Дорога домой (гет)

Нермин проводила взглядом сорвавшуюся с места Ауди. Глаза кололо от метавшейся в воздухе пыли, а во рту было химически-горько, будто Неджет угощал ее не Липтоном, а какой-нибудь омывайкой для стекла. Или самим же стеклом — острыми мелкими градинами, которые засели внутри от воспаленного горла до самого желудка. Нермин не ожидала, что это окажется так больно. Больнее, чем тогда, когда она сдуру решила набрать его номер, а он нахамил вместо того, чтобы умереть на том конце от радости. Больнее, чем тогда, когда долговязая отцовская фигура скрылась за поворотом, а с ее собственного застывшего лица сползла ошметками кожи фальшивая жизнерадостная улыбочка. Почти так же больно, как пепельницей по роже — а может, и эта боль не дотягивала…

Происходила какая-то странная, нездоровая, очень дерьмовая ерунда. Настолько дерьмовая, что Нермин даже не представляла, с какой стороны к ней подойти и как ее обдумать, чтобы понять, что вообще творится. Она бродила впотьмах, как те несчастные слепые, что дружной компанией лапали за разные причиндалы слона. Только их было много, а Нермин одна, и голова у нее болела, и горло, и вообще все тело — так, будто Неджет хорошенько попинал ее на прощание. Судя по выражению его лица, именно это он бы сделал, будь на то его воля, но, к его чести, ни одного лишнего слова или движения он себе не позволил. Без претензий, без обид. Без извинений и уговоров. А ведь она все время ждала. По дороге в поселок. Когда они остановились у Администрации. Когда Неджет вытащил из салона ее сумку и протянул ей, а она взяла и чуть не выронила, потому что сумка была тяжелая. Вручив ей пакет с несчастными лекарствами — точнее, всучив, потому что Нермин не хотела его брать, но и отказываться тоже не хотела, — Неджет сел в машину и укатил со спокойной совестью. Вот так просто, будто она не стояла столбом посреди дороги, пялясь ему вслед.

«Вот и все, — бормотала Нермин снова и снова. — Вот и все». Только поверить в это не получалось. Верилось в застрявшее в мышцах ощущение его прикосновений, в пропитавший кожу запах — до щекотки в груди — тоже, и в тепло его дыхания у самых губ, а больше ни во что. Зачем сказала, что не будешь общаться, дура? Будешь, полезешь на страничку в Одноклассниках, в список контактов — записала дважды, и на симку, и в память телефона, чтобы уж точно не потерять… Но зачем? Зачем и почему — этого Нермин не знала и не хотела знать. Она прежняя, нормальная, не поехавшая головой, никогда бы не стала переживать и метаться, в чем-то там себя обвиняя: послала куда подальше и пошла к друзьям на бетонку, и пусть о ней думают и жалеют. А теперь что, пришельцы подменили? Всунули в родное-привычное тело и вроде как тот же мозг какую-то бледную немочь, соплю, которая готова ковром под ногами стелиться и вставать на задние лапки. Осталось только позвонить папе и попросить забрать ее к новой мамке, а потом сдохнуть от стыда и позора.

Нермин убралась с дороги в парк, поприветствовав качавшиеся на ветру деревья мрачной ухмылкой. Видимо, тут ей самое и место. Вон все знакомцы сидят у разведенного в яме костра, хлещут портвейн «Три семерки» из пластиковых стаканчиков и закусывают кириешками, а заводила — вроде как когда-то нормальный мужик, даже служивший в Афгане, — орет неразборчиво, тыкая себя пальцем в грудь. Сесть бы с ними и просидеть так до ночи, но кто их, пьяных дураков, знает? Пустят по кругу, да тут же под дубом и прикопают, а потом приедет Адиль, арестует их, выкопает ее и отдаст отцу с матерью труп. Неудобненько как-то получится.

Нермин отмахнулась от приглашающих окриков, прокралась подальше, туда, где остатки каменного забора оплетал густой хмель, и, убедившись, что никто за ней не пошел — пока не пошел — полезла в телефон. Ни Вере, ни Дине звонить не хотелось. Придется рассказывать, почему опять без настроения, касаться словами того, что и так дергало болью, а потом — кто знает — выслушивать лекцию про то, какая она эгоистка и как зря опять начала истерить. На то, чтоб взять и плюнуть на чужое мнение с высокой колокольни, сил больше не было. Думалось все чаще: а может, они все правы? Мать, отец, подруги, бабушка, даже, провались он пропадом, дядя Петя со своими тупыми дочками? Нермин поежилась, почти физически ощущая, как лопается что-то в груди, разлетается в стороны тонкими нитками, обрывками паутины. Чудес нет и не будет. Выпрашивать помощь стыдно: раз вытащат, два вытащат, а на третий не возьмут трубку, отговорятся своими проблемами, посочувствуют, ну ты там давай, не кисни, справляйся как-нибудь…

Подумав, Нермин все-таки набрала номер Дины. Решила, что просто не будет болтать лишнего, чтобы не нарваться на порцию нравоучений. Ей была неприятна сама мысль о том, что придется что-то скрыть от подруги, но другого выхода она не видела. Да и вообще… Раз не сказала всей правды, другой соврала, а на третий оно как-то само собой выходит, легко и гладко. Будто так и надо. Дина взяла трубку не сразу. По ее голосу Нермин сразу поняла, что дело хреново: тут ей ничего не обломится.

— Ну как ты там? Где болтаешься?

На заднем плане орал телевизор, и слышались матерные возгласы.

— Все у меня нормально, — сказала Нермин со вздохом. — Опять?

— Подожди, выйду, — прошептала Дина в динамик, сказала что-то неразборчивое в сторону и через минуту заговорила снова, громче и злее. — Ты прости меня, пожалуйста, но никак, сука. Никак. Разве что вдвоем с тобой к Верке свалим или к тетке моей… Но я маму с ним не хочу оставлять, а она не поедет. Денег, говорит, нет на такси, а автобуса от нас не дождешься. Но это пиздеж все. Боится она. Когда он скопытится от своей водки, пидорас этот?

— Давай я Адилю позвоню, — предложила Нермин. — Попробую попросить, чтоб забрали его хоть на ночь, пусть там у них проспится. Не факт, конечно, что он меня не пошлет, но…

— Да зачем я буду тебе проблемы создавать? — выдохнула в трубку Дина, явно пытаясь скрыть, что вот-вот разревется. — Я и так перед тобой виновата, одну тебя бросила, когда тебе срочно помочь надо было, теперь вот наобещала с три короба, а сама… Ты где вообще? У дяди?

Нермин осторожно объяснила, что не захотела оставаться у Неджета, потому что стало неудобно его стеснять, и поспешила свернуть разговор о нем. Дина, впрочем, была слишком загружена собственными проблемами, чтобы обратить внимание на ее неловкость.

— Куда ты пойти думаешь? Верке звонила уже?

— Нет, Верке не звонила. Не особо хочу к ней, сама понимаешь, ей с бабушкой и так мороки хватает.

— А Сереге?

— Сереге тоже не звонила. Сейчас попробую. Ты не переживай, если что, я к своей бабушке пойду. Неохота, конечно, опять придурки эти набегут или матери доложат, что я там, и она явится. А хочешь прикол?

— Давай.

— Батя мой крышаком совсем поехал. Сперва наорал на меня так, что Неджет трубку выхватил и успокаивать его начал. Ты, мол, сама мать довела. И Адиля приплел, типа весь поселок болтает. Откуда они, суки, знают все? Вроде из наших никто не трепло, а все равно… Ну вот, сегодня батя звонит, так мол и так, простите, был мудак, исправлюсь. В городе с ним встретились, он мне серьги подогнал ни с хера, помнишь, те, что я хотела, типа цыганских?

— Не помню, ты все время что-нибудь хочешь, то Пандору, то еще какую-нибудь херню, — усмехнулась Дина. — Покажешь потом, как мудила этот вонючий проспится и свалит на работу. Если, конечно, его не уволят. Так и что там батя твой?

— Предложил мне у его новой бабы жить. Типа с братиком познакомлю.

— Он что, бензина там обнюхался на комбинате своем? — фыркнула Дина. Нермин ответила ей смешком.

— Похоже на то. Говорит, типа с матерью поговорил, она так больше не будет. Так я и поверила, да? Послала его, говорю, мол, без твоих соплей справлюсь. Деньги обещал давать, но с его копейками, что он получает, еще мне ему давать придется, я так чувствую.

— Слушай, пойду я назад, — тревожно сказала Дина. — Мелкая орет, а он сейчас вообще не в адеквате…

— Давайте я приеду на такси и свалим, а? Деньги есть у меня, немного, но на мотор хватит, — торопливо сказала Нермин.

— Да не надо. Сейчас водку всю выжрет и вырубится. Матери дома нет пока, типа к бабке ушла. У соседки прячется… Я напишу, если что, ладно?

Они распрощались. Нермин снова закурила, тоскливо глядя на косые лучи, прорезавшие полосы облаков. Вот соберутся с Динкой, заберут ее мать и сестру — или не заберут — и уедут в город. Снимут комнатушку, пусть даже с общим душем и сортиром, или какую времянку на отшибе, устроятся вместе работать и заживут. Сперва трудно будет, а потом все как-нибудь наладится. И Верка будет там же под боком, не придется ей больше мотаться из города в поселок.

Помечтав еще пару минут, она позвонила Сереге. Тот ответил сразу же, будто сидел и ждал ее звонка. Нермин невольно улыбнулась: вот кто, наверное, до конца дней ее не бросит, даже когда она превратится в сморщенную старую бабку с клюкой и без зубов. Они проболтали несколько минут, делясь последними новостями и обмениваясь вопросами. Нермин умолчала слишком о многом, но совесть ее не мучила: это ж пацан, ему подробности не нужны. Они с Серегой договорились встретиться на полпути возле продуктового магазина, а оттуда пойти к нему. Серега жил в раздолбанном доме, который строил еще его дед, а отец кое-как залеплял то и дело вылазившие косяки: то угол промерзнет, то по стене трещина поползет, то труба отвалится. Над Серегиным отцом Нермин втайне посмеивалась. Мужик был хороший, простой и добрый, как и сам Серега, но тихий, стеснительный, работавший всю жизнь в столярке и вечно какой-то серо-древесно-пыльный. Мать, вынужденная управляться с оравой детей, постоянно орала, или просто так казалось, потому что она оглохла от детского визга. Нермин не слишком ее любила, но ради Сереги каждый раз изображала вежливость, поэтому в доме ее привечали.

Серега радостно кинулся навстречу, выхватил у Нермин оттянувшую руку сумку, потом быстро чмокнул в щеку в порядке приветствия. У Нермин неприятно заныло в груди: вот чего он ее так любит и каждый раз у него такой счастливый вид, когда она появляется? Нет, ей, конечно, нравилась его многолетняя неизменная привязанность и все такое, но теперь от этого почему-то стало не по себе: он ведь ждет ее, как… Как Неджет ждет свою жену. Вот только Неджет придурок, и жена его овца, а они с Серегой… Нет, у них точно другое. Они друзья, и никто никому ничего не обещал.

— А ты чего загрузилась? — участливо поинтересовался Серега, заглядывая Нермин в глаза, которые она не знала, куда деть.

— Да так. Болею я. Простыла…

— Так пошли скорее, — всполошился тот. — У мамки аспирин попросим, чая с малиновым вареньем налью, и все к утру пройдет.

— Серый, а мамка точно не против, что я к вам припрусь? Мелкие-то выздоровели? Ты говорил, там заразное у них что-то?

Серега странно подвис на пару секунд, будто не мог сообразить, о чем его спрашивают, потом просиял и махнул рукой.

— А, да все прошло уже. Они по ходу зеленой смородины обожрались, вот мамка на них орала… Но теперь уже нормально все. Единственное, спать у меня придется. Батя поздно придет и на диване в зале ляжет. Ты как?

Нермин напряглась, но делать было нечего. Они и раньше иногда так спали, устроившись на Серегиной кровати. Пока учились в школе, бывало даже, что там оказывалась третьей Дина, которая сочиняла тогда еще не пившему отцу, что ночует у Веры в городе и, конечно же, спать они лягут ровно в десять. Хорошие были времена. Жаль, что быстро закончились.

У Сереги ее накормили невкусным, зато сытным ужином. Нермин поела жадно и торопливо, не обращая внимания на больное горло, потому что в голове уже мутилось от голода. Выпив обещанный чай с аспирином — к пакету с лекарствами не притронулась принципиально, затолкав его на дно сумки, — она поболтала немного с Серегиной матерью и, отговорившись усталостью, пошла за ним в его комнату. В закрытую дверь тут же принялись ломиться младшие дети, но вскоре их погнали спать, так что Нермин вздохнула с облегчением. Детей она терпеть не могла и от всей души сочувствовала Сереге, тщательно скрывая за сочувствием брезгливость. У нее дома, пока мать не поехала кукушкой, было чисто, тихо и уютно. Нермин даже почувствовала подобие благодарности к матери: все-таки не такая уж она была и плохая. Уж явно не хуже какой-то левой тетки. Может, та была красивая какая-нибудь или умная, кто ее знает? Можно было, конечно, спросить у отца, и Нермин очень хотелось, но она понимала, что ей не ответят. Вырастешь — узнаешь, или взрослая уже, должна понимать.

Мало-помалу в доме стало тихо, только бормотал телевизор в комнате, куда ушла Серегина мать. Нермин с Серегой устроились на подоконнике и потихоньку закурили.

— Не прочухает?

Серега мотнул головой, затягиваясь. Разгоревшийся уголек залил его странно сосредоточенное лицо красноватым светом.

— Она уже вырубилась поди. Мелкие ей покоя вообще не дают. Ты не смотри, что она такая психованная. Она к тебе очень хорошо относится, Нермин. Жалеет тебя, отец твой, говорит, конченый мудак.

— Правильно говорит, — усмехнулась Нермин. — А батя где, сторожит опять?

— Неа. Сторожить бросил, платят мало и задерживают. Они в третью смену в мастерской торчат, левачат. Тоже немного, но иногда нормально бывает. Я тут с отцом поговорил. Пристройку к дому сделаю. Комнату одну и кухню там отгорожу.

— А тебе здесь тесно что ли? — удивилась Нермин. Серега хмыкнул, затушил сигарету об откос, соскочил с подоконника и подошел к ней, дернул за ноги, заставляя развернуться к себе. Нермин напряглась, не понимая, к чему вдруг все эти телодвижения, но подчинилась, когда Серега разжал ее пальцы, вытягивая фильтр.

— Курить вредно, знаешь?

— Жить вообще вредно, — сказала она с деланной веселостью. Серега опустил руку ей на плечо, а второй убрал за уши волосы.

— Нехилый такой у тебя синяк. Я за ужином в деталях рассмотрел. Не надоело тебе?

— Что не надоело? Сереж, ты чего?

— Я ничего. Я уже столько времени ничего, а ты туда-сюда болтаешься.

Нермин попробовала было отодвинуться, но он придержал ее, скрестив руки за ее спиной. «Твою ж мать, — пронеслось в ее голове бессвязно-панически. — Только не сейчас».

— Ты не думай, я тебя ни к чему не принуждаю. Просто ты сама пойми. Хватит уже этих Ром, Саш, Паш. Ты же опять повстречаешься и свалишь, а домой тебе возвращаться смысла нет. Я с родителями поговорил, они давно уже согласны. Давай заявление подадим, а? Завтра же пойдем.

— Завтра воскресенье, — пробормотала Нермин, едва ворочая губами от шока. Серьезно? Нет, правда?

— Ну значит, послезавтра, — смущенно пробормотал Серега и попробовал ее поцеловать. Чужие губы накрыли рот, раскрыли его слишком быстро, с неприятной резкостью. Нермин отпрянула назад, закрыла лицо руками.

— Ты чего? Я до свадьбы приставать не буду, честное слово. Хотя ты же уже… Или нет?

— Серега, какая свадьба? — воскликнула Нермин, спохватилась, заговорила тише: — Какая свадьба, а? Ты друг мне, я тебя как друга… Зачем ты вот это все сейчас? Ты если думаешь, что я к тебе не просто перекантоваться…

— Ты меня динамишь и динамишь, хотя по-моему всем уже понятно, что тебе со мной лучше будет. Как друга, не как друга, какая разница? Поживем, привыкнешь. Ты же меня обнимаешь, целуешь? Вот чем я хуже других пацанов? Что тебя не устраивает? Давай прям щас, если хочешь, я тебе обещаю, тебе понравится…

— Я пойду, — прервала Нермин, соскакивая с подоконника. — Прости, но я так не могу. Я думала, ты помочь хочешь, а ты себе хрен пойми чего напридумывал.

— Куда ты на ночь глядя? Ладно, все, я понял, давай забудем про это, или потом, утром поговорим, — затараторил Серега, пытаясь преградить ей путь к двери. Нермин снова повесила на плечо сумку с вещами, щелкнула задвижкой, вылетая в коридор. Серега шел следом, говорил еще что-то, извинялся, а она молчала, лихорадочно думая, не забыла ли она у него чего-нибудь, чтоб не пришлось возвращаться.

— Куда ты попрешься? У Динки отец пьет, к Верке так поздно тебя уже не пустят, — жалобно вопрошал Серега.

— К бабушке пойду, — ответила Нермин со всей решительностью, на которую была способна. Надо было срочно унести ноги, а об остальном — в том числе и о том, что у нее стало на одного друга меньше, и что, кажется, аспирин ни хрена не помог, и температура таки подскочила, — она подумает позже. Потом, потом, все потом.

Когда Нермин, сбежав от Сереги, добралась до перекрестка, от которого нужно было сворачивать налево и темными улицами тащиться до бабушки, у нее зазвонил телефон. На экране она с удивлением увидела номер матери и с минуту растерянно размышляла, что той может быть надо. Этот вызов, как и три следующих, Нермин сбросила, но потом сдалась и ответила. Любопытно было, да и слишком хотелось отвлечься от того, что произошло у Сереги.

— Тебя где носит? — раздался нервный, слишком громкий голос. Нермин моментально взбесилась.

— Не поняла, а тебя с какого перепуга это ебет?

— Подожди, подожди. Не бросай только трубку, — всполошилась на том конце мать. Нермин прислушалась, довольная явным испугом в ее голосе.

— Хватит по чужим людям бегать. Возвращайся домой, а? Я пирогов наготовила, толченку с курицей…

— А я здесь при чем? Приятного аппетита, — щедро отсыпав льда, сказала Нермин.

— А что у тебя с голосом? Почему хриплый такой? Ты заболела?

— Смотри-ка, с чего ты о моем здоровье забеспокоилась?

— Ты где? Иди домой, поговорим.

— Я еще не сдурела, так что не дождешься. Киллера найми, если тебе так неймется.

— Ты почему такая-то, а? Неужели не понимаешь? Папаша твой сюда с разборками прилетел, орал, все в кухне мне перевернул, а сам… Мне показали фотографии, которые его шалава на днях выложила, — на повышенных тонах проговорила мать. Нермин не перебивала, хотя понимала, что не услышит ничего хорошего. — Ты понимаешь, он их возил на озеро. Туда, куда мы на мой день рождения каждый год ездим. Ее и вышлепка этого, которого она от наркомана родила. И в город они ездят, в парк, на лодочке кататься. Там целый фотоархив…

— Где и кто это все нашел? У нее же профиль закрытый.

— Общие друзья с Галкой у них есть. Вот и показали. Я не думала, что так получится, Нермин. Водку всю из дома выкинула, и вино тоже…

— Сук этих из дома выкини. Мало тебе сплетен? Теперь вообще на весь поселок опозорились, — сказала Нермин зло. На озеро возил, значит, и в парк. Молодец, нечего сказать, молодец…

— Да уж, вроде куда больше, а оно, видишь, нашлось. Адиль приезжал, так стыдно было. Он сказал, тебя Неджет забрал? Где ты?

— В пизде на верхней полке, — выплюнула Нермин, и мать с готовностью схватилась за брошенный ей крючок.

— Так ты не у него уже? А где? Я бабушке звонила, тебя там не было. У друзей торчишь опять? Давай домой, хватит. Нечего шататься где попало. Голодная, холодная…

— Когда тебя это волновало?

— Как это, когда волновало? Нет, с таким голосом мы точно опять бициллин колоть будем. А если почки? Где ты? Я сейчас такси…

— Я недалеко, — сказала Нермин, сдаваясь. Жар, который до этого тлел где-то в груди и горле, будто почуяв ее слабость, выплеснулся на лицо, затопил изнутри голову.

— Сейчас приду. Только учти — рискнешь еще раз меня тронуть, я тебя ночью подушкой придушу. Поняла?

— Поняла, поняла. Я тебя у подъезда встречу, — торопливо проговорила мать и сбросила вызов.

Через час Нермин металась по своей кровати, не зная, куда приткнуть лопающуюся от зашкалившей температуры голову. Довольная мать прыгала вокруг то с градусником, то с молоком и медом, то с баллончиком ингалипта, то с мокрым полотенцем, и без умолку причитала, что бедная девочка совсем себя довела до ручки.