Темноводье (джен)

Розовые облака закрывали закатное солнце. Я устало лежала на траве, вслушиваясь в шелест листвы за оградой.

— Вставай, травоядное, перерыв окончен, — нарушил блаженную тишину Кёя, поднимаясь и вставая так, что загородил нежные алые лучи.

Я устало перевернулась на бок, с трудом поднимаясь и даже не отряхиваясь. Ветерок заставил поежиться, холодом окатив разгоряченное тело, однако я упрямо встала в стойку напротив друга, встретившись с ним взглядом.

Насмешка и легкий интерес. Холодно.

Рванувшись вперед, я вновь, вновь, вновь пыталась задеть ухмыляющегося все шире Хибари. Он легко уходил от ударов, что были существеннее медленнее тех, что я наносила в начале тренировки, и твердо стоял на ногах, даже не думая падать от тех, что принимал на блок или просто выдерживал.

До турнира оставалась неделя и все вокруг словно с цепи сорвались. И если ребята всячески пытались поднять тему, поддерживая меня или расспрашивая, мол, «ну как ощущения», то Рью будто бы перегорел. Не выбивал из меня пыль, не протирал мной полы, не вставал напротив — мне сначала показалось, что он дает мне время на отдых, признавая, что мы хорошо поработали, но взгляд у семпая был с каждым разом все тяжелее.

Огромная пропасть разделяла Окаду Рью и других сенсеев — Рью был создан для того, чтобы побеждать, но не верить в чужую победу. Он удерживал себя, отказавшись от спаррингов со мной, не из желания дать передышку — я понимала, он просто размазал бы меня, стоило мне заикнуться об этом.

Рью не видел во мне ученицу, как и я не видела в нем учителя. И Рью в меня просто не верил. Распсиховавшись после очередной тренировки в упаднических настроениях, я хлопнула дверью и сказала, что буду тренироваться сама, чтобы мы не мозолили друг другу глаза и не рассорились в хлам перед самим турниром.

На следующий день я нахально завалилась к Кёе с просьбой помочь подготовиться. Назвала его «Кё-аники», чем, видимо, сильно деморализовала сопротивление. Он попросил меня больше так не делать и смотрел как-то уж очень непонятно, но особо яркого протеста я не заметила и решила все-таки использовать при случае, если еще раз будет подобная ситуация.

Летние каникулы для всех начались тяжело — не завалив экзамены только чудом, ребята было хотели вздохнуть спокойнее, но, на деле, спокойно не вздохнул никто. Тсунаеши ушел с тренировками в горы, вместе с ним отправились Хаято с Такеши и Рёхеем, причем последние, насколько я знаю, удачно закрыли сезон и летом тоже заслужили отдых. Одна Киоко наслаждалась отдыхом вместе с новой подругой. Какой? О, каким-то еще одним чудом она смогла не просто узнать, но и познакомиться лично, и даже подружиться с Миурой Хару-чан. Той самой ненормальной, с которой я успела немного повздорить на почве угроз, мол, даже не думай лезть в чужие отношения.

Угрозы, видимо, были так себе. Хару легко вписалась в компанию Киоко, почти полностью завладев вниманием Сасагавы. Меня это даже немного обидело, но я была не против того, чтобы она общалась с другими девчонками, тем более, что я поступала по отношению к ней как минимум некрасиво, так просто абстрагируясь от всего общения, кроме тренировок с, кхм, «Кё-аники»

Пока мы с Кёей тренировались, незадолго до того, как Реборн неожиданно отправился выбивать дурь из мальчишек, я слышала, с подругой и этой самой Миурой произошел какой-то странный инцидент, но подробностей узнать не удалось — Хибари следил, чтобы я сконцентрировалась на предстоящем турнире, и не давал почти никакой информации из «внешнего мира» просочиться. Особенно о том, чем там развлекались девчонки. Было даже немного обидно, но, в принципе, я понимаю его заботу.

— Травоядное, ты можешь отдохнуть, — когда я совсем выдохлась, на автомате пытаясь добраться до Кёи, но, запнувшись, заваливаясь вперед, он осторожно подхватил меня. Вскинувшись, чтобы увидеть его лицо, я не сдержала усмешки — умиленно улыбнувшись, Хибари поставил меня в вертикальное положение, после чего удалился в дом.

Если он думал, что я пойду за ним, то Кёя глубоко ошибался. Села там, где стояла, а после — вовсе легла, продолжая наблюдать за темнеющим небом и наслаждаться ледяным ветерком. Надеюсь, я не заболею.

Вернувшись минут через десять, друг бросил в меня полотенцем и удалился обратно. Забота, она такая.

— Спасибо! — не поднимаясь, машу рукой. Вздыхаю.

С того момента как я оказалась немного клептоманкой и спрятала один из снарядов от базуки у себя в шкафу, зачем-то притащив его домой и завалив вещами, не произошло ничего необычного.

Соревнования приближались, я упорно тренировалась и в перерывах заглядывала к ребятам. Кёя в основном помогал мне тренироваться на пояс, однако мы провели так же несколько тренировок с ножом. С кинжалом, который он подарил мне на день рождения. Пистолет было решено пока отложить, а вот ловить кинжал и бросать его я постепенно училась еще с апреля.

Бросать было интересно, ловить — не очень. Кёя бросал его на некотором расстоянии от меня, мне же нужно было перехватить, желательно за рукоять, но можно и за лезвие. На руке, конечно, была кожаная перчатка, я же не дура, голыми руками ловить холодное оружие. Когда я сказала об этом, Хибари просто попросил бросить… в него.

Я ведь дура, я доверяю Кёе и верю, что он всесильный. Я бросила. Он играючи перехватил нож прямо перед своим лицом двумя пальцами. Чертов монстр. Есть ли хоть что-то, чего он не умеет?

Уделяя время тренировкам с другом и мелким бытовым заботам, ведь мать еще ненадолго решила задержаться в столице, я как-то — правда, глупо вышло — реально пропустила момент, когда Киоко сдружилась с Миурой Хару. Насколько я знаю от подруги, им обеим приснился какой-то странный сон про кондитерскую, да и в целом они сошлись на любви к сладкому. Не знаю, как уж они делили Саваду, но на счет этого никто не возмущался, так что я решила… спустить на тормозах происходящее во «внешнем мире» и просто сидеть в информационном вакууме дальше, тихо мандражируя перед турниром и тренируясь с Хибари.

Обычно на соревнования со мной в виде поддержки ездил кто-то из родителей. Но в этот раз, сами понимаете, ситуация не располагала. Мать еще не вернулась, а отец… ну, он просто работал. Так что я планировала в этот раз справляться своими силами и ехать исключительно с Рью, постеснявшись просить Кёю о сопровождении.

Однако в «день Икс» на вокзале стояла вся наша команда за исключением Сасагавы-старшего, отправившегося вместе с боксерами на горячие источники. Вот что значит связи в Комитете и распределение школьного финансирования… Но он со своими призовыми местами действительно заслужил.

— Что вы тут делаете? — я удивленно осматривала пришедших.

Потрепанные, но вполне довольные жизнью мальчишки, вернувшиеся из леса, Киоко и Хару. И Кёя, что стоит с моей сумкой у меня за плечом — он не в счет, он провожает меня. Но, обернувшись, я вижу на лице Хибари настолько ехидную ухмылку, что сразу понимаю — тут где-то подвох.

Это такая месть за сюрприз на день рождения, да?

— Хана-сан! Хару и остальные не могли оставить свою подругу одну! Поэтому мы едем с тобой!

Мы, вообще-то, не подруги. Хотелось грубо ответить, но видя улыбки остальных я сдержалась.

Весело живем…

Действительно, к слову, это было весело. Рью только пальцем у виска не покрутил на мою «команду поддержки», демонстративно сев подальше от нас и надев наушники. Я хмыкнула, но ничего не сказала — Такеши, улыбнувшись, достал картишки, так что время пути до Осаки, где проходил турнир, пролетело быстро.

Затем, так как мы прибыли за день до турнира, я быстро заселилась в соседние одноместные номера с Рью, забросив туда вещи, пока ребята ждали внизу, и двинулась с ними в соседний хостел — наше с Окадой заселение спонсировал клуб, сотрудничавший с определенной гостиницей, а вот ребята, как вольные туристы, заселиться в нее уже не успели, не хватило номеров. Лето, самый сезон — если они действительно собрались практически за пару дней, я даже удивлена, что мы смогли найти им место для ночлега.

А сам турнир начался для меня со скандала.

Ну, как. Народ постепенно стекался в спортивный зал, где должно было проходить мероприятие, редкие команды поддержки осторожно обходили спортсменов, пытаясь протиснуться к стене и слиться с ней, дабы не вывели. Народу набралось огромное количество.

Турнир проходил в несколько дней, в несколько этапов, и увидев расписание, мы с Рью синхронно сбледнули, единственные представители своей маленькой провинции. Незадолго до начала экзамена на пояса я, уже переодевшись, нашла неестественно несчастного семпая и отозвала его на разговор. Послушать, так сказать, наставления.

— Слей осторожно, дойди до своей категории и чуть дальше просто не продолжай, когда выйдет наставник тебя уже не должно быть, — Рью вцепился мне в плечи, сверкая глазами.

— Чего? — возможно, я чего-то не понимала.

— Просто пройдем в следующий раз, — повторил Окада.

— Я пройду в этот, — расправив плечи, я сбросила его руки, гневно сверкнув глазами. — Хватит паниковать как девчонка, это я хотела сделать! Если не можешь помочь — завались!

— Да ты не понимаешь глубину задницы! Я подтверждал юниорский черный у этого старикана после совершеннолетия! Ты не вывезешь!

— Ты же вывез!

Рью резко замер, отвернувшись. Я тоже замерла, пораженная.

— Ты после него ушел с соревнований? Ты… не подтвердился? — голос звучал очень тихо, но достаточно ровно.

— Заткнись! Я подтвердил пояс на следующем же турнире! — в отличие от моего, голос Рью чуть дрожал. Истеричка.

— И после этого не посетил ни один, — я его не жалела, он меня вывел, голос из далекого зала объявлял о том, что начало через пять минут.

— Не тебе делать выводы о том, что заставило меня вернуться в Намимори. Я лишь не хочу, чтобы мы опозорились из-за тебя и даю хороший совет: сдайся сразу. Каковы бы ни были мои амбиции, в этот раз, — он не договорил ничего про «этот раз», прерванный банальной пощечиной.

Рью был сильнее и правила морали у него были, вероятно, довольно размытые, но резкий удар под коленку и подсечка продемонстрировать мою неправоту ему не дали. Ошарашенный, парень замер, я же положила ему руки на плечи, пристально глядя в глаза.

— Когда… я согласилась быть твоей ученицей, — вздыхаю, — я решила, что буду представлять имя человека, который, как мне и нужно, не отступит перед подобными трудностями. Который обещал мне, — я сжала пальцы на плечах молчащего семпая сильнее, — что этого не произойдет. И пока мой тренер не вспомнит об этом, я не хочу представлять его имя.

Семпай вскинулся, яростно сверкнув глазами.

— И что, снимешь кандидатуру? Сбежишь еще более трусливо, даже не постаравшись сохранить остатки чести?

— Нет. Встану против того типа и, возможно, он выбьет из меня всю ту дурь, которую не выбил ты. И если ты меня остановишь — я откажусь от твоего наставничества и вернусь к сенсею.

— Я сам откажусь! А ты будешь сидеть в своем детском болоте и дальше.

— Это будет хоть не возвращением из большой воды в лягушатник, как у некоторых, — резко отвечаю.

— Удачи, — он презрительно кривит губы. — Напишешь, на каком этапе сольешься. Я отказываюсь наблюдать за этом.

— На здоровье, опять глаза друг другу мозолить не будем.

Спортивное аниме, ей богу.

Последнее предупреждение перед началом. Просьба участников приготовиться. Бегу в зал, быстро вставая на свое место.

Итак, вот вдали в числе зрителей стоит вся наша братия, показывая мне большой палец и одобрительно улыбаясь. Итак, Рью действительно ушел. Итак, если еще хоть кто-то скажет мне перед испытанием, что я его не пройду, я этого человека переломаю.

Я что, зря последнюю неделю прыгала вокруг Хибари полоумным сайгаком, пытаясь наработать за пару дней то, что кто-то нарабатывает годами?

Вдох.

Вот звучит команда к старту.

Вот народ постепенно отсеивается, категория повышается, мы отбиваем удары по невидимым противникам, отжимаемся, демонстрируем чудеса ловкости. Сгибаемся, прыгаем, бьем. У меня уже ноги немного дрожат, постепенно азарт исчезает, уступая место мыслям «а может, Рью прав» и подобным.

Но я, чуть пошатываясь, продолжаю.

Вот нас остается трое — я и двое девчонок постарше, одной из них вовсе лет восемнадцать. Неплохо, в прошлые разы, когда я сдавала на пояса ниже, юниорских черных поясов иногда вовсе не находилось.

Вот я выхожу против того самого ночного кошмара Рью — частью испытаний является традиционное умение… кхм, принять удар.

Вжух — с первой попытки меня выносит. Кашляю, едва устояв на ногах, и с ужасом смотрю на ухмыльнувшегося старпера. Вот это номер. Да у меня внутренние органы откажут, если я продолжу. Но, повернувшись к ребятам, я ловлю пристальный взгляд Хибари и сжимаю кулаки. Ну уж нет. Кёя ведь не Рью. Он ведь верит в меня, да?

Второй удар — можно просто сдохнуть? Рью прав, Рью прав — и мне становится даже немного стыдно за свои слова и то, что я его не дослушала. Дело не в том, что сложно. Дело в том, что тебе не дадут устоять.

Третий и я падаю, но не от атаки старика. В тот момент, когда я решаю, что упаду только когда он прибьет меня к полу, что-то блестит, отвлекая. Режет глаз. Поворачиваюсь и едва успеваю заметить умарекавару.

Вот на мгновение мир замирает, сужаясь до размеров пули — мимолетно свожу глаза к переносице, пытаясь за ней уследить. Звук выстрела очень далекий, едва-едва различаю его в гомоне толпы.

О, нет, я так просто не сдамся.

Вот я встаю, а плотная форма на мне развевается, но, слава богу, не рвется. Шепотки. Удары. Последние испытания. Форма все-таки рвется, оставляя меня в спортивном темном топе. Преисполненная боевого духа что-то кричу. Не хочу думать, не хочу знать, что именно.

Все испытания я прохожу.

Пальцы покалывает, как от электричества, и я с ужасом понимаю, что волосы вот-вот встанут одуванчиком, несмотря на резинку, скрепляющую их на затылке. Пытаюсь пригладить. Получаю небольшой заряд тока. Окей. К такому я была все-таки не готова — дергаюсь и падаю обратно на пол. Действие пули, видимо, закончилось прямо в этот момент. Как закончились и испытания. Я поставила какой-нибудь рекорд скорости, интересно?

Голова тяжелая и я ничего не понимаю.

Какой-то шум, я встаю, куда-то иду, что-то еще делаю, успеваю улыбнуться, кому-то ответить, после чего прячусь в раздевалке.

Просто падаю рядом со своими вещами, сидя на полу среди переодевающихся девчонок. Все делают вид, будто это нормально. Сжимая в руках красно-черный* пояс, слушаю, как в ушах стучит кровь. Это, черт возьми, не нормально.

— Эй, ты в порядке? — сквозь слезы поражения спрашивает у меня одна из тех девочек, что стояли со мной «до конца». Кажется, она ушла и не видела моего… блистательного прохождения испытаний.

Я не в порядке.

— Оставь ее, — хмыкает вторая, — сама после всей серии вообще выключилась бы. Пусть человек передохнет.

— Спасибо, — мельком взглянув на нее, киваю, продолжая залипать в пустоту и слушать, как где-то в горле бьется сердце.

Какой кошмар.

Я только что умерла? Как-то не ощущается. Но коленки начинают дрожать очень по-настоящему. Страшно. Это было страшно. И слишком быстро. Мне казалось, что это должно быть совсем не так. Жизнь перед глазами, что-то еще. Как в прошлый раз, когда сознание покидает тебя от отвращения, до тошноты медленно, и ты просто беззвучно внутренне кричишь последнюю свою минуту. Хотя, от пули я еще не умирала.

«Хана — чемпион». Вот уж правда, чемпионка. Только вряд ли чемпионка этого турнира, скорее жизненного абсурда. Где мой сатирический кубок?

Я сижу в темно-серой кофте и осторожно натягиваю на ноги джинсы. Сгибаться сложно, будто я древняя старуха, но раньше, уставшая, но победившая, я казалась себе героем в такие моменты, уверенно превозмогая ноющую боль. Сейчас я совсем не герой и вовсе не чемпионка, так что даже просто одеться становится очень сложно. У меня даже нет никакой моральной мотивации делать это — просто можно я останусь здесь до скончания своих дней? Или хотя бы пока окружающие люди, которые видели, как я бегаю в бельишке, не уйдут. Будь мне по-настоящему четырнадцать, даже не знаю, как я отреагировала бы на сеанс такого принудительного прилюдного оголения. Мне-то сейчас даже немного плевать, стесняться, кроме самого факта, было вроде как нечего. Даже само бельишко вполне строгое, не додумалась надеть детские забавные труселя в полосочку и с котиками.

А ведь мне… действительно не дали выиграть. Не мерзкий старик, так Реборн. К чему это было, зачем? Свое испытание я не прошла. Это не я сделала. Почему было не оставить меня проигравшей, дать тому ублюдку меня просто сломать? Я бы ушла из спорта, как умарекавару и советовал, наверное. Тоже гордая, как Рью, не привыкшая к такой острой несправедливости. Как он и сказал, как и он, сдалась бы.

А теперь я не победила, но и не проиграла.

Разделась еще. Интересно, как в глазах зрителей и сенсеев выглядело…

Это позорище?

А там еще локальное СМИ было. Класс. Я стану звездой и видео с моей тупой рожей будут показывать друг другу школьники. Кто-нибудь еще скажет вроде «опять эти странные азиаты», когда видео дойдет до Европы или России.

Жизнь кончена — хочется драматично приложить руку к лицу и умирать обратно.

На самом деле это не позор.

Нет, это восхищение и недоумение, это люди, которые крутят пальцем у виска, когда я сдаю все, буквально — действительно буквально — горя Волей к победе, но которые не могут оторвать от меня взгляд.

Это спокойствие. Моя маленькая победа, наверное, только в спокойствии.

Спокойствие в момент, когда я поднимаю глаза на окружающих и вижу, что уже ничего не исправить. Да, я стою в одном белье посреди зала и на меня смотрят люди. Зато я победила и они все удивлены… Оправдываться глупо. Ровный, уверенный шаг и абсолютный вакуум в голове, когда я ухожу в раздевалку, буркнув что-то вроде традиционного «спасибо» и получив пояс из рук ошарашенного судьи, на плече которого уже сидит Реборн, что-то ему говорящий. Наверняка вывернул все, как ему хочется. Надеюсь, меня не оштрафуют, мда.

Я осторожно касаюсь холодными пальцами своего лба — то ли руки заледенели, то ли лицо горит. Скорее, все сразу.

Лоб у меня самый обычный, как у любого нормального человека. Живого человека. Дырки в нем нет. Крови на лице тоже нет.

Что же, меня, наверное, можно поздравить. Не думаю, что кто-то еще может похвастаться двумя видами смерти, после которых он еще жив. Нормальные люди оживают только в одном случае — в реанимации, после криков «мы его теряем», после того, как ангелы-врачи запускают им сердце, которое останавливается, перестает биться во время клинической смерти.

Нормальные люди не могут ожить после пули в лоб. Но это уже не особенность одного Тсунаеши — оригинальным образом уже проверяли пламя Киоко и Хару, скрывая от меня подробности, и я почему-то теперь уверена, что это не слухи, просто меня действительно пытались не волновать перед турниром. А теперь же я на своей шкуре почувствовала, каково это.

Почти не больно.

Только немного страшно.

Необычно.

Не так страшно и совсем-совсем не так больно, как моя первая смерть — «проснуться» под колесами машины. Почему-то вспоминаю я сегодня о ней очень ярко. Не думала, что придется еще раз умирать, совсем не думала.

Когда я вышла к ребятам, они усиленно делали вид, что ничего страшного не произошло. В темных джинсах и сине-серой темной кофте вместо белых одежд, подпоясанных черно-алым поясом, я с механической улыбкой принимала поздравления, сутью которых было, скорее, всеобщее желание меня обнять и прижать покрепче, нежели порадоваться такой «победе».

В шумной толчее я не сразу заметила, что что-то не так. Зацепившаяся за край сознания мысль смогла оформиться только когда все уже чуть-чуть успокоились и стали решать, что делать дальше — отправляться назад в Намимори нам только завтра. Ребята высказывали предположения прогуляться или засесть в каком-нибудь ресторане, отметив мой «триумф», а я вдруг замерла, потерянно крутя головой.

Где?

Я скользила взглядом по проходящим мимо людям, некоторые из которых узнавали меня и улыбались, по деревьям, стенам ближайших зданий, крышам. Мне казалось, что стоит повернуться в другую сторону, и я увижу Кёю — замершего, прислонившись к стене где-нибудь в тени, сложившего руки на груди и с привычной насмешкой наблюдающего за нами издали, ожидая, пока я сама подойду к нему.

И я была готова подойти, несмотря на ужасное тягуче-стыдливое чувство в душе, да только не видела — куда.

— Хибари-кун ушел сразу после… — заметив мое волнение, осторожно прошептала мне на ухо Киоко, ободряюще погладив по плечу.

— Ясно, — неосознанно дернув рукой, собираясь потянуться к телефону, я остановила себя и замерла, задумавшись.

Возможно, мне стоило бы обидеться или запаниковать, считая, что я опозорилась перед ним. Но, если размышлять объективно, причин для этого у меня не было. Моей вины в случившимся нет, а, извините меня, своего почти голого вида перед кем-кем, а перед Кёей я не сильно стыжусь. Это же глупости, да?

Мне было немного неприятно остаться… словно одной, однако, это не так — я перевела взгляд на тут же отводящих глаза Тсунаеши и Такеши. Кёя знает, что меня не отпустят ребята. Вероятно, у него была причина уйти.

Нужно просто подождать и я все узнаю.

— Какой же Хибари нехороший человек, — разрушила мое смирение Хару, неожиданно оказавшаяся совсем близко к нам с Киоко. — Бросить Хану-сан в такой счастливый для нее момент, даже не поздравить!

Сомнительное счастье.

— Все не так, Хару-чан, — Сасагава примирительно подняла руки, неловко улыбаясь.

Сжав кулаки так, что, казалось, я сейчас проткну ладони ногтями, откровенно натянуто ухмыльнулась вопреки окаменевшему лицу. Выглядело, наверное, жутко. Девчонки отступили на шаг, а я прикрыла глаза.

— Идемте праздновать, — почти выплюнула, разворачиваясь к ребятам.

Сзади послышалось шиканье Киоко и удивленное «хахи?» Миуры, откровенно недоумевающей, что со мной не так.

Вместе с Хибари, к слову, исчез Реборн. Но это никак не связано — Савада, пожав плечами, сказал, что его репетитор неожиданно нашел какие-то важные дела здесь, в Осаке, и раз уж мы тут до завтра, то пошел их решать. В голосе Тсунаеши, впрочем, было плохо скрытое негодование — он смотрел на меня виновато и злился, что дурацкая пуля по очередному хладнокровному расчету умарекавару нарушила естественный ход вещей.

Мы выбрали небольшую забегаловку на углу одного из многочисленных людных перекрестков центра. Все еще находясь в каком-то заторможенном состоянии, я почти ничего не съела, больше слушая и наблюдая за пытающимися вести себя, как обычно, ребятами.

— Ну, — прокашлявшись, я подняла стакан лимонада, — спасибо за поддержку. На самом деле все мы понимаем, что это было отвратно, — нервно хмыкаю.

— В-вовсе нет, Хана-кун! — испуганно машет руками Савада, неизвестно зачем пытаясь меня переубедить.

— Это был твой худший выход, — иногда я нереально люблю подобную прямоту Такеши. Он хлопает меня по спине под испуганные восклицания девчонок, а затем мы с ним хором смеемся.

— Я еще исправлюсь!

— Обязательно! — Ямамото ерошит мне волосы, несмотря на резинку, что держит их в тугом хвосте.

Становится немного легче. Я присоединяюсь к разговорам, рассказывая о прошлых своих соревнованиях, Такеши вставляет что-то про бейсбол, мы сравниваем. Жаль, Рёхея с нами нет, тоже присоединился бы к спортивному диалогу. И хорошо, что дома, как всегда, остался Ламбо — я пока не знаю, что делать с неожиданно открывшейся Грозой и не знаю, как на нее отреагирует мальчишка с наиболее сильным Атрибутом моего типа. Да и просто он очень шумный и я не думаю, что выдержала бы его вопли рядом сейчас.

Интересно, а я случайно не из-за такого совпадения стала его «семпаем» в будущем?

— Мне нужно найти Рью, а потом сразу в гостиницу, — машу ребятам рукой на прощание, когда мы расходимся. Их хостел находится недалеко от моего, а мой — вот, уже виден. Провожать меня не нужно.

— Конечно, удачи, — отвечает за всех Савада, машет рукой и уводит галдящую толпу дальше по улице.

Вздыхаю, бессильно опустив плечи, после чего с наслаждением предаюсь мыслям о том, что сейчас запрусь в номере, перед этим морально задавив семпая своей аурой победителя, и, наконец, прорыдаюсь, что ли.

Планам моим не суждено сбыться — резким рывком чья-то сильная рука затягивает меня в ближайший переулок. Не успеваю ничего сказать, как вторая рука ложится мне на лицо, зажимая рот.

Что за…?