Дорога домой (гет)

Первый вечер на свободе Нермин провела тихо и мирно. Они с Диной, Верой и Серегой снова собрались на бетонке, а потом приехали Слава, Женя и еще несколько залетных гостей. Пока Нермин болела, парни успели помириться с вредным дедом: закатились как-то к нему в гости и побыли тимуровцами. За подправленный забор и подлатанную крышу дед сменил гнев на милость и разрешил петь песни, но чтобы строго до десяти, без матерной ругани и не про малолетних шалав. В середине посиделок дед вышел со двора, прошаркал к бетонке и принес таз ранних яблок, которые Нермин удачно — и вполне искренне — похвалила. После этого мир был окончательно восстановлен. Нермин, к собственному удивлению, почувствовала облегчение. В глубине души ей все еще было стыдно за свои пьяные пререкания со стариком, и его одобрение пришлось ей по вкусу даже больше, чем немудреное угощение. Хоть где-то побыть хорошей, и плевать, что дед забудет про нее через пять минут, как только засядет дома у телека смотреть вечерние новости.

После этого эпизода Нермин на радостях снова заговорила с Серегой, тем более что тот из кожи вон лез, чтобы добиться ее внимания. Она знала, что как раньше уже не будет, и что теперь доверять ему нельзя, но это ничего не значило. Да, он такой же, как все пацаны, да, думает только об одном, ну и черт с ним. Если все они одинаковые, какая, в пень, разница? Случись опять оказаться посреди ночи на улице, выбирать не придется: и домой к Сереге пойдет, и в комнате закроется, и в кровать ляжет, и, кто его знает, может даже даст пару раз, чтобы утихомирился. Но это только если с Ромой ничего не выгорит. Нермин мало что знала о Роминой семье, но та явно была не такой нищей и не такой многочисленной, как у Сереги.

Пока Серега болтал с парнями, Нермин успела поведать Дине и Вере о его предложении, но те, по-видимому, уже все знали, потому что особого удивления на их лицах она не заметила. Вера сдержанно поругалась на дурачка, который решил воспользоваться безвыходным положением дамы сердца, а потом с обычным спокойствием заключила, что Серегу, конечно, можно понять, но так все равно не делается. Дина же оказалась непривычно тихой. Нермин напряглась, не понимая, в чем причина молчания всегда такой разговорчивой и острой на язык подруги. Она попробовала подонимать Дину наводящими вопросами, но та только отшутилась. Отец понемногу просыхает, водку больше не хлещет, только пиво после работы, и то совсем слабенькое, мелкая капризничает, но терпеть можно, с мамкой все нормально — живем, радуемся. Со Славкой тоже все супер, никто ни с кем не ссорился, никаких проблем нет. Нермин слегка оскорбилась, но отстала: мало ли, хочет молчать в тряпочку, пусть молчит. Надо будет, сама расскажет, а может, и рассказывать нечего, обычный ПМС.

На второй вечер ни Дина, ни Вера не появились. Вера объяснила, что они с Женей собрались в гости к его родителям, а Дина — что ее припахали дома. Нермин встретилась на Администрации с Серегой и Славой. Они потусовались там, дожидаясь остальных, но никто из парней не пришел. Тогда Слава предложил смотаться в город, посидеть в парке в шашлычке. Нермин едва не запрыгала от восторга и, разумеется, согласилась, а Сереге ничего не оставалось, как подчиниться желанию большинства. Они укатили в город на такси и здорово провели время. Покатались в парке на чертовом колесе, потом набрали шашлыков и пива, хохотали, фотографировались — Нермин тут же выложила их веселые кривые физиономии в Одноклассники — и чуть не подрались с отдыхавшей за соседним столиком компанией. Уже ближе к полуночи Нермин написала мать с просьбой заявиться домой хотя бы к рассвету, и она решила, что пора сворачиваться. Парни тоже засобирались: Слава боялся проспать на работу, а Серега — попасться на глаза возвращавшемуся с очередной смены отцу. Они поймали такси с бордюра, сговорились о цене и поехали в поселок.

Первой домой решили забросить Нермин, потому что она жила в центре. Когда такси свернуло к ее двору, в мазнувшем по углу свете фар она приметила машину, которая показалась ей подозрительно знакомой. Она окликнула таксиста, попросила остановить и вышла, ничего не объяснив изумленным друзьям — сказала только, что дойдет домой отсюда, и что отдаст деньги за проезд завтра. Серега крикнул вслед, что сам за нее заплатит, и чтобы она позвонила, если что понадобится, но Нермин его уже не слушала. Сердце у нее колотилось так, что в ушах шумело, а ноги стали ватными от волнения. Что ему тут понадобилось посреди ночи?

Нермин посветила телефонным фонариком на номер машины и обреченно вздохнула. Когда она подошла совсем близко, водительская дверь открылась, и Неджет вышел ей навстречу. Нермин напряженно вгляделась в его темный силуэт: ей показалось, что он как-то странно, слишком медленно двигается, но толком рассмотреть что-то в тусклом свете выглядывавшей из-за облаков луны у нее не получалось. Неджет остановился в паре шагов. Несколько долгих мучительных минут они простояли молча, и, наконец, у Нермин не выдержали нервы.

— Ты что здесь делаешь? — проговорила она, откашлявшись — голос упорно не хотел повиноваться командам психующего мозга. Неджет как-то надменно хмыкнул, пошарил в кармане, вытащил сигареты и принялся возиться с зажигалкой. Колесико чиркало, сыпались искры, но огонек упорно не желал загораться. «Ни хрена себе, — подумала Нермин. — Да он же бухой в три пизды…» Она медленно подобралась ближе, протянула руку и выдернула зажигалку у Неджета.

— Подожди. Ты ж сломаешь ее сейчас. Дай я тебе прикурю.

— Без твоих соплей справлюсь, — ответил Неджет сухо и сердито, обдав Нермин нормальным таким перегаром. Она содрогнулась всем телом — от макушки до пят — и покрылась мурашками от ужаса. Типа вообще непьющий убежденный противник, когда-то устроивший пьяную драку на свадьбе бывшей, а потом порезавший вены с пьяных же глаз, заявился в ее двор бухой в дрова на машине. На гребаной, мать его, машине, хотя был не в состоянии даже справиться с зажигалкой. С минуту они сражались за эту дурацкую зажигалку, потом Неджет сдался, отмахнулся и, выкинув сигарету, зашагал прочь.

— Ты куда собрался? — вскрикнула Нермин, бросаясь за ним и повисая у него на локте.

— А тебя ебет? — изрек Неджет, пошарил в кармане и вытащил ключи от машины. — Скучно мне. В город поеду. Пива захотелось. С шашлыками.

Нермин насторожилась, но раздумывать над его словами было некогда. Неджет выдернул руку из ее дрожащих пальцев и решительно двинулся в сторону авто. Она судорожно вспоминала щедро усыпанные матерной руганью рассказы Дины про то, что в первую очередь надо спрятать ключи от машины, потом ключи от дома и деньги, а потом повыливать потихоньку все запасы спиртного и поклясться всеми богами и мамкиным здоровьем, что так и было. А, да, еще ножи. Обязательно попрятать ножи. Но ножей у Неджета вроде не наблюдалось.

— Стой, куда тебя понесло? Какой город? Неджет, ты же пьяный в дупель! Переедешь кого-нибудь, если уже не переехал!

— Никого я не переехал. Я за рулем с закрытыми глазами могу. Бампер под замену только, но это фигня. От-ва-ли, — сказал он нараспев, плюхнулся на сиденье и принялся тыкать ключами в приборную панель в поисках замка зажигания. Нермин зависла на пару секунд, но, когда перед ее носом с грохотом захлопнулась дверь, всполошилась и, обежав машину со сверхзвуковой скоростью, уселась на пассажирское сиденье.

— Э, какого хрена? — рассерженно спросил Неджет, толкая ее в бок. — Я тебя с собой не звал.

— А я с тобой поговорить хочу, — пробормотала Нермин, пытаясь перехватить его кулак, который уже явно оставил пару синяков у нее на ребрах. — Ты же зачем-то сюда приехал? Вот давай объясни мне, зачем, а потом поедешь.

— Я не к тебе приехал. С хера ли ради? Просто остановился тут отдохнуть, музыку послушать, — объявил он с пьяной насмешкой. — Это общественное место, а не твой личный двор, так что вали, куда шла. Понятно тебе?

— Неджет, хватит, — умоляюще сказала Нермин. Она видела пьяных регулярно, но унимать их ей почти не приходилось. Обычно откачивали и унимали ее саму. — Ну куда ты поедешь на ночь глядя? Уже все закрыто.

— Да ладно? А полтора часа назад открыто было, — усмехнулся он и пихнул ее в плечо. — Как посидели-то? Хорошо?

Нермин с трудом уняла дрожь в норовившей отвалиться челюсти.

—  Хватит толкаться, ты мне больно делаешь. И скажи мне, пожалуйста, что случилось.

— Ты со мной не общаешься. Забыла?

— Я передумала.

— А я нет.

«А на кукуй тогда приперся сюда бухой в сиську и выносишь мне мозг моими посиделками похуже ревнивого мужика?» — проорала про себя Нермин, а вслух продолжила уговаривать Неджета поведать ей, какого хрена вообще происходит. Она, конечно, легко и просто могла выйти из машины, позвонить Адилю и предоставить ему самому разбираться с загулявшим братцем, но не сделала бы так ни за какие коврижки. Даже если б ее пытались оторвать от Неджета подъемным краном.

— Ты мне скажи, у вас это сейчас типа норма? — продолжал Неджет изъясняться загадками и слишком тонкими для ее пьяной головы намеками.

— У кого у нас и что норма? — терпеливо выспрашивала Нермин.

— Ну, у вас, у малолеток, у молодежи… Не, я, конечно, все понимаю, разнообразие там и так далее, но ты бы хоть как-то скрывала это, что ли. Тебе восемнадцать-то есть?

— Неджет, скажи мне толком, что такого случилось, что ты так психуешь, а?

Он помолчал, отвернувшись к окну. Нермин, воспользовавшись передышкой, попыталась стащить лежавшие на сидении у его бедра ключи, но ее попытку моментально пресекла тяжело опустившаяся сверху рука.

— Это мое. Еще раз — и в глаз. Клептоманка хренова.

— Ударишь?

— Надо бы. Но я тебе не папа и не мама, и у меня таких прав нет. А жаль.

— Слушай, я понимаю, ты на меня злишься и все такое. Но я честно не могу вкупиться, за что. В чем ты меня обвинить пытаешься? Мы с ребятами в город поехали, посидели в парке в шашлычке, да. Но при чем тут все остальное, что ты говоришь? — продолжала выспрашивать Нермин, и с каждым словом ей стоило все большего труда сдерживать слезы.

— Давай, давай. Поплачем, поистерим. Только это не поможет, — протянул Неджет с таким удовольствием в голосе, что Нермин в очередной раз пришла в ужас. Он доставал ее специально, старательно и продуманно, и она поняла, что проще дать ему добиться цели, чем терпеть издевательство еще полночи. Пару минут Неджет слушал, как она всхлипывает и давится рыданиями, потом достал телефон и щелкнул кнопкой. Нермин растерла слезы по лицу вместе с потекшей тушью и увидела открытую страницу Одноклассников.

— На, смотри. Пролистай вниз.

Она приняла телефон у него из рук, промотала ленту и обнаружила лайкнутые кем-то свои собственные фотки с Серегой и Славой, где они обнимались и чокались пивными кружками.

— А что это за чувак? Откуда они у тебя в новостях вообще? Я ж тебя удалила, и…

— У нас с тобой так-то общих друзей штук пять. Мол того не знаешь. Но это херня. На то, что ты бессовестная алконавтка, мне как-то пофиг. Ты давай ниже смотри, племяшка.

Нермин скривилась от яда, который он умудрился втиснуть в недлинное, в общем-то, обращение, мысленно попросила у Всевышнего терпения, мотнула еще ниже — и застыла, вытаращив глаза. На странице красовались ее фотки, которые она отправляла Роме, в том числе и та, что с лямкой от лифчика, и под ними была куча «классов» и комментов. Шепотом выматерившись, Нермин открыла фото. Рома выложил их недавно, примерно в то же время, когда она выкладывала отчет о своих посиделках с пацанами. Под каждой была подписана лютая дичь про любимую красавицу, с которой так классно проводить время вдвоем. Дружки и подружки, которых у Ромы было досадно много, наперебой расспрашивали его, когда он успел завести себе девочку и почему никому не сказал, и все это было приправлено таким количеством пошлых шуточек, что Нермин, при всей ее привычности к дурной славе, стало не по себе.

— Твою ж мать, а.

— Красота, — выдохнул Неджет у нее над ухом и забрал телефон. — Волосы у тебя что надо. Растрепались только. Ты б причесывалась, что ли. И лифак симпатичный. Кружева, все как че. Мне нравится. Знаешь, если б я был на месте Ахмета, я б тебя задушил нахуй этим лифчиком. Но тут уж ничего не поделаешь — у тебя это, видимо, от отца и есть.

— Что — это? — звенящим от возмущения голосом спросила Нермин.

— Склонность к окололегкому поведению. Это я сейчас мягко сказал, — ответил Неджет. — То есть это что получается, ты с ним сперва, а потом с этими двумя поехала в городе отрываться? Нормально, времени не теряешь. Я только одного не пойму, если у тебя типа парень есть, на какой хрен с другими по пивнушкам мотаться? И зачем личную жизнь свою вот так вот на обозрение всем вываливать? Это же все видели, твою мать, весь поселок, и каждый что-то там под твоими фотками написал. Дальше что будет? Хоумвидео? Или уже есть, просто я еще на него не наткнулся?

— И ты из-за этого так накидался, я правильно понимаю? Это тебя так огорчило?

— Я не из-за этого накидался.

— А из-за чего?

— Не твое собачье дело. Давай, выходи, надоело мне тут с тобой торчать. Мне смотреть на тебя противно, если честно.

— Подожди, пожалуйста, — умоляюще сказала Нермин, поняв, что теперь от того, чтоб вышвырнуть ее из тачки на обочину и свалить на трассу, его может удержать только чудо. — Подожди, а? Не было у меня с ним ничего, ну. За кого ты меня принимаешь? А мальчишки друзья мои, они мне как братья.

— Меня твоя личная жизнь, которая на весь поселок, не интересует. Просто стыдно за то, что мы с тобой типа родня, и все вот это твое дерьмо мне показывается, как будто оно меня касается. На хрен я вообще что-то там пытался, общаться начинал с тобой?

— Успокойся, пожалуйста. Давай я сейчас этому мудаку позвоню и скажу ему, чтоб удалил все это. Я ему послала, потому что он выпросил, типа соскучился, болела дома, вот и получилось так…

— Вообще похуй, — отмахнулся Неджет и включил на всю громкость радио. Нермин, однако, слишком привыкла подмечать интонации, чтобы не расслышать в его голосе ноток одобрения. Он хотел, чтобы она позвонила, и, судя по всему, для Ромы этот разговор должен был получиться очень содержательным и интересным. Нермин была не против: ей уже вынесли мозг, пусть теперь Рома получит порцию пьяной ругани за гребаное самоуправство. Она набрала номер, дождалась, пока Рома ответит, и поинтересовалась, не охуел ли он. Рома подвис на минуту, забормотал что-то о том, что не понимает, о чем речь, но ответить Нермин не успела. Неджет выдернул у нее телефон, и следующие пятнадцать минут она с трудом сдерживала желание нервно-мстительно заржать, слушая попурри из завываний Леди Гаги, отборного мата и угроз Неджета, из которых «руки нахуй отрежу и обрезание сделаю без наркоза» была самой безобидной, и тщетных попыток Ромы перебить собеседника, изредка доносившихся из динамика. Наконец, вдоволь наругавшись, Неджет сбросил вызов и вручил Нермин раскалившийся телефон.

— Ну че, приятель твой утверждает, что ты ни в чем не виновата, и это его косяк, и клянется, что компромат щас же удалит. Какого лешего он его выкладывал, я, правда, так и не догоняю. Это у вас типа такие сексуальные игры?

— Хватит при мне такие слова говорить, а? — возмутилась Нермин. — Самому не стыдно? Мы родня с тобой, а ты со мной общаешься, как…

— Надо же, тебе стыдно стало? Позорить нас всех на всю округу не стыдно, а от слов, смотри-ка, засмущалась. У меня брат в полиции работает, если ты забыла, его коллеги задолбают потом шуточками.

— Да откуда они это увидят? И откуда узнают, что я вообще ему родня?

— Общих друзей тут у всех полно. До тебя реально еще не дошло? Я твоего ебантяя знать не знаю, а вон, отлайкали его фоточки, и я тебя в таком виде увидел, что мне вот реально глаза кислотой аккумуляторной промыть хочется. Но ты заметь, Нермин, я тебе предъявил за твой косяк и дал тебе отмазаться, хотя мог бы послать тебя в задницу или вообще по щам тебе надавать за такие дела, и никто бы мне слова не сказал.

— Ты это к чему клонишь сейчас? — спросила она, ожидая новой порции нервотрепки, но Неджет, видимо, уже сорвал зло на Роме и был в более благодушном настроении.

— Я к тому, что вот ты меня за один-единственный косяк послала куда подальше. Дважды. Ну, то есть за два косяка, хотя тот разговор я своим косяком не считаю. Послала, заблочила, сказала, что общаться больше не будешь… Пока я тебе нужен был, все норм было, Неджет то, Неджет се, обнимала меня даже, а потом появилось, куда слинять, и все, конец дружбе. Ты где живешь-то сейчас?

— У мамы…

— Мазохистка. И вот все вы так. С женой столько лет все круто было, любовь-морковь, а стоило раз накосячить, послала. Да что там послала — к другому свалила. Адиль за мной хвостом ходил, а потом раз — и все, я стал не нужен. Мама тоже теперь со мной не разговаривает, мол, дурочкой ее выставил, да еще и не сказал, что девушка у меня есть, а она, бедная, за меня переживает. А папа… — он вдруг замолчал, будто спохватившись, и уставился куда-то в окно.

— Что папа? — осторожно поинтересовалась Нермин, слегка прифигевшая от неожиданных откровений.

— Ничего.

— Неджет, у тебя дома проблемы из-за этой аптекарской сучки начались? Ты поэтому нафигачился? Ты же не пьешь вроде бы…

— Проблемы у меня уже очень и очень давно, — сказал он неожиданно спокойно. — Теперь их чуть больше стало, а у меня настроение было плохое. Вот и решил по твоему примеру… А ты мне поездку в город обломала. Хотя я и сейчас еще успею, если поеду.

— Я тебя не отпущу никуда.

— Я тебя спрашивать буду?

Нермин вдохнула поглубже, набираясь решимости. У нее было странное чувство: с одной стороны, такой Неджет ее бесил, напрягал и пугал, а с другой, теперь с ним было как-то легче и проще. Привычнее. Тем более что не в адеквате были они оба. «Ты пьяный или кто» — так у них всегда говорили.

— Это я тебя буду спрашивать.

— Серьезно?

Судя по тону, Неджету предложенная игра явно понравилась. Он даже уселся поудобнее и выпустил из руки ключи, которые Нермин постоянно нащупывала взглядом, собираясь стянуть в подходящий момент. Она пошла с козырей, чтобы не дать Неджету сориентироваться и выдумать какое-нибудь подходящее к случаю вранье.

— Ага. Почему я, а? Зачем тебе это надо? Не залечивай только про помощь нуждающимся и прочую благотворительную лабудень. Иначе ты бы не делал что попало и не выносил мне сейчас мозги.

— Ну, раз про благотворительность не прокатит… Ладно, хорошо, — с напускной бодростью сказал он. — Вот потому и ты.

— Не догоняю.

— А что тут догонять? Потому что ты спрашиваешь. Потому что тебе интересно. И потому, что все, кроме тебя, на меня смотрят, как на психа, а если разговаривают, каждое слово обдумывают. Я что, буйный или дебил? Ты первая, кто со мной поговорил нормально, за все это долбаное время. Даже поругаться не побоялась в тот вечер, а я уже забыл, когда меня последний раз так песочили. Знаешь, как про меня говорят? Наркоман, шизик, Отелло… Дочек и внучек на выданье, правда, все равно водят на все праздники, и мама вот… Не пойму только, почему общаться со мной по-человечески нельзя, а замуж за меня выходить можно.

— Потому что на морду ничего и квартира есть, а остальное стерпится-слюбится, — пожала плечами Нермин.

— Да уж. Устал я, короче. Даже не так. Не устал. Заебался. Не могу я так больше, в одного, понимаешь? Домой прихожу, дверь боюсь открывать, спать не могу, а вечерами… И самое хреновое, не могу понять, за что. Я нормально жил, никому плохого не делал, никого не трогал, наоборот, помочь старался. У меня семья была, жена, планы, а потом раз и все, ничего не осталось. Пустота. Да, я косячнул, ну с кем не бывает?

— Что ты сделал? Ну, с женой? Почему она свалила?

Он вздохнул, прикрыл глаза ладонью.

— Пожалею я завтра об этом разговоре.

— Так то завтра будет. А сейчас сказал а, говори бэ. Иначе смысл был так нажираться и за руль садиться бухим?

— Нет, не могу. Про это никто, кроме нее, не знает.

Нермин мысленно отматерила его за упрямство.

— Избил ты ее, что ли?

— С ума сошла? Я ее пальцем никогда не трогал. Женщин бить последнее дело.

— Изменил, значит.

Он промолчал, и Нермин с ужасом поняла, что попала в точку.

— Мда. Значит, верных мужиков и правда не бывает.

— Разочарована? Ну да, я виноват. Но это один раз было, и то случайно, можно сказать. Я ей все честно написал, потому что мы так договорились: сразу признаваться, не скрывать ничего. Она сказала, все фигня, я понимаю. А я дембельнулся, домой приехал — а там пусто. Прикинь? Свалила к херам собачьим, только тогда ее увидел, когда ее родственнички меня на развод притащили подавать. А мои знали и молчали. Все молчали.

— Как ты в армии-то умудрился ей рога наставить? С кем?

— Дурное дело нехитрое, — пробормотал он. — В город выпустили, а там… В общем, вспоминать противно. Только других и за такое, и за что похуже прощают, а меня послали без права обжалования и переписки. Я думал, перебесится и простит, она у меня такая, тихая, себе на уме, но если что взбрело в голову, хрен переспоришь. А она замуж… Ну, я и психанул. Я пить вообще не любитель, меня сразу клинить начинает. Что попало делаю. Один раз студентами накидались, я со второго этажа в кафе свалился и палец на ноге сломал, прикинь? С перил скатиться решил, как в школе. Вот Аселя тогда бесилась, месяц толком не разговаривала…

— Ты правда ее любовничка прирезать битой бутылкой пытался? — прервала поток счастливых воспоминаний Нермин.

— Да нет конечно. Я что, больной? Я у сестры выпытал, где у них банкет, приехал туда, просто поговорить хотел. Не знаю даже, о чем. Просто. А жена ко мне даже не вышла, загасилась в туалете где-то или на кухне. Этот ее зато выполз с друзьями, вали, мол, отсюда. Ну, слово за слово, подрались. Потом меня кто-то из них домой отвез, а дальше я плохо помню. Вспышками какими-то. Больно было до жути и страшно, что пиздец, особенно когда… Я и помирать-то не хотел, так, со злости натворил это все. Меня с тех пор от вида крови сразу блевать тянет и руки трясутся. Перед братом стыдно, сколько раз пытался извиниться или что-то сказать про это, а он разворачивается и валит от меня. Смотрит все время так… Друзья разбежались, когда это случилось, никому чужие головняки не нужны, да и после такого позора… Девушку найти — спасибо, нашел уже один раз. Живу, дом-работа-дом и родня. От родителей еле съехал. Пока жил у них, покоя не давали ни секунды. К окну не подходи, долго не мойся, в баню с Адилем ходи. Ссать с открытой дверью заставляли. Один раз секатор взял малину подрезать, у мамы истерика на полдня была. И сейчас звонят, не взял трубку раз-два: уснул, телефон разрядился, мыться ушел, еще что, — домой делегация мчится чуть не с мигалками. Сестра со мной общаться почти перестала, детей ко мне не подпускает. Как будто я в тюрьме сидел, или наркоман, или туберкулезник. А муж ее поддакивает, мол, на хуй он такой нужен, полудурок. Отпад, да? Как денег занять надо было, так брат, помоги, а теперь не здоровается толком.

— Так ты зачем живешь-то тут после всего этого? — с горькой усмешкой поинтересовалась Нермин. — Я думала, мне хреново, а у тебя вообще какой-то дурдом на выезде.

— Куда я поеду? Один среди чужих я вряд ли смогу. Да и не отпустят меня. Хотел в город попробовать, родители в сопли, слезы, как ты там справишься, тут оставайся, женись еще раз, детей заведи. На кой ляд мне это? Если б меня в покое оставили, все бы не так плохо было. Мы с женой потихоньку общаться начали, не подумай только ничего. Она приходит иногда за деньгами, я ей деньги даю, что один общей квартирой пользуюсь. Сперва молчала все время, потом понемногу разговорил, а там со временем она поймет все. Наверное. Мы хорошо жили, не ссорились даже толком. Она не такая, как ты, чтоб ей слово, а она в ответ десять.

— Зато со мной весело, — хмыкнула Нермин. От откровений по поводу жены ей стало как-то противненько-тошно: все же эта упорная любовь вопреки всему напоминала ей о поехавших маньяках из голливудских фильмов, да еще и злила почему-то. «На кой хрен так унижаться? Бросила, так бросила, развелись, так развелись», — подумала она, но, разумеется, вслух сказала пару дежурных сочувственных фраз.

— Поэтому мне с тобой и нормально, — задумчиво сказал Неджет. — У тебя примерно то же самое. Ты меня понимаешь, да? Я просто хочу, чтобы было как раньше.

— А как раньше уже не будет, — продолжила Нермин его оборванную фразу. — И остались мы с тобой как два лошары, и весь поселок над нами угорает.

— Это точно. А мы над ними поугораем, да?

— Ага. Особенно после того, как ты моему недопарню пообещал его вверх ногами на старом кладбище закопать.

— Ну извини, что у тебя личная жизнь обломалась, — насмешливо протянул Неджет, и Нермин поняла, что ночь откровений закончилась.

К ее облегчению, в город Неджет больше не рвался и спокойно позволил ей забрать несчастные ключи. Они вызвали такси, которое пришлось ждать чуть не целый час — ловить мотор с бордюра Неджет отказался наотрез. Было уже почти четыре утра, когда машина остановилась у его дома. Они почти без приключений поднялись в квартиру, и Неджет, не раздеваясь, завалился спать на кровать. Нермин на всякий пожарный случай поставила на пол у изголовья тазик, а потом пошла в зал. Домой ехать смысла не было, да и оставлять Неджета одного она боялась. Когда она проходила через прихожую, то приметила на столике телефон Неджета, который тот кинул туда, чтоб не мешал разуваться. Подумав пару минут, Нермин все-таки не выдержала и стащила его. Интересного там было мало: переписка с Адилем по поводу деталей на машину, сообщения от сестры по поводу подарка на предстоящий день рождения какой-то родственницы, еще какая-то семейная дребедень. Зато возмутительного оказалось побольше. Память была напрочь забита фотками с бывшей, а чат с ней в вотсапе полон просьб приехать, написать, позвонить или хотя бы взять трубку. Судя по датам, Неджет был в полном игноре уже месяц, и все это время он как придурок строчил в пустоту сообщения с признавашками в любви и мольбами о встрече, над которыми, скорее всего, Асель хохотала на пару с новым мужем. Нермин с внезапным отвращением и злорадством подумала, что весь из себя гордый Неджет ничем, по сути, не отличался от того же Сереги. Те же сопли, слезы, слюни и, разумеется, тщательно припрятанное под розовой романтикой желание вдуть бывшей по самое не хочу. Ничего нового. Вернув телефон на место, Нермин улеглась на диван, включила телевизор на минимальной громкости и до самого пробуждения Неджета смотрела Дом-2.