↓
 ↑
Регистрация
Имя/email

Пароль

 
Войти при помощи
Размер шрифта
14px
Ширина текста
100%
Выравнивание
     
Цвет текста
Цвет фона

Показывать иллюстрации
  • Большие
  • Маленькие
  • Без иллюстраций

Король звезды (джен)



Автор:
Фандом:
Персонажи:
Рейтинг:
PG-13
Жанр:
Драма
Размер:
Макси | 1249 Кб
Статус:
Закончен
Предупреждения:
OC
 
Проверено на грамотность
Озеро было большим и, наверное, очень глубоким, а черная вода напоминала Карлу нефть. Все вокруг с радостным гомоном погружались в небольшие лодки. Они, наверное, верили, что эти лодки привезут их в чудесный, сказочный мир. Но он не верил. За одиннадцать лет, проведенных в приюте, он выучил одну истину: сказки бывают только в книгах. Это не было книгой, поэтому не могло быть и сказкой.
QRCode
↓ Содержание ↓

↑ Свернуть ↑

Часть первая

Глава I. И не будет над тобой другого неба

Озеро было большим и, наверное, очень глубоким, а чёрная вода напоминала Карлу нефть. Все вокруг с радостным гомоном погружались в небольшие лодки. Они, наверное, верили, что эти лодки привезут их в чудесный, сказочный мир. Но он не верил. За одиннадцать лет, проведённых в приюте, он выучил одну истину: сказки бывают только в книгах. Это не было книгой, поэтому не могло быть и сказкой.

Забившись в одну из лодок, Карл наблюдал, как они пересекли озеро и причалили к берегу. Дети бросились на берег. Его толкнули, и мальчик, путаясь в собственной мантии, упал на дно лодки. Вдруг кто-то схватил его за воротник и поднял в воздух. «Наверное, тот, огромный», — подумал Карл и ещё больше сжался, почувствовав себя совсем крошечным. Великан опустил мальчика на землю и легонько подтолкнул в спину:

— Давай, парень, двигай вперед!

Но, очевидно, не рассчитал силу, потому что мальчик не только не пошёл, но пошатнулся и упал на землю, ударившись о лежащий на берегу камень.

— Ты как, не убился? — испуганно спросил великан.

— Нет, — помотал головой Карл.

— Ну, вставай, нога цела? — великан хотел пощупать его ногу, но боялся еще больше покалечить мальчика.

— Угу, — пробормотал Карл.

— Уф, слава Мерлину! А то я уж перепугался. Ну, ты прям как цыплёнок: дотронешься — и всё!

В толпе ребят послышались смешки: «Цыплёнок! Посмотри, какой он маленький, правда, на цыплёнка похож!»

Карл еще сильнее съежился и прошептал:

— Я в порядке. Не беспокойтесь.

Последнее можно было не говорить. Конечно, великан не беспокоился о нём. Каждый в мире по ту сторону озера волнуется только о себе, вряд ли на этом берегу всё по-другому. Просто его уволят, если из-за него пострадает ученик. Он беспокоится о своей работе, а не о нём.

— Ну, всё! Пошли! — скомандовал великан.

И Карл поплелся к замку, чернеющему впереди. Его мантия, которую, казалось, до него успела поносить вся школа, теперь ещё грязная и мокрая (наверное, в лодку набралась вода), была слишком длинной и тяжёлой. Ему хотелось поскорее снять этот маскарадный костюм и спрятаться куда-нибудь, где его никто бы не смог найти.

— Эй, смотри, куда идешь!

Задумавшись, Карл натолкнулся на какого-то мальчика. Тот показал ему кулак и стал пробираться через толпу вперёд. Огромные ворота замка распахнулись, и послышался голос, который принадлежал, очевидно, пожилой леди. Саму женщину Карл не видел, вернее, видел только кончик её шляпы. Строгий голос говорил что-то о праздничной церемонии и четырёх факультетах, Карл не очень понял. Потом женщина начала говорить совсем странные вещи: что по факультетам их будет распределять шляпа. «Может, это всё-таки сон?» — в очередной раз подумал Карл. Но тут пожилая леди приказала всем следовать за ней, и толпа ребятишек послушно затопала по коридорам замка. «Если и сон, то очень реальный», — вздохнул про себя Карл: «Друзья в приюте, наверное, уже спят. Не ври себе! У тебя там нет друзей, ни там, ни в каком другом месте. И здесь, наверное, не будет. Они еще не знают меня, а уже толкаются и дразнят. Ты и там был чужим, а тут вообще будешь… Вон они все какие радостные. А может, здесь правда будет что-то хорошее, ведь они знают больше меня. Им, наверное, родители рассказали, поэтому они знают…»

— Итак, церемония начинается! — торжественно произнес кончик шляпы.

«Интересно, какая она, эта леди?» — успел подумать Карл, как вдруг оказался в огромном зале. Вокруг слышались радостные и восхищенные возгласы, но Карл, зажатый в толпе учеников, мог видеть только спины в чёрных мантиях. Потом он посмотрел наверх и увидел… Сначала он решил, что в зале нет потолка. Нет, тогда бы здесь был ветер, а ветра нет. Может, какой-нибудь художник нарисовал на потолке небо. Но по этому небу плыли облака, и звезды мерцали, вдруг одна вспыхнула и упала. Нет, художники не умеют так рисовать. Наверное, это спецэффекты, как в фильмах. Он видел несколько таких, в приюте их разрешали смотреть в выходные или по праздникам. Точно, тут будут снимать какой-нибудь фильм.

— Потолок? Вы не знаете? — девочка впереди начала что-то объяснять, но Карл не расслышал её слов в общем восторженном гомоне. Потом всё внезапно стихло, и в воцарившейся тишине чей-то странный голос начал читать стихотворение. «Как в приюте. Наверное, это самый хороший ребёнок, поэтому его заставляют читать стихи перед всеми». Но прислушавшись, он понял, что голос был не похож на детский, скорее на старческий. «Может, какой-то воспитатель? Но зачем он тогда рассказывает стихотворение?» Мальчику захотелось разглядеть происходящее поближе, но он был таким маленьким, что мог видеть только спины стоящих впереди ребят, в лучшем случае — их затылки. Сделав несколько безуспешных попыток, Карл опустил голову и больше уже не слушал стихотворение.

Человек кончил читать, и пожилая леди стала называть имена (Карл догадался, что это были имена учеников), а человек выкрикивал какие-то странные слова. Толпа ребят быстро редела, и Карл наконец получил возможность разглядеть любителя стихотворений. Он увидел сидящих за столом людей в мантиях (наверное, учителя), великан тоже был там. А пожилая леди оказалась высокой, в изумрудной мантии и очках — прямо как заведующая приютом! Но человека, который читал стихи, не было. Вместо этого в руке высокой женщины была старая-престарая шляпа, которая громко выкрикивала непонятные слова, когда её одевали на голову очередному ученику. Карл не знал, что означают эти слова, и вообще не очень понимал смысл происходящего.

Леди назвала следующее имя:

— Гарри Поттер!

И все начали повторять: «Гарри Поттер?! Неужели тот самый Гарри Поттер?» Это было имя мальчика с большими зелёными глазами и странным шрамом в виде молнии на лбу. Одетая на него, шляпа долго молчала, а потом крикнула:

— Гриффиндор.

Похоже, Гарри Поттер остался доволен выбором шляпы, он прошёл за один из столов и опустился на длинную скамью рядом с другими учениками.

Карл почувствовал, что у него начинает кружиться голова. Конечно, в письме, которое отдала ему воспитательница, было написано, что он волшебник и будет учиться в школе чародейства и магии Хогвартс. Но он решил, что всё это шутка. Сначала даже испугался, что его хотят продать в какую-нибудь далёкую страну, и пошёл просить заведующую, чтобы не отправляла его ни в какой Хогвартс. Он снова и снова извинялся за нечаянно разбитую посуду и другие неприятности, которые вечно с ним происходили. Вернее, происходили в его присутствии, потому что на самом деле он был не виноват, он, правда, ничего не трогал. Всё билось само. Но убедить заведующую ему не удалось, вот она и отправила его сюда. Школа чародейства и магии! Волшебства не бывает! Если оно есть, то почему так долго ждало, чтобы найти его?

— Карл Штерн! — произнесла леди в изумрудной мантии. — Карл Штерн!

И мальчик понял, что она назвала его имя. Карл сделал несколько неуверенных шагов и кое-как вскарабкался на табурет. Ноги не доставали до пола, он поболтал ими в воздухе, словно надеясь, что они чудесным образом вырастут.

— Не вертитесь! — прикрикнула женщина и нахлобучила на него шляпу.

В зале раздались смешки: головка мальчика была такой маленькой, что из-под шляпы виднелся только острый подбородок.

Леди схватила шляпу и приподняла так, что стал виден тонкий нос и большие глаза мальчика, цвет которых помутнел от выступивших слёз.

Шло время, а шляпа все молчала. «У бедной женщины, наверное, рука устала», — подумал Карл, и ему еще сильнее захотелось плакать.

— Слизерин! — тихо произнесла шляпа.

Декан Слизерина профессор Снейп поморщился: и это недоразумение будет учиться на его факультете?

Так, непонятное слово сказали, теперь нужно слезать с табурета и идти к одному из столов. Но длинные скамьи были заняты учениками, вернее, если бы кто-нибудь подвинулся, ему бы хватило места, но никто не двигался. А он всё шел и шел. Снейп даже подумал, что сейчас мальчик подойдёт к дверям и выйдет из зала. Карл действительно дошёл почти до конца, но у края стола остановился и сказал сидящему там ученику:

— Можно мне сесть рядом с тобой?

Ученик смерил его взглядом:

— А ты точно из Слизерина?

— Кажется, она так сказала…

— Кто она?

— Шляпа.

— Вот дожили! — мальчик удивленно пожал плечами, но немного подвинулся.

Карл устроился на краешке скамьи и стал смотреть на стол. А на столе ничего, кроме посуды, не было. И вдруг все тарелки наполнились вкуснейшей едой, которую он видел только по телевизору в рекламных перерывах между фильмами. А её могут есть обычные люди, из мира по другую сторону озера, или оно существует только здесь? Что за ерунда? Курица — она и есть курица, и не важно, на каком берегу она находится. Ведь таким количеством еды можно кормить весь приют целый год!

— Ты почему ничего не берёшь? — спросил его сосед. — Ждешь, что тебе положат? Это дома тебе мама всё давала, а здесь каждый сам за себя.

— Спасибо, мне что-то не хочется, — пробормотал Карл.

Мальчик посмотрел на него как на полного идиота и принялся за очередное пирожное.

А Карл продолжал вспоминать приют. Конечно, дети, живущие там, не были его друзьями, но они были похожи на него. Им не готовили пироги и торты, не покупали мороженое. Все они были теми, кого бросили. И это сходство нельзя оставить по ту сторону озера, оно всегда с ним, где бы он ни находился.

Карл протянул руку и взял большое красное яблоко. «Потом съем», — решил он.

Тут старец, сидящий в середине стола для преподавателей, поднялся и стал что-то рассказывать про Запретный Лес и про коридор, в который нельзя входить. Правила, ну, конечно, везде должны быть правила. Не важно, соблюдают их или нет, они просто должны быть.

Тем временем праздничный ужин подошёл к концу. Ученики повскакивали со своих скамей и бросились к дверям зала, потом старосты повели их по длинным коридорам. Первокурсники продолжали восхищаться чудесами: летающие привидения, двигающиеся фигуры на портретах. Но Карл так устал, что смотрел только под ноги. К тому же он давно решил, что всё это компьютерные фокусы, просто очень искусно выполненные. Он старался не отставать от «своих», спускаясь по лестницам в подвал. Карл не удивлялся: если в этом замке и было его место, то находилось оно именно в подвале. В приюте тоже была такая комната. В ней запирали провинившихся учеников. Он провёл там много ночей. Много ночей в тёмной сырой комнате. Так много, что даже его сны стали тёмными и сырыми.

В общежитии оказалось не очень сыро и не очень темно. Гостиную освещали бледные зелёные лампы. На уроках рисования им рассказывали, что зелёный — цвет жизни, но здесь он напоминал скорее о смерти. Словно жизнь медленно сгорала в этих лампах.

Его снова толкнули.

— Смотри, куда идёшь!

Если бы он знал, куда идёт.

— Эй ты, коротышка! — окликнул его какой-то старшекурсник со значком. — Двигай сюда.

Карл подошёл и устало посмотрел на него. Что ещё он сделал не так?

— Твоя комната!

Юноша открыл дверь и втолкнул туда Карла. Потом дверь захлопнулась, и из коридора донёсся смех.

В комнате было темно и пахло пылью. Карл на ощупь добрался до того, что должно было быть кроватью. Кровать была завалена коробками, книгами, стопками бумаги. Он освободил себе краешек, кое-как пристроился на нём, завернулся в мантию и закрыл глаза.

Глава опубликована: 18.10.2012

Глава II. Ворон ворону глаз не выклюет

Ему снилось озеро, глубокое озеро с водой, похожей на нефть. У берега лежала птица. Он встал на колени и дотронулся до неё. Птица забила крыльями, она была ещё жива. Послышались голоса. Карл посмотрел на свои руки: пальцы испачкались в чём-то чёрном — то ли кровь, то ли нефть. Если они увидят его, то подумают, что это он убил озеро и птицу! Голоса приближались, он уже слышал звук шагов.

Карл проснулся. В коридоре раздавались весёлые голоса. Дети бежали куда-то.

Он медленно поднялся, разминая затёкшее тело. Красный поезд, замок, трюки, шляпа… Мальчик встал, споткнулся обо что-то, потёр ушибленную коленку, толкнул дверь, но та была заперта.

Из коридора доносились весёлые голоса. Дети бежали куда-то. Карл сел на пол около двери и обнял худые колени.

Его забыли. Нет, хуже, чем забыли, потому что о забытых вещах рано или поздно вспоминают. Старая воспитательница в приюте часто забывала свои вещи: очки, платок, газету — а потом долго искала их. Его искать не будут. Он ненужная вещь.

В коридоре кто-то произнёс странное слово, дверь открылась.

— Ты чего тут делаешь? — воскликнул высокий мальчик так, словно увидел привидение.

— Кажется, я тут живу, — пробормотал Карл, продолжая сидеть.

— Дурак что ли? Это же кладовка!

Мальчик снова произнёс непонятное слово, и на кончике палочки в его руке зажёгся слабый шарик света. Пройдя между коробками, он достал связку старых газет.

— Профессор попросил принести, — мальчик потряс связкой. — Ну, ты долго собираешься здесь сидеть?

Воспитательница в приюте часто забывала вещи: очки, платок, газету. Хорошо быть газетой. Рано или поздно они становятся кому-то нужны.

— Занятия между прочим уже начались, — напомнил мальчик.

Карл поднялся.

— А где они… эти занятия?

— Я откуда знаю, я с третьего курса! — мальчик произнёс это с такой гордостью, словно никогда не был первокурсником.

Карл осторожно выглянул в коридор. Теперь там было пусто. Он прошёл через зал с зелёными лампами, в которых догорала жизнь, поднялся по скользким тёмным лестницам, созданным, казалось, для того, чтобы человек оступился и упал. Когда он добрался до зала, где вчера показывали фокусы со шляпой, прошла, наверное, половина урока. Хотя, кто знает, сколько здесь длятся уроки? Вдруг впереди Карл увидел женщину в зелёной мантии.

— Извините…

Женщина обернулась.

— Что вы тут делаете, молодой человек? Вы должны быть на занятии!

Взрослые всегда отлично знают, где должны быть дети.

— Очень плохо начинать первый день в школе с опоздания! Так и быть, я не стану снимать с вас баллы, но надеюсь, такое больше не повторится! Ступайте на урок! — с величественной строгостью закончила женщина.

Карл пошёл, разглядывая казавшиеся такими одинаковыми двери. И никаких указателей, никаких табличек. Из полуприкрытой двери доносился тихий, монотонный голос. Карл осторожно заглянул в класс и увидел рыжего мальчика. Его сосед повернулся, и Карл узнал мальчика в очках. Эти двое вчера тоже примеряли шляпу, наверное, ему сюда. Карл бесшумно вошёл, сел за свободную парту в конце класса и огляделся.

Школьники со скучающими лицами водили перьями. Смешно, во всём мире пишут ручками, а они… Карл посмотрел на свою парту, но на ней ничего не было. Откуда они взяли бумагу и перья? Может, у них есть запасные? Но они вряд ли согласились бы поделиться, да и писать не очень хотелось, поэтому Карл решил просто послушать учителя. Тот невнятно произносил странные слова, обозначавшие то ли чьи-то имена, то ли географические названия.

— Ты чего тут делаешь? — сидевший впереди мальчик обернулся и недовольно посмотрел на Карла.

— То же, что и ты.

Карл не хотел грубить, но получилось почти зло. Почему все задают ему этот вопрос?

— Ты же из Слизерина!

Кажется, вчера он слышал похожее слово.

Мальчику Карл не ответил, продолжая сверлить взглядом парту.

— Я говорю, ты из Слизерина! — повторил мальчик.

— И что? — разозлившись, он не заметил, как закричал.

Профессор сбился и посмотрел на класс. Все изобразили на лицах внимательное усердие.

— Тише, пожалуйста! — голос у профессора был почти такой же бледный, как и он сам. Карлу даже показалось, что профессор прозрачный, но этого, конечно, не могло быть.

— Слизеринцы в другом классе занимаются, иди к своим! — зашептал мальчик.

«А тебе какое дело?» — хотелось крикнуть в это круглое лицо, но Карл не крикнул. Он встал и медленно побрёл к двери.

В приюте было проще. Там никому нет до тебя дела. Здесь тоже нет, но каждый хочет что-то сказать, показать, что у него здесь есть место, а у тебя нет. В приюте ни у кого не было места.

В конце коридора показалась женщина в зелёной мантии, Карл спрятался за колонну. Женщина прошла, не заметив его.

Слизерин… Где ему искать этот Слизерин?

Дверь открылась, и из класса гурьбой побежали дети. Стоящий на стопке книг преподаватель что-то кричал им вслед. Наверное, не успел дать домашнее задание. Карл улыбнулся про себя.

— Ты прогулял первый урок, кретин! — крикнул ему какой-то мальчишка.

«Сам кретин!» — подумал Карл.

— Смотрите, наш цыплёнок вылупился из яйца! Пойдём с нами, цып-цып-цып!

Ребята дружно рассмеялись. Карл сжал кулаки.

— Ой, он сейчас драться будет! Вот умора! Я уже в штаны наложил от страха!

Карл размахнулся и ударил. Мясистая щека, слишком толстая, чтобы что-то чувствовать. Руки опустились.

Подбежавшая женщина в зелёной мантии снова кричала про баллы. Он не слушал.

— …скажите спасибо, что я не отвела вас к вашему декану!

И ещё взрослым нужно говорить спасибо. Что бы они ни сделали, нужно говорить спасибо.

Его втолкнули в класс, мальчик с красным пятном на щеке сказал угрожающе:

— Ещё раз ко мне сунешься, убью!

Нашёл, чем пугать.

Карл сел за последнюю парту и исподлобья посмотрел на класс.

«Ты из Слизерина!.. Иди к своим!»

Детское лицо исказила кривая улыбка. Когда он так улыбался, воспитательнице в приюте становилось не по себе.

Откуда-то появился преподаватель, выглядевший не менее странно, чем остальные. Одет он был в мантию, но голову замотал тюрбаном. Из слов профессора Карл понял, что он преподаёт защиту от Тёмных искусств. Что такое Тёмные искусства, он плохо представлял, но, наверное, что-то страшное. Профессор тоже их боялся. Он произносил слова тихо, немного заикаясь, будто боялся, что Тёмные искусства его услышат. Он выглядел жалким. Казалось, он и сам понимал это, потому предпочитал выглядеть смешным.

Таких детей в приюте было много. Особенно малышей. Они боялись старших, поэтому подлизывались, пресмыкались. Некоторые оставались такими навсегда. Некоторые, взрослея, били тех, кто теперь был слабее.

Карлу никогда не нравилось выглядеть смешным, но, видно, Бог решил, что роль шута для него самая подходящая, поэтому сделал таким маленьким. «Тебе бы в цирке выступать!» — говорили ему в приюте. Карл оглядел полки, заставленные книгами, чучелами и совсем странными предметами. Из всех мест, которые он видел, это больше всего напоминало ему цирк.

Урок закончился, и профессор отпустил их, забыв дать домашнее задание. А может, он просто боялся, что эти маленькие, жестокие существа набросятся на него.

— Следующий урок — трансфигурация! — крикнул кто-то.

Транс… что?

Стараясь держаться подальше от остальных, Карл прошёл несколько коридоров и увидел женщину в зелёной мантии. Вот она — трансфигурация. Женщина его тоже заметила, и взгляд строгих глаз стал ещё более строгим.

На уроке она долго рассказывала о том, каким сложным предметом является трансфигурация, как сложно превращать один предмет в другой. Потом зачем-то превратила свой стол в свинью и обратно в стол. Карл понимал, что это хорошо отрепетированный фокус, но все пришли в буйный восторг от манипуляций профессора.

— Теперь запишите… — она начала что-то диктовать.

Карл оглядел парту: там тоже не оказалось письменных принадлежностей.

— А вы почему не пишите? — раздался строгий голос у него над ухом.

— У меня рука болит, — он почти не лгал, после удара рука немного болела.

— Это ведь левая.

— Я пишу левой.

— Ой, он ещё и левша! — раздался смешок с первой парты.

Карл резко вскинул голову. Да, он левша! Да, он и в этом не такой, как они! Хотя писать он может и правой. В приюте научили. Странно, его ведь выбросили! Какая разница, какой рукой он пишет? Но у них даже мусор должен быть упакован в одинаковые пакеты.

— Ну, хорошо, — вздохнула женщина, — но потом перепишите всё у товарищей.

Она медленно пошла к своему столу, а Карл провожал её мрачным взглядом. Конечно, нет ничего проще! Он подойдёт к ним и скажет: «Дайте мне, пожалуйста, переписать сегодняшний урок!» А они улыбнутся и ответят: «Пожалуйста! Если не разберёшь почерк, спрашивай, мы объясним!»

Товарищ — хорошее, обтекаемое слово. Это не друг и не враг, что-то между. Главное — не называть вещи своими именами, тогда мир будет таким, каким они хотят его видеть. Гладкий, причёсанный мир.

— Запишите эти предложения и внимательно прочитайте. А вы, молодой человек, читайте с доски, раз не можете писать!

Карл вытянул шею и несколько раз прочитал про себя непонятные слова.

— А теперь, — она раздала каждому по спичке, — попробуйте превратить эти спички в иголки.

Карл тем же мрачным взглядом смотрел на женщину. Зачем превращать спички в иголки? Что им потом делать с иголками? В мире и так много всяких кнопок, отвёрток, ножей. И иголок тоже много. А вот спичек… Зимой в приюте холодно, но спичек детям не дают. «Спички детям не игрушки», — говорят воспитатели. Конечно, спички — игрушки для взрослых. Как и ножи.

Оказалось, вопрос, что потом делать с иголками, был риторическим, потому что никто так и не смог превратить спички в иголки. Это окончательно убедило Карла в том, что всё происходящее вокруг — фарс.

Вернув профессору спичку, он отправился за своим классом. Видимо, следующим уроком была физкультура, потому что все пошли на улицу. Сейчас заставят бегать, отжиматься или подтягиваться. Подтягиваться — самое страшное. Добежать он как-нибудь сможет — пусть и последним, но добежит. А вот турник — повиснешь на нём, как мокрый пододеяльник, и будешь висеть.

Но урок оказался не физкультурой. Низкая полноватая женщина рассказывала о травах. Карл хотел подойти послушать. Растения казались ему интереснее Тёмных искусств и иголок — во всяком случае, они были чем-то живым. Но женщину со всех сторон обступили дети. Она была низкого роста, и Карл даже не видел кончика её шляпы. Потолкавшись немного, он махнул рукой и пошёл бродить по холмам.

Только что наступившая осень ещё не успела окрасить всё в золотой цвет, и редкие деревья тянули к небу свои зелёные головы. Странно, эти люди так любят золото, почему же они не любят осень? Наверное, она напоминает им о приближении зимы. Осень напоминает им о смерти.

Карл взобрался на холм и посмотрел на озеро. В лучах солнца оно не казалось чёрным, но Карл не верил ему. Днём всё выглядит иначе. Надевает маску, чтобы казаться добрее, красивее, умнее, счастливее. Ночью всё становится таким, как есть.

Вдруг в траве Карл заметил шевелящийся чёрный комочек. Он оглянулся, проверяя, не выскочит ли откуда-нибудь профессор трансфигурации, чтобы прочитать ему лекцию о том, что можно трогать, а что нельзя. Потом наклонился и раздвинул высокие стебли травы.

Ворон был старым и грязным. В перьях застряли пылинки, увядшие лепестки цветов и листья. Одно крыло сломано. Он был жалким и уродливым даже днём. И Карл поверил ему.

Он взял ворона на руки. Тот стал бить правым крылом, левое только беспомощно подрагивало.

— Хочешь пойти со мной? — спросил Карл.

Ворон наклонил голову, потом хрипло прокаркал что-то. Наверное, он спросил: «Куда?»

— Я не знаю, — ответил мальчик.

Ворон смотрел на него, потом лёг на руки и, казалось, заснул.

— Это означает «да»? — тихо спросил мальчик.

Ворон не ответил, продолжая делать вид, что спит. А может, он, и правда, спал.

Карл спустился с холма, пряча птицу в полах мантии. Урок уже кончился, и ребята возвращались в замок. Карл старался держаться от них на безопасном расстоянии, но мальчик с белыми волосами всё равно заметил.

— Что это у тебя там? — спросил он, подходя к Карлу.

— Ничего.

— Ты что-то прячешь? Ты украл это?

— Я ничего не крал! — крикнул Карл, в голосе послышалось отчаяние.

— Ладно, ладно, не ори так, я тебе верю, — он говорил, почти улыбаясь.

Тут кто-то дёрнул Карла за мантию. Ворон проснулся и открыл глаза.

— А говорил, что не крал, — широко улыбнулся мальчик.

— Я нашёл его! — Карл прижал ворона к себе.

— Да ну? — улыбка стала ещё шире. — То есть хочешь сказать, он теперь твой?

— Он не мой, — пробормотал Карл. — Но он согласился пойти со мной.

— Так он ещё и говорящий?

— Нет, просто…

— Смотрите, ещё один говорящий птенец! — закричал друг светловолосого мальчика. — Ну-ка, скажи нам что-нибудь! Скажи! — он потянул к птице толстые руки. — Как тебя зовут, цыплёнок?

— Его зовут Рабэ! — Карл хотел отскочить в сторону, но другой здоровяк всё ещё держал его за мантию.

— Рабэ? — светловолосый мальчик рассмеялся тихим медленным смехом, похожим на тягучую карамель.

— Это ворон, по-немецки! — выкрикнул Карл.

Нашлись тоже умники! Изучают какие-то Тёмные искусства, превращают спички в иголки, а иностранных языков не знают. Карл немецкого тоже не знал, но в приюте пару лет работал сторож-немец. Он научил Карла нескольким словам.

— А ты, я смотрю, образованный, — мальчик перестал смеяться и серьёзно посмотрел на Карла. — Может, тебе и в Хогвартсе учиться не надо?

Может, и не надо! Только его никто не спрашивал!

— Ладно, Драко, дался тебе этот урод! — остановил мальчика друг. — Пошли, а то опоздаем к Снейпу.

Драко снисходительно кивнул и пошёл к замку.

Карл посмотрел на ворона. Интересно, кого тот мальчик назвал уродом — его или Рабэ? Наверное, их обоих. Вздохнув, Карл побрёл на урок Снейпа, к которому нельзя опаздывать.

Кабинет Снейпа находился в подземелье. Заглянув туда, Карл заметил детей, которых видел на занятии у прозрачного профессора. Вон рыжий и его друг в очках, и на предпоследней парте сидел тот же мальчик. Карл с трудом подавил в себе желание подойти и спросить: «Ты чего тут делаешь? Ты же не-из-Слизерина!» Но с ним Рабэ, поэтому лучше не привлекать внимания. Может, это и хорошо, что много народу. В такой толпе его вряд ли заметят. Прошмыгнув на последнюю парту в углу класса, Карл шёпотом попросил ворона вести себя тихо.

Вошёл профессор. Он оказался моложе прозрачного преподавателя истории, преподавательницы трансфигурации и женщины-травницы. Профессор раскрыл журнал и начал знакомиться с классом. Дойдя до мальчика по фамилии Поттер, он назвал его знаменитостью. В классе раздались смешки. Карл не знал, чем знаменит этот мальчик и что в этом смешного. Его волновало другое. После буквы “P”, будет “R”, а потом “S”. Его буква, его имя.

— Карл Штерн, — произнёс профессор без всякого выражения и нашёл взглядом мальчика, забившегося в угол класса. Что там говорила сегодня МакГонагалл? «Прогуливает уроки, дерётся… Надо обратить внимание…» На что тут можно обратить внимание?

Он собирался перейти к следующей фамилии, когда светловолосый мальчик произнёс спокойным вежливым голосом:

— Профессор, а он принёс в класс мёртвую птицу.

Профессор беззвучно вздохнул. Неужели ни одно занятие не может пройти без этой ерунды!

— Зачем вы принесли в класс мёртвую птицу? — спросил он, повернувшись к Карлу.

— Она… не мёртвая, — ответил из угла Карл.

— Зачем вы принесли в класс не мёртвую птицу? — так же спокойно спросил профессор.

— Я нашёл её. Когда у нас был урок про траву.

— Урок про траву?

— Да. Можно, она со мной останется? Я видел… В поезде видел. У них у всех есть, — голодный взгляд.

Этот взгляд почему-то раздражал профессора.

— Оставляйте, только не надо приносить её сюда! Не превращайте мой класс в совятню!

Карл хотел объяснить, что Рабэ не сова, но решил промолчать.

Оставшиеся фамилии профессор назвал быстро, почти не глядя на учеников. Потом стал рассказывать о своём предмете. Карла порадовало то, что здесь не нужно использовать палочку. У него и пера-то не было, какая уж палочка!

Вдруг профессор начал задавать мальчику по фамилии Поттер странные вопросы. Карл ничего не понимал. Поттер, видимо, тоже. Девочка за первой партой отчаянно тянула руку, но профессор её не замечал. Потом, рассердившись, сам стал диктовать ответы. Ученики заскрипели перьями.

— А вас мои слова, похоже, не заинтересовали? — прервал своё объяснение профессор, и Карл с ужасом понял, что он обращается к нему. — Где ваша бумага, перо? Или вы надеетесь на свою гениальную память?

Карл посмотрел на руку, но этому преподавателю врать почему-то не хотелось.

— У меня нет, сэр, — ответил он, глядя в парту.

— Чего нет?

— Ничего.

Класс на мгновение замер. Может, представлял, что это значит — когда у тебя ничего нет. А может, предвкушал, как профессор сейчас отделает этого маленького уродца.

Профессор подошёл к одному из шкафов, достал несколько листов, перо, чернила и поставил на парту перед Карлом.

— Надеюсь, писать вы умеете? — сказал он, потом вернулся за свой стол.

Вслед ему пронеслось тихое: «Ну, конечно, он же из Слизерина!»

Профессор продолжил объяснение, потом заставил их варить какой-то странный суп. У толстого мальчика «не-из-Слизерина» суп убежал. Профессор накричал на толстого мальчика, потом на Поттера. Снял баллы с какого-то Гриффиндора.

Когда урок, наконец, закончился, Карл сложил бумаги и посмотрел на перо с чернильницей. Нужно их, наверное, отдать. Он повернулся к полке, откуда профессор достал эти вещи. Полка находилась слишком высоко, ему не достать. Тогда придётся…

Подождав, пока все выйдут из класса, Карл осторожно посадил Рабэ на исписанные неровным почерком листы и подошёл к столу профессора.

— Извините! Я… я хотел вернуть.

Профессор молча взял перо и чернильницу, потом сказал тихим, строгим голосом:

— Постарайтесь сделать так, чтобы мне не пришлось снимать баллы с собственного факультета.

Карл опустил глаза, вернулся к своей парте, забрал бумагу и Рабэ и пошёл в коридор. Не глядя по сторонам, он брёл то вниз, то вверх по лестницам, пока кто-то не схватил его за капюшон мантии и не толкнул в комнату. Там было темно. Он слышал только злое дыхание и чувствовал кулаки на своём лице и груди, потом кулаки сменились подошвами ботинок. Карл пытался заслонить Рабэ, но в темноте было трудно понять, где он сам, где ворон, а где другие. Когда во рту не осталось ничего, кроме вкуса крови, кто-то наклонился к нему, и вежливый, тягучий, как карамель, голос произнёс:

— Если ещё раз опозоришь наш факультет, живым отсюда не выйдешь, понял?

Карл хотел ответить, но чья-то рука так сильно схватила его за волосы, что из глаз брызнули слёзы. Рука резко отпустила его, он упал на пол.

Они ушли, оставив за собой неплотно закрытую дверь. В щель пробивался холодный зелёный свет ламп. На свету всё выглядит иначе. Всё словно надевает маску, чтобы казаться добрее, красивее, умнее, счастливее. В темноте всё становится таким, как есть.

Глава опубликована: 19.10.2012

Глава III. Солнце не виновато, что летучая мышь днём не видит

В госпитале его поили горькой жидкостью, от которой тело начинало болеть ещё сильнее. Несколько раз приходили преподаватели, спрашивали, что случилось. Карл отвечал всем одинаково: «Упал с лестницы». Эти слова их устраивали. Взрослых часто устраивает ложь.

Несмотря на горечь, а может, именно благодаря ей, лекарство оказалось действенным. На следующий день Карл уже мог ходить, а вечером медсестра сообщила, что он здоров. У мальчика имелись некоторые сомнения на этот счёт — всё-таки кости за один день не срастаются — но ей, конечно, было виднее.

Рабэ тоже починили: теперь он не вздрагивал, когда прикасались к его неестественно вывернутому левому крылу. Ворон даже мог летать, невысоко и недолго — от стола до плеча Карла. В полёте он напоминал неправильно собранного воздушного змея, неровными толчками стремящегося в небо, но в конце неизменно падающего вниз. «Радуйся, что тебя удалось вылечить!» — сказала Карлу медсестра, когда он спросил, сможет ли Рабэ когда-нибудь летать по-настоящему.

Вечером в комнате, куда их поселили, Карл смотрел на ворона, пытаясь отгадать его мысли. Жалел ли Рабэ, что пошёл с ним? Но Рабэ не отвечал, он спал.

Комната Карла оказалась не кладовкой. Кроме него, здесь жили три мальчика, одна кровать оставалась пустой. Все трое не разговаривали с ним и вообще старались делать вид, что ни Карла, ни его уродливой вороны рядом нет.

Шло время, а новый дом продолжал оставаться для него чужим. Каждое утро он видел сотни счастливых, радостных лиц. Каждое лицо будто спрашивало: «А ты почему несчастен? Чего тебе ещё хочется?» Если бы он стал перечислять всё, чего ему хотелось в течение этих одиннадцати лет, список получился бы таким длинным, что им не хватило бы жизни прочитать его. Да, скорее всего, они бы и не стали читать.

Иногда у Карла появлялось ощущение, словно его бросили в озеро, а как плавать, не объяснили. Все другие умели это, а он нет. Но преподаватели продолжали рассказывать, как превращать иголки в спички, как ухаживать за грибами, как Урик Странный смог победить Эмерика Злого, как движутся планеты в далёком холодном небе. И Карл, словно попугай, повторял и повторял непонятные слова.

В приюте, когда начиналась бессонница, он принимался считать звёзды, теперь произносил странные фразы — просто чтобы заснуть. Но, к удивлению мальчика, когда уже почти все с лёгкостью превращали спички в игольчатых дикобразов, на кончике его спички тоже появилось что-то серебристое. Наверное, бедной спичке надоело слушать эту дребедень, вот она с тоски и начала превращаться в иголку.

Преподаватели ставили ему минимально достаточное количество баллов и говорили, что нужно больше заниматься самому. Других школьников часто оставляли после уроков, его не оставили ни разу. Зачем? Всё равно ничего не выйдет. Он знал, знал с самого начала.

Неспособный освоить школьные дисциплины, Карл постепенно учился искусству не замечать. Не замечать взгляды, предметы, время, других, даже себя. У него это неплохо получалось. И только взгляд профессора Снейпа забыть было трудно. Взгляд, полный какого-то болезненного отвращения. Карл, понимал, почему профессор смотрел на него так. Когда другие преподаватели, вздыхая, ставили ему, студенту Слизерина, «минимально достаточное» количество баллов, они считали, что делают доброе дело. Когда профессор Снейп ставил такую оценку своему студенту, он совершал подлость.

Только одни занятия доставляли Карлу удовольствие — полёты на метле.

Когда профессор Хуч приказала им встать около своих мётел и сказать «вверх», он почувствовал себя полным идиотом. Сделай он такое при воспитательницах — из приюта его бы отправили прямиком в сумасшедший дом. Прошептав «вверх» так тихо, чтобы слышала только метла, Карл грустно улыбнулся. Конечно, ничего не произошло! Нужно быть очень могущественным волшебником, чтобы поднять этот трухлявый веник. Даже если там и есть мотор, он должен был заглохнуть несколько веков назад.

Видно, у других ребят моторы ещё не заглохли, потому что мётлы начали медленно подниматься. Карл снова посмотрел на свой несчастный веник и сказал: «Вверх». Ничего не изменилось.

Рабэ внимательно наблюдал за действиями мальчика. Карл посмотрел на ворона и пожал плечами — извини.

Тут толстый мальчик, приготовивший взрывающийся суп в кабинете профессора Снейпа, с жалобным криком взмыл высоко в небо, поболтался там и упал. Преподавательница повела его в госпиталь, Гарри Поттер с Драко Малфоем начали спорить.

Карл взял метлу, Рабэ и пошёл на холм. Там он опустился на траву под деревом и, взяв в руки ворона, высоко поднял его над головой.

— Смотри, Рабэ, как красиво. Это называется осень. А скоро всё станет белым. Сколько тебе лет? Ты видел снег?.. Жаль, что эта метла не работает. Я бы посадил тебя на метлу, и ты бы смог полететь.

Он посмотрел на метлу и сказал грустно:

— Вверх.

Метла поднялась и зависла на уровне его глаз.

— Рабэ, смотри! Она работает! — обрадовался мальчик. — Ты сможешь летать!

Они летали. Как только заканчивались занятия, они бежали на холм и летали над замком, полями, Запретным лесом, озером. И на этой высоте лес терял все свои запреты, а озеро больше не казалось страшной бездной, заполненной нефтью. На этой высоте мальчик и ворон чувствовали себя свободными от своих страхов, от самих себя.

Они могли летать, пока солнце не садилось за горизонтом, и даже после солнца. Их находили, ругали, снимали баллы, угрожали отнять метлу, но всё-таки оставляли. Пожалуй, это оказалось единственным, за что Карл был им благодарен.


* * *


Осень догорала. Деревья медленно теряли последние листья. Приближался Хэллоуин.

Карл не любил праздники: в приюте они не сильно отличались от будней. Но Хэллоуин ему нравился — из-за тыкв.

Однажды, возвращаясь вместе с остальными детьми с благотворительного вечера, он потерялся. Вокруг было темно и страшно, дул холодный ветер. Потом пошёл дождь. Карл брёл вперёд, не разбирая дороги. Под ногами хлюпала то вода, то грязь. Он чуть не свалился в канаву — и вдруг заметил впереди слабый свет. Всё вокруг потушили дождь и ветер, фонари не горели, а может, здесь и не было фонарей, только этот свет слабо мерцал впереди. Когда Карл подошёл ближе, он увидел большую тыкву с вырезанной на ней страшной рожицей. Внутри тыквы горела свеча.

Случайный прохожий спросил, что мальчик делает на улице в такое время, и Карл назвал свою фамилию и адрес приюта. Он много раз мечтал убежать оттуда, но в тот вечер, благодарный тихой свече за своё спасение, захотел сделать что-то хорошее — пусть даже вернуться в приют.

В приюте на него накричали. Воспитательница пригрозила, что больше никогда не возьмёт его на благотворительный вечер, а перед сном рассказала детям страшную историю о светильнике Джека.

Джек был ужасным человеком, и Бог запретил ему переступать порог рая. Поняв, что путь в рай закрыт, Джек решил обхитрить Дьявола, чтобы избежать ада. Это ему удалось, но оказалось, Джек всё равно проиграл. Не попав ни в рай, ни в ад, он был обречён скитаться по миру с тыквенной головой на плечах.

Воспитательница явно рассказала эту историю в назидательных целях: мол, будете вести себя плохо, не попадёте в рай; попытаетесь избежать наказания, — всё равно ничего не выйдет: будете, как Джек, бродить по миру с ужасной тыквой вместо головы!

Карл тогда ничего не сказал, но подумал, что октябрьским вечером, в холод и дождь, только в этом ужасном человеке горела свеча, спасшая ему жизнь.

Поэтому Карл любил Хэллоуин, а ещё потому, что это был праздник без подарков. Не нужно было ждать того, чего тебе никогда не купят. Не нужно было мечтать, надеяться, разочаровываться. Да, это был во всех отношениях замечательный праздник!

Для Хэллоуина люди обычно шили себе карнавальные костюмы. Воспитательницы говорили, детям костюмы не нужны, потому что они самая настоящая нечисть и есть! Из-за костюмов Карл не сильно расстраивался — охота наряжаться в чёрный плащ и засовывать в рот вставную челюсть! Вместо этого он шёл в самый дальний угол приютского сада, забирался на ствол поваленного дерева и смотрел в небо.

Карл старался представить, что думают о мире те, кто давно из него ушли, и те, кто придут потом. Есть ли они где-нибудь? Или человек умирает до конца и безвозвратно? Существует ли душа? И если существует, то когда она появляется в человеке?

Ему хотелось встретить вампиров и спросить, каково желать того, что для тебя — жизнь, а для всех остальных — смерть. Хотелось увидеть настоящих привидений и узнать, что держит их на земле, их, которые легче ветра. Хотелось поболтать с несчастным Джеком и сказать спасибо за ту свечу.

Но в этот раз убежать Карлу не удалось. С утра, как обычно, были занятия. Профессор Флитвик пытался обучить класс поднимать в воздух перо. Пока остальные повторяли заклинание и махали палочками, Карл думал о том, что можно перекинуть через балку в потолке тонкую леску, привязать к ней перо и потянуть — тогда оно точно поднимется в воздух. Рабэ сидел рядом и старался подкинуть перо клювом. Хорошо, что профессор Флитвик был низкого роста и не видел Рабэ. Ему тоже вряд ли бы понравилось, что его класс превращают в совятню.

Наконец, уроки закончились, и все стали ждать праздничного ужина.

Может, из-за того что приютские дети действительно были нечистью, а может, из-за чего-то своего воспитатели всегда отмечали праздники тем, что напивались. Здесь же главным атрибутом праздников была еда. Даже те, кто учился на старших курсах, а значит, видел всё это не первый раз, набрасывались на неё так, словно никогда в жизни не держали во рту ничего, кроме высохшей корочки хлеба, и ели, ели. Карл иногда всерьёз начинал бояться, что они лопнут. Но, видимо, желудки у этих детей были бесконечными.

Вот и сегодня Карл смотрел, как его сосед заталкивает в рот очередной кусок торта, и вспоминал поваленное дерево в углу сада. Наверное, скоро воспитательница начнёт рассказывать детям страшные истории — единственный подарок, который готовы сделать взрослые.

Вдруг в зал вбежал профессор Квиррелл. Заикаясь сильнее обычного, он прокричал, что в замок пробрался тролль. Все повскакивали со своих мест.

Тролль… Карл слышал о троллях. Одна молоденькая воспитательница читала им забавную сказку о существе с мохнатыми ножками, и там были тролли. К сожалению, воспитательницу почти стразу уволили, поэтому Карл не успел узнать, чем закончилась история мохноногого чудака. Но про троллей он запомнил одно — в лучах солнца они превращаются в камень. Интересно, этот тролль такой же, как в книге?

Директор приказал старостам отвести детей в спальни, но Карл не хотел спать, он хотел увидеть тролля.

Странно, Хэллоуин — это праздник нечисти. Тролль — тоже нечисть, тогда почему все бегут от него? Разве это не его праздник? Или нужно только надеть костюм и смеяться над теми, в кого ты нарядился?

Карл вместе с другими учениками вышел из зала, потом спрятался за статую. Когда звук шагов стих, мальчик выбрался из своего убежища и побежал в противоположную сторону.

Скоро он почувствовал неприятный запах. Так пахли люди, жившие на улице. Бездомные. Взрослые, которых бросили или которые сами бросили себя.

Запах шёл из комнаты в конце коридора. Карл осторожно заглянул туда. Около раковин стояла девочка-всезнайка, рыжий мальчик с другом и тролль.

Он казался вырезанным из огромного серого камня — вырезанным так грубо, словно скульптору было совершенно безразлично его творение. И такому громадному телу была подарена крошечная голова, наверное, для того, чтобы несчастное существо не могло до конца осознать своего уродства.

Карл подошёл чуть ближе, пытаясь разглядеть тролля.

Каково это — жить и не понимать, для чего ты создан? Каково это — никогда не видеть солнца? Знать, что солнце всем дарит жизнь, а тебя убивает?

В приюте была девочка. Её звали Софи. Грустное имя, похожее на свет лампы. Софи не выносила солнечных лучей. Когда её выводили гулять, она начинала плакать. Её ругали, наказывали. Тогда ещё никто не знал, что Софи больна. А одна воспитательница сказала: «Поэтому родители тебя и бросили! Разве хоть один человек сможет вынести вечно плачущую девочку?!»

Однажды, пасмурным утром, детей повели в парк. Прогулка получилась короткой: мальчишки из старшей группы подрались, и всех заставили вернуться в приют. Когда дети пообедали и наступила пора дневного сна, воспитательница заметила, что за окнами давно светит солнце и что Софи нет.

Вместо сна они отправились искать Софи.

Девочка по-прежнему сидела в парке. Её кожа покрылась уродливыми красными пузырями, а она молча сидела, подставив лицо солнечным лучам.

Вингардиум Левиоса! — крикнул рыжий мальчик, и тролль упал.

Прибежали преподаватели.

Профессор МакГонагалл принялась отчитывать своих учеников, снимать с них баллы, потом, наоборот, начислять. Её глаза горели: сегодня она, как никогда, гордилась этими детьми.

— А вы что тут делаете, мистер Штерн? — спросила она, заметив Карла.

— Я хотел посмотреть на тролля, — ответил он.

— Вы?! Да вы…

«…на себя смотрели в зеркало, перед тем как соваться к троллю?!» — наверное, в мыслях она закончила фразу так.

— Да вы понимаете, насколько может быть опасен горный тролль?

«Ну, конечно, горные тролли в этой школе — самые опасные существа», — Карл горько усмехнулся, вспоминая тёмную комнату в подземелье.

Вдруг профессор повернулась к Гермионе Грейнджер. В рассказе девочки не было ни слова о Карле. Значит, он просто стоял и смотрел.

— По вашей вине на счёт Слизерина записывается пять штрафных очков, — медленно проговорила профессор МакГонагалл. Из её голоса исчезла обычная строгость, теперь там было почти не скрываемое презрение, а во взгляде читалось только одно слово — «трус». — Профессор Снейп, надеюсь, вы не станете возражать?

Профессор возражать не стал. Наверное, он тоже считал его трусом.

Этот Хэллоуин закончился для Карла в комнате, откуда ему запретили выходить. Он лежал и вспоминал далёкий вечер, когда воспитательница рассказывала им о светильнике Джека. Тогда он хотел сказать Джеку спасибо. Встреться ему Джек сейчас, он вряд ли бы нашёл для него слова благодарности. Сейчас он спросил бы у него: «Зачем ты спас мне жизнь?»

Глава опубликована: 21.10.2012

Глава IV. Разбитое зеркало ничего не отражает

В конце октября начались долгие тоскливые дожди. Летать в такую погоду не хотелось, и Карл почти всё свободное время проводил в комнате. Сидя на подоконнике, он часами наблюдал, как стекают по стеклу тяжёлые капли. Ему казалось, кто-то большой и очень несчастный плачет за окном — и никак не может выплакаться.

А потом, словно устав плакать, этот кто-то решил заморозить свои слёзы. Стало быстро холодать, по утрам пожухлую траву уже покрывали белые иглы инея, а маленькая спичка в руках Карла по-прежнему оставалась спичкой. Спичкой с металлической головкой. Теперь ею нельзя было даже зажечь огонь.

В школе все обсуждали приближающиеся соревнования по квиддичу. Из разговоров учеников Карл понял, что этот вид спорта напоминает футбол. Футбол Карлу нравился. Разумеется, ему нравилось смотреть на футбол, а не играть. Играть он не умел.

Когда мальчик впервые увидел эту игру по телевизору (сторож Франц смотрел матч в своей будке), она показалась ему глупой. Все то бегут за мячом, то вдруг останавливаются почти у самых ворот. А то вдруг Франц как закричит: «Пенальти, пенальти!» Карл не знал, что означает «пенальти» и не понимал, что в нём такого чудесного, но Франц, похоже, больше всего любил в футболе именно пенальти.

Однажды, когда Франц уже порядком выпил, он взялся объяснять мальчику правила футбола. Франц говорил, это очень сложная игра и правил в ней очень много. За соблюдением правил следит судья. Судья в футболе — как Бог, его решения неоспоримы. Даже если потом оказывается, что он ошибся, исправить ничего нельзя. Если ты не прячешься от опасностей, а идёшь вперёд, судья даёт тебе возможность забить угловой. Ещё существует положение вне игры, когда, как бы близко ты ни был к цели, ты не можешь бить. Даже если ты ударишь, этот удар не засчитают, потому что он нечестный. Если ты делаешь что-то плохое, судья показывает тебе жёлтую карточку. Если повторишь плохой поступок, тебе покажут красную карточку — и ты должен будешь уйти. Потом, в следующей жизни ты сможешь вернуться, но эта жизнь с красной карточкой для тебя заканчивается.

Футбол — это игра, в которую играют все вместе, все игроки связаны друг с другом: каждым ударом они передают друг другу не только мяч, но и настроение. От настроения многое зависит, говорил Франц. Если команды не могут решить своих проблем, судья даёт им ещё один шанс. А если они не используют и его, тогда приходит время пенальти. Остаются только двое. Двое, за спинами которых — миллионы. И в этом страшном одиночестве посреди толпы начинается поединок.

О самом поединке Франц рассказать не успел, потому что уснул. Теперь Карлу хотелось проверить, похож ли квиддич на футбол, и если похож, то закончится ли он поединком и каким будет этот поединок.

Солнце, видимо, тоже заинтересовалось квиддичем, потому что в день матча оно смогло-таки победить свинцовые облака. Бредя за ребятами на стадион, Карл думал, что тот, кто с лёгкостью превращает облака в металл, запросто справился бы с его несчастной спичкой.

Когда он поднялся на трибуну, оказалось, что там полным-полно народу. Мальчик попытался протиснуться вперёд, и тут из толпы вышел Драко с друзьями.

— Вот и наш чемпион! — Крэбб помахал рукой, будто приветствуя его.

— Хорошая кандидатура! — поддержал его Гойл. — Даже если бланджер ударит в голову, будет не жалко — потому что в этой голове мозгов нет! — он засмеялся, довольный своей шуткой.

— В твоей голове мозгов много, — пробормотал сквозь зубы Карл.

— Не надо, ребята, — мягко остановил друзей Драко. — Он не собирался играть в квиддич. Правда? — он повернулся к Карлу. — Ты ведь только хотел посмотреть?

Карл молчал.

— Невежливо молчать, когда тебя спрашивают, — грустно протянул Драко. — Понимаешь, ты пришёл слишком поздно, и все места уже заняты. Но я мог бы помочь тебе, если ты попросишь, — его глаза сузились, голос стал тише. — Если ты вежливо попросишь.

— Да иди ты к чёрту со своим квиддичем! — крикнул Карл и побежал с трибуны. Вслед ему раздался громкий смех друзей Драко.

Несколько раз споткнувшись, мальчик спустился с лестницы и быстро зашагал к замку, прижимая к себе Рабэ.

«Не нужен нам никакой квиддич! Пусть сами его смотрят! Возьмём метлу и будем летать!» — бормотал он и вдруг заметил идущего к стадиону профессора Снейпа.

Карл втянул голову в плечи, надеясь, что этот фокус сделает его невидимым. Фокус не подействовал.

— И куда это вы собрались? — подойдя к нему, спросил профессор.

Карл не хотел врать своему декану, но ещё меньше хотел снова встретиться с Драко и его друзьями.

— Я забыл… забыл кое-что в замке.

Опустив голову и почти зажмурившись, Карл мысленно умолял профессора поверить ему. Но профессор не поверил.

— Возвращайтесь на стадион, — медленно произнёс он.

— Да, сэр, — прошептал мальчик и поплёлся обратно.

Профессор сделал несколько шагов и оказался впереди. До самого стадиона он ни разу не обернулся проверить, не нарушил ли студент его приказ. Но Карл и не пытался убежать. Понурившись, он шёл за человеком, умеющим превращать в иглы слова.

Возвращаться туда, где находились Малфой с друзьями, Карл не хотел, поэтому забрался на трибуну, где народу казалось не так много. Но стоило ему подойти поближе и вытянуть шею, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь за головами стоящих впереди детей, как одна голова повернулась и сказала сердито:

— Не толкайся! И вообще это не твоё место! Иди отсюда!

Возразить на это Карлу было нечего — место действительно было не его. Немного спустившись по лестнице, мальчик сел на ступеньку.

— Ты чего тут расселся! — крикнул бегущий наверх старшекурсник.

Карл встал и пошёл вниз.

Забравшись на балку под одной из трибун, он закутался в мантию и приготовился слушать квиддич.

Ему вдруг вспомнилось воскресное утро в приюте. Детей собрали в большой комнате, где стоял телевизор. Должны были показывать «Утиные истории». Но пошёл дождь, с антенной что-то случилось, и вместо утят по экрану побежали белые полосы. Звук был, но, не видя картинки, становилось очень трудно разобрать, который из голосов принадлежит Билли, который — Вилли, а который — Дилли. Дети расстроились. Здоровяк Тэд подошёл и ударил кулаком по телевизору: белые полоски побежали ещё быстрее, а звук исчез.

Карл тоже расстроился. Очень. Он целую неделю ждал новой серии «Утиных историй». Мальчику нравился этот мультик — из-за дядюшки Скруджа. Конечно, по всем правилам он должен был ненавидеть богатого, жадного и обладающего ужасным характером селезня. Но Карл знал один секрет. Этот секрет ему рассказала молоденькая воспитательница, та, что читала сказку о мохноногом существе. На самом деле дядюшка Скрудж был вовсе не уткой, а человеком, жившим в Лондоне в XIX веке. Этот человек не любил ничего, кроме своих денег. Но однажды, в сочельник, к нему пришли три духа Рождества и показали его прошлое, настоящее и будущее. Увиденное поразило Скруджа, особенно умирающий малютка Тим — сын его клерка. Он попросил духа Рождества дать ему шанс измениться. Вернувшись в своё время, Скрудж помог клерку и спас Тима.

Вот кем на самом деле был дядюшка Скрудж. Но всё-таки он сделал за свою жизнь много плохого, поэтому Бог не мог сразу взять его в рай, а отправил в мир в образе утки, чтобы объяснять богатым людям с чёрствыми сердцами, что счастье и любовь нельзя купить за деньги, — рассказала воспитательница.

— Но взрослые не смотрят мультики, — возразил ей Карл.

— Очень жаль, — улыбнулась девушка.

Мальчику понравилась идея о возвращении дядюшки Скруджа. Хотя если бы Карл решал сам, он вряд ли бы выбрал тело утки. Куда лучше вернуться в образе, например, красивого белого волка или бабочки с огромными яркими крыльями, или ворона, как Рабэ, на худой конец. Но, может, Бог не разрешил Скруджу выбирать, и тому ничего не оставалось, как стать уткой.

Долгими зимними вечерами Карлу нравилось представлять, что он — малютка Тим. Что скоро, совсем скоро Скрудж одумается и придёт за ним. Но вечера становились холоднее, а Скрудж всё не приходил.

Карл так погрузился в воспоминания, что не заметил, как начался матч.

Студент, комментировавший игру, был из Гриффиндора. Карлу даже не нужно было видеть, чтобы понять это. Так всегда: если ты из группы А, всё, что делают представители этой группы, — хорошо, а всё, что делают представители группы В, — плохо. И наоборот. Комментируй матч студент Слизерина — по его мнению, игра гриффиндорцев была бы самой грязной и нечестной. Подобная объективность являлась обычной, но очень неудобной для тех, кто мог только слушать матч.

Стадион то взрывался аплодисментами, то ахал. И вдруг словно разделился на две половины: одна закричала от радости, другая — от негодования. Наверное, это означало конец игры. Действительно, комментатор объявил, что сборная Гриффиндора победила со счётом 170:60.

Решив, что дальше сидеть под трибуной не обязательно, Карл слез с балки и пошёл с гудящего стадиона.

— Видел, как наши вас сделали?! — радостно хлопнув его по плечу, спросил мальчик в красно-оранжевом шарфе.

Карл, не ответив, побрёл дальше. Сегодня он так и не выяснил, является ли квиддич игрой, в которую нужно играть всем вместе, но узнал, что это игра, которую нельзя вместе смотреть.

Мимо него быстро прошёл профессор Снейп.

«Наверное, ему тоже не понравился матч», — подумал мальчик. Потом виновато посмотрел на Рабэ. Ворон выглядел обиженным: ему обещали летающие мячи, а вместо этого заставили сидеть в темноте.

— Извини, с квиддичем не получилось, — грустно сказал Карл. — Но скоро выпадет снег. Снег мы с тобой точно сможем увидеть!


* * *


Снег выпал в середине декабря. Замок, лес, поля и холмы — всё превратилось в сияющее белое царство. Карл с Рабэ летали высоко в небе, представляя, что они — две лёгкие снежинки, подхваченные ветром. А когда находилась безлюдная поляна, они спускались и начинали лепить снеговиков. Карл делал большие комки — для туловища, а Рабэ, подталкивая клювом маленький комочек, пытался слепить голову. Поляна должна была быть непременно безлюдной, потому что если кто-то их замечал — в глаз получали и снеговик, и Карл — мол, нечего играть в детские игры. Мальчик от такого удара только пачкал кровью снег, а снеговик умирал.

Сидя в госпитале в ожидании очередной порции горького лекарства, Карл думал, что дело не в снежках, а в том, как их использовать. Если лепить из них снеговиков — это детские игры. А если, например, заставлять снежки врезаться в голову профессора Квиррелла — это уже игры для взрослых.

Вслед за снегом пришли морозы. Глядя, как другие дышат на ладони, пытаясь согреть замёрзшие пальцы, Карл улыбался — пусть почувствуют себя на месте приютских детей. Ведь холоду всё равно — из Слизерина ты или из Гриффиндора. Холод самый объективный судья.

Но радость его была недолгой, потому что холода означали приближение Рождества.

Рождество Карл не любил. Во-первых, это был праздник с подарками. А во-вторых, он казался ему странным. Сначала люди убивают сына Бога, а потом вторую тысячу лет празднуют день его рождения. Если они так любили его, то почему убили? Карл попробовал спросить об этом у священника. Священник объяснил, что это были другие люди — те, которые убили. А мы никого не убивали. Мы должны любить Бога, потому что Бог любит нас.

Те люди, эти… Как-то в начальной школе учительница принесла на урок атлас насекомых. Там были разные виды: жуки, муравьи, мухи, пчёлы, бабочки. Наверное, людям хочется быть похожими на насекомых, поэтому они постоянно делят себя на виды.

Рождество означало ещё и начало каникул. Дети засобирались домой, предвкушая долгожданный отдых, соседи Карла по комнате уже уложили чемоданы. Карлу укладывать чемоданы было не нужно.

В понедельник, когда у них были занятия с профессором Флитвиком, в класс вошла профессор МакГонагалл. Извинившись, она объяснила, что директор поручил ей составить список учеников, остающихся на каникулы в школе.

— Те, кто на зимние каникулы остаётся в Хогвартсе, поднимите руки, — сказала профессор.

Карл не хотел поднимать руку и не хотел оставаться в Хогвартсе на зимние каникулы. Если честно, он не был уверен, что вообще хочет здесь оставаться. Но мальчик хорошо помнил слова, которые сказала заведующая, когда он уезжал из приюта: «Слава Богу, до июня будем жить спокойно!»

Можно было бы сделать ей неприятный сюрприз, но всё-таки Рождество — это праздник с подарками. Да и Бога подводить не хотелось — ведь заведующая так на него надеялась.

Карл медленно поднял руку. Его рука оказалась единственной.

— Так… Карл Штерн, — профессор внесла имя в свой список.

— Бедняжка, — прошептал Драко Малфой, повернувшись к Карлу.

Карл опустил руку и сжал её в кулак под столом. Пожалуй, в Рождестве были и свои плюсы: во всяком случае, все эти малфои оставят его в покое.

Занятые сборами ребята действительно оставили его в покое, но их решили сменить учителя. Почти каждый, отпуская Карла на каникулы, считал своим долгом напомнить, что всё время, пока другие дети будут отдыхать, он должен ещё раз, самостоятельно, пройти программу первого полугодия, потому что он самый безнадёжный студент, которого им доводилось видеть за все годы работы в Хогвартсе.

Конечно, Карл понимал, что это неправда. В школе его часто просили задержаться после урока, и говорили, что он самый безнадёжный и пора уже что-то делать. Потом Карл выходил, так и не поняв, что именно ему пора делать, а в класс заходил другой ученик, которому тоже говорили, что он самый безнадёжный. Так что в эти сказки Карл больше не верил. Учителя просто очень любили слово «самый» — оно делало учеников одинокими.

Тем временем Рождество неумолимо приближалось. В сочельник Карл лёг спать пораньше, но никак не мог заснуть. Глядя в потолок в пустой комнате, мальчик думал — если бы перед ним появились три рождественских Духа, он вряд ли смог бы отличить их друг от друга. Его прошлое похоже на настоящее, настоящее такое же, как будущее. Ничего не изменится.

Он задремал только под утро, а когда проснулся — за окнами уже плыли тяжёлые снежные облака. Комната осталась пустой, только стало ещё холоднее. Если где-то там, в вышине, и родился Бог, отсюда этого никак нельзя было увидеть.

Праздничный пир Карл пропустил — сказал, что болит живот. Его отправили в госпиталь. Он дошёл до середины коридора, а потом вернулся в комнату. Рабэ ходил по подоконнику, волоча за собой крыло.

После нескольких часов полёта на метле, настроение у ворона улучшилось. Оставив его вспоминать небо и ветер, мальчик раскрыл книгу и начал повторять длинные заклинания, махая палочкой, которую, наверное, в насмешку называли волшебной.

А на следующее утро, бросив взгляд на стопку потрёпанных учебников, отправился бродить по школе.

Безлюдные коридоры заполняла теперь только тишина. Карл мог пройти несколько часов, путаясь в двигающихся лестницах, и не встретить ни одного человека. Такой Хогвартс нравился ему больше. Хотя, наверное, слово «нравился» не очень подходило. Он любил этот опустевший замок так, как больная Софи любила пасмурную погоду.

Шли дни, а учебники по-прежнему лежали на тумбочке у кровати. Карл смотрел на них — и шёл гулять.

Сегодня двигающиеся лестницы привели его в часть школы, где он никогда раньше не бывал. Дверь в одном из классов оставили незапертой. Карл осторожно заглянул туда. Если это и был класс, то им давно уже не пользовались. Темнота, запах пыли, парты, наваленные друг на друга, словно тела воинов на поле битвы. В приюте тоже есть такие комнаты — полные ненужных вещей. Карл сделал шаг вперёд и тут заметил в другом конце класса огромное зеркало, перед которым стоял человек.

— Простите, я… я не хотел… — мальчик опустил глаза, не зная, как объяснить директору, что он делает здесь.

— В начале учебного года я говорил, что опасно вот так бродить по школе, — напомнил Альбус Дамблдор. — Но сейчас каникулы, поэтому я не стану снимать баллы с твоего факультета, если ты пообещаешь больше этого не делать.

— Обещаю, — пробормотал Карл, глядя в пол. — Я заблудился… Эти лестницы…

— Они двигаются? Я знаю, — директор улыбнулся. — И раз уж ты зашёл сюда, Карл, мне бы хотелось сказать тебе ещё кое-что.

Мальчик ещё ниже опустил голову: сейчас директор начнёт его ругать.

— Твои отметки не очень высоки, правда? Но дело даже не в отметках. За полгода пребывания в Хогвартсе ты научился только летать на метле.

Карл закусил губу. На самом деле он не научился и этому: мадам Хуч постоянно повторяла, что он неправильно берёт метлу, неправильно сидит, но Карл не обращал внимания на её слова. Он летал — остальное было неважно.

— Согласись, что этого недостаточно, — продолжил директор.

«Недостаточно для чего?» — хотелось спросить Карлу, но он промолчал.

— Ты умный мальчик, Карл…

Когда учителя так говорят, это означает: «Ты дурак».

— Ты умный мальчик и, наверное, уже понял, что магия — это не взмахи палочкой и заклинания, — тихим строгим голосом сказал директор. — Магия — она здесь, — он осторожно коснулся груди ребёнка, — в твоём сердце.

Карл почувствовал себя неуютно. Директор был похож на тех счастливых детей, которые каждый раз словно спрашивали: «А ты почему несчастен? Чего ты ещё хочешь?» Если бы он стал перечислять…

Опустив руку, Альбус Дамблдор отошёл в сторону — теперь Карл мог видеть огромное, в человеческий рост, зеркало. Мальчик потёр глаза, посмотрел — и снова потёр.

— Какое странное, — пробормотал он.

— Это волшебное зеркало, оно показывает человеку его желания, — проговорил директор, и в его взгляде промелькнула печаль. — Что ты видишь в нём, Карл?

Мальчик шагнул вперёд, словно пытаясь взглядом выдавить что-то из блестящей ледяной поверхности. Потом опустил голову и сказал, глядя себе под ноги:

— Ничего, директор. Я не вижу ничего.

Карл повернулся и побрёл прочь из комнаты с ужасным зеркалом.

Он ошибался. Как сильно он ошибался! Он думал, список его желаний окажется таким длинным, что им не хватит жизни прочитать его. Может, когда-то так и было, но сейчас… Если бы его сейчас попросили написать, чего он хочет, он просидел бы весь день над листом бумаги — и сдал бы преподавателю чистый лист!

Желания не вечны, они рождаются, живут и умирают.

Мальчик, мечтающий, чтобы родители пришли за ним.

Мальчик, мечтающий, чтобы кто-нибудь пришёл за ним.

Мальчик, идущий на свет свечи и мечтающий жить.

Мальчик, ждущий воскресного утра, чтобы увидеть дядюшку Скруджа.

Мальчик, мечтающий, что однажды в Рождество Скрудж раскается и придёт за ним.

Все они умерли.

Остался только мальчик, который не хочет ничего.

Глава опубликована: 23.10.2012

Глава V. Рана, нанесённая самому себе, плохо заживает

Каникулы закончились, и коридоры Хогвартса снова наполнились шумными голосами детей. Ребята рассказывали друг другу, как отметили праздники, какие подарки подарили им родители, бабушки с дедушками, друзья родителей, друзья друзей. И в то же время на их лицах была чуть шаловливая радость от того, что они снова избавились от власти взрослых. Ещё полгода магии и заклинаний, чудес и волшебных превращений — а потом вернуться к родным и провести вместе удивительное, наполненное солнцем и запахами цветов лето.

Глядя на них, Карл ощущал себя пустым классом, в который никто не вернулся. После встречи с профессором Дамблдором он перестал бродить по школе — не потому что боялся наказания или чувствовал себя обязанным сдержать обещание. Просто не хотелось никуда идти вместе с собой. Раз в день он обязательно летал с Рабэ, а потом возвращался в комнату, ложился на кровать и смотрел в потолок. И так до начала занятий.

Первая неделя стала для Карла пыткой. Встречаясь с преподавателями, он видел на их лицах разочарование — каникулам не удалось совершить чудесное превращение самого безнадёжного мальчика в мальчика, подающего хоть какие-то надежды. И теперь Карл был готов согласиться со своими учителями. Ведь надежды сродни желаниям — одно без другого не существует. Но разве поймут учителя, спрашивающие: «Почему вы не делаете домашние задания?» — такой простой ответ: «Потому что не хочу»? Только профессор Снейп не задавал ему вопросов и вообще на него не смотрел. От этого мальчику становилось немного легче.

Карл понимал, что преподаватели волнуются вовсе не о нём — просто у них есть программа, которую непременно должен усвоить ученик. А если он чего-то не усвоит — ругать будут их. Порой Карл даже начинал сочувствовать учителям, но обычно в этот момент они принимались отчитывать его при всех за невыполненное домашнее задание — и сочувствие пропадало.

Особенно переживала за успеваемость Карла учительница астрономии Аврора Синистра. Её предмет считался в Хогвартсе одной из самых «немагических» наук. Выучить названия звёзд и их траектории мог даже маггл, а значит, неуспеваемость Карла по этому предмету нельзя было объяснить слишком слабыми магическими способностями — оправдание, которое повторяли преподаватели «магических» дисциплин. Конечно, кроме астрономии, существовала ещё история магии — где тоже нужно было просто выучить километры дат и фамилий. Да и чтобы приготовить хорошее зелье, не нужно было махать палочкой. Но профессор Снейп, разумеется, считал свой предмет таким сложным, что освоить его на «превосходно» мог только он сам. Профессор Бинс же был привидением, а привидений мало заботят дела живых.

Аврора пыталась поговорить с мальчиком, но после нового года в нём словно что-то сломалось. Он часто болел, пропускал занятия, на уроках был невнимательным. В ответ на все её слова он просто кивал, а потом приносил свиток с огромным количеством ошибок или не приносил ничего. И главное, ошибки-то были ужасно глупыми: почему-то при умножении десяти на единицу у Карла неизменно получалась единица.

Учительница надеялась, что это всё из-за зимы, придёт весна — и настроение мальчика изменится. Но наступил март, а в контрольных работах Карла единица, умноженная на десять, по-прежнему давала единицу.

Вот и сегодня мальчик сидел в классе и записывал объяснения, но писала только рука. Теоретическая часть урока закончилась, и все побежали к телескопу. Карл медленно поднялся и побрёл на смотровую площадку.

Пока остальные разглядывали звёзды, он подошёл к самому краю площадки и посмотрел вниз. Странно… Летая на метле, он никогда не думал об этом. Может, потому что мётлы придуманы для того, чтобы летать, а башни — для того, чтобы падать.

В приюте было только два этажа, с двух этажей неудобно падать. Но здоровяк Тэд всё-таки попробовал. Конечно, ничего не получилось. Просто из ребёнка, которого никогда не возьмут, он превратился в ребёнка, которого никогда-никогда не возьмут. Инвалиды не нужны даже родным. Карл пробовать не стал. Он ушёл. Много шагов по снегу. Но их не хватило.

Он наклонился ещё ниже. Наверное, здесь хватит одного шага.

Урок закончился, учительница раздала проверенные контрольные и попросила сделать работу над ошибками.

— Карл, задержись ненадолго, — сказала Аврора. Ему контрольную она не вернула.

Мальчик сложил учебники в сумку и побрёл к преподавательскому столу.

— Вот твоя контрольная работа, — она положила перед мальчиком листы, испещрённые красными пометками.

Карл опустил голову.

— Не очень хорошо получилось, — сказала Аврора, глядя на край стола. — Давай поступим так: чтобы я могла поставить за это оценку, ты напишешь мне небольшой доклад.

— Какой доклад? — без энтузиазма спросил Карл.

— Выбери любое созвездие и напиши о нём: почему оно так называется, какие в него входят звёзды. Понял?

Карл кивнул.

— Ну, иди. Контрольную отдам, когда напишешь доклад.

Он снова кивнул и пошёл из класса.

Может и не отдавать, у него таких контрольных — целая стопка.

Карл сходил в библиотеку и взял несколько книг о созвездиях, потом полетал с Рабэ и сел за домашнее задание. Хотелось поскорее отделаться от этого. Он понимал, что преподавательница пытается ему помочь, но ему не нужна помощь. Ему ничего не нужно.

Рабэ, довольный полётом, весело прыгал с книги на книгу, всем видом стараясь показать, что помогает мальчику делать домашнее задание.

— Жалко, что ты не умеешь писать сочинения, — проворчал Карл. — Я бы летал с тобой на метле, а ты бы делал за меня уроки. Ну, о чём будем писать?

Он открыл большую книгу «Зодиакальные созвездия», полистал и закрыл. Неинтересно, на астрономии только о них и говорят. Лучше написать о какой-нибудь маленькой звезде, которая так далеко, что, когда её свет долетит до земли, сама звезда уже умрёт.

— Смотри, какая толстая книга, тут наверняка должны быть и другие созвездия!

Созвездий в книге, действительно, оказалось много. О некоторых Карл никогда раньше не слышал: созвездие Единорога, созвездие Феникса, созвездие Скульптора.

— Тут есть созвездие Ворона! Рабэ, хочешь, я напишу доклад про тебя?

Рабэ, разумеется, не возражал. Он выпятил грудь и важно зашагал по столу, словно его вот-вот вознесут на небо.

— Так, посмотрим, что тут пишут.

Созвездие Ворона было одним из древних созвездий. По легенде бог Аполлон послал свою вещую птицу ворона за водой для жертвоприношения. Но по дороге ворон увидел смоковницу и сел на её ветви, ожидая, когда созреют плоды. Конечно, ворон опоздал, и чтобы оправдаться перед Аполлоном, сказал, что гидра не пускала его к воде. В наказание ворон из белого стал чёрным и был отправлен на небо вместе с гидрой и чашей для жертвоприношения. Эти созвездия находятся совсем рядом — кажется, что Ворон и Чаша расположились на спине Гидры. В поэме древнеримского поэта Овидия «Фасты», где рассказывается о праздниках и священных днях Рима, под числом «четырнадцатое февраля» написано:

Вместе друг с другом горят созвездия — Ворон со Змеем,

А между ними ещё Чаши созвездье лежит.

Созвездие Ворона оказалось небольшим, в нём не было особенно примечательных звёзд. Единственное, что обращало на себя внимание, — два своеобразных уродца — две взаимодействующие, сильно деформированные галактики.

— Это мы с тобой, Рабэ, — сказал Карл, прочитав о галактиках.

В заключение статьи сообщалось, что в своём труде «Изгнание торжествующего зверя» Джордано Бруно назвал это созвездие созвездием Коршуна.

Про Джордано Бруно Карлу рассказывали в школе. Его ещё всё время сравнивали с Галилео Галилеем, пытаясь решить, что более благородно: умереть за свои убеждения или стать предателем, чтобы иметь возможность продолжать заниматься тем, во что веришь.

В книге рядом с фамилией учёного стоял значок, означающий, что в конце должна быть ссылка. Открыв нужную страницу, Карл прочитал:

«Вот, значит, никогда не обоготворялись сами по себе крокодилы, петухи, лук и репа, но боги и божество в крокодилах, петухах и прочем; божество, которое с течением времени, от места к месту, постепенно, то тут, то там, проявлялось, проявляется и будет проявляться в различных предметах, хотя бы они и были смертны: египтяне смотрели на божество, как на близкое и дружественное им, а не как на высшее, заключенное в себе самом, не пребывающее в сотворенных вещах. Смотри же, как простое божество, которое находится во всех вещах, плодоносная природа, мать-хранительница вселенной сообразно различным своим проявлениям отображается в различных предметах и принимает различные имена. Смотри, как к ней единой различным образом должно восходить, приобщаясь к различным дарам: иначе напрасно будешь черпать воду сетями и ловить рыбу лопатой. <…>

Для всего этого, конечно, необходима та мудрость и суждение, то искусство, деятельность и пользование духовным светом, каковые духовное солнце открывает миру в иные времена больше, в иные — меньше. Вот этот обряд и называется Магией…»(1)

Карл отложил книгу и посмотрел в окно: высокое небо, и ветер быстро гонит облака. Хорошо, что они с Рабэ успели полетать, пока ветер не стал таким сильным. Мётлы придуманы, для того чтобы летать. Башни придуманы, для того чтобы…

Сегодня Карл лёг спать первым. Доклад он так и не начал писать.

Его соседи удивились, увидев мальчика в кровати. Обычно он приходил, когда они уже спали. Посоветовавшись, ребята решили нарисовать ему усы зубной пастой. Усы получились отличные, а вот когда они заканчивали бороду — Карл проснулся. Ребята сразу схватились за волшебные палочки, Карл тоже схватил свою. Они засмеялись — все знали, что у Карла Штерна из палочки выходит только сноп искр, да и то тогда, когда его просят потушить огонь. Увидев, что они смеются, Карл бросил бесполезную палочку и попытался ударить того, кто стоял ближе. Но за время обучения в Хогвартсе ребята научились выпускать из своих палочек не только искры. Карл проиграл и бежал из спальни вместе со своей вороной.


* * *


Он захлопнул дверь туалетной комнаты, раскрутил кран и сунул голову под ледяную воду. Худые плечи мелко дрожали. Рабэ сидел рядом на раковине и с грустью смотрел на мальчика.

Через несколько минут Карл выпрямился. Висящее на стене зеркало отражало белое лицо и красные, заплаканные глаза. Он ударил кулаком это лицо, потом опустил руку. Незачем бить отражения. А себя так не разобьёшь. Башни придуманы, для того чтобы…

Он оторвался от раковины и вышел в коридор. За спиной послышался тоскливый клёкот — Рабэ медленно ковылял по полу.

— Не ходи за мной, — попросил мальчик. — Я на Астрономическую башню. Хочу посмотреть на звёзды.

Он сделал несколько шагов и прислушался: в тишине коридора было слышно, как волочится по камням сломанное крыло.

— Я ведь сказал, — Карл попытался улыбнуться, — я просто хочу посмотреть на звёзды.

Дальше он шёл, не оглядываясь и не прислушиваясь.

«Смотри, как простое божество, которое находится во всех вещах, … отображается в различных предметах и принимает различные имена… Для этого необходима та мудрость и суждение, то искусство, деятельность и пользование духовным светом… Это и называется Магией…»

«Магия здесь, в твоём сердце…»

«Ничего, директор. Я не вижу ничего…»

Пустой класс… Он пустой класс, в который никто никогда не придёт. Но если там, внутри, ничего нет, то почему так больно? Разве может пустота болеть? Разве может быть пустота тяжёлой? Кажется, что сердце весит тонны. Невыносимо тяжёлое сердце. Удары — словно едет товарный поезд, гружённый углём, — тяжело, медленно. Почему же они не слышат? Почему никто не слышит? А если разбить? Если разбиться?

Темно. Вокруг темно. Они говорят, что пришла весна. Это ложь. Весна не может быть такой. В его класс весна не придёт. В его класс может прийти только такая весна.

Холодно. И ветер. Такой сильный, словно хочет сбросить. Ветер добрый, он пытается помочь. Здесь должно хватить одного шага. Один шаг за то, чтобы они услышали. Он об этом не узнает, его уже не будет. Но как, наверное, чудесно падать и знать, что завтра, когда взойдёт солнце, каждый из них подумает о нём. Недолго. Секунду, минуту, несколько минут. Один шаг за то, чтобы несколько минут жить в их мыслях, в их сердцах… Это же почти бесплатно!

— Карл, — раздался тихий, строгий голос.

Мальчик обернулся — на смотровой площадке стоял директор, у него в ладонях сидел Рабэ.

— Мне очень жаль, что ты сделал такой вывод из нашего разговора, — сказал Альбус Дамблдор.

Карл испуганно смотрел по сторонам, словно не понимая, где находится.

— Звёзды… — хрипло прошептал он, облизывая пересохшие губы, — я хотел посмотреть на звёзды…

— Боюсь, ты выбрал для этого не совсем удачное время, — без улыбки сказал директор.

— Учительница говорит, звёзды лучше видно ночью… Учительница говорит…

Он повторял эти слова, пытаясь скрыть от директора и от самого себя неудачную попытку — нет, не самоубийства. Потому что это не было самоубийство. Это было отчаянное желание родиться! Теперь желание нужно было спрятать, спрятать так глубоко, чтобы ни одно волшебное зеркало не смогло его увидеть.

— Звёзды лучше видно ночью…

— Что ж, думаю, ты достаточно насмотрелся на звёзды, — вздохнув, сказал директор. — А теперь иди спать.

Когда мальчик проходил мимо, он посадил ему на плечо воронёнка.

На следующее утро Карл пришёл в класс позже всех. Обычно его встречали насмешками или просто не замечали, но теперь на лице каждого была написана ненависть. Оказалось, директор решил на этот раз не ограничиваться словесными внушениями и за нахождение в неположенное время на Астрономической башне записал на счёт Слизерина пятьдесят штрафных очков. Конечно, Карлу не удалось побить рекорд Гарри Поттера и его друзей, лишивших за ночь свой факультет ста пятидесяти баллов, но для студентов Слизерина, уже решивших, что они держат в руках кубок Хогвартса, было достаточно и пятидесяти. От очередного избиения Карла спас только приход профессора Снейпа. Но сам профессор так посмотрел на своего ученика, что тому захотелось снова очутиться на башне.

Однако штрафные баллы — это было ещё не всё. На следующее утро Карл получил записку: «Для отбытия наказания будьте сегодня в одиннадцать часов вечера у выхода из школы. Там вас будет ждать мистер Филч». Внизу стояла подпись заместителя директора — профессора МакГонагалл. Хорошо ещё, что директор не заставил профессора Снейпа писать записку.

В одиннадцать часов Карл спустился вниз. Там уже стояли мистер Филч, Гарри Поттер, Гермиона Грейнджер, Невилл Лонгботтом и Драко Малфой. Карл хмуро посмотрел на Драко — тогда, в классе, он возмущался больше всех, а сам тоже нарушил правила.

Мистер Филч повёл их на улицу, бормоча на ходу, что теперь они серьёзно задумаются, прежде чем нарушить правила, что лучшие учителя — это тяжёлая работа и боль, что раньше провинившихся подвешивали к потолку за запястья и оставляли так на несколько дней.

С первым Карл был не согласен: почему все считают, что нарушающий правила — дурак? Вот если бы он хорошо подумал! Человек нарушает правила, потому что считает это необходимым.

Со вторым он вынужден был согласиться: боль и тяжёлая работа — действительно хорошие учителя, только вот уроки, которым они учат, не всегда полезны для детей.

А что касается третьего… Со сменой эпох меняются только виды наказания, тяжесть остаётся прежней.

— Это ты там, что ли, Филч? Давай поживее, пора начинать, — донёсся из темноты голос Хагрида.

Оказалось, что идти им предстоит в Запретный лес, откуда, по мнению мистера Филча, они вряд ли выйдут живыми. Странно: то директор говорит, что Запретный лес очень опасное место и запрещает туда ходить, то разрешает — правда, в виде наказания. Может, Запретный лес — это здесь что-то наподобие ада? Но его понятно, почему отправили в ад. А остальных?

Малфой явно не считал себя достойным местного ада. Он, мол, собирался сто раз писать какой-нибудь текст. Но Хагрид возразил, что от переписывания текстов пользы никому нет! Вот с этим Карл был абсолютно согласен, только почему-то учителя так не считали.

Дальше Хагрид сообщил, что им предстоит выполнить опасную работу. Карл вспомнил, как в приюте, когда дети становились совсем непослушными, воспитательницы пугали их работой. Мол, вот останетесь на улице, и найдут вас страшные дяди и заставят работать на себя. Будете гнуть спину двадцать четыре часа в сутки — а получать только еду, и то гнилую. А все вырученные деньги дяди будут забирать — вы станете чем-то вроде бесплатных рабочих, никто не будет считаться с вашими желаниями и правами, вас будут использовать, как вещь, в своих целях. Так что ведите себя хорошо, иначе закончите, как Оливер Твист. На самом деле книга об Оливере Твисте заканчивалась очень даже хорошо: он счастливо жил в доме своего спасителя мистера Бранлоу. Но, видимо, воспитательницы не дочитали книгу до конца, или просто детям не полагалось знать об этом.

Впереди послышался голос Хагрида. Он подозвал ребят и показал серебристые пятна на траве. Это была кровь единорога. Недавно в лесу обнаружили мёртвого единорога, а ещё один, по всей видимости, был ранен. Теперь маленькому отряду предстояло найти раненое животное.

Карл стал вспоминать то, что читал о единорогах. Они очень быстрые, поймать их нелегко. Наверное, человек, сумевший сделать это, был не ребёнком. Тогда зачем посылать в лес детей? Почему директор не пошёл сам или не вызвал… полицию? Должно же быть здесь что-то наподобие полиции. Всё-таки взрослых трудно понять.

Зачем этот человек убил единорога? Хотел поохотиться? Да, наверное. Людям нравится охотиться на животных, особенно на больших и сильных. Им кажется, победа сделает сильнее их самих. В мире есть две книги о силе человека: «Красная» — в ней имена животных и растений, которых почти убили, и «Чёрная» — в ней имена тех, кого убили совсем и навсегда. Может быть, придёт время, когда человек тоже попадёт сначала в «Красную», а потом в «Чёрную» книгу. Только кто будет писать эти книги?

А может, человек убил единорога, чтобы спасти кого-то близкого? Профессор Снейп рассказывал, что порошок, приготовленный из рога единорога, используется в качестве противоядия.

Тут Хагрид остановился и стал делить детей на команды. В первую попали сам Хагрид, Гарри Поттер и Гермиона Грейнжер, во вторую — Драко Малфой, Невилл Лонгботтом, Карл и собака Хагрида. В случае опасности им нужно было послать в воздух красные искры, а если найдут единорога — зелёные. Искры Карл пускать умел, только не был уверен, что получится придать им нужный цвет.

Но их группа справилась без палочки Карла. Не успели они зайти подальше в лес, как Драко Малфой решил напугать Невилла. От страха тот выпустил в небо сноп красных искр. Прибежал Хагрид и остальные. Теперь их разделили по-другому: Хагрид пошёл с Невиллом и Гермионой, а Драко с Гарри Поттером, Карлом — и, конечно, собакой Хагрида в придачу.

Они шли долго. Деревья становились всё выше, под ногами шуршала прошлогодняя листва. Карл вдруг подумал, что так часто летал над этим лесом, но никогда не гулял в нём. Бывает ли здесь снег? Достигают ли солнечные лучи корней деревьев или путаются в кронах? Живут ли здесь птицы? Умеют ли эти птицы петь? На что похожи их песни?

— Смотрите! — сказал Гарри Поттер, показывая вперёд.

Там, у корней огромного дерева, лежал мёртвый единорог. Грива, когда-то светившаяся так же ярко, как его кровь, уже начала гаснуть, и только серебристые пятна горели на земле.

Вдруг у края поляны показался человек в длинном балахоне, лицо закрывал капюшон. Он подошёл к единорогу, опустился на колени и начал пить кровь. Его движения были жадными, казалось, если бы он мог, он выпил бы всё животное до капли. Глядя на него, Карл подумал, что не его близкий, а сам этот человек отравлен и теперь пытается напиться противоядием, потому что отчаянно, всем своим существом хочет жить!

И тут раздался крик. Не выдержав, Драко Малфой бросился бежать, собака побежала за ним.

Человек поднял голову и посмотрел на Гарри Поттера.

Карл рассеянно покрутил в руках палочку. Если бы он мог выбирать цвет искр, какие следовало бы послать сейчас? Зелёные — ведь они нашли единорога? Красные — ведь они, кажется, в опасности? Зачем директор послал их в лес? Он не мог не знать, что в лесу прячется этот человек. Тогда зачем? Что они должны делать, когда встретят этого человека? Что он должен делать?

Карл шагнул вперёд — под ногами зашуршала листва. Человек перевёл взгляд на Карла, потом снова повернулся к Гарри.

Тут из кустов выскочило странное существо и бросилось на человека, побежавшего в глубь леса. Карл отошёл к деревьям. Странное существо, оказавшееся кентавром, не смогло поймать человека и вернулось к Гарри.

— Вы сын Поттеров, — сказал кентавр. — Вам лучше вернуться в Хогвартс. В лесу сейчас опасно, особенно для вас.

Вот опять. Даже кентавр понимает, что в лесу сейчас опасно. Неужели директор не знал?

Сын Поттеров… Ну, а он ничей сын, и для него здесь неопасно. Опасно тем, кто может что-то потерять. Ему терять нечего.

Карл сделал ещё один шаг назад и ещё, пока не скрылся за деревьями. Кентавр продолжал говорить с Гарри, потом посадил его себе на спину.

— Здесь был второй мальчик, — сказал кентавр, оглядываясь по сторонам.

— Да, Карл Штерн, — кивнул Гарри, тоже оглядываясь.

— Может, он испугался и убежал?

— Может, — ответил Гарри.

Наверное, вспомнил случай с троллем. Пусть…

Тем временем на поляну прискакали ещё два кентавра. Кажется, они были против того, чтобы их собрат вёз на себе ребёнка. Но тот горячо возразил: «Разве вы не поняли кто это? Это сын Поттеров».

Кентавры заговорили о звёздах, о предсказаниях, о том, кто бродит по лесу, о тех, кто собирается бороться с ним. Кажется, кентавру, спасшему их с Гарри, не удалось убедить других, и он, резко повернувшись, ускакал в чащу. Те двое немного постояли и тоже ускакали.

Карл медленно выбрался из кустов.

«Разве вы не поняли, кто это? Это сын Поттеров!»

Разве вы не поняли, кто это? Это сын Никого.

Мальчик подошёл к мёртвому единорогу и заглянул в его глаза. Во взгляде животного, устремлённом в небо, застыло удивление, печальное, кроткое удивление.

— Почему они не защитили тебя? Такие умные и сильные, почему они не защитили тебя? — спросил Карл, осторожно касаясь серебристой гривы. — Они все ушли, а тебя оставили. И никто не послал зелёных искр. Ты им больше не нужен. Ты умер и больше не нужен. Хочешь, я попробую послать зелёные искры? Это будет вроде фейерверка для тебя. Ты ведь ещё не успел улететь в рай. Хочешь увидеть фейерверк?

Карл покрепче взял палочку и пробормотал слова, которым их учили. Из палочки вырвался невысокий сноп белых искр — будто зажгли бенгальский огонь.

— Пожалуйста, мне нужны зелёные искры! — он снова взмахнул палочкой.

Невысокие белые искры.

— Ну, пожалуйста!

Из палочки вырвалась одна маленькая искорка и полетела вверх, у самых крон деревьев она замерла — и вдруг взорвалась стаей крошечных зелёных светлячков.

— Смотри, — тихо сказал мальчик, опускаясь на землю и обнимая единорога за шею, — это для тебя. Теперь ты можешь улетать в рай. В приюте нам говорили, что рай находится на небе. Но на уроках астрономии я смотрел в телескоп — там нет никакого рая. Может, это был плохой телескоп. А может, рая вообще нет. И знаешь, наверное, это не так уж и плохо, ведь тогда нет и ада. Но звёзды в небе точно есть, там есть и твоё созвездие — созвездие Единорога. Я читал недавно в книге. Может, звёзды — это души умерших единорогов. Когда единорог умирает, в созвездии становится на одну звезду больше. Лучше бы ты стал звездой. Если ты попадёшь в рай, мы больше не встретимся. А если ты станешь звездой, я увижу тебя в телескоп. Но ты сам смотри, где тебе больше нравится… Я посижу здесь, пока Хагрид не придёт, чтобы забрать твоё тело.

Через несколько часов вдали послышались тяжёлые шаги.

— Ну, мне пора, — Карл погладил единорога по голове, встал и снова спрятался в кустах.

Убедившись, что это действительно Хагрид, он побрёл обратно в лес. В голове его теснилось множество мыслей. Почему тот человек убил единорога? Почему директор и другие взрослые не помешали ему? Почему их отправили в лес? Почему кентавр сказал, что всё произошедшее связано с Гарри Поттером, и почему двое кентавров не хотели помогать ему? Есть ли у единорогов душа? И что становится с ними после смерти: превращаются ли они в звёзды или исчезают совсем?

А потом Карл вспомнил другой лес в середине зимы. Там лежал снег, высоченные сугробы, и он шёл, проваливаясь в них. Сейчас снега нет. Под ногами только старые листья и хвоя. Если идти по ним далеко-далеко, если не возвращаться. Ни в школу, ни в приют, никуда. Тогда, может быть, Хагрид соберёт очередных провинившихся и скажет: «Сегодня у нас опасная работа — мы должны найти мальчика, заблудившегося в лесу. Если вы найдёте его, пошлите в воздух сноп зелёных искр, если почувствуете опасность — пошлите красные искры». Его найдут. Но, как и единорог, он будет уже мёртв. Тогда они начнут говорить о предсказаниях, о войне, а потом ускачут. Но, может быть, кто-нибудь один останется, чтобы падая в ад, он тоже увидел стаю зелёных светлячков.

— Что вы здесь делаете? — раздался над ним хриплый, запыхавшийся голос.

— Профессор… — Карл так погрузился в себя, что не заметил подошедшего к нему профессора Снейпа.

— Директор отправил на ваши поиски полшколы! Почему вы не вернулись с Поттером и остальными?

— Я… я…

— Решили погулять по лесу? Мало вам… Быстро в замок!

— Да… — прошептал мальчик и пошёл за профессором туда, где за деревьями горели огни Хогвартса.


1) Джордано Бруно. Изгнание торжествующего зверя. — М.: АГНИ, 1997. — С. 216-218.

Вернуться к тексту


Глава опубликована: 24.10.2012

Глава VI. От яда лечат ядом

Уставшая летать муха опустилась на парту и медленно поползла по шероховатой поверхности. Карл наблюдал за ней, потом осторожно коснулся кончиком пера. Муха недовольно посмотрела на него и поползла дальше. Даже у неё нет больше сил ни летать, ни бояться, а он должен в такую жару писать экзаменационную работу.

Карл посмотрел на вопросы и снова повернулся к окну. Урик Странный… Кажется, профессор Бинс что-то про него рассказывал, но вот что? И вообще — зачем ему учить их историю? В его мире эти урики и эмерики не сильно пригодятся. Интересно, а они знают о Вильгельме Завоевателе, Ричарде Львиное Сердце, королеве Елизавете, Карле I, Оливере Кромвеле? Они знают, что было две мировые войны? Что они делали, когда была война? Помогли ли они? Или каждый должен жить и воевать на своей половинке?

А где его половинка?

Один экзамен за другим. Целые свитки слов, чужие имена, даты чьих-то рождений и смертей.

А когда его день рождения? Ни в одной книге прочитать нельзя.

Но учителей это не интересует, они снова и снова дают странные задания.

Вот профессор Флитвик потребовал, чтобы Карл заставил плясать лежащий на столе ананас. Зачем? Зачем ананасу плясать? Похоже, ананас был согласен с мальчиком: сколько Карл ни старался, он продолжал неподвижно лежать на столе.

— И что мне делать с вами, молодой человек? — серьёзно спросил профессор.

— Может быть, он спит? — предположил Карл.

— Кто?

— Ананас.

Кажется, этот ответ не понравился профессору: в его сознании ананасы умели плясать, но почему-то не могли заснуть.

— Очень глупая шутка, молодой человек, — сказал он, нахмурившись. — Ну, ладно, попробуйте поднять в воздух перо. Вспомните, как вы делали это на занятии.

Помнится, на занятии Карл придумывал хитроумную систему с балкой и леской — но развернуть её сейчас на глазах профессора было невозможно. Пришлось достать палочку.

- Вингардиум Левиоса!

Вверх полетели зелёные искры. Карл с удивлением смотрел на свою палочку: первый раз у него получилось сразу вызвать зелёные искры. Вот чудеса!

— Молодой человек, вы неправильно произносите заклинание! И движения рукой слишком резкие! Я же объяснял…

Забыв, что сейчас экзамен, профессор в сотый раз начал показывать, как поднимать в воздух перо, а Карл продолжал удивлённо смотреть на палочку, потом махнул — в воздух снова полетели яркие зелёные искры. Жалко, тогда у него так не получилось. Тогда были крошечные — словно светлячки, но единорог должен был увидеть.

— Я вижу, что вы так ничему и не научились, — вздохнул профессор Флитвик. — Идите! Надеюсь, на следующем экзамене вам повезёт больше.

Следующей была трансфигурация. Как только Карл увидел задание, он понял — экзамен ему не сдать. Профессор МакГонагалл хотела, чтобы ребята превратили мышь в табакерку. К концу учебного года Карл справился со своей спичкой, иногда у него даже получалось превращать более крупные предметы, но никогда — живое существо. Как только профессор начинала показывать опыты с животными, Карл испуганно вжимался в скамью, думая о том, что происходит с душой мышки, в то время как тело превращается в табакерку. Душа умирает? Улетает? Или становится частью табакерки? Но тогда почему люди так жестоко обращаются с вещами? А вдруг в книге, которую они читают, или в пере, которым пишут, спрятана чья-то душа? Конечно, священник говорил, что у животных нет души. Но человек ведь раньше тоже был животным. Тогда в каком году у человека появилась душа? И что будет, если превратить в табакерку человека?

Карл посидел немного, делая вид, что вспоминает заклинание, помахал для убедительности палочкой и подошёл к профессору.

— Извините, у меня не получается.

Профессор МакГонагалл тоже вздохнула: по всей видимости, она ничего другого и не ожидала.

— Очень жаль, — сказала она и кивком указала на дверь.

Карл взял сумку и вышел из класса.

А вот ему совсем не жаль! Подумаешь! И вообще — зачем ему табакерка? Он ведь не курит и не нюхает табак! Вот если бы их научили превращать дым в кислород — это другое дело! Или, например, в озон, потому что в школе говорили: над Антарктидой есть большая озоновая дыра. Карл плохо представлял, как выглядит дыра в воздухе, который сам по себе невидим, но, по словам учительницы, это что-то страшное! Вот бы она удивилась, если бы проснулась однажды утром — а никакой дыры нет! А превращать мышей в табакерки — бессмысленное занятие.

Почти все задания на экзаменах казались Карлу бессмысленными. Если бы он поделился своими соображениями с учителями, они бы сказали: ты выучи сначала, а потом поймёшь. Но, похоже, его мозг был устроен неправильно: ему всегда хотелось понять, прежде чем учить.

В рецептах зелий понимать было нечего — щепотка того-то, две чайные ложки того-то. Однако для экзамена профессор Снейп выбрал задание, имеющее большой смысл, — приготовить зелье, отнимающее память.

Раскладывая на столе ингредиенты, Карл думал о том, каким бы он был, если бы у него забрали память. Кем бы он стал без своего прошлого? И можно ли стереть прошлое до конца? Или оно всё равно найдёт тебя?

— Экзамен уже начался! — напомнил профессор Снейп, проходя мимо его стола.

— Да, профессор, — пробормотал Карл и склонился над котлом.

Проблема заключалась в том, что занятие, на котором объясняли способ приготовления зелья, Карл провёл в госпитале. Теперь он отчаянно пытался вспомнить страницу учебника: перед глазами мелькали строки, столбики, цифры.

Просидев полчаса, Карл начал резать и бросать в котёл ингредиенты, сомневаясь, ту ли страницу он вспомнил. Мельком взглянув на другие котлы, он увидел, что по цвету его зелье не сильно отличается от приготовленных ребятами.

Карл осторожно помешал содержимое котла.

Напиток, стирающий память. Если бы ему дали несколько глотков — стал бы он таким же, как они? Всего несколько глотков, и…

— Я вам сказал приготовить зелье, а не пить его! — крикнул профессор Снейп, заметив, что Карл почти опустил голову в котёл.

— Простите, — мальчик быстро выпрямился.

— Боюсь, вы очень льстите себе, считая, что приготовили зелье, лишающее памяти, а не какой-нибудь яд!

Карл растерянно посмотрел в котёл и ещё немного помешал зелье. Зря профессор так говорит, может, оно не идеальное, но вполне сносное. Всё, конечно, не забудешь, но что-то одно — наверняка получится. Вот это — полезная вещь! Можно взять с собой — на всякий случай. Подождав, пока профессор отвернётся, мальчик достал пустой флакончик. Если повезёт, и профессор не заметит.

Карлу повезло: прямо перед концом экзамена в класс зашёл Альбус Дамблдор. Пока профессор Снейп беседовал с директором, Карл наполнил флакончик зельем собственного приготовления. Вернувшись в комнату, он спрятал пузырёк в тумбочке и прикрыл учебниками.

До объявления окончательных результатов экзаменов оставалась неделя. Карл летал с Рабэ, бродил по цветущим холмам и, глядя издали на замок, пытался понять, хочет ли вернуться сюда через несколько месяцев. Пожалуй, в некотором смысле, он привык к Хогвартсу. «Как больной к костылю» говорили в приюте, но здесь это сравнение не очень подходило — скорее как больной к своей болезни. Спички, иголки, танцующие ананасы, искры — всё это не стало частью его мира, частью его самого, но он научился смиряться с этим. Если раньше, в приюте, странные вещи, происходившие в его присутствии, казались Карлу чем-то нереальным, не связанным с ним, то теперь он словно узнал свой диагноз — узнал и смирился. Да, наверное, это было главное, что случилось с ним за этот год. Он так и не узнал, что такое магия, но он понял, что болен ею. И эта болезнь неизлечима. Хроническая, протекающая медленно и слишком незаметно для жителей этого мира, слишком заметно — для жителей его мира.

— Прощаешься с Хогвартсом? — произнёс насмешливый голос.

Драко опустился на траву рядом с ним и посмотрел на заходящее солнце.

— Лично я надеюсь, что тебя выгонят, когда проверят экзаменационные работы, — он бросил взгляд на Карла и снова стал, щурясь, смотреть на солнце. — Но они могут сделать тебе скидку — ты ведь оттуда. Из приюта, — пояснил он, видя, что Карл молчит. — Директор у нас любит сирот.

Карл по-прежнему молчал.

— Я уже говорил с отцом. Объяснил, что такие, как ты, не могут учиться на нашем факультете. Я бы вообще вас в Хогвартс не пускал. Ну, в крайнем случае, на Пуффендуй. Там самое место для никчёмных идиотов вроде тебя!

— Чего ты ко мне пристал? — не выдержал Карл. — Тебе что, делать больше нечего?

— Почему? У меня, в отличие от тебя, есть много дел, которыми я могу заниматься, — улыбнулся Драко, радуясь, что вывел его из себя.

— Вот иди и занимайся ими!

— А может, я именно здесь хочу ими заниматься? — передразнил Драко.

— Я первый сюда пришёл! Это моё место!

— Да неужели? — он вдруг стал серьёзным. — Ты ещё не понял? Для тебя здесь нет места!

Карл вскочил и побежал с холма, чтобы не слышать смех Драко. Но Драко не смеялся. Люди смеются, когда шутят, а он не шутил. Сегодня он говорил правду. Для него здесь нет места. Он болен не так сильно, чтобы стать своим среди этих сумасшедших. Но этого достаточно, чтобы стать чужим в его мире.

И вдруг Карл понял, что такое магия. Это яд! Яд, отравляющий его, отравляющий его жизнь. Может, родители и выбросили его, потому что заметили в нём эту магию! Нужно избавиться от неё. Забыть, что в нём есть магия!

Карл рванул дверь комнаты и огляделся — никого. Он быстро подошёл к тумбочке, открыл и достал маленький пузырёк. Как хорошо, что профессор Снейп дал им такое задание! Но здесь пить нельзя. Кто знает, каким окажется процесс избавления от магии. Нужно спрятаться. Он спустился в один из коридоров и зашёл в пустой класс. Открыл флакон, посмотрел на жидкость, ставшую почти прозрачной. Когда они увидят, что в нём совсем не осталось магии, они отпустят его. Директор вернёт его в приют или куда-нибудь ещё, может, там окажется даже лучше. Может, там будет место и для него.

Сколько пить? Немного или… Франц говорил, нужно пить всё до последней капли, потому что в последней капле весь вкус. Тогда всё.

Сначала ничего не происходило, а потом стены класса начали дрожать и разъезжаться, потолок с тихим скрипом пополз вниз. Карл закрыл уши руками и зажмурился. Это только первое время, надо потерпеть… просто потерпеть…

Когда он спрашивал Франца, зачем тот пьёт, Франц всегда отвечал: «Чтобы забыть». Наверное, это зелье похоже на вино. Пьяных всегда шатает, а у него класс шатается. Смешно, как будто это класс пьяный. Франц говорил… Франц? Кто такой Франц?

Он встал и, держась за стену, дошёл до двери. Открыл и прислушался: тихо. Можно идти… Куда? Куда он идёт? Кто он? Имя… Было какое-то имя…

Коридоры дрожат. Тоже пьяные. Ананас в кабинете профессора Флитвика, наверное, танцует. Почему он помнит какого-то Флитвика, но не помнит своё имя?

Как здесь тускло, только зелёные лампы, с умирающим светом. Зелёный — цвет жизни. Красный — цвет крови. Почему здесь наоборот?

Комната. Зачем он пришёл в свою комнату? Он должен уйти, они должны увидеть, что в нём ничего нет. Они должны отпустить его в… Куда? Куда он собирался идти?

Ты что, напился?

В их глазах удивление. Три пары глаз — три удивления.

Зачем тебе волшебная палочка? Занятия закончились!

Действительно — зачем? Если он будет разгуливать с палочкой, его не возьмут… Куда? Куда он хотел попасть?

Эй, ты куда?

Отстаньте, отпустите! Надо… надо уйти…

Ты чего? Больно!

Больно… Внутри больно, тяжело. Тонны угля едут по рельсам. Это должно исчезнуть… должно исчезнуть…

Коридоры, коридоры… Как много здесь коридоров. Дороги, по которым больно ходить, дорогие ведущие в никуда. Зачем они строят такие дороги? Кто строит такие дороги? Было какое-то имя…

Карл, что ты тут делаешь?

Профессор Квиррелл… И совсем не заикается. Почему, почему он никак не забудет этих квирреллов, флитвиков?!

Школьникам сюда нельзя, забыл?

Забыть… Он хотел забыть. Забыть их, забыть себя. Стать другим. Профессор тоже хочет стать другим. Слабые мечтают о власти, потому что власть — это напиток забвения.

Карл, возвращайся к себе.

Вернуться к себе… А где находится это «к себе»? Куда ему идти?

Лестницы, как много здесь лестниц. Они поворачиваются, путают тебя. Словно длинные тёмные ленты в… Как называется это место? Где лестницы — как ленты?

Поворачиваются, путают… Сколько времени он уже здесь? На этих лестницах? Почему он никак не может уйти? Он устал. Он хочет спать. Лечь и уснуть. Сон — это тоже напиток забвения. Смерть тоже…

Карл! Карл, проснитесь!

Почему ему не дают поспать?

— Профессор… Профессор Снейп…

Вы что, пьяны?

Он спрашивал кого-то, почему тот пьёт. Кто-то всегда отвечал: «Чтобы забыть…»

Не смейте закрывать глаза! Что вы сделали с собой?

Что он сделал с собой? Что они сделали с ним?

— Профессор!

Вы что-то выпили? Скажите мне, что!

— Профессор!

А впрочем… не надо говорить. Вот идиот!


* * *


Карл проснулся в госпитале. В другом конце палаты лежал Гарри Поттер, столик рядом с его кроватью был завален сладостями. Карл с трудом отвернулся и попытался вспомнить, как он здесь оказался. Зелье… Он выпил зелье, приготовленное на экзамене. Гарри Поттер? Почему он всё ещё помнит эти имена? Он должен был забыть! Их и это место.

В палату вошёл профессор Дамблдор. Улыбнувшись Гарри, он остановился у кровати Карла и внимательно посмотрел на мальчика.

— Думаю, ты сам всё понимаешь, — мягко сказал директор, но глаза его остались строгими.

Всегда он так: нет бы — сказать прямо. Откуда он знает, кто что понимает? Может, они понимают совсем разное? И вдруг Карлу показалось, что он понял. От неожиданности он чуть не подпрыгнул на кровати. Его отчисляют из Хогвартса!

— Да, сэр.

— Ты тот, кто ты есть.

Опять! Откуда директор знает, кто он есть, когда он сам этого не знает!

— Я настоятельно тебя прошу не повторять подобного. Надеюсь, ответ, который ты получил, поможет тебе в следующем году добиться больших успехов.

В следующем году? Значит, его всё-таки оставляют? Но он же… он же выпил это, чтобы…

— Желаю тебе скорейшего выздоровления! — директор слегка наклонил голову, снова улыбнулся Гарри и медленно вышел из палаты.

Не может быть! В следующем году он снова должен будет учиться здесь. Значит, не получилось. Наверное, Драко Малфой прав: что бы он ни натворил, ему всегда сделают скидку, потому что он оттуда. Его заставили покинуть приют, потому что он волшебник. А из Хогвартса не разрешают уйти, потому что он подкидыш. Его словно заперли между мирами, потому что на самом деле он не нужен ни одному из миров.


* * *


Карла выписали накануне банкета по случаю окончания учебного года. Медсестра хотела продержать его дольше: у мальчика всё ещё были проблемы с памятью, он плохо спал, а когда засыпал, ему снились кошмары. Но директор сказал, что праздники — лучшее лекарство.

В день праздника в Большом Зале было шумно и весело. Кубок Хогвартса выиграл Слизерин, поэтому зал оформили в серебристо-зелёных тонах, а на стене за преподавательским столом висело знамя с изображением змеи. Карл нашёл взглядом профессора Снейпа — тот казался довольным, не счастливым, этого он, как и Карл, похоже, не умел, но довольным. А место профессора Квиррелла пустовало.

За последние дни замок облетела новость об удивительном приключении Гарри Поттера и его друзей, спасших философский камень. Профессор Квиррелл хотел похитить камень. Зачем? Алхимики Средневековья пытались создать философский камень, чтобы превратить вещество в золото и получить эликсир бессмертия. Вряд ли профессору нужны были деньги, здесь они значат многое — но не всё. Бессмертие? Нет, профессору нужна была сила, а бессмертие… Бессмертие нужно было тому, кто пил кровь единорога. Для него профессор пытался украсть камень. Знал ли об этом профессор Дамблдор? Наверное, знал. Тогда почему он не остановил профессора, пока тот не дошёл до края? Почему не сказал ему что-то вроде: «Ты тот, кто ты есть. Магия не в силе, а в твоём сердце…»?

— А сейчас, как я понимаю, мы должны определить, кто выиграл соревнование между факультетами, — директор начал перечислять количество баллов, которое получил каждый факультет. — А на первом — Слизерин, четыреста семьдесят два очка. Да, да, вы прекрасно потрудились.

Карл посмотрел на лица сидящих напротив учеников. Они светились чуть надменной, но всё же такой детской гордостью! И, сидя рядом с Драко и остальными, Карл вдруг почувствовал, как внутри разливается тёплое чувство благодарности, благодарности за то, что его выходки не лишили факультет этой радости.

— Однако мы не учли последних событий. Итак, в связи с тем что…

Карл, похолодев, уставился на директора. Зачем? Зачем он это делает? Зачем делает сейчас? Ведь эти баллы… Он знал о них и вчера, и позавчера. Зачем же сейчас?

— Таким образом, нам надо сменить декорации, — Албус Дамблдор хлопнул в ладоши, и серебристо-зелёное знамя стало ало-золотым, а вместо змеи появился лев. Профессор Снейп поднялся и с вымученной улыбкой пожал руку профессору МакГонагалл.

Зачем директор так поступил? Он хотел… посмеяться над ними? Он, который знает, где у людей находится магия, который знает, кто такие люди! Неужели ему тоже нравится издеваться? Или он ненавидит их? Ну, его — ладно, его все ненавидят. А другие дети? А профессор Снейп? Зачем было делать так? Зачем он вообще разрешил ему пойти на этот банкет! Карл посмотрел на заставленный праздничными блюдами стол, встал и вышел из Большого Зала.

Далеко уйти он не успел. Чьи-то руки втолкнули его в пустой тёмный класс. Он ударился о парту. Потом его ударили о парту. Потом ещё и ещё.

— Из-за тебя мы проиграли! Если бы не твои идиотские выходки, кубок был бы наш! Ты всё испортил!

Снова парта, потом стул, подоконник, а потом уже просто на полу. Карл смотрел в потолок, которого не было видно, и улыбался разбитым ртом. Его первый год в Хогвартсе заканчивался так же, как начинался.

— Оставайся навсегда в своей дыре!

— Никогда не возвращайся сюда!

— Иначе всю жизнь будешь ползать на четвереньках!

Ботинок прошёлся рядом с глазом, Карл вскрикнул.

— Больно? Сейчас будет ещё больнее!

Всё заканчивается так же, как начинается. Мы живём в круговороте. Мы лечим боль болью, ненависть ненавистью, убийство убийством, войну войной. Может, потому эти болезни до сих пор неизлечимы.

Конец первой части

Глава опубликована: 26.10.2012

Часть вторая

Глава I. Завтра подует завтрашний ветер

Когда Карл вернулся в приют, ребята побили его — так, для профилактики (а то вдруг начнёт зазнаваться из-за своей «новой школы») — а потом собрались в большой комнате, где по воскресеньям показывали «Утиные истории».

Но сегодня их ждало кое-что поинтереснее мультиков.

— Ну, как там?.. В твоей школе?..

— Где она находится?

— А кто там учится?

— Там все такие, как мы?

От удивления Карл даже забыл о синяках — он никак не предполагал, что его возвращение вызовет столько шума. Глядя в горящие голодным любопытством глаза детей, он мысленно представил Хогвартс, думая, как примирить волшебную реальность с неволшебной.

— Ну... она находится далеко... Школа... Надо ехать на поезде... — пробормотал он.

— Ты ехал на поезде?

— Да... И потом там ещё озеро... — при воспоминании о чёрной бездне Карл поёжился. — Через озеро мы плыли на лодках...

— Везёт!.. И поезд, и лодки!.. — послышался завистливый шёпот.

— Вокруг школы холмы и лес... Но в лес ходить нельзя... Там... там животные разные...

— Ты их видел?

— Кого?

— Животных!

— Нет, но... Директор говорил...

— Директор говорил!.. — передразнил кто-то.

— А сама школа какая? — спросил Бен, мальчик из старшей группы.

— Школа... Ну... Это что-то вроде замка... Очень красивый... Как в фильмах про рыцарей...

— Неужели? — в голосе послышалось недоверие.

— Да... там... башни и лестницы... Много лестниц... И подземелья...

— Конечно! И ещё привидения, эльфы, тролли и маленькие зелёные человечки! — недоверие перешло в смех.

— Привидения, кажется, есть... А маленькие зелёные человечки...

— А эту ворону ты взял в зоопарке для уродов? — Бен ткнул пальцев в Рабэ.

— Рабэ не урод! — Карл вскочил, прижимая к себе птицу.

— Ну да, просто он такой же, как ты! Ребята, пойдёмте отсюда, тут нечего слушать! Оставь своё враньё для идиотов, — он толкнул Карла в плечо и пошёл к двери. Остальные поднялись и пошли за ним, бросая на мальчика презрительные взгляды.

— Ты там спящей красавицы, случайно, не видел? — усмехнулся высоченный Билл. — Хотя на твоём месте я бы не стал её будить.

Карл отвернулся. Посадив Рабэ на пол рядом с собой, он обнял руками колени. Ну, и пожалуйста!.. Он вообще не собирался им ничего рассказывать!

— Слушай, а она, правда, похожа на замок?

Карл быстро поднял голову. Все ушли: посреди комнаты стояла только инвалидная коляска, в которой сидел Тэд.

— Да... — нехотя ответил мальчик.

Тэд подкатил свою коляску ближе и спросил, смешно надув щёки:

— С башнями и подземельями?!

Карл кивнул:

— На одной башне — самой высокой — у нас занятия по астрономии... А в подземелье я живу.

— Почему в подземелье?

— Там общежитие... И кабинет... химии.

— А физкультура в твоей школе есть? — Тэд вцепился в подлокотники кресла.

— ...Да... Они очень любят... футбол...

— Футбол!..

— Да, на футболе там все просто помешаны, — вздохнул Карл.

— И как? Как они играют?

— Хорошо... То есть... наверное, хорошо. Я в спорте не очень... Да и в остальном...

— Не ботаник? — уточнил Тед.

— Не ботаник...

Тэд подкатил коляску совсем близко и толкнул Карла в плечо:

— Наш человек!

Карл улыбнулся немного вымученно: ноги у Тэда не двигались, но удар был что надо.

— А расскажи ещё! Про лес!.. И как ты его нашёл, — Тэд показал на воронёнка.

— У нас была... физкультура, а я... у меня не получалось ничего, и я сбежал... Пошёл гулять... И в траве нашёл... Его зовут Рабэ, — теперь Карл улыбнулся искренне — встреча с воронёнком была одним из самых счастливых событий в его жизни.

— Можно подержать?

— ...Да, только осторожно, у него крыло сломано... — Карл посадил воронёнка на руки к Тэду.

Тот долго разглядывал Рабэ, а потом сказал:

— Классный!

У Тэда это слово означало самую высокую степень восхищения.

Рабэ взмахнул крыльями и, качаясь, перелетел на плечо Тэда.

— Ух ты!.. — тот удивлённо вытаращил глаза. — Эй, а тебе что надо? Иди отсюда! — крикнул он, заметив спрятавшуюся за дверью девочку.

Софи продолжала стоять.

— Я кому сказал! Двигай отсюда!..

— Я тоже хочу... — пропищала она, просовывая в дверь головку с двумя ниточками косичек, — послушать про новую школу...

— Мало ли чего ты хочешь! Это разговоры для взрослых, поняла?

Кожа девочки стала ещё белее, и на ней отчётливее проступили красноватые оспинки.

— Ты что — реветь собралась? Иди реви в другом месте, малявка!

Наверное, эти слова Софи слышала чаще всего. «Иди и реви в другом месте!» Не важно, из-за чего ревела девочка — из-за солнца или чего-то другого — место, где ей можно было плакать, всегда находилось не здесь. И ещё многие добавляли: «Малявка!» Потому что для людей очень важно быть старше. На год, месяц, несколько дней, минут. Иногда даже секунд. Пусть у вас одни родители и лица похожи, как две капли воды, родившийся на секунду раньше станет королём, а опоздавший наденет железную маску. В этой жизни очень важно — не опоздать...

— А может... — Карл с опаской посмотрел на Тэда, — может, разрешим ей остаться?..

— Зачем?.. — удивился Тэд.

— Ну... никто не разрешает, а мы разрешим...

— Слушай, а ты голова! — восхитился Тэд. — Эй, малявка, двигай сюда! Мы разрешаем тебе сидеть с нами! — сказал он со щедрой улыбкой.

Девочка подошла и прошептала, сложив руки как для молитвы:

— А в том озере есть русалочка?

— Не знаю... Когда мы плыли было темно... А потом я близко к нему не подходил... только во сне... Но, наверное, есть! — быстро добавил он, видя, как расстроилась Софи.

— Да ну этих русалок! — перебил Тэд. — Ты лучше про футбол расскажи! Сколько у вас команд? Кто нападающий? Какие...

Карл долго описывал матчи, уроки, одноклассников, делая волшебный мир чуть более реальным. Так, тролль в его рассказе стал заключённым, сбежавшим из тюрьмы, причём все, даже сам судья, забыли, за что его осудили. Единорог превратился в прекрасного белого коня, которого убил охотник за легендарным алмазом. Этот алмаз назывался «Король звёзд» и был твёрже всего, что есть в мире. Алмаз нужен был охотнику, чтобы перепилить прутья решётки и освободить человека, сидящего в угольно-чёрной башне посреди бушующего моря. В награду человек обещал дать охотнику силу и власть, но охотник не смог украсть алмаз, а человек так и остался сидеть в своей одинокой тюрьме...

Карл рассказывал и рассказывал, пока не пришла воспитательница и не отправила их спать. Тэд начал просить, чтобы им разрешили посидеть подольше, ведь Карл только приехал, за что вынужден был прослушать лекцию о правилах поведения в приюте. Видимо, воспитательница не любила игру «Никто не разрешает, а мы разрешим».

Лёжа на кровати, Карл думал о том, что этот день оказался удивительнее, чем все чудеса Хогвартса. Сегодня он произнёс слов больше, чем за всю свою жизнь. Карл понимал, что и Тэду, и Софи интересен не он сам, а сказка, которую он привёз с собой. Потому что даже перекрашенный в реальность Хогварст оставался сказкой — и, наверное, впервые Карл был этому рад. Он даже не обиделся на Бена и остальных ребят, которые ушли. Если бы ему стали рассказывать о прекрасном замке на холме у озера, он бы тоже встал и ушёл... Бен пережил слишком много, чтобы верить в сказки. Тэд пережил так много, что ему оставалось верить только в сказки... Какая удивительная жизнь!.. Удивительная и непредсказуемая... Забияка Тэд, оставивший на его теле столько синяков, что даже Драко Малфою никогда не побить этот рекорд, сегодня сидел и слушал его...

Проснувшись на следующий день, Карл почувствовал на своём лице застывшую маску из зубной пасты. Всё-таки приютские дети в этом деле бОльшие мастера, чем дети волшебников. Пока он шёл к умывальнику, все прыгали вокруг, размахивая руками, и кричали: «Привидение!.. Смотрите, привидение из замка!..» В другой ситуации Карл бы уже пожалел, что заикнулся о Хогвартсе, и сказал, что всё придумал, что никакого замка нет и учится он на обыкновенной помойке, но теперь сделать этого не мог. Потому что теперь Хогвартс был частью не только его жизни.

— Не обращай внимания, — успокаивал его Тэд. — Они просто завидуют.

Тэд тоже завидовал. Когда все истории были рассказаны, он заставлял Карла снова и снова описывать футбольные матчи, встречу со сбежавшим заключённым, поход в лес... Горящими глазами он смотрел куда-то мимо Карла, представляя на его месте себя. Его бы точно взяли в футбольную команду, как этого Поттера. Он забил бы самый классный мяч — и весь стадион восхищался бы им!.. А ребята подняли бы его на руки и стали подкидывать высоко в воздух!..

Софи, наверное, тоже завидовала... В этом году она должна была идти в первый класс, и, конечно, ей хотелось попасть в школу на берегу озера, в котором жила русалочка.

Глядя на них, Карл порой испытывал странное чувство отчуждения — словно он создал сказку для всех, кроме себя...

Летние дни летели быстро... Несмотря на увещевания учителей, Карл ни разу не открыл учебники. Не из вредности — просто учебников у него не было. Уезжая из Хогвартса, он сдал их, и теперь потрёпанные книги ждали следующего бездомного ребёнка. Сначала он хотел повторять материал по конспектам, но потом решил, что если приютские ребята их найдут, то непременно порвут, поэтому оставил все свои бумаги у профессора Снейпа. И палочку у него оставил — палочку ему бы сломали в первый же день. Из Хогвартса Карл привёз только старую мантию — чтобы переодеться, когда вернётся в школу.

Время возвращения наступило как всегда неожиданно. Просто однажды Карл проснулся и понял, что уже конец августа. А на тумбочке рядом с кроватью лежало письмо из Хогвартса. Спрятав его под подушку, чтобы никто не увидел, Карл снова задумался, хочет ли возвращаться. Ему нравилось лежать на траве в тени дерева и слушать забавные рассказы Тэда о футболе. Он привык следить, чтобы Софи не выбегала на солнце. Но и Тэд, и Софи находились рядом с ним из-за Хогвартса. Так они словно становились частью далёкого удивительного мира. И им нужны были новые истории об этом удивительном мире, нужны были новые сказки. Карл не хотел возвращаться в Хогвартс, но теперь он не имел права туда не вернуться.

Вот Драко расстроится... Если только он не убедил отца принять закон, запрещающий приютским детям учиться на волшебников. Ладно, главное — вернуться тихо и незаметно, чтобы ему не к чему было придраться...

Надежда на тихое возвращение умерла почти перед самым отъездом. Льюис, приятель Бена, стащил из столовой огромную банку варенья, поскользнулся и разбил её. Воспитательница подняла крик, мол, если он не ототрёт всё — то будет до конца дней есть с пола!.. Льюис вымыл пол. Только вместо тряпки использовал мантию Карла.

Глядя на мокрую, грязную, с застрявшими в ней ягодами клубники и кусочками стекла ткань, Льюис довольно улыбался, а Карл думал о том, что мантия, которую носило столько бездомных волшебников, нашла свой конец в приюте... Мир действительно движется по кругу... Если бы у него была палочка, он мог бы попробовать возвратить мантии прежний, довольно потрёпанный, но всё же более-менее целый вид. Но именно сейчас Карл понял, что решение оставить палочку у профессора Снейпа было верным. Другую мантию ему, наверное, дадут, а вот палочку!..

Хотя, как оказалось, если очень постараться, обойтись можно было бы и без палочки. К такому выводу Карлу помогла прийти заведующая приютом. Прощаясь с ним, она сказала, что пребывание в «новой школе» пошло ему на пользу: за один год они выбили из него всю дурь, которая так мешала приюту в течение одиннадцати лет. Под дурью, конечно, подразумевались те странности, которые раньше постоянно происходили с Карлом. Это навело мальчика на мысль, что разбивать тарелки, зажигать огонь и поднимать в воздух вещи можно и без палочки — раньше ведь получалось. Правда, происходило это спонтанно, от избытка эмоций, которые он в тот момент переживал. В школе им дали палочки и приучили к мысли, что без палочки волшебство невозможно, чтобы они научились контролировать себя. Наверное, в палочке тоже заключалась некоторая магическая сила (иначе ребята хвастливо не рассказывали бы друг другу, чьё перо спрятано внутри), но, в первую очередь, она служила чем-то вроде проводника, в котором нужно сосредоточить твою собственную силу.

Проверять эту теорию Карл не стал, так как использовать волшебство вне школы им строго-настрого запретили, и нарушать запрет перед самым концом каникул было глупо. Наказание за это наверняка было страшнее того, которое полагалось за уничтожение мантии.

Вот так и получилось, что первого сентября Карл оказался около барьера между платформами девять и десять в потёртых джинсах, кроссовках с дракончиками и полинявшей футболке. Когда-то она была фиолетового цвета, но теперь стала бледно-лиловой с полустёршейся надписью “Life for you” на груди. Карл подозревал, что футболка была девчачьей, но в приюте не особенно важно, кто ты: мальчик или девочка.

Тэд рвался проводить его, но воспитательница напомнила, что ему первого сентября нужно идти в «свою школу». Тэду было очень жаль прощаться с Карлом и Рабэ. Он даже хотел поменять воронёнка на коллекцию карточек с изображениями футболистов, но Карл вежливо отказался. Прощаясь, Тэд завещал ему «наподдать там всем, чтобы знали наших», а Софи просила передать привет Ариэль. Приближаться к озеру Карл точно не собирался, но кивнул, не желая огорчать девочку.

Первое утро осени выдалось пасмурным — и Карл был этому рад. За время, проведённое рядом с Софи, он научился не радоваться солнцу. Какой смысл радоваться чему-то, если это причиняет боль твоим друзьям?.. Друзья... Карл до сих пор не был уверен, что может назвать так Тэда и Софи, но произносить это слово было приятно...

Сторож Николас, несколько лет назад сменивший Франца, повёз мальчика на Кингс Кросс. Всю дорогу он говорил о скачках (вид спорта, который Карл терпеть не мог), потом высадил мальчика у бара за несколько кварталов до вокзала и сказал:

— Я зайду, перекинусь парой слов с ребятами. А ты дальше сам, ладно?

Карл согласился — тем более что особого выбора у него не было.

В прошлый раз Николас довёз его до вокзала, посмеялся над вопросом: «Извините, где находится платформа 9 и ¾?» — и уехал. А Карл остался стоять. В соответствии с правилами математики эта платформа должна была находиться между платформой номер девять и номер десять, ближе к десятой. Но на вокзале ничего похожего не было. Глядя на прибывающие и отбывающие поезда, Карл думал, что если он не найдёт дорогу, можно сразу прыгать на рельсы — жизнь в приюте после неудачной попытки попасть в «новую школу» станет просто невыносимой.

Когда Карл почти отчаялся, он увидел, как мальчик с родителями подошёл к барьеру между платформами — и исчез. Карл решил, что ему показалось, что он просто моргнул... Но это был единственный шанс. Подойдя к барьеру, он посмотрел на каменную кладку стены. Может, тут, как в пещерах индейцев майя, нужно нажать на правильный камень? А если ошибёшься, тебе на голову прольётся горящая смола. Или провалишься в бездонный колодец... Выбрав самый неприметный камень (индейцы никогда бы не оставили ключ на виду), он коснулся его, шагнул вперёд — и оказался на платформе 9 и ¾!..

Сегодня Карл прошёл барьер без прежнего волнения. И красный экспресс не показался ему чем-то удивительным — гораздо больше его волновало то, как сложится первый день в школе у Софи.

— Забавная у тебя маечка! — раздался рядом знакомый голос со вкусом карамели. — Решили с подружкой поменяться?

— Привет, Драко, — нахмурившись, побормотал Карл и пошёл к поезду.

Найдя пустое купе, он забился в угол и посмотрел в окно. На платформе толпились родители с детьми. Те, кто ехал в Хогвартс впервые, с восхищением разглядывали экспресс, а старшекурсники заговорщически улыбались — мол, мы-то знаем, что к чему. Карл тоже знал: опять занятия, домашние задания, укоризненные или сочувствующие взгляды учителей, кулаки и ботинки учеников... Ещё один год, который просто надо пережить...

Наконец все расселись по своим местам, и поезд тронулся. Родители замахали руками. Карл посмотрел на свои руки и отвернулся.

— Зато ты скоро снова будешь летать, — сказал он Рабэ. — Сегодня не получится, но завтра — обязательно.

Ворон наклонил голову, словно говоря: «Обещаешь?»

— Обещаю...

По вагону прошла женщина с тележкой, продающая сладости. Заглянула в купе Карла, посмотрела на мальчика — и закрыла дверь. Он криво улыбнулся.

— Если бы на экзамене нужно было показать действие отпугивающего заклинания, я точно получил бы самый высокий балл — и без всякой палочки, — проворчал он, потом снял кроссовки и забрался на верхнюю полку. Рабэ взлетел и сел рядом. — Следующая остановка — Хогварстс, — сказал Карл и закрыл глаза.

Сойдя с поезда, он приготовился к встрече с озером, но оказалось, что через озеро возят только первокурсников. А их ждали кареты, запряжённые странными существами. Увидев этих животных, Бен бы непременно решил, что они тоже из зоопарка уродов. Скелеты, обтянутые тонкой чёрной кожей, напоминали лошадиные. Большие, как у драконов, головы; покрытые белой плёнкой, словно у слепых, глаза. И крылья огромной летучей мыши... В школе психолог проводил с ними тест «Нарисуй несуществующее животное». Обычно дети брали части животных, которые им нравились, и соединяли в одно существо. По тому, каким оказывалось существо, можно было сделать вывод о состоянии психики ребёнка. Глядя на эти живые скелеты, Карл серьёзно забеспокоился о состоянии души их создателя. Но остальных школьников животные не удивили, наверное, в волшебном мире таких можно увидеть на каждой улице...

Забравшись в карету, Карл снова стал думать о мантии. Он надеялся, что, как в прошлом году, к нему подойдёт староста и даст новую. Но, видно, попечительский совет не питал особых надежд по поводу его роста и решил сэкономить на одежде. Значит, придётся сидеть в Большом Зале в джинсах и полинявшей футболке. Это если его раньше не выгонят, конечно...

— Наверное, у вас это считается модным, но, может, ты всё-таки снимешь этот кошмар? — вежливо поинтересовался Драко.

Есть у них собственные дорогущие мантии — и пусть молчат! Нет, обязательно нужно вставить слово. Скучно им что ли — в своих мантиях?..

Мимо прошла профессор МакГонагалл, сделала замечание. Сейчас ещё профессор Снейп увидит...

Но декана Слизерина за преподавательским столом не было. Сначала Карл обрадовался, что профессор не заметит своего непутёвого студента. Но потом забеспокоился: а вдруг профессор заболел? или ушёл из Хогвартса? или его уволили из-за выходок Карла?..

Мальчик с волнением смотрел на директора, пытаясь по его глазам разгадать судьбу своего преподавателя, но Альбус Дамблдор был занят представлением нового учителя защиты от Тёмных искусств. Дождавшись, пока директор закончит речь, Карл незаметно выскользнул из зала.

Нет, профессор не мог уйти. Когда Карл перед отъездом оставлял у него вещи, он ни о чём таком не упоминал. Нужно зайти к нему — забрать палочку и конспекты. И рассказать про мантию, пока профессор МакГонагалл не наябедничала.

Подойдя к кабинету профессора Снейпа, Карл услышал недовольный голос своего декана. Мальчик облегчённо выдохнул: во всяком случае, не придётся налаживать отношения с новым человеком. Кроме профессора, в кабинете, похоже, находились, директор, профессор МакГонагалл и Гарри Поттер с Роном Уизли.

— ...Так я пошёл на банкет, Минерва. Надо сделать несколько объявлений, — спокойно говорил директор. — Идёмте, Северус. Какой нас ожидает восхитительный торт!

Это в его стиле — предлагать торт людям, которых тошнит от сладкого!..

Директор открыл дверь — Карл едва успел отскочить.

— Здравствуй, Карл! — улыбнулся Альбус Дамблдор.

— Здравствуйте, сэр...

— Ты искал профессора Снейпа?.. Не волнуйся, с ним всё в порядке, — он продолжал улыбаться.

Судя по лицу профессора Снейпа, трудно было сказать, что с ним всё в порядке, но директор как обычно этого не видел.

— Здравствуйте, сэр, — пробормотал Карл, повернувшись к профессору.

— Северус, объясните своему студенту, что в Хогвартсе необходимо носить мантию! — на пороге кабинета появилась профессор МакГонагалл.

— Позвольте мне самому решать, что делать со своими студентами! — раздражённо бросил Северус Снейп.

— Ну, будет вам!.. — остановил спорящих Альбус Дамблдор. — Минерва, Северус, жду вас на банкете.

Дождавшись, пока директор уйдёт, профессор Снейп посмотрел на Карла и сказал холодно:

— Идите за мной!

Уходя, Карл заметил, как профессор МакГонагал наколдовала Гарри и Рону ужин. Он оценил заботу женщины о здоровье своих студентов, но не понял, почему их нужно кормить в кабинете профессора Снейпа.

Войдя в класс зельеварения, профессор подошёл к своему столу, отпер ящик и достал оттуда стопку исписанных листов, перо, чернильницу и волшебную палочку.

— Вот, — он выложил вещи на стол. — И, кстати, что случилось с вашей мантией?

Карл всю дорогу пытался сочинить какую-нибудь подходящую историю — но одна выходила хуже другой.

— Профессор, я... Дело в том, что... я... я хотел её погладить и... и сжёг...

Профессор некоторое время смотрел на него, потом отвернулся. Он видел, что Карл лжёт, но почему-то сейчас ему не хотелось знать правду.

— Вы не могли бы дать мне другую мантию?.. — робко спросил мальчик.

— Не мог, — коротко ответил профессор.

Карл, потупившись, переминался с ноги на ногу, не зная, стоит ли ему забирать свои вещи.

— Ваши учебники вы найдёте в комнате, — профессор Снейп подошёл к полке и достал банку с ингредиентами для какого-то зелья. Потом снова поставил её на полку и взял другую банку. Казалось, он занялся своими делами и забыл о присутствии ученика.

Карл ещё немного постоял, потом сгрёб бумаги, положил сверху перо, чернильницу, палочку и побрёл к двери.

— Я напишу в попечительский совет, — сказал профессор, продолжая выбирать ингредиенты для завтрашнего занятия. — Через несколько дней они пришлют вам другую мантию.

— Спасибо, профессор!.. — с благодарностью произнёс Карл и произнёс тихо. — Извините меня...

Северус Снейп не ответил.

Глава опубликована: 27.10.2012

Глава II. Наши дети поют замерзающих птиц голосами

Карлу снилось, что он находится на экзамене по трансфигурации. Профессор МакГонагалл в очках-половинках приказала превратить профессора Снейпа в ужин для Гарри Поттера. Гарри давно не ел, объяснила она, и ему очень нужен ужин. Карл посмотрел на Поттера. Тот действительно казался худым — словно странные животные, везущие кареты. Скелет, обтянутый кожей. Высокий, бледный... И голодные глаза горят красным...

Карл проснулся и больше не смог заснуть. Когда в окно заглянуло бледное солнце, он встал и с тяжёлой головой пошёл на занятия.

Первым уроком была трансфигурация. И, как всегда, профессор МакГонагалл дала невыполнимое задание — превратить навозного жука в большую пуговицу. Глядя на несчастное насекомое, Карл думал, как ему, наверное, не хочется становиться пуговицей. Когда профессор отвернулась, мальчик спрятал жука в сумку и шепнул: «Следующий урок — травология. Если будешь сидеть тихо, я смогу выпустить тебя». Жук послушался, а Карл получил минус пять баллов за утерю опытного образца. Уходя из класса, он подумал, что ещё легко отделался. Наверное, профессор Снейп поговорил с профессором МакГонагалл, потому что она не стала снимать баллы за отсутствие мантии.

На травологии профессор Стебль начала спрашивать их о свойствах мандрагоры. Карл слышал только, что это растение ядовито. Но оказалось, мандрагору используют и для восстановления здоровья. Она может вернуть человеку, подвергшемуся заклятью, изначальный облик. А самым опасным в этом растении являлся не яд, а её плач.

Потом профессор сказала, что сегодня они будут заниматься пересадкой маленьких мандрагор, плач которых пока неопасен — нужно только надеть наушники... Она продолжала говорить, а Карл вдруг вспомнил человека, приехавшего с благотворительным визитом к ним в приют. Тот человек рассказывал, что какой-то писатель написал: «Целый мир не стоит одной слезы ребёнка». Карлу эти слова показались очень грустными — потому что они были мечтой. Несбыточной мечтой человека, который давно умер. Но даже после смерти, его мечта не сбылась...

«Целый мир не стоит одной слезы ребёнка...»

Нужно просто закрыть уши, просто не слушать, и тогда можно покупать мир за слёзы, за жизни...

— Когда я скажу: «Наденьте наушники», постарайтесь надеть так, чтобы абсолютно ничего не слышать...

Комкая шарики искусственного меха, Карл смотрел, как профессор Стебель подошла к ящику с мандрагорами, наклонилась — и тут раздался плач. Плакал уродливый младенец в руках женщины. Она взяла из-под стола горшок и посадила младенца в тёмную влажную землю. Потом повернулась — и закричала.

— Карл Штерн! Я же сказала надеть наушники! Хочешь оглохнуть?

Мальчик не ответил, продолжая смотреть на погребённого младенца.

— Ну, вот!.. Теперь придётся вести тебя в госпиталь, — всплеснула руками преподавательница.

— Мне не нужно в госпиталь, — медленно произнёс Карл.

Профессор Стебль удивленно посмотрела на него, потом облегчённо вздохнула и добавила сердито:

— В следующий раз делай то, что я скажу!

Она разделила класс на группы по четыре человека и дала каждой группе по ящику. Карла ни в одну из групп не взяли. Профессор пыталась прикрикнуть на ребят, но мальчик сказал тихо:

— Я всё сделаю сам.

— Ну, хорошо, — согласилась она, — начни, а потом я закончу. И не забудь про наушники!

Когда она ушла в другой конец теплицы, Карл бросил наушники под скамейку. Потом притащил мешок с землёй и горшки и сел на колени перед своим ящиком. Младенцы были сейчас просто пучками лилово-зелёных листьев. Если не знать, можно принять за салат.

— Привет, — сказал мальчик, коснувшись самого маленького растения в углу ящика. — Меня зовут Карл. Сегодня у тебя вроде как день рождения... Второе сентября — хороший день, чтобы родиться... Тебе нравится цифра два?.. Мне нравится. Вообще-то я больше люблю нечётные числа, они красивее... Но два — хорошее число. Неодинокое... Два — это один плюс один... Какое имя ты хочешь?.. У всех должно быть имя... Тэд?.. Тебе нравится имя Тэд?..

Он разговаривал с каждым растением, не боясь, что его услышат. Рассказывал о дне рождения, придумывал имена...

В середине урока Гойл решил подшутить над ним и стащить наушники. Оказалось, стаскивать нечего. Тогда он побежал к учительнице, но та тоже была в наушниках, поэтому не стала его слушать, а отправила заниматься своим ящиком.

Карл закончил работу позже остальных, но профессор осталась довольна. Она даже похвалила мальчика. Тот кивнул, бросил тревожный взгляд на пересаженные мандрагоры и побрёл к замку.

Этой ночью Карл снова спал плохо. Сначала ему снились плачущие в приюте дети, к которым никто не подходит. Потом он пересаживал во сне мандрагоры. Он вытаскивал их из ящика, а они начинали плакать. И у всех мандрагор были человеческие лица — лица детей из приюта, преподавателей и учеников Хогвартса. Одну мандрагору Карл никак не мог засунуть в горшок. Она надрывалась и надрывалась горестным плачем, упираясь своими корешками-ручками. Карл наклонился посмотреть, чьё лицо у этого растения, — и узнал себя...

В столовую он пришёл раньше всех, быстро поел и побежал в класс. Мантию ему пока не прислали, поэтому не стоило лишний раз попадаться на глаза преподавателям и студентам.

Первым уроком была защита от Тёмных искусств. Среди учебников, выданных Карлу, около половины предназначалось для этого предмета. И учебники выглядели не такими потрёпанными, как остальные. Не то чтобы попечительский совет расщедрился на новые книги, просто более поздних изданий не существовало. Автором оказался не древний волшебник, а сам преподаватель. Раскладывая в тумбочке тома, Карл удивлялся, когда он успел столько написать? Так ведь и на жизнь времени не останется!..

Названия книг больше напоминали дешёвые фантастические романы, чем научную литературу: «Каникулы с каргой», «Победа над привидением», «Тропою троллей», «Увеселения с упырями», «Йоркширские йети»... Каргой в приюте называли одну воспитательницу, но вряд ли профессор Локхард проводил с ней каникулы — и уж, конечно, не стал бы писать об этом книгу. Какое веселье может быть с упырями, Карл тоже не представлял. И понятия не имел, кто такие йоркширские йети, но ему было интересно, что думает профессор о троллях.

Однако рассказывать о троллях и йети Гилдерой Локхард не стал. Похоже, преподаватель не собирался говорить ни о ком, кроме себя. Представившись, он предложил начать урок с проверочной работы. Карл подумал, что сейчас им дадут тест, проверяющий, что из прошлого года они запомнили, и стал лихорадочно вспоминать занятия с профессором Квирреллом. Но профессор Локхард решил проверять не прошлые знания — а будущие!..

Видя, как женская половина класса с воодушевлением схватилась за перья, Карл склонился над своим листом. Он первый раз увидел эти учебники два дня назад — когда ему было их читать?.. Просмотрев вопросы, он понял, что не знает ответа ни на один из них. Замечательное начало года... Вздохнув, Карл решил: надо написать хоть что-то. Учителям приятнее читать абсолютную чушь, чем видеть пустой лист. Так, первый вопрос: «Какой любимый цвет Гилдероя Локхарда?» На банкете преподаватель был в голубовато-зелёном плаще... И золотой профессору Локхарду, наверное, нравится... А какой любимый цвет у него?.. В приют приезжала девушка — проводила исследование для своего диплома. Она спрашивала детей про любимые цвета. Тогда Карл назвал фиолетовый. Девушка сказала: «Фиолетовый — цвет печали». А потом добавила: «Но печаль — это всего лишь один из цветов любви...» Карл взял перо и написал: «Золотой».

Прочитав ещё раз второй вопрос: «Какова тайная честолюбивая мечта Гилдероя Локхарда?» — Карл фыркнул. Если эта мечта тайная, то откуда ему о ней знать?.. Наверное, победить кого-нибудь страшного и получить ещё один орден... Хотя это получается уже две мечты... Так победить или получить?.. В душе Карл склонялся ко второму варианту, но решил, что ответить так будет не очень вежливо, поэтому написал: «Победить кого-нибудь страшного». А в скобках уточнил — «например, человека, который пил кровь единорога».

Третий вопрос был легче: «Каково, по вашему мнению, на сегодняшний день самое грандиозное достижение Гилдероя Локхарда?» Радовало наличие в нём словосочетания «по вашему мнению». Если предлагают выразить своё мнение, значит, неправильного ответа быть не может. Итак, что же самое грандиозное?.. Встреча с вампиром, каргой, упырями или троллями?.. Нет, наверное, всё-таки победа над привидением...

Карл придумывал ответы на вопросы, пока не добрался до последнего, пятьдесят четвёртого. Тут уже ни о каком своём мнении речи идти не могло. «Когда у Гилдероя Локхарда день рождения?..» Внимательно посмотрев на профессора, Карл решил, что излучающий столько энергии человек должен был родиться летом. В самый жаркий летний месяц — июль... Число?.. Пусть будет двадцать пятое. Двадцать пятое июля... В вопросе была и вторая часть: «Каков, по вашему мнению, идеальный для него подарок?» Хотя и здесь формулировка включала в себя словосочетание «по вашему мнению», полной свободы у отвечающего всё-таки не было. Ведь профессор мог в любой момент опровергнуть его вариант «идеального подарка». Может, орден?.. Нет, ордена ведь не дарят... Опыта в отношении идеальных подарков у Карла не было, приютским детям сгодился бы и самый обычный... Да и дня своего рождения Карл не знал. Только время года. Зима. Белая зима...

Так ничего и не придумав с подарком, мальчик сдал тест, решив, если что, соврать, будто не заметил второй части вопроса. Профессор тут же просмотрел работы, кого-то похвалил, кого-то упрекнул в недостаточно хорошем знании его биографии. Потом убрал листы и предложил заняться делом.

— Наконец!.. — проворчал кто-то, — А то уже почти весь урок прошёл.

Но профессор Локхард, не заметив недовольства, охватившего, правда, преимущественно мужскую половину класса, начал рекламировать новое задание.

Сегодня ребятам предстояло сразиться с самыми ужасными созданиями волшебного мира — корнуэльскими пикси. Карл сразу засомневался, что с самым ужасным их станут знакомить прямо на втором курсе. А когда увидел «чудовищ», понял, что профессор очень сильно преувеличивал.

Пескипикси пестерноми! — прокричал профессор, взмахнув палочкой.

Карл подумал, что, наверное, стоило бы сначала научить их заклинанию, а уж потом выпускать «чудовищ». Но, похоже, с заклинаниями профессор Локхард управлялся не намного лучше своего самого безнадёжного ученика. Пикси не обратили никакого внимания на его слова и продолжили разбрасывать по классу учебники, листы бумаги, перья — всё, что попадалось им в руки.

Посмотрев на творившийся вокруг беспорядок, Карл сгрёб со своего стола писчие принадлежности, учебник и залез под парту. Не хватало ещё разбить чернильницу или потерять книгу — ему и мантию-то новую никак не дадут... Один любопытный пикси, повиснув в воздухе вниз головой, заглянул в убежище Карла.

— Лети отсюда! — строго сказал ему мальчик.

Пикси ещё несколько минут смотрел на него, потом улетел.

Карл закрыл глаза: после урока травологии он не оглох, но окружающий мир стал словно дальше. Мальчик слышал его сквозь дымку. Вот и сейчас крики профессора, обрывки заклинаний, писк пикси складывались в странный шум, будто он находится на побережье моря...

Постепенно шум моря стих, и Карл решил, что пора выбираться из-под парты. Класс напоминал поле битвы. Профессор размахивал палочкой, пытаясь вернуть вещам прежний вид. Почти все ученики уже убежали, Карл тоже пошёл. Он успел дойти до двери, когда услышал воодушевлённый голос:

— Карл, подожди!

Он нехотя повернулся.

— Да, профессор...

— Думаю, нам нужно дополнительно позаниматься! Жду тебя вечером, мой мальчик! — улыбнулся Гилдерой Локхард.

Карл совсем не думал, что ему необходимы дополнительные задания с профессором Локхардом, да и выражение «мой мальчик» ему не очень понравилось. Но он опустил голову и пробормотал:

— Да, профессор...

После обеда Карл сбегал посмотреть, как растут мандрагоры, полетал с Рабэ, потом немного почитал учебники и отправился к профессору Локхарду.

В его кабинете горели свечи, со стен смотрели на Карла улыбающиеся портреты.

— Проходи, мой мальчик! — радостно сказал оригинал. — У нас будет серьёзный разговор, присаживайся. Я посмотрел, подумал и должен сказать — это никуда не годится...

— Простите, профессор, — на этот раз Карл решил не дожидаться обвинений. — Ваши книги я получил только в школе, поэтому не мог прочитать их... Я прочитаю и... И следующий тест напишу лучше...

— Тест? — удивился Гилдерой Локхард. — А, это ты о проверочной работе? Не волнуйся, у тебя будет время исправить ошибки. Сейчас речь о другом.

— О другом?..

— Карл, мой дорогой мальчик, я прекрасно понимаю тебя и даже готов признать частично свою вину!.. — улыбка на лице профессора стала сокрушённой. — Сначала Гарри Поттер, теперь ты!..

— Простите?..

— Но ты должен признать, у Гарри это получается гораздо эффектнее. Конечно, тут не только его заслуга... А вот ты выбрал заведомо ложный путь.

— Простите?.. — Карл никак не мог понять, почему профессор сравнивает его с Гарри Поттером.

— Каждый человек хочет выделиться, стать непохожим на других, особенным, исключительным! Это естественное желание, и его не надо стыдиться! Но нужно соразмерять свои желания со своими силами и возможностями. Вот если бы ты захотел в одну минуту стать самым великим волшебником, у тебя бы это вряд ли получилось. Открою секрет, — профессор весело подмигнул, — даже у меня это вряд ли бы получилось. Дорога к известности — долгая и трудная! Она вымощена отнюдь не цветами — можешь мне поверить.

— Но, профессор, я не хочу... — попробовал возразить Карл.

— Конечно, хочешь! Передо мной можешь не стесняться. Твои мысли для меня — открытая книга. Ты не носишь мантию, чтобы отличаться от других. Понимаю, мой внешний вид тоже трудно назвать обычным. Это тебя, наверное, и смутило.

— Дело в том что...

— Я понимаю тебя! Очень хорошо понимаю! Но эти рваные джинсы и футболка... Даже не могу определить её цвет... А твоя причёска!.. Знаю, некоторые люди не стригутся и одеваются, словно бездомные, чтобы выделяться на фоне одинаковых лиц. Но ведь можно выделяться по-другому! Конечно, эти ужасные чёрные мантии никто не отменит, но можно дополнить скучный наряд ярким шарфом...

— Что?!

— Или декоративным носовым платком...

— Чем?!

— А есть ещё такой вариант...

Профессор продолжал говорить, не слыша задаваемых ему вопросов, не видя удивления в глазах своего ученика. Удивление перешло в омерзение, а потом — в жалость. Карлу вдруг показалось, что перед ним сидит обыкновенный неудачник, пытающийся спрятать все свои неудачи за непрерывным потоком слов и улыбок. Яркий блеск свечей, прыгающие с портрета на портрет фигуры, сам профессор — показались фальшивыми. Профессор Стебль говорила, мандрагора может вернуть человеку его истинный облик. Каким бы стал профессор Локхард, если бы выпил настойку мандрагоры?..

Карл знал ещё одно средство, позволяющее увидеть истинное лицо человека. Таким средством была смерть. Сейчас, Карл смотрел на Гилдероя Локхарда и пытался понять, останется ли на его лице улыбка, когда он будет умирать... Карлу почему-то казалось, что нет...

Вернувшись к себе, мальчик сразу лёг спать. Но и во сне профессор Локхард продолжал давать ему советы. А потом вдруг разлетелся стаей разноцветных попугаев, которые принялись поднимать в воздух учебники, разбрасывать листы и ломать люстры. Потом сон изменился, и Карл увидел профессора Снейпа, бредущего к озеру в фиолетовой мантии. А потом Карл очутился в приюте. В люльках, вместо детей, лежали мандрагоры. И тихий голос печально читал чьи-то строки:

...Нас не вспомнит никто —

бесполезные, умные боги.

Мир, как был чёрно-бел,

так и будет: без нас или с нами.

Мы так много несли,

но так мало теряли в дороге.

Наши дети поют

замерзающих птиц голосами.

Глава опубликована: 28.10.2012

Глава III. Страдающие одной болезнью сочувствуют друг другу

На следующий день Карлу прислали мантию, которая оказалась немного новее прежней. Мальчик решил, что должен даже сказать спасибо Льюису и разбитой банке варенья. После обеда он подошёл к профессору Снейпу, собираясь поблагодарить его, но тут, словно ниоткуда, появился профессор Локхард и принялся нахваливать Карла за то, что тот последовал его совету. Профессор Снейп странно посмотрел на своего ученика, а когда Гилдерой Локхард начал рассказывать о шёлковых шарфах цвета аквамарина, во взгляде декана Слизерина отразилось нечто, сильно напоминающее презрение. Карл опустил голову, пробормотал что-то нечленораздельное и выбежал из зала, стараясь не слушать несущееся ему вслед: «Молодец, мой мальчик!»

Из-за преподавателя защиты от Тёмных искусств начало этого учебного года казалось Карлу ещё более странным... Он часто вспоминал свой первый сентябрь в Хогвартсе... Новая школа, новые ученики, учителя, учебники... даже воздух тогда казался ему другим... За время, прошедшее с момента встречи, Хогвартсу не удалось стать его другом, но он превратился в знакомого, с которым вежливо здороваешься при встрече.

В прошлом году Карл был слишком занят своими переживаниями, и его не особенно интересовало, как чувствует себя новый знакомый. Теперь мальчику казалось, знакомый чем-то болен. Проходя по коридорам, Карл часто слышал глухой кашель, переходящий в шёпот, а потом в стон. Огромный замок словно простудился. Простудился каждый камень, каждое стекло, камины и даже огонь в каминах. Отравленный дым проникал в лёгкие и превращался в странные горящие сны, где смешивались прошлое, будущее, люди, тени, голоса...

Карл заглядывал украдкой в лица учеников и преподавателей, пытаясь понять, чувствуют ли они болезнь замка. Но лица большинства были такими, как обычно, и он решил, что, наверное, виной всему его воображение. Интересно, что подумала бы мадам Помфри, если бы он пришёл в госпиталь и сказал: «Хогвартс тяжело болен». В лучшем случае — посмеялась, а в худшем — подумала бы, что он просто добивается отмены занятий... Даже директор не выглядел обеспокоенным, и только в глазах профессора Снейпа Карл видел застывшую неизлечимую боль.

Теперь Карл старался надолго не оставлять замок. Он почти не гулял, только выходил проверить, как растут мандрагоры, и немного полетать с Рабэ. Но в выходные ему пришлось всё-таки покинуть Хогвартс ради другого больного — Тэда. Начинались тренировки по квиддичу, и Карлу хотелось посмотреть их, чтобы было потом, о чём рассказать.

Он встал пораньше и отправился на стадион, но там уже тренировалась команда Гриффиндора. Карл почти пожалел о своей затее. Сейчас придёт Драко Малфой: его выбрали ловцом — того гляди лопнет от гордости!.. Начнут опять спорить...

Через несколько минут на стадионе появилась команда Слизерина. Как и ожидал Карл, они начали спорить. Гермиона Грейджер, пришедшая поддержать друга, сказала, что Драко купил себе место в команде. На это Драко ответил:

— А твоего мнения, грязнокровка, никто не спрашивает!

Все замолчали, потом Рон Уизли бросился защищать девочку, но палочка вдруг ополчилась на своего хозяина и выстрелила ему в живот зелёным лучом — изо рта Уизли полезли слизняки. Друзья поспешили увести его.

Карлу тоже расхотелось смотреть тренировки. Посадив Рабэ на плечо, он побрёл в замок, размышляя о произошедшем. Почему все замерли, когда услышали слово «грязнокровка»? Что оно означает? Человек, у которого грязная кровь... Какую кровь здесь считают грязной?.. В его мире чистая кровь текла в жилах королей, аристократов... Но это было давно... Сейчас таких почти не осталось... Может, у них ещё сохранились свои волшебные короли? А Гермиона Грейнджер — дочь... какого-нибудь сапожника или плотника... Да, посмотреть на Драко — так он себя считает принцем или, по меньшей мере, графом. Но почему он столько ждал, чтобы оскорбить Гермиону? В прошлом году у них с Гриффиндором были общие занятия по зельеварению. Все видели, что Драко не переносит Гарри Поттера и его друзей, но он ни разу не назвал так девочку. Почему? Вряд ли он только недавно узнал о происхождении Гермионы. Наверное, просто раньше не мог назвать её так. А теперь может. Но что изменилось за каникулы? Кто дал ему право? Он сам?.. Нет, Драко произносит много слов, но его многословие сродни многословию профессора Локхарда: сильному нет нужды говорить о том, что он сильный. Значит, кто-то дал ему эту силу. Наверное, его отец... Отец рассказал что-то, из-за чего Драко решил, будто имеет право снова делить людей на тех, у кого чистая и грязная кровь. Но что рассказал мистер Малфой?.. Может быть, это как-то связано с болезнью, охватившей замок?.. Нет, никакой болезни нет! Болезнь существует только в его воображении!..

Но с наступлением октября болезнь окончательно вырвалась из сознания Карла. Кашель и жар поразили всех, независимо от цвета крови. Мадам Помфри предлагала своим пациентам чудесное зелье, выпив которое человек сразу выздоравливал. Но, как и всё, действующее мгновенно, оно имело побочный эффект: из ушей исцелившихся начинал идти серый дым.

Карл лекарства не пил, годы в приюте научили его самому бороться с лихорадкой. Сидя на занятиях с головой, похожей на тяжёлый раскалённый шар, он думал о том, достаточно ли в госпитале зелья, чтобы вылечить замок. Наверное, если напоить им Хогвартс, дым повалит из всех башен и окон...

Из-за болезни или чего-то другого — сны Карла стали ещё ярче. Порой он не мог понять, где вымысел, а где реальность. Чёрное озеро вышло из берегов и затопило его сны. Ему часто снилось, что он тонет в холодной чёрной воде...

Приближался Хэллоуин. Большой зал украсили летучими мышами и «светильниками Джека». Тыквы оказались такими огромными, словно Джек был великаном. Ходили слухи, что директор собирается пригласить на праздник труппу танцующих скелетов. Карлу эта идея не показалась забавной. Всё в мире возвращается в землю: горы, деревья, животные, даже птицы. Люди тоже должны возвращаться в землю...

На банкете мальчик быстро поужинал и покинул зал, не желая дожидаться танца мертвецов. Бредя мимо пустующих классов, он вспоминал прошлый Хэллоуин и встречу с троллем. Теперь в коридорах детей не подстерегала опасность. Больше не было профессора Квиррелла, который мог выпустить тролля... Остался только человек, выпивший кровь единорога...

Карл снова заблудился на двигающихся лестницах. Повернув наугад, он вдруг услышал тихий плач, доносившийся из комнаты в конце коридора. Подойдя ближе, мальчик увидел табличку «Туалет не работает». Он осторожно толкнул дверь и заглянул внутрь.

Это помещение не было похоже на Хогвартс — казалось, мистер Филч никогда не заглядывал сюда. Пол, раковины, зеркала — всё покрывал толстый слой пыли, в углах висела паутина. Даже паучки, вытянувшись в цепочку, спешно покидали это тоскливое место.

Осторожно перешагнув маленьких путешественников, Карл подошёл к кабинке, за которой слышался плач. Плакало привидение — толстенькая девочка с длинными спутанными волосами.

— Что у тебя случилось? — спросил Карл.

Девочка на мгновение затихла, подняв на него заплаканные глаза в огромных очках, — а потом зарыдала ещё громче.

— Ты что, слепой?! Не видишь — я умерла!

Карл удивлённо смотрел на девочку. Большинство обитавших в Хогвартсе привидений уже смирились со своей участью и даже начали входить во вкус — например, организовывали соревнования по игре в поло отрубленными головами. Может быть, она умерла недавно?..

— Вижу... — вздохнул он, садясь на грязный пол и закутываясь в мантию.

— Чего расселся? — сразу спохватилось привидение. — Это туалет для девочек! Может, ты и читать не умеешь?

— Там написано, что туалет не работает, — сказал Карл.

— Конечно, не работает, конечно, не работает! — затараторила девочка, размазывая по лицу слёзы. — Кто же захочет сидеть рядом с плаксой Миртл?! Жирной, прыщавой Миртл!.. Они все, все так говорили! И смеялись!..

— Я бы не говорил, — задумчиво сказал он. — Если бы ты была в моём классе, я бы так не говорил. И если бы не в моём — тоже.

Миртл снова затихла и теперь уже с некоторым любопытством посмотрела на мальчика.

— Оставайся здесь жить, — вдруг предложила она.

— Нет, — улыбнулся Карл, — здесь мне жить не разрешат. Хотя Драко и остальные наверняка считают, что это для меня самое подходящее место, — пробормотал он себе под нос и добавил громче. — Но я могу иногда навещать тебя. Ты... всегда сидишь здесь?

— Вот ещё! — фыркнула Миртл. — Я могу ходить, куда захочу! Я постоянно являлась Оливии Хорнби! Ох, как она пожалела, что смеялась над моими очками!.. Но это давно было... Оливия теперь уже старушка, — девочка захихикала. — А другая, Патрисия Мелвилл, так она...

Карл грустно слушал её рассказ. Как и других привидений, ему хотелось спросить Миртл: почему ты осталась здесь? Но, наверное, этот вопрос вызвал бы новый поток слёз. Кроме того, слушая девочку, Карл, кажется, понял ответ. Она боялась. Боялась стать абсолютно невидимой для людей. Пусть они вечно унижали её, но боль от унижения несравнима с болью от того, что тебя просто не замечают. Поэтому Миртл будет продолжать сидеть в этом почти мёртвом месте, будет громко плакать, чтобы кто-то совсем чужой и далёкий пришёл и снова обозвал её плаксой Миртл... Печальный замкнутый круг...

— А почему ты не на празднике, как все? — спросила Миртл, заметив, что Карлу неинтересны её истории о мести. — Не любишь праздники?

— Не очень...

— Я тоже! Я тоже! — закивала она. — Сегодня у нас была вечеринка! У привидений!.. И они все смеялись, они тоже все смеялись надо мной! — Миртл снова залилась слезами.

Карл поднялся и отряхнул мантию.

— Ты уже уходишь? — спросила Миртл, мгновенно перестав плакать.

— Мне пора... Но я ещё приду. До свидания! — он почти ушёл, потом вернулся и сказал. — Кстати, насчёт твоего веса. Не знаю, обрадует ли это тебя, но сейчас ты весишь меньше любой девочки в Хогвартсе.

Он помахал рукой удивлённой Миртл и вышел в коридор. В другой стороне у стены столпились ученики. «Наверное, банкет уже закончился...» — рассеянно подумал Карл и вдруг заметил под ногами воду. Неужели озеро уже затопило замок?.. Но вода была не чёрной. Значит, не из озера... Карлу не хотелось лишний раз встречаться с празднующими. Если бы существовал другой путь, Карл, разумеется, выбрал бы его. Но другого пути не существовало. Подойдя к толпе, он начал пропихиваться вперёд, пока не оказался в первом ряду.

На лицах детей не осталось и следа праздника. Все поражённо смотрели на стену, где привязанная за хвост к факелу висела кошка мистера Филча. Но дети разглядывали не несчастное животное, а огромную надпись: «Тайная комната снова открыта. Трепещите, враги наследника!»

Вперёд протолкнулся Драко Малфой и громко крикнул:

— Трепещите, враги наследника! Сначала кошка — следующими будут те, в чьих жилах течёт нечистая кровь!

Услышав Драко, прибежал мистер Филч. Заметив свою кошку, завхоз расстроился так, словно потерял близкого друга. Карл понимал его. Он сам с трудом представлял, как вёл бы себя, если бы нечто подобное произошло с Рабэ. Потом мистер Филч почему-то начал обвинять Гарри Поттера в случившемся с миссис Норрис, но Гарри спас директор, забравший мальчика, его друзей и пострадавшую кошку для дальнейшего разбирательства. Вместе с ними ушли и преподаватели: профессор МакГонагалл и профессор Снейп, за которыми увязался Гилдерой Локхард.

Толпа ещё некоторое время шёпотом обсуждала происшествие, потом начала расходиться. Словно очнувшись, Карл побежал за Драко Малфоем.

— Драко! Подожди! — он догнал его у двигающихся лестниц.

— Чего тебе? — надменно спросил принц волшебной страны.

— Ты сказал о наследнике... Ты знаешь, кто такой наследник? И что такое тайная комната?

— Ничего я не знаю! — огрызнулся он.

— Но ты сказал...

Тебе я ничего не говорил! — он повернулся, собираясь уйти.

— Наследник хочет вернуть себе трон, и поэтому убивает... грязнокровок? — крикнул ему в спину Карл.

Драко шагнул на лестницу, и та медленно начала поворачиваться.

Да, наверное, наследник хочет стать королём волшебного мира и для этого должен убить грязнокровок. Ему нужен мир, где все будут такие же... чистые, как он. Прекрасный, сияющий мир... Где все признают тебя... Где никто не посмеет смеяться... обидеть... бросить... Прекрасный, сияющий мир...

Карл медленно брёл по коридору, не понимая уже, чьи мысли слышит в своей голове.

А ночью ему приснился сон. Сначала картинка из школьного учебника: земля — половинка скорлупы огромного ореха, которую держат три слона, стоящие на черепахе, а та — на змее, пожирающей свой хвост. Потом картинка сжалась и почернела, словно её поднесли к пламени свечи. Карл увидел чудесный сад, растущий на поверхности огромного озера. Высокие деревья, сказочные цветы, удивительные животные, птицы, люди с одинаково прекрасными лицами — все живут на поверхности озера.

Озеро заполнено кровью. Деревья качают серебристыми ветвями, когда мимо пролетает ветер, и опускают в воду корни, чтобы напиться крови. С алых лепестков цветов капает алая роса, горящая в лучах садящегося солнца. Животные идут вереницей к алой воде. Птица падает в воду, её крылья медленно впитывают кровь. Ещё несколько секунд — и птица становится невидимой... Люди наклоняются над водой и видят свои алые отражения...

Глава опубликована: 29.10.2012

Глава IV. Небо молчит - за него говорят люди

Осенний дождь по-прежнему тоскливо стучался о воды разлившегося озера. Деревья теперь казались печальными неподвижными кораблями, запутавшимися в водорослях, и только ветви, словно голые мачты, качались на ветру. Карл летал над ними, а потом возвращался в больной замок и снова погружался в странное чувство одиночества. Он не знал, чьё это одиночество, но оно подстерегало его в каждом коридоре, в каждом классе. Немое и безысходное, оно будто заблудилось в замке и не нашло лучшего сосуда, чем этот худенький, сутулый мальчик, словно лунатик, бредущий с урока на урок.

Сны Карла совсем потеряли связь со временем. Ему уже не нужно было закрывать глаза, чтобы видеть странные картины. Вот и сегодня, на защите от Тёмных искусств, он отчаянно пытался видеть и слышать Гилдероя Локхарда, но в ушах гремело разлившееся озеро — словно тысячи огромных раковин.

Профессор рассказывал о своей схватке с йоркширским йети, который оказался снежным человеком. Шум волн сменился протяжным воем вьюги... Снежные люди... Где они? Кто они?.. Заблудившееся прошлое?.. Прошлое ищет путь... Но везде другие... Можно только здесь... Где холодно и темно... Холодно и темно...

— Карл! Карл, мальчик мой, подойди ко мне!

Карл поднял голову, пытаясь стряхнуть сны.

— Карл, иди сюда! — снова позвал профессор.

Он медленно встал и поплёлся к доске.

— Так, ты будешь снежным человеком, а я... я, разумеется, буду собой! А вы кем думали? — он лукаво улыбнулся классу.

Все подались вперёд, Драко почти лёг грудью на парту. Он слышал, у Гриффиндора на уроках по защите йети, вампиров и упырей играет Гарри Поттер, и каждый раз повторял, что готов заплатить любые деньги, лишь бы достать билетик на этот спектакль. Но посмотреть на игру Гарри Поттера пока не получалось, поэтому он решил довольствоваться мастерством Карла Штерна.

А будущий актёр стоял посреди класса и тщетно пытался вырваться из своих снов.

— Не волнуйся, — подмигнул коллеге Гилдерой Локхард, — реплики я тебе подскажу. Итак, снежный человек увидел меня — и закричал!.. Карл, ты должен закричать. Ну, давай!

— Я не буду... — пробормотал мальчик.

— Карл...

— Я не буду...

— Но, мой мальчик!..

— Я не буду! — закричал Карл, окончательно проснувшись.

— Послушай, ты не забыл, кому обязан своим чудесным превращением? — профессор легонько толкнул его в плечо, очевидно, намекая на мантию.

— Не забыл! Профессору Снейпу!

— А причём тут он? — удивился Гилдерой Локхард. — Карл, я понимаю, боязнь сцены — это естественно, но мы с этим справимся! Я помогу тебе!

— Не надо мне помогать! Я ненавижу... ненавижу сцену!.. и спектакли!.. и театр!.. — он вырвался и пошёл на своё место.

— Так... Карл сегодня плохо себя чувствует и не может выступать, кто заменит его?.. — стараясь сохранять хорошее настроение, спросил профессор.

Класс явно не горел желанием исполнять роль второго плана. Наконец, профессору удалось вытащить какую-то девочку. Наверное, они решили разыграть сценку из «Каникул с каргой». Хотя актёров не приветствовали бурными овациями и не пригласили выйти на бис, Гилдерой Локхард остался всем доволен и задал написать стихотворение о его победе над оборотнем из Вага-Вага.

Карл вышел из класса, проклиная профессора и его любовь к театру и поэзии. Писать стихи!.. Да кто ему такой Гилдерой Локхард, чтобы писать о нём стихи!.. Желая поскорее отделаться от этого задания, он решил после обеда сходить в библиотеку, взять там томик какого-нибудь древнего поэта и найти стихотворение про победу, славу, почести. Можно даже не очень древнего: вряд ли профессор Локхард читает что-то, кроме своих книг.

Спустившись в библиотеку, Карл увидел около кафедры небольшую очередь. Гермиона Грейнджер брала книгу. Рядом стояли её друзья. Карл немного потолкался на пороге, но потом пошёл к кафедре. Они ведь с Гриффиндора и вряд ли станут рассказывать профессору Локхарду, что встретили в библиотеке студента Слизерина.

Встав в конце очереди, Карл бросил взгляд на книгу, которую принесла библиотекарь. Толстый потрёпанный том. Он привстал на носках и прочитал название «Сильнодействующие зелья». Зачем это им?.. Может, решили сварить лекарство для Хогвартса — без побочных эффектов?..

— А вам что? — не очень вежливо спросила мадам Пинс.

Карл изложил ей свою просьбу.

— Сборник или конкретного поэта?

— Наверное, лучше сборник... — ответил Карл. Так выбор будет больше.

Провожая взглядом высокую, худощавую женщину, мальчик подумал, что почти все библиотекари похожи на драконов из старых сказок. Они никак не хотят расставаться со своими сокровищами и готовы убить каждого, кто приблизится к заветным полкам. Им кажется, что они совершают великий подвиг, защищая бесценные произведения, но на самом деле просто делают книги немыми, а ведь авторы написали их, чтобы говорить...

— Вот, выбирайте, — вернувшись со стопкой потрёпанных томов, сказала мадам Пинс.

Карл начала просматривать корешки книг, не зная, какую взять. Тут его внимание привлекло одно название — «Потерянное поколение».

— Это... — он достал томик в обложке из тёмно-синей ткани. — Это тоже стихи?..

— Разумеется, — вытянув губы в тонкую ниточку, проговорила женщина.

— Тогда эту... — Карл уже забыл, что собирался искать стихотворение для профессора Локхарда. Ему было интересно, о чём эта книга и почему она так называется.

Найдя укромное место, где не так слышались голоса, он забрался на подоконник и раскрыл книгу. Предисловия, к сожалению, не оказалось, составители сборника объяснили название всего тремя предложениями.

«Потерянное поколение — литературное течение, возникшее в период между временами господства двух тёмных волшебников Геллерта Грин-де-Вальда и Волан-де-Морта. Потерянное поколение — это молодые люди, призванные на войну почти подростками, часто ещё не окончившие школу, рано начавшие убивать. После войны такие люди часто не могли приспособиться к мирной жизни, многие кончали с собой, некоторые сходили с ума».

Карл медленно провёл рукой по странице, словно пытаясь прикоснуться к этим потерянным жизням. Потом начал листать книгу. Одно стихотворение показалось ему странно знакомым...

Ноябрьские боги

Небо давится снегом,

но оно не просыплет ни капли.

Это жадное небо,

оно смотрит седыми глазами.

И в осенней тиши

надрывается вымерший гравий.

Это дети поют

замерзающих птиц голосами.

Так кончается год:

мы уходим, как грустные боги.

Нам никто не воздаст

хоть немного любви и признанья.

И в ноябрьскую ночь,

оставляя кресты на дороге,

Мы свершаем обряд,

безнадёжный обряд умиранья.

Нас не вспомнит никто —

бесполезные, умные боги.

Мир, как был чёрно-бел,

так и будет: без нас или с нами.

Мы так много несли,

но так мало теряли в дороге.

Наши дети поют

замерзающих птиц голосами.

— Рабэ, это стихотворение из моего сна!.. — вскричал Карл, показывая воронёнку книгу. — Последние строки!.. Кто-то читал их в моём сне!.. Вот, послушай, — Карл прочёл ему последнюю строфу.

Рабэ пристально смотрел на мальчика, и, наверное, так падал свет факела, но казалось, что он плачет.

— Не может быть... Я ведь никогда раньше не читал этого... Как оно могло присниться мне?.. Чьё это?..

Карл посмотрел в книгу. Автор стихотворения — Альфред фон Дитрих. Ни в его школе, ни в Хогвартсе он о таком не слышал.

— Ладно... Не важно, чьё... — он слез с подоконника, прижимая книгу к груди. — Знаешь, давай навестим сегодня Миртл?

Рабэ наклонил голову, словно спрашивая: «А домашнее задание?»

— Я не буду выписывать для него стихотворения. Ни из этой, ни из другой книги, — ответил Карл.

Спрятав книгу в своей комнате, Карл отправился в гости к девочке. Миртл тоже показалась ему частью потерянного поколения. Она была ребёнком, потерявшимся между жизнью и смертью. Возможно, часть вины за это лежала на самой Миртл. Но те, кто оставили её и даже не пытались найти, тоже были виновны.

Однако сегодня кто-то решил найти Миртл. Это оказался Гарри Поттер со своими друзьями. Они сидели на полу и о чём-то спорили.

— ...Зелье — единственное спасение, — убеждала ребят Гермиона Грейнджер. — Но я вижу, вам всё равно, кто их враг. Я прямо сейчас пойду и верну книгу в библиотеку... — она замолчала, заметив Карла. — А тебе что здесь надо? — раздражённо спросила она. — Это туалет для девочек!

Карл посмотрел на Гарри с Роном и подумал, что в данной ситуации этот аргумент выглядит не очень убедительным.

— Я пришёл к Миртл. Она, кстати, плачет, — Карл кивнул на кабинку.

— Она всегда плачет, — возразила Гермиона.

— Привет! — из-за двери кабинки показалась заплаканная рожица.

— Привет, Миртл! — Карл помахал ей рукой. — Я пришёл в гости.

— Ну, и сидите тут! — Гермиона взяла книгу и встала. — Пойдёмте, мальчики!

Гарри с Роном сочувственно посмотрели на Карла, наверное, решив, что у того совсем дела плохи, раз он начал искать себе компанию среди привидений.

— Как дела? — спросил Карл у Миртл, когда они ушли.

— Дела?.. Дела как обычно!.. Сижу тут, а эти заявились!.. Как будто меня нет!.. Как будто меня совсем нет!.. — она залилась слезами.

— Миртл, послушай, ты есть. Даже если они не видят... Ты ведь знаешь, что ты есть... и я знаю...

Карл говорил, и она то верила его словам, то снова начинала плакать. Если быть совсем честным, Карл тоже не до конца верил себе. Потому что понимал, иногда недостаточно собственного знания и собственной веры. Иногда они так слабы, что очень нужен кто-то другой, кто скажет тебе, что ты существуешь. Но часто этого другого нет...

Поздно вечером вернувшись в свою комнату, Карл долго думал о потерянной жизни Альфреда фон Дитриха, Миртл и многих других, чьих имён он не знал... Потом мысли исчезли, и ему снова начали сниться сны. Теперь это было высокое дерево, напоминающее огромную пику. На ветвях, поджав под себя тонкие ножки, сидели дети, закутанные в снег, и пытались петь...

Тяжёлые, точно вырезанные из камня тучи опустились на замок, словно хотели раздавить его... Раздавить... Раздавить всех... Разорвать... Отдать им боль...

Карл тряхнул головой, прогоняя наваждение, и пошёл к стадиону. Сегодня начинались соревнования по квиддичу, первыми играли Слизерин и Гриффиндор. На этот раз мальчик решил во что бы то ни стало посмотреть матч, но, проходя мимо раздевалок, услышал голос Оливера Вуда, капитана гриффиндорской сборной.

— ...Пусть проклинают день, когда недоносок Малфой купил себе место в их команде...

Карл остановился. Вокруг раздавались громкие крики, зрители с нетерпением ждали начала матча. Мимо проходили опаздывающие ученики, боящиеся, что им не достанется места. Тучи опустились ещё ниже, и отчётливей стал звук грома. Но Карл ничего не слышал. Одно слово стёрло все звуки. И не важно, что им назвали Драко, который унижал и избивал Карла.

Важно было другое — как мы придумываем слова для боли!.. Как?.. Как они посмели?.. Взять крошечное, ещё не умеющее самостоятельно дышать и есть существо и превратить его в оскорбление!.. Называть его именем тех, кого ненавидишь, презираешь...

На поле мадам Хуч объявила о начале матча. Бланджеры взмыли вверх и погнались за игроками. Карл их не видел.

Как они посмели!.. Превратить в... оскорбление... боль... Раздавить... Раздавить всех... Отдать им боль...

Матч он не смотрел. Вернувшись в замок, Карл бесцельно бродил по коридорам, вслушиваясь в эхо своих и чужих мыслей. Сидевший на плече Рабэ напряжённо вглядывался в лицо мальчика, но тот невидящим взглядом скользил по стенам, окнам, лестницам... Где-то на самом краю сознания билась мысль о том, что нужно вернуться, но он будто шагнул с высокой башни и теперь медленно падал в чёрную пустоту. Одно слово, сказанное даже не ему, столкнуло Карла с башни.

Он только начал привыкать к этому миру и этим людям. Но, знай Карл заклинание, способное забрать его отсюда, он, не задумываясь, произнёс бы его. И сейчас было не важно, что в его мире тоже говорили так. Не важна была даже сказка для Тэда и Софи, потому что самого Карла, который мог видеть эту сказку, почти не существовало.

Иногда очень нужен кто-то другой, кто скажет тебе, что ты существуешь... Иногда очень нужно посмотреть в чьи-то глаза — и увидеть в них своё отражение... Увидеть, что ты ещё сохранил способность отражаться в других глазах и душах... Иногда очень нужно...

Карл резко остановился. На полу лежал мальчик в гриффиндорской форме. Окоченевшие руки всё ещё сжимали фотоаппарат, а рядом валялась гроздь винограда.

Впереди послышались шаги. Очнувшись, Карл побежал на этот звук и столкнулся с директором Хогвартса.

— Сэр!.. Сэр, там...

— Что случилось? — спросил Альбус Дамблдор.

— Сэр!.. Там мальчик... Он умер!.. Он умер!..

Привычная добродушно-строгая улыбка исчезла с лица директора, во взгляде разлилась боль.

— Где? — быстро спросил он.

— Там! — Карл побежал назад.

Увидев лежащего на полу мальчика, профессор Дамблдор быстро наклонился над ним и осторожно коснулся рукой холодного лба. Потом медленно поднялся.

— Не волнуйся, он не умер... С ним произошло то же, что и с миссис Норрис... Это заклятие Оцепенения. Но мы обязательно вылечим их, — директор повернулся к Карлу и посмотрел ему в глаза. — Когда подрастут мандрагоры, которые вы пересаживали на уроке травологии, мы приготовим зелье и спасём их.

Директор старался говорить так, чтобы в его голосе звучала надежда, но Карл слышал там боль и страх.

— Ты не видел ничего подозрительного? — спросил Альбус Дамблдор.

Карл смотрел на директора, не зная, стоит ли рассказать ему о болезни замка. Но он, наверное, не поверит. Никто ему не поверит. Все скажут, что он просто сумасшедший... Все эти сны и видения — они ведь бывают только у сумасшедших. Его запрут в комнате, где окно — тетрадный листочек в клетку...

— Нет... Я шёл — и тут... Он на полу... — пробормотал мальчик.

— Хорошо, — вздохнул Альбус Дамблдор. — Я распоряжусь, чтобы его перенесли в госпиталь. А тебе лучше вернуться в свою комнату.

— Да, сэр...

Карл медленно побрёл к себе. Стоило шоку пройти, и голоса вернулись в него. Теперь они звучали ещё громче.

Дела как обычно...

Как будто меня нет!.. Как будто меня совсем нет!..

Иногда очень нужен кто-то другой, кто скажет тебе, что ты существуешь...

Но другого нет...

Она всегда плачет!..

Наши дети поют замерзающих птиц голосами...

Поэтому родители тебя и бросили! Разве хоть один человек сможет вынести вечно плачущую девочку?!

Это жадное небо, оно смотрит седыми глазами...

Увидеть, что ты ещё сохранил способность отражаться в других глазах и душах...

Иногда очень нужно... донести боль!..

Пусть проклинают день, когда недоносок...

Глава опубликована: 30.10.2012

Глава V. Даже страдая от жажды, не пей тайком из чужого источника

Проснувшись на следующее утро, Карл почувствовал странную пустоту. Голоса не исчезли, но он словно погрузился в воду, а всё: звуки, краски, люди — осталось на берегу. Нечто подобное он чувствовал после того, как в прошлом году выпил зелье забвения.

Слух о произошедшем быстро распространился по школе. Даже самые большие любители одиночества теперь старались найти себе компанию — по одному ходить боялись. Везде стали продавать амулеты. Незнакомый мальчик с Пуффендуя предлагал Карлу купить чей-то зуб на шнурке. Карл вежливо отказался: волшебные короли не имеют отношения к его миру.

Размышляя о Хогвартсе, Карл последнее время часто вспоминал разговор с мисс Остин — воспитательницей, рассказавшей ему о Скрудже и мохноногом хоббите. Мисс Остин всегда говорила так, словно сама верила в чудесных созданий. Но Карл сомневался в их существовании. Однажды после прочтения очередной главы он спросил её: если всё это правда, то почему сейчас нет хоббитов и эльфов? почему сейчас люди не умеют зажигать огонь словом и исцелять прикосновением? Мисс Остин улыбнулась немного грустно и сказала: «Мы забыли о волшебстве». Глядя на замок и его обитателей, Карл думал, что эти люди, в отличие от обитателей его мира, сумели сохранить в себе память о чудесах. Но вместе с этим они сохранили и память о том, что мир можно делить на королей и... грязнокровок.

Принц Малфой толкнул Карла, и тот порезался... Кровь капнула на учебник. Рабэ выскочил из-под парты и бросился на Драко.

— Убери от меня свою птицу! — закричал Драко.

— Рабэ! — Карл пытался поймать воронёнка.

— Что здесь происходит? — раздражённо спросил профессор Снейп.

— Сэр, он опять принёс на урок ворону! — Драко ткнул пальцем в Рабэ.

— Чтобы я видел его здесь последний раз! Иначе уйдёте из класса вместе с ним! — сказал профессор.

Легко ему говорить... Карл и рад был оставить Рабэ в комнате, но последние дни он везде следовал за мальчиком.

— Извините... — пробормотал Карл, но профессор уже ушёл в другую часть класса.

Драко улыбнулся.

Когда занятие закончилось, Карл собрал свои вещи, посадил на плечо воронёнка и уже собирался идти, когда услышал голос профессора.

— Мистер Штерн, после ужина жду вас сегодня в классе.

Карл решил, что ослышался. Профессор никогда не назначал ему отработок. Да и сегодня не снял ни одного балла.

— После ужина в классе?.. — растерянно переспросил мальчик.

— Вы плохо слышите?

Да, слышал он сегодня плохо — будто находился под водой...

Вернувшись к себе, Карл долго думал о том, что произошло. Конечно, его зелье получилось зелёным, а не голубым, как в учебнике, но у Гойла было вообще красным. Тогда почему Гойлу не назначили отработку? Или профессор так рассердился из-за Рабэ?.. Но это же второй раз за два года!..

Наспех доделав домашнее задание, Карл полчаса полетал с Рабэ, быстро поужинал и посмотрел на часы — к Миртл он уже не успеет.

— Рабэ, пожалуйста, не ходи за мной! Мне и так досталось. А если профессор снова тебя увидит, нас обоих выгонят.

Произнеся эту фразу, Карл удивился самому себе — словно для него важно остаться в Хогвартсе.

— Не важно... — медленно ответил он на немой вопрос Рабэ. — Просто не хочу, чтобы меня выгнал профессор...

Рабэ наклонил голову, но на следующий его вопрос Карл отвечать не стал.

В классе зельеварения было темно и холодно. Где-то наверху шёл дождь, но здесь звучала только тишина. Северус Снейп сидел за своим столом и что-то писал. Когда вошёл Карл, он не поднял головы.

Мальчик несколько минут стоял, оглядывая это печальное место. Наверное, в каждом доме есть такие комнаты. Это не прихожая, не гостиная, не спальня. Обычно подвал или чердак... Люди всегда прячут печаль подальше...

— Мистер Штерн, что будет, если смешать сок буботубера, иглы дикобраза, шерсть нюхлера и кровь саламандры? — спросил профессор, по-прежнему не поднимая головы.

— ...Зелье, чтобы лечить... Лечебное зелье... — пробормотал он, представив перед глазами страницу книги.

— Вот и приготовьте его. Можете взять ингредиенты в моём шкафу.

— Да...

Карл долго возился около полок, вспоминая, как выглядит шерсть нюхлера и чем кровь саламандры отличается от крови других животных. Потом вернулся за свою парту.

Профессор ни разу не посмотрел на него. Со стороны это, наверное, выглядело очень странно — пустой полутёмный класс, в противоположных концах которого молча сидят два человека.

Зелье варилось медленно, словно в этом холодном месте даже огонь терял способность согревать. Где-то далеко за стенами вместе с дождём звучали голоса. Здесь было тихо...

Когда Карл закончил приготовление лекарства, прошло несколько часов. Он робко посмотрел на профессора Снейпа, но тот продолжал писать, откладывая в сторону листок за листком.

Подойдя к его столу, Карл сказал:

— Профессор... Зелье... я...

— Закончили? — спросил Северус Снейп и впервые за этот вечер посмотрел на мальчика.

— Кажется...

— Кажется! — повторил профессор, и уголки тонких губ приподнялись в презрительной усмешке.

Он поднялся, подошёл к котлу. Посмотрел на его содержимое, потом добавил ещё немного сока буботубера и пару игл дикобраза, помешал.

— Теперь дождитесь, пока зелье остынет, и разлейте его в пузырьки, которые стоят на той полке, — сказал профессор и вернулся к своим бумагам.

Карл снова сел за парту. Он столько ждал, когда зелье закипит, а теперь ещё ждать, когда остынет... Но в классе холодно, значит, остывать оно должно быстрее...

Однако странное зелье, похоже, подчинялось не законам физики, а приказам профессора Снейпа, решившего, что отрабатывать наказание Карл должен минимум до десяти вечера.

Качая ногами, так и не выросшими за лето, мальчик складывал картинки из оставшихся игл дикобраза: дерево, домик, дорога. Дорога получилась кривой, больше похожа на змейку...

Когда лекарство более-менее остыло, он достал с полки стеклянные пузырьки (только бы не разбить, иначе придётся всю ночь варить зелья), потом осторожно разлил по ним зеленоватую жидкость.

— Ну, что? Готово? — спросил профессор.

Карл хотел ответить «кажется», но остановил себя и произнёс:

— Да...

Профессор подошёл и внимательно осмотрел ряд пузырьков на парте.

— Хорошо. Возьмите один себе.

— Зачем? — удивился Карл.

— Возьмите один себе, — медленно повторил профессор.

Карл опустил голову и вдруг заметил, что из порезанного пальца снова пошла кровь. Он закусил губу и ещё ниже опустил голову.

— Да...

— Можете быть свободны, — спокойно сказал профессор Снейп и, уже отвернувшись, добавил. — Завтра после ужина жду вас в классе.

Карл чуть не подскочил. Опять?.. Он же приготовил правильное лекарство... Ну, не совсем правильное, но совсем правильного у него никогда не получится!.. Неужели из-за Рабэ он теперь всегда должен будет варить по вечерам зелья? Нет, не то чтобы он против, просто хочется понять, в чём его вина? Его ведь никогда не оставляли после уроков, почему теперь он стал нужен профессору?..

Перед сном Карл достал пузырёк с лекарством и капнул пару капель на ранку, она сразу затянулась — остался только бледно-розовый шрам. Спрятав пузырёк рядом со сборником «Потерянное поколение», Карл лёг в кровать, но долго не мог заснуть, вспоминая странный вечер в классе зельеварения. Последней его мыслью было, что в предложении «почему теперь он стал нужен профессору» слово «нужен» следует всё-таки заменить...

То, что надеяться на доброе отношение профессора глупо, Карл понял на следующий же день. Придя после ужина в класс, он застал Северуса Снейпа в отвратительном расположении духа. Увидев Карла, профессор резко встал и подошёл к нему.

— Как вы посмели?! — наклонившись, спросил он медленным, давящим голосом.

— Простите?.. — Карл испуганно посмотрел на профессора

— Как вы посмели украсть ингредиенты из моего шкафа?

— Ингредиенты?.. Когда?.. Я... я же...

— Вчера!

— Но я взял только то, что вы сказали... Иглы дикобраза, кровь саламандры, сок бобу... бубе... — от волнения он не мог выговорить трудное слово.

— А как вы тогда объясните пропажу рога двурога и шкуры бумсланга? — профессор наклонился ещё ниже. Карл видел, он не верит ни единому его слову.

— Я не брал их!.. Правда!.. — в отчаянии закричал мальчик. — Да я даже не знаю, кто такой... бумсланг!.. И какая у него шкура!..

— Может быть, вы знаете других учеников, которые могли сделать это? — насмешливо спросил профессор.

— Нет, не знаю... — растерянно пробормотал Карл.

И вдруг понял, что знает. Старый потрёпанный том — «Сильнодействующие зелья». «Зелье — единственное спасение!..» Гермиона Грейнджер и её друзья!..

— Не знаю, — тихо повторил он.

Весь вечер Карл чистил котлы, нарезал, раскладывал по банкам ингредиенты. Варить зелье ему больше не дали.

На следующее утро он подошёл к Большому залу раньше всех и стал ждать. Гермиона появилась как всегда в сопровождении Гарри и Рона.

— Можно с вами поговорить? — сказал Карл, шагнув вперёд.

— Чего? — удивился Рон.

— Можно с вами поговорить?

— Ну, можно...

— Только быстрее, а то опоздаем на занятия, — напомнила Гермиона.

— Я... я хотел спросить... — Карл старался говорить тихо, чтобы слышали только они. — Это вы взяли рог двурога и чью-то шкуру из шкафа профессора Снейпа?

Гарри с Роном уставились на Карла.

— Рог двурога? — Гермиона вполне натурально изобразила удивление. — Зачем он нам нужен?

— Чтобы сварить зелье из книги.

— Из какой книги?

— «Сильнодействующие зелья». Я видел, вы взяли её в библиотеке.

— Может, тебе за собой стоит смотреть! — гневно произнесла девочка и сделала движение, собираясь уйти.

Карл шагнул в сторону, не давая ей пройти.

— Я ничего не сказал профессору Снейпу. Но если вы ещё раз что-нибудь возьмёте у него, я всё расскажу.

Гермиона равнодушно пожала плечами и, оттолкнув его, пошла в столовую. Друзья побежали за ней.

Карлу есть не хотелось.

Всю ночь он думал. И Гермиона, и Гарри с Роном любят Хогвартс. Они не могут причинить ему зло. Наверное, они действительно решили приготовить зелье, способное вылечить замок. И для этого им нужны ингредиенты из шкафа профессора. Но они украли эти ингредиенты. В приюте Карлу говорили: красть плохо, это грех. Сами крали и говорили, что красть грех. Но это было немногим, с чем Карл согласился. Гермиона могла бы рассказать профессору о зелье, и он бы помог ей. Потому что профессор тоже любит Хогвартс. Не так, как другие, но любит. Существовал иной путь — дольше и тяжелее, но всегда проще выбрать короткий... Конечно, это ради доброй цели. Ради спасения замка, людей... Но где грань, разделяющая то, что можно сделать ради добра, и то, чего делать нельзя? Гермиона и её друзья — просто дети, ради добра они могут только украсть. А люди, обладающие силой и властью?.. Люди, которые могут убивать ради добра?.. Имеют ли они на это право?..

Карл не знал, как бы ответили на этот вопрос обладающие властью, но для себя он ответ нашёл. Если Гермиона снова сделает подобное, он всё расскажет профессору.

Шанс поговорить с Северусом Снейпом предоставлялся теперь Карлу каждый вечер. Его отработки не отменили ни завтра, ни послезавтра. В пятницу он не выдержал и решил сам спросить профессора. Убрав последнюю банку на полку, Кард подошёл к его столу и произнёс тихо:

— Профессор, можно вас спросить?

Северус Снейп не ответил, продолжая читать книгу. Наверное, это означало «нет», но Карл всё равно спросил.

— Профессор, вы не верите, что я не брал те ингредиенты?

— Почему? Верю, — неожиданно легко согласился Северус Снейп.

— Тогда зачем вы заставляете меня приходить сюда?

Профессор наклонил голову, словно раздумывая о чём-то, потом отложил в сторону книгу и сказал:

— Профессор Дамблдор решил, что в данной ситуации это является наиболее безопасным для вас местом.

Профессор Дамблдор?.. Значит, это профессор Дамблдор... Карл опустил голову.

А что за ситуация? С наследником и грязнокровками? Но какое он к этому имеет отношение? Он не из их мира...

И вдруг посмотрел на Северуса Снейпа.

— Профессор, кто такие... грязнокровки?

— Грязнокровками называют тех, чьи родители не являются волшебниками, — ответил профессор.

Карл молчал. Потом улыбнулся быстрой кривой улыбкой.

— У меня же... нет родителей...

Значит, профессор Дамблдор подумал... подумал, что его родители не волшебники... поэтому они отдали ребёнка в приют — хотели избавиться от... магического уродца...

Он был прав: магия — яд. И профессор Дамблдор прав: этот яд находится в сердце, его ничем нельзя вытравить или стереть. Он будет там всегда. И чем сильнее будешь пытаться забыть, тем больше будешь вспоминать...

— А наследник... Кто он?

Профессор снова раскрыл книгу, показывая, что разговор окончен.

— Кто он?.. Чей он наследник?.. — продолжал спрашивать Карл.

— Чей?.. — повторил Северус Снейп, перелистывая страницу. — Наследник Салазара Слизерина.

Карл расширившимся взглядом смотрел в пустоту над плечом профессора.

Салазар Слизерин... Это... человек, в честь которого назвали их факультет? Факультет, на который его выбрала шляпа!.. «Такие, как ты, не могут учиться на нашем факультете. Я бы вообще вас в Хогвартс не пускал... Для тебя здесь нет места!» Как же прав был Драко!..

Прекрасный, сияющий мир...Мир, где все будут такие же чистые...

Прекрасный мир! Они создали этот мир, они привели сюда его — а теперь пытаются от него избавиться!.. Как это... по-человечески!.. Не-волшебники тоже делают так: создают мир, рожают в нём детей и — выбрасывают их...

— Да, и раз уж мы заговорили об этом, — сказал профессор Снейп, снова отрываясь от книги. — Надеюсь, в выходные вы забудете о своей привычке бродить по замку. Иначе и выходные вы будете проводить здесь! — жёстко закончил он.

— Конечно, профессор, — пробормотал Карл и побрёл из класса.

Конечно, он забудет. Выпьет зелье, стирающее память, и забудет. Забудет своё прошлое, настоящее, будущее... Жаль только, зелья не осталось... Истратил всё... Как неосмотрительно. Не думал, что столько всего нужно будет забывать...

Впереди по ступенькам медленно спускался профессор Дамблдор. Карл пробормотал приветствие и вдруг попросил:

— Сэр, вы не могли бы сказать профессору Снейпу, что ему не обязательно оставлять меня в классе после уроков?.. Со мной ничего не случится...

Он хотел сказать: «Если со мной что-то случится, это неважно», — но решил, что директора такой аргумент не убедит.

— Вряд ли это будет разумным в данной ситуации, — ответил Альбус Дамблдор.

Да, всё дело в ситуации. Сейчас под угрозу поставлена репутация школы — и его жизнь необходимо сохранить. А потом, когда опасность пройдёт, он снова станет незаметным, никому не нужным... Карл посмотрел на директора и впервые подумал: что способен сделать Альбус Дамблдор ради добра?..

Глава опубликована: 04.11.2012

Глава VI. Великое предательство похоже на преданность

Теперь все дни текли одинаково: занятия, домашнее задание, вечер в классе зельеварения. И со временем Карл начал привыкать к этому однообразию. Было даже забавно прийти на урок и увидеть, как другие используют для приготовления зелий ингредиенты, которые он разложил по банкам вчера.

Профессор Снейп на него больше не ругался. На самом деле он почти не разговаривал с мальчиком: давал задание, потом проверял — и всё.

Зато профессор Локхард говорил постоянно. Он никак не терял надежды заставить Карла принять участие в своём спектакле, и только когда тот заявил, что болен неизлечимо — вроде бы отстал. Наверное, боялся заразиться. Карл усмехался про себя: профессор не знал, что сам давно уже болен.

Однако любовь Гилдероя Локхарда к театру оказалась столь же неистребимой, как и его любовь к ярким нарядам. Порепетировав в классе, он решил, что пора переходить к большой сцене. Представление называлось «Дуэльный клуб» и имело целью научить школьников защищать себя, если того потребуют обстоятельства. Но Карл понимал: профессору Локхарду просто хочется выступить перед большим количеством зрителей.

Зрителей, и правда, собралось много — почти вся школа. Взобравшись на золотые подмостки, Гилдерой Локхард с улыбкой рассказывал, какой он замечательный дуэлянт. Карл смотрел на него и думал: может быть, в этом и есть секрет счастья?.. Может, ему, как профессору, нужно выйти вперёд и сказать себе и всем, что он — прекрасный ребёнок, подобный звезде, упавшей на землю!.. И небо, и вода, и ветер радуются ему!.. Цветы распускаются, когда он идёт по траве, и все матери мира протягивают к нему руки!..

Карл рассмеялся хриплым, простуженным смехом.

Гилдерой Локхард тем временем сообщил, что его помощником в этом представлении согласился стать профессор Снейп.

— Вот было бы здорово, если бы они прикончили друг дружку! — шёпотом сказал Рон Уизли своему другу.

Карл, нахмурившись, начал пропихиваться вперёд. Он не собирается сидеть по вечерам с другими преподавателями — даже если все наследники волшебного мира будут охотиться за ним.

Но профессору Снейпу нечего было опасаться. Наоборот, глядя, как Гилдерой Локхард летит к противоположному концу подмостков, Карл испугался, не было ли это последним спектаклем великого актёра.

Профессор Локхард с трудом поднялся. Показательная часть на этом, понятное дело, закончилась, и он предложил ученикам отрабатывать заклинание Разоружения в парах. Карл опасался, что Драко Малфой решит потренироваться на нём, но профессор Снейп поставил его в пару с Гарри Поттером, а Карлу достался полноватый мальчик из Пуффендуя, который смотрел на палочку так, словно не знал, что с ней делать.

— Надо произнести Экспеллиармус! — подсказал Карл.

Экспеллиармус! — послушно повторил мальчик.

Ничего не произошло.

Экспеллиармус! — сказал в свою очередь Карл.

Тоже ничего.

— Может, просто посмотрим? — предложил Карл.

Мальчик согласился.

Оказалось, с заклинанием Разоружения у остальных тоже были проблемы. Во всяком случае, отрабатывали они совсем другое: заклинание щекотки, вечного танца, приёмы рукопашного боя.

Видя, что затея не удалась, профессор Локхард решил пригласить на подмостки двух студентов. Профессор Снейп снова предложил Гарри Поттера и Драко Малфоя.

Карл стоял внизу и грустно смотрел на своего учителя. Зачем он это делает? Гарри и Драко и так будут ненавидеть друг друга, зачем увеличивать количество ненависти между ними?.. Профессор тем временем наклонился и что-то прошептал на ухо Драко, тот понимающе кивнул.

Гилдерой Локхард проговорил торжественно:

— Три... два... один!

Драко был первым. Но он произнёс вовсе не заклинание Разоружения. При слове «Серпенсортиа» из палочки вылетела длинная чёрная змея и упала на золотые подмостки. Карл заворожённо смотрел на блестящую чешую — чёрное на золотом, красиво... Профессор Снейп хотел убрать змею, но вмешался Гилдерой Локхард. По приказу его палочки змея, конечно, не исчезла. Она взмыла в воздух, упала, поползла к Джастину Финч-Флетчли и уже приготовилась броситься на замершего от страха мальчика, когда Гарри Поттер закричал:

— Пошла прочь!

Змея послушалась: свернулась в кольцо и, казалось, заснула.

Но Джастин, похоже, не был рад своему чудесному спасению. Он смотрел на Гарри Поттера взглядом, полным ужаса и неприязни. Потом воскликнул:

— Устроил тут представление! — и пулей выскочил из зала.

Вообще-то представление устроил профессор Локхард. Ну, и профессор Снейп. Карл был уверен, это он предложил Малфою произнести такое заклинание. А Гарри помог Джастину — он прогнал змею. Но все смотрели на Гарри со страхом.

«С ума они что ли сошли?» — подумал Карл.

Занятие Дуэльного клуба тем временем закончилось. Все разошлись, беспокойно перешёптываясь.

А на следующий день пошёл снег, и Джастин Финч-Флетчли превратился в камень. Ещё пострадало привидение — Почти Безголовый Ник, но в отношении него Карл меньше беспокоился. Ведь привидение было уже мертво, может, Бог просто хотел намекнуть, что ему пора умереть окончательно.

И ещё все почему-то решили, что наследником является Гарри Поттер. Большей глупости Карл не слышал. Как Гарри Поттер может убивать грязнокровок, когда его лучшая подруга — грязнокровка?! Нет, он слышал, что в кризисных ситуациях у людей отказывает мозг, но чтобы отказать настолько и сразу у всех!.. И дружба длиной в полтора года, и история с философским камнем, и заслуги в квиддиче — всё было забыто. Глядя в напуганные лица детей, Карл пытался понять, что с ними произошло. Гарри никогда не был его другом, но Карл знал — он не мог совершить такое. Почему же другие так легко предали Гарри? И чего стоит такая дружба?.. Эти люди, радующиеся его победам, благодарящие за выигранный кубок школы, — готовые бросить в первую же минуту!..

Говорили, Гарри может приказывать змеям. И что?.. Он же не приказал змее броситься на Джастина, а спас его!.. Но им всё равно. Всё равно, как ты используешь то, что тебе дано. В школе Карлу рассказывали об инквизиции. Инквизиторам тоже было всё равное — лечила ли ведьма своим даром или убивала. Они считали дар злом, а зло должно быть уничтожено. Прекрасный пример того, что человечество способно сделать ради добра!..

Разумеется, все собрались покинуть Хогварст на каникулы. Карл долго сомневался. С одной стороны, ему не хотелось оставлять замок, с другой, — Тэд и Софи, наверное, обрадуются, если он приедет... Но вопрос решился сам собой. Вернее, его решил профессор Снейп. В конце очередного вечера он сказал:

— В связи с создавшейся ситуацией, думаю, вам лучше будет уехать на каникулы из Хогвартса.

Если бы эти слова произнёс профессор Дамблдор, Карл перевёл бы их так: «В связи с создавшейся ситуацией, думаю, для меня будет лучше, если вы уедете на каникулы из Хогварста». Но слова профессора Снейпа ему переводить не хотелось.

— Хорошо, я уеду... — тихо ответил мальчик.

Вот так и получилось, что накануне Рождества Карл снова сидел в Хогварстком экспрессе. Народу тут было столько — едва удалось найти свободное место. Дети позапирались в своих купе, и даже тележка со сладостями не пользовалась обычной популярностью. Боялись, что из коридора вдруг выскочит Поттер со змеёй. Карл смотрел в потолок и улыбался, представляя, как бедный Гарри несётся за поездом, чтобы покусать пассажиров. Ерунда!.. К тому же Гарри с друзьями остался на каникулы в Хогварсте. Тут не было ничего необычного — его родители умерли, поэтому ему некуда возвращаться. А то, что Драко решил остаться, — странно. Вот уж кому точно известно про наследника. Наверное, Драко сам мечтает им быть. Но это всего лишь мечта. Драко не наследник. Да, он похож на принца — движения, жесты, манера речи. Красивый, дорогой портрет. Но у художника словно заканчивались краски — и ему пришлось добавить слишком много воды. Красивый портрет, написанный водой...

Шум воды сменился стуком колёс, а потом ему приснился ребёнок, склонившийся над картой. Рядом лежали краски, и маленький художник пытался нарисовать свой портрет поверх океанов и материков. Ребёнок сидел к нему спиной, Карл не видел лица, только портрет. Но рисовал малыш плохо — в рваных линиях и пятнах гуаши трудно было узнать человеческое лицо.

Проснулся Карл за несколько минут до прибытия на вокзал Кингс Кросс. Взяв свой рюкзак, он вместе с остальными школьниками вышел на платформе 9 и ¾. Соскучившиеся родители обнимали детей, а Карл думал, обрадуются ли его приезду Тэд и Софи.

Они обрадовались. И ещё как! Тэд чуть не выпрыгнул из своей коляски, а Софи никак не могла перестать хлопать в ладоши. Глядя в их светящиеся счастьем и любопытством глаза, Карл ощутил боль. Конечно, они ждали не его — они ждали сказку. Что ж... Он улыбнулся и обнял друзей. На несколько дней он согласен превратиться в сказку.

Забравшись в старую комнату-склад, они сели в кружок, словно маленькие заговорщики, и стали рассказывать друг другу, как провели это время.

— Ну, как там? — спросил Тэд, сжимая подлокотники кресла.

— Ничего... То есть лучше, чем в прошлом году... Я вроде привык... И ко мне... привыкли...

— А футбол? Ты ходил на футбол?

— Да... да, ходил... — протянул Карл, вспомнив о словах Оливера Вуда. — Знаешь, в нашей команде теперь новый... нападающий, — остановив своим мысли, сказал он. — Драко Малфой.

— Тот выскочка? — надулся Тэд.

— Не выскочка... Он хорошо играет, — пожал плечами Карл. — И его отец купил всем игрокам... новую форму, кроссовки специальные — чтобы бегать быстрее... и не скользить на траве!..

— Вот это да! — было видно, что Тэд больше всего мечтает о таких кроссовках.

— Но новая форма, к сожалению, всё равно не помогла. Гарри Поттер... забил им... решающий гол!

— Вот это да! — восхищённо повторил Тэд: Гарри Поттер явно стал его героем.

Карл хотел рассказать про героическое падение Гарри с метлы, но передумал: к сожалению, в его мире не умели лечить переломы так, как в волшебном.

— А русалочка? — жалобно спросила Софи, устав слушать о футболе. — Ты видел русалочку?

— Нет, русалочку я не видел, — вздохнул Карл. — Но привет передал — мысленный.

Софи тоже вздохнула, представляя свою любимую героиню. Карл заметил, что красных оспин на её коже стало больше. Наверняка, в школе нашлись те, кто решил проверить, насколько девочка не любит солнце. Его руки сжались... — и разжались. Карл подумал: а что он сам готов сделать ради добра?..

— А что ещё нового? — хлопнул его по плечу Тэд. — Ученики, учителя?

— В нашем... классе новеньких нет. А учителя... Знаете, один учитель, он у нас преподаёт что-то вроде основ безопасности жизнедеятельности... Он такой странный! Всё время про себя рассказывает! Только про себя. И сценки на уроках разыгрывает — из своей жизни!..

— Вот псих! — удивился Тэд.

— Да, иногда мне кажется, он немного не в себе... Вообще в этом году много странного... В школе... в школе эпидемия...

Софи испуганно распахнула глаза.

— Я не запомнил названия болезни, но заболеть ею могут только... только... грязные люди. Как раньше была чума — и думали, что она... только для грешников...

— А как они определяют, кто грязный, кто нет? — спросил Тэд и невольно посмотрел на свои руки.

— Зависит от того, кто у тебя родители...

— Они решили, что твои родители алкоголики или наркоманы? — нахмурился мальчик.

— Наверное...

— Но ты ведь не заболел.

— Нет, наш... классный руководитель оставлял меня после уроков в классе.

— Как продлёнка? — вставила Софи.

— Да, вроде того... Это чтобы я... не заразился. И на каникулы меня попросили уехать — чтобы не заболел.

— Хороший руководитель, — деловито кивнул Тэд.

— Да, хороший... — медленно ответил Карл.

— Конечно, хороший! — поддержала Софи. — Он заботится о тебе!.. — девочка прижала руки к груди и мечтательно посмотрела вверх. Ей очень хотелось, чтобы о ней тоже кто-то заботился.

Карл промолчал. Мальчик не был уверен, что здесь подходит слово «заботится», но оно тоже было частью сказки.

Ребята задали ему ещё много вопросов. И он рассказывал им о мандрагорах, о раздувающих растворах, о печальной Миртл (умолчав, конечно, о её смерти), о корнуэльских пикси и йоркширских йети (вот когда пригодились истории профессора Локхарда)... Где-то в небесах наступило Рождество, но они этого не заметили. Сейчас сказка была совсем рядом.

Потом пришла воспитательница и отправила всех спать. Софи как самой маленькой пришлось подчиниться, а Карлу с Тэдом удалось улизнуть по дороге в спальню.

Забравшись в пустой класс, они сели поближе к стынущим батареям.

— Знаешь, Тэд, я только не могу понять, — заговорил Карл, обняв колени, — почему они так поступили с Гарри. Кто-то один решил, что он... принёс эту болезнь, и все поверили. Неужели в них так мало доверия? А то хорошее, что он сделал?.. Оно сразу исчезло, потеряло значение?.. Даже если бы он действительно был... виноват в этой болезни, хотя это не так, но даже если!.. Неужели одно... одна ошибка может перечеркнуть всё?..

— Может, — с непривычной для него серьёзностью произнёс вдруг Тэд.

Карл пристально посмотрел на мальчика. Он понимал, о чём сейчас думает друг.

Тэд рассказал ему летом. Он был не обычным подкидышем — не тем, кого выбрасывают сразу после рождения. В отличие от большинства детей Тэд помнил своих родителей. Сейчас их лица превратились в бледные пятна, но он помнил время, когда эти пятна склонялись над его кроватью, брали на руки, целовали. Потом пятно-папа стало появляться всё реже и однажды исчезло. Осталось только пятно-мама, смотрящее на него с ненавистью и отвращением. Тэд не знал, в чём его вина, но, наверное, он совершил что-то ужасное, потому что через несколько дней пятно-мама взяло его и принесло в это место.

Теперь Тэд понимал, что у папы появилась любовница и он ушёл жить в новую семью. А униженная и брошенная мама возненавидела папу. Если бы она могла — она бы тоже бросила его. Но для папы это уже не имело значения. И мама решила бросить последнее, что осталось от папы.

Тогда Тэд не знал, в чём его вина. Теперь он понимал: достаточно одной ошибки, чтобы перечеркнуть всё. Достаточно одного предательства, чтобы сын стал просто бледным пятном...

Из-за облаков вышла луна и засеребрила морозные узоры на окнах.

— Смотри, как красиво... — прошептал Карл, касаясь холодного, чуть влажного стекла.

— Правда... А я и не замечал... — Тэд тоже потрогал узоры.

И Карлу на мгновение показалось, что он действительно волшебник, способный превратить в чудо это печальное, тоскливое место. Тэд подышал на пальцы — и нарисовал на окне рожицу: две точки и улыбка-лодочка.

Все каникулы они играли в снежки, лепили йоркширских йети, строили ледяной Хогвартс. Рабэ послушно играл с детьми, молчаливо соглашаясь прожить несколько дней без полётов. Время летело быстро, как падающий снег, и когда пришла пора возвращаться, Карл не почувствовал внутри обычной тоски. Он несколько раз спросил себя, что изменилось. И ни разу не отважился ответить на свой вопрос.

Накануне отъезда он отправился в приютскую библиотеку. Шансов было мало, но он всё-таки решил попробовать. Книгу «Потерянное поколение» Карл уже прочитал и сдал. Там было много красивых и грустных стихотворений, но больше всего ему запомнились «Ноябрьские боги», может, потому что это было стихотворение из его снов. Он попросил мадам Пинс дать ей сборник стихотворений Альфреда фон Дитриха, но такого не оказалось. Шансов, что библиотека приюта окажется богаче библиотеки Хогвартса, было мало, но Карл решил попробовать. Мисс Кембелл, библиотекарь, ещё не вернулась из отпуска, поэтому искать пришлось самому. Перебирая карточки с именами авторов и названиями книг, многие из которых были списаны из городских библиотек, Карл сомневался, что сможет найти среди них стихотворения волшебника. Но на одной старой карточке он с удивлением прочитал: фон Дитрих Альфред. Ангел усталый покинет меня поутру: Сборник стихотворений. Найдя нужную полку, Карл притащил огромную деревянную лестницу и начал карабкаться вверх. Книга стояла высоко — пожелтевшие страницы, обложка давно отвалилась. Карл взял её в руки и осторожно раскрыл. Никаких сведений об авторе. Только даты жизни — 1920-1949. Двадцать девять лет...

Наверное, Альфред тоже был грязнокровкой. Закончил обучение в Хогвартсе и вернулся к обычной жизни. Поэтому в волшебном мире от него осталось всего одного стихотворение, а в неволшебном — целая книга...

Двадцать девять лет... Проживёт ли он столько же?.. Что будет, когда он вернётся в свой мир?.. Как он будет жить в этом мире?.. Сможет ли он жить здесь?.. Или будет потерянно бродить между двумя мирами?.. А когда умрёт, от него не останется даже стихов...

Последнюю ночь Карл спал плохо. Ему снова снились странные сны. Стаи чёрных ворон разрезали крыльями снежное небо — и оно падало на землю белыми хлопьями. Плакала Миртл, потом вьюга, потом другой голос — некрасивый, но добрый — тихо запел колыбельную.

Когда мир уснёт,

закрой глаза и ты.

Пусть он тоже увидит

сиянье твоих серебристых снов.

Пусть тоже пройдёт

по сплетённому из тонких трав мосту

к той далёкой звезде,

где тебя ждёт счастье...

Сквозь сон Карл подумал, что голос ошибается. Ему никогда не снятся серебристые сны. Он не знает, где искать мост, сплетённый из трав. А звезды, где его ждёт счастье, наверное, не существует...

Глава опубликована: 05.11.2012

Глава VII. Между двумя точками можно провести прямую линию и притом только одну

Стоило Карлу вернуться в Хогвартс, как на него снова обрушились голоса. Проведя в молчании несколько недель, они теперь спешили рассказать мальчику свои печальные истории. И он, оглушённый, брёл по коридорам, даже не пытаясь спрятаться.

Увидев в расписании, что в первый день урока зельеварения нет, Карл расстроился. Он никак не мог решить, нужно ли идти вечером к профессору. Вдруг он придёт, а профессор скажет: «Что вы тут делаете? Я вас не приглашал!» Оставалось надеяться, что он сможет поговорить с ним за завтраком.

Войдя в столовую, Карл быстро посмотрел на преподавательский стол. Профессор был там. Карл сел на скамью, придвинул тарелку с кашей, взял ложку, снова положил...

Похоже, у профессора Снейпа сегодня тоже не было аппетита. Через несколько минут он поднялся и сухо поклонился коллегам. Карл сразу вскочил из-за стола, но запутался в мантии — и чуть не столкнулся с профессором. Он не знал, что нужно сказать сначала: «извините» или «здравствуйте», поэтому не сказал ничего.

— Жду вас сегодня после ужина в классе, — произнёс Северус Снейп.

Теперь уже поздно было и говорить слова приветствия, и извиняться. Карлу хотелось сказать «спасибо», но он понимал: все «спасибо», «нужен», «заботится» должны остаться с Тэдом и Софи. Его сказочный спектакль закончился, пора возвращаться в реальность.

Стараясь заглушить голоса, Карл сказал себе много строгих слов. Он начертил в воздухе сотни линий, отделяющих его от человека в чёрной мантии. И, склонившись над нетронутой тарелкой каши, убеждал себя, что твёрдо стоит в маленьком квадрате, который ему остался, и ни за что не выйдет из него.

Крэбб, проходя мимо, толкнул Карла, и тот уткнулся лицом в овсянку. Хорошо, что она уже успела остыть и теперь склеившимися комками падала с носа обратно в тарелку. Окружающие встретили раскрашенное кашей лицо оглушительным приступом смеха. Этот смех убеждал больнее самых строгих слов и ярче сотни невидимых линий указывал Карлу на его место в мире.

Вытерев лицо платком, мальчик поднялся и вдруг увидел в конце столовой профессора Снейпа, беседующего с профессором Локхардом. Вернее, беседовал Гилдерой Локхард, а профессор Снейп с презрением смотрел на своего ученика. Карл облизнул внезапно пересохшие губы. Каша. На лице осталась каша... Лучше бы он утонул в этой тарелке!.. Сжав в руке грязный платок, он опустил голову и выбежал из столовой.

Было одно место, где Карл мог умыться, не выслушивая насмешек. Но Миртл тоже не очень обрадовалась его приходу.

— Вернулся с каникул, да? — с горечью спросила она. — И как было? Весело? Конечно, всем весело, а я тут должна одна сидеть!

— Я же объяснял, мне приказали уехать, — вздохнул Карл. Он обошёл несколько раковин, пока не нашёл одну, из которой текла слабая струйка желтоватой воды.

— Что это с тобой? — с вызовом спросила девочка. Теперь она чувствовала себя виноватой и пыталась скрыть неловкость под вызывающим тоном.

— Каша, — коротко ответил Карл, набирая в ладони воду.

— Они... да?.. Это они, да?..

Он плеснул воду в лицо.

— Ты не переживай, — засуетилась Миртл. — Знаешь, эта девчонка-зубрилка — Гермиона Грейнджер! С ней такое произошло! У неё лицо было — как у кошки!

Карл с сомнением посмотрел на Миртл.

— Правда-правда! Я сама видела!

— Ну, тогда по сравнению с этим каша — просто ерунда, — улыбнулся Карл.

Наверное, с приготовлением лекарства для Хогвартса у Гермионы что-то пошло не так.

— Кстати! У меня есть для тебя подарок, — вспомнил Карл.

— Подарок?! — изумилась Миртл.

— Одна девочка из приюта, где я живу, просила передать, — он достал из кармана маленького плюшевого медвежонка. Медвежонок был старый: шерсть в нескольких местах почти протёрлась, глаза — две пуговицы: синяя и коричневая.

— Девочку зовут Софи. Это её любимая игрушка, — добавил он, протягивая медвежонка Миртл.

Та испуганно протянула руку — рука прошла сквозь медвежонка. На глазах Миртл выступили слёзы: не истеричные, которыми она пугала всю школу, а обычные детские слёзы.

— Я посажу его в твою кабинку? — предложил Карл.

Миртл молча кивнула.

— Ладно, мне пора... До встречи! — он помахал рукой и пошёл на урок.

Возможно, зелье Гермионы Грейнджер оказалось не таким уж бесполезным, потому что нападения на учеников прекратились. В начале февраля из-за туч вышло солнце, мандрагоры подрастали — и все воспряли духом. Но Карл не верил этому февралю и этому солнцу. Он верил голосам, которые по-прежнему кричали в его голове. Голоса кричали о холоде, сырости, одиночестве, темноте, в которой нельзя разглядеть лиц... А так хочется... Увидеть... Хотя бы на мгновение... Увидеть чьё-то лицо...

Для профессора Локхарда февраль стал поводом поставить ещё один спектакль — «День святого Валентина».

— Долой воспоминания о бедах прошлого семестра! — радостно восклицал профессор.

Карл слушал его и усмехался, вспоминая слова, которые повторял голос: прошлое нельзя стереть, забыть... Прошлое ищет путь... Долгий путь в темноте... по сплетённому из тонких трав мосту... к той далёкой звезде... где ждёт... любовь...

Любовь... Карл давно перестал задумываться над значением этого слова. Может, в детстве любовь и была для него чем-то вроде воздуха, но со временем превратилась в красивую дорогую игрушку, стоящую на верхней полке магазина. Игрушку, о которой можно мечтать, но которую тебе никогда не купят. И Карл решил не мечтать. Любовь же стала прекрасным драгоценным камнем, хранящимся за стеклом музейной витрины. А ведь даже дети знают: в музее разрешается только смотреть. Трогать руками ничего нельзя, не говоря уже о том, чтобы унести с собой!..

Поэтому он с почти отстранённым любопытством наблюдал, как в Хогвартсе собираются праздновать День святого Валентина. В приюте его не отмечали, а вот в школе каждый год четырнадцатого февраля начиналась возня с разрисованными сердечками. Карлу было трудно определить своё отношение к этому празднику. С одной стороны, любовь по расписанию казалась ему фальшивой (будто драгоценный камень украли, и, чтобы восполнить потерю, работники музея решили положить в витрину подделку). С другой стороны, если у людей не получается любить друг друга весь год, пусть любят хотя бы один день.

Вот и сегодня, глядя на Гилдероя Локхарда в ярко-розовой мантии, Карл думал, что профессору отчаянно не хватает любви. Поэтому он и организовал этот праздник. Не ради поднятия морального духа школы, а ради поднятия своего духа! Поэтому он будет с волнением пересчитывать полученные открытки и сообщать о них каждому встречному — просто чтобы сказать: «Меня тоже любят!»

Сам Карл не считал бумажные сердечки, исписанные шаблонными фразами, синонимом настоящей любви, но некоторые думали иначе. Например, сестра Рона Уизли. Драко был уверен, что именно она прислала Гарри Поттеру любовное послание в стихах. Сам поступок девочки не мог не вызвать умиления, но стихи Карлу не понравились. Он не хотел бы получить такие в свой адрес. Правда, фраза про победу над Тёмным Лордом его заинтересовала. Он даже догнал гнома, передавшего послание, и спросил:

— Извините, а кто такой Тёмный Лорд?

Гном посмотрел на него, как на сумасшедшего, и сказал:

— Тот-Кого-Нельзя-Называть.

Очень содержательный ответ!.. Карл хотел расспросить гнома поподробнее, но тут к нему подбежал профессор Локхард.

— Карл! Ты интересуешься подвигами великих людей? Очень хорошо! Хвалю! Но не стесняйся обращаться к первоисточнику! — он прижал руку к груди и картинно поклонился.

— Профессор, я хотел узнать, кто такой Тёмный Лорд, — быстро произнёс Карл, пока Гилдерой Локхадр не начал рассказывать о себе.

— Тёмный Лорд — великий тёмный волшебник! Я помню времена, когда одно его имя внушало ужас!.. — он весело подмигнул Карлу.

— А что у него за имя?

Профессор Локхард заговорщически посмотрел по сторонам и, наклонившись, прошептал мальчику на ухо:

— Волан-де-Морт!..

Волан-де-Морт... Карл где-то слышал это имя... Или читал... В книге «Потерянное поколение»!.. «...литературное течение, возникшее в период между временами господства двух тёмных волшебников Геллерта Грин-де-Вальда и Волан-де-Морта...»

— Не беспокойся, он уже умер! — приняв задумчивость мальчика за страх, успокоил его профессор Локхард. — Наш Гарри победил его! Тёмный Лорд хотел убить Гарри, когда тот был совсем маленьким, но наш малыш оказался не так-то прост!.. Жаль, я тогда был занят схваткой с ужасным привидением. Если бы этот злодей узнал, что я рядом, он вряд ли бы решился напасть!

Карлу показалось, что профессор Локхард больше всего на свете мечтает оказаться на месте «малыша Гарри».

— Привидение было просто кошмарным! — с воодушевлением продолжил Гилдерой Локхард. — Однажды ночью, когда...

— Простите, профессор, но мне пора на занятия, — перебил Карл. — Спасибо за рассказ!

— Обращайся в любое время! — улыбнулся он. — Кстати, как дела с валентинками? Смотри, сколько я собрал!.. А у тебя?

— Пока ни одной, — тоже улыбнулся Карл.

— Не теряй надежды! — подбодрил его профессор. — День только начался!..

А в конце дня Карл как обычно сидел в классе зельеварения и готовил настойку из полыни. Ситуация с сердечками существенно не изменилась, точнее говоря — совершенно не изменилась. Но Карла больше волновало другое. Как Гарри Поттер смог победить великого тёмного волшебника? Конечно, он отлично играет в квиддич и вообще очень смелый, но откуда взялась в ребёнке такая сила?.. Почему Волан-де-Морт не смог убить его?

— Смотрите, что делаете! — раздался резкий голос профессора Снейпа.

Задумавшись, Карл не заметил, как пролил несколько капель настойки. Схватив тряпку, он начал вытирать стол. А потом вдруг спросил:

— Профессор, почему Тёмный Лорд не смог убить Гарри Поттера?

Профессор Снейп молчал.

— Профессор... — повторил Карл, решив, что он не услышал вопроса.

— Мать Гарри Поттера... Она очень любила... своего сына... — ответил Северус Снейп.

Весь вечер в классе и потом, возвращаясь к себе, Карл думал о словах профессора. Он пытался представить эту женщину, её любовь и что чувствует человек, которого так любят... Жаль, что все люди не умеют любить так, как мама Гарри, — тогда никого нельзя было бы убить. А может, люди бы вообще перестали умирать... Может, любовь — и есть философский камень, способный подарить вечную жизнь?..

Мальчик вздохнул. Чем бы ни была любовь — ему не достанется ни крошки от этого камня... Вдруг он вспомнил ещё одного человека, которому никогда не скажут слов любви.

В туалете было темно и сыро. Где-то капала вода, и слышались рыдания.

— ...и пусть!.. Ну, и пусть!.. Нам ничего не надо, правда?.. Нам и так хорошо!.. А они пусть развлекаются! Ничего, вот умрут и тогда... и тогда...

Карл растерянно посмотрел на свои руки. Палочку он оставил в комнате: профессор Снейп ещё на первом уроке сказал, что для приготовления зелий не нужно махать палочкой. Но что же подарить Миртл?.. Он порылся в карманах и достал старый мятный леденец. Вряд ли привидение обрадуется еде... И тут Карл вспомнил гениальную идею, подсказанную заведующей приюта: совершать волшебство можно и без палочки!.. Кажется, пришло время проверить эту теорию.

Мальчик внимательно посмотрел на мятный леденец.

— Я не знаю, хочешь ли ты и дальше оставаться леденцом, — тихо сказал он, — но тогда тебя рано или поздно съедят. Может, для тебя это не очень страшная смерть, потому что Бог сделал тебя леденцом — чтобы дети ели тебя, когда им грустно. Но одна девочка... Она не может больше есть... Поэтому... ты не обидишься, если я попробую превратить тебя во что-нибудь другое?

Леденец молчал, но Карлу казалось, он не был против. Что бы хотелось получить Миртл в День святого Валентина? Наверное, валентинку... Но открытка быстро размокнет в таком месте... Нужно что-то другое...

Карл закрыл глаза и постарался представить, как леденец медленно меняет форму, цвет... Через несколько минут в его руках лежало маленькое плюшевое сердечко, пахнущее мятой.

— Получилось... — поразился Карл.

Он поднялся и постучал в кабинку. Рыдания стали ещё громче.

— Миртл, это я. Можно войти? — он осторожно открыл дверь.

— Зачем? — спросила девочка, размазывая по лицу слёзы.

— Медвежонок просил меня кое-что передать тебе.

— Медвежонок?

— Да, — он показал на сидящую напротив Миртл игрушку.

— Он плюшевый, он не может говорить, — не поверила девочка.

— Ну, это же Хогвартс, здесь всё возможно, — пожал плечами Карл. — Вот держи, — он протянул ей сердечко.

Миртл испуганно уставилась на плюшевую валентинку.

— Он хотел прислать тебе обычную открытку, но я сказал, что здесь бумага быстро испортится. Поэтому он решил прислать это. С праздником!

Карл наклонился и положил сердечко рядом с медвежонком.

— Ну, я пойду. Мне запретили гулять по замку. Если профессор увидит, будет ругаться. Спокойной ночи!

И он пошёл к себе, думая о том, что «никогда» — очень страшное слово. Но порой так просто его разрушить.

А ночью ему приснился профессор Локхард в костюме гнома.

— Как у тебя дела с валентинками? — спросил профессор.

— Без изменений, — ответил Карл.

— А у меня вот сколько! — он снял с плеча огромный мешок, в котором лежало много-много сердечек. — Только они на самом деле не мои, — шёпотом добавил профессор, — мне нужно все их отдать другим. Но это секрет, — он подмигнул Карлу.

— Я никому не скажу, — пообещал мальчик.

— Не грусти, четырнадцатое февраля — это не двадцать девятое, — улыбнулся профессор, — оно бывает каждый год!..

Сон изменился и Карл увидел мужчину в алой тоге. Склонившись над пергаментом, мужчина вывел красивым почерком «четырнадцатое февраля». А ниже написал:

Вместе друг с другом горят созвездия — Ворон со Змеем,

А между ними ещё Чаши созвездье лежит.

Вдруг буквы стаей чёрных ворон взмыли в небо и закружились над бледным юношей со светлыми волосами и прозрачным взглядом. Карл никогда не видел фотографии Альфреда фон Дитриха, но почему-то понял, что это он.

Юноша зачерпнул горсть снега и протянул вверх. Подул ветер — и снег полетел из тонкой ладони, превращаясь в пепел. Юноша смотрел вдаль и тихо шевелил губами, читая новое стихотворение.

Снег одинокий с мольбой прикоснётся к стеклу.

Но зачем мне февраль? Я отдам свои крылья

и молча сорвусь сразу с трёх башен вниз.

Ты поймай моё тело в паутину из пальцев,

и тогда я дождусь, пока ты сосчитаешь,

сколько звезд в моих потускневших глазах...

Глава опубликована: 06.11.2012

Глава VIII. Змея погибает не от своего яда

А потом мир снова сошёл с ума. Существо из Тайной комнаты напало на Гермиону Грейнджер и Пенелопу Кристалл, старосту Когтеврана. Лесничего Хагрида арестовали: министерство магии и отец Драко Малфоя считали, что это он выпустил чудовище. Попечительский совет во главе всё с тем же мистером Малфоем отстранил Альбуса Дамблдора от руководства Хогвартсом.

Профессор МакГонагалл, временно замещавшая директора, говорила:

— Все, у кого есть хоть какие-то подозрения, без промедления подойдите ко мне и сообщите, что вам известно.

Но Карл давно понял, что всё это только слова. Если бы руководство школы хотело найти чудовище, оно бы его нашло. Неужели великому Альбусу Дамблдору не под силу отыскать вход в какую-то комнату? Тем более совсем не обязательно искать вход. Существо не сидит, запертое в клетке. Оно движется, появляясь то здесь, то там. Достаточно достать несколько кирпичей из стены — и, наверное, откроется тайный лабиринт, проходящий через весь замок. Но никто не будет разбирать стены. Вместо этого профессор МакГонагалл спрашивает, есть ли у них подозрения! А у неё что, нет подозрений? Она сама не видит, что в этом замешан отец Драко?.. Нет, ей не нужно знать, как попасть в Тайную комнату, она только хочет понять, что известно им! Чтобы в Тайной комнате случайно не оказался тот, кто не должен там оказаться!

Судя по тому, как Альбус Дамблдор пытается спасти его жизнь, он в Тайную комнату попасть не должен. А значит, рассказывай — не рассказывай, это ничего не изменит. Директор будет ждать того, кому нужно встретиться с чудовищем.

Самого Карла всё устраивало: если бы не нападения, он, как и раньше, каждый вечер бродил бы в одиночестве по Хогвартсу. Так что ему надо поблагодарить человека, открывшего комнату. Правда, окаменевшие дети в госпитале вряд ли испытывают к наследнику такую же благодарность... Но мадам Помфри сказала, что уже совсем скоро можно будет приготовить лекарство из мандрагор — и снять заклинание Оцепенения. Наверное, со временем они даже начнут воспринимать произошедшее как увлекательное приключение!.. Поэтому волноваться не имело смысла.

Но однажды вечером, идя по коридору, где произошло первое нападение, Карл увидел на стене новую надпись: «Её скелет будет пребывать в Комнате вечно».

Он не знал, чей скелет имеется в виду, да это было и неважно. Главное, что в Тайную комнату мадам Помфри не понесёт своё лекарство, а значит, окаменевшая пленница будет лежать там, пока не умрёт. Наверное, чудовищу надоело ждать того, кто, по мнению Альбуса Дамблдора, должен отправиться в Тайную комнату, вот оно и решило поторопить события. И чтобы привлечь внимание, даже заставило пленницу саму оставить это страшное послание на стене. Ведь чудовище вряд ли училось в школе, и поэтому не умеет писать. Теперь в комнату должен кто-то прийти... А вдруг директор решит, что ещё не время?.. Или пленница умрёт, пока «тот, кто должен» будет идти?..

Конечно, он не «тот, кто должен», но...

Карл подошёл к стене и коснулся холодных камней. Нет, разобрать стену — это не то же, что сделать плюшевое сердечко из леденца. Если профессор МакГонагалл увидит, подумает, что он решил разрушить школу... Лучше пойти к Миртл...

— Ты же говорил, тебе нельзя гулять вечером! — удивилась девочка.

— Нельзя, — кивнул Карл, внимательно осматривая стены туалета.

Замку около тысячи лет, вряд ли ему удастся сдвинуть с места эти вековые камни. Может, попробовать позвать чудовище?.. Если оно ползает по тёмному лабиринту, то, наверное, похоже на огромную змею...

— Что ты делаешь? — с любопытством спросила Миртл, паря в воздухе над его плечом.

— Думаю, как позвать змею.

— Змею? Зачем тебе змея?!

— Надо... — он повернулся к зеркалу и вдруг заметил на одном из кранов маленькую змейку. Карл постарался представить, что это чудовище. — Пожалуйста, выйди из Тайной комнаты! Мне нужно поговорить с тобой!

Чудовище не отвечало.

— Пожалуйста!.. Я знаю, тебе одиноко в темноте... Ты хочешь, увидеть... увидеть чьё-то лицо... заглянуть в чьи-то глаза...

— Ты чего?! — закричала Миртл.

— Я пытаюсь позвать змею...

— Откуда ты знаешь этот язык?

— Какой язык? — не понял Карл.

— Сейчас... Ты сейчас говорил на странном языке!..

— Не может быть...

— Я слышала!.. Как тогда, перед моей смертью!.. Один мальчик говорил на таком языке!..

Карл хотел возразить, что Миртл умерла давно и, наверное, что-то путает, но тут кран вспыхнул опаловым светом и начал вращаться, умывальник подался вниз, открывая узкий тёмный проход.

Мальчик изумлённо смотрел в темноту, но чудовище не появлялось. Значит, надо идти самому. Он наклонился, держась за стену.

— Ты куда? — испугалась Миртл. — Ты что, бросаешь меня? А сердечко? Ты же подарил мне сердечко!

— Сердечко подарил медвежонок, — напомнил Карл, — а мы с тобой просто хорошие друзья.

Он разжал руки — и полетел вниз по тёмной скользкой трубе. Вспомнилась Алиса с её умными размышлениями о падениях и расстояниях. Карл, конечно, до центра Земли не долетел. Через несколько минут труба изогнулась под прямым углом — и он упал на мокрый каменный пол. Потирая ушибленные ладони, Карл поднялся и посмотрел по сторонам. Он оказался прав: в замке есть лабиринт!..

Бредя по тоннелю, Карл думал о словах Миртл. Неужели он, правда, понимает... змеиный язык?.. Ему часто казалось, что он понимает мысли Рабэ... И единорог... он надеялся, что единорог услышал его слова... Неужели, правда?..

Под ногами раздался хруст, Карл присмотрелся — пол был усеян костями животных, а впереди лежало чудовище. Карл подошёл к нему, но чудовище оказалось прозрачной чешуёй, оставленной огромным змеем. Бредя на ощупь в темноте, мальчик, наконец, добрался до стены, на которой были вырезаны две свившиеся в кольца змеи с изумрудами вместо глаз. Карл осторожно коснулся камней. Наверное, тут тоже надо говорить на их языке...

Пожалуйста, впусти меня!.. Я хочу поговорить с тобой!.. Пожалуйста!..

Стена разделилась на две половины, которые медленно уходили в стороны. Карл шагнул вперёд и оказался на пороге огромного, тускло освещённого зала с колоннами. Наверное, это похоже на ночное метро, когда люди и поезда уходят и остаётся только тишина...

В противоположном конце зала стояла гигантская статуя старца. Это и есть Салазар Слизерин?.. Как странно оставлять свои отражения там, где их никто не сможет увидеть. А может, он просто боялся показать другим своё отражение?.. Боялся, что они не станут смотреть... Карл подошёл ближе, пытаясь в тусклом свете разглядеть лицо старца, и тут заметил лежащую на полу у подножия статуи Джинни Уизли. Рядом, прислонившись к одной из колонн, стоял высокий красивый юноша. Он пристально смотрел на Карла, а потом сказал:

— Тебя не должно быть здесь. Зачем ты пришёл?

Похоже, этот юноша думал так же, как Альбус Дамблдор.

— Я знаю, что меня не должно здесь быть, — ответил Карл. — Но змей забрал девочку... — он показал на Джинни.

— И что?.. Кто тебе эта девчонка? — спросил юноша, наклонив голову.

— ...Никто... Но она ни в чём не виновата... Змей должен отпустить её...

— Ты слишком мал, чтобы судить о том, кто и в чём виноват, — строго сказал юноша.

— Вы тоже выглядите не очень взрослым, — осторожно заметил Карл.

— Я старше, чем кажусь, — губы растянулись в улыбке.

— Змея нет... — Карл растерянно посмотрел по сторонам. — Тогда я заберу её и пойду...

— Змей скоро вернётся, — вежливо сообщил юноша. — Не хочешь подождать его?

— Нужно отнести её в госпиталь, — Карл попытался поднять Джинни.

— Похоже, даже потерявшая почти все силы она тяжеловата для тебя, — участливо произнёс юноша над самым его ухом.

— А вы не поможете мне? — спросил Карл.

— Помочь?.. Тебе?.. И что я получу за это?.. — он снова улыбнулся.

— У меня ничего нет, — пожал плечами Карл и снова попытался поднять Джинни. Кое-как ему это удалось. — Извините, мне пора... — с трудом проговорил он. — Прощайте.

— «Прощайте» — слишком длинное слово, — ответил юноша, — мне больше нравится «до свидания».

— До свидания, — повторил Карл и медленно пошёл к тоннелю.

Останови его, — произнёс голос у него за спиной.

Карл неуклюже повернулся, но из-за Джинни ничего не видел перед собой. Потом что-то ударило его по голове и швырнуло к стене. Всё накрыла тьма...

Ему снился сон: Гарри Поттер разговаривал с высоким красивым юношей. Во сне юношу звали Том Реддл. Том рассказал, что это он заставил Джинни Уизли открыть Тайную комнату и оставлять послания на стенах. Он мечтал встретиться с Гарри, и его волновал тот же вопрос, что и несколько месяцев назад — Карла: почему великий тёмный волшебник не смог убить ребёнка?.. И ещё Том сказал, что он и есть тот великий тёмный волшебник... Красивый мальчик с умными глазами... Он придумал себе новое имя — Волан-де-Морт, чтобы не носить фамилию отца. Отца, который был человеком и считал магию ядом. Который бросил мать Тома, когда узнал, что она волшебница... Поэтому Том и убивал грязнокровок: он хотел уничтожить часть себя, которую ненавидел!..

Потом с неба сошёл огонь... Карл замёрз, ему хотелось протянуть руки к огню, но он не знал, как заставить тело двигаться... Да и может ли согреть огонь из сна?.. Преодолевая давящую тяжесть, он поднялся, сделал несколько нетвёрдых шагов вперёд и вдруг почувствовал, как на щеку упала горячая капля...

Капля была слезой... Кровавой слезой змея. Глаз уже не осталось, только слёзы...

Тебе больно?.. Ты всегда жил в темноте, но это другая тьма... Теперь каждая секунда — тьма и боль... Почему они поступили с тобой так?.. Они создали тебя, чтобы убивать и однажды умереть самому... Ты солдат... Оловянный солдатик великих волшебников. Тёмных или светлых — цвет здесь не имеет значения... Они поиграют тобой, а потом...

Глаза... Твои красивые изумрудные глаза... Ты так хотел увидеть ими мир, но всё, на что ты смотрел, превращалось в камень... Твой создатель был жесток, придумав такое... Он не хотел, чтобы ты видел улыбки, траву, цветы, небо... Ты был рождён не видеть, а убивать... Убийцы должны быть слепыми...

А тебе так хотелось... Хотелось заглянуть в чьи-нибудь глаза... Но все бежали... Бежали, боясь, что боль, скрытая в твоих глазах, превратит их в камень!.. Но знаешь, в мире есть те, в чьих глазах столько же боли... Может быть, если ты заглянешь в их лица, ты сам превратишься в сияющую пыль!.. Люди боятся — тех, с болью во взгляде, боятся так же, как тебя...

Этот волшебник, прячущий свои отражения, зачем он оставил тебя здесь?.. Долгие века во тьме и одиночестве... А безумный мечтатель, пытающийся построить прекрасный, сияющий мир, где все будут такие же чистые, как он!.. Он не знает, что, сколько бы крови он ни пролил, это не сделает чище его кровь!.. Ты был не нужен им... Не нужен никому... За сотни лет ты забыл, что значит — быть нужным!.. Ты искал путь, долгий путь по сплетённому из тонких трав мосту к той далёкой звезде, где ждёт любовь...

Но они выбрали другую дорогу...

Оловянный солдатик чьей-то войны, была ли у тебя возможность выбирать?.. Или ты, словно гружённый углём поезд, мог ехать только по проложенным ими рельсам?..

— Не слушай его! — закричал Том Реддл. — Убей того мальчишку!..

Не слушал... Никто не слушал тебя, и ты тщетно пытался вложить эхо своей боли в их души... Но теперь можно.. Теперь ты можешь говорить!.. Расскажи о том времени, когда ты был не больше ящерки и мечтал погреться на солнце... Расскажи, как золотистые песчинки шуршали под кожей, которую тебе только предстояло сбросить... Расскажи, как...

— Осторожнее, сзади!..

Василиск повернул голову, и Гарри вонзил меч. Хлынула кровь, змей вздохнул и тяжело упал на каменный пол, придавив собой Карла.

...В твоих изуродованных глазах даже нельзя увидеть, как гаснет душа... Только сердце... В глубине ещё бьётся сердце... Один удар, второй — и становится тихо... Ты прошёл свой путь до конца... по сплетённому из боли мосту к чёрной звезде, где тебя ждёт смерть...

Почему твой создатель не любил тебя так сильно, чтобы его любовь могла спасти тебе жизнь?..

— Карл, вставай! Вставай скорее! — Гарри пытался приподнять голову василиска.

Карл не шевелился.

— Пошли отсюда! — закричал Гарри. Из-за его плеча выглядывала бледная Джинни Уизли.

Карл тяжело поднялся и, шатаясь, побрёл за ними. У входа в тоннель он обернулся. Отсюда казалось, что змей уснул, свернувшись кольцом в огромном медленно распускающемся цветке. С каждой секундой алые лепестки становились всё больше.

Никто не принесёт тебе цветов на могилу... Подари себе сам алые маки...

— Быстрее! — поторопил его Гарри.

Карл шагнул в тоннель, и двери зала медленно закрылись.

Потом был Рон, разбирающий завал, профессор Локхард, вместо славы нашедший забвение, огненная птица, несущая их в небо. Поражённая Миртл, поражённая профессор МакГонагалл. Родители Рона и Джинни, со слезами на глазах обнимающие своих детей. Профессор Дамблдор, вернувшийся сразу, как только «тот, кто должен» нашёл Тайную комнату.

Он не должен был найти её, не должен был ходить туда... Сидя на полу в углу кабинета, он смотрел на свои залитые кровью руки и видел умирающего змея...

Расспросив Гарри, директор подошёл к Карлу и, наклонившись, чтобы заглянуть в глаза, спросил:

— Скажи мне, зачем ты пошёл Тайную комнату?

Директор произнёс эти слова медленно и почти торжественно. Наверное, от них зависело что-то важное: плюс или минус двести баллов. Но Карл не мог заставить себя думать об этом. Змей умер, его голос не звучал больше внутри мальчика, но никак не получалось забыть взгляд слепых глаз, когда сердце отсчитывало последние удары.

— Я не хотел... Я не хотел никого убивать!.. — трясущимися губами прошептал Карл. — Я только хотел спасти девочку...

Директор улыбнулся и ласково коснулся его волос:

— Не волнуйся, никто не пострадал... А, Северус! — он с улыбкой повернулся к вошедшему. Потом коротко рассказал ему о произошедших событиях и попросил. — Проводи, пожалуйста, Карла в госпиталь.

Карл поднялся, глядя в пол, но остался стоять.

— Ступай, — директор легонько подтолкнул его.

Он вышел из кабинета и побрёл за профессором. Потом остановился и сказал тихо:

— Мне не нужно в госпиталь. Я не ранен... Это кровь змея...

Профессор повернулся и внимательно посмотрел на мальчика:

— Что ж, надеюсь, дорогу в общежитие вы найдёте сами.

Он уже собирался уйти, когда Карл спросил:

— Профессор, мне больше не надо приходить к вам?

— Больше не надо, — ответил Северус Снейп.

Конец второй части

Глава опубликована: 09.11.2012

Часть третья

Глава I. Нет иллюзий – нет и разочарований

Наступление каникул Карл воспринял почти с радостью. Ему хотелось отдохнуть: от школы, от магии, от самого себя — волшебника. Существовало то, с чем расставаться было больно, но об этом Карл себе думать запретил.

Тэд и Софи встретили его так же приветливо, как и зимой. Они боялись, что усилия классного руководителя не увенчаются успехом — и Карл заболеет. Тэд даже начал разрабатывать план побега из приюта, чтобы навестить Карла, лежащего в больнице. На самом деле ребята, конечно, никуда бы не побежали, но придумывать приключения было приятно.

Теперь Тэда и Софи интересовало, как друг сумел избежать болезни. Эту сказку они слушали очень внимательно, запоминая каждую деталь, — чтобы хватило до следующей зимы.

Сказка начиналась с приезда бродячего цирка. Там были клоуны, воздушные акробаты, дрессированные голуби, тигры и змеи. Цирк дал несколько представлений и уехал. А змей остался. Никто не знал, зачем старый циркач оставил его. Возможно, ему не понравилось, как смотрели на него дети и учителя. Возможно, слишком тихими показались аплодисменты... И он уехал, оставив змея... Оставив в сознании змея ноты обиды и мести...

Прошло много лет. Циркач умер, а змей продолжал жить в каменном лабиринте под школой, храня в себе печальную, горькую мелодию.

И вот явился прекрасный юный метатель ножей, жаждущий славы и аплодисментов. Надеющийся, что их звук заглушит память о детстве, проведённом в бедности и одиночестве на улице. Он выучил мелодию старого циркача. Он сыграл её снова, и змей услышал горькие звуки.

Змей покинул своё убежище, принеся в школу страх и боль, погружая каждого, кто прикасался к гладкой чешуе, в сон, похожий на смерть.

Наверное, можно было сочинить другую мелодию — прощения и любви — но в школе решили объявить охоту на змея. А он на самом деле был лишь приманкой. Прекрасный юный метатель ножей хотел увидеть мальчика, с которым сражался много лет назад, сражался — и проиграл. Теперь он хотел встретиться с ним ещё раз и победить.

Победить не получилось... Мальчик убил змея и прогнал метателя ножей.

— Убил змея? — поражённо переспросил Тэд.

— И никто так и не сыграл змею добрую мелодию? — в глазах Софи стояли слёзы.

— Я пытался... — прошептал Карл, глядя на свои руки. Вода давно смыла кровь, но не могла стереть память. — Я пытался... но я не умею играть... Я не знаю нот для доброй мелодии...

Софи заплакала.

А поздно вечером, когда дети и воспитатели уже легли спать, Карл бродил по пустым коридорам и вдруг услышал тихие звуки. В комнате, освещённой только слабым светом уличного фонаря, Софи играла на старом сломанном фортепиано. Её ноги ещё не доставали до педалей, а маленькие пальцы не могли охватить октаву. Но девочка — которую бросили родители, которую не любило солнце — пыталась создать добрую мелодию для чужой боли.

Карл сел на пол и закрыл глаза, прислушиваясь. Сейчас Софи была волшебницей — более настоящей, чем старый циркач и метатель ножей...

Лето вспыхнуло на несколько коротких недель и начало угасать. Цвет неба менялся, становясь всё бледнее. Изменился и Карл: он подрос, но всё, что приобрёл в высоте, потерял в ширине — и теперь напоминал высохшую ветвь. Рабэ давно превратился из воронёнка в ворона, а усталый взгляд чёрных глаз иногда делал его старым.

Приближающаяся осень заставила вспомнить о домашнем задании.

Профессор Бинс задал написать сочинение «Был ли смысл в XVI веке сжигать ведьм?» Сам вопрос сразу показался Карлу странным. Всё равно, что спросить: был ли смысл убивать индейцев? или был ли смысл охотиться на белых медведей и китов?.. Хотя люди всегда пытаются найти смысл в уничтожении...

Батильда Бэгшот в своей «Истории магии» сообщала, что ведьм огонь не убивал, им было даже приятно гореть, испытывая «приятное покалывание во всём теле и тёплое дуновение воздуха». Судя по этому, ответом на вопрос профессора Бинса должно было стать слово «нет»: смысла сжигать ведьм не было, потому что на самом деле они не погибали в огне. Но ответить так Карлу показалось нечестным по отношению к тем женщинам, у которых просто были зелёные глаза и рыжие волосы, которые не умели замораживать огонь и кричали на костре не от наслаждения, а от боли.

Своё сочинение Карл написал шариковой ручкой на обычном тетрадном листе в клетку. Оно получилось коротким: имя, фамилия — Карл Штерн, и три предложения: «Убийство — это преступление. У преступления не может быть смысла. У преступления должно быть наказание».

Профессор Снейп задал на лето работу по Уменьшающим зельям, но эти зелья Карл научился готовить в течение нескольких последних вечеров в кабинете зельеварения.

Перед отъездом мальчик попытался отыскать ещё какие-нибудь книги Альфреда фон Дитриха, но, похоже, «Ангел усталый...» был единственным сборником. Сведений о биографии поэта он тоже не нашёл, только короткую справку в энциклопедии: «Дитрих Альфред фон (1920-1949) — немецкий лётчик, автор сборника стихотворений “Ангел усталый покинет меня поутру...”».

Оставалось ещё одно дело — попросить у заведующей разрешение посещать Хогсмит, деревню, где живут только волшебники. Ходить туда можно, начиная с третьего курса, сообщил профессор Снейп, но для этого нужен документ с подписью родителей или тех, кто их заменяет. В случае Карла таким человеком была заведующая. Мальчик не хотел врать, но и сказать про волшебную деревню не мог. Судя по лицу профессора Снейпа, когда он говорил о Хогсмите, в этом месте не было ничего интересного. Но Карлу казалось нечестным, если все будут туда ходить, а он — нет. Поэтому он решил во что бы то ни стало выпросить разрешение. В сказке для заведующей Хогсмит превратился в музей средневекового искусства. Не отпустить ребёнка в музей было непедагогично, и первого сентября Карл приехал на вокзал Кингс Кросс с подписанным разрешением.

На вокзале царило большее оживление, чем обычно. Из обрывков разговоров Карл понял, что сбежал какой-то преступник. Опасались, что он появится в Хогварсте, но в этом Карл сомневался. Зачем преступнику школа?..

Забравшись на верхнюю полку свободного купе, он задумался о том, каким окажется для него третий курс... И помнит ли профессор Снейп, что почти весь прошлый год он приходил по вечерам в его класс?..

Станция за окном начала медленно двигаться, Карл отвернулся к стенке и закрыл глаза, пробормотав: «Следующая остановка — Хогвартс...»

Но на этот раз поезд остановился, не доехав до школы. Чёрные тучи заволокли небо, почти касаясь вершин гор. Стало холодно... Карл слез с полки — и вдруг погас свет... Сначала ничего не было слышно, только где-то рядом беспокойно хлопал крыльями Рабэ. Потом раздался вздох — такой тяжёлый, словно идущий нёс в себе и горы, и небо. Дверь медленно открылась — и на пороге появилось существо, сотканное из тьмы более густой, чем простое отсутствие света. Существо потянулось к Карлу — в его движениях была какая-то обречённая жажда, словно узник, которому несколько дней не давали пить, увидел бокал с отравленным вином.

Мальчику вдруг показалось, что он находится в комнате — чёрной и тёплой. Потом в глаза ударил яркий свет. Стало холодно и очень тоскливо...

Существо снова вздохнуло и вернулось в коридор.

Придя в себя, Карл выбежал из купе, пытаясь понять, что это было, но существо уже исчезло. Вместо этого он столкнулся с кем-то весьма осязаемым.

— Извините!.. — быстро проговорил Карл.

— Всё в порядке, — судя по голосу, это был взрослый, наверное, преподаватель. — Но тебе лучше вернуться в купе. Думаю, поезд скоро отправится.

Карл послушался.

Через несколько минут свет включился, но ощущение тоски не исчезло. Глядя в окно, всё ещё покрытое инеем, мальчик пытался представить профессора Снейпа, сидящего в купе красного экспресса...

Когда поезд остановился во второй и последний в этом путешествии раз, уже стемнело. Их снова везли крылатые кони-призраки, на которых никто не обращал внимания. Драко изображал Гарри Поттера, упавшего в обморок при виде существа из тьмы. Слушая слишком громкий смех, Карл думал о том, что почувствовал сам Драко, когда существо проходило мимо его купе. Тоску, одиночество?.. И, наверное, страх... Страх оказаться не настолько Малфоем, как его отец... Поэтому он рассказывал всем, как испугался Гарри, — чтобы заглушить собственный страх... Друзья Драко с готовностью смеялись над его шутками: может быть, им тоже было страшно...

Карл не чувствовал страха, только тоску... И чем ближе они подъезжали к Хогвартсу, тем сильнее она становилась. Профессора Снейпа он встретил в коридоре около Большого зала. Карл поклонился и поздоровался. Профессор ответил лёгким кивком. Если он и помнил о вечерах в классе зельеварения, то для него они ничего не значили.

Тоска заполнила всё. Директор что-то рассказывал о существах из поезда, представлял новых преподавателей, но Карл почти не слушал его. Внутри звучал другой голос, полный безысходного одиночества. Змей умер, поэтому приходилось признать, что это его собственный голос и его собственное одиночество...

Признание поразило и испугало Карла. Он даже потрогал лоб, решив, что заболевает. С чего бы ему чувствовать потребность в ком-то? Тот мальчик умер! Волшебное зеркало сказало, что тот мальчик умер!..

«А башня сказала, что он жив...» — напомнил голос.

Неправда!.. Неправда, неправда, неправда!.. Ему никто не нужен. Он не может нуждаться в ком-то, потому что это бесполезно! Одиннадцать лет он был никому не нужен! И два года в Хогвартсе ничего не изменили... Люди бросили его! Поэтому нельзя нуждаться в людях!..

Карл повторил слово «нельзя» много раз, и постепенно голос стих. Осталась только пустота... Но в пустоте была своя прелесть: она не могла болеть...

С трудом дождавшись конца банкета, Карл поспешил к выходу, но у дверей Большого зала уже собралась толпа детей. Протискиваясь между ними, он услышал разговор двух девочек.

— ...кареты не едут сами по себе, — терпеливо объясняла маленькая студентка Когтеврана с необычными серёжками, — их везут фестралы.

— Никто их не везёт! — возразила её подруга. — А фестралов ты выдумала!

— Зачем мне их выдумывать, если они и так существуют?.. Если бы я решила выдумать, — это было бы что-то совсем нереальное... Что-то, чего ещё нет в мире... — она мечтательно улыбнулась.

— Почему же другие не видят твоих фестралов?

— Фестралов видят только те, кто видел смерть, — вздохнула девочка.

Фестралы? Крылатые кони-призраки — это фестралы?.. Карл хотел расспросить странную девочку, но она уже скрылась в толпе студентов.

Она сказала: их видят те, кто видел смерть... Но он не видел смерть!.. Змей умер у него на руках, но это было в конце второго курса... Может, единорог?.. Нет, когда они с Гарри пришли, единорог уже был мёртв... И вряд ли имеется в виду смерть животного...

Но он не видел, как умер человек!.. Ни разу!.. Даже той зимой в приюте, когда погибло много детей, — ни один не умер у него на глазах... Он не помнит ни одного...

Не помнит!.. Если он видел, но не помнит, значит, это была... Мама!..

Карл быстро оглянулся, пытаясь отыскать взглядом профессора Снейпа, но тот уже ушёл. Мальчик побежал в подземелье. Прыгая через ступеньки, он спустился по лестнице и распахнул дверь класса.

— Профессор!..

Северус Снейп повернулся, спрятав свои мысли под обычной маской презрительного равнодушия.

— Вам не кажется, что врываться сюда...

— Профессор, правда, что кареты везут фестралы?.. Кареты, на которых мы ехали... Их везут фестралы?..

— Да, но...

— И их видят только те, кто видел смерть?..

— ...Да...

Профессор удивлённо смотрел на своего ученика: он не был похож на мальчика, два года назад вошедшего в двери Большого зала, на мальчика, сидевшего по вечерам в его классе. Впалая грудь вздымалась так, словно лёгкие хотели сломать рёбра и вдохнуть весь кислород, который есть в воздухе, бледные щёки залил лихорадочный румянец, глаза горели безумным блеском.

— Я вижу их!.. Но я не помню человека, смерть которого видел!.. Значит, это была мама!.. Профессор, это была моя мама?.. Может, профессор Дамблдор ошибся?.. Может, моя мама была волшебницей? И тот тёмный маг — Волан-де-Морт — он напал на неё и убил, как маму Гарри Поттера!.. А меня не смог убить, потому что мама очень любила меня!.. Правда, профессор, она любила меня?!

— ...Может быть... — ответил Северус Снейп.

Мальчику этого хватило. Он ушёл, унося с собой надежду, которую одиночество и боль превращали в пожар...

Профессор не любил иллюзии, но сегодня в нём самом было слишком много воспоминаний, которые так и не погасило время...

Конечно, история, придуманная мальчиком, выглядела не слишком правдоподобной. Да и Альбус Дамблдор редко ошибается...

Карл мог увидеть в детстве смерть кого угодно: младенца, лежащего на соседней кровати, случайного прохожего, скончавшегося от сердечного приступа, пешехода, попавшего под машину...

А может быть, он сам убил свою мать...

Глава опубликована: 10.11.2012

Глава II. Демоном человека является он сам

Мальчик догадался сам. Северус Снейп понял это, увидев его утром в столовой. Опущенные плечи мелко дрожали, но глаза были сухи. Пожар прошёл, остался только пепел. Идущие мимо студенты смеялись, толкали, говорили на ухо что-то обидное, а потом, разочарованные отсутствием хоть какой-то реакции, повторяли это вслух.

Карл не слышал. Ни слов, произнесённых шёпотом, ни тех, что выкрикивали на весь зал. Внутри звучали другие слова...

Его идея была абсурдной. Профессор Дамблдор не мог ошибиться: если он решил, что родители Карла не волшебники, значит, так и есть. Действительно, будь они волшебниками, остались бы люди, которые знали их. И его отдали бы в магический приют (должно же существовать здесь что-то подобное!). Друзья родителей навещали бы его и, может, даже брали бы к себе на выходные. Ведь невозможно, чтобы у родителей не было друзей!..

Невозможно...

Друзья, конечно, были. Просто они не захотели брать ребёнка, который... убил свою мать...

Мама, наверное, была доброй и красивой. И очень любила крошечную жизнь, поселившуюся в ней. Она часто разговаривала с сыном, пела, может быть, она даже успела дать ему имя...

Папа, тоже добрый и красивый, приходил по вечерам после работы и улыбался счастливой и немного усталой улыбкой. Он целовал маму, клал руку на живот и говорил чуть хрипловатым голосом: «Привет!..»

Они вместе строили планы — красивые, добрые планы — которым не суждено было сбыться.

Рождаясь, ребёнок убил свою мать.

Карл не знал, была ли виновата в этом магия или что-то, хранящееся в человеческой части его души. За время, проведённое в Хогвартсе, он понял: бесполезно искать грань, разделяющую две половинки. Виновен был ОН. Карл Штерн.

Осознание этого изменило мир вокруг. Карл всегда считал, что его бросили, что родители отказались от него. Возможно, он не был идеальным ребёнком, но оставлять крошечное, беспомощное существо они не имели права...

Имели.

Теперь он знал, что сам виновен. Он заслужил это. И не мог даже обвинять отца, не захотевшего воспитывать убийцу своей жены.

Он всё заслужил... Насмешки, оскорбления, кулаки и ботинки...

Драко, нужно было бить сильнее!..

А он обижался вчера, что его никто не любит!..

За что тебя любить?! За что тебя...

Нелюбовь весит много. Но вина ещё тяжелее. Нелюбовь оставляет надежду — пусть самую крошечную. Вина убивает все надежды. О чём можно мечтать? О прощении? Он себя не простит никогда.

На уроке трансфигурации профессор МакГонагалл рассказывала об анимагах. Если бы он мог превратиться в животное, он выбрал бы кита, большого синего кита и опустился бы на дно самой глубокой впадины. Ощущая над собой всю толщу океана, он вряд ли бы почувствовал себя легче, но так хотелось испытывать боль от чего-то другого... не от того, что кричало внутри.

Порой оно кричало так громко, что почти нестерпимым становилось желание бросить перо и бумагу, выбежать из класса и, поднявшись на башню, — упасть. Но каждый раз, когда он уже готов был бежать, голос говорил: «Нечестно...»

И он оставался сидеть.

Да, это было нечестно. Он совершил убийство. Убийство — это преступление. У преступления не может быть смысла. У преступления должно быть наказание.

А смерть — не наказание. Это освобождение, потому что, какой бы ад ни существовал по ту сторону смерти, он несравним с тем, в котором Карл находился сейчас.

Это должно стать его наказанием! Жизнь! Ежеминутно причиняющая боль, без надежды на избавление, без права испытывать саму надежду...

Теперь Карл с мстительной осторожностью брал в руки волшебную палочку, более чётко, чем раньше, произносил заклинания, быстрее уклонялся от ударов, которые пытались нанести одноклассники. Это стало целью — сохранить каждую каплю своей крови — и, достигая её, он испытывал мрачное удовлетворение...

Грегори Гойл с трудом залез на верхнюю площадку Северной башни и хотел убрать верёвочную лестницу, по которой можно было подняться в класс, но Карл уцепился за последнюю перекладину — и откуда только сила взялась!

— Не убирайте лестницу, мой мальчик, несколько учеников опоздают на урок, — произнесла женщина, наверное, преподавательница.

Карл забрался наверх и оказался в классе, больше напоминающем покои султана из «Тысячи и одной ночи». Забиться в угол в круглой комнате было невозможно, поэтому он выбрал свободный столик подальше от окна.

Профессор Сивилла Трелони преподавала предсказания и, как многие учителя, была одержима своей профессией. Глядя на эту высокую, некрасивую женщину, увешанную бусами, словно рождественская ёлка, Карл думал, что у неё, наверное, ничего не осталось, кроме чашек с кофейной гущей и хрустальных шаров, в которые она заглядывает не для того, чтобы увидеть будущее, а чтобы сбежать от себя. Ведь если твоё будущее определено, то от тебя уже ничего не зависит. Пророчества и предсказания — удобные оправдания. К ним прибегаешь, чтобы не искать другого пути. Но он всегда есть. Каждую минуту мы делаем выбор, каждый наш шаг — это выбор, за который нужно нести ответственность. Будущее — сумма этих шагов. Мы сами создаём его.

Сегодня они должны были прочитать будущее по чаинкам. Те, кто не верил в предсказания, заглядывали в чашки, смеясь, но и в их глазах на мгновение появлялась испуганная серьёзность или счастье — в зависимости от значения увиденного.

Те, кто имели большое будущее, смотрели в чашки со страхом — а вдруг надежды не оправдаются?.. Некоторые девочки тайком от подружек встряхивали чаинки или даже поправляли их ложками, чтобы сделать похожими на то, что им хотелось видеть.

Если бы у него было будущее, он подумал бы, что чаинки в его чашке похожи на стаю чёрных птиц, на человека, закутанного в мантию, на чёрное пятно, расползающееся по фарфоровой белизне руки...

Карл увернулся от запущенной в него подушки и толкнул низкий столик. Чашка упала и разбилась...

Конечно, он увидел бы всё это, если бы у него было будущее. Но будущего у него не было.

— Возьмите новую из того сервиза, — сказала профессор Трелони.

Он улыбнулся: если бы будущее можно было менять так же просто, как чашки...

Следующим предметом был уход за магическими существами, который с этого года вёл лесничий Хагрид. Драко начал насмехаться над новым преподавателем, как только узнал о его назначении. Теперь же его насмешки стали ещё громче: обидеть Хагрида значило задеть Гарри Поттрера. Мысли и чувства людей — клубки, связанные друг с другом, стоит потянуть за одну нить — и начнёт разматываться другой клубок. Пробираясь сквозь заросли осенних трав, Карл понимал, каким правильным было решение отдать его в приют. Чтобы нить не причиняла боль, её нужно отрезать.

Драко снова задал какой-то вопрос, и Хагрид стал рассказывать об учебниках. Книги в руках других учеников подпрыгивали и кусались, а книга Карла была такой старой, что издавала только странный звук, похожий на храп.

— Извините... — Карл погладил книгу, как показал Хагрид. Храп на мгновение затих, а потом продолжился с новой силой. — Извините, вы не могли бы проснуться?.. Сейчас урок, а вы вроде как мой учебник...

Но книга продолжала храпеть. Карл вздохнул и спрятал её под мантию.

Тем временем Хагрид привёл удивительных животных. Он назвал их гиппогрифами. Как и фестралы, гиппогрифы казались результатом теста «Нарисуй несуществующее животное», но их создатель, похоже, более оптимистично смотрел на жизнь. Да и сильно задумываться над заданием он не стал: просто соединил птицу и животное — орла и коня. Выглядело это немного странно, но эффектно. Особенно понравились Карлу яркие цвета гиппогрифов. Когда Хагрид пригласил добровольцев выйти и поздороваться с гиппогрифами, он очень хотел выйти — может, Хагрид даже разрешит полетать на них! — только никак не мог решить, чего в нём больше: желания подняться в небо или разбиться.

Пока Карл думал, вперёд вышел Гарри Поттер. Ему, и правда, разрешили полетать. А потом Драко всё испортил. Он нагрубил гиппогрифу, и тот разодрал ему когтями руку.

Драко лежал на траве и кричал:

— Я умираю!..

В прошлом году во время матча по квиддичу Гарри упал с метлы и сломал руку, а профессор Локхард заклинанием вынул из руки все кости. Но Гарри не кричал. Выросший в чужой семье, он знал: кричать бесполезно, всё равно никто не придёт. Карл часто наблюдал в приюте за младенцами, которых только бросили. Сначала они кричали так громко, словно хотели, чтобы их услышали на далёких звёздах. Со временем крики стихали, а в кроватках лежали молчаливые, строгие маленькие взрослые.

Драко рос рядом с родителями. При малейшем звуке, издаваемом ребёнком, прибегала мать. Она брала его на руки, пытаясь успокоить. Читала книжки с цветными картинками, пела песни. Драко привык, что любовь можно получить, изобразив боль. Вот и сейчас, уязвлённый популярностью Гарри Поттера, он, как в детстве, изображал боль, чтобы получить немного заботы и любви.

Хагрид понёс Драко в госпиталь, а Карл подошёл к тёмно-синему гиппогрифу, лежащему в дальнем конце загона, и осторожно опустился на землю рядом с ним.

— Здравствуйте!.. Меня зовут Карл. Можно мне посидеть с вами? — вежливо сказал он.

Гиппогриф едва заметно кивнул.

— Вы и ваши друзья очень красивые. Я никогда раньше не видел таких животных... птиц... Наверное, ваша мама была птицей, а папа — животным?.. А я... я убил свою маму... Не специально... Но так получилось... — он несколько минут молчал, потом повернулся к гиппогрифу. — Извините, вам, наверное, это неинтересно... Просто мне не с кем поговорить... Зря ваш друг поступил так с Драко. Конечно, Драко вёл себя плохо, но не надо было ранить его. Теперь он заставит вашего друга заплатить за каждую каплю его крови. У него необычная кровь. Ваш друг, наверное, не знал... У Драко очень чистая кровь, потому что его родители волшебники... А у меня кровь грязная. Но её тоже проливать нельзя. Это вроде наказания. Они думают, что смерть — наказание, но это не так. Самое страшное наказание — жизнь...

— Ты чего бормочешь? — к нему подошли Гребб и Гойл.

Если смотреть снизу, они выглядят ещё больше. Как важно для людей занимать много места...

— Мне кажется, вам нужно навестить Драко в госпитале. Он ведь говорил, что умирает, — напомнил Карл.

Они почему-то обиделись на эти слова. Карл уже приготовился уворачиваться от очередного удара, когда услышал за спиной странное рычание. Ребята тоже его услышали, побледнели и бросились бежать.

— Спасибо... — с грустной улыбкой поблагодарил гиппогрифа Карл.

А ночью ему приснился сон. Хагрид привёл учеников к загону и сказал:

— Откройте учебники! Сегодня мы начинаем знакомство с героями «Чудовищной книги о чудищах»!

— Но здесь нарисован мальчик! — поражённо воскликнула Пенси Паркинсон, найдя нужную страницу.

— Всё верно, первое чудище, с которым вам предстоит познакомиться, — Карлик обыкновенный. На первый взгляд, он похож на обычного ребёнка, но такой малыш вполне может убить взрослого человека. Вот посмотрите! — Хагрид показал на загон, в дальнем углу которого сидел мальчик.

Дети испуганно смотрели на него. Хагрид потянул за цепь, и мальчик, поднявшись, побрёл к низкому забору.

— Ну, как? Если хотите, подойдите поближе.

Но никто не спешил воспользоваться предложением Хагрида.

— Ну, кто первый хочет с ним познакомиться? — спросил лесничий.

— Я хочу, — решился Гарри Поттер.

Сон изменился. Теперь Карл находился в красном экспрессе. Он шёл по коридору в поисках свободного купе. Дверь в одном купе была приоткрыта, он заглянул туда. У окна спал профессор Снейп. Дыхание оставляло на стекле слабый след, который медленно таял. Карл хотел зайти и сесть рядом. Он уже протянул руку, чтобы пошире открыть дверь и вдруг заметил, что кожа на руке серая, словно чешуя рыбы, вместо мантии — чёрный плащ... Существо из тьмы!.. Он существо из тьмы, оставляющее в людях только ощущение тоски, одиночества и страха!..

Дыхание спящего стало неровным. Каждое новое запотевшее пятнышко было ярче и ложилось на старое, ещё не успевшее растаять.

Нужно уйти!.. Нужно быстрее уйти!.. Иначе профессор проснётся, увидит его — и в нём тоже останется только тоска... Нужно уйти!..

Карл выскочил в коридор — и проснулся. Время завтрака давно прошло, уже начались занятия. Одевшись, он всё ещё дрожащими руками побросал в сумку учебники, схватил мантию и побежал на урок. Первым в расписании стояла защита от тёмных искусств. Но в бывшем кабинете профессора Локхарда никого не оказалось.

Он в отчаянии посмотрел по сторонам: у кого можно спросить про урок?..

— Вот значит как! — раздался над ним пронзительный голос, полный обиды. — Лето прошло — и всё! Ненавижу тебя! — закричала Миртл ему на ухо.

— Извини, что сразу не зашёл к тебе, — сказал Карл.

— Не извиню! Не слышал, что я сказала? Ненавижу тебя!

— Слышал... — медленно ответил он. — Ты права... Да, это самое правильное, что можно испытывать ко мне.

— Ты чего? — девочка испуганно уставилась на него.

— Не окажешь мне последнюю услугу? — не обращая внимания на её слова, сказал Карл. — Ты не видела случайно, куда пошёл мой класс?

— Видела, в учительскую. А почему последнюю? Ты собрался умирать?

— Нет, — он улыбнулся. — Теперь я ни за что не умру.

Постучавшись, он вошёл в учительскую. Кто-то, смеясь, вытолкнул его вперёд. Карл посмотрел на преподавателя, не понимая, чего от него хотят. Потом перевёл взгляд на мальчика, стоящего напротив.

Мальчик не был отражением, но как две капли воды походил на Карла. Те же черты лица, тот же цвет волос, даже складки на одежде одинаковые. Карл поднял руку — и мальчик тоже поднял руку. Карл наклонил голову налево, потом направо — мальчик повторил движения.

— Профессор, — Карл повернулся к преподавателю, — а что мне надо делать?

Римус Люпин с болезненным состраданием смотрел на ребёнка. Заставить его нарядить своё отражение в смешную одежду или надеть коньки и посадить на шпагат было плохим способом победить этого боггарта.

— ...Ничего... Наше занятие подошло к концу. Дома прочитайте и законспектируйте параграф учебника, в котором написано об этих существах, — сказал он классу. — А ты... — он снова посмотрел на мальчика. — Ты ведь опоздал на урок...

— Извините, профессор, я... я проспал... — Карл решил сказать правду.

— Похоже, ты не очень хорошо отдохнул летом? — в голосе Римуса Люпина послышалась ласковая грусть.

— Извините... Я постараюсь, чтобы этого больше не повторилось.

— Я тоже на это надеюсь... Вот, что мы сделаем, — решил Римус. — На следующем уроке мы будем проходить красных колпаков.

— Красных колпаков? — удивлённо переспросил Карл.

— Не знаешь, кто это?

— Нет...

— Уверен, большинство из твоих друзей тоже. Прочитай о них параграф в учебнике, а потом расскажешь нам.

— Да, профессор. Спасибо.

— Не за что. Только в следующий раз ложись спать пораньше. Кстати, как тебя зовут?

— Карл Штерн.

— Увидимся на уроке, Карл.

Мальчик ушёл, а Римус ещё долго стоял в пустой комнате. Дверь учительской снова открылась, и на пороге показался Северус Снейп. Заметив Люпина, он остановился, словно раздумывая, хочет ли находиться в подобной компании.

— А, Северус! — обрадовался Люпин. — Очень хорошо, что ты зашёл! Я как раз собирался поговорить с тобой.

— Правда? — в голосе профессора не слышалось ни капли радости.

— У меня только что был урок с третьекурсниками твоего факультета. Там есть такой мальчик — Карл Штерн.

— Есть. И что?

— Наверное, с ним произошло что-то очень плохое... Мы проходили боггартов, и его боггарт превратился в него самого!.. Может быть, из-за Карла пострадал кто-то близкий, и теперь мальчик винит в этом себя... Меня он не знает, поэтому вряд ли будет доверять, но ты его декан, тебя он должен послушать...

— Благодарю за совет.

— Северус, я серьёзно! Ведь он...

— Очень мило, что ты решил заняться психологией, Римус, но на твоём месте я бы больше внимания уделял своим основным обязанностям!.. Мне пора на занятие.

Он ушёл, а Римус ещё долго слушал, как растворяется в пустоте комнаты звук хлопнувшей двери.

Глава опубликована: 11.11.2012

Глава III. У бродяги тысяча дверей

Карл почти не выходил из замка. После того как мальчик рассказал Рабэ о маме, ворон больше не хотел летать с ним. Сначала Карл огорчился, а потом решил, что всё к лучшему. В нём было столько вины, что, наверное, он теперь весил тонны. Вряд ли метла смогла бы поднять такую тяжесть.

В четверг начинались занятия по зельеварению. Карл и ждал, и боялся встречи с профессором Снейпом. Но профессор не замечал мальчика: не смотрел на него, не проверял его зелье, не отчитывал за ошибки — как будто последней парты не существовало, как будто там была пустота. Как и Рабэ, он теперь не хотел иметь со своим учеником ничего общего. Карл давно знал, какую боль могут причинить произнесённые кем-то слова. Теперь он чувствовал, что несказанные слова способны причинить ещё большую боль.

«Интересно, сколько ты так протянешь?» — усмехнувшись, спросил он у себя. Теперь он всегда говорил о себе в мыслях «ты» — так было проще себя ненавидеть.

После первой пары, опоздав на пятнадцать минут, пришёл Драко Малфой, вернувшийся из госпиталя с перевязанной рукой. Гарри Поттер с Роном Уизли встретили его хмурыми взглядами, означавшими: «Конечно, Малфою можно опаздывать, ведь своим Снейп прощает всё!» Это было неправдой, вернее, не совсем правдой: Карла профессор не простил. Хотя, возможно, Карл просто не относился к «своим».

Драко тем временем начал изображать из себя раненого героя войны. Профессор Снейп заставил Гарри с Роном готовить ему ингредиенты для зелья. Карл никогда не понимал причины ненависти, загоравшейся в тяжёлом взгляде профессора, когда тот смотрел на Гарри. Но теперь, замечая этот взгляд, он каждый раз вспоминал своего отца. Если бы они вдруг встретились, отец, наверное, смотрел бы на него с такой же ненавистью.

Сегодня досталось не только Гарри. Свою неизменную порцию ненависти получил и Невилл Лонгботтом — профессор пообещал опробовать приготовленное Невиллом зелье на его жабе Треворе. В конце урока он подозвал всех учеников.

— Поглядим, что будет с жабой Лонгботтома, — сказал профессор с нехорошей улыбкой. — Правильно сваренное зелье превратит её в головастика. Если же Лонгботтом испортил зелье — а я в этом не сомневаюсь, — его жаба умрёт.

Глядя на испуганного Тревора, Карл почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Зачем профессор так делает? Он не может не видеть, как Невилл привязан к своей жабе, но заставляет беспомощно стоять и смотреть, как мучают того, кто ему дорог. А если Тревор, правда, умрёт?!

И тут, словно услышав его мысли, профессор посмотрел на мальчика. Карл не умел читать мысли, но понял, что означает этот взгляд. «Вы обвиняете меня в жестокости? За то, что я хочу убить какую-то лягушку? Вы

Карл съёжился и опустил глаза. Конечно, он не имел права обвинять профессора Снейпа.

Но Бог оказался более милостивым к жабе, чем к матери Карла — превращение в головастика прошло успешно.

Раздав поощрительные баллы своим и штрафные — чужим, профессор Снейп отпустил учеников. На зелье Карла он взглянул в самом конце урока и ушёл, не произнеся ни слова: зелье было ядовито-зелёным — точно, как в учебнике.

Теперь так проходили все занятия: молчание и короткий недовольный взгляд в конце. Не помогали даже идеально выполненные задания, на подготовку к которым Карл, сам не зная, зачем, тратил огромное количество сил и времени.

А профессор Люпин, несмотря на то, что Карл опоздал на первый урок, наоборот, хорошо относился к мальчику. Он похвалил его доклад о красных колпаках, которые оказались свирепыми карликами, появляющимися там, где когда-то пролилась кровь, и убивающими заблудившихся путников. Карл, глядя в пол, слушал добрые слова профессора. Неудивительно, что доклад получился хорошим: ведь он писал почти о себе.

Теперь в каждом чудовище Карл видел своё отражение. Вот и ползучие водяные, которых они проходили после красных колпаков, напомнили ему себя. Эти водяные жили в прудах, проводя дни и ночи в сыром тумане, тоске и одиночестве. Они мечтали увидеть, как сквозь туман проглядывает чьё-то лицо, как чьи-то глаза смотрят на них, чьи-то губы улыбаются им. В своей бесконечной жажде хоть кого-то прижать к своей впалой, простуженной груди они звали путников заглянуть в воды пруда и обнимали их так сильно, что те задыхались в объятиях. А водяные оставались одни и снова начинали ждать кого-то, кто на мгновение подарит им каплю тепла...

В отличие от профессора Снейпа, профессор Люпин всегда отмечал успехи Карла и пресекал попытки Драко подшутить над мальчиком. Он пытался показать, что ему можно доверять, что он может стать для него другом. Карл понимал: профессор — хороший человек и хочет помочь. Но профессор Люпин не знал того, что знал о Карле Северус Снейп. Может, профессор Люпин и смог бы простить его... Но не это было главным. Карл видел, что Римус Люпин много перенёс, его жизнь никак нельзя было назвать лёгкой... И всё же он стоял слишком далеко от края. Он не пошёл бы с Карлом за край. А иметь друзей на полдороги было слишком больно.

Одиночество стало следующим выбором после жизни. Карл словно взял невидимый мел и начертил вокруг себя линию. Впускать кого-либо за неё он себе запретил. Этот круг навсегда должен остаться пустым... Пройти свой путь, не касаясь других, не позволяя им касаться себя. Их прикосновения причиняют боль, его прикосновения убивают...

Октябрь последними дождями ложился на землю. Хотелось забраться под одеяло и больше никогда не вставать. Но приближался праздник, а в праздник все должны получать подарки и веселиться. Подарком для третьекурсников на Хэллоуин был поход в Хогсмит. Однако этот подарок получили не все. Гарри Поттер провожал друзей грустным взглядом — ему не разрешили пойти в волшебную деревню. Карл тоже ждал, что профессор Снейп подойдёт и скажет: «Никакого Хогсмита». Но он не подошёл и не сказал. Наверное, он просто не хотел с ним разговаривать.

Шумная вереница школьников растянулась по дороге. Впереди, оживлённо беседуя друг с другом и обращая мало внимания на детей, шли учителя, на время забывшие о своей профессии и превратившиеся в обычных людей, которым хочется отдохнуть. Карл наблюдал за ними с грустной улыбкой: жаль, что он превратиться в такого человека не мог. Лавка волшебных вещей «Зонко», магазин сладостей — их двери были открыты для других. Ему там делать было нечего: после грустных мыслей у конфет слишком приторный вкус.

Незаметно для всех он сошёл с главной дороги и отправился по узкой тропинке через поля. Вымученная дождями и ветром трава сиротливо жалась к земле, прося у неё защиты, — и та отдавала последние крохи тепла, собранного за лето. В сером небе кричали птицы. Наверное, они предупреждали друг друга о приближении холодов и звали в тёплые страны. Карл закрыл глаза, пытаясь представить, что на другой стороне земли светит яркое солнце и распускаются цветы. Представить не получилось — в нём почти не осталось лета.

Начался дождь. Карл надел капюшон, сунул руки в карманы и ускорил шаг. До самого Хогсмита ему не встретилось ни одного человека, только большой грязный пёс, зарычавший, когда мальчик остановился его погладить. Провожая взглядом спешащего пса, Карл подумал, что он тоже начертил вокруг себя невидимую линию. А может, эту линию начертили для него другие...

Карл сам не знал, зачем идёт в волшебную деревню: волшебства ему хватало и в Хогвартсе. Но запереться в комнате, притворившись больным, было слишком простым, а потому неприемлемым решением.

Добравшись до деревни, он растерянно посмотрел по сторонам. Из магазинчика с разноцветными сладостями в витрине доносился радостный гомон — нет, ему явно не туда. Побродив по улицам, заполненными людьми, охваченными предпраздничным настроением, Карл выбрался на окраину деревни. Там, у самой кромки леса, чернел небольшой покосившийся домик. Кажется, он что-то слышал о Визжащей хижине, наверное, это она. Перебравшись через низкий забор, отделявший дорогу от поля, Карл подошёл к хижине. Вблизи она напоминала деревенский дом, переживший пожар: доски казались слишком чёрными, стёкла на окнах были разбиты. Осторожно толкнув дверь, Карл поднялся по стёршимся ступенькам и оказался в старой пыльной комнате, посреди которой стояла большая кровать с пологом. Здесь было тихо. Только белые паруса паутины дрожали на неподвижных кораблях столов и комодов. Карл лёг на кровать, которая сразу же заскрипела. Звук медленно растворился в сводах грязного потолка, и время в доме снова остановилось. Стараясь не шевелиться, чтобы не разрушить тишину, Карл разглядывал складки на пологе, напоминавшем пыльную мантию волшебника.

У него никогда не было дома. Не было места, которое можно было бы назвать своим. Не было игрушек из детства, которые можно найти через несколько лет на чердаке. Не было клубков пряжи, забытых матерью на диване. Не было большого кресла, в котором он бы засыпал, слушая, как отец рассказывает о работе. Раньше мысли об этом причиняли боль, теперь он знал, что сам лишил себя всего. И всё же — как много бы он отдал за один день в доме, где даже вещи — твои старые друзья! За небрежное прикосновение родной руки к волосам! За лёгкое, почти невесомое объятие!..

За окном послышались шаги и весёлые голоса. Кто-то из школьников решил развлечься, забравшись в знаменитую Визжащую хижину. Карл резко сел на кровати, сжав в руке волшебную палочку. У них много мест, куда можно идти. У него только это место...

Он не знал подходящего заклинания. Просто представил себе, как кричит ползучий водяной, когда видит, как тот, кого он так хотел любить, умирает в его объятиях. Раздался вой, полный тоски и безысходного одиночества. Школьники пустились бежать. Он опустил палочку и медленно лёг на кровать. Наверное, первый раз в жизни Карл использовал магию, чтобы сделать что-то для себя. Он дочертил линию — получился красивый ровный круг, внутри которого только он.

Крики напуганных детей стихли вдалеке, и дом снова погрузился в тишину...

Карл хотел опоздать на праздничный банкет, но, как долго он ни бродил по остывающим полям, всё равно успел на представление, которое привидения Хогвартса показывали после ужина. Вылетая из стен и столов, они разыгрывали сценки о том, как стали привидениями. Карл, скривившись, слушал их истории. Год за годом они превращали смерть в фарс, потому что на самом деле боялись её. А зрители смеялись и громко аплодировали, потому что для них смерть была слишком далеко. Кроме того, это была чужая смерть, и над ней легко было смеяться. Но стоило кому-нибудь ранить их самих или их близких, как они поднимали вверх знамёна, брали в руки оружие и обещали сражаться до последней капли крови — своей, противника и всех, кто оказался рядом.

С трудом досидев до конца спектакля, Карл поднялся к себе, но вдруг пришёл староста и велел всем вернуться в Большой Зал. Там уже собрались ученики других факультетов. Оказалось, пока они объедались на банкете, сбежавший из волшебной тюрьмы Сириус Блэк проник в гостиную Гриффиндора.

Профессор Дамблдор объявил, что школьникам придётся провести эту ночь в зале, а преподаватели тем временем тщательно обыщут замок. Обо всех происшествиях нужно немедленно сообщать директору. Потом Альбус Дамблдор одарил присутствующих спальными мешками и ушёл руководить поисками.

Свечи погасли, и только на волшебном потолке слабо мерцали звёзды, повторяющие рисунок неба. Время от времени в зал заглядывал кто-то из преподавателей — проверить, всё ли в порядке.

В середине ночи пришёл профессор Дамблдор. Староста Гриффиндора Перси Уизли спросил:

— Нашли его, профессор?

— Пока нет, — ответил Альбус Дамблдор.

Карл усмехнулся в своём спальнике. Нечего было и спрашивать! Разве они не понимают? Это же в точности как в прошлом году! Только тогда был змей, а теперь — сбежавший преступник. Вся эта шумиха, объявления, поиски — только спектакль. На самом деле директор никого не собирается искать. Он будет ждать, пока Сириуса Блэка не найдёт тот, кто должен его найти. Наверное, это снова окажется Гарри Поттер. Карл высунул голову из спальника и отыскал взглядом Гарри: интересно, догадывается ли он, что должен искать Сириуса Блэка? Драко Малфой догадывается. Он ещё на первом занятии по зельеварению удивлялся, почему Гарри не бежит на поиски преступника. И Драко, и профессор Дамблдор хотят, чтобы Гарри нашёл Сириуса Блэка, только цели у каждого из них, наверное, разные. Драко будет рад, если Блэк убьёт Гарри, но профессор Дамблдор вряд ли желает ему смерти. Значит, или Блэк вовсе не так силён — и тогда Гарри сможет его победить, или... или он не такой уж и преступник...

— Господин директор, четвёртый этаж обыскан, — доложил профессор Снейп, подойдя к Альбусу Дамблдору. — Его нигде нет.

— Хорошо, Северус. Впрочем, я и не думаю, что Блэк станет прятаться в замке...

Ну, вот!.. Он был прав! Все эти поиски только для вида!.. Почему директор не говорит прямо? Зачем ему нужны эти уловки?..

Хватит думать! Его это не касается. Он остался в этом мире, потому что этот мир — его наказание. Всё, что он должен делать, — жить, не выходя из невидимого круга. А они пусть набирают актёров для своего спектакля среди других. Пусть другие получают баллы и награды, выигрывают призы и улыбки, ловят туман и догоняют ветер... А он... Карл запрокинул голову и посмотрел на мерцающий потолок, отражающий небо.

Он не верит в их фальшивые звёзды...

Глава опубликована: 12.11.2012

Глава IV. И облако оставляет след

Сегодня профессор Люпин собирался рассказать им о болотном фонарнике — хрупком уродце, прыгавшем на своей единственной ноге по болотам. Может, несчастное существо просто хотело показать путникам дорогу к своему одинокому дому, освещая им путь фонарём, но каждый раз гостей получала трясина. Один неверный шаг — и люди попадали в холодные объятия болот, где оставались навсегда. А фонарник возвращался домой, ставил фонарь на стол и с грустью смотрел на вторую чашку, которая снова не пригодилась.

Карл прочитал о фонарнике вчера перед сном и хотел послушать комментарии профессора Люпина, но за учительским столом сидел профессор Снейп.

Вся школа знала, что Северус Снейп мечтает преподавать защиту от Тёмных искусств. Правда, когда об этом говорили студенты других факультетов, в их голосе было такое настороженное презрение, словно профессор хотел преподавать Тёмные искусства, а не защиту от них. Карлу это противопоставление казалось странным. Да, возможно, Северус Снейп знал о Тёмных искусствах больше, чем другие, но разве можно помочь человеку справиться с болью, если ты сам не знаешь, что такое боль? Разве можно научить идти к свету, если ты сам никогда не блуждал во тьме?..

Но сегодня профессора Снейпа не интересовали ни Тёмные искусства, ни защита — его целью был Римус Люпин. Профессор отмечал каждую мелочь: незаполненный журнал, неверно записанное определение, неправильно оформленный конспект... А потом вдруг начал спрашивать про оборотней.

Из сказок, которые читали им воспитательницы, Карл знал, что оборотни — создания, соединяющие в себе две сущности: человека и зверя, чаще всего волка. Днём оборотни выглядели как обычные люди, а ночью лунный свет превращал их в зверей.

Но, если подумать, каждый человек — немного оборотень. Ведь в каждом из нас скрывается такое, о чём мы сами порой не подозреваем. А лунный свет — это обиды, горе, боль или счастье, бедность или, наоборот, богатство...

Карл вспомнил Питера Бойля, которого несколько лет назад, к всеобщему удивлению, усыновила одна немолодая пара. Через полгода Карл случайно встретил Питера на улице. Они не были друзьями, но Карлу очень хотелось узнать, что значит жить в семье с мамой и папой. Он окликнул Питера, но тот прошёл мимо, сделав вид, что не заметил мальчика. Тогда Карл понял, что, обретя семью, Питер стал другим.

Карл обвёл взглядом класс. Интересно, что скрывается в этих детях? Что каждый из них со временем найдёт внутри себя?..

Он уже нашёл. И что бы профессор Снейп ни рассказывал о вервольфах, они не страшнее людей. Оборотни убивают, становясь волками. Человек убивает, оставаясь человеком...

Получив домашнее задание написать два свитка о том, как распознать и обезвредить оборотня, Карл вышел из класса, у дверей которого уже толпились студенты Гриффиндора. «Вот Гарри Поттер удивится, увидев, что защиту сегодня преподаёт профессор Снейп», — подумал Карл.

Гарри не просто удивился, он и его друг ужасно рассердились. В столовой Рон Уизли сказал: «Почему Блэку не пришло в голову спрятаться в кабинете Снейпа? Прикончил бы его, и все бы ему только спасибо сказали».

Карл много раз слышал такое: в Хогвартсе профессора Снейпа не любили. Но сегодня он задумался над смыслом этих слов. Если то, что сказал Рон, правда, значит, убийство само по себе не является преступлением. Убей того, кого все ненавидят, и станешь героем. Но сколько человек считается «всеми»? Он, например, совсем не желает смерти профессору. Все минус один — это уже не все. Тогда чем бы стало убийство профессора Снейпа: подвигом или преступлением? И может ли привязанность одного человека разделять эти противоположные понятия? Или чувства можно округлять, как числа в математике?..

Карл не знал ответов, мысли путались, а ночью под шум дождя приходили странные сны...

Он шагал по узкой тропинке между болот — и вдруг, обернувшись фонарником, запрыгал по кочкам, пробираясь в глубь трясины к своему одинокому дому. Повесив фонарь у крыльца, он опустился на ступеньки и стал ждать. Шло время, над болотом медленно гасли звёзды, а свет фонаря становился всё бледнее. Фонарник понимал, что ждать бесполезно. Он погасил фонарь и вошёл в дом, где на столе стояли две чашки. Заглянув в одну из них, он увидел в рисунке чаинок на дне стаю чёрных птиц, человека, закутанного в мантию, чёрное пятно, расползающееся по фарфоровой белизне руки... — только не знал, чья это чашка: его или человека, который снова не пришёл...

Реальность не сильно отличалась от снов. После ночного дождя над Хогвартсом стоял такой туман, что люди и предметы, находящиеся всего в нескольких метрах от тебя, превращались в таинственные дымчатые силуэты. Сам замок напоминал теперь полуразрушенный город-порт, а дети — маленькие призраки кораблей — медленно отплывали от него и направлялись к стадиону, от которого жадный туман оставил только одинокие остовы смотровых башен.

Вместе с матчем начался дождь. В серых облаках раздавались глухие раскаты грома: приближалась гроза. Молнии, похожие на перевёрнутые деревья, вонзали в землю свои сияющие ветви. Игроки бледными пятнами появлялись и снова исчезали в белом мареве. Мячей почти не было видно. Голос комментатора уносил ветер.

Карл решил, что дальше смотреть матч не имеет смысла. Промокший и замёрзший, он выбрался с трибуны и побрёл к замку. Но густой туман путал дороги. Мальчик подумал, что не отказался бы сейчас от помощи болотного фонарника, однако вместо блуждающего огонька вдруг увидел впереди высокую фигуру в тёмном плаще.

«Профессор Снейп!..» — мелькнуло у него в сознании. Сейчас профессор прикажет ему вернуться на стадион!..

Но Карл был уже не тем ребёнком, который два года назад приехал в Хогвартс, да и профессор Снейп больше не разговаривал со своим учеником. Набрав в лёгкие побольше воздуха, Карл смело шагнул вперёд — но фигура в тёмном плаще оказалась не Северусом Снейпом.

Ветер вдруг стал холоднее, вместо дождя пошёл град. Ледяные пули больно били по щекам, одна ударила в грудь — и вокруг разлилась тьма. Она была влажной и уютной, потом глаза разрезал луч света — стало холодно и тоскливо...

Карл с трудом прогнал морок — и увидел склонившегося над ним дементора. Тот несколько минут смотрел на мальчика безликой чернотой капюшона, потом вздохнул и растворился в тумане.

Когда оцепенение прошло, Карл поднялся и медленно побрёл дальше. Где замок, где стадион, он теперь не знал, просто двигался наугад... Впереди послышались голоса: наверное, Гарри Поттер поймал снитч, и матч закончился. Но оказалось, исход игры определил ловец команды Пуффендуя Седрик Диггори. А Гарри потерял сознание, увидев дементоров, и чуть не погиб. Его спас Альбус Дамблдор.

Сидя в столовой над чашкой горячего чая, Карл в сотый раз слушал рассказ о том, как директор своей магической силой поймал Гарри Поттера, падающего на землю. Конечно, он был рад за Гарри, но перед глазами стоял другой мальчик — высокий и красивый, в форме Слизерина. Гарри Поттер падал несколько секунд — и этих секунд Альбусу Дамблдору хватило, чтобы спасти его. Том Реддл падал много лет — и Альбус Дамблдор его не спас. Почему?..

А вечером ему не давал заснуть ещё один вопрос: кто такие дементоры? В школе им говорили, что это самые отвратительные существа на свете. Они забирают счастье, надежду, мир и приносят уныние и гибель. Даже обычные люди чувствуют их присутствие.

Но кто создал таких ужасных существ?.. Дьявол?.. Да, это удобное объяснение, но дьявола, как и Бога, никто не видел. А вот уныние, отчаяние, ненависть, боль можно увидеть почти каждый день — в сердцах людей.

Так, может быть, люди и создали этих существ?.. Когда теряли свет, веру в добро, когда обманывали и обманывались, убивали и умирали... Тьмы в них становилось так много, что она, сливаясь с тьмой других, обретала собственную форму. Но потом не хватило смелости признать, что это часть нас самих. И вот дементоров отправили на далёкий остров, охранять заключённых. Однако как бы далеко ни находился этот остров, он всё равно — на Земле. Как бы далеко мы ни прятали свою тьму, это не сделает нас светлее...

Карл поднялся, сунул ноги в тапочки и пошёл в туалетную комнату.

А если не пытаться сбежать от своей тьмы?.. Если признать, что тьма — часть тебя?..

Он подошёл к зеркалу, в котором три года назад пытался разбить своё отражение. Теперь в нём отражался мальчик, из-за худобы казавшийся выше. Тонкая шея, острые плечи. Чёрные глаза — слишком большие и взрослые на детском лице. Под глазами круги.

Карл присмотрелся — и вдруг заметил за левым плечом слабую тень. Чем дольше он смотрел, тем явственнее она становилась — бледный призрак, закутанный в покрывало из чёрного тумана.

Вот почему не напал на него дементор в поезде! Вот почему исчез, растворившись в серой дымке, дементор на поле!.. У него уже был свой призрак, который медленно пил его душу.

Карл глухо рассмеялся и обернулся — тень задрожала и растворилась.

— Я знаю, что ты здесь, — сказал Карл. — Не бойся, я не прогоню тебя на остров, я не пошлю тебя к другим. Ты навсегда останешься со мной.

Послышался странный звук, напоминающий то ли вздох, то ли смех...

Ожидая, пока закипит зелье в котле, Карл снова вспоминал свои встречи с дементорами. И чем больше он думал о них, тем сильнее убеждался в мысли, что в душе человека не может быть только тьма. Существуют ведь добрые люди. Например, Софи — она за свою короткую жизнь никого не обидела. Конечно, и в её сердце живут боль и отчаяние, но не только боль и отчаяние!.. Тогда — если наша тьма способна создавать дементоров, то наш свет тоже должен создавать что-то!.. Нужно было выяснить, что и как!..

После урока Карл подошёл к профессору Снейпу и спросил:

— Профессор, могу я задать вам вопрос?

Северус Снейп нахмурился.

— Я хотел спросить о существах, которые являются противоположностью дементоров.

— Мне кажется, защиту от Тёмных искусств у вас ведёт другой преподаватель, — холодно заметил Северус Снейп, собирая свои бумаги. — Его и спрашивайте. Насколько мне известно, профессор Люпин уже чувствует себя лучше.

— Но я хотел спросить вас...

— Сожалею, ничем не могу помочь, — он уже собирался уйти, когда вдруг повернулся и внимательно посмотрел на мальчика. — Один только совет. На вашем месте я не стал бы интересоваться дементорами и способами борьбы с ними. Желание стать героем часто плохо заканчивается. Особенно для таких, как вы.

Карл пробормотал бессмысленное, никому не нужное «спасибо» и побрёл на следующий урок. Он не понял, что имел в виду профессор Снейп. Никаким героем он, конечно, стать не мечтал, но почему для таких, как он, это заканчивается плохо?.. И что значит — «таких, как он»?

Не найдя ответов, он пошёл к профессору Люпину. Тот, как всегда, приветливо встретил Карла, но и на его лице появилась тень, когда он выслушал вопрос.

— Это очень сложная магия, её не изучают в школе, — объяснил профессор.

— А как называется это существо?

— Патронус... Он является чем-то вроде покровителя, щита против дементоров.

— И его можно... создать?

— Да, но это заклинание бывает не под силу даже опытным волшебникам.

— Заклинание?..

— Чтобы создать Патронуса, нужно сосредоточиться на одном-единственном, самом счастливом воспоминании и произнести магические слова.

— А вы можете назвать мне эти слова?

Профессор Люпин колебался несколько секунд, потом сказал:

Экспекто патронум...

— Экспекто патронум... — повторил Карл.

— Верно, но должен ещё раз напомнить — эта магия очень сложная, одного знания заклинания недостаточно.

— Я понял, — кивнул мальчик. — Спасибо, профессор.

Римус Люпин покачал головой.

Потом Карл долго думал над словами своих учителей. Обоим не понравилось, что он спросил их о Патронусе. Но Северус Снейп и Римус Люпин не были друзьями, а значит, и мотивы их слов и поступков были разными.

Реакцию профессора Люпина Карл понимал. Профессор считал, что у мальчика ничего не выйдет с Патронусом, и боялся, что разочарование причинит боль. Понять профессора Снейпа было сложнее. Карлу с трудом верилось, что он обеспокоен душевным состоянием своего ученика. Но если дело было не в Карле, то в ком?..

Через несколько недель упорных тренировок, Карл убедился в обоснованности сомнений профессора Люпина. У него не получалось создать ничего, хоть отдалённо напоминающего Патронуса.

Приближались рождественские каникулы. В последние выходные семестра третьекурсникам снова разрешили пройти в Хогсмит.

Шагая по замёрзшей тропинке, Карл думал о том, что зима идёт волшебной деревне намного больше, чем осень. А мигающие гирлянды и разноцветные фонарики превращали её в иллюстрацию новогодней сказки. Частью сказки стал теперь и большой чёрный пёс, снова спешивший в сторону замка, — только сказка эта казалась очень печальной.

Не остановившись около манящих витрин магазинов, Карл направился к Визжащей хижине. С трудом преодолев поле, покрытое толстым слоем снега, он открыл скрипящую дверь и вошёл внутрь. Здесь тихо и спокойно, здесь он сможет попробовать ещё раз.

Скинув ботинки и забравшись с ногами на кровать, Карл положил перед собой волшебную палочку и задумался. До сих пор у него не получалось создать Патронуса. Почему?.. Вряд ли дело в заклинании, слова — малая часть магии. Некоторые чудеса ему удавалось сделать, не зная заклинаний. Значит, дело в воспоминании — самом радостном и счастливом... Он снова и снова перебирал в уме события своей короткой жизни — но ни одно из них не могло создать Патронуса...

А может, подумать о том, чего на самом деле не было?.. Перед глазами возникла картина: уютная гостиная, в камине горит огонь, красивая женщина на диване вяжет свитер, клубок падает на ковёр, к нему подбегает котёнок. Мужчина наклоняется, поднимает клубок, берёт котёнка и кладёт себе на колени, продолжая рассказывать о том, что произошло сегодня на работе. Он говорит приглушённым голосом, женщина время от времени отрывается от вязания, кивает или задаёт вопрос. Она тоже говорит тихо, потому что в кресле спит мальчик, для которого она вяжет свитер...

Осторожно, чтобы иллюзия не исчезла, Карл взял волшебную палочку и прошептал:

— Экспекто патронум...

Ничего не произошло. Наверное, иллюзии не могли создать Патронуса...

Где-то позади вздохнула тень, и снова её вздох был похож на смех.

— Думаешь, у меня не получится? — спросил Карл.

Вздох-смех...

Может, дело действительно не в словах и не в воспоминаниях? Может, в его душе просто нет света? Только отчаяние и тоска — то, что он чувствует, когда рядом появляются дементоры. Единственное воспоминание о дне, когда он родился...

Смех...

Нет, хотя бы крошечка света в нём должна была остаться!.. Просто свет найти в себе гораздо труднее, чем тьму. Но он должен постараться... Для этого нужны воспоминания, они — как проводник, позволяющий свету найти путь... Пусть это будет крошечный огонёк...

Огни свечей дрожат, и кажется, что свечи тоже мёрзнут. Где-то наверху наступила весна, но здесь всегда поздняя осень. Он дует на холодные пальцы и переворачивает страницу учебника. Альфомра — противоядие, заживляет раны, ожоги и укусы животных. Ингредиенты: китовый ус, яд кобры. Он встаёт, идёт к шкафу с ингредиентами, потом возвращается за свою парту. Молча, чтобы не мешать.

Руки слушают только приказы холода, порошок из китового уса сыпется на стол. А что будет, если он прольёт содержимое второго пузырька?..

Профессор медленно идёт между пустых столов и останавливается около него. Он ни о чём не спрашивает. Ему достаточно взгляда. Он приказывает подвинуться, потом опускается на скамью рядом с ним и начинает рассказывать о яде...

Карл слушает строгий голос, который словно не говорит, а читает статью из словаря, и чувствует, как воздух вокруг теплеет. В этом нет магии, профессор не произносит заклинаний — просто он сидит рядом, и поэтому тепло. Тело профессора, подчиняясь даже не его желанию, а обыкновенным законам физики, отдаёт тепло, которое согревает мальчика.

Карл смотрит на свои руки и думает, а хватит ли в его маленьком теле тепла, чтобы согреть другого человека... Очень хочется, чтобы хватило... Он пытается заглянуть в себя. Там темно — и только в самой глубине теплится крошечный огонёк...

Карл открыл глаза — у него в руках дрожал маленький клубочек света. Клубочек расправил крылья — и оказался белым вороном.

— Привет... — тихо сказал Карл.

Белый ворон смотрел на него светлыми мудрыми глазами.

— Значит, ты мой Патронус?..

Ворон молчал, не возражая и не соглашаясь.

За левым плечом послышался вздох...

Вечером Карл долго не мог заснуть, снова и снова вспоминая произошедшее в Визжащей хижине.

У него получилось... И пусть сейчас его Патронус умещается на ладони, это начало... Но как странно...

Он накрыл голову одеялом.

Как странно, что тому воспоминанию удалось создать Патронуса... Ведь оно тоже было иллюзией...

Глава опубликована: 13.11.2012

Глава V. Горе везде, как ветер в соснах - I

Карл долго думал, возвращаться ли ему на каникулы в приют. Трудно было представить более одинокое Рождество, чем то, которое ожидало мальчика в Хогвартсе, но встречи с Тэдом, Софи и остальными ребятами Карл теперь боялся больше одиночества. Для этих детей, брошенных и забытых, родители являлись мечтой, подарком, который можно заслужить, если очень-очень стараться, счастливым билетиком, выигранным в лотерею. И ни один из них не принял бы ребёнка, который сам лишил себя такого счастья.

Здесь проявлялась грань, отделявшая друзей от тех, с кем ты просто хорошо общаешься. Другу можно было рассказать всё, и он остался бы тебе другом. Но, узнай Тэд о том, что сделал Карл, он бы не простил его — он, которого мать сама отдала в приют. И пусть её образ давно стал бледным пятном, если бы Тэда спросили, в чьи черты он хотел бы превратить это пятно, он, не задумываясь, бы ответил: «В мою маму».

Софи, наверное, простила бы, — из жалости. Но даже жалость не могла бы стереть страх в её взгляде, украдкой бросаемом на маленького убийцу.

Нужно было не ехать — или поехать и сказать правду. Но это означало не только причинить боль себе. Рассказав, он лишил бы их сказки. В устах убийцы сказка теряла своё волшебство и превращалась в фарс...

Карл поехал и не сказал. И, доедая свой скудный рождественский ужин, Софи по-прежнему улыбалась, а Тэд с восторгом расспрашивал подробности очередного матча с участием Гарри Поттера. Сказка осталась — только сказочник всё чаще опускал глаза, произнося свои красивые слова.

Вечером, когда дети уснули, убаюканные чудесами, Карл осторожно выбрался из спальни и поднялся на крышу. Отсюда, отчаявшись, Тэд однажды пытался улететь к тому, кто вот-вот должен был родиться.

Небо казалось высоким и прозрачным, словно чёрный лёд, в который вмёрзли крошечные песчинки звёзд. Карл принялся считать их, но сбился и, вздохнув, сел на покрытые снегом плиты. Сегодня он особенно остро чувствовал свою ненужность. Что бы ни говорил Рон Уизли, убийство всегда оставалось убийством — и не важно, к какому миру ты принадлежал: обычному или волшебному. А жизнь-наказание была нужна только тому, кто совершил преступление... Какая польза от такой жизни остальным?..

Сегодня ему как никогда хотелось сделать для них что-то хорошее — и этим связать себя с ними. Хотелось, чтобы в их одиноких, покинутых душах хотя бы на мгновение появилась та крошечка тепла, которую он почувствовал в Визжащей хижине... Вот если бы у него получилось... Раз люди могут ощущать присутствие дементоров, то и Патронуса они должны чувствовать!..

Карл достал волшебную палочку и выбрал взглядом красивую белую звезду у края неба. К ней сиротливо жалась ещё одна, совсем крошечная. «Наверное, это двойная звезда...» — рассеянно подумал он и произнёс тихо: «Экспекто патронум...»

На конце палочки появился маленький клубок светящихся нитей. Он расправил крылья — и превратился в белого ворона.

— Привет... — сказал Карл.

Ворон слегка наклонил голову.

— Мне нужно, чтобы ты стал немножко побольше, — попросил мальчик.

Ворон продолжал строго смотреть на Карла.

— Я хочу, чтобы они тоже почувствовали... Поэтому мне нужно, чтобы ты...

Ворон не двигался.

Над левым плечом раздался знакомый полувздох-полусмех.

— Привет... — устало поздоровался с дементором Карл. — Тебя никогда не надо просить, ты всегда приходишь сам... Потому что ты часть меня...

Вдруг он быстро посмотрел на белого ворона.

— Это ответ? Да? Ты тоже часть меня...

Всего лишь одно местоимение.

— Я хочу, чтобы они тоже почувствовали... поэтому мне нужно, чтобы я...

Он прижал комочек к груди, ощущая, как светящиеся нити связывают Патронуса с его сердцем — и резко выпрямился.

Сначала было больно, потом горько, потом захотелось плакать от какой-то далёкой, беспричинной радости. Радость струящимся светом вырывалась из груди, превращаясь в белого ворона. Ворон расправлял крылья, которые с каждым ударом сердца становились всё больше. Скоро Карл перестал понимать, где ворон, а где он сам. Это было не важно... Оба они — и мальчик, и ворон — стали частью чего-то безымянного. Оно простёрлось над маленьким зданием приюта, накрыв его светящимися крылами. Крылья опадали лёгкими перьями, которые, проникая сквозь стены, лестницы, камень, стёкла, боль, отчаяние, страх, ложились на грудь спящих детей, касаясь их души...

Удар сердца выбросил в холодный воздух ещё один луч света — и Карл упал на снег, тяжело дыша.

— Больше не могу... — прошептал он.

Проснувшись на следующее утро, Карл вспомнил, что нарушил правило министерства Магии, запрещающее несовершеннолетним волшебникам колдовать вне Хогвартса. Но ему было всё равно. Никогда ещё он не чувствовал себя таким усталым и счастливым. Ночью на крыше Карл нашёл новую цель жизни. Отныне его жизнь должна была стать искуплением.

Сегодня зимнее солнце особенно ярко горело в глазах детей. И даже Софи, прятавшаяся от его лучей в комнате с задёрнутыми шторами, светилась тихой радостью.

— Ты чего такая довольная? — спросил Тэд.

— Мне приснилось, что кто-то положил мне в сердце звёздочку, — ответила Софи.

Окрылённый своей мечтой об искуплении, Карл вернулся в Хогвартс за несколько дней до начала занятий, взял в библиотеке старые учебники и с упоением погрузился в знания, от которых бежал раньше. В голове фейерверком бились мысли, и сами собой строились планы. Чтобы стать полезным другим, нужно многое уметь — и раз он учится в волшебной школе, надо изучать магию. А потом, если удастся заработать денег, можно попробовать поступить в университет — восстанавливать разрушенные дома или строить дороги...

У него так давно не было мечты — и теперь она занимала всё его существо. Он просыпался, бежал в столовую, проглатывал завтрак, склонившись над книгой. В классе он записывал каждое слово преподавателей, веря, что эти слова помогут ему искупить вину.

Карлу больше не снились сны. Его сном стала мечта. Мальчик был уверен, если бы он сейчас посмотрел в волшебное зеркало профессора Дамблдора, он бы непременно увидел там что-нибудь.

Но, странное дело, шло время, а по эту сторону зеркала ничего не менялось. Преподаватели не замечали руки, робко тянущейся с последней парты. Не слышали тихих, сбивчивых — но теперь правильных! — ответов. Для них он по-прежнему оставался «самым безнадёжным» учеником. За два с половиной года они, похоже, окончательно утратили веру в него.

Конечно, были и исключения. Преподавательница астрономии с гордостью возвращала мальчику контрольные работы, сделанные почти без ошибок. А профессор Люпин не уставал хвалить Карла за каждое правильно выполненное задание. Но их добрые слова только подчёркивали молчание остальных. К тому же они не знали. Карл был почему-то уверен, что профессор Снейп не рассказал им, может, только директору. Странно, сейчас он согласился бы даже слушать странные речи профессора Дамблдора о магии, но профессор Дамблдор тоже не разговаривал с ним.

Эти полгода казались Карлу самыми... пустыми. Внешне всё было лучше, чем раньше. Его меньше задевали одноклассники, меньше ругали преподаватели. Но если в жизни меньше плохого — значит ли это, что в ней больше хорошего?.. Карл чувствовал, что не значит.

А что, если так пройдёт вся жизнь?..

Шло время... Зима сменилась весной, но с каждым выученным заклинанием в нём оставалось всё меньше света, и всё громче звучал смех над левым плечом. Профессор Люпин сказал тогда о Патронусе: «Это очень сложная магия, её не изучают в школе». Но Карлу казалось, что именно этому и нужно учить в школе: как найти внутри себя свет и, найдя, не потерять.

Начались экзамены. В столовой ученики обсуждали задания, сделанные ошибки и возможные оценки. Карла не спрашивали, похоже, в их сознании, как и в сознании учителей, ему суждено было навсегда остаться одной большой ошибкой.

На экзамене по прорицаниям нужно было увидеть будущее в магическом кристалле. Карл не очень верил в предсказания, но честно постарался сосредоточиться. Однако в хрустальном шаре вращался лишь белый туман. И когда Карл уже хотел сказать, что, к сожалению, ничего не видит, туман вдруг рассеялся, и он увидел, как кто-то берёт со стола фарфоровую чашку и подносит к губам. Мальчик наклонился, чтобы разглядеть лицо человека, но видение исчезло.

— Ну что? Что вы видите? — поинтересовалась профессор Трелони.

— Какой-то человек пил... чай, наверное... из фарфоровой чашки. Не знаю, кто он... Я не успел рассмотреть лицо...

— Молодой человек! — профессор Трелони обиженно сжала губы. — Нужно быть честным или научиться врать интереснее!

— Но я, правда, видел... — начал было Карл.

— Вы ничего не видели! — безапелляционным тоном заявила профессор, словно вместе с ним смотрела в магический кристалл.

Карл не стал возражать: ничего так ничего... В конце концов, вряд ли чашка чая, выпитая кем-то, могла иметь отношение к его будущему. И всё-таки, спускаясь с башни по узкой винтовой лестнице, он чувствовал, как внутри разливается что-то мерзкое. Над левым плечом смеялся его дементор...

С трансфигурацией вышло ещё хуже. Этот предмет по-прежнему не давался Карлу. Он выучил наизусть все заклинания, которые должен был знать третьекурсник, но так и не смог заставить себя превратить фарфоровый чайник в черепаху, потому что до сих пор не мог решить вопрос о душе. Если чайник — это вещь, а черепаха — живое существо, то, даже если он превратит неорганическое вещество в органическое, где он возьмёт душу для черепахи? И что это будет за черепаха без души?..

Выслушав строгую речь профессора МакГонагалл, Карл отправился демонстрировать профессору Флитвику свои умения в создании Веселящих чар. После странного экзамена по прорицаниям и ожидаемой, но всё равно неприятной неудачи на трансфигурации веселья в Карле было не очень много. Чары получились так себе.

К экзамену по зельям он готовился особенно тщательно. И, получив задание — приготовить Морочащую закваску, обрадовался: зелье было не очень сложным. Но профессор Снейп, коротко взглянув на содержимое его котла, начертил в своих бумагах маленький круг.

— Ноль?! — Карл так удивился и расстроился, что произнёс это вслух.

Профессор остановился и проговорил с презрительной усмешкой:

— Вы приготовили не то зелье, которое указано в задании.

Карл поражённо уставился в свой котёл. А ведь правда... На свету это зелье отливает фиолетовым... Странно, немного больше тысячелистника — и вместо Морочащей закваски получился отвар Тоски...

На экзамене по защите от Тёмных искусств нужно было пройти полосу препятствий, встречая на пути гриндилоу, красных колпаков, болотных фонарников и — в конце испытания — боггарта. Профессор Люпин, весело подбадривающий студентов, толпящихся на линии старта, увидев Карла, вдруг погрустнел. «Неужели он тоже считает меня не способным ни на что?» — в отчаянии подумал мальчик.

В этом году Карл пропустил только одно занятие по защите, и помнил все опыты, показанные профессором. Только боггартов пришлось изучать по учебнику. Боггарты превращались в то, чего человек боялся больше всего, и их можно было победить заклинанием смеха.

Забравшись в дупло старого дуба, Карл поднял вверх палочку, пытаясь разглядеть своего противника. Когда глаза привыкли к темноте, он увидел стоящего напротив мальчика, протягивавшего вверх волшебную палочку.

— Ты?.. — поражённо произнёс Карл.

— Ты, — повторило его отражение, наклонив голову.

— ...Я не боюсь тебя...

— Боишься, — улыбнулось отражение, — иначе почему я здесь?

Карл вглядывался в такое знакомое лицо — и оно постепенно начинало казаться ему чужим. Глаза были теми же самыми, но взгляд — другим. Холодный и давящий, он горел ненавистью человека, уставшего ненавидеть себя и теперь ненавидевшего всё. Горькая, презрительная усмешка изогнула тонкие губы. Руки сжались в кулаки, пальцы дрожали, словно он из последних сил сдерживался, чтобы не разнести в прах и это старое дерево, и себя самого.

— Нет... Ты не я... — прошептал Карл.

Чёрная тень, отделившись от его плеча, взмахнула полами мантии и, медленно преодолев разделяющее их расстояние, застыла в воздухе за спиной отражения.

— Я — это ты, — ответило отражение.

— Нет...

— Тогда попробуй посмеяться надо мной. Преврати мою боль в смех.

— Я и чужую боль не стал бы превращать в смех, — пробормотал Карл.

— Похвально... Только рядом с тобой нет никого, кто мог бы это оценить.

— Зато тебя я слышу очень часто... — хмуро ответил он.

— Просто признай, что я — это ты...

— Ты только часть меня!

— Пока... — улыбнулось отражение.

— Нет, я не стану тобой! Никогда не стану! — Карл повернулся, собираясь уйти.

— Ты кое-что забыл, — сказало отражение, продолжая улыбаться.

Карл остановился. Чёрная тень медленно вернулась на его плечо.

— Прощай, — сказал он отражению.

— До встречи... — ответило оно.

Около дерева Карла ждал взволнованный профессор Люпин.

— Всё в порядке, — сказал ему мальчик.

Последним экзаменом был уход за магическими существами. Ученикам предстояло продемонстрировать своё умение ухаживать за флоббер-червями. После несчастного случая с гиппогрифом флоббер-черви стали появляться на занятиях Хагрида с завидным постоянством. Это было самое лёгкое задание: весь уход за червями состоял в кормлении. Медлительные и беспомощные, эти существа напоминали Карлу стариков. Напротив приюта находился дом престарелых, и мальчик часто видел, как в хорошую погоду медсёстры вывозят в колясках своих подопечных... Странная симметрия этого мира: на одной стороне улицы жили дети, которых бросили родители, на другой — родители, брошенные детьми...

Хагрид, не глядя, ставил всем оценки. Сейчас его волновала только судьба Клювокрыла. Как и предсказывал Карл, за мгновение справедливой, но всё-таки ярости гиппогриф должен был заплатить жизнью.

Попрощавшись с опечаленным преподавателем, Карл побрёл в замок. У подножия холма он заметил светловолосого мужчину, опиравшегося при ходьбе на трость. Ему не хотелось встречаться с отцом Драко Малфоя, но времени спрятаться уже не оставалось.

— Здравствуйте, мистер Малфой, — произнёс Карл, поравнявшись с мужчиной.

Тот едва заметно кивнул. Этот красивый, властный, с лёгкими признаками изнеженности человек, казалось, никогда не сомневался в своей правоте. Словно правоту он унаследовал от предков вместе с кровью. Карл почти слышал его мысли: «Грязный мальчишка, по нелепой случайности получивший право учиться вместе с моим сыном!..»

Он опустил голову, пытаясь не слышать внутри себя этих слов, и собирался уже уйти, когда его окликнул спокойный, чуть сладковатый голос.

— Мистер Штерн, если я не ошибаюсь?

— Да... — пробормотал мальчик. «Ну, давай, скажи, что я грязнокровка и что мне здесь не место!..» — подумал он, напрягшись.

— Советую с большим вниманием относиться к указам министерства Магии. В следующий раз вам может так не повезти.

«Указы министерства Магии?.. О чём это он?..» — удивился Карл. И тут вспомнил рождественскую ночь на крыше приюта. Но если отец Драко знает, что он нарушил указ, то почему его до сих пор не исключили?.. Профессор Дамблдор заступился?.. Лучше бы он заступился за гиппогрифа. Исключение Карл как-нибудь пережил бы, а вот смертную казнь пережить трудно...

Люциус Малфой улыбнулся презрительно-вежливой улыбкой и пошёл дальше, оставляя внутри ребёнка эхо своих мыслей.

Карлу вдруг захотелось побежать к хижине Хагрида, отвязать Клювокрыла и улететь далеко-далеко — подальше от людей и от волшебников.

«Трус... — раздался шёпот над левым плечом. Теперь дементор говорил голосом его отражения. — От себя нельзя убежать... А гиппогриф... С ним будет то же, что и со змеем... То же, что рано или поздно произойдёт и с тобой...»

Глава опубликована: 14.11.2012

Глава VI. Горе везде, как ветер в соснах - II

И всё-таки в день казни гиппогрифа Карл сбежал. Не на край света, а в Визжащую хижину. Он боялся, что крик умирающего животного напомнит крики матери, и, ругая себя за малодушие, прятал голову под старой пыльной подушкой.

Здесь не было часов, и только сердце отсчитывало неровные секунды... Где-то около замка умер гиппогриф, но до Хогсмита его крик не долетел. Крики умирающих редко долетают до слуха живых...

Карл не открывал глаз, но отчётливо видел палача, закутанного в тёмный плащ. С опущенного топора на молодую траву капала кровь. «Я ещё хуже... Он открыто говорит всем, что он убийца... А я... я боюсь им сказать... Я как те, кто стоит рядом с палачом, — в чистых костюмах и цветных плащах... А ведь именно они отдавали приказ... Он просто орудие...»

Вдруг за стеной послышались странные звуки, а потом крик. Кричал Рон Уизли.

Карл посмотрел на волшебную палочку. Отпугивать Рона ему не хотелось, да и сам Рон, судя по голосу, был уже порядком напуган. Карл нехотя поднялся с постели: придётся уйти, слишком долго объяснять, что он тут делает...

Но звуки теперь доносились со стороны двери. «Не хочу никого видеть!.. Может, Рон посидит тут немного и уйдёт...» — подумал он и быстро спрятался за полог кровати.

Звуки становились ближе и громче, а потом началось что-то невообразимое. Словно кто-то вырезал картинки из разных сказок и склеил в одну нелепую историю.

Огромный чёрный пёс втащил в комнату кричащего Рона, а сам вдруг превратился в высокого худого мужчину с длинными, спутанными волосами. Его кожа напоминала высохший пергамент, и только на измождённом лице по-прежнему ярко горели глаза.

«Сириус Блэк...» — растерянно подумал Карл. Он несколько раз встречал чёрного пса по дороге в Хогсмит, но не мог предположить, что тот окажется беглым преступником.

Снова послышались голоса, и в комнату вбежали друзья Рона.

Сквозь порванный полог Карл видел искажённое ненавистью лицо Гарри, в смерти родителей которого оказался виновен Сириус Блэк, видел волшебную палочку, дрожащую в поднятой руке мальчика, и повторял про себя: «Не убивай!.. Ты не знаешь, что значит жить с этим!..»

Внезапно на пороге комнаты появился профессор Люпин и помог Сириусу Блэку. Теперь палочки повернулись в сторону бывшего преподавателя, а Гермиона Грейнджер рассказала всем, что Римус Люпин — оборотень.

Карл понял это после странного разговора с профессором Снейпом. Тогда профессор сказал: «Насколько мне известно, профессор Люпин уже чувствует себя лучше». И было в его интонации что-то такое... Он словно пытался намекнуть на что-то... Карл перелистал конспекты по защите — и ответ нашёлся неожиданно быстро.

А Гарри с Роном удивились. Рон даже упрекнул профессора Дамблдора в том, что тот позволил оборотню работать в Хогвартсе... Как быстро меняются человеческие чувства: ещё вчера он был любимым преподавателем, а сегодня...

Но Римуса Люпина сейчас не волновало мнение окружающих, гораздо важнее для него было оправдать в глазах Гарри своего друга.

Их было четверо. Четверо верных друзей: Римус Люпин, Сириус Блэк, Джеймс Поттер и Питер Петтигрю. Узнав, что Римус — оборотень, они не оставили его, а научились изменять свою сущность, превращаясь в собаку, оленя и крысу. Им было весело вместе — в обличье и людей, и зверей.

Но иногда от этого веселья страдали другие. Чуть не погиб Северус Снейп, ставший жертвой злой шутки Сириуса Блэка. Его спас Джеймс Поттер, и этого Северус Снейп не мог простить ни отцу, ни сыну.

Теперь всё вроде бы вставало на свои места: профессор Снейп ненавидел профессора Люпина за то, что много лет назад тот заставил его испытать страх и унижение от сознания этого страха. Но Карлу казалось, что в стремлении профессора раскрыть ученикам истинное лицо Римуса Люпина было что-то ещё. Профессор словно говорил им: «Смотрите! Он тоже оборотень!»

— Так вот почему Снейп вас не любит, — сказал Гарри Поттер. — Он, конечно, думает, что и вы участвовали в той шутке.

— Совершенно верно, — раздался холодный, насмешливый голос.

Карл дёрнулся и чуть не выдал себя. Сердце сжалось от недоброго предчувствия.

Профессор Люпин пытался объяснить Северусу Снейпу, что Сирус Блэк невиновен, но профессор не слышал ничего, кроме своей ненависти.

— Но это же глупо, — мягко проговорил Люпин. — Неужели старая школьная обида стоит того, чтобы отправить невинного человека в Азкабан?

Карл посмотрел на профессора. Нет... Дело было не только в той жестокой шутке. Северусу Снейпу нужно было доказать виновность Блэка, словно это каким-то образом оправдывало его самого...

Тем временем перед Гарри Поттером встал вопрос: кому верить? И он сделал свой выбор. Его друзья тоже.

Экспелиармус! — крикнули они.

Тройное заклинание сбило профессора Снейпа с ног и ударило об стену у изголовья кровати. Он сполз на пол, потеряв сознание. Из-под волос по бледному лбу побежала струйка крови.

Карл рассеянно слушал слова, произносимые Блэком, Люпином, Гарри и его друзьями, а сам, не отрываясь, смотрел на тонкую струйку крови, становившуюся всё длиннее.

Почему они не помогут ему?.. Да, возможно, они презирают, ненавидят его. Но они ведь считают себя лучше!.. Тогда где же их милосердие?!

Если Сириус Блэк узнает, что он подслушивал их разговор, то рассердится. Остальные тоже... Но если ничего не делать...

Карл с трудом поднялся на затёкших ногах и выбрался из-за полога.

— Ты что тут делаешь?! — Сириус Блэк инстинктивно направил на него волшебную палочку.

— Сириус, подожди! — остановил его Люпин. — Это мой ученик!.. Как ты здесь оказался, Карл?

— Я иногда прихожу сюда... — ответил мальчик, доставая носовой платок. — Извините, профессор, я не знал, что это ваш дом.

Он опустился на пол рядом с профессором Снейпом и, осторожно убрав пряди волос, вытер кровь.

— Что он делает? — Сирус удивлённо уставился на Люпина.

Карл приложил руку к груди профессора — тихий, неровный стук. Опять потекла кровь, он вытер её чистым краешком платка.

— Чёрт возьми! — взорвался Сириус. — Мы теряем время, а предатель всё ещё жив!

— Я не хотел вам мешать, — подняв голову, сказал Карл. — Я только хотел помочь профессору.

Сириус махнул на него рукой, повернулся к Рону, прижимавшему к себе напуганную крысу, и кивнул Люпину.

— На счёт три. Раз, два, три!

Комнату озарила вспышка бело-голубого света, и крыса медленно превратилась в низкого полноватого человечка.

Он был жалок в своей мольбе о помиловании, но, странное дело, глядя на ползающего в пыли Питера Петтигрю, Карл испытывал чувство, похожее на зависть. Забыв о гордости, Питер отчаянно цеплялся за жизнь. Карлу бы тоже хотелось уметь с такой страстью мечтать о жизни...

Гарри поступил милосердно: он заменил смертную казнь для убийцы своих родителей заключением в Азкабане. Карл кивнул, мысленно соглашаясь с ним. Карл не был милосердным: для него пожизненное заключение было страшнее смерти.

— А что с профессором Снейпом? — спросила Гермиона, когда все собрались проводить связанного Питера в его новый дом.

— Вероятно, будет лучше, если мы не станем приводить его в чувство, пока благополучно не возвратимся в замок, — решил профессор Люпин, сделав шаг к Северусу Снейпу.

— Профессор останется со мной, — тихо сказал Карл.

— Чтобы он, очнувшись, разболтал обо мне всей округе?! — воскликнул Сириус. — Ну, уж нет!

— Профессор останется со мной, — повторил мальчик и крепче сжал волшебную палочку.

— Не надо... — остановил друга Римус Люпин. — Может, так будет лучше... Пойдём.

Бросив на Карла недоверчивый взгляд, Сириус вслед за остальными покинул комнату. Несколько минут слышались их шаги и приглушённые голоса, потом стало тихо.

Карл посмотрел на лежащего рядом профессора. Ещё недавно искажённое ненавистью, его лицо выражало теперь только усталость, словно измученный тяжёлым рабочим днём, он лёг спать, не дождавшись ночи. От этой беззащитности взрослого человека становилось больно.

Почему он не позволил им забрать профессора? Не хотел, чтобы они смеялись над ним, неподвижным и не имеющим возможности постоять за себя?.. Да... А может быть, хотел украсть несколько минут не-одиночества...

Сколько Карл себя помнил, он всегда был один или в толпе других детей, учеников, прохожих — где одиночество ещё невыносимее. Если кто-то и оставался рядом с ним — то это учителя, воспитатели, социальные работники, психологи — те, кому платили, чтобы они разговаривали с ним, слушали его... Никто не оставался с ним просто так.

«Он тоже бы не остался...» — напомнил себе Карл. Он запрокинул голову и посмотрел в пыльный потолок. Внутри было и стыдно, и горько от мысли, что только так он может заставить кого-то побыть вместе с ним.

«Ничего, потом из этого получится неплохой Патронус», — насмешливо отозвался дементор.

«Нет, я никогда не стану тобой!.. — Карл улыбнулся горькой, болезненной улыбкой. — Я буду помогать другим!.. Буду учиться и помогать им...»

Дыхание профессора стало громче, он дёрнулся и открыл глаза, пытаясь понять, было ли реальностью то, что он видел во сне. Визжащая хижина... Значит, правда!..

— Что... Что вы тут делаете? — закричал он, заметив Карла.

— Я...

— Где Блэк и остальные? Они были здесь! — он поднялся, держась рукой за стену.

— Они ушли... Профессор, Сириус Блэк не виноват...

— Замолчите! — оборвал Северус Снейп. Он бросился к тайному ходу, потом вернулся, схватил мальчика за руку и потащил за собой.

Профессор шёл быстрее, чем мог идти Карл, пальцы больно сжимали запястье. В узком и неровном тоннеле то и дело попадались корни. Карл несколько раз спотыкался и падал, из разбитых коленок текла кровь.

— Быстрее! — кричал Северус Снейп.

— Профессор, Сириус Блэк не виноват... — почти безнадёжно повторял Карл. — Родителей Гарри Поттера предал другой человек...

— Замолчите!

— Другой человек... Питер Петтигрю...

Но Северус Снейп его не слышал. Он шёл вперёд, гонимый своей ненавистью, и Карл покорно шёл за ним.

Выбравшись из тоннеля, профессор швырнул мальчика в сторону, словно тот был тяжёлым ненужным грузом, и приказал:

— Возвращайтесь в замок. И не дай бог, я узнаю, что вы пошли куда-то ещё!

— Он не виноват... — прошептал Карл.

— Возвращайтесь в замок! — закричал профессор. Его глаза снова затопила ненависть, он казался почти безумным.

Карл опустил голову и медленно побрёл в замок.

Вернувшись, он не пошёл к себе, а спрятался за одну из статуй. Здесь было тепло, но он дрожал — то ли от долгой дороги под землёй, то ли от страха того, что должно было вот-вот произойти.

Профессор Снейп нашёл Сириуса Блэка и Гарри Поттера. Оба они были без сознания. Одного отправили в госпиталь, другого заперли в ожидании наказания.

Вместо того чтобы спуститься в общежитие, Карл поднялся на одну из башен и, подойдя к самому краю, посмотрел на звёзды. Вокруг было тихо, но внутри по-прежнему раздавались крики людей. Кто-то из них хотел справедливости, кто-то пытался очистить совесть, кто-то — просто выжить. Такие обычные и понятные всем желания — но собранные вместе они почему-то рождали обиды, ненависть, боль. Каждый упрямо чертил вокруг себя невидимые линии и ни за что не хотел, хотя бы на мгновение переступить их и посмотреть, как выглядит мир из другого квадратика.

Казнь Сириуса Блэка станет последней каплей. Смерть — это точка, то, чего нельзя изменить. Всякую другую ошибку можно исправить, но не эту... А жизнь-искупление не нужна людям также, как жизнь-наказание. Им вообще не нужна чужая жизнь — поэтому они с такой лёгкостью отнимают её, не мучаясь и не сомневаясь.

К Сириусу Блэку применят поцелуй дементора — казнь, в которой человек лишается не жизни, а души.

Что происходит с душой, когда она попадает в дементора? Исчезает?.. Но в церкви говорят, что душа бессмертна, что все мы встретимся когда-то за порогом времени и пространства... Кто придумал такое наказание?.. Казалось ли оно ему более милосердным или более жестоким?.. Как, веря в существование души, он оказался способен придумать такое?.. Зачем?.. Чтобы мы, даже умерев, не смогли встретить душу близкого человека?.. Чтобы и после смерти мы оставались одинокими?..

Франц рассказывал об одном японском солдате. Пока лидеры двух стран делили мир на сверхлюдей и тех, кто подлежит уничтожению, два солдата говорили о душе. Японец рассказал, что в древней религии его страны есть предание об океане душ.

Когда человек умирает, его душа попадает в огромный океан, где смешивается с другими душами. Там исчезают границы, стираются невидимые линии. Любовь, которую испытывали одни, сливается с ненавистью других, храбрость — со страхом, радость — с отчаянием...

Когда приходит время рождаться новому человеку, Бог берёт ковш и опускает его в океан душ. И, может быть, в твой ковш попадёт любовь, испытываемая к тебе тем, кому ты не ответил взаимностью. Боль, причинённая тобой другому. Ненависть, жившая в сердце убийцы, которого ты отправил на плаху... В тот момент не важно... Ты принимаешь в себя всё — и это становится твоей душой. Ты несёшь это в мир, надеясь, пройдя отмеренный тебе путь, вернуть в океан душ чуть больше любви и чуть меньше ненависти, чем взял из него.

Но, рождаясь, ты забываешь о своей цели. Ты учишься отвечать на злые слова и наносить удары. Ты строишь стены и заряжаешь ружья, забывая, что в человеке, которого ты ненавидишь, может быть часть тебя прежнего.

И только в последние секунды ты вспоминаешь... Ты тянешься к людям, окружающим тебя, но в теле уже не остаётся силы. Ты произносишь слова, но с губ срывается лишь беззвучный стон. И ты уходишь, чтобы снова почувствовать себя частью огромного океана душ. Чтобы отдать себя тому, кто придёт после тебя, и самому принять часть чьей-то души...

Конец третьей части

Глава опубликована: 15.11.2012

Часть четвёртая

Глава I. Мы почти допили лето, скоро нам нальют осень

Карл уже две недели находился в приюте, но мыслями постоянно возвращался в Хогвартс.

Он часто задумывался о судьбе несчастного Питера Петтигрю. Сириус Блэк говорил, они были настоящими друзьями, но разве настоящий друг может стать «бывшим»?.. И люди не становятся предателями в одну секунду. Если все действительно любили Питера, то как же они не заметили в его душе сомнений, страха, может, даже зависти?.. А если, видя всё это, молча позволяли ему находиться рядом, то такое вряд ли можно назвать дружбой... Профессор Снейп тоже учился вместе с ними, они могли бы сделать и его своим другом, но не сделали...

Карлу хотелось знать, где теперь Сириус Блэк и гиппогриф. В ту ночь он решил, что крылатая тень с всадником ему просто померещилась, но, увидев утром в столовой лицо профессора Снейпа, понял: Сириусу Блэку действительно удалось бежать. Наверное, директор сумел убедить профессора Снейпа в невиновности Блэка — и эта невиновность жгла профессора больше, чем ненависть к преступнику. Пустой взгляд скользил по залу, отчаянно ища, кого ему теперь ненавидеть.

Следующей целью стал Римус Люпин. Ученики «случайно» узнали, кем был их учитель, а родители учеников позаботились, чтобы оборотня уволили из школы — ведь воспитывать человеческих детей должны люди. Карл слушал их и улыбался, вспоминая русскую пословицу, которую рассказал ему Франц: «Человек человеку волк».

Сам Франц объявился на третьей неделе: Карл заметил его, выходящего из сторожки, занимаемой теперь Николасом. Мальчик редко встречал знакомых из прошлого, поэтому, увидев Франца, почувствовал внутри робкую, неуклюжую радость. Он боялся, что Франц не помнит его, но, когда старый сторож почти прошёл мимо, пробормотал сбивчиво:

— Здравствуйте, господин Франц...

Старик остановился и сощурил подслеповатые глаза.

— О! Ты что ли? — удивился он.

Карл не был уверен, кого именно подразумевает Франц под местоимением «ты», поэтому ответил на всякий случай:

— Кажется, я.

— Ну, ты и вырос!.. Только худой очень, как ветка... Плохо кормят, да?

— Да нет, нормально, — пожал плечами мальчик. — А вы опять будете у нас работать? — спросил он с надеждой.

— Это я к Нику заходил, — покачал головой Франц. — А сам в нескольких кварталах отсюда живу. Улицы подметаю. Ты заглядывай, как время появится, — поможешь... И мне не так скучно будет одному, и ты себе на хлеб заработаешь.

Так Карл стал работать вместе с Францем. Работа ему нравилась. И, подметая разноцветные фантики и пустые пачки от сигарет, Карл думал, что, хотя ему никогда не стать чемпионом по квиддичу, с метлой в её прямом назначении он справляется очень неплохо.

Они с Францем выходили за полчаса до рассвета, брели по тихим, окутанным туманом улицам — и мир казался таким же тихим и смиренным. Карл знал, что скоро солнце разбудит людей, и они заполнят своими голосами город, но снова и снова позволял себе поверить в эту хрупкую иллюзию покоя.

Каждое утро улицы рассказывали ему новые истории о тех, кто прошёл по ним вчера: забытые на скамейках газеты, смятые листы недописанных писем, пуговицы, игрушки, обёртки из-под шоколадок, сигаретные окурки — выброшенные, они продолжали хранить в себе часть души тех, кому когда-то принадлежали, и Карл пытался представить этих людей, угадать, чем они жили, чего хотели, о чём мечтали.

Вот эту перевязанную верёвкой кипу американских комиксов явно оставил какой-то любитель фантастики. Рядом лежали несколько старых номеров научно-фантастических журналов. Как обрадовался бы этот человек, узнав, что магия, о которой он читал в книгах, существует в реальности!..

Обрадовался бы?.. Что на самом деле почувствовали бы эти люди, мечтающие о чудесах, если бы чудеса пришли в их мир? Может, вместо радости в их сердцах родились бы неприятие, страх и зависть? Может, им нужны только их чудеса, а чужое чудо должно быть сожжено и распято?..

Карл сел на бордюр и развернул лежащий сверху журнал. Рассеянно листая порванные, в разводах кофе страницы, он вдруг остановился взглядом на одной статье. Его внимание привлекло слово «единорог». Так называлась статья — «Последний единорог: магия как метафора», под пятном апельсинового джема спряталось имя автора — Сьюзан Полвик. Зубы домашнего животного и пролитый кофе оставили от текста только пару абзацев. Карл пробежал их глазами, остановился — и прочитал внимательнее: «...Никакая магия не может превратить что-то в то, чем оно не является; магическая трансформация — это узнавание, а не созидание...»

И вдруг вскочил, сжав в руке журнал.

Вот оно! То, чего ему так долго не могла объяснить профессор МакГонагалл!.. Чайник нельзя превратить в черепаху, если в нём нет ни капли черепахи!.. Значит, тот японский солдат был прав — и в каждом из нас есть частица друг друга!.. А трансфигурация учит находить эти частицы! Теперь понятно, почему это очень важный предмет!..

Карл так разволновался, что чуть не побежал в приют за волшебной палочкой — проверить свою теорию. Но потом вспомнил предупреждение мистера Малфоя — и на сердце стало тепло от этой странной заботы чужого человека. Может, иногда мы помогаем друг другу даже вопреки своей воле?..

— Нашёл что-нибудь интересное? — спросил подошедший Франц.

— Кусочек статьи... — ответил мальчик, вырывая страничку и пряча её в карман. — Про волшебство...

Франц хмыкнул и пошёл за метлой. Карл так и не понял, верит ли он в чудеса.

Софи верила. Узнав, что Карл работает по утрам, она напросилась ходить с ним. Предрассветный мир и первые лучи солнца не причиняли ей вреда, и девочка, ещё не до конца очнувшись от снившихся ей снов, бегала по пустым улицам. А когда свежий ветер осыпал с тополей серебристый пух, Софи начинала танцевать под одной ей слышную музыку.

Однажды Франц, смеясь, сказал:

— Ты, Софи, будешь у нас танцовщицей.

Девочка остановилась и ответила серьёзно:

— Я буду художницей.

— Художницей? — удивился Франц.

— Да, — кивнула девочка. — Я буду рисовать сказки.

— Художница — это хорошо, — согласился старик. — А ты кем будешь? — спросил он у Карла.

— Я хочу строить... мосты, дороги или дома... — смутившись, пробормотал мальчик и быстро посмотрел на Франца с Софи. Про себя он давно решил, закончив Хогвартс, поступить в университет и заработанные этим летом деньги собирался в будущем потратить на обучение, но боялся, что другие будут смеяться над его мечтой.

Софи не смеялась, полуприкрыв глаза, она улыбалась, представляя, как танцует на построенном Карлом мосту через хрустальную реку. А Франц положил ему на плечо тяжёлую руку и сказал:

— Строить — это тоже хорошо...

С того самого дня, когда Карл увидел Франца около сторожки, он знал, что должен задать ему один вопрос. Но Карл слишком боялся ответа, и рядом всё время находилась Софи — а при ней он не мог спрашивать.

Но однажды Софи простудилась и осталась в приюте, и Карл понял, что время пришло. И всё же он несколько минут молча мёл пыльный асфальт, изредка поднимая глаза на высокого сутулого старика. Потом остановился и сказал:

— Франц, ты убивал людей?

Было тихо, небо — белый альбомный лист — медленно опускалось на город.

— Убивал... — ответил старик сухим, больным голосом.

Карл пытался поймать его взгляд, но в потухших глазах была только пыль.

— ...И как... как ты живёшь с этим?..

— ...Живу... Это ведь чудо, что я не остался там, с остальными, — он глухо рассмеялся. — Чудеса — иногда очень жестокая вещь... А с другой стороны... — Франц быстро улыбнулся, меняя тему, — вы тут с Софи говорили про волшебство и сказки... Американцы разбомбили почти всю Японию, а город Курасики не тронули. И знаешь, почему?.. В Курасики много музеев, где хранятся редкие картины, скульптуры... Так что, выходит, чудеса и сказки могут спасти кому-то жизнь... Но сам я вот во что верю... Один русский офицер мне рассказывал... Он с отрядом провёл несколько месяцев в лесу... Холод, грязь... Одежда — ковёр из вшей, на теле нет свободного места... Голод... Люди едят кору, снег, сапоги, лошадей... Едва держаться, чтобы не начать есть друг друга... И вот наши начали стрелять в них с воздуха. Того офицера отбросило в воронку, оставленную снарядом, и борьба за жизнь показалась ему бессмысленной. Он понимал: даже если выберется оттуда, это лишь продлит мучения. Больше всего ему хотелось закрыть глаза и остаться на дне этой воронки. И вдруг он увидел ящерку. Крошечная, она карабкалась по склону воронки, перебирая тоненькими лапками. Склон осыпался, ящерка падала, но снова продолжала карабкаться... И тогда грязный, измученный человек поднялся и пополз наверх... Ящерка спасла русскому офицеру жизнь... Может быть, она спасла жизнь и мне... Я не знаю, как жить, не знаю, зачем, но я верю, что жить надо.

— Надо жить... — эхом откликнулся Карл — и вдруг почувствовал внутри неожиданную лёгкость.

— Вы хороший... — тихо сказал мальчик.

Франц прокряхтел что-то в ответ, и, заглянув ему в глаза, Карл понял, о чём он думает: «Ты не знаешь, что я сделал...»

— Вы хороший, — повторил Карл и, подняв лежащую рядом метлу, медленно пошёл вперёд.

Дни становились всё длиннее, а потом пошли на убыль. Каждое утро солнце просыпалось на несколько секунд позже.

— Соня!.. — с укором говорил ему Карл и улыбался. Сейчас ему всё нравилось: нравился шорох метлы по асфальту, нравились фантики-кораблики в лужах, нравились листья, облетающие с деревьев, не дождавшись осени. В этом было столько волшебства, что то, другое волшебство, заключённое в толстые книги, выраженное в заклинаниях, казалось далёким и ненастоящим. Стоило так подумать — и над левым плечом раздавался тихий смех: «Хочешь убежать от меня? Думаешь, я не найду тебя здесь?»

«Пожалуйста! Дай мне несколько недель покоя! Только несколько недель!..» — мысленно просил Карл.

Но покоя ему не дали. Зайдя как-то после работы в спальню, он увидел на тумбочке конверт со своим именем и большой печатью. Прислушавшись, не идёт ли кто-нибудь по коридору, Карл открыл конверт и пробежал глазами письмо: «Мистер Карл Штерн... отдел по работе с несовершеннолетними волшебниками при Министерстве Магии... Чемпионат мира по квиддичу... возможность побывать... Ждать у здания приюта... в шесть часов...»

Чемпионат мира по квиддичу?.. А как же работа?.. Перечитав письмо, Карл понял, что его приглашают только на финал — значит, он будет отсутствовать всего один-два дня...

Но оставалось самое сложное. Софи мало интересовал спорт, а вот Тэд полжизни бы отдал, чтобы посмотреть финальный матч. Если бы можно было отдать ему билет...

Карл промучился несколько дней, не решаясь поговорить с Тэдом. Наконец, когда времени уже не осталось, он подошёл к мальчику и сказал:

— Знаешь... Меня тут пригласили на матч... по футболу...

Глаза Тэда зажглись надеждой.

— Но туда могут пойти только ученики моей школы...

В глазах зажглась зависть.

— Я уезжаю завтра утром... в шесть... Прости, если бы можно было, я бы обязательно отдал тебе билет... — пробормотал Карл, глядя в пол.

— ...Ничего... Мне не очень-то и хочется... — Тэд тоже смотрел в пол. — Придётся вставать в такую рань... — проворчал он и, развернув коляску, покатил её по коридору.

Карл смотрел на него — и сердце сжималось от тупой, бессильной жалости. Он мысленно пообещал себе, что поступит в университет, найдёт работу и обязательно отведёт Тэда на настоящий чемпионат мира по футболу.

Вставать действительно пришлось рано: вечером Карл никак не мог заставить себя собрать вещи. Он давно заметил, что горе и радость вычисляются по разным формулам. Горе, которое не с кем разделить, становится больше, а неразделённая радость уменьшается.

Багаж получился невелик: зубная щётка, паста, полотенце, книга стихов Альфреда фон Дитриха, волшебная палочка и письмо. Карл медленно складывал в рюкзак предмет за предметом, но всё равно пришёл на место встречи раньше назначенного времени.

Он положил рюкзак на асфальт, сам сел на бордюр и достал книгу. На плечо тяжело опустился Рабэ.

— Извини, в письме не написано, что я могу взять с собой животное или птицу, — сказал Карла, осторожно погладив ворона. — Меня не будет всего пару дней. Софи и Тэд позаботятся о тебе.

Но ворон, кажется, остался недоволен решением Карла.

Мальчик вздохнул и вернулся к книге. Он прочитал её несколько раз, но ему нравилось снова и снова находить в ней стихотворения, созвучные его настроению. Сегодня стихотворение нашлось удивительно быстро.


* * *


Бабочки почти отцвели, приходит пора стрекоз

Пыль-песок, роса-трава под ногами

Млечный Путь над головой

Между — терпкий воздух

Днём — стрелы солнца с неба на землю

Ночью — стрелы дождя

Гроздья красной рябины — непролитая кровь какого-то Бога

Черная рябина — кровь демона

Мир — чаша

Мы почти допили лето

Скоро нам нальют осень...

Рядом послышался звук шаркающих шагов, Карл поднял голову и увидел Франца.

— Боялся, что не успею, — сказал старик, опускаясь на бордюр рядом с мальчиком. — Вот принёс... Подумал, тебе пригодится, — он вложил в руку Карла несколько смятых купюр.

— Что это? — удивился Карл.

— Как что? Твоя зарплата!.. Вдруг тебе на этом матче купить чего-нибудь захочется.

Может, и захотелось бы, но нужно копить деньги на обучение.

— Пусть лучше они у вас пока побудут, — сказал Карл, возвращая Францу деньги. Потом подумал и оставил себе одну бумажку. — Этого вполне хватит.

Франц улыбнулся.

— У меня надёжнее, чем в банке!.. Ты в шесть уезжаешь?

— Да...

Было уже шесть. Франц сочувственно посмотрел на мальчика, боясь, что история с бесплатным билетом на матч окажется чьей-то злой шуткой. Карл думал о том же.

— Что читаешь? — спросил Франц, пытаясь отвлечь его от грустных мыслей.

— Стихотворения... Это мой любимый поэт... Его зовут Альфред фон Дитрих.

— Фон Дитрих? — удивился Франц.

— Вы слышали о нём? — обрадовался Карл.

— А как же! У нас о капитане фон Дитрихе ходили легенды. Альфред был одним из лучших пилотов. Вместе с Гербертом Айзенхерцем они сделали столько вылетов — и каждый раз поражали цель!.. — в его голосе звенел азарт мальчишки, стреляющего из рогатки по пустым бутылкам. — Ни одного промаха, представляешь?! — вдруг он замолчал и снова превратился в старика. — Но Альфред не любил войну... Он летал высоко, но, когда возвращался, у него был такой взгляд... словно он видел глаза каждого, в кого попал осколок сброшенного им снаряда... Вот его отец — другое дело. Тот упивался войной. Кажется, только там, окружённый смертью, он чувствовал себя по-настоящему живым...

— А что произошло с Альфредом после войны?.. Тут написано, что он умер в сорок девятом...

— Не знаю... В конце войны меня перебросили на другой фронт, и больше я его не встречал, — ответил Франц.

Карл хотел ещё многое узнать об Альфреде, но тут к ним подошла высокая женщина в строгом костюме.

— Ты Карл Штерн? — деловито спросила она.

— Да...

— Быстрее, мы уже опаздываем! — сказала женщина, словно это она ждала его полчаса.

— Ну, мне пора... — виновато протянул Карл, глядя то на Франца, то на Рабэ.

Ворон неохотно расправил больное крыло и странными зигзагами, словно прыгая по воздуху, перелетел на ограду.

— Быстрее! — повторила женщина, посмотрев на часы, и пошла по дороге к парку. Карл побежал за ней.

В парке ещё никого не было, только фантики и опавшие листья ждали тех, кто прочитает по ним историю вчерашнего дня. На одной из скамеек лежала забытая шахматная доска.

— На счёт три мы оба коснёмся этой доски, понял? — сказала женщина.

Кивнув, Карл грустно посмотрел в сторону: снова он был чьей-то работой, заданием, которое хотелось поскорее выполнить и забыть.

— Готов? Три, два...

Карл задумчиво разглядывал доску, выбирая, какой клетки коснуться: чёрной или белой.

— Один!

Он зажмурился и ткнул наугад. Тело вдруг начало разрывать на части, а потом эти части каким-то невероятным образом снова собрались вместе — и он оказался на холме, с которого открывался вид на долину, сплошь покрытую палатками.

— Быстрее! — крикнула женщина. Даже прибыв на место, они всё ещё опаздывали.

Женщина дала несколько фунтов привратнику, и он пропустил их в палаточный лагерь. Хотя, как заметил Карл, палатки выглядели таковыми только снаружи. Внутри некоторые из них напоминали небольшие дома с камином и лестницей на второй этаж.

— Тебе туда, — женщина показала на палатку из тёмно-зелёного брезента. — Да, чуть не забыла, твой билет, — она порылась в сумочке. — Не потеряй, а то поедешь домой, — с этими словами женщина сунула ему билет и исчезла в гудящей толпе.

Карл повертел билет в руках: первый ряд, вот это да!.. В приюте их несколько раз водили в театр, но он ни разу не сидел в первом ряду!..

Добравшись до места назначения, Карл осторожно заглянул внутрь. Тут чья-то рука втащила его в палатку, которая не превратилась ни в квартиру, ни в комнату — а так и осталась обычной палаткой.

— Наконец-то! Я уж подумала, что зря выбивала четвёртый спальник! Валери Дюран!

Карл с удивлением смотрел на невысокую девочку, протягивающую ему руку. Её каштановые волосы, которые могли бы красивыми волнами падать на плечи, короткими завитками топорщились в разные стороны. В карих глазах плясали чёртики. На полинявшей футболке красовался зеленокожий инопланетянин, а в старой джинсовой юбке было больше дырок, чем ткани.

— Привет... Меня зовут Карл, — он осторожно пожал её руку.

— Представляешь, — Валери снова вернулась к теме недостающего спальника, — они считают, если ребята близнецы, так им хватит и одного мешка!..

То, что Карл сначала принял за сваленную в кучу одежду, поднялось и — оказалось двумя мальчиками с одинаковыми лицами.

— Вот! — Валери подтолкнула их вперёд. — Найди десять отличий!

Братья испуганно смотрели то на Карла, то на Валери, потом опустили глаза. Светлые волосы были такими тонкими, что сквозь них просвечивала кожа.

— Это Тапани Корхонен, он старший. А это Матти. Они финны, из Дурмстранга, — добавила Валерии так, словно это многое объясняло.

Карл пытался вспомнить, названия каких городов в Финляндии он знает, но в голову приходили только Хельсинки.

— Они говорят по-английски? — неуверенно спросил он.

— Немного, — ответила Валери, у которой ударение тоже часто сползало в конец слова — на французский манер. — Они такие странные, потому что только пару дней назад узнали, что волшебники. Просто в Дурмстранге не оказалось других сирот — вот их и отправили сюда. Благотворительность ведь сейчас в моде!.. Вообще-то у них есть отец. Мать умерла, когда им было по семь. Потом отец женился второй раз — и парни оказались за бортом.

— Понятно... — тихо произнёс Карл. — А ты как попала в приют?

— А меня просто выбросили!.. — беззаботно пожала плечами Валери. — А ты?

— Меня тоже... просто выбросили... — глухо ответил он.

— О’кей! — не к месту произнесла английское слово Валери. — Матч завтра, поэтому сегодня нам нужно всё здесь облазить.

Карл не был уверен, что ему и малышам Корхонен сильно хочется осматривать окрестности, но одно дело у него действительно было, поэтому, достав из рюкзака полученную от Франца бумажку, он бросил сумку в угол палатки и сказал:

— Я готов.

— Ребята! Идём гулять! — скомандовала близнецам Валерии. Тапани и Матти взялись за руки и вышли из палатки, испуганно озираясь.

— Мне нужно купить сувениры, — сказал Карл, пока Валерии не предложила какой-нибудь безумный маршрут.

— Нет проблем! Я видела тут недалеко одного милого продавца...

Продавец оказался настолько милым, что согласился продать свой товар за фунты. Для Тэда Карл выбрал значок с изображением игрока по имени Виктор Крам. Кто это такой, Карл не знал, но худой, темноволосый юноша с крючковатым носом напомнил ему профессора Снейпа. Сейчас изображение на значке двигалось, но в руках Тэда должно было замереть, превратившись в обычную фотографию.

А Софи Карл решил купить большую разноцветную конфету на палочке — таких она точно никогда не видела!.. На остаток денег он попросил продавца насыпать ему леденцов в прозрачных фантиках и отдал леденцы близнецам. Те испуганно смотрели то на сладости, то на Карла, потом спрятали их в карманы и начали тихо обсуждать что-то по-фински.

— А это нам с тобой по леденцу, — сказал Карл, протягивая Валери оранжевую конфету.

— Спасибо, апельсиновые — мои любимые! — обрадовалась Валери.

Карл был почему-то уверен, что она сказала бы так, даже если бы он дал ей леденцы со вкусом тыквенного сока.

— А у тебя что? — спросила Валери, запихав леденец в рот. — Яблоко?

Карл развернул зеленоватый леденец.

— Нет, не яблоко... — он посмотрел надпись на прозрачном фантике. — Мята и тысячелистник...

Чтобы приготовить Морочащую закваску нужны трава цинги, Levisticumofficinale, тысячелистник... Немного больше тысячелистника — и вместо Морочащей закваски получился...

— Пойдём! — воскликнул Карл, хватая Валери и близнецов за руки. — Ты хотела всё здесь осмотреть, пойдём!..

Они до вечера бродили по долине, заглядывая в разноцветные палатки. Откуда-то их выгоняли, куда-то приглашали... Воздух был наполнен шумом голосов, произносящих слова на разных языках. Перед глазами мелькали разноцветные ткани...

Солнце село... Небо стало розовым, золотым, фиолетовым — а потом погасло. Появились звёзды...

— Давай посидим где-нибудь? — предложила Валери.

Карл, с беспокойством поглядывающий на уставших близнецов, согласился.

— Может, вон у того костра?..

Они пошли к костру, вокруг которого сидели высокие люди с кожей цвета горячего шоколада. Светлая их одежда была расшита узорами из жёлтых, зелёных и красных нитей. Люди пели песни на незнакомом языке.

Дети опустились на траву поодаль, чтобы не мешать. Близнецы почти сразу заснули. В неровных отблесках костра они казались совсем одинаковыми. И только рука Тапани лежала на плече Матти, словно и во сне старший брат пытался защитить младшего.

Карл смотрел на них и думал, что, несмотря на всё горе, которое произошло с ними и ещё произойдёт, они никогда не будут одиноки. Закрыв глаза, мальчик попытался представить, какой стала бы его жизнь, если бы у него тоже был брат, но потом бросил эту глупую затею. Младшего брата у него быть не могло. А старший ненавидел бы его за то, что он лишил его матери.

Тем временем песня закончилась.

— Красиво они поют... — прошептала Валери.

— Спасибо, — повернувшись к ним, произнёс по-английски один из людей.

— Вы знаете английский? — удивилась девочка.

— У нас в стране два языка, — объяснил он.

— А из какой вы страны? — вежливо спросил Карл.

— Из Эфиопии.

— Ваш язык очень красивый!..

— Спасибо... Мы пели на амхарском. Хотите ещё послушать?

— Да! — в один голос ответили Карл и Валери.

— Двигайтесь ближе к огню.

— Наши друзья заснули, потому что они очень маленькие, — показала на братьев Валери.

Мужчина поднялся и перенёс малышей поближе к костру.

— Они близнецы! — с гордостью добавила Валери, словно это и так не было видно. — Мы долго гуляли. Они устали и уснули.

— У нас есть песня для хороших снов, — мужчина переглянулся с друзьями — и они запели тихую, зачаровывающую песню.

Карл слушал мягкие звуки и смотрел на детей, улыбающихся во сне. Он знал, Тапани и Матти вернулись сейчас в те времена, когда у них была мама.

Последний звук растаял в пламени костра, мужчина сказал что-то друзьям на амхарском. Они помешали содержимое небольшого котла — и воздух наполнился ароматом горячего шоколада. Мужчина достал пиалы, разлил шоколад и протянул детям.

— Нам тоже? — обрадовалась Валери и принялась будить близнецов. — Ничего, снов они ещё насмотрятся, а такого им, может, за всю жизнь больше никто не предложит! — шёпотом объяснила она собиравшемуся остановить её Карлу.

Все сделали по глотку, стало сладко и тепло.

— Расскажите нам, пожалуйста, сказку!.. — попросила Валери.

Карл с грустью посмотрел на девочку: встретив добрых взрослых, она пыталась за один вечер получить от них всё, чего не дали родные отец и мать.

— Сказку? — улыбнулся мужчина. — Хорошо... Я расскажу вам сказку о тигрёнке и козлёнке.

Детёныш тигрицы и детёныш козы встретились на склоне горы и целый день играли вместе. А когда наступил вечер, каждый вернулся в свой дом.

Тигрёнок пришёл к своей матери и сказал:

— Я сегодня так хорошо играл с маленьким козлёнком! Нам было так весело!

Тигрица сказала:

— До чего же ты глуп! Ты не достоин своего отца! Ты должен был убить этого козлёнка. Тогда мы напились бы его крови и съели бы его мясо. Завтра утром пойди к нему. Обмани его. Скажи ему: «Давай поиграем!» — и замани в лес. А потом задуши и принеси сюда. Так поступают настоящие тигры!

— Хорошо, — сказал тигрёнок, — я сделаю, как ты говоришь.

Козлёнок пришёл к своей матери и сказал:

— Я сегодня так хорошо играл с маленьким тигрёнком! Нам было так весело!

Старая коза сказала:

— До чего же ты глуп! Ты не достоин своего отца! Ты должен знать, что тигры наши враги. Если завтра он придёт и скажет: «Пойдем поиграем!» — не выходи к нему. Он заманит тебя в лес, а потом набросится на тебя, задушит и разорвёт на клочки. Так поступают все тигры.

— Хорошо, — сказал козлёнок, — я сделаю, как ты говоришь.

На другой день тигрёнок подошёл к дому, где жил козлёнок, и стал звать его:

— Козлёнок! Козлёнок! Выйди ко мне! Давай поиграем, как вчера!

Козлёнок сказал:

— Нет, я к тебе не выйду!

Тогда тигрёнок спросил:

— Почему же? Вчера мы так хорошо с тобой играли!

Козлёнок сказал:

— В твоём доме тебе дали совет, и в моём доме мне дали совет. Поэтому мы никогда больше не будем играть вместе!

И тигрёнок ушёл.

— Сын мой, — спросила его тигрица, — почему же ты не принёс козлёнка?

Тигрёнок ответил:

— Он знает, кто я такой. Ему всё обо мне сказали.

— Рассказываешь сказки, Десталем? — раздался мягкий, чуть насмешливый голос.

— Дала! — воскликнул мужчина и, быстро поднявшись, обнял друга. — Не знал, что увижу тебя здесь.

— Все пути пересекаются, а уж наши-то и подавно, — проговорил тот, кого он назвал Дала.

— Ты прав!.. Смотри, сегодня Бог привёл к нам детей!..

— Меня зовут Валери Дюран! Я из Шармбатона! — вскочив, выкрикнула Валери. — А это Тапани и Матти Корхонен из Дурмстранга!

— Очень приятно, — он слегка наклонил голову и посмотрел на Карла.

— Меня зовут Карл Штерн... Я учусь в Хогвартсе... — почему-то смутившись, проговорил мальчик.

— Дала Вонгса, — представился волшебник. — У тебя почти такое же имя, как у меня, Король Звезды.

— Нет... — ещё больше смутился Карл. — Это просто... у меня нет имени...

— У всех нас есть имена...

— А из какой вы страны? — перебила Валери.

— Из Страны тысячи слонов и белого зонтика, — ответил волшебник.

— Неправда! Нет такой страны!.. — обиженно надула губы девочка.

— Если ты не знаешь такой страны, это не значит, что её нет, — улыбнулся Дала.

— А сказки вы знаете? — спросила Валери.

— Я знаю много сказок.

— Расскажите!.. Только чтобы это была сказка про девочку! — крикнула она и быстро посмотрела на Десталема, испугавшись, что тот решит, будто ей не понравилась история про козлёнка с тигрёнком.

— Что ж, я расскажу тебе сказку, ученица Шармбатона. И в ней будут три девочки! — медленно проговорил Дала. — Эта сказка называется «Дары жизни».

На тропе меж гор лежало существо. Не было у него ни головы, ни рук, ни ног, и звуки, произносимые им, не были похожи на слова.

Проходившие путники смеялись над ним, бросали в него камни, ибо отличалось оно от них и не понимали они его языка.

Но вот шли по тропе три сестры. И увидели они существо, и жалость коснулась их сердец — ибо живым было то существо и страдало. И принесли они воды из горной реки, собрали плоды в лесу, напоили и накормили существо, залечили его раны и согрели пламенем костра. И существо вдруг преобразилось, и появились у него и голова, и тело. И тысячи лиц сменялись на его лице, и наконец приняло оно вид их умершей матери. И поняли сёстры, что это Жизнь стоит перед ними.

И сказала Жизнь:

— За вашу доброту награжу я вас.

Слышал эти слова питон. Но был он труслив и боялся, что Жизнь заметит его, потому, не дослушав, уполз к своему господину.

Жизнь тем временем подозвала младшую сестру и коснулась её глаз со словами:

— Дарую я тебе способность видеть скрытое. Будешь ты читать в сердцах живых существ, как в открытой книге. И никакой покров не спрячет от тебя их душу.

И подозвала она среднюю сестру и коснулась её лба со словами:

— Дарую я тебе способность понимать увиденное, будь то радость или горе, рождение или смерть. Будешь ты уметь принимать всё, приходящее к тебе, и отпускать всё, чему должно уйти.

И подозвала она старшую сестру и коснулась её груди со словами:

— Дарую я тебе способность любить. И какое бы оружие ни создали живущие на земле, не сможет оно победить твою душу, ибо не существует ничего сильнее любви.

Поклонились сёстры и поблагодарили Жизнь, а она сказала:

— Только помните, что не должны вы разлучаться. Ибо невозможно понимать, не видя. И невозможно любить, не понимая.

Снова поклонились сёстры и отправились в свою деревню.

Шло время. И явился в их деревню князь из далёкой северной провинции. Увидел он среднюю сестру и влюбился, и позвал с собою. И она полюбила его и хотела поехать с ним, но помнила слова Жизни, потому пришла к старшей сестре и сказала:

Я полюбила князя и хочу пойти за ним. Поэтому прошу тебя, возьми дар, который дала мне Жизнь, ибо нельзя разлучать понимание и любовь.

Согласилась старшая сестра и взяла дар, а средняя уехала вместе со своим будущим мужем.

Шло время. И явился в их деревню князь из далёкой южной провинции. Увидел он младшую сестру и влюбился, и позвал с собою. И она полюбила его и хотела поехать с ним, но помнила слова Жизни, потому пришла к старшей сестре и сказала:

Я полюбила князя и хочу пойти за ним. Поэтому прошу тебя, возьми дар, который дала мне Жизнь, ибо нельзя разлучать зрение и понимание.

Согласилась старшая сестра и взяла дар, а младшая уехала вместе со своим будущим мужем.

Шло время. И пришли в деревню воины. И забрали они старшую сестру, и привели к своему господину. У ног его свернулся трусливый питон. Посмотрел он на девушку и подтвердил, что её вместе с сёстрами наградила Жизнь своими дарами. И господин встал с трона и приказал пленнице отдать дар. Но ничего не ответила она. Тогда он приказал пытать её, ибо надеялся, что в муках откроет она ему свой дар или дар проявит свою силу. Но дар молчал, молчала и пленница, только в глазах её дрожали боль и сострадание.

Тогда приказал господин назвать ей место, где скрылись сёстры её, ибо хотел получить все три дара. Но ничего не сказала она. Тогда он отдал её своим солдатам, ибо надеялся, что, не выдержав унижения, откроет она убежище сестёр или дар проявит свою силу. Но дар молчал, молчала и пленница, только в глазах её дрожали боль и сострадание.

И вот, когда почти не осталось в измученном теле жизни, явилась перед господином высокая фигура. И тысячи лиц сменялись на её лице, и наконец приняла она вид его умершей матери. И понял господин, что это Жизнь стоит перед ними.

И спросила Жизнь:

— Чего ты хочешь?

Господин ответил:

— Хочу получить твои дары! Больше всего на свете хочу получить твои дары! Все три!

И сказала Жизнь:

— Что ж, будь по-твоему. Я исполню волю твою, господин! Отпусти пленницу, и даю слово — ты получишь мои дары!

Господин освободил пленницу и протянул руки к Жизни.

И сказала Жизнь:

— Ты получишь мои дары! Станут они итогом пути твоего. И какие бы дороги ты не выбирал, куда бы ни бежал, в конце будут ждать тебя они. Будешь собирать золото, порабощать города и женщин, пить вино и вдыхать травы забвения, но всякая жажда будет оборачиваться ещё большей жаждой, и ничто не будет способно утолить её, кроме моих даров. Снова и снова будешь ты возвращаться за ними в этот мир и не обретёшь свободу, пока не научишься видеть, понимать и любить.

— Недетскую сказку ты выбрал, — нахмурившись, проговорил Десталем.

— Сказки создаются для людей, а не для детей, — спокойно возразил Дала. — И не вина сказок, что взрослые читают газеты, выбирая не вечность, а мгновение... Не сердись, друг мой! Кто знает, быть может, я сократил путь этих детей на несколько кругов... Но уже поздно, мне пора возвращаться.

— Ты всегда желанный гость у нашего костра, — сказал Десталем.

Дала поклонился и, не сказав ни слова, направился дальше по дороге между палаток.

— Он никогда не прощается... — тихо проговорил Десталем. Через несколько мгновений, будто очнувшись от своих мыслей, он посмотрел на детей. — Час действительно поздний.

— Спасибо большое за песни, сказки и шоколад, — поблагодарил волшебников Карл.

Десталем улыбнулся.

— Я провожу вас до палатки, мало ли что...

Карие глаза Валери радостно засветились в темноте: нечасто встретишь взрослого, который совершенно бесплатно угостит сладостями, расскажет красивые истории да ещё будет волноваться о тебе. Она гордо вышагивала рядом с высоким мужчиной, жалея, что сейчас ночь и так мало людей видят её. Тогда бы они поняли, что она не просто жалкий подкидыш, что у неё тоже могут быть вот такие большие друзья!..

Карл думал почти о том же. Он представлял, какой была бы его жизнь, если бы он рос среди людей, похожих на тех волшебников, которых встретил у костра. Он снова и снова вспоминал слова Десталема: «Смотри, Дала, сегодня Бог привёл к нам детей!..» И теперь уже тот мир с его волшебством увядающего лета, фантиками-корабликами и белыми червячками сигаретных окурков казался Карлу далёким и ненастоящим. «Что же ты за человек! — с горечью повторял себе он. — Почему ты не можешь выбрать один мир и жить в нём?!»

Утомлённые долгой прогулкой и разговорами, дети проснулись только к полудню. Ещё немного побродили по палаточному лагерю, а потом вместе со всеми потянулись к стадиону, напоминающему огромный, сияющий огнями корабль, который так и не спустили на воду.

Карл посмотрел билеты Валери и близнецов — у всех были места в первом ряду. Похоже, мода на благотворительность была международной. Но, придя на стадион, Карл понял причину подобной щедрости. Если в футболе действие разворачивалось на земле и первые места была самыми дорогими, то в квиддиче игра происходила в воздухе — и лучшие места находились на верхних трибунах. Усаживая близнецов, изумлённо тянущих тонкие шеи, он усмехался собственной глупости — надо же быть таким наивным!..

— Давай поднимемся туда? — предложила Валери, и чёртики в её глазах заплясали быстрее.

Карлу не хотелось ловить на себе полусочувственные-полупрезрительные взгляды обитателей верхних рядов, но он волновался за Валери, которая в ответ на несдержанные слова чистокровных волшебников могла выкинуть такое, что мгновенно лишилась бы и своего места в первом ряду.

— Хорошо, — согласился он.

— А вы, малыши, сторожите наши места! — распределила роли Валери и побежала наверх.

Запрыгнув на последнюю ступеньку, она повернулась лицом к стадиону и, разведя руки в стороны, крикнула:

— Ура!.. Я птица! Я могу летать!..

— Подобные полёты плохо заканчиваются, — раздался спокойный, с лёгким оттенком презрения голос — и, пожалуй, впервые Карл был согласен с мистером Малфоем.

— Для всех будет лучше, — продолжил Люциус Малфой, — если вы оставите птиц в небесах, а сами вернётесь на положенное вам место.

Плечи девочки поникли, руки сжались в кулаки.

— Валери!.. — остановил её Карл.

— Кто это? — надменно спросил поднявшийся за отцом Драко. — Такая же, как ты?

— А ты кто такой?! — с вызовом произнесла девочка.

— Мы с ним учимся вместе, — тихо объяснил Карл.

Мистер Малфой сжал рукоять трости — впервые его сыну давали такое определение: мальчик, который учится вместе с грязнокровкой. Он собирался что-то сказать, но тут к ним поднялась молодая женщина.

Дорога, наверное, утомила её, она прижимала тонкую руку к груди, а другой поддерживала складки дорогого платья. На мгновение Карл забыл и о Валери, и о мистере Малфое, он смотрел только на женщину. Она была похожа на лилию в мире, где лилии уже не растут. Кожа женщины была такой белой, что даже воздух, казалось, мог её испачкать. Светившиеся холодной синевой глаза смотрели на Карла, не замечая его, но холодность и надменность женщины не могли заглушить в нём почти священный трепет перед единственным словом — мама, потому что это была мама Драко Малфоя.

— Матч скоро начнётся, — сказала она мужу.

— Да, Нарцисса, — ответил он.

Тут к ним подошли важный господин в дорогом костюме, семья Рона Уизли и сам Рон со своими друзьями — Гарри и Гермионой. Карл едва заметно кивнул им и потянул Валери за рукав.

— Нам пора.

Валери вырвала руку, но спустилась с верхней ступеньки.

— Пойдём, — повторил Карл.

И дети медленно пошли вниз, а стоящие в проходе люди стали подниматься наверх.

Плюхнувшись на сиденье, на которое за время их отсутствия так никто и не покусился, Валери демонстративно отвернулась, словно квиддич потерял для неё всякий интерес.

— Ты за кого болеешь? — спросил Карл, пытаясь отвлечь её.

— За Ирландию.

— Почему?

— Там холоднее, — непонятно ответила Валери. В мыслях она всё ещё находилась наверху и вела уничтожающий разговор с надменным отцом и выскочкой-сыном.

Карл оставил свои попытки развеселить ставшую вдруг неразговорчивой девочку и в мыслях тоже поднялся наверх. Как и Валери, его не интересовала сейчас возможность увидеть вблизи пролетающий снитч, но, не решаясь даже в мыслях вести разговоры, он представлял, что просто тихо стоит рядом с красивой и строгой женщиной. Воображаемая леди Малфой была чуть ли не реальнее настоящей, поэтому Карл не заметил, как на стадионе показались вейлы — талисман Болгарии.

Валери вейл заметила — и на её лице появилось выражение резкой неприязни.

— Подумаешь, — пробормотала она, обращаясь то ли к Карлу, то ли к себе. — Только идиотке понравится, когда на тебя так пялится весь стадион. И только идиот влюбится в безмозглую куклу!.. Это же всё ненастоящее!

На смену вейлам пришли лепреконы (талисман Ирландии) и осыпали зрителей золотом.

— И это всё ненастоящее... — проворчала Валери, наблюдая, как люди вскакивают со своих мест, пытаясь поймать золотые монеты. — Взрослые, а не знают, что бесплатно в жизни ничего не даётся...

Наконец начался долгожданный матч. Для Карла, не знавшего игроков ни в лицо, ни по номерам, все они превратились в стаи разноцветных точек. Зелёные побеждали, но одна красная точка была быстрее. Судя по словам комментатора, этой точкой был спортсмен со значка — Виктор Крам. Карл обрадовался — будет, что рассказать Тэду — и оставшуюся часть матча смотрел с большим вниманием.

Она оказалась недолгой. Виктор Крам поймал снитч, и, хотя это не спасло Болгарию, он стал героем матча.

— Это всё благодаря мне, — заявила Валери, когда они покидали стадион. — Если бы я болела за Болгарию, победила бы Болгария!

Карл думал, что Валери, переполненная сознанием собственного могущества, поведёт их в очередной поход по долине, но девочка вдруг сказала:

— Давайте посидим в нашей палатке?

И, спрятавшись в своём маленьком домике, они до вечера рассказывали друг другу о забавных случаях, произошедших в их небогатой на радости жизни, учили английские, французские и финские слова, писали свои имена на других языках... Снаружи доносились музыка, песни, и весёлые крики болельщиков...

— Мир — радость... — тихо сказал Тапани на ломаном английском. — Мы внутри... Хорошо...

Дети знали, что завтра сказка закончится, но сегодня они с улыбками засыпали под звуки неизвестных инструментов и голоса, говорящие на незнакомых языках...

Проснулись они от криков, в которых теперь слышались страх и боль. Путаясь в спальниках, все четверо выбрались из палатки. Лагерь был охвачен паникой. Люди бежали кто куда, толкаясь и давя друг друга.

Дети тоже побежали — и вдруг увидели впереди людей в чёрных плащах с капюшонами. А в небе над ними висели странные фигуры. Издалека они напоминали кукол из детского театра, но кукловод словно тянул за все ниточки сразу — и куклы нелепо дёргались, исполняя странный, уродливый танец.

Карл подошёл ближе и понял, что это не куклы.

Женщина висела вниз головой, ночная рубашка задралась, покрытые гусиной кожей ноги дёргались в разные стороны. Муж пытался ей помочь, но снова закричал от резкой боли, выгнувшей его тело. Рядом, путаясь в пижамах, кричали дети.

Валери закрыла ладонями глаза близнецам.

И тут в небе, заслоняя звёзды, появилось странное облако. Оно медленно увеличивалось — и превратилось в огромный череп, изо рта которого выползла змея.

По долине прокатился вопль ужаса. Люди в капюшонах опустили палочки и бросились бежать.

Валери что-то бессвязно шептала, прижимая к себе Тапани и Матти.

— Нужно вернуться в палатку, там наши вещи, — сказал Карл.

Валери не слышала.

— Пойдём, — он взял её и детей за руки и повёл к палатке.

— Слишком поздно, — рассудительно сказал он самому себе, когда они пришли: палатка превратилась в кучу порванных лоскутов.

Порывшись в них, он достал свой рюкзак, вещи Валери и братьев.

— Найдём другое место и переночуем там.

Другое место оказалось найти не просто. Всюду царил хаос. Палатки были перевёрнуты вверх дном, траву усыпали осколки стекла, где-то продолжались пожары.

— Остановимся здесь, — предложил Карл, когда они вышли на небольшую возвышенность у края долины.

Близнецы устало опустились на землю. Валери отошла в сторону и, нахмурившись, наблюдала за суматохой в лагере.

Карл достал из рюкзака куртку и накрыл ею братьев, потом подошёл к Валери.

— Они ведь не волшебники, да? Та семья? — глухо проговорила девочка.

— Думаю, нет, — тихо ответил Карл, которому истязаемый мужчина напомнил привратника.

— Зачем люди в плащах это сделали? Просто, чтобы посмеяться?

— Наверное, — произнёс он ещё тише.

— Сволочи!.. Сволочной мир!.. Не хочу здесь жить!

Карл понимал, что должен найти для неё какие-то правильные слова, но слова никак не находились.

Валери вернулась к близнецам и сказала резче, чем обычно:

— Мы будем спать здесь. А завтра утром уедем домой! Всё, ложитесь — и чтобы ни звука!

Сама она легла на траву лицом к земле и проговорила угрожающе:

— Если кто-то меня разбудит, убью!

Но Карл знал, что она не заснёт.

Ему самому тоже не спалось. Глядя на высокие звёзды, которые уже не заслоняли никакие облака, он вспоминал свои недавние размышления об отношении людей к чудесам. Но как волшебники относятся к людям?.. Придя в их мир, кем бы они стали для людей?.. Друзьями, помощниками, наставниками?.. А может, вместо того, чтобы дарить радость и веру в чудесное, они решили бы превратить тех, кто не умеет произносить заклинания, в рабов?..

Сегодня страшное облако со змеёй спасло человеческую семью. Наверное, им сотрут память или сделают что-то в этом роде. Но пережитые мгновения ужаса, боли и унижения убивают часть души. И воскресить её уже не сможет никакая магия...

Мысли мешали спать. Карл понимал, что завтра (уже сегодня!), вернувшись к Тэду и Софи, должен будет улыбаться, а на улыбку нужны силы, но, даже закрывая глаза, видел перед собой искажённое болью лицо той женщины.

Чтобы не видеть её, он смотрел на звёзды — и вдруг оказался на берегу океана. Волны, в лучах солнца казавшиеся разноцветными, мерно набегали на песок.

Постепенно цвет воды стал темнеть, а сам океан медленно начал отступать, открывая покрытое кораллами дно. Он всё мелел и мелел — пока не осталась крохотная чёрная лужица. Из воздуха появился серебряный ковш и, оставляя след на песчаном дне, зачерпнул чёрной воды, водорослей и песка. Их едва хватило, чтобы наполнить ковш на одну треть. Потом невидимый творец слепил тело и влил в него содержимое ковша.

На бледном лице медленно открылись мутные, цвета морского ила глаза — и Карл понял, что этот человек безумен. В страшном одиночестве своём, мучимый теми крохами души, что оставили ему предки, шёл он по дну обмелевшего океана, оставляя неровные следы...

Его разбудила Валери.

— Собирайся, за нами пришли, — сказала она, бросая ему куртку.

Тапани и Матти испуганно смотрели на женщину в строгом костюме.

— Быстрее, мы опаздываем! — сказала женщина.

Она отвела их к порталам.

— Вы сюда, ты сюда, а ты сюда! Быстрее! — она подтолкнула их в спину.

Карл коснулся старой газеты и оказался в парке. Вместо того, чтобы пойти в приют, он сел на скамейку и опустил голову на руки. Надо улыбаться. Он попробовал растянуть губы в улыбку — получилось. Потом переложил значок и разноцветную конфету на палочке в карман куртки и пошёл домой.

В приюте было тихо — все ещё спали. Вдруг в конце коридора он увидел Тэда.

— А говорил, что не любишь рано вставать... — произнёс с ласковым упрёком Карл, подходя к нему.

Лицо у Тэда посерело, под глазами лежали тёмные круги. Он посмотрел на Карла и сказал всего одно слово:

— Софи.

— Что?.. Что Софи?!

— Вчера её сбила машина. Она жива. Только она больше не может видеть.

Глава опубликована: 16.11.2012

Глава II. Человек – зеркало человека

В больничной палате лежала девочка. Прозрачные трубочки вливали лекарство в руки, не намного толще этих трубочек. На голове была шапочка из бинтов. Казалось, девочка неправильно надела её: шапочка почти закрывала глаза.

К ней заходили врачи, медсёстры, люди в строгих костюмах, дети. Однажды даже зашёл полицейский.

Девочка их не видела, ей мешала шапочка из бинтов.

Бинты сняли ночью. Девочка ждала, когда наступит утро. Но утро не наступило.

— Может, подарим ей книгу? — радостно воскликнула непоседливая Джеси и тут же испуганно закрыла рот рукой.

— Нет, книгу мы ей дарить не будем, — нахмурившись, ответил Бен.

Бен был самым старшим, и к его обязанностям прибавились теперь новые. Он каждый день собирал детей, вёз сначала в больницу, потом обратно в приют. Он успокаивал тех, кто после случившегося боялся выйти на улицу, и сдерживал тех, кто хотел уничтожить все машины с находящимися в них людьми... В той машине сидела женщина. Молодая, красивая. У неё были деньги, а главное — у неё был отец. Он не мог позволить, чтобы дочь посадили из-за какой-то бездомной девчонки.

— Лучше привезём фрукты, она их любит... — сказал Бен.

Софи любила фрукты: ананасы, кокосы, бананы напоминали ей о далёких сказочных странах. Теперь девочка брала их в руки, стараясь отгадать по форме название. Сначала получалось плохо, но сегодня она отгадала всё, кроме мандарина. Он был очень большим и казался похожим на апельсин.

Бен пристально смотрел на Софи, пытаясь разглядеть в её глазах хоть что-то, но они сияли ровным, ничего не выражающим светом — зелёные ёлочные шары на рождественской распродаже... Бен задёрнул шторы — и свет исчез. Осталась только улыбка.

Что бы ни делала Софи, на её губах теперь постоянно была эта улыбка. Она шутила, смеялась, а когда кто-то заговорил о выписке из больницы, сказала радостно:

— Может, теперь, когда я не вижу солнца, оно перестанет сердиться на меня?

Бен неслышно вышел из палаты, оставив Софи смеяться вместе с Джеси, и тяжело оперся о широкий подоконник. В белых горшках стояли растения с листьями, напоминающими осоку... Если бы он был заведующим больницей, он поставил бы здесь горшки с цветами... Хотя теперь какая разница!..

Ему никогда не нравилась Софии. Пожалуй, она раздражало его даже больше остальных. Вечно со своими играми в сказку...

— Всё справедливо... — глухо прошептал юноша. — Она не хотела видеть реальность — вот и получила... Ты тоже виноват... Рассказывал ей свои глупые истории!..

Карл, стоявший у стены, ничего не ответил.

— Ну, что ты молчишь?.. Может, пойдёшь и расскажешь ещё одну сказку? О том, что она будет жить долго и счастливо!..

Так и не дождавшись ответа, Бен отвернулся и устало опустил голову на руки.

Карл знал, почему он так говорит. Когда Софи сбила машина, Бен находился в тридцати метрах от неё. Он бегал хорошо, был даже чемпионом школы. Но ему до Софи было пять секунд, а машине — одна. Он не успел.

Они все не успели. И теперь дети, которые за время, проведённое в приюте, сказали Софи не больше пары фраз, обрушивали на неё судорожные потоки слов. Не из жалости. Не из чувства вины. Им просто страшно было представить, что Софи не успела запомнить их лица, и они спешили наполнить её память звуком своих голосов. Она с покорной радостью принимала каждое слово. Слова стали единственным, что способен был подарить ей мир.

Солнце так и не простило Софи. Когда её забирали из больницы, оно с жестоким любопытством разглядывало слепую девочку, беспомощно протягивающую руки в поисках тени. Карл смотрел на него почти с ненавистью: если бы он мог, он бы погасил солнце. Но солнце прощало Карла. Солнце знало, что он ненавидит не его, а себя. Всё время, каждый час с момента возвращения Карла преследовала одна мысль: если бы он не поехал!.. Он своей силой мог бы спасти Софи. Но вместо этого гулял между разноцветными палатками и наслаждался вкусом горячего шоколада... Если бы Софи могла видеть, он не знал бы, как смотреть ей в глаза...

Ещё один мальчик прятал взгляд при виде Софи.

Тэд ни разу не приехал в больницу, оправдываясь тем, что не хочет заставлять всех возиться с его коляской, и потом, когда Софи вернулась, молча смотрел на неё издалека. Только когда она спросила с улыбкой: «А где Тэд?» — он подкатил коляску и пробормотал, глядя себе в колени: «Я тут...»

Тэд тогда находился ещё ближе к Софи. Достаточно было сделать шаг и протянуть руку. Но он шаг сделать не мог.

Тэд давно смирился со своей глупой попыткой полететь. Казалось, ему было уже всё равно, как ещё сломает его жизнь, прежде чем позволить умереть. Но в тот вечер он тихо сказал Карлу:

— Не думал, что моя никчёмная жизнь может кому-то пригодиться...

Карл с грустью посмотрел на мальчика и подумал: будет ли кому-нибудь нужна его жизнь?..

Заканчивался август, и приближалось время уезжать в Хогвартс. В ответ на традиционное извещение от Попечительского совета Карл на этот раз написал письмо с просьбой помочь Софи. Ответ был коротким и предельно ясным: «Магглы должны лечиться в маггловских больницах». Единственная помощь, которую волшебники готовы были оказать людям, — это стереть память.

Карл с тоской смотрел на свои руки, которые могли теперь заставить подняться в воздух все перья, но не способны были исцелить болезнь. Даже самая умная ученица Гермиона Грейнджер могла только починить очки своего друга Гарри Поттера, но не исправить его зрение.

В последний вечер Карл долго сидел с Тэдом, Софи, Джеси и другими детьми в старой деревянной беседке. Софи держала его за руку и улыбалась.

Листья отрывались от ветвей и медленно падали, так и не подхваченные ветром: последние дни лета принадлежали осени. Солнце село, небо усеяли песчинки звёзд. Птицы улетали к звёздам...

Подняв на Карла слепые глаза, Софи тихо сказала:

— Когда ты рядом, мне кажется, я немного могу видеть...

Он пожал её руку, ощущая внутри горечь вины.

Стало холодать. Ребята проводили Софи в комнату, а Карл пошёл собирать вещи.

Рабэ печально наблюдал за его медленными, рассеянными движениями, потом сел мальчику на плечо.

— Пора уезжать, да? — спросил Карл.

Ворон опустил голову.

— Мне нужно попрощаться с Францем.

Ворон остался сидеть.

— Ты со мной?..

Вместе они прошли по тёмным улицам, посидели в каморке Франца: мальчик пил чёрный чай, а старик — водку, купленную у какого-то русского, — потом отправились в приют. Карл не пошёл сразу в свою комнату, а поднялся на второй этаж и долго бродил по пустым коридорам, заглядывая в классы со странным ощущением, что больше сюда он уже не вернётся...

Из последнего класса доносились тихие звуки. Карл толкнул дверь — и замер на пороге. На полу, прижимая к груди разноцветную конфету, которую она так и не съела, сидела Софи. Горькие, безнадёжные слёзы выжигали слепые глаза, но она закрывала рот рукой, твёрдо помня сказанные ей однажды слова: «Поэтому родители тебя и бросили! Разве хоть один человек сможет вынести вечно плачущую девочку?!»

Карл прикрыл дверь и побрёл к себе, а в ушах стоял этот плачь.

Он не мог забыть его и на следующий день, сидя в красном экспрессе. За окном шёл серый дождь. В соседнем купе Гарри со своими друзьями обсуждали подробности прошедшего чемпионата по квиддичу, чудеса, ожидающие их в новом учебном году, права домовых эльфов, мракоборца Аластора Грюма, заполнившего половину камер в Азкабане... Потом пришёл Драко, который, как оказалось, мечтал учиться в Дурмстранге, где «эту сволочь на пушечный выстрел не подпускают». Под сволочью, конечно, подразумевались грязнокровки. Карл вспомнил близнецов Корхонен и улыбнулся: Драко не знал, что грязнокровки проникли даже в Дурмстранг.

Отвернувшись к стене, он постарался заснуть, но голоса продолжали звучать сквозь сон... «Жаль только, что мать его любит...» Жаль... Жаль, что кто-то ещё может любить... «Хогвартс... заколдован... Если на него посмотрит маггл, то всё, что он увидит, — это осыпающиеся руины...» Странное волшебство... волшебство только для себя...

Красный экспресс не перенёс их в чудесную сказку, сегодня его главным пассажиром был дождь. Вдали, за скрытой тучами линией горизонта, раздавались глухие раскаты грома.

Карл не хотел идти на банкет: разноцветные конфеты вызывали у него приступы тошноты. Но выбора не было. Заняв свободное место ближе к двери, он постарался найти взглядом нового преподавателя защиты от Тёмных искусств, но не увидел ни одного подходящего лица. Потом медленно посмотрел на профессора Снейпа. Тот, по обыкновению нахмурившись, разглядывал учеников. На Карла он не смотрел... Карл подождал несколько секунд и опустил глаза...

Началась церемония распределения. На этот раз шляпа рассказала об истории создания школы. Карл слушал слова незамысловатой песни и представлял себе четырёх великих волшебников. Что бы они почувствовали, увидев, каким стал Хогвартс через тысячу лет?.. Таким бы они хотели его видеть?.. Судя по тому, что здесь ещё учились грязнокровки, Салазар Слизерин всё-таки проиграл. Но остальные — Годрик Гриффиндор, Ровена Когтевран, Пенелопа Пуффендуй — победили ли они?..

После церемонии профессор Дамблдор попросил присутствующих обратить внимание на праздничный ужин, а когда все порядком наелись, поднялся, чтобы произнести традиционную речь, состоящую из перечисления школьных правил. Карлу казалось, директор специально называет места, где ни в коем случае нельзя показываться ученикам, чтобы они непременно отправились туда.

Потом Альбус Дамблдор сообщил, что в этом году чемпионат школы по квиддичу отменяется. По залу прокатился разочарованный гул. Но не успел Карл порадоваться тому, что хоть раз ученики не будут ссориться из-за летающего золотого шарика, как под звуки грома и вспышки молний тяжёлой, хромающей походкой вошёл новый преподаватель защиты от Тёмных искусств, бывший мракоборец Аластор Грюм. Пожав руку профессору Дамблдору, с которым они, похоже, были друзьями, он занял место справа от директора. Карл посмотрел на профессора Снейпа — и с удивлением заметил на его лице неприязнь столь острую, что её можно было принять за страх. Мальчик грустно улыбнулся, гадая, не жалеет ли теперь его учитель о том, что заставил уйти из школы профессора Люпина.

Тем временем Аластор Грюм, мало интересуясь выставленным на столе угощением, сделал несколько глотков из небольшой фляжки, которую принёс с собой, и обвёл взглядом зал. Глядя на его изуродованное лицо, на искусственный, крутящийся, словно волчок, глаз, Карл думал, что мракоборец — странная профессия. Ведь каждый человек — мракоборец, только сражается он со своим мраком. А если всю жизнь охотиться за тьмой других, сделает ли это светлее твою душу?..

Представив нового преподавателя, директор продолжил речь и сообщил, что вместо чемпионата по квиддичу в Хогвартсе пройдёт другой турнир — турнир Трёх волшебников. В октябре прибудут представители двух других магических школ — Шармбатона и Дурмстранга, после чего состоится отбор кандидатов. Зал снова зашумел — но уже с радостным возбуждением. Разумеется, всем захотелось сейчас же записаться в участники, хотя директор и предупредил об опасности этого конкурса. Но оказалось, участвовать в турнире могли студенты, которым исполнилось семнадцать лет. Теперь умы детей заняла мысль о том, как к октябрю повзрослеть на один, два или даже три года.

Карл не верил в волшебное старение, но и его сердца коснулась робкая мечта. Перед сном он долго сидел с Рабэ на подоконнике одного из коридоров школы, слушая дождь. Потом, посмотрев на ворона, сказал:

— Здорово было бы, если бы я выиграл в этом конкурсе... Тогда профессор Снейп гордился бы мной!..

И сам рассмеялся нелепости этой мечты.

Начавшиеся уроки растворили в себе глупые иллюзии. Словно стремясь отомстить детям за несколько месяцев летнего отдыха, учителя пытались за урок объяснить тысячи заклинаний, а список домашнего задания не умещался на доске.

Карлу хотелось поскорее попасть на трансфигурацию. Но случай проверить его теорию представился раньше. На перемене Драко снова поссорился с Гарри Поттером, и оказавшийся рядом профессор Грюм превратил его в белого хорька. Прибежавшая профессор МакГонагалл отчитала нового преподавателя за использование нетрадиционных способов наказания, но факт оставался фактом: если Драко можно было превратить в хорька, значит, в нём было что-то от этого зверька.

Следующим уроком в расписании стояла как раз трансфигурация. Карл отправился в класс и по дороге чуть не столкнулся со странной девочкой. Пребывая в своих мечтах, она не замечала идущих людей. Извинившись с задумчивой улыбкой, девочка вприпрыжку побежала дальше. И тут Карл заметил на полу странную серёжку в виде ракушки. Он хотел догнать девочку, но она уже исчезла в толпе учеников. Времени искать её у Карла не было (профессор МакГонагалл не терпела опозданий), и он решил отдать серёжку после уроков.

На первом уроке по трансфигурации профессор решила повторить основные заклинания, изученные в прошлом году. Нужно было снова делать из посуды животных. Но Карл даже после случая с Драко побаивался осуществлять такие радикальные превращения. Оглядев свою парту в поисках чего-нибудь более простого, он увидел серёжку-ракушку. А что если попробовать?.. Выбрав заклинание, которое казалось самым подходящим, он посмотрел на ракушку, представил океан, на дне которого она лежала, и, взмахнув палочкой, прошептал слова...

Из раковины хлынула вода — солёная, зеленоватая, с водорослями и обломками кораллов, старинными монетами, хранившимися на утонувших кораблях, разноцветными рыбами и прозрачными медузами... Под крики испуганных детей класс быстро превращался в странный аквариум... Профессор МакГонагалл выкрикнула какое-то слово — и океан исчез, на столе перед Карлом лежала маленькая ракушка.

— Я поговорю с профессором Снейпом о вашем поведении! — строго сказала она.

Карл улыбнулся. Ему вспомнился древнегреческий безумец Герострат, сжёгший одно из семи чудес света, чтобы обессмертить себя. Конечно, он вызвал океан не для того, чтобы профессор Снейп услышал его имя, но всё равно было немного приято...

После урока он нашёл в столовой странную девочку. Полумна Лавгуд очень обрадовалась серёжке, она подумала, что её забрали какие-то нарглы. Надев вторую ракушку, Полумна поблагодарила Карла, а он смотрел на неё и думал, знает ли эта девочка, что носит на себе океан...

После обеда у него были предсказания.

Профессор Трелони встретила учеников с обычным трагическим выражением лица. Опустившись в большое кресло, она сказала:

— Дорогие мои, для нас настало время обратиться к звёздам...

Первое задание заключалось в том, чтобы составить свой гороскоп. Но для этого нужно было знать день своего рождения. Карл дня не знал. Только время года — зима...

Подняв руку, он спросил:

— Извините, а можно мне сделать гороскоп для кого-нибудь другого?

— Почему для другого? — не поняла профессор Трелони.

— А он не знает своего дня рождения! — выкрикнул Драко. — Его родители бросили!

Рука сжалась.

— А... Ну, тогда можно... — протянула профессор.

— Спасибо... — сквозь зубы пробормотал Карл.

Перебрав в уме своих немногочисленных знакомых, Карл не нашёл ни одного с днём рождения. Его не было ни у Софи, ни у Бена, ни у Джеси... У Тэда день рождения, наверное, был, но, когда он, Карл не знал.

После урока он подошёл к преподавательнице и спросил:

— Извините, а когда день рождения профессора Снейпа?

Сивилла Трелони нахмурилась, словно пытаясь отыскать ответ внутренним оком, потом пожала плечами и сказала:

— Я не знаю.

Спустившись с башни, Карл пошёл в замок. В одном из коридоров он увидел профессора Дамблдора. Подойдя к нему, мальчик спросил:

— Здравствуйте, директор. Извините, можно спросить... Вы знаете, когда день рождения профессора Снейпа?

— Знаю, — с улыбкой ответил Альбус Дамблдор. — Девятого января.

— А год? Там нужен ещё и год.

— Где там?

— На прорицаниях. Профессор Трелони задала нам составить гороскоп, — объяснил он.

— Ах, гороскоп... — понимающе кивнул директор. — Девятое января тысяча девятьсот шестидесятого года.

— Спасибо большое! — поблагодарил его Карл.

После ужина он сел за домашнее задание. Раскрыв книгу, Карл нашёл в ней таблицу знаков Зодиака. Девятое января — это Козерог. Описание каждого знака начиналось коротким эпиграфом. Для Козерога автор выбрал слова из «Алисы в Зазеркалье»:

Не задерживай его! Ты знаешь, сколько стоит время? Тысячу фунтов — одна минута!

...И не верти пальцами!

...Не оправдывайся, лучше помолчи.

Знаешь, сколько стоит разговор?

Тысячу фунтов — одно слово!

Карл грустно улыбнулся и стал читать дальше.

«Этот человек возвёл вокруг себя каменную стену. Он робок, но одновременно силён и крепок. Мягок, но страшно честолюбив. Кажется, что он предпочитает одиночество. На самом же деле это не так...

<...>

Козерог пытается уверить окружающих, что он не нуждается в комплиментах. На самом же деле это не так. Втайне он жаждет, чтобы люди заметили его достоинства и заслуги...

<...>

Козерог — настоящий отец... Он требует от детей уважения, послушания и строгой дисциплины. Он же, со своей стороны, будет предан им до глубины души и даже способен на самопожертвование...

<...>

...И так уж ли важно, что слово “люблю” он сказал всего раз в жизни, если оно означает “люблю навечно”...»

Карл закрыл книгу, за окнами по-прежнему шёл дождь, он слышал его сквозь стены. Дождь проник в его сны. А потом оказалось что это не дождь, а чей-то плач. Плакала Софи. Слёзы выливались из слепых глаз и наполняли мир. Озеро вышло из берегов. Вода поднималась всё выше. Карл испугался, что сейчас утонет, но вдруг заметил, что волны текут не к нему, а от него. Это он наполнял мир чёрной водой, он вливал в глаза Софи слёзы...

Карл проснулся, тяжело дыша, и посмотрел на часы... Слишком рано...

Времени как раз хватило на ещё один сон. Ему снова снилось разлившееся озеро. По воде шёл человек в чёрной мантии, и там, где он ступал, вода становилась алой. Алые капли превращались в золотых рыбок. На другом берегу озера стояли люди: Гарри Поттер, Гермиона Грейнджер, Рон Уизли, кто-то из его братьев, кажется, Джордж, Драко Малфой с отцом и матерью, — много знакомых и незнакомых лиц. Они наклонялись и ловили золотых рыбок...

Измученный снами, Карл пришёл в столовую одним из последних и чуть не опоздал на занятия. Первым уроком была защита от Тёмных искусств. И это оказался, наверное, один из тех немногих предметов, где Драко не удалось завоевать расположение преподавателя. Аластор Грюм ненавидел сына Люциуса Малфоя. Он ненавидел их всех за одно то, что они учились на факультете, выпускником которого был Том Реддл.

Строгим, почти рассерженным голосом профессор велел убрать бесполезные учебники и спросил их о Непростительных заклятиях так, словно каждый из них знал эти заклятия с рождения.

Робкий голос произнёс: «Империус».

Аластор Грюм быстро кивнул и, достав из стеклянной банки паука, продемонстрировал действие заклятия.

— Полная управляемость, — медленно, чётко, словно вколачивая гвозди, говорил профессор, наблюдая, как паук отплясывает странный, дёрганный танец. — Я могу заставить его выскочить из окна, утопиться... Были времена, года множество колдуний и волшебников были управляемы при помощи заклятия Империус... Так они говорили, — тяжёлый взгляд пытался раздавить Драко Малфоя. — Ведь лучше солгать, чем сесть в Азкабан!..

Он швырнул паука назад в банку.

— Другие запрещённые заклятия?

Ещё одна рука робко поднялась вверх:

— Круциатус...

— Заклинание боли, — кивнул профессор Грюм.

Он увеличил паука и произнёс:

Круцио!

Карл вспомнил семью в небе над палаточной долиной.

— После Круцио немногим удавалось сохранить верность тому, во что они верили... — профессор обвёл класс обвиняющим взглядом. — И последнее заклятие?

Все молчали.

Авада Кедавра, — глухо произнёс Аластор Грюм.

Паук умер.

Профессор добавил, от для этого заклятия нет противодействия, его невозможно отразить и существует только один человек, переживший заклятие смерти, — Гарри Поттер.

Карл подумал, что есть ещё один человек, выдержавший действие этого заклятия. Отразившись, заклятие попало в Тома Реддла, но он тоже не умер. Он пил кровь единорога, пытаясь вернуть себе силы. Часть его души, жившая в подземельях замка, пробудила змея. Но о Томе Реддле профессор Грюм почему-то не сказал.

Оставшуюся часть занятия ученики провели, записывая примечания к трём заклятиям. А на следующем уроке профессор Грюм решил проверить их способность к сопротивлению заклятию Империус.

Просмотрев недовольным взглядом список класса, он ткнул пальцем в журнал и сказал:

— Карл Штерн!

Карл удивлённо поднял голову.

— Выходи! — приказал профессор.

Карл встал и подошёл к столу преподавателя. Тот поднял волшебную палочку и произнёс:

Империо!

Все мысли вдруг исчезли, по венам разлился сладкий туман, и в этом тумане звучал убаюкивающий голос: «Прыгай на стол... Прыгай на стол...»

Карл медленно качнулся... Какая странная просьба... Почему нужно прыгать на стол?.. Прыгают ведь с... Тэд пытался прыгнуть... И он тоже... Тогда на башне... Но Рабе привёл профессора Дамблдора... Профессор сказал: «Магия в твоём сердце...»

Тело пронзила острая боль, голос зазвучал громче, и в его тоне послышались визгливые нотки: «Прыгай!.. Быстрее!.. Прыгай на стол!..» Но Карл не слушал голос, он слушал боль. Наверное, Софи чувствовала что-то похожее, когда машина... когда машина...

Боль исчезла, и Карл обнаружил себя лежащим на полу. Над ним склонилось некрасивое лицо преподавателя. Аластор Грюм внимательно посмотрел на мальчика и произнёс непонятно:

— Из тебя тоже нелегко будет сделать раба...

Сентябрь утонул в потоках серых дождей, начал тонуть октябрь.

Однажды, войдя в столовую, Карл увидел на стенах флаги факультетов и огромный герб Хогвартса. На занятиях все только и делали, что шептались о гостях из Шармбатона и Дурмстранга и предстоящем выборе чемпионов. Вечером ученикам велели выстроиться перед замком. В небе горело столько звёзд, словно это дождевые капли, не долетев до земли, превратились в сияющие льдинки. Одна капля становилась всё больше — и оказалась огромной каретой, запряжённой крылатыми конями. В отличие от своих призрачных собратьев, эти кони были видны всем. Их глаза сияли рубинами, а грива переливалась, подобно рекам золота. Карета и эти кони напомнили Карлу сказку о Золушке, которую рассказали бы Гулливеру в стране великанов. Из кареты вышла очень высокая женщина, наверное, преподавательница, а за ней — продрогшие и испуганные студентки. Все они были одеты в одинаковые голубые мантии. И только у одной поверх тонкого шёлка был полосатый свитер и шерстяная кофта с оленем. В её глазах не было ни капельки страха. Вытянув шею, она разглядывала учеников Хогвартса, ища кого-то.

— Карл! — закричала она, заметив в толпе худого темноволосого мальчика. — Карл, привет!

Карл удивлённо смотрел на Валери, он никак не ожидал увидеть её здесь: она была на год младше его, а значит, тоже не могла участвовать в турнире.

— Привет! — подбежав, девочка хлопнула его по плечу. — Не узнаёшь меня? Мы познакомились на чемпионате по квиддичу? Помнишь?

Карл помнил, но не хотел вспоминать. Мысли о чемпионате всегда вызывали чувство вины.

— Я Валери!

Устыдившись собственного малодушия, он быстро пожал её руку.

— Я узнал... просто удивился... Тебе ведь нет семнадцати... и...

— Да, жалко, что мне не семнадцать. Я бы всем показала!.. Но меня всё равно послали — благотворительность, — она заговорщически подмигнула Карлу. — Спорим, Тапани и Матти тоже приедут?

— Но они ведь только первокурсники!..

— Да, и, кроме того, их родители не волшебники. Таких в Дурмстранг вообще не берут. Я сначала не поверила, когда они сказали, что будут там учиться. Думала, может, ребята что-то перепутали. А потом решила проверить. Так вот... — она схватила Карла за рукав и заговорила шёпотом. — Сын одного из преподавателей оказался замешан в очень нехорошем деле! Говорили, он применил непростительное заклятие к обычным людям! Вообще-то за это полагается серьёзное наказание, но его отец дружит с директором. Чтобы замять дело, в школу взяли Тапани и Матти!..

— Откуда ты всё это знаешь?

— В газете прочитала! — с гордостью ответила Валери и добавила с улыбкой. — Не в официальной, конечно!

— Сейчас проверим... — сказал Карл, наблюдая, как из озера поднимается огромный корабль. Он напомнил ему «Летучего голландца», но в отличие от героя легенд это судно с лёгкостью пристало к берегу. По трапу стали спускаться пассажиры. Первым шёл директор школы, укутанный в серебристые меха, за ним — ученики.

— Вон они! Вон они! — закричала Валери, заметив два меховых клубочка, катившихся в самом конце процессии. — Тапани, Матти! — она радостно замахала руками.

У меховых комочков появились глаза — сначала испуганные, потом робко радостные.

— Они нас узнали! Пойдём! — Валери потащила Карла вперёд. — Привет, ребята! А я знала, что вы приедете!

— Привет, — поздоровался Карл.

Близнецы закивали.

— Теперь мы снова одна команда! — девочке удалось сложить из осколков некое подобие новой семьи, и теперь она довольно улыбалась.

Карл тоже попытался улыбнуться.

— Ой, смотри!.. — вдруг прошептала Валери.

— Это же... — ученик, стоявший рядом с директором, поднял голову, и Карл узнал его. — Виктор Крам!..

— Да не туда! — нетерпеливо прошипела девочка. — Вон! — она повернула его в другую сторону. — Видишь?

Там, в стороне от остальных, стоял юноша.

— Ты его знаешь? — удивился Карл.

— Это же Джейден Ван Стратен!

— Кто?

— Джейден Ван Стратен! Сын преподавателя! Я видела фотографию в газете!

Карл снова посмотрел на юношу: высоко поднятая голова, взгляд — словно в глаза у него вморожен лёд. Да, такой мог применить заклятие к людям...

Джейден Ван Стратен ещё некоторое время молча разглядывал Хогвартс, потом вслед за преподавателями направился к замку.

— Пойдём, — сказал Карл.

Валери бросила неприязненный взгляд на студента Дурмстранга и, взяв за руки близнецов, пошла к Хогвартсу.

— Ему просто повезло, что у него есть отец! — бормотала она, давя сапогами последние листья.

— Да... — тихо отозвался Карл. И в обычном мире, и в волшебном законы везения были одинаковыми.

— Он что, надеется, выберут его? Только если у них тут всё куплено! А если по-честному — то никогда!.. Может хоть сейчас собирать вещи и возвращаться в свой Дурмстранг!..

Но Джейден не собирался возвращаться. С гордо поднятой головой он входил в Большой Зал, и в его ледяных глазах не было ни удивления, ни восхищения перед чудесами замка. Только раз этот взгляд затуманился — когда мимо прошли Тапани и Матти. Карл смотрел на Джейдена и пытался понять, что чувствует надменный юноша, зная, что именно этим грязнокровкам обязан своим пребыванием в школе.

После ужина состоялось официальное открытие турнира, на которое прибыли глава Департамента магических игр и спорта Людо Бэгмен и Барти Крауч — глава Департамента магического сотрудничества. Разглядывая чиновников, Карл думал, что они являются полной противоположностью друг друга. Насколько весёлым и оптимистичным казался первый, настолько строгим и сдержанным выглядел второй. Но под этой строгостью и сдержанностью Карл с удивлением увидел страшную тоску — словно, сумев договориться о сотрудничестве со всеми представителями магического мира, Барти Крауч так и не смог договориться с самим собой.

Речь директора Карл почти не слушал. Узнав, что участников турнира будет выбирать кубок, который нельзя ни подкупить, ни обмануть, Валери успокоилась и теперь составляла карту предстоящей экскурсии по Хогвартсу. Девочка постоянно задавала вопросы, пытаясь разузнать о самых таинственных местах замка. Если бы она слышала слова профессора Дамблдора, произнесённые после церемонии распределения, то непременно бы отправилась туда, куда отправляться было ни в коем случае нельзя.

Вечером Валери заставила Карла и близнецов обойти чуть ли не ползамка. Они бегали по двигающимся лестницам, разглядывали старинные портреты, статуи, искали потайные ходы, даже заглянули в туалет, где обитала Миртл. С прошлого года их отношения с Карлом ухудшились. А увидев его в компании учеников из других школ, Миртл, похоже, обиделась окончательно. Она с ненавистью смотрела на Валери, которая, хоть и не походила на дразнивших её девочек, всё же обладала одним серьёзным недостатком — была живой.

— Давай осмотрим остальную часть замка завтра, — возразил Карл в ответ на предложение Валери забраться на Астрономическую башню.

— Ну, хорошо... — нехотя согласилась она. — Ты возьмёшь близнецов с собой?

— Конечно! У нас в спальне есть свободная кровать, правда, только одна.

— Один спальник, одна кровать, — улыбнулась Валери.

Они вместе спустились по лестнице.

— Спокойной ночи! — сказала девочка.

И, отойдя на несколько шагов, крикнула:

— Я рада, что приехала сюда!

— Я тоже рад... — ответил Карл.

Потом взял детей за руки и пошёл в спальню.

— Вы будете жить здесь, — сказал он, показывая на свою комнату. — Входите.

Карл толкнул дверь — и остановился на пороге. Его тумбочка была открыта, повсюду валялись свитки, а на них, устроив себе гнездо из клочков бумаги, сидел Рабэ.

— Опять! — всплеснул руками Карл. — Рабэ, я же просил тебя не трогать мои конспекты!.. Хорошо ещё, тут никого нет! А если бы остальные увидели? Они бы выкинули всё или сожгли!.. Извините, — пробормотал он, вспомнив о близнецах. — Это Рабэ... Он мой друг, только иногда ведёт себя не очень хорошо... Я сейчас всё уберу!..

Он стал быстро собирать бумаги: черновики, контрольные, сочинения... Вдруг на глаза попался тетрадный листок в клетку с оборванными краями. Там было всего три предложения: «Убийство — это преступление. У преступления не может быть смысла. У преступления должно быть наказание».

Тапани и Матти, игравшие с Рабэ, замерли, увидев, как изменилось лицо Карла.

— Что-то случилось? — осторожно спросил старший брат.

— Нет... ничего... — медленно проговорил Карл. — Всё в порядке...

Он положил листок между другими контрольными и убрал в тумбочку.

— Теперь можно ложиться спать...

Но проспали они недолго. Вернувшись, соседи Карла обнаружили в комнате новых постояльцев. Эти постояльцы им не понравились. Карл проснулся от яркой вспышки света и голосов.

— Эй, ты? Кто это такие? Почему они спят здесь?!

— Это Тапани и Матти Корхонен, они из Дурмстранга, — объяснил Карл.

— Знаем, что из Дурмстранга! Почему они спят здесь?

— А почему нет?

— Мы не хотим жить в одной комнате с грязнокровками!

— Со мной же вы живёте, — пожал плечами Карл.

— Но ещё двое! Это уже слишком! Вели им немедленно убираться отсюда!

— Вы так боитесь испачкаться, что не можете даже заговорить с ними? — усмехнулся он.

— Что ты сказал?! — один из учеников достал волшебную палочку.

— Хватит, — в усталом голосе мальчика послышалось раздражение. — Если что-то не нравится, идите жалуйтесь профессору Снейпу, а лучше — сразу директору!

Ученик выругался, но палочку опустил. Неизвестно, что сказал бы профессор Снейп, а директор был известен своей терпимостью к маггловским выродкам.

На следующий день Карл решил не отпускать далеко от себя близнецов, мало ли что придёт в голову его однокурсникам. И, как оказалось, — не напрасно. После завтрака они столкнулись в коридоре с Драко. Тот смерил детей презрительным взглядом, потом повернулся к Карлу.

— Говорят, ты набрал себе прихвостней из таких же, как ты!

И тут к нему подлетела Валери. Здесь не было лестниц и ступеней, под ногами каждого лежали одинаковые каменные плиты. Здесь они были равны.

— Это ты набираешь прихвостней, потому что не способен найти друзей! — прошипела она прямо в лицо Драко.

— Как ты смеешь, грязнокровка?! — Драко побелел от гнева.

— А ты настоящая принцесса! — зло рассмеялась Валери. — Нарядить тебя в наши голубенькие платьица — и запросто сойдёшь за дурочку из Шармбатона!

— Что?! — Драко выхватил палочку.

— Что здесь происходит? — раздался строгий голос над ними.

— Профессор Снейп!.. — с жалобной обидой воскликнул Драко.

— Сэр, — перебила Валери. — Мы с этим студентом разговаривали о волшебных палочках, и я ему объяснила, что сила палочки не зависит от школы, в которой учится волшебник.

Профессор внимательно смотрел на дерзкую девочку.

— С вашего позволения, — Валери присела в насмешливом реверансе. — Пойдёмте, — сказала она друзьям.

Карл печально посмотрел на Драко, потом на своего учителя и пошёл за Валери.

Весь день они бродили по окрестностям Хогвартса, и Карлу чуть ли не силой пришлось отговаривать Валери от похода в Запретный Лес. А когда стемнело, дети решили продолжить осмотр замка. Загулявшись, они чуть не опоздали на ужин, после которого должны были назвать имена участников турнира.

— Как ты думаешь, кого из ваших выберут? — спросила Валери у Карла.

— Не знаю...

Из Кубка вылетел клочок пергамента. Альбус Дамблдор поймал его и прочитал: «Чемпион Дурмстранга — Виктор Крам».

— Справедливо, — прошептала Валери.

Карл посмотрел на Джейдена Ван Стратена. В пустом взгляде ледяных глаз не отражались ни горящие свечи, ни нарисованные на потолке звёзды.

Ещё одно имя поднялось в воздух.

— Чемпион Шармбатона — Флёр Делакур! — сообщил Дамблдор.

Валери разочарованно вздохнула:

— Даже эта чашка судит по внешности! Вон смотри на неё, похожа на вейлу!

— По-моему, она не сильно отличается от остальных, — сказал Карл, глядя на белокурых девушек в голубом.

— Да уж... Выбирать особенно не из чего... — согласилась Валери.

Тем временем профессор Дамблдор поймал третий клочок пергамента.

— Чемпион Хогвартса — Седрик Диггори.

Пуффендуйцы радостно зааплодировали.

— Кто это? Покажи мне! — зашептала Валери.

— Вон! Нет слева...

— Слишком женственный, — вынесла свой вердикт Валери. — Не обижайся, но я буду болеть за Крама.

— Да ладно, я, может, тоже буду за него болеть, — улыбнулся Карл.

— Ваш чемпион самый лучший! — подмигнула близнецам девочка.

Те удивлённо посмотрели на неё: за месяц они не научились считать Дурмстранг частью себя. Но, увидев, что Валери радуется, тоже заулыбались.

Вдруг Кубок выбросил ещё один листок.

На этот раз профессор Дамблдор долго читал два слова, написанные на пергаменте, потом произнёс:

— Гарри Поттер.

Карл удивлённо посмотрел на Гарри. Тот и сам выглядел удивлённым.

— Как это — Гарри Поттер? — не поняла Валери. — У вас же уже есть один! Этот Диггори!

На лицах остальных учеников застыл тот же вопрос.

— Гарри Поттер, — сказал директор, — подойдите, пожалуйста, сюда.

Гарри, спотыкаясь, побрёл к преподавательскому столу. Он уже почти прошёл между столами Гриффиндора и Пуффендуя, когда из Кубка вылетел клочок тетрадного листа. Зал зашумел, поражённый.

— Может, Кубок сломался и выбрасывает все имена подряд? — неуверенно предположил Карл.

— Карл Штерн, — тяжёлым голосом произнёс Альбус Дамблдор.

— Что? — спросил мальчик, вставая.

— Здесь написано ваше имя, — без улыбки сказал директор.

— Что?! — Карл изумлённо посмотрел на директора, потом на профессора Снейпа. Во взгляде декана Слизерина читалось такое презрение, что Карл поёжился.

— Пожалуйста, подойдите сюда, — сказал Альбус Дамблдор.

— Но Кубок же сломался... — пробормотал Карл. — Он сейчас ещё чьё-нибудь имя выбросит!..

Однако Кубок молчал. Молчал и Альбус Дамблдор, только взгляд светлых глаз становился всё темнее.

— Пожалуйста, подойдите сюда, — повторил он.

Ничего не понимая, Карл отправился в комнату, где уже собрались остальные участники турнира. Чуть не сбив мальчика с ног, вбежал Людо Бэгмен. Схватив за руку Гарри Поттера, он принялся представлять его Виктору Краму и Флёр Делакур. В голосе главы Департамента магических игр и спорта дрожало радостное возбуждение.

В комнату вошли директор, мистер Крауч, профессор МакГоналл. Последним вошёл профессор Снейп.

— Что это означает? — властно спросила директор Шармбатона.

К ней присоединился директор Дурмстранга.

— Вины Дамблдора здесь нет, это всё проделки мальчишек! Они нарушили правила и должны быть исключены! — ответил за директора профессор Снейп.

— Благодарю, Северус, — холодно произнёс Альбус Дамблдор. Потом повернулся к Гарри.

— Это ты, Гарри, бросил в Кубок своё имя? — строго спросил директор.

— Нет, — ответил Гарри Поттер.

— Может быть, ты просил кого-то из старших бросить в Кубок своё имя?

— Нет.

Ему не поверили.

Спор прекратил Барти Крауч. Серым, безжизненным голосом он произнёс:

— Мы должны строго следовать правилам... Тот, чьё имя выпало из Кубка обязан участвовать в турнире.

Казалось, необходимость соблюдать правила причиняла главе Департамента международного сотрудничества странную боль.

Людо Бэгмен просиял, предвкушая, какую популярность обретёт турнир, если в нём будет участвовать знаменитый Гарри Поттер.

Директор Дурмстранга пробовал возразить, но его оборвал вошедший Аластор Грюм. Бывший мракоборец считал, что кто-то пытается убить Гарри, поэтому и бросил в Кубок его имя. Говоря об этом, он выразительно смотрел на Игоря Каркарова.

— Ну, ладно ещё Гарри Поттер! — вынужден был согласиться Каркаров, пряча глаза. — Но что делать с этим? — он указал на стоящего в углу комнаты Карла.

— Карл Штерн нарушил правила и должен быть исключён из Хогвартса, — раздался сухой, холодный голос. — Если профессор МакГонагалл предпочитает закрывать глаза на действия своих учеником, то я не потерплю нарушений, пусть даже совершённых студентом моего факультета.

— Северус, дело не в этом, — мягко возразил профессор Дамблдор. — Мистер Крауч ведь объяснил: чемпионы связаны магическим контрактом, им придётся участвовать в турнире, хотят они того или нет.

— Вы совершаете ошибку, разрешая этому ребёнку участвовать в турнире, — не слушая его, повторил профессор Снейп.

Альбус Дамблдор не ответил.

— Ничего не поделаешь, придётся взять и его, — пожал плечами Людо Бэгмен. — Барти, пора дать чемпионам инструкции.

Инструкций Карл не слушал. Разглядывая каменные плиты под ногами, он вспоминал презрительный взгляд профессора Снейпа и его ледяной голос.

Потом директор Шармбатона увела Флёр Делакур, Крам ушёл с профессором Каркаровым.

— А вам я советую сейчас же идти к себе, — улыбнулся Дамблдор своим чемпионам. — Не сомневаюсь, ваши факультеты горят желанием отпраздновать ваш успех...

— Прошу прощения, директор, но мистеру Штерну придётся пойти со мной, — проговорил Северус Снейп.

Схватив Карла за руку, он провёл его по опустевшему залу, освещённым зелёным пламенем лестницам и втолкнул в свой кабинет.

— Как вам могло прийти такое в голову? — почти по слогам произнёс он, повернувшись к Карлу.

— Профессор, поверьте... я не... — забормотал Карл.

Но Северус Снейп ему не верил.

— Ладно ещё Поттер, тот вечно лезет в герои! Но вы! Вы-то о чём думали?

— Я не бросал своё имя в этот кубок, правда!

— Неужели? — с издёвкой переспросил профессор. — Может, скажете, что и это вы не сами писали?

Он достал из складок мантии клочок тетрадного листа в клетку. Там было всего два слова: «Карл Штерн».

Карл изумлённо смотрел то на листок, то на профессора.

— Нет... это я... это я писал... но как же?..

И вдруг вспомнил дождливый вечер, когда, сидя с Рабэ на подоконнике, он сказал: «Здорово было бы, если бы я выиграл в этом конкурсе... Тогда профессор Снейп гордился бы мной!..» Неужели?.. Разбросанные бумаги в комнате... Следы когтей и клюва на листках... Ворон, на больных крыльях прыгающий по воздуху, чтобы подняться над кубком и исполнить мечту своего друга... Бедный, добрый Рабэ! Что же ты наделал?..

— Простите, профессор!.. Но я, правда, не бросал этот листок в кубок!..

— Тогда кто же оказался столь любезен, что сделал это за вас? — он смеялся злым, неверящим смехом.

— ...Я не знаю... Но это не я!.. Пожалуйста, поверьте, это не я!..

— Вы лжёте! — резко перебил профессор Снейп. — Я предупреждал: для таких, как вы, желание стать героем плохо заканчивается. Вам казалось, на вас никто не обращает внимания? Никто не замечает, не считается с вашим мнением?.. Молчите! Меня бесполезно обманывать. Все ваши мысли написаны на лице, и нужно быть слепым, чтобы не прочитать их!.. Вас никто не принимал всерьёз, а тут представился случай заявить о себе! Доказать, что вы тоже существуете! И вы пишете своё имя, надеясь, что кубок сделает из вас героя!..

— Я никогда не хотел стать героем! — не выдержав, тоже закричал Карл. — И я не бросал в кубок этот листок! Но даже если бы это было и так... — голос стал тише, теперь в нём звучала просто боль. — Почему вы так говорите со мной?.. Что я вам сделал?.. Я всегда слушался вас, я старался выполнять задания... Да, у меня часто плохо получалось, но я старался... Вы же видели... И сегодня... Я понимаю, почему вы сердитесь на Гарри Поттера, но я студент вашего факультета!.. То, что вы говорили про нарушение правил... это ведь неправда! Если бы Кубок выбрал Драко Малфоя, вы бы радовались!.. А со мной говорите так, словно я совершил преступление... Да, я виноват в смерти мамы... Но я же не нарочно!.. Почему вы так относитесь ко мне?.. Ведь я больше похож на вас, чем Драко!..

И замолчал, прочитав в глазах своего учителя ответ.

Сгорбившись, Карл повернулся и побрёл к двери. Ему понадобилось три года, чтобы понять: профессор Снейп ненавидит свои отражения.

Глава опубликована: 17.11.2012

Глава III. Похожий на тебя – ещё не ты

Проснувшись на следующий день, Карл не сразу вспомнил о произошедшем накануне. Внутри просто было ощущение, что случилось что-то важное. Потом он посмотрел на сидящего у подушки Рабэ: ну да, турнир...

Не будь вчерашнего разговора, он мог бы, наверное, чувствовать себя немного счастливым, мог бы чуть-чуть гордиться собой: ведь Кубок не сломался и сам выбрал его. Но теперь и счастье, и гордость казались глупой иллюзией. Чему тут можно радоваться и чем гордиться? Седрика Диггори поддерживала вся школа за исключением Гриффиндора. Гарри Поттера вся школа считала негодяем и предателем, но его поддерживал собственный факультет. Карла негодяем и предателем считали все: и Гриффиндор, и Когтевран, и Пуффендуй, и Слизерин и даже его декан. Слабая надежда, что со временем мнение профессора Снейпа изменится, не оправдалась. Он ещё сильнее отдалился от Карла, всем своим видом желая показать, что не имеет ничего общего ни с глупым желанием этого ученика участвовать в турнире, ни с позорным поражением, которое его ожидает.

Неверие других может по-разному влиять на человека. Кто-то стремится наперекор всем доказать, что чего-то стоит. Кто-то опускает руки под тяжестью укоризненно-насмешливых взглядов. С Карлом не произошло ни того, ни другого. Его сердцем завладела странная пустота. «Всё равно». Если бы у него было достаточно сил говорить, а у них — терпения слушать, он сказал бы эти слова в лицо каждому.

Только Валери смотрела на него с радостным возбуждением. Она уже представляла себя подругой Победителя Турнира Трёх Волшебников, и её ни мало не заботило, что думает об этом вся школа и сам участник турнира.

А Рабэ заботило. В его взгляде теперь ясно читалось чувство вины и даже страх. Казалось, ворон наконец понял, что натворил. И одного имени его друга в кубке недостаточно не только для того, чтобы победить, но и для того, чтобы просто выжить.

— Ничего, — пытался успокоить его Карл, — мы как-нибудь справимся.

Но пока у самого мальчика не было идей о том, как справляться и главное — с чем. Поняв, что участия в турнире не избежать, он заставил себя подойти к Гарри Поттеру, который тоже попал на чемпионат «вне конкурса», и спросил о правилах. Гарри рассказал, что мистер Крауч не сообщил им ничего конкретного, только объяснил, что в первом туре будут проверять умение волшебников действовать смело и находчиво в неожиданных обстоятельствах.

Раз не существовало никаких особенных указаний, значит, и готовиться было не к чему. Придя к такому выводу, Карл решил сосредоточиться на учёбе: турниры пройдут и забудутся, а чтобы поступить в университет, нужно сначала закончить школу.

Валери его серьёзность немного разочаровала: она мечтала, как вместе с Карлом будет сбегать с занятий и бродить по окрестностям замка. Когда в ответ на предложение отправиться вместо урока трансфигурации в Визжащую хижину девочка услышала: «Давай в конце месяца, когда мы пойдём в Хогсмит...», — она даже обозвала его «зубрилой». Но Карл на «зубрилу» не обиделся. Казалось, он придумал себе прозвище похуже.

Сама Валери предпочитала не отягощать голову лишними знаниями. Конечно, в Хогвартсе предметы оказались намного интереснее, но и здесь было достаточно всякой ерунды. Например, прорицания. Просто смотреть тошно, как эти глупые девчонки окружили профессоршу и кричат наперебой: «Мадам, скажите, когда я выйду замуж?»

«Никогда!» — мрачно предсказала им Валери и отправилась на заклинания.

Профессор Флитвик, хоть ростом и не вышел, знал много полезного. Но к середине урока нервные движения маленького преподавателя утомили Валери. Она высидела ещё десять минут, меняя самодельные серёжки-стрекозы на арбузные дольки, которые давно заприметила у одной студентки Когтеврана, — а потом сбежала.

В коридорах замка было тихо: похоже, остальные ученики отличались большим терпением, а может, просто боялись.

Валери не боялась. Никого и никогда. Вот и сейчас, перегнувшись через перила, она бесстрашно разглядывала тьму, скопившуюся у подножия замерших лестниц. Подняв голову, девочка заметила стоявшего на противоположной стороне Джейдена Ван Стратена. Наверное, ему тоже наскучили занятия. Пустой взгляд скользил по старым стенам, портретам,.. Валери. В ледяных глазах ничего не отразилось: для него люди значили не больше, чем стены.

Валери вдруг захотелось сделать что-то, чтобы он увидел её, чтобы в его глазах появилось удивление, испуг, может быть, даже презрение — хоть что-то.

Джейден выпрямился — и лестницы пришли в движение. Валери на миг показалось, что она песчинка, попавшая в огромный часовой механизм. «Глупости!.. — оборвала она себя. — С чего бы мне чувствовать себя песчинкой?.. Это в духе Карла...»

Она тряхнула головой, отгоняя наваждение, и, разбежавшись, прыгнула на одну из лестниц.

— Я хочу сбежать! — весело крикнула она обитателям портретов. — С уроков, из замка!..

Валери не понимала, как устроены эти лестницы, но знала, что никому не позволит выбирать за неё путь. Волшебный механизм подчинился — и через несколько минут девочка выбежала на залитую осенним солнцем дорогу. В такую погоду грех сидеть в тёмных аудиториях: небо почти по-летнему голубое, а у горизонта собрались тяжёлые тучи, словно к ним идёт гроза.

Старая негритянка, готовившая обеды в приюте, говорила, что дома придумали люди, боящиеся молний. Валери всегда любила грозу. Ей нравились крупные капли дождя, летящие в разные стороны, нравился гром, напоминающий дедушку, ворчащего на тебя из-за разбитой банки варенья...

Однажды в детстве ребята из старшей группы обидели её. Сильно обидели. И тогда они узнали, что она молния. И Валери узнала, что она молния. Ребят с ожогами отправили в госпиталь, а девочку — в кабинет заведующей, но никто больше не смел коснуться её и пальцем. Косые взгляды остались, их стало даже больше. Иногда казалось, весь мир вокруг наполнен косыми взглядами. Но молнии не боятся взглядов...

— Карл! — крикнула Валери, заметив поднимающегося по тропинке мальчика, и побежала к нему. — Тоже решил сбежать с урока? — в её голосе слышалось торжество.

— Нет, соплохвост обжёг одного студента, и профессор Хагрид отпустил нас пораньше...

— Ну, хотя бы обед мы прогулять можем? — спросила Валери.

— Обед — можем, — согласился Карл. Последнее время походы в столовую доставляли ему мало радости. Какое удовольствие можно получать от еды, когда каждый желает тебе подавиться?

— Видишь то поваленное дерево? — она протянула руку. — Давай, кто быстрее? Раз, два, три!..

Карл предоставил Валери возможность победить ветер, а сам медленно побрёл на холм, вороша ботинками облетевшие листья... Какой странный год... Столько людей, этот турнир...

— Я победила! — закричала Валери с вершины холма.

— Я в тебе не сомневался, — сказал он, поднявшись к ней.

— Зато ты победишь в турнире!

— Не говори глупостей, — оборвал её Карл. — Да и потом... это неважно...

— А что важно? — тихо спросила Валери.

Карл не ответил. Налетевший порыв ветра растрепал тёмные волосы. В голосе ветра Карлу слышался призыв. Ветер звал его за собой. «Прости, сейчас я не могу уйти, — в мыслях ответил он, — но через четыре года...»

— О чём ты думаешь? — спросила Валери.

— О будущем...

— И какое оно, твоё будущее? — она с любопытством повернулась к Карлу.

— После Хогвартса я хочу поступить в университет... буду строить что-нибудь...

— А я собираюсь остаться в волшебном мире, — сказала Валери, посмотрев в небо.

— Тебе здесь больше нравится?

— В нашем мире всё решают деньги, а здесь всё решает сила, — из её глаз исчезли танцующие огоньки, взгляд стал тяжёлым. — Денег у меня нет, а сила есть... В приюте меня называли ведьмой... Это правда, я ведьма... Я не люблю уроки волшебного рисования, не хочу учить заклинания, позволяющие за секунду вышить золотой узор на покрывале. Другие могут себе это позволить, но не я. Мне магия нужна не для развлечения, а чтобы защитить себя!.. Я буду ведьмой, сильной и смелой настолько, чтобы никто не смог причинить мне вреда!..

Карл слушал Валери — и внутри разливалась странная грусть. Он не мог не признать правоты её слов, но всё же ему казалось, что истина в чём-то другом...

Они до вечера бродили по остывающим полям, провожая последних птиц, спешивших к теплу чужих стран. Даже вернувшись в замок, Карл слышал шорох листвы под ногами и высокие, печальные голоса.

Пытаясь прогнать осенние тени, он подошёл к братьям, делая вид, что интересуется книгами, которые они читают. Тапани сидел над учебником, а у Матти в руках была сказка о забавных существах, напоминающих белых бегемотиков. Карл улыбнулся, в детстве он прочёл все сказки о муми-троллях. Особенно ему нравился друг главного героя — Снусмумрик. Сначала понравилось просто имя. Тогда Карл ещё ничего не знал о волшебстве, но, казалось, в самом этом имени уже заключалась магия. Потом он полюбил и его потрёпанную шляпу, и губную гармошку, и долгие разговоры о свободе и одиночестве. Карл понимал, что Снусмумрик сам выбрал свой путь, и всё же мальчику было его жаль. В таком выборе ему почему-то виделась обречённость...

— Кого ты любишь здесь? — подняв голову, спросил вдруг Матти.

— Больше всех мне нравится Снусмумрик... И ещё хатифнатты... — заметив, что старший брат внимательно смотрит на него, Карл подошёл к нему и проговорил как можно непринуждённее. — А ты что учишь, Тапани?

— Тёмные искусства... Преподаватель сказал, в этой школе их учат мало...

— Наверное, твой преподаватель не знаком с профессором Грюмом, — усмехнулся Карл. — А почему ты делаешь уроки, а твой брат читает сказку?

— Они дали один учебник. Поэтому сначала читаю я, потом он, — объяснил Тапани.

Книга в руках ребёнка выглядела очень старой, некоторые страницы не могла уже спасти никакая магия.

— Ей почти семьдесят лет, — угадав его мысли, сказал Тапани.

— Правда? Можно взглянуть?

Карл осторожно взял книгу и коснулся полустёршихся букв на обложке. Потом открыл первую страницу и вдруг увидел в углу надпись, сделанную неровным детским почерком: «AlfredvonDietrich».

— Не может быть! — поражённо воскликнул он. — Этот учебник принадлежал Альфреду фон Дитриху!

— Ты его знаешь? — удивилась Валери.

— Да!.. То есть я читал его стихотворения... Он поэт... Вот совпадение! — Карл взволнованно смотрел на книгу. — Значит, он учился в Дурмстранге!

— Фон Дитрих... Он немец? — спросила Валери.

— Да... Можно я посмотрю эту книгу?

— Конечно, — Тапани подозвал Матти, и они с любопытством окружили Карла.

Тот бережно листал страницы, но, к сожалению, Альфред, по-видимому, был очень аккуратным мальчиком — на выцветшей бумаге не осталось ни одной пометки.

— Может, под обложкой что-нибудь есть? — предположила Валери. — Я часто забываю разные мелочи под обложкой.

Карл отогнул краешек кожаной обложки — и действительно, обнаружил под ней два сложенных листа пергамента.

Развернув первый лист, он увидел написанный почерком Альфреда рецепт приготовления оборотного зелья, а рядом — слово «Hausarbeit» — «домашняя работа». Ниже было ещё несколько строчек на немецком, но знание этого языка ограничивалось для Карла простейшими словами и фразами.

— Можно использовать заклинание... для перевода, — предложил Тапани. — Нам сказали, потому что мы плохо знаем языки...

Он произнёс заклинание — и буквы разбежались по листу, словно перепуганные насекомые, а потом снова собрались — но уже в английские слова.

«А что если вместо частиц другого человека, использовать частицы себя? Сможет ли зелье открыть нам наше настоящее лицо? Выпив несколько капель, найдём ли мы ответ на вопрос: “Кто мы?”»

— Какой странный... был ребёнок... — пробормотала Валери. Она вдруг потеряла интерес к книге. Ей захотелось всё бросить и уйти.

— Да, странный... — отозвался Карл.

В листке больше ничего не было, кроме пряди светлых волос, и он так и не узнал, смог ли Альфред осуществить задуманное и найти ответ на свой вопрос. Отложив в сторону бумагу и волосы, он развернул второй пергамент. Это оказалось письмо. Альфред, очевидно, так и не решился отправить его — строки были перечёркнуты. Заклинание Тапани снова превратило немецкие слова в английские:

«Здравствуй, дорогой отец!

Прости, что не написал тебе сразу, как приехал. Здесь очень строгий распорядок, трудно найти даже несколько свободных минут. Надеюсь, в будущем я научусь лучше распределять своё время и смогу писать тебе чаще.

Мне нравится в школе. Замок и природа вокруг очень красивые. Я представляю, как ты ходил здесь, и думаю, тебе тоже нравилась эта строгая красота.

Преподаватели с большим уважением отзываются о тебе и выражают надежду, что я буду таким же хорошим учеником, как ты.

У нас много предметов, но главное внимание уделяется Тёмным искусствам. Преподаватели объяснили, что Тьмы не надо бояться, потому что она есть в каждом из нас... Но знаешь, я смотрю в их глаза... И я не вижу там... счастья... Отец, а что если, научив нас Тьме, они забудут научить нас Свету?..»

На этом письмо обрывалось.

Карл перевернул страницу, там Альфред записал строки стихотворения.

Баллада о непроросших крыльях

На просторах, где нам нет имён,

Мы смотрели в беззвёздную высь.

Нам сказали, что там теперь дом

Тех, кому никогда не спастись.

Но и не небу, где свет не мерцал,

Никогда не вместить долгий стон,

Что, рождаясь, в молчаньи сгорал

На просторах, где нам нет имён...

Начало стихотворения тоже не понравилось Альфреду — строки были перечёркнуты.

Карл долго смотрел на учебник. Странно, у него никогда не было такого острого желания иметь вещь, оставленную кем-то родным — отцом или, может, старшим братом. Но сейчас он всё бы отдал за какую-нибудь мелочь, хранящую в себе частицу прошлого, которую передал бы ему родной человек. Такого человека у Карла быть не могло, может, поэтому книга, принадлежавшая Альфреду фон Дитриху, казалась ему особенно ценной.

— Спасибо... — он нехотя вернул книгу Тапани.

«Но, в самом деле, не могу же я украсть у них эту книгу. Она ведь даже им не принадлежит, они должны будут вернуть её в школьную библиотеку...» — подумал он, прогоняя навязчивые мысли.

— А можно, я оставлю себе его бумаги? — спросил он, снова стараясь придать своему голосу непринуждённость.

— Конечно! — в один голос ответили братья.

— Спасибо, — Карл осторожно взял свои сокровища и отнёс в комнату.

Потом он долго представлял мальчика, впервые приехавшего в Дурмстранг. Раньше Карл считал родителей Альфреда фон Дитриха обычными людьми. Ему казалось, волшебный мир был для Альфреда таким же чужим, как и для него. Теперь он понимал, что ошибался. Альфред вырос среди волшебства, волшебство было у него в крови, чистота которой наверняка могла поспорить с чистотой крови мистера Малфоя... Он писал только отцу, значит, его мать умерла. Сначала Карл решил, что она была похожа на Нарциссу Малфой, но потом подумал, что в ней было больше от матери Тапани и Матти. Он закрывал глаза — и почти видел бледную тонкую женщину, медленно угасающую от болезни, но всё пытающуюся улыбаться. Эта женщина стала душой Альфреда. Отец стал его жизнью. В каждой строке неотправленного письма Карл чувствовал глубокую привязанность, испытываемую Альфредом к этому человеку. И тем болезненнее казались длинные линии, перечёркивающие строки. Словно вместе со словами Альфред перечёркивал самого себя...

Карл заснул уже под утро. Ему снился человек, сидящий на поваленном дереве. На нём был блестящий чёрный цилиндр — и Карл понял, что перед ним волшебник из сказки о муми-троллях. Волшебник этот обладал печальной особенностью — он мог исполнять только желания других, но не свои собственные. Налетевший порыв ветра растрепал светлые волосы. Человек в цилиндре повернул голову — и Карл узнал Альфреда фон Дитриха.

Утром, когда он вышел из замка, его поймала Валери.

— Давай погуляем, пока ещё осень! — попросила она.

— Прости, я не могу, у меня сейчас прорицания, — покачал головой Карл.

— Это же ужасная чушь! — безапелляционным тоном заявила девочка.

— Да, предмет немного странный, но в этом году стало интереснее... Мы изучаем звёзды. Это почти как астрономия...

— Король Звезды?.. Тот волшебник на матче сказал, ты Король Звезды?..

— Какой я король!.. — рассмеялся Карл. — Погуляем вечером, хорошо?

— Хорошо, — вздохнула Валери и пошла назад в замок, а Карл побрёл к Северной Башне.

Занятия профессора Трелони действительно стали интереснее, правда, связано это было с тем, что участия преподавателя в них стало не больше, а меньше. Теперь можно было взять книгу, забиться в угол и читать, не рискуя каждую секунду услышать предсказание о несчастном случае, который вот-вот должен произойти.

Карл не очень верил в магическую связь судьбы человека со звездой, под которой он был рождён, но читать о звёздах было интересно. Вот, например, Арктур — самая яркая звезда в северном полушарии, ярче Солнца в сто десять раз. Карл закрыл глаза и попытался представить, как выглядело бы небо, освещённое красным гигантом... Наверное, эта звезда сожгла бы землю... Он тряхнул головой, прогоняя видение, и вернулся к книге:

«Имя звезды происходит от древнегреческого слова, означающего “Страж Медведицы”, арабское название звезды переводится как “Хранитель небес”.

Люди, рождённые под этой звездой, имеют огромную силу, и не только физическую. Арктур покровительствует дрессировщикам, целителям, магам. Многие считают Арктур злой звездой, но на самом деле он не злой и не добрый, а дающий огромную силу. Арктур ставит перед человеком задачу идти до конца, иначе он будет раздавлен этой силой».

Карл отложил потрёпанный учебник и задумался. Зачем нужна такая сила, если она лишает тебя возможности выбора?.. Идти до конца... Но кто определяет, где этот конец?.. Он приподнялся и посмотрел в окно, словно пытаясь разглядеть на небе звезду в сто десять раз ярче Солнца... Нет, звёзды не могут указывать нам, как жить. Они способны только начертить дороги, но по какой из них идти, решаем мы сами... «Я бы не пошёл за тобой. Даже если бы ты дал мне всю свою силу», — мысленно пообещал он кому-то невидимому. Кто-то невидимый не ответил.

Карл прочитал название следующей звезды и улыбнулся: «Сириус — главная звезда в созвездии Большого Пса и ярчайшая в нашем небе. С давних времён Сириус считается звездой власти и войны, сочетая в себе качества Марса и Юпитера (воинственность и авторитаризм). Также он является символом духовной и мистической помощи.

Сириус можно часто увидеть в гороскопах самых известных и прославившихся магов. Рождённым под этой звездой Сириус обещает славу, почести, богатство. Но слишком честолюбивые стремления часто приводят к печальным последствиям. В то же время влияние этой звезды проявляется в мировоззрении человека как разделение мира “на чёрное и белое”, на друзей и врагов, без полутонов».

Карл вспомнил сбежавшего узника Азкабана. Он не знал, почему родители выбрали для ребёнка такое имя и было ли это связано с названием звезды. Знакомство с этим человеком было слишком коротким, чтобы он мог судить о его характере. Но сейчас Карл спрашивал себя, не были ли несправедливое осуждение и годы тюрьмы теми «печальными последствиями», о которых предупреждала книга.

Перелистнув страницу, он продолжил чтение: «Тубан — главная звезда в созвездии Дракона. Название это имеет арабское происхождение и означает “дракон”. Около пяти тысяч лет Тубан играл роль Полярной звезды и указывал на северный полюс Мира. С тех пор считается, что Дракон охраняет Северный полюс и все звёзды на небе. Говорят, через двадцать тысяч лет Тубан снова станет северной Полярной звездой земли.

Человека, испытавшего на себе влияние этой звезды, ждёт странная судьба. Желания его рано или поздно исполнятся, но каждое исполненное желание будет забирать часть его жизни, часть его самого...»

Потом было ещё много звёзд и судеб, под конец занятия названия и характеры начали путаться, завязываясь в один клубок, который уже невозможно размотать. Выйдя из башни, Карл полной грудью вдохнул пахнущий дождём и приближающимися холодами воздух и медленно пошёл в замок. Хотя на следующих двух парах было зельеварение, ему не хотелось торопиться. Наоборот, он словно нарочно замедлял шаг, пытаясь отдалить момент, когда придётся сесть за парту и сколниться под тяжёлым, осуждающе-презрительным взглядом.

Они с профессором Снейпом, как обычно, обходились без слов. В тот вечер, когда кубок назвал его имя, было сказано достаточно. Теперь Карл молча готовил противоядия, стараясь не обращать внимания на Драко Малфоя, щедро делившего свою нелюбовь между ним и Гарри Поттером. Значок на груди Драко мигал, словно рождественская ёлка:

Гарри Поттер — ты смердяк,

Задавала и дурак.

А через несколько секунд уже:

Хоть зовут тебя Король,

На турнире будешь «ноль»!

«Интересно, это он сам сочинил?» — думал Карл, но спрашивать не стал. Три года, проведённые рядом с Малфоем, научили его не обращать внимания на подобные замечания. А вот Валери каждый раз сердилась по-настоящему. Она тоже сделала себе значок, вместив все чувства в одну строку: «Голосуй за Драко Малфоя — студентку Шармбатона!» И сколько Карл ни объяснял, что в английском нет слова «studentgirl» да и глагол «голосуй» не очень подходит в данной ситуации, Валери только сильнее раздражалась, даже пообещала сочинить про него что-то похожее, если он не перестанет лезть к ней со своими глупыми советами.

Отвернувшись от Малфоя, Карл попытался сосредоточиться на задании. Профессор Снейп обещал испробовать на ком-нибудь из студентов приготовленные на уроке противоядия, поэтому нужно было быть очень внимательным. Но Карлу так и не удалось узнать, получилось ли у него сделать элексир, спасающий жизнь, потому что в класс постучался Колин Криви — третьекурсник из Гриффиндора.

— Простите, сэр, но Гарри Поттера вызывают наверх. И Карла Штерна тоже, — сообщил он.

— Мистеру Поттеру и мистеру Штерну предстоит ещё час работы с зельями. Наверх они поднимутся после урока, — холодно возразил профессор Снейп.

— Сэр, их ждёт мистер Бэгмен, — пробормотал покрасневший Колин. — Все чемпионы должны идти. Их, по-моему, будут фотографировать.

Теперь презрения во взгляде Северуса Снейпа стало ещё больше. Карл и сам не мог без улыбки представить себя под объективами фотоаппаратов. Собрав вещи и пробормотав никому не нужное «извините», он пошёл за Колином и Гарри в аудиторию, где уже собрались остальные участники турнира. И ещё там была волшебница в алой мантии, которую Людо Бэгмен представил как Риту Скитер, журналистку журнала «Пророк». Карл посмотрел на неё — и в глазах зарябило от ярких цветов, золота и драгоценностей. Если бы эта женщина обладала способностью к анимагии, она наверняка бы превратилась в попугая. Говорила Рита Скитер тоже много и быстро. Первым делом она, естественно, решила взять интервью у Гарри Поттера. А когда тому, наконец, удалось вырваться, взялась за Карла.

— Я ничего о тебе не знаю, — сказала она, словно архангел, стоящий у врат Рая и вдруг обнаруживший, что чьего-то имени нет в его списке.

Карл молча смотрел в пол.

— Понимаешь, в турнире не может участвовать «никто», — объяснила Рита.

— Видимо, может, — пробормотал он.

— Моим читателям нужна «история». Не сомневаюсь, у тебя есть, что мне рассказать, — улыбнулась женщина.

Затолкав его в тесную комнату, она достала длинное зелёное перо и свиток пергамента.

— Итак, как тебя зовут? — приветливо спросила журналистка.

— Карл Штерн.

— Штерн?.. Кто твои родители?

— ...У меня нет родителей...

— Как это нет? Где они? Умерли? Их тоже убил Сам-Знаешь-Кто?

— Нет... Я вырос в приюте.

— В каком приюте?

— В обычном... Для людей.

— В маггловском приюте?

— В приюте для людей.

— В твоём детстве произошла какая-нибудь страшная история?

— У меня было обычное детство.

— У тебя была несчастная любовь?

— Нет.

— Ты решил принять участие в турнире, чтобы заявить о себе?

Карл горько улыбнулся: у этой женщины и профессора Снейпа оказалось что-то общее.

— Нет.

— Но так не пойдёт! — она откинулась на спинку стула. — Это же скучно, понимаешь? Люди не станут читать такое! Им нужно, чтобы их заставили дрожать, чтобы нашли их сердце, выжали и повесили сушиться! И если ты хочешь, чтобы о тебе говорили, делай то, чего они хотят. Выворачивайся наизнанку, изображай героя, они обожают героев!

— Сожалею, но я не...

— Что ты не?.. Думаешь, кому-то интересна история мальчика из маггловского приюта? Да таких историй тысячи! Вот если бы ты был внебрачным сыном премьер-министра и ведьмы, или твоего отца осудили за домогательства по отношению к несовершеннолетнему сыну — тогда другое дело. Думай, Карл, думай, ты уже не маленький. Я здесь, чтобы помочь тебе. При условии, что ты тоже поможешь мне. Понимаешь, я, конечно, всё могу сочинить и без тебя, но с тобой это будет выглядеть более правдоподобно, — она доверительно подмигнула ему. — Последнее время меня часто обвиняют в том, что у моих статей слишком похожий стиль. Так что думай!

Карл почувствовал себя насекомым в альбоме коллекционера. Но коллекционеру было мало поймать насекомое, он ещё пытался заставить танцевать его, насаженного на булавку.

Он посмотрел на женщину — и ему захотелось найти в ней душу и сжать так сильно, чтобы из души пошла кровь. Испугавшись этого внезапного порыва ярости, он быстро поднялся и, шатаясь, пошёл к двери, где столкнулся с Людо Бэгменом.

— Простите, что прерываю вас, — радостно начал Людо, — но пришёл мистер Оливандер!

Мистер Оливандер оказался пожилым волшебником с необычайно светлыми глазами. Он должен был проверить палочки чемпионов, чтобы убедиться в их готовности к турнирным сражениям.

Первой мистер Оливандер пригласил Флёр Делакур. Палочка Флёр была сделана из розового дерева и содержала в себе волос с головы вейлы, бабушки Флёр. Этот факт необычайно удивил волшебника. Карлу тоже это сначала показалось немного странным, но потом он подумал, что девушка, наверное, очень любила свою бабушку и поэтому хотела навсегда сохранить память о ней.

Палочку Седрика Диггори сделал сам мистер Оливандер, она была из ясеня и содержала волос единорога. Волшебник с улыбкой вспоминал свою давнюю встречу с единорогом, который не очень-то хотел, чтобы его волосы становились содержимым палочек.

А вот палочку Виктора Крама сделал волшебник по фамилии Грегорович. Мистер Оливандер странно отозвался о стиле этого мастера, и Карл почему-то подумал, что волшебную палочку Альберта фон Дитриха сделал именно Грегорович.

Когда Гарри Поттер протянул мистеру Оливандеру свою палочку, глаза старого волшебника вспыхнули.

— О, я очень хорошо её помню.

Это своё изобретение он изучал дольше всего, потом выпустил в воздух фонтан вина и вернул Гарри.

Карл понял, что наступила его очередь. Стесняясь, он подошёл к мистеру Оливандеру и протянул свою волшебную палочку. Волшебник повертел её в руках и нахмурился:

— Смоковница?.. Я бы не рекомендовал покупать турецкие палочки, среди них бывает много дешёвых подделок. Настоящие мастера редко используют древесину инжира для изготовления магических предметов.

Карл ещё ниже опустил голову: он свою палочку не выбирал.

Директор подошёл к мистеру Оливандеру и тихо сказал ему что-то. Карл разобрал только слова «приют» и «попечительскй совет».

— Ах, вот как!.. — протянул старый волшебник. — Ну, тогда...

И вдруг замолчал, поражённо глядя на палочку.

— Вы пользуетесь этой палочкой с первого курса? — спросил он, пристально посмотрев на мальчика.

— ...Да... Я ничего с ней не делал, сэр!.. — испуганно проговорил Карл, решив, что палочка сломалась и мистер Оливандер обвиняет в этом его.

— Дело в том, что... — он посмотрел на директора.

— Что случилось? — спросил тот, подойдя ближе.

— Вы знаете, — обращаясь к Карлу, сказал мистер Оливандер, — что волшебные палочки состоят из корпуса, для которого чаще всего используется древесина, и сердцевины, представляющей собой частицу магического существа. Так вот... Как я уже сказал, эта палочка — дешёвая подделка. В ней нет сердцевины.

Карл посмотрел на директора, пытаясь понять, считает ли он его виновным в несчастье, произошедшем с палочкой. Но вид у Альбуса Дамблдора был скорее растерянный, чем рассерженный.

— Мы не проверяем волшебные палочки учеников... — ответил он.

— Но с такой палочкой он не может участвовать в турнире. Это поставит мальчика в неравные условия по сравнению с остальными, — сказал мистер Оливандер. — Может быть, вы захотите приобрести другую палочку? — спросил он, посмотрев на Карла.

Заработанные летом деньги лежали, спрятанные, в тумбочке. Наверное, их хватило бы на волшебную палочку, но он откладывал их, чтобы оплатить обучение в университете...

— Нет... Нет, я не смогу купить волшебную палочку... — сказал Карл потупившись.

— Тогда, возможно, следует обратиться в Попечительский совет... — предложил мистер Оливандер. — Вы участник Турнира Трёх волшебников, они должны помочь вам.

Карл представил, как подходит к мистеру Малфою и говорит: «Вообще-то мне нельзя было участвовать в турнире, но моему ворону удалось бросить в кубок листок с моим именем. И хотя ваш сын вместе с остальными студентами факультета и самим деканом считают меня полным ничтожеством, не могли бы вы дать мне новую волшебную палочку, чтобы у меня была возможность показать им, как сильно они ошибаются».

— Хотя, конечно, нельзя достичь хороших результатов, если пользуешься чужой палочкой, — возразил самому себе мистер Оливандер.

И вдруг Карлу в голову пришла идея.

— А вы можете!.. — воскликнул он и смущённо замолчал. За свою жизнь он так и не научился просить для себя.

— Вы что-то придумали? — с любопытством спросил волшебник.

— ...Вы не могли бы... Может быть, можно... Просто я... привык к этой палочке... И она не такая уж бесполезная, иногда и у неё что-то получается, правда!.. Может быть, вы... положите в неё... сердцевину... Это ведь, наверное, получится не очень дорого... И если можно... Я бы хотел, чтобы это были волосы, как в палочке мисс Флёр!.. — выпалил он.

— А у вас тоже есть знакомая вейла? — удивился мистер Оливандер.

— Нет, это волосы... волшебника... Он писал красивые стихотворения... Мне очень нравится...

— Я предпочитаю использовать в качестве сердцевины частицы магических животных, но если вы настаиваете...

— Пожалуйста!.. — Карл загорелся своей идеей.

— А вы уверены, что эта палочка вам подойдёт? — с сомнением проговорил мистер Оливандер. — Волосы в палочке мисс Флёр принадлежат её бабушке, а этот волшебник...

— Мне очень нравятся его стихотворения!.. И потом...

И потом у него нет бабушки.

— Ну что ж, технически это возможно... Конечно, мне нужно некоторое время...

— Первый тур ведь ещё не скоро! — беззаботно проговорил Карл и поймал на себе неодобрительные взгляды Флёр Делакур и Виктора Крама.

— Хорошо... Пожалуй, я соберу для вас эту палочку, — согласился старый мастер. — А что касается денег... Думаю, у меня достаточно средств, чтобы позволить себе сделать что-то бесплатно, — добавил он с улыбкой.

— ...Спасибо... Спасибо большое!.. — Карл был так изумлён, что не находил слов. — Я вам сейчас принесу... волосы волшебника... Можно, директор? — он быстро посмотрел на Альбуса Дамблдора.

— Можно, — кивнул тот.

Карл выбежал из комнаты. Прыгая через несколько ступенек, он ощущал внутри странную горьковатую радость. Эта палочка станет как маленький кусочек наследства, оставленный ему Альфредом фон Дитрихом!.. И мистер Оливандер оказался таким добрым!.. Он согласился помочь ему — совсем незнакомому человеку!..

Карл так торопился, что заметил идущего впереди студента слишком поздно, когда столкновения было уже не избежать.

— Прости!.. — пробормотал он.

Юноша молчал.

Карл поднял голову и встретился взглядом с ледяными глазами Джейдена Ван Стратена.

— Прости, я не заметил тебя... — повторил Карл.

Джейден не ответил, продолжая давить его взглядом. Карл вдруг подумал, что мало найдётся людей, желающих смотреть в эти глаза.

— Прости... — снова повторил он и медленно пошёл дальше.

Испытываемая мгновение назад радость испарилась — словно этот юноша был чёрной дырой, поглощавшей свет... Разве можно быть до конца счастливым, когда есть те, чьи души похожи на беззвёздый космос?..

Спустившись в общежитие, Карл бережно достал светлые локоны, завёрнутые в листок бумаги. Какой была душа этого человека?.. Что он чувствовал, когда зачёркивал себя?.. Может, мистер Оливандер прав, и не стоит принимать наследство, оставленное чужими. А вдруг они оставили боль, страдание, скорбь?.. Но кем мы станет, если будем принимать только чужое счастье?..

Сжав в руке светлые локоны, Карла поднялся с колен и пошёл наверх.

В аудитории остались только мистер Оливандер и директор.

— Вот, сэр... Я принёс, — он протянул ему сложенный листок пергамента и свою палочку.

— Вы уверены, что хотите этого? — снова спросил мистер Оливандер.

— ...Уверен, — ответил Карл.

— Что ж... — он медленно кивнул. — Да, кстати, а как звали этого волшебника?

— Альфред фон Дитрих.

— Фон Дитрих?.. Он немец?

— Да, он учился в Дурмстранге.

— Ясно... Я постараюсь сделать её как можно быстрее и пришлю сюда с совой.

— Спасибо большое, сэр!.. — прижав руки к груди, произнёс Карл.

— Ну, будет вам, — чуть смущённо проговорил старый мастер. — Ступайте.

— До свидания! — Карл поклонился мистеру Оливандеру и директору.

— До свидания, — ответил волшебник.

Альбус Дамблдор ничего не сказал.

Вечером, когда они гуляли около замка, Карл рассказывал эту историю Валери и близнецам.

— Вот это да! — удивлялась Валери. — Как же ты три года жил с такой дефективной палочкой?

— Она работает, — объяснял Карл, — просто не сразу... Нужно очень много стараться, чтобы что-то получилось...

— Как она может работать, если у неё сердцевины нет? Это всё равно что часы без батареек, — фыркнула девочка.

— Ну, не знаю...

— Теперь ты точно победишь! — воодушевилась она. — Если ты даже с такой палочкой мог колдовать, то теперь всем утрёшь нос!

— Глупости!.. — возразил Карл. — Одни только волосы не могут научить творить чудеса, даже если это волосы самого Мерлина!.. Я не верю в такое!

— А лучше бы верил, — назидательно сказала Валери. — У тех, кто верит, так и получается.

— Я не хочу верить в такое! — повторил Карл.

— Господи, какой же ты упрямый! — вздохнула Валери. — Надо было подружиться с Виктором Крамом. Жаль, что я не очень люблю спортсменов!..

— А кого ты любишь? — спросил маленький Матти.

Валери остановилась. Потом замотала вокруг шеи длинный шарф, словно ей вдруг стало зябко, и быстро пошла вперёд.

— Нам пора! — крикнула она, не оглядываясь.

Карл взял за руки детей и медленно пошёл за ней.

Через две недели, когда они ужинали в столовой, совы принесли почту. Драко развернул «Пророк», намекнув, что отец посоветовал ему непременно прочитать этот номер. Похоже, статьи там были, и правда, очень интересными: Драко смеялся, не переставая. А потом поспешил передать Гарри Поттеру основное содержание.

— О тебе тут тоже есть, — сказал он, подойдя к Карлу. — Хочешь почитать?

Карл не хотел, но зачем-то взял газету. Ему была посвящена отдельная статья, которая называлась «О вреде благотворительности».

— Не надо это читать, — нахмурившись, проговорила Валери.

Но его взгляд уже бежал по строчкам.

«...и забывая о своих детях, мы дарим им наше внимание, нашу заботу, наши средства. А что получаем взамен? Вместо почтения и благодарности они смотрят на нас с презрением и угрозой. Они готовы пойти на всё, лишь бы доказать нам своё превосходство. И не гнушаются ни ложью, ни подлостью, пытаясь добиться своей цели.

Ему дали возможность учиться в лучшей магической школе, но он захотел большего. “Я стану самым великим волшебником!” — решил он и бросил своё имя в Кубок огня. Участвовать в турнире значит защищать честь школы, в которой ты учишься. Но его не волновала честь школы. Иначе он бы вспомнил оценки, полученные за три года, и десять раз подумал бы, прежде чем принять участие в таком ответственном соревновании. Но что значила для Карла Штерна ответственность перед школой по сравнению со своими собственными тщеславными интересами?

Этот случай не единственный, но он снова ставит перед нами вопрос: должны ли мы проявлять столько заботы о детях магглов, если потом эти дети направляют свои волшебные палочки на нас? Говорят, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Может, пришла пора задуматься, пока наша доброта не привела нас самих к гибели?..»

— Спасибо, — сквозь зубы произнёс Карл, возвращая Драко газету.

— Лично я считаю, что давно пора задуматься, — выразил своё мнение Драко.

— Неужели? — зло рассмеялась Валери. — Ты и думать умеешь?

— Слушай, грязнокровка!..

— Хватит, — остановил их Карл. — Валери, пойдём отсюда.

— Никуда я не пойду! — раздражённо отмахнулась девочка. — И знаешь, что...

Тут в окно влетела большая белая сова и, покружившись над Карлом, осторожно опустила ему в руки небольшой свёрток.

— Это же!.. — забыв о Малфое, воскликнула Валери.

— Смотри, кто-то вспомнил про тебя — первый раз за три года, — с насмешливым удивлением сказал Драко. — Наверное, бесплатный экземпляр «Пророка».

— Дурак ты! — бросила ему Валери и, схватив Карла за руку, потащила к близнецам. — Ребята! Доедайте быстрее! Карлу прислали палочку!

Убежав из замка, они забрались на высокий холм. Там было тихо, и только ветер стелил по земле увядшие нити травы.

— Открывай! — прошептала Валери, огоньки в её глазах дрожали.

Карл осторожно развернул упаковочную бумагу и снял крышку с футляра.

Палочка была одновременно знакомой и незнакомой. Волшебник отполировал её, и она выглядела почти как новая. Но главное заключалось не этом... Теперь у его палочки было сердце...

— Попробуй, попробуй какое-нибудь заклинание! — нетерпеливо шептала над ухом Валери.

Карл бережно взял палочку, некоторое время держал её в руках, а потом положил обратно в футляр.

— ...Нет, — тихо ответил он.

— Как это нет?! — удивилась Валери.

— Я не хочу использовать её без необходимости... Не обижайтесь, — быстро проговорил он, видя, что они его не понимают, — просто тот человек... поэт... Мне кажется, я не имею права использовать его силу для... для забавы... Я ведь для него никто... Может, он и не захотел бы стать частью этой волшебной палочки...

— Ты говорил, что не веришь во все эти магические штучки! — обиженно выкрикнула Валери, вставая. — Ты просто боишься, что ничего не сможешь!

— Нет, Валери!..

— А может, остальные правы, и эта история с турниром вскружила тебе голову! — она повернулась и побежала к замку.

Карл закрыл лицо руками. Даже эта странная дружба рассыпалась... Но как объяснить ей, что в палочке теперь не только сила, но и боль?.. Он решился принять их, но не знает, сможет ли...

— Я был неправ, — прошептал он, сжимая виски. — Она просто хотела увидеть чудо... Увидеть силу, о которой мечтает... Я должен...

Карл вскочил и побежал вниз.

— Валери, подожди!.. — он догнал её у каменных развалин.

— Чего тебе? — резко ответила девочка.

— Прости!.. Я не хотел обидеть тебя... Я попробую заклинание...

— А как же твой Альфред фон Дитрих? Вдруг он не захочет стать частью этого заклинания? — в голосе Валери была злая насмешка пополам с обидой.

— Не сердись на меня, пожалуйста...

Она молчала. Потом кивнула.

— Какое заклинание ты хочешь увидеть?

— А что вы сейчас проходите?

— Манящие чары...

— Ну, пусть будут манящие чары.

— А что мы будем притягивать?

Валери задумалась и вдруг, вскинув голову, крикнула:

— Звёзды!

— Нет, ну, это уж чересчур, — улыбнулся Карл.

— Попробуй! — радостно воскликнула девочка.

Он рассмеялся, потом поднял палочку и сказал с улыбкой:

Акцио, звёзды!.. Вот видишь, для звёзд такого заклинания недостаточно.

— Вижу, — тоже с улыбкой ответила Валери. — Но было бы здорово... Ладно, тут холодно. Давайте лучше обследуем тайные коридоры замка.

— Разве ты не все их обследовала?

— Нет, ваш замок потрясающий! Его и за несколько жизней до конца не обследуешь. Ребята, возвращаемся! — сказала она близнецам.

Дети направились по узкой тропинке к замку. Они уже подошли к стенам Хогвартса, когда Тапани вдруг остановился и сказал тихо:

— Смотрите...

Валери подняла голову и замерла: с неба падали звёзды.

— Метеоритный дождь... — пробормотал Карл. — Какое совпадение...

Но Валери не слушала. Ловя глазами отражения светящихся точек, она представляла себя волшебницей, способной менять направление ветра, орбиты планет и человеческие судьбы.

Карл грустно улыбнулся и побрёл в Хогвартс. Он подарил Валери силу. Ему осталась боль.

Сны пришли сразу, как только он коснулся головой подушки. Их было много. Картины менялись, словно кадры старой киноплёнки, потом всё заполнило небо и звуки взрывающихся снарядов. Воздух пах гарью, было трудно дышать. Внизу раздавались крики. Карл знал, что не мог слышать их с неба, но всё равно слышал. Его глаза ослепли от пепла, он не видел ни эмблем, ни флагов, — только в его голове кричали чужие голоса и внутри его тела разрывались чужие тела...

Он проснулся и сел на кровати, обняв колени. Перед глазами стояли неровные детские буквы:

«Здравствуй, дорогой отец!

Прости, что не написал тебе сразу, как приехал. Здесь очень строгий распорядок, трудно найти даже несколько свободных минут. Надеюсь, в будущем...»

Ад в небе, задыхающемся от пепла, — вот твоё будущее...

Взяв покрывало, Карл выбрался из постели и, стараясь не разбудить остальных, пошёл в гостиную. Там, у камина, он сжался в неловкой позе, словно пытаясь уменьшиться и таким образом уменьшить боль. Раздался тихий шорох, и на плечо тяжело опустился Рабэ. Пламя, дрожа, рисовало на полу странную тень — одну на двоих.

За последнее время произошло столько всего, что Карлу не хватало времени подумать о турнире. Но чем ближе становился день первого испытания, тем больше думали об этом окружающие. Глаза студентов горели насмешливым ожиданием его поражения, а Валери светилась верой в его победу. Поначалу поддержка девочки помогала Карлу, но со временем стала тяготить. И у его одноклассников, и у Валери существовал свой, придуманный Карл. Один — бессильный, не способный ни на что. Другой — обладающий бесконечным могуществом. Наличие этих двойников причиняло ему неудобство, порой даже раздражало. И пока Карл гадал, как их уничтожить, они становились всё реальнее, а он настоящий по-прежнему был никому не нужен...

За два дня до начала турнира произошёл странный случай. К нему подошёл Гарри Поттер и сказал, что на первом испытании будут драконы. Это вернуло его в реальность. Турнир, казавшийся бесконечно далёким и потому иллюзорным, вдруг оказался совсем близко. Скоро он должен будет встать перед всеми этими людьми — и сделать что-то... Дракон?.. Почему дракон?.. Разве в этом проявляется магия?.. Почему их не попросят придумать зелье, возвращающее зрение, или составить заклинание, помогающее ходить тем, кто, казалось, навсегда потерял способность двигаться... Что ему делать с драконом?..

У Виктора Крама, наверняка, давно уже был готов ответ. Почти всё время он проводил в обществе своего учителя или сидел в библиотеке над книгами, которые посоветовал прочесть профессор Каркаров. Мадам Максим тоже постоянно опекала Флёр. Она не стала бы строго соблюдать правила, особенно после того, как директор Хогвартса выставил трёх участников вместо одного.

А вот профессора Снейпа было трудно обвинить в пристрастности. Напротив, он до крайности щепетильно соблюдал все предписания, не нарушая их ни единым словом...

В отличие от него, профессор Грюм никогда не жалел для студентов слов. И каждый урок был продолжением бесконечной обвинительной речи. В день турнира сидеть на его занятиях было особенно трудно. Все словно ждали, что Карл умрёт от страха ещё до начала соревнований. А профессор снова и снова рассказывал о заклятии «Империус»:

— ...многие нашли в нём своё жалкое оправдание и убежище, но правду не скрыть. И как бы ни старались некоторые выглядеть честными и благородными, сирена — это чудовище с уродливым рыбьим хвостом, дракон — та же змея, а...

После обеда Карл вместе с Валери и близнецами пошёл к загону, но войти в палатку для участников турнира они вместе с ним не могли.

— Ты победишь, я знаю! — радостно сказала Валери, и огненные дьяволята полностью заполнили её глаза.

Тапани и Матти молчали. В эту минуту Карл радовался, что они плохо знают английский.

Рассеянно кивнув, он вошёл в палатку. Там сидела бледная Флёр Делакур. Она уже не думала о славе, ей просто хотелось остаться в живых. Виктор Крам хмурился сильнее обычного, Седрик нервно ходил из угла в угол. Они знали, что не умрут, но на их плечах лежала не меньшая тяжесть: каждый должен был защитить честь своей школы.

Карл никому ничего не был должен. И жизнь он тоже не боялся потерять. В этом отсутствии страха не было ничего героического, просто, уйдя, он почти ничего не оставил бы здесь.

Дождавшись своей очереди, он подошёл к мистеру Бэгмену и опустил руку в мешочек из красного шёлка. В ладони остался крошечный чёрный крылатый дракон с серебряными глазами.

— Северный виверн, — назвал его Людо Бэгмен.

Карл растерянно смотрел на своего дракона... Что ему делать?.. Что делать?..

Откуда-то выбежала Рита Скиттер.

— Слушай, не сердись из-за той статьи, — с улыбкой сказала она. — Я бы сама предпочла вариант с незаконнорожденным сыном премьер-министра, но Министерству Магии понадобилась статья про детей магглов.

Карл отмахнулся от этой женщины, словно её присутствие вызывало у него зубную боль.

— Мистер Штерн, ваш выход! — объявил Людо Бэгмен.

Он тяжело поднялся и пошёл к загону.

Дракон был большим и угольно-чёрным. Сложенные крылья казались обломками скал. Он выглядел спящим, но из-под полуприкрытых век разливалось холодное серебристое сияние.

Словно зверь, пойманный в клетку и выставленный на забаву... Они оба звери, на которых пришли посмотреть. Посмотреть, как они пустят друг другу кровь...

«Выворачивайся наизнанку, изображай героя, они обожают героев!»

«Не хочу... Я не хочу сражаться с ним... — повторял про себя Карл, беспомощно глядя по сторонам. — Что же делать?..»

Вдруг ему вспомнились слова... Кажется, это профессор Грюм говорил... «Дракон — та же змея...» Ведь правда, драконы родственны змеям. Если он мог говорить со змеем, то и с драконом, наверное, получится... Карл облизнул засохшие губы, пытаясь вспомнить, как произносятся чужие звуки...

Послушай... Пожалуйста, послушай меня...

Дракон молчал, а в рядах зрителей раздался поражённо-брезгливый возглас.

Они пришли посмотреть... как я буду побеждать тебя... Но я не хочу тебя побеждать... Пожалуйста, поговори со мной...

Дракон медленно открыл серебряные глаза.

— Кто ты такой, чтобы я стал говорить с тобой? — произнёс он голосом, похожим на шёпот ветра в скалах у моря.

— ...Меня зовут Карл Штерн. Я участвую в этом турнире... А как тебя зовут? — спросил он, стараясь быть вежливым.

Разве они не назвали тебе моё имя?..

Карлу показалось, что дракон усмехнулся.

— Они назвали тебя северным виверном... Но это ведь не имя?.. — неуверенно добавил мальчик.

Это то, что они хотят считать именем... Они до сих пор верят, что их слова становятся нашими именами...

— А как твоё имя?

Дракон наколнил голову, приблизившись к Карлу.

Можешь звать меня Тубан.

— Тубан?.. — удивился Карл. — Это же... Я читал в одной книге... Это название звезды! Тебя назвали в честь звезды?!

— А может, звезду назвали в честь меня... — медленно проговорил дракон.

Карл потупился: он чувствовал себя секундой рядом с этим существом, сотканным из вечности.

Пожалуйста, позволь мне забрать ту вещь, что они дали тебе, — наконец, сказал он.

Ты просишь о большой услуге, ты ведь понимаешь. Я должен подчиниться тебе — человеку? Показать всем, что признаю власть одного из людей? Вы думаете, что изгнали нас и теперь правите миром. Но всё возвращается на круги своя. И мы вернёмся. Через тысячи лет, когда вы почти уничтожите свой мир, мы придём — и уже вы будете на коленях умолять спасти ваши жизни...

— Прости... — Карл низко опустил голову, словно слова дракона были из камня.

Вы сами выбираете свой путь... Ты тоже выбираешь свой... Я помогу тебе, мальчик, но слова «прости» для меня недостаточно... Ваши слова стоят слишком дёшево...

— Но у меня почти ничего нет...

— Я попрошу тебя об услуге... Услуга в обмен на услугу — это ведь честно?

Карлу снова показалось, что дракон улыбается.

— Чего ты хочешь? — спросил он.

— Обрести свободу. Они наложили на эти цепи заклинание, и только человеческая магия может его разрушить. Ты человек, и в твоей палочке частица человека. Ты можешь освободить меня.

Карл испуганно посмотрел на дракона.

— Откуда ты знаешь?.. Про мою палочку?..

— Ты не слушал моих слов, мальчик, — покачал головой Тубан.

— Но... Но если я освобожу тебя... Что ты будешь делать?.. Теперь везде живут люди... Ты опасен для них!..

— А ты? — тихо спросил дракон.

Карл замолчал. Он медленно обвёл взглядом зрительские ряды. И вдруг среди одинаковых масок непонимания, страха и брезгливого отвращения, заметил ледяные глаза. В них тоже отражалось удивление, но оно было осознанным, словно Джейден Ван Стратен понимал, о чём Карл говорил с драконом... Вдруг он потом всем расскажет?..

Карл с трудом оторвал взгляд от человечьих глаз и посмотрел в драконьи.

Хорошо, — медленно произнёс он. — Я попробую... Но я не знаю заклинания...

— Я назову тебе заклинание...

Карл приготовился слушать, но слова прозвучали внутри него, словно мысли дракона на мгновение проникли в его разум.

Просто повтори их, — сказал Тубан.

Карл сглотнул и сжал в руке волшебную палочку, потом поднял её и произнёс странную фразу.

Сначала ему показалось, что ничего не произошло. Дракон по-прежнему лежал на камнях — и вдруг, медленно расправив свои крылья-скалы, начал подниматься в воздух.

Минутное оцепенение спало — и люди повскакивали со своих мест. Работники турнира, отвечавшие за содержание зверей, выбежали на поле, протягивая вверх волшебные палочки и выкрикивая заклинания, но лучи света отражались от каменной чешуи дракона и возвращались обратно в землю. Это было похоже на звёздный дождь...

Когда крылатая точка растворилась в облаках, Карл подошёл к камням, на которых лежал дракон, и поднял золотое яйцо.

Конечно, он не победил. В судейских бланках просто отсутствовал такой пункт, как оценка умения говорить с противником. Особенно если этим противником был дракон. Директор Шармбатона добивалась его дисквалификации, директор Дурмстранга сказал, что за такое, по меньшей мере, сажают в Азкабан. На это профессор Грюм ответил: «Да, некоторым давно пора оказаться в Азкабане». Прямых доказательств вины Карла не было. Наблюдавшие за состязанием люди не знали змеиного языка. Только Гарри Поттер, но Гарри не был похож на человека, который станет доносить на других. Каким человеком был Джейден Ван Стратен, Карл не знал. Он каждую минуту ждал, что к нему придёт директор и скажет: «Это был ваш последний день в Хогвартсе». Но наступил вечер, а директор так и не пришёл. Наверное, кому-то удалось убедить судей, что мальчик просто пытался победить дракона, и не его вина, что эти попытки привели к таким печальным последствиям.

Это означало, что Джейден им ничего не сказал.

Карл увидел его в одном из коридоров замка. Он помнил, что этот человек применил заклятие к людям. Но сегодня Джейден не выдал его. Пересилив себя, Карл подошёл к нему и проговорил, глядя под ноги:

— Спасибо...

Он думал, Джейден, как всегда, ничего не ответит. Но юноша вдруг поднял голову и проговорил с кривой улыбкой:

— Не стоит благодарности.

Вернувшись к себе и слушая восхищённые речи Валери, Карл думал об этих словах. Потом, когда Валери наконец ушла, а Тапани и Матти сделали вид, что уснули, он завернулся в одеяло и попытался вспомнить лицо профессора Снейпа, сидящего рядом с другими преподавателями. Карлу хотелось, чтобы память обманула его, чтобы на этой равнодушной маске отразилась хотя бы самая крошечная доля заботы, волнения... Он устало закрыл глаза: сегодня ему хотелось ослепнуть, как Софи...

Но сны приходили сквозь слепоту ночи. Пожилой мужчина в немецкой военной форме читал книгу. Это был отец Альфреда. В холодном сером небе над ним металась стая птиц. Одна из них полетела к Карлу. Она становилась всё больше, пока не превратилась в дракона. Дракон смотрел на него серебряными глазами и улыбался.

Полковник фон Дитрих перевернул страницу. Заглянув ему через плечо, Карл прочитал: «Человека, испытавшего на себе влияние этой звезды, ждёт странная судьба. Желания его рано или поздно исполнятся, но каждое исполненное желание будет забирать часть его жизни, часть его самого...»

Карл проснулся и понял, что дракон обманул его.

Глава опубликована: 18.11.2012

Глава IV. В море много дорог

Прошло уже несколько недель после первого испытания, но многие ученики по-прежнему приветствовали Карла странным шипением. Они не могли общаться на таком языке с драконом, поэтому говорили с ним. Карл не отвечал: произносимые ими слова ничего не значили, просто набор звуков, презрения и зависти.

Преподаватели тоже упорно не хотели забывать о произошедшем. Профессор Грюм на каждом уроке пристально наблюдал за Карлом. Случись эта история на втором курсе, когда была открыта Тайная комната, профессор, наверное, сразу же отправил бы его в Азкабан.

Только Валери восхищала новая способность Карла. Конечно, и она призналась, что его слова, обращённые к дракону, звучали несколько жутковато, но потом добавила радостно: «Я обожаю фильмы ужасов!» Она хотела заставить его продемонстрировать своё умение на маленьких змейках или ящерках, но, к счастью для Карла, все змейки и ящерки уже давно спрятались, спасаясь от наступающих холодов.

Вместе с зимой приближалось и время второго испытания. Карл несколько раз пробовал открыть золотое яйцо, полученное от дракона, но, совершенно пустое, оно кричало так, словно разрывалось на части. После очередной тщетной попытки, мальчик решил оставить всё как есть. Если ответ не находится сейчас, значит, ещё не время.

Валери назвала такой подход бегством от проблем.

— Я от проблем никогда не бегаю! — с гордостью заявила она. — Я их решаю.

— И как бы ты решила эту? — с улыбкой спросил Карл. — Ударила по яйцу чем-нибудь тяжёлым?

— А хоть бы и так!

Карл снова улыбнулся: Валери не решала проблемы, она их уничтожала.

Сегодня она снова прогуляла предсказания и отправилась вместе с Карлом на трансфигурацию. Профессор МакГонагалл напомнила непослушной студентке Шармбатона, что у третьекурсников транфигурация на третьей паре, но Валери простодушно посмотрела на преподавательницу и сказала:

— Но, мадам МакГонагалл, предсказания — это ведь такая чушь!

В этом Минерва МакГонагалл, видимо, оказалась согласна с девочкой, потому что Валери получила разрешение присутствовать на занятии.

Темой урока были межвидовые трансформации. Ученики получили задание превратить цесарку в морскую свинку. Достав птицу из клетки, Карл долго смотрел на неё, пытаясь понять, что сказала бы она, если бы знала о готовящемся превращении.

— Она боится, — сообщила Валери. В других она очень легко находила страх.

— Не превращения, — шёпотом сказал Карл. — Здесь много людей, они все чужие... Но о превращении она не знает.

— Конечно, не знает, она ведь курица!

— Цесарки могут летать. Поэтому, когда они вырастают, им подрезают перья на крыльях... Я видел в приюте.

— Ужасно быть цесаркой...

— У этой перья не подрезаны, значит, она летала...

— Мистер Штерн, если мисс Дюран будет отвлекать вас от работы... — послышался строгий голос профессора МакГонагалл.

— Простите, профессор!

— Курица и свинья, — насмешливо прошептал Драко.

Слава богу, Валери этого не услышала.

— Птица знает, что такое полёт, — продолжил Карл, когда профессор вернулась за свой стол, — а морская свинка не знает. Что будет, если мы превратим существо, которое летает, в существо, которое никогда не сможет летать?

— Что?.. — переспросила Валери.

— Не знаю... — медленно ответил он, беря в руки волшебную палочку.

Карл произнёс заклинание — и на парте перед ним оказалась маленькая свинка.

— Получилось! — обрадовалась Валери.

Но Карл пристально смотрел на животное. Оно действительно было точной копией свинки — и только в глазах застыло странное удивление. Мальчик осторожно погладил свинку.

— Наверное, сейчас она видит мир по-другому... — тихо сказал он. — Она узнаёт, что есть другие существа... Она пытается понять, что значит быть другим существом...

— У нас получилось! — подняв руку, закричала Валери. — Посмотрите, мадам, у нас получилось!

Профессор МакГонагалл подошла к их парте.

— Да, у вас получилось, — кивнула она. — Хорошо. Теперь верните ей первоначальный вид.

Валери толкнула Карла в бок:

— «Хорошо!» Она тебя похвалила!

Карл рассеянно улыбнулся, потом посмотрел на животное и произнёс заклинание — свинка превратилась в птицу.

— Интересно, она помнит о том, что произошло? — спросил мальчик, наклонившись к птице.

Цесарка растерянно смотрела по сторонам.

— Наверное, немного помнит... — самому себе ответил он.

За сегодняшнее занятие Карл получил «Выше ожидаемого», но после урока Драко со своими друзьями догнал его в коридоре и сказал:

— Это всё из-за волшебной палочки! Без неё ты как был никем, так никем и остался!

— Неправда! — выскочила вперёд Валери. — Карл мог колдовать и без палочки! Он очень сильный волшебник!

— Конечно, — усмехнулся Драко, — я с ним четвёртый год учусь и успел заметить, какой он сильный.

— Карл, покажи им! — повернулась к нему Валери. — Покажи, что ты можешь колдовать без палочки!

— Не надо, Валери, — остановил её Карл.

— Что «не надо»? Ты же можешь, покажи им!

— Нет, — с тихим раздражением в голосе сказал он, — я ничего не собираюсь показывать.

— Карл! — топнула ногой Валери.

— Я же говорил, — пожал плечами Драко. — Пойдёмте, — сказал он своим друзьям, — здесь не на что смотреть.

— Почему ты позволяешь им так с собой обращаться?! — прошипела Валери.

— А что ты предлагаешь — разбить Драко так же, как золотое яйцо? — вдруг разозлившись, крикнул Карл.

Валери вздрогнула: он никогда не повышал на неё голос.

— Прости... — заметив, что обидел её, проговорил Карл. — Для меня важно твоё мнение, мнение Тапани, Матти... ещё нескольких человек, но не Драко.

Это было не совсем правдой. Мнение Драко его тоже волновало, но, как решить эту проблему, Карл не знал.

— Делай, что хочешь, — пожала плечами Валери. — У меня следующая пара заклинания. Не хочу их пропускать. Увидимся на обеде.

Она махнула рукой и пошла, унося с собой обиду.

День обещал быть интересным, а оказался неудачным. Такое часто случалось в жизни, пора бы привыкнуть. Но ей привыкать не хотелось...

На уроке профессора Флитвика она провела только полчаса, потом забежала в комнату за пальто и отправилась гулять.

Чёрт с ним, с обедом! Карл будет волноваться, обвинит себя во всех смертных грехах — ну, и пусть! Ей хочется гулять — и она будет гулять!

Погода была ужасной: словно неумелый волшебник пытался превратить дождь в снег. Мысленно поставив ему по трансфигурации «Отвратительно», Валери натянула капюшон, но короткие волосы уже успели превратиться в беспорядочные завитки. Как большинство детей с кудряшками, Валери мечтала о прямых волосах...

Она почти спустилась к озеру, когда увидела стоящего у самой кромки воды юношу.

«Тебя только не хватало!» — мысленно проворчала девочка.

Нужно было повернуть или молча пройти мимо, но Валери не привыкла ни поворачивать, ни молчать.

— Прогуливаешь занятия? — язвительно спросила она. — Хотя таким, как ты, можно делать что угодно!

Джейден обернулся, непонимающе глядя на неё.

— Не делай вида, что не понимаешь моего английского! — разозлилась Валери. — Я знаю, что хорошо говорю!

— Я не понимаю тебя, — сказал он.

— Могу объяснить, — насмешливо проговорила она. — Я ненавижу таких людей, как ты!

— Видимо, это у нас взаимно, — ответил Джейден, делая шаг по направлению к ней.

На краю сознания появилась мысль, что этот человек на четыре года старше её. Он почти взрослый волшебник, применивший непростительное заклятие... Но Валери уже не могла остановиться.

— Я тебя не боюсь! — гордо подняв голову, выкрикнула она. — Я не те беззащитные люди, которых ты мучил! Я волшебница!

— Не люди, а человек.

— Что?

— Это были не люди, а один человек, — с холодной любезностью объяснил Джейден.

— Не важно!

— Почему же не важно? Очень даже важно, — в его голосе послышалась издёвка.

— Только трус будет использовать магию против людей!

— А вот это серьёзное обвинение, — он наклонил голову.

— Есть ещё более серьёзное! Ты использовал непростительное заклятие!

— Ты, как я вижу, неплохо изучила мою биографию. Но позволь просветить тебя ещё немного, — ледяные глаза впились в неё. — В той газетёнке вряд ли написали о моей сестре... Хотя наш род один из самых древних в Голландии, в её чистой крови не оказалось ни капли магии. Она была сквибом. Один человек встретил её вечером, когда она возвращалась из гостей, и изнасиловал. Не выдержав унижения, Агнесс покончила с собой. Я нашёл этого человека... Кто-то считает, что смерть — самое страшное наказание. Я так не думаю. «Круциатус» намного... эффективнее... И каждый раз, приходя в сознание, он теперь будет чувствовать нечеловеческую боль, а добрые врачи будут вливать в его вены питательную жидкость, продлевая такую жизнь... Да, я применил непростительное заклятие, а почему я не должен был этого делать? Я его не простил.

Валери шагнула назад, оступилась, повернулась и, шатаясь, побрела куда-то. К горлу подступала тошнота. Не надо было с ним говорить, не надо было... Это неправда, это не может быть правдой... Он наверняка солгал... Таким ничего не стоит солгать... Он преступник! Там написали, что он преступник!.. Наверное, всё было наоборот... Всё должно было быть наоборот!..

Повторив это бесчисленное количество раз, Валери поверила, что сказанное Джейденом — ложь. И, с искренней ненавистью вспоминая его имя, никогда не призналась бы себе, что хочет, чтобы кто-нибудь применил заклинание к тем подонкам, чтобы кто-нибудь не простил их за то, что они сделали с ней.

Она вернулась в замок только вечером и нехотя спустилась в гостиную Слизерина. Карл говорил с близнецами. Девочка забралась на диван и укрылась пледом, делая вид, что хочет спать.

— ... похож на «Летучего голландца».

— А что такое «Летучий голландец»?

— Это название корабля... Есть легенда... Грустная... Один голландский капитан вёз на своём корабле жениха и невесту. И капитану понравилась та девушка... Он убил жениха и предложил ей стать его женой. Но девушка отказалась и выбросилась в море. Корабль продолжил путь, но когда собирался обогнуть мыс, начался шторм. Напуганные моряки предложили капитану переждать непогоду в какой-нибудь бухте, но тот застрелил недовольных и поклялся, что никто из команды не сойдёт на берег до тех пор, пока они не обогнут мыс, даже если на это уйдёт вечность. Бог услышал слова капитана и исполнил его желание. Теперь он, бессмертный, обречён бороздить волны океана до