Уроборос (джен)

Иккинг проснулся в полдень. Странную хижину освещал солнечный свет, проникающий в дыру для дыма. Внутри никого не было, ни Эрета, ни целительницы (Верены, кажется), ни Хелен.

Иккинг осторожно приподнялся, после чего сел. Левую ногу в колене прострелило болью, парень рефлекторно стиснул зубы. Несмотря на боль, он чувствовал себя значительно лучше, чем… вчера? Сегодня? Иккинг не знал, сколько проспал.

Шкура соскользнула на колени, обнажая кожу. Всё ещё несколько горящую грудь приятно охладило свежим воздухом, но облегчение быстро ушло. Иккинг шокировано смотрит, как всю его грудь покрывают бледно-алые, практически розовые, шрамы, сильно напоминающие молнии. Яркими красными пятнами вдоль них рассыпаны волдыри. И, как венец, «цветок» над правой грудью, смещённый ближе к центру. Сейчас он напоминает источник всех молний, что расползлись по телу парня, в промежутках между ветвями которого алеют пятна. Под этим цветком, по центру тела и над отсутствующим прессом, красовалась метка Блудвиста.

Медленно поднимая шкуру, Иккинг осматривает нижнюю часть тела. Одна из молний уползла в пах, другая заканчивается ровно на болящем колене. Там же Иккинг видит остатки какой-то мази и, осторожно касаясь внутренней стороны колена, чувствует корочку раны.

«Стрелы… попали», — Иккинг убирает руку, чтобы больше не тревожить рану. «Нужно что-то делать», — понимает он. Лежать нет ни малейшего желания.

«Можно поискать бадейку с водой», — наездник находит себе цель. Иккинг видел, что одна из молний шла по шее куда-то на лицо, теперь нужно было оценить последствия.

Встать было сложновато. Кровать, оказавшаяся по факту кучей шкур, наброшенных друг на друга, была на уровне пола, и подняться с негнущейся толком ногой было той ещё задачей. Но Иккинг справился с этим, оперевшись на одну из деревянных балок. Сделанная, кажется, из кожи, стена легко гнулась под руками всадника и не была надёжной опорой.

Сделать шаг по направлению к центру, где виднелось ведро, было гораздо сложнее. Ногу вело, подворачивало, а при попытке опереться колено снова вспыхивало болью.

Шкура, висящая на стене в нескольких метрах от Иккинга, внезапно отодвинулась. Свет на миг ослепил, а внутрь уже вошла целительница. Она сразу заметила стоящего парня, опирающегося на балку.

— Всё-таки надрыв… что стоишь, лежать тебе надо! Ложись! — сказала она, однако, как и в прошлый раз, Иккинг не понял ни слова. — Духи, я и забыла, что ты нас не понимаешь, — эти слова Верена пробубнила уже себе под нос, сбрасывая котомку у входа и подходя к Иккингу. Кивнув на шкуры, она перекинула руку парня через свою шею, позволяя опереться, и помогла наезднику опуститься обратно на постель.

С недовольством она осматривала припухшее колено, иногда касаясь его и наблюдая за реакцией парня. Иккинг же мог рассмотреть целительницу вблизи.

Верена ничем не походила на Готти, за исключением пола. Это была крепкая женщина, ростом, наверное, по плечо отцу. Чёрные волосы, словно грива, струились по плечам, а тёмно-карие глаза осматривали Иккинга. Сколько ей лет сказать было сложновато, но, скорей всего, тридцать уже минуло.

Иккинг вздрогнул от неожиданности, когда целительница встала, отходя куда-то. Иккинг молчаливо наблюдал за ней.

Верена сбросила верхнюю одежду, собранную и сшитую, похоже, из множества кусков шкур, открывая взгляду длинную, до колена, белую рубаху и тёмно-серые штаны. Закатав рукава, она принялась что-то делать на каменном столе, а Иккинг разглядывал её руки. Открытые предплечья были густо покрыты различными татуировками — он видел какие-то символы, возможно, местного языка, и странных рогатых зверей. Особенно выделяется рисунок на ладони — четырехлистный белый цветок с квадратной чёрной сердцевиной и широкими листьями.

Целительница, заметившая разглядывания парня, мягко улыбнулась ему, после чего подошла, протягивая чашку с напитком. Жестами она показала, что это нужно выпить, и Иккинг послушно выполнил указание. Отвар был горьковатым, оставлял неприятный привкус на языке, но его пока ещё не хотелось выплюнуть. Готти спаивала и похуже.

Забрав чашку, женщина вышла наружу, вернувшись через пару десятков секунд с уже чистой посудой. В неё же она налила пахнущий бульон и мелко покрошённой зелени, после чего снова вручила чашу Иккингу.

Вот это было уже вкуснее. Мелкими глотками всадник выпил предложенное, возвращая глиняную плошку владелице. Впервые за несколько лет Иккинг почувствовал себя сытым. Глаза начали слипаться, держать тело в вертикальном положении становилось всё труднее. Верена мягко надавила на плечо всадника, заставляя того лечь на шкуры и укрывая сверху другой. Иккинг уснул, едва голова коснулась подушки.

Следующее пробуждение не сильно отличалось от предыдущего, разве что шаманка сидела у костра, переговариваясь о чём-то с Эретом. Оба умолкли, когда заметили пробуждение всадника, и Верена практически полностью повторила прошлые действия: напоить горьким — накормить вкусным — уложить спать.

Через пару дней стало проще — глаза не слипались после порции горячего, а на боках, где давно уже можно было пересчитать рёбра, медленно стало нарастать мясо. Организм впитывал полезные вещества, как губка, стараясь не упустить ни капли. Иккинг даже в туалет толком не ходил, настолько жадничал организм, поглощая едва ли не буквально до последней капли. Целительница же недовольно качала на это головой.

— Долго твой Блудвист мальчонку взаперти держал. Выходят едва ли капли, — сказала Верена Эрету одним вечером, пока наездник крепко спал. — Дала бы ему мяса, да, боюсь, вывернет. Попробуем на свет завтра вывести ненадолго.

Ненадолго задумавшись, шаман продолжила:

— Приходи тогда ближе к полудню. Поможешь. И палку потом ему найди поудобней, чтобы опереться мог. Нельзя-мо ему пока на ногу опираться.

Иккинг сначала не понял, что происходит, когда Эрет велел одеть выданную белую рубаху до колен после одного из завтраков, а после и вовсе поднял его на руки. Сердце забилось испуганной птицей — куда его хотят унести? Он ведь даже сбежать не сможет!

«Надо попытаться. Как только меня вынесут…»

Додумать мысль парень не успел — шкура отодвинулась, и яркий свет ударил по глазам.

Иккинг проморгался, с удивлением оглядываясь вокруг. Снег, много снега, эти странные дома и небо! О боги, огромное, бескрайнее, голубое небо! Почти идеально чистое, с парочкой ничуть не мешающих облаков! А воздух! Колючий, морозный, с лёгкими ветерками вокруг!

Всадник даже не заметил, как его посадили на своеобразную лавочку, сделанную из пня и шкуры, наброшенной поверх. Ему же на плечи опустилась ещё одна шкура, утепляя.

Эрет же молчаливо смотрел на ведуна… нет, ребёнка. Сейчас колдун походил именно на него. На ребёнка, впервые увидевшего снег, солнце, небо. Всё то, что многие народы севера видят с рождения.

«Сколько же лет его продержали взаперти?»

— Ты так давно не видел солнца? — в голосе саама причудливо смешалась горечь, сочувствие и тихая боль за ведуна. Он видел не взрослого, но пленённого могучего колдуна, нет. Он видел ребёнка, которого держали под замком долгие годы, давая, вероятно, лишь пить да есть. Чтобы не было сил на побег.

Иккинг не сразу услышал вопрос Эрета. Не в силах оторвать взгляда от родной небесной стихии, он тихим голосом ответил:

— Не знаю… Нас, нас с братом похитили, когда мне было… десять или одиннадцать, кажется. Меня тогда выгнали на арену, приказали приручить дракона, его просто связали. Потом мы встретились на аукционе.

Лицо Иккинга на глазах мрачнело, однако он даже не двигался, продолжая неотрывно смотреть в небо.

— И Блудвист нас выкупил. Перевёз в свою крепость, и всё. Это был последний раз, когда я вот так мог увидеть небо… — Иккинг глубоко вдохнул холодный воздух, подставляя бледное лицо солнечному свету.

Через несколько секунд выражение лица сменилось на удивленно-недоуменное, а после Иккинг достал правую руку из-под шкуры и прикоснулся к голове.

— Эрет, — вот теперь ведун повернулся к сааму лицом. — А где мои волосы?

Охотник качнул головой, принимая смену темы.

— После побега твои волосы были в настолько ужасном и запутанном состоянии, что мы решили их просто срезать. Это же никак не повлияет на твою силу? — в последних словах отчётливо промелькнула паника. Но Иккинг отрицательно покачал головой.

— Эта сила, она не здесь, — парень провел рукой по голове, словно запустил пальцы между прядями. — А здесь, — указательным пальцем постучал он по виску.

Иккинг не знал, почему не хочет разубеждать охотника в том, что никакой силы, по факту, и нету. Есть знания, опыт. Но… в прошлой, такой далёкой, жизни, Иккинг путешествовал по миру, знакомился с новыми видами, осваивал новые территории. Учился на горьком опыте, как именно взаимодействовать с теми или иными драконами, которые из них будут добры или нейтральны к человеку, а которым лучше даже на глаза не показываться. А как объяснить такой опыт мальчику из тюрьмы? Летал во снах? Бред. Пусть уж лучше в магию верят…

Очень скоро, казалось, через пару минут после завершения разговора, Иккинга унесли обратно в хижину — вежу, как пояснил Эрет. Всадник очень не хотел заходить внутрь, однако начавшие синеть губы сказали «надо».

С тех пор жизнь Иккинга разнообразилась ещё одним событием — вечерними посиделками. Он вместе с кем-то из трёх знакомых постоянно сидел у костра. Переводчиками попеременно работали то Эрет, то Хелен. Она, оказывается, сносно понимала родной язык Иккинга, но только когда говорили чётко, чисто — как учил её брат. Говорить на нём ей было несколько сложнее, однако девушка отлично справлялась. Иногда Иккинг ничего не говорил, только, прикрыв глаза, молчаливо слушал их голоса и треск костра. После одиноких каменных стен, где из всех шумов только твоё дыхание да дыхание Жути общество людей… успокаивало.

Только сейчас, к собственному сожалению, Иккинг вспомнил эту славную жуткую жуть. Она, возможно, погибла ещё при побеге — там такой хаос творился. Всаднику было жалко её, но сделать он ничего не мог, ни тогда, ни сейчас.

Эрет вскоре принёс Иккингу простой посох. Парень не знал, из какого дерева он выструган, но теперь мог хотя бы ходить, опираясь на него. Из-за этого большую часть времени теперь Иккинг проводил снаружи, с каждым днём всё дальше и дальше отходя от вежи целительницы. Впрочем, он не долго там пробыл — когда здоровью всадника уже ничего не угрожало (кроме проблемы с ногой), Эрет и Хелен в добровольно-принудительном порядке перевели его к ним в вежу. Как бы Иккинг не отнекивался, пойти против аргумента охотника до конца он не смог.

— Я должен тебе жизнь, Иккинг. Ты спас меня в той свалке. А мог бросить на растерзание драконам.

Иккинг тогда неловко ответил:

— Она же из-за меня и возникла…

— И всё же ты не бросил. Так что я тебе должен, — саам сложил руки на груди, как бы ставя точку в разговоре.

Всадник смолчал. Аргументы «ты мне не дал умереть после приземления скрилла, донёс до целительницы, отослал за травами» и прочее не воспринимались всерьёз. Эрет отчего-то был уверен, что скрилл бы уже своего спасителя донёс бы и до края деревни, и внимание бы к нему привлёк.

Посиделки продолжались, все трое болтали, словно старые друзья. Разницу в возрасте никто не замечал, каждый рассказывал о своём. Иккинг делился тем, что помнил: легенды, обычаи. Саамы отвечали ему тем же.

В один из вечеров Иккинг рискнул и попросил ему рассказать, кто же это такие — Вои?

В веже повисла напряжённая тишина, нарушаемая лишь треском костра. Тени за спинами двух саамов причудливо плясали свой танец.

— Лохматые вои, — начала Хелен, отведя взгляд. — Очень сильные, злые и кровожадные драконы. Только ваши… фурии опережают их.

Её волосы колышутся в такт пламени, когда она наклоняет голову, кладя её на согнутую в колене ногу.

— Хотя, признаюсь, выглядят они схоже, — Эрет перетянул внимание на себя. Поднявшись со шкур, он отошёл куда-то в угол и начал раскапывать там что-то. Вскоре он вернулся к костру, протягивая кусок пергамента Иккингу. Всадник осторожно развернул его.

Это оказался рисунок. Дракон на нём действительно напоминал фурию, только всю покрытую какими-то перьями.

— Это удивительные драконы, ведун. Видишь наросты, похожие на перья? Это их естественная броня, эдакая чешуя. Крепкая, плащ из таких высоко ценится, — Иккинг едва заметно скривился. Вряд ли они собирали эти перья по местам обитания драконов.

— А под перьями у них шерсть. Чтобы не замёрзнуть, они прижимают перья к телу, сохраняя тепло. Поэтому же они отлично могут нырять в наши ледяные моря и не мёрзнуть насмерть. Правда, есть они только на верхней половине тела. Снизу просто чешуя. Стреляют, как ни странно, ледяными шарами. А уязвимые точки почти как у фурий — основания крыльев, стык на шее, глаза, пасть.

— Что насчёт хвоста? — после некоторой паузы спросил Иккинг, разглядывая оный. Элероны были словно деформированы, напоминая больше конец хвоста смутьяна.

«Ни слуху, ни духу. Надеюсь, ты хорошо спрятался, Снэр»

— Они много плавают, летают несколько хуже ваших фурий. С поворотами не очень. Зато под водой неплохо себя чувствуют, вероятно, хорошо дыхание задерживают, — продолжил делиться информацией охотник. Иккинг медленно кивал, задумавшись.

Брат с сестрой переглянулись, зелёные глаза встретились с карими. В обоих было сомнение — стоит ли спросить или ещё повременить. Брат кивает.

— Иккинг, — голос девушки выдёргивает всадника из задумчивости. — Нам нужна твоя… помощь. Как колдуна и укротителя драконов.

Парень хмурится, откладывая свиток в сторону и переведя взгляд на Эрета. Тот кивает, подтверждая слова сестры. Иккинг возвращает взгляд на Хелен, смотря ей в глаза.

— Вои уже долгие месяцы, если не годы, мешают нам жить. Дерут оленей на дальних пастбищах, гонят с рыбных мест. Загнали нас на территорию, где сложно выжить.

Девушка делает паузу, словно ожидая реакции. Но, поняв, что её не последует, продолжает:

— Лечебные травы на исходе. Те, что принёс Иво, практически закончились. А новые взять неоткуда — на нашей территории они уже закончились, а на территорию воев соваться смертельно опасно.

Иккинг задумался. Что-то здесь не сходилось.

— А что с другими деревнями? Их так же осаждают? — задал он вопрос через пару минут.

— Другие покинули свои дома, чтобы сохранить свои жизни. Мы стоим на границе, на севере вои, далеко на юге — люди.

— И что мешает вам уйти южнее?

За Хелен ответил Эрет:

— Земли. Южнее земля плохая, каменистая, много ущелий. Здесь же безопасно… было. Есть трава, лес. Лучшее из предложенного, — охотник развёл руками. — Но, как ты знаешь, этого не хватает. Я потому и подался в охотники, чтобы сестру и деревню прокормить.

В глубине души Иккинг почувствовал стыд. Другие охотники тоже могли иметь семью, братьев, родителей. И многие были единственными кормильцами. А потом пришёл Иккинг и устроил хаос.

Парень прикрыл глаза. Он не любил убивать, понимая, что смерть не отменить, если ошибся. Но некоторые заслуживали смерти. Были ли такие среди ловцов и охотников? Да. Бывают такие среди драконов? Да, как и мирные.

«Лучше просто… идти дальше. Прошлое не исправишь»

Когда Иккинг открыл глаза, Хелен и Эрет смотрели на него с немой мольбой во взглядах.

— Что вы хотите, чтобы я сделал? — медленно проговорил Иккинг. Эрет удивлённо моргнул.

— Что угодно, чтобы они оставили нас, не воровали скот, не трогали людей. Хорошо, если сможем травы собирать.

Иккинг медленно кивал, запоминая.

— Попробую сделать что-нибудь. Но ничего не обещаю.