— Неужели отдадим землянам Сигму 957? — спросил Вин'Ток, прищурившись. — Наши разведчики-геологи ведь сказали с большой уверенностью, что она очень богата квантиумом-40. Подарим такое сокровище землянам?

— Они нас на последних переговорах сравнили с «собаками на сене», — хмыкнул Г'Кар презрительно. — Знаешь, что это значит? Я тщательно сверился со словарями. Так они называют тех, кто сами не пользуются чем-либо, но и другим не дают.

— В чем-то это определение верно, — сказал Вин'Ток. — Мы же прекратили разработку Сигмы 957 и установили там карантин. Вот они и лезут в тот сектор. Да, мы можем держать там станцию слежения, но, признай, это дороговато обходится Режиму Нарна. Слишком уж далеко эта планета от метрополии.
— Ничего, теперь, когда советнику Ду'Рогу поручили заняться этой проблемой, думаю, дело сдвинется с мертвой точки, — ответил Г'Кар. — Да, ходят байки, что там творится что-то непонятное и даже сверхъестественное. Но я лично не верю в приведения и прочую космическую жуть. Вполне возможно, вся эта тарабарщина — результат махинаций землян, жаждущих прихватить этот лакомый кусочек себе.

— Неужели они настолько наивны, что думают, будто мы поведемся на их дешевые трюки и испугаемся? — усмехнулся Вин'Ток и снова взял бутылку: — Еще тари?

Г'Кар кивнул, подвинув бокал к нему.

— Давай выпьем за успех и этой миссии, дружище!

— С удовольствием!

Они подняли бокалы, засмеявшись.

— Г'Кар! Г'Кар!

Он вздрогнул, услышав женский голос, зовущий его, еле пробивающийся через гул, царивший в зале. И оглянулся по сторонам, пытаясь понять, откуда он идет.

— Г'Кар! Ложись! — голос стал громче и пронзительнее. — На пол! Быстро!

Г'Кар удивленно уставился на Вин'Тока, не понимая, что происходит.

Но, пусть разум его уже работал медленно, затуманенный выпитым алкоголем, тело, выдрессированное годами военных тренировок и учений, отреагировало быстрее. Почти одновременно оба дар'гарота упали на пол, не обращая внимания на недоуменные взгляды посетителей.

И в это же мгновение в воздухе прозвучал негромкий хлопок, а потом посуда, стоявшая на их столе, — бокалы, тарелки и бутылки, — со звоном разлетелась на множество сверкающих осколков.
Посетители продолжали смотреть на это в недоумении. Но еще один хлопок, после которого столик опрокинулся на пол с обугленной дырой в центре, вывел их из ступора. Все присутствующие завопили и ринулись прочь, опрокидывая столы и стулья, толкаясь и спотыкаясь.

Г'Кар понял, что теперь, когда загораживающий их столик исчез, они оказались как на ладони перед неизвестным стрелком. Нужно было срочно уходить с этой точки!

Он приподнялся, намереваясь перекатиться в сторону. И услышал третий хлопок.

— Г'Кар!

Он в изумлении увидел Г'Са'Лид, которая, пригнувшись, бежала к нему.

— Берегись!

Она прыгнула и толкнула его, накрыв своим телом. И они вместе откатились к стене, вцепившись друг в друга. Выстрел просвистел совсем близко от них, выбив осколки из стены.
Краем глаза Г'Кар заметил, что Вин'Ток отполз к упавшему столику, укрывшись за ним, и достал плазменный пистолет из-за отворота мундира, готовый открыть ответный огонь, как только неизвестный убийца сделает еще один выстрел.

— Почему ты здесь? — прошептал Г'Кар, когда Г'Са'Лид чуть ослабила свои объятия. — Что все это значит?

— Это значит, что ты опять во что-то влип! — прошипела она, сердито глядя на него. — Но об этом мы поговорим чуть позже. Сейчас надо выбираться отсюда…
— Вин’Ток, — Г'Кар окликнул своего товарища. — Ты цел?

— Да, дружище. Я заметил, откуда стреляли в последний раз, — хладнокровно сказал Вин’Ток. — Но оружие у них дальнобойнее нашего. Я мог бы снять этого стрелка, но надо подобраться поближе…

— Он скроется раньше, чем вы успеете это провернуть, — покачала головой Г'Са'Лид. — И тогда вы сами попадете к нему на прицел.

— И все же попытаться стоит, — сказал Вин’Ток, не спуская глаз с той точки, откуда, по его мнению, раздался последний выстрел. — Они были там, на другой стороне улицы!

Г'Са'Лид толкнула Г'Кара в сторону.

— Нам надо постоянно менять местоположение!

Вин’Ток быстро метнулся за другой столик, Г'Са'Лид тут же последовала за ним...

...Волны неожиданно расступились, и на короткий миг Блад увидел обнаженное морское дно прямо под собой: мокрые камни с пучками поникших водорослей, липкий ил и мелкую гальку, блестевшую ярко-ярко. Он вскрикнул, полетев вниз, но за мгновение до столкновения море подбросило его вверх, выталкивая на поверхность.

Еще один удар водой в лицо... Блад закашлялся, мотая головой, а когда открыл глаза, то увидел, что перед ним возвышается нечто огромное и темное. Сначала он подумал, что волна притащила его к берегу и вот-вот со страшной силой швырнет на скалы. Но, приглядевшись, понял, что это жутковатого вида корабль. Корпус его оброс темно-зелеными водорослями, которые колыхались в воде, как уродливая бахрома, в бортах зияли многочисленные пробоины, обломки бушприта страшно скрежетали, болтаясь в путанице снастей, когда нос выныривал из набегавших волн... Открытые пушечные порты напоминали пустые глазницы, и морская вода вытекала из них, подобно слезам.

Блад взлетел на гребне волны, оказался почти на одном уровне с палубой странного корабля и увидел, что от остальных мачт остались лишь зазубренные огрызки, от которых, подобно диковинным морским змеям, тянулись длинные обрывки вант, обросших водорослями.

Отступавшая волна поволокла его обратно в море, и Питер в отчаянии попытался уцепиться за поручень. Тот оказался очень скользким от воды, наросших водорослей, острые мелкие ракушки и кораллы резали ладони не хуже ножа. Пальцы соскользнули, и Блад начал падать, продолжая тянуть руки, цепляясь за толстые доски обшивки. Наросшие полипы отвалились, и он увидел карминно-алый цвет, в который некогда был окрашен корпус корабля.

Сердце Питера Блада замерло, а потом забилось часто-часто.

Этого не может быть, наверное, глаза подводят его... но сердце обмануть труднее. «Арабелла», его верный боевой корабль, поднялась с морского дна, как будто повинуясь зову капитана!..

... Г'Кар помнил, как сидел с Ша'Тотом, и тот совал ему в руки флягу с тари, предлагая выпить за боевые успехи воинов Сопротивления. Потом они пили за гибель всех проклятых метлоголовых. И за возвращение независимости родного мира. Ки'дат были рядом, поднимая тосты вместе с ними, веселые и грубоватые, как обычно. В какой-то момент дар'сол отошел от них вместе с одной из воительниц, положив руку ей на плечо...

Что было дальше, Г'Кар вспомнить уже не мог. Но, судя по лежащим рядом дамам, всем было очень весело этой ночью.

— О, святой Г'Кван… — простонал Г'Кар, аккуратно выпутываясь из рук девицы слева. Она спала мертвецким сном и не открыла глаза, даже когда он отодвинул ее от себя. Может, это и к лучшему. Потому что выглядел он наверняка очень помято. Все тело болело, особенно шея и плечи. Поморщившись, Г'Кар провел по ним ладонью и зашипел, обнаружив там много мелких ранок и царапин. Щрок! Во что же он влип этой дикой ночью?!

Он копошился, отыскивая свою одежду. Часть ее почему-то оказалась не на нем. А еще часть он вообще не мог найти в полутьме пещеры и бардаке из вещей и тел, валявшихся на полу.

Щрок! Щрок!

Капитан Джек Воробей остановился около двери и деликатно постучал, прежде чем войти.

— Мисс На'Тот, можно? — негромко спросил он, отодвинув циновку, подвешенную у входа.

— Да? — раздался изнутри мелодичный голос нарнийки.

Джек вошел, пригнувшись, и увидел На'Тот, которая стояла спиной к нему, пытаясь что-то найти среди корзинок и ящиков, стоявших вдоль стены. Это были припасы из контрабандистского тайника, которые мы постепенно перетаскивали в наш лагерь.

— У вас ко мне какое-то дело, Джек? — спросила она, и хотя ее голос звучал вежливо, в нем чувствовалась чуть заметная напряженность.

— Просто решил выразить свое восхищение тобой, цыпа, — ответил он, прислонившись к стене. — Ты была великолепна сегодня утром. Эта железная штука мисс Зены могла убить вас обоих.

— Но этого же не случилось, — перебила его На'Тот, продолжая изучать ящики.

— Исключительно благодаря тебе, — не унимался Джек. — И я удивляюсь, что посол Г'Кар не удосужился сказать тебе хотя бы «спасибо»...

На'Тот повернулась к нему с руками за спиной, и он увидел, что она улыбается.

— Капитан... — сказала нарнийка медленно, — поверьте мне, посол Г'Кар вовсе не обязан благодарить меня. Я просто выполнила свой долг. Вот и все.

— Но... — Джек Воробей попытался возразить, но На'Тот перебила его.

— Помимо обязанностей дипломатического атташе я также являюсь телохранителем посла Г'Кара, — сказала она спокойно. — Беспокоиться о его безопасности и защищать в случае необходимости — это мой долг. Если с послом Г'Каром что-нибудь случится, мое имя будет покрыто позором. Лучше поймать этот проклятый шакрам, так или иначе, чем допустить подобное бесчестье…

— Ох, — Джек приподнял брови, не сводя с нее глаз. — Так или иначе?

На'Тот тяжело вздохнула.

Джек Воробей замер, заметив на белоснежном песке под ногами нарнийки темное пятно.

— На'Тот? — произнес он хрипло.

Она перехватила его взгляд и снова вздохнула. Потом вытянула правую руку вперед, криво улыбнувшись.

— Вы не поможете мне затянуть жгут посильнее?

Джек тихо чертыхнулся, увидев залитую кровью ладонь нарнийки. Чуть выше, на запястье, был накинут ремень, который На'Тот пыталась затянуть при помощи свободной руки и зубов.

— Господи, На'Тот, тут простой повязкой не отделаешься! — сказал он, наклоняясь к ее руке.

— Пожалуйста, не надо шума, — остановила она его. — Это всего лишь порез. Бывало и хуже…

— Я позову Блада, — решительно сказал Джек, когда ему удалось наспех перевязать ее руку. — Такую рану лучше зашить. Иначе она так и будет кровоточить.

На'Тот сердито нахмурилась, но потом кивнула.

— Хорошо, зовите... но ради всех мучеников, только его! Джек, я действительно не хочу, чтобы кто-нибудь еще об этом узнал. Это вопрос чести.

Капитан Воробей скрипнул зубами, но не стал с ней спорить.

— Я сейчас его приведу! — сказал он и выбежал наружу...

— Капитан? Капитан? Вы как?


Кто-то настойчиво звал его.


Блад попытался открыть глаза, но не смог.


«Что за черт?»


— Мне показалось, что он шевельнулся, сэр!..


— Не своди с него глаз, Бен! — это уже был другой голос, низкий и хриплый.


— К-какого черта? — повторил Блад уже громче.


— Вот, видите! Снова шевельнулся! Господи, он живой!


— Нэд? — прохрипел Блад, пытаясь увидеть хоть что-нибудь. Но изображения перед глазами постоянно расплывались, а еще появилась дикая боль в голове, мешавшая сосредоточиться.


— Он вас узнал, мистер Волверстон! — голос Бенджамина дрожал.


Блад почувствовал, как на плечо ему навалилась какая-то тяжесть.


— Тихо, капитан. Не шевелись, — голос Волверстона теперь был таким громким, что Бладу показалось, что его голова сейчас лопнет.


— Что… — Блад пытался спросить дальше, но с удивлением осознал, что не может вспомнить слово.


— Лежи спокойно, Питер! — снова другой голос, не менее встревоженный. — Ты ранен…


— Как?.. — слово неожиданно всплыло в памяти, и Блад поспешил его произнести.


— Хватит его тормошить! — судя по возне, вокруг него столпились все офицеры «Арабеллы».


— Говорил же я, к черту этот треклятый шлюп! — гудел бас Волверстона. — Нет, надо было за ним погнаться!


— Кто же знал, что так все обернется? — Блад узнал голос Дайка.


— Что… случилось? — Блад оставил попытки открыть глаза и просто лежал, слушая голоса своих офицеров, пытаясь их распознать.


— Ты просто в рубашке родился, Питер! — сказал Джереми, и Блад почувствовал, как штурман сжал его руку. — Я думал… я думал, что…


Что-то холодное коснулось другой руки капитана.


— Вот, можешь полюбоваться на свой шлем, везунчик! — сказал Волверстон. — Думаю, тебе стоит оставить его на память!


Блад, слабо застонав, приоткрыл один глаз. Второй отказывался повиноваться. И увидел искореженный и помятый шлем.


— Эта испанская гнида сделала всего один выстрел, — пояснил Волверстон, пока Блад водил пальцами по вмятинам. — Зато какой!


— Сбил нам бизань, скотина, — продолжил Дайк, склонившись над кроватью капитана. — Мы чуть с ума не сошли, когда увидели, что вся эта дура рухнула прямо на квартердек!


Блад почувствовал легкую дурноту и закрыл глаза.


— Пока мы возились с мачтой, они удрали, — закончил отчет Волверстон. — Но, если честно, Питер, нам тогда было на это глубоко наплевать!


— Да уж… повезло… — прошептал капитан, одновременно пытаясь пошевелить пальцами на ногах. И испытал огромное облегчение, когда это удалось.


— Ничего, на Тортуге тебя подлатают, — Дайк присел на край постели и похлопал Блада по руке. — Главное, ты очухался!


— Сколько я?.. — дико хотелось спать, и Блад чувствовал, что не в силах этому противиться.


— Сутки, капитан, — Питт понял его сразу. — Ты был без сознания сутки. Больше нас так не пугай!


— Вот что, Питер, — Волверстон говорил теперь строго и решительно. — Хочешь или не хочешь, а без второго лекаря на борту я больше тебя в море не пущу!


— Хорошо, Нэд, — покорно ответил Блад. И добавил чуть слышно, скатываясь в дремоту: — Фортуна все-таки коварная дама!

..На'Ир замолчал, заметив, что На'Тот явно не успевает следить за его рассказом.

— Ох, столько всего произошло за последнее время. У самого голова кругом, — криво улыбнулся он. И снова толкнул тарелку к ней. — Ты ешь. Врачи в госпитали сказали, что тебе надо добрать до нормы почти треть своего веса.

— У тебя все лицо в шрамах, — сказала она, даже не взглянув на тарелку. — Кто это сделал с тобой? Центавриане?

На'Ир невольно поднял руку, прижав ладонь к изуродованной левой щеке.

— Можешь не отвечать, если мой вопрос бестактный, — быстро добавила На'Тот, опустив глаза.

— Нет-нет, мне нетрудно ответить, — На'Ир криво улыбнулся. — Я заработал всю эту красоту в одном из сражений, через которые довелось пройти нашему крейсеру. Да, можно сказать, что это сделали центавриане. Во время одной из стычек с их кораблями наш «Г'Ток» получил очень серьезные повреждения корпуса, на борту возник сильнейший пожар. Пришлось всем членам экипажа принять участие в его ликвидации. И меня немного зацепило.

Он провел рукой по шраму.

— Но сейчас уже все в порядке.

— Рада это слышать, — На'Тот коснулась его локтя...

... Двое солдат у дверей в центр управления дернулись, увидев вынырнувших из-за угла нарнов. Но, прежде чем они успели закричать, электробич Г'Стена обвился вокруг шеи одного из охранников. И молнией сверкнул меч Ша'Тота.

Г'Кар потряс головой, не понимая, когда дар'сол успел выхватить свое оружие. Но меч уже описал круг в его руке. А голова охранника покатилась, подпрыгивая, по полу, разбрызгивая алую кровь и бренча шлемом.

Г'Стен дернул сио поро на себя, и центаврианин, содрогаясь, проехал по полу. Электробич, поставленный на максимум, мог причинить много боли нарну и оставлял глубокий ожог на теле. Центавриане же от удара такой мощности сразу теряли сознание.

Г'Кар наклонился и быстро перерезал стражнику горло. Так точно будет молчать.

— Комната охраны на вас! — прозвучал в наушниках голос Ша'Тота. — Я займусь центром управления.

Охотницы ринулись дальше по коридору, повинуясь приказу дар'сола.

Ша'Тот наклонился к телу стражника, намереваясь найти ключ-пропуск. Но тут случилось непредвиденное: дверь центра управления открылась.

Непонятно, по какой причине это произошло. Возможно, кто-то из операторов или охраны услышал подозрительный шум снаружи. Или кому-то просто было нужно выйти по делу. В проходе возник центаврианский офицер и оторопело уставился на лужу крови на полу.

Г'Стен взмахнул бичом снова и выдернул его в коридор. А Ша'Тот ринулся внутрь, со свистом рассекая воздух мечом.

— Охотник-1, помощь требуется? — вежливо спросил Г'Кар, добив второго центаврианина.

Он услышал грохот падающих тел и тяжелое дыхание Ша'Тота в наушниках шлема.

— Спасибо, Мститель-2, но я уже тут закончил. Займусь компьютером центра управления. Зачистка этажа на вас!

Г'Кар ринулся к комнате охраны, где у входа уже собрались охотницы с ружьями наперевес. Как было бы хорошо закинуть туда пару гранат, но, увы, они не должны поднимать шум.

— Тук-тук! — сказал Г'Стен, прислоняя пропуск к замку комнаты.

Дверь открылась. Ки’дат вскинули винтовки и выстрелили внутрь. Г'Стен щелкнул бичом, и кто-то заорал от боли. Г'Кар прыгнул внутрь, держа нож наготове. Налетел на центаврианского солдата, который пытался выбраться наружу, явно не понимая, откуда тут взялось столько бешеных нарнов. Быстрое отработанное движение ножом — и охранник упал на пол, захлебываясь собственной кровью.

— В сторону! — прорычал в наушниках голос Ла'Эт.

Г'Кар рефлекторно повиновался приказу. Мимо него вихрем пронеслась сестра Ша'Тота с мечом наперевес. После их первой атаки в комнате осталось солдат шесть. Г'Кар видел, что они уже похватали оружие и готовились дать отпор. Но не успели. Ла'Эт подпрыгнула и снесла голову ближайшему охраннику молниеносным взмахом меча. Не останавливаясь, пнула в живот второго, тот отлетел назад и сбил с ног еще пару своих сослуживцев. Ла'Эт уже неслась дальше, нанося удары.

Г'Кар замер, поправляя шлем. Он впервые видел мастера ка’ток в деле. Поразительно, как быстро Ла'Эт двигалась! Еще пара мгновений — и в комнате стало тихо.

Ла'Эт выдернула меч из дергающегося тела последнего центаврианина и вытерла клинок о плечо.

Ее черно-красный доспех из кожи дара стал алым от крови. Комната тоже выглядела впечатляюще. Брызги крови были даже на потолке...

<...>
... Г'Кар вернулся к центру управления и заглянул внутрь, чтобы посмотреть, как дела у Ша'Тота.

Все помещение тоже было залито кровью, на полу валялись тела шести центавриан, но некоторые из них были в виде частей, так что Г'Кар не был уверен, что сосчитал правильно. Ша'Тот сосредоточенно возился с пультом управления, не сводя взгляда с экрана главного монитора. Экранов в комнате было великое множество, на части было видно изображение с внутренних и внешних камер.

— Как идет дело? — спросил Г'Кар в микрофон шлема.

Ша'Тот покачал головой, не поворачиваясь к нему.

— Я запустил программу взлома. Если все пройдет удачно, она активирует новый алгоритм управления защитным периметром. Но тут стоит очень хорошая защита, так что, боюсь, даже если удастся взломать этот компьютер, он будет постоянно пытаться восстановить прежний контроль. Нашим воинам надо обязательно захватить остальные три центра управления. Отсюда я смогу контролировать только часть всей системы.

— А этого нам хватит? — спросил Г'Кар, насторожившись.

— На первое время, да, — ответил Ша'Тот и сел за пульт, принявшись вытирать кровь с мигающей клавиатуры. — Но она самовосстанавливающаяся, так что полностью ее подчинить можно, только перезагрузив компьютеры всех центров управления. А пока придется лично контролировать многие процессы.

Он тихо выругался и пробежался пальцами по клавиатуре.

— Ну, давай же, чтоб тебя разнесло! — прорычал Ша'Тот...

Ноги Зены скользили по мокрому льду, она почувствовала, что падает навзничь, прямо в ледяную воду горного озера. Она окунулась в обжигающий до костей холод, и тут же захлебнулась, пытаясь закричать.

Лед мгновенно сомкнулся над ее головой, и на грани умирающего сознания Зена увидела Ареса, который скалил зубы в торжествующей улыбке, там, на берегу.

Он что-то говорил ей, размахивая руками, и Фурии — теперь она видела их рядом с ним, — Фурии хохотали вместе с ним, указывая на нее пальцами.

— Ну, каково тебе сейчас, а?

Голос Ареса едва пробивался к ней сквозь толщу воды и льда.

— Я не слышу тебя, Зена! Где ты? Не пытайся спрятаться от меня!..

Она задыхалась, стуча руками о лед, но слышала только омерзительное хихиканье Фурий.

— Ага, вот ты где!

Она увидела его лицо сквозь лед.

— О, как ты прекрасна! Ты пыталась дурачить меня, Бога Войны! И теперь ты поплатишься за это, Зена! Да, поплатишься за это!

Она уже не видела его, падая в темный холодный тоннель.
— Ты была права. Я не человек. Я — Бог, Зена!

Она хотела ответить, но было слишком холодно. Темно и холодно.

Последнее, что уловило ее гаснущее сознание, был торжествующий визг Фурий:

— Ох, Арес, ты только что убил свою возлюбленную! Каково это, а? Что ты теперь чувствуешь?

Громче всех хохотала Алекто:

— Мы отомстили за смерть Олимпийцев! И теперь мы, Фурии, будем править миром!

Зена не видела, как вернулся ее шакрам и одним движением убил трех Фурий, уничтожая чары, наложенные на Ареса. Она уже не видела, как Арес, опомнившись, прыгнул в ледяную воду, чтобы достать ее безжизненное тело.

Она не чувствовала, как он тряс ее в растерянности, все еще не понимая, что случилось непоправимое. Зена не слышала его горестного вопля, полного боли и ужаса, когда он осознал, что натворил.

Какая нелепая смерть…

Талия Винтерс бушевала в своей клетке. Искусственная личность заставляла ее тело расхаживать взад-вперед, ритмичными четкими шагами измеряя длину и ширину маленькой комнаты, в которой теперь проходила ее жизнь. Про себя же она проклинала и ругала последними словами те решетки, что были возведены в ее собственном разуме.

Пси-корпус использовал ее, забрав к себе и добыв невольно предоставленную ею информацию. А потом ее посадили сюда и заперли. Она им больше не нужна, разве что для исследований. И дальнейшие исследования были неизбежны. Это был всего лишь вопрос времени...

... Блад поправил помятый шейный платок и, обернувшись к Оглу, который стоял возле него, ожидая дальнейших распоряжений, указал на среднюю из трех пушек.

— За работу, Огл! — сказал он, чувствуя, как боевая злость, пробудившаяся в нем во время драки с доном Диего, снова начала разгораться. — Откати ее назад!

Чертовски хотелось наброситься на этого гнусного испанского клятвопреступника и придушить собственными руками. Но такая расправа ничем им не поможет, так что остается надеяться, что задуманная комбинация окажется более действенной.

Канонир, славный малый, решительный и сметливый, уже работал возле пушки, откатывая ее назад. Закончив, он выпрямился и снова взглянул на капитана.

Блад зло улыбнулся, продолжая смотреть на дона Диего. Испанец все это время надменно молчал, всем своим видом показывая, что ему нет дела до проклятых английских еретиков.

«Что ж, посмотрим, как эта скотина запоет, когда...»

— Привяжите его к жерлу пушки! — приказал Блад, и голос его был жестким, как сталь.

На мгновение все замерли, осмысливая его слова. А потом Волверстон, ругнувшись, поволок испанца к указанному месту. Другой парень принялся ему помогать. Они не особо церемонились, когда затягивали узлы, и Блад видел, что дон Диего слегка побледнел, кусая губы. Его черные глаза вылезли из орбит, и он тяжело задышал. Через несколько мгновений он стоял на коленях, привязанный к жерлу пушки, с руками, заведенными за спину, и ногами, притянутыми к лафету...

Блад и Джек Воробей остановились возле неподвижного тела, лежащего ничком наполовину в воде. Джек присвистнул, увидев, что это женщина.

— Давайте перевернем ее, — сказал Блад, взяв даму за руки.

— Мне кажется, мы немного опоздали, — ответил Джек, послушно хватаясь за ноги.

Барышня выглядела весьма странно. Черное кожаное платье почти не прикрывавшее точеные ноги в высоких сапогах. Длинные темные волосы, сейчас больше похожие на водоросли. Бледная кожа, отливающая синевой. Да... красавица... даром что мертвая.

— Приподнимем-ка ее, — распорядился Блад, нащупывая пульс. — Она еще жива. Должно быть, наглоталась воды. Нужно, чтобы она откашлялась.

Джек приподнял брови, наблюдая за ним.

— Похоже, вы неплохо разбираетесь в таких вещах, — заметил он, устраивая женщину поудобнее.

— Я врач, — коротко ответил Блад, не поворачиваясь к нему. Он хлопнул дамочку по щекам пару раз, потом, вздохнув, положил руку на ее грудь. — Надо заставить ее дышать.

— Врач? — Джек присвистнул. — А я думал, вы командовали кораблем!

— И это тоже. Дьявол! — Блад отдернул руку, обнаружив, что грудь женщины закрыта бронзовым доспехом. — Помогите снять с нее всю эту сбрую.

— С удовольствием, — ответил Джек, доставая нож. — Минуточку, сэр, сейчас ей будет легче... поверните-ка ее...

Блад подхватил обмякшее тело, поддерживая за плечи. Джек удовлетворенно крякнул, обнаружив шнуровку на спине.

— Ох уж эти дамские штучки! — пробормотал он, взмахнув ножом.

Шнуровка треснула, и платье сползло с ее плеч. Блад быстро снял с женщины бронзовый нагрудник, поразившись его тяжести, и несколько раз сильно хлопнул ее по спине, чуть наклонив вперед.
— Вот так, — сказал он, после того как изо рта дамы вылилась вся морская вода, которую она проглотила. — Теперь надо вдуть воздух в легкие... А вы нажимайте вот здесь...

Джек кивнул, помогая ему уложить ее на песок, но потом отвлекся, рассматривая интересную экипировку прекрасной незнакомки. Ножны из тисненой кожи и странный круглый диск, украшенный голубыми камнями, сверкавшими на солнце.

Блад опустился на колени перед дамой и наклонился к ее лицу.

— М-м-м... спорю, что это сапфиры... — пробормотал Джек Воробей, протянув руку к диску.

Но продолжить фразу он не успел, потому что Блад вскрикнул и, отпрянув, врезался прямо в него.

— Какого дьявола?! — заворчал Джек, и в ту же секунду его руку пронзила боль: диск оказался очень острым. — А-а!

Повернувшись, он увидел, что прелестная леди открыла глаза и пытается встать, придерживая рукой сползающее платье, а Блад лежит на спине, прижимая ладонь к лицу.

— Назад, оба! — рявкнула барышня, опираясь на локти. Она хотела еще что-то добавить, но зашлась в приступе кашля.

Блад, наконец, пришел в себя и медленно сел, глядя ей в глаза.

— Мы просто пытались помочь! — сказал он укоризненно, вытирая кровь с разбитой губы.

Джек шипел, глядя на порезанную руку.

Женщина быстро дотянулась до ножен с мечом.

— Где я? Кто вы такие? И где Габриэль?

— Тише, барышня, здесь все свои, — проворковал Джек, чувствуя, что кровь затекает в рукав его рубашки. — Но мы понятия не имеем, кто такая Габриэль и где она находится.

Женщина провела рукой по лбу, отбросив мокрые волосы. Потом взяла диск и повесила себе на пояс.

— Это моя подруга. Она была со мной... мы прыгнули в воду вместе, когда корабль налетел на риф, — сказала она, оглядываясь по сторонам. — Я должна найти ее!

— Мы с удовольствием поможем вам в этом, — сказал Блад, вставая на ноги и пытаясь вытряхнуть песок из мокрых волос, — но сейчас вам лучше немного полежать.

— Нет времени! — отрезала женщина. Платье снова сползло с нее, и она нахмурилась, гневно разглядывая искромсанную шнуровку. — Что вы сделали с моей одеждой, вандалы?!

— Мы спасли вам жизнь, мисс, — ответил Джек Воробей. — А это, — он указал на ее платье, — просто вынужденная мера.

— Понятно, — женщина усмехнулась, бросив на них косой взгляд. — Полагаю, я должна вас поблагодарить?

— Было бы неплохо, — согласился Блад, намочив платок в воде и прижав к губе. — Вы чуть нос мне не сломали!

— Считайте, что легко отделались, — ответила женщина, и поежилась, когда порыв ветра пронесся над берегом...

... Г'Кар все еще стоял перед зеркалом, когда дверь распахнулась и позади него на пороге появилась На'Тот, уже переодетая в сухую длинную рубашку из грубой некрашеной ткани, со стопкой одежды для него в руках.

— Вот, думаю, что это тебе подойдет… — начала говорить она, а потом осеклась и вскрикнула: — О, святые мученики!

Г'Кар застыл на мгновение, стоя лицом к зеркалу, а потом оглянулся через плечо.

— Не самое приглядное зрелище, согласен, — сказал он с кривой улыбкой, заметив, что она уставилась на его спину.

На'Тот прижала руку ко рту, и в глазах ее по-прежнему был ужас.

— Боги… Г'Кар… я знала, что ты был в плену у этих тварей, и что они пытали тебя, но это… это… — сбивчиво пробормотала она. — Прости, я не должна вести себя так бестактно… но…

— Это всего лишь шрамы, На'Тот, — мягко ответил он, успокаивая ее. — Земляне считают, что это украшает мужчину и воина. Я бы согласился с ними, но, боюсь, такой «красоты» у меня слишком много.

— Ожоги… сплошные ожоги… — сказала она, подойдя ближе и вручая ему одежду. — Электробич?

Г'Кар кивнул, а потом накинул рубашку, которую она принесла, и повернулся к ней лицом.

— Эти шрамы больше беспокоят других, чем меня, — сказал он, мрачно улыбаясь. — И служат памяткой о некоем покойном центаврианском императоре. Но теперь со мной все в порядке, уверяю.

Г'Кар видел, что в глазах На'Тот вспыхнул гневный огонек, но быстро исчез, и ее лицо снова стало спокойным. Возможно, слишком спокойным...

— Я могу еще раз извиниться за наших беженцев, доктор. Вам тогда пришлось с нами несладко.

— Меня больше беспокоило нежелание нарнских беженцев честно сообщать врачу о своем состоянии. Увы, не все можно увидеть на сканере, иногда надо сказать что-то доктору словами через рот. С вашим народом я периодически начинал ощущать себя следователем на допросе…

Тут Франклин осекся, быстро посмотрев на Г'Кара.

— Кхм… я просто хотел сказать, что такое молчание затрудняет работу врача и постановку точного диагноза.

Г'Кар поднял на него внимательный взгляд.

— Полагаю, это из-за того, что у нас считается дурным тоном открыто говорить о своем недомогании или увечье. Что-то… на грани неприличия, понимаете?

Франклин кивнул, закончив изучать данные сканирования.

— Неужели именно поэтому у вас было так мало врачей в прошлом? Потому что это… неприлично? И болеть, и лечить болезни?

— Отчасти, — кивнул Г'Кар. — Но времена меняются быстрее, чем привычки или традиции. Надеюсь, постепенно мой народ изменит и эти взгляды. Так что же показало обследование? Как там моя спина? Увы, я не могу её нормально разглядеть даже в зеркало, неудобно поворачиваться…

— Могу вас порадовать. Новых воспалений нет. Так что сегодня мы ограничимся перевязкой. А регенерацию можно больше не проводить.

Г'Кар выдохнул. Еще одной неприятной процедурой меньше. Она занимала много времени, потому что регенератор нельзя было включать на полную мощность, на его спине и без этого было слишком много рубцов, не стоило увеличивать их количество.

— Если, конечно, вы не захотите избавиться от шрамов, — добавил Франклин, делая пометки в планшете. — Я могу вообще их убрать, но это займет много времени, сразу предупреждаю. Или проводить постепенную корректировку, чтобы, заживая, рубцы не стягивали кожу на вашей спине. Учитывая, что там и кожи-то не осталось, я бы вам это настоятельно рекомендовал. Как вы себя сейчас чувствуете? Трудно двигаться? Я понимаю, что раны еще болят, но сейчас спрашиваю именно про ограничения в движении.

Г'Кар напрягся, сжав губы. Франклин был прав насчет странностей его расы. Вот прямо сейчас ему было тяжело ответить на такой простой вопрос.

— Трудно, — выдохнул он, наконец. — Эти проклятые шрамы постоянно зудят, док, и я не могу ни наклониться, ни повернуться, ни руку поднять, особенно резко. Это очень раздражает! Я бы даже сказал, бесит. Чувствую себя как паралитик. Это… отвратительно!

— Понятно, — пробормотал Франклин, шагнув к стойке с инструментами. — Тогда я бы рекомендовал вам продолжить лечение регенератором. Сможете прийти завтра?

Г'Кар кивнул. Его ещё дико раздражала невозможность спать на спине. Особенно это было невыносимо из-за того, что и на животе особо не полежишь.

— Хорошо. У меня есть окно в два часа. Запишу его за вами. А сегодня тогда сделаем перевязку и займемся ранами в вашей сумке. Так что одежду вам снять все же придется.
<°°°>
— У вас, нарнов, поразительная регенерация тканей, — сказал Франклин, склоняясь над его животом. — Человек, получив столько ран на спине и в сум… кхм… на животе, до сих пор бы корчился от боли. Но у вас всё заживает просто замечательно. И это при том, что большая часть ран была нанесена в тюрьме, где вряд ли был за ними надлежащий уход…

Франклин снова оборвал себя, опомнившись. Г'Кар мягко посмотрел на него снизу вверх. Этот землянин был такой трогательно заботливый, когда их разговор заходил о пребывании в плену.

— О, центавриане делали всё, чтобы я продержался до суда и казни, — сказал он спокойно. — Они обрабатывали и мою спину, и даже глазницу. Я, конечно, пытался возражать, но они не особо учитывали мое мнение. И перед каждым общением с императором их техники что-то мне кололи… признаюсь, доктор, от всей этой химии я под конец вообще не ощущал себя собой.

Губы Франклина сжались в тонкую линию.

— Даже так? Можно, наверное, это считать вашим везением… в какой-то мере.

Он кашлянул и осторожно коснулся живота Г'Кара пальцем, проверяя действие анестезии.

— Везением? Пожалуй, вы правы, — ответил Г'Кар, скосив здоровый глаз на свою сумку. Прикосновение доктора чувствовалось слабо, как легкая щекотка.— Конечно, мало приятного в пребывании в тюремной камере и общении с их чокнутым императором, но если это привело к освобождению моего мира… я готов признать, что это, несомненно, было везением.

Франклин поправил маску на лице, взял самый маленький регенератор из набора, включил и поднес к входу в сумку, чтобы просунуть его внутрь.

— Придется немного потерпеть, посол, ощущения могут быть неприятными. Хоть я и сделал анестезию, но это место у вас довольно чувствительное, а ран тут много.

Г'Кар кивнул, стараясь не напрягаться. Когда он говорил, расслабиться было легче, так что он решил продолжить беседу.

— Картажье, полагаю, на то и рассчитывал. Думал, что уж после этого я обязательно закричу.

Франклин чуть напрягся, засопев, но не прервал свою работу, только наклонился еще ниже, проверяя, точно ли направил регенератор.

— Его очень раздражало, что я не был достаточно забавным, — сказал Г'Кар спокойно. — В тот день, насколько помню… а память меня иногда подводит, доктор, потому что сознание было тогда уже затуманено… я не показался ему забавным во время игр в саду. И тогда он притащил меня в свой кабинет… Доктор, я вам говорил, что у этого чокнутого императора был специальный кабинет для развлечений? С отличной звукоизоляцией?

Франклин несколько раз кивнул, не отрываясь от работы.

— И там он приказал своим болевым техникам вырвать из меня хотя бы один крик. Они работали хорошо, но у меня в то время еще было много сил, чтобы держаться. Так что они ничего не добились. И вот тогда Картажье взял нож… небольшой, легко помещался в ладони… — Г'Кар вытянул руку, показывая, — и принялся за дело сам. Возможно, он хотел совершить то, что центавриане часто любили проделывать с нарнами во времена Первой Оккупации. Было у них тогда такое развлечение, особенно в концлагерях и на рудниках. Делали небольшие надрезы в сумке у мужчин рядом с сосками, и потом те не могли кормить младенцев, потому что молоко не приходило. А может, он просто хотел причинить мне как можно больше боли, поэтому сделал слишком много надрезов…

Доктор на мгновение остановился, оглянувшись на него.

— В любом случае Картажье перестарался, — сказал Г'Кар с кривой улыбкой. Улыбаться ему тоже было больно, потому что шрамы на губах еще недостаточно зажили. — И я просто вырубился. От болевого шока и потери крови, полагаю.

Он заметил, что Франклин продолжает мрачно смотреть на него, так и держа в руке включенный регенератор. И поспешил извиниться:

— Простите, доктор, я не хотел, чтобы вы выслушивали мой неприятный бред, просто… случайно нахлынуло. Впредь буду сдерживаться.

Франклин выключил регенератор и дотронулся до его руки на подлокотнике кресла.

— Г'Кар, вы не должны извиняться за это. Мы уже с вами об этом говорили, помните? Если вы хотите что-то сказать или поделиться воспоминаниями о том времени в тюрьме, то всегда можете поведать это мне. Не могу гарантировать, что все пойму или смогу предложить какое-то утешение в ответ, но я вас выслушаю, и это важно. Для вас. Вы прошли через очень тяжелое испытание, и потребуется много времени и сил, чтобы залечить не только раны физические, но и душевные. И, поверьте мне, лучше всего это делать, просто разговаривая с кем-то. Такое нельзя держать в себе, понимаете? Считайте, что это тоже лечение.

Он включил регенератор и вернулся к работе.

— Ран, конечно, тут много, и некоторые довольно глубокие. Но воспаления уже нет, поэтому через несколько сеансов регенерации все заживет хорошо, даже рубцов не останется.

— Это замечательно, доктор, — выдохнул Г'Кар, стараясь не вздрагивать, когда рука Франклина протиснулась в сумку глубже. — Шрамы даже на спине не особо симпатичное украшение, особенно, когда ясно, что получены они не в бою, а в результате избиения бичом, а это, как всем известно, наказание для раба, не для воина, и уж точно им не место в сумке. Наши женщины это не оценят.

— Да? — Франклин оживился, оглянувшись на него на мгновение. — Это для них так важно?

Г'Кар кивнул с улыбкой.

— Конечно, важно, док. Зачем женщине партнер, который не сможет выкормить её ребенка, если возникнет такая необходимость? Если с сумкой что-то не так, если есть даже малейший недостаток, женщина не сочтет мужчину привлекательным.

Доктор Франклин задумался.

— Даже сейчас, когда вы уже довольно долго живете как цивилизованное общество?

— Полагаю, мы слишком долго жили в тесном контакте с природой, чтобы так быстро отбросить эти древние инстинкты. Так что да, скорее всего, женщину это от мужчины оттолкнет.

Г'Кар вздохнул.

— Картажье был не очень умелым палачом, слишком нетерпеливым. Но он определенно знал, как унизить нарна. И в этом случае можно сказать, он почти преуспел…

... Г' Кар замер, осознав, что На'Тот лежит рядом, не делая попыток вовлечь его в новый этап состязания. Неужели и она, наконец, утомилась?! И у него есть шанс хотя бы на ничью в их безумном сексуальном марафоне?!

Г'Кар приподнял голову и скосил глаза, чтобы понять, чем занята его бывшая помощница.

На'Тот лежала на животе, подперев голову рукой, лениво болтая ногами в воздухе. И очень внимательно рассматривала его спину.

— Что ты там выглядываешь? — спросил он тихо.

На'Тот вытянула свободную руку и провела пальцем по его напряженным твердым мышцам в районе лопаток. Хищная задиристая улыбка на ее лице сменилась на более нежную и спокойную.

— На меня ты уже посмотрел, теперь моя очередь любоваться тобой, — ответила она лукаво. И стала гладить его спину ладонью, разминая забитые и зажатые мышцы.

Г'Кар фыркнул, наслаждаясь ее прикосновениями.

— Если уж хочешь любоваться мужчиной-воином, то надо смотреть на его героический фасад: лицо, грудь, живот и все, что ниже, а не на спину, — засмеялся он. — На спине обычно остаются памятки о его глупости, трусости или неосторожности. Это не-героический тыл.

— Да? — На'Тот хмыкнула, приподнявшись так, чтобы видеть его лучше.

Он почувствовал, что ее рука спустилась ниже, к его пояснице, и принялась медленно гладить кожу там.

— Да! — Г'Кар кивнул, улыбнувшись шире. — Настоящий воин никогда не повернется спиной к врагу во время сражения. Так делают лишь трусы, решившие спасаться бегством. Или дураки, получившие рану от того, кому доверились или кого недооценили. Поэтому в шрамах на спине мало доблести. Другое дело — боевые отметины на груди и животе воина. Их не стыдно показать другим. Особенно любопытным любовницам.

Он оскалился в хищной улыбке, надеясь, что она не поймет, насколько он вымотан и нуждается в передышке.

На'Тот коснулась пальцем свежего шрама на его боку.

— Похоже, ты прав, Г'Кар. Помню эту отметину. Ты тогда действительно был слишком беспечен.

Он поморщился. Рана от отравленного клинка дрази, полученная полгода назад во время поединка с наглым юнцом-подстрекателем, при всей своей пустяковости, доставила ему много хлопот. Несколько дней пришлось проваляться в лихорадке, бросив все дела на На'Тот. А все потому, что он беспечно повернулся на мгновение спиной к трусу и подлецу, не погнушавшемуся в рукопашном бою взяться за оружие.

— Зажила неплохо, — заметила На'Тот, погладив шрам.

Отравленный кинжал чиркнул по его боку совсем мимолетно, оставив неглубокий порез. Г'Кар даже не почувствовал боли во время боя. И все равно от яда было так много последствий. Будь удар глубже, вряд ли он выжил бы тогда. А так… можно сказать, легко отделался. Но из-за яда царапина все равно заживала долго, да и шрам остался зловещего черного цвета.

— Напугал ты меня тогда, — тихо сказала На'Тот, вздохнув...

. «…При всем своем красноречии я не смогу описать наш последний с Литой разговор. Вряд ли это можно назвать „разговором“. Прошло уже два дня, но я до сих пор не могу прийти в себя. Что ж, попытаюсь вспомнить хотя бы треть того, что было произнесено тогда. Хотя я не уверен, что мы пользовались обычной речью. Я вообще не уверен, что все это было именно так, как я запомнил. Возможно, я просто сошел с ума…


Оказалось, что меня и Литу мучили одни и те же мысли: негоже расставаться в гневе и обиде. Она сказала мне: „Так поступать не хорошо“. И я с ней согласился. Мы все еще были злы друг на друга после недавней ссоры. В наших пререканиях мне удалось очень болезненно задеть Литу. Удивляюсь, почему она не распылила меня на миллионы атомов. С ее возросшими способностями это было сделать нетрудно.


ГʼКван, до этого момента я не представлял в полной мере, насколько она изменилась. Конечно, я знал, что ее пси-уровень гораздо выше всех известных. Гораздо выше. Но то, что она мне продемонстрировала потом, оказалось выше моего понимания.

Мы решили поговорить спокойно, не затрагивая болезненных тем. То есть, я не пытался отговорить ее от того, что она задумала, а она не упоминала о нашем предстоящем расставании. Мы вспомнили наши прошлые приключения, забавные и не очень, и это постепенно нас успокоило. Мы болтали, шутили, грустили, но я не мог не думать о переменах, произошедших в ней. Полагаю, что это случилось давно, просто она теперь не скрывала этого. Аура силы окружала ее, кипела вокруг, подобно гигантскому водовороту. И это пугало меня.
Лита вскоре заметила мое напряженное состояние. И тогда между нами на некоторое время повисло молчание. А потом она вдруг переменила тему разговора. И спросила, по-прежнему ли я занимаюсь поиском смысла жизни? Я ответил, что буду искать ответ на этот вопрос, пока дышу. Тогда она засмеялась и сказала, что постарается мне в этом помочь.


„Ты видишь это, — произнесла Лита, отсмеявшись, и глаза ее ослепительно вспыхнули, — моя сила растет. Сначала это происходило медленно, чтобы у меня была возможность приспособиться к своим новым возможностям. Но теперь… теперь это похоже на лавину в горах. Мне трудно найти подходящее определение своему нынешнему состоянию. Проще показать. Если хочешь, я покажу тебе, ГʼКар. Ты это заслужил. Позволить тебе увидеть — вот единственно достойная награда за все добро, что ты мне сделал“.
„Что увидеть?“ — спросил я взволнованно.


„Вселенную“, — ответила Лита, протянув мне руку. Я взял ее и сжал в своей ладони. Ее глаза мерцали ярким светом.


„Мы сейчас находимся в гиперпространстве, — услышал я ее далекий голос. — Как тебе известно, здесь телепатические способности усиливаются. Гиперпространство помогает мне увидеть и показать гораздо больше, чем обычно. Не бойся, ГʼКар! Я буду рядом! Всегда буду рядом с тобой!..“


Потом все закружилось и поплыло перед глазами. Стало тяжело дышать, как будто из каюты мгновенно выкачали воздух. И я подумал, что умираю. По крайней мере, ощущения были весьма похожими.


Но потом все внезапно изменилось. Перед моими глазами пронеслись удивительные картины: некоторые были прекрасными, а некоторые приводили в ужас. Я видел звезды, планеты, которые вращались вокруг них, видел тех, кто их населяет.
Миллионы планет. Миллиарды звезд. Галактики. Вселенную.


На мгновение я понял, что смотрю на все это сверху, как будто я сам нахожусь далеко за пределом. И, как только я это осознал, все снова завертелось.


Я увидел все гораздо ближе: каждый лист, каждое животное.


И я был всеми. Я был всем.


Не знаю, как она это сумела сделать, но за краткие мгновения я прожил не одну тысячу жизней. Я рождался, жил, любил и умирал. Я смеялся, пел, танцевал, летал… и испытывал ужасную боль.


Я видел величайшие трагедии, и самые значительные события Вселенной.


Я был на Нарне, когда центавриане бомбили его масс-драйверами… и я был среди тех, кто отдавал приказ о бомбардировке…


Я был…


…В какой-то момент я понял, что забыл свое имя. Понял, что растворяюсь в необъятном просторе Вселенной. И закричал от ужаса, падая во тьму. Но почти мгновенно услышал чей-то голос. И чьи-то крепкие руки удержали меня от падения. Удержали от гибели.
Руки принадлежали Лите. Повернувшись, я увидел ее рядом с собой. Ее глаза ослепительно сияли. Но голос принадлежал другому. Очень странный и смутно знакомый голос. Он пел в моих мыслях, успокаивая меня.


Потом я неожиданно вспомнил. Это был голос Коша. Ворлонца, одно время бывшего послом на „Вавилоне 5“. Однажды он коснулся моего разума. И это он был виноват в изменении Литы. Полагаю, Кош изменил и меня. Но тогда я об этом не думал. Песнь ворлонца заворожила меня. В ней было что-то до боли знакомое и родное…


Трудно описать голос ворлонца… Это целый хор голосов. Говорят, это потому что ворлонцы никогда не бывают одни.


Но тогда я думал вовсе не об этом. Я просто слушал. А потом неожиданно узнал один из голосов в этом хоре — он принадлежал моему отцу! Я вскрикнул и вдруг увидел его: отец висел на дереве, измученный, умирающий, — таким он всегда являлся в моих кошмарах. Я не мог его освободить, не мог избавить от страданий. Мне захотелось закричать изо всех сил, чтобы прекратить этот кошмар, но я не мог.


А голоса все менялись. Это были голоса моих друзей, погибших давным-давно, голоса тех, кого я когда-то любил, тех, кого давно не было в живых… Великий ГʼКван, я помнил их всех! Я вспомнил свою первую любовь, вспомнил и тех, кто был после…, а когда я увидел свою жену, ДаʼКал, которую я был вынужден оставить на растерзание центаврианам, то мое сердце будто оборвалось. Кажется, тогда я не выдержал и закричал…


Не помню…
Я кричал так громко, будто меня пытали в темницах Картажье. А Лита смотрела на меня, и ее глаза потемнели, превращаясь в провалы, за которыми пряталось Нечто. Песня Коша сменилась воплем, от которого у меня кровь застыла в жилах. Я увидел нашу военную базу в Квадранте 37, которую уничтожали огромные черные корабли Теней…


Я пытался отвернуться, пытался не смотреть, уйти, но бесполезно. Передо мной развернулись ужасные картины, я видел гибель сотен тысяч миров. Слышал этот пронзительный крик…


А потом я увидел свою смерть. Старый знакомый сон. Когда-то на „Вавилоне 5“ я испытал на себе действие „праха“ — наркотика, высвобождающего телепатические способности, — и просканировал сознание Лондо Моллари. Там было это видение о нашей смерти. Мы убьем друг друга. Задушим. Это произойдет через много лет, но все будет именно так…»
«…мы отчаянно боролись, вцепившись друг другу в глотки. Я не ожидал, что Моллари окажется настолько силен… чувствовал, что задыхаюсь, а потом упал во тьму…


Но мягкие руки Литы снова подхватили меня. Я видел, что ее глаза снова стали обычными. „Смотри!“ — безмолвно произнесла она, и мир опять завертелся передо мной…


Я видел картины из жизни, но не сразу осознал, что это НЕ МОЯ жизнь. На сей раз я смотрел на мир глазами Литы. Это было так странно… Я чувствовал и ее беззаветную веру в Коша, и холодный ужас, испытываемый при виде Улкеша, и жгучую ненависть, которая поднялась во мне после гибели ее возлюбленного…


Я увидел Байрона ее глазами. Таким он мне нравился. А Пси-Корпус убил его.


Бестер…


Когда я подумал о нем, меня захлестнула бешеная ярость. Я ненавидел его всем сердцем. Жаждал его крови.


Пси-Корпус должен быть уничтожен…


И тогда я снова вскрикнул, не в силах выносить столь сильную ненависть.


Я снова начал падать, но на сей раз ее руки меня не поддержали.


Очнувшись, я обнаружил, что сижу на полу, прислонившись к переборке, слабый как младенец, только вылезший из сумки. Лита сидела рядом, закрыв лицо руками.


Я долго не решался ее потревожить. Наконец, она повернула ко мне лицо, и я испугался не на шутку, увидев, какой она была бледной.


„С возвращением“, — прошептала Лита, прикрыв глаза...

Август 1684 г.

Испанская Фландрия

— Еще немного продержитесь, лейтенант, — пропыхтел корнет Вернер, ползя следом за Бладом по размокшей от дождя земле. — Совсем чуть-чуть осталось, и будем отдыхать. Вон до тех кустов надо добраться!

Блад стиснул зубы, стараясь не обращать внимания на пульсирующую боль в простреленном плече, и сделал еще один рывок вперед.

Одежда на них была промокшая и грязная. В сапогах хлюпала вода, волосы слиплись в косицы.

Они ползли всю ночь. По болотистой фламандской земле, вздрагивая от малейшего шороха или шелеста. Ожидая каждую минуту, что на них выскочит испанский разъезд.

Блад чувствовал, что, несмотря на повязку, наспех наложенную Вернером, рана продолжает кровоточить. И весь путь, который он проделал по чертову болоту, щедро полит его кровью.

«Надо заново перевязать плечо», — подумал он отстранено.
— Ничего... выберемся, — твердил немец сквозь зубы. Он говорил по-французски, но очень скверно, периодически путая слова и их окончания. Иногда начинал ругаться, особенно когда вспоминал последний бой и то, что проклятые испанцы прорвали их оборону и смогли окружить. Они держались до последнего, зная, что пощады от врага не дождешься, ведь с наемниками испанцы в последние дни не особо церемонились. Надеялись, что подкрепление придет.

Но оказалось, что все это время их армия отступала. И сейчас на много миль окрест тянется испанская территория.

Блад дополз до ложбинки и остановился на мгновение, чтобы перевести дух. За ночь он основательно замерз, и теперь все тело сотрясала мелкая дрожь.
Очнулся оттого, что Вернер тряс его и шлепал по щекам.

— Donnerwetter! Не смей терять сознание, ты, Hundesohn! — прошипел он, еще раз его встряхнув. — Мы еще должны накостылять этим свиньям за наших ребят! Помнишь?

— Д-да... — Блад попытался посмотреть на него, но не мог открыть глаза. Страшная слабость навалилась на него, в ушах звенело, перед глазами плыли радужные круги.

Холодно, черт побери, до чего же холодно!..

«Очень скверно», — подумал он.

— Йоганн, — негромко обратился Блад к немцу через некоторое время. Они залегли в кустарнике, намереваясь переждать еще один день, чтобы ночью продолжить путь. — Я вас задерживаю. Возможно, завтра придется прорываться с боем. А я сейчас не очень на это способен...

Вернер хмыкнул и оглянулся на остальных солдат, догнавших их и залегших неподалеку.

— Пфе! — сказал немец. — Не дурите, лейтенант. Мы уже решили, что выберемся все вместе.

— Если будете цепляться за меня, то не выберется никто, — Блад говорил откровенно. — Идите без меня. Я... как-нибудь выкручусь. Вы же знаете, какой я ловкий.

— Помнится, вы говорили, что больше в плен не пойдете, — мрачно ответил Вернер.
Блад покачал головой, неуклюже пытаясь затянуть повязку потуже.

— Не пойду.

— Тогда заткнитесь и не действуйте мне на нервы! — зарычал немец. — Завтра мы прорвемся. Все или никто!

Блад замолчал на некоторое время.

Вернер не выдержал и снова принялся его тормошить.

— Эй... эй!

— Йоганн... — Блад еле ворочал языком. — Не давайте мне спать... хорошо? Или... оставьте здесь...

Немец снова тихо выругался...

Покончив с уборкой, Г'Кар прошел в свою спальню, зажег свечи, готовясь ко сну. Расстегнул и снял тяжелый кожаный жилет, потянулся за ночной рубашкой, но замер, уставившись на свое отражение в зеркале на стене.

Вряд ли последователи его учения выбрали бы на роль бога того, кто сломался во время пыток в центаврианской тюрьме. Тот, кто кричал перед императором Картажье, вряд ли достоин называться нарном. Как и тот, кто вступил в сговор с центаврианином, пусть и ради спасения родного мира.

Г'Кар вытянул руку и дотронулся до своего отражения в зеркале. Его левый глаз был выколот по приказу Картажье. Настоящий бог не может быть калекой. Да и верховный правитель тоже. Он — лицо своего народа и должен быть безупречен. И душой и телом.

Тот же, кто смотрел на него из зеркала, вовсе не был безупречным.

Г'Кар давно привык к своему новому облику, и большую часть времени это его не беспокоило. Но, вернувшись на Нарн, начал чувствовать себя все более неуверенно.

Возможно, потому что слишком много глаз смотрело на него. И это был его народ, его соотечественники, не инопланетяне. Чужаки, не родившиеся на этой планете, никогда не поймут, насколько важно для каждого нарна быть собой, быть частью своего мира и общества. Наверное, это пережиток прошлого, отголосок тех древних времен, когда самым страшным наказанием было изгнание. Изгоя переставали считать нарном, ставили в один ряд с животными, бездушными неразумными тварями. Никто не разговаривал с Потерянным, никто не давал ему кров и защиту, он лишался всех прав и привилегий. Ужасная участь, хуже, чем смерть…

Когда Г'Кар закричал в той комнате для пыток, то стал изгоем, Потерянным. Пустой оболочкой. Не нарном. Он пытался сказать об этом Моллари, но тот ничего не понял. И вряд ли когда-либо поймет. Моллари думал, что во всем виновата его проклятая нарнская гордость. Что он сопротивлялся из самолюбия, чтобы досадить ему.

Г'Кар тяжело вздохнул.

Потерянный не может занимать место верховного правителя. Не имеет права вести свой народ и решать его судьбу. У Потерянного нет души, нет достоинства и чести, нет ничего, что делало бы его нарном.

Он — ничто.
Вряд ли кто на Нарне знал, что на самом деле произошло во время его плена. Да, они видели, что центавриане жестоко пытали его, видели, как он разорвал цепи на суде перед Картажье. Понимали, что уход центавриан с Нарна сразу после этого был как-то связан с этим. Но подробности того заговора были известны только единицам.

Г'Кар знал, что и на Центавре об этом молчат. Огласка могла бы подорвать авторитет нынешнего императора.

Если советники Кха'Ри узнают, что он сломался в том плену, что он перестал быть нарном…

Г'Кар криво улыбнулся, рассматривая себя в зеркале.

О, они проклянут его, вне всякого сомнения.

Впрочем, иногда Г'Кар был готов поддаться такому искушению и сказать им правду. Стать изгоем официально, лишиться права на возвращение в родной мир навсегда… зато и поклонников больше не будет. Не будет этого безумия вокруг его книги. Весьма соблазнительно, да…

Он поднес руки к лицу и осторожно вынул глазной протез, выключил его и положил на стол. И снова посмотрел в зеркало. Все сразу стало другим. Мир с левой стороны как будто перестал существовать. Очень странное ощущение. Если правильно выбрать угол обзора, то можно видеть только половину этого мира и его обитателей.

Вот кто он на самом деле. Жалкая половинка.

Не нарн.

Потерянный.

Опустошенный.

Тем отвратительнее все это поклонение. Он не заслуживает этого. Тра'Кар был прав...

Скрип двери прервал воспоминания Питта, и в камеру втолкнули еще с десяток пленников. Поднялся гвалт и суета, люди пытались хоть как-то разместиться в тесном душном помещении. Кое-где начались ссоры и пререкания.

— Осторожнее! Этот человек очень тяжело ранен! — вскрикнул Блад, загородив своим телом одного из пациентов: рослого мужчину средних лет, которому в сражении выбило левый глаз. — Его нельзя сейчас тревожить!

Толкотня продолжалась, люди напирали и напирали, и Джереми, спохватившись, вскочил на ноги и встал рядом с доктором, помогая ему отпихивать наиболее бесцеремонных узников в сторону.

Теперь в камеру набилось столько народу, что вновь прибывшим некуда было даже сесть, поэтому большая часть осталась стоять, прижимаясь друг к другу.
<... >
Джереми видел, как доктор уселся таким образом, чтобы загораживать двух своих пациентов: юношу с простреленной ногой и верзилу с выбитым глазом. Оба раненых выглядели скверно. Джереми заметил, что парень был бледен как смерть, а его повязка уже пропиталась кровью, несмотря на все старания Блада. А одноглазый настолько страдал от дикой боли, что не мог лежать спокойно, то и дело стонал и ерзал, пытаясь найти положение поудобнее. Лица его почти не было видно из-за нескольких слоев ткани, толстая повязка превратила голову в диковинный шар.

Джереми заметил, что доктор посматривал на этих двоих и хмурил брови. То и дело он щупал пульс юноши, качал головой и тяжело вздыхал.

Одноглазому удалось успокоиться и забыться в тяжелом полусне-полуобмороке только после того, как Блад положил его голову себе на колени. Кровь от промокших бинтов почти сразу запачкала его одежду. Но он, казалось, совсем не обращал на это внимания.

— Скверная рана, не так ли, док? — осторожно спросил Джереми, стараясь говорить шепотом.

Блад кивнул, куснув губу.

— Я сделал все, что мог, но этого, конечно, недостаточно, — так же тихо ответил он. — Если бы условия позволяли, я бы его немедленно прооперировал. Удалил бы остатки глаза, остановил кровотечение…

Джереми содрогнулся, представив это.

— … заново перевязал бы… — продолжал говорить Блад. — Тогда, возможно, этот парень поправился бы. На вид он очень крепкий. А так… — он передернул плечами и криво улыбнулся. — Остается уповать на Бога.

— А второй?.. — прошептал Джереми.

Лицо доктора стало мрачным.

— Тут, полагаю, даже Бог мало что сможет изменить, — ответил он наконец.

Юноша уже притих, перестав стонать, и лишь тяжело дышал...