Дочь Волдеморта (СТАРАЯ РЕДАКЦИЯ!) (гет)

*апд: полтекста подло сплагиачено у Ро.

— Поглядите, кого я вам тут привел! — радостно сказал Рон.

— Привет.

— Здравствуй, Гарри, — кивнула ему Гермиона.

— Привет, — улыбнулась Джинни, выжидающе глядя на вошедшего. Но Гарри не шелохнулся, и постигшая основы легилименции Гермиона поежилась, ощутив весь коктейль гнева, негодования и обиды, взорвавшийся в душе рыжеволосой ведьмы.

— Ну что? — тихо спросила наследница Темного Лорда вслух. — Как прошло лето? Какие планы, Гарри?

Парень прошел в комнату и приблизился к окну. Рон с глубочайшим интересом уставился на него, а Джинни напротив демонстративно отвернулась.

— Я возвращаюсь в Хогвартс, — объявил Гарри Поттер. — Это последняя воля Дамблдора.

* * *

— Он прилетел ко мне в первую ночь у Дурслей, — говорил Гарри деревянным голосом. — Феникс. Патронус-феникс. Последний привет от Дамблдора. — Он умолк, но потом опять заговорил глухо и безжизненно. Было заметно, что слова давались парню с большим трудом. — Просил прощения. За то, что оставил меня. Передал, что я достаточно силен, чтобы пережить всё это. И он просил меня окончить школу. Просил вернуться туда ещё раз и учиться прилежно, ради него.

«Учись хорошо», — пронеслось в мыслях Гермионы, и она с трудом сдержала улыбку от диковатого сравнения, возникшего в голове. Об Альбусе Дамблдоре у нее теперь составилось новое мнение, сильно отличное от того, зачастую слепого, восторженного восхищения, которое она испытывала к старому мудрому директору раньше.

«Я никогда не отрицал его силы. Дамблдор — могущественнейший волшебник. Я не уставал поражаться также и его ловкости, и его уму. Мне было чему поучиться у Альбуса Дамблдора, Кадмина. С самого начала, как только я его узнал, он, казалось, видел меня насквозь. Тогда. А это более никому не удавалось.

Всю свою сознательную жизнь я играл с Дамблдором в шахматы, но не сразу понял, что и он увлеченно играет со мной. И что для него эта партия со временем стала единственным смыслом существования.

Дамблдор давно искал достойного соперника, он скучал. Когда-то в молодости будущий директор Хогвартса увлекся другой игрой, но ту он воспринимал иначе. Верил, боролся, строил грандиозные планы... И серьезно обжегся в конце. Тогда, мне думается, Дамблдор дал себе зарок не увлекаться больше строительством нового мира. И с годами сильно заскучал. Нереализованный потенциал сводил его с ума, но Дамблдор боялся затевать игру на пустом месте, чтобы снова не вышло катастрофы.

И тут появился я.

Он сразу почувствовал скрытую во мне опасность и решил, что настал час проявить все свои качества, чтобы уберечь магический мир от моих посягательств. Благородно. Но он снова слишком увлекся игрой.

Она стала для него всем, но вместе с тем превратилась со временем всего лишь в игру. Игру всей жизни. Но игру. Шахматную партию. А в шахматах, как известно, принято при необходимости жертвовать фигурами. И выстраивать такие комбинации, чтобы жертвы эти принесли наибольший эффект.

Я пытался победить смерть, я пытался реализовать свои идеи мироустройства, я строил империю — а Дамблдор лишь играл со мной в шахматы. И, надо признать, это был достойный и очень опасный соперник.

Он множество раз рушил сложнейшие мои замыслы, крушил грандиознейшие планы. Он поставил мне не один опаснейший шах — но он боялся выиграть эту партию окончательно. Потому что это грозило скукой — наистрашнейшим врагом великого ума.

А после нескольких самых крупных побед Дамблдор поверил в свое всемогущество. Поверил в то, что ему ведомо всё, что он лучший в мире кукловод — и его кукольный театр приносил ему немалое моральное удовлетворение. Его куклы им восхищались. И это повальное раболепие сыграло в итоге с ним злую шутку. В том огромном сундуке, где Дамблдор хранил своих марионеток, скопилось слишком много послушного тряпья, и за этим тряпьем кукловод не заметил, что некоторые игрушки начинают обрывать свои нити.

О том, что у этих кукол к тому же были сердца, я говорить не стану — ибо сам, когда нужно, легко забываю о чувствах своих подданных. Единственное различие в том, что я всегда понимал, что это — лишь мои подданные. А Альбус Дамблдор предпочитал верить, что в кукольном домике живут его родные дети, любимые чада.

Самообман — вот слабость, которая погубила Дамблдора. Слабость, которая стала прогрессировать, едва он позволил её себе. А это случилось, как только старик затеял со мной свою шахматную партию...

И к старости он стал глуп — да, Кадмина, именно глуп. Мудр и глуп одновременно. Просто при всей своей силе, при своем разуме, при всех своих качествах он начал пагубно верить в тот образ, который придумал себе о людях; верить в то, что в каждом есть добро — в той интерпретации, которую он сам для себя сочинил. И что это добро в них можно использовать.

Даже в минуту своей гибели он верил в преданность Северуса Снейпа. Считал, что знает о нем достаточно, что Северус впредь будет верен — и только ему. По странной причине возомнил себя благодетелем человека, исковерканные жизнь и судьба которого аккуратно вписались в его блистательный хэллоуинский гамбит(1). Но человек, смирившийся из-за чувства вины, никогда не будет предан по-настоящему. В нем таится обида. И когда-нибудь она выливается наружу — в особенности если постоянно давить на и без того хлипкую плотину. Дамблдор сам, своими же поступками, заставил Северуса сделать окончательный выбор. Выбросить прочь давно оборванные нити.

Ещё, не мудрствуя лукаво, Дамблдор долго пытался отыскать свое виденье моей души во мне самом. Но чем дальше, тем менее понимал мою сущность. Он поверил, что уже знает обо мне всё, что я не вижу своих слабостей и не могу узреть свои ошибки.

Дамблдор никогда не считал простоту пороком — ведь простаками так легко добродушно управлять. Их судьбу нетрудно построить и направить — и они же сами останутся благодарны тебе. Так этот опытный кукловод и сколотил свой кукольный театр.

Но с годами и Дамблдор, не замечая того, становился всё доверчивее, всё наивнее. Возомнил себя мудрейшим вершителем судеб и слишком привык к этому. Считал, что никто не может разгадать его замыслов, переиграть его. И в итоге переиграл себя сам.

Он долгие годы выпиливал блистательного ферзя, имя которому Гарри Поттер; лепил, словно скульптор, продумывая каждый штрих. Выверяя каждую линию, каждую черту характера будущей первой скрипки своего оркестра. Он бережно и вдумчиво растил его, как трепетнейший родитель лелеет свое дитя, как искуснейший садовник выхаживает дорогие его сердцу растения. Он видел в Гарри Поттере будущее. Шанс на будущее для целого мира. Кульминацию нашей партии.

И готов был, как маггловский бог, пожертвовать этим возлюбленным сыном во благо миллионов, ибо и «создавал» он его также — для высшей цели. Высшей жертвы.

Но разве принесла что-то хорошее магглам жертва их бога, по их же религии?..

А теперь Альбус Дамблдор мёртв, Кадмина. Учитель мёртв, а ученик ещё не выучил урока до конца. Фигурка готова не совсем. Но сделана очень искусно. Вопрос в том, сможет ли она продолжать партию сама, ведь вытачивали её не для этого. Её создавали для исполнения воли дирижёра. А тот покинул оркестровую яму в самой середине представления, и оркестру угрожает впредь бездумно играть одно и то же. Аккомпанировать невпопад.

Дамблдор лишь перед смертью осознал, что заигрался. Что жестоко обманывал сам себя.

Самообман — самая страшная, самая пагубная ошибка. Почти всегда фатальная».

— ...и ради него я вернусь туда, — продолжал тем временем Гарри Поттер. — Свое последнее послание Дамблдор потратил на то, чтобы дать мне указание вернуться, и я вернусь.

— Что-то я не могу понять, как он мог послать Патронуса, — наморщился Рон. — Он что, знал, что умрёт?!

— Он послал его уже потом, — тихо сказал Гарри. — Помните? Мы видели, как дым от со... сожжённого тела принял очертания феникса?

— Вот это сила, — прошептал рыжий Уизли.

— Мы должны за него отомстить. Я должен.

Гермиона пристально смотрела в спину Гарри. «Я должен». И как же раньше она не замечала?! Эту... фальшь, самоуверенность и ещё непонятно что. Смелость? На ум приходило другое определение. «Я должен». Такое впечатление, что её друг насмотрелся маггловских фильмов жанра фэнтези!

Ведь ему же никогда не разменять монеты! Самоуверенный, даже напыщенный, всегда всё знающий лучше других, он имеет только одну истину и даже не взглянет, не попробует взглянуть на обратную сторону медали.

Пытаться говорить с Гарри о Лорде Волдеморте глупо и смешно!

Чем... чем он лучше своих врагов? По большому счету он готов убить Северуса, Люциуса, Беллу, Волдеморта. Просто так — не говоря, не слушая, не пытаясь понять. Чем не убийца? Чем это лучше?..

Уничтожить и придумать для себя угрызения совести, чтобы долгими ночами не спать, мучаясь тем, что совершил расправу. Не знать себе прощения. В плену собственных выдуманных сожалений. А потом забыть — забыть Сириуса и Дамблдора, забыть Темного Лорда и даже не вспомнить об остальных, павших в боях. Побеждённых. Жениться, начать работать и мешать супруге растить детей — потому что ведь только он может знать всё: в том числе и все аспекты воспитания. Будет пару раз в год вспоминать прошлое и гордиться собой. Выдуманные угрызения растают — и правильно, ведь истинных-то не будет, они и не могут возникнуть...

Это было настоящее торнадо внезапных, нежданных мыслей. Ядовитых и таких неожиданно-очевидных, само собой разумеющихся... Как же она не понимала этого раньше?! Ведь всегда гордилась им, помогала, понимала, иногда лишь пыталась понять, но ведь пыталась!

Слова Гарри Поттера вызывали у Гермионы неожиданное острое отвращение. Его соображения о долге, о чести, о его мести всем «плохим».

Заладивший одну мелодию оркестр...

Гарри говорил быстро и отрывисто. Рассказал о том, что защита его матери больше не оберегает дом Дурслей и что к ним приставлена негласная охрана, говорил о своих намерениях посетить на Рождество Годрикову Впадину, ездить с МакГонагалл на собрания Ордена, потребовать принять его в полноправные члены. Честно дал Рону и Джинни слово «порадоваться за Билла и Флёр».

«Как благородно! Шуба с барского плеча. Он порадуется ради них! Ради себя ведь нельзя». Гермиону передернуло, и даже это Гарри понял превратно.

Он подошел к ней, положил руку на плечо.

— Я знаю, — сказал Гарри успокаивающе. — Но мы должны сегодня радоваться. Ради наших друзей.

Гермиона горько усмехнулась.

— Хорошо, — сказала она. — Есть, сэр!

Они пошли вниз.

Выходя последней, пребывающая в несколько пришибленном состоянии Гермиона случайно бросила взгляд на Джинни.

«Наш герой совсем позабыл о ней. Вот кого жаль! Она ведь любит его. А он даже не удостоил её полноценным взглядом! Любовь зла — полюбишь и... Гарри Поттера. А может и ей это просто кажется»...

Джинни наследница Темного Лорда сочувствовала по-настоящему.

________________________

1) Гамбит — в шахматах: общее название дебютов, в которых одна из сторон в интересах быстрейшего развития, захвата центра или просто для обострения игры жертвует материал (обычно пешку, но иногда и фигуру).

* * *

Гермиона ещё никогда не бывала на свадьбах волшебников, хотя и читала книжное описание ритуала. О, в этот день миссис Уизли сделала всё, чтобы организовать масштабное грандиозное празднество.

Для торжества во фруктовом саду создали огромный белый шатёр, украшенный воздушными шарами и цветами. Всюду сновали бесчисленные наёмные официанты в белых мантиях и музыканты в золотых куртках. Члены семейства Уизли, разряженные в пух и прах, то и дело сетовали на чрезмерное усердие матери жениха, но сегодня в её присутствии даже Фред и Джордж опасались откалывать шуточки.

Гостей прибыло намного больше, чем могла бы ожидать Гермиона. Когда приятели спустились вниз, фигуры в ярких одеждах уже стали появляться одна за другой в дальнем краю сада. За несколько минут образовалась процессия, которая стала продвигаться через деревья к праздничному шатру. Экзотические цветы и волшебные птицы красовались на шляпах ведьм, а на галстуках волшебников поблескивали драгоценности. Гул взволнованных голосов раздавался всё громче и громче, по мере того как процессия приближалась к цели.

Гермиона, вместе со всеми остальными, помогала встречать гостей и рассаживать их, сверяясь с многократно размноженным детальным планом миссис Уизли.

— Салютик! — сказал знакомый звонкий голос, когда они в очередной раз вышли из шатра и встретили Люпина с Тонкс в очереди у входа. — Угадайте-ка! — просияла, увидев троицу, метаморфиня, которая обратилась по случаю праздника в блондинку. И демонстративно подняла левую руку — на безымянном пальце сияло золотое обручальное кольцо(1).

— Вы поженились! — почти хором воскликнули Гарри и Гермиона, а Рон захлопал в ладоши.

— Разумеется, без такого размаха, — хмыкнула Тонкс, обводя взглядом сад. — Так что гуляем сегодня и в честь нашего праздника.

— Поздравляем! — засмеялась Гермиона. — Это здорово!

Люпин улыбнулся в ответ, но когда они отворачивались, девушка заметила, что на лице былого мародера от грусти залегли новые морщины. Его тревожил какой-то страх и чувство вины. Но шум и толпа не дали наследнице Темного Лорда времени понять, в чем дело.

Хагрид, как всегда, внёс в происходящее изрядную долю хаоса: он неверно истолковал указания Фреда и вместо специально увеличенного и укреплённого магией кресла в заднем ряду, уселся на обычные стулья, пять из которых теперь напоминали большую груду золотых спичек на траве. Пока мистер Уизли устранял ущерб, а Хагрид кричал извинения всем, кто только его слушал, Гермиона поспешила обратно к входу, где встретила Рона и Гарри вместе с волшебником крайне эксцентричного вида.

Слегка косоглазый, с белыми, напоминающими сахарную вату волосами до плеч, он был наряжен в шляпу, кисточка которой болталась у самого его носа, и невообразимую мантию цвета яичного желтка, настолько яркую, что от её вида у окружающих начинали слезиться глаза. Странный блестящий амулет в виде треугольного глаза свисал на золотой цепочке с шеи чудаковатого колдуна.

— Ксенофилиус Лавгуд, — произнёс маг, приветствуя Гермиону. — Мы с дочерью живем сразу за холмом, и было так любезно со стороны семьи Уизли пригласить нас на праздник. Я думаю, вы знакомы с моей дочерью Полумной? — добавил он, обращаясь к Рону.

— Да, — ответил парень. — Но разве она не с вами?

— Она задержалась в этом замечательном садике, хотела поздороваться с гномами, они здесь просто кишат! Многие волшебники даже и не подозревают о том, сколькому мы можем научиться у этих мудрых маленьких гномов или, если назвать их правильно, Гномикусов Садовусов.

— Наши гномы знают множество отборных ругательств, — зачем-то ляпнул Рон. — Но, думаю, этому их научили Фред и Джордж.

Несколько позже Гермиона заметила и саму Полумну — она разговаривала с Гарри неподалеку от шатра. Как и отец, девушка была одета в ярко-жёлтую мантию, да еще и вплела в волосы огромный цветущий подсолнух.

Гермиона поспешила поздороваться.

После того, как Полумна неторопливо удалилась искать мистера Лавгуда, появился Рон в сопровождении пожилой ведьмы, опиравшейся на его руку. Нос, немного напоминавший клюв, глаза, подёрнутые сеткой сосудов, и розовая кожаная шляпа делали её похожей на старого фламинго.

— ...и твои волосы слишком длинные, Рональд! В какой-то момент я даже спутала тебя с Джиневрой... Мерлинова борода! Во что вырядился этот Ксенофилиус Лавгуд? — услышала Гермиона ещё издалека. — Он похож на омлет. А ты ещё кто? — рявкнула старуха, заметив Гермиону.

— Это Гермиона Грэйнджер, тетушка, — пробормотал Рон. — Моя школьная подруга.

— Маггловская колдунья? Ну-ну. А разве Гарри Поттер не здесь? Я надеялась встретиться с ним. Рональд, он твой друг или это лишь хвастовство?

— Гарри должен быть где-то здесь, — сказала Гермиона, удивленно оглядываясь. Парень только что стоял около нее.

— Хм-м. Хотелось бы мне на него посмотреть, — продолжала тетушка Рона, игнорируя девушку. — Столько всего пишут сейчас в газетках... Я только что рассказывала невесте, как лучше носить мою диадему, — громко продолжила она, впервые обратившись к Гермионе. — Гоблины делали её, она хранится в моей семье столетиями. Эта Флёр, конечно, хорошая девушка, но всё же француженка... Так-так, найди-ка для меня хорошее место, Рональд, мне сто семь лет и мне не следует слишком долго стоять на своих двоих.

Проходя мимо, Рон наградил Гермиону многозначительным взглядом и ненадолго пропал.

Когда спустя некоторое время они снова встретились у входа, шатёр был практически заполнен.

— Эта бабка Мюриэль просто кошмар, — сказал Рон, вытирая пот со лба рукавом. — Раньше она каждый год приезжала к нам на Рождество, это было ужасно. Затем, хвала Мерлину, она на нас обиделась — Фред с Джорджем заложили бомбу-вонючку под её стул во время ужина в Сочельник. Папа потом говорил, что она вычеркнула близнецов из своего завещания... Как будто им есть дело, они и так станут самыми богатыми в семье, учитывая, как у них идут... О, Гарри! А это кто с ним?

Гарри Поттер приближался к ним с темноволосым молодым человеком, в котором Гермиона не без удивления узнала Виктора Крама. Пробравшись сквозь толпу гостей, старый знакомый поприветствовал Рона, не отводя от Гермионы глаз.

— Ты чудесно выглядишь!

— Виктор! — просияла девушка. — Не знала, что ты придешь... Мерлин... О, я так рада тебя видеть! Как дела?

Уши Рона приобрели оттенок спелого помидора, и он обратился к Краму очень резко:

— Что ты здесь делаешь?

— Меня пригласила Флёр, — удивленно взглянул на парня Крам.

Гарри быстро вызвался показать его место.

— Пора рассаживаться, — сказал взявшийся откуда-то Джордж, — иначе Флёр собьёт нас с ног. Гермиона, тебя Джинни, Габриэль и Амели ждут вон там.

Возвратившийся Гарри и Рон с близнецами поспешили на свои места, а наследница Темного Лорда направилась к подружкам невесты, выстроившимся с корзинами цветов вдоль центральной дорожки.

Одиннадцатилетняя красавица Габриэль, походившая на ангельское видение во плоти, приветливо ей улыбнулась. Джинни протянула наполненное лепестками роз лукошко. Кузина сестер Делакур Амели Морель только кивнула, оправляя длинные русалочьи волосы, заплетенные в шикарные косы.

В тёплом воздухе шатра повисло чувство напряженного ожидания. Мистер и миссис Уизли ходили по проходам, улыбались и приветствовали гостей. Молли выглядела непривычно помолодевшей в новой мантии нежно-аметистового цвета и такого же оттенка шляпе.

Секундой позже, Билл и Чарли появились перед шатром, оба в праздничных нарядах с большими белыми розами, заколотыми в петлицах.

Родители Флёр смотрелись величественно и строго, а ещё, как показалось Гермионе, не одобряли выбора дочери — по правде говоря, после встречи с Фенриром Седоспиным Билл действительно выглядел ужасно. Но это придавало ему мужественности, словно бы он постарел на десяток-другой лет. Стал мудрее, но время безжалостно отметило годы. Все старательно не замечали этого, и Гермиона тоже вместе с другими.

Зато ужасный вид жениха компенсировала своей красотой Флёр — она просто вскружила голову всем, появившись на пороге Норы.

Поняла Гермиона и слова Джинни о четвертой подружке невесты — похожая на невесомую сильфиду юная Амели явно увлекла Рона, который просто не отводил взгляда от очаровательного личика ведьмы, в которой текла кровь вейлы. Гермиона, радуясь этому в душе, решила проявить максимальное раздражение и к середине празднества вовсе перестать разговаривать с парнем.

Вскоре в шатре наступила тишина, и только тихая музыка исходила из предметов, похожих на золотые надувные шары. Собравшиеся в зале ведьмы и колдуны разом восторженно охнули, когда monsieur Делакур и Флёр пошли по проходу: невеста словно плыла, а её отец шёл весёлой походкой, сияя от радости.

— Дамы и господа, — сказал звонкий голос, и Гермиона с удивлением узнала маленького колдуна с жидкими чёрными волосами, вставшего напротив Билла и Флёр. Именно он руководил недавно на похоронах Дамблдора. — Мы собрались здесь сегодня, чтобы отпраздновать соединение двух любящих сердец, — продолжал коротышка.

— Моя диадема сгладила всё плохое впечатление, — услышала Гермиона за спиной тихий шепот тётушки Мюриэль. — Однако я должна заметить, что платье у Джиневры слишком короткое, не правда ли, Аннабелла?

Джинни оглянулась, хитро улыбаясь, подмигнула сидящему через ряд Гарри и быстро повернулась назад, изящным жестом сильнее распахнув золотисто-белую мантию, обнажавшую и впрямь не особо длинный наряд.

— Уильям Артур, берете ли вы Флёр Изабелль в свои законные супруги?.. — начал маленький колдун.

На переднем ряду миссис Уизли и мадам Делакур тихо всхлипывали, утирая слёзы узкими полосками шёлка. Звук, напоминавший рёв трубы, возвестил, что Хагрид тоже был очень растроган происходящим и достал свой носовой платок размером со скатерть.

Гермиона несколько раз моргнула. Маленький колдун продолжал свою торжественную речь. Заручившись согласиями венчающихся, он повязал их скрещенные руки шелковой белой лентой с двумя фамильными вензелями и поднял вверх свою волшебную палочку, украшенную цветами.

— Объявляю вас мужем и женой на этой земле, доколе смерть не разлучит вас! — произнес маленький колдун формулу Венчального заклинания.

Он взмахнул палочкой над головами молодоженов, и дождь из серебряных звёзд посыпался на них, закручиваясь вокруг двух фигур в подобие спирали. Когда Фред с Джорджем начали аплодировать, золотые шары лопнули, очаровательные птички и маленькие золотые колокольчики вылетели из них, прибавляя музыку своих голосов и мелодичный звон к атмосфере праздника.

— Дамы и господа! — возвестил колдун. — Попрошу всех встать.

Гости начали подниматься, а тётушка Мюриэль заворчала во всеуслышание. Колдун снова повёл волшебной палочкой и стулья, на которых они сидели, изящно взлетели в воздух, полотняные стены шатра исчезли, уступив место прекрасному виду на сад, залитый солнечным светом. Шатёр превратился в навес, поддерживаемый золотыми шестами. Затем в центре тента вырос пруд с жидким золотом и превратился в блестящую танцевальную площадку. Летающие стулья выстроились в воздухе над маленькими столиками, а затем мягко опустились обратно на землю. Музыканты в золотых куртках направились к подиуму.

— Ловко, — одобрительно заметил Рон, протискиваясь к подружкам невесты вместе с Гарри. — Гермиона, пойдем, а то свободных мест не останется, — возбужденно добавил он.

Столики действительно по большей части были уже заняты, и трио присоединилось к Полумне, восседавшей за одним из них в полном одиночестве.

Музыканты начали играть, Билл и Флёр поднялись на танцплощадку первыми под громкие аплодисменты. Спустя несколько минут мистер Уизли пригласил мадам Делакур на танец, за ними последовали миссис Уизли и отец Флёр.

— Мне нравится эта песня, — сказала Полумна, покачиваясь в такт мелодии. Потом она встала и проскользнула на площадку, где стала вращаться на одном месте с закрытыми глазами.

— Она молодец, да? — сказал неуверенно Рон. — Такая... м... непосредственная.

Однако его хорошее настроение мигом исчезло, когда на место Полумны опустился Виктор Крам. Гермиона просияла, но на этот раз Виктор воздержался от комплиментов. С угрюмым видом он спросил:

— Кто вон тот мужчина, в жёлтом?

— Ксенофилиус Лавгуд, он отец нашей подруги. — Задиристый тон Рона давал понять, что смеяться над мистером Лавгудом они не собираются. — Пойдем танцевать, — добавил он, обращаясь к Гермионе.

— О, Рон, я хочу посидеть — в отличие от тебя, я провела всю церемонию на ногах. Пойди лучше пригласи Полумну, она будет тронута.

Рон сморщился, но всё же встал из-за стола.

— Ты хорошо знаешь этого Лавгуда? — спросил Крам у Гермионы.

— Нет, только сегодня с ним познакомилась. А что?

Молодой человек зло посмотрел на отца Полумны поверх бокала — Ксенофилиус мирно беседовал с несколькими незнакомыми Гермионе волшебниками вдалеке.

— Просто, — сказал Крам, — если бы он не был гостем Флёр, я ему врезал бы здесь и сейчас за то, что он носит этот грязный знак!

— Что? — удивилась Гермиона, и они с Гарри покосились на отца Полумны более внимательно. Странный треугольный глаз поблескивал у него на груди.

— А что с этим не так? — удивленно спросил Гарри.

— Гриндельвальд. Это знак Гриндельвальда.

— Тёмного мага, которого победил Дамблдор? — поднял брови Гарри.

Гермиона молчала. Она уже читала в неопубликованной пока книге Риты Скитер о бурной молодости их бывшего директора.

— Именно, — челюсть у Крама двигалась так, словно он что-то сосредоточенно жевал, — Гриндельвальд убил многих, моего дедушку, например. Конечно, его влияние никогда не было значимым в этой стране. Говорили, он боялся Дамблдора. И не зря. Но это, — Крам указал пальцем на Ксенофилиуса, — это его знак, я узнал сразу. Гриндельвальд вырезал его на стене Дурмстранга, когда ещё учился там. Некоторые идиоты копировали символ на обложки своих книг или одежду, полагая, что так они будут выглядеть внушительнее, пока те из нас, кто потерял близких по вине Гриндельвальда, не объяснили, насколько они были неправы.

Крам угрожающе хрустнул пальцами и снова с ненавистью уставился на Ксенофилиуса.

— Может быть, мистер Лавгуд просто не знает значения этого знака? — предположила Гермиона. — Лавгуды, они довольно... Необычные люди. Он запросто мог взять этот знак и решить, что это поперечное сечение головы Падуче-Рогатого Сноркака или что-нибудь в этом духе.

— Поперечное сечение чего? — моргнул болгарин.

— Не думай об этом. Хочешь пойти потанцевать?

— Ты же вроде бы устала? — хмыкнул Крам, беря её за руку.

— Я уже пришла в себя. — Гермиона поймала укоризненный взгляд Гарри и проигнорировала его. — Пойдем?

— Да, конечно.

Разговаривать под громкую музыку было почти невозможно. После двух танцев Виктор извинился и оставил её. Приглядевшись, Гермиона заметила, что он уверенно пробирается к тому месту, где стоял отец Полумны. Она вздохнула и пошла к своему столу. Там было пусто. Девушка присела и осторожно сняла туфли с уставших ног.

Она закрыла глаза, невольно вспоминая Люциуса Малфоя и вчерашнее утро в её комнате. Такое далекое сейчас.

Что же он испытывает к ней? Неужели просто сорвался из-за её поведения? «Вызывающего и глупого, — резонно добавил внутренний голос. — А что ты хотела-то?!»

Ей было стыдно вспоминать свои маневры, но в то же время девушка немного гордилась собой. Все же это была своеобразная смелость.

«Умей брать, что понравилось». А как — Волдеморт не оговаривал.

— Я только что видел, как Крам с негодованием ушел после разговора с отцом Полумны. Кажется, они всерьез поссорились, — заявил Рон, появляясь с бокалами и бутылкой шампанского. — Не знал, что они вообще знакомы.

— Они и не знакомы. Виктор рассердился из-за символа, который носит на шее мистер Лавгуд.

— Вот псих, — пожал плечами Рон. — О, Гарри! Что это с тобой? — понизил голос он, внимательно глядя на подошедшего приятеля. — Ты, э... в порядке?

Гарри выглядел подавленно и растерянно.

— Рон, Гермиона, мне надо с вами поговорить.

Девушка кивнула и, поднявшись, послушно пошла с друзьями к стоящему поодаль полуразваленному каменному сарайчику. Там никого не было.

Гарри, казалось, не знал, с чего начинать. Они помолчали какое-то время, наблюдая за толпой.

Мотыльки стали мельтешить под навесом, теперь освещённым летающими золотыми фонариками. Вечеринка в самом разгаре. Фред и Джордж давно ушли куда-то в темные уголки сада в компании пары кузин Флёр; Чарли, Хагрид и приземистый маг в пурпурной шляпе заливисто поют «Герой Одо» в углу; очаровательная крошка Габриэль порхает, словно невесомая бабочка, перебегая от одной кучки гостей к другой...

— Я только что говорил с Элфиасом Дожем, — наконец произнес Гарри. — Это член Ордена Феникса. Он ещё написал некролог Дамблдора для «Ежедневного пророка». — Гермиона кивнула. — Мы говорили, а потом ещё подошла тётя Рона. Она считает, что все эти мерзости, которые пишут сейчас газеты о Дамблдоре, — правда. Вы же знаете об этой гнусной книжке? — Наследница Темного Лорда перевела неуверенный взгляд на рыжего Уизли, но тот согласно кивнул. — Так вот, — продолжал Гарри, — она утверждает, что это всё так и есть. Её мать была подругой Батильды Бэгшот, автора нашей «Истории магии». А та, оказывается, жила в Годриковой Впадине. И была соседкой...

— Твоих родителей? — предположил Рон.

— Нет. Семьи Дамблдора.

— Семья Дамблдора жила в Годриковой Впадине? — ошарашенно спросил рыжий парень.

— Да! — внезапно взорвался Гарри. — За шесть лет нашего знакомства Дамблдор ни разу даже не упомянул, что мы оба жили и потеряли близких людей в одном месте! Но почему?! Может быть, мои родители похоронены рядом с мамой и сестрой Дамблдора! Навещал ли он их? Может быть, приходя на кладбище к ним, Дамблдор проходил мимо могилы моих родителей! И он никогда и ничего не рассказывал мне об этом! Даже не потрудился упомянуть. — Голос Гарри становился всё тише. Последнюю фразу он сказал почти шепотом, глядя остекленевшим взглядом вперёд, на празднующую толпу.

— Вероятно, были причины, — осторожно пробормотала Гермиона.

— Да... Может быть. Мне надо забыть об этом на время. Нам нужно серьезно поговорить, при Джинни я не мог всё сказать достаточно открыто.

«Отчего бы?» — вдруг сердито подумала Гермиона.

— Теперь меня ничто не сдерживает, — продолжал Гарри. — Итак... Для начала я хочу, чтобы мистер Уизли отвел меня на собрание Ордена.

— Где они проходят? — внезапно оживилась девушка. Если она хотела отыскать потерянный Хоркрукс, то это нужно было сделать до отправления в школу, летом. — На площади Гриммо?

— Да, я отдал дом под штаб ещё в начале прошлого года. И хочу побывать на собраниях и добиться моего принятия в Орден. Но я не могу пообещать того же для вас...

— Почему?! — возмутился Рон.

— Это не игрушки, — тихо, но внушительно ответил Гарри.

— Мы понимаем, — перебила собирающегося разразиться гневной тирадой Рона Гермиона. — Мы отправимся с тобой и будем всё время рядом, но не станем давить и проситься в Орден. Мы просто поможем тебе перенести пребывание в доме Сириуса. Мы всё понимаем.

— Я...

Гермиона подавила улыбку — она знала, что Гарри не собирался вообще брать их с собой в дом номер двенадцать, прочла это в его глазах — бедный Северус столько времени пытался обучить этот дуб искусству окклюменции, а на нем только желуди расцвели. Девушка специально сказала о том, что они будут рядом. Теперь Гарри не смог бы...

— Конечно, — подтвердил он её теорию. — Я благодарен вам за это.

Рон выглядел недовольным.

— Ты уже говорил с мистером Уизли? — спросила Гермиона.

— Нет, — нахмурился Гарри. — Мы спешили сюда. Поговорю завтра. Не думаю, что он может быть против.

Гермиона не была столь же в этом уверена.

— Ну что же. Нам предстоит тяжелый путь, — торжественно продолжал Гарри. — Вы со мной?

«Ветер растрепал волосы раненого солдата, но он гордо выпрямился и отдал честь Родине». Гермиона кашлянула и кивнула. Рон тоже сделал согласный знак, хотя и побледнел.

— А теперь нам стоит вернуться: ещё один спокойный день перед боем, — продолжил герой магического мира, чем опять покоробил свою подругу.

— Гарри... Поговори с Джинни, — тихо сказала она.

— Нет, — резко оборвал парень. — Будет хуже. Она должна понять.

«Принести себя в жертву на выдуманном тобой алтаре чести?!» — чуть было не ляпнула девушка ему в спину, и решила сорвать злость хотя бы на Роне.

— Не так быстро! — строго сказала она. — Спешишь к кузине Флёр?!

Рон покраснел.

— Большое спасибо за груду писем и приятных мелочей летом, — на одном дыхании выпалила Гермиона. — Спасибо за теплый прием! За верность и преданность. Я вижу, ты рад мне, как уборке после праздника. Ну что же. Иди и радуйся с кузиной-вейлой, может, она посмотрит на тебя, если ты уж очень постараешься. Только ко мне не смей даже подходить!

И не слушая ничего, она развернулась и быстрым шагом пошла в сторону танцующей толпы.

______________________________

1) Согласно английским традициям, обрученные девушки носят кольцо на безымянном пальце правой руки, а замужние — на левой.