Дочь Волдеморта (СТАРАЯ РЕДАКЦИЯ!) (гет)

Pulex irritans Linnaeus или, как ее еще называют, блоха человеческая — вот в какое насекомое трансфигурировал Тэо свою не в меру ретивую подругу. Первое время они долго тренировались, и Гермиона училась воспринимать мир из столь необычайного положения, перемещаться по кожным покровам, преодолевать расстояния гигантскими блошиными скачками и смирять в меру сил инстинкты нового организма. Но уже через неделю она достаточно освоилась для того, чтобы предпринять свой первый грандиозный вояж.

Дело, однако, это было непростое.

Целых девять дней мадам Малфой проводила всё свое свободное время, просиживая на каменных выступах в холле над входом в привратницкую, куда ее относил Тэо, едва ведьма прибегала к нему.

Сидеть на камне было чрезвычайно скучно и неудобно, к тому же ее блошиное естество очень скоро начинало страдать от нестерпимого голода. Они еще не пользовались никакими порталами, ибо Гермиона была уверена, что, в соответствии с законами мудрого маггла Эдварда Мёрфи, выпадет так, что эта штука обязательно сработает в тот момент, когда Габриэль наконец-то попадет в гимназию во время «засады».

Потому профессор изучения нечисти в условный час забирал заговорщицу, проходя мимо ее поста, и у себя в кабинете превращал обратно в человека, милостиво разрешая по дороге туда изнемогающей от голода Гермионе «кушать вволю».

Горе-шпионка знала, что уже трижды за этот период прозевала свою жертву, не находясь на месте в момент, когда та появлялась в гимназии. Это заставило Гермиону забросить всё на свете и торчать на прокля́том камне до умопомрачения. Она почти не бывала дома, не высыпалась и даже один раз отменила урок легилименции у Огненных Энтузиастов, решив почему-то с твердой уверенностью, что Габриэль появится именно перед обедом в пятницу.

Не появилась.

Но леди Малфой всё равно не отчаивалась.

Во время своих бдений Гермиона сделала массу совершенно бесполезных наблюдений.

Теперь она знала, что Марьятта Дельмонс встречается с Диего Хорсом и уединяется с ним в комнатушке для хранения швабр под лестницей в правое крыло. Знала, что призрак княгини Констанции по ночам кружит в одиноком вальсе по пустынному холлу и что-то напевает вполголоса себе под нос. Знала, что толстый, словно воздушный шарик, Живоглот таскает в замок мышей, которых ловит где-то за территорией, и полуживыми проносит тайком в левое крыло, где обитают студенты.

Узнала она, что ночами по гимназии ползает огромная змея Нагайна, что призрак графа Сержа заигрывает со старшей дочерью князя Шербана Сицей, что портреты Терпсихоры Вульрок и Мистресс дю Бусси, висящие около входа в Трапезную, не ладят между собой и постоянно сцепляются чуть ли не в драке. Что Женевьев Пуанкари часто помогает Рону в привратницкой чистить заляпанные воском магические портреты, а Сэмьюэл Грин и Отто Гвинбург нарочно пачкают их, когда изображения уходят с полотен, находя эту проделку бесконечно забавной.

Гермиона видела, как часто по ночам замок покидает закутанная в длинный плащ Амаранта и пешком идет куда-то в сторону уходящего вниз леса...

Бесконечно много ненужных сведений и одни сплошные неудачи в ее основном плане.

Не вечно же куковать здесь, поджидая у моря погоды?

Она забросила всякую личную жизнь, уже неделю не видела своего мужа, почти перестала общаться с дочерью и халатно относилась к обязанностям преподавателя. Это не могло продолжаться долго.

Но, когда в четвертый раз пропустив появление Габриэль, о котором ей сообщил Рон, и уже окончательно утратив надежду, Гермиона стала искать другой план попасть в роскошную шевелюру «подследственной», Богини Судьбы наконец-то сжалились над упорной колдуньей, и она оказалась там, где хотела — среди белокурых локонов любовницы Волдеморта.

Это случилось на второй неделе декабря и послужило началом очередной страницы необычайного преследования.

Теперь было не так скучно.

Гермиона узнала о Габриэль Делакур много нового и совершенно перестала верить, что временщица ее отца контролируется заклятием Империус. Слишком живой и деятельной была эта шлюха.

Гермиона наконец однозначно согласилась с терминологией Фреда Уизли — оказалось, что юная мисс Делакур ублажала не только своего повелителя, но и добрую половину его преданных слуг!

Несколько раз расследовательнице приходилось присутствовать и при этом — и только стоило распутной внучке вейлы приблизиться к Волдеморту, как Гермиона поспешно ретировалась куда угодно, опасаясь, как бы многомудрый Черный маг ее не обнаружил.

Габриэль неизменно присутствовала на всех шумных сборищах Пожирателей Смерти. Она с обворожительной улыбкой и легкостью свирепого опричника шутила об их кровавых похождениях, которых, к ужасу Гермионы, оказалось немало.

Она играючи помогала выносить смертные приговоры и смеялась над этим.

Она становилась участницей ужасающих игрищ и забавлялась чужой бедой, поднимая кубки эльфийского вина за упокой пока еще живых волшебников.

Бывало, леди Малфой часами просиживала в пустой квартире фаворитки Волдеморта, где дожидаться хозяйку было еще скучнее, чем на камне в холле гимназии. А иногда крошечный портал, закрепленный на одной из ее задних блошиных ножек, уносил Гермиону на атласную белую подушечку в кабинет Тэо до того, как Габриэль появлялась дома.

Преподаватель изучения нечисти несколько раз пытался вразумить свою упрямую подругу и доказать той тщету ее бесконечных наблюдений, которые так долго не давали желанных плодов. Но совершенно безрезультатно.

Гермиона окончательно погибла для внешнего мира. Она даже на Рождество умудрилась оставить семью и пуститься за Габриэль в многочасовое турне по пьяным сборищам Пожирателей Смерти.

Время шло, Гермиона узнавала всё больше ужасов, от которых в ее желудке стыла кровь преследуемой ведьмы. Но каким бы страшным человеком ни была Габриэль Делакур и какие бы кошмары ни творили ее дружки, — ни о предательстве, ни о Гарри Поттере ничего не было слышно.

Началась весна, и леди Малфой уже готова была сдаться, лишь укрепившись за эти бесплодные месяцы в своем отвращении. Но всё, что ей пришлось вынести ради этого расследования, было вознаграждено сполна — правда, только восемнадцатого марта наступившего нового года.

* * *

Был вечер среды. Занятий в гимназии у Гермионы в этот день не было, и она с самого утра затаилась в роскошных волосах Габриэль. Портал должен был перенести крошечную блоху в кабинет Тэо только в два часа пополуночи.

В половине девятого наблюдаемая уже вернулась домой, и Гермиона с тоской предвкушала долгие часы ожидания, прежде чем можно будет выбраться отсюда. Уляжется эта красотка спать — и кукуй до ряби в глазах на ее беспечной головке. Впрочем, Гермиона научилась дремать в облике блохи — и это часто спасало ее в таких ситуациях, да и время экономило.

Но поспать в этот день не довелось.

Очень скоро, Габриэль успела только перекусить да переодеться в домашнее, раздался стук дверного молотка. Судя по реакции, хозяйка ждала кого-то.

«Ну вот, только порно мне сегодня и не хватало», — мрачно подумала Гермиона в ее волосах.

Но на пороге оказалась женщина.

Вроде бы француженка. Симпатичная русоволосая ведьма лет тридцати с большими синими глазами. Как выяснилось, парикмахерша.

Гермиона вспомнила, как недавно Габриэль жаловалась Данкану Эйвери, что замучалась со своими волосами — они растут так, будто она пьет Власоростный настой. И крошечная блоха поспешила перебежать под одеждой на спину девушки, чуть не съехав по шелковой ткани, и с трудом зацепилась за хлопчатобумажные леггинсы.

Парикмахершу звали Лоло, и они, судя по всему, были с Габриэль подругами и виделись довольно часто, хотя Гермиона за всё это время не застала ни одной их встречи.

Пока визитерша готовила инструменты, любовница Темного Лорда снова принялась жаловаться на свои непослушные пряди.

— Сейчас всё приведем в норму, — пообещала Лоло, усаживая девушку перед зеркалом. И принялась за работу.

Через полчаса она закончила, и женщины уселись пить чай. И тут у Гермионы часто-часто застучало ее крошечное сердце.

К этому моменту она снова перебралась в аккуратно уложенные волосы, откуда открывался отличный обзор, на свой любимый наблюдательный пост чуть левее темени, где на голове Габриэль была небольшая шишечка. И оттуда заметила, как парикмахерша незаметно бросила в чашку своей подруги крошечную гранулу неизвестного вещества.

Неужто дождалась?

Гермиона впилась передними лапками в одну из белокурых волосин и стала внимательно наблюдать за происходящим.

Габриэль отпила чаю и, поставив чашку на стол, сладко зевнула. Потом еще раз. Потом пожаловалась на тошноту. Хотела встать, но медленно сползла со стула на пол, лишившись чувств.

Лоло, лицо которой мигом стало сосредоточенным и серьезным, поднялась из-за стола, левитировала на диван бесчувственное тело и сняла со своего запястья тоненький золотой браслет. Она надела его на руку Габриэль, посмотрела на часы и начала делать совершенно непонятные вещи.

Вымыла и убрала чашки на кухне, сложила свои инструменты, а потом зачем-то расстелила постель Габриэль и стала переодевать ту в пижамный костюм. Затем бросила вещи на кресло у кровати, налила в стакан воды и поставила на тумбочку. Ушла в ванную, и через открытую дверь Гермиона видела, как она плеснула водой на зеркало и зубную щетку, открутила колпачок пасты и увлажнила большое банное полотенце.

После этого загадочная парикмахерша еще раз посмотрела на часы, потушила в квартире свечи и трансгрессировала прочь.

Гермиона осталась в волосах своей бесчувственной «подследственной» в полном смятении. Но тут их обеих рвануло куда-то, и на секунду ведьма в ужасе решила, что это в самый неподходящий момент сработал ее портал.

Это действительно был портал. Но не крошечный красный бантик на задней ножке блохи, а тонкий золотой браслет на руке спящей женщины.

* * *

Комната, в которой приземлилось тело Габриэль Делакур, была полутемной и небольшой. Но оглядеться Гермиона не успела — над головой неподвижной в беспамятстве красавицы, прямо перед глазами леди Малфой, склонился тот, кого наследница Темного Лорда менее всего ожидала увидеть.

Повзрослевший и возмужавший... Ли Джордан!

Вот тут Гермионе показалось, что она сошла с ума.

Тем временем школьный приятель близнецов Уизли начал проделывать следующее: приволок из настенного шкафа целую стопку каменных шкатулок с резьбой, выстроил их на небольшом столе, на другой, огромный, застланный белой простыней, левитировал Габриэль.

В этот момент в дверь заглянула чья-то голова, и, сдавленно охнув, молодая женщина потрясающей красоты, но только очень бледная и взволнованная, подбежала к столу, звонко стуча каблучками.

— Т’ги должен б’гыл меня поз’гвать! — возмущенно воскликнула она, коверкая речь на французский манер, и схватила руку бесчувственной Габриэль.

— Она же спит, — удивился Ли Джордан, раскрывая свои шкатулки, от содержимого которых, незримого для Гермионы, исходил слабый дрожащий свет.

— Г’упый, какая раз’гница?! — возмутилась женщина, и, приглядевшись, Гермиона узнала в ней Флёр.

Узнала, и еще больше изумилась. Вроде как супруга Билла Уизли громогласно разругалась с младшей сестрой, а тут сжимала ее безжизненную руку с явными трепетом и любовью. Еще и слезы выступили на огромных голубых глазах.

— Mon doux bébé(1), — всхлипнула Флёр, опускаясь перед столом на колени. — Что ты коп’хаешься?! — сердито буркнула она Джордану.

Тот тем временем снял с руки Габриэль использованный портал и отложил в сторону. Затем вытащил волшебную палочку и подцепил из ближайшей шкатулки длинную серебряную нить.

Мысли!

Словно завороженная, наблюдала Гермиона за тем, как перемещал Ли Джордан содержимое многочисленных шкатулок в голову бесчувственной, а ее сестра тем временем всхлипывала, гладя белоснежные холодные руки.

Это заняло довольно много времени. Но вот каменные шкатулки опустели.

— Пойдем, — строго сказал Джордан, доставая какую-то колбочку и смачивая ее содержимым ватный тампон, которым провел над верхней губой Габриэль. — Пошли, Флёр!

— Ли, ми’гленький, можно я ос’гтанусь...

— А ну марш отсюда! — топнул ногой колдун и, ухватив молодую миссис Уизли за локоть, чуть ли не насильно увел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

Глубоко потрясенная Гермиона ждала, что будет дальше.

Вскоре Габриэль пошевелилась. Сморщила очаровательное личико и, повернувшись на бок, медленно села на столе.

Некоторое время она не двигалась, сильно зажмурив глаза. Потом спустила ноги вниз. Огляделась. Порывисто обхватила себя руками и начала слегка раскачиваться.

Так прошло около десяти минут.

За дверью послышались шаги, но никто не вошел.

Габриэль спрыгнула на пол и приблизилась к настенному зеркалу, которого Гермиона сразу не приметила. Долго вглядывалась в свои черты. Потом прижалась лбом к гладкой поверхности и снова зажмурилась.

Далее девушка порывисто вздохнула и, поежившись, твердой походкой пошла к шкафу. Вытащила оттуда мантию и надела поверх пижамы. Поправила прическу. И направилась к двери.

Когда Габриэль вышла в огромную, ярко освещенную комнату, первым делом ей на шею бросилась заплаканная сестра, огромные глаза которой сверкали слезами и счастьем.

— Ну-ну, — нежно погладила ее коварная кобра Волдеморта, тоже сжимая в объятьях, — будет. Чего ты ревешь, Ангелочек? Я жива.

— Габи... — сквозь слезы прошептала женщина, — родная моя...

— Флёр, да оставь ты, задушишь! — строго сказал высокий рыжеволосый мужчина с лицом, испещренным шрамами. Гермиона узнала Билла Уизли. — С возвращением, Габриэль!

— C возвращением, дорогая, — произнес другой очень знакомый голос. — Как вы?

За закрывшими обзор локонами Флёр показалось лицо Люпина. Гермиона поняла, что если она сейчас же не бросит удивляться, то действительно сойдет с ума. И стала просто смотреть.

В комнате оказалось полно народу, и многие были знакомы наследнице Темного Лорда. Среди поздравляющих Габриэль с возвращением и сердечно обнимающих ее людей были Кингсли Бруствер, Артур и Чарли Уизли, Аластор Грюм и даже Виктор Крам.

В этой комнате собрались члены Ордена Феникса!

Очевидная мысль заставила Гермиону удивиться в последний раз. Дальше она просто слушала.

Слушала, как, устроившись на удобном диване и не выпуская рук то и дело всхлипывающей сестры, Габриэль начала подробно и обстоятельно излагать всё более-менее важное, что произошло за последнее время в среде Пожирателей Смерти.

Незнакомый приземистый волшебник бойко стенографировал всё, что она говорила самопишущим пером.

Гермиона поняла, сколь многое она сама пропустила мимо ушей во время своей слежки. Габриэль перечисляла только факты, причем многие из них вызывали дрожь.

— Джоанну Серафен можно попробовать спрятать, — подытожила свой отчет молодая девушка, — но Джейкоба Орвьедо трогать нельзя. Слишком очевидно.

— Подумаем, что тут можно сделать, — подал голос Кингсли Бруствер. — Аластор, вы займетесь мадам Серафен. Ее можно переправить к Эмпаирам в Ирландию. Виктор и Билл обеспечат прикрытие.

— Разберемся, — кивнул Грюм.

— Неуж’гели ничем нельзя помочь мисте’гу Орвьедо? — возмутилась Флёр Уизли.

— Попробуем спасти Лору Орвьедо, — после паузы сказал Грюм. — Если бы удалось выслать ее на континент под благовидным предлогом и задержать там, пока эти шакалы будут рвать ее мужа, возможно, удалось бы сохранить ей жизнь.

— Ты уверена, что д’Арвилю ничего не грозит? — спросил у Габриэль Виктор Крам. — Это очень странно. Мы убеждены, что на него готовится покушение.

— Я ничего не слышала, — вздохнула Габриэль, — но это уже не показатель. Я всё больше убеждаюсь, что Волдеморту что-то известно.

При этих словах Флёр вздрогнула и еще сильнее сжала ладони сестры.

— Что-то конкретное? — деловито спросил Грюм.

— Нет. Но вы же видите, мне говорят всё меньше. А еще он стал странно называть меня, — поморщилась Габриэль. — То Апатой, то Нефелой, то Астреей. Я не понимаю, разумеется, его намеков, когда он бросает их, и не реагирую. Но я вполне осознала их сейчас.

— А теперь поясни сирым и убогим, — попросил Чарли Уизли.

— Апата — в греческой мифологии богиня обмана, — заговорил вместо девушки Люпин и все взоры обратились к нему. — Нефела — богиня туч, богиня-облако, — продолжал волшебник, — она способна принимать чужой облик. Астрея — богиня справедливости, защитница правды.

— Ты б’гольше не должна возв’гащаться туда! — вскрикнула Флёр. — Мы сп’гячем тебя в Ир’гландии вместе с Эмпаирами и Се’гафен! — Флёр лихорадочно оглядела окаменевшие лица собравшихся. — Он ’гже убьет ее! — срывающимся голосом выкрикнула она.

— Зато мама перестанет проклинать меня, — с грустной улыбкой произнесла Габриэль. — Ну, Ангелочек, прекрати! — потрепала она сестру по волосам. — Я как раз считаю, что это тебе, Мари-Виктуар и Дóминик следует перебраться в Ирландию. Он не убьет меня, — после паузы добавила она будничным тоном, — это слишком просто. Волдеморт грозился превратить Астрею в Эйлитию, — закончила она и отвела взгляд в сторону.

Почти все воззрились на побледневшего Люпина, и только седобородый неизвестный Гермионе волшебник в очках охнул, а какая-то тучная дама присвистнула.

— Эйлития, — запинаясь, пробормотал стареющий оборотень, — это греческая богиня деторождения, богиня, которая зажигает огонь материнства в душе каждой женщины.

Повисла гробовая тишина.

— Мы подумаем об этом, если это произойдет, — первой заговорила Габриэль. — Где там моя настойка для роста волос? И когда следует ожидать Лоло?

— Услуги Лоранс понадобятся вам приблизительно через две недели, — сообщила знакомая с греческой мифологией тучная дама, протягивая Габриэль кубок с резко пахнущим настоем.

— Вот и отлично. — Девушка залпом осушила его и запустила пальцы в волосы так, что Гермиона едва успела отскочить в сторону. — Ангелочек, прекрати паниковать! И перебирайся лучше в Ирландию.

— Quelle sotte créature(2)! — прошептала Флёр.

— Нам нужны новые люди, — громко сказал тем временем долго молчавший Кингсли Бруствер. — Как бы то ни было, мисс Делакур стала приносить слишком мало сведений. К тому же практически неизвестно, что происходит в Черной Гимназии. Чарльз...

Предводитель Ордена Феникса посмотрел на Чарли Уизли, который вдруг вскинулся, сверкнув глазами.

— Нет! — с негодованием отчеканил он. — Никогда в жизни я не стану втягивать в это Ами! Мы миллион раз говорили об этом! Со мной делайте всё, что хотите, но Ами я подвергать опасности не буду!

— Чарльз, — мягко вмешался в спор Люпин, — с тех пор, как твой брат нас оставил, ситуация с гимназией Волдеморта постоянно ухудшается. Полная изоляция. Ты же понимаешь...

— Ами я втягивать в это не стану! — ударил кулаком по спинке стула Чарли.

— Фред — мерзкий гоблин, трусливый, как Лунный Телец(3)! — вскипела неожиданно Габриэль. — Я просила не поминать его имени в моем присутствии никогда!

— Но ведь я и не... — попытался защититься Люпин.

— Молчите, юная леди! — перебил Грюм. — Вы и так рисковали всем, когда пошли выговаривать ему свои претензии, не слив мысли и не откорректировав память! Так что теперь не вам поднимать эту тему!

— Волдеморта не было! — ощетинилась Габриэль. — А этому ублюдку я должна была всё сказать! Должна была!

— Оставь ее, Аластор, — взмолился Артур Уизли, — девочке столькое приходится выносить...

— Посмотрел бы, что б она вынесла, попадись со всеми своими воспоминаниями Волдеморту! — гаркнул Грюм. — Как дети малые... — Он смерил грозным взглядом Чарли Уизли.

— Эта тема не обсуждается, — отрезал тот, скрестив руки на груди.

— Моя се’гстра рискует жиз’гнью ка’гждый день! — вдруг вскочила на ноги Флёр. — А т’гы защищаешь эту девчонку, будто на ней к’глином сошелся свет! Тогда как она могла б’гы приносить пользу! Эго’гист!

— Довольно того, что делаю я! — вскипел Чарли. — Весь мир не обязан рисковать ради Ордена Феникса!

— Не р’гади О’гдена, а р’гади людей!

— Флёр, дорогая, — попытался утихомирить супругу Билл.

— Ост’гавь меня! Все дума’гют только о себ’ге!

— Когда это я не выполнял своего долга?! — взбеленился Чарли, тоже вскакивая на ноги.

— Пожалуйста, успокойтесь, — беспомощно пробормотал Люпин.

— Мо’гчите! — накинулась и на него Флёр. — Ва’гша жена такая же эго’гистка, как и он! — взбешенная ведьма указала изящным пальчиком на Чарли. Лицо же ее утратило всякую привлекательность — оно заострилось, приобретая подлинные черты вейлы.

— Дора не эгоистка! — ощерился Люпин. — Она...

— Что?! Что о’гна сде’гала для О’гдена Феникса?!

— Довольно и того, что она позволяет мне участвовать во всем этом, — ледяным тоном оборвал тот.

— Прекратите свару!!! — зычно крикнул Кингсли Бруствер, и все мгновенно притихли. Чарли и Флёр опустились на свои места. — Голосите, как домовики на кухне! Наше дело — добровольная жертва. Я приношу свои извинения, Чарльз. Более мы не будем возвращаться к вопросу о посвящении домнишоары Нэсмизидас в Орден Феникса. Простите.

На лицах многих собравшихся отразилось недовольство, а Флёр демонстративно отвернулась в сторону.

Что было дальше, Гермиона так и не узнала — портал знакомо рванул ее вверх, унося прочь из нового штаба Ордена Феникса на атласную подушечку в трансгрессионном кругу кабинета Тэо.

________________________________

1) Моя милая крошка (франц.).

2) Ну и дурочка! (франц.)

3) «Очень пугливое существо, которое вылезает из своей норы только при полной луне...» (с)

Дж.К.Роулинг «Магические твари и где их искать».

Вы были ли когда-нибудь в аду?

В постели демона, в чумных когтях порока?

Бывало, засыпали на краю

У самой бездны — черной и глубокой?

Смотрела ль вам в глаза с оскалом смерть,

Лаская ваше тело без стесненья?

Вам приходилось сжать в кулак стальную плеть

И улыбаться рвущим плоть мученьям?

Травить себя обманом страшной лжи,

Самой запутывать безжалостные сети?

И каждый раз всё снова в бой идти —

Не думая о будущем ответе?

Вы пировали ли среди гиен,

Смеялись, заливаясь, вместе с ними?

И отдавали ли себя без страха в плен

Исчадий ада, разделяя пищу с ними?

Вы видели ль людей, которых тьма

Боится, содрогаясь в полнолунье?

Вам приходилось ли сходить с ума

Среди теней безликих и безумных?

Оставить дом, родных — из детства в ад

Вам доводилось ли ступить, с судьбой играя?

Прослыть продажной стервой,

Ею стать — без принужденья честь свою терзая?

И засыпали ль вы, не чая уже глаз

Открыть когда-либо, но вновь открыв — пугаясь?

Вам приходилось с бесами играть,

И с дьяволом брататься, содрогаясь?

Вас целовали черти и шуты?

Вас одевали на рассвете мрака слуги?

Среди разнузданной развратом пустоты

Вы оставались ли на ложе Вельзевула?

Сатиры вас таскали по лесам

В бескрайних оргиях, где небо проклинают?

Нечистые ласкали вас уста?

Сейчас вас лжи отец не обнимает?

Он не впускает когти в вашу плоть?

Не распускает ваши волосы бесстыдно?

На вас не выжжено еще клеймо,

Друзья не прокляли, и худший — не отринул?

Отец и мать не кличут шлюхой вас,

Вам вслед камней и оскорблений — не бросают?

Увольте, милый друг, вам не понять,

Чем зеркало мое меня пугает...