Уроборос (джен)

— Что здесь произошло? — послышался снаружи голос вождя, разрушивший очарование момента. Несколько секунд Иккинг думал, стоит ли ему выходить, однако решили за него. В проём просунулась голова Арна, но которую скрилл тут же повторно оскалился.

— Духи и предки… — вождь резко побледнел, когда увидел детёныша. Эмоции в его глазах быстро сменяли друг друга, но всадник успел заметить нотки страха и неверия.

— Вождь? — с напряжением в голосе спросил Иккинг. Его немного пугало такое поведение обычно собранного человека.

— Как… как ты сумел его призвать?

Иккинг непонимающе перевёл взгляд на скрилла, на вождя, снова на скрилла.

«Он думает, что я его призвал?» — недоумённо подумал всадник.

— Как-то… — с сомнением в голосе ответил он. — Простите за вежи, я не думал, что…

Снова шорох, на этот раз с противоположной стороны. Верена отодвигает кусок шкуры размером с её голову, оглядывая Иккинг и скрилла. В её взгляде смешано уважение и удивление.

— А ты силён… дозваться до стихий, не будучи нойдом или сайвугудчи, — женщина отошла от дыры. Шаги удалялись, а Иккинг всё меньше и меньше понимал ситуацию.

— Иккинг? — внутрь, проскользнув мимо вождя, зашёл Эрет. И он тоже уставился на скрилла. — Значит, яйцо не было мёртвым. Духи…

— Эрет, как самый посвященный, объясни, в чём тут дело? Ну вылупился дракон, и что?

Мимо удивленного от наглости и ситуации в целом вождя проскользнула уже Хелен, неся корзину с рыбой. А следом влез Беззубик, пытаясь пройти между его ног и закономерно опрокидывая. Как будто искренне верил, что пролезет.

Отец смеётся над шуткой с кружкой мёда в руках. Беззубик, завидев Иккинга в пьяной толпе, скачет навстречу, наплевав на всех. Но, вопреки обыкновению, прыгает не по плечам викингов (от чего Иккинг его старательно отучивал вот уже два года), а проскальзывая между ног. Пьяные падают один за другим, последним — сам Иккинг. Беззубик ластится, облизывает, не обращая внимания на по доброму ругающегося Стоика. Все — драконы, люди — улыбаются, а ночная фурия делает невинный вид. Словно действительно думал, что пролезет, никого не уронит. Но в глазах пляшет Локи.⁽¹⁾

Всадник машинально забирает корзину с рыбой. Дом, безопасность… как же он скучает по родным.

Толчок под локоть выводит из прострации. Беззубик пытается засунуть морду в корзину. Иккинг, приподняв крышку с одной стороны, достаёт одну из рыбин с мордой, напоминающей голову жуткой жути, и шлёпает братца по носу. Однако дракон не теряется, и, сцапав рыбу, мгновенно проглатывает её, после чего смотрит преданными глазами, мол, а ещё будет?

Скрилл атаковал с другой стороны. Почуяв пищу, он полез в корзину, без страха и сомнений. Беззубик, наконец увидев вблизи собрата, обнюхивает ощетинившегося детёныша.

— Тише, Абсалон, тише. Беззубик друг, Беззубик хороший, — успокаивающие движения рядом с гребнем сглаживает ситуацию. Скрилл, хоть и поглядывает краем глаза за фурией, но всё же ест.

«Удивительно, едва вылупился, а уже острые зубы и готов к бою».

Иккинг не сразу осознаёт вылетевшее само по себе имя. Пару секунд назад он хотел назвать детёныша Тове, смягчённой версией Тора, чтобы изменить характер скрилла в лучшую сторону. Но теперь, когда имя сказано, поздно было что-то менять.

* * *

На рассвете они вышли в путь. Иккинг сидел верхом на Беззубике, положив посох на колени. Верена отказалась лететь или указывать путь для всадника, а пешком он путь не осилит, поэтому было решено ехать верхом. Скрилл поехал с ними — он спрятался на спине Иккинга под шкурами, крепко держась за одежду коготками и периодически выглядывая наружу. Ему, как новорожденному, было интересно всё. На незнакомое и опасное, по его мнению, детёныш огрызался и злобно топорщил шипы на голове, на опасное — прятался «в норку». Уходить с рук он категорически отказывался. Иккинг добродушно посмеивался над дракончиком.

Две тени время от времени скользили по земле неподалёку. Лохматые вои сопровождали всадника, и у него было неслабое подозрение, что их летит заметно больше, чем кажется.

Когда деревня за спиной окончательно скрылась из вида, Верена запела. Слова были Иккингу незнакомы, и, казалось, это и вовсе не саамский язык. Но прервать нойду всадник не решился.

Песня разлеталась над равниной. Она была бодрой, призывающей идти дальше. То зайцем прыгая меж деревьев, то драконом влетая ввысь, она тянула за собой, помогая, подталкивая. И земля слышала её: шелестела трава и листья, гнал ветер облака.

Верена резко замолкла. Иккинг, утонув в песне, не сразу понял, в чём дело. Оказалось, привал. Солнце давно перевалило за полдень.

Дождавшись, пока всадник достанет еду и воду, дракон стрелой взлетел в небо, разминая крылья.

— Как так быстро время пролетело? — спросил Иккинг, жуя лепёшку. Дракончик тут же вылез из своего гнезда, почуяв еду. Но, получив по носу, попытавшись укусить всадника за палец и снова получив по носу, ушёл назад. Местный холод был ему не по душе, не привык ещё.

— Это всё из-за песни, — улыбнулась Верена. — Она для того и сплетена, чтобы дороги не чувствовать.

— О чём же в ней пелось? Я не узнаю язык.

— Это наш, древний. Ещё отцы отцов придумали его. Мы просим духов о лёгкой и безопасной дороге. Благодарим за их милосердие и защиту, — кусок её лепёшки улетел куда-то в кусты. Иккинг, ненадолго задумавшись, поступил так же. Спрашивать о чём-либо, пока Верена ест и переводит дух, Иккинг не стал. Только свистнул, когда нойда дала знак о том, что привал окончен.

— О каких духах идёт речь? — спросил всадник, стоило ему забраться на Беззубика.

— Духов много, каждый из них связан с природой. Каждый из них силён по своему, кто-то сильнее, кто-то слабее, но все — духи животных. Человек ещё не удостоился чести водить на землю хороводы.

— Расскажите, — просит Иккинг. Он почти не слышал о духах с момента пробуждения в деревне. Верена улыбается уголками губ — ей приятно, что кому-то это интересно.

— Дух белого оленя скачет наперегонки с ветром, пронося на своих рогах солнце от края до края. Щука плывёт против течения, острыми зубами разрывая сети и водоросли, прокладывает себе путь. Медведь топчет землю, призывая снег осенью и прогоняя его зимой. Духи воев — редкие гости, но если они пришли, то не оставят. Они защищают, когтями разрывая врагов и преследуя их до изнеможения, добивая ослабшую добычу. Все нойды, сайвугудчи и гейду знают, коль пришёл дракон — помощь окажет всю, какую сможет. А ежели Змей придёт… — Верена замолкла, поняв, что сказала лишнего.

— А ежели змей придёт? — повторил Иккинг, подталкивая нойду, прося договорить.

— А ежели Змей придёт, то будь внимателен и осторожен. Змей — самый опасный и сильный, его речи отравлены ядом, но помощь бесценна. Даже если ситуация безнадёжная, семь раз подумай прежде, чем даже рассматривать зов к Нему. Он — Первый из драконьего рода, Он привёл своих детей в эти земли. Он оберегает их, забирая наших детей за каждого своего. И именно он заберёт наши жизни, когда кончится мир.

— Уроборос… — имя слетает с языка легко, как мокрый снег с ладони. Верена, побледнев, быстро делает несколько охранительных жестов.

— Не стоит поминать ни одно из его имён, коль не хочет действительно кликнуть, — говорит она.

— А кто-нибудь дозывался его когда-нибудь?

Верена молчала. Иккинг хотел уже махнуть рукой на этот вопрос через пару минут, когда она, наконец, ответила:

— Я слышала о троих смельчаках, что пытались сделать это. Но никто так и не дозвался. Но всё равно никто старается его не поминать даже косвенно.

— Понятно… расскажите про свои татуировки? — неумело свернул с неудобной для нойды темы всадник.

— Конечно. Тебя конкретные интересуют или в целом?

— Что значит этот цветок на руке?

— Дёрен. Это — наш, нойд, символ. Как ягоды его безвкусны и целебны, так и мы не разбираем, кого лечить. Никто не имеет права препятствовать нойде в проходе и тем более убивать. Звери на моих плечах — те духи, под чьим покровительством я нахожусь и кто откликается на мой зов. Они накажут обидчика, что ранит меня намеренно, и меня, если я не сдержу свою клятву исцелять. Гейду, нашим ученикам и помощникам, набивают только белые лепестки, добавляя ягоды только после обучения и принятия духами. Спустя долгие годы жизни и обучений нойд становится сайвугудчи, проводником в Маналу, мир мёртвых. Они даже после смерти приходят в наш мир. Белые лепестки и ягоды их дёренов окрашивают в ярко-жёлтый, превращая в маки. Он — символ двух миров, жизни и смерти, растущий на их полях. Если встретишь сайвугудчи на, — Верена произнесла малопонятное слово, означавшее, видимо, «собрание нойд». — То старайся не попадаться ему на глаза. Хотя, — она посмотрела на идущую ночную фурию. — Может, вы и найдёте общий язык. С твоим-то хранителем.

— Братом. Пусть не по крови, но битве и жизненному пути, — немного жёстко поправил её Иккинг.

— Точно найдёте, — усмехнулась женщина.

Нойда много чего рассказала по пути. Про цветы, которыми лечила Иккинга несколько месяцев назад, про зверей, что здесь когда-то давно обитали. А на ночном привале, когда и костёр разожгли, и драконы спустились на землю отдохнуть, случилось маленькое чудо.

— Смотри, — нойда кивнула куда-то в сторону. — Солнечный олень решил нас навестить.

Иккинг повернул голову в указанную сторону. И правда, на холме стоял олень. Его шкура и рога мягко светились⁽²⁾, а сам он замер, готовый в любой момент сорваться на бег.

— Они стали очень редко приходить в последнее время, — недовольно цокнула Верена.

Иккинг мягко похлопал брата по носу, привлекая внимание. Беззубик недовольно моргнул, сощурив глаза, но они тут уже удивлённо округлились, когда он увидел оленя. Удивлённо, он что-то прогоготал, словно спрашивая: «это как так». Другие драконы не были настроены так же миролюбиво — они зашевелились, однако Иккинг дал им команду не нападать. Хотелось сохранить это чудо.

Верена по-драконьи наклонила голову набок, что-то обдумывая, а после вдруг запела:

— Вижу Солнце этой ночью,

Я к костру его зову.

Не порву его я в клочья,

Сделаю всё по уму:

Разделю с ним кров и пищу,

Попрошу тепла взамен.

Ветер вольный песню свищет,

Не возьму я Солнце в плен, — олень дёрнул ушами, как и драконы, но поза его стала чуть раскованней.

А Верена продолжила:

— Попрощаюсь по утру,

Отпущу на небосвод.

За тепло благодарю

И под ним продолжу ход.

Ветер песнь мою доносит

До небесных до зверей.

Если кто про Солнце спросит

Мне не дался Золотей, — олень медленно сдвинулся с места по направлению к ним. Он не отрывал взгляда от драконов, как и они от него. Иккинг посмотрел на них, взглядом запрещая его трогать.

— Разломи свою лепёшку, хлеба не давай — только ягоды, — одними губами сказала нойда. Иккинг послушно оторвал край от лепёшки, что держал в руках, и раскрыл его, словно карман.

Олень смотрел на всадника большими глазами, ловя одновременно взгляд и человека, и дракона за его спиной. Стоял, колебался, но спустя минуту сделал шаг, второй, обходя костёр. Олень долго нюхал лепёшку, пропитанную драконьим запахом и почти перебившем ароматную ягоду внутри, и только после взял. Его бархатные губы мазнули по открытой коже, когда он опустил морду в своеобразную кормушку, слизывая начинку. Иккинг тогда замер, не двигаясь и, кажется, не дыша.

Олень вылизал всё нутро лепёшки. Обнюхав её, он отступил на шаг назад, а после резко сорвался с места, только комья земли и взлетели в воздух. В темноте он засиял маленьким солнцем.

Остановившись на миг на вершине того же холма, он обернулся, словно прощаясь, и поскакал дальше.

— Духи тебя любят, ведун. Верных помощников да добрые знаки шлют, — Верена явно была удовлетворена этой встречей.

— Думаете? — Иккинг всё ещё растеряно смотрел вслед ускакавшему Солнцу.

— Вижу! — она рассмеялась, глядя на потерянно-одухотворенное лицо Иккинга. Скрилл, про которого все забыли, выполз из-под шкур и, приметив лепёшку, спустился, начав её методично грызть.

- Ты призвал Молнию, покорил Воздух. К тебе по доброй воле вышло Солнце, которое с начала войны никто не видел. Разве это не благословение духов, м? — её глаза лукаво блеснули в свете костра.

Иккингу ничего не оставалось, кроме как кивнуть.

Маленький Абсалон тем временем догрыз лепёшку. Теперь он сидел в кольце рук, осматриваясь. Рискнув, он покинул безопасное «убежище», начав осматривать и обнюхивать всё вокруг. На лохматых воев он воинственно топорщил шипы и «грозно» рычал. Драконы, кажется, смеялись в ответ на это — им прихлопнуть скрилла дело одного рывка.

Наиболее опасным малышом был признан близлежащий куст — на него Абсалон дохнул короткой молнией. Почуяв запах палёного, он, удовлетворённый, вернулся к Иккингу, мол, я всех победил, давай спать. Всадник и нойда тихо смеялись в кулаки.

А небо тем временем расцветало красками.

— Смотри, сполохи кровь льют, — Верена указала на северное сияние, растекающееся лентой по небу.

— Расскажите, — попросил Иккинг, вытягиваясь вдоль Беззубика на раскатанной постели. Дракончик клубочком свернулся у всадника на груди.

— Однажды волны вынесли прекрасную деву на берег моря. Она недолго лежала. Очнувшись, она поднялась на гору и вошла в пустую избу на её вершине, залитую кровью. «Непорядок», — сказала она и начала уборку. Но крови было так много, что она за весь день не отмыла. Устав, дева решила вздремнуть. Легла на лавку, да и превратилась в веретено, чтобы чужие руки не забрали. А в избу тем временем зашли богатыри. Почуяли чужачку и поняли, что была она здесь, да только найти не смогли. Принялись богатыри за еду, а после — за славную битву. Достали мечи из ножен и бились так, что кровь полилась. Закончилась игра, покинули избу. Остался их предводитель, Найнас. Он начал искать их невольную гостью, и та смилостивилась, приняв свой облик с первыми лучами солнца. Найнас взял её в жёны. Его невидимая дружина — сполохи, тенями следуют за своим предводителем, коротая вечера за едой и доброй битвой. Когда они бьются, по небу разливается кровь.

Иккинг молчаливо слушал, машинально поглаживая дракончика по спине, избегая шипов.

— У нас есть похожая легенда. В Вальхалле, небесном чертоге Одина, живут эйхерии, воины и герои, павшие в бою. Каждое утро они облачаются в доспехи и сражаются насмерть, а после воскресают и пируют за одним столом в окружении валькирий. Их еда — мясо вепря Сехримнира, что, как и эйхерии, каждый день воскресает и каждый день умирает, их питьё — медвяное молоко козы Хейдрун. В конце времён выйдут по зову Хеймдалля из пятиста сорока дверей по восемьсот воинов на последнюю битву — Рагнарёк. Но и сейчас их можно увидеть — иногда Один водит свою Дикую охоту по земле, собирая людские души и убивая заговорившего с ним. Я слышал легенды, что небо трясётся от грохота, а там, где они прошли, раздаются взрывы. Обожжённая и вспаханная земля указывает их путь. Порою находят тела людей, чью душу забрала Охота.

Что-то скреблось на самом краю сознания, но мысль ускользала при всякой попытке её поймать. Иккинг решил поймать её позже, а пока засыпал, вслушиваясь в умиротворяющий треск огня и мерное сопение драконов рядом.

1) Аналог нашего "пляшут черти"

Вернуться к тексту

2) Солнечные олени едят особые светящиеся грибы, из-за чего их шкура и рога так же начинают светиться в темноте. Обитают, чаще всего, на полях неподалёку от пещер, где и растут эти грибы. Свечение — сильный демаскирующий фактор и хищники легко находят их в темноте.

Вернуться к тексту