тогда затопило туалет Плаксы Миртл? Уверен, Миссис Норрис видела только отражение в воде…

Гермиона неуверенно добавила цитату из прочитанной книги:

— А ещё я читала, что василиск страшится пения петушиного, ибо гибельно оно для него…

— А петухи-то Хагрида были все перебиты! — подхватил Невилл. — Наверное, наследник Слизерина постарался: ведь василиска, скорее всего, он выпустил на свободу!

— Особенно боятся василиска пауки… — продолжила Гермиона ту же цитату более уверенно, видя, что над ней никто не смеется.

— Ну вот, всё сходится! — Рон потеребил собственное ухо и опять спросил: — Но как этот василиск передвигается по замку? Здоровенная змеюга… кто-то наверняка должен был его заметить…

Гарри ненадолго задумался.

— Трубы, — сказал он, — трубы… Знаешь, Рон, василиск ползает по трубам, встроенным в стены замка. Тот голос я слышал всегда именно сквозь стену…

Рон спрыгнул с парты и схватил Гарри за руку.

— Вход в Тайную комнату! — от волнения у него сел голос. — Что, если он в туалете? А вдруг это…

— Туалет Плаксы Миртл! — закончил за него Гарри. Друзья сидели, потрясенные, боясь поверить собственной догадке. Гарри нервно потер лоб:

— Значит, в школе кто-то умеет говорить на змеином языке. Это, конечно, наследник Слизерина. Потому он и может повелевать василиском.

— Что же нам делать? — глаза Рона горели. — Пойти прямо к МакГонагалл?

— Да, скорее в учительскую! — Гарри соскочил на пол. — Она придет туда через десять минут. Сейчас будет звонок.

— Подождите! — окликнул их Захар. Гарри и Рон обернулись от двери. Захар покачал головой: — Что-то вы быстро забыли, что профессор НЕ верит в василиска. Она считает, что они истреблены.

Это охладило пыл Гарри и Рона. Приуныв, они вернулись на место, запоздало попросив прощения у забытого Филча.

Был уже разгар экзаменов, когда события вдруг сорвались с вершины жизни и понеслись вниз подобно лавине. Второкурсники сидели в Большом зале и сдавали Историю магии. Писали сочинения и отчаянно мечтали поскорее закончить с этой нудятиной, нетерпеливо ерзая в ожидании желанного звонка.

Однако звонок на перемену так и не прозвенел. Вместо него эхом прокатился по замку усиленный волшебным мегафоном голос профессора МакГонагалл:

— Всем ученикам немедленно вернуться в свои спальни. Всем преподавателям собраться в учительской. Пожалуйста, как можно скорее.

Гарри испуганно повернулся к Захару:

— Неужели новое нападение?

— Что будем делать? Пойдем в свои гостиные? — шепнул Захар.

— Нет, — ответил Гарри, оглядываясь в поисках остальных друзей. — Держимся все вместе и идем в учительскую. Они не посмеют нам возражать!

Гарри оказался прав. С экзамена их проводил Филч, как всегда. Гарри решительно толкнул дверь, и ребята вошли в пустую учительскую. Это была большая комната, обшитая деревянными панелями, уставленная креслами черного дерева. Но друзья не стали садиться, слишком были взволнованы. Ходили по комнате, ожидая профессоров.

Скоро дверь учительской распахнулась, и они увидели, как входят преподаватели. Одни были растеряны, другие — откровенно испуганы. Последней появилась профессор МакГонагалл.

— Это опять случилось, — сказала она в наступившей тишине. — Монстр напал на ученика. На сей раз утащил в Тайную комнату.

Профессор Флитвик вскрикнул. Профессор Стебль прижала руки ко рту. Снейп с силой сжал спинку кресла.

— Откуда такая уверенность? — спросил он.

— Наследник Слизерина, — МакГонагалл побледнела, — оставил еще одну надпись на стене, прямо под первой: «Её скелет будет пребывать в Комнате вечно».

Профессор Флитвик залился слезами.

— Кто на этот раз? — воскликнула мадам Трюк. Ноги у нее подкосились, и она упала в кресло.

— Джинни Уизли, — сдавленно ответила МакГонагалл.

Гарри почувствовал, как за его спиной Рон, не произнеся ни звука, сполз на пол.

— Завтра будем отправлять учеников домой, — горестно стиснула ладони МакГонагалл. — Хогвартс на грани закрытия. Дамблдор говорил…

Дверь учительской опять распахнулась с громким стуком. В учительскую впорхнул, как всегда, сияющий и беспечный Локонс.

— Простите, что опоздал, просто сплю на ходу! Пропустил что-то важное?

По-видимому, он не замечал, что присутствующие смотрят на него не то с ненавистью, не то с отвращением.

— Вот тот, кто нам нужен! — выступил вперед Снейп. — Да, именно он. Послушайте, Локонс, монстр похитил девочку. Утащил её в Тайную комнату. Коллега, наконец пробил ваш час.

Локонс побелел.

— В самом деле, Златопуст, — вмешалась профессор Стебль. — Не вы ли вчера вечером объявили, что вам доподлинно известно, где вход в Тайную комнату?

— Я… Ну да… Я… — залепетал Локонс.

— Вы меня уверяли не далее как вчера, что знаете, кто там обитает, — всхлипнув, перебил его Флитвик.

— Я? Ув-уверял? Н-не припомню…

— А вот я абсолютно точно помню, как вы сетовали, что вам не удалось продемонстрировать всем нам свою волшебную силу: преступника, то есть Хагрида, успели арестовать, — продолжал Снейп. — Вы укоряли нас, что вам с самого начала не предоставили свободу действий — тогда бы никаких бед в школе не произошло.

На лицах коллег не было ни капли сочувствия.

— Я… Я, честное слово… Вы, видимо, превратно меня поняли… — заикался врушка.

— Словом, профессор Локонс, мы хотим загладить допущенную несправедливость. Поручаем вам сразиться с чудовищем, — заключила профессор МакГонагалл. — Сегодня вечером у вас наконец-то будут развязаны руки. И вы совершите подвиг — избавите Хогвартс от чудовища.

Локонс потерянно озирался. Увы и нет! Ни одного сочувственного взгляда. И он разом утратил весь свой лоск, губы абсолютно не трогательно затряслись, белозубая улыбка исчезла, он выглядел жалким и ничтожным.

— О-очень хорошо, — промямлил он, запинаясь. — Ну я… пошел. Буду у себя в кабинете… подготовлюсь…

И Локонс поспешил покинуть учительскую.

— Ну, хоть это хорошо, — профессор МакГонагалл махнула рукой. — Локонс больше не будет путаться у нас под ногами, — и перешла к главному. — Поручаю деканам известить студентов о том, что случилось. Скажете им, что завтра утром экспресс увезет их домой. Всех остальных попрошу проследить, чтобы никто из учеников не покидал факультетских помещений.

Преподаватели молча поднялись и разошлись один за другим, так и не заметив восьмерых детей, замерших за большим шкафом у дальней стены…

Оцепеневшего от горя Рона едва смогли довести до гостиной его факультета. Он шел, спотыкаясь и ничего не видя остекленевшими глазами. Его всем было очень жаль. На ужине Рон ничего не ел.

Гарри смотрел, как кроваво-красное солнце опускается за горизонт. На душе было как никогда скверно. Если бы можно было хоть что-то сделать! Ну, хоть что-нибудь.

— Гарри, — тихо сказал Рон, подойдя к столу Слизерина, — как ты думаешь, может такое быть… что Джинни… Понимаешь… Джинни…

Гарри страдающими глазами смотрел на Рона. Что тут ответишь? Почти нет надежды, что Джинни еще жива.

— Давай пойдем к Локонсу, — вновь начал Рон. — Он ведь согласился проникнуть в Тайную комнату. Расскажем ему, что узнали: про Комнату, про василиска.

Даже Драко не стал возражать, только кивнул: иди, мол, поддержи его. К Рону и Гарри от стола Пуффендуя присоединился Захар. Пришли к Локонсу и рассказали ему обо всех своих догадках. К их изумлению и, прямо скажем, облегчению, профессор Локонс тут же изъявил страстное и похвальное желание отправиться вместе с ними в Тайную комнату.

— Вы знаете, где она находится? Отлично! Пойдемте туда все вместе, прямо сейчас! — сверкая глазами, провозгласил профессор, эффектно откидывая полу походной мантии. К слову сказать, к приходу мальчиков Локонс успел экипироваться для боевого похода.

Пришли вчетвером к туалету Плаксы Миртл, спросили призрачную девочку о её смерти, узнали от неё, где находится тайный ход. Пошипели на указанную раковину на все голоса, кто во что горазд. Наконец, Гарри удалось как-то особенно удачно зашипеть, да так, что раковина поддалась и отошла в сторону, открывая черный и вонючий зёв разверстой канализационной трубы. Локонс отважно начал спуск первым, Гарри за ним.

Полет в трубе был похож на скольжение с крутой горы — бесконечной, темной, покрытой слизью. Мимо пролетали отходящие в стороны рукава, но ни один не был таким широким, как главный канал, который, извиваясь, круто уходил вниз. Скоро Гарри не сомневался, что летит глубоко под замком, ниже всех подземелий. Где-то позади со свистящим шумом преодолевали повороты Рон с Захаром.

Полет когда-то кончится, забеспокоился Гарри, вообразив, как он упадет на землю. Но труба вдруг изогнулась под прямым углом, выпрямилась и оборвалась. Гарри выбросило из нее с влажным чмоканьем, и он приземлился на мокрый пол во тьме каменного тоннеля высотой в человеческий рост. Локонс неподалеку уже поднялся на ноги, тоже сплошь заляпанный грязью и белый, как полотно. Гарри успел шагнуть в сторону — из трубы с таким же чмоканьем выскочили Рон и Захар.

В свете четырех Люмосов они осмотрелись — продолговатая пещера с илистыми потеками на влажных стенах. Медленно трое мальчиков и профессор двинулись вперед. Гонимая лучами света, тьма отступала, открывая все те же влажные, облепленные илом стены. В волшебном сиянии тени идущих казались фантастическими чудищами.

— Помните, — предупредил Гарри вполголоса, — при малейшем шорохе надо сейчас же зажмуриться.

Но в тоннеле царила мертвая тишина. Первым неожиданным звуком был хруст — Рон наступил на что-то, оказавшееся крысиным черепом. Гарри направил на него луч света — весь пол был усеян костями мелких животных. Отгоняя страшную мысль, что и от Джинни остались такие вот косточки, Гарри зашагал дальше, следуя мрачным поворотам каменного коридора.

— Гарри, там впереди что-то есть, — вдруг испуганным шепотом произнес Рон, схватив друга за плечо. Путники замерли, всматриваясь в черноту, едва освещенную огоньком. Впереди Гарри различил контуры огромных колец, лежащих поперек тоннеля. Кольца не двигались. Гарри оглянулся на спутников.

— Может быть, чудовище спит? — сердце у него колотилось до грудной боли. Очень медленно, почти зажмурившись, Гарри пошел вперед, высоко подняв волшебную палочку. Свет скользнул по гигантской змеиной шкуре ядовито-зеленого цвета. Существо, сбросившее ее, было в длину метров двадцать.

Пока Гарри отвлекался на шкуру, Локонс неожиданно перешел к активным действиям. Невербально метнул в стену какое-то заклинание. Раздался грохот. По стенам зазмеились огромные трещины, а позади мальчиков обрушился потолок, полностью закупоривая проход, по которому они пришли. Хладнокровно оглушив Захара и Рона, Локонс кончиком палочки велел Гарри двигаться дальше.

«Так вот почему он такой храбрый! — с горечью подумал Гарри. — Предатель!»

Круглая дверь, гигантская зала с колоннами и бассейнами… Монументальная статуя лысого старика под потолок, Джинни у подножия статуи… И Локонс, который уже не был Локонсом… От манер жеманного красавчика ничего не осталось, теперь это был совершенно другой человек с четкими, выверенными движениями и отрывистой, властной речью.

Горе Гарри сменилось страхом — предательством здесь и не пахло, потому что это был совсем не профессор Локонс. То, что он сказал далее, убедило Гарри окончательно.

— Я долго ждал этой минуты, Гарри Поттер. Возможности увидеть тебя. Поговорить с тобой.

Гарри растерянно смотрел на него. Творилось что-то неладное.

— Что случилось с Джинни? — произнес он медленно.

— Интересный вопрос, — любезно ответил Не-Локонс. — Но это длинная история. Причина её нынешнего состояния в том, что она открыла сердце и свои маленькие секреты некоему невидимому незнакомцу.

— Ничего не понимаю! О чем это вы?

— Дневник, — пояснил ТОТ, доставая из кармана знакомую тетрадку. — Мой дневник. Малышка Джинни писала в нем много месяцев, поверяя мне свои ничтожные горести и печали: её дразнит брат, ей приходится носить поношенную мантию, учиться по старым учебникам, — тут глаза Не-Локонса сверкнули красным. — Как слаба её надежда понравиться знаменитому, прекрасному, великому Гарри Поттеру… И она, эта мелкая настырная девчонка, так меня достала, кто бы знал… Смертельная скука — выслушивать глупенькие излияния одиннадцатилетней соплюшки, — продолжал он. — Но я был терпелив. Я отвечал, я проявлял сочувствие, я был добр. И Джинни полюбила меня: «Никто никогда не понимал меня так, как ты, Том… Я так рада, что у меня есть этот дневник, и я могу ему довериться… Это все равно что иметь друга, который всегда с тобой, неотлучно…» Естественно, поначалу она не понимала, что делает. Ах, как это было забавно! Вот послушай ее последнюю запись в дневнике.

«Дорогой Том, — стал он читать вслух, поглядывая на искаженное ужасом лицо Гарри. — Мне кажется, что я теряю память. Вся моя мантия в петушиных перьях, а я понятия не имею, откуда они взялись. Дорогой Том, я не могу вспомнить, что делала в ночь на Хэллоуин. Тогда кто-то напал на кошку, а светящейся краской была перемазана я. Дорогой Том, Перси постоянно твердит, что я стала бледная и сама не своя. Думаю, он подозревает меня… Сегодня было еще одно нападение, и я опять не помню, где была. Том, что мне делать? Мне кажется, что я схожу с ума… Похоже, это я нападаю на всех, Том!»

Гарри так сжал кулаки, что ногти глубоко впились в ладони.

— Дурашка Джинни очень нескоро усомнилась в своем дружке-дневнике. Но постепенно она стала что-то подозревать и попыталась избавиться от него. Тут-то ты и явился на сцену, Гарри. Ты нашел дневник, то есть меня, и это был бы подарок судьбы, если бы ты написал во мне хоть пару строк… Но ты, ты, паршивый мальчишка, вместо этого повыдирал из меня все листы! И тогда я решил, что лучше завладею твоим телом, чем душой.

— И?.. — нервно подтолкнул Гарри.

— Но я опоздал! Твоя чертова птица утащила меня и… кхм, неважно. Главное, что я тебя, наконец, достану и отомщу за всё, что ты заставил меня пережить!

Не-Локонс поднял палочку, на кончике которой уже горел зеленый огонек…

— А-а-авада…

— Кедавра! — взвизгнул голос со стороны, перебивая Локонса-Тома.

Зеленая вспышка пронзила стройное тело бывшего профессора Локонса, и он с громким деревянным стуком упал наземь.

Гарри испуганно развернулся к спасителю — у ближних колонн на коленях замер полноватый низенький человечек. С палочкой Рона.

Ноги у Гарри дрожали, по спине ползли струйки пота.

Толстячок поднялся с колен и затравленно глянул на тело Локонса. Палочку он держал перед собой, а водянисто-серые глаза нервно обшаривали зал в поисках чего-то невидимого.

Мощный толчок в грудь отшвырнул Гарри назад. Удар о стену чуть не вышиб из него дух. Гарри мешком свалился на пол, чувствуя, как его тело деревенеет под напором чего-то чужеродного. В груди появился холодный скользкий ком, какой-то неприятный, очень тревожный сгусток.

Зрение — или сознание? — раздвоилось. Гарри видел и в то же время не видел, картинка куда-то ускользала, уплывала из его сознания. Молча он наблюдал, как толстячок настороженно смотрит на него, нацелившись палочкой ему в грудь.

«Сейчас он меня убьет», — отстранённо подумал Гарри.

Но вместо этого коротышка начал швырять огненные заклятия в дневник, лежавший на полу, рядом с телом Локонса.

Инфламаре, Инсендио, ещё Инфламаре, маленькая Бомбарда, файербол… Всё без толку, ничто не уничтожало дневник.

Внутри у Гарри кто-то злорадно рассмеялся. А из его рта вырвались чужие слова, произнесенные его голосом:

— Что, Питер, не получается?

«Его зовут Питер», — понял Гарри.

Полненький человечек упал на колени перед дневником, больше не зная, что делать… А голос внутри Гарри зловеще проговорил:

— Пора покончить с этим цирком.

И поднял тело мальчика. Гарри ощутил себя манекеном, которым управлял искусный и жестокий кукловод. Он ощущал свое тело не своим и себя видел как бы со стороны. Гарри-Том обошел коленопреклоненного Питера и остановился перед статуей. Картинно раскинул руки и зашипел:

— Говори со мной, Слизерин, величайший из хогвартской четвёрки!

Раздался отдаленный гул, потом что-то заскрежетало, и рот гигантской статуи начал открываться, подобно подъемным воротам. В недрах мраморного рта что-то шевельнулось, а потом наружу показался и сам жилец сего престранного логова. Нефритово-зеленый змей скользнул на гранитные плиты пола, свиваясь в огромные кольца. Голову василиска украшала костяная корона из затылочных рогов, золотисто-желтые глаза внимательно смотрели прямо в лицо Гарри.

Управляемая чужой волей рука указала на Питера, непослушные губы шепнули:

— Убей!..

«Нет!» — всем существом кричал Гарри, но увы, кричал без звука. Он больше не имел власти над своим телом.

Питер обреченно съежился, когда василиск развернулся к нему. Подполз. Склонился над ним. К голове, плечам, ниже, ещё ниже, к коленям и…

Приоткрыв пасть, вонзил верхний клык в черную обложку дневника. Раздался вопль, полный боли и ужаса. Дневник засветился в месте прокола и продолжал истошно кричать, изливаясь потоками чернил, как кровью. А Гарри неожиданно осознал, что снова владеет собой!

Торопливо ощупав себя и попутно убедившись, что руки и ноги его по-прежнему слушаются, Гарри бросился к Питеру и упал ему на шею, крепко обнимая. Длинно всхлипнув, Питер обхватил Гарри в ответ. Обоих трясло от пережитого.

Застонала и села возле статуи Джинни. Гарри и Пит оторвались друг от друга и посмотрели на девочку. Та, тупо моргая, таращилась на них. Потом её рыжие круглые глаза перешли на третьего участника действий и округлились ещё больше. Сошлись в кучку. И девочка снова отключилась. А Гарри и Пит уставились на василиска. Нефритовый змей, красиво изогнувшись латинской буквой «S», лежал неподалеку и глазел на них. Гарри удивился — а чего они ещё живы-то? Разве ему не положено взглядом убивать?..

— Ну знаешь… если б я убивал взглядом ежесекундно, то мне и смотреть-то не на что было бы, — язвительно качнул головой змей. Гарри, опешив, открыл рот. Речь василиска была очень грамотной и хорошо поставленной. Против воли у Гарри вырвалось:

— Но как же так?! Я ведь слышал, как вы шипели сквозь стену: убить, рвать, терзать!..

Василиск возвел глаза к потолку и зашипел, напевая:

Иди, иди ко мне, коза,

Дай мне тебя схватить.

Я голоден так долго,

Хочу тебя убить.

Должен я тебе сказать:

Ты так мала!

Всего на один укус.

Убить, и рвать, и растерзать,

Иди же — время убивать.

А дальше — вкусный перекус.

Увидев, что Питер недоуменно смотрит на них, Гарри сообразил, что тот не понимает змеиного языка, и пересказал ему, о чем они разговаривают. Потом Гарри замолчал, глядя на тело Локонса, вздрогнул и зябко поежился. Питер тут же обнял его, прижал к себе и шепнул:

— Тише, Гарри, тише… Всё в порядке, всё уже позади.

— А что это вообще случилось? — жалобно спросил Гарри, чувствуя себя маленьким.

— Крестраж, заключенный в дневнике, завладел его телом и душой, — тихо ответил Питер, укачивая мальчика. — Я не знаю, как дневник попал к Златопусту Локонсу, знаю только, что часть души Темного Лорда полностью поглотила Локонса и… В общем, от Локонса уже ничего не осталось. А мне пришлось выйти из тени, потому что возрожденный Лорд собрался убить тебя, Гарри.

Гарри отстранился и заглянул в круглое лицо Питера, в его тревожные серые глаза. Говорят, глаза не обманывают, они зеркало души… В глазах Пита мягко светились любовь и забота. И Гарри вдруг ощутил, что перед ним родной человек. Снова против воли вырвался вопрос:

— Где вы были? Почему вы пришли только сейчас?

— Так сложились обстоятельства, Гарри, — Питер вздохнул. — Сириус предал нас. Меня и твоих родителей. Все считали его другом Поттеров. И я — тоже.

— Вы… Питер Петтигрю! — выдохнул Гарри, озаренный догадкой. Питер ещё крепче прижал его.

— Да, Гарри, это я.

— Но… Почему же тогда в газетах написали, что предатель вы? — недоуменно спросил Гарри, жадно вглядываясь в родное лицо.

— Сложилось так. Вернее, подтасовали события… — неторопливо начал Питер, усаживаясь поудобнее. — Мы все хорошо знали Тома Реддла, да и не было такого мага, который не знал бы его. Он родился и вырос в приюте, его мать скончалась через два часа после родов, успела только дать ему имя. Том оказался волшебником. В одиннадцать лет к нему пришел Дамблдор, увидел одинокого, недолюбленного мальчика-сироту и решил сыграть на этом. Ведь сирота никому не нужен, о нем некому переживать и заботиться. Но Дамблдор не учел одной важной вещи — на свете есть дружба и друзья. В школе Том обзавелся ими, что бы там ни думал честолюбивый Дамблдор. Дамблдор, Гарри, подобен паразиту-гельминту, он не способен любить, и во всех окружающих он прежде всего ищет выгоду. А Том… Том — это Том. По-своему самолюбив и спесив, но, тем не менее, друзьями оброс, в частности на своем факультете, Слизерине, и их было немало: Эйвери, Яксли, Долохов, братья Лейстрейнджи, Малфой и другие. Кроме того, были друзья и с младших курсов: Регулус Блэк, к примеру, а у того был старший брат, Сириус, друг твоего отца.

— А вы чей друг? — не удержался Гарри от вопроса. Питер улыбнулся.

— Я друг Тома, Северуса и Лили, твоей мамы. Она всегда заступалась за меня, когда красавчики Джеймс и Сириус начинали унижать меня: дескать, я неподходящий человек для их сиятельной компании. Но Лили защищала меня, всегда могла окоротить зарвавшихся снобов. Я очень любил её, Гарри. Вот, смотри…

Питер вытянул перед собой руку и показал Гарри массивное кольцо с печаткой в виде значка — перечеркнутая семерка.

— Что это? — заинтересовался Гарри.

— Тайное опекунство, — лукаво улыбнулся Питер. — Твоя мама позаботилась, посвятила меня в тайное родство. Ритуал на крови и потому запрещенный. Я стал братом Лили раньше, чем Сириус стал твоим крестным отцом. Поэтому его опекунство недействительно. И это доказано, Гарри, на него не подействовал откат от предательства в ту ночь, когда он убил твоих родителей.

Гарри похолодел и в страхе взглянул в глаза Пита.

— Как? Это Сириус убил их, а не Темный Лорд, как это все утверждают?

— Я постарался сделать так, чтобы свидетелей не осталось, по крайней мере, для Дамблдора. Когда он заявился туда и увидел одного лишь ребёнка, то решил, что все в порядке, свидетелей нет, малыш никому ничего не расскажет. А на самом деле там был свидетель, это я.

— А что там случилось? — заволновался мальчик. Питер любовно провел по его щеке и продолжил:

— В тот год Том Реддл впервые получил приглашение на Хэллоуин от четы Поттеров, а так как он персона нон грата в известных кругах, то пришел ночью, как можно позже. К сожалению, дом был настроен Фиделиусом именно против него, и где-то сработал маячок, который оповестил Дамблдора и Сириуса о том, что в дом пожаловал нежеланный гость. Я был там с вами, и к моменту визита Тома вышел проветриться, был под парами, прости… мы там хорошо посидели.

Гарри понятливо закивал — бывает, выпили.

— Сижу под кустиками в образе крысы, пардону, Гарри, и слышу — мотоцикл летит. Приземлился с грохотом, с него Сириус прыг и в дом. Я за ним. Вбегаю в прихожую, а там скандал с порога, у Блэка кардинальная истерика — гостя увидел, понимаешь? — да не абы кого, а самого Темного Лорда! Тут у него от шока, наверное, шарики за ролики завинтились, достал палочку и Аваду в Тома. А Джим наперерез — прикрыл друга. Он погиб сразу, Гарри, я надеюсь, что он не успел ничего почувствовать… Лили из гостиной в Сириуса заклятия начала кидать, обезумела от горя, она же видела… А он совсем сдурел, в неё стал кидаться. Тут уже Тому пришлось Лили прикрывать, заклятия туда-сюда летают, сверкают, страшные и непредсказуемые. Наконец, Сириус изловчился и бросил самое недопустимое в закрытых помещениях заклинание — Бомбарду, после чего выскочил вон. Полдома рухнуло на Тома. Лили ещё раньше убежала наверх, к сыну, к тебе, то есть, Гарри. Меня хоть и задело обломками, но я всё-таки побежал за ней, просто, чтоб убедиться… И…

После вынужденной паузы Питер с трудом договорил, смаргивая слезы:

— Лили была погребена под упавшей стеной в коридоре второго этажа. Я же говорил, что нельзя бросать Бомбарды в замкнутых пространствах… Я её откопал и отнес в уцелевшую детскую. Потом я, наверное, спятил от бешенства, бросился в погоню за Сириусом, кричал, что он идиот, всех убил, предатель и всё такое… Так он и меня пытался убить. Снова кинул Бомбарду, на сей раз в газгольдер. Половина улицы — в руины, я с крысами в канализацию юркнул, тем и спасся, кстати. Дождался, когда сумасшедшего Блэка арестуют, забрал его мотоцикл и вернулся на нем к дому Поттеров, вынес тебя из развалин и отсиделся у соседки, Батильды Бэгшот. Правда, я тебя потом Хагриду отдал, когда он за тобой прителепортировался, я ему и мотоцикл сириусов одолжил…

Питер замолчал. Гарри потрясенно смотрел на его круглое лицо и лихорадочно обдумывал только что услышанное. Одно его зацепило сильнее всего, а именно…

— А зачем вы меня Хагриду отдали? — горестно вопросил мальчик, распираемый внезапной обидой. — Вы же могли меня к себе взять!

— Я собирался тебя забрать, но чуть позже. Просто… когда я вернулся к разрушенному дому, я был ранен. Газохранилище-то железное, его осколками, как шрапнелью, двенадцать людей убило, меня тоже зацепило, вот, палец отрезало и в спине ещё несколько кусков застряло. Один вот здесь засел…

Питер показал шрам на шее под ухом и отсутствующий палец на левой руке.

— В общем, плохо мне было. До Филча едва добрался, а он меня в маггловскую больницу уволок, где из моей спины осколки и вытащили. А пока поправился, время и прошло, во всех газетах раструбили, что Питер Питтегрю геройски погиб в схватке с предателем Блэком. А тебя я видел, Гарри, наведался к Дурслям и увидел, что ты вполне в безопасности. Ну как, Гарри, без обид теперь? — ласково спросил Питер.

Гарри смущенно улыбнулся: ну правда, человек же ранен был, не до ребёнка ему. А Питер вдруг снова посерьезнел:

— В тот промежуток времени, когда я за Блэком гонялся, видимо, произошли некие изменения в разрушенном доме. Потому что, когда я вернулся, то обнаружил, что тело Тома кто-то забрал из-под обломков, а тебе, малышу, разбили лобик каким-то заклинанием.

— Можно, я посмотрю? — подполз василиск. Гарри и Питер вздрогнули — они совсем про него забыли. Поняв, чего желает змей, Гарри откинул волосы со лба и показал василиску шрам. Тот внимательно осмотрел высокий упрямый лоб и зигзагообразный росчерк над правым глазом.

— Гм… заковыристое заклинание… Непонятно зачем, но тебе в голову кто-то вложил передатчик-приемник, на что-то настроенный. Мне он не нравится. Вдруг он включится и что-то сделает с твоим мозгом…

Гарри в ужасе схватился за лоб. Питер с тревогой вопросительно смотрел на него. Заикаясь, Гарри перевел ему слова василиска.

— Он ментальный, — зачем-то уточнил змей. — Магическая закладка.

— А что это значит? — спросил Гарри.

— Это значит, что её там уже нет. Этот, — василиск кивнул на тело Локонса, — случайно убрал её, когда вселился в тебя. В общем, то, что было в черной тетрадке, слилось с тем, что было у тебя в голове. А когда я сжег носителя своим ядом, оно уничтожилось вместе с закладкой.

Вот язва! Сперва напугал до чертиков, а теперь утешает, что там ничего уже нет. Гарри с уважением посмотрел на огромного ехиду и вежливо спросил:

— Как вас зовут?

— Малахит, — незамедлительно отозвался змей, приветливо оскалившись. Гарри так и залип на страшенный частокол сабельных клыков — длинные, тонкие, блестящие…

Где-то в отдалении послышались голоса и шаги. Питер вздохнул, нагнулся к полу и, коснувшись его руками, превратился в крысу. В длинную залу с колоннами вошли Рон и Захар, немного запыленные и чумазые, но целые и невредимые. Рон тут же кинулся к Джинни, а Захар подбежал к Гарри. Василиск таинственным образом исчез, как будто растворился в воздухе. И только Гарри знал, что он здесь, просто стал невидимкой.

Рон тряс Джинни до тех пор, пока она не очнулась. Села, огляделась и недоуменно спросила:

— А где огромная змея? И толстяк, противный такой?..

«Сама ты противная!» — мысленно возмутился Гарри. А вслух сказал:

— Не было здесь никакой змеи.

— А с ним что? — с опаской спросил Захар, бросая испуганные взгляды на мертвого Локонса.

Гарри подумал и хмуро сообщил:

— Знаете, а я ничего не помню. Профессор Локонс меня ударил по голове, так сильно, что я сознание потерял. И что тут случилось — я не видел.

— А ты, Джинни? — повернулся Рон к сестре. Но та неуверенно покачала головой.

— Меня сюда тоже профессор Локонс принес. И я тоже ничего не помню. Правда, я ненадолго просыпалась и видела, как Гарри обнимается с толстым мистером. А вон там, возле бассейна, была огромная змея.

— Короста! — внезапно закричал Рон и замахнулся: — Ах ты дрянь!

Гарри рывком развернулся — крыса самозабвенно грызла палочку Рона. И уже разгрызла её пополам. Истошно крича, Рон подбежал и попытался её пнуть. Но Гарри успел его поймать.

— Ты что?! Убьешь!

— И убью! Пусти! Тварь такая! — рыча, Рон вырывался из рук Гарри. Но тот крепко держал друга. Захар, поколебавшись, пришел на помощь Гарри, и вдвоем они подержали Рона, пока тот не успокоился. Но на крысу он смертельно обиделся.

Потом перед ребятами встала очень большая проблема. Из подземелий не было выхода. Ход из туалета был завален, а из зала с бассейнами можно выйти только туда, в заваленный коридор. Потыкавшись туда-сюда, дети растерянно сгрудились в кучку, не имея ни малейшего представления, что делать дальше.

— Войдите в рот Салазара Слизерина! — раздался из пустоты шипящий голос. Разумеется, его расслышал и понял только Гарри, в то время как остальные услышали лишь невнятный змеиный сип. Захар и Рон вопросительно уставились на Гарри. Тот молча повернулся к статуе. Молвил:

— Пойдемте.

Вошли в рот. Постояли, привыкая к тьме. Потом вспомнили про палочки. Захар и Гарри достали свои и включили Люмосы. Рон при этом обиженно засопел — его новую палочку за каким-то лядом сожрала Короста. Кстати, о Коросте. Она сидела на плече Гарри. Потому что Рон наотрез отказался брать предательницу в руки.

— А ты иди и забери у Локонса, — неосторожно посоветовал Захар.

— Ещё чего! Буду я покойников грабить… — буркнул Рон.

Внутри полости каменного рта оказалась комната с простой дверью. Она послушно открылась, когда её толкнули. За ней обнаружилась винтовая лестница, бесконечной спиралью ввинчивающаяся куда-то в темный непроглядный мрак. Вздохнув, дети начали долгое восхождение. Обитые железом ступени гулко гудели под ногами. Долго ли, коротко ли, но после энного количества времени, колотья в боку, насквозь промокшие от пота, ребята добрались до верха. Ещё одна маленькая комната с такой же простой деревянной дверью, толкнув которую, спелеонавты вывалились в слизеринский коридор. А закрыв дверь, увидели, что она замаскирована под портрет некоего Корвина Мракса.

Все четверо амебами растеклись по полу — устали вусмерть… И лежали, пока о них не споткнулся Грехэм Монтегю.

— Ой… — подслеповато прищурился слизеринец. — Вы чего тут… лежите?

— Хотим и лежим… — дохлым голосом отозвался Гарри. Тут Монтегю разглядел девочку и вспомнил, что она вроде как пропала.

— Слушайте, Уизли, там у директора ваши родители сидят.

— А че, Дамблдор уже тут? — вяло удивился Захар.

Монтегю кивнул. Пришлось встать и плестись в директорскую башню.

Когда четверо подземных странников — Гарри, Рон, Джинни и Захар — с головы до пят мокрые и грязные, вошли в кабинет, все, кто там был, ошеломленно замолчали, но тишина в тот же миг взорвалась воплем:

— Джинни!

Увидев дочь, миссис Уизли, сидевшая в слезах перед камином, вскочила, за ней — мистер Уизли, и оба бросились к дочери. Но Гарри смотрел не на них — у камина стоял, улыбаясь, профессор Дамблдор, рядом — профессор МакГонагалл, она тяжело дышала и держалась за сердце. Рон с Гарри и Захаром по очереди тоже очутились в крепких объятиях миссис Уизли.

— Вы спасли её! Спасли! Как вы это сумели?

— Нам всем очень бы хотелось это узнать, — произнесла профессор МакГонагалл утратившим обычную твердость голосом.

Гарри прижал к груди крысу Рона и наивно моргал. Захар и Рон рассказали, что профессор Локонс, по-видимому, спятил, раз напал на них на всех и оглушил.

— Наверное, он хотел нас василиску скормить, выманить его и победить, чтобы потом написать ещё одну героическую книжку о своих подвигах! — уверенно излагал свою версию событий умница-Захар.

Гарри старательно кивал, соглашаясь с каждым его словом. Рон восхищенно смотрел в рот и верил всему. Джинни устало клевала носом.

— Так что же там случилось? — спросил Дамблдор. — Где профессор Локонс?

В ответ ребята развели руками.

— А его кто-то убил, — ответил всё тот же Захар. — Мы Гарри и Джинни нашли, а он уже был мертвый. А Гарри не видел, профессор его тоже стукнул и оглушил. Кстати, а почему учитель такой плохой? — придрался вдруг он к директору.

На это Дамблдору нечего было ответить.

Ночью кожу на лбу тянуло, шрам зудел и чесался. А когда Гарри тер и скреб лоб, то кожа отшелушивалась и слезала. Утром, бросив взгляд в зеркало, Гарри увидел, что шрам уменьшился и почти исчез, теперь на лбу был не осточертевший рубец, а едва заметный восковой след. Удивившись и мимолетно обрадовавшись, Гарри спешно почистил зубы, умылся и выскочил из душевой. Пора было собираться на поезд. В этом году всех студентов в свете недавних событий отправили по домам на полторы недели раньше.

Профессору Снейпу Гарри ещё вчера показал вход в Тайную комнату, тот, что за портретом в коридоре. Так что о теле Локонса позаботились. Сам Северус привел в порядок Пенелопу Кристалл, раскаменил её с помощью новой настойки из свежих хогвартских мандрагор.

Из Азкабана доставили поседевшего Хагрида. Его густую черную шевелюру пронизали синеватые нити седины. По состоянию здоровья уволился профессор Кеттлберн. Таким образом в школе освободились две должности. Попечители хмуро уставились на заявки, поданные Дамблдором. Первая вакансия предлагалась Хагриду, с тем, чтобы он совместил лесничество с преподаванием. Вторая назначалась некоему Ремусу Джону Люпину, и вот его-то кандидатура вызывала вопросы — кто это такой, черт возьми?

Ну, Хагриду ладно, разрешим, его имя восстановлено, да и многие его знают уже не одно поколение. А Люпин кто? Прошерстили хроники выпускников Хогвартса, нашли студента и его характеристику и узнали из неё, что Р. Дж. Люпин был отличником и даже старостой факультета, префектом школы он, правда, не стал, но не всем же так везет! Почесав мудрые плешивые головы, попечители, не найдя добровольных и подходящих кандидатов, утвердили мистера Люпина на почетную должность преподавателя Защиты. И полетела к нему пыльная министерская сова с уведомлением.

Гарри, чувствуя себя несколько странно, вошел в вагон и двинулся по проходу, держа в руке переноску с Тортиком, клетку с Поляроидом и Светофором, при этом ухитряясь удерживать на плече широкий ремень сумки. Найдя свободное купе, он зашел, сгрузил на лавку живность и, потянувшись к багажной полке, без особого труда пихнул туда сумку. Озадаченно посмотрел в зеркало на двери, в нем отражался тощий вытянутый пацан. Голые запястья далеко высунулись из ставших почему-то короткими рукавов. Что-то куцей стала прошлогодняя одежка. Живя подолгу в закрытых пансионах, без домашних зеркал на каждом гардеробе и без маминых-теткиных причитаний — опять тебе штаны покупать, ну куда так рвешься, каланча?! — как-то не замечаешь, что вырос за год на пару-тройку дюймов…

Пришел Захар. За ним притащился долговязый Рон. Затем Невилл, Драко, Гермиона. Вшестером они едва уместились. По трое на двух лавках. Птиц Гарри выпустил из клетки, чтобы убрать её подальше, и теперь сова и феникс сидели на спинках лавок. Тортик устроилась повыше, на багаже.

Гарри посмотрел на Рона, устроившегося напротив с Гермионой и Невиллом, потом перевел взгляд на Коросту, сидевшую на колене Рона. Крыса, вытянув шейку, нюхала воздух, забавно шевеля усиками. Поглазев на покалеченную левую лапку, на которой не хватало пальчика, Гарри сглотнул тугой комок в горле.

— Рон, Короста у тебя давно?

— Второй год. Она мне от Перси досталась, — с отвращением ответил Рон.

— А у Перси она сколько была? — продолжал допытываться Гарри. Рон пожал плечами:

— Не помню… не замечал. Мне Перси её просто спихнул, когда ему сову купили за то, что он старостой факультета стал, — в голосе Рона зазвучала откровенная злость. — Ненавижу эту крысу. Она — вечное напоминание моей никчемности, я шестой в семье, у меня постоянно всё старое. Палочка от Чарли, сундук от Билла, одежда от близнецов, даже крыса, и та от старшего брата досталась, у меня никогда не было ничего моего!

— Ну, крыса же не виновата! — заступилась за Коросту сердобольная Гермиона.

— Да! — вклинился Захар. — К тому же она такая умная, новую палочку тебе принесла взамен сломанной.

— Которую она же и сожрала! — с горечью буркнул Рон. — Приеду домой, отравлю её «Антирэтом». Надоела!

— Да ну тебя! — передернулся эстет Драко. — Прямо так сразу и отравишь? Лучше вон, в окно выброси…

— Домашняя крыса не выживет на воле, — возразила ему Гермиона.

Рон бросил оценивающий взгляд на окно. Гарри поспешил перехватить его намерения, осторожно уточнив:

— Рон, а ты точно решил от неё избавиться?

Рыжий негодяй мрачно кивнул. Гарри тут же полез в поясную сумку и достал горсть золотых монет.

— Может, продашь её мне?

Глаза Рона алчно сверкнули, и он, протянув руку за деньгами, не глядя сунул к Гарри на колени крысу. Ощутив в ладонях жар золотых полновесных галлеонов, он запоздало спохватился:

— Гарри! Но это слишком много за старую и никому не нужную крысу.

Но тот лишь отмахнулся, поглаживая крысу по горбатой спинке. Гермиона внимательно посмотрела на Поттера и подозрительно осведомилась:

— А зачем тебе крыса, Гарри?

— Для коллекции… — буркнул Гарри. — Сама смотри, сколько у меня зверей: ящерица, сова и феникс, дома у меня ещё две собаки и черепаха в аквариуме. Так что крыса не помешает.

— А по-моему, тебе её просто жаль, — хмыкнул Драко.

Гарри молча отвернулся к окну. Ну, просто здорово всё так подвернулось. Хорошо, что Рон решил сам от крысы избавиться, а то он прямо голову сломал, пытаясь придумать, как выпросить у Рона крысу. Может, поэтому Пит палочку сгрыз? Всё-таки он Рональда дольше знает. Пит залез ему на плечо, а когда Гарри повернул голову, ласково сунулся носиком ему в ухо, тепло и благодарно, приятно щекоча ушное отверстие. Гарри смешливо поежился и тихо хихикнул.

А Рон, пересчитав деньги, растекся масляной лужицей и принялся счастливо мечтать:

— Ух ты, столько денег! Наконец-то я куплю себе приличную мантию, породистую сову и самые новые учебники! О! А ещё куплю самый большой рожок мороженого у «Фортескью»! И новую палочку!!!

* * *

Этим летом к Дурслям приехала Мардж, так что им не пришлось куда-то уезжать. Питера Гарри устроил в своей комнате со всевозможным комфортом, сгреб с полки мелочи и, освободив её, сделал целую квартирку для крысы. Спаленка, столовая, стенка из веточек для лазанья и карабканья. На пол спустил канатик, по которому Пит мог спуститься и погулять по комнате. Ну, и лоточек с песочком для туалета не забыл.

Петунья, увидев крысу, устроила Гарри разнос. Все просто заслушались, слушая Петуньин монолог о неблагодарных паршивцах, которые тащат в дом всякую дрянь, о чуме и холере, которые разносят мерзопакостные голохвостые твари, о мерзавке Лили, которая семь лет превращала чайные чашки в противных крыс.

Уши у Гарри пылали огнем, дрожащие руки прижимали к груди мокрую крысу (они потеют, когда нервничают). А когда тётка выдохлась, Вернон подошел к ней со спины, взял за плечи и ласково зажурчал ей на ушко всякую нежную чушь, незаметно подмигнув Гарри, он увлек Петунью в гостиную.

Со знанием дела Дадли и Гарри сделали крепкий чай, щедро разбавили молоком и отнесли великомученице. Лично Гарри её понимал, Петунья часто рассказывала о проделках Лили, о том, как та развлекалась на каникулах, превращая несчастные кружки в огромных пасюков. Весьма сомнительное веселье, надо заметить… Берешь кружку с полки, споласкиваешь кипяточком, соберешься только молока из молочника плеснуть, как вдруг обнаруживаешь, что держишь за толстый хвост крысяру размером с половину кошки… Визг на полдома, молочник вдребезги, а молочный океан ты потом полдня убираешь по всей кухне. Всё это Гарри торопливо рассказал Питу на ухо, и тот взглядом пообещал пореже показываться Петунье на глаза.

При первом же удобном случае, когда Дурсли уехали по делам, Гарри уговорил Пита превратиться в человека. Превратился. Гарри обошел его со всех сторон, зачем-то снял мерки и погнал в ванную. Пока Питер отмывался и отскребался, Гарри сгонял в комиссионку и купил там почти новую одежду, сдав в Армию спасения старую. Потом, наблюдая, как Пит причесывает перед зеркалом свои рыжеватые короткие волосы, Гарри спросил:

— А почему вы у Уизли поселились?

Питер, глядя на отражение Гарри, задумчиво ответил:

— Потому что только они никогда не заморачивали себе головы насчет того, сколько лет живут крысы. Другие-то сразу насторожились бы, проживи я у них больше пяти лет, но не Уизли, им пофиг, сколько лет живет Короста и почему. Правда, я на всякий случай у них «пропадал», а потом появлялся снова, как новый питомец, для чего резко менял привычки. Первый крыс был у Билла и звался Шкипером, второй появился у Чарли, тот звал меня Спайком. Третьего с помойки притащил Перси и назвал Коростой, почему-то он решил, что я — девочка… И Рону он передал меня как Коросту.

К концу рассказа Гарри тихо ржал, не в силах удержаться, вытерев набежавшие слезы, он сдавленно спросил:

— А палочку Рона вы зачем сгрызли?

— Есть такое заклинание — Приори Инкантатем, с помощью которого можно узнать, какое заклятие было выпущено из палочки последним. А я, если помнишь, убил Темного Лорда в теле Локонса, что, впрочем, фактически считается убийством Локонса. Так что у меня не было иного выхода, кроме как уничтожить палочку. Мне ещё рано являть себя миру, а Рону — в Азкабан.

* * *

Северус и Лидия, как и сообщалось ранее, поженились в апреле. Свадьбу сыграли тихо и скромно, шафером жениха был Энгус Филч, сын Аргуса Филча, а его жена стала свидетельницей невесты. Потом был медовый месяц в той же Греции, который превратился в переезд. Ну, а переезды, это… сами знаете что. Горы коробок, разобранные шкафы, бесконечные тюки с чем-то. При сборке шкафов выясняется, что одна из четырех ножек безвозвратно утеряна в пути. После долгих и безуспешных поисков принимается Соломоново решение, и под шкаф к стенке подкладывается стопка сочинений Ремарка.

Затем выясняется, что рояль-пианино-клавесин (нужное подчеркнуть) не пролезают в двери, и приходится открывать окно с присохшей столетней краской-замазкой… А когда становится понятно, что и в окно музыкальный инструмент не пролазит, то его, здоровенную бандурину под центнер весом, несут на задний двор и пропихивают-таки сквозь французское двойное окно гостиной. При этом под ногами снуют соседские мальчишки и мелкие собачки, которые вносят свою посильную лепту в общий круговорот. Собачки, с задорным тявком и любовью в сияющих глазенках, в самый неподходящий момент утаскивают очень важную именно здесь и сейчас вещь — отвертку, гвоздодер, ленту-сантиметр — и уносятся с трофеем прочь. Дадли и Гарри, послушав, как забористо ругается на псов Северус, бросались ловить Фили и Кили, чтобы отобрать и вернуть украденную штучку.

Давно известно, что все семьи несчастливы до зевоты, до оскомины одинаково, а счастливы — каждая искрометно по-своему. Совершенно неповторимо.

Нет ничего более нудного и однообразного, чем так называемые скелеты в шкафу, всякие там семейные измены и прочая ползучая нудятина. А все семейные ссоры и скандалы такие же однообразные, как рекламные ролики. Кстати, именно поэтому всякие там писатели, драматурги и прочие режиссеры предпочитают рассказывать нам истории несчастных отношений, чем счастливые истории. Кого-то сводит дискотека («музыка на-а-ас связала, тайною на-а-ашей стала»), кого-то — случайная встреча в поезде, кого-то, прости, Господи, интернет. Можно найти свое счастье, нажравшись в бане и с ценным веником улетевши в город на Неве, можно — поссорившись из-за цента с официанткой в провинциальном вокзальном буфете. Вариантов — бездна. Как сказал один великий холмогорский помор в версальском парике: «Открылась бездна, звезд полна, звездам числа нет, бездне — дна…»

И в случае со Снейпами яичница — одна из звезд этой бездонной бездны. Началось всё довольно банально. Северус после визита в лавку Костаса проголодался и зашел в местную крошечную закусочную. Почти в то же время у Лидии выдался обеденный перерыв, и она забежала в ту же столовушку.

Северус заказал глазунью из двух яиц, сосиску и три куска белого хлеба, подумав, прихватил с раздачи стакан яблочного сока. Лидия, придя парой минут позже, взяла то же самое. Не видя Северуса и даже не подозревая, что он тоже здесь… А обнаружив же друг друга, страшно поразились одинаковому вкусу своих пристрастий — перед каждым из них стояла яичница.

С тех пор они не расставались. Любовь, так сказать, настигла их в греческой столовушке. За синхронным поеданием подгоревшей яичницы. Хотя, по личному мнению Северуса, для него мир родился в тот миг, когда она вышла из подсобки, раздвинув бисерную занавеску.

Выяснилось, что у них очень много общих интересов. Но факт остается фактом: их связала яичница.

Гарри много раз бывал у Снейпов утром, когда они завтракали. Сценарий завтрака в счастливой семье Северуса и Лидии был неизменен.

Они до знакомства побывали по всему миру, объездили весь свет каждый по-своему: Лидия по миру магглов со своими родными, Северус по магическому миру успел пошататься по поручениям своих боссов. Они перепробовали все на свете, продегустировали кучу блюд, но по странному необъяснимому совпадению любимое блюдо у них — обычная яичница. Банальная глазунья. Безо всего, без всякой колбасы, бекона, просто два яйца на каждого.

Счастье — это всегда очень просто и, казалось бы, прозаично. И уж в любом случае — никак не пафосно. «Давай выясним наши отношения!..» Тьфу-тьфу-тьфу. Чур меня и всех нас! Нам всем нужны маленькие теплые мелочи. Трогательная ерунда. Ласковая придурковатость. Чудаковатые совместные привычки. Абсолютно бесполезные обряды.

Но — свои, неповторимые в своей «придурковатой чудаковатости».

Потому что все счастливые семьи счастливы захватывающе по-своему, а несчастливы — нудно одинаково.

И Гарри искренне радовался за любимого учителя и декана, радовался его семейному счастью. Ведь это по-настоящему здорово — видеть, как профессор Снейп выходит из дома с веселой улыбкой на лице, одетый в простые джинсы и черную майку вместо опостылевших тяжелых мантий, его волосы собраны в хвост под кепку, из-под козырька которой непривычно торчит выдающийся нос…

А когда Северус пришел к Дурслям на барбекю с гитарой, Гарри чуть не скончался от экстаза — так сильно было его изумление. А уж когда его глубокий и бархатистый баритон разнесся над улицей под аккомпанемент гитарных аккордов, Гарри пропал весь, с потрохами. И завещал Северуса своим друзьям.

— Ребят, клянусь, скучно не будет! Северус — клевый мужик, поет так, что «Раммштайн» удавится! Приходите, не пожалеете!

Дементоров никто не любит. Дементоры — страшные, инфернальные существа, питающиеся чувствами и эмоциями. И по-настоящему виноватого они буквально потрошат наизнанку. Раз за разом налетывают дементоры на виновного, хватают его за щеки своими хладными дланями и жадно припадают безгубыми ртами к бледным губам обреченного, высасывая из его мозга все светлые воспоминания. Оставляя при этом всё самое плохое, что есть в человеке.

Как это ни странно, но человека с доброй душой дементоры не трогают, а только пугают его своим присутствием. У доброго человека нет плохих воспоминаний, и дементору нечем его наказывать.

За тот период, что Хагрид провел в Азкабане, дементоры успели изучить его душу вдоль и поперек. И поражались его свойствам. В душе полувеликана жила любовь к монстрам. Странный бородач обожал чудовищ, в его памяти мелькали образы его любимых существ — цербер с ласковым именем Пушок, молодой дракон Норберт, старенький паучок Арагоша размером с индийского слоника… Даже на них, на жутких дементоров, Хагрид порой кидал заинтересованные взгляды. Да, он боялся их, но в то же время проявлял интерес.

Потом, когда тюремщики получше узнали арестанта по имени Хагрид, стало понятно, что великан боится не дементоров, а самой тюрьмы. Он боялся Азкабана, боялся остаться здесь навсегда. Надзиратели его понимали, потому что сразу почувствовали, что к ним посадили невиновного человека. Ведь дементоры — это, по сути, лакмусовая бумажка магического мира, иными словами — детекторы лжи. Если бы они умели сочувствовать, то покачали бы головами, дескать, что маги творят? Невинных сажают…

Но дементоры не умели этого делать, и всё, что им оставалось, это исправно нести свою страшную вахту, тихо минуя камеру с великаном по пути к другим заключенным. Хагрида они старались не трогать. И только стены Азкабана угнетали бедного пленника, ему казалось, что во внешнем мире никогда не решат его проблему, и он навсегда останется в тюрьме. И этот страх потихоньку крал цвет его волос, обесцвечивая их до серой седины.

Зато другого арестанта дементоры просто обожали трепать. Он сидел уже двенадцать лет, в самой глубокой и холодной камере, звали его Сириус Блэк. Все радостные воспоминания из него высосали в первый же месяц после ареста, оставив в покое чувства. Потому что они были легкие, неполные, какие-то собачьи. А собака — тварь бессовестная, её накажешь за проступок, она часок-другой покается, походит за хозяином побитой тенью, потоскует, заглядывая в лицо влажными, обиженными глазками, получит вкусняшку и снисходительное потрепывание по ушкам, ворчливое: «ладно, прощен»… И всё. Собачья совесть чиста, пёс снова игрив и весел.

Такой же беспечной и дурной псиной был и ветреный Сириус. Совесть у него была именно такой, собачьей, то есть короткой. Как человек, он, возможно, был хорошим другом Джиму Поттеру, верным и надежным товарищем. Но он же был и Блэком, человеком, в семье которого считалось нормой выходить замуж за брата-дядю-папу и рожать от них детей с нестабильными, мутировавшими генами.

Не принимайте мои слова буквально, речь идет о кузинах и кузенах, им как раз разрешалось вступать в близкородственные браки. Так решил какой-то там Альтаир или Канопус Блэк и завещал своим потомкам, гарантируя стопроцентную чистоту крови и породистость. Сильная мотивация, как видите. Так что нечему дивиться, что последние поколения древнего рода Блэков начали рождаться химерами и моральными уродами.

У всех Блэков вот уже которое энное колено страдало всяческими генными болячками. Прежде всего, недолговечность: мужчины редко доживали до преклонного возраста, но это, скорей всего, потому, что им в этом помогали жены… Очередная леди Мелани, или Вальбурга, или Ликерия стоит над гробом очередного усопшего сорокалетнего супруга и льет аллигаторовы слезы, в глубине души благодаря светлую память Ориона, Кассия или Солнца за предоставленное богатое наследство и украдкой нащупывая в ридикюльчике флакончик драгоценного яда, прикидывая, а хватит ли дозы на следующего мужа?

Сами леди Блэк рождались крайне агрессивными и зубастыми, но их царственных мам это мало волновало, всех детей выкармливали кормилицы, и именно их сиськи были покусаны, а их выкормыши, что называется, пили кровь с молоком. Как Наполеоны Бонапарты, Гитлеры и иже с ними…

Как человек, повторяю, Сириус, возможно, был нормален, в чем-то храбрым, в чем-то трусливым, короче, со всеми своими породистыми тараканами в повернутых мозгах. А повернут он был много на чем, это ещё его мама, Вальбурга Блэк, уверяла. С самого рождения Сириус сел в позу противоречия. Родился он беззубым, лысым и плаксивым, его кормилица целый год отдыхала, пока не родился зубастый Регулус. Блэки любили и практиковали темную магию, Сириус предпочитал светлую. Блэки сияли анемичной бледностью и пили разбавленное молоко с бренди, Сириус был полнокровным и пил настоящее цельное молоко. Блэки учились на Слизерине, Сириус угодил на Гриффиндор. Полное и абсолютное расстройство для благочестивой мамы, да.

По-человечески он нравился всем, веселый и жизнерадостный клоун и балагур, душа компании, зачинщик и организатор всех безумных и потрясающих идей. Но это внешне. Изнутри Сириуса с самого раннего детства драли персональные демоны. Он боялся, постоянно боялся раскрыться полностью. Сперва он страшился темной семейки, ненавидел мать за её холодную отчужденность, за её эмоциональное расстояние, на котором она держала всех своих близких. Для маленького Сири стало таким шоком и откровением, когда он узнал, что мамы могут обнимать и целовать детей. Это он увидел в гостях у Малфоев, на дне рождения Люциуса, и поразился, видя, как отцы и матери целуют и любят своих дочек и сыновей. Его матушка никогда не обнимала, не целовала, и даже по голове не гладила. И ни разу не зашла в детскую пожелать спокойной ночи ему и Регулу. Сириус замкнулся в себе, невольно ставя барьер между собой и родителями.

Затем в школе Сириус, обретя друзей в лице кузена Джеймса Поттера и Ремуса Люпина, стал бояться потерять их и из того же чувства противоречия отказался-отрекся от семьи, чем завоевал уважение Поттера, который с самого первого дня знакомства поставил глухую стену, которой четко обозначил границу между темной и светлой магией. Особенно этому поспособствовала знаменитая фраза Поттера: «Кто это тут хочет в Слизерин? Да я бы сразу из школы ушёл!» Тогда же Сириус принял судьбоносное решение — сломать традиции и поступить на любой другой факультет, с чем он отлично справился, убедив Шляпу отправить его на Гриффиндор.

В семье Блэков не было анимагов, они считали ниже своего достоинства принимать облик неразумной твари. Но чувство противоречия Сириуса и здесь переплюнуло все допустимые нормы — он стал анимагом ради друга Люпина и с подачи Джима. А глядя на них, анимагом стал и Хвост Питер. Собственная анимагическая форма привела Сириуса в восторг, он стал большой черной собакой, целым волкодавом. Какая ирония, однако, — каждое полнолуние превращаться в волкодава, чтобы пасти волка-оборотня.

Его прямо распирало от счастья. Легкая безоблачная жизнь, почти полная свобода в школе при равнодушном попустительстве директора и деканов. Классные и клевые друзья рядом, сам ты молод и красив, ну просто каждодневный кайф! Сам воздух пьянил и вставлял почище наркотиков.

И чем больше он был счастлив, тем сильнее грыз его внутренний страх потерять всё это. Он душил его, давил, всё глубже и глубже погружая в блэковское безумие. Увы, гены имеют печальное свойство — просыпаться. И просыпаются они порой в самое неподходящее время, притом крайне избирательно, отсеивая какие-то поколения и выбирая: тот или вот этот. На сей раз близкородственные связи сыграли дурную шутку с двумя потомками Блэков — Сириусом и Беллатрисой. И если Беллу гены наградили легкой сумасшедшинкой, плохим чувством юмора и взрывным бешеным характером, то Сириуса они не хило так огрели сразу четырьмя темпераментами. Частями.

И перепады настроения у Сириуса были временами такими аховыми… То он страдающий от несправедливости печальнейший меланхолик, умирающий от тоски. В приступе холеризма он делался взрывным, вспыльчивым, импульсивным и даже агрессивным, становился ревнив до чёртиков. Шуток не понимал. Всё терпеть не мог. Как говорится: как муж и приятель — невозможен; как подчинённый — едва ли мыслим; как начальник — невыносим и весьма нежелателен. В флегматическом состоянии Блэк становился римским патрицием — равноду-у-ушный до офигения, ему все было пофигу, побоку и глубоко фиолетово. По уровню чувствительности опускался до рептилии, скажем, игуаны. Мог часами лежать в гамаке и ни на что не реагировать, рядом с ним хоть маму режь, не почешется…

Друзьям он больше нравился как сангвиник — ярким, подвижным, весёлым, жизнелюбивым и уравновешенным. В остальном так и можно сказать, что Сириус был больше сангвиником, говоря по-чеховски: легкомыслен, родителей и родню не почитает, учится скверно, много врёт и живёт по-свински. Для любви одной природа его на свет произвела: только тем и занимается, что любит. Всегда не прочь нализаться… Женится нечаянно. Вечно воюет с тёщей… Ужасно любит скандалы и любительские спектакли. Шалопаи, прохвосты и брандахлысты — это сангвиники. Спать в одной комнате с таким типом не рекомендуется: всю ночь анекдоты рассказывает, а за неимением анекдотов — ближних осуждает или врёт направо-налево.

Вот такой вот красавец выпустился из Хогвартса, доучился два года в мракоборческом центре, получил штатную должность рядового. Бабушек через дорогу переводить и ловить за руку карманников. Проводил к алтарю молодую пару Поттеров, потусовался на мальчишнике и смылся в закат. Потом его насилу нашли где-то на Багамах и пригласили на крестины малыша Гарри. Идею стать крестным отцом для Гарри Поттера он поначалу принял с восторженной радостью и готовностью расшибиться в лепешку ради родного карапузика. До первого знакомства, ага. Потом же, увидев нечто красное и орущее, размером с батон, он едва подавил страстное желание удрать отсюда далеко и без оглядки. Через год, помня, что крестнику исполняется годик и при этом не имея понятия, какие конкретно игрушки полагается дарить детям, купил летающую метлу. Детскую. Хоть об этом догадался, балбес.

Без особого пиетета вступил в тайную организацию Дамблдора, Орден жареного Каплуна… ой, простите, Феникса. С таким же вялым, едва просверкивающим интересом побегал туда-сюда по поручениям мудрого брадозвона. Словил за ногу парочку пожирателей и остался с собачьим носом. Свою-то анимагическую форму он забыл зарегистрировать в министерстве, и его бездомный волкодав больше пугал людей, чем восхищал. Ну да, представьте себе, идет облава, стукач внедрен, ставки-явки-пароли сняты, охота в самом разгаре, летят оглушающие и Инкарцеро, и тут из мрака выпрыгивает здоровенная псина без ошейника и ка-а-ак начнет сеять панику. Поди разбери в суматохе, кого она там кусает-хватает, и летят в собаку перепуганные Ступефаи от всех трех сторон с поразительным единодушием. Особенно старался приложить собаку Грюм. А неча тут дворняг без намордников выгуливать…

Спящие гены — это нормально, спят себе тихонько, сопят в свои теоретические дырочки и никому не мешают. Куда хуже, если они дремлют, иногда встряхиваясь и выпрямляясь, трясут головой — ой, кажется, я вздремнул… Вот такие гены очень нехороши, хотя бы тем, что могут полностью проснуться и захватить власть над человеческим «Я».

Вот и здесь. Заверещал маячок, настроенный на Фиделиус против Темного Лорда. Сверкают яростью голубые глаза Дамблдора, его властный голос командует «Фас!», и оседлал мотоцикл верный пёс Сириус. А при виде гостя, мирно попивающего чаек на кухне, ему, что называется, «моча в голову ударила». Схватился за палочку и…

С наступлением ночи приходят дементоры. С ними приходят холод и отчаяние. Невесомые, нематериальные и от того не менее жуткие, они тихими сапами просачиваются сквозь частую решетку, подплывают по воздуху к койке, протягивают к лицу покрытые струпьями тонкопалые руки, нежно берут за щеки и с едва слышным присвистом вытягивают из самых дальних закоулков памяти ТЕ воспоминания. Мертвый Джим падает на пол, сраженный его Авадой. Рыжая бестия Лили кидает в него Секо, он отбивается Риктусемпрой. Темный Лорд прикрывает собой Лили, кричит ей «беги!». Вот этого его мозг не выдерживает, слишком непостижимый и неподъемный груз. Так не бывает! Темные Лорды не прикрывают рыжих ведьм! Его бедный перегруженный мозг буквально взрывается, и он окончательно и бесповоротно едет умом. Из кончика палочки вылетает Бомбарда. Рушатся стены дома.

Потом, на раскуроченной взрывом улице до него наконец-то дошли слова погибшего Питера:

— Что ты наделал, Сириус?! Ты же всех убил!..

Убил… М-мерлиновы подштанники, он всех убил…

И мечется в бреду Сириус Блэк, когда его настигает совесть, вызванная воспоминаниями, которые кропотливо и скрупулезно выковыривают из глубин его памяти дотошные и пунктуальные дементоры.

День, когда министр магии Корнелиус Фадж прибыл в Азкабан, чтобы с извинениями забрать Хагрида, стал для Сириуса переломным. Он увидел пустые клеточки на кроссворде в свежей газете. Лениво потянулся, дождался, когда толстый чинуша в зеленом котелочке подойдет поближе, и спросил:

— Вы эту газету уже прочитали?

— Д-да… — Фадж с испугом посмотрел на узника с нормальной речью и скучающим взглядом.

— Можно? — протянул тот костлявую руку. — Кроссворды порешаю… Тут скука смертная.

Министр, дрожа от страха, отдал газету и поспешно отошел, часто-часто оглядываясь на «безумного Блэка».

Кроссворды Сириус оставил на потом. Сперва он, соскучившись по большому миру, тщательно просмотрел газету, всю, от передовицы до последней спортивной колонки. На очкастого парня он не обратил никакого внимания, а вот сидящая на его плече крыса… Фотография черно-белая, но Пита он чаще всего видел ночью в серо-белом спектре собачьего зрения, и поэтому запомнил анимагическую форму Питера до последнего волоска на морде. Тот же раскос глаз, те же усы, даже уши те же, прижатые к затылку… Надпись под фотографией ничего существенного ему не сообщила, разве что мальчишка школьного возраста и учится он, скорей всего, в Хогвартсе. А написано было вот что:

По стопам Холихедских гарпий!

А ещё ниже, под заголовком:

На прошлой неделе состоялся музыкальный дебют жителя маггловского городка Н. Некто инкогнито устроил творческий вечер для ребят. Были исполнены прекрасные песни, среди которых наличествовали и хиты 80-х гг. Исполнитель произвел неизгладимое впечатление на маленьких зрителей, и не только на них, на концерте присутствовали и взрослые. В конце выступления певец великодушно пригласил на сцену местного маленького жителя, паренька со смешной крыской на плече, их слаженный дуэт был выше всех похвал!

Потом, по просьбе горожан, выступил уважаемый пенсионер, чудесно играющий на гармони. После него дали совершенно восхитительный танец сестры Плюм, исполнившие самый настоящий твист. Потом была чечетка от пары Даглас и Стоу. Затем, воодушевившись выступлением первых, на сцену стали проситься и многие другие зрители. И должны вам сказать, дорогие читатели, Боже, какие неограненные таланты порой встречаются в провинциях! Были показаны высшие мастерства в пении и танцах, некоторые даже превзошли Фреда Астера, Юджина Келли и Френка Синатру! Особенно отличилась…

Фото прилагается.

Так, стоп, необязательно читать всё. Понятно… Мальчишка — случайный зритель, попавший в кадр, а певец… Сириус скривился, глядя на лохматого, трясущего гривой хлыща: весь в коже и заклепках, готический с ног до головы, в татуированных руках — черная, очень стильная гитара. Лица его не разглядеть, тот все время башкой мотает и волосьями вверх-вниз. Тьфу! Высказав певцу свое личное мнение, Сириус переключился на фотографию мальчишки с крысой. Это Пит? Он что же, жив? А раз жив…

Сириус бросил опасливые взгляды на стены камеры. Если Питер жив, то он вполне ещё может рассказать правду о том, кто убил Поттеров. А значит… Взгляд перешел на решетку. Частое переплетение, это да, но у стены давным-давно расшатались древние камни, и если их вынуть, то его тощая псина вполне способна протиснуться.

Аншлаг Северуса прошел на ура. Мальчишки и девчонки со всего Литтл Уингинга просто пищали от восторга. Их молодые и не очень родители тоже с удовольствием слушали песни, а какие-то знакомые и особо милые и дорогие сердцу даже подхватывали и подпевали. Гарри с Питом на плече был приглашен на эстраду, и Северус, играя вступительный темп, призвал спеть с ним. Что ж, Гарри не отказался, присоединил свой ломающийся подростковый альт к баритону Северуса.

Тоскуют железные струны

По нежно ласкавшим их пальцам,

И песен забытые руны

Дорогу укажут скитальцам…

И лживой беспечностью мира,

Страданьем, глухою тоскою,

И поиском вечным кумира

Я душу свою беспокою…

Душа же — как ветер, как пламя,

Что тьму бытия растерзает,

Поднимет упавшее знамя,

В борьбе счастье не исчезает…

С тоской менестрель прикоснется

К слегка загрустившей гитаре

И вновь мягко песня польется,

И душу омоет в нектаре…

Услышав и увидев нового исполнителя, к самодельной городской сценке сбежались фотографы, маггловские и волшебные. Городок маленький, крайне бедный на события, и мелочи вроде вечера самодеятельности очень сильно встряхивают его, вносят оживление и краски в скучную обыденную рутину.

День спустя встряхнуло и магический мир — из Азкабана сбежал Сириус Блэк. Маги были в шоке, ведь Азкабан — это практически неприступная крепость посреди моря, до отказа наполненная дементорами! Как такое может быть?!

Дементоры, паря над серо-стальными водами Северного моря, грустно провожали черными тенями-провалами под капюшонами гребущего к берегу пса. Можно было бы его догнать, остановить, схватить и доставить обратно на остров, но…

Но они не получили на то приказа. Прямого. Задержать и поцеловать! Увы, дементоры не знали, что волшебники не в курсе о том, что плывущий пёс — это Сириус Блэк. А самостоятельное решение принимать они пока не смели. Может быть, потом, когда-нибудь.

Сириус Блэк плыл, мощно загребая растопыренными лапами, в его окончательно подурневшей голове билась-колотилась одна-единственная мысль — найти Питера Петтигрю и убить, пока он не рассказал миру правду о том, что случилось в доме Поттеров в ту роковую ночь.

Тихо волновалось-серебрилось Северное море, ласково качая в водной колыбели черного пса, вкрадчиво и коварно утяжеляя пропитанную солью шерсть. Сириус греб и боролся с сонливостью, его бока окоченели от ледяной воды, в пасти пересохло и давно болели натруженные лапы. Но он упорно продолжал плыть. И мечтать о том, как он доберется до Хогвартса, найдет очкастого мальчишку и сцапает крысу. Надо убить Пита, слишком много он знает, слишком опасный он свидетель…

Примечания:

Стихи Владарга Д. С.

Амелия Боунс сильно вздрогнула, когда перед ней из ниоткуда материализовалась странного вида коричневая ящерица, неравномерно покрытая оранжевыми кружочками. Похожая на шоколадный тортик, по крайней мере, именно с тортом у чиновницы возникли ассоциации. Выплюнув на стол прозрачный пузырек с туманным содержимым и пришлепнув лапкой клок пергамента сверху, ящерица окинула Амелию неодобрительным взглядом и, прошипев что-то ругательное, исчезла.

Безмерно удивленная Амелия секунду-другую молча пялилась на то место, с которого ушла в никуда удивительная гостья. Потом, опасливо покосившись по сторонам, не поворачивая головы, она украдкой ущипнула себя за пухлую руку. Щипок ощущался очень хорошо, но её это не разбудило, а пузырек с запиской никуда не пропали — значит, не сон.

В записке неустойчивым подростковым почерком было начертано следующее:

«Здравствуйте, уважаемая мадам Боунс.

В этом флаконе находятся воспоминания двух человек. Мои и моего друга. Они смешались, но мой друг говорит, что так даже лучше, никто не скажет, будто они подделаны. Мы решили прислать вам воспоминания после того, как узнали, что из волшебной тюрьмы сбежал опасный преступник, а в газетах написали, что он охотится за Гарри Поттером. Как пояснили в газетах: Сириус Блэк является предателем семьи Поттеров и намерен завершить начатое — добить Гарри.

Так вот, это неправда. Мистер Блэк сбежал не ради Гарри Поттера, он хочет убить совсем другово человека. А какого, покажут вот эти воспоминания.

С уважением».

Подписи не было, но мадам Боунс отчего-то знала, что оно написано Гарри Поттером, свидетельством тому был милый неуклюжий почерк и такая же очаровательная, детская ошибка в слове «другого». Почтительно и крепко она сжала драгоценный флакон: что бы там ни было, она костьми ляжет, но просмотрит эти ценные доказательства и сделает всё возможное, чтобы… Чтобы что? Тьфу ты, посмотреть сперва надо, а потом уже решения принимать!

Придя с работы домой, Амелия велела домовушке Постирушке закрыть все окна и двери и никого не впускать, пока она не выйдет из подвалов. Старинный особняк Боунсов достался ей после гибели брата и его жены, сюда она переехала, чтобы присматривать за маленькой племянницей Сьюзен. Стала кем-то вроде регентши при наследнике. Забыв об ужине, Амелия спустилась в благоустроенный подвал, здесь были прачечная и сушильня, далее и ниже располагался бильярдный зал и личный кабинет хозяина, он же служил и ритуальным зальчиком.

Привычно передернувшись при виде изображения Бафомета, она нажала на ногу каменного козла. Задранное копыто опустилось с негромким скрежетом, и конструкция отодвинулась, открывая нишу, из недр которой мадам Боунс вынула плоскую яшмовую чашу с вырезанными рунами по ободу — семейный Думосбор. Бережно установив чашу на специальном столе перед ногами того же козла, Амелия открыла флакон и опрокинула его мутное содержимое в Думосбор. Туманные нити невесомо опустились в чашу, завихрились-закружились и успокоились, став не то жидкостью, не то газом… Чиновница выдохнула-вдохнула, нагнулась и окунула лицо в туманно-облачную субстанцию.

Омут Памяти — весьма интересная вещь, хотя бы тем, что всякий, кто окунется в неё, увидит прямо-таки кино 3D. И даже может осмотреть его не только со всех сторон, но и сверху и как-то снизу, кроме того, можно по желанию заморозить нужный «кадр» на какое угодно время.

Вот и сейчас Амелия с удивлением оглядела незнакомый огромный зал, украшенный колоннами со змеями и двумя рядами продолговатых бассейнов. Статуя смутно знакомого старика, лысого, но с длинной бородой, у подножия статуи лежала мертвая девочка… Удивилась она и при виде действующих лиц — в зал вошли двое, мальчик двенадцати лет и мужчина, в котором с трудом узнавался писатель Локонс. Мальчик шел под прицелом волшебной палочки Локонса. Амелия настороженно замерла, во все глаза глядя на происходящее.

Речь профессора. Дневник. Страшное решение и недоговоренное проклятие, Авада брошена другим, полным коротышкой, в котором Амелия со смущением признала давно умершего Питера Петтигрю. Здесь и сейчас Питер спас от смерти мальчика по имени Гарри Поттер.

В помещение вполз туман и сменил декорации. Тот же Питер, но в другом месте и другом времени. Здесь он моложе и с ужасом смотрит, как Сириус Блэк кидает Аваду в Тома Реддла. Как её зеленый луч перехватывает вставший на пути Джим. Кричит Лили и бросает в Сириуса Секо. Тот отмахивается Риктусемпрой. Что-то кричит Темный Лорд, вставая на защиту Лили. Бомбарда от обезумевшего Блэка. Рушатся стены дома. Питер откапывает из обломков мертвое тело Лили. Плачет. Кричит и воет, подняв лицо к небу.

Туман. Смена декораций. Василиск, гигантский нефритовый змей, выползает изо рта статуи. Получает приказ от не-Гарри. Но вместо того, чтобы убить Питера, он кусает дневник. Дневник умирает. Гарри снова становится собой и обнимает Питера. Потом был долгий и проникновенный диалог между ними, из которого Амелия узнала много чего интересного.

Снова молодой Питер, окраина Годриковой впадины, стальная стена газгольдера, вокруг полно магглов. Питер отчаянно кричит:

— Что ты наделал, Сириус?! Ты же всех убил!..

— Да сдохни же ты наконец, предатель! — истерично орет бешеный Блэк.

И Бомбарду в Пита, тот инстинктивно уворачивается, а позади него — газохранилище… Взрыв ужасающей мощи, целая улица взлетела в небо, шрапнелью брызнули осколки кирпича и стали, беспощадно вонзаясь в тела растерянных людей. Досталось и Питеру, раскаленные горящие куски железа ножами впились в спину толстяку, тому едва удается превратиться в крысу и смешаться-слиться со стайкой канализационных жителей.

Пит, едва живой, с плывущим сознанием, возвращается в разрушенный дом Поттеров. Вяло удивляется произошедшим переменам — кто-то выкопал и забрал тело Реддла. Вспоминает про Гарри и кидается наверх, в детскую, тут всё по-прежнему: на полу мертвая Лили, а вот Гарри… Кто-то очень дурной и нехороший колданул по мальчику, рассек ему лоб. Пит принюхался. Хм, странно, пахнет магией Дамблдора. Что он тут делал? И зачем? Забрав Гарри и спустившись вниз, Питер на всякий случай принюхался к завалу, под которыми был погребен Темный Лорд, и его острый крысиный нюх доложил, что тело Тома тоже забрал Дамблдор.

Уносится в небо мотоцикл с Хагридом и Гарри. Тяжко-неуклюжая трансгрессия, чуть не расщепившая раненого анимага. Филч, маггловский госпиталь. Неделя трясучей лихорадки, визит к дому Дурслей, Гарри и Дадли вдохновенно дерутся в песочнице за красную лопаточку с синим ведерком. Решение оставить Гарри у Дурслей, малыш там в полной безопасности, надо подумать и позаботиться о себе. Как странно читать в газете о самом себе, о собственной гибели: «Пал смертью храбрых… Награжден посмертно Орденом Мерлина первой степени… Матери вручили коробочку с фрагментами сына…»

Что ж… придется прятаться. Уж больно шибко говном воняет. Как ни искал он новостей о теле Тома Реддла, ан нет, нигде не нашел, везде сообщается, что он сгинул в Хэллоуинскую ночь, развеялся от собственной Авады, отраженной лбом маленького Гарри, который с какого-то боку стал Ребёнком Пророчества. Но это же неправда! Том погиб под завалом, а вовсе не потому, что швырял в младенца проклятие.

На многие годы Питер внедряется в семью Уизли, наблюдает, как растут и развиваются бесконечные клоны Молли и Артура. Переходит от брата к брату, по мере их вырастания.

Туман, смена декораций. Рон обещается травануть крысу-предательницу. Гарри срочно покупает его у Рона. Аншлаг. В Косом переулке за ним за каким-то лядом гонится кошмарный рыжий котяра. И домашние разборки:

— Что это было, Пит, кто этот кошак?! — яростно орет Гарри.

— Понятия не имею! Просто кот… — вяло отбрехивается Пит, почесывая ушибленную руку.

— То есть… не анимаг? — сдает позиции Гарри.

— Нет, кот настоящий. Блэк в собаку превращался, не в кота.

— А зачем он за тобой погнался? — не успокаивается юноша, мимоходом колупая прыщ на носу. Питер аккуратно стукнул ладонью по руке:

— Прекрати чесаться, Гарри. А кошки всегда за крысами и мышами бегали.

— Это я и без тебя знаю, но этот кошак гнался за тобой так… целеустремленно. Как будто получил подробную инструкцию с полным твоим фотороботом, с описанием, сколько у тебя пальцев, усов и ушек. Но там же, на прилавке, клетка с черными крысами стояла!!!

Последние слова Гарри истерично прокричал. Потом, тяжело дыша, потянулся к другому прыщику — на щеке. Питер снова ударил его по руке.

— Ну хорошо, допустим, это Блэк уговорил кота поймать меня. Вопрос в том, как он меня узнал, да ещё и кошке рассказал, какую именно крысу ловить.

— Может, вот так? — Гарри схватил со стола газету и потряс ею. — Что маги делали в маггловском городе?! Какого черта они нас сфотографировали?

На черно-белом фото Гарри с крысой на плече. Палец Гарри нервно тычет в крысу, и следует гневно-патетичный вопрос:

— Вот. Это чья морда, Пит?!

— Ну, моя… — виновато улыбнулся Питер. — А волшебники в маггловском городе… н-ну-у-у… они же следят за новостями в вашем мире и на свои их того, перекладывают. Не зря же наше министерство с вашим парламентом сотрудничают, чуть что где не так, сразу же об этом знают все стороны, в пределах разумного для магглов, разумеется. Вот, к примеру, решил прогуляться каменный великан и спустился с гор, растоптал пару поселков, улочки с домиками передавил, деревца распинал… людей, как муравьев, э-э-э… того, в общем. Жертвы после него остались. Ну и вот, обливиэйторы толпами носятся, память свидетелям подчищают, а репортеры-то снять успели — по телевизорам мелькают кадры разворошенных городов. И что диктору говорить? Мол, великан прошелся в соседний супермаркет за хлебушком? Не-е-ет, нет-нет-нет, он скажет, что по северу графства ураган пронесся и нанес некий ущерб экономике, погибло сколько-то людей, а сколько-то осталось без крова. Ну и всё такое в том же ключе. Не должны магглы знать о великанах.

— А зачем их прятать? — смешался Гарри. И начал скрести шею — там у него тоже красовалась россыпь прыщей. Пит воздел глаза к потолку, не то от вопроса, не то от почесухи. И злобно процедил:

— Перестань скрестись. А великанов прячут, потому что они — за пределом адекватного восприятия человеческим мозгом. Проще говоря, современный человек при виде кого-то выше дерева реально едет кукухой.

Гарри посмотрел в потолок, представил себе великана глазами маггла и передернулся. Хмуро спросил:

— Блэк охотится за тобой?

— Видимо, так, — кивнул Питер. — Всё же я лишний свидетель.

— Значит, надо тебя обезопасить. Создать тебе твердую гарантию твоей невиновности. Я читал о том, что маги умеют передавать свои воспоминания. Ты мне поможешь? — заключил-подытожил Гарри.

Побежали туманные сполохи — воспоминания закончились, и Амелия Боунс с гудящей головой вынырнула из Омута Памяти. Ноги подкашивались, спина противно взмокла, а во рту внезапно пересохло. Боги сраные… Там же Сьюзи учится, в этом рассаднике клопов-кровососов, а над ними навис жуткий властелин — паучара Дамблдор! Так, надо успокоиться и подумать, кого пригласить в свидетели невиновности Питера Петтигрю. Прежде всего это должны быть нейтралы, которым глубоко плевать на трепыхания директора, но которым небезразличны судьбы детей, находящихся в руках монстра, чьи ягодицы мнут подушку директорского трона.

Дирк Крессвелл, Альберт Ранкорн, Люциус Малфой, кто ещё? На Фаджа лучше не надеяться, он хоть и мечтает вытряхнуть паука из паутины, но трус, иначе бы давно смахнул того поганой метлой. Сосредоточенно думая, мадам Боунс села за стол, придвинула к себе стопку пергаментов и взялась за перо.

Гарри радостно поприветствовал друзей и вместе с ними двинулся по коридору в поисках свободного купе. Такое вскоре нашлось, но когда в него вошли Драко, Невилл, Рон и Гермиона с Лавандой и Парвати, Гарри и Захар поняли, что им места нет. А тут и Падма подоспела и запросилась к Парвати, Гермиона вышла, уступив ей купе и пошла с парнями дальше. Прошли насквозь два вагона, и везде в купе сидели по трое-четверо и вшестером. Правда, встретилось им купе с Полумной, Джинни и ещё какой-то девочкой, но Гарри наотрез отказался садиться к Джинни. Ещё чего!..

Наконец им вроде робко улыбнулась удача — почти пустое купе со старшекурсником, притулившемся в углу. Троица переступила порог. Странно. «Хогвартс-Экспресс» предназначен для школьников, и, кроме волшебницы, развозившей тележки с едой, взрослых они раньше не видели. Незнакомец был одет в поношенную, штопаную-перештопаную мантию. Болезненного вида и изможденный, но совсем еще не старик, светло-каштановые волосы едва тронуты сединой. Ребята закрыли дверь и сели подальше от окна.

— А это кто такой? — шепнул Захар.

— Профессор Р. Дж. Люпин, — не замедлила с ответом Гермиона.

— Откуда ты знаешь? — поразился Гарри.

— Посмотрите на чемодан… — она показала на полку над головой мужчины. Маленький потрепанный чемодан был перевязан веревкой, аккуратно связанной из множества маленьких веревочек. В одном из углов была надпись: «Профессор Р. Дж. Люпин».

— Интересно, что он преподает? — Гарри, прищурившись поверх очков, глядел на его бледный профиль. Питер в его кармане подозрительно дрожал.

— Защиту от темных искусств, — Гермиона недовольно поморщилась. — Только по ней нет преподавателя.

У них было уже два учителя по защите, на первом курсе и на втором. И оба их учили через пень-колоду, а последний, Локонс, и вовсе умер, а перед этим Гарри чуть не убил.

Поколебавшись, друзья решили остаться в этом купе, было мало шансов, что они найдут ещё одно пустое. Распихали по полкам чемоданы и сумки, выпустили из клеток питомцев. Из гермиониной корзинки вылез очень толстый и весьма знакомый кот.

— Что?! Гермиона, ты всё-таки купила этого проглота? — воскликнул Гарри.

— Он не проглот, — обиделась девушка. — Но ты почти угадал, Гарри, этого пусичку зовут Живоглот.

Гарри и Захар с отвращением посмотрели на плоскую морду перса и дружно скривились. Странно, что какие-то люди считали персидских кошек симпатичными, лично Гарри Живоглот не понравился. Морда как сковородкой стукнутая, шерсти так много, что аж дыбом стоит, и глаза влажные, слезящиеся, с черными мокрыми полосками-потеками у носа.

Крыса в кармане задрожала ещё сильнее. Кошак посмотрел на бугорок у живота Гарри, забрался на пустующее место рядом со спящим профессором и, пардону, напрудил лужу на подол его мантии. В купе резко запахло кошачьей мочой, Пит перестал трястись и удивленно высунул мордочку из кармана. А Гарри с Захаром возмутились:

— Фуй, Гермиона! Он у тебя ещё и невоспитанный?!

Гермиона сконфуженно покраснела. Профессор перестал изображать спящего — трудно, знаете ли, дремать, когда тебе в нос так и шибает кошачьим пи-пи… всхрапнув, он осоловело поднял голову и дико осмотрелся. Увидел котяру, пристально смотревшего на него, вздрогнул, поджал ноги, подобрал полы мантии и вжался в угол, затравленно зыркая серыми глазами.

Питер снова спрятался в карман, теперь уже без дрожи, а Гарри понял, что ему нравится кот. Чудо мохнатое, так уделать взрослого мужика и припереть его к стенке, всего лишь пописав на него!

Поезд грохотал колесами по стыкам рельс, тарахтел и звенел сцепками. За окнами бесилась погода. То ослепляла и жарила солнечными лучами, то мочила, влетая в наивно открытые окна струями дождя. Потом, видимо, погода приняла решение и испортилась окончательно — стемнело вконец, похолодало, а местами даже снег пошел… В купе и коридорах загорелись лампы. Люпин, к немалой досаде мальчиков, закутался в мантию и снова задремал, несмотря на сильный кошачий дух.

Не повезло им со спутником, засоня несчастный… И ребята, повытаскивав из сумок книги, погрузились в чтение, лениво закусывая литературные приключения бутербродами и окорочками.

В районе пятого часа поезд вдруг замедлился, ехал все медленнее и медленнее. Шум двигателя утих, зато ветер и дождь за окном как будто усилились. Гарри, находившийся ближе всех к двери, выглянул в коридор. Из других купе тоже высовывались любопытные. Поезд дернулся и остановился. Судя по звукам в вагоне, с полок посыпались вещи. Неожиданно погасли все лампы, и поезд погрузился в кромешную тьму.

— В чем дело? — раздался позади голос Захара.

— Не знаю, — Гарри вернулся в купе. — Может, сломался?

— Ну прекрасно! — раздраженно забурчала Гермиона. — Только поломки нам и не хватало!

— Тихо! — вдруг раздался хрипловатый голос. Профессор Люпин, наконец, проявил себя как взрослый. Гарри услышал шорох в углу. Все замолчали. Слабый треск — и в купе забрезжил свет. В ладонях профессора Люпина подрагивал огонь, освещая усталое, серое лицо. Глаза его, однако, были ясны и насторожены.

— Оставайтесь на месте, — голос был все еще сиплый после сна. Он медленно встал, держа перед собой пригоршню огня, и пошел к двери, но та, опередив его, медленно открылась.

Дрожащее пламя в руках Люпина осветило упиравшуюся в потолок фигуру, закутанную в плащ. Лицо пришельца было полностью скрыто капюшоном. Глаза Гарри метнулись вниз, к горлу подступила тошнота. Из-под плаща высунулась рука: лоснящаяся, сероватая, вся в слизи и струпьях, как у долго находившегося в воде утопленника. Рука торчала наружу долю секунды: существо как будто почуяло взгляд Гарри и поспешно спрятало ее в складке черной материи. То, что было под капюшоном, протяжно, с хрипом не то взвыло, не то вздохнуло, словно хотело засосать не только воздух, но вообще все вокруг.

Присутствующих обдало стужей. У Гарри перехватило дыхание. Сзади в него вцепилась Гермиона, она так тряслась, что Гарри, забыв о себе, обернулся к ней — в расширенных глазах девушки плескался ужас. Где-то во мраке громко икнул Захар. Мороз пробирался под кожу, в грудь, в самое сердце. Стало так страшно, что хоть не дыши… Профессор хрипло проговорил:

— Никто из нас не прячет Сириуса Блэка под мантией. Уходи.

Но великан не шелохнулся. Только голову склонил, чтобы посмотреть — что за букашка под ногами тявкает? Люпин что-то пробормотал, вынул палочку и взмахнул, из палочки на пришельца посыпались серебряные искры, тот отклонился назад, поднял трупозные конечности и мягко, прямо-таки любяще, отодвинул руку Люпина в сторону… Наклонился пониже, к лицу.

Гермиона икнула, всхлипнула и зарыдала, уткнувшись лицом в спину Гарри.

— Пожалуйста, уйдите! — жалобно крикнул Гарри, храбрый маленький мужчина, желающий защитить девушку, и неважно, от какого врага — от демона ли или от хищного зверя…

Инфернальный монстр, как ни странно, услышал просьбу мальчика. Выпрямился, вздохнул и, невесомо развернувшись, скользнул за дверь.

И исчезли мрак и холод, в поезд вернулись тепло и свет. Засветились фонари, задергался-затрясся пол и застучали колеса. «Хогвартс-Экспресс» снова в пути, и опять везде горят лампы.

Гарри мешком свалился на мягкое сиденье, его колотила сильная дрожь, по вискам стекал пот. Гермиона продолжала рыдать, уже от облегчения, сбоку прижался перепуганный Захар. Сверху, с багажа, смачно и от души выругалась Тортик, со спинок сидений заморгали сова Поляроид и феникс Светофор. И резко встряхнулся рыжий кот, щедро осыпав всех шерстью.

Чем-то смущенный Люпин попытался раздать им шоколад, но ребята с таким откровенным негодованием уставились на него, что он окончательно стушевался: пролепетав что-то о машинисте, проштрафившийся профессор вымелся вон из купе.

— Что это было? — выдохнул Гарри, амебой растекаясь по сиденью.

— Дементор… — клацнула зубами Гермиона. — С-стр… с-стражи Азкабана.

— Жутенькие дяди, — вынес свой вердикт Захар. — Таких бы в наши автобусы, контролерами. Вовек нарушители перестали бы зайцами ездить…

Поезд дополз до Хогсмида, где старшекурсников ждали кареты, запряженные фестралами, а новичков собирал Хагрид, чтобы традиционно переправить их по озеру. Гарри походя погладил одного фестрала по морде и получил легкий щипок клыками за предплечье — фестрический конь оказался игривым. Невольно улыбнувшись, Гарри выбрал эту карету с кусачим конем, ему показалось, что это хорошая примета, когда конь замечает человека.

Длинная вереница карет стояла вдоль дороги, кони терпеливо ждали, пока все рассядутся. Гарри вдруг подумал, что они невероятно умные — сами же всё делают, дистанцию между каретами соблюдают, безо всяких кучеров понимают, когда можно везти пассажиров. Удивительные создания! Гарри приник к пыльному окну и с удовольствием смотрел, как играют блики от габаритных фонарей на атласной шкуре фестралов.

Карета подкатила к великолепным чугунным воротам, слева и справа высились невысокие каменные колонны-постаменты, увенчанные крылатыми кабанами, рядом стояли два дементора, с ног до головы укутанные мантиями. Гарри ощутил подступающий озноб, идущий от них, и задумался: а вот и ещё одно интересное существо, интересненько, а нельзя ли с ними поближе познакомиться? Вроде английскую речь понимают… ушел же тот, в поезде, после его вежливой просьбы.

Прибыли. Гарри и его друзья вместе со всеми вошли через высокие дубовые двери в огромный холл, освещенный факелами. Из холла наверх вела роскошная мраморная лестница. Двери в Большой зал были гостеприимно распахнуты. Поток учеников понес к ним Гарри, но он успел только увидеть волшебный, затянутый сегодня черными тучами, потолок.

— Поттер! Грейнджер! Подойдите ко мне! — раздался чей-то голос. Гарри и Гермиона удивленно обернулись. Профессор МакГонагалл, преподаватель трансфигурации и декан Гриффиндора, требовательно глядела на них поверх голов. Вид у нее был, как всегда, суровый. Волосы собраны в тугой пучок, сквозь квадратные очки в упор смотрят острые, живые глаза. Полный неприятных подозрений, Гарри локтями прокладывал в толпе дорогу. Как-то так получалось, что при виде профессора МакГонагалл он всегда чувствовал себя виноватым.

— Не волнуйтесь. Я просто хочу поговорить с вами у себя в кабинете, — сказала она. — А вы, Смит и Уизли, идите в зал.

Рон посмотрел всем троим вслед и поспешил за Захаром к праздничному столу. Профессор повела друзей через холл по мраморной лестнице к коридору, ведущему к ней в кабинет. Это была маленькая комната с большим, ярко пылающим камином. Профессор пригласила гостей сесть у камина, сама расположилась за письменным столом. Гарри сел, полный дурных предчувствий. И надо сказать, они его не подвели…

— Мистер Поттер, — начала МакГонагалл, строго глядя на него поверх очков. — Ваши опекуны подписали вам разрешение на посещение Хогсмида?

— Д-да… — от неожиданности растерявшийся Гарри ответил правду. Профессор приглашающе похлопала ладонью по столешнице:

— В таком случае, я вынуждена забрать его у вас, мистер Поттер. Вам запрещается посещение Хогсмида. Пожалуйста, положите его сюда.

— А… н-не могу! — в горле у Гарри внезапно пересохло, и он сглотнул. — Его у меня нет с собой, мэм. Оно где-то в багаже.

— Понимаю, — Минерва поджала губы. — Что ж, принесете разрешение на первом моем уроке.

— Но зачем, профессор? — осмелел Гарри. — Почему вы мне запрещаете?

— Мистер Поттер, это повеление Дамблдора, а его приказы — не обсуждаются! — сухо отчеканила МакГонагалл и переключилась на Гермиону:

— А теперь вы, мисс Грейнджер. Мне надо сказать несколько слов о вашем расписании, после чего мы все вместе пойдем на праздник. Мистер Поттер, подождите нас в коридоре.

Пожав плечами, Гарри вышел, недовольный таким раскладом. Молча протестуя предстоящему запрету, он тихо бродил вдоль стенки туда-сюда. Вскоре появилась сияющая Гермиона в сопровождении МакГонагалл, и все трое отправились в Большой зал. Их встретило целое море черных остроконечных шляп; тысячи свечей парили в воздухе, бросая свет на лица учеников за длинными столами. Профессор Флитвик, крошечный волшебник с целой шапкой седых волос на голове, выносил из Большого зала старую Шляпу и трехногую табуретку.

— Распределение уже кончилось, — погрустнев, заметила Гермиона.

— Зачем вас вызвали? — спросил Драко, когда Гарри сел рядом с ним. Гарри зашептал ему, но тут на ноги поднялся директор школы.

— Приветствую всех! — громогласно произнес Дамблдор. — Приветствую и поздравляю с началом нового учебного года в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс»! Мне надо многое вам сказать. Начнем с самого важного и серьезного, чтобы уж больше к этому не возвращаться. Это не самое приятное известие, но зато нас сегодня ждет отменное пиршество, — Дамблдор кашлянул и продолжал: — Как вам уже хорошо известно, в нашу школу прислали на время несколько стражей Азкабана — дементоров, которые находятся здесь по поручению Министерства магии. Сегодня вечером они производили обыск в «Хогвартс-Экспрессе».

Дамблдор секунду-другую молчал. А Гарри вспомнилось корректное поведение «контролера» в поезде, и он слегка улыбнулся.

— Они будут стоять у всех выходов с территории школы, — продолжал директор. — И пока они здесь — запомните хорошенько! — никто не должен даже пытаться покинуть Хогвартс без разрешения. Дементоров не проведешь ни переодеванием, ни какими-либо еще фокусами, не помогут даже мантии-невидимки, — последние слова он произнес как бы между прочим, а Гарри переглянулся с Люцианом, единственные понявшие намек насчет мантии. — Дементоров тщетно умолять, тщетно просить прощения. Поэтому я вас очень прошу, всех и каждого, не давайте им повода причинить вам вред. Я уже говорил со старостами факультетов и двумя нашими новыми старостами школы, они будут следить, чтобы никто никогда не затевал с дементорами опасной игры.

Перси, сидевший за столом Гриффиндора, выпятил грудь и горделиво огляделся. Дамблдор опять замолчал, окинул внимательным взглядом сидящих — никто не шелохнулся, не произнес ни слова.

— Закончу на более приятной ноте, — продолжил он. — Счастлив представить двух наших новых преподавателей. Во-первых, профессор Люпин, который любезно согласился занять должность преподавателя защиты от темных искусств.

Послышались редкие хлопки, известие было принято без особого энтузиазма. Профессор выглядел особенно жалко среди преподавателей, одетых в свои лучшие мантии.

Снейп при этом смерил Люпина таким взглядом… В нем читались не зависть или гнев, оно выражало сильнейшее отвращение. Гарри хорошо знал это его выражение. Оно появлялось в лице Снейпа всякий раз, как он смотрел на плохо нарезанные ингредиенты — и так дорогие, а эти мелкие недотепы ещё и портят их!

— Что касается второго назначения, — заговорил Дамблдор после того, как стихли жидкие аплодисменты, — должен, к сожалению, напомнить, что профессор Кеттлберн, наш специалист по уходу за магическими существами, в конце прошлого семестра подал прошение об отставке, чтобы провести больше времени с оставшимися у него руками и ногами. Так вот, с большим удовольствием сообщаю вам, что его должность согласился принять сам Рубеус Хагрид. Он будет совмещать работу лесничего с преподаванием.

Гарри с Драко, Рон и Гермиона, Захар сперва не поверили своим ушам. И тут же присоединились к буре аплодисментов, которые были особенно сильны за столом гриффиндорцев. Гарри подался вперед, чтобы лучше видеть Хагрида. Лесничий был красный, как свекла, глядел, опустив глаза, на свои огромные ручищи, а в его черной всклокоченной бороде играла широкая довольная улыбка.

— Как же это мы не догадались! — ударил кулаком по столу Рон. — Кто еще мог рекомендовать нам эту кусачую книгу?

Когда студенты закончили хлопать, Дамблдор заговорил опять, и друзья увидели, что Хагрид вытирает глаза скатертью.

— Ну вот, кажется, и всё, во всяком случае, самое главное. А теперь будем праздновать!

Золотые тарелки и кубки наполнились едой и питьем. Гарри почувствовал, что умирает от голода, и положил себе на тарелку все, до чего мог дотянуться. Пир был хоть куда! Зал наполнился смехом, разговорами, звоном ножей и вилок. А Гарри и его друзья всё никак не могли поверить услышанному — Хагрид будет их учить! Интересно, как? Ведь у него даже не было диплома волшебника. На третьем курсе юного Хагрида безвинно исключили из школы за преступление, которое он не совершал. И что с того, что в прошлом году ему вернули доброе имя? Профессором-то научной кафедры он от этого не стал!..

— Я к нему не пойду! — протестующе прошипел Драко, с ненавистью глядя на великана. Гарри только сочувственно глянул на него, с содроганием вспоминая о жуткой книге, лежавшей в чемодане и крепко перетянутой бельевой веревкой тёти Петуньи.

После пира восемь друзей потихоньку отсеялись от общей толпы и свернули в узенький коридорчик, ища ближайший заброшенный класс. Вскоре их догнала Полумна с Когтеврана.

— Идите за мной… — шепнув на ходу, она устремилась вперед. Восьмерка переглянулась и ускорилась за златовлаской. Легконогая Полумна вприпрыжку проскакала все коридоры, переходы и лестничные пролеты вплоть до восьмого этажа. К концу этого марафонского забега остальные уже едва дышали и, доползя до тупика, согнулись, держась за бока. От бешеного колотья было больно даже просто стоять! А красотка и на йоту не запыхалась, стоит и смотрит на них сияющими синими глазищами.

И они ей всё простили, как только поняли, какое чудо она для них открыла. А открыла она самую потрясающую комнату в мире — Комната-По-Желанию, Выручай-Комната и она же Комната Так-И-Сяк. Зашли, осмотрелись. Коричневые низенькие диванчики, обитые пушистым плюшем, такие же пуфики, только синего цвета. На полу между ними толстый мягонький ковер с веселенькой раскраской. Пара длинных столов, вдоль стен стеллажи с книгами и коробками, среди которых Гарри узнал собственные настольные игры, привезенные и оставленные здесь в позапрошлом году. Свет лился откуда-то с потолка, его источником, видимо, была какая-то особая магия Замка. Что и говорить, чудесное место для собраний тайного клуба!

Рон тут же плюхнулся на диван и начал радостно хвастаться тем, какую замечательную новую волшебную палочку он себе купил. Рассказал и про сову, породистую кроху, кажется, она называется воробьиный сыч! А ещё он маме купил шаль, теплую и пушистую, только она почему-то не обрадовалась, а долго допытывалась, откуда у него деньги… Так прицепилась, ребята, честно, чуть не признался ей, что крысу другу продал. Но она, к счастью, вроде поверила, что я галлеон нашел, тот платок как раз столько стоил.

— А сову породистую ты ей как объяснил? — язвительно спросил Драко.

— А у меня день рождения в мае был, так что когда тётка Мюриэль подарила мне пару галлеонов, я маме сказал, что буду на метлу копить. А когда я купил Сыча, мама уже забыла, сколько именно мне тётка денег презентовала, похвалила только за то, что не потратил их на ерунду.

— Ладно, — перебил их Гарри. — Давайте о дементорах поговорим.

— А чего о них говорить? — скривился Драко и передернулся. — Кошмарные мордреды, на всех жути наводят и всё!

— Да я не об этом! — Гарри помотал головой. — Я о том, что одного такого профессор Люпин пытался прогнать. Вытащил палочку, помахал, что-то шепнул… но серебряные искорки, которые из палочки вылетели, дементора не прогнали. Наоборот, приманили, дементор профессора прямо-таки обнял и к лицу его склонился, как… как влюбленный.

Драко и Невилл побледнели, Гермиона икнула и съежилась. Лаванда и Парвати, вытаращив глаза, уставились на Гарри, как на гоминида с Поллукса. Рон закашлялся, подавившись удивлением, а Захар сумрачно оглядел всех и злобно сказал:

— И нечего на Гарри ТАК смотреть. Он, чтоб вы знали, дементора вежливым словом попросил удалиться. Я сам слышал.

— А я слышала то, что профессор Люпин шепнул! — встрепенулась Гермиона. — Ну, когда палочкой махнул. Он сказал что-то вроде «Инспектор Патронов».

— Экспекто Патронум, — поправил Невилл. — Я знаю это заклинание, оно вызывает Патронуса. Им бабушка часто пользуется, когда хочет кому-то послать голосовое сообщение. Хотя обычно Патронуса вызывают для того, чтобы прогнать дементора. Ведь его иногда так и называют — антидементор.

Драко поморщился и потер переносицу, а может, почесал невидимый прыщик…

— Да ну его. Тратить трудоемкое заклинания на передачу сообщения. Да и не всем это под силу. Мы, например, для общения сквозным зеркальцем пользуемся.

— Которое не всем по карману, — фыркнула Лаванда. — Не все могут его достать. А Патронус доступен почти всем.

— Угу, всем… — мрачно покивал Захар. — Вон, Люпина чуть не чмокнули.

— А что он хотел сделать? — поинтересовался наивный барашек Гарри.

— Он собирался поцеловать профессора, — пояснил Захар. — Так называется мера наказания у дементоров, когда они высасывают душу из преступника.

— Чего-чего высасывают? — переспросил ошарашенный Гарри.

— Ну, душу, — принялся объяснять на пальцах Драко. — Понимаешь, когда я спросил у отца: «А что у дементора под капюшоном?», папа нахмурился и сказал: «Видишь ли, те немногие, кто это знает, не в состоянии поведать об этом. Дело в том, что дементоры откидывают капюшон только для того, чтобы применить свое последнее и самое страшное оружие… Его называют Поцелуй дементора, они его применяют к тем, кого хотят совершенно уничтожить. Думаю, что под капюшоном у них что-то вроде рта, они прижимают челюсти ко рту жертв и высасывают из них душу».

Гарри аж воздухом поперхнулся от изумления:

— Что? Это они так убивают?

— Нет, гораздо страшнее, — мрачно возразил Драко. — Тебе известно, что без души человек может жить, пока у него работают мозг и сердце? Но он ничего больше не чувствует, ничего не помнит… И поправить это нельзя. Человек просто существует. Пустой, как выеденное яйцо. Душа навсегда покинула тело. Навсегда.

— Такая судьба ожидает и Сириуса Блэка, — нехотя вставил Невилл. — Об этом сегодня написано в утреннем выпуске «Пророка», мне бабушка показала перед тем, как доставить меня на перрон. Министерство дало разрешение применить Поцелуй, если они его найдут.

Гарри какой-то миг оторопело думал о людях, у которых через рот высосали душу, и никак не мог себе это представить. Фантазии не хватило.

— Слушайте… — жалобно начал он. — До такого ужаса даже Стивен Кинг не додумывался. Куда я попал? Что за страшная сказка тут вырисовывается?

Растерянный Захар потыкал пальцем в его плечо:

— Гарри, что с тобой, родной?.. Ты же видел дядю…

— Ну да, — Гарри дернул плечом. — Я его видел. И он не показался мне таким уж особенным монстром. Адекватный тип. Ушел молча и без протестов. А ведь простого бандита попробуй так прогнать! «Уйдите, пожалуйста!» Да ты и пикнуть не успеешь, так сразу нож у горла и слюни в лицо — «что ты сказал, щенок?».

Услышав это, Захар задумался. Припухла и Гермиона, не понаслышке знавшая о бандитах в мире магглов. По всему выходило, что Гарри прав, дементоры хоть и нагнали страху, но вреда никому не причинили.

Полумна, сидевшая за столом с книгой, подняла голову.

— Осталось полчаса до отбоя. Думаю, пора уходить.

Что ж. Пришлось расходиться по своим факультетам. Завтра начнется учебный год.

На урок Трансфигурации Гарри шел, как на гильотину, сжимая в руке поддельное разрешение. Прокатит — не прокатит? Он его скопировал, вручную, ловко подделав форму разрешения, а почерк дяди и тёти… Ну откуда МакГонагалл знать, как они расписываются?

Фух, пронесло! Гриффиндорская деканша ничего не заподозрила, со снисходительной улыбкой забрала фикцию и спрятала в стол.

Трелони Гарри насмешила. Шарлатанистая насквозь, она изо всех сил корчила из себя этакую Вангу и Нострадамуса в одном флаконе. Её урок больше походил на цирк. Вот только один эпизод не пришелся Гарри по вкусу.

— Вот вы, — неожиданно обратилась она к Невиллу, который чуть не свалился с пуфа, — не могли бы вы сказать, как себя чувствует ваша бабушка? Здорова?

— Надеюсь, — дрожащим голосом ответил Невилл.

— Я бы на вашем месте не была столь уверена, — сказала профессор Трелони, и пламя камина заиграло на ее длинных изумрудных серьгах. Невилл прерывисто вздохнул. А профессор невозмутимо продолжала: — В этом году мы будем изучать основополагающие методы прорицания. Первый семестр посвятим гаданию по чаинкам. Во втором семестре займемся хиромантией. Между прочим, моя крошка, — Трелони метнула взгляд на Парвати Патил, — вам следует опасаться рыжеволосых.

Парвати недоуменно покосилась через плечо на Рона, сидевшего прямо позади неё, и подняла руку:

— Вы что-то путаете, профессор. Рыжие люди в Индии редкость и потому почитаются, как белые слоны. Рыжий цвет бороды у сикхов считается самым шиком, поэтому многие индийцы специально красят волосы и бороду в рыжий. Выглядит это очень необычно в сочетании с черными бровями. Так с чего же мне рыжих опасаться? Тем более, что девушки часто красятся хной в рыжий цвет.

В общем, уела Парвати Трелониху, отомстила за Невилла. А нечего на чужих бабушек наезжать! Бабушка — это святое.

Первый урок у Хагрида проводился на улице. Сорок третьекурсников дошли сначала до хижины лесника, потом прошли ещё дальше, на опушку леса и до загона, где их ждал сюрприз в лице или мордах стаи каких-то несуразных созданий. У Гарри челюсть отвалилась при виде их, орлиноподобных спереди и конеобразных сзади.

— Знакомьтесь! Гиппогрифы! — радостно проорал Хагрид.

Ах, гиппогрифы… а они-то думали, что это грифоны.

— Ну как? — Хагрид потер ручищи одну о другую. Лицо его сияло восторгом. — Если хотите, можете подойти ближе.

Желающих не нашлось, все их опасались, особенно аристократы: уж больно неласково они смотрели на передние ноги гиппогрифов. Но к изгороди они всё же подошли поближе.

— Перво-наперво запомните, — сказал Хагрид. — Это зверь гордый. Никогда ему не грубите. Не то и с белым светом проститься недолго.

Малфой, Кребб и Гойл не слушали: они о чем-то шептались.

— Гиппогриф все делает по своему хотению и очень любит блюсти церемонию, — продолжал Хагрид. — Подойдешь к нему, поклонись. И жди. Он в ответ поклонится, можешь его погладить. Если на поклон не ответит, не тронь и скорее отойди подальше: когти у него как сталь. Кто первый хочет познакомиться?

Ученики еще на шаг отступили от изгороди. Даже храбрые Гарри с Захаром не горели желанием пообщаться с крылатыми красавчиками. Гиппогрифы вскидывали свирепые морды и шевелили могучими крыльями. Им, похоже, не очень нравилось сидеть на цепи.

— Никто не хочет? — умоляющим голосом спросил лесничий.

— Никто, сэр! — твердо заявил Драко, подойдя вплотную к ограде. — Вы привели на урок диких гиппогрифов. А у домашних…

Драко приглашающе замолчал, и вперед вышел Гойл. Откашлялся и важно проговорил:

— У домашних, сэр, подстригают когти на передних ногах, задние ноги обычно подкованы, и они приучены к недоуздку.

— И че? — недоуменно прогудел так ничего и не понявший Хагрид. — Я-то вам не домашних показываю, а самых что ни на есть диких! Мне от домашних болонок, э-э-э, чихать охота. Вот.

— Мистер Хагрид, а можно, мы просто прочитаем про них? — робко спросила Гермиона.

— Да… После того, как мы научимся открывать ваши кусачие учебники, — вставил побледневший Захар.

И тут, словно в ответ, крайний гиппогриф на что-то рассердился, с коротким криком-клекотом он взвился на задние конские ноги и полоснул когтями-саблями по шее соседа. Тот рухнул как подкошенный, зияя глубокой раной-траншеей…

Ученики совершили массовый побег с урока. И впереди всех к замку бежал Гарри.

Гарри помнил странное поведение Питера в поезде, и всю неделю его так и подмывало спросить, почему он так себя вел. Так что дождавшись первого воскресенья, Гарри тихо слинял, пошуршав всем на уши, что хочет написать длинное-предлинное письмо тёте Петунье, после чего исчез.

Улучив подходящий момент, он скользнул за портрет Корвина Мракса, подобрал в комнатушке заранее приготовленный рюкзак с бутербродами, надел его на плечи, подождал, пока Пит не устроится поудобнее на клапане, включил Люмос и начал спускаться.

Спуск вниз всяко легче, чем подъем на ту же высоту. Ну, а если это ещё и долго, то Гарри и поиграть успел: меняя ноги, вприскочку, на одной ноге, двумя через две ступеньки и всякие прочие приемы разных па… При этом Пита на рюкзаке изрядно помотало от гарриных экзерсисов, и несколько раз он едва не навернулся с него на железные ступени. Но крыс не протестовал, только крепче вцепился лапками в воротник да посильнее сжал челюсти.

Но вот наконец и Тайная комната. Всё тот же зеленый полумрак, мерцающие водные блики на стенах, щербатые старые колонны, оплетенные змеями. Василиска нигде не видно, но его присутствие тем не менее хорошо ощущалось. В воздухе стоял застарелый кислый запах рептилии, а на полу там-сям валялись чешуйки вперемешку с косточками кроликов и крыс. Гарри спустил Пита на пол и скинул рюкзак.

Питер принял человеческий облик и встал рядом с Гарри. Взволнованно сказал:

— А кот-то наш союзник! Мой запах своим перебил.

— И что? — не понял Гарри. — Ты же ничем не пахнешь, как профессор мог тебя почуять?

— О-о-о, Люпин — может! Он оборотень, Гарри.

— Чего-о-о?! — Гарри так резко развернулся к Питу, что чуть не упал, запнувшись ногой о ногу. — Господи, какой оборотень? Они же жутяры страшные! Я их по телевизору видел!..

— В реальности они ещё страшнее… — скуксился Питер. И забормотал: — Шарлатан ушел, волк пришел. Если ещё и волкодав Блэк припрется, то пророчество, считай, сбылось…

— Стой, Пит, а ты что, Люпина знаешь? — додумался Гарри.

— Мы вместе в один год поступили и учились от звонка до звонка. Уж не знаю почему, но Дамблдор разрешил оборотню учиться в школе, тут даже персональные апартаменты для него построили, где он прятался каждое полнолуние. Над входом в его убежище стоит Гремучая ива. Ты видел это дерево?

Гарри кивнул, припомнив странное разлапистое растение, которое агрессивно хлестало ветвями каждого, кто приближался. Дети не любили это дерево, потому что оно безжалостно убивало птичек, и земля под ним была усыпана перьями и птичьими трупиками.

— Её посадили в тот год, когда Люпин пришел в школу, — продолжил Питер. — Ход под ней ведет в хижину, стоящую в паре миль отсюда, на окраине Хогсмида. Стыдно признаться, Гарри, но мы тогда были такими безголовыми… Узнав про оборотня, мы, трое идиотов, пришли в восторг. Ну ещё бы, полная Луна, ядовитые слюни капают с оскаленных клыков… и реальная опасность ежесекундно. В любую минуту он мог нас порвать. Но мы же умные, ловкие, хитрые, что нам какой-то оборотень?.. Придумали стать анимагами.

Гарри высмотрел у бассейна кусок рухнувшей колонны, отошел и сел на обломок, Пит последовал его примеру, присел рядом. Помолчали. Потом Гарри колупнул ногой камушки и нерешительно спросил:

— А какой он… оборотень? Истинный хоть?..

— А есть разница? — тихо спросил Пит. Гарри пожал плечами. Снова пнул камушек.

— К истинным относятся зверолюди — вилктаки, волвены, ещё какие-то. Когда они превращаются, то сохраняют человеческий разум в звериной ипостаси. А ты сказал, что Люпин мог порвать вас в любую минуту, что вы постоянно были в опасности рядом с ним. Опиши мне волка Люпина.

— Н-ну-у-у… — задумался Пит. — На лесного волка он совсем не похож… Дай-ка палочку.

Гарри поспешно подал ему свою палочку, и Пит начертил ею в воздухе контур чего-то упыреобразного: тощее короткое тельце на непомерно длинных конечностях, круглая голова на тонкой кривой шее, вдобавок ко всему существо было без хвоста и плешивое… Гарри поморщился.

— Это ликант. Одержимый оборотень.

— Расскажи, — попросил Пит. — Я в них не разбираюсь.

— Тут вот в чем разница… — неторопливо, взвешивая каждое слово, начал Гарри. — Истинные оборотни, иначе говоря, зверолюди, живут в ладу со своим внутренним зверем. Индеец сиу, превращаясь в пуму, ведет своего зверя аккуратно, его пума осторожна и деликатна, на глаза обычному человеку старается не попадаться. Точно так же ведут себя и оборотни-гризли, немало людей удивлялись тому, что остались живы после встречи с гигантскими медведями, не подозревая, что на самом деле они встретили тотемное животное индейского племени — шамана-оборотня. Так же и европейские оборотни-волки. Внешне они ничем не отличаются от лесных зверей. А этот… — Гарри кивнул на туманный след рисунка. — Простой ликантроп, человек, одержимый зверем, и ладно бы просто превращался в волка, чтобы повыть на луну раз в месяц, так нет же. Он ещё и сопротивляется, не принимает своего зверя, подавляет его сущность, не понимая, что он давит и душит самого себя. Поэтому он и выглядит вот так — смесью человека и зверя, бесхвостый, лысый и с черт-какими-лапами… ноги у него вон, и человечьи, и звериные сразу. Именно ликанты убивают людей. Те, кто частично принял своего зверя. Они прямоходящие, с человеческим торсом, но головы у них волчьи. Волчьи у них и челюсти. Одержимые не могут размножаться, поэтому и кусают людей, чтобы заразить и подарить миру ещё одного оборотня.

— А эти, истинные, размножаются, что ли? — осторожно спросил Питер.

— Индейцы — да, — кивнул Гарри. — На них луна не влияет. Они дети самой природы и живут по её законам. А одержимому… Я это так себе представляю: вот зачал он ребёнка нормальной женщине, а тот с волчьими генами. Ребёнок, то есть. Материнское тело его, скорей всего, отторгнет, как чужеродное. И дело закончится выкидышем. Но это я так, придумал, потому что на самом деле никакого зачатия не может произойти. Сама природа того не допустит. Звериные хромосомы просто не разовьются в человеческой яйцеклетке. Межвидовая беременность недопустима.

Питер, опешив, смотрел на Гарри — однако, умный мальчик! Гарри, заметив его удивленные глаза, вдруг смутился и зачастил:

— Ой, Пит, ты не думай, я не этот… ну… просто нам ещё в начальной школе преподавали биологию, а на летней практике нам рассказали о половом воспитании.

Пит засмеялся, сгреб Гарри в охапку и прижал к себе. И заворчал, ласково укачивая:

— Ох, сынок, и умный же ты у меня… А индейцы каким боком тогда размножаются, а?

— Так они же на луну не реагируют, — голос Гарри звучал глухо оттого, что он говорил, уткнувшись в грудь. — По сути, они обычные люди, просто умеют в зверей превращаться… ну, вот как анимаги. Только они не волшебники. То есть волшебники, но другие, природные, у них своя, особая магия, древняя такая… Как сама жизнь.

Дальше Гарри замолк, притих, пригревшись в объятиях Пита.

О том, что Люпин волколак, Гарри рассказал друзьям сразу же, как только они собрались в Выручай-Комнате.

Собрались ребята, настороженно глядя на Гарри — уж больно серьезный у того был вид. Оглядев друзей, Гарри сурово свел брови:

— Волк пришел.

— Ка… какой? — заикнулся Невилл. Остальные подобрались.

— Люпин. Он оборотень.

Далее последовала различная реакция друзей: Рон присвистнул и уставился в потолок, у Гермионы вытянулось лицо, и она нахмурилась, явно вспоминая всё прочитанное и увиденное об оборотнях. Захар — аналогично. Невилл и Драко побледнели, судя по ним, они хорошо знали, что это такое. Парвати не поняла и переспросила у Лаванды, та принялась просвещать подругу, а Полумна задумчиво пересчитала всех, вспомнив о пророчестве.

После собрания ребята постепенно рассказали о темной сущности Люпина своим родным и знакомым… И задолго до четверга, до первого урока нового профессора, вся школа знала, что он такое.

Дамбушка очень расстроился, увидев, как студенты сбиваются в стайки (смешанные, со всех факультетов!) при виде Люпина, как спотыкаются при встрече с ним и обходят профессора по широкой дуге. Бывало порой и так: семикурсники-слизеринцы, грозно ощетинившись палочками, прикрывали собой робких первоклашек пуффендуйцев…

И как узнали-то, непонятно?!

Если профессора были вынуждены помалкивать и терпеть директорский произвол, то дети были без тормозов. И полетели по домам совы с секретными зашифрованными посланиями, Патронусы от старшекурсников, были вызваны семейные домовики и задействованы сквозные зеркала с палантировизорами. Мамы и папы хватались за головы, читая и слушая донесения от своих драгоценных чад:

Дорогие мама и папа.

Вот не знаю, поверите ли вы, но оборотни, про которых мы смотрели фильмы, существуют. А мои друзья говорят, что по описанию он вурдалак. Мама, пришли мне пожалуйста прабабушкин нательный крестик из заговоренного серебра. Я думаю, он меня защитит, если что. Вы не пугайтесь, профессор пока адекватный, а до следующего полнолуния ещё далеко.

Ваша дочь, Гермиона.

PS, сову зовут Поляроид, она гаррина, правда она красавица?

«Пап, тут капец что происходит, профессор Люпин — оборотень! Прими меры.» Патронус от Люциана Боула.

Дорогая тётушка Эми.

Мне здесь очень страшно. По школе ходят слухи, что новый учитель Защиты — оборотень. Пожалуйста, забери меня отсюда!!!

Сьюзен.

Дядя Август.

Я тут вспомнил, что когда был маленьким и гостил у тебя на ферме, то видел на стене над камином большой тяжелый арбалет. Он рабочий? Если да, то пришли его мне, пожалуйста, а к нему побольше серебряных стрел. У нас тут оборотень завелся. И я наконец-то отомщу за тётю Иви! Правда, оборотень другой, не Фенрир Сивый, но ведь… Оборотень же!

С уважением, Грэхем Монтегю.

Дорогая бабушка.

Мои друзья Гарри и Захария сказали мне, что новый профессор, который преподает Защиту, настоящий оборотень. Я помню, ты говорила, что второго шанса заслуживает каждый, даже если он оборотень. Но Гарри сказал ещё круче, «Хогвартс — не школа, а мясокомбинат какой-то, по которому разгуливает чокнутый мясник с отравленным тесаком, готовый каждый месяц зарезать кого-то из стада. И однажды он взбесится и вырежет всех!»

Бабушка, я не хочу быть зарезанным. Мои друзья точно знают, что такое оборотень. Драко уже связался по зеркалу со своим отцом, и тот пообещал что-то сделать.

Твой внук Невилл.

На Министерство магии обрушилась лавина возмущенных писем — в большинстве своем Громовещателей — и целые толпы Патронусов, орущих хором, общий смысл претензий сводился к одному: что за беспредел творится в Хогвартсе? Который год уже Защиту преподают неадекваты!!!

Министр жалко отгавкивался и требовал доказательств. Прилетевший очередной Громовещатель выслушал пустопорожний брех, подумал и вскрылся, вываливая на голову министра адресованное ему содержимое — жидкую щенячью каку. Полный конверт, у кого-то явно щеночек страдал несварением.

Другой Громовещатель пришел явно от полукровки, потому что из него на ту же многострадальную седую голову вылилась смесь клейстера с пухом и опилками. Так что следующие пухленькие и тяжеленькие красные конвертики Фадж просто переадресовал Дамблдору. Пусть ему тоже достанется кое-что жиденькое.

Над головой Люпина тоже взрывались воплями возмущенных родителей красные конвертики:

«Ах ты, волк позорный! А я-то голову сломал, куда это ты каждое полнолуние пропадаешь? Но теперь я понял. Только попробуй подойти к моим детям!!!»

«Ремус Люпин! Ты совсем, что ли, охренел, заявляться в школу, полную детей?! Сам уйдешь или мне прийти за тобой с отрядом Чистильщиков из отдела по контролю магических популяций?»

«Так и знала, что вы темная тварь! Сейчас же начну составлять пакт против оборотней. Вы больше никогда не найдете себе работу!»

А один конвертик раскрылся без предисловий, и на Люпина посыпался противоблошиный порошок, причем в таком количестве, что казалось, его целым мешком с мукой обсыпали. Порошок страстно зашипел, растворяясь и впитываясь в волосы и кожу, ища несуществующих блох, а не найдя, он разочарованно принялся раздражать и щипать кожу, наградив не того носителя долгой чесоткой.

Такой откровенной травли Люпин никак не ожидал. Тем более, что Дамблдор клятвенно обещал ему, что в школе его примут с распростертыми объятиями.

Его, наверное, надо пожалеть, а как же, укушенный в детстве ребёнок, с малых лет ставший чудовищем. Но природа оборотня издревле идет наперекор с законами природы. Обычный серый волк сам по себе страшный зверь, челюсти волка невероятно сильны, клыками он режет бычьи жилы так же легко, как человек листочек щавеля. Стая из шести зверей за считанные минуты обгладывает до костей оленя, которого долго ловили и морили усталостью. Зато убили его быстро, разорвав пах и горло. Вот здесь-то и кроется тот самый тонкий нюанс природы — волк убивает, чтобы жить. Отнести зайца в логово к кормящей волчице, после он будет нести полное брюхо оленины, чтобы срыгнуть куски полупереваренного мяса в пасти голодных и радостных волчат. Таков нормальный волк.

А оборотень? Тем более такой, какого показал Гарри Пит — плешивый и одержимый ликант. Наверное, его можно сравнить с бешеным волком на последней стадии болезни. Умирающий волк теряет контроль над собой, его полностью разрушенный бациллами бешенства мозг уже не вырабатывает клетки, их просто больше нет. И вот он, нормальный обычно зверь, избегающий человека, врывается в поселок… К тому времени — в последней стадии — в мозгу работает только одна функция — бежать. И он бежит всегда по прямой, так как утрачивает чувство направления. Его может остановить только стена или пуля. Других преград для бешеного волка не существует. Заборы он сносит лбом, кусает и рвет доски, глотает камни. Ну, и всё, что попадется на пути, тоже грызет — собак, свиней, коров, лошадей…

И начинается эпидемия бешенства. Бешеная свинья кусает собаку, бешеная собака кусает хозяина… Того же самого следует ожидать и от лисицы, енота и скунса. Эти зверьки чаще подвержены болезни и становятся носителями бешенства.

Примерно это происходит с оборотнем каждый месяц, только его «бешенство» намного страшнее.*

Вот что такое оборотень. И ничего восхитительно-достойного в нем нет, как бы ни романтизировали его литературные образы всякие Стефани Майер…**

Дамблдору пришлось воззвать к совести студентов. На одном из ужинов он поднялся с золотого трона и, кашлянув, обратился к залу:

— Дорогие ученики, попрошу вашего внимания! Я не знаю, каким образом вы прознали о «пушистой проблеме» профессора Люпина, но дальнейшее его преследование — недопустимо! Я прошу вас уважить его чистое стремление нести вам свет и добро. Он искренне желает одарить вас знанием. Да, Ремус болен, но он очень ответственно относится к своей болезни и принимает необходимые меры для обеспечения безопасности от себя всех остальных. Профессор Снейп варит для профессора Люпина специальное антиликантропное зелье, которое профессор Люпин исправно пьет неделю, предшествующую полнолунию, и неделю после него.

— И только попробуй его забыть принять, верволф ты наш домашний, вмиг башку откручу!.. — сквозь зубы процедил Снейп. Люпин его, конечно, услышал, и виновато съежился.

— Пожалуйста, отнеситесь с пониманием к проблеме профессора Люпина, — продолжал тем временем директор. — Его порвал оборотень, когда он был совсем маленьким мальчиком. С тех пор Ремус отважно и стойко борется со своим внутренним зверем…

— А вот бороться с ним как раз и не надо… — себе под нос пробормотал Гарри.

— Да ладно. Может, и правда пора перестать его травить? — неуверенно спросила Панси, проникнувшаяся слащавой речью Дамблдора. — Ведь принимает же он какое-то лекарство.

— Лекарство можно банально забыть принять, — возразил Драко. — По-хорошему, оборотня лучше сковать цепями и посадить в самую прочную клетку. Или поселить в резервации на безлюдном острове посреди океана.

— А дементор-то прав был… — бормотнул Гарри, вспоминая сцену в поезде.

В один из последующих дней Гарри столкнулся с ещё одной загадкой. Рон на ходу по пути в столовую недовольно бухтел насчет маггловедения и нудил на ухо Гермионе:

— Я не понимаю, зачем тебе этот идиотский предмет! Ты же сама из семьи магглов и знаешь их как облупленных.

Гермиона не ответила, и Рон обернулся.

— А где Гермиона?

Друзья остановились. Мимо шли на обед гриффиндорцы, когтевранцы и ученики других факультетов. Гермиона как сквозь землю провалилась.

— Она ведь шла с нами, — нахмурился Рон.

В сопровождении Кребба и Гойла прошествовал Малфой. Поравнявшись с Гарри и Захаром, он приветливо улыбнулся.

— Вон она, — увидел её Гарри на нижней площадке сзади. Гермиона, отдуваясь, поднималась по лестнице, неся в одной руке набитый учебниками портфель, другой придерживала под мантией еще какую-то ношу.

— Как это ты сумела? — удивился Рон.

— Что? — спросила Гермиона.

— Только что была рядом, и вдруг опять внизу.

Гермиона смутилась.

— Я… м-м… забыла кое-что в классе. Ай! — портфель Гермионы лопнул по шву, и все книги вывалились. Как портфелю не порваться, подумал Гарри, от таких тяжеленных книг.

— Зачем ты таскаешь с собой столько учебников? — удивился Рон.

— У меня ведь уроков больше, чем у вас, — тяжело дыша, объяснила Гермиона. — Подержи, пожалуйста.

— Но у нас нет сегодня этих уроков, — Рон вертел книги в руках и читал названия. В одной из них в качестве закладки торчало расписание, его Рон тоже внимательно изучил:

— По-моему, Гермиона, они что-то напутали с твоим расписанием, — Рон протянул ей листок. — У тебя по десять уроков в день. Столько в учебное время не умещается.

— Я справлюсь. Мы все обсудили с профессором МакГонагалл.

— Нет, ты только посмотри, — рассмеялся Рон. — Сегодня утром в девять часов у тебя прорицание, а под ним, тоже в девять, изучение магглов. И вот еще, — Рон пониже нагнулся над расписанием, не веря глазам. — Чуть ниже нумерология, и тоже в девять. Конечно, ты у нас самая умная. Но не до такой же степени, чтобы присутствовать на трех уроках одновременно.

— Не говори глупостей! — нервно огрызнулась Гермиона. Захар подозрительно прищурился, глядя на её шею, вернее, на часть цепочки, видневшуюся над воротничком школьной блузки.

Рон продолжал недоумевать:

— После обеда только защита от темных искусств.

— Верно, — согласилась Гермиона, снова набила сумку учебниками и как ни в чем не бывало добавила: — Интересно, что у нас на обед? Умираю от голода!

С этими словами Гермиона бодро зашагала в Большой зал. Рон заторопился за ней. Гарри вопросительно посмотрел на Захара, тот удрученно покачал головой:

— Я ни в чем не уверен, Гарри, но если у неё на шее висит цепочка с тем, о чем я думаю… Боюсь, её красивой попе скоро не поздоровится.

— А чем ты обеспокоен, Захар? — неловко спросил Гарри, покраснев при упоминании красивой попы.

— Ты был с ней на прорицании, я в тот же час и день был с ней на нумерологии. А Невилл рассказывал, что ходил с Гермионой на маггловедение. А это значит, что Рон правильно подметил — наша барышня-крестьянка научилась быть в трех местах сразу.

Примечания:

*Дорогие читатели, прошу обратить внимание на вот этот, очень существенный ляп канона: если Люпин как оборотень смог родить сына, значит, по логике, и остальные оборотни могут иметь детей. Тогда зачем им народ грызть, обращая их в себе подобных? Пусть рожают своих, родных, монстриков. Так что нестыковочка тут у мадам Ро получается, причем конкретная такая.

И да, это мой взгляд на оборотней. Даже в "Пушистых проблемах" Люпин — неидеален.

**Американская писательница, создательница сумеречной саги.

Несмотря на острое неприятие, студентам всё же пришлось пойти на урок к профессору Люпину. Так уж вышло, что из-за прошедшего полнолуния и короткого студенческого бунта первый урок Люпина начался во второй четверг сентября.

Вошли третьекурсники в класс и настороженно осмотрелись. При Квиррелле, насколько они помнили, класс был затемнен, окна задрапированы тяжелыми шторами, а на всех доступных местах висели связки и пучки чеснока. Класс Локонса был заставлен портретами Локонса, на которых Локонсы писали портреты Локонсов. Та ещё фантастическая тварь, да…

Класс же Люпина был оформлен совсем иначе: основная часть аудитории была освещена, в тени находился только учительский стол, мягко подсвеченный двумя висячими канделябрами. Сам учитель-волк стоял за столом и молча смотрел на входящих учеников. Нервно переглядываясь, студенты разошлись по комнате и заняли места, причем парни постарались сесть с девушками попарно. Рон хотел сесть с Гермионой, но его опередил Захар, усевшись рядом с барышней-крестьянкой. Рыжику пришлось сесть рядом с Парвати. Гарри в партнеры досталась толстая Миллисента Буллстроуд.

Люпин осторожно кашлянул. Ребята вздрогнули и настороженно уставились на него во все глаза, как те лани. Это ещё больше смутило учителя, и он, стараясь не дышать слишком громко, стал зачитывать имена из журнала, знакомясь с классом.

Студенты нехотя поднимали руки, отзываясь на свои имена — процедура обязательная, ничего не поделаешь. Да и сам учитель выглядит пока что вполне обыкновенно: ни клыков, ни когтей, ни очей, горящих желтым огнем… Так, среднестатичный дядька, слегка потрепанный, с покоцанной рожей и в поношенной мантии.

На имени Гарри Поттера Люпин совсем перестал дышать, задержал на нем взгляд и дыхание. Гарри невольно заерзал под радостно-восхищенным взглядом преподавателя. Полюбовавшись Поттером, профессор продолжил чтение-знакомство. Закончив, он отложил журнал, отошел к доске и вручную, мелом, написал одно-единственное слово:

«Боггарт».

— Тема нашего сегодняшнего урока, — объявил он. — Кто-нибудь из вас знает, кто такой и что такое боггарт?

Драко переглянулся с Панси и поднял руку. Люпин посмотрел на поднятую конечность, потом опустил глаза на зеленый слизеринский галстук, покосился на точно такой же на шее Гарри и увидел ещё одну поднятую руку. Галстук Гермионы был гриффиндорский, и профессор снизошел до неё:

— Да, мисс Грейнджер?

— Боггарт — это такое привидение, которое меняет свой образ. Он превращается в то, чего человек сильнее всего боится.

— Замечательно, даже я не ответил бы точнее, — похвалил Люпин. Гермиона польщенно зарделась. Люпин наградил её пятью баллами и продолжил, не замечая презрительного взгляда Малфоя: — Боггарт — это энергетический паразит-симбионт. Никому не известно, как он выглядит в собственном виде, он показывается только в виде чьего-либо страха, так как подпитывается за счет эмоций. Так сказать, своего рода вампир.

Он помолчал, что-то обдумывая, а потом предложил:

— Один такой боггарт поселился в гардеробе, что стоит в учительской. Как вы смотрите на то, чтобы пройти туда и попрактиковаться в изгнании боггарта?

Драко посмотрел на сидящую впереди него пуффендуйку и шлепнул её по плечу, та обернулась. Драко кивнул ей на её желтый галстук и шевельнул бровями. Девушка поняла, стянула с себя галстук и передала Малфою. Тот неспешно переодел галстуки и нагло поднял руку.

— Сэр, а теперь можно я отвечу? Я пуффендуец, просто галстуки перепутал…

Люпин покосился на журнал, но перепроверять не стал, понял, что перегнул палку в своей предвзятости, и вынужденно кивнул, соглашаясь выслушать слизеринца. Драко, получив добро, заговорил:

— Сэр, попрактиковаться на боггарте не получится всем вместе. Нас слишком много.

Гермиона удивленно обернулась к Драко:

— Почему не получится? Как раз это и хорошо, что нас много, боггарту будет из чего выбирать!

— Верно! — подхватил Люпин. — Поэтому с боггартом лучше сражаться вдвоем, втроем, вообще, чем вас больше, тем лучше. Он сразу теряется, не может выбрать, в кого ему превратиться. В безголового мертвеца или огромного плотоядного слизняка? Однажды боггарт на моих глазах хотел напугать сразу двоих и превратился в половинку слизняка. Вот смеху-то было! Заклинание против боггарта простое, нужно только одно: хорошенько сосредоточиться. Лучшее оружие против него — смех. Превратите его во что-нибудь смешное и рассмейтесь, он тут же исчезнет. Сперва поучим заклинание без волшебных палочек. Повторяйте за мной: ридикулус!

— Вот именно. Теряется! — с ненавистью прошипел Драко. — Смешно… А умирающего от драконьей оспы дедушку смешно превратить в цветущий куст гортензии?..

— Почему в цветущий куст гортензии? — испуганно шепнула Гермиона.

— Потому что его кожа к моменту смерти по цвету сравнялась с землей, на улице была весна, а под окнами цвела гортензия.

Гермиона подавленно молчала, класс замер, с тревогой обдумывая услышанное. Над страхом Малфоя никому не хотелось смеяться. И безголовый мертвец с гигантским плотоядным слизняком перестали казаться чем-то забавным, как это пытался представить Люпин.

— А я видел боггарта, — сообщил вдруг Невилл. — Он появился после того, как дядя Элджернон меня за окно выкинул.

— Как за окно?!

— Зачем??? — испуганно крикнуло полкласса. Невилл сперва вздрогнул, но, увидев потрясенные лица, приободрился:

— Ну, мои же думали, что я сквиб. До восьми лет у меня не было никаких стихийных выбросов, я рос, как самый обычный маггл. И дядя Элджи меня презирал, плевался при виде меня и ворчал на бабушку, говорил, что меня надо было сразу к магглам спихнуть. Некоторые волшебники терпеть не могут сквибов, и дядя Элджи был из их числа. Поэтому он и делал со мной всякие гадости: то конфеты в скарабеев превращал, и они разбегались от меня, то с пирса столкнет, и я чуть не утонул, ему же ещё и спасать меня пришлось, чтоб от бабушки не досталось… А однажды на него совсем нашло, схватил меня и за окно высунул. Высунул, за ноги трясет и рычит: «Ты будешь колдунствовать, а, сквиб паршивый?» На меня такой страх напал… Вишу вниз головой, а земля далеко-далеко, и не земля даже, а мостовая, те грани брусчатки так и врезались в мою память, четкие-четкие, острые-преострые. А тут тётушка Энид, полуслепая и глухая, от двери его окликнула — печенье предлагает. Дядя Элджи подумал и… разжал руки.

Невилл замолчал, собираясь с мыслями для дальнейшего рассказа, а друзья с ужасом его рассматривали, каждый миллиметр его лица изучали, словно он разбился тогда на тысячу осколков…

— Вот тогда-то и проснулась во мне магия земли, — задумчиво продолжил Невилл. — Мостовую накрыл дерн, густой и пружинистый, я прямо как мячик поскакал, он меня упруго поймал и подбросил, поймал и подкинул, и так несколько раз. А дядя Элджи меня сразу полюбил. «Ура! — кричит. — Он волшебник, он умеет колдовать!» И жабу на радостях подарил, лицемер несчастный. Боггарт нашей семьи жил в напольных часах. А ночью он пришел ко мне, чтобы подпитаться моим свежим, только что пережитым страхом. Сначала он шуршал под кроватью, а за полночь, когда я почти заснул, он вылез и явил мне падение с высоты. Я как бы висел в воздухе и в то же время летел, падал вниз, мое тело как будто парализовало, каждый нерв обнажился и болел, скованный невесомостью, это было так страшно. Дыхание перехватило, внутри словно распирало, стало так много воздуха, что казалось — я сейчас задохнусь от него. Я не мог вдохнуть и выдохнуть… говорю же, парализовало. Я не знаю, как долго это продолжалось и как оно закончилось. Просто отпустило, или я сознание потерял, не помню. Но с тех пор моим боггартом стало падение с высоты.

Невилл снова замолк, словно очнувшись, посмотрел по сторонам и увидел вокруг себя сочувственные взгляды тридцати девяти пар глаз — равнодушных не было, все сопереживали ему. Драко хмуро снял галстук, отдал его владелице и ехидно обратился к классу:

— Ну что, пойдем боггарта кормить смешными страхами?

Гарри вспомнил мертвую женщину в сияющем ореоле битого стекла и кивнул:

— Да. Пойдем. Все вместе. Как там профессор сказал — «риддикулус»? — вот пойдем все вместе и риддикульнем по нему.

— И мокрого места от него не оставим! — согласно подхватил Захар. — Чур, я — наживка!

— А почему ты? — удивился Дин Томас.

— А у меня страшок безобидный, его легче всего будет превратить в смешное, — жизнерадостно отозвался Захар.

Оживившись, ребята веселой гурьбой покинули класс, прошли по коридорам (Люпину пришлось поторопиться, чтобы не отстать от них), дошли до учительской и шумной ватагой ввалились внутрь. Сидевший с книгой Северус хотел было уйти, но видя, что его не замечают, решил остаться и посмотреть, по поводу чего так сильно возбуждены ребята. Он закрыл книгу и замер в своем кресле, старательно изображая ветошь.

— Где боггарт, сэр? Как его выманить? — воодушевленно спросил Захар, разминая руки и пританцовывая. Люпин махнул рукой в сторону узкого гардероба — личного шкафчика МакГонагалл.

— Он там, встаньте перед ним, мистер Смит. Остальных попрошу рассредоточиться вдоль стен, так, чтобы боггарт видел только одного человека.

Захар вздохнул, встал перед гардеробом, вынул палочку и уточнил у профессора, как правильно говорить — «риддикулус» или «ридикулюс»?

— Ридикулус, мистер Смит. Вы готовы?

— Погодите, — сказал Захар, его темные глаза, невероятно посерьезневшие, обвели зал и прижавшихся к стенам ребят. — Вы тоже должны быть готовы к тому, что увидите. Надеюсь, вы успеете рассмеяться… Прежде чем мой страшок превратится в жуткое кошмарище.

Договорив, Захар отвернулся к шкафу. Профессор Люпин, дождавшись кивка, щелчком пальцев открыл дверь. Все затаили дыхание.

Северус всегда считал себя хладнокровным человеком и надеялся, что данное свойство сохранится и сейчас, что бы ни произошло. Но то, что он увидел, повергло его в шок.

— Это же просто мышь! — Северус с трудом унял «ик», который, как он справедливо заметил, чем дольше, тем больше становился похожим на идиотский. — Самая обыкновенная лесная мышь, которая грызет зернышки и травку. И самое худшее, что она сможет с нами сделать, так это пописать на ногу.

Да, из шкафа выскочила мышка, крошечная-крошечная, чуть поменьше фаланги большого пальца, кругленькая и беленькая, симпатичный такой прыгучий шарик.

Кто-то неуверенно хихикнул. Гарри пришлось сильно напрячь глаза, чтобы рассмотреть то, что замерло на полу перед Захаром. Что-то очень маленькое… Всё же от стен до середины учительской приличное расстояние, и мышку действительно было трудно разглядеть. Захар обернулся к ним и как-то умоляюще посмотрел на Гарри. Видимо, Захар очень боялся мыши.

Искренне желая помочь другу, Гарри вытянул руку с согнутыми пальцами и изобразил кота, хватающего мышь. К его удивлению, это почему-то произвело должный эффект — Захар прыснул, согнулся пополам и дико захохотал. Мышь-боггарт взмыла в воздух и с негромким хлопком лопнула, став клочкастым дымом, который вскоре рассеялся.

Захар подбежал к Гарри и радостно хлопнул того по плечу:

— Спасибо тебе, Гаврила! Ты здорово подсказал, я как представил белого пантерика, как он ловит Живущего Среди Могил, так сразу стало легче! Я смог победить свой страх.

— Это была не просто мышь? — догадался Северус, подходя к ним. Захар взглянул на него и светло улыбнулся.

— Да, сэр, эта мышь — персонаж выдуманной истории, которую нам рассказывал вожатый в детском лагере. Мне тогда было восемь лет, и у меня была буйная фантазия… В том рассказе она превращалась в необъятного кровожадного монстра, его я представлял себе так ярко, что по ночам заснуть не мог.

Тут его взгляд стал пристально-острым, а голос мягко-вкрадчивым:

— Ты куда это собралась, барышня-крестьянка?

Все обернулись — у двери, вздрогнув, замерла Гермиона, попытавшаяся удрать незамеченной. Захар упер одну руку в бок, другую вытянул в её сторону и непреклонно поманил пальцем. Северус и Люпин заинтересованно переглянулись. Гарри осенило:

— Гермиона, а что у тебя дальше по расписанию?

— Руны, — обреченно ответила путешественница во времени.

— Врешь, — лениво зевнула Трейси Дэвис. — Хватит раздваиваться. У меня и без того голова болит, а тут ещё и ты в трех местах появляешься.

Тут дошло и до Северуса, и он взбешено рявкнул:

— Откуда у вас взялся маховик времени, мисс Грейнджер?!

— МакГонагалл дала? — прозорливо спросил Гарри, вспомнив беседу в первый же день в школе.

— Рррр-р-р-р… — от рыка Северуса все вздрогнули.

Пришлось Гермионе расстаться с игрушкой. А Минерве — выслушать разнос её костей по всем помойкам: и дура-то она, и разгильдяйка, и бессовестная коллекционерша дармовых баллов, и бессердечная эксплуататорша девичьего здоровья и сил, и тэ дэ и тэ пэ.

А к Люпину стали относиться более лояльно, потому что он показал себя простым человеком с человеческими ошибками, достоинствами и недостатками. Да и опасен-то он всего лишь раз в месяц, а на то время он благоразумно принимал волчьелычное зелье и уходил в подпол, прятался в надежно укрепленном и магически запертом доме.

Живоглот брезгливо встряхнулся — до чего ж собаки вонючие! Усевшись покомпактнее у камина, рыжий кот принялся омывать лапку, тщательно отдирая с когтей застрявшие черные волосинки: ну, не понимает он по-простому, пришлось надавать ему по морде. Дурак колченогий! Ясным, кошачьим языком он ему толковал, что крысу он ловить не будет! Так нет же, уперся пятой ногой — поймай да принеси, поймай да принеси… А вот не принесу, и подавись ты своими блохами!

Кот выплюнул шерстинку и поднял морду к потолку, прищурив оранжевые глаза — а как звонко он визжал, как щеночек, тоненько-тоненько. Эх, сладок подвиг — заставить верещать огромного пса, ростом с телёнка. И ведь врун он к тому же! В начале лета заливал ему, что крыс — предатель, что его надо поймать и отдать ему на растерзание. Ну, сначала-то он попытался исполнить просьбу пса-анимага, ловил крысака. Но потом, в поезде, стало понятно, что пёс его обманул. Крыса-анимаг оказалась другом Гарри Поттера. Конечно, ему, коту, до лампочки, кто такой Гарри Поттер, но крысик испугался оборотня. А будь он предателем и на стороне темных сил, он бы не стал пугаться темной твари и прятаться от него в кармане мальчика.

О Господи! А это ещё что?! В шею чувствительно кольнуло, кот выпростал заднюю лапу и стал яростно чесаться — проклятье, вот и связывайся после такого с бродячими шавками, уже блохи скачут…

Черный пёс лежал под кустиками и тоскливо скулил, его длинный породистый нос был красочно располосован кошачьими когтями — нет у него друзей в целом свете, даже кот, и тот предал… В школе окопался Люпин, ему тем более опасно показываться, вмиг почует и сдаст директору. Да ещё и дементоры повсюду.

Они безмолвными тенями стояли по всему периметру школьной территории и более кучно сгрудились вокруг ракитовых кустов, в которых залег Сириус Блэк. Они не спешили его ловить, а терпеливо выжидали, когда он начнет активные действия. Просто так беглого преступника было скучно ловить, лучше поймать его при попытке к бегству и чмокнуть при оказании сопротивления. Правда, неизвестно, как скоро это произойдет, но дементоры не зря считались самыми терпеливыми созданиями во всём мире. Они умели ждать. И будут ждать сколько угодно долго.

Ещё полторы недели спустя студенты начали тяготиться запретом. Сентябрь уже заканчивается, лето уходит всё дальше и дальше, а в лес так и не выбрались до сих пор. Ну куда это годится?!

Во время «глухих часов», больших перемен и халфтермов, недельных каникул-перерывов между семестрами-термами, ученики тупо топтались во внутреннем школьном дворе, с тоской поглядывая на далекое квиддичное поле и на луга вокруг Хогвартса. Сейчас эти благодатные просторы были под невнятным директорским (ага, почти диктаторским) запретом, потому что на границах стояли жуткие стражи Азкабана — дементоры.

Гарри сидел на подоконнике и смотрел вниз, на знакомый склон холма, по которому они с друзьями спускались из окна когда-то запретного коридора третьего этажа и убегали в лес выгуливать цербера. Взгляд Гарри бесцельно блуждал по заросшей тропке, проторенной их ногами, скользнул дальше, на густые кустарники опушки, и зацепился за высокую худощавую фигуру в черной хламиде. Ветра не было, но рваные лоскуты подола мягко и невесомо стелились-струились по воздуху.

Дементор. Слово чем-то знакомо, очень созвучно деменции — подумалось вдруг подростку, и поцелуем своим дементор лишает человека души, так что тот становится пустой оболочкой, как старик в глубокой деменции без ума…

Атласно-черная тень скользнула из чащи леса и встала рядом с дементором. Гарри моргнул, присматриваясь. Фестрал. Огромный крылатый конь застыл на опушке и, очень знакомо наклонив голову на бок, смотрел в сторону Гарри. Не отдавая себе отчета, Гарри соскочил с подоконника и торопливо побежал-попрыгал вниз по тропе, спеша к Шрёдингеру.

Подбегая ближе, Гарри затаил дыхание, ожидая привычного холода, который всегда сопровождал безмолвного стража, но его почему-то не было. И Гарри, проскочив мимо высокой фигуры, с облегчением обнял за шею фестрала.

— Привет, Шрёдинг, я соскучился!

Кожистые крылья мягко накрыли спину Гарри, обнимая в ответ. Погревшись в ореоле теплой звериной любви, Гарри отстранился и заглянул в молочные глаза с голубыми зрачками, они по цвету сливались с радужкой, потому и казалось, что у фестралов глаза без зрачков. Погладил узкую морду и ласково спросил:

— Шрёдингер, ты пришел к Полумне? — бросил быстрый взгляд на дементора. — Но я, наверное, не смогу её сюда привести. Нам запретили выходить из замка. Директор сказал, что они… — опасливый кивок на того же дементора и шепотом: — …очень опасные и могут нам навредить…

Черная фигура в кустах шевельнулась, плавно поднялась правая длань, взмахнув широким рукавом хламиды, навстречу руке наклонилась голова в капюшоне и… У Гарри честно отвалилась челюсть при виде такого всемирно знакомого жеста досады, который сейчас продемонстрировал сверхжуткий монстр — «рука-лицо». От удивления Гарри извинился:

— Простите, сэр.

Рука опустилась, разочарованная тьма уставилась на юношу из глубин надвинутой на лицо ткани. Потом поднялись плечи, и дементор совершенно точно пожал плечами, разводя руки в стороны, дескать, не бери в голову…

Гарри поднял брови, потом глянул на узенькую тропинку, желтой змейкой уползающую в бархатную темноту еловых лап, и осторожно уточнил, для верности махнув туда рукой:

— То есть… Нам можно пройти в лес?

Дементор поднес к тьме под капюшоном длинный, лоснящийся гнилью палец — да, но только тихо. Гарри понимающе закивал:

— Конечно, сэр! Мы будем очень-очень тихо. Мы никому не скажем, сэр.

Безмолвный собеседник умиротворенно склонил голову, и Гарри окончательно успокоился, расслабил спину, распрямил плечи и громко, облегченно вздохнул. И было отчего: дементор-то, оказывается, мировой парень! Ноги юноши уже были готовы помчаться в замок за друзьями, но голова и язык опередили их, Гарри счастливо и с чувством произнес, слегка досадуя:

— Эх, жаль, Патронуса не умею вызывать, послал бы его за ребятами…

Дементор с интересом наклонил голову — совсем как фестрал — и, как-то очень знакомо повел рукой. Гарри подавился радостью, от внезапного восторга у него, что называется, дыхание в зобу сперло, ибо жест дементора яснее тысячи слов сказал ему: «Так за чем дело-то стало?»

— Ух ты! Вы нас научите, сэр?! — от счастья Гарри едва не заверещал. И его можно понять: уже три недели ребята мечтали научиться вызывать Патронусов. По мере храбрости просили профессора Флитвика, но тот пискляво отказал, сказав, что они ещё не доросли. Подоставав же старшекурсников, друзья узнали, что магию Патронуса теоретически начинают изучать только на пятом курсе, а практические учения продолжают на седьмом, после двух лет тщательного конспектирования и накопления каких-то резервных сил. Дескать, вызов полноценного телесного Патронуса сильно истощает волшебника. То же самое, только в более грубой форме, высказал и профессор Снейп. Расхрабрившись от безысходности, Гарри спросил даже Люпина, но тот жалко отбрехался, что он-де слаб перед полнолунием, давай как-нибудь в другой раз, например, во второй половине второго семестра. Ага, в апреле-мае…

На ногах Гарри словно крылышки выросли, как у пресловутого Гермеса. С грацией легконогой газели спрингбока Гарри буквально воспарил вверх по склону холма к окну запретного коридора. И едва дожил до встречи всех своих друзей. Ну, Драко-то он сразу нашел, сосед по комнате как-никак, но остальных… Хотя он даже Драко пока ничего не сказал, отчего-то став очень суеверным. В общем, во время ужина все друзья заметили странную нервозность Поттера, а судя по его лицу, тому явно не терпелось чем-то с ними поделиться. Сообразив это, ребята ускорились, глотая ложки каши, не жуя и обжигаясь.

Каким-то чудом не поперхнувшись, они доели и заторопились вон из зала, причем за Гарри и Драко чисто машинально увязались Нотт, Забини, Трейси с Миллисентой и Гойл с Креббом. Видя, как торопятся куда-то Поттер с командой, от других столов тоже потянулись хвосты: с Роном и девочками прискакали Шеймус и Дин, за Захаром и Невиллом увязался Джастин, а от стола Когтеврана вместе с Полумной к ним присоединились Терри и Падма. В этот час пустовал кабинет Чар профессора Флитвика, и шумно галдящая толпа в двадцать душ под предводительством Гарри ввалилась туда.

— Что такое? Куда спешим? Какой-то урок сейчас? — на автомате бухнули Терри и Падма, влетевшие последними. Гарри с легким удивлением оглядел увеличившуюся компанию, а подумав, решил никого не прогонять — Патронусы интересны были всем.

— Я нашел нам учителя, который согласен научить нас вызывать Патронуса! — с понятной гордостью сообщил он новость дня.

Обрадованные вопли и крики «Ура!» были ему ответом. Гарри невольно поежился, готовясь к самому трудному — личности «профессора». Как лучший и близкий друг, Захар это заметил первым и насторожился:

— Кто он, Гарри? И это… с тобой всё в порядке?

— Да, со мной всё в порядке! — торопливо ответил Гарри. — А учитель…

Тут и до остальных дошло, что Гарри чем-то смущен. Окружили его полукругом и заинтересованно уставились ему в лицо.

— Ну! Кто учитель? — нетерпеливо подтолкнул его Рон. А Гарри вдруг забоялся, запоздало сообразив, что дементор как-то не тянет на роль преподавателя Защиты, да ещё и для обучения вызова Патронуса, которого иногда называют «антидементором»…

Насколько он помнил, в учебнике про них говорилось, что дементоры — самые отвратительные существа на свете. Навевают холод и уныние, забирают счастье и надежду у человека.

Гарри поморщился — ну опять волшебные книги врут… Сам он полчаса рядом с дёмой стоял и ни капельки не замерз, ни крупицы счастья не потерял, напротив, дёмыч его сам так обрадовал, обнадежил, пообещал показать, как Патронуса вызвать. И он его не обманывал, он правду сказал, его жесты-речи так честны, так понятны. Никакой переводчик не нужен. Гарри робко глянул на Захара:

— Слово «дёма» в русском языке есть?

— Демьян, — быстро сориентировался Захар. — А что?

— Ну… его, типа, так зовут, — забормотал Гарри, оттягивая время до неизбежного. — Он нас завтра на опушке леса встретит. Э-э-э… и научит, как вызывать Патронусов.

— А в лес нам можно? — осторожно уточнил Терри Бут.

— С ним — можно! — твердо заявил Гарри. И поймал на себе очень внимательный и всезнающий взгляд Полумны. Когтевранская златовласка явно о чем-то догадывалась, а может, и вовсе знала. Эта странная девочка заметно похорошела с первого курса, исчезла детская пухлость, похудела и вытянулась, а в будущем обещала стать просто красавицей, хотя она и сейчас была крайне симпатичной, по мнению Гарри.

Назавтра, как по заказу, оказалось солнечное воскресенье. И сразу после завтрака все собрались в заброшенном коридоре третьего этажа. Здесь было немного страшновато — сквозь пол проросли толстые одеревеневшие стволы дьявольских силков, подобно ползучим корням, стебли проползли к окну и проросли сквозь стену и оконный проем наружу, а там по внешней стене вскарабкались на крышу башни, где и наслаждались теперь жизнью и солнышком безвредные от недосягаемости верхние отростки забытого растения.

Новички, пришедшие сюда в первый раз, пугливо ежились, смотрели на стволы и стебли и ломали головы — кому понадобилось сажать вольные силки в таком неподходящем месте? Пугали их и остатки люка в полу, и громадное кольцо, вмурованное в стену, и тянущаяся от него змеящаяся по полу стальная цепь… Только ветераны помнили, что в этом коридоре когда-то жил щенок цербера, которого они умыкнули и отпустили на волю. Гарри, Невилл и Захар.

Переглянувшись, суровые товарищи-ветераны прошли к окну и, продравшись сквозь переплетение стеблей, вылезли на подоконник. Остальные, изрядно удивленные, последовали за ними.

— Я не понял… — протянул Блейз Забини. — Другого выхода наружу нет?

— Это самая слепая зона, — пояснил Захар, протаскивая за руку Гермиону. — Здесь единственное окно во всей стороне к лесу.

Поняли, отряхнулись и стали спускаться вниз по склону холма. Этот холм тоже, как по заказу, острым клином врезался в лесную опушку, и можно было сразу спрятаться за деревьями, не рискуя быть замеченными из окон замка. Встали в зарослях и неуверенно-вопросительно уставились на Гарри — а дальше что? А дальше… Гарри умоляюще посмотрел на них и попросил, молитвенно прижимая руки к груди:

— Я всех вас очень-очень прошу — не убегайте!..

— Твою мать! — Захар крепко вцепился в куст, честно пытаясь не сбежать. К ним безмолвно приближался дементор. Потрясенные подростки сбились в плотную кучу и со страхом взирали на подлетающего монстра и как к нему навстречу двинулся самый невозможный в мире идиот — Поттер. Вот он остановился и что-то сказал верзиле в балахоне, потом обернулся к ним и позвал:

— Ну, идите же сюда. Он согласен нас учить.

— Господи… и кто же он? — не успокаивался Захар.

— Демьян, — виновато сказал Гарри.

— Путеводец, — шорохом добавил ветер. Подумав, бестелесный голос повторил: — Демьян-Путеводец.

Шок, который испытали дети, был неописуем. Шутка ли, с пеленок знать, что дементоры — это исчадия ада, немые злобные духи, пожирающие самые светлые и теплые чувства человека — счастье и радость, и на тринадцатом году жизни услышать реальный голос ужасного кровожадного монстра. Все известные мировые шаблоны треснули в один миг и начали крошиться под напором неоспоримого факта. Дементоры разговаривают и даже имеют имя.

Именно шок и помог детям остаться на месте, от изумления они забыли о побеге и теперь тупо моргали, глазея на своего будущего учителя.

— Идемте… — голосом ветра прошелестел дементор, плавно разворачиваясь и уплывая прочь. Как загипнотизированные лазерным лучиком котята, ребята покорно двинулись следом. Дядюшка Демьян привел их к приземистой горе, окрест которой был довольно просторный луг в целый акр шириной и два с половиной впродоль. Ещё здесь была гладкая каменная площадка, отполированная боками Норберта, большая ямина, место-лежка Троезорика, и поленница с очагом непосредственно перед входом в пещеру — логово тролля. Сверху луг поливали нежаркие лучи осеннего солнца, волновались буреющие травы под порывами легкого ветерка, а вокруг шелестели иглами ели, сосны и пихты. Ветерок ласково огибал их пушисто-колючие лапы и с восторгом врывался в прорези голых сучьев лиственных деревьев, совсем как разыгравшийся молодой котик.

Дементор вплыл в середину каменистой площадки, повернулся к ребятам и медленно повел рукой. Поднялся ветер. Оглушительно взревев, он вихрем пронесся по лугу, пригибая к земле траву и кусты. Дети зажмурились, похватались друг за друга и за шарфы, которые вместе с волосами и шапками радостно рванулись с них, влекомые ураганным ветром. По их лицам и рукам больно хлестали невидимые плети и палые листья, прилетевшие отовсюду. Также ребят охватил и веселый испуг — что, зачем, почему?! — но он тут же сошел на нет, когда прекратилась свистопляска, и они смогли открыть глаза. Вызванный дементором ветер не просто нанес палой листвы, нет, он их разложил кучами полукругом перед каменной площадкой. Ровно двадцать кучек из листвы и хвороста, этакие природные креслица…

Удивленные ребята, поправив растрепанные одежды и прически, подошли и уселись на импровизированные пуфики.

Дементор, высокий и худой, как Дон Кихот, стоял-парил перед ними, заложив руки за спину. Откуда-то подошел и встал на краю площадки черный фестрал, завершая собой картину наподобие Росинанта. Полумна ему помахала ладошкой. Фестрала увидели пятеро — Гарри, Невилл, Драко, Захар и сама Полумна. Демьян-Путеводец заговорил, и дети превратились в слух.

— Прежде всего выскажу общепонятное вам. Известное вам из учебников и со слов ваших учителей. Это недолго. Итак…

Телесные Патронусы принимают обычно вид какого-либо животного, соответствующего характеру вызвавшего его волшебника. В «боевых условиях» Патронуса под силу вызвать только сильному, опытному магу, так как это очень сложное и энергоемкое дело. Для вызова Патронуса нужно вспомнить самые счастливые моменты своей жизни, иначе, кроме вспышки света, ничего не получится.

Чары вызова Патронуса очень древние, доподлинно неизвестно, когда они были изобретены.

Форма и размер Патронуса ни в коей мере не влияют на его силу. Мне известен случай, когда Патронус в виде крошечной летучей мыши прогнал целую стаю неких дементоров. Также форма Патронуса может изменяться на протяжении жизни волшебницы или волшебника. Известны примеры, когда форма Патронуса изменялась в результате тяжелой утраты, когда человек влюблялся или если произошли глубокие изменения в характере личности. Некоторые волшебницы и волшебники вообще не могут произвести Патронуса до тех пор, пока не переживут какой-нибудь психологический шок.

Кроме того, Патронусы могут передавать короткие голосовые сообщения. При этом звучит голос волшебника, пославшего Патронуса.

Голос дементора звучал странно, на слух он был, как ветер, шелестяще-прерывистый, гулкий и глухой временами. А ещё от голоса веяло… термально. Он то холодел-понижался до состояния льда, да так, что воздух вокруг ощутимо охлаждался, а изо рта валил пар, оседая инеем на воротниках и шарфах. А то он теплел, согревая всех нежностью и лаской, теплый ветер налетывал на ребят, оттаивая с них льдинки, превращая их в капельки воды.

Гарри сидел, замерев, как завороженный, поражаясь умению дементора выражаться эмоциями. С последней фразой насчет посланий температура вокруг поднялась до уровня бани, стало прямо жарко от тропической теплоты эмоции-голоса:

— Мальчик по имени Гарри пригласил меня стать вашим учителем. Он выразил желание научиться вызывать Патронуса для посланий.

Гермиона очень робко, прямо-таки застенчиво, подняла дрожащую руку.

— Да, мисс Гермиона? — прохладный осенний бриз с запахом арбуза. Девушка икнула, ведь никто не называл её имени дементору, но всё же она нашла в себе отваги, чтобы спросить:

— Патронуса вызывают для защиты от… вас, сэр. Как вы собираетесь нас учить, разве вы не понимаете, что это несколько… парадоксально?

— Парадоксально. Какое умное слово, мисс Гермиона!.. — ветер с моря, с запахом соленого мороза. Не спрашивайте меня, как это пахнет, это всё дёмыч. — А зачем, по-вашему, вообще придумали заклинание Патронуса? Спинку почесать? Патронусов создали только потому, что на свете существовали мы — их антагонисты-антиподы дементоры. Не будь нас, не было бы и Патронусов, этих ваших хваленых защитников…

К концу речи похолодало так, что казалось, они все находятся на айсберге посреди Ледовитого океана. Гарри клацнул зубами и поднял воротник куртки. Дементор услышал стук зубов, увидел, как ежатся дети, и сбавил обороты, уняв свои возмущенные эмоции. Потом, помедлив, снова повел рукой, но по-другому: провел ладонью перед собой, указал на ребят и поманил к себе, при этом не зовя. Каким-то образом дети его поняли и не стронулись с места, с любопытством наблюдая за ним. А воздух тем временем потеплел, и не только вокруг, но и внутри каждого из них. Гарри почувствовал, как у него в груди словно теплый шарик появился, потом он разросся пузырем и заполнил теплом всё пространство грудной клетки. А дальше не иначе как чудо произошло…

Все дети мягко засветились изнутри, потом этот свет, тепло-голубой, пастельного, очень мягкого оттенка, сконцентрировался в районе груди и отделился, клубясь и пульсируя. Гарри завороженно смотрел на свой шарик, начиная понимать, что это и есть его Патронус, вызванный дементором.

— Назовите их… — выдохнул тропический порывистый пассат. В теплом воздухе пахнуло песком и кокосом. Гарри с трепетом уставился на свой шарик света, новорожденного, бестелесного Патронуса и шумно сглотнул, вспоминая — сам, без подсказки — свое самое счастливое, самое яркое, самое важное воспоминание. Какой день был у него самым счастливым, значительным? Перед его внутренним взором неспешно проплыли лиловые кипреевые поля вокруг Литтл Уингинга, подсвеченные косыми лучами предзакатного солнца, играя бликами на атласной шкурке Тревиса Диксона.

Гарри моргнул и широко распахнул глаза. Вот оно! Верная собака его детства, скотч-терьер по имени Тревис Диксон. Собака, спасшая ему жизнь… Он уехал очень далеко, а скоро уйдет ещё дальше, в страшное Небытие, но в сердце мальчика он останется навсегда. И Гарри позвал:

— Тревис Диксон!

И любовь Гарри родилась на свет. Его благодарность и верность материализовались в Патронусе, стали осязаемым и визуальным. Шарик замерцал, запереливался, меняя форму, и превратился в серебряного скотч-терьера.

Рядом мерцали и плясали другие шарики. Вот дрогнул, юрко изогнулся и развернулся выдрой шарик Гермионы, а вот скакнул вверх-вниз и бойко запрыгал худой заяц Полумны. Лениво потянулся и встал с земли красавец водолаз Захара. Скользнула к Драко и прижалась к ноге низенькая гибкая фосса. Мелкой стежкой пробежал лис Рона. И взлетел по широкой спирали в небо орел Невилла. Что ж, будет ему глазами и скоростью как компенсация боязни высоты.

Для вызова телесного Патронуса не нужна волшебная палочка, ведь это не магия, а сама суть волшебника, его второе «я». Светлая часть его души, реализованная и воплощенная в телесном Патронусе.

Демьян Путеводец стоял на каменной площадке, а вокруг него толпились радостные ребята и сияющие Патронусы, разбуженные и призванные дементором в помощь детям.

Примечания:

Око фестрала:

https://sun9-14.userapi.com/_MLtz_58Mb60sEi_eL0_oOTZcTiuTQ0mRURtXw/VGiw93KnGjI.jpg

После столь потрясающего открытия дети пару дней ходили совершенно оглушенные счастьем. Их прекрасные Патронусы были изучены и опробованы вдоль и поперек, и выяснились просто невероятные способности.

Например, Гарри отправил своего терьера за Захаром, а он пришел только через час. Раздосадованный Гарри спросил друга, почему он так задержался, на что Захар растерянно заморгал:

— Но я пришел сразу же, как только получил твой зов!

— Хочешь сказать, что мой Патронус тебя целый час разыскивал? — прищурился Гарри.

— Нет. Я на отработке в библиотеке был, у мадам Пинс, она всего пять минут назад меня отпустила. Выхожу в коридор, а ко мне твой Тревис подскочил, тявкает — «поторопись!».

Мальчики озадаченно уставились друг на друга.

— То есть… они конспирацию соблюдают? При посторонних не появляются? — дошло до них. Проверили. Верно, при посторонних Патронусы не возникали. Ребята удивились — неужели они настолько разумны?!

А в дальнейшем стало понятно, что они не просто разумны… Но об этом не здесь, не сейчас.

Взбудораженные впечатляющим уроком дети много раз потом тишком убегали в лес, на тайные встречи со своим секретным учителем. Одну из этих конфиденциальных сходок однажды застукал Сириус Блэк. Увидев, как куда-то крадется в который уже раз целая стайка детей, Сириус решил разведать — куда. Ну, и прокрался за ними, прячась в кустиках…

Место встречи — голая поляна, цель свидания — стражник Азкабана. Песьи глаза, и так выпученные от природы, сейчас и вовсе вылезли из орбит — детишки встречались с дементором. И от двух из них пахло… Песий нос трепетно задрожал, раздувая ноздри, страстно внюхиваясь в такой знакомый, прямо-таки родной запах крысы. Питером пахло от двух мальчишек — от долговязого рыжего гриффиндорца и тощего очкарика со слизеринским галстуком на шее. Запах на рыжем парне был застарелым и въевшимся, а на очкарике — свежим и неустойчивым, и думать нечего, у кого крыс живет.

Блэк жалобно заскулил, пытаясь дотумкать своим скудным собачьим умишком, что делают ВМЕСТЕ дети, Патронусы и дементоры? На первый взгляд, ничего такого особенного, дементоры парили-кружили, дети галдели, Патронусы скакали вокруг веселой стайкой. Некоторых зверей Сириус даже классифицировать не смог: вот эта тварь, похожая на гиену, куницу и пантеру сразу, увивающаяся вокруг блондина — это кто???

Кстати, о фоссе… Экзотичность зверька Драко, конечно же, отметили сразу и спросили, почему у него именно фосса.

— Так они же змейки в пушистой шубке! — солнечно просиял блондин. — Они мое сердце просто покорили, когда папа этим летом взял меня с собой на Мадагаскар. У него какие-то дела были с маггловской торговлей, а у меня каникулы, вот он и взял меня с собой в путешествие, белый свет показать. Ну и вот… Совершенно другой мир, другое небо, солнце, флора и фауна, всё другое. Запахи — зашибись, сильнее всего пахнет корицей и пальмовым маслом, прогоркло так, воздух как будто салом намазан… А ночью неожиданно цирк начался. Сначала было представление хора лягушек, за ними выступили лемуры всех мастей и видов — от лори и галаго до индри и руконожек. Б-бррр-р-р… — здесь Драко передернулся. — Совершенно неземные создания, даже странно, что они водятся в простом маггловском мире. Один ай-ай чего стоит. И напоследок — аншлаг клоунов, мадагаскарских кошек. Она — настоящий кошмар туристов, для неё не существуют никакие замки и запоры, любую сумку и чемодан откроют. Хитрые, пронырливые и изобретательные, а ещё у них недурное чувство юмора. Утром туристы просыпаются, вылезают из палаток, а лагерь не узнать: все кусты вокруг лентами туалетной бумаги обмотаны. Прелесть, что за зверюшки. Понимаете теперь, почему я в них влюбился?

Поняли, посмеялись. А Драко задумался, серьезный-пресерьезный стал. Все притихли, смотрят на него, ждут, какую философию он из той поездки вынес.

— Песня там ещё была… — Драко помолчал, вспоминая, а потом задумчиво пропел-процитировал услышанную в чужой стране песню:

Есть на Южном океане остров,

Название его — Мадагаскар.

Негр Том саженного роста

На клочке той суши проживал.

С белой леди в лодку он садился,

Когда закат над океаном догорал.

В руки брал любимую гитару

И тихо-тихо песню напевал:

Мадагаскар, страна моя,

Здесь, как и всюду, цветет весна.

Мы тоже люди,

Мы тоже люди.

Хоть кожа черная у нас,

Но кровь — красна…

Понятно. Кристально-ясно, какие струны души задела эта песня. Если даже магглы против расизма, то чего уж о волшебниках говорить. Но в том-то и дело, что оно всегда-всегда так было, с испокон веков. Узкоглазый китаец для европейца всего лишь желтокожая макака. И наоборот, глазастый гоминид — урод для китайца. О неграх помолчим.

А вот волшебники для магглов — это вообще за гранью восприятия. Настолько фу, что их срочно загнали в сказки, запретив в них верить и завещав свою точку зрения всему миру. Магии — не существует! А кто против, того просим пройти вот сюда, вот в эту чудненькую беленькую комнатку, посмотрите, какая прелесть, чистенькая, светленькая, стеночки мягонькими обоечками обиты…

И воюют маги с магглами столетиями. Полыхают жаркие костры по европам, гремят церковные колокола, славят по миру имя Торквемады. А ко времени изобретения пороха и ядерных коллайдеров волшебники сгинули с лица Земли. Потому что против пули и водородной бомбы магу не потягаться. Был издан так называемый Статут Секретности, по которому колдуны и ведьмы перестали существовать для всего остального человечества. Разве что где-нибудь слабенько сверкнет искорка славы уважаемой Ванги, мудрого Мишеля Нострадамуса, Вольфа Мессинга, да блеснет восходящая звезда очередного Дэвида Копперфилда, великого шоумена и трюкача.

Так, достаточно лирики, вернемся к Блэку.

Лежит в кустах Сириус Блэк, нервничает и корешок грызет, очень старается не съехать с ума окончательно. Ибо то, что он видел на лугу, никак не желало укладываться в его дурной собачьей голове. До этого картина мира была проста и понятна: дементор нападает на волшебника — волшебник защищается, вызывает Патронуса и насылает на дементора — Патронус прогоняет дементора. Всё. Вот такая логическая цепочка должна быть на самом деле. А тут что? Сириус тоскливо заскулил — крайний дементор ласково погладил Патронуса-водолаза, другой Патронус, орел, сел на руку другому дементору… Дети сидят на листвяных кучках и о чем-то весело переговариваются.

Потом, наведавшись на полянку ещё несколько раз, Сириус застал и вовсе престранную компанию. Те же дети, Патронусы и дементоры, но к ним присоединились ещё и дракон, цербер, тролль и фестрал. Тут уж бедный пёс вообще ничего не понял. Сел на тощий зад и озадаченно посмотрел в сторону замка — там правила, что ли, изменились? Оборотня в качестве учителя точно Дамблдор пригласил? Или это кто-то темный захватил власть и кардинально поменял школьную программу? И почему эти паршивые мальчишки Питера с собой в лес не берут? Было бы так просто — напасть на одного из них и стащить крысу… Ох, неужели всё-таки придется пробраться в замок?

Лежит в кустах черный пёс. Сидят на поляне дети и с восторгом обсуждают новые уроки, полученные от дементоров-учителей. Снуют среди них веселые и яркие Патронусы. Парят безмолвные дементоры, бдительно берегут детей от маньяка, засевшего в кустах неподалеку.

А новые уроки от дементоров — бесценны. Помимо Демьяна-Путеводца, здесь находятся и Сеятель-Подорожник, и Зарин Светозар, Борей Северный, Хамсин Пустынный и ещё какие-то с воздушными именами, которых дети просто не запомнили, как нельзя запомнить все имена ветров. Учения от них довольно странные и интересные. Дементоры не смотрят на то, что дети «ещё маленькие», они не видят в том смысла-разницы и рассказывают всё, что знают сами.

Строение мира. Как испечь хлеб. Температуру доменной печи для обжига. Как растет лен. Как размножаются бабочки. Зачем хорек крадет лошадиный волос. Что такое Одесса.

И в какой-то миг расчувствовавшиеся ребята вдруг пожалели о…

— Эх… хоть бы Блэк долго не появлялся! — выпалил Рон.

— Почему? — удивились остальные.

— Ну, сами подумайте, появится он, дементоры его поймают, и всё. Охрана Хогвартсу больше не нужна будет, дементоров отзовут, и у нас не станет чудесных учителей… — грустно объяснил конопатый рыжик.

— Точно! Ну, Рон, ты голова! И правда, что мы будем делать, когда дементоры уйдут? — загрустили-закручинились ребята.

Повеяло свежим бризом — Демьян-Путеводец услышал эмоциональный оттенок ребячьего настроения и подплыл к ним, чтобы узнать, о чем они грустят. Попарил над ними, послушал их печальные рассуждения и засмеялся тихим шелестящим стаккато:

— Не переживайте раньше времени. Я могу остаться с вами, если вы хотите.

— Ух ты, правда?! — просиял Гарри. — А как же Министерство? Если они прикажут…

— Кому прикажут? — прохладный ровный бриз. — Мы им не слуги. У нас неписанный договор. Мы живем в азкабанской крепости, куда нам поставляют преступников, которых мы охраняем и питаемся их эмоциями, иногда получая дополнительный бонус — душу. А о свободе нашего передвижения-перемещения речей-договоров не было. Дементоры — вольный народ. Министерские об этом знают и потому опасаются нас, сочиняют всяческие небылицы о нашем характере, очерняют нас, запугивают простой люд. Это издавна практикуется, боишься кого-то — сделай его ещё страшнее. Вот смертофалдов возьмите… Что о них известно?

— Смертофалды опасны только там, где они обитают, в тропиках… — медленно додумался Драко.

— Как акула в своей стихии! — добавил Гарри. — Не лезь в океан, и акула тебя не тронет.

Теплый южный пассат приласкал их за догадку, дементор благосклонно «улыбнулся» им.

Ветер, поднятый учителями, донес до трех носов Триединого Зора далекий и слабенький запашок немытой псины. Цербер, заметно подросший за два последних года, неспешно поднялся на мощные лапы, сладко потянулся и скользнул к кустарникам. Обогнув заросли супротив ветра, Троезорик бесшумно навис над залегшим в ракитнике бродячим псом. Смачно облизнувшись, центральный Трезор капнул слюной на спину Блэку. Сириус ме-е-едленно поднял голову и, задушено сглотнув, уставился на три приветливо оскаленные пасти. Как сердце в груди осталось, непонятно…

— Р-рр-р-ры… — дружелюбно произнес цербер.

Что-то мокрое растеклось под брюхом. Сириус с унижением осознал, что позорно описался. Но именно это и спасло его от смерти. Запах мочи подсказал Троезору, что перед ним всего лишь жалкий щенок-пискун, и он сразу же потерял к нему интерес. Равнодушно отвернувшись, цербер убежал обратно на лужайку. А Сириус навеки утратил желание приближаться к той поляне.

Итак. Демьян-Путеводец сообщил детям, что он в любом случае останется здесь и никуда не исчезнет, чему ребята были очень рады. И, конечно же, они продолжали бегать в лес, поучиться у необыкновенных преподов и потусоваться в сногсшибательной компании самых ж-ж-жутких монстров, при виде которых взрослые маги зачем-то хлопаются в обморок — тролля, дракона, цербера, фестралов, дементоров и василиска. Последний присоединился к ним недавно. Выполз голодный василиск из подземелий в Кабаньи горы на козочек поохотиться, да и наткнулся на веселую компашку-вечеринку в лесу. Поползав вокруг и понаблюдав, василиск впечатлился и захотел в гости.

Ярко полыхает костер, сидит на бревнышке Камешек, жарит на огне олений окорок, тут же студенты кучкуются, стоя, сидя вокруг костра, греют-поджаривают на прутиках куски зефира и хлеба, переговариваются. Кто-то песенку затянул:

Ой, бежит тропинка

Вдаль за горизонт.

На руке корзинка —

Булка с пирогом…

А Гарри услышал вдруг, как в песню вплетается ещё один голос со стороны:

Вы меня не бойтесь, люди:

Я зелененький, блестящий.

У меня большие зубы,

Но только сам я — не настоящий…

Гарри вскочил и всмотрелся в темноту за пределами огненного круга. Неуверенно позвал:

— Малахит? Это ты?

Что-то тихо зашипело во мраке. Гарри обернулся к друзьям:

— Ребята, вы не против, если к нам присоединится василиск? Его зовут Малахит, и он уже целую вечность живет в Тайной комнате.

Никто не был против, наоборот, всем стало интересно, и они все захотели познакомиться с Малахитом. И в освещенное пространство из осеннего мрака вполз огромный змей, живая легенда Хогвартса. Разумеется, он всем понравился, его погладили, почесали надбровье, угостили жареным оленем и зефиром, и Малахит стал частым гостем в их разношерстной компании.

Хоть какое-то, да разнообразие в скучные осенние вечера. Вместо того, чтобы маяться бездельем и корпеть над надоевшими настольными играми, студенты третьего и второго курса собирались у пещеры тролля и предавались радостному времяпровождению, заключавшемуся в простых разговорах за жизнь, разных историях и песнях под гитару, которую однажды притащил Колин Криви. И играли-плясали огненные языки, рисуя золотые узоры на шкурах дракона и тролля, чешуе василиска, вспыхивая искорками на шерсти цербера и фестрала.

Шестнадцатого октября утро началось с истерики Лаванды, ей из дома пришло письмо с известием о смерти её любимого крольчонка Пушистика. Гермиона подобрала скомканное послание, расправила и прочитала:

— Твоего Пушистика задрала лиса…

Посмотрела в потолок и пробормотала:

— Я тебя с днем рождения поздравляла и помню, что писала тебе на Парк Лейн 17, — потом перевела взгляд с потолка на рыдающую подружку. — Лаванда, какая лиса в Лондоне?

Оторопевшая Лаванда перечитала письмо и усомнилась. Почерк был чужой. Ещё больше опешив, подружки бросились за разъяснениями к умнику-Захару. Тот осмотрел письмо, поморщил свой мудрый лоб и изрек:

— Бизнес это шарлатанский. Трелониха кому-то из твоих родственников заплатила, чтобы они в нужное, заранее оговоренное время прислали тебе вот эту фикцию. Твой кролик, скорей всего, жив, если только его не убили нарочно. Но опять же, скорей всего, нет, потому что они с горем пополам и еле-еле выжали из себя ах-какую-легенду про лису. И кстати, прекращай думать, что он крошечный крольчонок. В сентябре он, может, и был малюткой, но сейчас, в октябре, он уже здоровенный кроль.

Просвещенная знаниями, Лаванда написала домой гневное письмо, в котором она пересчитала и перемыла все косточки тёте Имельде, чей почерк она, в конце концов, узнала. Маме пришлось прислать дочке колдографии огромного белого кроля, жрущего сочную морковку. Лаванда успокоилась и запрезирала Трелони и её идиотские уроки, жизнь для неё снова приобрела яркие краски, и она возобновила походы в лес с друзьями.

Первый поход в Хогсмид пришелся на Хэллоуин, как раз тогда, когда Сириус предпринял безуспешную попытку прорваться в башню Гриффиндора, справедливо решив, что Пит находится там.

Гарри не пустили. И он, пиная с горя камешки и пеньки, утянулся в лес, куда, впрочем, к нему вскоре присоединились и остальные друзья, сказав, что Хогсмид — это просто деревенская дыра. И сложили в кучу купленные сладости.

Вернувшись, лесные бродяги угодили в эпицентр паники, охватившей весь Хогвартс. От Минервы за версту шибало валерьянкой, Северус превратился в родственника Горгоны, так смотрел, что хотелось самостоятельно стать камнем… Флитвик фонтанировал истерикой, попискивая и вскрикивая, он бурно жестикулируя, рассказывал, как бешеный Блэк располосовал Толстую даму на входе в гриффиндорскую гостиную. Сгоряча он забыл уточнить, что это портрет, и по школе моментально разнеслась кошмарная новость о том, что маньяк Блэк зарезал чью-то упитанную тётушку. Откуда и зачем в школе появилась чья-то тётя, как-то прошло мимо внимания.

В результате у студентов всех семи курсов появилась редкая возможность переночевать в Большом зале под «открытым небом» и в спальных мешках. Мешки почему-то были фиолетового цвета. Говоря «переночевать», не значит, что все действительно собирались спать. Нет-нет, сначала надо поговорить. И по залу растеклась дискуссия.

Всех занимало одно: как Блэк проник в замок?

— А что, если он трансгрессировал? — высказал догадку когтевранец. — Взял да и перенесся, как по волшебству, из одного места в другое?

— А может, переоделся? — предположил пятикурсник из Пуффендуя.

— Просто прилетел, и все! — сказал Дин Томас.

— Похоже, одна я читала «Историю школы Хогвартс»! — фыркнула Гермиона.

— Наверняка! — воскликнул Рон. — А что?

— А то, что замок защищен кое-чем ещё, кроме стен. Он заколдован, сюда так просто не проникнешь. Трансгрессировать сквозь стены замка нельзя. Переодеванием дементоров не проведешь. Дементоры охраняют все входы и выходы, они бы его заметили. А Филчу известны все потайные ходы, они наверняка давно заколочены…

И только некоторые подняли другой вопрос — а зачем? Зачем Блэк пытался прорваться в башню Гриффиндора? Неужели он не знает, что его крестник Гарри учится на Слизерине?

Примечания:

Экзотический зверек Малфоя — фосса:

https://sun9-16.userapi.com/28LjGMBmHupqBYI3YDr7xdhT08bMTo9dymXnAw/IwtfxhY-RMw.jpg

Спать на полу не просто. Это очень неудобно, когда под тобой ровная, как стол, поверхность. Поролон матраса или пружины кровати, а также металлическая сетка хотя бы прогибаются под твоим весом. Как ни ворочался Гарри, улечься поудобней никак не удавалось — плечи, локти и бедра неожиданно стали очень лишними… Не получалось лежать и на животе, он, оказывается, тоже утоплялся в матрас и перину, а на полу бедным ребрам некуда было расширяться. На спине тоже отчего-то не выходило расслабиться, острые лопатки упирались в твердый пол сквозь тонкий наполнитель спального мешка и вскоре заболели.

Так и не смог Гарри заснуть. Лежал на спине, смотрел на потолок и слушал, как по залу тут и там осторожно ворочаются студенты, пытаясь уместить свои руки-ноги. Звездочки с потолка сыпали вниз колючие искорки, подсвечивая и без того ярких привидений. Тихо бродили между рядами мешков старосты и профессора, шепотом поругивая всякого ворочающегося, прошел и встал неподалеку Дамблдор, к нему тут же подошли двое, Перси Уизли и профессор Снейп. Гарри навострил уши.

— Нашли его, профессор? — прошептал Перси.

— Пока нет. Тут никаких происшествий?

— Всё в полном порядке, сэр.

— Хорошо. Пусть остаются здесь до утра. Я нашел для гостиной Гриффиндора временного стража, — Дамблдор окинул взглядом «спящих». — Завтра уже будут ночевать в своих спальнях.

— А что с Полной Дамой, сэр?

— Прячется на карте Аргиллшира, на третьем этаже. Она, видимо, не пускала Сириуса Блэка без пароля, он и напал на нее. Очень перепугал. Вот придет в себя, и мистер Филч отреставрирует ее холст.

— Господин директор, четвертый этаж обыскан, — кашлянув, отрапортовал Снейп. — Его нигде нет. Филч обшарил башни.

— А в обсерватории смотрели? В кабинете профессора Трелони? В совятнике?

— Нигде нет.

— Хорошо, Северус. Впрочем, я и не думаю, что Блэк станет прятаться в замке.

— Как он, по-вашему, сюда пробрался, профессор?

Гарри чуть повернул голову в их сторону, чтобы и вторым локатором ловить звуки.

— Не знаю, Северус. У меня много догадок, одна невероятней другой.

Гарри чуть приоткрыл глаза: Дамблдор стоял к нему спиной, Перси — лицом, внимательно слушая. Снейп между ними с крайне скептическим видом.

— Помните, профессор, наш разговор перед началом учебного года? — спросил Снейп едва слышно и раздраженно покосился на Перси, его больше устраивал разговор без свидетелей.

— Помню, Северус, помню… — в голосе Дамблдора прозвучало предостережение.

— Едва ли Блэк проник в замок без посторонней помощи. Не зря меня насторожило назначение…

— Никто в замке не стал бы помогать Блэку, — оборвал Снейпа Дамблдор не допускающим возражения тоном. — Пойду к дементорам, сообщу им о результатах поисков. Я обещал им сообщить, когда все будет осмотрено.

— Они предлагали свои услуги, сэр? — спросил Перси.

— Предлагали, — нахмурился Дамблдор. — Но пока я директор, ноги дементора в школе не будет.

Перси смутился, он впервые видел директора в таком раздражении. Дамблдор повернулся и неслышным шагом стремительно покинул Большой зал. Снейп проводил его недобрым взглядом и тоже ушел.

Гарри хмыкнул — ну-ну, директорствуй, директорствуй, за сто пятьдесят лет уже поди перевалило, а до сих пор ничегошеньки о дементорах не знаешь. А мне тринадцать, меньше, чем старой кошке мистера Филча, а кое-что о них знаю, в отличие от тебя, старый ты пень! Сбоку шевельнулся Захар, приподнялся и сел. Хмуро глянул на двери зала и недовольно буркнул:

— Директор он! Да будь я директором, всю бы школу заполонил дементорами, полезнейшие ведь создания!

Заинтересованно поднял голову лежащий неподалеку пятикурсник из Пуффендуя. Шепнул:

— Это чем же они полезные? Ты переучился, что ли, Захария?

— Это ты недоучился, Седрик! — огрызнулся Захар.

Гарри распахнул мешок, пододвинул под зад подушку и тоже сел, давая отдых заболевшему копчику. Посмотрел на Седрика, вспомнил, что он ловец пуффендуйской команды по квиддичу, кивнул ему в знак внимания и сообщил:

— Захар прав. Мне прямо странно, что люди так мало о дементорах знают.

— Почему?! — возмущенно взвился Седрик. — Мы знаем о них достаточно!

​​‌​​​​​​‌‌‌‌‌‌‌ ​‌‌​​‌​​​ ​​​‌‌‌

— О да, знаете то, что в учебниках написано!.. — ехидно сказал Гарри, сдувая воспарившего Седрика с пьедестала на грешную землю. Бедняга стух и недоуменно уставился на скептически настроенных Гарри и Захара. Обреченно спросил:

— А вы… что-то другое о них знаете?..

Гарри поелозил задом, подушка под ним успела слежаться, и мраморные плиты пола неуютно давили на ягодицы, постреливая болью в копчике.​‌​​​‌ ​​‌​​‌Нагло стащив с соседнего мешка подушку Захара, Гарри и её подпихнул под себя. Умостился поудобнее, оглядел навостривших уши ползала и, смешливо фыркнув, начал речь: ​​‌​‌​ ​‌​​​‌

— Они, конечно, пневмофаги, но не являются нежитью, как вампиры. Они вполне себе живые, хоть и потусторонние, так называемые, твари с Грани. Дементоры, по сути, Жнецы. Косари Смерти. В эпоху войн стаи их неслись впереди неспешно идущей леди Смерть. В прошлом различия между магами и простыми людьми не было. Да и прочие разные расы тогда не особо прятались. Люди, маги, эльфы, гролли, дворфы и даже цверги жили вместе, без границ. Без заборов, — уточнил Гарри. — Так вот, представим поле битвы. Повсюду лежат тела раненых и убитых. В воздухе стоит тяжелый запах металла и разложения. По полю брани среди тел, ​​‌​​‌аккуратно обходя их и перешагивая через ноги, идет леди Смерть, а от неё веером разлетелись её верные Косари. Они собирают самые драгоценные плоды военной жатвы — эмоции и последние мысли умирающих, чтобы передать их Смерти, когда она будет сортировать души умерших перед отправкой в Чистилище. И уже там решается дальнейшая судьба человеческих душ: кого-то отправляют обратно в виде привидения или фантома, чтобы он доделал неоконченные земные дела, кого-то отпускают с миром, и душа обретает долгожданный покой, а кого-то отправляют на перерождение. В последнем случае умерший получает шанс прожить новую жизнь, полностью или частично забывая о прошлой. Не зря же многие люди делятся странными снами и ​​‌​​​воспоминаниями, которые на самом деле с ними не происходили, и почти каждый человек догадывается, что это память о его прошлой жизни. ​‌​​​‌

Жнецы, как фестралы, кому-то видны, а кому-то — нет. В ранние эпохи их многие видели и по-своему описывали, воплощали их образы в литературе и картинах. До сэра Джона Толкина образ Жнеца дошел в виде назгула, о чем он красочно и изложил в знаменитой трилогии «Властелин колец». ​​‌‌‌​Не менее известны полотна, на которых мастера изображали Четырех всадников Апокалипсиса. ​​‌‌​‌И сама леди Смерть часто изображается как дементор — высокая фигура в черном балахоне и с косой, орудием жнеца.

В наше, настоящее, время, дементоры, как и все волшебные расы, прячутся от обычных людей ​​‌​​‌просто для того, чтобы те не посходили с ума. Но свою работу они исправно исполняют по-прежнему — собирают души. А если понадобится, они отбирают её насильно. Посредством того самого поцелуя.

Гарри замолчал. Молчал и зал, оторопело глядя на него, юного Оракула, раскрывшего одну из неизвестных тайн далекого прошлого.

— Гарри… — сипло произнесла Чжоу Чанг из Когтеврана. — Откуда ты всё это знаешь?

— Мне об этом рассказал дементор, — вежливо ответил Гарри, улыбнувшись китаянке. — У него есть имя, но я не имею права сообщать его вам без его прямого согласия. Дементоры доверяют свое имя только тому, кто, по их мнению, это заслуживает.

— Ах, как интересно!.. — съязвил Маркус Белби, весь подобравшийся, как для лобовой атаки. — Можно подумать, это тако-о-ой по-о-одвиг, что ты чем-то там заслужил знать святейшее имя таракана!

Гарри с неприязнью посмотрел на когтевранца. Рон, пыхтя, начал засучивать рукава, собираясь начистить кое-чью ехидную рожу. Но умничка-Захар, как всегда, разрулил ситуацию, вовремя вставив провокационный вопросец:

— А у тебя есть Патронус, Белби?

— Можно подумать, что у тебя он… — Маркус не договорил: с ладони Захара на пол скользнул светящийся шарик и превратился в великолепного водолаза. ​‌​​‌‌Телесный Патронус, вызванный без помощи волшебной палочки и криков «Эспекто Патронум!» Было от чего изумиться. Студенты растерянно подходили ближе и смотрели на сияющего пса. А потом пёс по велению Захара сам пролетел по залу, показываясь всем.

— Откуда он? — на Захара и Гарри уставились сотни пар вопросительных взглядов. Всем без исключения очень сильно хотелось узнать об этом, даже тем из старшекурсников, кто уже умел вызывать Патронуса, но редко им пользовался, так как заклинание отнимало много сил. Захар об этом подумал и попросил:

— Пожалуйста, кто-нибудь, вызовите своего Защитника. Для сравнения. ​‌​‌​‌​ ​‌‌​‌‌​

​‌‌‌​‌‌ ​​‌‌‌

Люциан Боул кивнул, достал из своего мешка палочку и, взмахнув ею, призвал своего Патронуса — иволгу. Серебряная птичка, хаотично пометавшись туда-сюда, спиралью взмыла к потолку и растаяла в воздухе без следа. Люциан вздохнул:

— Не получается её подле себя надолго оставить, она из меня магию или энергию тянет. Я не могу её долго подпитывать… — потом он кивнул на водолаза. — А твой как? Не жрет тебя?

Захар помотал головой и потрепал пса по висячим ушкам, чем вызвал ещё один виток удивления. Гарри подумал и позвал своего:

— Тревис Диксон.

Из его груди выскочил шарик энергии, превратившийся в сверкающего скотч-терьера. И подскочил к Люциану, поставил передние лапки ему на колени и задорно гавкнул в лицо. Люциан вздрогнул, осторожно потрогал серебряную спинку и, к своему изумлению, коснулся теплой, настоящей спины. Собака была живой в самом прямом смысле этого слова.

— Унитазы Камелота, это как?! — потрясенно выдохнул он. Гарри как-то печально улыбнулся:

— Заклинание Патронуса было придумано для защиты от дементоров. Волшебники-люди такие самонадеянные и мнительные, им всем кажется, что ценнее их жизни ничего нет, потому и стремятся защититься всеми способами. И никому из них не приходит в голову, что дементор просто имеет право забрать чью-то жизнь. Просто пришла пора её забрать. Обыкновенные люди отдают её тихо, почти без сопротивления, старик уходит постепенно, сначала он теряет память, у него развивается склероз, потом он выживает из ума, у него начинается деменция. А после приходит и смерть — итог его жизни. А с магами дементоры не церемонятся, да и зачем, ведь мы о них знаем, в отличие от магглов. Сразу высасывают душу, а что будет с телом, дементора не волнует. Точно так же и волшебника не колышет жизнь грязного маггла. Прочие магические расы ему тоже не интересны, он одинаково презирает домового эльфика, зеленокожего гоблина, тупого тролля, дракона, которого он оценивает лишь в качестве ингредиентов, и всех, кто не является магом. В том числе и дементоров. Волшебники настолько их запрезирали, что напрочь забыли их историю и предназначение. Патронусы были созданы для изгнания дементоров и смертофалдов, вот что говорится во всех учебниках. Но мне рассказали совсем другое.

— Что?.. — выдохнул завороженный зал.

— Это история о девочке, которую очень любил отец. Её звали Элоиза, её мать заболела тифом и умерла, и для осиротевшего мужчины единственная дочка стала светом в окошке. Они с дочерью переехали в Лоорс, маленькую Бельгийскую провинцию, где Элоиза с течением времени выросла в настоящую красавицу. Ей уже исполнилось шестнадцать, когда от рук разбойников погиб отец. Она осталась одна в целом свете. Далее, как и следует в таких историях, после череды тяжких испытаний она встретила и полюбила молодого человека.

Но все эти годы рядом с ней незримо присутствовал отец, и именно он узнал разбойника, чья рука отняла его жизнь. Правда рано или поздно, но вылезет на свет, так случилось и в этот раз. Элоиза в разговоре упомянула имя отца, и разбойник почувствовал страх, ему стало казаться, что эта девушка — богиня мести, и он скоро понесет наказание. Надо избавиться от девчонки — решил убийца. Сказано — сделано. Проник он в клетушку-светелочку, где спала Элоиза, занес над нею руку с кинжалом…

Луч слепящего света вырвался из груди спящей девушки, и вырос перед разбойником сияющий ангел. Распахнул он сверкающие крылья и прянул на убийцу. Попятился тот и запнулся о порог. Шагнул поближе к ним дементор, свидетель той истории, и взял душу убийцы, придя на помощь Патронусу, отцу-защитнику любимой дочери. Расправил крылья алмазный Пегас и унесся в небеса, а рядом с ним плыл Жнец — дементор. Убийца был найден наутро: бедолага свалился с лестницы и сломал себе шею, вот только никто не понял, для чего рядом лежал остро заточенный кинжал…

— Истинный Патронус приходит сам, по собственной доброй воле, — после небольшой паузы сказал Гарри. — Для простых людей он — ангел-хранитель, всегда, еженощно и ежечасно стоящий за плечами, готовый в любую секунду распахнуть сверкающие белые крылья и спасти своего подопечного. У меня он тоже был… — Гарри погладил терьера. — Настоящий пёс, Тревис Диксон, спас мне жизнь, когда я был маленьким, потом он сопровождал меня всё детство. Дементор сказал мне, что у меня мог быть другой Защитник — мой отец. Но я не его позвал… я позвал Тревиса Диксона, потому что отца я не знал, и у меня нету оснований, чтобы полагаться на него. Это мне тоже дементор объяснил.

— Что-то он много тебе объясняет… — настороженно протянул Седрик. Гарри пожал плечами:

— Не более, чем нормальный учитель.

— Погоди… — напрягся Люциан. — Это вы что, к нему на уроки бегаете?

— Да, к нему, — слабо улыбнулся Гарри. — Он нас в Запретном лесу учит.

— О-бал-деть! — с чувством произнес Монтегю. — Мы-то профессорам заливаем, что малолетки наши в библиотеке заседают, а они… А они, оказывается, в Запретный лес усвистывают. Ну, хо-ро-ши-и-и…

— То-то МакГонагалл на столы смотрит, студентов пересчитывает… — хихикнула Ханна. И пихнула локтем Захара. — Мы со Сьюзен тоже хотим в лес, познакомиться с вашим страшным учителем.

— И вовсе они не страшные! — от чувствительного тычка Захар поморщился. — Нормальные они…

— Это где они нормальные? — опешили студенты. И загалдели вполголоса, шикая друг на друга. — От них холодом веет!

— Страхом!

— У них руки струпьями покрыты, и кожа лезет!

— И они огро-о-омные!!!

— Да! Аж три метра!..

— Да тише вы!.. — пришикнул на них Гарри, замахав ладонями вниз. И зашептал, как только все замолчали: — Всё это исчезнет, как только вы узнаете их поближе. Я сам знаете, как с первым дементором познакомился? Увидел, как к нему подошел фестрал Полумны, и подошел поздороваться с ним и сказать, что Полумну к нему я не смогу привести. Так вот, я минут двадцать простоял возле дементора и ни капельки не замерз, и ни крупицы счастья не потерял, и более того, дементор повел себя совершенно по-человечески. Он со мной заговорил. Сперва жестами. А потом, когда я привел к нему своих друзей и предложил ему имя, которое я для него придумал, но на самом деле, оказалось, он мне его внушил и назвался полностью. Понимаете?

На него со всех сторон смотрели тупо моргающие лица. Все пытались уложить в головах простую истину — придумать дементору внушенное им же имя. Что за странное существо…

— Они же не пахнут? — робко спросил чей-то голосок. Глянули, а вопрос задал кроха-первокурсник, поступивший в этом году.

— В каком смысле? — спросил Люциан, ненавязчиво подтягивая мальчонку к себе и усаживая на колени. Первоклашка шмыгнул носом.

— Ну, я подходил к ним, посмотреть поближе. Они высокие, стоят неподвижно, только одежда их колыхается, хоть ветра и нет… у них серая кожа, чем-то намазанные пальцы, кстати, их пять, пальцев… — мальчишка провел под носом рукавом и договорил: — И они ничем не пахнут. А почему говорят, что они покойники? Они же не пахнут. А ещё…

— Стоп, стоп, малёк, притормози! — Люц зажал ему рот и засмеялся. — Слишком много вопросов. Как тебя зовут, храбрец?

— Мартин Милз. Шляпа отправила меня на Пуффендуй.

— И правильно! Только там учатся такие отважные и честные люди!

Гарри улегся на бок, подложив под голову руку. Что ж, долгий вышел разговор, пора и поспать.

— Гарри… — шепнул ему на ухо Рон. — А кто такие гролли?

— Это разумные тролли, — сонно ответил Гарри. — Раньше это была свободная раса.

Для профессоров начался веселый ад.

И так-то время стремное, а тут ещё и детишки чудить начали… То они тихо-мирно сидят себе по углам, и при этом никто не знает, где именно. За столами то и дело недосчитывались пары десятков ребят. Старшенькие, правда, уверяют, что они в библиотеке над эссе корпят. Проверки ради сходишь туда, а там от силы двое-трое сидят и с самыми честными глазами утверждают, что Гарри и Ко вот только что были здесь. Дописали эссе по трансфигурации и буквально пару минут назад ушли, вы, наверное, разминулись с ними на башне лестниц, профессор, лестницы там во все стороны постоянно туда-сюда…

Потом ещё младшекурсники дурить принялись. Идешь по двору, глядь, а ребёнок стоит перед огромной фигурой — задрав головенку, приоткрыв рот и ковыряя пальчиком в носу.

Минерва хваталась за сердце и за голову, проклиная всех шотландских святых и спеша со всех ног, она неслась на опушку, осторожно (не хватало ещё напугать!) брала детку за руку и уводила от опасного монстра, стараясь не прибить малолетку прямо здесь и сейчас. А то Хагрид навстречу бредет, четырех первоклашек под мышками несет, поставит перед тобой и радостно басит:

— Во, целые, кажись. Шас остальных принесу, тама ещё пятеро на демонтёра пялятся.

Крошка Флитвик ещё туману нагонял, присеменит на коротеньких ножках и давай пищать:

— Ах, коллеги, вы моих орлят не видели? После ужина куда-то запропастились, им почта из домов пришла, хотел отдать. Да только, кроме старших, в гостиных никого нет…

Снейп и Филч, переглянувшись, тут же несутся на опушку леса, чтобы вернуть Флитвику пропавшие три курса, устроившие познавательную экспедицию по местным достопримечательностям.

А потом и на старшие курсы что-то нашло, тоже начали пропадать. Целыми толпами куда-то исчезали по вечерам. Дамблдору в последнее время так часто промывали косточки, что они крошиться потихоньку стали, мытые-перемытые с песочком. Дескать, уберите с территории школы дементоров, и дети перестанут пропадать! Дамблдор и сам видел, что происходит что-то совсем невнятное — детишек в буквальном смысле охватила массовая дементомания. Все, как один, каждую свободную минуту утягивались к опушке леса и в сам лес и подолгу тусовались среди кошмарных черных фигур.

Возвращались они — слава Мерлину и богам! — целыми и невредимыми. Дементоры почему-то не трогали детей, что было весьма странно для учителей и завхоза. Сами-то они, приближаясь к чудовищам, на расстоянии полутора метров начинали ощущать леденящий холод, страх и отчаяние, навеваемые потусторонними монстрами. Прямо загадка какая-то! Создавалось впечатление, что на детей, чистых и невинных сердцем и душой, мрачное влияние дементоров не действует. Ну, на младшеньких, это понятно, это само собой, но почему чудища и старшеньких не трогают, было не ясно, ведь они и пиво успели попробовать, и поцеловаться-пообжиматься по тайным углам созрели, но на них дементоры тоже не воздействовали никак…

«Ладно, — подумали учителя, — зима наступит, и студенты перестанут убегать в запретно-доступный-всем лес…» Ну, мечтать, как говорится, не вредно.

Хэллоуин с октябрем давно остался позади и почти забылся, но сэр Кэдоган, повешенный на место Полной Дамы, не разрешал забывать о тех трагичных событиях, выскакивая с мечом наперевес и вызывая всех на дуэль. Кроме того, у чокнутого нарисованного рыцаря была крайне дурная привычка — менять пароли по нескольку раз в сутки. Отчего гриффиндорцы вскоре взвыли. Вот наглядная иллюстрация того, как пройти в комнату, которую охраняет сумасшедший.

Гарри с Невиллом и Захаром пришли в гриффиндорскую башню за Роном и девочками, чтобы вместе пойти в Выручай-Комнату, и застали чудную картинку. Трое пытались пройти в свою гостиную, Дин Томас, Шеймус Финниган и Руфус Фадж. Все трое только что пришли и с ходу бухнули хором:

— Тыква!

— Сами вы тыквы!!! — истерично взвизгнул рыцарек с портрета, пытаясь выдрать из ножен меч. Парни оторопели. Потом Дин неосторожно буркнул:

— Но это пароль, сэр Кэдоган.

— Пароль сменился час назад… — коротышка наконец-то вытянул меч и рявкнул: — А вы, отщепенцы, кто такие? Шпионы? Лазутчики?

— Свои мы. Вот, галстуки наши, видишь? Желто-красные… — попытался открыть портрет Руфус.

— А я дальтоник! — нагло заявил рыцарь. — Мне на ваши галстуки — тьфу! Не пущу!!!

— Но это наша башня! — взвился Шеймус. — Ты что, не видишь, мы свои.

— А я слепой! И без пароля не пущу! — твердо объявил вредина.

— Ну тыква же… Ты-ква! — взмолился Дин.

— Че-го-о-о??? Так вы ещё и тыкванутые?! Не пущу!

К этому моменту Гарри и Захар совершенно без сил повисли на Невилле, хохоча и плача. К счастью, ситуация разрешилась сама — Рон изнутри толкнул дверь и вывалился в коридор, где его чуть не затоптали ломанувшиеся в открытый проем отчаявшиеся Руфус и Дин с Шеймусом. Офигевший от столкновения Рон, встрепанный и слегка помятый, недоуменно спросил у своих друзей:

— Эй, что это было?

В ответ Гарри с Захаром взвыли пуще прежнего и стекли с Невилла на пол, икая и утирая слезы, а у самого Невилла подозрительно дрожала губа, сдерживая рвущийся наружу хохот. Не скоро и не сразу, но они успокоились. И уже в своей Непостижимой комнате дали Рону дельный совет — первому вызвать рыцаря на дуэль. Конопатая улыбка расплылась от уха до уха, а в глазах заплясали злорадные бесенята — видно, портрет и Рона достал.

Ноябрь — ничем не примечательный месяц, ни осень, ни зима, так, что-то среднее. И вот в это среднее время в лесах ЦВЕТЕТ небезызвестная и почти всем приевшаяся рута. Её и обычную-то много надо, а уж если она цветущая… Зельевары и аптекари всего мира как с ума сходят, толпами бросаясь в леса и лесопарки тех регионов, в которых они проживают.

И не путайте её с рутой душистой, известной магглам. Она цветет в июне — августе и каждый год, так как является вечнозеленым многолетним растением. Речь идет о руте противооборотневой, той самой, в чьих зарослях предпочитают самосжигаться вольные фениксы, и чьи стебли гарантированно остановят лесные пожары. Большую часть жизни рута противооборотневая похожа на иван-чай без цветков, просто стебли и длинные узкие перистые листья. А вот в короткую, очень мимолетную пору цветения рута преображается. Кардинально. Она как бы покрывается пышной шапкой соцветий, состоящей из множества мелких звездчатых кипенно-красных цветков, источающих тонкий хвойный аромат, слегка похожий на запах пижмы.

Происходит сие цветение крайне редко — раз в двадцать лет. Хотя у маггловской руты тоже бывает такое, раз в двадцатилетие её желтые цветочки резко сменяются красными. Вот что говорится в древних легендах: один раз в двадцать лет, в ночь на Ивана Купалу, вместо обычного желтого рута цветет несколько минут красным цветом. Если девушка найдет и сама сорвет (или ей подарят) этот цветок, когда он стал красным, то она будет всю жизнь счастлива в любви. По поверью, влюбленный должен найти и подарить цветок руты любимому человеку. Тогда якобы любовь будет взаимной.

Хотя, кто знает, может речь шла о руте магической? Во всяком случае, в одном легенда абсолютно точна: красноцвет длится всего несколько минут. И этот момент чертовски трудно поймать. Пока доживешь, пока дойдешь, найдешь, сорвешь… И главное, свежей до дома донести.

Северус эти рутовые нюансы отлично знал и десять долгих лет терпеливо пас один заветный участочек в глубине Запретного леса. Ему повезло в подростковом, сопливом тринадцатилетнем возрасте засечь первое в своей жизни красное цветение руты. Тогда и следующие лет десять ему это никаким боком не пригодилось. Правда, как зельевару, рута в какой-то мере представляла для него профессиональный интерес, во всяком случае, в последние десять лет. А уж сейчас, когда в школе столовался бессовестный оборотень… сбор червонной руты был как никогда актуальным.

В поход за рутой Северус собирался очень тщательно. Корзиночка с выложенной на дно мятой, ножичек костяной из моржового бивня: рута — трава капризная, её химический и магический составы плохо взаимодействуют с серебром, сталью и вообще с железом. А кость — это кость, кости растение не особо пугается, может, это просто корова пришла пожевать молодые побеги. Одежду Северус тоже подобрал подобающую случаю: высокие сапоги, плотные штаны, заправленные в голенища, короткая практичная куртка. Всё это пока скрылось под просторной мантией, когда профессор шел по коридорам, кивая встречным коллегам и сдирая баллы с парочек, жмущихся по углам. На всем пути к парадным дверям его тормознула только МакГонагалл. Поздоровалась и потянула носом:

— А что это мятой от вас пахнет, Северус?

— Наполнитель для руты, Минерва, — Северус показал ей корзинку.

— Как, неужели сегодня время её сбора? — деланно удивилась трансфигураторша, жадно трепеща ноздрями. Всё понимающий Северус отщипнул крошечную куртинку мяты и с поклоном подал Минерве, после чего выпрямился и вопросительно поднял бровь:

— Я пройду?

— О да, конечно! — Минерва поспешно посторонилась. Северус кивнул, толкнул одну из створок парадных высоких дверей и вышел в прохладный вечер. Оставив мантию на крыше низенького сарайчика у самой опушки, Северус обошел его и ступил на тропу, ведущую в лес.

Северус не знал точно, в какое время суток зацветет рута, помнил только, что ночью. Поэтому на заветную поляну решил прийти заранее, чтобы подкараулить нужный момент. Идти пришлось долго и далеко, почти в самое сердце Запретного леса. Под ногами тонко-звонко хрустели и шуршали мерзлые листья, с хрустальным перезвоном лопался и крошился смерзшийся мох. Путь его лежал за Паучью лощину. Так что при подходе к ней Северус стал предельно осторожен, тем более, что в памяти как никогда ярки были воспоминания о пострадавшем Сильванусе Кеттлберне, его отгрызенных конечностях и безумном смехе: «чисто режут, без боли».

Гора тролля находилась по прямой за хижиной Хагрида, на четыре мили в глубину леса. Паучья же лощина и заветная рутовая поляна были намного дальше к северо-востоку. По ощущениям, Северус отшагал уже миль десять, когда впереди наконец-то показались первые признаки близкого присутствия акромантулов — паучьи сети. Заметив эти самые крайние аванпосты, профессор Снейп тут же свернул к северу, благоразумно держась границы паучьих владений.

Лес вокруг был откровенно жуткий — голые и мертвые стволы щетинились кривыми сучьями, мало чем отличающимися от корней, которые почти полностью повылазили из окаменевшей почвы. Вся картина в целом выглядела так, будто вековые гиганты решили мигрировать и выдрались из земли, но в следующий миг передумали и заснули вечным зачарованным сном. Мох и клочья старой паутины свисали с кряжистых ветвей и мягко, невесомо колыхались в порывах легонького ветерка. По земле гуляли причудливые тени, рождаемые игрой лунного света, тумана и человеческого воображения.

Придя на место, Северус с огорчением отметил, что на краю зарослей руты поселился молодой акромантул, свив себе ловчую сеть на кронах трех деревьев, образовав некий полукруг. Но не отказываться же из-за какого-то вшивого паука от драгоценного растения, цветущего раз в пару десятилетий! Походив кругами и разведав обстановку, Северус решил, что паук не помешает ему добыть ценный красноцвет. Отойдя на пару сотен метров, зельевар устроил себе кратковременную стояночку, подтащил чурбачок, собрал хворост и сложил костерок, который зажег коротким плевком Инсендио из палочки.

И стал ждать полуночи.

Несколько раз он вставал, подходил к зарослям и смотрел на голые черенки. И в какой-то миг, к своей радости, увидел, как набухают почки будущих соцветий. Значит, он правильно угадал, цветение руты ожидается этой ночью.

Молодой акромантул мешать Северусу не собирался, слегка насторожившись, он подождал: что тут двуногий делать будет? Но человек его не тронул, тактично отошел и развел огонь неподалеку, в общем, никакой опасностью не грозил. Конкуренция среди пауков странная и страшная, вроде и живут вместе, в большой колонии, но враждуют при этом так, что слепые термиты удавятся. Говоря словами известной песни товарища Бутусова:

Раньше у нас было время,

Теперь у нас есть дела —

Доказывать, что сильный жрет слабых,

Доказывать, что сажа бела.

Мы все потеряли что-то

На этой безумной войне…

Мы подходим к тому, что пауки жрали всех, кто по размеру был меньше их. Паучок ростом с ретривера не рискнул напасть на Северуса, потому что человек по-любому был крупнее его и как добыча — не рассматривался. Зато четверо других, приходуливших сюда из глубин Паучьей лощины, таких вопросов не ставили. С ходу разорвав и высосав мелкого сородича, паукалистые пришельцы обратили внимание на одинокого человечка возле крошечной огненной искорки.

Нападение гигантских акромантулов было столь неожиданным, что Северус и испугаться не успел: не до того — пришлось защищаться. Инсендио лишь опалило щетинки на ногах-ходулях. Секо было для них все равно что комариный тычок носорогу в бронированный бок. Аваду Северус не договорил: косматая лапа, толщиной с хороший осиновый ствол, подцепила его под колени. Северус опрокинулся на спину, и от удара о мерзлую землю у него перехватило дыхание. Где-то высоко над его головой жутко клацнули аккордом смерти сверкающие челюсти жвал…

«Чисто режут, без боли»… — обреченно промелькнуло в голове у Северуса, контуженного внезапным падением. И отстраненно додумал: — «И что они мне отрежут? И вообще, надо было сразу трансгрессировать отсюда, а не пытаться их отогнать»…

Ствол-лапа навалилась ему на грудь, прижимая к земле и мешая дышать. Смертный холод охватил Северуса, его застывшие глаза поднялись вверх, выше черных, корявых крон, к синему муару ночного неба, выхватывая из космического мрака колючие искорки звезд. Звезды… последнее, что он увидит в этой жизни.

Щетинистая нога, лежащая у него на груди, покрылась инеем. В воздухе ощутимо повеяло зимней свежестью. Неведомая сила смела акромантула с него. Две сверкающие серебром собаки опустились на грудь и ноги Северусу, согревая своим теплом. Патронусы. Чьи-то два прекрасных телесных Патронуса — скотч-терьер на груди и водолаз на ногах. Теплые, живые, яркие. Спасительные. Северус приподнялся на локтях и посмотрел: пауки, выставив перед собой хелицеры, вертясь и кружа на месте, отбивались от дементоров. Тех было десятка два, безмолвные и неумолимые, они скопом налетывали на пауков-гигантов и теснили прочь, в сторону лощины.

Гарри и Захар последними покинули Камушка и Троезорика. Придя, как обычно, в гости к троллю, ребята отлично оттянулись, устроив некое подобие дискотеки. Конечно, вместо бэк-металла и прочего грохочущего рока музыку из себя выжимала старенькая маггловская гитара Колина, огни рамп и неоновых подсветок заменял костер, а попкорн — жареный хлеб и зефир, тусовка всё равно проходила на ура. Дети были счастливы, смеялся Камешек, пыхтел довольный цербер…

Но прошло время, и ребята начали расходиться. Кто-то раньше, вспомнив о недописанном эссе по зельеварению, кто-то позже, просто захотев спать… У Гарри с Захаром все уроки были давно сделаны, на высоченные башни, как Рону, им забираться не нужно, поэтому они позволили себе немного задержаться, растягивая приятное удовольствие. Они уже собрались покинуть луг, убедившись предварительно, что костер под бдительным присмотром Камешка, попрощались и…

— Странно, — бормотнул Захар, глядя на дементоров. Гарри тоже посмотрел: все пятеро дементоров смотрели в одну сторону — на север. Высмотрев среди них Демьяна, Гарри подошел и тронул за руку. Кожа дементора сейчас была сухая и шершавая, как и должно быть в спокойном его состоянии. Но в следующий миг она вдруг стала влажной — Демьян чем-то обеспокоился. А потом выдохнул соленым ветром с моря:

— Акромантулы вышли на охоту.

— Ну и что? — слегка удивился Захар, подойдя и встав рядом. — Пусть себе охотятся, нам-то что?..

— Да ничего вроде… — прошелестел дементор. — Разве что рискуете завтра не досчитаться одного из профессоров.

— То есть… Они охотятся на человека? — дошло до Гарри. Захар побледнел.

— За мной! — громыхнул Демьян, срываясь с места. Парни, хоть и не поняли, кого он позвал, всё же бросились следом.

Попутно к ним присоединились ещё пятнадцать Косарей. И на пауков они обрушились целой стаей с гневным морозом. А призванные ими из мальчиков Патронусы накрыли собой пострадавшего. В котором Гарри и Захар, к немалому своему смущению, узнали профессора Снейпа. Растерянно переглянувшись, они дождались, когда дёмычи прогонят пауков, и только потом подбежали к профессору. Упали на колени по обе стороны, тревожно-вопросительно заглянули в меловое лицо.

— Профессор Снейп?

— С вами всё в порядке? — хором прозвучали мальчишечьи голоса. Северус поморщился от диссонанса на оба уха, и проворчал:

— Вот же… му… роды окаянные. Чуть не убили.

Всё же удар лапы-осины был впечатляющим, и Северусу пришлось какое-то время полежать, опираясь на замшелый ствол поваленного дерева. По периметру поляны парили дементоры, бдительно следя за тем, чтоб никакой паук сюда больше не сунулся. А Гарри и Захар, в сопровождении собак-Патронусов, собирали красноцвет по просьбе любимого профессора. Гарри — костяным ножиком, а Захар просто срывал пальцами, не заморачиваясь по поводу едкого сока. Сказав при этом, что так его одна девушка сильнее полюбит. Оказывается, он тоже был в курсе насчет красноцвета руты.

Северус полусидел, уютно привалившись к стволу, и кротко-умиленно смотрел на мальчишек. Ну кто бы мог подумать, что к нему на помощь придут дементоры?! Те самые, жуткие, шаблонно-стандартные монстры из преисподней. Забирающие души через Поцелуй и вызывающие самые неприятные воспоминания из дальних закоулков памяти. И вот поди ж ты, этих монструозных чудищ милые детишки завербовали себе в учителя, и не без толку, кстати, вон Патронусы шастают, терьерик с ньюфом. Теплые, живые, настоящие…

Подплыл дементор, и Северус насторожился, напряженно посмотрел на него. Пахнуло озоном и снегом. Протянулась рука — мокрая, слизистая. Неуловимо знакомое движение — взмах ладони к себе. Странное тепло в груди, перерастающее во всё пространство грудной клетки. Шарик света, нежно-голубой. И дуновение ветра в лицо:

— Позови…

И даже переспрашивать не надо — кого.

— Лидия!

И она пришла. Раскинулась во всю мощь критской медведицы. Узкомордая, высокая, с широкими лапами. И ушла в небыль Лили-лань, натужная и ненастоящая. Теперь и навсегда рядом с ним останется Лидия, серая медведица.

Гарри и Захар, полные трепета, взирали на чудесный миг рождения Патронуса Северуса, и их сердца переполнялись счастьем от того, чему они стали свидетелями. Подошли. Захар поставил рядом с профессором полную корзину цветков руты, а Гарри протянул ножик. В свободных руках мальчики держали по веточке, сорванной для девочек.

Примечания:

Милый звериный сюрприз:

https://sun9-48.userapi.com/nmokjRX8TKfJYnnW8sIvM5TM-PGVkmQhBQ3kJQ/Wvyjfx4Ibts.jpg

Из свежей красноцветной руты, добытой чуть ли не ценой жизни, Северус сварил жуткую гремучую смесь из собственной крови и единорожьего молока, которую любезно доставил Камушек по просьбе мальчиков. Потому что они стрясли с профессора признание, зачем тот в лес на ночь глядя попер… то есть, пошел.

Ну, ликантропию это не вылечило, нету против этой заразы лекарства, что поделать. Зато волк Люпина стал просто болоночкой, до-о-оброй-предоброй, споко-о-окойной-преспокойной. Ну лапушка, а не волк! Вот что значит — рута противооборотневая, собранная вовремя и в красном редком цвету: так глушит оборотня, что тот напрочь забывает, что кого-то убивать собирался. Становится влюбленным и ласковым. Не верите? Почитайте Даррелла, там всё написано!

Свои веточки парни преподнесли девчонкам во время завтрака. Гарри и Захар одновременно встали из-за своих столов и двинулись каждый к своей избраннице: Захар к столу Гриффиндора, к Гермионе, а Гарри к Когтевранскому — к Полумне. Внимательно переглянулись над морем голов, взглядом вопрошая — точно ли время? — и, согласившись, синхронно вынули из-за пазух руту и подали девочкам.

Полумна поняла сразу и правильно — смущенно зарделась, взяла цветочек и окунула в него тонкий прямой носик. Таким образом дала понять, что согласна принять этот дар от возлюбленного.

А вот Гермиона… Умные дуры иногда такие дуры. С легким удивлением взяла цветок и недоуменно повертела в пальцах. Неуверенно промямлила:

— Э-э-э… Красивый. А зачем? Что мне с ним делать?

Гарри с состраданием посмотрел на друга через зал, но Захар лишь терпеливо улыбнулся и ласково прожурчал на покрасневшее ушко:

— В книжке засуши на память обо мне.

Рон побагровел, его голубые глаза стали рыжими от ревности:

— Своих девчонок нет, что ли? Гермиона — гриффиндорка!

— А при чем тут это? — парировал Захар. — Природой и правилами не запрещено заводить пару с другого факультета.

Гермиона тупо моргала, переводя взгляд с кавалера на кавалера и прижимая к груди неизвестный ей цветок. До неё постепенно начало доходить, что происходят дела весьма деликатного свойства, и принялась лихорадочно копаться в памяти — что за цветок и что он означает? А парни тем временем, не договорившись языками, перешли к толкованию на кулаках. Сцепились они знатно. Страстно, от всей души — английской и русской — дубасили друг дружку по носам и скулам, разбивая костяшки пальцев о челюсти и зубы…

Вокруг драчунов тут же образовался круг свободного пространства, скамейки были срочно задвинуты под столы, сами столы оккупированы зрителями. Все восторженно орали и свистели. Девочки вдохновенно визжали и изо всех сил завидовали Гермионе: подумать только, за гриффиндорскую заучку дерутся два классных парня! А парни, хоть и прыщавые тринадцатилетние недоросли, но в плечах уже раздались, Рон старших братьев этим летом ростом догнал, да и Захар из весовой категории толстячка с год как перетек в плотно сбитого крепыша с кулаками молотобойца.

Гарри просто разрывался, находясь в патовой ситуации — дрались два его друга за общую же подружку, и заступаться-то не за кого! Всё, что ему оставалось — это стоять на месте, кусать губы и морщиться от особо смачных ударов по носам.

Стебль и МакГонагалл бестолково суетились, силясь протолкаться-докричаться сквозь толпу и драку. Снейп потягивал морковный сок и наслаждался зрелищем. Флитвик восторженно ругался, восхищаясь и негодуя сразу. Хагрид счастливо грохал кулаком по столу, едва не проламывая его и басовито комментировал:

— Во как! Здорово! Ещё наддай!.. Клянусь Горгоной, вот это удар!!!

Первая кровь из разбитой губы Рона и подбитый глаз Захара остановили битву. Тяжело дыша, парни придирчиво оглядели боевые раны друг друга и решили этим удовлетвориться. Рона тут же окружили сестрички Патил и Лаванда Браун, а Гермиона кинулась к Захару и нервозно оглядела наливающийся благородной синевой глаз.

— Верх безобразия! Устроить маггловский мордобой! — докричалась наконец-то МакГонагалл. — Немедленно к директору! Отработка!..

— Нет-нет, Минерва! — тут же трусливо сдал на попятную Дамблдор, сидевший на своем обычном месте. — Никаких правил не нарушено, никаких отработок! Мальчики же решили свои проблемы?

Захар и Рон переглянулись и дружно пожали плечами — ну, возможно. Если у них вообще были какие-то проблемы…

Прополз по Гринвичу ноябрь, подгоняемый кусачим декабрем. Тот нетерпеливо наступал на пятки, пощелкивая морозным кнутом. И как ни старался согреть материки и острова честный Гольфстрим, законы небесной механики всё же были сильнее и имели больше прав — на данный меридиан пришла зима. Легли на поля снежные одеяла, посыпанные алмазной крошкой, деревья окутались пушистым инеем, созданный их неслышным дыханием… пожалуй, только зимой можно поверить в то, что деревья дышат.

Жался и дрожал по сугробам бездомный пёс Сириус. Даже думать не хочу, что у него в дурной башке творится. Вроде есть у него дом где-то в Лондоне. Мог бы и сбегать туда, погреться, перекусить нормально, с маминым портретом пообщаться, блох вычесать, наконец. Так нет же, сидел на снегу, морозил тощий зад и мечтал о крысе.

Походы в лес стали реже из-за холодов и ранних закатов. Теперь темнело гораздо раньше, и ребята не рисковали задерживаться надолго в темном лесу. Старые пауки залегли в спячку, но молодые акромантулы не спешили так быстро сдавать свои позиции зиме и совершали дерзкие набеги на соседей. Добрались и до Камушка, на свои глазастые головы, впрочем. Тролль давил их безжалостно, как тараканов. И собирал многоногие туши в кучу у поленницы. Где однажды их и увидела Чжоу Чанг, пришедшая с Седриком, её узкие китайские глазки стали кругленькими, и в них загорелся странный голодный огонек.

— О-о-о! Столько тут деликатеса лежит! — и к Камушку: — Сэр не продаст пару фунтов паучьих ножек? Они чрезвычайно вкусны, если их обжарить в гусином жире!

Утилизация паучьих туш была решена. Посредством отца Чжоу, Гунь Линга Чанга, начался экспорт сочных и вкусных (для китайцев) акромантулов в Поднебесную. А Камушек стал первым в мире троллем-торговцем, с его лотка в Китай потекли паучьи ножки, а к нему — золотые галлеоны. Помимо мяса, тролль догадался выставить на продажу и паутину, которую самолично собирал с деревьев. Из неё, оказывается, китайские умельцы ткут специальную ткань, и уже она идет на изготовление мантий-невидимок. Секрет её скрывался в глубине веков и заключался в некой добавке к паутине акромантула, надо взять шерсть полувидима и… кое-что ещё, а что — не скажу, это древний китайский секрет. Так что, тссс-с-с…

В Китае, конечно, есть свои мелкие виды шелкопрядов, но на мясо они непригодны, а греческий акромантул на исторической родине, в Греции то есть, был практически истреблен, и редкие его особи почти не встречались человеку в последние несколько десятилетий. Разве что промелькнет кое-где местный арахнид, но и только.

Хагрид, узнав об этом, ужаснулся, и попробовал опротестовать столь жестокое отношение к обожаемым паучкам, но его ткнули носом в неоспоримый факт: его пауки нападают на людей! Они почти сожрали Кеттлберна и чуть не убили Северуса Снейпа. Ну дак не суйтесь в лес, вот и не будут нападать! Окстись, Хагрид, как ты лес закроешь от детей?! Последний аргумент подействовал, до туповатой великаньей головы это дошло. Со скрипом, лязгом и натугой, но до Хагрида всё же доперло, что детишкам леса и впрямь никак не закроешь, всё равно пройдут, несмотря ни на какие запреты. Но одно условие он поставил: отлавливать на убой только тех пауков, которые были замечены за пределами Паучьей лощины, а будут они при этом соблюдать границы или нет, это уже их проблемы. Как говорится — сам себе злобный Буратино.

В двадцатых числах декабря, как всегда, начались каникулы. Охваченные предпраздничным настроением, дети лихорадочно собирали чемоданы и сумки, заранее радуясь предстоящим радостям: встречам с родителями и домами, каникулам и Рождеству.

Гарри долго не мог поймать Тортика, отчего-то она заартачилась и ни в какую не хотела залезать в переноску. Гарри и бегал за ней, и звал, приманивал вкусными кусочками, и ругался на неё, грозился оставить её в школе одну. Тортик в ответ сварливо отругивалась, шипела и раздувала горло, а на гаррины попытки схватить её метко хлестала хвостом. Когда это противостояние ей надоело, она попросту удрала, нырнув в стену. Гарри растерянно посмотрел в точку в том месте, где исчезла любимица, сел на пол, прислонился к стене и горестно вздохнул. И сказал в пустоту:

— Тортик, ну вернись, пожалуйста, я не могу без тебя уехать!..

Несмотря на его мольбы, Тортик не вернулась, и Гарри впервые пришлось уехать без неё. Правда, в поезде она вдруг появилась, цапнула с подвесного столика кусок куриной грудки и, прошипев что-то зловредное, испарилась. Гарри откинулся на обитую твидом стенку и тихо засмеялся — всё в порядке, Тортик не пропадет! — у неё, видимо, были какие-то очень важные причины остаться в школе.

Купейная дверь отъехала, и вошел профессор Снейп. Шестеро друзей удивленно уставились на него, для них это стало полной неожиданностью — узнать, что учитель тоже едет на том же поезде. Выразительный кивок головой и поднятая бровь смела с сидений четверых, Невилл, Драко и Полумна с Гермионой выскочили из купе, а профессор, заперев дверь, уселся напротив Гарри и Захара. Окинув хмурым взглядом настороженных мальчиков, Северус обратился к Гарри:

— Мистер Поттер, директор вас не спрашивал о ваших соседях?

— Нет, сэр, в этом году он меня не вызывал к себе, а в прошлом… не успел, — с запинкой ответил Гарри. Со спинки на это ехидно просвистел феникс. Северус покосился на него и слегка дернул краешком рта.

— Мне неприятно в этом признаваться, но, боюсь, директор что-то заподозрил. Вчера он вызвал меня к себе и спросил, как часто я посещаю свой дом в Коукворте. Мне придется уехать туда, чтобы не вызвать лишних подозрений. А вас, мистер Поттер, я попрошу позаботиться о Лидии. Если директор узнает о ней…

Северус не договорил, но все и так поняли. В купе повисла напряженная тишина. Во внутреннем кармане закопошился Питер, и Гарри достал его, подержал перед собой и протянул профессору со словами:

— Возьмите его, сэр. На всякий случай. И, пожалуйста, не сажайте его в клетку.

Слегка удивленный Северус безропотно взял крысу, он уже понимал, что простых зверушек Гарри не заводит, все они у него со странностями и необычностями. Покосившись на внушительную крысью мошонку, он кротко уточнил:

— Как ЕГО зовут?

— Немо, — невинно улыбнулся Гарри. Северус удивленно приподнял брови — ясно, мистер Некто. И засунул крысу за пазуху.

Когда поезд прибыл на вокзал Кингс Кросс и ребята собрались выходить, Северус, глядящий в окно, тихо чертыхнулся. Гарри обернулся от двери:

— Сэр?

— За кем-то следят, — глухо ответил профессор. — Вижу Аластора Грюма и Наземникуса Флетчера.

Гарри в первый миг растерялся, но тут за стеклянной перегородкой в коридоре прошел Люциан Боул, и Гарри, поспешно выглянув, окликнул его:

— Люц!

Тот оглянулся, Гарри кивнул — зайди, мол. Шепнул:

— Мантия при тебе?

Люциан сразу понял, какая мантия имеется в виду, кивнул, зашел, скинул с себя на лавку заплечный мешок и зарылся в его недра по самые плечи… Достал и передал Гарри мантию и с кротким удивлением смотрел, как Поттер передает её профессору Снейпу, а тот молча накинул мантию-невидимку на себя.

Вышли из вагона на перрон. Голос Снейпа шепнул из пустоты над головой Гарри:

— Отвлеките их на себя, мне надо посмотреть, за кем они следят.

Гарри молча врезался в чью-то тележку, моментально создав свалку и скандал. Оказывается, он столкнулся с Руфусом Фаджем, и теперь оскорбленный племянник министра возмущенно орал, глядя на улетевший багаж. Народ хихикал, обходя раскрывшийся чемодан и перешагивая через вывалившиеся носки и плавки… Покраснев, как ошпаренный омар, Руфус кинулся ловить воспарившие в небо кружевные панталоны. Вокруг стоял счастливый гогот, защелкали колдокамеры вездесущих фоторепортеров. И только Гарри обратил внимание на то, что поднявшийся ветер пахнет кокосом… и то лишь потому, что знал — так смеется дементор. Не глядя по сторонам, он шепнул идущему сзади профессору:

— Здесь Демьян, он тоже с нами.

Ответом был едва слышный хмык, раздавшийся над макушкой. Прошли барьер, Гарри и Захар обменялись короткими рукопожатиями и разошлись к родственникам, ожидающим их возле машин. Как обычно, Гарри встречал дядя Вернон. Спокойно буркнув приветствие племяннику, он начал погрузку чемодана и сумки в багажник, Гарри ждал возле задней дверцы. Наконец дядя сел за руль, Гарри пристегнулся, и они поехали. Ехать предстояло через торговый центр Лондона на его окраину, а там по проселочной дороге средь суррейских холмов до Литтл Уингинга, минуя многочисленные фермы, поля и леса вокруг них. Дорога была живописная даже сейчас, холодной бесснежной зимой, когда лиственные деревья стояли голыми, но их наготу деликатно прикрывали пышные ели и пихты, чьи подножья были густо окаймлены пушистыми можжевельниками. Зимняя зелень была темная, почти черная, бархатисто-теплая. Где-то на полпути дядя Вернон снизил скорость и недоуменно проворчал:

— Странное время для тумана…

Гарри озадаченно глянул в окно — и правда. Со всех сторон наползал туман, густой и непроглядный. Вспомнив о том, что где-то рядом дементор, Гарри напряженно попросил:

— Останови машину, дядя. Давай постоим.

Дядя Вернон послушался, съехал на обочину и заглушил мотор. Сидели молча, слушая тишину, которая временами прерывалась проезжающими мимо машинами. С глухим звуком пронесся бензовоз, за ним синий паккард, потом такой же серый форд-седан, как у них… ещё какие-то машины. А там и туман развеялся, прояснилось-распогодилось, Вернон вопросительно глянул на племянника, тот неуверенно пожал плечами, мол, едем, что ли. Поехали.

Проезжая участок местности с занудно длинным названием, Суррей Хилс Арея оф Аутсандинг Нэчурал Бьюти, Вернон снова притормозил, увидев впереди большой затор. Снова припарковавшись на обочине, дядя и племянник вышли из машины и присоединились к группе автовладельцев, стоявших у места аварии. К горлу Гарри подкатила тошнота — раскуроченная взрывом, на дороге наискось лежала огромная пихта, расплющив в лепешку серый седан. Прищурив глаза, Вернон оглянулся назад и подозрительно посмотрел на свою точно такую же машину: не надо быть Эркюлем Пуаро, чтобы не понять, что для совпадения это слишком очевидно.

— Кого… эти мрази… решили уко-ко-шить?.. — багровея от гнева, едва выговорил он. А Гарри язык проглотил, не в силах осознать весь ужас происходящего.

— Толстого маггла… — выдохнул в лицо Гарри соленый ветер. И добавил с примесью йода: — Послушный сломанный сирота…

Руки Гарри сами собой сжались в кулаки. Ну, Дамблдор, ну ты… доигрался, гад! Убью! Сам!!!

Внезапно наплывший туман чуть не помешал Аластору и Наземнику привести в исполнение наказ Дамблдора — убить толстого маггла. К счастью, они успели заметить, в какую машину сел Поттер. И когда из тумана вынырнула серебристо-серая телега, Аластор без колебаний запустил Бомбарду в растущую у дороги пихту. Автокатастрофа вышла знатной, настолько, что Грюм засомневался — а выживет ли мальчишка в такой-то аварии? Как бы его того… не зацепило. Ради галочки он задержался, чтоб просто убедиться, что пацан жив.

Наземник жалобно-занудно скулил под руку, уговаривая смыться отсюда, пока их не заметили. Но Грюм только досадливо отмахивался от приставучего напарника, наблюдая, как маггловские спасатели распиливают дерево и вскрывают сплющенную тачку. При виде тела Аластор нахмурился — один? И почему-то тощий… Неужели мальчишка? Но подойдя ближе, он понял, что ошибся с машиной. Попятившись от толпы, он попытался скрыться, но…

Стало как-то очень грустно. Острая жалость вдруг охватила всё его естество, она налетела на него, придавливая к земле неподъемной тяжестью, из глубин памяти полезли самые глубокие и постыдные воспоминания. Ничего не понимая, Аластор потряс головой, интуитивно закрывая свое сознание от вторжения извне. Сзади задушенно захныкал Флетчер. Проклятье! Экспекто Патронум! Из его палочки выскочил тигр, который, впрочем, тут же был развеян в клочья, не успев даже мяукнуть. Две хладные длани протянулись к его лицу из мрака. Нежно взяли за щеки. Как завороженный, он смотрел, как приближается к нему ужасный лик дементора, как тают, рассеиваются по ветру края капюшона, открывая… Что именно открылось, его мозг уже не осознал, душа была извлечена из тела.

Так же тщательно, досуха, Демьян высосал и продажную душонку Флетчера.

Потом Демьян, глядя на тела, призвал элементалей и спокойно наблюдал, как корни и травы наползают на бренные останки двоих людей, погребая их под толщей земли. То, что они могут задохнуться и умереть, дементора нисколечко не колыхало. Этих волшебников в человеческом мире не существовало, у них не было паспортов и виз… Никто их не хватится, кроме узкого суверенного круга лиц.

А к Дамблдору полетел поддельный Патронус, голосом Аластора доложивший, что толстый маггл мертв. Демьян слишком дорожил чудесным мальчиком, чтобы позволить обижать его всяким бородатым проходимцам.

Гарри и его дядя, ничего не подозревая о том, что за лесным клином в эту самую минуту происходит судилище Жнеца, вернулись к машине и, дождавшись, когда полицейские расчистят дорогу, поехали домой. До дома они, слава богу, добрались благополучно. Собачки огласили дом счастливым визгом, Гарри чуть не оглох от их звучного привета, потом его придушила в объятиях Петунья и наградил градом ударов по спине Дадли. Оглохший, задушенный, чувствуя, как по спине нагреваются гематомы — будущие синяки, Гарри с трудом вырвался из рук любящих и любимых родственников, спрашивая себя, а с чего ж они так радуются? Оказалось, просто соскучились.

После того, как немного утихли эмоции, Гарри ненавязчиво подтолкнули в сторону гостиной. Сообразив, что у них, возможно, гости, он вошел. И обнаружил там в креслах Тобиаса Снейпа и очень беременную Лидию. Опешив, Гарри тупо пялился на огромный живот миссис Снейп и пытался дотумкать, когда же они это успели. Тётя Петунья сжалилась над ошеломленной тупостью племянника и деликатно пояснила, что брачная ночь обычно приводит вот к такому результату, а с момента апрельской свадьбы и до декабря как раз прошли девять месяцев.

Что ж… Будучи неподготовленным к этому событию, Гарри так и не свыкся с беременностью Лидии. Когда она заходила куда-либо, где находился Гарри, он тут же позорно убегал. Почему-то его пугало огромное пузо миссис Снейп, его как будто замораживало изнутри, отторгало. Отчего-то он противился этому. Несколько дней спустя, Гарри пожаловался Дадли:

— Слушай, я ненормальный, да? Почему-то я шарахаюсь от Лидии, просто физически не могу находиться с ней в одной комнате. Что со мной не так, Дад?

— Да всё с тобой в порядке! — пробасил Дадли. — Не бери в голову. У Пирса Полкисса тётка забеременела, так он тоже офигел, как ты, шарахался, дышать в её сторону боялся. Обычное дело, бывает.

Подумав, Гарри решил и впрямь не беспокоиться — ну долбанутая у него реакция, что поделать? Не помирать же из-за этого. Главное, соседний дом пустует, Северус благоразумно не казал носа. Но его всё же пришлось позвать. Когда полностью подошли сроки, и Лидия угодила в роддом, Петунья позвонила ему.

Второго января, аккурат за неделю до дня рождения Северуса, Лидия родила дочь, Снежану Снейп.

Дамблдор раздосадованно отбросил газету на стол. Ну слов уже никаких нет… Теперь понятно, почему Грюм на связь не выходит, трусит, мерзавец! Ошибся с машиной и в кусты, когда понял, что не того человека убил. Тьфу, идиот.

И Северуса что-то много стало, всё время перед глазами маячит, в Коукворт на пару часов слиняет и назад, сутками глаза мозолит. Уже смотреть на это опостылевшее черное пятно больно! Хоть бы уехал куда, а?!

Стоило директору выплеснуть этот отчаянный вопль души, как Северус и впрямь уехал на целую неделю, до конца каникул. И Дамблдор суеверно даже мысленно спрашивать опасался, куда уехал зельевар, ещё чего… а вдруг накаркает, и Северус вернется обратно и снова начнет скучающе торчать рядом, действуя ему на нервы. Нет уж, пусть хоть эту последнюю неделю поотсутсвует.

А хитрый Северус, добившись нужного результата, теперь вовсю наслаждался тихим семейным счастьем — обожал жену и нянчил младенца.

Он стоял возле окна и в ладонях перед собой держал кулечек с доченькой, растроганно-умиленно смотрел на её красное сморщенное личико и щелочки глаз, вздыхал и нежно-упоенно рассказывал ей, новорожденной крохе, историю её имени. Послушаем и мы…

— Тебя назвали Снежной Анной. Знаешь почему? Однажды давным-давно, ты даже представить себе не можешь, как это было давно… Твоя бабушка странствовала по Европе. Она ехала к своему мужу, Стефаниду Галату, его, как военнослужащего, командировали туда-сюда по странам и городам всякие генералы, это такие толстые дяди, которые вечно раздают команды. Твой дедушка много лет не мог остановиться надолго на одном месте, но однажды ему повезло, его комиссовали. И он тут же рванул к себе на родину, а как только устроился стабильненько на новом месте, нашел себе дело и приличный дом, то вызвал к себе жену. И надо же такому случиться, что женушка малость ошиблась со сроками! Она думала, что успеет приехать к мужу до рождения ребёнка. А в те времена странствия были долгими и трудными. Поезда хоть и ходили уже, но железнодорожные пути были сильно разбросаны. Ты не поверишь, Снежок, но Восточный экспресс, пассажирский поезд класса «люкс» какой-то частной компании, курсирующий между Парижем и Константинополем (Стамбулом) с 1883 года, тарахтел по одной-единственной железнодорожной ветке, протянувшейся через всю Европу.

В разное время в «Восточном экспрессе» путешествовали Франц-Иосиф, Елизавета II, Шарль де Голль, Агата Кристи и другие знаменитости. Ну, и наша бабушка-путешественница тоже имела удовольствие прокатиться на таком поезде. В Болгарии ей пришлось сойти с него, чтобы с многочисленными пересадками на разных транспортах, от допотопных автобусов и автомобилей до телег с живыми лошадьми, добраться до своей новой родины — Греции. И, как я уже сказал, у неё случились… — тут Северус помолчал, раздумывая, уместно ли говорить младенцу слово «схватки», и решил, что нет, заменил его на другое: — В общем, ей пришла пора. Прихватило её в какой-то безымянной деревушке. Представляешь такую жуткую ситуацию, Снежок? Глухая болгарская провинция, на многие километры вокруг ни одного врача с больницей… А роды не остановишь, ну, хоть плачь. Но наша гордая горожанка зря смотрела на деревню свысока, ведь даже в ней живут замечательные люди, настоящие мастера своего дела. Хозяйка дома, в котором вынужденно остановилась наша путешественница, и где твоя мама решила родиться на свет, позвала деревенскую повитуху, знахарку по имени Снежана. Понимаешь теперь, Снежинка? — Северус улыбнулся, смотря, как кроха зевает в ответ на его вопрос. — Лидия родилась просто чудом, её мама была очень измучена долгой дорогой, и без помощи Снежаны она бы не справилась. Эту историю она рассказала своей дочери, а Лидия, твоя мама, очень впечатлительная девочка. Я её понимаю, и… знаешь, что? Твоя мама говорит, что в моем имени тоже звучит зима, что-то северное. Думаю, что неплохо начать традицию, называть твоих братьев и сестер зимними и северными именами, что скажешь, Снежок?

Малышка вздохнула и снова зевнула, явно устав от странных папиных вопросов. Северус тихо засмеялся, нежно прижал кулечек к груди, покачал и едва слышным, проникновенным баритоном запел:

Здесь и сейчас мы с тобой вдвоем,

За окном кружит снежная тайна.

Она звучит в имени твоем,

Моя прелестная маленькая Анна.

Засыпай, моя дочурка, засыпай,

Ветерок прошепчет тихо: «баю-бай»,

День прошел, и ты устала, спи, дитя,

Без капризов, не играя, не шутя.

Сон придет, и ты увидишь мир чудес,

Убежишь, играя с ветром, в светлый лес,

Назовет тебя принцессой эльфийский мир,

И устроят в честь прекрасной леди турнир.

Каждый вечер к нам приходит тётя Ночь,

И кроватка в сон отправляет мою дочь,

Глазки карие послушно закрывай,

Спи без страха, спи спокойно, баю-бай.

И заснула сладко Снежная Анна, малютка Снежана на руках самого надежного в мире человека — своего отца. Подержав её ещё немного, Северус осторожно уложил спящую дочку в люльку и снова замер-застыл над нею, подобно ангелу-хранителю. И поверьте, сейчас он — самый лучший воин-защитник, ибо ради дочери он готов сразиться с целым миром и плечом к плечу встанет рядом со всеми хранителями детей, какие только есть на свете.

Гарри придирчиво рассматривал себя в зеркало, прыщи со лба и щек почти сошли, простое, не магическое стекло честно отражало его лицо, и, к счастью, молчало, в отличие от зеркал Хогвартса, на все лады распевающих о том, что он «ах, какой красивый» и советующих заправить рубашку в брюки…

Внизу хлопнула дверь, чуть погодя завелся мотор машины. Со стола на стул прыгнул крыс, потом на пол. Превратившись в человека, Пит нервно хихикнул:

— Гарри, ты меня больше не отдавай ему. Северус никогда крыс не держал…

— А что такое, он плохо заботился о тебе? — забеспокоился Гарри.

— Нет, пожалуй, он перезаботился. Мисочку с кормом ставил на пол, вода в блюдечке рядом, спать он брал меня с собой, ляжет в постель, и меня на груди или рядом на подушке пристраивал. Хороший он хозяин, честно. Особенно когда задумался о том, как меня на улицу вывести… я уж начал думать, что он сейчас примется поводок с ошейником мастерить.

— И как… смастерил?.. — едва дыша от смеха, выфыркнул Гарри. Пит тоже фыркнул:

— Представь себе, я ошибся с ошейником — он сделал шлейку!

Гарри как представил себе профессора Снейпа с крысой на поводке, так и рухнул от хохота. А Пит продолжал с самым скорбным видом:

— И главное, он директора достал с этой крысой. Чуть что не так, сразу к нему несется, сует меня под его крючковатый нос и вопит: «Дамблдор, у него со спины шерстинка выпала, что с ним?!» Или: «Директор, спасите! Я нечаянно дал Немо конопляное семя, а потом вспомнил, что оно для птиц, директор, Немо не отравится?» А ещё: «На него Минерва чихнула в своей анимагической форме, как вы думаете, Немо от неё не заразится кошачьим гриппом?»

К этому моменту Гарри полностью растекся по столу и тоненько подвывал сквозь полуобморочный смех. Пит посмотрел на него, скорбно покивал и добавил:

— Однажды Дамблдор спросил: «Чья крыса, Северус?» и услышал в ответ: «Это крыса мистера Поттера. Его тётя крыс не любит, и Поттер отдал питомца мне, попросил за ним присмотреть». Дамблдор зачем-то пожевал свою бороду, а потом начал перечислять всё, что касается крыс: как и чем кормить, как содержать, что кошачий грипп крысам не передается, выпавшая шерстинка здоровью не вредит, а конопляное семя и правда лучше птичкам отдать… В общем, полчаса пел-распевал, как сохранить драгоценную крысу золотого студента.

Гарри уже просто рыдал, сдавленно икая и вытирая набежавшие на глаза слезы. Пит смотрел-смотрел на него, потом махнул рукой и тоже рассмеялся.

Дядя Вернон не скоро отошел от шока, который он пережил на туманной дороге. Много раз он просыпался в поту и с колотящимся сердцем, смотрел в темноту и понимал: если бы не Гарри, они бы погибли. Несмотря на очевидность подстроенной аварии, в полицию он не стал заявлять, потому что следов взрывчатки не нашли. Эксперты сказали, что ствол пихты лопнул от мороза. Сильно притянуто за уши, конечно, но другого объяснения просто не нашли. Но и главное Вернон Дурсль из этой истории тоже вынес: Гарри — замечательный мальчик, настоящий маг-экстрасенс, он своим предчувствием или пророческим видением спас им жизни.

Сам же Гарри тоже не спал лунными ночами, смотрел в окно на круглую Луну и думал об оборотне в школе, о волкодаве, который должен его поймать… Если верить Питу, то волкодав — это Сириус Блэк, но что-то тут не увязывалось, ведь он же был убийцей Поттеров и Тома Реддла, чье тело так и не нашли. И их, ребят, уже далеко не десять, а гораздо больше, и взрослых, посвященных в пророчество — не один, а двое. А возможно, станет и больше. Как разложить эти мысли по полочкам, чтобы они выстроились в цельную логическую цепочку?

За стеной глухо застонал дядя Вернон, и Гарри рывком сел на кровати, напряженно прислушался, встревоженный состоянием дяди, однако, это уже не первый раз… Нашарил с прикроватной тумбочки очки, нацепил на нос, встал, кутаясь в одеяло, и прошел в спальню дяди и тёти. Петунья увидела его и кивнула, подзывая:

— Побудь с ним, я нитроглицерин принесу.

С чем она и вышла. Гарри подошел к кровати и забрался на неё под бок дяди. Тот тяжело дышал. Обеспокоенный, Гарри положил ладонь на дядину грудь и, искренне желая помочь, но не зная чем, зашипел, поглаживая больное место.

— Тшш-ш-ш… тише, дядя Вернон, тише. Болит?

— Ерунда какая… — сипло пробормотал дядя, стесняясь своей слабости. — Ты-то чего не спишь, племянник?

— Над одним пророчеством размышляю, — честно признался Гарри, не желая усугублять этот момент даже крупицей лжи. А пальцы его покалывать начало. Осознав это, Гарри уже целенаправленно пустил поток магии к больному сердцу, мысленно призывая силу Патронуса. Дядя Вернон его не увидел, зато Гарри, затаив дыхание, проводил взглядом серебряный свет, вливающийся от пальцев в грудину. Вернон глубоко вдохнул, ощущая, как отступает боль и становится легче дышать. Осторожно приподнялся и лег повыше на подушки, ещё раз вздохнул, прислушиваясь к себе. И, убедившись, что ему действительно стало лучше, повеселевшим голосом спросил:

— А что за пророчество, а, Гарри?

Гарри, видя, как дяде Вернону на глазах становится всё лучше и лучше, на радостях продекламировал его, считая, что знание о нем дяде не повредит. И разумеется, Вернон заинтересовался словом «крестраж», спросил, что это за хреномать такая?

— Ну… как мне объяснили, крестраж — это кусочек души, спрятанный в каком-либо предмете, — попытался объяснить Гарри. — Считается, что это поможет волшебнику остаться в живых, если его убьют. Его очень сложно делать, душу сперва надо расколоть с помощью самого страшного преступления — обычно это убийство — и помещают клочок в зачарованную для этого вещь. Таким образом, после смерти колдуна душа не улетает в небо, а привязывается к якорю — крестражу.

— Хм… — произнес дядя. — А в чем сомнения-то?

Гарри неуверенно глянул на него.

— Ну, нас сейчас больше стало, и взрослых два…

— А где в пророчестве говорится, что это именно люди? — скептически спросил дядя. Гарри лихорадочно задумался, начиная понимать, что о людях там и вправду никаких намеков.

— Но как же…

— А подсказка прямо там, племянник, вот, вслушайся:

И Глас, и Взор проснутся вдруг, лишь Десятеро встанут в круг.

И Пёс из Ада взвоет в ночь, пронзив пространство вширь и вкось.

Солнечного света пусть тролль не боится — не солнце это светит…

Десять нас должно быть. Взрослый здесь один, остальные — дети.

— Чуешь? Солнце это. Солнце и девять его детей — планеты. Назови-ка их, племянник.

— Меркурий, Венера, Земля, Марс, Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун и Плутон… — ошарашенно перечислил Гарри, чувствуя, как его охватывает эйфория.

— И само Солнце! — подмигнул дядя. — Вместе всё это парад планет. Десятого марта 1982 года произошёл редкий парад планет — все девять небесных тел собрались по одну сторону от Солнца в секторе с углом 95 градусов. Вскоре ожидается ещё один, Малый парад планет, он пройдет третьего мая 1994 года.

— Но парад же — это не круг? — с сомнением спросил Гарри.

— А как они это построят? — возразил Вернон. — Если их орбиты расположены так, чтобы их пути никогда не пересекались. Законы небесной механики очень строги по отношению к себе. Планеты хоть и кружат вокруг Солнца, но полный абсолютный круг они никогда не сложат, обязательно кто-то будет выше орбиты Солнца, кто-то ниже, ближе-дальше и так далее. К тому же при параде планет они находятся с двух противоположных сторон от Земли: Меркурий и Венера с одной стороны, остальные с другой. Последние все вместе гораздо тяжелее, чем первые две, но с их стороны само Солнце. Словом, гравитационное воздействие тех и других уравновешивается, к сожалению любителей концов света. Вот и получается, образно говоря — выстроиться в круг, в ряд, и в то же время он же — хоровод. Запутался ты, да? Я тоже, — Вернон фыркнул в усы и переключился на следующий пункт. — Так, что там дальше, Гарри?

— Шарлатан уйдет, уступив дорогу волку. Волкодав его найдет, ухватит за холку… — продекламировал Гарри и пояснил: — Шарлатаном был профессор Локонс, он ушел в прошлом году. Волк, пришедший ему на замену, оказался оборотнем, и предполагается, что волкодав — это Сириус Блэк, убийца, про которого показывали в новостях в начале лета.

— Господи… что за школа у вас? — сбледнул с лица дядя Вернон. Гарри вздохнул:

— Для волшебников школа. Чтобы бороться с такими вот оборотнями, вампирами и прочими страхолюдинами.

— Хочешь сказать, что они существуют? — прищурился дядя. Гарри опустил голову.

— Да, дядя Вернон. У нас там дракон есть, цербер, тролль, гигантские пауки размером с лошадь, крылатые кони — фестралы. Привидения ещё…

— Тролль… — задумался Вернон. Гарри дыхание затаил, боясь спугнуть мудрые мысли, собравшиеся на наморщенном лбу дяди. — В пророчестве зачем-то упоминается тролль. «Солнечного света пусть тролль не боится — не солнце это светит». Если тролля вытащить на солнце, он каменеет… и освобождается подменыш, украденный троллем… Насколько я помню из германских сказок. Тролли крадут детей, но если похитителя окаменить, то похищенный вернется домой… У вас там тролль детей крал?

— Н-нет… — Гарри ошеломленно помотал головой. — Камушек никого не крал, мы сами к нему ходим.

— Да не в том смысле! — воскликнул Вернон, взмахнув рукой. — Не в смысле сказки… короче, по-другому спрошу — у вас кто-нибудь пропадал? Терялся?

— Тело Реддла пропало… — автоматом брякнул Гарри и прикусил язык, задохнувшись от внезапной догадки. — Камушка самого украли! Его забрали у бабушки-троллихи и посадили на цепь, но два года назад Камушек сбежал и поселился в лесу. Дядя Вернон, он же не…

— Ну, если волшебники настолько всемогущие, как вы говорите, то им ничего не стоит произвести подмену и без согласия тролля.

— Но мы бы не хотели такой судьбы для Камушка, он славный тролль. Зачем его окаменять? — запротестовал Гарри.

— А я и не говорил, что он погибнет. Я говорю, что вернется тот, которого похитили в восемьдесят втором году. Том Реддл ваш.

— Дядя Вернон! Ну, об этом-то ты откуда знаешь?! — пораженно воскликнул Гарри. Дядя вздохнул и, загибая толстые пальцы, начал:

— Письмо Дамблдора — раз. Рассказы Петуньи о Лили — два. Твои собственные газеты, которые приносит твоя сова — три. И общая логика — четыре. А раз в твоих газетах пишется о том, кого нельзя называть по имени, но его же, неназываемого Темного Лорда, Лили называла Том Реддл… в общем, сам складывай цепочку, племянник.

— Прости, дядя… — Гарри виновато зарылся лицом в дядин бок. — Я не хотел…

— Угу, скажи уж прямо, что считаешь меня глупым старым дядькой… — беззлобно проворчал дядя Вернон, мягко похлопывая Гарри по спине. — Ладно, давай вернемся к нашим баранам, то есть к волкам и пастушьим собакам. Но сначала расскажи мне, что там с шарлатаном?

— Он умер, — нехотя признался Гарри. — Хотел убить человека по имени Питер, для чего воспользовался дневником-крестражем…

Гарри рассказал всё, что происходило в Тайной комнате, дядя внимательно выслушал. Подумал. И изрек:

— Волк и волкодав… это абстракция, Гарри, пророчество сбылось уже, и давно. Твой Пит сказал, что Том друг Поттеров, защищал твою маму от убийцы, а тот кусок души в дневнике вознамерился убить тебя. Где логика, Гарри?

— Э-э-э… — растерялся Гарри. Дядя хмыкнул: — Ну, значит, берем последнюю часть пророчества, как там… Око смотрит, Глас речет — уходи за ними, не надейся на крестражи. Сгоришь ли ты в огне драконьем, но конь крылатый путь укажет. Ваш дракон, он как, действительно ли способен спалить плохого, нехорошего злодея?

— Нет, Норберт вообще ягненок в бронированной шкуре, ласковый, что твой котенок.

— Нет, Гарри, ваш Норберт ещё сыграет свою роль, не спеши списывать его со счета, он ещё скажет свое решающее драконье слово. Просто у вас в школе действительно прячутся оборотень и его жертва, но совсем не те, про кого вы думаете. И волкодава следует понимать не в буквальном смысле, а в абстрактном. Просто настанет время, когда это все решится, и, судя по всему, это произойдет третьего мая текущего года.

Тут Вернон посмотрел в сторону двери и весело крикнул:

— Петунья, а ты не слишком ли долго за нитроглицерином ходишь?

Дверь дрогнула, и из-за неё показалась крайне смущенная Петунья, застуканная за подслушиванием. В одной руке она держала стакан с водой, а в другой пузырек с таблетками, робко и заискивающе улыбнулась. Гарри и дядя Вернон засмеялись, Петунья мило покраснела, но тут же присоединилась к ним.

К себе Гарри вернулся с гудящей головой, её прямо распирало от переполнявших мыслей. Вот дядя у него, а! Умнейший человек! Древнее пророчество, как жареную фисташку, расщелкал. Увидев офигевшего Пита, Гарри подошел к столу и внимательно посмотрел в круглые и очень удивленные глаза. Потыкал пальцем в крысиный бок:

— Ты всё слышал, Пит?

Крыс медленно, оцепенело кивнул головой. Гарри махнул рукой и забрался в постель, в конце концов, зверю уши не заткнешь, за километр полет пера слышат…

А в Запретном лесу глубоко под землей, в теплой и сухой пещерке, в гнезде из веточек, песка и камешков, лежала очень довольная Тортик, согревая своим горячим тельцем симпатичные маленькие яички. Их было шестнадцать, кругленькие и пятнистые, общим видом и размером они напоминали перепелиные яйца. Отец-производитель и славный муж Тортика лежал здесь же, вытянувшись на теплом песке, он ждал своей очереди греть яйца, когда супруга отправится на охоту.

Его вид вызывал здоровое смущение, ибо это был самый настоящий татцельвурм, альпийский змеекот, он же кошкодракон, чистокровный и чистопородный. Внешне его можно описать как длинную змееподобную ящерицу с короткими передними лапками, задней пары лап у него не было, но это не мешало ему сноровисто передвигаться, скользить меж камней и даже прыгать на приличные расстояния. Размером он был с кота, а за счет хвоста достигал полутора метров в длину.

Мы никогда не узнаем, как они повстречались, Тортик и её пока безымянный муж. Вряд ли они смогут рассказать нам историю своего знакомства. Можно лишь предположить, что отважный татцельвурм, не найдя себе подругу в родных Альпах, очень долго и далеко странствовал по свету… А может, это Тортик? Во время своих пространственных скачков заглянула в Тирольскую провинцию на перекус и там повстречала вот такого славного паренька, криптозойского героя. Ну, а вьюноша, конечно же, был покорен непревзойденной красотой таинственной незнакомки. А дальше, как говорится — дело техники, любви и счастью все возрасты и расстояния покорны. Для светлой и чистой любви не существует никаких преград. Лишь верная Тортик поставила непременное условие — не расставаться с любимым другом, мальчиком по имени Гарри Поттер. И её молодой супруг согласился с этим условием и даже пообещал познакомиться и, возможно, подружиться с её мальчиком.

Примечания:

Стихи Владарга Д. С. с моим первым куплетом.

Красавец татцельвурм:

https://sun9-2.userapi.com/hVzTX0dk56Z-mkoQXLqo3rKky01473wfVcwCFg/uU0OgiQezrM.jpg

Зимние каникулы подошли к концу, и Гарри с Северусом вернулись в школу. В первый же вечер, сразу после традиционного пира, Гарри согнал друзей в Выручай-комнату и рассказал им о новом толковании старого пророчества. Услышав которое, ребята долго оглушено молчали, обдумывая новости. Наконец Захар длинно присвистнул:

— Ну и дядя у тебя, Гарри, снимаю шляпу. Клевый мужик!

Гарри горделиво приосанился. А друзья его тем временем принялись горячо обсуждать только что полученные сведения. Припомнили сказки о троллях, подробности о движении планет, о роли упомянутых в пророчестве зверей — пса из ада, коня крылатого, дракона и прочих… И застопорились на гласе и взоре, сейчас ещё больше стало непонятно, что это такое и чье. Кто прозреет, кто что скажет? Чьи голоса и очи должны появиться на третий день мая? Как видите, вопросов только больше стало…

Споры оказались напрасными, так как ни к чему не привели, в конце концов, все пришли к одному и тому же — дождаться загадочного дня и часа икс.

Кроме того, Гарри очень волновало исчезновение Тортика. С того момента в поезде она так и не показывалась, и Гарри переживал по этому поводу. Осторожно порасспросив друзей и старшекурсников, он узнал, что никто не видел его известной ящерки с самых каникул перед Рождеством. Это было очень неприятно — потерять любимого питомца при таких невнятных обстоятельствах, ведь Тортика никто не крал и не убивал, сбегать ей тоже не с чего…

Помог, как ни странно, Филч. Увидел он, как Гарри одиноко бродит по вечерним пустым коридорам, заглядывает в каждую нишу и выемку в стенной кладке и тихо зовет: «Тортик!.. Тортик, ты здесь?..», пожалел грустного паренька и обратился к нему:

— Гарри, она ведь девочка у тебя?

— Да, мистер Филч, — отозвался немного озадаченный Гарри.

— Так она, может, занята, Гарри, и не может к тебе прийти. Она, наверное, яички высиживает, погоди пару месяцев, и она вернется с кучей маленьких Тортиков-Пирожочков.

Секунду-другую Гарри ошалело взирал на старого завхоза так, словно тот только что спас ему жизнь. Потом потряс головой и выдавил:

— Я об этом не подумал, мистер Филч, спасибо! Это невероятно… но разве Тортик может? Она же…

— Вполне живая, — мягко перебил Филч. — Раз оказалась способна к размножению. Нашла где-то хорошего самца и свила гнездо.

Гарри восхищенно уставился в стену перед собой, ярко-ярко представляя себе Тортика, окруженную стайкой её крошечных копий. Напредставлявшись и навосхищавшись, Гарри кинулся к Филчу и крепко обнял старика, слегка придушив в порыве чувств.

Успокоился Гарри, перестал искать и звать пропавшую любимицу. Окунулся в школьную рутину. Посещал уроки, изучал магию, корпел над эссе. Искал в книгах и учебниках, как вернее всего прикончить вампира, вурдалака и упыря. Каким оружием можно убить оборотня-ликанта (не Люпина, а другого).

Рон не понял его увлечения, спросил, зачем их убивать, вампиров и оборотней? Гарри наставительно ответил:

— Как зачем? Они же на людей нападают! Вот закончу Хогвартс и поступлю в мракоборческий центр, в отдел инквизиции, там есть такой, я узнавал, под началом Долорес Амбридж. Выучусь на инквизитора и буду защищать людей!

Разговор происходил в Большом зале в «глухой час», понятное дело, все замолчали и удивленно уставились на Гарри. Кто-то скривился:

— Фу, как неэстетично. Не понимаю, ну кому это нужно, грязных магглов защищать? Ты сдурел, что ли, Поттер?

Гарри посмотрел, кто это сказал, и скривился в ответ:

— Фуй, это ты, Руфус Фадж? Понятно, отчего министра никто не любит… раз у него такой вонючий племянник.

— На себя посмотри, слизень мерзкий! У магглов вырос, значит, и будешь пестовать этих грязных свиней. Конечно, другого же дома ты не знал, вот и любишь маггловский свинарник.

— Жаль мне тебя, Фадж, — парировал Гарри. — Совсем у тебя с фантазией туго, дважды повторился, «грязные свиньи»… Это всё, на что ты способен?

Руфус побагровел, поняв, что его считают ущербным, и хотел уже встать, чтоб наподдать гадкому очкарику. Но пока он ерзал и распихивал соседей, чтобы с лавки подняться, в зале началась дискуссия на случайно затронутую тему.

— Не знал я, что есть отдел инквизиции… — протянул Дин. — А чем там занимаются?

— Н-ну-у-у… — задрал Гарри глаза к свечкам, парящим в вышине. — Там учатся всем видам единоборства на всех приемах, от кулачного боя и тхэквондо до дзю-до, учат разбираться в любом оружии, от ножа и простого канделябра до атомного авианосца…

— Погоди, — насторожились некоторые ребята. — Поттер, но это всё звучит как противостояние магглов и волшебников. Ты что, собрался воевать против нас, защищая магглов?

Гарри спустил глаза с потолка и обвел ими зал. Полюбовался на море озадаченных лиц и хмыкнул:

— Ну что вы?.. Как вы могли так подумать? Лично я собираюсь уничтожать только ту нечисть, которая так или иначе вредит людям, всякую вредную пакость, вроде вампиров-кровососов и бешеных вурдалаков с боггартами. Кстати… — тут в голосе Гарри явственно зазвучал металл с примесью горечи. — Колдун, который поднимет руку на простого человека или применит против него плохую магию, будет мною проклят и лично сожжен на костре.

— Вот! Я же говорил, он совсем чокнулся! — взорвался Фадж. Остальные лишь вопросительно смотрели на Поттера и ждали его пояснений. И Гарри оправдал их ожидания. Он сказал убийственную фразу, разделенную короткими паузами:

— Когда я ехал домой на каникулы, кто-то взорвал Бомбардой дерево. Оно упало на дорогу и раздавило машину. В той аварии погиб маггл. Целью покушения были я и мой дядя. Наши жизни спас дементор, наслав на дорогу туман, из-за чего я попросил дядю постоять на обочине, пока он не рассеется.

Повисла гулкая, прямо-таки оглушающая тишина, она (вместе с новостью) была настолько ошеломительная, что аж в ушах зазвенело. Фадж от неожиданности раздавил вилку, та прямо согнулась в месте сжатия… Ну ещё бы, услышать, как кто-то покушается на Поттера, подумать только, на знаменитого Гарри Поттера, героя пророчества, — ещё и не так офигеешь.

А Гарри ещё и смотрит куда-то с самым «милым» выражением на лице. Весь зал машинально проследил за его взглядом и уперся в центральную сребробородую фигуру за профессорским столом. Дружное «Ах!» и отваленные челюсти всего зала заставили Дамблдора заерзать на ставшем очень неудобным золотом троне. Сидевшие с двух сторон коллеги-профессора тоже перевели на него взгляды. Вопрошающие, недоумевающие и с начавшейся разгораться в них искоркой понимания.

— Это правда, Дамблдор? — опасным тоном прошипела Минерва. Стебль и Флитвик молча и без колебаний вынули свои волшебные палочки и нацелили на директора. Хагрид, подумав, вытащил из-за пазухи розовый зонтик. На всякий случай. Северус стратегически отъехал на стуле от стола к стене, заняв пока нейтральную позицию.

— Это неправда! — заюлил Дамблдор, его голубенькие испуганные глазки так и забегали туда-сюда в поисках выхода, коих было немало — парадные двери в конце, маленькая дверка в левой стороне Большого зала и огромное окно в торцевой стене позади стола. — Ну как вы можете такое думать? Где доказательства? Что вы мальчишку слушаете?! Наговорил сопляк всяческих глупостей, а вы и верите!

— Это уже не первый подобный случай! — загремела Минерва. — В этом зале все помнят, как вы натравили кобру на мистера Поттера!

— Я?! — возмущенно взвился Дамблдор. — Ничего подобного! Тогда это была простая шутка.

— Ну, счас оно не похоже на шутку… — пробубнил Хагрид, поигрывая зонтиком. — Счас оно на покушение смахивает. Чо ж я, Гарри не знаю? Я ж того, помню ящё, как дядя пузатый пацанов собой прикрывал, когда я сдуру к ним вломился… Не могли вы меня нормально про… про-ин-струк-ти-ровать, как к магглам заходить? А то… «дверь выломай, войди и напугай их всех!»

А тут и Гарри поднялся вдруг с места. Тоненький, чуть горбящийся подросток с непривычно длинными руками и ломким голосом. Рядом с ним появился сияющий, нестерпимо яркий, очень сильный телесный Патронус — небольшая косматая собачка.

— А почему не олень? — против воли ляпнул Дамблдор.

Ему не ответили, вместо этого по всему залу тут и там засияли другие Патронусы. Их стало так много, что в зале словно неоновую лампу зажгли — так посветлело от сияния Защитников. А каких только зверей тут не было! Кролики и кошки, собаки разных пород, пони и лошади, лебеди и ястребы с орлами… лисы, цапли, журавли. А за плечами сестер Патил встала великолепная индийская слониха!

Потом учителям пришлось напрячься — в зал сквозь стены, подобно призракам, влетели дементоры. Одновременно с ними распахнулись двойные двери Большого зала, и в них вошли весьма значительные лица: Амелия Боунс, Альберт Ранкорн, Ральф Боул — невыразимец и отец Люциана Боула, Дирк Крессвелл, Бродерик Боуд, Августа Долгопупс, Долорес Амбридж, а также отцы нескольких студентов: Люциус Малфой, Гидеон Паркинсон, Гордон Нотт, Нил Гойл и ещё какие-то, всех не имеет смысла перечислять.

Амелия Боунс и Альберт Ранкорн синхронно и не сбавляя шага подняли вверх свои палочки и запустили в потолок два дымных вихря. Взлетев по спирали, они слились в один туманный экран… И следующие полтора часа весь Большой зал играл роль кинотеатра, а сидящие в нем зрители смотрели упоительный 3D фильм про Питера Петтигрю, Сириуса Блэка, Гарри Поттера, василиска и все их воспоминания. По сути, Большой зал превратился в гигантский Омут Памяти, поддерживаемый Патронусами и дементорами.

Во время просмотра рядом с Гарри сел Питер в человеческом облике, а в двери вошел-вплыл Демьян, цепко держа за плечи и ведя перед собой тощего оборванца — Сириуса Блэка. В антимагических цепях.

Сеанс закончился. Все оцепенело переглядывались меж собой, переживая и осмысливая все увиденное и услышанное. Оглушено оглянулись и вздрогнули, увидев новых действующих лиц — драного бомжа в цепях перед стражем Азкабана и приятного толстячка, сидящего рядом с Гарри.

Альберт Ранкорн убрал палочку куда-то в недра мантии, вынул оттуда же свиток пергамента и протянул его Амелии Боунс. Та посмотрела на него и поморщилась:

— Лучше ты зачитай, у тебя голос погромче моего…

Альберт зачитывать не стал — заговорил своими словами, мощно и раскатисто:

— Альбус Дамблдор, вы арестованы по решению Визенгамота и МАКУСА за ряд преступлений, которые мы имели честь наблюдать в воспоминаниях, предоставленных Гарри Поттером и Питером Петтигрю. Чтобы не возникло протестов и вопросов, официально объявляю — Питер Петтигрю жив, оправдан и восстановлен в правах как приемный отец Гарри Поттера.

Посмотрели на Гарри, а тот жмурится довольно да к Питу прижимается, ласковый и домашний мальчик… Голос Альберта дальше загрохотал:

— Попечительский совет Хогвартса в составе всех его двенадцати членов принял решение и подписал приказ об отстранении Альбуса Дамблдора от должности директора и назначил на эту почетную должность Северуса Снейпа, профессора Зельварения и Декана факультета Слизерин.

Северус непроизвольно вжался в спинку стула — простите, что? А почему я-то?! Его лицо при этом стало таким растеряно-потерянным, что его просто захотелось обнять и расплакаться…

Дамблдор злобно шнырял глазами по сторонам, явно не желая так скоро и добровольно сдавать позиции. А услышав же, как Северуса назначили на директорский пост, и вовсе съехал с катушек… Издав сдавленный кудахтающий звук, Дамблдор вскочил с трона, совсем не по-стариковски отпрыгнул к стене и воткнул Бузинную палочку в горло Северусу. Все замерли, боясь лишним телодвижением спровоцировать старого идиота до страшного непоправимого итога. Весь зал замер, в страхе взирая на спятившего старика и палочку, прижатую к шее заложника.

Правы всё-таки психологи, утверждающие, что охваченного превосходством преступника тянет на философские рассуждения. Не зря же в финальной сцене книги или боевика все гаврики становятся в позу… Вот и здесь тоже. Почувствовав себя в безопасности и в полной власти над происходящим и видя, что все его боятся, а значит, и уважают, Дамблдор приободрился. Упер палочку покрепче в горло беспомощной жертвы, выпрямился и укоризненно обратился к залу:

— Как-то быстро вы забыли о моих заслугах перед обществом и о моих славных делах во имя всеобщего блага. Кто победил Грин-де-Вальда? Кто открыл двенадцать способов применения драконьей крови? Кто был учеником самого Фламеля?! А этот человек… — он резко встряхнул Северуса за плечо. — Пожиратель Смерти, правая рука Темного Лорда! И все эти годы он был под моим неусыпным контролем. Кого вы собрались посадить на мое место, вы, идиоты?!

Казалось бы, он верно говорит, каждое сказанное им слово несло тяжеловесную истину, давя на плечи и совесть невольных слушателей. Все нервно вздрагивали и ежились всё больше и больше, подавленные мудрой речью несправедливо обиженного старика. Но…

Но тут раздался смех. Радостный такой, веселый, неудержимый смех, идущий из самой глубины невинной и чистой души… Посмотрели в сторону развеселившегося весельчака и изумились. Смеялся Сириус Блэк, откинув голову и звеня кандалами, он совершенно открыто, искренне и счастливо хохотал. И сквозь смех, захлебываясь, бессвязно выкрикивал:

— Ну да, ну да, а сам-то, сам! Ха-ха… Лорда в тролля… хи-хи… Крестраж в ребёнка заслал и с Темным Лордом воедино связал, чтоб потом включить эту связь, хи-хи… и вырастить нового Темного Властелина. За ради всеобщего блага, ха-хахс… А Лорд-то на чай пришел, дрр-р-ружок Потерр-р-ровский! Ведьму рр-рыжую защищал, и придурок оленистый его грудью своей прикрыл… предатели… Все кругом предатели. Не-на-ви-жу!..

Заверещав, он кинулся было на Дамблдора, но за плечи его крепко держал Демьян. Однако и этого короткого рывка оказалось достаточно для того, чтобы вздрюченный старик машинально отдернулся назад, чем и воспользовался Северус. Ужом скользнув вбок и вниз, он упал на пол и молниеносным полицейским перекатом ушел далеко в сторону. В ту же секунду над его головой просвистели веревки-Инкарцеро, плотно опутывая Дамблдора. Миг — и всё было кончено, взято под надежный контроль мракоборцев и невыразимцев. Отобрали и тут же сломали Бузинную палочку, отчего у Дамблдора глаза из орбит вылезли, и он в полнейшем ужасе уставился на её обломки. Судорожно задергался в путах и сдавленно просипел:

— Идиоты, вы же Старшую палочку самой Смерти сломали, ту самую, которую именуют то Смертоносной, то Жезлом Судьбы или же Бузинной палочкой!

Все с невольным уважением посмотрели на Ральфа Боула, чьи лопатообразные ручищи с легкостью переломили пополам знаменитую палочку. Тот спрятал лапищи за спину и застенчиво улыбнулся: иногда это так удобно — быть незнайкой…

А Дамблдору на всякий случай заткнули рот кляпом, скомкав и запихав туда бороду, для надежности завязав лицо полотенцем.

Увели его вместе с Сириусом. Укатившийся под стол Северус выглянул наружу и, убедившись, что горизонт чист, вылез полностью и принялся поправлять сбившуюся мантию. Рассеялись Патронусы, разлетелись дементоры, попечители из Министерства магии расселись по скамьям вперемешку со студентами, а студенты…

Опасаясь, что новый директор сбежит, так и не став директором, все они принялись очень бурно и страстно уговаривать профессора Снейпа занять предложенный ему пост. Ну пожалуйста, будьте лапушкой, станьте директором. Северус оставил в покое свою мантию и затравленно оглянулся на двери. Но перед ним, на пути к желанному выходу, выросла сухопарая фигура завхоза.

— Э нет, Северок, не выйдет удрать. Придется тебе принять эту должность. Разве с тобой Замок не разговаривает? — и хитро прищурился, старый ехида. Северус обреченным взглядом окинул зал и море вопрошающих лиц, наткнулся на Люпина и остановился на нем. Люпин трусливо съежился, а по лицу нового директора расползлась жутковатенькая сардоническая улыбка-оскал, в тихом голосе прозвучала сталь сомкнувшегося капкана:

— Ты сам уволишься или мне тебя выпнуть отсюда, волк ты мой разлюбезный?

Разумеется, Люпин предпочел уволиться сам, о чем он и заявил, пообещав исполнить в течение суток. Минерва поджала губы, неодобрительно глянула на свежеиспеченного директора, изо всех сил стараясь быть вежливой, процедила сквозь зубы:

— Зачем его увольнять, Северус? Ремус прекрасно справляется со своими обязанностями. Где вы сейчас возьмете компетентного преподавателя на место Люпина? Или вы сами начнете вести уроки Защиты?

Северус, так же вежливо, только более прохладно, ответствовал:

— Пост профессора Защиты займет Демьян-Путеводец… — поднял руку, предупреждая вопросы и возражения. — Он — дементор и уже три с половиной месяца тайно обучает детей Основам Защитной магии.

Минерва открыла рот, но, увидев всё ещё поднятую ладонь, покорно закрыла, не издав ни звука. И Северус договорил шелковым голосом:

— Патронусов вы тоже видели, полагаю, этого достаточно, чтобы подчеркнуть компетентность данного преподавателя.

— Но Люпин… — тоскливо спросила МакГонагалл, будучи упертой и верной своим принципам. — Может, он всё же доработает до конца года?

— Пусть идет в мир магглов и устраивается грузчиком или дворником, — равнодушно пожал плечами Северус. — Магглы более лояльно относятся к работнику, который раз в месяц регулярно уходит в двухнедельный запой. Другими словами — никто не станет спрашивать, куда ежемесячно пропадает сторож.

Минерва упрямо посмотрела на него, и Северусу пришлось нажать:

— Мне надоело каждый раз варить антиликантропное зелье и заставлять принимать его нашего полуручного волкодлака.

— Но магглы… они могут догадаться.

— В таком случае есть шанс, что его кто-нибудь пристрелит серебряной пулей, — совсем ласково прожурчал Северус, отбивая у Минервы дальнейшую охоту для споров.

* * *

Настал уже февраль и выходные, когда Гарри с друзьями сидели в Большом зале и обсуждали прошедшие занятия, как из холла послышался шум. Переглянувшись, ребята встали и посмотрели в сторону дверей. Весьма удивились, увидев, что люди шарахаются от чего-то невидимого и пугливо прижимаются к стенам, пропуская и провожая взглядами кого-то очень страшного. Заинтригованный Гарри сделал шаг, другой… и неуверенно замер, глядя на странный коричневый коврик, показавшийся на пороге. И лишь спустя очень длительное мгновение его глаза расчленили и классифицировали картинку: по проходу меж столов к нему вразвалочку шлепала деловитая Тортик в окружении крошечных своих подобий, а позади них полз-крался жутковатый зверь, грозно шипящий на ноги нерасторопных студентов.

Гарри даже за щеку себя ущипнул, желая проснуться и поверить, что живой татцельвурм ему только снится. Увы и нет. Кошкодракон ему не снился — он был настоящим. Грозным и красивым. Глянцево-блестящий, шоколадно-коричневый с вафельным узором чешуек, он являл собой великолепный экземпляр представителя своего вида, крупный — в полтора метра длиной — черноглазый с желтоватым горлышком. Завороженный невозможной по своей сути встречей, Гарри сел на пол и потрясенно спросил у Тортика:

— Господи… где же ты такую мосю достала?

В ответ Тортик залезла к нему на колени. Вместе с детками. Коричневые, полосатенькие и пятнистые малыши, головастенькие и длиннохвостые, домовито заползли на всего Гарри, тоненько посвистывая и юрко стреляя язычками. Гарри, полный трепета, рассматривал их, отмечая вафельный рисунок на спинках, как у папы, и оранжевые и желтые кружочки и пятнышки, как у мамы, а в голове его уже мелькали их сладкие кондитерские имена: Печенюшка, Пышка, Пончик, Вафелька, Помадка, Эклерик, Карамелька, Ириска, Пряник… Зефирик и Бисквит. Медовик, Каштанчик, Наполеон, сколько их… шестнадцать? Ещё два имени… Шоколадка и… Тростник. Есть такой тростниковый сахар, он коричневый, как вот этот толстячок, он будто песочком посыпанный… А вурмика Мосей назовем, потому как это было самое первое слово, которое пришло ему в голову при взгляде на татцельвурма. А самое первое впечатление — оно, как правило, самое верное.

Примечания:

Очень выразительное лицо нового директора. То самое, когда хочется его обнять и поплакать от умиления:

https://sun9-61.userapi.com/xcruB-j34eEe43CaiBQgO_bF5ugh97GjQaQaqA/01gQ4R6WrtM.jpg

А это Питер, если что...

И он, по-моему, симпатичный:

https://sun9-15.userapi.com/2dHJ8H4zItXF2FJ8hD0e0blEzPuNaONMEa-kjA/F_wV2llK8kw.jpg

Восхищенные ребята, пугливо вздрагивая и отпрыгивая от наскоков татцельвурма, окружили Гарри и его питомцев и, уворачиваясь от шипящей пасти папаши, принялись украдкой ласкать и гладить малюток. Пока отец шипел и ругался на одного из ребят, второй позади него ухитрялся погладить тортёнка. Детвора, она такая, с одной стороны прогонишь — с другой подлезут.

— Ух ты, Гарри, они такие классные!.. — простонал растекшийся от умиления Захар. — Подари мне одного!

— Обязательно подарю! — обрадовался Гарри. — Но не сейчас, а позже, когда они от мамы перестанут зависеть.

— Конечно-конечно, — закивал Захар. — Я понимаю. Ведь котят у кошки тоже не сразу отбирают…

Остальные ребята, услышав, что раздают тортят, тут же возбужденно загомонили и стали наперебой просить и себе чудных зверушек.

Тортик млела, распластавшись на коленях у Гарри, папаша Мося, видя, что деток никто не обижает, успокоился и прекратил на всех кидаться. Маленькие тортики расползлись по рукам приглянувшихся детей, а один, Тростничок, незаметно перекочевал на руки Филчу, который неслышно подошел сзади и тоже принял участие в знакомстве. Гарри увидел, улыбнулся и взглядом сказал старику, что этот малыш выбрал его. Аргус благодарно улыбнулся в ответ.

Таким образом сама собой снялась проблема содержания большого количества удивительных ящерок.

Тут же, прямо здесь и сейчас, на голову Гарри посыпались вопросы о том, как и где держать тортят, чем и сколько кормить, нужен ли аквариум и какой? Гарри подумал и сказал:

— Уверенно я могу рассказать только про Тортика, а вот про её малышей, я думаю, каждый из вас должен сделать свои собственные открытия. Понимаете? Моя Тортик и татцельвурм — неизвестные науке звери… ну, разве что про червя-невидимку утверждали, что он ядовит, и у него смертоносное дыхание, но, судя по отсутствию вокруг Моси мертвых тел, это не более, чем просто байка, построенная на домыслах и суевериях.

* * *

Северус озаботился поисками преподавателя истории. Катберт Биннс, узнав об этом, нанес ему визит. Просочился в дверь, навис над новым директором печальным облаком и уныло пронудил:

— Господин директор, а я вас чем-то не устраиваю?

— Нет, сэр, — сухо ответил Северус. — Ваши уроки скучны и однообразны.

— Меня сместят с должности? — призрачный подбородок совсем не трогательно задрожал, по крайней мере, Северус этим не проникся ни на йоту.

— Нет. Вас не сместят. Вы можете приходить и рассказывать о гоблинских восстаниях младшим курсам. Но остальные учителя должны преподавать полноценную историю мира и магии. Кроме того, я намерен включить в программу Хогвартса географию и минералогию, общую биологию и зоологию обычного мира. А то позор какой-то: все знают о единороге, а млекопитающее с клювом, откладывающее яйца и потеющее молоком, для волшебников — это фантастика и за гранью возможного, а ведь его каждый маггл, съездивший в Австралию, может увидеть.

Помимо этого, думаю, неплохо бы открыть художественный салон… — Северус помахал письмом. — Миссис Кеттлбери сетует на то, что её дочка за год пансиона в Хогвартсе утратила навыки к рисованию, а ведь малышка так чудесно рисовала! Сейчас она на втором курсе, надеюсь, её талант ещё не зачах.

Катберт висел перед столом и почтительно внимал директору, хотя вряд ли понимал и половину из сказанного, но он бы скорей развеялся, чем признался в своей невежественности. И потому кивал на каждое мудреное слово с самым умным видом. А дождавшись, когда директор закончит делиться с ним своими планами, поспешно ретировался, заявив, что должен составить отчет о проделанной работе. Северус задумчиво проводил взглядом тающий в воздухе дымный след эктоплазмы и спросил себя — а не кажется ли ему, что уход призрака больше смахивает на бегство? Пожав плечами, он принялся осматривать директорский кабинет, доставшийся ему от Дамблдора. Здесь всё было дамблдоровское, все эти жужжащие, стрекочущие и попискивающие серебряные штучки. Никак у него руки не дойдут всё это выбросить, всё времени не хватает. Ну, времени, может, и не хватает, а вот рук…

В то же утро в конце завтрака в Большом зале появилась серебристая медведица, которая голосом Северуса громко объявила всему залу:

— Всех свободных в данный момент прошу явиться в кабинет директора. А так как размеры кабинета ограничены стенами, то жду группы переменными бригадами в количестве не более сорока лиц.

Заинтересованно переглянувшись, студенты стали группироваться в вышеозначенные бригады по сорок душ в каждой, сбились со счета, перестроились опять, снова сбились, после чего махнули руками и дружной толпой ломанулись вон из зала. Наверное, Северус забыл, что сегодня воскресенье и свободны были ВСЕ студенты…

Перед горгульей их поджидала всё та же медведица. Оглядев заполненный из конца в конец немаленький и довольно-таки широкий коридор, она весело хмыкнула и велела:

— Сначала пусть к директору войдут старосты и получат от него инструкции.

Четыре пары пятикурсников — старост факультетов и двое семикурсников — префектов школы, дурашливо перепихиваясь локтями, взбежали по винтовой лестнице. Оставшиеся триста душ приготовились к долгому ожиданию, но не успели они как следует разогнаться со своими ностальгиями, как старосты с грохотом ссыпались вниз. Весело обозрев притихших салаг, генералы радостно гаркнули:

— По двое с каждого факультета и курса — шаг вперед!

Четыре факультета, семь курсов и по паре с каждого равно пятидесяти шести. Задача: взять с полок всё, что понравится, и унести с собой. Разумеется, новый директор предусмотрительно проверил дамблдоровские штучки-дрючки на черную, темную, серо-буро-малиновую и прочую полосатую магию… Так что опасных вещей на полках не было, уж об этом-то Северус позаботился в самую первую очередь и для себя любимого.

Стихийный наплыв студентов можно описать следующим образом: вот нахлынула первая волна радостно галдящих детей с сияющими счастьем глазами, подобно живому ураганчику, они пронеслись по круглому кабинету, сметая с полок безделушки в виде глиняных черепашек, фаянсовых петушков и собачек, костяных слоников и серебряных и медных неопределенных фиговин, не поддающихся названию. Схлынула со звонким говором вниз по лестнице. Через минуту вливается вторая, точно такая же волна, за ней третья, пятая и десятая, и так до полудня, пока не закончились дети и последние предметы. И вот стоит Северус посреди кабинета и с удовольствием обозревает девственно-чистые полки и столики. Отлично! Вот теперь можно обустраивать кабинет под себя.

Позже, покидая комнату, Северус задумался о судьбе грифона, оглядел его и, хмыкнув, достал палочку. Взмах, формула высшей трансфигурации, и на месте крылатого недоразумения спиралью свернулась мраморная змея с гребнями-ступенями.

Несколько дней по школе летали дементоры, пугая преподавателей, никто не знал, как себя с ними вести. Но потом они ушли, и в замке остался только один Демьян. Не скоро и далеко не сразу до обитателей Хогвартса дошло, что в замке резко сократилось количество привидений… Осознав же это, профессора провели ревизию оставшихся и выяснили, что у них теперь по всему замку летают всего девять призраков, включая факультетских. Остальные были… съедены дементорами. Поднялось робкое возмущение — просто для того, «чтоб было». По этому поводу собрали срочный педсовет в учительской. Первое слово взяла Минерва:

— Дорогие коллеги, давайте подведем итоги. Я признаю, что бывший директор Дамблдор значительно превысил свои полномочия. Покушение на жизнь студента, допуск в школу оборотня, ещё какие-то махинации… но даже он не позволял себе такие вольности! Он не пускал в школу потусторонних тварей, твердо держался принципа — пока он директор, ноги дементора в школе не будет! А Северус?! Что Северус-то творит? Допустил в школу монстров, и они, извиняюсь, скушали почти всех наших уважаемых привидений! Остались только Толстый Монах, Серая Дама, Кровавый Барон, Почти Безголовый Ник, Плакса Миртл, Шотландец, Печальный Скрипач, Часовщик, Тихая Леди и… Пивз. Хотя последнего привидением можно назвать лишь с большой натяжкой. Но лично меня особенно сильно задело то, что дементоры съели профессора Биннса! Северус, конечно, обещал пригласить нового учителя преподавать Историю, но я не об этом, а о том, что это фирменное безобразие! Как эти мерзкие чудовища посмели поглощать почтенного и всеми уважаемого профессора Биннса, не одно поколение ведущего у нас уроки?

Охрипнув, Минерва схватила стакан и отпила воды. Флитвик заболтал ножками, поерзал и робко пискнул:

— Эльфиас Дож письмо прислал, спрашивал, куда это Грюм с Флетчером подевались. Я заинтересовался и послал запрос в Министерство, а там сказали, что их вроде как убили, из Книги Учета пропали их жизненные данные… Грюма и Флетчера объявили в розыск.

— А это вы к чему, Филиус? — спросила МакГонагалл. — Вроде не они тема нашего сегодняшнего заседания.

— Ну, понимаете… — крошка-Флитвик пустил звонкого петушка. — У меня есть артефакт, нечто вроде вредоуловителя, как вредноскоп, только усовершенствованный мной для более верного результата с записью памяти о прошедших днях. Он у меня постоянно настроен и стоит на самой высокой башне Когтеврана. Как антенна. Так вот, получив сообщение о смерти Грюма и Флетчера из Министерства, я поднялся на башню и забрал артефакт, чтобы снять с него показания о каких-либо изменениях, произошедших на территории школы. И он показал, что один из дементоров недавно совершил Поцелуй. Он был сыт и прямо-таки переполнен двумя высосанными душами… К сожалению, мой прибор не может сказать, где искать тела погибших магов.

— Ничего, Филиус, этого вполне достаточно! — нехорошо прищурилась МакГонагалл. — Главное мы знаем — какой-то дементор бесчинствует, чмокает в губки направо-налево невинных волшебников. Совсем распоясался! Ваш артефакт способен его опознать, Филиус?

— Нет. Но я знаю, кто это! — отчаянно проверещал Флитвик, загораясь праведным гневом.

— И кто же это? — подобралась Минерва.

— Это учитель Защиты! — уверенно заявил Флитвик.

Минерва выпрямилась, её ноздри хищно раздувались, а глаза яростно засверкали. В голосе зазвучало торжество и стал сильнее шотландский акцент.

— Ну всё! Мы сейчас же идем к директору и предъявляем ему претензии по поводу некомпетентности его преподавателей. Потому что это никуда не годится, чтобы в школе находился убийца! Люпин хотя бы никого не убивал!

С аргументом Минервы все согласились и решительно ринулись к директорской башне. Северус в легком удивлении приподнял брови, когда на его короткое «Войдите!», к нему вошел весь педсостав: полыхающие гневом МакГонагалл и Флитвик, растерянная Стебль и чем-то смущенный Хагрид, озадаченные Вектор и Синистра с Бербидж, рассеянная Трелони с видом «я здесь случайно, не смотрите на меня» и, как всегда, ехидный Филч с кошкой под мышкой. Затолкав подальше замечание насчет детей, брошенных без присмотра, Северус кротко выслушал претензии к своей и дементоровой персонам. Говорила МакГонагалл, Флитвик тоненько подкудахтывал, взволнованно хлопая в ладошки. Остальные молчали. Только Трелони глаза пучила да кивала согласно…

Когда Минерва договорила и замолчала, тяжело дыша, как загнанная кошка, пробежавшая по жаре двадцать метров, Северус отлепился от спинки кресла, возложил руки на стол, оглядел замершую перед ним делегацию и задумчиво произнес:

— Я не знал, что дементоры способны высасывать души без приказа Министра… Признаться, меня это удивляет и… беспокоит. И мне будет крайне интересно послушать, как это объяснит сам дементор. Вы позволите? Я бы хотел позвать сюда Демьяна и спросить его лично.

Ему позволили, рассредоточившись по кабинету и прижавшись к шкафам вдоль стен. Северус призвал Медведицу и отправил её за Демьяном. Вскоре зимняя стужа, пар изо ртов и иней на стенах возвестили о приближении дементора. Он вплыл в комнату, как всегда нагоняя жути и оторопи на всех, кто его видел и боялся. Гигантская трехметровая черная фигура замерла перед директорским столом, только рваные лоскуты хламиды туманно колыхались по воздуху. И многие в этот миг отчего-то задумались — а из чего состоит одежда Стражей Азкабана?

Северус свел вместе кончики пальцев и посмотрел на дементора поверх них:

— Профессор Путевод, до меня дошли сведения, что вы неправомерно используете свои полномочия и даже превысили их, убили неких Грюма и Флетчера. Не желаете ли объясниться?

Монстр из Преисподней, однако, не спешил отвечать, он молчал и пронизывал пространство своим неодобрительным холодом. Потом зашелестел летящей листвой с запахом хвои, гулко и грозно:

— Я смотрел в их души… Я видел их помыслы… Убить толстого маггла по имени «дядя Вернон». Первая попытка не удалась — я подсказал Гарри спасти себя и дядю. Их машина не попала под дерево. Я хотел усовестить Одноглазого. Воззвал к его совести, пробудил стыд…

— И?.. — настороженно подтолкнул Северус. Стоящие вдоль стен профессора тоже затаили дыхание.

— Он воспротивился. Запротестовал против своей же совести… — разочарованно выдохнул морозный ветер. — Я заглянул ему в мысли и увидел дальнейшие планы Одноногого. Он намеревался проникнуть в дом мальчика ночью и довершить начатое — задушить дом газом. Где живет мальчик, знал Флетчер…

Утих хвойный ветер, замолчал дементор, незаметно впитывая эмоции замороженных ужасом профессоров. И понимал — они напуганы тем, что Гарри мог погибнуть, если бы дементор не принял самостоятельное решение. Северус передернулся и спросил просто так, для затравки:

— Почему вы Грюма по имени не называете?

— Он не достоин звания. Никакого! — прохладно выдохнул Демьян-Путеводец. Помолчали, переваривая полученные сведения, потом Хагрид, как самый смелый и туповатый, спросил:

— Дык… А привидений зачем жрать?

Мороз сменился тропической жарой, в круглой комнате словно включили «парниковый эффект». Все моментально промокли, пропитываясь сильным ароматом кокоса — это беззвучно рассмеялся Демьян.

— Они мешали Замку. Хогвартс попросил убрать лишних призраков… — горячим горным феном прошелестел Путеводец. — Он всё-таки жилой дом, и засилье такого большого количества привидений очень сильно мешало ему, — тут теплый фен слегка разбавился прохладным береговым бризом. — Призракам вообще-то полагается заселять пустующие старые и заброшенные дома, где они могут пугать случайно забредших путников и питаться их страхами, эмоциями и энергией. А здесь всё-таки дети, и это несколько… нежелательно — позволять призракам питаться их некрепкой, неустойчивой ещё магией. Профессор Биннс был очень древним привидением, преподавая так называемые уроки, он растрачивал свою эктоплазменную энергию, и чтобы не развеяться, он брал её из окружающих, в частности, из детей. Я заметил это, когда увидел, что дети выходят с урока Истории вялыми и сонными, присмотревшись к ним повнимательнее, я отметил, что они истощены. Мне показалось это странным. И я тайком подсмотрел один из уроков профессора Биннса.

К этому моменту по комнате свистел возмущенный борей.

— Призрак Катберта загундосил про восстание гоблинов самым монотонным голосом, говорил он в нос, из-за чего его речь стала совсем неудобоваримой на слух. От такого голоса хочется спать, отключиться от него и не слушать. Что дети и сделали. А призрак, усыпив их, принялся за свое черное дело — поглощать их молодые силы и юную магию… Мне это очень не понравилось, и я счел за лучшее поглотить его ничтожную плазму, развеять эфирное тело и отправить душу по фестральей тропе в последнее путешествие.

Кабинет директора все покинули молча и в глубокой задумчивости. Оказывается, Жнецы имеют право принять судьбоносное решение — спасти одну жизнь и забрать другую в зависимости от их ценности. Более того, они владеют и навыками окклюменции, раз смогли прочесть грязные мыслишки дамблдоровых пёсиков. И привидений-то они, оказывается, неспроста кушают…

* * *

Сириуса Блэка заставили превратиться в собаку, а когда он это сделал, на его шею надели противооборотный ошейник, чтобы он никогда больше не превращался в человека и не мог пользоваться своими руками. Грубо говоря, его лишили шанса на повторный побег. А Дамблдору…

Старому директору устроили самую настоящую трепанацию. Самые лучшие мозгоправы-легилименты буквально выпотрошили его мозг, просмотрели все, самые отдаленные куски его памяти и подсознания. Прошерстили его воспоминания от настоящего времени, всех его ста двадцати годов и вплоть до младенческого начала, когда он впервые заинтересовался своей ручонкой.

Плохо им стало, ой как плохо… Вывалились бравые мнемопутешественники из недр дамбовской черепушки, а сами бледные да зеленые, один в уголок убежал — блевать…

Рассказали не скоро, а после лошадиных доз успокоительного всех видов, от зелья и валерьянки до спиртного (болгары и русские хряпнули водочки). А уж напившись и рассказав…

Вкратце говоря, у Дамблдора была выявлена агрессивная форма синдрома Аспергера. Она и среди обычных магглов-то неприятна, а уж о волшебнике и говорить нечего. У Дамблдора она вылилась в полную атрофию личности при четком и хитром уме.

Для синдрома Аспергера характерны малая контактность, обращенность внутрь себя, выраженная отгороженность от окружающего мира, сосредоточенность на собственных интересах, зацикленность на одной задаче, непонимание мотивов других людей, нарушение мелкой моторики, которая может с возрастом нормализоваться, а может и закрепиться в виде эксцентричных движений. При этом умственные способности нормальные. Иногда такие пациенты по интеллекту опережают сверстников. Это дает очень необычную клиническую картину.

У Дамблдора не было друзей, не было у него таких чувств и мотиваций. Лживый и хитрый, он манипулировал всем, чем мог. Тщеславный до дрожи, он страстно хотел выделиться среди своих, но всю жизнь ему что-то мешало. Сначала детство с его рамками и законами, потом школа с такими же ограничениями и правилами (нарушителей стегали розгами и мастигатусами), которые он отменил, став директором. Папин арест после нападения на Ариану, мамина смерть, натужная дружба с Геллертом, ссора, перешедшая в битву на палочках, и гибель Арианы, похороны и драка у гроба… Как ни тяжело, а от большинства планов пришлось отказаться. Бой с Грин-де-Вальдом. Преподавание Трансфигурации. Детский приют и ребёнок-сирота. Новый план. Терпеливое и долгое выращивание Темного Лорда. Но план провалился, потому что Том Реддл оказался больше человеком и чудовищем быть не пожелал. Пришлось подобрать его полудохлую тушку из-под завала в поттеровском доме и загнать в тролля-подменыша.

Здесь воспоминания посмотрели более внимательно и подробно: все годы обучения Тома Дамблдор старательно подталкивал к Темным силам, подсовывал книги о черной магии, гнал на летние каникулы под бомбы в Лондон, взращивал и пестовал трусость и мелочность, желая вырастить из мальчика отъявленного негодяя, надеясь на испорченные гены Мраксов. Но Меропа-то родила Тома от чистого маггла. Так что, к великой досаде Дамбика, мальчик по имени Том никак не желал портиться, напротив, пошел в министры… И дошел бы, да Дамблдор не дал. И старался-то он, и на ушко жужжал о создании крестражей, и василиска с помощью его змееязычности вызвал из глубин Хогвартса. Но вместо того, чтобы натравить змея на школьников, Том напустил гада на профессора. Пришлось защищаться, запустить Бомбарду в рогатую тварь… Кто ж знал, что змей инстинктивно увернется, а за картонной дверцей кабинки затаится сопливая девчонка, ожидающая, когда все уйдут, чтобы плакать дальше…

Каждого, кто обращался к Дамблдору за помощью, он цинично оценивал и прикидывал возможные выгоды для себя. Пришла Трелони, впала в транс. Шум за дверью — кто-то подслушал пророчество. За дверью Аберфорт, стоит и трясет за шкирку юного Северуса. Всё слышал? Хм, только половину, ладно, отпусти его, Аб.

Мертвые Поттеры и живой ребёнок. Какая знакомая картинка, где-то я уже это видел… И в голове рождается очередной план.

Учитель Истории появился через неделю после Тортика и её семейства. Увидев сей предмет в расписании, дети приуныли — как-то быстро препод объявился… А они даже разгуляться не успели, свободой от скучнейшего урока насладиться. Но хочешь не хочешь, а идти пришлось.

Шли долго, черепашьими шажочками, со скоростью морских ежиков ковыляли по лестницам, подобно анемонам ползли по коридорам, притормаживая для того, чтобы поглазеть на ставшие вдруг очень красивыми картины… Одну Мадонну с младенцем полчаса рассматривали и так пристально, что мамочка занервничала и боязливо отвернула ребёнка от зрителей. Так они оживились ещё:

— Во-во, глядите, отвернулась!

— Вау, она его кормить будет? Сиськой?!

На следующей картине долго ждали жирафа, всем вдруг срочно захотелось посмотреть, как он шагает по саванне своей особой жирафьей иноходью… Пришел жираф, прошел перед ними летящим шагом и плавно ушагал за раму.

Как ни растягивай и ни тормози, ноги их всё же привели к классу истории. Повздыхав под дверью и распрощавшись со свободой, нерадивые студенты толкнули створку и вошли. При виде учителя Гарри вздрогнул и чуть не кинулся к нему на шею. За учительским столом у доски их поджидал Питер Петтигрю. Хитренько улыбнувшись, он, не обращая внимания на классный журнал, сразу же обратился к ученикам:

— Приветствую вас! Должен признаться, для меня это несколько странно — называть себя профессором Петтигрю, но надеюсь скоро привыкнуть к этому званию с вашей помощью.

Слегка офигевшие студенты расселись по местам, вовсю таращась на мистера, которого они ещё полтора месяца назад лицезрели в Большом зале в импровизированном «Омуте Памяти», посылающим Аваду в профессора Локонса. Он же крыса Рона и приемный папа Гарри Поттера… Одетый в коричневый пиджак в черную полосочку и серые брюки, он являл собой типичный образчик зажиточного клерка. Аккуратно подстриженные рыжеватые волосы, серые глаза, пухлые щеки и пузо — вот примерная внешность мистера Петтигрю. Кроме того, он отличался и малым ростом — ниже, очень ниже среднего, но не карлик, слава богу.

— А откуда у анимагов хвост вырастает? — ляпнул вдруг Рон. Этот нежданный вопрос тем не менее оказался весьма животрепещущим, потому что весь класс заинтересованно навострил уши.

— А чем вызван такой вопрос? — поинтересовался Питер.

— Ну, просто… я подумал, — смутился Рон. — Если кошка откусит крысе хвост, то что пропадет у анимага в его человечьем облике?

— Кошке тоже можно хвост оттяпать… — недовольно буркнул себе под нос расстроенный Гарри. Пит коротко улыбнулся ему и ответил Рону:

— Хвост при обращении в животное вырастает из каудального отдела позвоночника, по-простому говоря — из копчика. При обратном превращении хвост возвращается в исходную позицию. В задницу.

Нервно хихикнули девочки, прикрывая рты ладошками. Парни криво ухмыльнулись. Но хихиканье и смешки тут же прекратились при следующих словах Питера.

— А вот если кошке или крысе оторвать хвостик, то при превращении у бедного волшебника будет открытая рана копчика, а в дальнейших перекидываниях у него будет покалеченная анимагическая форма — бесхвостый зверек. Так что, заклинаю вас, берегите себя и свои звериные ипостаси как зеницу ока…

Робко подняла руку Гермиона:

— А превращаться в животное больно, сэр? Я в фильмах видела, как ломает и корежит оборотня…

— А опиши-ка нам оборот, Гермиона! — вдруг предложил Пит.

— Ну… у него с треском ломаются кости, рвутся мышцы и лопается кожа, на лице кожа оплывает, как расплавленный воск, пузырится и взрывается, брызгая белой и зеленой жидкостью. Заостряются уши, вытягиваются челюсти, становясь волчьей мордой, при этом разрываются десны, и из них вырастают клыки, жуткие и блестящие от крови и слюны. Сквозь кожу по всему телу лезут волосы. Пальцы на ногах и руках удлиняются и из них изнутри прорываются черные загнутые когти…

— И глаза?.. — подсказал Пит.

— Ой, да! — спохватилась Гермиона. — Глаза! Круглые зрачки становятся вертикальными щелями, и нормальные человеческие очи превращаются в бешеные и безумные глаза зверя. Желтые.

С описания Гермионы ребята чуть умом не тронулись — она видела превращение оборотня и при этом осталась жива! Она так живописала его, словно стояла совсем рядом с ним. Гарри улыбнулся, глядя на потрясенных чистокровных сокурсников: вот что значит — не знать телевизора. Но даже и ему стало не по себе, когда Питер одобрительно сказал:

— Ну надо же, совсем как Люпин! Десять баллов Гермионе Грейнджер, — и к классу. — Интересно, а кто из магглов это подсмотрел? Что-то маловероятно, чтобы на съемки пригласили настоящего оборотня…

Так вот, принудительная трансформация обычно очень болезненна. Человек противится превращению, сопротивляется ему. Он не хочет становиться волком. Но природа оборотня и полная Луна его не спрашивают, они вынуждают его превратиться. И насильственная смена форм тяжело влияют на его человечье-звериную анатомию. Кости челюстей и конечностей ломаются, корежатся, перестраиваются и сращиваются заново, приобретая нужную форму. Насколько я понимаю, это дико, нестерпимо больно, так что человек-оборотень вместе с приближением полнолуния страшится ещё и боли. Того, что происходит под влиянием Луны.

В случае анимагии всё по другому. Здесь самое главное — обернуться по доброй воле. Коснуться руками земли, принять позу зверя или птицы. Мысленно произнести формулу уменьшения или увеличения, в зависимости от размеров вашей второй ипостаси, схлопнуть или расширить вокруг себя пространство. И вуаля! Ты — симпатичный пушистый зверек или прелестная быстрая птичка… Кстати, если у тебя аниформа птицы, руки заводятся за спину. Или раскинуты в стороны, если ты превращаешься в воздухе в свободном падении.

— То же самое относится и к истинным оборотням… — встал со своего места Гарри, решив добавить от себя ещё немного фактов. — Я нигде не видел и не читал, чтобы индеец боялся превратиться в пуму или медведя. Звери шамана ведут себя адекватно и не опасаются полнолуния.

— Совершенно верно! — похвалил Питер. — Два балла Поттеру.

— Сэр, у нас урок истории или анимагии? — неосторожно придралась Гермиона, ярая поборница неукоснительного соблюдения правил.

— У нас урок истории, — ехидно ответил ей Питер и ка-а-ак пошел читать лекцию о становлении магии в стародавние времена, чуть ли не с начала палеолита… К концу урока Гермионку уже просто ненавидели — ну зачем напомнила? Про анимагов же интересно было!!!

Следующим уроком в расписании значилась география. И Невилл озадаченно спросил:

— А что это такое?

— Это наука о Земле, — кисло ответила Гермиона, предусмотрительно держась между Гарри и Захаром, так как многие ещё не остыли и мечтали почесать об неё кулаки и острые языки.

Учителем географии оказался весьма харизматичный мужчина — смуглая кожа, смоляные кудри до плеч, и синие-синие-синие глаза. Все девчонки тут же перевлюблялись в него, завздыхали томно и как начали глазки строить… Синеглазый красавец окинул взглядом студентов, занявших свои места, взял журнал и занялся традиционным ознакомлением с классом. Зачитывал имя-фамилию, выстреливал синим рентгеном в каждого отозвавшегося, кивал и дальше читал. Наконец дочитал до последнего, отложил книгу и завел руки за спину. Гарри, Захар, Гермиона и Джастин и прочие магглорожденные напряглись, узнав военную выправку. Манера речи нового профессора лишь подтвердила их догадку:

— Меня зовут Чарли Грант. Меня пригласили преподавать вам географию с последующим закреплением навыков трансгрессии. Для того, чтобы куда-то телепортироваться, нужно досконально знать место или точку, куда вы собираетесь переместиться. Без знания точного географического объекта есть огромный и вероятный риск расщепиться при перемещении. Отчего это происходит? Из-за сомнений. Вот представим себе ситуацию: группа подростков, храбрых и во всем уверенных, устроили себе вечеринку с костром где-нибудь в Хемпшире. Веселье в самом разгаре, жарко пылает костер, выстреливая искры до неба, молодые люди кучкуются вокруг огня с жареными тостами и зефиром. Сверху на них взирает равнодушная полная Луна. А потом в освещенный круг врываются оборотни. Слюнявые и страшные. И самое благоразумное, что в таком случае требуется сделать — это трансгрессировать. Быстро и как можно дальше. Теперь главное. Старшие подростки хватают младших и утягивают их в подпространство, представляя в уме точку выхода: задний дворик позади своего дома.

Если в парную трансгрессию он прихватит брата или сестру — проблем не будет, они тоже живут там же. Но гостя не получится протащить к себе на задний двор, он застрянет на границе защитного барьера. Значит, что? Надо знать точные координаты своего дома, чтобы целиком телепортировать товарища, со всеми руками и ногами, на склон холма, на вершине которого стоит дом. «Просто я знаю это место» здесь не прокатит. Дом спрятан от магглов, холм у всех на виду, его магглы видят и опасаются подниматься на его вершину, потому что там гуляют странные аномалии. Этот холм зовется Челтерн Хилл, его точные координаты: 42.51893 146.77754 северной широты и 42.49893 146.79754 западной долготы. И эти циферки живущий там волшебник должен знать крепче, чем мамино имя. Всем понятно?! — неожиданно громко рявкнул профессор Грант. Девушки вздрогнули, командирский рев моментально отрезвил их затуманенные головы. Грозно оглядев побледневшие лица, профессор продолжил:

— Перемещаясь в пространстве, мало знать место, где ты живешь или был когда-то. Знать можно все на свете и что захочется. Для точной телепортации этого недостаточно! Вот летите вы, допустим, в Королевский лес Дин, на заветную береговую поляночку, где вы с папой рыбку на выходных ловили. Вы четко представляете себе полянку, её изумрудные высокие травы, вы видите, как играют солнечные блики на волнистой поверхности реки… Но тут в ваши радужные представления вмешиваются реальные объекты, которые ваш мозг просто вычеркнул из памяти, как ненужное, а именно: вы не задали точную точку выхода. Изумрудные травы есть на всех полянах и даже в России, солнечные блики играют на всех реках, в том числе и на Амазонке. Это вам не каминный адрес, который можно просто представить мысленно. Волшебный камин и Летучий порох точно знают, куда вас доставить. Ваша магия делает это за вас. Но не реальный мир, где географические объекты порой мало чем отличаются друг от друга, вы с легкостью перепутаете Арктику с Антарктидой, Сахару с Гоби и Миссури с Волгой. На полюсах планеты одинаково холодно, в пустынях одни и те же песок и барханы, а в реках одна и та же пресная вода и солнечные блики. Но их разнят меридианы и широты. К примеру: координаты Волги 57°15′05″ северной широты и 32°28′05″ восточной долготы, а координаты Миссури 45°55′39″ северной широты и 111°30′29″ западной долготы.

Поэтому запомните накрепко координаты леса Дин — 51,79 ° северной широты и 2,54 ° западной долготы. Это поможет вам совершить точный скачок в подпространстве и не промахнуться мимо цели, а также избежать неприятности в виде расщепа. Расщеп происходит исключительно по вашей глупости: умом вы точно знаете, куда перемещаетесь — в Глостершир, а магия уверена в обратном, вы летите к черту на рога и вместо леса Дин выскакиваете в Сао Дин, что в провинции Нан где-то в Таиланде.

Ошарашенные студенты сидели и боялись пошевелиться, их испуганные мозги лихорадочно пытались уложить в головах все названные учителем координаты, путали цифры и градусы, пугались и спешно-срочно вспоминали широты с долготами… Одна лишь Гермиона, верная своей устоявшейся привычке, ухитрялась и слушать, и записывать, яростно строча в блокнотике. Профессор Грант, приподняв соболиную бровь, с легкой ехидцей оглядел опупевших ребят, с ленцой махнул рукой назад, и позади него на доске появилась запись всего того, что он только что рассказывал ученикам. Все поспешно похватались за перья и тетради…

После страшноватой географии они прямо-таки с облегчением вздохнули, узнав, что последний урок в этот день — привычная и родная Травология у знакомой и облупленной со всех сторон домашней мамы Стебль. На Травологии, в душной теплице, и разговорились, стоя вокруг горшков с цикутой дикорастущей, обрезая воздушные побеги, чтобы она не передушила соседние растения.

— Кошмарная география, — слабым голосом высказался Невилл. — Все эти названия, цифры…

— Не сказал бы, — возразил Захар. — Нормальный предмет и полезный, раз нужен для того, чтоб не разорваться между Йоркширом и Хэмпстедом.

Девушки снова завздыхали, обволакивая и без того потные стеклянные стены.

— Ах, какой мужчина! — томно произнесла Соня Блетчли, растекаясь от умиления. Другие девчонки понимающе заулыбались.

— Нормальный мужчина, — согласился Захар, лукаво прищуриваясь. — Бывалый, честный, женатый…

Последнее слово повисло в воздухе, спуская девочек с небес на землю.

— Как, «женатый»?

— Внимательнее смотреть надо, девчонки, — построжел Захар. — У него золотое кольцо на левой лапе так и сверкает, орет во все свои алмазные грани, что этот человек давно и прочно состоит в крепком и нерушимом браке.

— Нет!.. — отчаянно застонали разочарованные красавицы, протестуя против такой несправедливости от жизни. Ну как же так? Такого мужчину встретить, причем в такое время, когда гормоны просыпаются и начинают шалить, а принц распрекрасный, оказывается, уже женат! На мегере, поди, какой-то, с лошадиным лицом…

На следующее утро, во время завтрака, старосты получили от деканов листки с расписаниями, разнесли их вдоль четырех столов. Наши герои-третьекурсники настороженно вчитались в планы на сегодня — ну-ка, ну-ка, что их ожидает? Так, Зельеварение с профессором Снейпом, Чары с профессором Флитвиком и… Минералогия с рисованием.

Первые два урока прошли нормально, минералогия тоже не особенно напугала, профессор по имени Миранда Госс всего лишь рассказала о науке в целом и о свойствах аметиста в частности. Представила образцы красивого фиолетового камушка, попросила зарисовать, дала домашнее задание раскрасить камень по памяти и отпустила.

Класс рисования располагался в квадратной башне с панорамными окнами во всех трех стенах. Своего рода мансарда с видом на озеро и юг. В аудитории, видимо, применили климатические чары, потому что здесь было тепло, несмотря на снежный февраль снаружи.

Учителем рисования оказалась тоже женщина по имени Терезия Грант. Что-то это напомнило ученикам, а когда на пальце левой руки сверкнуло золотое кольцо… Девушки с неприязнью уставились на преподшу — невысокая худышка с карими глазками и бурой шевелюрой. И голосок-то у неё — тьфу!.. Но мальчики не были так предвзяты, они с интересом выслушали вводную лекцию по основам рисования, ответили на вопросы — кто как рисует? — и грелись в тепле её голоса и доброжелательности, а глаз их отдыхал на неброской и спокойной красоте Терезии, её каштановых густых локонах и милом лице.

А так как ребята на предыдущем уроке сделали наброски камня, то сейчас они и воспользовались этим: вытащили принесенные с собой рисунки и спросили совета, как его получше раскрасить. Профессор Грант лукаво улыбнулась, отошла к шкафу, достала краски, кисти и бумагу, среди камней нашла аметист, всё это принесла на свой стол, разложила и начала урок. Для начала она попросила точно назвать цвет камня.

Ребята внимательно уставились на него — аметист лежал на сером бархате, с одной стороны на него падал свет из окна, рождая синие тени с другой. И тут выяснилось, что все они по-разному видят цвет одного и того же камня. Для кого-то он был темно-фиолетовым, для кого-то — лиловым, а кто-то его и вовсе розовым видел. Что за странности?!

Профессор Грант ласково рассмеялась и объяснила им секреты зрения и игры света. Показала им разные способы смешивания красок, чтобы получить самые разные оттенки. Из красного и синего при смешивании получается фиолетовый, а от добавления того-другого больше-меньше можно создать всевозможные оттенки розового, лилового, карминного и даже киноварь. Окружив столы и мольберты, ребята с восторгом отдались экспериментам с красками. В конце концов они тут же и выполнили задание минеролога — раскрасили свои рисунки, наброски аметистов, причем так, что глазам своим не верили. Так красиво нарисовать! В глубине души студенты гордились своими работами и радовались, что у них есть маленькая искорка художественного начала. Даже девочки сменили гнев на милость, поняв наконец, что сердиться им не на что.

Урок зоологии на третий день начался с кошки.

Вошли ребятушки в класс, осмотрелись: парты, учительский стол, на стенах картины развешаны с обычными лошадьми и собаками. И скуксились. Ничего такого запредельно интересного они здесь не увидели. А тут и профессор вошел, такой неприметный, что прям невидимый, на такого в толпе посмотришь и не заметишь. Весь какой-то серенький, серые глаза, серые волосы, серый костюм-тройка, штиблеты и те серые… Под мышкой он принес кошку, простую и тоже серую. У ребят аж лица вытянулись от разочарования — да что за серая муть! Профессор назвался Дигори Греем и добавил, что если что, то они могут обратиться к нему по прозвищу — Дымок.

Захар с досады побился головой о парту, жалобно причитая:

— Ой блин! И фамилия серая!..

Драко заржал. Нервное, наверное, столько потрясений за три дня… А Дигори Грей, поглаживая кошку, ка-а-ак начал шпарить о фелинологии: каких только подробностей студенты не наслушались о самой обыкновенной кошке. И глазами-то они слушают, и вестибулярный аппарат у них так устроен, что они всегда знают положение своего тела, в условиях невесомости чувство равновесия у них теряется, отчего кошки паникуют и очень сильно беспокоятся. Именно поэтому кошки оказались непригодны для полетов в Космосе, также нежелательно подвергать кошку телепортации, трансгрессия их пугает.

В общем, полтора часа лекции — и ребята поняли, что рядом с ними живут совершенно невероятные, невозможные животные — кошки. Маленькая пушистая тайна, сплошная загадка от носа до хвоста.

* * *

В кабинет директора робко постучались. Северус посмотрел на часы и, пожав плечами, буркнул:

— Войдите.

Дверь приоткрылась, в проеме показался зеленый котелок, за ним пузо и последним весь министр Магии целиком. Робко шепнул:

— Можно?..

— Проходите, садитесь, — ровно пригласил Северус. Министр просочился в комнату, снял котелок, сел на краешек стула и зажурчал:

— Господин директор, я подготовил бумаги и принес вам на подпись. Вот они… — с этими словами Фадж вынул из папки листы и положил на стол. Директор Снейп едва удостоил их взглядом.

— Что это? — равнодушно спросил он.

— Это договор с иностранными школами — Дурмстрангом и академией Шармбатон. Их директора согласны с планами Дамблдора и подписали договоры. Не хватает подписи директора третьей школы — вашей, сэр. То есть, это должен был подписать Дамблдор, но раз его сместили, то, может быть, вы?.. — министр заискивающе улыбнулся, трясущимися руками комкая платок и нервно утирая потное лицо. Северус бросил на листы брезгливый взгляд.

— О чем договор?

— О возрождении Турнира Трех Волшебников, сэр! — оживился министр. — Еще в декабре Дамблдор сделал выгодное предложение Отделу магических игр и спорта возродить Турнир, который вот уже несколько столетий не проводили. Что скажете, сэр?

— Хогвартс отказывается становиться участником. Мой ответ — нет, господин министр. Я не стану подписывать это…

И Северус с отвращением кончиками пальцев отодвинул бумаги от себя. Фадж побагровел:

— Трусите, сэр? Или филоните от своих директорских обязанностей?

— Нет. В Турнире участвуют взрослые маги, не забывайте. И я наотрез отказываюсь понимать, при чем тут школы? Министр, вы сами-то чем думаете? Когда это школы участвовали в турнирах?! Прошерстите хроники и посмотрите сами — участникам Турнира за сорок с лишним лет, а самый молодой, Квентин Доббс, погиб в сражении с химерой в возрасте тридцати одного года. После того случая Турнир и вовсе упразднили, закрыли и забыли. И мне, в конце концов, плевать, что там было в планах у Дамблдора. Всего хорошего! — И Северус указал на дверь.

Новые преподаватели довольно быстро влились в коллектив Хогвартса. Со старожилами они легко нашли общие язык и интересы. Все они — супружеская чета Грантов, мисс Госс и мистер Грей — были откомандированы мракоборческим центром с одобрения Совета Попечителей и нового директора Хогвартса, Северуса Снейпа. Питер был приглашен лично Северусом.

Только МакГонагалл ещё косилась на новых учителей, кривилась при виде сопливой учительницы минералогии, считая её слишком молоденькой голодраной девчонкой с косичками. Подозрительно буравила острыми глазками неприметного и серенького мистера Грея, ни на йоту не доверяя его крысьей внешности: отчего-то она решила, что он воришка, угу, при такой-то незаметности в самый раз клептоманией страдать…

И неодобрительно поджимала губы, провожая взглядом сладкую парочку Грантов. Она полагала, что персонал в Хогвартсе не должен быть обременен браком, ведь женатые люди — это нонсенс. Так не должно быть, преподаватель в первую очередь должен заботиться об учениках, а значит — обязан быть свободным от семейных оков. Семья — это ярмо и биллион обязанностей, связывающих человека по рукам и ногам. Кто бы говорил, сама-то она замужем никогда не была.

Питер Петтигрю тоже не внушал ей доверия, равно как и дементор Путевод. Она не могла поверить, что проныра-Пит смог выбиться в люди. Вообще-то Минерва никогда не считала Пита достойным человеком, сперва он был тихим и неприметным студентом, вечно прячущимся в тени ярких и шумных дружков-Мародеров, которые вовсю его шпыняли и эксплуатировали, Питер был у них мальчиком на побегушках, только и слышно, что «Пит, принеси, Пит, отнеси, подай-и-пошел-вон!».

Потом Пит погиб, и для Минервы он неожиданно обрел статус героя. Она тогда очень удивилась и вынужденно признала, что «совсем не знала мальчика». Поскорбела положенное трауром время по погибшему ученику и забыла. И вдруг много лет спустя он возвращается из небытия, вдруг выясняется, что все эти годы проныра-Пит прятался у неё под носом в карманах бесчисленных братцев Уизли… Да ещё и свидетелем оказался, и против кого?! Против Блэка и Дамблдора! Позор на мои седые полоски… в упор не разглядеть убийц, и даже служить им верой и правдой все двенадцать лет. Из этого сама собой вытекала обида — много лет пробыть заместительницей директора и не стать директрисой после его отстранения!.. Было отчего взъесться на весь белый свет.

Дементора МакГонагалл просто боялась, физически не могла находиться рядом с ним, уж больно много он страху на неё нагонял.

А так всё было нормально. Школа постепенно входила в прочную колею, новые предметы-уроки перестали всех пугать, а стали обыденными и нужными. К Арифмантике прибавилась математика для первых курсов, стало обязательным чистописание для магглорожденных, для них начали выпускать стальные перьевые ручки и прописи, чтобы точнее и скорее набить руку.

* * *

Сначала Дамблдор попытался снять ошейник с шеи Сириуса. Но чертов ошейник оказался зачарованным и представлял собой глухо зашитую в кольцо полоску ремня из ищачьей кожи и нипочем не снимался с живого носителя. Для того, чтобы снять что-либо сшитое из ищачьей кожи, владельца следует сперва убить. Но Сириус был нужен Дамблдору целым и желательно с головой, так что пришлось смириться и оставить его в виде собаки.

Побег из Азкабана прошел на ура. Будучи действительно сильным магом, Дамблдор заметил, что главу департамента Бартемиуса Крауча сопровождает домашний эльф, а присмотревшись к магической нити, связывающей домовушку Винки с кем-то невидимым, экс-директор увидел и младшего Барти Крауча. Под мантией-невидимкой. План побега родился моментально. Презрительно посмотрев на коротко стриженные волосы Бартемиуса, Дамбушка елейным голоском попросил у него сосновую и осиновую, и вообще любую, деревянную палочку. С собачкой поиграться. Крауч подозрительно окинул взглядом пространство вокруг Дамблдора, не заметил никакой собаки и спросил, с какой.

— А с Томиком, — подобострастно ответил Дамблдор. — Его иногда приводят ко мне, он так без меня скучает… Бедный мой милордик.

— Вы совсем… крышей двинулись? — скривил губы Крауч. — Насколько я помню, у вас никогда не было никакой собаки.

Сказав это, Крауч с достоинством удалился. Но Дамблдор злорадно потер ручки, будучи уверенным, что его слова насчет Тома Реддла и палочки все же дошли до нужных ушей. Так оно и случилось. Барти-младший аж затрясся, когда до него дошло, что этот арестованный колдун, возможно, знает, где находится Темный Лорд. А так как он был вернейшим сторонником и до настоящего времени не терял надежды найти любимого господина и прислуживать ему, то для исполнения своих планов был готов использовать всевозможные способы и шансы, дабы достичь своих целей.

В тот роковой день, когда Барти прочитал в газете, что Темного Лорда больше нет, его мир рассыпался на тысячу осколков. Сначала его пронзило понимание — умер Том Марволо Реддл. Потом понимание сменилось недоумением и вопросом — как? В газете сумбурно и хаотично сообщалось — Тот-Кого-Нельзя-Называть убил Поттеров и напал на их ребёнка, после чего таинственным образом пропал, сгинул с лица Земли… Это было вообще непонятно, ведь, как помнил Барти, Поттеры и Том дружили. И вдруг ни с того ни с сего он идет к ним в дом и… убивает. Друзей? Как так?!

Потом, день спустя, Барти понимает ещё раз — подстава. Тома вынудили, заставили сражаться, как и его с Лейстрейнджами. Белла, не то обдолбанная, не то Конфундусом огретая, сорвалась к Долгопупсам с воплями, что это они во всем виноваты. Муж и деверь рванули следом, перехватить дурочку, а за ними Барти…

То, что они угодили в ловушку, Барти понял сразу, как только увидел Френка, кидающего ему в лицо одно страшное слово:

— Империо.

И словно со стороны, с легким удивлением Барти наблюдал, как его тело, послушное заклятию, пытает Щекоткой малыша Невилла, как тот отчаянно извивается и кричит… как визжит и сходит с ума Алиса. И орет рядом бешеная Белла:

— Где он? Где Темный Лорд?

Барти не понимает, что происходит, ведь она прекрасно знает, что Том развеян сутки назад… Но когда Белла закричала:

— Отвечайте! Я точно знаю, что он жив! Наши Метки не исчезли и болят!

Вот тут-то Барти ахнул, сообразив, тупой долдон. Метка! Прометеева Метка на предплечье жива и ноет, оповещая, что Тому плохо. Где-то он находится, возможно, в плену, раненый, страдающий, зовущий на помощь… Осознав это, Барти ринулся в бой. Это была его последняя битва, самое последнее сражение со всеми силами — Светлыми и Темными. Новые лица, новые заклятия, Дож, Грюм, Прюэтты… Дамблдор, почему-то он доволен, смотрит, как кот на мышей и крыс, перебивших друг друга. Крысы загрызли отравленных мышей и теперь корчились и умирали сами, а довольный кот стоял над ними и гордился хозяином, придумавшим такую хитрую ловушку, чтоб переловить всех вредителей скопом…

«А ведь так оно и случилось, — с горечью думал Барти, лежа на тюремной койке бессонными ночами. — Дамблдор действительно переловил их всех». Долгопупсов огрело откатом за нападение на собственного сына, Поттеры мертвы, все лишние в тюрьме, сам Лорд сгинул без следа… И Дамблдор, Великий Кот, сидит на Золотом троне и правит Империей под названием Хогвартс, выращивая стада и поколения послушных баранов.

И вот сейчас, спустя столько лет… Идущий за отцом Барти услышал толстый намек на местопребывание Темного Лорда. Разумеется, Барти очень рад видеть Великого Кота за решеткой, удивлен, что того вообще в чем-то уличили, поймали и даже посадили. Палочку Барти арестанту переправил. Послушная его воле Винки при следующем визите тайком просунула сквозь решетку простенькую тисовую веточку. Которую Дамбушка тут же и подобрал, спрятав в рукаве тюремной робы.

Ночью директор-арестант принялся за работу. Злобненько хихикая, выщипнул из своей длинной бороды пучок волос и сплел то-о-оненький шнурочек. Глупые маги, глупые министры, какие они все глупые! Ещё с прабиблейских времен известно, что в волосах кроется великая сила! Ох, зря они все перезабыли историю Самсона и Далилы, ох как зря! А некоторые восточные маги вообще волосами колдуют, не зря ж у них там все аксакалы с длинными бородами сидят?! Пальцами и ногтями ошкурил тисовую веточку, отломил отростки и крепенько оплел шнурочком из своих собственных волос, другими словами, соорудил на коленке волшебную палочку из тиса и магического волоса…

Её он тут же и опробовал. Зажег Люмос. Выключил. И врубил Алохомору на полную мощь. Дверь вылетела с мясом вместе с решеткой, с грохотом ударилась о противоположную стену и рухнула на пол, подняв пыльно-каменную взвесь. Обслуживающий персонал встрепенулся было, услышав отдаленный гул на минус каком-то уровне, но их мягко перехватили дементоры: дескать, куда?! Жить надоело? Опомнились повара да уборщики, покаялись, попрятались по углам.

Улеглась пыль. Дамблдор строевым шагом вышел в коридор, держа взведенную гранату — мерцающий на кончике палочки зеленый огонек Авады, готовый убивать направо-налево. Его встретила благоразумная тишина, никто не сунулся к нему с претензиями типа — а куда это вы собрались, дядя? Убедившись, что храбрых идиотов поблизости нет, Дамблдор расслабился и передернул затвор, сменив пули-Авады на холостые Конфундусы. Пошел по коридорам, внимательно заглядывая за решетки камер, их обитатели пугливо жались к койкам, не желая связываться с Великим Светлым монстром. К счастью, они тоже были неинтересны Дамблдору, потому что он искал верного своего пса — Сириуса Блэка.

Итак, возвращаемся к ошейнику. Открыв дверь заклинанием Аберто, Дамблдор с огорчением выяснил, что ошейник снимается только с головой, а значит, Сириусу придется остаться собакой.

— Держись рядом со мной, Блэк, и всё будет хорошо.

Сириусу только это и оставалось, покорно поплелся следом по коридорам навстречу свободе. Они уже проходили по верхним уровням, когда сидящий в одной из камер узник обратился к ним:

— Эй, папаша, моей племяннице не передашь? — и журавлика из бумаги сквозь решетку протягивает. Дамблдор прищурился, пытаясь рассмотреть лицо, кроме спутанных волос и клочкастой бороды, ничего не увидел. Но газетную оригами взял. Взял для того, чтобы выбросить в коридоре следующего этажа. Впрочем, пленник и не ждал от него чего-то благородного — взять-то взял, но не спросил, как племянницу зовут.

Журавлика принес дементор и… открыл дверь камеры. С таким же скрежетом пооткрывались ещё три двери на разных уровнях — зачем-то Стражи Азкабана решили выпустить четверых своих подопечных. Трое заросших оборванцев присоединились к первому. Осмотрели худые рожи и тощие фигуры, опознали, кто из них кто, и спросили, ни к кому конкретно не обращаясь, в пространство:

— Зачем вы нас выпустили? В погоню за старикашкой? Нам его надо поймать и вернуть?

— Защищать своих детей… — выдохнуло пространство. И морозной жутью повеяло от этих слов. — Мы с вами. На всякий случай…

Переглянувшись, Долохов, Руквуд и братья Лейстрейндж, выстроившись гуськом, рысцой почесали на выход.

Пристань пустовала. Здесь не было ни человека, ни лодочки. Но Дамблдора это не остановило, у него был свой персональный катер о четырех гребных винтах. Пинками загнав его в воду, Дамблдор оседлал бедного-униженного-оскорбленного в самых лучших чувствах пса и крепко ухватился за загривок, понукая-принуждая плыть.

Блэку, к счастью, недолго пришлось изображать транспортное средство. Добравшись до антитрансгрессионной границы и оказавшись за пределами закрытой зоны, экс-директор обнял собаку за туловище и телепортировался.

— А мы как? — спросил Антон Долохов, провожая взглядом из-под руки две исчезнувшие точки. В ответ ближний дементор махнул рукой, кого-то подзывая к себе. На его призыв из дальней рощицы прилетели четыре фестрала. Плавно спланировав, они друг за другом приземлились, встав каждый напротив своего всадника.

— Вот это сервис! — восхитился Август Руквуд. Рабастан и Родольфус молча погладили своих коней. Тем временем к ним подошел начальник гарнизона, нервно оглядываясь на дёмычей, он протянул освобожденным узникам четыре волшебные палочки. Со словами:

— Господа, Стражи велели передать вам ваши палочки.

Снова переглянувшись, нежданно амнистированные аккуратно взяли свои инструменты. И отсалютовали ими. Сев на фестрала, Антон обратился к охраннику:

— Не знаю, что нас ждет на воле, но даю честное слово вояки — чем бы ни завершилась наша невольная миссия, я постараюсь вернуться назад.

Остальные ограничились лишь молчаливыми кивками. Взлетели, полетели над морем, давно позади остался Азкабан. Антон, наклонив голову, посмотрел на фестрала под собой и спросил:

— Эй, понь, ты не против парной трансгрессии? До Лондона ещё пилить и пилить…

Фестрал, чуть повернув голову вбок и покосившись на всадника, вне всякого сомнения, кивнул узкой мордой. Получив ответ, Антон удивляться не стал — некуда уже! — крепко сжал ногами бока фестрала. Миг — и все четверо втянулись в подпространство, следуя точно по магическому следу, оставленному Дамблдором.

* * *

Весна давно и прочно вступила в свои права, наряжая поля, луга и леса вокруг Хогвартса молодой зеленью с цветами и завязями. Пышно цвела сирень, распространяя одуряющий аромат, словно снегом покрылись раскидистые яблони, стали похожи на японские сакуры красавицы вишни. Хотя они вроде родственницы. Во всяком случае, так в Японии зовется вишня мелкопильчатая. Стоял над холмами розовый туман — вереск. Красавицами стали даже старые корявые липы, окруженные пчелами, желтой пыльцой и запахом мёда.

Солнышко ласково поливало землю теплыми, по-весеннему нежаркими лучами. Выбирались из берлог тощие и злые медведи, вусмерть оголодавшие за зимнюю спячку. Оголтело орали птицы, устраивая шумные базары-аукционы за лучшие гнездо и самку. Торги проходили с руганью и драками. Серенькие и простенько одетые самочки деловито заключали пари, делая ставки на того или иного самца, победителями становились самые искусные и опытные бойцы. Или самые яркие, перещеголявшие соседа своим нарядом — щеглы, щурки и зарянки устроили прямо-таки весенний показ мод.

Но, несмотря на оживление зарождающейся жизни в природе, в Хогвартсе царила совсем другая атмосфера — настороженная и гнетуще-тревожная. Вот уже с конца марта в стране было объявлено военное положение — сбежали Альбус Дамблдор и Сириус Блэк. Что примечательно, о Пожирателях Смерти не было сказано ни слова.

И никто не знал, когда бывший директор намеревается нанести решающий удар. И главное — кому?

А время шло, уполз ветреный март с кошачьим безумием. Пришли и прошли пасхальные апрельские каникулы. От Дамблдора же ни слуху ни духу. Казалось, что он просто сбежал, не собираясь ни на кого нападать. Но учителя и директор Хогвартса не расслаблялись, постоянно были начеку, патрулировали коридоры днем и ночью. Кроме профессоров, школу бдительно сторожили верные Троезор и Норберт. По ночам школу стерег тролль Камушек, бродя по территории и грозно поигрывая дубиной. Компанию Камушку составлял василиск Малахит.

Ну и дементоры, конечно, куда же без них? Они больше всего старались, облетывая все земли вокруг Хогвартса, замораживая ужасом каждый подозрительный участок. На каждый мышиный чих тут же спешил Подорожник, или Светозар, или Борей-Северный, и проверяли — точно ли мышь чихнула??? Или сова на ветке в лесу забудется, ухнет особенно громко с вершины дуба, и тут же перед ней возникал дементор, строго глядел ей прямо в птичью душу своей тьмой из недр капюшона. Бедная сова чуть заикой не стала от пристального взгляда самого Хозяина Мрака.

Однако Дамблдор нанес удар не здесь, а подло, исподтишка, совершенно мразотно напал на Тисовую…

Четыре высокие фигуры озадаченно переглянулись, обозревая ничем не примечательную маггловскую улочку в обычном маггловском городе, куда привела их тайная слежка за Дамлдором. Сам же экс-директор, в сопровождении черного тощего волкодава и каких-то трех невнятных личностей, взошел на крыльцо и позвонил в дверь. Донесся приглушенный расстоянием женский вскрик, который быстро оборвался, как и отчаянный звонкий лай каких-то маленьких собачек.

Лейстрейнджи и Долохов с Руквудом под дезиллюминационным прикрытием снова растерянно переглянулись, не зная, что предпринять. Что с того, что Дамблдор вломился к каким-то магглам? Конец света? Вселенская катастрофа?

Конец их сомнениям положила пара, вышедшая из дома номер семь. Старик, судорожно хватающийся за перила, с отчаянием в голосе обратился к молодой женщине:

— О, Лидия! Как же мне связаться с Северусом? Как нам послать сообщение ему в Хогвартс о нападении на семью Поттера?.. Я узнал одного! Он был среди убийц матери Северуса…

Все четверо знали только одного Северуса, Хогвартс, по идее, тоже был один-единственный на свете, так что, не сговариваясь, они перешли дорогу, направляясь к дому номер четыре. При этом Долохов вынул из кармана бумажного журавлика, поднял к небу и сдул с ладони. Взлетела бумажная птичка-оригами, взлетела высоко, подхваченная потоком весеннего ветра, и там, в вышине, бесшумно развернул серебряные крылья сияющий Патронус-журавль.

Отослав Патронуса к Северусу, Долохов ввязался в бой.

Трое теснили троих, две мелкие собачки атаковали волкодава, тот вертелся и кружил на месте, отчего-то не решаясь их прибить, ему это было бы просто, один укус, и нет шавки, но нет… Блэк подпрыгивал, уворачивался и жалко рычал, огрызаясь на наседающих собачонок.

Видя это, Пожиратели оставили волкодава в покое и сражались с людьми Дамблдора. Сам Дамблдор стоял на лестнице, прикрываясь высокой и худой женщиной-магглой, и хладнокровно следил за битвой. Позади них, выше на ступеньках, маячил непонятно откуда взявшийся Барти Крауч-младший.

Вокруг свистели и сверкали заклятия, чудом пока не задевшие женщину, но Антон знал, насколько высок риск получить шальную Аваду… И он крикнул по-русски, перекрикивая шум сражения:

— Убейте старика!

Но Барти прокричал в ответ:

— Нет! Он один знает, где наш господин!..

— Да в Хогвартсе он! — рявкнул наобум Антон, ставя щит Протего между Дожем и Руквудом. Тут его осенило, и он радостно проорал, обращаясь к Дамблдору: — Эй ты, старый пень, привет от Хозяина!

Что ж… русская мощь Авоси сработала на сто пятьдесят процентов, Дамбушка поверил и ужаснулся — как так, неужели и этот план сорвался? Слишком часто ему не везло в последнее время, знаете ли. Отшвырнув от себя ненужную магглу, он трансгрессировал. В ту же секунду в воронку трансгрессии за стариком нырнул и черный пёс, стряхнув с себя терьеров.

Оставшись без предводителя, трое фениксовцев сразу же сдались, поняв, что их просто-напросто кинули. Встали в рядочек и печально воззрились на победителей. Антон помог женщине встать, попутно оглядывая членов Ордена Феникса, наконец-то узнавая их в более спокойной обстановке, а не в мельтешении боя: Эльфиас Дож, Кингсли Бруствер и Клаус Дирборн, брат пропавшего без вести Карадока. Убедившись, что с магглой всё в порядке, Антон сгреб за шиворот Дожа и, кивнув остальным, втянулся в остаточный след воронки предыдущей трансгрессии. Лестрейнджи цапнули верзилу-негра Кингсли за обе руки, Клауса прихватил Август, после чего они шагнули следом за первой парой. За ними, вздохнув, двинулся Барти.

Петунья оцепенело смотрела в ту точку, где исчезли чертовы маги. И почти не вздрогнула, когда её осторожно обняла Лидия и заглянул в глаза встревоженный Тоби.

— Всё в порядке, дочка, полиция уже едет. А где эти?..

Вынырнув в точке выхода, Пожиратели и их пленники очутились на арене нового действия. Обширную поляну с небольшой покатой горушкой поливало солнышко. Посередине неё соляной статуей застыл Дамблдор с поднятой палочкой, рядом с ним съежился черный пёс, а вокруг них, по периметру поляны, парили с полсотни дементоров, скалился дракон, пускал слюни цербер — под тремя пастями разлилась целая лужа… За ними в отдалении расположились стая фестралов и василиск. Самые странные зрители самого странного театра-пантомимы в мире.

Дамблдор боялся вдохнуть: не успел он ступить на эту чертову полянку, как его тут же окружили со всех сторон все монстры, какие только есть на свете…

А тут и небеса решили поучаствовать в представлении. Потемнело вдруг. Все участники подняли головы, чтоб определить размеры тучи. А это и не туча вовсе. На солнечный диск наползала круглая тень… И голоса из глубин леса донеслись:

— Скорей, ребята, скорей! Затмение началось!..

И высыпала на поляну веселая толпень жизнерадостных студентов. Похоже, здесь весь Хогвартс собрался. Дамблдор осторожно покосился по сторонам — дементоры продолжали влюбленно пялиться на него, ни на секунду не сводя с его лица мрачных провалов-капюшонов. Ясно, не забыли, ещё постоим…

Из недр горушки послышался гул, и, тяжело топая, из пещеры появился тролль. Всмотрелся во мрак, поднял глаза к не-ночному небу и вопросительно гукнул. К нему подошел Гарри и взял за руку.

— Не бойся солнца, Камушек. Ты просто вернешься домой, к бабушке, она тебя ждет…

Прошло положенное затмению время, сдвинулся черный диск какой-то планеты, открывая солнце. Солнечные лучи ярким светопадом хлынули вниз, вынуждая всех зажмуриться и прикрыть глаза руками. А когда снова могли видеть и посмотрели… Вместо тролля рядом с Гарри стоял высокий и худой мужчина с темно-каштановыми с проседью волосами. Оправив балахон, мешком висевший на нем, он внимательно обвел присутствующих пронзительно синими глазами и остановился на Дамблдоре.

Замерев, они так и впились глазами друг в друга. При этом Том скользящим шагом в полукружьи прокрался к оппоненту и вырос напротив. Аккуратненько забрал палочку, оплетенную волосом, переломил пальцами — это нетрудно, тисовая веточка тоненькая — отшвырнул обломки в сторону. Потом честным голосом сообщил непонятно кому:

— Я понимаю, пенсионеров бить грешно, но…

Не договорив, он коротко размахнулся и со всей дури впечатал свой костлявый кулак прямо в кривую переносицу. С треском и наслаждением, вкладывая в этот удар все прелести прожитых в шкуре тролля годов.

— Том… — услышал он полузов-полувздох и обернулся. Чуть поодаль, тяжело опираясь на ствол дерева, стоял высокий человек в черной мантии и не сводил с него подозрительно блестевших глаз. — Живой…

Том резко шагнул вперед:

— Северус!

Северус покачнулся, и Том подхватил его, обнимая крепко, до хруста костей. Столпившаяся вокруг ребятня восхищенно-растроганно смотрела на встречу двоих мужчин, а они, не обращая ни на кого внимания, не скрывали слез радости от неожиданной встречи и от облегчения, что всё, наконец, закончилось, и жизнь теперь вернется на круги своя…

Распластанный, подобно тряпичной кукле, Дамблдор растерянно смотрел на это… это… ну, это! Ну, слов же нет, какое безобразие!.. По его лицу из перебитого носа текла горячая алая кровь, заливая бороду и мантию.

Тем временем подтянулись и остальные преподаватели, привлеченные массовым исходом из школы студентов, незнакомым Патронусом, за которым ушел Северус, и общим настроем, вызванным затмением и парадом планет. Протиснулись меж дементоров, встали вместе с ними в тесный кружок, глазеют на происходящее и на ус мотают.

Том Реддл отстранился и, держа Северуса за плечи, любовно оглядел его. Встряхнул легонечко и довольно произнес:

— Хорошо выглядишь, дружище!

— Зато ты — не очень! — буркнул Северус, переходя к своей обычной язвительной манере речи. — Хорош колдун!.. Кто тебе позволил загнать себя в тушу тролля?

— Ну… — задумался Том. — Когда на тебя полдома рухнет, то тут не то что в тролля загонишься, а и на тот свет запросто отправишься. Я без сознания был, Северус. Этот… — кивок на Дамблдора, — воспользовался моим беспомощным состоянием, выкопал меня из-под завала и коварно пленил. Меня он надежно спрятал, для чего похитил троллёнка из клана Бигушей, что в Суффолке. Произвел ритуал Подмены, незаконный, между прочим, и мы с Камушком провели все эти годы вместе… Это было странное ощущение — быть троллем и в то же время оставаться собой. Думаю, это произошло оттого, что меня подменили взрослым, и я не забыл себя. Это дети забывают, когда вырастают… Надеюсь, он сейчас дома и обнимает свою бабушку.

Том улыбнулся, от уголков его глаз веером разбежались глубокие морщинки, умиленно покачав головой, он продолжил:

— Славный паренек, неглупый, целеустремленный. Я столько нового о троллях узнал. Надо бы их реабилитировать, ввести в массы. Я потом съезжу к ним, проведаю, как дела у настоящего Камушка… Северус, я помню западное крыло замка, помнишь, мы когда-то удивлялись, отчего там такие большие помещения? Так вот, там во времена основателей учились дети троллей и великанов. Как думаешь, возможно ли возродить былое величие Хогвартса?

— Я думаю, Замок будет рад снова увидеть волшебный народец, — улыбнулся Северус.

— Нет! — запротестовал Дамблдор, садясь и зажимая нос пальцами, отчего дальнейшие слова прозвучали гнусаво: — Я не согвасен, Хогвагс не для монсглов!

— А твоего мнения никто и не спрашивает, старый ты пень! — Антон с чувством пнул старика в бедро. — Захочем, и чертят с ангелятами пригласим магию изучать, не будь я Долохов!

— Дядя Тони?! — раздался из толпы счастливый писк. — Пропустите! Там мой дядя!..

Народ расступился, пропуская отчаянно работающую локтями хорошенькую девочку. Протолкавшись сквозь толпу, Полумна с тихим визгом прыгнула на руки дяде Антону, старшему брату своей мамочки. Тот подхватил и подкинул в воздух белокурую красавицу, поймал и, покружив на вытянутых руках, счастливо провозгласил:

— Батюшки, это же моя Булочка! Как же она выросла!!!

Поставил племянницу перед собой и восхищенно оглядел, шутливо подергал за золотистый локон:

— Ну просто красавица! Совсем невеста, поди, и ухажер имеется? — и подмигнул. Полумна звонко рассмеялась, обожая дядю, о котором столько слышала от мамы и папы. И искренне призналась:

— Да, есть. Это Гарри. Посмотри… — она показала на прозрачную заколку в волосах с красным цветком руты внутри застывшей смолы. — Его Гарри Поттер нашел, сорвал и подарил.

— Кстати, Поттер… — «вспомнил» Антон, отодвинул Полумну за спину и снова пнул деда в бедро. — Ты какого ежика лысого к Поттерам поперся, чиполлино бородатый? Ты какого — нехорошее слово — на его мамку наехал?! Ты зачем из тюрьмы сбег, а? Чего ты в доме у Поттера хотел?

— То есть он у меня дома был? — сообразил Гарри, подойдя ближе. — Там все целы?!

В голосе мальчика прозвучал страх, и Антон поспешил успокоить его:

— Да-да, малец, всё в порядке, и мамка цела, и собачки все. Они вон, волкодава покусали, хорошие пёсики, смелые… Этот знай подскакивает, лапки поджимает, хвост под брюхом спрятал, тьфу, а не волкодав!

Блэк обиженно заскулил. В ряду зрителей-дементоров прошел ветер удивления и трансформировался в отчетливые различимые слова:

— Он говорит, они защищали дом и хозяйку, и у них было больше прав перед ним.

— А-а-а, вот почему бобик не решался шавок прихлопнуть! — воскликнул Август, хлопнув себя по лбу. — Собака неуверенно чувствует себя на чужой территории. И правильно! У терьерчиков действительно больше прав.

— Ладно… — Антон ещё раз грубо пнул сапогом сидящего на земле старика. — Отвечать думаешь? Чего ты у Поттеров собирался делать? И смотри мне, правду говори! Я сегодня шуток не понимаю.

— А не станет отвечать, высосу и покажу… — глубокомысленно прошелестел Демьян. Угроза подействовала — Дамбушка запел аки скворушка.

Ему всё ещё нужен сломленный и покорный сирота. Чтобы, согласно плану, стравить его с Темным Лордом, которого он намеревался возродить из одного из крестражей. Их три всего: кольцо, дневник и диадема. Больше он не смог сделать, потому что Том отучился и покинул Хогвартс. И стал временно недоступен.

Что за это крестражи такие, сделанные без ведома самого владельца своей души?

А это, по сути, и не крестражи вовсе. А резервуары черной сущности, хранилища темной части человека… Мне удалось собрать и разделить их по трем емкостям. В первую — в дневник — я собрал воспоминания шестнадцатилетнего юноши, который он же и хранил, ни о чем не подозревая, и даже передал на хранение Люциусу Малфою… Во вторую — в кольцо — мне удалось собрать порочные подростковые фантазии Тома. А в третью — его амбиции и темные желания, их я сконцентрировал в диадеме.

Где они все? Использованы, господа, все использованы, и, к сожалению, впустую… Одну часть его темной сущности из диадемы я перелил в Квиринуса Квиррелла. Тот эксперимент, по-моему, удался, дух закрепился и завладел его телом, и по школе какое-то время ходил профессор, одержимый духом. Его я собирался стравить с Поттером в погоне и борьбе за философский камень. Но… не вышло. Квиррелл каким-то чудом сбросил с себя заклятие, вышел из-под моего контроля и сбежал. И Поттер тоже мне планы переломал — украл цербера и никак не заинтересовался философским камнем.

На втором курсе Поттера я снова попытался создать Темного Лорда из темной части его души, на сей раз — из дневника. Сначала я подбросил его глупой первоклашке, надеясь потом как-нибудь подкинуть Поттеру. К счастью, девчонка догадалась сама и выкинула дневник. Но, увы, дневник попал не в те руки, его подобрал Локонс, и слепой неразумный дух захватил его тело.

Кольцо? Какое кольцо? Ах, то са-а-амое… А… не помню!

— Помочь? — зловеще прошелестел Демьян, протягивая к лицу старика влажные осклизлые длани. Дамбушка посерел и против воли вспомнил то, что хотел скрыть. Дементор удовлетворенно выпрямился и сообщил прерывистым накатом:

— Кольцо он использовал в день смерти Поттеров, перелил «крестраж» в голову мальчика.

— То есть… Гарри — живой носитель крестража? — испугался кто-то в толпе. На торопыгу тут же зашикали со всех сторон. А Демьян спокойно ответил:

— Уже нет. Его случайно убрал василиск.

Дамбушка тоскливо съежился под тремя с половиной сотнями пар глаз, очень осуждающих глаз.

— Слушай… вот почему ты такой противный, а? — с отвращением спросил Антон, вытирая оскверненный носок сапога о замшелый пенечек. Август Руквуд покосился на обломки палочки, валяющиеся в траве, подошел к Антону и что-то шепнул ему на ухо. Антон оглянулся, посмотрел на кусочки и злорадно осклабился, вытянул из-за пазухи свою палочку и направил на голову Дамблдору, нарисовал укрепляющую Руну и шепнул заклинание:

— Калворио!..

В ту же секунду все длинные волосы и борода Дамблдора встали дыбом, каждый по отдельности, а потом с тихим прощальным шорохом осыпались, полностью пропадая с поверхности кожи. И вот перед ними сидит на земле опупевший лысый Дамблдор, без волосяного покрова совсем, даже бровей и ресниц не осталось. Русский юморист произвел полную эпиляцию его тела… А нечего палочки на коленке строгать!

Тут свою лепту решили внести тортята. С тоненьким посвистом и звонким шипением маленькие тортики сползли с плеч и рук своих владельцев, шустренько заползли на сидящего на земле тупо моргающего деда и совершили свои маленькие честные вкладики, а именно — обкакали его с ног до головы.

Все с неистощимым интересом уставились на свеженькие благоухающие какашечки. Они были очень своеобразные… похоже, волшебные созданьица начали проявлять свои магические способности:

— Вон ту Пышка оставила… — ткнул пальцем Драко, узнав отходы своего питомца.

— А вон ту — Вафелька! — согласился Невилл, указав на какашку с вафельным узорчиком.

— А моя каштанчики оставила! — с гордостью сообщил Захар.

— Не понял… — протянул Антон, глубокомысленно созерцая натюрморт. — Сладкоежку Дамба обосрали сладостями?

Это был Конец. Полный и бесповоротный. Хохот поднялся такой… Униженный сверх меры, Дамблдор сидел в траве и молча давился обидой. Но его никому не было жаль, слишком много плохого он сделал для магического мира. Слишком глубоко его руки окунулись в кровь невинных жертв — не по локоть, а по самые плечи. И поэтому дементоры вынесли ему последний приговор. Пятеро из них, самых главных, применили Малый Поцелуй, забрали у Дамблдора магию. Он остался жив, с душой, но без магического ядра, он стал даже не сквибом, а простым, стопроцентным магглом. И как маггл, он теперь не сможет сбежать из волшебной тюрьмы.

Но кто же добровольно смирится с этим? Правильно, никто. Просто от отчаяния, от безысходности, просто как человек, которому больше нечего терять, Дамблдор вскочил и неуклюже, высоко задирая ноги, бросился бежать… Дементоры снисходительно расступились, пропуская обезумевшего от горя старика. И подзуживающе-приглашающе посмотрели на пёсика. И Блэк поддался древнему собачьему инстинкту — преследовать всё, что убегает. Что он и проделал под нестройное пение сотен детей:

Под небесным хороводом судилище свершается,

Здесь чья-то жизнь, судьба-злодейка решается.

Шарлатан, уйди! Уступи дорогу волку.

Волкодав, его найди, ухвати за холку!

И сбудется предсказанное, лишь Десятеро встанут в круг.

Это Солнышко наше и девять его детей взялись за руки вдруг.

И Пёс из Ада взвоет в ночь-полночь,

Пронзив пространство вширь и вкось.

Вернется из дальнего странствия Пропавший маг,

И блудный тролль отправится домой — бабушку обнимать!

Несите миру знания, волшебный маленький народец.

Всем детям, большим и малым, открыт наш Хогвартс!

Волкодав Сириус Блэк поймал шарлатана-волка Альбуса Дамблдора не совсем за холку, а гораздо ниже, в пылу погони чувствительно цапнул за ягодицу. Что ж… не овчарка он, не проходил собачьи курсы молодого бойца. Но задачу, предсказанную в пророчестве, он исправно выполнил. Что касается драконьего пламени, то Дамбушка действительно сгорел. Сгорел со стыда: обритый налысо, обкаканный тортиками и укушенный за задницу, он имел настолько плачевный вид, что прямо разрыдался, искренне желая провалиться сквозь землю.

* * *

В конце семестра у Гарри состоялся разговор с Питом. Третьекурсники только что успешно сдали все экзамены и теперь собирали вещи по своим комнатам, готовясь отправиться домой на летние каникулы. Питер сперва молча помогал Гарри складывать рубашки, потом робко спросил:

— Ты ко мне в гости приедешь?

— В гости? Да, приеду… — рассеянно ответил Гарри, утрамбовывая в пакет свитер. И тут же уточнил: — Но только в гости.

— А я думал… мы вместе будем, — несколько разочарованно произнес Питер, глядя на него.

Гарри затолкал пакет со свитером в чемодан, закрыл крышку и сел сверху, трамбуя своим весом. Попрыгав по чемодану, Гарри посмотрел на Пита:

— Я понимаю, что ты очень хотел бы этого. Чтобы мы с тобой были вместе, как папа и сын. Понимаю, но… — Гарри лягнул пяткой ножку кровати. — Я люблю дядю Вернона. И тётю Петунью, немножко, но люблю, потому что знаю, что она меня тоже любит. Мы всю жизнь были вместе, они всегда помогали мне, учили, оберегали. Они по-настоящему родные мои люди. Роднее их у меня никого больше нет, и я не хочу их покидать. Питер, ты же меня поймешь?

Вместо ответа Питер молча обнял Гарри, понимая, принимая его решение и прощая его выбор.

— А ещё у меня есть Дадли… — глухо проговорил Гарри ему в плечо. — Мой толстый и славный брат, который всегда-всегда был рядом. Это моя семья, Пит… Папа… — шепнул-выдохнул он.

Пит улыбнулся, благодарный за маленькое обещание, прозвучавшем в этом коротком и самом желанном слове «папа».

Томас Марволо Реддл прошел полное медицинское обследование, был подлечен зельями и физическими нагрузками, реабилитирован и восстановлен во всех правах. Его верные соратники — Антон Долохов, Август Руквуд и братья Лейстрейнджи — были амнистированы по закону и выпущены из Азкабана. Правда, Родольфус поселился на острове, рядом с тюрьмой, где пожизненно содержалась его жена Беллатриса. Всё же дементоры больше знают о своих узниках и об их больных тараканах. На руках Беллатрисы была кровь, и это учитывалось безмолвными Стражами Азкабана.

Умничка Полумна проявила один из своих талантов — писательство. С помощью папы, Ксено Лавгуда, она написала книгу «Камешек и щенок», о приключениях тролля и цербера. Книжка, написанная девочкой, конечно же, привлекла внимание широкой массы, и первый тираж-выпуск был моментально раскуплен. Жизнеописание друзей, их приключения в Зачарованном лесу, заколдованный принц, превращенный в тролля, сказочные монстры и чудовища… Захватывающая и прекрасная сказка! И крошечное, но тем не менее впечатляющее уточнение в конце книги — «Все истории, описанные в книге, основаны на реальных событиях». Читателям несложно было провести аналогии с недавними сообщениями в магической газете «Ежедневный пророк».

Когда настал день выборов, народ даже не сомневался, за кого голосовать. И в кресло Министра сел Том Реддл.

Что ещё сказать? Вроде бы всё уже сказано, обобщено и пояснено. Гарри и его друзей ждут летние каникулы, а потом спокойные четвертый, пятый и остальные курсы в обновленном Хогвартсе с нормальными учителями и самым лучшим в мире директором.

Ах да, спасибо за напоминание. Минерва МакГонагалл уволилась по собственному почину, попечители уважили её желание и выписали почтенную даму на пенсию. Трансфигурацию отныне преподает некий мистер Скрэп.

На этом пока всё. Кто слушал, тот молодец! Теперь я действительно ставлю последнюю точку, вот эту .

Примечания:

Эпилог написан в соавторстве со Скарамар.

Гарри и Том на фоне парада планет. Спасибо, Скарамар!

https://sun9-29.userapi.com/zjGKLvAQ62PKyQbuX — V2iSFeCY0H8LxC5zslQ/pLCy_rr4xLc.jpg

А это я маленько развлеклась, это очень интересное занятие — составлять коллажи:

https://sun9-4.userapi.com/0fPY_NJN1H6ZEfeEMMllUJySN9n1LtvhvqM-Kw/jl49D1OtLbg.jpg

https://sun9-51.userapi.com/MIoh5-bJUPmxc_5lG21u5f_zvqkDGKzVT2OCaA/N3DzA8sa-FM.jpg