Дорога домой (гет)

Нермин, недовольно закусив губу, просматривала сообщения в вотсапе — почти двести штук. Увидев цифру, она сперва по привычке запаниковала: после памятных событий с Ромой обилие сообщений, чьи бы они ни были, заставляло ее ежиться от дурного предчувствия. Однако все оказалось просто и прозаично: у Динкиного сынишки снова случились колики, и он голосил всю ночь напролет, а Серега свалил в город на смену и предусмотрительно выключил телефон. Динка строчила сообщение за сообщением, но не в личку Асель, а в их созданную на троих беседу — не то ошибившись впопыхах, не то желая еще раз показать Нермин, что ее ждет, вздумай она родить Неджету наследника. Асель утешала Динку, как могла, параллельно пытаясь укачать дочь, у которой полезли первые зубы. Пробежав глазами оставшиеся сообщения, Нермин отложила телефон и, почуяв запах горелого, метнулась в кухню. На этот раз ее опасения оправдались: зажарка, забытая в большой сковороде, благополучно дотлела до состояния первоклассного угля. Чертыхнувшись, Нермин отключила газ, сцапала сковороду прихваткой и сунула ее под струю воды. Вверх долбануло столбом пара, сковородка разразилась гневным шипением, а незаметно подкравшаяся Айша зацокала голодной белкой, заставив Нермин подпрыгнуть от испуга.

— Ты чего, заикой меня решила оставить? — возмутилась она.

— Опять сожгла? И сковородку холодной водой… — протянула Айша, качая головой. — Нельзя же так, ну сколько тебе говорить. Антипригарное же покрытие.

— И что дальше? Надо было ждать, пока догорит? И вообще, если тебе так принципиально, спрячь эту сковороду под подушку и спи с ней.

— Повезло брату с женой, — насмешливо продолжала Айша. — Хозяюшка… В телефоне поди опять сидела? Детей нарожаешь, как смотреть за ними будешь? Маме привезешь и оставишь? Вас самих тут хватает.

— А когда твой муж моему пять косарей вернет? — не растерялась Нермин. — До первого числа занимали, до сих пор отдаете. Закрылась лавочка — не все Неджету на вас работать.

— Я сама с братом это все решу без твоих соплей, — разозлилась Айша.

Нермин благоразумно не ответила. Интуиция, навострившаяся за почти год совместной жизни с семейкой Неджета, не обманула. Из-за угла показалась свекровь, обмахивавшаяся вафельным полотенцем.

— Девочки, а что это у вас тут такое? Дыма сколько…

— А это невестка супчик варит Неджету. Хорошо, хоть не нам это есть, — поспешила выдать информацию Айша. Роза вопросительно посмотрела на Нермин, и та уже привычно сделала испуганно-виноватое лицо. Было немного стыдно, зато действовало безотказно. И в этот раз тоже.

— Ну и что теперь? Бывает. Дочка, оставь ты эту сковородку, я сама сейчас помою, или потом вместе со всей посудой… Иди лучше хлеб отнеси, зажарку мы сами доделаем. Айша, ты хлеб-то нарезала? Как еще нет? Отец уже за стол садится, а ты…

Получив тарелку с горой нарезанного хлеба, Нермин едва сдержалась от того, чтобы показать Айше язык. В чем-то Нермин, конечно, понимала Айшу и даже сочувствовала, но та слишком старалась затолкать ее в роль послушной келинки, чтобы это сочувствие могло получить сколько-нибудь ощутимую форму. А еще Айшу страшно бесило, что скоропостижно залетевшая Дина неждано-негаданно подружилась с Асель на спешно организованной свадьбе, где обе были подружками невесты. Теперь они проводили целые часы за увлеченным обсуждением цвета детских какашек, перемыванием костей мужьям и обменом быстрыми рецептами. Айше, у которой дети уже вышли из пеленочного возраста, в этой дружной компании места не было, или она сама старательно себя в этом убеждала, чтобы найти очередной повод прицепиться к Нермин. Поначалу Нермин это изрядно раздражало, но, изучив расстановку сил в доме, она научилась прятаться от придирок Айши за юбкой свекрови. Роза ее тоже бесила хлопотливостью и манерой совать нос во все дела, однако чем дальше, тем больше молчаливое раздражение уступало место иной эмоции, которую Нермин отказывалась называть настоящим именем даже про себя. Она почти искренне радовалась приготовленному с утра пораньше завтраку из трех блюд, почти искренне улыбалась, получая подарки, и иногда даже делала попытки сама изобразить что-то, похожее на шаг навстречу, но всякий раз старательно убеждала себя, что это только ради Неджета. Вторая мать была ей не нужна — первую-то едва спровадили подальше, и то для этого понадобился весь авторитет и апломб Мурата, который после пары сцен запретил ей приближаться к дому на пушечный выстрел. С тех пор Нермин о матери ничего толком не знала, кроме сплетен, которые иногда приносила Айша: то вроде бы мать сошлась обратно с отцом, то вроде бы у нее появился какой-то мужик, не то одноклассник, не то дружок детства, и теперь соседи воют, потому что они затеяли в квартире ремонт. Отец звонил время от времени, и Нермин обменивалась с ним дежурными фразами. Как дела, все хорошо, прекрасно, пока. Она, разумеется, не простила и прощать не собиралась, но, если расстаться с матерью было легко и просто, то при мысли о том, чтобы послать подальше отца, в груди начинало протестующе ныть. Неджет, который сперва настаивал на том, чтобы Нермин перестала отвечать на звонки родителя, тоже смирился и делал вид, что не замечает их общения.

Нермин тоже многого не замечала — за время их с Неджетом семейной жизни она освоила это умение в совершенстве. Поначалу сама мысль о том, чтобы смириться, сдаться и позволить многим вещам просто происходить, приводила ее в бешенство, но, когда отгремели первые постсвадебные ссоры, сменившись тягостным молчанием, Нермин волей-неволей пришлось наступить себе на горло. «Все это ради Неджета» — это стало ее мантрой, которую она повторяла за день пару сотен раз. А иногда мантра пригождалась и ночами, когда Адилю срочно надо было взять диск для плейстейшн в комнате брата, или Роза приходила узнать, не мучит ли сыночку бессонница.

Бессонница Неджета и правда мучила. Поначалу он казался Нермин совершенно таким же, как раньше, будто ничего и не было, или радостная предсвадебная суета смыла все дурное шумным потоком. Потом начались мелочи, на которые ей не хватило ума обратить внимание: разозлился из-за пустяка, лег спать позже обычного, почти не ел, потому что весь день пробегал. Вроде бы ничего особенного, но с каждым днем таких мелочей становилось все больше. В итоге, когда пришло время переезжать в купленную после долгих споров и криков квартиру, Нермин обнаружила, что Неджет не в состоянии заниматься переездом, потому что почти не встает с кровати, ничего не хочет, огрызается на каждый чих или вовсе целыми часами молчит. Он заболел и болел с переменным успехом долго — почти полгода. За эти полгода Нермин успела пожалеть, что вышла за него, целый миллион раз, и столько же раз сказать себе, что любит его и никого другого ей не надо. Ей казалось, Неджет читает ее мысли — каждую буковку, и запоминает, делая какие-то свои, несомненно неправильные, выводы, о которых молчит, как партизан под пыткой. От этого было больно и страшно, но она старалась быть спокойной и терпеливой, запретив себе думать о том, что будет завтра. Дождь заливал окна, смывая прилипшие к стеклу листья, потом их заметал снег, а дядя Мурат матерился во дворе, раскидывая его лопатой с дорожки. Потом снег вдруг исчез, растопленный бессовестно-ярким апрельским солнцем, и тогда Нермин поняла, что ей стало легче. Им обоим. О переезде никто больше не говорил, про квартиру все будто бы разом забыли, но Нермин надеялась, что и эта проблема однажды решится сама собой, если быть достаточно терпеливой. Тем более что ни Мурат, ни Роза ее специально не обижали, а Адиль и вовсе сделался настолько заботливым и болтливым, что начал ей надоедать.

С наступлением жары Нермин с Неджетом оборудовали себе логово в просторной летней кухне. Неджет вынес оттуда старые шкафы, наскоро переклеил обои и разрешил Нермин заказать мебель по своему вкусу. Она неделю провела, выбирая себе обстановку по каталогам, и вскоре у нее появилось какое-никакое, а все же собственное жилище, в которое ни Роза, ни Мурат не забредали без особого разрешения Неджета. Даже есть теперь получалось там, избавившись от торжественных семейных трапез. Нермин обычно помогала накрыть в столовой, потом забирала кастрюльку с отложенной для них с Неджетом едой и пряталась в своем убежище до следующего раза. Чаще всего она была одна, если, конечно, ее не отпускали в гости к Дине или Асель, которым надо было помогать с детьми. Неджет, едва немного поправился, потребовал, чтобы ему разрешили работать, и отец устроил его по блату к тому самому знакомому, что строил микрорайон в городе. Теперь он пропадал там с утра до позднего вечера, а в выходные назло родителям то начинал ремонт в доме, то перекрывал и без того целую крышу на гараже, то копал фундамент для курятника, каждый раз ехидно интересуясь у отца, сколько еще остался должен за помощь. Мурат психовал, наблюдая за тем, как Неджет громит надворные постройки и портит садовые насаждения, но сделать ничего не мог: Неджет каждый раз оказывался упрямее. Соседи, с которыми Нермин познакомилась и даже подружилась, делали ставки, через сколько Мурат выгонит сына из дому, но каждый раз ошибались: тот стоически терпел, даже несмотря на то, что сделанная Неджетом гаражная крыша протекла в первый же ливень.

На этот раз Нермин застала мужа в саду. Они с Адилем все-таки взялись копать для отца долгожданную канаву под новый водопровод — работали с раннего утра до полудня, потом делали перерыв на поспать и снова брались за лопаты. Увидев ее, Неджет, снова споривший о чем-то с отцом, счастливо улыбнулся. Теперь он всегда улыбался ей так, будто она была его персональным светом в окошке, и Нермин это нравилось.

— Вы обедать идете? Тетя Роза всех уже звала, — сказала она, обходя Мурата и вставая у Неджета за спиной. Тот обернулся, поймал ее за руку, притянул к себе и чмокнул в макушку.

— Сейчас, вот решим один сложный технический вопрос.

— Давайте потом с вопросами, а? — взмолился куривший в теньке Адиль. — Я в эту яму в голодный обморок сейчас свалюсь. Нермин, а что у нас на обед?

— Зая, я после обеда уеду, да? — между делом уточнила Нермин, проигнорировав Адиля, чтобы Неджет опять не начал выдумывать поводы для ревности. Она собиралась в гости к Дине, которая после очередного скандала с Серегиными родителями заставила Серегу съехать на съемную квартиру и страдала без помощи, но наотрез отказывалась возвращаться обратно.

— Конечно, езжай, — кивнул Неджет. — Я в магазин поеду, нам тут кое-чего докупить надо, и заброшу тебя.

— Куда забросишь? — вмешался Мурат. Нермин выругалась про себя — она знала, что так и будет. Свалить без косвенного предупреждения было легче и проще, но потом свекр бы потихоньку-полегоньку вытрепал нервы и ей, и Неджету.

— К подруге поеду, — сказала она, стараясь, чтобы голос не выдал ее желания врезать собеседнику лопатой по хребту. — Помочь попросила, с ребенком посидеть. Опять не спал всю ночь.

— Матери помочь надо, завтра у нас гости, — тут же выдал Мурат. Нермин перевела выжидающий взгляд на Неджета. Тот вздохнул.

— Папа, пусть Нермин едет. Мама с Айшой сами как-нибудь справятся.

— Лишние руки никогда не помешают, — продолжал упрямиться Мурат. — Сегодня вечером еще тетя Зуля обещалась заехать с внуками…

— А, ну так она маме и поможет, — светски улыбнулся Неджет. — А мы тогда в город поедем с Нермин, я ей в кино давно обещал… И Адиля с собой возьмем. Адилька, ты поедешь?

Адиль на заднем плане с готовностью согласился. Мурат оглядел их троих, неодобрительно покачал головой и, наконец, сказал:

— Хорошо, пусть едет к своей подруге. Но чтобы не с ночевкой. Замужняя женщина, нечего шататься по гостям. Что соседи скажут?

Нермин благоразумно промолчала и довольно улыбнулась Неджету.