Темноводье (джен)

Ходить по магазинам с Кёей было немного странно.

Я действительно поставила себе задачу сегодня развлекаться попытками угробить его кухню, поэтому мы зашли в небольшой супермаркет по пути. Девочка, что подрабатывала кассиршей, кажется, была из средней Намимори, причем, я уверена, завтра уже к вечеру новая волна слухов заставит захлебнуться всех, кто еще пытался отбросить мысль, что мы не парочка. По крайней мере ее лицо, когда мы выложили на ленту немного зелени и овощей, мясо и вишневый сок, а я еще и выдала что-то вроде «давай еще моти возьмем, ну смотри, по акции же» было неописуемо. Моти мы, кстати, взяли. С шоколадной начинкой. Кёя спокойно сделал шаг в сторону прилавка с ним и, обернувшись на меня, невозмутимо взял упаковку, в гробовой тишине опустив ее на ленту.

Меня в тот момент переполнило какое-то удивленное восхищение, гордость: я посмотрела на бледную девчонку за кассой и расправила плечи, благодарно и радостно улыбаясь другу. Я посмотрела на сок и внутри меня что-то неожиданно воскликнуло: это так мило, что Кёя помнит даже про то, что я люблю вишневый сок. Вот он, Демон Намимори, от присутствия которого притих весь магазин, самый обычный парень и мой друг. Это было так по-человечески и так забавно с учетом намного более страшных проблем вокруг, чем чья-то репутация.

А ведь, заходя в магазин, это я хотела выпендриться и тоже взять, что он любит, но я, на самом деле, так себе хозяйка, так что пока Кёя внезапно сходил за соком я просто зависла рядом с мясным прилавком — мы ведь за нормальной едой в первую очередь пришли, а не за вкусняшками — и пыталась выбрать. Не потому, что различала что-то, как Нана-сан придирчиво отбирая наиболее качественное, а… как раз наоборот, пыталась понять разницу между всеми этими кусками, которые когда-то бегали. Я не вегетарианка ни в коем случае, но дурацкая реклама иногда меня демотивирует. Упаковки большинства продуктов в Японии реально противные. Маркетологи — лузеры.

В общем, за время, пока я рассматривала прилавки и пыталась выбрать, Кёя просто пришел обратно, сам взял нужное и бросил в корзинку, после чего взял за плечо уже меня и невозмутимо потащил к кассе.

У меня еще в какой-то момент возникло желание взять ведро мороженого, но, заметив в корзинке сок, я о нем тут же забыла. Это было… так мило. А я вообще должна была только скромно переночевать у него, используя дом как политическое убежище, а не устраивать праздник живота и гипотетические дружеские посиделки. Мы даже в детстве никогда не сидели с вкусняшками так просто, в той атмосфере, что зарождалась сейчас. Точнее, различные сладости обычно были на столе, когда я ходила к нему — и я знала, что они специально были заготовлены к моему приходу — но это обычно было просто… элементом чаепития, который я иногда таскала просто так и приобщала к подобному Хибари.

Шагая до дома Кёи уже после магазина я ощущала себя типичной девочкой из сериалов. Та самая насыщенная, полная приключений, спонтанных ночёвок жизнь с привкусом колючего восточного ветра в легких и огромных кофт, когда холодает вечером. Кофта, кстати, была в наличии — я захватила с собой, как и брюки с рубашкой, в рюкзак. Он у меня обычно почти пуст, так что все аккуратно сложилось и уместилось. А школьные вещи мне с собой нести не нужно было — у меня и дома-то их не было особо, как я и планировала, все перекочевало в комнату Комитета. Идеально. Уровень мобильности: могу вообще дома не ночевать.

Я традиционно тихо извинилась за вторжение, когда мы зашли, чем вызвала насмешливый хмык у Кёи. Скинув кеды в прихожей, я осмотрела идеально ровно стоящую обувь Хибари, осторожно поправила их ногой, внутренне ощущая себя такой… небрежной. И как его перфекционист уживался со мной во время летних тренировок? Кёя кивнул мне в сторону и я так же кивнула в ответ: Хибари пошел на кухню, а я прошла до гостевой комнаты, с которой за лето — как раз за время подготовки к турниру — уже успела сродниться. Бросила там сумку с вещами, достав перед этим форму и осторожно повесив на вешалки. Так обыденно. Я легко и естественно прошла на кухню, снова переполнившись каким-то теплым умилением от наблюдения за другом, который невозмутимо раскладывал продукты, высыпав моти в красивую вазочку и поставив на стол.

Я взяла одну и едва успела отскочить, возмущенно уставившись на Кёю, который едва не ударил меня по руке. Ударил бы, если бы не реакция.

— Не перебивай аппетит, — пояснил он свое действие.

— Да, папочка, — прыснув со смеху, активно киваю, тут же закидывая сладость в рот.

Он неодобрительно смотрит, после чего обреченно вздыхает, прикрыв глаза, и я расплываюсь в широкой улыбке, заметив, что Хибари аналогично… умилен ситуацией.

— Европейские отбивные переживешь?

— Посмотрим.

Я оглядываюсь в поисках фартука и припоминаю, где его видела — а я помню, что он точно был, потому что вид Кёи в фартуке у меня в памяти отложился прекрасно. Пока я отворачиваюсь, рассматривая обстановку, видимо, теряю бдительность. Я в принципе не особо бдительная, так что чужое приближение не почувствовала — даже будь это топающий, как слон, Савада, не почувствовала бы, а Кёя вовсе бесшумный.

— Что… ты делаешь?

Я замерла, ощущая, как чужие пальцы осторожно собрали рассыпавшиеся по спине волосы. Вопрос был крайне глупым, так как, одной рукой удерживая мои волосы на уровне лопаток, второй рукой Кёя дотянулся до моего запястья и стянул с него резинку. Я повернула руку, позволяя удобнее снять ее, и прикрыла глаза.

— Не собираюсь есть твои волосы, — я улыбаюсь.

— Логично, — киваю и поражаюсь, как аккуратно Кёя обращается с моими волосами. И довольно ловко. Проверяя, что он там наделал, я с удивлением понимаю, что ощущается все вполне гладко. Резинка, казалось, с идеальной симметричностью собирала волосы с обеих сторон, но не стягивала их слишком сильно.

— Эй, Кёя.

— Да? — отстранившись, он абсолютно спокойно вернулся за стол и стал наблюдать за мной.

— А ты умеешь заплетать косички?

Лицо у него забавно вытянулось от такого вопроса. Причем взгляд, скользнувший по моим волосам, я расценила как оценивающий: и правда, сделать прическу на этом было действительно проблемно. Нет, волосы у меня были прекрасные, но у медали были две стороны. Они были довольно жесткие, тяжелые, густые — как и любые натуральные черные волосы. С такой длиной — всегда мечтала, грех было не отрастить — работать с ними было сложно. Тем более они вились, и иногда сложностью становилось даже распутать это непослушное чудо. Так что я иногда спала с косой, отчего «волны» на волосах и становились такими ровными, а не будто я упала с самосвала.

Я бы не удивилась, если бы Кёя выдрал мне нечаянно пару прядей. Но этого не произошло, и хорошо. Даже не потому, что больно, а просто… намного забавнее было наблюдать и чувствовать, как он пытается это не сделать. Он вообще касался их так осторожно и бережно, что я заглючила на пару секунд. Чисто ради этого ощущения хотелось сесть как-нибудь рядом и просто наслаждаться. И научить плести косички.

— Умею, — справившись с удивлением, Хибари хмыкнул.

Логично, что он не умеет, ибо откуда ему уметь… стоп… он сказал…

— СЕРЬЕЗНО? — я круглыми глазами смотрела на Кёю, он же насмешливо смотрел на меня, но… как-то странно.

— Да. Травоядное, еда.

— А, точно. Да. Сейчас…

— Нарежь лучше салат.

Меня неожиданно оттесняют с кухни. Я с удивлением смотрю за тем, как Кёя достает фартук и надевает сам. Замираю и просто глупо хлопаю глазами, глядя на это, не понимая, что вообще происходит.

Каждый раз я испытываю рядом с Кёей такое захватывающее чувство, что реально можно похихикать от переполняющих эмоций. Вроде и знакомы давно, а его некоторые действия все равно остаются за гранью моего понимания — все объяснения звучат слишком прекрасно и невероятно, а действия… казалось бы, никогда не должны произойти, но вот, он стоит в фартуке и собирается готовить ужин.

— Это потому что я травоядное? — вырывается глупая шутка.

Кёя дергает уголками губ, но скорее обреченно-иронично, и отворачивается поскорее. Послушно занимаюсь салатом.

На самом деле, не понимаю, чего он все беспокоится, если вообще беспокоится о том, как я готовлю. Кёя прекрасно знает, что я делаю это сносно, пусть в детстве он и шокировался регулярно моими европейскими замашками сделать какой-нибудь сомнительный для японца быстрый перекус в любой момент, когда захочется.

Сделала бы я ему это дурацкое мясо, не будь я уже дважды почти взрослой самостоятельной девушкой. Но, если честно, смотреть, как готовит Хибари, неожиданно вытеснив меня с кухни, если бы у меня был выбор, я бы предпочла еще бессчетное количество раз. Да, пусть у него получилось средненько — я едва сдержала комментарий, что суховато, проглотив его вместе с осознанием, что Кёю никто не учил.

Я привыкла воспринимать все, что он делает, как нечто естественное. Смотреть на него и каждый раз поражаться этому реально дьявольскому успеху во всем. Но, почему-то, я совсем перестала задумываться о том, что на момент нашей встречи он был ребенком. Что он рос вместе со мной. И в какой-то момент стал намного старше. Я замечала это, но… отвлеченно. Я смотрела на какие-то криминальные, страшные вещи, подразумевая, что его взросление происходило вместе с ними.

Но я же была свидетельницей отъезда его отца. Стояла на похоронах его матери. Смотрела за сменяющим друг друга персоналом, который должен был «нянчиться» с мелким Хибари. И почему-то, слушая о том, что у них даже есть приходящая горничная, я воспринимала это совершенно естественно. Не задумываясь о том, что, даже так, Кёя живет один. Воспринимая его как уже полностью готового к самостоятельной жизни.

Перекусы на рабочем месте? Да какой взрослый не отнесется к этому с пониманием?

Только мы-то взрослыми не были.

Я ярко видела контраст взрослого и детского, общаясь с Широ. Со своим другом, студентом. Взрослым. То, что Бьякуран был взрослым, говорила не только его внешность и внезапно бросившаяся мне в глаза разница в росте. Это нельзя описать, но…

Кёя взрослым не был.

Кёя, черт возьми, воспринимался мной как ровесник — и это было бы правдой физически, но морально-то, да, я приспособилась, да, психика изогнулась, но опыт… но…

Я смотрела на то, как требовательно подался вперед друг, наблюдая за дегустацией его блюда. Как он нахмурился, стоило мне задуматься, и понимала… да все понимала.

— Чего завис? — я улыбнулась, будто не заметив некоторое волнение Кёи, и более активно зашевелилась, с удовольствием ужиная. — Удивительно, наверное, я никогда не перестану удивляться твоим скрытым талантам и умениям. Есть ли хоть что-то, в чем ты будешь не превосходен?

Я смотрела на него и он что-то отвечал, отмахиваясь, но я припомнила то, что он и раньше иногда готовил при мне. Удивлялась, как он сам научился так круто. Подкалывала, что, наверняка гуглил рецепты в первое время, и с улыбкой наблюдала, как он закатывает глаза, не отвечая — ибо я права, ответить-то нечего. Я признавалась, как сама училась готовить, вспоминая не то историю этой жизни, не то какие-то далекие свои первые промахи еще из другого мира.

Но, разбавляя шутками свою речь, я не могла перестать ненавязчиво его хвалить. Почему-то мне казалось, что это… необходимо. Как родители восхищаются самостоятельностью детей. Как удивляются их таланту, даже если на самом деле еще стоило бы отработать получше, получить должный уровень сноровки.

Его тщательно скрываемая растерянность убивала меня. У Кёи такого не было. Я едва не задохнулась от этих мыслей. В нашем тандеме я снова — едва ли не впервые с самого начала знакомства — почувствовала себя старшей.

Вот так Кёя-ни превратился на один вечер в младшего брата.

Возможно, он сам уловил некоторое изменение, да и по его лицу было видно, что собственное приготовление ужина ему не понравилось. Но я говорила честно. Но он, пусть и видел несовершенство, молчал, принимая похвалу, и будто бы не решался в этот раз меня заткнуть.

Он сидел молча, довольный, но — казалось бы — странно потерянный, упрямо отворачивался иногда, чтобы спрятать подрагивающие уголки губ, и все пытался как-то меня уязвить, использовав мои же шутки и шутливые признания в собственной неудачливости и нелюбви к домашним делам.

А перед сном я неожиданно обнаружила себя сидящей на полу и задумчиво крутящий резинку. Кёя осторожными движениями перебирал мои волосы и в итоге… действительно сплел косичку. Самую простую, немного кривую, но — действительно сам.

Откуда он умеет?..

— Спасибо.

— Я мог бы лучше, — фыркнул, не слишком довольный своей работой, и ушел, оставив меня в задумчивости.