Темноводье (джен)

На следующий день я пришла в школу на полтора часа раньше, чем обычно. Еще даже не рассвело, а родители не начали собираться на работу, только-только сонно выползая на кухню, однако меня уже ждал Кёя, стоящий на улице прямо на крыльце, и я была вынуждена быстро собираться, чтобы побежать навстречу свершениям.

— Проходи, Кея-кун, не стой на улице, Хана сейчас спустится, — слышала я снизу чуть удивленный голос матери, пока складывала в сумку в два раза больше учебников, чем нужно. Собственно, все, что вообще было нужно в школу, я запихнула в сумку, планируя захватить на своем новом рабочем месте несколько полок в личное пользование. Все равно моя часть документации лежит там, так почему бы части конспектов и учебников тоже там не лежать, чтобы мне было удобнее демонстрировать те самые чудеса мобильности, которыми славится комитет?

Какие, спросите вы? Приходить в школу и уходить с нее по абсолютно ненормированному графику. Это, с одной стороны, хорошо, потому что я была не против засидеться с Кёей в средней Намимори, даже планировала как-нибудь вытащить его смотреть звезды с ее крыши, но, с другой стороны, для меня, как для человека, который любит здоровый сон и удобство, это было немного некомфортно. Носить тяжеленную сумку я, например, не люблю, как не люблю и таскать большие коробки с бенто. Но тут, к моему веселью, загрузили Хибари — конкретно сегодня он получил обед вместо меня, после чего мать, важно закивав, добавила, что Кёя-кун наверняка слишком много времени сидит в своем Комитете, и я тоже буду так же — нам нужно следить друг за другом, чтобы оба не перенапрягались. А еды она сегодня специально сложила побольше. Раза в три.

Мне кажется, мама очень тактично старается сделать вид, что «не в курсе», что ее дочь «на самом деле встречается с Кёей-куном», но не может удержаться и не «помочь».

Но мы не встречаемся.

И я ему не подражаю! Это вовсе был нонсенс — увидев меня в форме ДК, оба родителя с умилением сказали, что я очаровательно повторяю за Кёей, который снова стал моим семпаем. Пусть это умиление и было смешано с хорошей такой долей непонимания.

В какой-то момент я действительно упустила то, насколько может быть японское общество консервативным.

К чести матери, она приняла мой прикид все же спокойно, правда, все еще находясь в некотором шоке от того, что штаны на девушке вместо школьной юбки могут считаться чем-то нормальным. Она даже некоторое время смотрела на Хибари, будто не веря, что это он согласился. Кёя, с его любовью к традициям, тут удивлял даже меня, но резон в этом разрешении действительно был. Я вчера долго заливала родителям про то, что при работе в Комитете часто приходиться бегать и в принципе по форме положены брюки официально для всех членов.

Опустим деталь, что это важно, скорее, для драк, и что я там единственная девочка.

Всеобщее недоумение и непринятие моей одежды было, на самом деле, понятно. Это был огромный шаг против всей системы, нарушение неких традиций. Школьные юбки — это же настоящий символ японского образования, это нечто настолько неизменное, что наши с Кёей выкрутасы с моей формой можно действительно назвать кощунством.

По крайней мере, так вчера высказался Тсунаеши, которого почти дословно повторила потом моя мать. Отец больше был похож на Такеши — только посмеялся, пожав плечами. Он предпочитал следить за моей учебой и успеваемостью, нежели за внешним видом. Вообще поразительно здравомыслящий и умный человек с крайне либеральными взглядами, адекватно принимающий мое детско-самостоятельное мнение вот уже несколько лет, с тех пор, наверное, как я стала заместителем председателя в студенческом совете и он увидел, как легко я расправляюсь с бумагами и выношу ответственность.

* * *

Общественность же была шокирована еще вчера.

— Йо, смертные! — резко распахнув дверь, я замерла с веселым оскалом, наблюдая за тем, как ошарашенно падает с парты Савада, протяжно восклицая «хи-и-и!» едва видит гакуран на моих плечах.

Как я и ожидала, после окончания уроков ребята остались дожидаться меня, причем, к моему удивлению, не только троица моих друзей, но и большая часть класса. Это заставило меня немного смутиться, ибо так раскованно вести себя на публике, едва ли не с ноги вламываясь в аудиторию, было банально неприлично в моем положении.

И вообще, о достойном поведении с алой повязкой комитета на плече Кусакабе на протяжение часа в сумме распинался, а я наплевала на все, что он пытался донести до новичков, в первый же час.

— Х-хана-сан! — заорали девчонки хором, но каждая на свой лад, увидев, что я не только действительно заявилась в гакуране Дисциплинарного Комитета, но еще и в брюках! В принципе, удивление проявили и парни, среди которых обнаружился и парниша, не так давно сочувствовавший смертникам, уходящим в лапы Хибари.

Я молча осмотрела присутствующих, пожав плечами, и подошла поближе, позволяя рассмотреть себя и убедиться, что форма на мне — настоящая.

— Теперь в нашем классе есть представитель Дисциплинарного Комитета! — бойко восклицали слишком уж довольные мальчишки и уже думали, как праздновать.

— Ага, представитель Дисциплинарного Комитета, — они осеклись под моим пристальным взглядом, — который очень не рекомендует злоупотреблять его добротой и искать пути влияния на Хибари Кёю для продвижения своих бессмысленных идей.

Послышались возмущенные вздохи и коллектив заметно сбавил градус веселья.

— Нельзя же быть такой букой, Курокава-чан, — неожиданно повисла на моем плече смутно знакомая девочка, кажется, Хикари. Я демонстративно развела руками, осторожно отстранив ее от себя и бросив непонимающий взгляд на Киоко — кто это вообще?

— Курокава, а тебе… нормально?

Поворачиваюсь в сторону говоривших и встречаю несколько непонимающе нахмуренных пар глаз.

— Если тебя заставили носить это, то… то… нельзя терпеть такое издевательство! — от очередного выверта человеческой логики я подавилась воздухом, нервно кашлянув.

— Нет, с чего ты взяла, Рицу-чан, — ошарашенно смотрю на пышущую праведным возмущением очередную одноклассницу. — Я сама была инициатором и попросила выдать мне более удобную форму.

— Но это же ужасно!

— Совсем не женственно, — согласились с ней еще несколько человек, преимущественно мужская часть.

— Хотя если бы они были чуть более обтягивающими… я бы посмотрел!

Стиснув зубы, услышав обрывок подобной фразы, я не успела придумать, как ответить, как в класс легким уверенным шагом вошел Хибари Кёя.

С идентично накинутым на плечи гакураном, он остановился за моей спиной, положив ладонь мне на плечо и чуть потянув, практически заставляя опереться на себя.

И что-то подсказывает мне, что только увидев нас вместе народ осознал, кого я скопировала своим прикидом. Кёя же с легкостью нашел того шутника, что отпустил последнюю шутку, и мрачно усмехнулся, уверена, сверкнув глазами.

— Травоядным, которые сбиваются в толпы после уроков, камикорос.

Очередное «камикорос» тем самым тоном, каким говорил по радио днем. Только теперь это прозвучало у меня практически над самым ухом. И не в мою сторону.

Разве можно придумать момент лучше?!

Я ощутила себя практически всесильной, наблюдая, как, бросая на нас испуганные и ошарашенный взгляды, ученики шустро расходятся, стараясь пройти мимо нас как можно быстрее и незаметнее.

Мне не совсем понравились те взгляды, которые бросали на меня до прихода Кёи, однако что-то подсказывает, что теперь на меня смотреть в принципе будут стараться поменьше. Сегодняшнее поведение Хибари показательно для всех. Сегодня он заявил о наших взаимоотношениях намного ярче, чем за все время общения до этого.

Я действительно, абсолютно точно, определенно… нахожусь в его юрисдикции.

Тсунаеши, Такеши и Киоко, естественно, за разбежавшейся толпой не последовали, оставшись на своих местах. Убедившись, что остальные ушли, я уже не скрывала веселье и не пытаясь строить серьезное лицо, не видя никакого негатива. Да, Сасагава была удивлена, а Тсунаеши — шокирован, но не было… неодобрения. Они легко принимали тот факт, что вот она я — девочка, вот она — японская школа, а вот они — штаны на мне прямо вместо форменной юбки.

В общем, когда Кёя спокойно прикрыл дверь в класс, я уже задорно уселась прямо на ближайшую парту, покачивая ногами в воздухе, и принялась пересказывать произошедшее, отвечая на многочисленные вопросы ребят и шутливо возмущаясь реакции кого-то из класса. Болтая про то, что и дальше продолжу эпатировать этих замшелых стереотипных травоядных, я мысленно возвращалась к моменту, когда эти самые стереотипные травоядные заставили меня чуть растеряться.

Всего на мгновение.

Я изначально уговорила друзей даже не пытаться подсмотреть на мое посвящение в члены ДК и уж тем более не ходить за мной командой поддержки. Это было легко, все прекрасно знали, что я по жизни любила обходиться без подобного. Меня раздражали «адвокаты», которые вмешивались, если в группе происходили споры, обвинения — по натуре я легко вступаю в конфликт с кем-то, если знаю, что права, и мне, можно сказать, особенно важно доказать это самостоятельно.

Мне не требовались «болельщики» — я и так знала, что нужные люди в меня верят и их поддержка чувствовалась. Я не любила те самые крики «давай, постарайся!» на соревнованиях — «постараюсь» я и без чужой указки, просто потому что могу.

Уверенным словом я приучила всех воспринимать меня иначе, нежели беззащитную девочку-одуванчик Киоко, на контрасте с которой выезжала как нечто вовсе неуязвимое и неутомимое.

Окружающие успешно сваливали это на влияние Хибари.

Хибари же был не при чем — я была такой еще до знакомства с ним, а после — смогла понять Кёю отчасти именно из-за этой особенности. И он…

…раз за разом стремился подкорректировать своим присутствием мою самостоятельность.

Стоило бы взбеситься, ведь сделай так кто-нибудь с ним самим, он бы уже давно настучал незваному помощнику тонфа по башке. Но именно его вмешательство меня не напрягало. Скорее, наоборот.

Я привыкла, что в мою жизнь Хибари вмешивался чаще, чем кто-либо еще, привыкла, что именно он помогал, мотивировал, если что-то не получалось. После случая с моим неудачным — хотя, с какой стороны посмотреть — «похищением» школьной банды он будто бы что-то решил для себя, доказал мою «травоядность», как теорему, которой никак не находилось подтверждения, ведь до этого я успешно справлялась со всем сама, а если и прибегала к чужой помощи, то исключительно из лени.

Я тогда заметила эту его странную любовь нагрянуть во время больничного и «любоваться» моим беспомощно-сопливым состоянием. А он словно приучил меня к своему постоянному присутствию в «некрасивые» моменты жизни. Я поздновато заметила эту закономерность, возмущенная скорее нарушением своего личного пространства незваным «братцем».

Да, наверное, с тех пор все и началось.

В том, как наше взаимодействие выглядело на публике, было нечто настолько демонстративное, что меня иногда распирало от картинности моментов, однако я никогда не хотела противиться случавшимся событиям. Хибари становился «главным», но именно это казалось мне правильным, интересным — именно это меня в нем привлекало. Я была не против отойти в тень, позволив Кёе решать. А то, как это смотрится… это было весело, это было приятно — знать, что тебе не нужна пустая демонстрация, но бросать ее в лицо всем, кто смотрит со стороны.

То самое «идеальное» понимание, которое достигается намного сложнее, чем выглядит. Действия, совершать которые Кёя может позволить только мне. Я могу находиться рядом, сколько захочу, вести себя, как захочу, заботиться о нем в ответ, когда все остальные получают только холодный выразительный взгляд «пошел вон». И стоящие за этим долгие часы обоюдного молчания или совместного чтения, мои упрямые попытки дружить и понимать его. Мое растерянно-отчаянное «прорвемся», когда он все-таки пришел именно ко мне, когда проскальзывала мысль вызвать ментов или дурку — ведь это неправильно, ведь так поступать, как он поступил, нельзя.

В такие моменты, как сейчас, или как в гостях у Тсунаеши, я как никогда понимала необходимость выставить что-то напоказ. Сдержанный в проявлении чувств Кёя не говорил мне каких-то сомнительных фраз, не бросал понимающих взглядов. Он просто чувствовал, когда надо встать за спиной глупого травоядного, чтобы оно произвело впечатление хищника, и это производило впечатление более веское, чем тысяча слов.

* * *

Когда мы с Кёей подошли к школе с утра, несколько парней уже стояли на посту, приветствуя нас. Было довольно прохладно, так что я в этот раз не игнорировала рукава гакурана, пусть и не застегивала его. На шее все же был завязан треклятый алый бантик, но тут ничего не поделаешь — иначе рубашка смотрелась слишком просто. У Кёи тоже на шее был алый галстук, так что все в порядке.

— Доброе утро, Хибари-сама! Курокава-сан! — Кёя величественно прошел мимо, а я приветливо махнула ребятам рукой, впрочем, не сбавляя шаг и тоже продолжая путь.

Мы прошли в школу и переобулись, после чего проверили кабинет, в котором оставили все вещи. Я взяла со стола черный планшет, аккуратно прикрепив к нему несколько листов со списками, которые требовалось проверить, или в которых не хватало некоторых подписей — в основном они требовались от утвержденных в классе старост и глав клубов, которые приняли полномочия только в этом году. На переменах мне требовалось сегодня обойти указанных, однако, Кёя ловко выдернул у меня из рук планшетку, покачав головой.

— Сегодня у тебя будет занятие поинтереснее.

— Это какое? — устроившись напротив него на подоконнике, с которого было прекрасно видно выход в школу, спросила. Да, это был тот самый подоконник нового кабинета, из которого совсем недавно без особого шума съехал студенческий совет. Пара галочек, и вот он в принципе утрачивает почти все полномочия, становясь, скорее, совещательным и творчески-развлекательным органом, не имеющим особой власти. А решения теперь, как и управление школой, полностью оставались за Дисциплинарным Комитетом.

Возможно, мы немного узурпаторы, но мне это чувство уже понравилось.

— Из Италии в ваш класс переведен ученик, характеристики которого явно были кем-то продиктованы, — хмыкает. — Понаблюдаешь, покажешь школу.

— Разве это не должна делать староста?

— Киоко? — смотрит с такой насмешкой, что даже добавлять ничего не нужно.

— Определенно не пущу ее к этому сомнительному типу. Задание принято, — шутливо отдала Кёе честь, после чего вернулась к созерцанию школьных ворот. — Оу, это случайно не он?

Красная футболка под школьную рубашку, все руки в фенечках, на шее болтаются какие-то подвески, он шутит что ли?

— Напомни мне составить список дисциплинарных взысканий без рукоприкладства для тех, на кого оно не действует, — спокойно замечаю, слезая с подоконника и направляясь на выход. Кёя никак не комментирует это, быстрым шагом обгоняя меня.

А я планировала сегодня эпатировать публику своим образом представителя ДК и гулять по школе, собирая подписи и просто наслаждаясь днем. Хотя, конечно, познакомиться с новичком намного интереснее, он выглядит необычно.

Парни Комитета стоят красивым живым коридором, мимо них проходят редкие спортсмены, спешащие с утра заскочить в клубную комнату, и необычный новенький, которого останавливает Кусакабе, не выпуская изо рта травинку. Однако ответить ему парниша не успевает — заместитель Хибари замечает нас и быстро кланяется, абсолютно теряя к нарушителю интерес.

Кусакабе быстро отходит обратно к воротам, передавая новенького, видимо, нам. Я оборачиваюсь к молчаливому Кёе, вопросительно склоняя голову на бок. Он же не скинет на меня его вот так сразу? Кёя же выразительно смотрит на напрягшегося паренька, после чего хмыкает.

— Переведенный ученик еще не знаком с нашими порядками. Проинформируй его, — пафосно бросает в мою сторону и уходит.

— Чево???

Уходит. Оставляя меня. С готовым распсиховаться хулиганом. А как же помочь? Показать своим грозным видом, что он со мной и если что — камикорос?

Размечталась.

Обреченно вздыхаю, поднимая взгляд на будущего одноклассника — пытаюсь понять, настроен ли он на конструктивный диалог, или нет. Вроде настроен.

— Меня зовут Курокава Хана и я представитель Дисциплинарного Комитета — организации, которая замещает студенческий совет в средней Намимори и следит за поддержанием порядка в школе, — представляюсь спокойным, дружелюбным тоном, не акцентируя внимание на своем посту и даже стараясь сказать про него побыстрее, чтобы не вызвать негативной реакции. — Сегодня я буду твоей сопровождающей, — ловлю себя на том, чтобы не сказать дурацкое «позаботься обо мне» и просто вежливо кланяюсь, едва-едва.

Распрямившись, спокойно смотрю на парня, который сам изучающе рассматривает меня. Он ростом примерно с Хибари, то есть выше меня на полголовы. Кёя из-за своей безупречной выправки кажется определенно выше, однако из-за европейских корней новичок кажется чуть-чуть покрупнее. Возможно, он шире в плечах?

— Тц, женщина, — видимо, я не настолько интересная внешне, чтобы он мог рассматривать меня так же долго, как я его.

А я ведь, на самом деле, получаю настоящее эстетическое удовольствие от этого, которое, скорее всего, заметно. У него очень красивые зеленые глаза, бледная чистая кожа, платиновые светлые волосы. В Японии не встретишь людей с такой внешностью, не говоря уже о том, что японцы выглядят действительно более однотипно, нежели европейцы, и я откровенно скучаю по разнообразию в своем окружении.

Правда характер, полагаю, у него отвратный.

— Очень приятно, тц, женщина, — не удерживаюсь от шпильки, так как имя свое он мне так и не назвал. — Тебя проводить к директору, или сразу показать класс?

Какое-то время он просто смотрит на меня, сначала раздраженно дернувшись, но потом, поняв, что я не спешу сгорать под его обжигающим злобным взглядом, только презрительно подернув плечами, мол, плевать вообще.

— Меня зовут Гокудера Хаято. Просто покажи мне основные ориентиры и можешь быть свободна.

Мельком покосившись на бросающих на нас настороженные взгляды остальных представителей Комитета, я вздохнула и двинулась в сторону входа, предлагая парнише последовать за собой.

— Я не прислуга, Гокудера-кун, и, к слову, мы в одном классе, из-за чего, собственно, меня и попросили помочь тебе. Избавиться от моего общества так просто не получится, — хмыкаю, рассматривая кислую мину Хаято.

Он довольно хорошо говорит по-японски, а также у него японская фамилия. Но если не считать тонких черт и некоторой хрупкости — все же, думаю, европейские ребята действительно мужественнее японских — у него практически нет никакого сходства с японцами. По манере разговора очевидно, что он не жил в Японии, да и слова «переведен из Италии» прекрасно доказывают это. Но итальянцы должны быть более смуглыми, хотя бы из-за солнечного климата загорелыми, а он бледный, можно сказать, почти болезненно. Но на хиккана, который просто проводил все время дома, не похож.

— Ладно, — односложно отвечает, не спеша, впрочем, ничего больше добавить, да мне и не требуется. Прохожу к шкафчикам с обувью, находя ему свободную ячейку. Он переобувается, вопреки своему бунтарскому виду, и я удовлетворенно киваю. Это вам не российские школы с детьми-дежурными на входе, которые пытаются остановить старшеклассника воплем «где сменка».

— До начала урока почти час, ты правильно сделал, что пришел с утра. Если тебе не нужно улаживать вопрос с документами, то лучше я покажу тебе класс, а затем уже проведу по наиболее популярным и нужным местам, вроде клубных корпусов, медпункта, учительской, туалетов, буфета.

Он идет рядом молча, иногда раздраженно морщась. Неожиданно из-за поворота выбегает девчонка из параллельного класса, буквально снося не ожидавшего подставы новичка. Они оба валятся на пол, причем девчонка сверху, а я успеваю вовремя сделать шаг в сторону, только наблюдая за происходящим.

Вот она поднимает взгляд, вот она видит его красную футболку, так и не застегнутую рубашку, белые волосы… Кстати, уже предчувствую как Киоко будет тыкать меня «блондинистостью» новенького, она явно всерьез восприняла пересказанную мной шутку, даже, сначала, подумав про возможные отношения — тьфу-тьфу — между мной и Сасагавой-старшим. Но сейчас не о том. В общем, девчонка краснеет, как помидор, и тихо хихикает, быстро поднимаясь и начиная судорожно отряхивать юбку.

Хаято шокированно ругается по-итальянски и вскакивает, сразу же грозно набычившись и засунув руки в карманы. Девчонка робко поднимает взгляд на новичка, мямля что-то вроде «пожалуйста, прости» и замирает, встретившись с ним взглядом.

«В самое сердце, на пораженье, » — мысленно кричит у меня в голове старая — относительно моей жизни, а сейчас не факт, что вообще появившаяся... — русская попсовая песня Сережи Лазарева, пока у школьницы аж дух перехватывает. Она размахивает руками, восторженно пищит, достает телефон, фотографирует парня и убегает.

Финиш.

Смеюсь, едва не сползая по стенке, пока Гокудера-кун растерянно остается стоять посреди коридора.

— Мерде! Что это, черт побери, было?! — злобно прикрикивает он уже на меня, не успев вылить раздражение на ту, кто его опрокинул, однако я вижу, что на самом деле парень несколько смущен. Заставляю себя успокоиться, чтобы не выбивать его из зоны комфорта еще сильнее, и хлопаю по плечу удивленного Хаято. Лицо делаю абсолютно дурацкое, пытаясь удержать скорбное выражение, но улыбка все равно расплывается, да так, что щеки болят.

— Поздравляю, ты встретил японскую школьницу обыкновенную. Подвид: фанатка. Если ты продолжишь в том же духе и будешь строить из себя дерзкого хулигана, с твоей необычной внешностью это даст просто ошеломительный эффект.

— Чего?!

— Будь то айдол или просто признанный красавец, его тайком фотографируют, за ним следят, иногда даже не скрывая своих маний, ему признаются, его почитают. Дико, да? Ты как персонаж манги для них, каждая «серая мышка» захочет себе такого «хулигана», чтобы растопить его сердце.

Не скрываю широкой насмешливой улыбки, глядя, как вытягивается лицо новичка.

— Что за кретинизм?! — не выдерживает он, грубо скидывая со своего плеча мою ладонь и экспрессивно размахивая руками.

— Школа, — пожимаю плечами, — тем более средняя. Гормоны у людей бушуют. Тебе еще повезло, что ты парень. Некоторые воруют у понравившихся девушек обеды, потому что есть то, что приготовила любимая — это прекрасно, даже если она сама остается голодной, — просто вкидываю в тему, делясь наболевшим. Новичок смотрит на меня совсем ошарашенно, даже с некоторым сочувствием, но затем неожиданно фыркает.

— Тебе это явно не грозит, — нахально скалится, однако, почему-то отворачиваясь в сторону и избегая смотреть на меня. Можно подумать, что он демонстрирует так свое пренебрежение, но…

Он смутился? Ох, я мысленно ору-кричу с него, это выглядит настолько «цундере», когда ты всеми силами пытаешься показаться врединой и плохишом, что я просто не могу. Вот это кадр!

Я по-новой начинаю смеяться, а он теряется, не ожидая, что я буду ржать в ответ на, вероятно, грубое оскорбление. Но я уже забыла о нем, если честно — упаси Ками кто-нибудь решиться покуситься на бенто, которое, чувствую, весь этот год будет лежать в кабинете Демона Намимори, ожидая своего обеденного часа.

— Если ты продолжишь вести себя так же, то, на самом деле, не сможешь оттолкнуть от себя приставал, — качаю головой, глядя на непонимающе вытаращившегося Гокудеру. — Понимаешь, твое поведение — это что-то вроде классики жанра, для девчонок оно будет выглядеть как личный вызов. Знаешь, что такое «цундере»?

— Эй! — он даже не находится с ответом, просто вытаращившись на меня, а затем дергается, будто собираясь что-то достать из карманов. Мне это не нравится — сначала мне показалось, что он просто размахивает руками и этот жест получился нечаянно, но теперь я вижу, что нет, он действительно останавливает себя, неосознанно тянется к… оружию?

Вполне возможно, что, в духе школьных хулиганов-совсем-отбитых, он даже принес в школу что-нибудь вроде складного ножа. Надеюсь, он никого им не тыкал до этого. А то вдруг спидозный.

Так, что-то я ушла от темы.

Он слишком наигранно раздражается, пусть и не делает ошибок в линии поведения. Вздыхаю. Он эмоциональный, однако умышленно пытается выставить свое раздражение напоказ, на самом деле, думаю, способный держать себя в руках, но намеренно не собирающийся делать этого.

— Ты ведь не строитель, что ты строишь из себя черт знает что? — выгибаю бровь, не удерживаясь от еще одного подкола.

— Не твое дело, глупая женщина! — перед этим окатив меня итальянским матом, выдает.

— Тупой мужлан, — хладнокровно парирую. — И сексист.

Хорошее начало знакомства, но лучше бы ему завалить. Я не хочу ссориться, но так просто не остановлюсь, пока он сам нарывается.

Ругается на меня на итальянском, но уже как-то без души, просто выдав несколько непонятных словосочетаний. Кроме «мерде» — «дерьмо» — ничего не понимаю, да и не особенно хочу, по смыслу угадывая.

Вздыхаю. Снова. В который раз я уже просто драматично вздыхаю?

Киваю ему в нужную сторону и ровным шагом двигаюсь по коридору в сторону класса. Во мне спорят две мини-Ханы: одна убежденно пытается заставить меня быть умнее и проявить понимание, чтобы подружиться с новичком, у которого явно просто какие-то траблы с общением, а другая гордо отфыркивается, предлагая просто сдаться и сказать Хибари, что объект абсолютно не приспособлен к нормальному взаимодействию с людьми, нуждается в профилактическом камикоросе.

— Что ж ты такой общительный-то, — когда его бурчание начинает надоедать, спрашиваю, — прямо словесное недержание по сравнению со мной, а ведь это я тут экскурсовод вроде как, нет?

— Да если тебе самой нечего сказать, это твои проблемы. Как меня все это бесит! — выдает в заключение очередной раздраженной тирады.

Останавливаюсь. Глубокий вдох.

— Я пыталась вести себя ровно и не действовать тебе на нервы, раз уж у тебя плохой день, однако, сам напросился, — раздраженно скалюсь, складывая руки на груди. — Итак, то, что я могла бы сказать, но почему-то решила этого пока не делать, планируя адекватно с тобой разойтись, не нарываясь на глупые конфликты.

Еще более глубокий вздох и зачитываю почти как репчик:

— Нецензурная лексика запрещена на территории школы, даже если она на иностранных языках, а за подобные слова в отношении представителя Дисциплинарного Комитета следует камикорос, который, учти, обязательно тебя настигнет, просто не от меня. Правилами средней Намимори запрещено намеренное разжигание конфликтов между учениками на любую тему, как в школе, так и за ее пределами. Не считая твоего поганого поведения и нарушения общественного порядка этой нескончаемой итальянской руганью, ты абсолютно не соответствуешь нормам внешнего вида, прописанным в Уставе школы, о чем я тоже обязана тебе сообщить. Запрещено расстегивать более двух пуговиц на рубашке, запрещено носить дополнительные яркие элементы одежды, которые не подходят под деловой стиль. Обязательно ношение галстука или банта, в зависимости от пола, а так же неприемлемо злоупотребление украшениями, в том числе браслетами, фенечками, перстнями, которых я на тебе вижу многовато: даже девочки у нас носят меньше. И кстати, — останавливаюсь, пристально глядя на него и даже поднимая руку, призывая к молчанию, видя, что меня вот-вот обольют грязью на итальянском еще раз. — В среднюю Намимори запрещено проносить оружие, и судя по тому, как ты неосознанно тянешься в карман каждый раз когда раздражаешься, у тебя, вероятно, там что-нибудь вроде ножа. Это, конечно, круто, подражать японской гопоте с канцелярскими ножиками, но лучше бы тебе перенять какой-нибудь другой элемент нашей культуры. Более адекватный.

Он удивленно дергается, а в глазах появляется небольшая заинтересованность. Теперь ему интересно послушать, что я скажу дальше. Пожимаю плечами.

— Я не думаю, что кто-то еще обратит на это внимание, если что, просто предположила. Однако, раз уж ты действительно хочешь послушать все, что я тебе скажу! Пожалуйста, не думай, что ты один такой дерзкий, что идешь против системы, и что это круто, вот так «бунтовать» против правил и менталитета другой страны. Я знаю, что в Европе в большинстве стран свободная форма, но у нас не так. Найди способ повысить свое чувство собственной важности иначе, нежели нарушением правил.

Он смотрел на меня с такой раздражающей презрительной насмешкой, что я почувствовала себя Хибари Кёей перед травоядным. Глупым нахальным травоядным, которое решило, что оно здесь хищник.

Гокудера Хаято медленно и демонстративно подошел к окну, отойдя от меня метра на два. Достал сигарету. Поджег ее зажигалкой.

— На территории школы ведь запрещено курить? И что ты мне сделаешь, кроме того, что продолжишь пустой треп про правила? Просто отвяжись, ты не справляешься, а значит, мне не нужна твоя помощь. Дисциплинарный Комитет может применять силу, судя по твоим словам, но, скорее всего, он состоит из таких же тупых женщин, как ты, которые только и делают, что капают всем на мозги школьными правилами. Тц.

Окей, я выгляжу действительно довольно безобидно, но теперь я прекрасно понимаю, зачем Кёя выдал мне форменные штаны. Точнее, нужно будет самой, конечно, прикупить что-нибудь более удобное, да и в принципе на смену, но пока и эти сойдут. Члены Дисциплинарного Комитета носят брюки не только потому что кроме меня там одни парни.

— Видит Ками, я не хотела, — и до того, как он успел ответить, я развернулась к нему спиной и сделала несколько шагов прочь. В спину донеслось презрительное хмыканье.

Ухмыляюсь, резко развернувшись.

Срываюсь с места и с силой отталкиваюсь от земли, подпрыгивая и в воздухе пробивая ему сбоку по голове, максимально высоко вскидывая ногу.

— Нокаут.

А самой так страшно становится, что коленки подгибаются. Я только что ушатала человека, не способная на словах объяснить ему, что нарушать школьные правила нельзя. Мной может гордиться Хибари Кёя, но не думаю, что я сама могу гордиться собой после подобного. Сила ничего не решает.

— Какого черта ты творишь?! — хватаясь за голову, кричит Хаято, скорчившись на полу, но довольно быстро взяв себя в руки и приподнимаясь.

— П-прости, — я тут же оказываюсь рядом, осторожно перехватывая его руку и помогая сесть, одновременно с этим, пока он дезориентирован, рассматривая место удара. Фух, не в висок.

Хаято дергается, отталкивая меня от себя, но пока не встает, держась за голову.

— Не тошнит?

— Нет у меня сотрясения, — бурчит, поднимаясь на ноги и отряхиваясь. — Твое счастье, что сейчас у меня уже есть цель, и это не ты.

— Мое счастье, — ошарашенно киваю. — Еще раз прости.

— Да сдались мне твои извинения, — отмахивается, — сам спровоцировал. Неплохой удар, Курокава.

Мне кажется, или если бы я вообще довела его до грани жизни и смерти, он бы вовсе меня в друзья записал? У него даже взгляд поменялся, вот уж действительно еще один ценитель физической силы. Я его даже бесить перестала.

Наверное, было реально глупо считать, что дипломатия по отношению к таким, как Кёя или Хаято, хоть что-то решает.

Наверное, я слишком тупая, чтобы решать проблемы словами, а не ударом с ноги.

— Этот коридор мало посещается, кстати, — хмыкаю, — и выходит окнами на самое безлюдное место территории. Символично, что мы именно тут разборки устроили.

— Тц, — однако, чуть усмехается.

— До урока еще около получаса, может, в медпункт?

— Обойдусь. Покажи уже, где наша аудитория.

Медленным шагом двинулась дальше, оглянувшись на новичка. Он шел следом, держась за голову и чуть морщась, но болезненным не выглядел. Уже хорошо.

Класс оказался открыт, но учителя не было. Я сразу прошла к своему месту и бросила сумку на парту, далее двинувшись к учительскому столу. Хаято остановился у ближайшего стола и почти сел на него, наблюдая издали за моими действиями.

— Так… Ты сидишь на пятой парте, третий ряд. Перед тем, как занять место, тебе нужно будет постоять у доски, пока сенсей тебя представит. Нужно будет написать мелом свое имя, чтобы показать, какими иероглифами оно пишется.

— Да знаю я, не объясняй уж такие-то мелочи, — дойдя до своей парты, Гокудера опустился на стул и буквально растекся по столу, уронив голову на руки.

— Про клубы рассказывать?

— Я в клубе китакубу*, — ответ заставляет меня весело хмыкнуть.

— Хорошо, членство в клубах у нас действительно не обязательное. М-м-м… тогда тебе нужно будет покидать школу сразу после окончания занятий, если не будет твоя очередь дежурить. У нас не рекомендуется задерживаться дольше необходимости. И, наоборот, во время большой перемены не рекомендуется покидать школу. Школьный двор свободен для посещения, гуляй по нему, сколько хочешь, однако крыша закрыта.

Я устроилась, перевернув стул, стоящий за партой перед Гокудерой, передом к его парте, и села, откинувшись на спинку. Парень лениво глянул на меня, но сесть ровно и не подумал.

— А еще запрещено проносить сигареты в школу и курить на ее территории, ты прав. Твой статус итальянского студента, если честно, дает тебе некоторые преимущества, как и идеальные оценки с соответствующими рекомендациями, но, пожалуйста, не вступай в лишние конфликты и не делай ничего противоправного в школе. Касательно одежды — черт с ней, я сама практически нарушитель, раз хожу в штанах, но у меня хотя бы есть положение о форме членов Дисциплинарного Комитета.

— Это все?

— Да. Пошли в медпункт, нужно приложить лед, а то будешь красавчиком с шишкой.

— Тц. Ладно.

Мы сходили в медпункт, где суетилась приятная женщина неопределенного возраста, к моему удивлению, складывая вещи. Попросив нас самих найти нужное, она вернулась к этому занятию, пояснив, что в этом году у нас работать не будет, и скоро здесь будет другой врач. Без особого интереса пожав плечами, я кивнула, мол, понятно, и нашла Гокудере лед, осторожно положив пакет с ним прямо на голову прикрывшему глаза парню. Он тут же дернулся, схватив лед и оттолкнув мою руку, а потом какое-то время мы сидели молча. Точнее, он сидел, а я стояла, внимательно его рассматривая.

— Хватит уже пялиться. Влюбилась что ли?

— Просто эстетически наслаждаюсь, — замечая, как вытягивается его лицо, из вредности добавляю, — твоим побитым видом.

— Тц!

— Нет, если серьезно, то у тебя действительно эстетичная внешность. Тем более, необычная для наших краев. Не удивительно, что другие девчонки действительно пищат с подобного и обязательно будут влюбляться, купившись на «обертку».

— А ты, хочешь сказать, не такая как все? — насмешливо хмыкает. Я пожимаю плечами.

— Да нет, самая обычная. И, кстати, пока ты не появился у меня была классная отмазка про то, что мне нравятся именно блондины. Интересно, ты сломаешь мне конспирацию, или нет?

Кажется, мои спокойные ответы на подобные вопросы его удивляли. Часть про предпочтения вообще заставила замереть, глупо хлопнув глазами. У него так забавно вытягивается лицо, когда он не знает, как среагировать, ой, не могу.

— Да расслабься ты, покушаться на твою честь я не планирую. Не люблю мальчишек, которые слабее меня, — насмехаюсь.

— Мерде, женщина! Если я не дал тебе сдачи, потому что ты — девчонка, это не значит, что я слабак!

— Оу.

Оу…

Хм.

Ведь он изначально говорил крайне пренебрежительно к женскому полу. То есть, у него действительно могут быть сильные предубежения на тему «мальчики и девочки разные». И если смотреть на это не только со стороны оскорбления глупых баб… Получается, он серьезно мог не атаковать меня, потому что я девушка. То есть, я практически… атаковала изначально безответного противника?

— Скоро начнутся уроки, — поторопила нас медсестра, которой мы явно мешали паковаться своим присутствием. Несколько раздраженно глянув на нее — причем синхронно, — мы двинулись обратно.

— Не сильно болит? — обеспокоенно посмотрела на место удара, где появилась небольшая шишка.

— Да забудь уже, — буркнул Хаято, — лучше закончи с информацией.

— Ага, — вспомнив, что мы не разойдемся, пока я, как прилежный представитель Комитета, не проинформирую его обо всем, я ощутила некоторое разочарование.

Мне уже стало интересно с ним пообщаться, однако, наше взаимодействие будет действительно правильно закончить на моменте окончания «инструктажа» как тут жить.

Пока мы шли до класса, по пути пройдя мимо буфета и через окна глянув на спротивную площадку, в коридорах уже собирались толпы девчонок, глазеющих на красавца-новичка. И ошарашенно рассматривающих меня, мда. Я и забыла, что это мой первый день в роли представительницы Комитета. Мне казалось, что должно, как бы, быть все наоборот — уважение, триумф, а в итоге меня одним своим присутствием затмевал Гокудера, оставляя для меня только удивленное «почему Хана-сан в штанах». Не удержалась и сняла гакуран, затем накинув его на плечи, как Кёя. Так хоть смотрюсь в их глазах более ярко.

— Оп, — вижу Незу-сенсея, — сейчас передам тебя учителю.

Быстрым шагом подбегаю к преподавателю, тот чуть бледнеет, видя чудовищное сходство моего внешнего облика с тем, как обычно ходит Хибари, но ничего не говорит — полагаю, именно из-за сходства.

— Сенсей, — припомнив, что математика у нас первым уроком, я киваю учителю на Гокудеру, — это переведенный из Италии новичок, пожалуйста, позаботьтесь о нем.

Не дожидаясь ответа, быстрым шагом прохожу мимо, после чего легко проскальзываю в класс, уже заполненный народом. При моем появлении все несколько испуганно притихли, однако, я не изменила себе, намеренно ведя себя так, как обычно.

— Всем привет, — да-да, именно, я махнула рукой приветственно и громко поздоровалась. В ответ мне нестройным хором крикнули те, кто знал эту мою утреннюю традицию. Присоединились некоторые новые, отвечая вполне дружелюбно.

— Хана-чан! — неожиданно обняла меня со спины Киоко, когда я с задумчивым видом остановилась рядом со своей партой, раскладывая вещи. Да так, что я вздрогнула и едва подавила в себе желание оттолкнуть ее подальше. Обреченно вздохнула, опуская плечи, и, развернувшись, мягко отстранила подругу, нервно хехекнув.

— Ты меня напугала, Киоко, — качаю головой.

— Йо, Хана! — к нам подходят Такеши с Тсунаеши.

— Хана, ты как-то на взводе с самого утра, — Савада смущенно вжимает голову в плечи, замечая это, а я бросаю извиняющийся взгляд на подругу, погладив ее по плечу. Видимо, мое напряжение было все-таки слишком заметным.

— Бурное начало дня, — потираю переносицу, прикрывая глаза.

— Ха-х, да, наверное сложно быть членом Дисциплинарного Комитета? — неправильно интерпретируют ребята мое состояние, поглядывая по сторонам, будто выискивая обидчика, который мог уже успеть сказать мне что-то неприятное по поводу внешнего вида.

— Нет, все в порядке, просто с утра довелось проводить новичку экскурсию.

— Новичку?

— Переведенный ученик?

К нашему разговору прислушивались и остальные, так что теперь по классу прошла волна заинтересованных шепотков. Ребята даже в дальнем конце аудитории притихли, теперь внимательно рассматривая меня и ожидая подробностей. В этот момент прозвенел звонок, а в класс вошел Незу-сенсей, крайне раздраженно толкнув дверь. Следом за ним, засунув руки в карманы, с презрительным выражением лица ко всему сущему, появился Гокудера.

— Сразу проспойлерю: новенький — мудак, но, — глядя, как уже хочет что-то сказать мне Киоко, шепчу ей на ухо, хмурясь, но окончание моей фразы тонет в хоре девичьих голосов со всех концов:

— Какой красавчик!

— Тц, — чуть дернувшись, раздраженно цыкает Хаято, проходя к доске.

— Воистину, он красавчик, — заканчиваю как ни в чем не бывало, садясь за парту.

Сасагава смотрит на меня круглыми глазами, затем ободряюще улыбается, мол, все будет в порядке. Такеши со смешком хлопает меня по плечу в знак поддержки, а затем они отходят, тоже рассаживаясь по местам.

Сенсей представляет новенького, однако тот не спешит демонстрировать классу дружелюбие, почти сразу отходя от доски и двигаясь в сторону своего места.

По пути он останавливается, не доходя до своей пятой парты, и грозно смотрит на притихшего Тсунаеши. Пинает его парту, от чего Савада испуганно вскрикивает и сам валится со стула, а затем невозмутимо двигается на свое место.

Прожигаю его спину взглядом, не понимая, какого черта он творит. Переглядываюсь с Киоко, которая находится в некотором шоке, и с Такеши, сейчас выразительно нахмурившимся.

Тсунаеши относительно недалеко от меня, поэтому я могу расслышать его обреченный вздох:

— Это что, реально аура неудачника? — прыскаю со смеху, ибо подобному явлению дала определение именно я, заметив, как к Саваде цепляется тот самый Незу-сенсей.

Чтоб его. С удивлением смотрю на учителя, который даже не собирается делать замечание Хаято, абсолютно игнорируя произошедшее.

Мое мрачное торжество наступает через несколько часов. После окончания первого урока одноклассники едва не сбивая друг друга бросились расспрашивать Хаято о том, откуда он, как перевелся, чем увлекается, все такое. Я же выскользнула из класса, намереваясь нажаловаться на жизнь Хибари, однако, Кёи не было в кабинете. Отловив патрулирующего коридор парня в гакуране, который при моем приближении чуть побледнел, выспросила, где глава.

Оказалось, Кёя отправился по делам в город почти сразу же, как мы разошлись. И не предвиделось его, кажется, весь день. Это было плохо, потому что я ужасно хотела спросить у него хотя бы совет — как мне призвать к порядку этого придурка? Это было такое глупое детское чувство обиды, что, наверное, именно осознание глупости ситуации и убивало меня. Да, я не могла ничего сделать, не могла повлиять на него физически — это просто не работало — и могла только нудеть дальше над ухом. Что может только подпортить настроение, причем нам обоим.

Может, он сам перебесится?

Перемена была короткая, так что я вынужденно вернулась в класс сразу после этого разговора, отсидела скучный урок литературы, невозмутимо делая домашку по математике вместо того, чтобы вслушиваться в переливы красноречия белых стихов. Изредка поглядывала на Хаято — он вовсе откинулся на спинку стула, демонстративно крутя пальцами ручку. Ни капли интереса к происходящему, но иногда он с откровенно страшным лицом начинал рассматривать Саваду. Тсунаеши чувствовал взгляд, дергался, оборачивался, откровенно недоумевая, с чего его так невзлюбили.

Третий урок — не выдержав, я бросила в Хаято скомканную бумажку.

«Что тебе успел сделать Савада? Если тебе просто не на кого наехать, то выбирать самого внешне безобидного парня — подлая идея.»

Сначала недоуменно оборачиваясь в поисках отправителя, Гокудера заметил мой пристальный взгляд. Я кивнула на бумажку в его руках, и только тогда Хаято развернул ее, непонятно изменившись в лице.

Прочел. Усмехнулся. Покрутил в пальцах карандаш, а затем что-то чиркнул в ответ. В мою сторону скомканный лист прилетел очень точно, даже не пришлось ловить — упал аккурат на парту, остановившись около учебника.

«Я уж думал ты решила присоединиться к этим тупым женщинам и признаться мне в пылких чувствах с первого взгляда.»

Выгибаю бровь, оборачиваюсь на Гокудеру, после чего едва успеваю прикрыть рот рукой, невнятно прокашляв что-то себе под нос. У него в руке около шести листочков-записок.

— Тебе нехорошо, Курокава? — обращает на меня внимание учитель, пока я усиленно скрываю улыбку.

— Нет, со мной все в порядке, — качаю головой, после чего сенсей возвращается к лекции.

«Не переводи тему.

P.S. страдай ^^

я же говорила, что образ гордого хулигана — мечта японской школьницы»

«Не твое дело.

P.S. Они смотрят на меня так, будто хотят сожрать.»

Заинтересованно оглядываю кабинет, действительно замечая плотоядные взгляды парочки учениц. Передергиваюсь, понимая, что они внимательно следят за нашими перебрасываниями. Быстро записывая ответ на новый листочек и сминаю его, но какое-то время держа при себе, под пристальным взглядом учителя записывая что-то в конспект. Сегодня не особо информативный урок.

«Ты смотришь на Тсунаеши так, будто он уже успел отнять и сожрать твою любимую вкусняшку. Но, вообще-то, он мой друг, так что его проблемы — и мое дело тоже. Не трогай его, а?

P.S. не бойся, вот меня они действительно хотят сожрать за эту переписку, а на тебя только слюни пускают»

Гокудера читает, но ответ не пишет, как-то снова изменившись в лице и глянув на меня уже другим взглядом — острым и цепким. Недоуменно выгибаю бровь и отворачиваюсь, так и не получив ответа.

По-хорошему, Кёя должен был бы забить Хаято до смерти еще с утра. Но почему-то не сделал этого. И уж точно Кёя не стал бы сваливать на меня разборки с нарушителем, если бы на то не было причины. Внезапные дела в городе у него появились абсолютно точно уже после появления новичка, однако, какова вероятность, что итальянец-Реборн как-то причастен к появлению итальянца-Гокудеры с пунктиком на Саваду?

Что-то должно произойти, если это его план. Причем Кёи нет, вероятно, тоже потому что дела ему подкинул мелкий репетитор. Хибари, значит, будет мешать. Но вот меня убирать не стали, хотя воспитательный момент для Тсунаеши не даю создать именно я, Кёя же скорее является тяжелой артиллерией и грубой силой на крайний случай, которая помогает, если другие не могут.

Значит, дело не в Тсунаеши, и влиянии на него, а в ком-то из нас. Во мне? Нет, не думаю, даже мое завышенное чувство собственной важности не может найти в этом логику. Значит, в самом новичке. Это логично — Хаято не сможет вести себя так, как сейчас, когда Хибари будет в школе. Логично, что умарекавару предположил — столкнувшись с трудностями взаимопонимания, как член ДК, я пойду к своему «покровителю», который уже успел абсолютно однозначно показать, что я под его протекцией. Хибари вмешался бы сразу же, как только я его проинформировала о неуправляемости Хаято, ведь он нарушает порядки любимой Намимори. Но я ничего ему сказать уже не успела, ладно. Телефон Кёя оставил в школе — как недальновидно — прямо в кабинете, так что связаться с ним не получится.

Прозвенел звонок.

— Ямамото-кун! — в класс влетел парнишка из параллели, моляще уставившись на Такеши, как только нашел его. — В волейбольном клубе ты очень нужен! Весь состав отчего-то не пришел сегодня, кажется, отравившись вчера в новой кафешке, а у нас важный товарищеский матч! Мы не можем его пропустить, мы так уговаривали Хибари-сана разрешить его проведение, чтобы привлечь народ к клубу! Если Дисциплинарный Комитет узнает обо всем, мы…

Парниша осекся, во все глаза уставившись на меня. Я же невозмутимо стояла рядом с Такеши, который, смеясь, закинул руки за голову, поливая всех вокруг эманациями дружелюбия и спокойствия.

— Бедные волейболисты. Поможешь им, Такеши?

— Конечно, не вопрос, — друг кивнул, после чего обернулся к хватающемуся за сердце парнише, — сколько человек вам еще не хватает? Эй, Тсуна! Ты ведь был запасным, не так ли? Тоже будешь участвовать сегодня?

— Еще бы двоих, — тяжело дыша, как после изнуряющей пробежки, выдохнул он. Потом осекся, несколько нервно глянув на Саваду, который растерянно посмотрел на «гонца», а затем нерешительно кивнул, мол, да, он поучаствует. — Эм, да, тогда еще бы одного… А Савада точно сможет играть?

— Положитесь на нас, — абсолютно уверенный в друге, кивнул Такеши. Я тоже кивнула, вызвав у парнишки нервную дрожь. Быстро пробормотав что-то вроде «тогда я жду еще помощь от вашего класса», он ретировался, стараясь не смотреть на меня.

Дисциплинарный Комитет… ужасает.

— Хана, Ямамото-кун! Я же совсем бездарен, зачем вы.!

М-нда, на самом деле я разделяю позицию Тсунаеши, какой бы уверенной не хотела выглядеть. Всем известно, что он не слишком успешен в спорте из-за своей фамильной неуклюжести, однако, с другой стороны, волейбол — это командная игра, так что разве плохо поучаствовать, выручив других ребят?

— От тебя не ждут спортивных подвигов, — ободряюще улыбаюсь, — просто постарайся.

— Постарайся, Тсуна-кун, — кивает подошедшая к нам Киоко, мило улыбаясь. — Я буду болеть за тебя.

Савада, что естественно, тут же расцветает и энергично кивает, мол, да-да, конечно постараюсь, положитесь на меня.

— Вам же нужен еще один человек? — в кадре появляется еще одно действующее лицо.

— Давно не виделись, Цуки-кун, — хмыкаю, вспоминая парнишу, который хотел что-то предъявить нам с Савадой еще в младшей школе.

На мгновение мы замираем, буравя друг друга серьезными взглядами, после чего Цуки с усмешкой хлопает меня по плечу, нахально сверкнув глазами. Что за панибратское отношение внезапно?

— Да я бы не сказал, что успел соскучиться, Курокава, — говорит все-таки прохладно.

— Взаимно. Однако, у тебя взыграло чувство долга и ты решил предложить свою кандидатуру в помощь?

— Э, нет, — насмешливо качает головой, — я тут подумал, может, выставим тебя в команду, а? Раз уж тебе не привыкать к мужским штанам, — скалится с видом победителя.

— Не вопрос, только подожду, когда ты уже наденешь вместо меня юбку, чтобы все были на своем месте, — качаю головой в ответ.

— Ну-ну, ребят, — мягко хлопает нас обоих по спине Ямамото, успевая оказаться посередине, — не нужно ссориться, сейчас все уладим. Эй, Гокудера-кун!

Я не успеваю ничего сказать, сбитая с толку неожиданным вмешательством Такеши. Эй, вообще-то он мог бы и встать на мою сторону, хотя бы зыркнув на Цуки посерьезнее, а не призывать всех к миру и добру.

— Чего тебе? — кричит с места Хаято, окруженный щебечущими девчонками.

— Что насчет помощи классу в товарищеском матче после уроков? — и это-то он предлагает парню, который весь день пытается делать вид, что он здесь круче вареных яиц и вообще хулиган-одиночка? Ох, Такеши. — Все же, лучше всего люди узнаются в командной игре, а?

Температура в помещении скачет неожиданно. Я не успеваю сообразить, что происходит, однако Такеши смотрит на Хаято, причем стоит уже ко мне спиной, так что не получается увидеть его глаза в этот момент. Хаято хмурится в ответ, зыркая на Ямамото очень серьезно и внимательно. Искра, буря, на мгновение в помещении все словно хрустит ледяной корочкой, после чего они оба переводят взгляд на вскрикнувшего от неожиданности Тсунаеши, который сразу теряется и не знает, куда себя деть от такого внимания. Атмосфера вновь нормальная, и, кажется, у меня просто уже идут глюки.

— Я поучаствую, — хмыкает Гокудера под звук моего разорванного шаблона.

Звенит звонок.