Темноводье (джен)

Четвертый урок пролетел быстро. Я бросила в Хаято еще одну записку, однако, она осталась без ответа и не была даже прочитана. Даже больше — ловким броском Гокудера забросил шарик из скомканной бумажки прямо в урну. Ну и ладно.

Звонок на большую перемену заставил всех зашевелиться, а взгляд Хаято, который он бросил на дверь, неожиданно осознавая, что вот он — свободный час, во время которого нужно куда-то деться, был неописуем. Испытав мрачное удовлетворение, я, впрочем, довольно быстро скисла обратно. Меня ждали бумаги и обустройство в кабинете Кёи, да только вот без самого Кёи.

— Ты пойдешь в Комитет, Хана?

— Ага, простите, ребята, я сегодня немного занята, — неловко улыбаюсь.

— Ничего страшного, — Киоко солнечно улыбается в ответ, после чего смотрит на ребят, — наверное, мы найдем нии-сана и пообедаем вместе.

— Конечно, идите.

Троица уходит, я же складываю сумку, мысленно прикидывая, что из учебников можно уже выложить. В классе душно и шумно — на улице жарко, а вокруг бегают и кричат девчонки. Гакуран висит у меня на плечах, и просовывать руки в рукава — самоубийство. Я просто радуюсь, что на меня не попадает солнце, ибо солнце плюс черный цвет в такую погоду равняется еще большей жаре. Подумав, скидываю гакуран, беря его в руки, и цепляю алую повязку себе на рукав.

Вокруг парты Хаято еще большая толпа, чем на прошлой перемене, и, судя по всему, он абсолютно не справляется с отпугиванием любвеобильных девчонок, просекших фишку, что он сегодня без обеда. Насмешливо хмыкаю, проходя мимо, и тут…

— Эй, Курокава! — он быстро встает из-за парты, легко просачиваясь ко мне сквозь толпу. — Это ведь тебя назначили показывать мне школу, так что, мы пойдем?

— Э-, — не успеваю ответить, как Хаято почти силой выводит меня из класса, грубо схватив за плечо под недовольные шепотки и восклицания со стороны оставленных позади девчонок.

— Ты что творишь? — стоило нам зайти за угол, злобно смотрю на него. — Мистер «я не с коллективом» внезапно решил поучаствовать в командных играх и приобщиться к школьной жизни, отлично. Но, кажется, я уже рассказала тебе о школе достаточно. А если хочешь сбежать за мой счет от своих фанаток, то хотя бы прояви чуть-чуть уважения. Я бы тебе и так подыграла.

— Тц, — опасливо глянув в сторону коридора, из которого уже слышались девичьи голоса, новенький вздохнул. — Не лезь в это, а? — он посмотрел на меня как-то устало, однако это выражение лица довольно быстро исчезло. — И, да, я хочу свалить от них, что с того?! Бесят!

Вздохнула, насмешливо глядя на эти перемены, и молча двинулась дальше, оставив новичка позади.

— Ты идешь? — оборачиваюсь, глядя на замершего Хаято, а затем довольно хмыкаю, когда он кивает и шагает следом, засовывая руки в карманы.

Впрочем, долго мы наедине не погуляли — я целенаправленно двигалась в кабинет Дисциплинарного Комитета, и чем ближе мы были к нему, тем больше было парней в гакуранах вокруг. Они напряженно сновали туда-сюда, и уже на входе один из них не выдержал, быстрым шагом подходя ко мне и склоняясь в уважительном поклоне.

— Курокава-сан! В отсутствие главы, дайте нам указания, что делать с подготовкой к ближайшему матчу!

Хлопаю глазами, смотря на него.

— А Кусакабе-кун где?

— С главой! Или ищет главу!

— Класс, — нервно посмеиваюсь, — в чем ваша проблема?

— А? — распрямившись, парень смотрит на меня непонимающе. Он, вероятно, третьегодка, и снова высоченный — я ему едва по плечо. Смотрится, наверное, забавно, как я командую им — вон, Хаято скрывает смех за покашливанием.

— У вас есть распоряжения на счет матча?

— Есть.

— Что-то мешает их исполнять?

— Нет.

— Ну вот и отлично, после уроков я приду посмотреть и все проконтролирую лично, а пока все как обычно, я более, чем уверена, что указания на весь день у вас есть.

— Хорошо, Курокава-сан! — парень поклонился и быстрым шагом направился к остальным ребятам в гакуранах, что небольшой группкой замерли неподалеку, заметив наш разговор. Я же вломилась в кабинет, нервно поежившись от мысли, что Кёя так легко сбросил на меня управление, возможно, даже сам не догадавшись, что возвел в глазах своих подчиненных в ранг «почтеннейших лиц». Интересно, как много слухов о том, что у Хибари Кёи есть девушка, теперь появятся?

Кабинет все еще был завален бумагами и коробками, но я ловко прошла мимо них, иногда перепрыгивая полностью преградившие путь, и открыла окно, впуская в комнату свежий воздух. От жары спасло не сильно, но дышать стало сразу полегче.

Гокудера, естественно, зашел следом, с легким интересом оглядываясь. Определив, что никого здесь больше нет, и это — кабинет «главы», он с нахальной улыбкой достал сигареты, видимо, вновь решив меня спровоцировать на что-нибудь.

Ну и начерта?

— Даже не думай, — мрачно смотрю прямо на нарушителя, подходя к рабочему столу Кёи и осматривая его на предмет нужных бумаг, которые стоит рассортировать в первую очередь, ибо они могут потребоваться для отчетности директору или учителям.

— Почему это? — ухмыляется.

Медленно тянусь к ящику стола. Он замирает. Не сводя глаз с парня, начинаю его отодвигать. Пачка с сигаретами все еще у него в руке, но уже закрыта. Тянусь рукой внутрь ящика. Пачку осторожно убирают в карман.

— Потому что я прекрасно умею блефовать, — достав из ящика свой обед, так, будто не тянулась за ним, как за каким-то оружием, широко улыбаюсь, гордо задрав подбородок.

Поняв, что его ввели в заблуждение, парень возмущенно вскидывается, но я миролюбиво пожимаю плечами, довольно жмурясь.

Вообще, говорят, что в родном доме и стены помогают. Кажется, здесь, в обители Кёи, мне помогает даже стол? Нет, серьезно, мне, конечно, комфортно находиться на «своей» территории, но от мысли, что это — территория Кёи, мне становится комфортнее намного больше.

— Ты планируешь пропустить обед? — Хаято садится на диван, который уже занесли и поставили к стенке, и с невозмутимым видом сидит, иногда поглядывая на дверь и окна в задумчивости. — Голодным играть так себе.

— Не столь важно, — фыркает, притягивая к себе одну из ближайших коробок. — Что это?

— М, — вытягиваю шею, — отчетности, скорее всего за прошлый год. Лучше не трогай, я сама потом разберу.

— Ты планируешь разгребать весь этот хлам? — выразительно выгибает бровь.

Я на секунду выпадаю — блин, тоже так хочу уметь. Никогда не получалось так выразительно играть бровями.

— Вместе с Кёей.

Очень серьезно киваю, после чего открываю бенто, задумчиво рассматривая его. Думаю, стоит оставить часть для Хибари: когда он вернется, даже если поест в городе, все равно ведь задержится тут допоздна, а так будет перекусончик… кстати, надо будет озаботиться этим вопросом и запастись чем-нибудь, чтобы лежало где-нибудь в шкафу как неприкосновенный запас. Можно даже лапши быстрого приготовления взять, как совсем крайний вариант.

— На, — осторожно взяв одну из составляющих коробочки, сложив еду так, что на ней было по чуть-чуть всего, я захватила запасные палочки и подошла к Гокудере. — Мама предугадала, что я сегодня буду в компании, так что даже с учетом нас с Кёей здесь много еды.

Новичок вскидывается, однако автоматически берет коробочку.

— Я не просил, — перед тем, как приступить, будто предупреждает. Он держит ее осторожно, будто готовый в любой момент отбросить. Дикий какой-то.

— Да. Это чисто моя инициатива. Ни к чему тебя не обязывает, — медленно говорю и киваю, возвращаясь на место Кёи. Сама держу онигири одной рукой, второй раскладывая большую стопку на две маленьких, мельком просматривая даты. Одно — в хлам, в топку, сже-е-ечь, второе — еще пригодится.

К слову, кроме бумаг в коробках встречаются и другие вещи. Подставки, папки, несколько ножниц, степлер, вешалки… Вешалки? Достаю их и тут же вешаю на одну из них свой гакуран. Заглядываю во все шкафы, и в одном с удивлением вижу запасные рубашки — ничему не удивляюсь, просто повесив рядом с ними свое.

Также несколько коробок чисто с бинтами, перекисью, пластырем… набором кройки и шитья — набором юного хирурга… Меня передергивает и я ногой осторожно отталкиваю обе коробки подальше в угол, чтобы разобрать их потом, определив под медикаменты отдельное место уже вместе с Кёей.

Поздновато замечаю, что, покушав, Гокудера подобрел и стал читать содержимое еще одной стопки, впрочем, не раскладывая ее, а только пробегаясь глазами по листам и переворачивая их.

— Что ты делаешь?

— Развлекаюсь.

— Ясно. Может, если тебе нечем заняться, поможешь?

— Тц. Так и быть.

Так и живем.

Гокудера довольно быстро втянулся, и я с удивлением поняла, что ему работать с бумагами почти так же легко, как и мне. Удивительная внимательность и прекрасное умение считать в уме — рядом со мной, конечно, был читерский калькулятор, а он справлялся абсолютно своими силами.

Поразительно. Мне кажется, или у него фотографическая память?

В любом случае, парень был гениален.

— Эй, ты, — спустя минут пятнадцать работы он заставил меня отвлечься от попытки понять чей-то непонятный почерк, грубо окликнув. Я рассматривала прошения, поданные клубами на прибавку финансирования, однако было сложно понять, где удовлетворенные, а где — нет, все смешалось в кучу и печати не везде были видны четко, где «отказ», а где «принято».

— Что такое?

— Раз уж я согласился тебе помочь, — такая постановка вопроса заставляет меня напрячься, — расскажи мне о Саваде Тсунаеши. Ты говоришь, что ты его друг, да?

А разве это не «не мое дело»? Хмыкаю. Ненадолго его хватило.

— Да, он — мой друг, — отвечаю уверенно и пристально смотрю на Хаято. Я своих друзей очень люблю и ценю, так что только вякни что-нибудь.

— Тсунаеши очень добрый. Он может казаться немного трусливым и глуповатым, но на самом деле он, наверное, один из самых смелых людей, которых я встречала.

Ведь смелость — она не в безрассудности, она в умении перебороть себя и встретиться со страхом. Такой забитый неудачник, каким казался Тсунаеши, просто не смог бы делать и говорить все то, что говорил он. Не думаю, что кто-либо еще на его месте смог бы действительно воскреснуть после пули в лоб и сохранить при этом решимость подставиться под следующую, если придется.

Гокудера смотрел на меня внимательно, я же отвечала тем же, рассматривая уже его реакции. Было что-то, что заставляло меня подсознательно напрячься, однако я старалась держать нервишки в кулаке, не давая им сбить себя с мысли.

— Тсунаеши сильно изменился за этот год и сейчас перед ним встало… определенное испытание, — мельком отмечаю, как подобрался Хаято, ухмыляясь и уже в открытую смотря на него взглядом «я знаю, что ты знаешь», — и я верю, что он прекрасно справится с ним.

Какое-то время мы все еще смотрим друг на друга, но молча. Во взгляде Гокудеры мелькает что-то непонятное, почти больное, и я — да-да, смеявшаяся еще днем над его образом крутого парня, чье сердце все будут хотеть растопить — даже проникаюсь к нему неосознанной жалостью. Это не симпатия, но моя тщательно лелеемая любовь лезть не в свое дело уже потирает лапки где-то внутри, просчитывая варианты, возможные в дальнейшем.

С Хаято что-то не так. И я, как дура, ведусь на это — мне становится интересно.

Только это не тот интерес, о котором можно подумать по моим действиям.

Не знаю, можно ли судить по паре взглядов и сомнительным предчувствиям, но он выглядит как человек с глубокой скрытой депрессией, и мне почти необходимо узнать, так ли это. Он не выглядит плохим человеком, но он связан со всей этой мафиозной чехардой. Возможно, я ошибаюсь, но я уже мысленно… настроилась на то, что он, скорее всего, окажется в нашей команде.

Но на мои слова о Тсунаеши Хаято кривится, будто я бросила ему в лицо лимон, однако я уверенно оправдываю его для себя.

Если бы мне сказали, что я чей-то далекий потомок и должна поехать к черту на куличики за потомком босса своего предка, я бы тоже не пылала сильной любовью к своему будущему «покровителю», тем более, когда он выглядит, будто умрет со страху от одного моего вида.

— Если тебя разочаровывает первое впечатление о человеке, — внимательно смотрю на новичка, — это не значит, что он недостоин второго.

— Я ничего не говорил, — насмешливо хмыкает Гокудера на мои попытки в психологию, однако по глазам вижу — услышал.

Выводы, надеюсь, сделает правильные.

— Ты не говоришь, но очень уж открыто это показываешь. Пойдем, скоро звонок. Спасибо за помощь.

— Я просто должен был узнать у тебя про Саваду.

— Я могла бы и так рассказать, — этот вариант его, видимо, не очень устраивал.

Дальнейшие уроки проходят быстро. Я скучаю, перекидываюсь задумчивыми взглядами с ребятами, ободряюще подмигиваю Тсунаеши и на переменах убедительно что-то говорю ему, но, кажется, своими словами делаю только хуже. Под осуждающим взглядом Киоко пожимаю плечами, пока Савада осторожно протискивается мимо одноклассников в сторону выхода — слишком нервничает и решает «проветриться».

— Что? — поворачиваюсь к Такеши, который меня внимательно рассматривает, но он только качает головой, улыбаясь.

— Дело не в тебе, Тсуна просто должен собраться с мыслями.

Не боится стать боссом мафиозной семьи, но капитально загнался от мысли, что не оправдает ожидания класса и проиграет школьный матч по волейболу. Савада такой Савада. Я обреченно вздыхаю, раздумывая, пойти за ним, или нет, но решаю все-таки не лезть.

В следующий раз я вижу его уже в форме и с Реборном на руках. Он о чем-то переговаривается с репетитором, после чего глубоко вздыхает, прикрыв глаза, и открывает их, смотря уже совсем иначе. Умарекавару спрыгивает с его рук и Савада уходит к команде, я же «принимаю» работу Комитета и киваю тренеру, почему-то тоже решившему, что правит бал тут первогодка-Хана, что можно начинать.

— Что ты ему сказал? — проследив, куда отошел репетитор, я ловко протиснулась сквозь толпу к дальней стене, невозмутимо прислонившись к ней, вставая рядом с Реборном.

— То, что должен сказать наставник, — уверенно отвечает мальчик, — что он так и останется лузером, если не попробует, — добавляет, пожав плечами.

Съезжаю вниз по стенке, садясь на пол и раздраженно фыркая.

— И почему от меня эти слова никому не нравятся, а твои работают?

— Просто он к тебе привык.

Удивленно поднимаю взгляд на смотрящего в сторону сетки умарекавару. Я спрашивала, скорее, как риторический вопрос, просто в пустоту, и даже не думала получить ответ. Я и так понимаю, что мои слова воспринимаются иначе, все же, ребята часто говорят, что я бываю грубовата, но… Савада привык? Не расстроился, а просто не получил достаточной мотивации, потому что привык?

— Хм.

Впрочем, Тсунаеши даже с зарядом решительности сливает первый тайм. Толпа, что жаждет поддержать игроков, скрывает нас от его глаз. Мы молчим. Начинается второй тайм и Реборн заряжает пистолет.

— Ты же не собираешься стрелять в него? — напряженно уточняю, глядя, как мини-репетитор выбирает пули.

— Для того, чтобы Тсуна раскрыл весь свой потенциал, его нужно стимулировать, — все так же уверенно и будто бы «знающе» отвечает. Возводит курок. Ну уж нет, с этим я в корне несогласна.

— Если ты будешь постоянно стрелять в него, он тоже привыкнет, — отвечаю той же монетой, но это не работает, судя по тому, как иронично на меня посмотрел киллер.

— Если это помогает раскрыть потенциал, то он так и не научится управлять своей силой, сидя на твоем «допинге» из пуль, — предпринимаю вторую попытку.

— У нас есть время, чтобы постепенно приучить его. Позже я научу его управлять Пламенем самостоятельно.

Решившись, я кладу руку на пистолет Реборна, заставляя его опустить прицел когда, казалось бы, до нажатия на курок осталась пара мгновений.

— Может, просто поверишь в него? Он учится быстрее, чем ты думаешь.

Вряд ли умарекавару доволен тем, что я вмешиваюсь. Однако почему-то он меня не трогает, изучающе вглядываясь, а затем, хмыкнув, кивает.

— Посмотрим, если ты так уверена.

— Постарайся, Тсуна-кун! — доносится до нас подбадривающий крик Киоко.

— ЭКСТРЕМАЛЬНО покажи класс, Савада! — вторит ей брат.

Судя по гулу, который проходится по толпе, Тсунаеши берет себя в руки и начинает шевелиться активнее.

— Я же говорила, — усмехаюсь, прикрывая глаза.

Становится неуютно под пристальным взглядом, который ощущается буквально кожей, но я делаю вид, что не замечаю его, чтобы отвлечься начиная лениво разглядывать замершего неподалеку парня из Комитета. Из интереса ищу взглядом других ребят в форме — они рассредоточены по залу и внимательно бдят за порядком. Правда, в сторону ребенка с пистолетом незаметно косятся, но ничего не делают, скорее всего, из-за моего присутствия.

Вот молодцы.

Матч мы выигрываем, что удивительно. Такеши показывает себя просто блестяще, Тсуна старается, как может, в какой-то момент, видимо, придумав особую тактику — он бегал, как профессиональный либеро*, позволяя фамильной неуклюжести буквально ронять себя под мяч. Не знаю, как остальные могли смотреть на это, но лично я ощущаю себя в дешевой комедии, когда слышу о чудесном решении Савады.

— Синяком больше, синяком меньше, — растерянно и смущенно отмахивается он от моего беспокойства. Хотя я смотрю хмуро и иронично хмыкаю, а не суечусь вокруг, как Киоко, тут же принявшаяся осматривать друга на наличие травм.

В этом его ответе есть что-то необычное — если бы не слова Реборна, я бы даже не заметила, как мимолетно удивились остальные подобной реакции. Похожее бывает, когда я неожиданно расшифровываю неоднозначное фырканье и хмыканье Кёи.

Кажется, Тсунаеши и правда ко мне привык.

От этого осознания я испытываю некоторое облегчение. Мне совсем не хотелось быть нечуткой и грубой, но так выходит, что в последнее время, тоже «привыкнув» к ребятам, я все меньше контролирую свои реакции.

К слову, перед тем, как игроки уходят в раздевалку, я успеваю выловить Гокудеру. Точнее, умудряюсь сделать это, каким-то чудом проскользнув мимо скучковавшихся вокруг него девчонок.

— Поздравляю с победой, — вежливо улыбаюсь, однако Хаято смотрит куда-то поверх моей головы, только раздраженно отталкивая, когда я мешаю пройти. Перехватываю его руку, привлекая к себе внимание, и под удивленные шепотки и возмущенные вздохи сжимаю пальцы на запястье, поверх темного напульсника, не давая вырваться. — Что с тобой такое? — осторожно спрашиваю. У него чуть бегающий, «не здешний» взгляд, и мне это совсем не нравится. На мою настойчивость Гокудера реагирует более по-человечески, будто очнувшись, и тут же раздраженно вскидывается.

— Ничего, — он все-таки вырывается и какое-то время просто возмущенно смотрит на меня, впрочем, его настроение даже в эти секунды колеблется. То возмущен, то уже не очень. Открывает рот и закрывает его.

— Я сделаю вид, что ты сказал «спасибо». Ты, правда, молодец, что решил присоединиться к коллективу, — улыбаюсь, киваю и разворачиваюсь, заметив, как Хаято чуть дергает уголками губ. Ухожу, вливаясь в толпу, не прощаясь, с веселой ухмылкой.

Не знаю, почему мне так хочется докопаться до Хаято, но пока я не пойму его, думаю, уже не отстану. Слишком любопытно.

После игры люди расходятся, толпа ликует от интересного зрелища и, обсуждая увиденное, потихоньку рассасывается, спортсмены уходят переодеваться, я же остаюсь и с самым суровым видом стою, подпирая очередную стену, и наблюдаю, как бравые парни в гакуранах бегают по спортзалу со швабрами. Работают они оперативно, так что инвентарь сложен, пол чист, а сетка снята уже через десять минут.

— Курокава-сан, все готово, — информирует меня кто-то из них, кажется, это тот же самый чувак, что подходил ко мне сегодня днем.

— Да, я вижу, — киваю, — молодцы. И… кстати, как тебя зовут?

— Сато Тору, — почтительно склоняется, — третий класс «B».

— М, тебя называл вчера Кусакабе, ты один из кураторов первогодок, да?

— Так точно, — согласно кивает.

— Отлично, Сато-кун, я постараюсь тебя запомнить, — дружелюбно улыбаюсь парню, от чего он чуть смущается. Они у Кёи такие забавные, будто из древней Японии вышли, из-под крыла какого-нибудь важного дайме, с которым ни поговорить, ни посмотреть на которого просто так нельзя.

— Курокава-сан, будут еще указания? — перед тем, как уйти, задает вопрос Сато, заставляя меня задумчиво нахмуриться.

— Если честно, я не такое уж уполномоченное лицо, чтобы решать, но, думаю, сегодня вы отлично справились. Продолжайте патрулирование или исполнение индивидуальных поручений. Что-то еще есть на сегодня?

— Так точно! Из указаний на сегодня… — парень мешкает.

Удивленно смотрю на него, а Тору, кажется, откровенно теряется, пытаясь сообразить, как донести до меня какую-то идею. Странно. Терпеливо жду, и он, наконец, излагает, опасливо косясь на меня, будто я могу побить его за сомнения. Впрочем, кто знает, может, он и правда так думает.

— Было одно не совсем понятное указание… Перед тем, как глава отбыл, к нему приходил странный ребенок, что разговаривал с Вами во время матча. Он передал нам не вмешиваться в дела переведенного ученика, того, которого Вы курируете. Что касается переведенного ученика, то ориентировочно он должен проявить интерес к Саваде Тсунаеши. Глава ответил на предложение отказом, однако потом… передумал. Мы в замешательстве, Курокава-сан.

Тору весь подобрался, а я неожиданно задумалась.

Значит, Кёя не должен вмешиваться во что-то, но это же Кёя — его вряд ли было просто убедить. В итоге Хибари нашли дела в городе, не удивлюсь, если Реборн все подстроил себе в угоду.

Нужно теперь решить мне. Как бы действовал Кёя?

Известно, что Гокудера имеет с Савадой какие-то свои счеты, о которых сам Тсунаеши не имеет никакого представления. Значит, в один момент Хаято не выдержит и взорвется. Как это будет? Он зажмет его в углу, как школьницу, и будет нагнетать обстановку, наблюдая, как Савада бледнеет и сползает по стеночке? Пригрозит? Применит силу, что-то потребовав? Надеюсь, Такеши будет рядом и они успокоят новичка до того, как он покажет себя с плохой стороны.

— Не вмешивайтесь, — после минутного молчания, все-таки выдаю. А затем, поддавшись своему обычному паникерству перестраховщика — банально вспомнив, в каком странном состоянии был Хаято после окончания матча — добавляю.

— А лучше проконтролируйте, чтобы никто не вмешивался, что бы ни произошло, кроме Ямамото Такеши и Сасагавы Рёхея. Возможно, это будет опасно. И, хм, постарайтесь сделать так, чтобы было как можно меньше свидетелей у их… разговоров?

Кажется, я переборщила? Глаза Сато округляются и он какое-то время смотрит на меня в смятении, возможно, даже борясь с желанием покрутить пальцем у виска.

Однако… вдали раздается грохот, похожий на взрывы, и я аж подскакиваю, шугнувшись. Рявкаю, сама от себя того не ожидая:

— ВЫПОЛНЯТЬ!

А это даже прикольно. Тору и вновь стоящих неподалеку остальных ребят из Комитета будто ветром сдуло. Я же рванула в сторону шума, уже догадываясь, где Гокудера решил поговорить с Тсунаеши. Кажется, это то самое место, которое мы видели из окна. Максимально безлюдное.

Открывшееся зрелище меня откровенно шокирует. Перепаханная земля в некоторых местах, ураганы пыли и…

— Джудайме! — посреди кучи разбросанного на земле динамита, от некоторых фителей которого исходит характерный дымок, на коленях стоит Хаято. Тсунаеши — в одежде, пусть и сильно потрепанной — стоит перед ним с абсолютно пустым взглядом, который, впрочем, быстро проясняется и он начинает истошно верещать, размахивая руками.

Такеши и остальных поблизости нет, так что остановить Саваду некому — я срываюсь с места и перехватываю его руки, с силой сжимая запястья, и удерживая. У Тсунаеши в глазах стоят слезы и он дергается, пусть и уже не так активно, а я перевожу взгляд на его руки и…

— Пиздец, — ошарашенно выдыхаю, глядя на весьма однозначные ожоги.

Держу слабо дергающегося Тсунаеши за запястья и смотрю на динамит у нас под ногами. Один фитилек, не до конца потухший, неожиданно гасит прилетевшая откуда-то пуля. Узнаю почерк Реборна, точнее, догадываюсь, что так поступить мог только он.

— Больно, — стиснув зубы, шипит Савада, а я даже не знаю, что сказать, просто встречаясь с ним взглядом. Мы смотрим одинаково испуганно, однако я мысленно даю себе пощечину. Я бы на его месте, наверное, еще пуще орала, но я не на его месте — надо брать себя в руки.

Отпустив одну руку Тсунаеши, вторую я продолжала держать и чуть потянула вперед. Савада послушно сделал несколько шагов в нужную сторону, но неожиданно замер и обернулся на Гокудеру.

Хаято был похож на наркомана, наверное — я наркоманов не видела, но этот невнятный взгляд точно не показался мне возможным на лице у адекватного человека.

Что-то с силой сдавило легкие — еще полчаса назад я думала, что мы с ним подружимся, а он оказался террористом-подрывником. А может вовсе смертником, я не знаю — он сидит среди динамита, который, по логике, должен был подорвать и его самого. Должен был бы, если бы не Тсунаеши.

Неожиданная мысль заставляет меня покрыться холодным потом.

— Чем он поджигал динамит? Терпи, Савада, нужно отобрать у него возможность новой попытки подрыва, причем срочно — он же неадекватен…

— Я прослежу, — резко опускаю взгляд вниз, глядя на умарекавару, который держит под прицелом Хаято. — Сейчас моему ученику нужна первая медицинская помощь. Идите.

— Хорош учитель, — рычу, однако, тут же утаскивая Тсунаеши прочь.

Быстрым шагом довела его до умывальников — уличные краны, где набирают воду для уборки клубов, находятся недалеко, так что дошли быстро. Савада мало что соображает, покорно передвигаясь следом за мной, кажется, испытав на себе прелести болевого шока, а я быстро шарю по карманам, надеясь, что у меня найдется платок. Не находится. Шарю по карманам Тсунаеши, причем что мне, что ему, как-то пофиг, что это может быть не очень прилично. Савада, видимо, тоже не имеет привычки носить с собой платки. Хмурюсь, а затем легким движением развязываю алый бант со своей шеи — лента тканевая, достаточно широкая и длинная, чтобы обмотать ладони.

Без особых сомнений — разве что боюсь, что выгляжу крайне глупо — смочив ленту водой, осторожно сажусь на корточки перед прислонившимся к стене умывальников Савадой. Он прикрыл глаза и морщился, стиснув зубы. Мягко ерошу светлые волосы, привлекая к себе его внимание.

— Подними руки, — он исполняет требуемое, жмурясь от боли, и я очень осторожно наматываю ему на ладони холодную влажную ткань.

Тсунаеши пищит, дергаясь и не зная, куда деться, так что мне приходится опять схватить его за запястья, силой заставляя замереть и посидеть спокойно.

— Сейчас чуть-чуть посидим и пойдем в больничку, — информирую.

— А медпункт?

— Медсестра уволилась, — и очень, кстати, некстати.

Я отвечаю Саваде хладнокровно, но в душе почти паникую, боясь признать, что сама в оказании помощи полный профан и медсестра-то нам как раз необходима.

Есть разные виды ожогов, и к ним разный подход. Еще бы я интересовалась этим когда-нибудь серьезно, ага. Надеюсь, их вообще можно мочить — то, что нужно осторожно охладить, я помню, да только правильно ли это… вообще не имею понятия. Будем считать, что да. Это лучше, чем просто ничего не делать. Наверное.

Тсунаеши уже не смотрит на меня, роняет голову и пытается отвернуться. Я вижу, как падает вниз несколько капель-слезинок. Черт! Беспомощно ерошу ему волосы, снова. Как маленькому ребенку — в детстве у меня часто дергалась рука растрепать прическу ровесникам, слишком уж они были умилительные.

А теперь я просто не знаю, как еще проявить сочувствие.

— Терпи, — убедительно говорю.

— Да знаю я, — Тсунаеши отворачивается еще сильнее, жмурясь, а потом добавляет, — я терплю, просто больно.

— Понимаю, — нет, не понимаю. Легко сочувствовать больному, будучи здоровым.

— Если бы я это не сделал, он бы подорвал целое… школьное крыло. Ты… видела… сколько там динамита?

В горле у меня пересохло. Отвлекаясь на раны Тсунаеши, я как-то старалась не думать о том, что увидела на месте их «разговора» с Гокудерой. Я молчала. Савада тоже — почти полностью проглотив последние несколько слов и перейдя на какой-то невнятный шепот, он неожиданно замолк, едва не всхлипнув.

— Где остальные? — спрашиваю, едва-едва придумав смену темы.

— Я попросил не ждать меня, — бурчит. — Но, вообще-то…

— Тсуна!

— Тсуна-кун!

— САВАДА! ЭКСТРЕМАЛЬНО ГДЕ ТЫ?!

Из-за поворота, явно привлеченные шумом и решившие вернуться, выбегают ребята. Я встаю и машу им рукой, привлекая внимание, а затем сразу же прикладываю палец к губам, призывая к тишине.

— Мы слышали грохот, что произошло? — говорит за всех Такеши, когда они подходят ближе, а затем ошарашенно замирает, заметив, что не так с Тсунаеши. Киоко тут же бросается к раненому, перехватывая его руки за запястья почти так же, как я пару минут назад, но заметно нежнее и бережнее.

— Конченый псих-террорист произошел, — цыкаю, отворачиваясь.

Меня начинает немного трясти.

— Джудайме! — из-за поворота как раз выбегает Гокудера, потерянно оглядываясь и, наконец, замечая нас. Его никто не уводил, не приводил в чувства — когда я утащила Саваду, он так и оставался сидеть в окружении потухшей взрывчатки и Реборна, который как-то не очень удачно за ним «последил».

Мне хватает одного слова, чтобы решить дальнейший сюжет. Я говорю испуганно, абсолютно не зная, что ждать от слетевшего с катушек новичка-террориста.

— Он.

Голос почти срывается.

Парни действуют на удивление синхронно и слаженно. Рехёй срывается с места, стоит ему только поймать мой злой испуганный взгляд, а Такеши — чуть позже, только после того, как бросает взгляд на Саваду, решительно привставшего, чтобы загородить Киоко.

Хаято не сопротивляется — почти — банально не успевает, падая после сокрушительного боксерского удара левой на землю, а затем утыкаясь в нее же носом, пока руки — за спиной, крепко фиксируемые Такеши.

Я сажусь там, где стою, наблюдая за этим — ребятам веры намного больше, чем Реборну. Все будет хорошо, все почти закончилось. В ушах звенит и я готова расплакаться, наконец, осознав, что только что могло произойти. Не ожоги на руках у Тсунаеши в этой ситуации самое страшное, совсем не ожоги.

Это в аниме про школьников-героев все красиво и бескровно. Сражения на мечах и управление стихиями, мощь, способная сносить целые здания, в руках детей-подростков. В жизни все куда страшнее: вместо супер-способностей самый обычный динамит, способный нанести разрушения куда реальнее. Вместо тайной организации по спасению мира — мафия.

Шмыгаю носом и неожиданно чувствую легкое касание со спины. Дергаюсь, резко оборачиваясь, и…

— Успокойся, травоядное, — тихий голос Кёи над ухом заставляет меня вздрогнуть. Я, как испуганный ребенок, прячу лицо у него на груди, обхватив за пояс.

— Угу.

Легко сказать «угу», сложно успокоиться!

В последнее время в моей жизни слишком много моментов, когда все, чего хочется — это просто спрятаться, когда оказывается, что очередное приключение мне не по зубам.

Не сдерживаю нервный смешок и осторожно отстраняюсь от замершего каменной статуей друга.

— Кроме Тсунаеши пострадавших нет, Комитету я сказала не пускать народ ближе, и… и… — вздыхаю, а потом глупо-глупо спрашиваю. — Все ведь в порядке? 

Звучит так, будто это я только что подошла, а не он. Будто он все время был здесь и держит ситуацию под полным контролем.

Иррационально хочется верить — это действительно так. Теперь все под контролем.

Я же все сделала правильно?

Кёя кивает на мои слова — и сам того не зная, отвечает на невысказанный вопрос.

На фоне ругань Хаято — а ведь он казался мне нормальным парнем. А ведь это реально страшнее всего — знать, что человек, с которым ты говоришь днем, сидишь в одном кабинете, перекидываешься записками на уроках, вечером может оказаться конченым психом.

— Что теперь?

— Будем кое с кем разговаривать. А ты пойдешь домой.

— Не хочу домой.

— Тогда в больницу.

Мельком смотрю на сатирично-довольных Тсунаеши и Киоко, отлипнув от плеча Хибари и скосив на них глаза. Отрицательно мотаю головой.

— Я с тобой останусь.

— Точно не со мной. Кто-нибудь тебя проводит.

— Я хочу с тобой, — упрямо вскидываюсь, заглядывая Кёе в лицо.

— Нет, — резко.

Поджимаю губы.

— Я лично проконтролирую, чтобы до него дошли нормы поведения в обществе. Тебе это видеть не нужно.

— Ладно, — так-то я понимаю, что Кёя не из вредности мне отказывает, но все равно неприятно. И лезть не хочется, и видеть ничего не хочется, но остаться — все равно хочется, пусть правильнее будет и пойти домой.

— Пусти меня, придурок! Я должен быть с Джудайме! Джудайме!

— ЭКСТРЕМАЛЬНО не понимаю, почему мы должны пропустить тебя к Саваде!

Кёя мягко хлопает меня ладонью по плечу, это движение быстрое, невесомое — я только оборачиваюсь на касание, а он уже уходит, на ходу вскидывая тонфа и угрожающе приближаясь к парням.

— Эй, Тсуна, — голос умарекавару, о котором вновь все забыли, заставляет замереть почти всех. Только новичок продолжает дергаться, удерживаемый Такеши, а Кёя невозмутимо шагает в их сторону. — Теперь Гокудера Хаято твой подчиненный. Ты должен решить, что с ним будет. Остальные твои подчиненные должны будут принять твой выбор.

Интересная постановка вопроса. Вижу, как замирает на полушаге Хибари, медленно оборачиваясь, и как мимолетно леденеет взгляд Такеши. Сам же Савада растерянно смотрит на репетитора, а потом переводит взгляд на Хаято.

Ему ведь стоит привыкать решать чужую судьбу, да? Удачно, Реборн, очень удачно.

— Конечно я должен стать правой рукой Джудайме! Он спас мне жизнь, теперь я вверяю ее ему, я стану самой лучшей, самой преданной Правой Рукой! — услышав, о чем речь, Хаято задергался в несколько раз активнее, заставив Такеши упрямо нахмуриться, сдерживая его.

— Я устал, Реборн, — со слабой улыбкой прошептал сам Савада, отводя виноватый взгляд от новичка, — так что я полностью доверяю своим друзьям в этом вопросе.

— Джудайме! — очередное восклицание было прервано нокаутом от удара тонфа.

— Мы разберемся, зверек, — ухмыльнулся Хибари, ловко перехватывая уже бессознательную ношу из рук Такеши и волоча Гокудеру за шиворот куда-то в сторону. Видимо, найдут место и… и что?

— Савада! Перед тем как мы устроим этому новенькому ЭКСТРЕМАЛЬНО мужской разговор нужно доставить тебя в больницу! Забирайся!

— Ха-ха, Хибари, подожди уж нас, хорошо? Я тогда провожу девочек.

— Хн.

Мы помогли Тсунаеши подняться и Рёхей тут же пригнулся. Савада, не сопротивляясь, осторожно забрался ему на спину и так поехал до больницы. Точнее, полетел, учитывая, с какой скоростью понесся Сасагава, оставив Киоко под нашу ответственность. Удивительно. Не думаю, что раньше Рёхей так легко бы отдал ее в чьи-нибудь руки, но нам с Такеши можно. Не знаю, правда, кому из нас — мне, как ответственной и ближе знакомой, или Такеши, который, как и остальные наши ребята, экстремальный мужик и друг.

— Ха-ах, мда, идемте, Хана, Киоко-чан, и не волнуйтесь, мы уж тут разберемся, — после того, как мы проводили взглядом умчавшихся мальчишек, а Кёя незаметно утащил куда-то Гокудеру, кивнул своим мыслям Ямамото, однако я вновь уперлась.

— Останусь.

— Не стоит, Хана, — мягко разворачивая меня за плечи и подталкивая к выходу, покачал головой Такеши.

— Но…

— Иди домой, — хором высказались уже трое, причем третий голос в хоре Хибари — он успел появиться обратно почти тут же — и Ямамото заставил всех снова дернуться.

— Умарекавару, — раздраженно посмотрела на непроницаемое детское лицо Реборна и обреченно выдохнула, когда за руку меня взяла взволнованная Киоко. Вот уж кто был совсем не против уйти домой.

А вот то, что наш сомнительный репетитор обладает поразительным даром исчезать из всеобщего внимания, определенно не уходя и не прячась при этом, меня немного нервировало.

Впрочем, мои мысли тогда в первую очередь занимал вопрос, остаться ли, или свалить по-хорошему. То, что, оставшись, я сделаю еще несколько крупных шагов от «не вмешиваем ее» до «она по уши в мафиозном дерьме», меня не слишком трогало. Думать о своем будущем, когда тут происходит такое… я так не умею.

Я тактик, а не стратег.

— Эй, травоядное, — поднимаю глаза на Кёю, что раздраженно ждет, пока мы уже решимся шевелиться. — Я зайду вечером и все расскажу тебе. Иди.

— Ладно.

Вот так я совсем не против.