file#5: День рождения капитана Хикса (джен)

Иван подошел к высохшей сосенке. Ствол уже частично был обнажен от коры, там и сям виднелись следы работы дятлов.

Пошарив в кейсе на поясе, Иван извлек молекулярную пилу — два скрепленных друг с другом шарика ярко красного цвета. Он приобнял сушину, держа пилу в правой руке, а левой потянул за второй шарик. Шарики разошлись в стороны, но остались соединены между собой тонкой нитью пилы. Иван потянул на себя, и пила легко, с комариным писком, врезалась в ствол дерева. Через секунду она вышла с другой стороны, а дерево, после несильного толчка, упало на мшистую землю.

— Ловко, однако, у тебя выходит, — воскликнул наблюдавший за его действиями Петр. — Ты, Иван, словно цирковой факир — полон неожиданностей и всяких удивительных вещиц.

— Тебе, наверное, крайне интересно, откуда у меня такие штуковины?

Иван на секунду прервался от шинковки упавшего дерева. Чурочки выходили аккуратные, на срезах словно отшлифованы — молекулярная пила режет очень гладко.

— Не буду скрывать, весьма интересно… — усмехнулся Васильев.

— Все расскажу. Чуть погодя. Сначала обсохнем и пообедаем.

Пока Петр возился с костром, украдкой наблюдая за действиями Ивана, тот озаботился жилищем.

— Придется здесь ночевать, — пожаловался он Петру. — Я разговаривал с нашими, катер обещают только завтра к вечеру починить. Буду палатку сажать. У меня модель хоть одноместная, зато быстрорастущая.

Оставив Васильева в недоумении обдумывать эти слова, он, отойдя от костра на несколько шагов, нашел свободную от деревьев площадку и принялся копать ямку. Вложив в ямку бластулу аварийного жилища, он прикрыл ее грунтом и, использовав складное пленочное ведро, обильно полил водой из болотца.

— Что там, волшебные бобы? — поинтересовался Петр.

— Нет, палатка, — улыбнулся Иван. — Прямо как в детстве… помню, ходили мы в поход всей группой… Я тогда в кукуевском интернате жил. Хорошо было, весело.

— Кукуево? Это где? — забросил удочку Петр. Любая информация о необычном товарище ему была крайне интересна, но он боялся спугнуть его своими слишком назойливыми вопросами.

— Кукуево? На Урале. На реке. Про наш городок даже хит сочинили, первое место на песенном конкурсе Солнечной системы, между прочим. Иван запел: «По реке плывет топор из села Кукуево, ну и пусть себе плывет, железяка…»

— Апчхи! — чихнул Петр. — Пардон, видать меня продуло…

— Будь здоров! — сказал Иван. — Слушай, а давай мы тебя подлечим! И кашель твой мне не нравится, очень плохой кашель!

— Спасибо, но… понимаешь, это не простуда, — замялся Васильев, — это чахотка...

Он всегда чувствовал себя виновным в том, что где-то подхватил болезнь.

— Все равно, хоть чахотка, хоть лиспансина, — сказал Иван и полез в одну из своих поясных сумочек. — Так… так… Где же они? Ага, вот они!

Он достал небольшой цилиндрик, что-то покрутил на нем, словно набирая шифр. В ладонь выпал маленький синий шарик.

— Вот лекарство. Глотай, — протянул он Петру шарик. — Извини, пока запить нечем. Но он маленький, так проскочит.

Петр недоверчиво взял шарик, покатал его между пальцев. Яд? А зачем? Убить его можно было проще — например, не спасать. Да и не похож этот парень на человека, желающего ему зла. Скорее похож на большого доверчивого мальчишку. «Терять мне уже и так нечего», — решил Петр и проглотил пилюлю.

По телу прошел жар. Почувствовав слабость, Петр быстро присел на излюбленную поваленную березу. Голова закружилась.

— Что, нехорошо тебе? — спросил Иван. — Это от того, что очень уж болезнь серьезно тебя одолевает. Но через пару часов будешь как огурчик.

«Часов?! Я не ослышался?» Петр отвернулся от Ивана, чтобы скрыть покатившуюся слезу.

В то, что его спаситель вот так, походя, исцелит его от пожирающей болезни и вернет жизнь, здоровье, поверилось сразу, полностью и бесповоротно. Петр плакал от навалившегося вдруг страха, что он мог и не попасть на дирижабль, и не случись ураган — не прилетел бы сюда, молния могла не ударить в баллон...

Наверное, подобные мысли посетили и Кукуева. Он встал в позу декламатора и с чувством прочитал:

— Если вы летите в небе, а гроза навстречу вам,

Близко вы не подлетайте, даже тянет если вдруг.

Навсегда всем тем, кто в небе это надо осознать,

потому, что рядом с вами я могу не пролетать!

— Это я только что сочинил, — похвалился он. — Хотя очень похожее я где-то уже слышал.

Васильев хотел ответить, но вдруг свет в его глазах померк — в третий раз за этот долгий день, он потерял сознание, сполз с бревна и погрузился в сон без сновидений.

* * *

Тепло и мягкий уют, как на лучшей перине, — это первое, что почувствовал подпоручик Петр Васильев, когда проснулся. Он открыл глаза и огляделся. Ему показалось, что он находится в каком-то огромном пузыре с матовыми, полупрозрачными стенками. Да так оно и было — слабо светящиеся своды помещения, где он лежал на низкой, мягкой кровати, сходились на высоте, примерно соответствующей двум его ростам.

Васильев перевел взгляд на свое тело, приподняв голову. Его укрывало не одеяло, как он думал, а нечто, похожее на гигантский лепесток цветка оттенка какао. Лепесток рос прямо из стенки «пузыря», было хорошо видно, как он соединяется с ней перемычкой, выглядящей как-то странно живой, жилистой. Лепесток снаружи был упругий, как гуттаперча. К тому же он слегка шевелился. А еще Петр с содроганием почувствовал, как его тело будто тихонечко трогают тысячи мягких, крошечных пальчиков. «Черви!» — похолодел он, и, содрогнувшись от этой мысли, попытался выбраться из под страшного лепестка. Но тот, когда Петр начал дергаться еще сильнее сжал объятья. Васильев чуть не закричал от ужаса: так, наверное, чувствует себя муха, попавшая в ловушку коварной росянки.

Петр огромным напряжением воли подавил волну паники, рискующую затопить его разум. Слишком просто вот так стать жертвой гигантского хищного растения, когда уже столько пережил. Этот лепесток — просто очередная штучка Ивана… Он не должен причинять вреда.

Петр медленно и плавно приподнялся, представляя, как сейчас легко откинет лепесток, поставит ноги на пол и потом встанет, сладко потянувшись...

Тут же хватка лепестка ослабла, и он, будто отброшенный силой мысли, сам собой взметнулся так резко, что даже распластался по стене. Обратная сторона чудо-одеяла действительно напоминала мохнатый ковер из длинных и толстых розоватых нитей, и все они шевелились, будто тысячи щупалец. Подпоручика от вида этой шевелящейся, словно клубок червей, массы, чуть не стошнило, и он, с трудом проглотив подступившую к горлу горечь, отпрянул подальше. Теперь надо было найти выход и выбраться из этого пузыря. Но как?

Он встал, отметив, что вся его одежда, кроме тулупчика и обуви, была на нем. Сапоги же оказались рядом с кроватью, их оплели росшие прямо из пола какие-то вьющиеся стебли. Воронкообразные соцветия, аппетитно причмокивая, плотоядно слизывали крохотными язычками грязь, прилипшую к коже сапог, Васильев потянул за голенища, и вьюны нехотя отпустили сапоги, тут же опав и растворившись в матовом, цвета шоколада, полу. Петр хотел перекреститься, но, подняв руку, лишь махнул ей, не творя знамения, и принялся обуваться.

Покончив с этим, Васильев принялся обследовать пустое — кроме напоминающую раскрытую устрицу кровати, ничего более не было — жилище.

Он провел ладонью по податливой белесой стене, стараясь понять, где у пузыря может быть выход. Под его ладонью вдруг чмокнуло, и появилось отверстие, начало расширяться во все стороны, словно дырка на перегретой лампой проектора пленке синематографа. Через секунду перед ним раскрылся овал выхода.

Был уже вечер, а может быть — ночь, небо в это время года слишком светлое, чтобы можно было утверждать точно.

Костер, разведенный ранее, все еще продолжал гореть. Рядом с ним громоздилась целая поленница из чурок — значит, пока он был в отключке, Иван времени не терял.

Вот и он сам, сидит в нескольких шагах от костра, на одном из двух появившихся откуда-то креслах, судя по виду — изготовленных из чего-то вроде целлулоида. Рядом стоит низкий столик такого же материала. На столешнице беспорядочно лежат прозрачные коробочки с разными, если судить по их виду, яствами.

Несмотря на только что пережитый шок от борьбы с плотоядным одеялом и домом-пузырем, подпоручик ощутил давно забытое уже чувство голода.

Кукуев заметил его, улыбнулся и указал на свободное сидение:

— Прошу! Видишь, сижу, терплю, не ужинаю — тебя жду. С компанией — любой кусок вкуснее, да? Хотя уверен, что ты сейчас на аппетит не пожалуешься. После нанотерапии жрать очень сильно хочется... Как ты себя чувствуешь?

— Замечательно… — неуверенно ответил Васильев, прислушиваясь к своим ощущениям. Он действительно чувствовал себя здоровым. Ослабевшим, голодным, но — здоровым! И ни следа тяжести в груди, ни головной боли... Ни-че-го... От болезни, по ощущениям, и следа не осталось!

— Господи, слава тебе! — не сдержавшись в чувствах, воскликнул Петр Николаевич и истово перекрестился.

— Ну, еще надо сказать спасибо Жакую, нашему врачу, — хмыкнул Иван. — Это он мне насовал в сумку медикаментов всяких. Пригодилось, однако. Ты, давай, наваливайся на еду, не стесняйся. Такого добра у меня много.

Иван открыл одну из прозрачных коробочек и принялся ловко, словно он был из Маньчжурии, орудовать двумя палочками

Петр, распираемый любопытством — откуда в этом глухом месте, куда они изволили упасть, вдруг появилась мебель и вся эта обильная пища, не говоря уже о здоровенном пузыре, предпочел последовать примеру Ивана и предаться греху чревоугодия, тем паче, что на столе он обнаружил ложку, прозрачную и флюоресцирующую салатовым оттенком в наступивших сумерках.

Еда оказалась свежей и на вкус совсем не экзотичной. Борщ, салат из капусты, хлеб в виде аккуратных булочек на два укуса.

— Попробуй котлетки, — протянул ему очередную шкатулку с едой Кукуев. — С пюрешкой. Вкусно!

Справившись с первым голодом, Петр не выдержал и пожаловался:

— У одеяла-лепестка щупальцы. Они меня трогали.

— А… — с набитым ртом ответил ему Иван, — палатка-биоморф. Жрать хотела. Посмотри, как она тебя обглодала, — он кивнул на костюм Петра.

Петр только сейчас обратил внимание, что вся одежда на нем удивительно чистая, словно побывала у трудолюбивой прачки.

— Знаешь, не всегда в аварийных условиях можно душ принять и постираться, — продолжил Иван, — вот тут палаточка на помощь и приходит. И тебе полезно, и ей — приятно.

— А… это… — хотел спросить Петр о том, о чем за столом не принято говорить.

— И это тоже, — ухмыльнулся Иван. — Но для этого есть другое помещение, я тебе после покажу, как приспичит. Для биоморфа вся органика — деликатес. Он бы и нас сожрал, да кто ж ему даст. Запрещено жильцами питаться, — Иван коротко хохотнул. — Ой, ты извини, я не уследил, и он твой тулупчик того, слопал… А сапоги я ему не дал, успел. Разрешил только грязь облизать…

— А, пустое. Не переживай, — отмахнулся Васильев, а сам подумал, что лучше начальству сказать, что сгорела, мол, овчинка вместе с дирижаблем, чем объяснять про голодную палатку, крылатого Ивана и светящиеся ложки. В лучшем случае — скажут, что «при падении повредился рассудком» и спишут, назначив небольшой пенсион. А в худшем — отправят в лечебницу Святого Николая Чудотворца, где седобородые профессора будут ласково и подробно расспрашивать о светящихся ложках и, понимающе кивая, что-то помечать в блокнотах.

Перешли к чаю. Господин Кукуев прямо из столешницы вытянул трубку, откуда полился кипяток. Наполнив два прозрачных, но на ощупь совершенно не стеклянных стакана, он бросил в них крошечные крупинки, тут же окрасившие воду в благородный цвет крепкого чая. Аромат и вкус тоже не разочаровали.

— Жаль, что рар-продуктами угощаю, — сказал Иван. — Настоящего чайку бы сейчас, незипованного.

— Раритетными?

— Можно и так сказать. Очень раритетными, тут Жакуй постарался, пережал.

Каждое отдельное слово Ивана было понятно, а вот все вместе они не укладывались в голове, но расспрашивать далее Пётр остерёгся. Вопрос-то был не принципиальный, а опасения получить с ответами лишь еще более непонятной информации и предчувствия, что непонятным, непривычным, странным и иным Иван поразит его ещё не раз, были сродни уверенности.

— Иван, ты на костре ничего не кипятишь, не готовишь, зачем же мы его развели? — Петр поморщился от попавшего в глаза дыма.

— Так ведь живой огонь! Здорово же! — Иван подскочил к костру и подбросил еще парочку дровин. Пламя жадно принялось облизывать оные дары.

— В моем времени сразу же прилетел бы пожарный робот и залил нас пеной вместе с костром, чтобы не баловали. К тому же… — Иван снизил голос до трагического шепота, — это не простой огонь…

— Какой же? — Не выдержал паузы Петр.

— Небесный! Он пал с неба, вместе с нами! Можно сказать, что это — божий дар...

— Богохульник… — беззлобно пробормотал Петр и снова задумался. Дирижабль было жаль, но сейчас он не мог думать о нем. Неожиданное спасение и удивительная встреча с этим человеком изрядно сместила, да что сместила, перемешала всё в жизни. Дирижабль — всего лишь пузырь из резины, веревок и палок. А сейчас у него возникло ощущение, что он на пороге чего-то удивительного и волнующе чудесного, а Иван — его проводник-незнакомец и в то же время стародавний приятель, с которым он не виделся много-много лет. Васильев отхлебнул ароматного чая и спросил:

— Ты сказал: «в твоем времени»? Ты из грядущего? В романе господина Уэллса «Машина времени» один изобретатель мог путешествовать в прошлое и будущее...

— «Машина времени»? Не знаю, не читал, — ответил Иван, возвращаясь на свое место. — Но машина времени у нас действительно есть. Да, пора бы мне все уже рассказать... Знаешь, ты восхищаешь меня своей выдержкой. Я, будь на твоем месте, от любопытства давно бы лопнул.

— Не скажу, что это мне дается легко, черт побери! — заметил Васильев.

— Что ж, слушай. Это будет довольно длинная история...