Дорога домой (гет)

Нермин разбудил телефонный звонок. Она приоткрыла глаза, сощурилась от холодного серого света, бившего в щель между плотными шторами, и, поискав взглядом, обнаружила на кресле свою сумку, из которой доносился звук. Дисплей показал штук двадцать пропущенных и кучу сообщений: от Веры, от Дины, от Сереги и даже от Ромы. Зато от родителей и других родственников не было ни слуху, ни духу. Нермин удивилась, почему не слышала звонков, потом сообразила, что отключила звук по указанию Неджета, а теперь он почему-то оказался снова включен. Телефон зазвонил снова: на экране высветился номер Дины. Выдержав порцию забористой ругани и встревоженных вопросов, Нермин коротко объяснила, что дома снова начался вселенский трындец, и потому ей срочно понадобился запасной аэродром, но сейчас все уже в порядке. Вдаваться в подробности не хотелось. Нермин обходила наводящие вопросы и заковыристые намеки со старательностью попавшегося в лапы к фашистам партизана, так что под конец Дина сдалась и перешла в прямое наступление:

— Короче, хочешь темнить, темни дальше. Нам и так понятно, что у тебя там ничего хорошего нет и не будет. Но чтоб такой херни больше не было, что ты ночью из этого растительного бомжатника звонишь, а мы не в состоянии тебе вот прям щас помочь, надо что-то делать. Я с родителями договорилась, Верка тоже, и Серега на подхвате. Рому твоего мы приплетать не стали, но если что, думаю, и он не откажется помочь. Потусуешь у нас, пока все уляжется, а там посмотрим, может, Серега договорится, чтоб ты у его родни в городе пожила. И работу какую-нибудь подыщем за это время. Говори давай, где ты торчишь? Слава приедет и заберет тебя, он выходной сегодня.

Растроганная заботой Нермин помолчала, обдумывая услышанное, потом обвела взглядом комнату и поняла, что не сможет заставить себя уйти отсюда. Только не сегодня и не сейчас, не с такой рожей — смутное отражение, мелькнувшее в стекле книжного шкафа, оказалось достаточно красноречивым, — и не с такой болью в воспалившемся горле. Нужно время. Немного. Час, два, три, день, неделя, сколько выдержит Неджет, или сколько она сама выдержит Неджета. Только бы прекратить это все, затормозить, щелкнуть пальцами, остановив время, и ничего, ни-че-го, совсем ничего не решать. Потом, потом. После.

— Слушай, Дин, спасибо вам и все такое, я понимаю, что я по-свински поступила, на уши всех поставила и пропала, и так не делается, — сказала Нермин, выходя в прихожую и осматриваясь. Неджета нигде не было — ни во второй комнате, ни в ванной, ни в кухне. На обеденном столе, прикрытые полотенцем, стояли какие-то тарелки, а рядом лежала придавленная вилкой записка с просьбой обязательно поесть.

— Надо же, завтра снег пойдет, наверное, — холодно проронила Дина. — Нермин, я рада, что ты типа научилась думать не только о себе любимой, но сейчас не об этом речь. Не надо отказываться. Я все понимаю, тебе дома привычней, и мать неохота оставлять, но так дальше нельзя. Ты чем дальше, тем больше всякой фигни делаешь, или с тобой делают, я не знаю. Опять будем кочевать из одной хаты в другую, потом вернемся к маме под крыло и снова вылетим оттуда пулей, и так до седых волос? Твой отец вообще в курсе, что у вас скандалы постоянно? Может, он с ней поговорит?

— Мой отец охреневшая тварь, про которую я ничего не хочу больше знать, так что давай про него не будем, — процедила сквозь зубы Нермин, вернувшись в зал. — Слушай, я не маленькая, да? Я сама все понимаю. Все кончилось, лучше уже не будет, надо жить самой и так далее. Я согласна на то, чтоб пожить у вас, и работать буду, хотя хрен его знает, кто мне будет столько платить, чтоб хватило и на съем, и на пожрать. Пофиг, разберемся. Может, с Ромкой что выгорит, он вроде хороший пацан. Но… Но я не могу сейчас, понимаешь?

— Ты хоть скажи, где ты и куда ты вчера пропала, — вздохнула Дина на том конце, а потом командирским окриком послала подальше лезущую к плите младшую сестру. — Задолбала уже, мать ее на меня свесит и валит к соседкам языками чесать. Нашли няньку… Вдвоем с тобой съедем, хоть ты и пьющая и легкого поведения, и в голове у тебя вместо мозгов нитка, за которую уши привязаны.

— Ну спасибо, — расчувствовавшись окончательно и одновременно обидевшись, фыркнула Нермин в ответ. — Я тебе скажу, где я, только ты никому, кроме Верки, ладно? Я не знаю, секрет это или нет, но…

— Давай рожай уже, я болтать не буду. Успокою только всех, а то тебя там уже в пропавшие без вести собрались объявлять. Серега с ночи в истерике бьется, бедный.

— Неджет меня вчера забрал.

Дина зависла, потом выдохнула в динамик звонкое: «Да ну на хер».

— Да хоть на нос. Вчера там караул был на весь дом. Соседи полицию вызвали, приезжал Адиль, как мне Неджет сказал. Ну, собственно, один поехал с матерью моей разбираться, а второй за мной, и я вообще без понятия, что бы со мной было, если б не он. К бабушке, конечно, надо было тащиться, но я не знаю, дошла бы или нет. Совсем хреново было, — спохватившись, Нермин торопливо добавила: — Но ты не парься, все уже нормально, и я ни к кому из вас не в претензии. Я там не так долго и пробыла, только успела с вами пообщаться, и он приехал, забрал меня. Потом отец позвонил, настроение испоганил, поцапались с ним. Поэтому пришлось звук выключить на телефоне, а утром, видно, Неджет включил, когда на работу уходил.

— Так ты, значит, и сейчас у него?

— Да, пока тут. Когда придет, скажу ему, что у вас поживу, может, тогда Славку и придется вызвать. Я тут даже не знаю, где ключи, если что. И вещей у меня никаких нет. Надо как-то попадать в квартиру и все забирать, или хотя бы часть. Если мать не повыкидывала уже. И отец не поможет, они с ней заодно, когда дело меня касается.

— Мда, ничего хорошего. Вы же с отцом вроде бы нормально общались… Ну да ладно. Я своего-то еле выношу, даже когда трезвый. Не грузись, разберемся. Как поговоришь там, скажи нам, что и как решила. И не пропадай больше, а то мы тут чуть не поседели.

Закончив разговор, Нермин поплелась в ванную. Горло с каждой минутой болело все сильнее — будто кипящей воды накануне глотнула, и это казалось ей чуть не самым главным поводом для того, чтобы впасть в истерику. Сейчас, когда надо было срочно разбираться с тем, как забрать вещи, к кому свалить жить и куда пойти работать, не хватало только свалиться с какой-нибудь простудно-температурной дрянью, превратив хату Неджета в лазарет, а его самого в медсестру. То есть медбрата…

В зеркале отразилось лицо, которое Нермин при всем желании не могла признать своим: меловая стенка со здоровенным бурым пятном, будто залепили комком краски по свежей побелке. Дело дрянь. Нермин порадовалась, что Неджет не дал ей продолжить увлекательную беседу с отцом, а то как бы и правда не поставили второй синяк для симметрии. Кто мог такое представить еще два, три, четыре года назад? Если б можно было вернуться в прошлое и поведать самой себе, что будет не веселая учеба в городе с кучей новых друзей и поездками домой на выходные, а вот такое, безнадежно-непоправимое и беспросветно-унылое, она бы подумала. Сильно подумала… И, конечно, ничего бы не сделала. Как не сделала после первого ухода отца — подруги ведь и тогда говорили: вали от матери, иди учись, иди работай, живи своей жизнью, а она не смогла. Не стала, не захотела, спустила все на тормозах, поджидая, пока наладится само собой. Пока взрослые разберутся. Вот и разобрались, вот и порешали. И ничего никому не предъявишь. Это ей предъявляют, а она не может. Берега попутала. Верх с низом скоро путать начнет, какие там берега… Еще и перед Неджетом было стыдно, и за то, что ругала его при подругах, а потом схватилась за него, как за соломинку, и за то, что опять навязалась ему в качестве незваной гостьи, и за то, что распустила вчера свои трясущиеся ручонки. Нет, конечно, она и друзей обнимала, и Адиля, но это было другое. Дурдом-2, построй тесные родственные отношения с седьмой водой на киселе за пару сраных суток.

От грустных размышлений Нермин отвлек скрежет повернувшегося в замке ключа. Она торопливо плеснула холодной воды в лицо и схватилась за выданную вчера новую зубную щетку. Через пару минут сверхскоростное умывание закончилось, и торчать в ванной больше было незачем. Нермин вышла, неловко поздоровалась с Неджетом, который уже успел разуться и теперь разбирал пакет с продуктами в кухне.

— Я отпросился пораньше сегодня, — сказал он, будто оправдываясь. — Вот молока купил, лепешку узбекскую… Будешь? Ты же так и не завтракала?

— Да я уходить собиралась, — окончательно смутившись, пробормотала Нермин. — Подруги звонят, переживают.

— Ночью они не особо распереживались, — сказал он и, смягчив тон, добавил: — Не обижайся, ладно? Я просто думаю, что не стоит тебе пока никуда уходить.

Нермин прислонилась к стене, сцепила на груди руки, с ненужной силой вцепляясь пальцами в плюшевые рукава халата.

— Они не могут меня по первому чиху к себе брать, я же уже говорила. И потом звонили, а у меня телефон был выключен. Сейчас мне есть куда уйти, и меня ждут.

— Я звук включил, когда уходил. Извини, что без спроса. Будить не хотел, но подумал, вдруг позвонить тебе понадобится, а ты не услышишь. Не переживай, я нигде там не шарился, если что, — сказал Неджет, будто пропустив мимо ушей ее последнюю фразу.

— Я и не переживаю. С чего ты взял? Спасибо, что подумал об этом. Я б так до обеда и проспала…

— Так сейчас и есть обед, — усмехнулся Неджет, указав на наручные часы. — Двенадцать дня. А ты еще не завтракала. Давай мы с тобой сперва с этим разберемся, а потом со всем остальным. Куда ты пойдешь и так далее.

Нермин молча кивнула — спорить попусту не хотелось, тем более что он говорил как раз то, что ей хотелось услышать. Неджет поставил перед ней тарелку супа и плюхнул рядом впечатляющих размеров бутерброд.

— Давай. Чтоб все съела.

Нермин невольно улыбнулась его строгому тону и взялась было за ложку, но тут же зависла, не решаясь сделать и глотка.

— Ты чего? — удивленно спросил Неджет, который устроился напротив с чашкой чая.

— Да ничего, — сказала она. — Просто горло немного болит.

— Немного?

— Ну то есть не немного.

— Все-таки заболела, — изрек он с мрачным видом. — Я как тебя увидел, сразу было ясно, что процесс пошел.

— В смысле? — напряглась Нермин. Неджет оглядел ее, будто раздумывая, как преподнести диагноз.

— Ну, ты бледная как поганка, под глазами синяки и…

Он не договорил: взялся за ее волосы и, открыв щеку, заткнул прядь за ухо. Нермин застыла мраморной статуей: сил хватило только на то, чтобы одарить его бешеным взглядом.

— Вот только не надо на меня так смотреть.

— Тебе так что ли было плохо видно?

— Да нет, видно хорошо. Более чем. И часто она тебя вот так разукрашивает?

Нермин еще больше взбесилась от буднично-хладнокровного тона, которым был задан этот вопрос. Захотелось взять и врезать со всей силы по коснувшейся ее и тут же убравшейся обратно на безопасное расстояние руке, но она отчетливо понимала, что не сделает этого — ни сейчас, ни когда-либо еще. Просто не сможет.

— Я тебе как бы вопрос задал, — настаивал на своем Неджет.

— Ну отвечу я, допустим. И что ты сделаешь? — проговорила Нермин, боясь, что не справится с расшалившимися нервами и сорвется на крик. — Зачем ты меня о таком спрашиваешь, а? Окей, давай, я тебе сейчас нажалуюсь, выложу все как на духу, а дальше? Поохаешь, пожалеешь, и на этом все. Проходили уже.

— То есть мне вообще ни о чем не спрашивать? Молча сидеть и любоваться, так?

— В сторонку отвернись и не смотри. Попозже тональником замажу, чтоб твою нежную психику не травмировать. Все равно ничего не поменяется. Ну допустим, пойдешь ты туда, поговоришь с ней, она тебе того же самого, что папаше, наговорит, и хрена с два ты ее переспоришь, потому что она мать, а я? Правильно, ты и сам все знаешь, кто я. Но это вообще не надо, ничего выяснять и ни с кем разговаривать. Я решила, я туда больше не вернусь. Смысла нет. Так что давай про это забудем.

— И сделаем вид, что у тебя нет фингала на пол-лица, и ночью я тебя из парка не забирал всю в соплях и слезах. Кстати, сейчас доешь, и в больницу в город поедем. Даже не спорь. Вдруг у тебя ангина, или сотрясение, или все сразу.

— Или понос с золотухой. И триппер. Не смеши людей, а? Если б я на каждый такой чих в больницы ездила…

— Сотрясение это не шутки. Триппер, кстати, тоже.

— Нет у меня сотрясения. И триппера нет, а то сейчас испугаешься.

— Ни сотрясения, ни триппера, ни врачебного диплома. Или я про тебя чего-то не знаю?

— Много чего не знаешь, наверное. Слушай, а может, ты ради этого со мной и возишься? — выпалила Нермин и тут же прокляла себя за слишком длинный язык. — То есть…

— То есть что? Нет уж, сказала а, говори бэ, — перебил Неджет. Нермин с ужасом поняла, что просто так съехать с темы уже не получится. — Ради чего я там, по-твоему, с тобой вожусь? Ради того, чтоб узнать из первых рук, что брательник мой нашел любовницу на семь лет младше себя и ее сыну от второго мужа игрушек на ползарплаты накупил в прошлом месяце? Это я и так знаю. Или о том, как ты совсем от рук отбилась, запилась и тебя весь поселок переимел, включая отцов твоих подружек?

— Заткнись, а то завтра тебя будут расспрашивать, кто тебе синяков наставил, — проорала она, вскакивая со стула. — Где мои шмотки? Хватит, нагостилась.

— Сядь на стул и ешь, пока суп не остыл. Учти, мне не до твоих истерик, — ответил Неджет с таким арктическим холодом в голосе, что ее пробрало до мурашек по спине. — И не до сплетен. А если б я вдруг заинтересовался той пургой, что про тебя говорят… Мне у тебя ничего выспрашивать не надо, Нермин. Твоя мать сама все всем в красках рассказывает — соседкам, подругам. А они додумывают, как им нравится. Тебе надо напомнить, где мы живем?

— Неджет, хватит, пожалуйста, — беспомощно проговорила Нермин, чувствуя себя все хуже с каждой секундой. Стены, увешанные многочисленными полочками, будто качнулись, сползаясь в центр, чтобы прихлопнуть ее как муху. — Я пойду лучше.

— Куда на этот раз? К подругам? К бабушке? Или к отцу?

— Куда надо, туда и пойду.

— И куда надо?

— Что ты как попугай переспрашиваешь?

— А ты ответь, и не буду.

— Тебе-то что?

— Интересно.

— Неджет, тебе говорили, что ты конченый мозгоеб и с тобой спорить, как себе в глаза ссать? — не выдержала Нермин снова. Он с меланхоличным видом помешал чай ложечкой, ни разу не задев края чашки, и отложил ее на салфетку.

— Сколько себя помню, столько говорят. И что мертвого достану, тоже. Только чуть-чуть другими словами. Так куда ты собралась?

— От тебя подальше.

— Даже так? Успел надоесть за ночь?

— Представь себе.

— Ты отсюда не выйдешь, пока не скажешь, куда собралась.

— Мне в полицию позвонить или с балкона выпрыгнуть?

— Давай, как раз скорую вызову, пусть тебя осмотрят. И Адиль приедет, он очень хотел с тобой поговорить насчет вчерашнего, да я его подальше послал, сказал, что ты не в состоянии сейчас ни с кем общаться, и вообще… А еще с час назад звонил твой отец.

— И что сказал? — насторожилась Нермин, хотя сдавать вот так свои позиции в их, если подумать, абсолютно дурацком споре вовсе не хотелось. Неджет торжествующе улыбнулся, и за эту улыбку ей захотелось одновременно и расцеловать его, и отколотить первым попавшимся под руку тяжелым предметом. Вся гигантская куча проблем, которые Нермин не могла выкинуть из головы с самого своего пробуждения, плавно отъехала на второй план, и стало зло, жарко и весело. Как будто не было на свете ничего важнее этой глупой, бессмысленной и беспощадной словесной потасовки, которую было так обидно прекращать. Но выбора не было, и, кажется, Неджет тоже это понимал.

— Садись, хватит уже. Если есть не хочешь, давай хоть чаю попей. Ты же так в голодный обморок свалишься.

— Дай мне конфеты, — попросила Нермин, изобразив самый скромный вид, на который была способна. Весь поселок переимел, значит? Вот твари. — Пожалуйста, если можно. И вообще, то, что про меня там болтают…

— Полная фигня, до которой мне нет дела. Долго ты собираешься конфетами питаться? Диабет заработаешь.

— Не могу я есть, мне таблетку от горла надо.

Он со вздохом придвинул к ней вазочку со сладостями.

— Ну, раз уж ты такая вежливая, не буду издеваться. Отец твой, как я понял, сожалеет о том, что тебя незаслуженно обидел, и готов взять свои слова обратно.

Нермин невольно усмехнулась.

— Он так никогда бы не сказал. Слов таких не знает.

— Ну я тебе примерное содержание разговора передаю. В общем, он в город к тебе ехать собирается после работы. Я ж ему задвинул, что ты у подруги.

— Блин, зачем ему это надо? Что ты ему на это сказал?

— Ничего не сказал, я типа тебя туда проводил, и на этом моя роль закончилась. Ты не пугайся, он, кажется, и правда мирно настроен. Наверное, ночью не было времени все как надо обдумать, вот и наговорил, что первое в голову пришло.

— Мне от этого не легче, — мрачно усмехнулась Нермин. — И на мирный настрой его мне плевать.

— Вот сама ему об этом и скажешь, когда увидишь. Я отдохну немного, если ты не против, а потом в город поедем. Он тебе позвонит, скорее всего, там договоритесь, где встретиться. Не спорь только, ладно? Так у тебя будет возможность на глаза ему показаться и объяснить по-нормальному, что там у вас было. Глупо будет терять сразу всех родителей скопом, согласись. И еще, ты уж прости, но сегодня я тебя к подругам не отпущу. А может, и завтра. Ты же не хочешь, чтоб я за тебя беспокоился?

— Еще раз тебе говорю, я с отцом общаться не собираюсь.

— И в аптеку заедем, тебе что-нибудь от горла купим, и маме мне надо лекарства забрать, — как ни в чем не бывало продолжил строить планы Неджет.

Покончив с едой, они перебрались в зал, совместными усилиями привели диван в порядок, устроились на нем практически бок о бок и уставились в телевизор, болтая о разных малозначительных вещах. Нермин была категорически против встречи с отцом, но спорить ей больше не хотелось. После все-таки выпитого чая стало тепло и уютно. Или, скорее, это согревала мысль, что можно со спокойной совестью застрять у Неджета еще на денек-другой, раз уж он так настаивает. Нермин было просто, спокойно и хорошо, будто происходящее повторялось в тысяча первый раз, и в тысяча первый раз она слушала рассказ о том, что начальник опять прифигел, что придется выйти в выходные, а заплатят три копейки, потому что тачка хозяйских знакомых. Она помалкивала, изредка вставляя пару подходящих по смыслу реплик, а Неджет радостно кивал в ответ, будто услышал что-то невесть какое умное — или невесть какое знакомое.

В какой-то момент Нермин неприятно кольнула мысль, что, наверное, он всегда делал так, когда жил с женой: приходил на обед и рассказывал о делах, а Асель поддакивала, как положено хорошей супруге. Правда, задуматься об этом как следует она не успела: очередную историю Неджета прервал телефонный звонок. Звонил отец, и пришлось все-таки договориться с ним о встрече, обдумывая каждое свое слово под многозначительным пристальным взглядом. Разговор получился коротким и мучительно неуклюжим. Отец, разумеется, не извинился и не сделал попытки объясниться или взять свои слова обратно, но вина пропитывала каждый звук его голоса, так что под конец Нермин захотелось самой попросить у него прощения. Извини, что тебя заставили на меня наорать. Это я виновата. Она, конечно, могла послать родителя подальше или и вовсе не взять трубку, но слова Неджета въелись ей в подкорку и поменяли там что-то, скрепив эмоции узлом из трезвого расчета. Как бы там ни было, надо, чтобы хоть кто-то остался на ее стороне. Не время теперь разбрасываться обломками — мало ли, вдруг что пригодится.