Король звезды (джен)

Вместе с первым снегом вернулся Хагрид. Судя по разноцветным синякам, украшавшим его лицо, затянувшийся отпуск прошёл не очень спокойно. Вспомнив лекцию профессора Бинса, Карл подумал, что отпуск этот на деле оказался скорее рабочей командировкой. Глядя на Хагрида, сложно было поверить, что в его огромном росте виновата магия. А значит, он находился в родстве с великанами. Потому Дамблдор и отправил его налаживать дружеские отношения с сородичами. Интересно, добился ли Хагрид успеха? Или великаны приняли сторону Тома Реддла?.. При Карле Тёмный Лорд нечасто обсуждал подготовку к войне, поэтому юноше оставалось только догадываться о его делах... Хотя, кого бы ни выбрали великаны, это вряд ли поможет им самим...

Возвращение преподавателя ухода за магическими существами не сильно обрадовало учеников, уже успевших привыкнуть к интересным и безопасным урокам профессора Граббли-Дерг. Хагрид же на первом после отпуска занятии повёл их в Запретный Лес. Ступая по снегу, которого за выходные выпало столько, что хватило бы на небольшое море, Карл вспоминал своё первое путешествие по этому лесу. Тогда они встретили волшебника, пьющего жизнь из единорога. Теперь Том Реддл пьёт жизнь из него...

С опаской озираясь по сторонам и тихо перешёптываясь, дети шли по снегу, а волшебный лес заметал их следы, чтобы они не смогли найти дорогу назад.

— Не шали! — пригрозил лесу Хагрид. — Я и без следов обратный путь найду.

Но лес не слушал, словно желая запереть путников под сенью деревьев.

— Лесу одиноко... — пробормотал Карл. — Он хочет, чтобы мы вечно ходили здесь и смотрели его сны... А ещё лес ненавидит нас... Он говорит, давным-давно деревья могли ходить... Но волшебники связали их заклинанием, и теперь они обречены на вечный сон...

— Ты окончательно умом тронулся? — почти с сочувствием спросила Алисия Эддингтон.

— А ты только сейчас заметила? — рассмеялась Пенси Паркинсон.

Карл молча прошёл мимо них туда, где за деревьями стояли фестралы. Их крылья на фоне снега казались ещё чернее, а в глазах с наступлением зимы поселилась почти безнадёжная тоска. Да, ночи стали длиннее, и нет опасности быть пойманным или убитым. Но теперь почти не встретишь этих странных существ, любящих дни... Теперь даже случайно их взгляд не коснётся тебя...

Прежде чем Хагрид успел произнести слова предостережения, Карл осторожно положил ладонь на лоб стоявшего впереди животного и тихо сказал:

— Здравствуй...

— Ну вот! Ещё и разговаривает сам с собой! — всплеснула руками Алисия.

«Они тебя не видят... Кто-то должен умереть у нас на глазах, чтобы мы научились видеть тебя... Забавно, люди мечтают о невидимости... Мечтают найти какую-нибудь чудесную мантию-невидимку, чтобы незамеченными наблюдать за остальными... Но ты знаешь — быть невидимым больно... Даже сейчас, когда тебя окружают люди, видят только несколько человек...»

Фестралов видел Гарри Поттер, да ещё Невилл Лонгботтом как-то странно озирался вокруг. Странно, смерть Седрика Диггори и пережитые вместе события, не сблизили Карла с Гарри. Скорее наоборот. Гарри Поттер, видевший Карла, истекающего кровью, не мог поверить, что такие раны можно исцелить самому. А значит, возвращение его так или иначе было связано с Тёмным Лордом. Конечно, он вряд ли догадывался о Чёрной Метке, появившейся на руке третьего Чемпиона Хогвартса. Но теперь, если они случайно встречались в коридоре, Гарри быстро здоровался и проходил мимо, не глядя Карлу в глаза.

Рассеянно слушая сбивчивые объяснения Хагрида, юноша продолжал смотреть на фестрала. Потом погладил животное по гладкой чёрной шее и медленно пошёл назад в Хогвартс. Окружённый учениками профессор не заметил его ухода, а он продолжал ступать по снегу, и волшебный лес заметал лёгкие следы, чтобы никто не смог его найти.

Карл знал, этот урок, наверняка, закончится так же, как и тот, самый первый, — с гиппогрифом. Фестрал толкнёт кого-нибудь из студентов его факультета, и те поднимут крик. Фестрала объявят опасным для общества, а Хагриду пригрозят увольнением... Снова видеть это не хотелось...

Вернувшись в свою комнату, Карл достал одну из книг, оставленных ему Томом Реддлом, и стал читать. А после обеда к нему подошла подруга Гарри Поттера — Гермиона Грейнджер.

— Мне всё равно, в своём ты уме или нет, но не смей больше так делать! — разгневанно проговорила она. — Хагриду из-за тебя досталось! Амбридж решила, что даже самые посредственные ученики позволяют себе прогуливать его уроки!

— Если бы я остался, Хагриду досталось бы ещё больше! — запальчиво возразил Карл, пытаясь заставить замолчать совесть, которая почему-то была согласна с Гермионой.

— Надеюсь, ты меня понял, — строго сказала девушка.

«Понял, понял...»

Карл понимал, что с каждым днём запутывается всё больше. Путь, который казался единственным и должен был привести хоть куда-то, не вёл никуда. Наступивший декабрь засыпал всё снегом, но легче не стало. Его не принимала даже зима. Дни гасли, не успев зажечься, и жизнь превращалась в одну долгую ночь, наполненную одиночеством и снами.

Сегодня ему снился тёмный коридор в подземелье Хогвартса. Кажется, он искал там Змея, но встретил Гарри Поттера. Тот быстро поздоровался и собирался, по обыкновению, пройти мимо, но вдруг поднял голову, и Карл увидел алый блеск в его глазах. Потом он встречал разных людей — и глаза каждого отливали красным... Карл подошёл к зеркалу, уже зная чей взгляд увидит в нём... Он поднял голову — и проснулся...

В следующем сне он стоял на одной из улиц Лондона, мимо шли люди и маги. Карл видел знакомые лица, но никто из них не узнавал его. Волоча за собой тяжёлый чемодан, шла профессор Трелони. Карл хотел помочь ей, но она прошла мимо, не заметив его. И тут юноша понял, что он не Карл... Он фестрал, случайно оказавшийся в этом городе... Чтобы люди увидели его, кто-то должен умереть... Вдруг он почувствовал острую боль... Она становилась всё сильнее...

Карл проснулся. Левое запястье словно пронзили тысячи тонких игл. С трудом одевшись, он взял метлу и вышел из замка...

Библиотека в замке Уилтшира была заполнена людьми. Замерев, они слушали тяжёлые, жёсткие слова, которые произносил их хозяин. Том Реддл гневался. Этот никчёмный Уизли помешал Нагайне отыскать вход в комнату, где спрятано пророчество! И никто из тех, кто считает себя достойным носить Чёрную Метку, ничего не сделал! Теперь Дамблдор поймёт (если уже не понял!), что нужно Тёмному Лорду, и усилит охрану.

Уже несколько месяцев он просит их достать для него пророчество, но они ни на что не способны! Могут только плести бесполезные интриги, да мечтать о мире, который он им создаст!

— Ты обещал, что искупишь своё прежнее преступное бездействие, Люциус, — шёпотом, в котором слышался каждый звук, говорил Том Реддл. — Или ты забыл об обещаниях, данных своему господину?

— ...Я помню, мой Лорд...

— Тогда почему ты ничего не делаешь?!

Он заметил Карла и кивком приказал подойти. Потом схватил его за запястье так, что юноше пришлось сжаться в неловкой позе на полу, и снова повернулся к лорду Малфою.

— Или ты думаешь, я буду ждать вечно? Я бессмертен, но терпение моё не бесконечно!

Люциус Малфой опустил голову.

— А ты, Ван Стратен! Может, мне в следующий раз послать туда вместо Нагайны твоего сына, чтобы ты стал более расторопным?

— Я подчинюсь любому вашему решению, — невозмутимо ответил Филипп Ван Стратен. Даже в ситуации, угрожающей ему и его близким, этот странный человек продолжал неукоснительно следовать своим принципам, одним из которых было всегда оставлять последнее слово за собой.

Остальные же почти не слушали Тёмного Лорда, боясь и не смея отвести глаз от скорчившегося на полу юноши. Карл понимал, сегодня Тёмный Лорд позвал его не для того, чтобы избавиться от боли. Сегодня он хотел показать своим слугам их место, хотел, чтобы они увидели в этом ребёнке себя и ужаснулись силе своего господина и собственной ничтожности. Ещё одно неверное действие, ещё одна ошибка — и они тоже будут, сгибаясь от боли, молить о пощаде. Карл понимал это, и в душе его разливалось горькое ощущение бесполезности. Он почти с радостью отдавал силы Тому Реддлу, думая, что этим избавляет от боли пусть не самого лучшего в мире, но всё-таки человека. Сегодня же он участвовал в спектакле, рассказывавшем о том, что один человек может сделать с другим. Карлу не нравились ни спектакль, ни роль. Он знал, что способен прекратить это. Между ним и тем единорогом существовало различие. Единорога Том Реддл пил, не спрашивая у животного разрешения. Жизненную силу Карла он мог взять, только если Карл позволял ему это делать...

«Я обещал служить ему, я должен сдержать обещание...»

Насладившись спектаклем, Тёмный Лорд отпустил юношу, и тот отполз к стене, пряча глаза от ставшего слишком ярким света. Все беззвучно выдохнули. Нарцисса Малфой повернулась к мужу и слабо улыбнулась. Ужасное будущее утратило свою реальность и снова стало тем эфемерным кошмаром, который, наверное, навсегда останется всего лишь сном. Только Северус Снейп продолжал смотреть на Карла. Лежащий на полу с заломленными руками юноша напомнил ему о своём детстве. А от прошлого избавиться труднее, чем от самого ужасного будущего.

Когда силы вернулись к Карлу настолько, что он мог встать без посторонней помощи, он поднялся и, держась за мебель, вышел из библиотеки. Во рту был привкус крови — наверное, прикусил губу... Сделав несколько шагов, он остановился, услышав тихий звук — словно уставший домовой эльф волочит по ковру разбитую тарелку...

«Тебя только не хватало!..»

Он прислонился к стене, пропуская ворона, но тот вдруг остановился. Карл равнодушно пожал плечами и собирался уже пройти мимо, когда услышал внутри себя: «Ты собираешься никогда больше не говорить со мной?»

Несмотря на старческие нотки, этот голос сохранил властность и некоторую насмешливость, свойственную тем, кто обладает так многим, что не боится терять, или тем, кто, наоборот, уже всё потерял.

«Нам не о чем говорить», — куда-то внутрь себя ответил Карл.

«Правда? Как быстро ты зачеркнул годы, что я прожил рядом с тобой».

«Это ты их зачеркнул».

«У меня не было выбора. Но я помог тебе. Волан-де-Морт спросил, годен ли ты ещё на что-нибудь, и я рассказал, как ты забрал боль Снейпа... Поэтому он исцелил тебя. Я спас тебе жизнь!..»

«Да зачем мне такая жизнь?!» — крикнул Карл и быстрыми неровными шагами пошёл к лестнице.

Ворон неподвижно стоял, слушая, как коридор погружается в тишину. В тишине громче слышится прошлое... Много лет назад его сын произнёс те же слова...

Карл ждал наступления Рождества с нервным беспокойством. Он никак не мог решить, что делать с этим праздником. Сколько юноша ни старался, он не мог представить себя любующимся вместе с Тэдом и Софи наряженной ёлкой. И в школе, превращавшейся из-за Амбридж в тюрьму, оставаться не хотелось. Как-то после занятий он подошёл к профессору Снейпу и спросил: «Профессор, вы вернётесь на Рождество домой?» Северус Снейп ответил: «Нет».

Пришлось остаться в Хогвартсе...

Софи, Тэду и остальным он отправил открытки со словами извинения и сетованиями на слишком большое домашнее задание, сам понимания, что такие отговорки выглядят смешными. «Скоро они обидятся и забудут меня...» — повторял себе юноша. Но некоторые почему-то упорно не желали его забывать. Близнецы прислали волшебную поющую открытку, открыв которую Карл смог почувствовать только странное горьковатое сожаление. И, хотя на конверте было написано его имя, ему казалось, что открытка адресована кому-то другому...

То было странное Рождество. С чёрных небес медленно падал снег, и в его шёпоте слышалась поминальная молитва... Бог рождался, и люди приносили ему свои дары: золото, ладан. А потом они подарили Богу смерть...

Что люди подарят детям, рождающимся в эту холодную зимнюю ночь?.. Будет ли у них кусок хлеба, чтобы утолить голод? Будет ли воздух, чтобы дышать? Будет ли мирным небо над их головами, или вместо игрушек в колыбели будут падать осколки бомб?..

Вспомнились строки из стихотворения Альфреда фон Дитриха:

...И снег кружится второпях,

И тает на больничных стёклах,

Где дети в сломанных яслях

Мечтают о далёких звёздах.

Чтоб жить в другие времена,

Где лето отменило зиму...

Мы им подарим имена

И расстреляем тихо в спину.

Карл давно не открывал книгу его стихотворений и старался как можно меньше пользоваться волшебной палочкой, находя в этом нежелании воскрешать Альфреда фон Дитриха маленькую месть его отцу. Но в рождественскую ночь он воскрес совсем без спроса... Падал снег, и в его шёпоте слышалась молитва. Карлу вдруг тоже захотелось помолиться, но мающиеся в его душе слова были слишком тяжелы, чтобы подняться к небу...

Начались каникулы. Большинство учеников ждали их с нетерпением, но Карл боялся этих незаполненных уроками дней. В свободе есть одна опасность: в ней остаётся слишком много тебя...

Он пытался читать книги, оставленные Томом Реддлом, но описанная в них тёмная магия только усиливала тоску. Раньше Карл даже представить не мог, что нужно сделать со своим сердцем, чтобы научиться использовать такие заклинания. Теперь он представлял, но каким горьким было купленное такой ценой понимание!..

Он мечтал о снеге и тишине, но и снег, и тишина оказались говорящими. И среди их бесконечных разговоров он ещё острее чувствовал собственную немоту... Теперь ему хотелось, чтобы коридоры замка поскорее наполнились человеческими голосами, произносящими простые, ничего не значащие слова... Но время словно замёрзло, и каждая минута падала ледяными осколками в его протянутые ладони...

В этот день он не мог больше учить длинные фразы на уже мёртвых языках и отправился бродить вокруг замка. Потом пошёл в Хогсмит. Выбрал это место, просто чтобы была какая-то цель. Чтобы было, куда идти...

Каждую улочку там наполняло посленовогоднее настроение — когда праздники закончились, но так не хочется их отпускать... От этого настроения Карл сбежал в Лондон. Там торги на валютной бирже и повышающиеся цены на нефть давно стёрли воспоминания о празднике. Только нелепо мигали разноцветные фонарики, украшающие деревья. Но они уже никого не интересовали, гораздо более важной была информация о соотношении курса фунта и доллара, о том, сколько градусов обещает завтра метеорологическая служба, и о том, что сегодня девятое января тысяча девятьсот девяносто шестого года.

От этих чисел Карл попробовал сбежать в приют. Но в окнах старого здания, которое раньше казалось ему невыносимо холодным, этим зимним вечером теплился тихий, ясный свет. Когда в детстве дети возвращались с прогулки, воспитательницы торопили их, грозя: «Вот напустите в дом холодный воздух, и мы все замёрзнем!» Сегодня таким холодным воздухом был он. Стоит ему войти, и их тёплый мир исчезнет... В чёрном мире Софи не останется даже теплоты...

Постояв несколько минут возле высокой металлической ограды, Карл медленно пошёл по улицам, где когда-то подметал мусор. Он помнил каждую трещину в асфальте, знал, в каких местах после дождя непременно появятся лужи... Теперь всё замело снегом... И сердце его замело... Только снег на асфальте растает с весной. А он...

В тесной каморке горел свет. Карл постучал, и старческий голос устало спросил.

— Кого чёрт принёс?

— Это я, Карл, — ответил юноша.

Старик отпер дверь и наклонился, щуря подслеповатые глаза.

— Вот чудо, и правда, ты! Ну, заходи! — лицо расплылось в немного пьяной улыбке. — А я всё гадал, не приедешь ли ты на Рождество. Но ребята сказали, что у тебя там много работы. Даже в праздники отдохнуть не дают!

— Извините... — пробормотал Карл, пряча глаза.

— Да ладно! Я же понимаю, какой интерес молодым сидеть со стариком, — он рассмеялся. Смех перешёл в кашель. — Совсем замучил, — вздохнул Франц, отплёвываясь. — Надо бы подлечиться.

Его лечением неизменно оставалась бутылка русской водки.

— Проходи, малыш! Тут тесновато, но старикам много места не надо. Год, другой — и деревянного ящика будет достаточно...

Карл сел на табурет, потерянно глядя по сторонам.

— Как в школе дела? Справляешься? — спросил Франц, усаживаясь напротив.

— Вроде да... — неопределённо ответил юноша.

— Молодец!.. Без образования сейчас никуда... Хотя и с ним в общем тоже... — старик замолчал, не закончив фразы. Несколько минут он бессмысленно смотрел вдаль, потом, словно очнувшись, заговорил. — Надо это дело отметить! Ты ведь нечасто теперь у меня бываешь, малыш!..

Франц поставил на стол бутылку и потянулся за чайником. Но Карл вдруг остановил его.

— Я уже не малыш, Франц, — тихо сказал он.

Старик опустил руку. Потом молча достал ещё один стакан и наполнил их до середины:

— За встречу!

Карл просто кивнул, потом по-детски обеими руками взял стакан, поднёс к губам — и выпил.

Было горько, горячо и тошно. Он не понимал, как взрослые могут пить эту дрянь, но продолжал протягивать Францу стакан. Карлу казалось, ещё один глоток — и ему откроется какая-то важная истина. Ещё глоток — и он сумеет заглянуть в глубину себя и найти там ответы на все вопросы. Ещё глоток — и исчезнут боль и саднящее чувство одиночества. Ещё глоток — и...

— Кажется, пора остановиться... — сонно пробормотал Франц. — А то скоро и имя своё вспомнить не сможем...

— Со мной всё в порядке... — механически отозвался юноша.

— Тогда скажи, как тебя зовут?

— Карл... Карл Штерн...

— Точно!.. — Франц рассмеялся, словно его позабавило это сочетание. — Так, Карл Штерн, контрольный вопрос: какое сегодня число?

Девятое января...

— К чёрту твои вопросы, Франц!.. — сказал он, вставая. Перед глазами всё поплыло. Несколько секунд он просто стоял, держась за стол, а пустые бутылки со стаканами кружились в весёлом танце, и даже Францев как будто стало двое. Потом они медленно собрались в одного очень старого и одинокого старика.

Карл шагнул вперёд, обнял его и замер. В трезвом виде он никогда не решился бы обнять человека: кого могут осчастливить объятия такого нелепого мальчишки?.. Но теперь в нём столько водки, что уже неважно... А сердце у Франца ухает, как филин. Тоже, наверное, от водки... Вот она — человеческая магия...

— Ну, я пошёл...

— Куда?.. Заведующая тебя выпорет, если увидит!

— Не увидит...

— Поспал бы здесь, а завтра опохмелишься — и в приют.

— Нет, мне пора...

Чёртова человеческая магия!.. Копаешь себя, копаешь, думаешь, что найдёшь клад... А в сундуке только старое тряпьё да пара медяшек. И никакого тебе клада, никакой карты... Куда же идти?.. Господи, куда же идти?!

Холодно, и снег кружится, как ошалелый. Наверное, тоже напился, вот и танцует... Попробовать бы станцевать, но ноги не слушаются... Хорошо хоть, они пока друг с другом могут договориться. А то вдруг одна решит идти направо, а другая налево...

— Идиот, смотри, куда идёшь!

Сам идиот... Как будто ты знаешь, куда идти!.. Думаешь, если у тебя в паспорте написано мистер Трам-пам-пам, так ты этот Трам-пам-пам и есть?.. Наивный!.. Что там ещё написано? Проживает на улице «икс» в доме «игрек»... И ты, радостный, считаешь, что у тебя есть дом? Это который четыре стены и сверху крыша?.. Такой и у собаки есть. Конура называется. Слышал про такое?.. Дом — это люди, которые с замиранием сердца ждут твоего возвращения. Для которых твой приход равносилен явлению Бога!.. Скажи, ты нашёл в себе Бога? Так какого чёрта ты говоришь о доме?!

Люди... В паспорте прописаны и люди. Жена — миссис Трам-пам-пам, и сын Трам-пам-пёнок. Ты, конечно, горд! Считаешь, тебе крупно повезло. Не буду спорить, у меня в свидетельстве о рождении вместо людей прочерки. Встретились два прочерка и родили меня... Ещё один прочерк такой получился... А у тебя всё как полагается... Семья по закону... Только ведь и ты ни черта не понимаешь, что такое семья!.. Это когда с замиранием сердца ждёшь встречи с этими людьми, когда смотришь в их глаза и видишь там отражение Бога... Ты научился видеть в других Бога? Тогда как ты можешь говорить о любви!..

— Эй, ты, проваливай отсюда!

Не волнуйтесь, проваливаю... Сейчас так провалю, удивиться не успеете... Секунду назад был здесь — и вот уже смотался за сотни километров... Интересно, волшебников штрафуют за трансгрессию в нетрезвом виде?.. Вдруг разберу себя на части, а потом соберу неправильно... Рука на голове окажется, ноги местами перепутаются, а сердце вообще потеряется по дороге... Вот смеху будет!..

Нет, вроде ничего... Всё на месте... Собрал себя согласно инструкции... С виду и не заметно, что брак...

Теперь надо метлу раздобыть... Акцио, метла!.. Метла! Акцио!.. Не дозовёшься в такую ночь метлу... Уснула, наверное... Придётся пешком топать... А путь-то неблизкий... Эх, метла, что же ты так...

Ну, и снегу навалило... Мистер Трам-пам-пам! Слышите вы меня? У вас, наверное, и машина есть? Попробовали бы вы на своей машине по такому снегу...

Упасть бы и не вставать... А куда собственно торопиться? Занятий завтра нет... Можно спать хоть до обеда... Можно спать целую вечность... Никто не придёт будить...

Нет, нельзя... Вдруг хозяин проголодается... У меня ведь тоже есть преимущество... Мистер Трам-пам-пам, у тебя в паспорте хозяин не записан... Ты ни себе принадлежать не можешь, ни отдавать себя другим не умеешь. Вот и маешься от собственной свободы... А у меня на запястье чёрным по белому... Так что снег снегом, а мне надо идти... Извините, друзья-волки, ужин отменяется!..

Вот и замок... Это не какой-нибудь дом «игрек» на улице «икс». Настоящий замок, с башнями, винтовыми лестницами и тайными комнатами... Как счастлив был бы твой Трам-пам-пёнок побегать здесь... Я сейчас тоже побегу!.. Я тоже могу быть счастливым!..

— Куда вы несётесь?

— А... профессор, здравствуйте!..

— Что с вами?

— Со мной?.. Полный порядок!.. Полнейший порядок!..

— Вы... Вы пьяны?

— Нет, как вы могли такое подумать?.. Это ведь Хогвартс, прекраснейшая школа в мире!.. Здесь нельзя пить. Амбридж, наверное, давно издала какой-нибудь декрет номер трам-пам-пам, запрещающий употреблять алкоголь...

— Идиот!

— Ну, вот, и вы туда же... Меня сегодня знаете, сколько раз идиотом назвали?.. И вообще так нечестно. Им я хоть ответить мог. А вам я что отвечу?

— Немедленно идите спать!

— Есть, мой повелитель!.. То есть вы, конечно, не мой повелитель. Это Том...

— Замолчите!

— А если я не хочу молчать? Если сегодня я хочу говорить?..

— Я не собираюсь слушать ваш пьяный бред.

— Вы и мой трезвый бред никогда не слушаете!

— Как вы смеете так со мной разговаривать?

— А я сегодня всё смею! Во мне столько водки, что я сегодня смею всё!

— Какая потрясающая смелость! Пара стаканов — и вы стали настоящим героем!

— Простите, забыл, что вы презираете героев...

— Тех, кто становятся героями благодаря бутылке?.. Тупых, жестоких животных, опасных для окружающих и самих себя?.. Да, я их презираю, и, если ещё раз вы придёте в школу в таком виде, даю слово, я исключу вас.

— Исключайте! Мне не нужна ваша школа!.. Том Реддл...

— Прекратите орать!..

— Хочу и ору!.. Как мне это надоело!.. Все эти тайны, планы, секреты! Каждый заврался настолько, что уже сам не помнит, в чём заключается его правда!..

— А вы, конечно, являете собой удивительное исключение? Вы свою правду не забыли?

— Не забыл!.. Пробовал забыть... Столько выпил, но не забыл... Меня зовут Карл Штерн... И сегодня девятое января... С днём рождения, профессор!

— ...Идите в свою комнату и не выходите оттуда, пока не проспитесь.

— Сегодня же праздник!.. В праздник можно лечь попозже... Я совсем не хочу спать!.. Я хочу праздника!.. Большого, радостного!.. Хочу быть счастливым, как этот Трам-пам-пёнок!.. У него есть семья, вы понимаете? Семья!.. Его любят!.. Я тоже хочу, чтобы меня любили!.. У меня ведь есть папа... Мамы нет, но папа есть... Он должен простить меня!.. Ведь я не виноват!.. Он обязательно простит меня и будет любить!.. Я хочу к папе!.. Отведите меня к нему!.. Пожалуйста!.. Я хочу к папе!.. Пожалуйста!..