Темноводье (джен)

— Кья! — я саданула по груше с ноги и, не устояв, рухнула на мягкие маты пятой точкой, с любопытством задрав голову, чтобы увидеть реакцию сенсея.

Меня зовут Курокава Хана.

Я поднимаюсь с пола под спокойным взглядом наставника и выслушиваю все, что он думает обо мне и моем дурачестве. Проходит какое-то время, я занимаюсь вместе с остальными ребятами, затем мы переодеваемся и расходимся. Каждый под руку со своими родителями.

Мне восемь лет.

С тренировки меня забирает няня. Мои родители работают допоздна, у отца крупный бизнес в гостиничном деле, мать работает у него бухгалтером. Я спокойно иду рядом с приятной молодой девушкой, такие часто устраиваются на непродолжительную работу сиделками за еду и жилье. А может и на продолжительную, кто как, в общем.

Остальные родители расходятся неторопливо, обсуждая последние сплетни и просто перекидываясь парой приятельских фраз. Усталые дети обреченно вздыхают мне вслед, некоторые же болтают наравне со старшими и уходят группами. Я всегда ухожу самой первой, впрочем, меня это только радует. Друзей в секции у меня особенно нет.

Вечереет. Мы живем в маленьком, отдаленном от крупных центров, а потому очень экологически приятном городке. Намимори.

Здесь довольно спокойно, уровень преступности низкий, как и в целом в Японии. Иногда мне кажется, что меня сопровождают просто потому, что так надо, а не потому что за мной действительно нужно следить. Я прекрасно знаю дорогу, а родители прекрасно знают, что я — самостоятельная и ответственная девочка.

В клуб тхэквондо я хожу уже почти полгода, записалась почти сразу, как пошла в первый класс начальной школы. Естественно, я прекрасно знаю дорогу. Иду на автопилоте.

В Намимори есть автобусы и все такое, но они ходят только по главным дорогам. Мы же идем по пустынной улице, похожей на соседние почти как две капли воды. Вокруг — частные домики с маленькими участками. В Японии дорогая земля, поэтому тут нет садов-огородов, как у сельских жителей, да и Намимори, собственно, не село.

Просто маленький уютный городок. Мне приятно ходить здесь вечером, в ненавязчивой компании своей сопровождающей, и, задрав голову, рассматривать розовеющее небо, которое вскоре начинает переливаться янтарем, и, рядом с линией заката, вовсе алеет. А еще детям полезен свежий воздух. У меня нет друзей-ровесников и я редко гуляю, так что путь с секций домой мне особенно приятен.

Мы доходим до большого коттеджа в европейском стиле. Звякнув ключами, мне открывают калитку. Захожу, и, бросив взгляд на закрывающую дверь няню, улыбаюсь ей и скрываюсь в доме. Молча прохожу наверх, на второй этаж — родителей в такое время точно нет, так что оповещать о своем присутствии некого.

Моя комната довольно большая. Просторная. За последние несколько лет она сильно изменилась. Переклеили обои, переставили мебель, постелили ковер с крупным пушистым ворсом. Из детского невразумительного нечто она превратилась действительно в мою комнату. Родители смотрели на это благосклонно.

На пятилетие мне подарили… шкаф. Большой книжный шкаф, занимающий почти всю стену. От двери до рабочего стола, расположенного боком к окну. С другой стороны от окна — шкаф с одеждой, зеркало и комод с мелким хламом, который я просто достаю и не убираю, разводя подобие срача. Но потом все равно расставляю все по местам, все же, такой у нас с родителями уговор. Хочешь личное пространство — содержи его сама. Или приходящая горничная будет не только пылесосить мой ковер и, иногда, если я это не сделаю, протирать пыль, но и разбирать мой хламовник лично.

Никогда не нравилось, когда трогают мое. Сама все, что надо, потрогаю.

Не раздеваясь, стоит зайти, я просто падаю на кровать. Большую полутораспальную кровать с приятным нежно-сиреневым комплектом белья. Вообще, моя комната в красивых пастельных оттенках. В основном это персиковый, ибо обои, но есть и розовый, голубой, сиреневый. Вся стена над кроватью безбожно испорчена, как и стена над столом. В первом случае — пустое пространство, которое испорчено только по мнению родителей. Белая стена. Да, это побелка. Да, я просто сказала не клеить на нее обои. Да, я буду здесь рисовать. Нет, не знаю, когда, и не знаю, что, но так надо. Это увлечение досталось мне еще из моей «прошлой» жизни.

Над столом же специальная доска. Тонкими иголочками к ней прикреплено множество мелких бумажек-напоминалок, несколько номеров — родительских и просто «важных на всякий случай» — и мое расписание. И есть еще место для множества другой фигни, но пока я не знаю, какой. И почему-то все кажется очень пустым из-за этого. Сбоку от стола, на боковой доске шкафа, висит календарь с несколькими обведенными датами.

Ремонт был окончательно закончен год назад, но я не сильно продвинулась в дальнейшем оформлении комнаты с того времени. Я бы хотела заполнить стену рисунками и фотографиями, которые бы отображали в хаотичном порядке все важные события в моей жизни, но пока там только скромная дата в самом верхнем левом уголке, под потолком, которую едва-едва можно заметить. Просто число, как то, которое пишут на полях тетради перед началом конспекта.

День, с которого все началось.

Все было предельно просто и банально. Я попала под машину — она попала под машину. Пространство и время немного сломались, и вот я уже лежу, вместо серого родного неба видя ярко-голубое, красивое, с белоснежным пушистым облаком, проплывающим прямо надо мной. Женский вскрик, мужская ругань на два голоса.

Реанимация, заторможенность из-за наркоза, гипс на руке и тугая повязка на ребрах. Тошнота, сотрясение. Детские слезы от боли мешаются с моими. Детские кошмары и мои истерики о потерянной жизни, что скрываются за страшными снами маленькой Ханы, которую вскоре забирают родители. Хана не ходит в садик, Хана болеет, а затем неожиданно замыкается в себе.

Точнее, я просто не могу полноценно изображать ребенка. Наивного и глупого. Я серьезная и умная, эрудированная не по годам, я учусь у нянь и активно использую память малышки, которая погибла в тот день за нас двоих. Хана и раньше была очень спокойной, так что все свалили на стресс.

Я много читала, как и предыдущая версия меня. Первая версия Ханы. Я была не слишком взрослой в своем мире, так что, возможно, из-за этого, а может что-то просто сломалось в моей психике после такой ярко выраженной мистики, но новую жизнь было принять легко. Я быстро осваивалась. Выпросила у родителей перестановку в комнате, с серьезным видом заявив, что хочу начать новую жизнь. Это было мило и воспринималось, как детская прихоть, но моя комната действительно была очень детской, и, подумав, родители согласились. Мы жили хорошо и в деньгах не нуждались, не совсем буржуи, но и так неплохо.

Принять культуру было сложно, сложнее всего, но в этом помогала память девочки. Мой европейский мозг кипел, и в первое время часто я страдала мигренью. Родители думали, что это последствия аварии. Я же с умным видом кушала витаминки — оказалось, в Японии очень распространено принятие витаминов, как детьми, так и взрослыми, что меня порадовало и открыло немного завесу поразительного восточного долголетия — и говорила, что сейчас вылечусь. Взрослые умилялись и забывали о моих промашках.

На праздники я просила что-то для устройства своей комнаты. Выпрашивала, чтобы оформить ее самостоятельно. Просила большой шкаф, скупая книги под умиленные вздохи родителей, прекрасно осознающих, что книги вскоре действительно будет некуда деть. Самым лучшим подарком был ноутбук. Выпросить его было сложно, но в то же время легче, чем казалось сначала. Довольно большой, чтобы таскать его куда-то, но оттого и мало тормозящий, он находился на моем столе, либо на тумбе рядом с кроватью, если мне хотелось полежать, смотря какой-нибудь мультик. Местное кино меня откровенно расстраивало, а вот мультики всегда и везде классные.

Родители работали. Когда я семимильными шагами пошла на поправку, демонстрируя хорошие успехи в работе с репетиторами, они перестали брать выходные и приходить пораньше. В глазах матери часто плескалась вина, но вскоре я убедила ее, что мне совсем не одиноко, а ноутбук был весомым тому аргументом. Успехи в учебе были все больше, и, наверное, если бы не они, мне бы ничего не доставалось так легко. Я была гениальна, и во многом мне помогал интернет, как казалось семье. Самообучение, ага. Этот предлог просиживания в комнате большого количества времени нравился мне, а главное, нравился родителям, примиряя их с действительностью.

По крайней мере, они перестали бояться, что я вырасту хиккикомори. Я просто честно отвечала, что мне скучно с другими детьми, и это было логично.

Несмотря на то, что в нашей семье рос маленький гений, никуда экстерном я не поступала. Во-первых, потому что мне нужно было все-таки многое выучить. Например, язык, потому что зная его изначально на уровне пятилетнего ребенка, я, хоть и продвигалась как могла в изучении с ноутбуком, но все же несколько… тормозила. Я ведь не была настоящим ребенком, и усваивать информацию мне было немного сложнее. Да, я классно знала английский, в совершенстве, так сказать, как британскую, так и американскую версии, но… Это было не то. Хотя, однозначно, если бы не соцсети, к которым получилось приспособиться через различные прокси, я бы свихнулась в такой… реально хикканской изоляции. Сейчас же у меня были интернет-друзья, собственно, как и в другой жизни, и нам было очень классно, пусть и на разных концах света. Я называла им ложный возраст и говорила, что стесняюсь бросать фотки, но обещала, что когда-нибудь мы свидимся. Всех все устраивало. Мне жилось хорошо.

С таким домашним образом жизни я заметила, что могу поправиться. Не было беды с детским метаболизмом, но нормальные здоровые дети активно играют со сверстниками, а не я. Так что я открыто заявила родителям, что вместо садика я хочу учиться с репетиторами — а когда стало ясно, что этого мало — я погрузилась в различные секции и кружки. Музыка в виде скрипки, рисование. Во всякие клубы юных читателей я не хотела: мне было скучно. А вот рисовать я любила всегда, в прошлой жизни даже немного зарабатывая на этом хобби. В этой можно было сделать то же самое, когда подрасту, да и просто для души приятно. Скрипка… настояние отца. Я хотела гитару, но это «так по-плебейски». Вот вырасту, в общем, будет мне гитара, а пока — скрипка, ноты, классическая музыка.

В школе мне все равно нужно было изучить японскую литературу, японскую историю, да и сам язык, как и японские аналоги иностранного и обществознания, все такое. Да и проскакивать из-за своего попаданства сладкую пору юности не хотелось. Так что это я оставила, а родители, подумав, стали грузить меня математикой и прочими точными науками через репетиторов. Задачки я решала быстро, но усложнять никогда не просила, тщательно обдумывая все с точки зрения маленькой девочки, а не великовозрастной недоросли.

В общем, чтобы мое милое личико не стало похоже на щекастый пончик, я решила заняться спортом. Танцы были отброшены сразу. Нет, какое-то время я ходила на что-то бальное, но, научившись танцевать банальный «квадратик» вальса, сбежала прочь от этих дурацких платьев, редких соревнований и тупых мальчишек с потными ладошками. Легкая атлетика тоже вскоре была забыта, как страшный сон. Родители совершенно не видели меня спортсменкой, а заниматься чем-то таким абсолютно бесцельно… мне было слишком лень. Но чего-нибудь интересного все равно хотелось.

Баскетбол, бейсбол, футбол. Можно было поиграть в пляжный волейбол через сетку с ребятней на пляже, но не более. Я хотела найти хобби, которым смогу заниматься подольше, например, до средней школы, а клубы командной игры в основном были мужские. Японцы — сексисты. Я не хочу быть менеджером или кем-то вроде, мне нужно будет гонять юношеский жирок. И вообще, я хочу покорять мальчишек, как в сопливых аниме, может быть, а для этого нужно за собой следить, да.

Итак, привет, единоборства. Стрельба из лука и кендо были отброшены, как древность, я хлопала глазами и говорила, припоминая родительское беспокойство, что хочу знать, как, если что, наподдать хулиганам, которые могут меня обижать. Я же девочка? Ну что вы, конечно меня будет защищать кто-нибудь, а не я сама кулаками махать. Просто для вашего же, родители, спокойствия!

Итак, я хожу уже во второй класс младшей школы и занимаюсь тхэквондо. И состою в школьном кружке рисования. Впрочем, из него я собираюсь уйти. За время обучения в младшей школе я сменила несколько кружков, так и не найдя что-то, что не казалось бы мне тратой времени. Расходилась с одноклубниками полюбовно и с миром, к слову, так что у меня было много приятелей в школе и неплохой рейтинг среди остальных девчонок.

Как оказалось, залипать на одноклассниц, создавать «фан-клубы» личности или просто сталкерить за симпатичными мальчиками и девочками в Японии начинают еще с младшей школы. Это было… немного странно, все же, я в таком возрасте мутузила мальчишек палками во дворе и на жопе каталась с детских горок на площадках, но, в целом, пока я сидела тихо и скромно, будучи со всеми одинаково дружелюбной и отстраненной, ко мне не лезли. Видимо, я была несколько… устрашающей в своей любви к уединению для остальных детей. Японцы чертовски скромные, так что ко мне, с моей идеальной успеваемостью и дружелюбным спокойствием, просто стеснялись подойти. Я не была красоткой, как девчушка из параллели, Киоко, о которой уже на второй год поползли различные шепотки и восхищенные вздохи, но мне и не нужно было такой славы. Какой смысл, если все тебя боготворят, но у тебя нет друзей?

У меня друзей не было, но по другой причине. Мне все еще было скучно, так что я просто имела милое детское покровительство над некоторыми девчонками в классе в прошлом году, одна из которых, после того, как нас перемешали, осталась моей приятельницей и в этом, была хорошо знакома с парой мальчишек, не красавцев, зато соображающих и смелых до разговора с девочкой. Помогала одноклассникам с домашкой, да и в целом была сущим ангелочком. Мне было не сложно, тем более, это здорово экономило энергию и позволяло выбрать себе окружение, которое хотя бы стремится стать умнее, чем стадо визжащих спиногрызов.

Но моя одинаковая ровность в отношениях со всеми не давала детям воспринять меня как своего друга. Мы были просто хорошими приятелями и мне это нравилось. По крайней мере, в школе я всегда могла с кем-то поболтать, скушать бенто в компании, а после школы я была «очень занята» и на редкие предложения провести выходной отвечала отказом и сожалела. Иногда. А иногда и соглашалась, мы с девчонками ходили в кино и караоке. Надо же когда-нибудь расслабиться и подурачиться?

К слову про мои хобби, с третьего класса я хотела подать заявку в школьный совет. Раньше нельзя, к сожалению, но оно и правильно — кто допустит шестилеток и семилеток, к примеру, к управлению внеклассной деятельностью?

Самоуправление мне нравилось. И еще мне нравилось чувствовать себя нужной. И было не сложно покопаться в бумажках, например, или организовать ребят на какое-нибудь мероприятие. Уже второй раз меня выбирали старостой.

Скоро должны были начаться весенние каникулы, после которых нас опять перемешают, произойдет мой перевод в третий класс.

Скоро должны были начаться каникулы, которые станут отправной точкой, стартовой полосой для спринтерского забега по жизни. Но об этом я еще не знала.