Город из Лепестков Хризантем (гет)

Мне на миг показалась, что Страж выйдет победителем из этого боя, но затем я увидела, как из тех волос, что крепко опутывали его, будто змея, отделилась тонкая прядь, она медленно стала подниматься, пока не достигла того щупальца, что крепко держало горло женщины. Она стянула щупальце Стража так сильно, что из складок перетянутой звездной кожи потекла струйка крови, а затем волосы Футакучи рванули со всей силы, и звездная кожа окончательно порвалась, оторвав щупальце, которое тут же вспыхнуло голубым пламенем, потом за считанные секунды прогорела, истлела и рассыпалась поблескивающим пеплом на татами. Дальше освободившаяся Футакучи медлить не стала, и пока Страж не выкинул новых фокусов, быстро отправила его себе в пасть и проглотила, практически не жуя.

Насытившись последним стражем, Футакучи блаженно отрыгнула.

— Ух… — тяжело выдохнула она. — Третий был явно лишний, и теперь у меня разболится живот. Надо пойти поспать… — она снова смачно рыгнула. — А вы! Вам повезло, что Стражи оказались достаточно жирными, чтобы насытить меня, так что я не буду вас есть. Пока что.

Футакучи захихикала с закрытым ртом.

— Но за разгром в моем доме, — она волосами стерла все остатки крови Стражей с кожи. — ВЫ ПОЙДЕТЕ СТИРАТЬ ГРЯЗНОЕ ТРЯПЬЕ. ОБЕ! — проорала Футакучи, пища как маленький поросенок, которого собираются вот-вот зарезать.

Я уже и не помню, что промямлила, в тот момент все еще находясь в легком шоке от увиденного, помню только, как не отпускала и крепко сжимала руку Иты, а Ита держала мою.

— КАЦУХИРО! — вновь проорала Футакучи.

Тишина.

— КАЦУХИРО! СТАРЫЙ ТЫ КУСОК МЯСА, КОТОРЫЙ УЖЕ ДАВНО ПОРА ПОДЖАРИТЬ С СОЕВЫМ СОУСОМ И СЪЕСТЬ НА ОБЕД!

За дверью послышалось, как кто-то, по всей видимости, сам Кацухиро, шлепая ногами по деревянному полу, быстро бежит к госпоже. Раздвижная панель за нами резко распахнулась, и показался запыхавшийся безлицый Кацухиро, сидящий на корточках.

— Футакучи-сама? Чего изволите?

— Этих двоих отведи на стирку. Пусть стирают грязные кимоно наших слуг. Следи за ними, чтобы никуда не убежали. Понял?

— Слушаюсь, госпожа! — твердо выговорил он, нагибая голову к самому полу. — Эй, а ну пошли, чертовки! — этот безлицый грубо дернул меня и Иту за руки, выволакивая из комнаты. — Будете у меня стирать, пока все руки до локтей не сотрете!

Кацухиро грубо погнал нас через коридоры, мимо слуг, мимо кухни…

— Погодите, — прошептала я.

Дом госпожи Футакучи был полностью таким же, как будто учиненного стражами разгрома в нем вовсе и не случилось: ни сломанных дверей, ни раскуроченных балок, ни бардака, ничего, что бы указывало на то, что пять минут назад здесь творился хаос.

Кацухиро привел нас в хижину на другом конце двора и запихал в грязную комнату, где грудами валялась испачканная одежда, от которой разбежались врассыпную с десяток тараканов и многоножек, как только наш надзиратель зажег свет фонаря. От этого зрелища я поморщилась, во рту стало противно, а по спине побежали мурашки. В дальнем углу друг на друге громоздились несколько больших деревянных тазов, а рядом в пыли и в паутине валялась стиральная доска. Пахло грибами, воздух был затхлый, помещение явно давно не проветривали.

— Спать будете в соседней комнате. — буркнул Кацухиро. — Колодец на улице, мыло в тазу. Я буду приходить проверять вас, и когда бы я ни пришел — работа должна кипеть.

С этими словами он насмешливо крякнул и ушел, деловито шлепая ногами по полу, будто он здесь главный и самый строгий тюремщик. Я подошла и концом туфельки тронула стиральную доску, заглянула внутрь деревянного таза, будто хотела там найти сокровища.

— Да, час от часу не легче, — протянула я. — Без порошка и горячей воды мы тут вовек не управимся.

За спиной я услышала, как Ита открывает дверь во двор и выходит на улицу, в комнату сразу проник свежий воздух, и я последовала за Итой, позабыв, что в комнате нас ожидает гора грязной одежды, а за дверью ходит суровый охранник. Мы уселись на крыльце. Ита сняла свои сандалии и опустила ноги в высокую траву, что плотной стеной подступала к самому крыльцу. В этой части дома за хозяйством давно никто не ухаживал, и сад с колодцем зарос. Я прислонилась спиной к деревянной балке, вытянув ноги, взглянула в черное небо, где красовалась полная луна.

— Что будем делать? — сказала Ита немного погодя.

Я взглядом окинула сад — прямо за забором стояли плотной стеной высокие двухэтажные дома, и не видно было, где можно было бы забраться на крышу, чтобы потом по ней сбежать.

— Я до крыши не допрыгну, — печально констатировала Ита, как будто читая мои мысли, тоже поглядывая на дома за забором.

— Можно дождаться, пока все уснут, и попробовать проскользнуть мимо безлицых, чтобы уйти тем же путем, что и пришли, — сказала я и, подумав, добавила: — Обитатели тени вообще ложатся спать?

— Ложатся! — уверенно ответила Ита. — Они хоть и духи, но тоже устают.

— Ладно, — продолжила я размышлять, пытаясь направить мои мысли в нужное русло, — тогда дождемся, пока все стихнет на кухне. Это будет сигналом к действию.

Ита радостно кивнула.

— Для начала, — вдруг сообразила я, спустив ноги на траву у крыльца, чтобы думалось лучше, — надо бы проверить, осталось ли наша дырка в заборе целой. Может, ее нашел Кацухиро и обновил забор. Так что торопиться с побегом пока не стоит, пока не проверим.

Ита снова кивнула, а потом вдруг погрустнела и сказала то, что я боялась услышать:

— А как же Стражи? Император в оковах наверняка пришлет еще десятки или сотни.

— Думаешь, они снова попытаются напасть на госпожу Футакучи? — я почувствовала, как страх кольнул мое сердце. Я не была уверена, что Футакучи сможет снова постоять за себя, если на нее ринется целая прорва этих монстров. — Как ни жаль это признавать, но эта вечно голодная тварь — наша единственная защита.

— Да уж… — выдохнула Ита. — И даже если они не нападут, они будут ждать нас снаружи и схватят, когда мы попытаемся выйти в полутень.

— М-даа, — негромко проговорила я, осознавая всю безнадежность нашего положения. — Замкнутый круг получается…

— Здравствуйте! — прозвучал вдруг у меня за спиной веселый детский голос.

Я вскрикнула от испуга и по привычке попыталась убежать, но, потеряв равновесие, упала на траву. Ита тоже вскрикнула и поползла спиной вперед по крыльцу, пока не уперлась в балку.

— Простите, что так неожиданно появилась, — виновато проговорил голос маленькой девочки. — Просто я не могла больше скрываться. Мне так хотелось познакомиться с новыми гостями.

Я перевернулась на спину и приподнялась, чтобы получше разглядеть того, кто же с нами разговаривал. На крыльце стояла босоногая девочка лет семи, в кимоно нежно-алого цвета, с рисунком сирени на подоле и рукавах, и если кимоно выглядело четко и сидело на девочке хорошо, то сама девочка была словно сгусток голубого дрожащего пламени, колышущегося при каждом порыве ветра.

— А-а-а! — закричала Ита. — ПРИЗРАК! Пусть… Пусть уйдет!

Я взглянула на Иту, которая вжалась в столб всем телом, обхватив колени обеими руками, и дрожала как осиновый лист. А как по мне — девочка хоть и выглядела как настоящий призрак, но почему-то не вызвала у меня страха, а наоборот, даже понравилась. Показалась довольно симпатичной — аккуратно зачесанные назад волосы собраны в маленький хвостик на затылке, милое личико с родинкой под правым глазом, картину портили лишь впалые щеки. Вид у нее был такой, будто она недоедала, и я подумала, если ее накормить, то она была бы очень красивой девочкой!

— Я извиняюсь перед лисичкой за то, что показалась так внезапно, — девочка повернулась к Ите и низко поклонилась, а когда выпрямилась, добавила: — Я не хотела пугать вас!

— Ита, успокойся! — уверенно проговорила я, поднимаясь на ноги и заодно желая показать, что не боюсь этого призрака.

— Нет! Нет! Пусть уйдет! Пусть уйдет! — тараторила Ита, мотая головой и все еще прижимаясь к балке.

— Как тебя зовут? Я Саша!

— Я Ниока! Рада познакомиться! — теперь девочка повернулась уже ко мне и тоже поклонилась.

Я открыла рот, чтобы сказать что-то, но Ниока меня опередила:

— Извините, но я услышала из вашего разговора… — она замялась на полуслове. — Я знаю, что подслушивать нехорошо, но вы упомянули мою маму, и я бы хотела спросить. Вы ее видели? Как она?

Меня охватил ступор.

— Погоди! — проговорила я, чуть не поперхнувшись. — Ты хочешь сказать, что та госпожа Футакучи — твоя мама?

— Да, и я очень давно ее не видела…

— Ты хочешь сказать, что та тварь, что ест без остановки, твоя мама? — теперь моя очередь была перебивать на полуслове.

— Это не ее вина! — вдруг вскричала Ниока и тихонько заплакала. — Она просто проклята.

Крохотные слезинки полетели и упали на деревянное крыльцо с тихим звоном бьющегося хрусталя, а ветер тут же унёс их пламя с собой. Мне стало нестерпимо жаль эту маленькую девочку, я подошла и попыталась обнять ее — но не встретила руками пустоту, а уперлась во вполне осязаемое детское тельце — и прижала к груди со словами:

— Прости меня. Я не хотела тебя обидеть.

А Ниока, не в силах противостоять напору слез, только кивнула и тоже обняла меня. Так мы простояли несколько минут.

— Расскажи мне, как твоя мама стала… — тут я попыталась подобрать нужные слова, но только неуклюже промямлила, так и не найдя их: — Той, кем стала?

Ниока кивнула.

— Мы с мамой жили одни в этом доме, — начала она свой рассказ. — Однажды моя мама ушла за покупками, а меня оставила убираться в доме. Я ждала ее очень долго, но мама все не возвращалась. Я уже хотела было пойти ее искать, но вспомнила, что она строго-настрого велела мне не пересекать порог дома. Тогда я села и стала молиться, чтобы мама вернулась поскорее и чтобы с ней ничего не случилось в пути. И на следующую луну она вернулась с покупками как ни в чем не бывало. Я так обрадовалась… Но потом... — Ниока замялась. — Однажды ночью мне плохо спалось. Я проснулась и услышала, как кто-то разговаривает, громко чавкает и жует. Но то был голос не моей матери, а кого-то другого, такой противный, писклявый, он требовал что-то от мамы и жевал, жевал, жевал. Все время говорил с набитым ртом. А мама меня всегда учила не разговаривать, когда во рту еда. Я тихонько прокралась, хотя мне было очень страшно, и заглянула в щель не до конца закрытой двери. Увидела это чудище, что завладело мамой, и услышала их разговор. Чудище клялось, что если моя мама позволит ему полностью завладеть ее телом, то оно даст ей столько энергии, что мама сможет обеспечить и себе, и мне богатую жизнь в этом городе. Оно говорило что-то про договор, которые исполнен только наполовину, и если моя мама не хочет получать жалкие крохи от этого союза, то чудище, завладев телом мамы, сможет сделать все быстрее, а потом покинуть ее. А за оплату оно хотело только наесться досыта. Но мама отказала чудищу.

— Я не знала тогда, что угасаю без энергии, что дает мне мама, — всхлипывая, сказала Ниока. — Наутро, после той ночи, когда увидела чудище, я вела себя как обычно, и мама тоже. Я слишком долго собиралась с силами, чтобы спросить маму о чудище, слишком много дней боролась со страхом и не увидела, когда случилось непоправимое. Она перестала меня кормить, стала ругать и запирать одну в комнате, я угасала, мое тело становилось зыбким и хрупким, пока не распалось окончательно и не остался только этот огонь…

Ниока всхлипывала и тихонько плакала у меня на плече, пока я гладила ее по спине. Глупо, конечно, это все выглядело, и я чувствовала себя глупо, мои увещевания не могли ничего исправить, но я просто не смогла найти слов, чтобы успокоить ребенка.

— Я так скучаю по маме. — разрыдалась Ниока в голос, тоже обнимая меня.

Я сама в тот момент чуть не расплакалась, и мы бы завыли дуэтом, так мне было жаль этого ребенка. По большому счету, мало что отличало духов от обычных людей, за странной внешностью вполне могли скрываться все те же чувства, что испытываем мы с вами.

— Я знаю, мама спит, — неожиданно, прекратив плакать, проговорила Ниока, вытирая со щек голубое пламя, — Она, обманутая злым духом, спит внутри себя. Я так хочу до нее достучаться, но боюсь чудовища. Каждый раз, когда слуги приносят сюда грязное белье, я пытаюсь проскользнуть в дом, но оно чует меня и не дает выйти, прогоняя обратно в эту комнату.

— А если ты увидишь маму, ты сможешь ее разбудить? — спросила я Ниоку, и в моей голове зародилась идея.

— Я… — замялась Ниока, потупив взгляд в пол. — Возможно.

Она сказала это так вяло, так неуверенно, что я заколебалась в своем решении, а потом, скорее от безысходности и отсутствия вообще каких-либо перспектив, ухватилась за эту мысль. И от этой мысли мне стало страшно. Еще бы, лезь в пасть ко льву, чтобы узнать, хороший ли у него аппетит, и надеяться, что он не откусит тебе голову, или же жить в это доме в ожидании последнего дня. Я взвесила и то, и другое. Победило первое, но с небольшим перевесом.

— Ита? — обратилась я к лисичке, которая уже успела скрыться за деревянной балкой, поджала хвосты и нервно пялилась на Ниоку. — Ита! Ита! Иди сюда!