Талия Винтерс бушевала в своей клетке. Искусственная личность заставляла ее тело расхаживать взад-вперед, ритмичными четкими шагами измеряя длину и ширину маленькой комнаты, в которой теперь проходила ее жизнь. Про себя же она проклинала и ругала последними словами те решетки, что были возведены в ее собственном разуме.

Пси-корпус использовал ее, забрав к себе и добыв невольно предоставленную ею информацию. А потом ее посадили сюда и заперли. Она им больше не нужна, разве что для исследований. И дальнейшие исследования были неизбежны. Это был всего лишь вопрос времени...

... Блад поправил помятый шейный платок и, обернувшись к Оглу, который стоял возле него, ожидая дальнейших распоряжений, указал на среднюю из трех пушек.

— За работу, Огл! — сказал он, чувствуя, как боевая злость, пробудившаяся в нем во время драки с доном Диего, снова начала разгораться. — Откати ее назад!

Чертовски хотелось наброситься на этого гнусного испанского клятвопреступника и придушить собственными руками. Но такая расправа ничем им не поможет, так что остается надеяться, что задуманная комбинация окажется более действенной.

Канонир, славный малый, решительный и сметливый, уже работал возле пушки, откатывая ее назад. Закончив, он выпрямился и снова взглянул на капитана.

Блад зло улыбнулся, продолжая смотреть на дона Диего. Испанец все это время надменно молчал, всем своим видом показывая, что ему нет дела до проклятых английских еретиков.

«Что ж, посмотрим, как эта скотина запоет, когда...»

— Привяжите его к жерлу пушки! — приказал Блад, и голос его был жестким, как сталь.

На мгновение все замерли, осмысливая его слова. А потом Волверстон, ругнувшись, поволок испанца к указанному месту. Другой парень принялся ему помогать. Они не особо церемонились, когда затягивали узлы, и Блад видел, что дон Диего слегка побледнел, кусая губы. Его черные глаза вылезли из орбит, и он тяжело задышал. Через несколько мгновений он стоял на коленях, привязанный к жерлу пушки, с руками, заведенными за спину, и ногами, притянутыми к лафету...

Блад и Джек Воробей остановились возле неподвижного тела, лежащего ничком наполовину в воде. Джек присвистнул, увидев, что это женщина.

— Давайте перевернем ее, — сказал Блад, взяв даму за руки.

— Мне кажется, мы немного опоздали, — ответил Джек, послушно хватаясь за ноги.

Барышня выглядела весьма странно. Черное кожаное платье почти не прикрывавшее точеные ноги в высоких сапогах. Длинные темные волосы, сейчас больше похожие на водоросли. Бледная кожа, отливающая синевой. Да... красавица... даром что мертвая.

— Приподнимем-ка ее, — распорядился Блад, нащупывая пульс. — Она еще жива. Должно быть, наглоталась воды. Нужно, чтобы она откашлялась.

Джек приподнял брови, наблюдая за ним.

— Похоже, вы неплохо разбираетесь в таких вещах, — заметил он, устраивая женщину поудобнее.

— Я врач, — коротко ответил Блад, не поворачиваясь к нему. Он хлопнул дамочку по щекам пару раз, потом, вздохнув, положил руку на ее грудь. — Надо заставить ее дышать.

— Врач? — Джек присвистнул. — А я думал, вы командовали кораблем!

— И это тоже. Дьявол! — Блад отдернул руку, обнаружив, что грудь женщины закрыта бронзовым доспехом. — Помогите снять с нее всю эту сбрую.

— С удовольствием, — ответил Джек, доставая нож. — Минуточку, сэр, сейчас ей будет легче... поверните-ка ее...

Блад подхватил обмякшее тело, поддерживая за плечи. Джек удовлетворенно крякнул, обнаружив шнуровку на спине.

— Ох уж эти дамские штучки! — пробормотал он, взмахнув ножом.

Шнуровка треснула, и платье сползло с ее плеч. Блад быстро снял с женщины бронзовый нагрудник, поразившись его тяжести, и несколько раз сильно хлопнул ее по спине, чуть наклонив вперед.
— Вот так, — сказал он, после того как изо рта дамы вылилась вся морская вода, которую она проглотила. — Теперь надо вдуть воздух в легкие... А вы нажимайте вот здесь...

Джек кивнул, помогая ему уложить ее на песок, но потом отвлекся, рассматривая интересную экипировку прекрасной незнакомки. Ножны из тисненой кожи и странный круглый диск, украшенный голубыми камнями, сверкавшими на солнце.

Блад опустился на колени перед дамой и наклонился к ее лицу.

— М-м-м... спорю, что это сапфиры... — пробормотал Джек Воробей, протянув руку к диску.

Но продолжить фразу он не успел, потому что Блад вскрикнул и, отпрянув, врезался прямо в него.

— Какого дьявола?! — заворчал Джек, и в ту же секунду его руку пронзила боль: диск оказался очень острым. — А-а!

Повернувшись, он увидел, что прелестная леди открыла глаза и пытается встать, придерживая рукой сползающее платье, а Блад лежит на спине, прижимая ладонь к лицу.

— Назад, оба! — рявкнула барышня, опираясь на локти. Она хотела еще что-то добавить, но зашлась в приступе кашля.

Блад, наконец, пришел в себя и медленно сел, глядя ей в глаза.

— Мы просто пытались помочь! — сказал он укоризненно, вытирая кровь с разбитой губы.

Джек шипел, глядя на порезанную руку.

Женщина быстро дотянулась до ножен с мечом.

— Где я? Кто вы такие? И где Габриэль?

— Тише, барышня, здесь все свои, — проворковал Джек, чувствуя, что кровь затекает в рукав его рубашки. — Но мы понятия не имеем, кто такая Габриэль и где она находится.

Женщина провела рукой по лбу, отбросив мокрые волосы. Потом взяла диск и повесила себе на пояс.

— Это моя подруга. Она была со мной... мы прыгнули в воду вместе, когда корабль налетел на риф, — сказала она, оглядываясь по сторонам. — Я должна найти ее!

— Мы с удовольствием поможем вам в этом, — сказал Блад, вставая на ноги и пытаясь вытряхнуть песок из мокрых волос, — но сейчас вам лучше немного полежать.

— Нет времени! — отрезала женщина. Платье снова сползло с нее, и она нахмурилась, гневно разглядывая искромсанную шнуровку. — Что вы сделали с моей одеждой, вандалы?!

— Мы спасли вам жизнь, мисс, — ответил Джек Воробей. — А это, — он указал на ее платье, — просто вынужденная мера.

— Понятно, — женщина усмехнулась, бросив на них косой взгляд. — Полагаю, я должна вас поблагодарить?

— Было бы неплохо, — согласился Блад, намочив платок в воде и прижав к губе. — Вы чуть нос мне не сломали!

— Считайте, что легко отделались, — ответила женщина, и поежилась, когда порыв ветра пронесся над берегом...

... Г'Кар все еще стоял перед зеркалом, когда дверь распахнулась и позади него на пороге появилась На'Тот, уже переодетая в сухую длинную рубашку из грубой некрашеной ткани, со стопкой одежды для него в руках.

— Вот, думаю, что это тебе подойдет… — начала говорить она, а потом осеклась и вскрикнула: — О, святые мученики!

Г'Кар застыл на мгновение, стоя лицом к зеркалу, а потом оглянулся через плечо.

— Не самое приглядное зрелище, согласен, — сказал он с кривой улыбкой, заметив, что она уставилась на его спину.

На'Тот прижала руку ко рту, и в глазах ее по-прежнему был ужас.

— Боги… Г'Кар… я знала, что ты был в плену у этих тварей, и что они пытали тебя, но это… это… — сбивчиво пробормотала она. — Прости, я не должна вести себя так бестактно… но…

— Это всего лишь шрамы, На'Тот, — мягко ответил он, успокаивая ее. — Земляне считают, что это украшает мужчину и воина. Я бы согласился с ними, но, боюсь, такой «красоты» у меня слишком много.

— Ожоги… сплошные ожоги… — сказала она, подойдя ближе и вручая ему одежду. — Электробич?

Г'Кар кивнул, а потом накинул рубашку, которую она принесла, и повернулся к ней лицом.

— Эти шрамы больше беспокоят других, чем меня, — сказал он, мрачно улыбаясь. — И служат памяткой о некоем покойном центаврианском императоре. Но теперь со мной все в порядке, уверяю.

Г'Кар видел, что в глазах На'Тот вспыхнул гневный огонек, но быстро исчез, и ее лицо снова стало спокойным. Возможно, слишком спокойным...

— Я могу еще раз извиниться за наших беженцев, доктор. Вам тогда пришлось с нами несладко.

— Меня больше беспокоило нежелание нарнских беженцев честно сообщать врачу о своем состоянии. Увы, не все можно увидеть на сканере, иногда надо сказать что-то доктору словами через рот. С вашим народом я периодически начинал ощущать себя следователем на допросе…

Тут Франклин осекся, быстро посмотрев на Г'Кара.

— Кхм… я просто хотел сказать, что такое молчание затрудняет работу врача и постановку точного диагноза.

Г'Кар поднял на него внимательный взгляд.

— Полагаю, это из-за того, что у нас считается дурным тоном открыто говорить о своем недомогании или увечье. Что-то… на грани неприличия, понимаете?

Франклин кивнул, закончив изучать данные сканирования.

— Неужели именно поэтому у вас было так мало врачей в прошлом? Потому что это… неприлично? И болеть, и лечить болезни?

— Отчасти, — кивнул Г'Кар. — Но времена меняются быстрее, чем привычки или традиции. Надеюсь, постепенно мой народ изменит и эти взгляды. Так что же показало обследование? Как там моя спина? Увы, я не могу её нормально разглядеть даже в зеркало, неудобно поворачиваться…

— Могу вас порадовать. Новых воспалений нет. Так что сегодня мы ограничимся перевязкой. А регенерацию можно больше не проводить.

Г'Кар выдохнул. Еще одной неприятной процедурой меньше. Она занимала много времени, потому что регенератор нельзя было включать на полную мощность, на его спине и без этого было слишком много рубцов, не стоило увеличивать их количество.

— Если, конечно, вы не захотите избавиться от шрамов, — добавил Франклин, делая пометки в планшете. — Я могу вообще их убрать, но это займет много времени, сразу предупреждаю. Или проводить постепенную корректировку, чтобы, заживая, рубцы не стягивали кожу на вашей спине. Учитывая, что там и кожи-то не осталось, я бы вам это настоятельно рекомендовал. Как вы себя сейчас чувствуете? Трудно двигаться? Я понимаю, что раны еще болят, но сейчас спрашиваю именно про ограничения в движении.

Г'Кар напрягся, сжав губы. Франклин был прав насчет странностей его расы. Вот прямо сейчас ему было тяжело ответить на такой простой вопрос.

— Трудно, — выдохнул он, наконец. — Эти проклятые шрамы постоянно зудят, док, и я не могу ни наклониться, ни повернуться, ни руку поднять, особенно резко. Это очень раздражает! Я бы даже сказал, бесит. Чувствую себя как паралитик. Это… отвратительно!

— Понятно, — пробормотал Франклин, шагнув к стойке с инструментами. — Тогда я бы рекомендовал вам продолжить лечение регенератором. Сможете прийти завтра?

Г'Кар кивнул. Его ещё дико раздражала невозможность спать на спине. Особенно это было невыносимо из-за того, что и на животе особо не полежишь.

— Хорошо. У меня есть окно в два часа. Запишу его за вами. А сегодня тогда сделаем перевязку и займемся ранами в вашей сумке. Так что одежду вам снять все же придется.
<°°°>
— У вас, нарнов, поразительная регенерация тканей, — сказал Франклин, склоняясь над его животом. — Человек, получив столько ран на спине и в сум… кхм… на животе, до сих пор бы корчился от боли. Но у вас всё заживает просто замечательно. И это при том, что большая часть ран была нанесена в тюрьме, где вряд ли был за ними надлежащий уход…

Франклин снова оборвал себя, опомнившись. Г'Кар мягко посмотрел на него снизу вверх. Этот землянин был такой трогательно заботливый, когда их разговор заходил о пребывании в плену.

— О, центавриане делали всё, чтобы я продержался до суда и казни, — сказал он спокойно. — Они обрабатывали и мою спину, и даже глазницу. Я, конечно, пытался возражать, но они не особо учитывали мое мнение. И перед каждым общением с императором их техники что-то мне кололи… признаюсь, доктор, от всей этой химии я под конец вообще не ощущал себя собой.

Губы Франклина сжались в тонкую линию.

— Даже так? Можно, наверное, это считать вашим везением… в какой-то мере.

Он кашлянул и осторожно коснулся живота Г'Кара пальцем, проверяя действие анестезии.

— Везением? Пожалуй, вы правы, — ответил Г'Кар, скосив здоровый глаз на свою сумку. Прикосновение доктора чувствовалось слабо, как легкая щекотка.— Конечно, мало приятного в пребывании в тюремной камере и общении с их чокнутым императором, но если это привело к освобождению моего мира… я готов признать, что это, несомненно, было везением.

Франклин поправил маску на лице, взял самый маленький регенератор из набора, включил и поднес к входу в сумку, чтобы просунуть его внутрь.

— Придется немного потерпеть, посол, ощущения могут быть неприятными. Хоть я и сделал анестезию, но это место у вас довольно чувствительное, а ран тут много.

Г'Кар кивнул, стараясь не напрягаться. Когда он говорил, расслабиться было легче, так что он решил продолжить беседу.

— Картажье, полагаю, на то и рассчитывал. Думал, что уж после этого я обязательно закричу.

Франклин чуть напрягся, засопев, но не прервал свою работу, только наклонился еще ниже, проверяя, точно ли направил регенератор.

— Его очень раздражало, что я не был достаточно забавным, — сказал Г'Кар спокойно. — В тот день, насколько помню… а память меня иногда подводит, доктор, потому что сознание было тогда уже затуманено… я не показался ему забавным во время игр в саду. И тогда он притащил меня в свой кабинет… Доктор, я вам говорил, что у этого чокнутого императора был специальный кабинет для развлечений? С отличной звукоизоляцией?

Франклин несколько раз кивнул, не отрываясь от работы.

— И там он приказал своим болевым техникам вырвать из меня хотя бы один крик. Они работали хорошо, но у меня в то время еще было много сил, чтобы держаться. Так что они ничего не добились. И вот тогда Картажье взял нож… небольшой, легко помещался в ладони… — Г'Кар вытянул руку, показывая, — и принялся за дело сам. Возможно, он хотел совершить то, что центавриане часто любили проделывать с нарнами во времена Первой Оккупации. Было у них тогда такое развлечение, особенно в концлагерях и на рудниках. Делали небольшие надрезы в сумке у мужчин рядом с сосками, и потом те не могли кормить младенцев, потому что молоко не приходило. А может, он просто хотел причинить мне как можно больше боли, поэтому сделал слишком много надрезов…

Доктор на мгновение остановился, оглянувшись на него.

— В любом случае Картажье перестарался, — сказал Г'Кар с кривой улыбкой. Улыбаться ему тоже было больно, потому что шрамы на губах еще недостаточно зажили. — И я просто вырубился. От болевого шока и потери крови, полагаю.

Он заметил, что Франклин продолжает мрачно смотреть на него, так и держа в руке включенный регенератор. И поспешил извиниться:

— Простите, доктор, я не хотел, чтобы вы выслушивали мой неприятный бред, просто… случайно нахлынуло. Впредь буду сдерживаться.

Франклин выключил регенератор и дотронулся до его руки на подлокотнике кресла.

— Г'Кар, вы не должны извиняться за это. Мы уже с вами об этом говорили, помните? Если вы хотите что-то сказать или поделиться воспоминаниями о том времени в тюрьме, то всегда можете поведать это мне. Не могу гарантировать, что все пойму или смогу предложить какое-то утешение в ответ, но я вас выслушаю, и это важно. Для вас. Вы прошли через очень тяжелое испытание, и потребуется много времени и сил, чтобы залечить не только раны физические, но и душевные. И, поверьте мне, лучше всего это делать, просто разговаривая с кем-то. Такое нельзя держать в себе, понимаете? Считайте, что это тоже лечение.

Он включил регенератор и вернулся к работе.

— Ран, конечно, тут много, и некоторые довольно глубокие. Но воспаления уже нет, поэтому через несколько сеансов регенерации все заживет хорошо, даже рубцов не останется.

— Это замечательно, доктор, — выдохнул Г'Кар, стараясь не вздрагивать, когда рука Франклина протиснулась в сумку глубже. — Шрамы даже на спине не особо симпатичное украшение, особенно, когда ясно, что получены они не в бою, а в результате избиения бичом, а это, как всем известно, наказание для раба, не для воина, и уж точно им не место в сумке. Наши женщины это не оценят.

— Да? — Франклин оживился, оглянувшись на него на мгновение. — Это для них так важно?

Г'Кар кивнул с улыбкой.

— Конечно, важно, док. Зачем женщине партнер, который не сможет выкормить её ребенка, если возникнет такая необходимость? Если с сумкой что-то не так, если есть даже малейший недостаток, женщина не сочтет мужчину привлекательным.

Доктор Франклин задумался.

— Даже сейчас, когда вы уже довольно долго живете как цивилизованное общество?

— Полагаю, мы слишком долго жили в тесном контакте с природой, чтобы так быстро отбросить эти древние инстинкты. Так что да, скорее всего, женщину это от мужчины оттолкнет.

Г'Кар вздохнул.

— Картажье был не очень умелым палачом, слишком нетерпеливым. Но он определенно знал, как унизить нарна. И в этом случае можно сказать, он почти преуспел…

... Г' Кар замер, осознав, что На'Тот лежит рядом, не делая попыток вовлечь его в новый этап состязания. Неужели и она, наконец, утомилась?! И у него есть шанс хотя бы на ничью в их безумном сексуальном марафоне?!

Г'Кар приподнял голову и скосил глаза, чтобы понять, чем занята его бывшая помощница.

На'Тот лежала на животе, подперев голову рукой, лениво болтая ногами в воздухе. И очень внимательно рассматривала его спину.

— Что ты там выглядываешь? — спросил он тихо.

На'Тот вытянула свободную руку и провела пальцем по его напряженным твердым мышцам в районе лопаток. Хищная задиристая улыбка на ее лице сменилась на более нежную и спокойную.

— На меня ты уже посмотрел, теперь моя очередь любоваться тобой, — ответила она лукаво. И стала гладить его спину ладонью, разминая забитые и зажатые мышцы.

Г'Кар фыркнул, наслаждаясь ее прикосновениями.

— Если уж хочешь любоваться мужчиной-воином, то надо смотреть на его героический фасад: лицо, грудь, живот и все, что ниже, а не на спину, — засмеялся он. — На спине обычно остаются памятки о его глупости, трусости или неосторожности. Это не-героический тыл.

— Да? — На'Тот хмыкнула, приподнявшись так, чтобы видеть его лучше.

Он почувствовал, что ее рука спустилась ниже, к его пояснице, и принялась медленно гладить кожу там.

— Да! — Г'Кар кивнул, улыбнувшись шире. — Настоящий воин никогда не повернется спиной к врагу во время сражения. Так делают лишь трусы, решившие спасаться бегством. Или дураки, получившие рану от того, кому доверились или кого недооценили. Поэтому в шрамах на спине мало доблести. Другое дело — боевые отметины на груди и животе воина. Их не стыдно показать другим. Особенно любопытным любовницам.

Он оскалился в хищной улыбке, надеясь, что она не поймет, насколько он вымотан и нуждается в передышке.

На'Тот коснулась пальцем свежего шрама на его боку.

— Похоже, ты прав, Г'Кар. Помню эту отметину. Ты тогда действительно был слишком беспечен.

Он поморщился. Рана от отравленного клинка дрази, полученная полгода назад во время поединка с наглым юнцом-подстрекателем, при всей своей пустяковости, доставила ему много хлопот. Несколько дней пришлось проваляться в лихорадке, бросив все дела на На'Тот. А все потому, что он беспечно повернулся на мгновение спиной к трусу и подлецу, не погнушавшемуся в рукопашном бою взяться за оружие.

— Зажила неплохо, — заметила На'Тот, погладив шрам.

Отравленный кинжал чиркнул по его боку совсем мимолетно, оставив неглубокий порез. Г'Кар даже не почувствовал боли во время боя. И все равно от яда было так много последствий. Будь удар глубже, вряд ли он выжил бы тогда. А так… можно сказать, легко отделался. Но из-за яда царапина все равно заживала долго, да и шрам остался зловещего черного цвета.

— Напугал ты меня тогда, — тихо сказала На'Тот, вздохнув...

. «…При всем своем красноречии я не смогу описать наш последний с Литой разговор. Вряд ли это можно назвать „разговором“. Прошло уже два дня, но я до сих пор не могу прийти в себя. Что ж, попытаюсь вспомнить хотя бы треть того, что было произнесено тогда. Хотя я не уверен, что мы пользовались обычной речью. Я вообще не уверен, что все это было именно так, как я запомнил. Возможно, я просто сошел с ума…


Оказалось, что меня и Литу мучили одни и те же мысли: негоже расставаться в гневе и обиде. Она сказала мне: „Так поступать не хорошо“. И я с ней согласился. Мы все еще были злы друг на друга после недавней ссоры. В наших пререканиях мне удалось очень болезненно задеть Литу. Удивляюсь, почему она не распылила меня на миллионы атомов. С ее возросшими способностями это было сделать нетрудно.


ГʼКван, до этого момента я не представлял в полной мере, насколько она изменилась. Конечно, я знал, что ее пси-уровень гораздо выше всех известных. Гораздо выше. Но то, что она мне продемонстрировала потом, оказалось выше моего понимания.

Мы решили поговорить спокойно, не затрагивая болезненных тем. То есть, я не пытался отговорить ее от того, что она задумала, а она не упоминала о нашем предстоящем расставании. Мы вспомнили наши прошлые приключения, забавные и не очень, и это постепенно нас успокоило. Мы болтали, шутили, грустили, но я не мог не думать о переменах, произошедших в ней. Полагаю, что это случилось давно, просто она теперь не скрывала этого. Аура силы окружала ее, кипела вокруг, подобно гигантскому водовороту. И это пугало меня.
Лита вскоре заметила мое напряженное состояние. И тогда между нами на некоторое время повисло молчание. А потом она вдруг переменила тему разговора. И спросила, по-прежнему ли я занимаюсь поиском смысла жизни? Я ответил, что буду искать ответ на этот вопрос, пока дышу. Тогда она засмеялась и сказала, что постарается мне в этом помочь.


„Ты видишь это, — произнесла Лита, отсмеявшись, и глаза ее ослепительно вспыхнули, — моя сила растет. Сначала это происходило медленно, чтобы у меня была возможность приспособиться к своим новым возможностям. Но теперь… теперь это похоже на лавину в горах. Мне трудно найти подходящее определение своему нынешнему состоянию. Проще показать. Если хочешь, я покажу тебе, ГʼКар. Ты это заслужил. Позволить тебе увидеть — вот единственно достойная награда за все добро, что ты мне сделал“.
„Что увидеть?“ — спросил я взволнованно.


„Вселенную“, — ответила Лита, протянув мне руку. Я взял ее и сжал в своей ладони. Ее глаза мерцали ярким светом.


„Мы сейчас находимся в гиперпространстве, — услышал я ее далекий голос. — Как тебе известно, здесь телепатические способности усиливаются. Гиперпространство помогает мне увидеть и показать гораздо больше, чем обычно. Не бойся, ГʼКар! Я буду рядом! Всегда буду рядом с тобой!..“


Потом все закружилось и поплыло перед глазами. Стало тяжело дышать, как будто из каюты мгновенно выкачали воздух. И я подумал, что умираю. По крайней мере, ощущения были весьма похожими.


Но потом все внезапно изменилось. Перед моими глазами пронеслись удивительные картины: некоторые были прекрасными, а некоторые приводили в ужас. Я видел звезды, планеты, которые вращались вокруг них, видел тех, кто их населяет.
Миллионы планет. Миллиарды звезд. Галактики. Вселенную.


На мгновение я понял, что смотрю на все это сверху, как будто я сам нахожусь далеко за пределом. И, как только я это осознал, все снова завертелось.


Я увидел все гораздо ближе: каждый лист, каждое животное.


И я был всеми. Я был всем.


Не знаю, как она это сумела сделать, но за краткие мгновения я прожил не одну тысячу жизней. Я рождался, жил, любил и умирал. Я смеялся, пел, танцевал, летал… и испытывал ужасную боль.


Я видел величайшие трагедии, и самые значительные события Вселенной.


Я был на Нарне, когда центавриане бомбили его масс-драйверами… и я был среди тех, кто отдавал приказ о бомбардировке…


Я был…


…В какой-то момент я понял, что забыл свое имя. Понял, что растворяюсь в необъятном просторе Вселенной. И закричал от ужаса, падая во тьму. Но почти мгновенно услышал чей-то голос. И чьи-то крепкие руки удержали меня от падения. Удержали от гибели.
Руки принадлежали Лите. Повернувшись, я увидел ее рядом с собой. Ее глаза ослепительно сияли. Но голос принадлежал другому. Очень странный и смутно знакомый голос. Он пел в моих мыслях, успокаивая меня.


Потом я неожиданно вспомнил. Это был голос Коша. Ворлонца, одно время бывшего послом на „Вавилоне 5“. Однажды он коснулся моего разума. И это он был виноват в изменении Литы. Полагаю, Кош изменил и меня. Но тогда я об этом не думал. Песнь ворлонца заворожила меня. В ней было что-то до боли знакомое и родное…


Трудно описать голос ворлонца… Это целый хор голосов. Говорят, это потому что ворлонцы никогда не бывают одни.


Но тогда я думал вовсе не об этом. Я просто слушал. А потом неожиданно узнал один из голосов в этом хоре — он принадлежал моему отцу! Я вскрикнул и вдруг увидел его: отец висел на дереве, измученный, умирающий, — таким он всегда являлся в моих кошмарах. Я не мог его освободить, не мог избавить от страданий. Мне захотелось закричать изо всех сил, чтобы прекратить этот кошмар, но я не мог.


А голоса все менялись. Это были голоса моих друзей, погибших давным-давно, голоса тех, кого я когда-то любил, тех, кого давно не было в живых… Великий ГʼКван, я помнил их всех! Я вспомнил свою первую любовь, вспомнил и тех, кто был после…, а когда я увидел свою жену, ДаʼКал, которую я был вынужден оставить на растерзание центаврианам, то мое сердце будто оборвалось. Кажется, тогда я не выдержал и закричал…


Не помню…
Я кричал так громко, будто меня пытали в темницах Картажье. А Лита смотрела на меня, и ее глаза потемнели, превращаясь в провалы, за которыми пряталось Нечто. Песня Коша сменилась воплем, от которого у меня кровь застыла в жилах. Я увидел нашу военную базу в Квадранте 37, которую уничтожали огромные черные корабли Теней…


Я пытался отвернуться, пытался не смотреть, уйти, но бесполезно. Передо мной развернулись ужасные картины, я видел гибель сотен тысяч миров. Слышал этот пронзительный крик…


А потом я увидел свою смерть. Старый знакомый сон. Когда-то на „Вавилоне 5“ я испытал на себе действие „праха“ — наркотика, высвобождающего телепатические способности, — и просканировал сознание Лондо Моллари. Там было это видение о нашей смерти. Мы убьем друг друга. Задушим. Это произойдет через много лет, но все будет именно так…»
«…мы отчаянно боролись, вцепившись друг другу в глотки. Я не ожидал, что Моллари окажется настолько силен… чувствовал, что задыхаюсь, а потом упал во тьму…


Но мягкие руки Литы снова подхватили меня. Я видел, что ее глаза снова стали обычными. „Смотри!“ — безмолвно произнесла она, и мир опять завертелся передо мной…


Я видел картины из жизни, но не сразу осознал, что это НЕ МОЯ жизнь. На сей раз я смотрел на мир глазами Литы. Это было так странно… Я чувствовал и ее беззаветную веру в Коша, и холодный ужас, испытываемый при виде Улкеша, и жгучую ненависть, которая поднялась во мне после гибели ее возлюбленного…


Я увидел Байрона ее глазами. Таким он мне нравился. А Пси-Корпус убил его.


Бестер…


Когда я подумал о нем, меня захлестнула бешеная ярость. Я ненавидел его всем сердцем. Жаждал его крови.


Пси-Корпус должен быть уничтожен…


И тогда я снова вскрикнул, не в силах выносить столь сильную ненависть.


Я снова начал падать, но на сей раз ее руки меня не поддержали.


Очнувшись, я обнаружил, что сижу на полу, прислонившись к переборке, слабый как младенец, только вылезший из сумки. Лита сидела рядом, закрыв лицо руками.


Я долго не решался ее потревожить. Наконец, она повернула ко мне лицо, и я испугался не на шутку, увидев, какой она была бледной.


„С возвращением“, — прошептала Лита, прикрыв глаза...

Август 1684 г.

Испанская Фландрия

— Еще немного продержитесь, лейтенант, — пропыхтел корнет Вернер, ползя следом за Бладом по размокшей от дождя земле. — Совсем чуть-чуть осталось, и будем отдыхать. Вон до тех кустов надо добраться!

Блад стиснул зубы, стараясь не обращать внимания на пульсирующую боль в простреленном плече, и сделал еще один рывок вперед.

Одежда на них была промокшая и грязная. В сапогах хлюпала вода, волосы слиплись в косицы.

Они ползли всю ночь. По болотистой фламандской земле, вздрагивая от малейшего шороха или шелеста. Ожидая каждую минуту, что на них выскочит испанский разъезд.

Блад чувствовал, что, несмотря на повязку, наспех наложенную Вернером, рана продолжает кровоточить. И весь путь, который он проделал по чертову болоту, щедро полит его кровью.

«Надо заново перевязать плечо», — подумал он отстранено.
— Ничего... выберемся, — твердил немец сквозь зубы. Он говорил по-французски, но очень скверно, периодически путая слова и их окончания. Иногда начинал ругаться, особенно когда вспоминал последний бой и то, что проклятые испанцы прорвали их оборону и смогли окружить. Они держались до последнего, зная, что пощады от врага не дождешься, ведь с наемниками испанцы в последние дни не особо церемонились. Надеялись, что подкрепление придет.

Но оказалось, что все это время их армия отступала. И сейчас на много миль окрест тянется испанская территория.

Блад дополз до ложбинки и остановился на мгновение, чтобы перевести дух. За ночь он основательно замерз, и теперь все тело сотрясала мелкая дрожь.
Очнулся оттого, что Вернер тряс его и шлепал по щекам.

— Donnerwetter! Не смей терять сознание, ты, Hundesohn! — прошипел он, еще раз его встряхнув. — Мы еще должны накостылять этим свиньям за наших ребят! Помнишь?

— Д-да... — Блад попытался посмотреть на него, но не мог открыть глаза. Страшная слабость навалилась на него, в ушах звенело, перед глазами плыли радужные круги.

Холодно, черт побери, до чего же холодно!..

«Очень скверно», — подумал он.

— Йоганн, — негромко обратился Блад к немцу через некоторое время. Они залегли в кустарнике, намереваясь переждать еще один день, чтобы ночью продолжить путь. — Я вас задерживаю. Возможно, завтра придется прорываться с боем. А я сейчас не очень на это способен...

Вернер хмыкнул и оглянулся на остальных солдат, догнавших их и залегших неподалеку.

— Пфе! — сказал немец. — Не дурите, лейтенант. Мы уже решили, что выберемся все вместе.

— Если будете цепляться за меня, то не выберется никто, — Блад говорил откровенно. — Идите без меня. Я... как-нибудь выкручусь. Вы же знаете, какой я ловкий.

— Помнится, вы говорили, что больше в плен не пойдете, — мрачно ответил Вернер.
Блад покачал головой, неуклюже пытаясь затянуть повязку потуже.

— Не пойду.

— Тогда заткнитесь и не действуйте мне на нервы! — зарычал немец. — Завтра мы прорвемся. Все или никто!

Блад замолчал на некоторое время.

Вернер не выдержал и снова принялся его тормошить.

— Эй... эй!

— Йоганн... — Блад еле ворочал языком. — Не давайте мне спать... хорошо? Или... оставьте здесь...

Немец снова тихо выругался...

Покончив с уборкой, Г'Кар прошел в свою спальню, зажег свечи, готовясь ко сну. Расстегнул и снял тяжелый кожаный жилет, потянулся за ночной рубашкой, но замер, уставившись на свое отражение в зеркале на стене.

Вряд ли последователи его учения выбрали бы на роль бога того, кто сломался во время пыток в центаврианской тюрьме. Тот, кто кричал перед императором Картажье, вряд ли достоин называться нарном. Как и тот, кто вступил в сговор с центаврианином, пусть и ради спасения родного мира.

Г'Кар вытянул руку и дотронулся до своего отражения в зеркале. Его левый глаз был выколот по приказу Картажье. Настоящий бог не может быть калекой. Да и верховный правитель тоже. Он — лицо своего народа и должен быть безупречен. И душой и телом.

Тот же, кто смотрел на него из зеркала, вовсе не был безупречным.

Г'Кар давно привык к своему новому облику, и большую часть времени это его не беспокоило. Но, вернувшись на Нарн, начал чувствовать себя все более неуверенно.

Возможно, потому что слишком много глаз смотрело на него. И это был его народ, его соотечественники, не инопланетяне. Чужаки, не родившиеся на этой планете, никогда не поймут, насколько важно для каждого нарна быть собой, быть частью своего мира и общества. Наверное, это пережиток прошлого, отголосок тех древних времен, когда самым страшным наказанием было изгнание. Изгоя переставали считать нарном, ставили в один ряд с животными, бездушными неразумными тварями. Никто не разговаривал с Потерянным, никто не давал ему кров и защиту, он лишался всех прав и привилегий. Ужасная участь, хуже, чем смерть…

Когда Г'Кар закричал в той комнате для пыток, то стал изгоем, Потерянным. Пустой оболочкой. Не нарном. Он пытался сказать об этом Моллари, но тот ничего не понял. И вряд ли когда-либо поймет. Моллари думал, что во всем виновата его проклятая нарнская гордость. Что он сопротивлялся из самолюбия, чтобы досадить ему.

Г'Кар тяжело вздохнул.

Потерянный не может занимать место верховного правителя. Не имеет права вести свой народ и решать его судьбу. У Потерянного нет души, нет достоинства и чести, нет ничего, что делало бы его нарном.

Он — ничто.
Вряд ли кто на Нарне знал, что на самом деле произошло во время его плена. Да, они видели, что центавриане жестоко пытали его, видели, как он разорвал цепи на суде перед Картажье. Понимали, что уход центавриан с Нарна сразу после этого был как-то связан с этим. Но подробности того заговора были известны только единицам.

Г'Кар знал, что и на Центавре об этом молчат. Огласка могла бы подорвать авторитет нынешнего императора.

Если советники Кха'Ри узнают, что он сломался в том плену, что он перестал быть нарном…

Г'Кар криво улыбнулся, рассматривая себя в зеркале.

О, они проклянут его, вне всякого сомнения.

Впрочем, иногда Г'Кар был готов поддаться такому искушению и сказать им правду. Стать изгоем официально, лишиться права на возвращение в родной мир навсегда… зато и поклонников больше не будет. Не будет этого безумия вокруг его книги. Весьма соблазнительно, да…

Он поднес руки к лицу и осторожно вынул глазной протез, выключил его и положил на стол. И снова посмотрел в зеркало. Все сразу стало другим. Мир с левой стороны как будто перестал существовать. Очень странное ощущение. Если правильно выбрать угол обзора, то можно видеть только половину этого мира и его обитателей.

Вот кто он на самом деле. Жалкая половинка.

Не нарн.

Потерянный.

Опустошенный.

Тем отвратительнее все это поклонение. Он не заслуживает этого. Тра'Кар был прав...

Скрип двери прервал воспоминания Питта, и в камеру втолкнули еще с десяток пленников. Поднялся гвалт и суета, люди пытались хоть как-то разместиться в тесном душном помещении. Кое-где начались ссоры и пререкания.

— Осторожнее! Этот человек очень тяжело ранен! — вскрикнул Блад, загородив своим телом одного из пациентов: рослого мужчину средних лет, которому в сражении выбило левый глаз. — Его нельзя сейчас тревожить!

Толкотня продолжалась, люди напирали и напирали, и Джереми, спохватившись, вскочил на ноги и встал рядом с доктором, помогая ему отпихивать наиболее бесцеремонных узников в сторону.

Теперь в камеру набилось столько народу, что вновь прибывшим некуда было даже сесть, поэтому большая часть осталась стоять, прижимаясь друг к другу.
<... >
Джереми видел, как доктор уселся таким образом, чтобы загораживать двух своих пациентов: юношу с простреленной ногой и верзилу с выбитым глазом. Оба раненых выглядели скверно. Джереми заметил, что парень был бледен как смерть, а его повязка уже пропиталась кровью, несмотря на все старания Блада. А одноглазый настолько страдал от дикой боли, что не мог лежать спокойно, то и дело стонал и ерзал, пытаясь найти положение поудобнее. Лица его почти не было видно из-за нескольких слоев ткани, толстая повязка превратила голову в диковинный шар.

Джереми заметил, что доктор посматривал на этих двоих и хмурил брови. То и дело он щупал пульс юноши, качал головой и тяжело вздыхал.

Одноглазому удалось успокоиться и забыться в тяжелом полусне-полуобмороке только после того, как Блад положил его голову себе на колени. Кровь от промокших бинтов почти сразу запачкала его одежду. Но он, казалось, совсем не обращал на это внимания.

— Скверная рана, не так ли, док? — осторожно спросил Джереми, стараясь говорить шепотом.

Блад кивнул, куснув губу.

— Я сделал все, что мог, но этого, конечно, недостаточно, — так же тихо ответил он. — Если бы условия позволяли, я бы его немедленно прооперировал. Удалил бы остатки глаза, остановил кровотечение…

Джереми содрогнулся, представив это.

— … заново перевязал бы… — продолжал говорить Блад. — Тогда, возможно, этот парень поправился бы. На вид он очень крепкий. А так… — он передернул плечами и криво улыбнулся. — Остается уповать на Бога.

— А второй?.. — прошептал Джереми.

Лицо доктора стало мрачным.

— Тут, полагаю, даже Бог мало что сможет изменить, — ответил он наконец.

Юноша уже притих, перестав стонать, и лишь тяжело дышал...

— Давайте еще один глоток, мисс Зена...

— Идите вы куда подальше, капитан! Вы что, хотите, чтобы я лопнула?!

Резкий голос воительницы отозвался в моей бедной голове колокольным звоном.

На сей раз я решила не открывать глаза. Так, по крайней мере, легче было жить.

— Капитан, скажите, это заразно?

На'Тот.

Я уже наловчилась узнавать голоса нарнов. Они были более глубокие, более мелодичные, чем у людей.

— Нет, бог с вами, мисс На'Тот. Они просто отравились. Это не смертельно. Хотя и крайне неприятно. Дня два полежат, потом будут как огурчики.

— Если вы сейчас же не уберетесь из нашей хижины, предупреждаю, меня вытошнит прямо на вас! — прорычала Зена.

— Знаете, мисс, это уже случилось сегодня утром. И я до сих пор жив, — невозмутимо ответил Блад. — Так вы будете пить лекарство?

— Идите в Тартар!

— Не надо грубить доктору.

— Может, ей разжать зубы и насильно влить? — снова На'Тот.

— ИДИТЕ ВСЕ В ТАРТАР!!!

— Буянит, значит, точно будет жить, — я узнала голос Г'Кара.

— Вы что, все тут собрались?! — продолжала беситься Зена. — Нашли развлечение!

— Вы пьете мое лекарство, и мы оставляем вас в покое. Это вас устроит?

Я решила попробовать открыть глаза. Вроде бы, пока хуже не становилось.

— Доктор... — просипела я чуть слышно, — неужели мы крабами так траванулись?

— Так и быть, один глоток и все! — Зена взяла у него плошку. — А потом чтобы все выметались отсюда, ладно?

— Хорошо, один глоток, — Питер Блад повернулся в мою сторону и слабо улыбнулся. — Да, это из-за крабов, мисс. Не знаю, почему, но они иногда вот такие сюрпризы выкидывают с теми, кто их ест в больших количествах. Возможно, они здесь питаются чем-то ядовитым. Или просто не сезон.
— Господи, мне так стыдно... — засопела я, чувствуя себя вареной медузой. Тошнота немного отступила, но сил не было абсолютно. — Мы всех вас переполошили...

— Не надо извиняться, — Блад присел рядом со мной. Его голос был мягким, и в нем, что было редкостью, не звучало насмешки. — Я тоже в свое время на эту удочку попался. Было лихо!

— Неужели? — у меня никак это не укладывалось в голове. — Вы меня разыгрываете.

— Я говорю правду, мисс. Наловили мы как-то на стоянке крабов, на радостях накушались, а на следующий день... — Блад усмехнулся, покачав головой. — Это мне сейчас смешно, а тогда было действительно печально, потому что на следующий день мы погнали испанца и хотели взять его на абордаж. И, представляете, каково мне было стоять на квартердеке, когда все эти проклятые крабы пляшут джигу в животе?! Команда на меня смотрит, ждет распоряжений, а я рот раскрыть боюсь...

Зена икнула, пытаясь сдержать смех.

— Боги Олимпа! — сказала она, всхлипывая. — И как же вы выкрутились?

— Честно говоря, не помню, — Блад закрыл лицо ладонью, посмеиваясь. — Но испанца мы все равно захватили. Дайк и Питт меня тогда здорово выручили. Они рядом со мной стояли, видимо заметили мое «веселое» состояние. И стали отдавать команды сами, ну, как будто они исходили от меня. С тех пор я крабов видеть не могу, честное слово!

Он подмигнул мне, похлопав по плечу.

— Так что вам еще повезло.
— А я этих гребаных крабов обкушался в таверне на Тортуге, — сказал Джек, прислонившись к стене хижины. — Да еще парочкой бутылок рома задобрил. Скажу я вам, дамы, похмелье было феерическое!

— Могу себе представить, — ответила Зена, а потом медленно встала на ноги. — Ну-ка, Джек, посторонись!

— Вам помочь, сударыня? — любезно спросил он, вытягивая руку.

— Дойти до кустов? — иронично съязвила Зена. — Нет уж, как-нибудь сама справлюсь. И вообще, вы обещали очистить помещение.

— Уже уходим! — в один голос сказали Блад и Джек Воробей.

Я закрыла глаза, погружаясь в дремоту. В животе вроде установился временный штиль. Уже на грани сна я услышала недовольный голос На'Тот за стеной шалаша:

— Ну вот, из-за этих хлюпиков-землян придется черепаху отложить на пару дней...

... На'Тот наклонилась, чтобы поцеловать посла, на сей раз более страстно и настойчиво.

Г'Кар улыбнулся, учащенно дыша, а потом закрыл глаза и откинулся назад.

На'Тот замерла на мгновение, ожидая, что он ответит на ее поцелуй. Но этого не случилось, посол лежал с закрытыми глазами, как будто полностью отдавшись на ее волю. Немного неожиданное поведение, особенно в такой момент. Но кто его знает, особенно в свете его увлечений разнообразными инопланетянками. Может быть, он действительно забыл, как заниматься любовью с нарнами? Интересно, ритуал какой расы он применяет сейчас?

— Эй, — позвала она его, тронув за плечо.

Г'Кар продолжал молчать.

На'Тот села поверх него, толкнув кулаком в грудь.

— Посол, если вы решили заснуть, то немного поторопились.

Она положила руки ему на грудь, погладив. Прикосновение это вызвало у нее новый приступ дрожи… В чем-то проклятый посол был прав, слишком давно не было у нее подобных… развлечений.

Кожа его под руками была очень горячей, почти обжигала ее ладони.

Но что-то было не так. Не так, как обычно бывало... с другими партнерами.

На'Тот сместила руки, поглаживая его плечи.

А потом замерла, выпрямившись.

Его мышцы были слишком расслабленными, слишком мягкими.

— Свет! — вскрикнула На'Тот, отпрянув.

В спальне стало светло, но Г'Кар никак на это не отреагировал.

На'Тот тряхнула его сильнее, чувствуя, как тревога заглушает возбуждение.

— Г'Кар? Г'Кар, что с вами?

Она потрясла посла еще раз, но его голова лишь безвольно откинулась на узорные подушки.

— Святые мученики! — воскликнула На'Тот, вскакивая с кровати. — Эй-эй, Г'Кар!

На короткое мгновение она подумала, что он умер. Но тут же отмела эту мысль, почувствовав удары его сердца под рукой. Нет-нет, он просто отключился, но почему?

Первым порывом было включить Babcom и связаться с доктором Франклином. Но На'Тот тут же остановила себя, осознав, что придется объяснять, что они тут делали. Да уж, весьма пикантная ситуация. «Извините, доктор, он вырубился после моего поцелуя».

Нет, надо привести его в сознание без участия врачей.

На'Тот решительно двинулась к столу, на котором стоял кувшин с водой, но тут Г'Кар пошевелился, застонав.

Она подскочила к нему, помогая устроиться на кровати поудобнее.

— Что… случилось? — прошептал он, открыв глаза.

— Вы отрубились. Только не говорите, что от экстаза, — ответила она, стараясь не показывать свою тревогу.

Г'Кар коротко хохотнул, но потом тут же поморщился и попытался сесть.

— Весьма… лестное предположение, — сказал он.

На'Тот видела, что его тело теперь сотрясала крупная дрожь. Нет, сексуальный экстаз явно не имел к этому никакого отношения.

Потом она увидела это. Багровое пятно, оставшееся на простыне там, где он только что лежал.

— Ну-ка, повернитесь! — приказала На'Тот, а потом, не дожидаясь его реакции, легонько толкнула его в бок, заставляя поменять положение.

— Вы ранены! — воскликнула она сердито, заметив длинный узкий порез на его спине в районе поясницы.

— Да? Видимо, просто царапина, раз я до сих пор ничего не чувствовал, — ответил Г'Кар, пытаясь рассмотреть рану через плечо.

— Может, и царапина, но крови натекло прилично, — На'Тот тревожилась все больше. — Тут уже целая лужа. И продолжает течь. Щрок! — она схватила рубашку, валявшуюся рядом, и прижала к его боку, пытаясь остановить кровь.

Г'Кар дернулся, нахмурившись.

— У того мерзавца был клинок дрази, — сказал он мрачно. — Отравленный, ибо других они не держат. Этот яд нарушает свертываемость крови. Даже если рана неглубокая, кровотечение может быть сильным.

— Ясно, я вызываю Франклина! — сказала На'Тот и шагнула к видеофону.

Г'Кар вскочил и поймал ее за руку.

— О, не стоит. Этот яд не смертелен.

— Ага, именно поэтому вы отрубились, — ехидно ответила На'Тот. А потом попробовала освободить свою руку. — Вы достаточно сегодня геройствовали, посол, так что лучше вам показаться врачу!

— Нет, никаких врачей! — На сей раз Г'Кар говорил строго и очень резко. — Это наше внутреннее дело, На'Тот. Если ты вызовешь Франклина и его бригаду, нам придется объяснять, как я получил удар отравленным клинком дрази. Следовательно, придется докладывать и про нашу драку на нижнем уровне. Я не хочу, чтобы земляне об этом узнали.

— А я не хочу, чтобы вы померли от какого-то дурацкого яда! — рассердилась На'Тот. Но потом встала, сцепив руки. — Хорошо, попробуем обойтись без Франклина.

— Да, попробуем, — ответил Г'Кар. — Просто доверься мне, На'Тот. Этот яд может убить дрази, но не смертелен для нарнов. У нас он лишь вызывает сильную лихорадку и… неприятные болезненные ощущения в мышцах. Мне и раньше доводилось получать удары отравленными кинжалами, поэтому я стараюсь держать под рукой противоядие. Тебе надо взять его из моего сейфа, а потом обработать рану кровоостанавливающей мазью. Вот последнюю придется раздобыть в аптеке…

— Понятно, — перебила его На'Тот. — Сейчас все сделаю! Держитесь!

Она сделала все, как он сказал, и очень быстро. По счастью, ампула с антидотом действительно лежала в сейфе. Вколов Г'Кару противоядие, На'Тот наложила на рану тугую повязку, и это помогло ему продержаться, пока она бегала по станции в поисках мази.

Когда она вернулась в каюту, Г'Кар лежал на кровати и трясся всем телом в сильнейшей лихорадке.

На'Тот тревожно смотрела на него.

Всю ли правду он сказал о яде дрази? Действительно ли это не опасно для нарнов?

На'Тот была раздосадована тем, что раньше не уделяла этой теме достаточно внимания. Приходилось теперь верить послу на слово.

Да, ночь обещала быть незабываемой.

Она осторожно уселась в кресло возле его кровати, решив побыть рядом с ним на всякий случай.

Ей казалось, что Г'Кар не заметил ее появления, но она ошиблась.

Посол вдруг повернул голову и уставился на нее.

— Иди к себе, На'Тот, — сказал он, стараясь не стучать зубами. — Нет смысла торчать здесь… постоянно.

— Еще как есть, — возразила она. — Я ведь в ответе за вашу жизнь, посол, если вы вдруг забыли.

— Я… не умру… — ему пришлось делать паузы, чтобы говорить связно. — Не… сегодня, На'Тот. Но ты… уже сделала для меня все, что могла… Дальше… все зависит только от меня. Я… выживу. Верь мне.

Она выразительно посмотрела на него.

Г'Кар вздохнул, а потом заговорил снова, и голос его на сей раз звучал почти умоляюще:

— На'Тот, я… не хочу, чтобы ты видела меня… таким. Так что, сделай милость — уйди. Если действительно так меня уважаешь, как говорила.

Она кивнула и встала. Похлопала его по плечу, а потом, церемонно поклонившись, направилась к выходу.

— Я буду на связи, посол. Надеюсь, что вы позовете меня… если вдруг понадобится моя помощь.

— Не… сомневайся. А пока займись нашим возмутителем спокойствия. Думаю… мистер Гарибальди будет рад заполучить убийцу. Доставь мерзавца к нему, надеюсь… этот дар во имя мира ему понравится.

— Будет сделано, посол, — На'Тот снова поклонилась ему и вышла из каюты...

Поздно вечером На’Тот медленно шла по станции по направлению к своей каюте. Она размышляла о странных превратностях судьбы. Вроде бы, еще несколько дней назад ничто не предвещало столь резких перемен. Но они наступили. Взрыв президентского корабля землян, гибель их военной базы, внезапный отлет Г’Кара и Синклера. И ранение мистера Гарибальди.

Она остановилась.

На’Тот никогда не понимала, как Г’Кар мог общаться с настырным начальником службы безопасности. Гарибальди раздражал ее. Он был похож на насекомое, назойливо жужжащее около уха.

После инцидента со статуей центаврианского бога Рутериана, которую она столь ловко «позаимствовала» из музея станции, несмотря на многочисленную охрану и сигнализацию, Гарибальди никогда не упускал случая подколоть ее. Юмор начальника службы безопасности был весьма специфическим. Она так и не смогла его понять, но научилась игнорировать. Правда, трудно быть спокойной, когда у тебя интересуются, не ты ли украла тело Бранмера?

На’Тот усмехнулась, вспомнив тот случай. Что ни говори, Майкл Гарибальди был весьма забавным малым. Она уже привыкла к его шуточкам, и даже научилась отвечать на них, но тут произошел этот инцидент…


Теперь мистер Гарибальди лежал в коме, между жизнью и смертью.

Вспомнив об этом, На’Тот решительно повернула в сторону медотсека.

— Пусть мы никогда не были особенно дружны, но я должна его проведать! — пробормотала она, входя в отделение реанимации.

Там дежурил доктор Франклин. Он читал какие-то данные на мониторе, поэтому не сразу обнаружил ее присутствие. Подняв глаза, доктор недоуменно заморгал.

— Госпожа На’Тот? Вас что-нибудь беспокоит?

Похоже, он решил, что у нее проблемы со здоровьем. На’Тот крайне редко посещала это место и почти не знала Франклина. Она лишь один раз была у него на приеме, когда надо было пройти обязательное обследование после прибытия на «Вавилон 5».

— Меня беспокоит не «что-то», а «кто-то», — поправила она доктора. — Я пришла проведать мистера Гарибальди. Как он?

— А-а-а, — вздохнул Франклин, подводя ее к окну в палату, — никаких изменений. Он по-прежнему в коме…

На’Тот некоторое время печально смотрела на посеревшего, опутанного сетью капельниц Гарибальди. А раньше он был таким энергичным человеком… Вздрогнув, она отошла от окна бокса, неожиданно осознав, что никогда не видела его таким неподвижным. Гарибальди всегда был чем-то занят, вечно находился в движении…

— Надеюсь, что он поправится, — сказала она Франклину, выходя из медотсека.

Доктор ничего не сказал, склонившись над дисплеем…

лет триста дожидался маркус

чтоб заморозка отошла

вскочил и со всех ног помчался

искать иванову свою


* * *


да вот беда уже лет двести

она лежит в земле сырой

но ничего подумал маркус

снимая с куртки волосок


* * *


хочу клонировать я сьюзан

готов пожертвовать я всем

берите деньги все со счета

они ведь не мои и так


* * *


и вот прошло еще лет тридцать

готова милая моя

я вас люблю о моя сьюзан

я так давно хотел сказать


* * *


тут маркусу пришлось прерваться

и рот беззвучно распахнуть

ведь черноглазая смуглянка

остановилась перед ним


* * *


где моя сьюзан негодяи

накинулся он на врачей

где золотые ее кудри

где эти синие глаза


* * *


вы подменили ее верно

подмены не было вот крест

врачи обиженно сказали

когда поток ругательств стих


* * *


вы сами дали нам тот волос

мы просто вырастили клон

сказали лучше бы спасибо

что получился человек


* * *


а не какой нибудь виндризи

иль нарн иль вовсе пакмара

а то что негр разве плохо

надеемся вы не расист


* * *


конечно нет ответил маркус

и негритянку прочь увел

на сьюзан пусть и не похожа

зато на франклина весьма

... Кое-кто поговаривал, что Засуха — это кара за их грехи. Древние Боги требовали жертвоприношений, ревнуя к новым пророкам.

«В прошлом охотники отправлялись в горы и убивали самого сильного и большого вала, — рассказывали слуги на кухне. — И приносили его в жертву. Но теперь все забыли о Богах Старого Пантеона, люди нынче молятся только Г’Квану и Г’Лану. Вот почему боги так злы на них. Они тоже голодают и очень давно…»

К’Яла слушала их истории очень внимательно, стараясь запомнить, как именно нужно охотиться на того зверя.

«Если боги не получают подношений, они спускаются с гор и сами выбирают жертву. Вот увидите, скоро они придут сюда и потребуют то, что им причитается!» — пугала детей старая служанка.

Эти слова запомнились К’Яле, и она стала плохо спать по ночам, опасаясь, что боги придут в дом, когда она спит...

... Г'Кар не знал, почему тогда решил перейти черту и принять приглашение одной из них. Он ведь даже не был пьян тогда. Экзотики ему захотелось, видимо. Нарнским мужчинам, как центаврианским и земным, крайне не рекомендовалось вступать в сексуальный контакт с арнассианками, в правилах межвидового общения и безопасности «Вавилона 5» это было написано черным по белому.

Ух, ночка та ему запомнилась, как худший кошмар наяву. Г'Кар содрогнулся, вспоминая, что все могло закончиться гораздо хуже и травматичнее, не повернись он к озверевшей в сексуальном исступлении самке своим не-героическим тылом, спасая драгоценный фасад. Цапнула она его тогда за задницу очень ощутимо. Тем более, ему пришлось срочно от нее убегать, так что раны получились не только глубокими, но и рваными...

... Они почти добрались до выхода из переулка, когда услышали грубую брань, перемежающуюся хриплым смехом, а потом какой-то черный комок в рваных лохмотьях бросился прямо им под ноги. Следом за ним неслась огромная пятнистая собака, возбужденно поскуливая. Комок оказался мальчишкой-негритенком, он налетел на Блада, и тот, всё еще не понимая, в чем дело, рефлекторно оттолкнул его от себя. Мальчишка взвизгнул и упал на спину, а собака налетела на него и принялась трясти, как тряпку... <... >... Блад посмотрел на негра-подростка, лежавшего у него в ногах. Он был долговязым, но настолько худым, что казался младше своего возраста, и весь покрыт грязью, кровью и пылью. Пока Блад с лейтенантом наспех перевязывали глубокие раны от укусов собаки на его руках и ногах, то успели увидеть, что все тело мальчишки покрыто застарелыми шрамами от побоев. Они оба были разгневаны из-за этого страшного зрелища...