Дочь Волдеморта (СТАРАЯ РЕДАКЦИЯ!) (гет)

Прощай, и больше никогда –

Какое каменное слово!

Сияет прошлого звезда

На золоте тумана цвёлом;

И исчезают в темноте

Обрывки фраз и губ касанья;

Прошу тебя присниться мне –

Я не сказала «до свиданья!»

Сгорело в пламени навек,

В пучине прошлого исчезло…

Уходит новый человек

Из тех, кто нёс меня над бездной.

И тишина пугает ночь –

Боюсь рассвета и заката;

Осталась в мире только дочь –

И ту страшусь отдать когда-то.

Пусть не осталось больше слез,

Пусть пустота соткала саван,

Но я шепчу один вопрос:

Как долго жить мне до финала?..

«Люциус Абраксас Малфой» было выведено на черном мраморе могильной плиты. Побелевшие пальцы с обломанными ногтями царапали витиеватые впадины букв, а слезы, крупные и горячие, падали и росой орошали надгробие.

— В этом мире стоит жить ради того, чтобы даже лишь однажды так ошибиться в человеке, — говорил спокойным голосом Лорд Волдеморт, стоя за спиной у Гермионы и глядя в даль.

— В этом мире вовсе не стоит жить, — глухо произнесла та в ответ, не поднимая головы.

— Это слабость отчаяния.

— Это следствие жизненного опыта, — огрызнулась женщина. — Ничего, кроме горя и безнадежности, человек не может иметь в итоге! Сколь ни был бы он счастлив, всё равно когда-нибудь потеряет всё, и чем дороже было это всё, тем страшнее жить дальше! Бессмысленно. Бороться, терпеть, к чему-то стремиться… Чтобы всё равно умереть, а вопрос только в том, ценою скольких страданий! Я не хочу продлевать агонию дальше!

— Глупо воспринимать жизнь, как агонию, — спокойно произнес Волдеморт. — Тебе неведомо, что ждет за ее чертой. Держись за мир, в котором уже удалось чего-то добиться, — дальше может быть всё, что угодно. Муки, во сто крат худшие, нежели нравственные терзания земной жизни. Не маггловский ад, но неведомое иное существование. Кто знает, чем ты станешь в нем, какие тебе будут розданы карты и чего ты сможешь достичь. — Маг обошел памятник и оперся об него, словно о кафедру. — Неизвестность — всего страшнее, — продолжал он. — В этом мире можно предвидеть всё, коли трезво смотреть на реальность. Знание дает силу. Там — неизвестность. Неведомое, Кадмина, не всегда есть покой. Вцепись в мир, в котором видишь шанс добиться чего-либо, когтями и зубами. Всё зависит от твоего отношения, твоего восприятия. Отчаяние — слабость, но смерть — глупость. Рулетка, в которой шанс получить нечто лучшее — один на миллион. Не стоит полагаться на судьбу — ты видишь сама, сколь она «благосклонна». Смерть — только иллюзия выхода. Обман пострашнее многих, ибо он безвозвратен.

Ищи наслаждений — они есть всегда; самые разные — подбери их в меру своих чаяний. Перед верно выбранными наслаждениями отступает любая боль, за разумно организованным бытом угасает в рутине прошлое, и неважно, каковым оно было. Люди придумали траур и связанные с ним понятия о приличиях для того, чтобы не выставлять напоказ ту стремительность, с которой горе тонет в повседневности. Его можно задержать, только если разукрасить рутину скорбью, паломничеством по умножающим эту скорбь местам или постоянным насилием над памятью. Не возводи горе в культ, как это принято моралью, — ты уже испытала на себе, сколь сие тяжко и бессмысленно.

А потом всё равно забываешь. Как только прекращаешь искусственно питать свое уныние.

Но уж коль ты убежденный приверженец традиционного горя, — добавил маг, помолчав, — выслушай еще и традиционное утешение. Цени хотя бы то, что сделал для тебя твой супруг, Кадмина. Я не думал никогда, что существует в этом мире то, ради чего Люциус Малфой способен пожертвовать своими благами, даже самыми малыми. И я впечатлен по-настоящему. Хоть и думал, что утратил способность удивляться… Но, Кадмина, Люциус даровал тебе жизнь не для того, чтобы ты служила бессменной плакальщицей на его могиле. Если бы он желал вашей совместной вечности на этом кладбище, он позволил бы и тебе умереть. Рискнул бы в надежде на спасение для вас обоих.

Но он не стал рисковать. Тобой.

И не спас свою жизнь, хотя имел на это времени вдосталь.

Оцени по достоинству эту великую жертву, тем более ценную, чем полнее осознаешь, кто ее тебе преподнес.

* * *

После смертоносного пожара, уничтожившего Уилтширское поместье, вдова Люциуса Малфоя вместе с дочерью поселилась в Блэквуд-мэнор, доме своих родителей, где уже когда-то провела небольшой период времени между окончанием школы и первым замужеством.

Сейчас молодая ведьма вновь возвратилась в старинную усадьбу своих предков по материнской линии.

Гермиона больше не боялась Волдеморта, не избегала Черную Вдову. В ней поселилась твердая апатия — не к жизни вообще, но ко всему хорошему, всему, что она раньше подсознательно защищала.

Почему должна она жалеть тех, кто ей безразличен, и осуждать тех, кто добр с ней — не важно по каким причинам, и не важно как надолго? Почему должна ратовать за некую всеобщую справедливость, которой нет, и не может существовать в природе?

Ей часто вспоминались слова, сказанные Молли Уизли в день похорон Джинни: «Что-то случилось с этим миром, я перестала понимать, что происходит вокруг, — призналась тогда убитая горем мать. — Всё не так. Всё встало с ног на голову. Гарри Поттер убил мою дочь. Он, тот, кем мы гордились и на кого уповали, убил мою девочку… А самые проникновенные слова над ее телом произнес Тот-Кого-Боялись-Называть. Я ничего не понимаю, Гермиона. Я больше не в силах ничего понять! Наверное, я всю свою жизнь ничего не понимала…»

Потом Гарри Поттер убил еще двоих ее сыновей.

Быть может, Лорд Волдеморт не менее жесток. Но кругом царит одна сплошная жестокость — и Гермиона предпочла вовсе забыть о той ее части, что не касается лично ее. Она и сама сейчас хотела быть жестокой.

И бесчувственной.

Ей даже удавалось…

Маленькой Етте понравилось жить с grands-parents в новом доме, да еще и вместе с огромной змеей Нагайной, к которой она была неравнодушна давно. От последнего обстоятельства юная мисс Саузвильт и вовсе пришла в бурный восторг.

Расставание с родным поместьем девочка перенесла с удивительной легкостью. Как и смерть своего отчима. Казалось, Етту куда больше печалила утрата погибшей в огне кошки Мельпомены.

Домовики Оз и Формоз, уцелевшие благодаря милонской фиалке, перебрались с пепелища вслед за своими хозяйками и присоединились к шустрому эльфу Меньрозу, следившему за Блэквуд-мэнор с тех пор, как туда въехали Лорд Волдеморт с супругой.

Гермиона порвала всякие связи с высшим магическим обществом. Из всех соболезнующих визитеров поговорила только с Волденом Макнейром, да и то лишь потому, что предвидела в его словах возможную искренность.

Вдова Малфой уверенно отвергала свет, а ее в свою очередь отвергал оживший портрет почившего супруга. Он только улыбался ей странно: задумчиво, наблюдающе, в чем-то по-отечески; так создатели великих вещей порою улыбаются, глядя на свои творения, прошедшие воду и огонь, погубившие их, но всё же признанные миром.

Непостижимый всегда, Люциус со своих портретов глядел тем же всеведущим мудрецом, скучающим и парадоксальным. Но он молчал, лишь иногда подмигивая ей с этой рвущей сердце усмешкой.

Ей так и не удалось его обыграть, даже в смерти.

А ведь Гермиона знала, что этот портрет отвечал Волдеморту. Ему, но не его дочери.

Зато маленькое изображение Генри говорило с ней постоянно: красноречиво убеждало в возможности счастливой жизни, невзирая ни на что. В необходимости продолжать обычные свои дела, стараться искать новых и старых развлечений, отвлекаться от безнадежности: на окружающих, на Генриетту, на работу.

Не думать о мести, но жить ради жизни.

Задумчиво и решительно молодая вдова убрала портрет своего первого мужа в шкаф. Что-то, окончательно надломившееся в ней, похоронило женщину, которую когда-то любил Генри, вместе с прошлым. Возможно, на время. Но очень глубоко.

Через две недели, в середине апреля, Гермиона вернулась к преподавательской практике, которую до того за нее временно взял на себя Снейп.

Леди Малфой стала жестче, холоднее и суровее. Во всём. Она так же много общалась с Амарантой и не переставшим франтить Роном, но неуловимо переменилась в самом отношении к жизни.

Не прервала Гермиона и коротких отношений с Тэо, находя в его грубых и молчаливых, отдающих извращением ласках некое отдохновение для своей очерствевшей души.

Раскаленный обруч под именем Гарри Поттер не пал, а лишь восполнил ушедший было жар.

А жизнь шла своим чередом.

Преподавателем летного мастерства и тренером квиддичных сборных в Даркпаверхаусе стал теперь Виктор Крам.

Когда его кандидатуру, по совету, разумеется, Габриэль Делакур, еще только рассматривали, новая мрачная Гермиона пришла к своему отцу и сообщила ему, что Виктор — член подпольного отделения Ордена Феникса, противодействующего господствующему строю. А Темный Лорд усмехнулся со странным лукавством и сказал, что может предоставить ей свитки с полным перечнем всех официальных и тайных членов как Ордена Феникса, так и других относительно крупных левых движений на территории Соединенного Королевства и за его пределами.

— Пускай себе работает, — заметил он по поводу назначения Крама. — Мне проще держать этих людей на виду. А он хорошо летает и в состоянии научить этому гимназистов.

Так мистер Крам поселился в Даркпаверхаусе.

Это было последней заслугой Габриэль Делакур перед Орденом Феникса. Потому что вскоре после этого девушка бесследно исчезла.

И только живущая в Блэквуд-мэнор Гермиона знала о том, что с ней сталось.

Волдеморт действительно перевоплотил свою Нефелу, но не в Эйлитию, а в Персефону(1). Лишил двуличную «богиню» связи со своими соратниками и тайно заключил в собственном доме, точнее в его бескрайних подземных катакомбах, где окружил ироничным уходом, в ожидании, пока та произведет на свет его дитя.

В начале лета и Беллатриса безвылазно обосновалась в Блэквуд-мэнор. С сентября ее обязанности в школе должен был взять на себя Рабастан Лестрейндж, тогда как Черной Вдове предстояло позабыть все свои бесчинства до самого Нового года и не показываться на людях вовсе.

Младенца, которого должна была родить Габриэль зимой, не планировалось представлять свету, его должны были растить тайно вплоть до того дня, когда угроза Гарри Поттера перестанет существовать. Но следовало оставить возможность впоследствии выдать ребенка за чадо законной супруги Темного Лорда.

В старой усадьбе Блэков собралась весьма своеобразная компания. Но новую Гермиону не смущало и это.

Дабы никто не видел Беллатрису не обремененной, гувернантку Рут Рэйджисон рассчитали и к маленькой Етте был приставлен ее давний друг домовик Оз, а на время визитов учителей, готовивших юную мисс Саузвильт к гимназии, леди Волдеморт скрывалась в своих покоях. Она откровенно скучала в этом вынужденном заточении и жила лишь временем, когда Темный Лорд бывал дома.

Однако сложившаяся ситуация отнюдь не подтолкнула Беллу сблизиться со своей юной petite-fille(2) — она никогда не любила детей.

С дочерью беседовала за неимением иных. Но всё равно была счастлива — уж ей-то не было на что жаловаться теперь.

Да и новая Гермиона импонировала своей матери.

____________________

1) Богиня плодородия и царства мёртвых, супруга Аида, похищенная и унесенная в подземное царство.

2) внучкой (франц.).

* * *

Первое время леди Малфой часто наведывалась на кладбище к могиле Люциуса и однажды даже встретила там Нарциссу.

Та появилась за ее спиной, и Гермиона оглянулась на хлопок трансгрессии.

Тетушка совсем не переменилась, только, быть может, необъяснимая теперь тень едва заметного надменного превосходства стала четче выделяться на ее нестареющем лице. Холодная и непроницаемая, она лишь едва заметно усмехнулась, увидев свою племянницу. Не проронив ни слова, подошла к могиле и положила на черный мрамор две крупные белые лилии.

Выпрямилась и застыла, глядя на мрачный знак последнего приюта бывшего супруга.

— Какая символичная встреча, — произнесла Нарцисса вдруг, всё еще не удостоив Гермиону взглядом. — Осталось еще проводить туда моего внука, да, Кадмина? — продолжила она и снова умолкла, а Гермиона не нашлась, что ответить. — Молодец, девочка, — снова заговорила Нарцисса, чуть погодя. — Впечатляет. Я действительно полагала, что знаю его, — усмехнулась она, кивнув на могилу. — И мне стоит позавидовать тебе, ибо воистину ты творишь чудеса. Жаль только, — Нарцисса сделала паузу и жестко докончила: — что они завершаются на кладбище.

С этими словами тетушка развернулась и пошла прочь, на ходу трансгрессировав с громким отрывистым хлопком.

Это было их первой и последней встречей за минувшие восемь лет…