I’ll never tell (гет)

Все началось летом, за месяц до начала пятого курса, когда их всех собрали в новой резиденции Ордена Феникса. Что это за орден и с чем он должен будет бороться, Гермиона, конечно же, примерно догадывалась. Да и сам факт того, что хоть кто-то стал адекватно воспринимать заявление Гарри о возрождении Того-кого-нельзя-называть, уже говорил о многом.

Гермиона до сих пор не могла вспомнить без дрожи тот миг, когда на поле появился окровавленный Гарри, почти упавший на траву под тяжестью неподвижного тела Седрика. Помнила потрясенную тишину, окутавшую трибуны и горестной вопль мистера Диггори, когда он узнал в неподвижном теле своего сына. А еще она помнила решительно уводившего Гарри в Хогвартс профессора Грюма, который и профессором-то оказался ненастоящим. Иногда, просыпаясь в холодном поту, она слышала крик Гарри: «Волдеморт! Он вернулся!», и визгливый смех Фаджа, призывающий всех не верить глупым россказням спятившего мальчишки. А потом вновь было Больничное крыло, поправляющийся Гарри и страшный рассказ о событиях, что имели место на маггловском кладбище.

После были два месяца, наполненные страхом и ожиданием. Она перечитывала «Ежедневный пророк» от корки до корки, но газета молчала о возрождении Того-кого-нельзя-называть и лишь продолжала поливать грязью имя Гарри Поттера. Как же это все смешно! Неужели они не видели очевидного? Или слишком долгое затишье притупило их чутье?

И вот, наконец-то, хоть какая-то активность. Однажды вечером, во время ужина, в кухонное окно постучала бурая сова, принесшая письмо, адресованное мисс Гермионе Грейнджер. Взволнованная Гермиона трясущимися пальцами отвязала объемный пакет и, накормив сипуху совиным печеньем, выпроводила за окно.

«Дорогая мисс Грейнджер,

Из-за последних событий, имевших место в магическом мире, было бы крайне желательно, если бы Вы смогли прервать ваши летние каникулы и присоединиться к своим друзьям, Гарри и Рону. Здесь Вы будете находиться в полной безопасности в оставшееся до начала учебного года время. К письму приложен порт-ключ, который и перенесет Вас по указанному адресу. Порт-ключ активируется завтра ровно в десять часов утра.

Искренне Ваш, А.Д.»

В конверте помимо письма находился еще и обычный серый камушек, братья которого тысячами лежали россыпью по дорогам Англии. Предвкушение скорой встречи с друзьями заставило ее оторваться от бесконечного перечитывания письма и начать собираться в дорогу.

Родители пару раз заглядывали в ее комнату, каждый раз заставая одну и ту же картину: Гермиона, лихорадочно сортирующая книги и пытающаяся впихнуть обширную библиотеку в свой чемодан. Библиотека не горела желанием укладываться в оный и каждый раз после очередного перекладывания учебников вокруг него горами высились оставшиеся книги.

— Черт, — сорвалось с губ недовольной Гермионы, — и почему нам нельзя колдовать на каникулах, так бы многих проблем удалось избежать...

Окинув безрадостным взглядом горы сваленных посередине комнаты вещей, Гермиона досадливо тряхнула спутанной гривой каштановых волос и вновь принялась за сборы. К полуночи чемодан был наконец-то собран, вещи уложены, комната убрана, а сама Гермиона устало терла глаза, надеясь избавиться от сонливости.

Подойдя к письменному столу, стоящему у самого окна, и осторожно провернув ключ, Гермиона выдвинула ящичек. Среди аккуратно сложенных письменных принадлежностей лежала неприметная бархатная коробочка, весьма потертого вида с незатейливым серебряным тиснением посередине — «Fugit irrevocabile tempus»*. Коробочка, которую она получила лично из рук директора. Хроноворот. Механизм, с помощью которого они с Гарри на третьем курсе смогли спасти две невинные души. Кажется, это было так давно, хотя воспоминания о том незабываемом полете до сих пор свежи в ее памяти, точно так же как и несправедливо осужденный Сириус Блэк. Гораздо позже Гарри показал ей колдографии со свадьбы своих родителей, и Гермиона не могла поверить своим глазам, что весело смеющийся синеглазый шафер, обнимающий за плечи счастливую новобрачную, и есть тот самый потрепанный жизнью мужчина с ранней сединой в густых волосах и потухшим взором выцветших до серого цвета глаз. Сравнивая колдографию и свои воспоминания, Гермиона не могла не отметить, что несмотря на двенадцать лет, которые он провел за решеткой, Азкабан так и не смог сломить его полностью. И где-то глубоко-глубоко внутри по-прежнему живет тот весельчак, дающий силы жить и дышать дальше.

Проведя тонкими пальцами по вытертому бархату, Гермиона откинула крышку. Длинная цепочка, неприхотливый дизайн и волшебный песок, завивающийся под тонким стеклом часов. Само всемогущее время было заключено в хрупкое стекло.

Живоглот, громко урча, пробрался в комнату. Оглядев хозяйку, потерся лохматой головой о ее ногу и легонько потянул за собой к кровати. Если бы кот умел говорить, то вероятно первым делом он бы отчитал свою хозяйку за столь расточительное использование времени, отведенное на сон.

— Глотик, — ласково почесала его за ухом Гермиона, отчего кот перевернулся и подставил под теплые пальцы рыжий бок. Громко урча, Живоглот взирал на хозяйку со скрытой насмешкой, ведь он-то знал, что ее ждут удивительные три недели, а она — пока еще нет.

* * *

Утро началось с тихого перезвона посуды на кухне, где миссис Грейнджер заканчивала мыть ее после раннего завтрака. Вытирая насухо руки, она встревожено поглядывала на дочь, которая вот уже полчаса пристально изучала висящие на стене часы, лихорадочно покручивая неприметный серый камень. Стрелка, словно никуда не спеша, зависла на отметке 9.35 утра и не желала двигаться дальше.

— Гермиона? — тихо позвала ее миссис Грейнджер. Дочь вздрогнула и перевела рассеянный взгляд на мать. — Ты остаток летних каникул проведешь вместе с Уизли?

— Да, мамочка, не стоит волноваться, — улыбнулась та и, чуть помолчав, добавила: — Там я буду в полной безопасности, тем более стану присылать письма чуть ли не каждый день. Вот увидишь, остаток лета пролетит незаметно, а там Хогвартс и профессора, и новые предметы... — мечтательно протянула она, и уже гораздо более серьезно добавила: — Не волнуйся, все будет очень хорошо.

Гермиона и сама не верила в то, что все может быть хорошо, но была готова сказать что угодно, лишь бы из добрых карих глаз матери исчезло то затравленное выражение, поселившееся в последние месяцы, когда по Лондону прокатилась волна странных исчезновений людей.

Камень в ладони начал медленно нагреваться, и Гермиона стремительно поднялась, направляясь к стоящему у входа чемодану. Обняв погрустневшую мать, она взялась за ручку своего багажа и, сжав порт-ключ в кулаке, прошептала:

— Портус.

В тот же миг все вокруг завертелось, гостиная ушла куда-то вбок, а потом и вовсе исчезла. Гермиона закрыла глаза, пережидая довольно неприятные ощущения от срабатывания портала. Спустя мгновение, она уже стояла на пороге старого дома с облупившейся от времени краской на дверях. Дверной молоток в форме змеи, казалось, был готов отвалиться от малейшего прикосновения. С некоторым недоверием, Гермиона осторожно прикоснулась к нему и негромко постучала. За дверью тишина сменилась пронзительными криками, отчего Гермиона испуганно вжала голову в плечи. Раздались уверенные шаги, оглушительные вопли снова сменились тишиной, а дверь уже медленно открывалась, являя взору стоящего за ней мужчину.

Гермиона недоверчиво моргнула, а потом и вовсе уставилась на незнакомца во все глаза. Тот окинул ее внимательным, чуть прищуренным взглядом синих глаз, задержался на большом чемодане, стоящем у ее ног, после чего на губах мужчины появилась едва заметная улыбка.

— Ты, наверное, Гермиона? — раздался его чуть хрипловатый голос. — Я вот даже не сразу тебя узнал, а ведь мы виделись прежде.

Она неуверенно кивнула в ответ, продолжая гадать, кого же ей так напоминает этот человек.

— Я Сириус, — тем временем продолжал он, открывая дверь шире и пропуская девушку в дом. — Добро пожаловать на площадь Гриммо, 12, в резиденцию Блэков.

Последние слова так и сочились непередаваемым сарказмом. Удивленно взглянув на него, Гермиона потянулась к ручке чемодана, когда Сириус взмахнул палочкой, и тот сам вплыл в дом.

— Идем, я покажу тебе твою комнату. По замыслу Молли, — вещал он, пока они шли через пыльный коридор, едва освещенный развешанными по стенам светильниками, — ты должна делить комнату с Джинни. Но лично я не понимаю этих ее планов, особняк пустует, и в нем достаточно места, чтобы разместить даже маленькую армию.

Гермиона слушала вполуха разглагольствования хозяина, поднимаясь за ним по страшно скрипящим ступеням старой лестницы. На всем протяжении лестничного пролета были развешены засушенные головы домовых эльфов. Увидев первое из целой плеяды столь странных настенных украшений, Гермиона удивилась, после десятого — не выдержала и задала мучающий ее вопрос:

— В вашей семье принято отрубать домовикам головы?

Блэк оборвал свой монолог где-то посередине слова и недоуменно обернулся к Гермионе.

— Что? А, это... — промолвил он, перехватив взгляд Гермионы. — Моя тетка Элладора была довольно оригинальной личностью и решила, что особо отличившиеся на службе у Блэков домовики должны быть удостоены чести остаться в памяти моего рода. В качестве засушенных голов.

Лицо Гермионы скривилось от отвращения, и Блэк был вынужден добавить:

— Понимаешь, я бы с радостью их убрал, да вот только матушка приклеила их заклятием вечного клея. И тут я бессилен.

Было видно, что Блэк рад самой возможности поговорить с живым человеком. Сколько же прошло времени с тех пор, как он мог с кем-то вот так же свободно общаться? Страшно даже представить, что может наступить день, когда ты останешься один на один с собой.

Ступени продолжали жаловаться на жизнь под уверенной поступью Блэка, его голос все так же размеренно звучал, а мысли Гермионы уже вились вокруг того, под каким бы предлогом выбить у миссис Уизли разрешение на собственную комнату. Не то чтобы Гермиона была так уж против Джинни в качестве соседки, но вот выдержать болтовню младшей сестры Рона двадцать четыре часа в сутки, и так до конца каникул — это уже выше ее сил. А ведь это она еще не принимала в расчёт страстную влюбленность или скорее одержимость Гарри. Вот тут-то ее нервы спасуют окончательно. Подавив тяжелый вздох, она ускорила шаг, чтобы догнать удалившегося на приличное расстояние Блэка.

А тот уже подходил к очередной потемневшей от времени двери с зеленоватой медной ручкой. Легкое касание пальцев, и дверь, оглушительно скрипнув, открылась, являя взору Гермионы место ее пребывания следующие три недели.

Шок... Нет, даже не так, а ШОК!!! Именно это крутилось в голове Гермионы, когда она лицезрела выделенную ей комнату. Сказать, что она была огромной? Нет. Бесспорно, больше, чем ее спальня в родительском доме, и в тоже время меньше, чем спальня в башне Гриффиндора. Светлая комната с выгоревшими синеватыми обоями, пыльными шторами, утратившими свой первоначальный цвет, с дубовым шкафом и широкой кроватью. И на всем этом лежала угнетающая печать запустения. Гермионе казалось, что даже сами стены уже забыли о том, что когда-то в этих широких, просторных комнатах звучал человеческий голос.

— Да-а, — нерешительно протянул Блэк, рассматривая помещение, — здесь потребуется хорошая уборка, — в его голосе отчетливо были слышны извиняющиеся нотки. — Но зато эта комната всегда была самой светлой из всех.

Улыбка осветила его глаза, зажгла в них искорку жизни и убавила несколько лет. Гермиона скептически взглянула на хозяина, но все же промолчала, справедливо решив, что уборка, похоже, ляжет именно на ее плечи.

— Пока я буду находиться в этом доме, на меня будут действовать запреты на использование магии летом? — все же решилась она прояснить ситуацию.

В то, что чистокровные маги ограничивали своих детей во время летних каникул — она не верила. Но убедиться лишний раз в правильности своего предположения все равно не помешает.

— Здесь нет возможности отследить магию несовершеннолетних, как, впрочем, и в любом другом особняке, принадлежащем родовитым семьям волшебной Англии. А для чего это тебе?

Он с интересом взглянул на задумавшуюся Гермиону. Девушка, казалось, и вовсе не слышала заданного вопроса.

— Простите, что? — вздрогнула она, переводя рассеянный взгляд карих глаз на Блэка.

— Располагайся, — усмехнулся он, делая приглашающий жест в сторону спальни. — Остальные приедут только к вечеру.

— К вечеру?

— Ну да, это распоряжение Дамблдора, — пояснил он, направляясь в сторону лестницы. — Если что, меня можно найти на самом верхнем этаже.

— Д-да, спасибо, — чуть запинаясь ответила Гермиона.

Уверенные шаги давно уже стихли в конце коридора, а она все так же стояла, прислонившись плечом к дверному косяку. Непривычная тишина чужого дома окутывала ее с головой. Если бы она точно не знала, что Сириус Блэк сейчас находится где-то наверху, то могла бы с уверенностью заявить, что кроме нее в доме больше никого нет. Странный особняк приковывал к себе повышенное внимание, заставлял сердце биться чаще и мечтать разгадать хоть одну из его вековых тайн. Сколько всего интересного ожидало ее в стенах старинного дома, принадлежавшего не одно поколение роду чистокровных волшебников? Сколько тайн он мог скрывать в пыльных книгах, хранящихся в библиотеке? Сколько судеб оказалось на грани краха под его крышей?

И не будь она Гермионой Грейнджер, если в ближайшее же время не посетит библиотеку! А сейчас не помешало бы навести порядок на вверенной ей территории. Как приятно было отринуть запреты и вновь ощутить ток волшебства в крови; легкие движения палочкой, и пыльное помещение постепенно начинало принимать жилой вид. Бытовые заклятия срывались одно за другим с ее губ, и если вначале она испуганно прислушивалась, а не летит ли по ее душу сова с письмом из Министерства, то потом ей уже было абсолютно все равно, ведь как это прекрасно — иметь возможность не ограничивать себя...

Незаметно на улице стемнело. Гермиона устало растерла шею и опустилась на вычищенную от пыли кровать. Зыбкие тени наступающих сумерек неумолимо окутывали комнату, вынуждая едва заметно напрягаться и вглядываться в темные углы. Нет, Гермиона никогда не была трусихой, но в этот момент что-то сильнее воли, сильнее разума давило на нее, заставляя испуганно прислушиваться к царящий в особняке Блэков оглушительной тишине. Нервно заправив прядь волос, выбившуюся из высокого хвоста, она нерешительно поднялась и направилась к двери.

Дверь тихо скрипнула, и девушка оказалась в темном коридоре. В свете, падающем через грязное окно, виднелись неясные очертания закрытых дверей и темные ступени лестницы, ведущей наверх. Как там сказал Блэк: «Если тебе что-то понадобится, ты сможешь найти меня на самом верхнем этаже». Гермиона двинулась на ощупь, ведя пальцами по холодным стенам, обитым деревянными панелями. Дерево под пальцами было старым и растрескавшимся, чувствовались сколы и царапины, оставленные на нем неумолимым временем. И, похоже, нынешнему хозяину дома было абсолютно все равно, в каком виде находится его жилище, раз он не приложил ни малейшего усилия, чтобы сделать его более пригодным для жизни.

Споткнувшись о ступеньку, Гермиона негромко чертыхнулась и испуганно затихла — настолько громко разнесся ее голос по молчаливому дому. Поставив ногу на первую ступеньку, она немного помедлила, словно сомневаясь в правильности принятого решения.

«Может, лучше подождать приезда остальных в своей комнате?» — мелькнула в голове паническая мысль, но она тут же отмела подобное предложение и уверенно начала подниматься наверх.

Ступени тихо скрипели, а старая ковровая дорожка заглушала ее шаги, когда она ступила на последний этаж. Но куда иди дальше? Блэк ведь так и не сказал, где именно на третьем этаже его можно найти.

— Люмос, — прошептала она, зажигая на кончике палочки волшебный свет. Теплый огонек осветил коридор, бросил причудливые блики на стены и засверкал на старых дверных ручках.

Прямо перед ней находилось две двери, но которую из них выбрать? На одной не было никаких опознавательных знаков, зато на другой красовалась табличка с выведенными от руки буквами — «Не входить без ясно выраженного разрешения Регулуса Арктуруса Блэка». Развернувшись к другой двери, Гермиона уверенно постучала по дверному косяку и замерла, ожидая ответа. Но в комнате было тихо. Ни единого шороха, ни звука, лишь тишина, давящая с каждым мгновением все сильнее на уши. Поежившись, она предприняла еще одну попытку, но ничего, только стук разнесся по коридору, замирая эхом вдали.

Скрипнув зубами, она решительно взялась за ручку и толкнула дверь. Та легко провернулась на смазанных петлях и открылась, пропуская ее. Гермиона шагнула вперед и высоко подняла палочку, освещая пространство. Комната была просторной и, можно сказать, даже красивой, если бы не признаки запустения. Высокое окно, задернутое длинными бархатными шторами, пыльная люстра с остатками восковых свечей, бросавшая тени на противоположную стену, где виднелись приклеенные плакаты и картинки, видимо, оставшиеся еще с буйной молодости Сириуса. За ними почти не было заметно серебристо-серого шелка, которым когда-то обтянули стены комнаты.

Все, что находилось в комнате, явно свидетельствовало о более чем просто бунтарском духе Сириуса Блэка. Выцветшее ало-золотое полотнище с гербом Гриффиндора гордо красовалось на стене, подчеркивая безразличие Сириуса к родственникам, каждый из которых закончил Слизерин. И еще множество маггловских фотографий мотоциклов, но привлекали внимание не они, а выцветшая колдография четырех учеников Хогвартса, держащихся за руки и смеющихся в объектив колдокамеры. Шагнув вперед, Гермиона смогла рассмотреть изображенных на ней людей. Высокий парень с растрепанными темными волосами и в очках, так напоминавший Гарри, рядом с ним возвышался небрежно-красивый Сириус, его чуть надменное лицо было значительно более молодым и веселым, чем сейчас. Справа от Сириуса стоял еле достающие ему до плеча Питер Петтигрю, полноватый, со слезящимися глазами, разрумянившийся от радости, вызванной тем, что его приняли в самую классную из школьных компаний, в компанию таких обожаемых всеми бунтарей, как Джеймс и Сириус. Слева от Джеймса стоял Люпин, уже тогда выглядящий немного потрепанным, но светившийся не менее радостным удивлением человека, осознавшего, что его любят и считают своим*.

Сделав почти полный оборот вокруг своей оси, Гермиона наконец-то обратила внимание на кровать, где на смятом покрывале спал Блэк. Он вольготно расположился, откинув руку в сторону, а другую — положив на грудь, едва прикрытую рубашкой. В тени расстегнутого ворота тускло сверкал серебряный медальон. Темные, посеребренные сединой волосы, разметались по подушке, а длинные загнутые ресницы, бросали тени на бледное лицо. Чуть слышное посапывание вызвало невольную улыбку у Гермионы, и что-то шевельнулось в глубине ее души при виде вот такого, совсем непривычного и совершенно не знакомого ей Сириуса Блэка.

Она подошла чуть ближе, стараясь, чтобы свет от палочки ни в коем случае не разбудил спящего волшебника. Неловко повернувшись, она слегка задела висящую в изножье кровати мантию, и та зашелестела. Испуганно вздрогнув, Гермиона перевела взгляд на Блэка и натолкнулась на настороженные синие глаза и готовую атаковать волшебную палочку, которую тот держал в вытянутой руке.

— Что ты тут делаешь? — хриплым ото сна голосом спросил мужчина, продолжая удерживать ее на прицеле.

— Я-я... — запнулась Гермиона, стараясь подыскать ответ. А ведь и правда, что она делает в его спальне? Гермиона покраснела от осознания двусмысленности сложившейся ситуации. — Я хотела вас найти, чтобы попросить показать мне дорогу на кухню, — все так же запинаясь и отчаянно краснея, выдавила она из себя. — Я не хотела заходить, но вы сами сказали, что я могу найти вас здесь. П-простите за вторжение, этого больше не повторится.

Во время ее монолога лицо Блэка ощутимо расслаблялось, пока вновь не стало таким же, как было в момент ее прибытия на площадь Гриммо. Исчез опасный блеск из синих глаз, настороженность и готовность ударить первым при первой же необходимости. Кивнув ее словам, он поднялся с кровати, и Гермиона против воли задержала дыхание, когда рубашка распахнулась, обнажив жилистое тело. Спешно отведя глаза и чувствуя, как предательский румянец заливает лицо и шею, Гермиона стремительно вышла из комнаты, оставляя Блэка приводить себя в порядок.

Спустя мгновение он присоединился к ней на лестнице. Поправляя манжеты на рубашке, он задумчиво уставился на девушку, испуганно наблюдающую за его действиями.

— Скоро прибудут остальные, — тихо произнес он. — Думаю, стоит спуститься вниз и что-нибудь поискать на кухне, пока будем дожидаться. Как тебе такое предложение?

— О-отлично, — закивала Гермиона, стараясь справиться с дрожью в голосе. — Чай будет в самый раз.

Спускаясь за молчаливым Блэком, Гермиона пыталась подобрать слова, чтобы принести извинения за свое вторжение.

— Мистер Блэк, — нерешительно начала она, — я...

— Сириус, — поправил ее мужчина.

— Ч-что? — запнулась Гермиона на лестнице.

— Меня зовут Сириус, — пояснил он, оборачиваясь к испуганно-смотрящей на него девушке и насмешливо улыбаясь.

— Х-хорошо, Сириус, — выдавила из себя Гермиона, стараясь привести в порядок разбегающиеся мысли. — Мне очень жаль, что я нарушила ваш сон. Такого больше не повторится.

— Бывает, — задумчиво протянул Блэк и, развернувшись, направился вниз, откуда послышался оглушительный грохот и завывание. — А вот и остальные прибыли!

__________________________________________________________________

Fugit irrevocabile tempus — бежит невозвратное время. (лат.)

* все узнали отрывок из ГП и ДС, т.ч. не говорите, что я не указала,)