I’ll never tell (гет)

Особняк встретил их привычной хмуростью стен, к которой в этот раз было добавлено что-то еще, что-то совсем неуловимое, неясное, будоражащее сознание своей недосказанностью. При их появлении газовые лампы, развешанные на стенах вдоль всего коридора, вспыхнули ярче, разгоняя полумрак. Блэк нехотя разжал объятия, отпуская Гермиону, но та вместо того, чтобы воспользоваться предоставленной возможностью, лишь крепче прижалась к нему.

— Знаешь, — ему пришлось напрячь слух, чтобы разобрать ее слова, — я здорово испугалась, когда поняла, что не успеваю свернуть в сторону.

— Я видел, — Сириусу оставалось только погладить ее по волосам, как там, на катке. — Ничего непоправимого не случилось, все обошлось.

— Знаю, — вздохнула она и тут же совершенно несвязно закончила. — У меня руки до сих пор дрожат.

— Вот уж и правда, беда, — улыбнулся Блэк, прикасаясь к дрожащим пальцам губами. — Ну что, лучше?

Гермиона отчаянно покраснела и поспешно отступила назад, выпутываясь из его объятий.

— Намного лучше, — прижимая к груди руки, скороговоркой пробормотала она. — Я пойду… приготовлю нам что-нибудь.

Сириус только добродушно усмехнулся, наблюдая за ее паническим бегством: сколько он себя помнил — девичья душа всегда была для него неразгаданной тайной. Не желая смущать Гермиону еще больше, он неторопливо снял пальто, скидывая его на руки появившегося Кричера, и направился в гостиную на втором этаже. В столь ненастную погоду, как та, что сейчас разыгралась за окном, не было ничего лучше, чем посидеть у горящего камина, наслаждаясь теплом и покоем, которые дарило обжигающее пламя.

Пламя влекло к себе Сириуса, манило фигурными всполохами, грело темными ночами, когда, сбежав из Азкабана, он ненадолго разжигал костер, чтобы отогреть вымороженную дементорами душу. Иногда Сириусу казалось, что в огненных языках, если долго на них смотреть, до рези в глазах и палящего зноя под веками, можно было увидеть образы дорогих людей. Тех, кого он уже никогда не сможет встретить наяву.

И когда, напиваясь в очередной раз перед камином, ему начинали чудиться огненные волосы Лили или добродушные глаза Джеймса, Сириусу на короткое мгновение представлялось, что последние пятнадцать лет его жизни — всего лишь затянувшийся кошмар. А потом приходило просветление, в окутанный алкогольными парами мозг пробивалась кривая ухмылка Хвоста, его горящие легким безумием глаза и выворачивающий наизнанку хохот: «Я никогда не был одним из вас. Вы никогда не считали меня ровней себе… Даже жалкий оборотень, и тот вызывал у вас больше чувств, чем я, полноценный волшебник!»

Когда они проглядели изменения, медленно разрушавшие душу Питера? На шестом курсе, когда Джеймс окончательно вбил себе в голову безумную идею покорить Лили Эванс? Или еще в самом начале, когда протянули руку забитому мальчишке, спасая его от слизеринцев… Может, стоило тогда не опекать его, а пытаться научить уважать себя и не преклоняться перед авторитетом других? Может, стоило не подсмеиваться над слепым обожанием, которое щедро дарил им преданный Хвост? Может…

Сириус с силой стиснул виски руками, пытаясь прогнать навязчивые мысли… совсем как во времена Азкабана, когда дементоры проплывали мимо камеры, и от них некуда было деться.

— Сириус?

Он даже не сразу услышал ее голос, лишь почувствовал осторожное прикосновение пальцев к плечу.

— Что-то случилось? Тебе плохо?

Голос Гермионы доносился словно издалека, с трудом пробиваясь сквозь мельтешение образов. Глубокий вдох позволил взять разбушевавшееся воображение под контроль. И правильно, рядом давно уже нет дементоров, Хвост скитается где-то, а Лили и Джеймс…

— Все хорошо, — Сириус успокаивающе сжал дрожащие пальцы. — Наверное, я все же ударился головой о лед.

Ложь легко сорвалась с губ: лишь бы не было беспокойства в перепуганных глазах стоявшей напротив Гермионы.

— У тебя может быть сотрясение. Надо бы показаться врачу…

— Мне нельзя, помнишь? — кривая улыбка привычно скользнула по губам.

— Да, точно… — она в растерянности замерла на месте, пытаясь найти выход из положения. — А когда мы аппарировали, ты что-нибудь почувствовал — головокружение, тошноту, может быть, слабость?

— Пустяки, все уже прошло, — Сириус шутливо щелкнул ее по носу, заставив поморщиться. — Ты слишком много думаешь, Гермиона. Иногда все намного проще, чем кажется на первый взгляд.

— Точно ничего не болит?

— Клянусь матушкиным гобеленом.

— Ты же его ненавидишь? — хмыкнула она, утягивая Сириуса на кухню.

— Тогда… — он сделал вид, что задумался, — может, полотенцем Кричера?..

— Аналогично.

— Ну… даже не знаю, чем бы таким поклясться, чтобы тебе было спокойней. Вот это да, — удивился он, оглядывая сервированный стол.

Щеки Гермионы опять покрыл легкий румянец:

— Я хотела… чтобы этот день закончился так же чудесно, как и начался. И… ты не подумай ничего такого, я случайно наткнулась в библиотеке на заметку в Ежедневном пророке, — отводя глаза и принявшись теребить край свитера, проговорила Гермиона. — С прошедшим днем рождения, Сириус. Вчера мне так и не удалось тебя поздравить…

— Спасибо, — улыбнулся Сириус, притягивая ее к себе, — но тебе не кажется, что для подобного повода кухня не лучшее место?

Почему-то ему показалось важным превратить обычный поздний обед во что-то особенное. Может быть, потому что она была рядом?

— Кричер!

— Да, хозяин, — пробормотал домовик, появившись на зов.

— Накрой стол в малой гостиной.

Домовик резко вскинул голову, пристально рассматривая стоявшего перед ним последнего из Блэков и замершую в его руках грязнокровку. Тонкие пальцы нервно дрогнули, сжавшись на засаленном полотенце, а потом расслабились, и домовик поклонился.

— Будет сделано.

— Что, и никаких проклятий? — удивленно уставился Сириус на то место, где еще мгновение назад стоял Кричер.

— Наверное, он тоже меняется, — тихо предположила Гермиона, отходя в сторону и присаживаясь на стул.

— Тоже?

— Дом немного изменился, — пояснила она. — Я не могу понять, в чем именно это проявляется, но он стал другим, если сравнивать с тем, каким я его впервые увидела.

Сириус задумчиво нахмурился, вспоминая гладкие перила и переставшую скрипеть под ногами лестницу. В целом, в рассуждениях Гермионы было определенное зерно истины. Наверное, ему, проводившему в этих стенах столько времени, изменения казались слишком незаметными, чтобы разум мог их зафиксировать. Но для человека постороннего они должны были сразу же броситься в глаза.

— И еще… — продолжила Гермиона свою мысль, — ты посчитаешь меня наивной дурочкой, но в этот раз мне показалось, что дом, если такое вообще возможно, перестал меня отторгать, как если бы признал своей... Я говорю глупости, верно? Дома — неживые существа и не могут радоваться или ненавидеть своих жильцов. Мне ведь показалось? — она нерешительно уставилась на Блэка.

— Я так не думаю.

Гермиона недоверчиво взглянула на него, словно ожидала услышать опровержение своих слов, и заранее была внутренне согласна с любой критикой с его стороны.

— Но ведь…

— Обед стынет, жалко, если все твои усилия окажутся напрасными, верно?

Сириус ловко перевел разговор в другое русло, на мгновение заставив Гермиону отвлечься. Он хотел отодвинуть все объяснения на потом, хотя прекрасно понимал, что как бы он ни оттягивал, а сказать ей правду все же придется. И стоило признаться, независимо от того, как бы сложились тогда обстоятельства, он все равно бы поступил так же.

Гермиона хмыкнула, увидев предложенный локоть, но отказываться не стала, прикоснувшись холодными пальцами к его руке.

— У тебя руки ледяные.

— Зато сердце горячее, — парировала она, но увидев удивление Сириуса, пояснила: — Так считают романтичные идиотки. На самом деле, все гораздо проще — у меня нарушено периферийное кровообращение, из-за этого кровь поступает в недостаточном для нормальной терморегуляции количестве.

— Это опасно?

— Ничуть, каждый пятый на Земле подвержен этому явлению, правда, стоит отметить, у женщин подобное встречается гораздо чаще. Обожаю сидеть у камина, — простодушно восхитилась Гермиона, когда они оказались в малой гостиной. — У нас в башне Гриффиндора с Роном и Гарри даже есть отдельный уголок, где мы коротаем вечера.

— И как?

— Ну, я обычно что-нибудь читаю, — усмехнулась она, — а мальчишки либо спешно исправляют ошибки в своих эссе, либо сражаются в шахматы. Знаешь, за ними очень интересно наблюдать в эти моменты.

— Мне не очень нравились шахматы, а вот дядя Альфард их просто обожал и заставлял меня непременно играть с ним, когда приходил в гости. Говорил, что хотя бы так спасет мои мозги от бесшабашности Гриффиндора.

— И он был абсолютно прав. Шахматы — зарядка для ума, как логические задачи или, в гораздо меньшей степени, ребусы.

Сириус отодвинул стул, помогая ей усесться, и на какой-то период времени в гостиной воцарилась тишина, нарушаемая стуком столовых приборов по фарфору тарелок.

Исподволь наблюдая за Гермионой, Блэк отчетливо видел, что той непременно хочется о чем-то у него спросить, но вместо этого она продолжала молча есть, лишь изредка бросая на него любопытные взгляды.

— Было вкусно, — сыто улыбнулся он, откладывая в сторону салфетку. — Ну что ж, думаю, пришло время выпить по чашке кофе, вряд ли тебе доведется в Хогвартсе его попробовать.

— Не откажусь, — усмехнулась Гермиона, не сводя с него внимательного взгляда.

— Подожди мгновение, я сейчас принесу.

Он стремительно поднялся, скрываясь за дверьми, и устремился на кухню. Руки привычно выполняли знакомые действия, и вот уже две чашки застыли на столе. Порывшись в буфете, Сириус достал купленную выпечку, источавшую восхитительный аромат, и, ловко взмахнув палочкой, отлеветировал все в гостиную.

Вызванный Кричер щелчком пальцев отправил грязную посуду на кухню, а Сириус уже аккуратно сгружал свою ношу на стол.

— Свободен, — небрежно отослал он домовика, разворачивая кресла поближе к камину. — Не замерзла?

Гермиона как раз едва заметно поежилась от подкравшегося чувства нервозности. Как бы ей ни хотелось узнать скрывающиеся за обыденными событиями тайны, что-то подсказывало, что правда может оказаться совсем не той, которую она рассчитывала услышать. Теплый плед опустился на плечи, и ей оставалось только подивиться предусмотрительности Сириуса.

— Угощайся, — пододвинул он чашку. — Мое объяснение может показаться тебе… немного странным, но только этот вариант единственный приходит мне на ум, если сложить все то, что нам известно на данный момент.

— Прости, я не совсем поняла, о чем ты, — нахмурившись отозвалась Гермиона, вертя в руках обжигающую чашку.

— Твоя способность проходить там, где другие не смогут — лишь следствие моих действий, — вздохнув, заговорил Сириус. — Я сам долгое время не мог понять, что за странности окружают тебя в моем доме. Сначала вход в подвал, потом это перемещение по каминной сети. Понимаешь, дом закрыт ото всех. Абсолютно всех, — подчеркнул он. — Я так поступил, чтобы… просто так было нужно, понимаешь?

Гермиона неуверенно кивнула, слабо понимая, к чему он ведет. Что за причина должна была подвигнуть его к столь странному решению? Сириус мог видеть, как в ее глазах сменяют друг друга сотни вопросов без ответов. Но за что он был ей бесконечно благодарен — за отсутствие расспросов и терпеливое ожидание продолжения.

— Твое появление вчера здорово сбило меня с толку. И только сегодня утром я окончательно смог сопоставить все факты воедино. Понимаешь, раньше у меня не было необходимости в этом разбираться: гораздо проще жить, принимая происходящее как данность. Да, знаю, это звучит невероятно глупо, — усмехнулся Сириус, — впрочем, я и не скрываю, что веду себя порой совсем не так, как должен.

Старые дома, такие, как этот, несут в себе гораздо больше, чем можно представить. В этих стенах столько всего случилось, что дом просто не мог остаться лишь набором из стен, полов и крыши. Здесь густо замешаны боль тех, кто проживал тут свои годы, их надежды, разочарования, гнев, ярость, их магия, сколь ни нелепо должно быть для тебя это утверждение. Чем дольше семья проживала в одном и том же доме, тем более сильные узы связывали ее с местом своего обитания, и тогда происходило то, что называется привязкой к конкретному месту бытия. Поэтому редко кто из магов снимается с насиженных предками мест и переезжает куда-нибудь… Разве что в поисках лучшей судьбы или же скрываясь от кого-то… — совсем тихо закончил он и на мгновение отвлекся, взглянув на мельтешащие за окном снежинки. — Раньше, еще в молодость дяди Альфарда, в Хогвартсе рассказывали об особенностях волшебного почерка магов. Каждый волшебник несет в себе определенную волшебную составляющую… Я не знаю, как это объяснить, просто волшебство каждого мага уникально и неповторимо, но у тех, кто связан фамильными узами и является родственниками по крови, оно весьма схожее и имеет свой общий для всех родичей магический фон. Даже у сквибов, и тех есть свой незримый фон, оставленный в их крови угасшей магией. Мерлин, как же трудно это объяснить, — с силой провел он пальцами по волосам, встретившись взглядом с удивленными глазами Гермионы, и продолжил: — Понимаешь, чем старее кровь, тем более сильный фон она оказывает на окружающее дружественное пространство. Это касается большей частью мест длительного проживания одной конкретной семьи, так называемых фамильных особняков, под чьими сводами сменилось несколько поколений, а один и тот же магический фон накапливался из года в год, создавая особое волшебное поле, входящее в резонанс с теми, кто ему был созвучен. В родном доме даже стены помогают — это не просто поговорка, а наглядное и доказанное тысячами случаев утверждение. Хотя, я бы даже сказал, что это теорема, не требующая доказательств.

Гермиона сидела, не дыша, пытаясь осознать услышанное, а Сириус тем временем, обратив невидящий взгляд куда-то вглубь себя, продолжал рассказ.

— Так как каждый волшебник уникален своим магическим фоном, то во время заключения брачного союза среди волшебников всегда есть вероятность, что дом не признает жену частью семьи и накопленного за годы волшебного фона. Именно поэтому среди чистокровных и практикуются магические браки, облегчающие входящему в чужой род проживание на территории инородного фона.

— Не понимаю, ты хочешь сказать, что я каким-то образом стала частью волшебного поля особняка? — вскинулась Гермиона. — Но ведь в доме спокойно жили Уизли, да и другие бывали достаточно часто. Как это можно объяснить?

— Они гости, и на них подобное не распространяется. Все, что они ощущают — это некий дискомфорт, желание убраться отсюда, но оно ненавязчивое, бродящее где-то на грани сознания, как засевшая заноза в пальце... Дом их не отторгает, потому что они мои гости, — Сириус постарался расставить акценты, чтобы ей было более понятно. — Однако, воспользовавшись правом хозяина, я ограничил их передвижения определенным перечнем комнат, за пределы которых они не могли выйти или наоборот войти. Своим желанием я оградил опасную, на взгляд Молли, часть дома от ее любопытных отпрысков, тем самым уберег их от возможности сунуть свой нос туда, куда не следует.

— Да уж, близнецы были бы весьма счастливы побывать в твоем подвале, — хихикнула Гермиона, нарушая серьезность момента. — Но я все равно не понимаю…

— Помнишь случай со шкафом? — Сириус дождался, когда она кивнет, и продолжил: — Я тогда воспользовался собственными резервами, чтобы затянуть шрамы на твоей спине. Если бы это были обычные порезы, пусть даже глубокие, заживляющей настойки и пары лечащих заклинаний вполне бы хватило, но вместе со стеклянной крошкой в раны попало что-то еще из упавшего шкафа. Мне никогда не было интересно совать нос в фамильные закрома, поэтому я могу только догадываться, что могла выставить на всеобщее обозрение маман. И поверь мне, вряд ли это что-то было светлым и безвредным.

Когда я залечивал твою спину, то, видимо, немного перестарался, напитывая волшебством чары, и магия, вместо того чтобы рассеяться спустя некоторое время, продолжила циркулировать по венам, переплетаясь с твоей. Марлин как-то рассказывала, что после врачебного вмешательства магия целителей присутствует в теле пациента еще около двух недель, и если ее никак не закрепить, то организм больного самостоятельно избавляется от чужеродного волшебства.

— Закрепить? — уловила самое главное из всего сказанного Гермиона. — Что это значит?

Сириус едва слышно выдохнул — сейчас они подбирались к тому, о чем ему совсем не хотелось рассказывать.

— Помнишь, что случилось перед твоим отъездом в Хогвартс?

Гермиона покраснела и отвела глаза. Еще бы ей было не помнить о таком.

— Той ночью, во время нашей близости… магия вместо того, чтобы окончательно быть вытесненной, оказалась переплетена с твоей. И дальнейшие наши встречи, они, наверное, только еще сильнее укрепили связь, — Сириус опустил глаза, стараясь не встречаться взглядом с Гермионой, молчаливой тенью замершей перед ним. Впервые за прожитые годы ему было неловко настолько, что хотелось куда-нибудь аппарировать и еще долго не показываться перед ней. — Это моя вина. Я должен был учесть такой исход и не обременять тебя…

— Обременять? Вздор, — отмерла она и потянулась к Сириусу, крепко сжимая его пальцы. — Что бы я без тебя делала?

— Жила бы спокойно и радовалась обычным школьным будням? — невесело улыбнулся Блэк.

— Нет, не радовалась, — Гермиона решительно качнула головой. — Скажи, эта связь… она как-то будет видна окружающим? А как она скажется на мне? И что, если кто-то догадается, что…

— Подожди, — остановил Сириус поток вопросов, пытаясь угадать настрой Гермионы, — все совсем не так, как тебе кажется. Это невозможно ощутить или почувствовать постороннему, и у тебя не появится никаких обязательств передо мной. Просто… просто этот дом больше не будет воспринимать тебя незваной гостьей и откроет чуть больше тайн, чем, может быть, даже я сам хотел открыть.

«А я всегда буду знать, что с тобой все хорошо, и смогу прийти на помощь в случае опасности, как тогда…» — закончил он мысленно, доставая палочку и призывая коньяк.

— Мне надо подумать, — задумчиво выдала она.

Сириусу было немного неуютно под ее изучающим взглядом, застывшим где-то в районе его груди, словно она пыталась просверлить в нем дыру и заглянуть в самое сердце — не скрыл ли он от нее еще каких-нибудь неожиданных секретов? Коньяк, искрясь в огненных всполохах камина, янтарными бликами расчерчивал пальцы, а она так и не вымолвила после его объяснения ни слова. И Сириус даже опасался заговорить снова, не зная, чего ждать от столь продолжительного молчания. Может быть, прямо сейчас у нее в голове оформляется план, как бы свести на нет их редкие встречи, или же она пытается придумать, как обезопасить себя от его внимания? И впервые он не знал, что сказать или сделать, чтобы разрушить возникшее напряжение.

Сириус вспомнил, как сам внезапно вынырнул из сна, резко открывая глаза и всматриваясь в темноту комнаты, как неподвижно лежал, чувствуя ее теплое дыхание на своем плече, и думал, думал, думал… Неожиданная догадка, полузабытые слова тетки Кассиопеи, распекающей Меду накануне помолвки с Лестрейнджем, и все то, что было доселе невнятными и смутными предположениями, внезапно приобрело кристальную ясность. И, повернувшись на бок и крепче обняв Гермиону, Сириус все никак не мог решиться на серьезный разговор, который, по-честному, давно уже пора было начать.

«Первое правило целителей, — раздался в голове звонкий смех Марлин: — «Целители никогда не спят со своими пациентами…»»

«Верно, Марлин, не спят, — молчаливо согласился он, зарываясь пальцами в пушистые волосы мирно сопящей Гермионы. — А я и тут нарушил правила. И ничуточки не жалею, как бы сильно ни была против моя совесть. Ведь Сириус Блэк тот еще эгоист, и мало когда задумывается о последствиях».

Молчаливый диалог с совестью продолжался до утра, и, покидая утром спальню с оставшейся там Гермионой, крепко обнимающей рукой его подушку, Сириус сошел вниз, пытаясь окончательно для себя решить, что ему важнее — собственное спокойствие или честность в отношении нее.

— Я пойму, если ты захочешь сейчас уйти, — все же нарушил он тишину, аккуратно отставляя в сторону пузатый бокал. — Я могу…

Гермиона неопределенно качнула головой, отчего пряди волос, собранные в небрежный пучок, рассыпались по плечам. И Сириус подавил зудящее на кончиках пальцев желание прикоснуться к ней, провести по нахмуренному лбу, разглаживая подушечками пальцев глубокие складки — вестники нелегких дум, крепко сжать ее ладони и пообещать, что бы она сейчас ни ответила, он все равно будет рядом. Даже если не будет нужен ей…

— Вечер наступает, — тихо проговорила она, поднимаясь с нагретого места у камина.

И Сириус тут же последовал ее примеру, напряженно ожидая ее слов. Казалось, живущий глубоко внутри него Бродяга — и тот весь как будто подобрался в ожидании грядущей беды. Но нет, Гермиона отошла к окну, отодвинула непонятно кем закрытые портьеры — Сириус не помнил, чтобы самолично их закрывал — и уставилась в подбирающиеся сумерки.

— Что бы там ни было, — заговорила она, — я не виню тебя во всем случившемся и не позволю тебе заниматься самоедством, — Гермиона прямо взглянула на него впервые с того момента, как погрузилась в молчание. — Если кто и виноват, то это — досадное стечение обстоятельств, вынудивших тебя применить ко мне магию. А что касается нас… я бы все равно к тебе пришла. Пусть не сразу, но пришла. Ты слишком много для меня сделал, чтобы я могла остаться безучастной ко всему, что с тобой происходит.

Она приблизилась к нему, заглядывая в глаза и пытаясь разгадать его мысли, но Сириус точно знал, что вряд ли бушующая внутри буря хоть немного отразилась в его взгляде.

— Ты же мне не скажешь, почему закрылся в особняке, верно? — усмехнувшись чему-то, утвердительно произнесла Гермиона.

— Нет.

— Ну и хорошо, значит, время для этого разговора еще не пришло.

Она снова оглянулась на сгущающиеся сумерки и взмахнула палочкой, призывая мантию Гарри.

— Мне пора, Сириус. В Хогвартсе могут заметить мое отсутствие, да и Гарри недостаточно хорошо врет, чтобы ему поверила МакГонагалл.

— Я тебя провожу, — не терпящим возражений тоном отозвался Блэк. И только он собирался призвать их верхнюю одежду, чтобы помочь Гермионе, как материализовавшийся у их ног Кричер сам протянул аккуратно сложенные мантии.

— Ты на него хорошо влияешь, — хмыкнул Сириус, принимая из рук домовика одежду. — С таким успехом он скоро и тапочки словно пес будет приносить.

— Сириус! — предупреждающе повысила голос Гермиона, но домовик лишь яростно взглянул на них и, что-то пробормотав, исчез с громким хлопком. — Ты его обидел, причем незаслуженно!

— И поделом, — отмахнулся тот, придерживая мантию Гермионы. — Слишком уж он подозрительно ведет себя в последнее время, как бы вновь чего ни удумал.

— Ты слишком к нему несправедлив, — привычно отозвалась она, расправляя шарф.

— Есть за что. Готова?

Гермиона шагнула к Блэку, прижимаясь лбом к его плечу. Совместная аппарация с Сириусом напоминала ей фигуру вальса — замереть, чувствуя теплоту его тела, сделать шаг вперед, поворот, и вот уже перед глазами колышутся ветви Запретного леса. И только руки на талии по-прежнему крепко обнимают, укрывая от налетевшего порыва по-зимнему холодного ветра.

Блэк не сводил с нее глаз, и когда Гермиона заговорила, накатившее напряжение едва ли не заставило его судорожно сжать пальцы на ее плечах, чтобы не отпустить, не дать ей уйти насовсем…

— Знаешь, я ведь пришла не только из-за того, что ты надолго пропал, — запрокинув голову, сказала она. — Я очень хотела провести с тобой твой день рождения. Прости, что не подготовила нормального подарка…

— Глупости, — усмехнувшись, ответил Сириус, чувствуя, как паника начинает отступать. — Я и так получил куда больше, чем заслуживал.

Гермиона позволила себе еще мгновение постоять в объятиях Блэка, а потом решительно отступила, выпутываясь из теплых рук.

— Родители увозят меня на рождественские каникулы в Альпы. Не уверена, что смогу вернуться раньше начала следующего семестра.

Сириус опустил голову, пряча за падающими волосами выражение лица.

— Рождественские каникулы и надо проводить с семьей. Рождество ведь семейный праздник, Гермиона.

Горькое эхо промелькнуло в баритоне Блэка, и он сам был готов себя проклясть за то, насколько жалко прозвучали его слова. Словно он напрашивался на сочувствие, словно ему хотелось, чтобы кто-то живой, дорогой мог разделить с ним эти короткие часы, когда за столом в полутемной кухне будет сидеть только он один… Когда громада особняка станет особенно сильно давить ему на плечи своей вековой мощью, напоминая обо всем, что он потерял и не сберег.

— Я буду скучать, — шепнула она, подаваясь вперед и приникая к его губам.

Поцелуй длился всего мгновение, а Сириусу хотелось, чтобы время замерло и остановилось, чтобы этот день не заканчивался. Неужели он так много просил у мироздания в последнее время? Или просто мирозданию было плевать на желания одного конкретного волшебника, Сириуса Блэка?..

Он безмолвно наблюдал, как Гермиона смешалась с толпой возвращающихся в Хогвартс учеников. Видел, как она перекинулась парой фраз с чудной девочкой в смешной шапке, напоминающей птичье гнездо. Как перед поворотом у «Сладкого королевства» она бросила последний рассеянный взгляд в ту сторону, где он стоял. И ему даже стало жаль, что чары невидимости не позволят ему в последний раз насладиться тем теплым огоньком, возникающим в глазах Гермионы каждый раз, когда она смотрела на него.

— Я тоже буду по тебе скучать…

____________________________________

http://www.pichome.ru/image/KMV