Дорога домой (гет)

Шаловливый ветерок трепал картонку, которой была заткнута дыра в оконном стекле. Вырезанный из крышки конфетной коробки букет роз с подписью «8 марта» гнулся, но не желал сдаваться под натиском рвущегося в прокуренную квартиру лета. Нермин бездумно пялилась на алые цветочные головы, а Дина вертелась у плиты, спуская зажарку в кипящий суп. Дома, кроме них двоих, больше никого не было: Динин отец отчалил, к радости всей семьи и соседей сверху и снизу, в двухнедельную командировку, а мать слиняла к сестре планировать развод и прихватила с собой младшую дочь. Дина, пока управлялась с картошкой и снимала пену, жаловалась на задолбавших ее родителей, а Нермин против воли ловила себя на гаденько-сладеньком, пахнущем немытой пепельницей злорадстве. Все-таки не у нее одной все так плохо. Дина — она тоже… Такая. Неблагополучная. Это было подло до жути: заявиться без предупреждения, вывалить с порога ворох жалоб на охреневших родаков, показать место на щеке, с которого уже давно исчез красный след от полотенца, курить, пить кофе, ждать, пока сварится суп — и думать вот такое. Мысленно тянуть Дину с собой на вонючее, усыпанное битыми бутылками, шприцами и использованными гондонами дно. Днище. Полное днище… И все равно, вдвоем не так обидно и даже почти не страшно.

— Вот сейчас еще приправы посыплю, и будет тебе обед, — нараспев сказала Дина, копаясь в советском голубом шкафу с провисшей дверцей. На застеленной клеенкой полке теснились пузатые жестяные банки с надписями «чай», «сахар», «соль». Мать Нермин выкинула такие пару лет назад под причитания отца и купила другие, китайские пластиковые, которые быстро пожелтели от жары и теперь тоже годились только на выброс.

— Зачем ты с этим возишься? — поинтересовалась Нермин, вытаскивая из коробочки еще кубик рафинада. — Мать свалила, мелкое чудовище тоже, батя свалил. Кому кастрюлю-то целую мутишь?

— Ну как кому? Тебе да мне, да нам с тобой. И это, Нермин, харэ сахар тырить. Мне не жалко, но аппетит перебьешь.

— Да, мам, — усмехнулась Нермин.

— Я люблю с этим всем возиться, ты же знаешь, — вздохнула Дина, закрывая крышку кастрюли и снимая через голову фартук с порвавшейся и завязанной в узел тесемкой. — Вот смотрю на это все и думаю, будет у меня своя хата, я сразу кухню закажу. Даже кровать не буду, на полу можно поспать. А кухня будет самая крутая. Чтоб столешница все как че, кран не такой, а нормальный, высокий. Плиту индукционную… Тортики мечтаю на заказ печь и такое всякое. Я же и чак-чак умею, и медовик. Наполеон вот только не очень удается, но можно научиться. И остальному, кому что надо, можно.

— У нас это и так все умеют, — пожала плечами Нермин.

— Это у нас. А в городе женщины работают все допоздна, им не до того. Слышала, какие там графики в супермаркете? Кстати, я тебе номер по поводу работы скидывала, ты позвонила туда или нет? Серега за тебя там уже поговорил…

Нермин стыдливо вздохнула, а Дина покачала головой и полезла в другой шкаф за тарелками.

— Горе ты луковое. Ну неужели сама не понимаешь, что нельзя так?

— Ну блин, Дин. Ну вот что мне там делать?

— Газеты продавать в киоске, что. Я ж писала тебе.

— И сколько платить за это будут? С утра до ночи там просиживай, туалета нет, пожрать некогда…

— Ну туалет на базаре есть, закроешь киоск, сходишь. А платить… Так ведь кто тебе без опыта много платить будет?

— На эти копейки я не проживу там. Пожрать, на дорогу — вся зарплата уйдет, должна еще останусь, — огрызнулась Нермин. Дина поставила перед ней тарелку супа и села напротив.

— Не бесись ты. Я о тебе беспокоюсь.

— Да понимаю я. Но блин, думаю все, как лучше сделать. Может, родаки помирятся. Ну раз он ходит к ней… Или вон Сереге скажу, что согласна.

Дина покачала головой.

— Что ходит, это ты не забивай себе голову. Они все блядуны, сама не знаешь, что ли? Мать плохо делает, что пускает его, он так и будет туда-сюда шляться, жизни ей не даст. А она, может, еще бы раз вышла замуж за вдовца какого или разведенного тоже.

— Кому она нужна? Ты ее видела?

— Ну моя мать тоже не красавица, а все надеется, что от бати уйдет и счастье свое в городе встретит. Тетя ей даже нашла вроде кого-то. Только отец, если узнает, зарежет по пьяни и маму, и тетю, и нас с мелкой. И мама это понимает. Так и помрет с ним, с алкашом. Говорила я ей, не рожай ты, аборт сделай в городе, сейчас таблетку можно выпить и все. Так нет, начала, ребенок счастье, грех, боженька послал, и вообще, тогда отец точно про других думать не будет и с друзьями пропадать в гараже. А по мне знаешь, лучше б пропадал или с любовницей… Не обижайся только. На баб он никогда не смотрел особо, хотя тут то одна, то другая его зовет, лампочку поменяй, проводку посмотри, а вот бухать… Ну выпивал, да. Ты же сама помнишь.

— Да уж, — вздохнула Нермин. — Он даже прикольный был, как подопьет. Веселый такой.

— Вот он и сейчас сперва веселый, а потом от этого веселья хоть вешайся. Не выдержал радости, до сих пор отмечает. Зачем им ребенок был на старости лет? Теперь и мать на меня ее вешает, и отец последние мозги пропьет скоро. А мне она нужна? Будто это я ее рожала.

Нермин невольно хмыкнула — в поселке одно время так и болтали, что родила Динка от своего Славы, а потом подкинула дочку матери, потому что совести совсем нет.

— Паприки надо было побольше. И укропа, — сменила было тему Дина, а потом вдруг вернулась к словам Нермин про Серегино предложение. — А замуж за Серого ты не ходи. Вот правда. Сама же понимаешь, не уживетесь вы. Он пацан простой, домашний, не в обиду будь тебе сказано. Мать его всегда будет нос в ваши дела совать, братья-сестры маленькие опять же…

— Да ты думаешь, я не понимаю? — грустно усмехнулась Нермин. — Он хороший, все, но он друг. Не могу я с ним по-другому, хоть тресни. Думала уже много раз, он нормальный, работа, где жить, все есть, и шляться не будет, но не мое это. Поцеловал меня, я чуть в окно не выпала.

Дина подняла на нее глаза.

— Так у вас что-то было? Нет, я не выпытываю, ты не подумай. Просто ты раньше рассказывала все всегда, а последнее время какая-то сама в себе стала.

— Гружусь сильно из-за всего. А так ничего не поменялось. Ты моя самая лучшая подруга, я тебе все рассказываю, что у меня происходит…

«Кроме того, что у меня какая-то странная херня с Неджетом, про которую я даже карагачам в парке не расскажу».

— Верку я тоже люблю, но не так, как тебя. Сколько мы лет с тобой вместе?

— Столько не живут.

— Ну вот. Лет через пятьдесят будем так же собираться на кухне и кости всем перемывать, да? А про Серегу я б тебе все рассказала, если б что-то было. Он предложил, замуж сперва, а потом потрахаться, чтоб я типа поняла, что он не хуже других пацанов. Как будто мне есть с чем сравнивать. Ну и начал обниматься и губами своими ко мне, а меня аж передернуло. Еще и больная же была. Надеюсь, Серый от меня ничего не подхватил тогда.

Дина фыркнула.

— Не смеши меня, дурочка. Ничего вроде не подхватил. Здоров был, не кашлял. Ты не обижайся на меня. Я просто не хочу, чтоб ты себе и ему жизнь портила. Ты умная, красивая, тебе покруче мальчик нужен. Вот Ромка. Что плохого в нем? Он тут подходил ко мне недавно, расспросить пытался, где ты и че, не обидел ли он тебя чем. Видно, что к тебе явно у него что-то есть. Но только я не поняла, фотки эти твои… Я тебя про них не спрашивала, но… Ты с ним что-то поимела, а потом послать решила?

— Ну нет конечно. Ты что? Мы даже на свидание еще не ходили. Просто получилось так. Я не могла с ним встретиться никак, то из-за матери, то из-за болячки, ну и отвечать тоже особо так не отвечала, когда писал. Он типа обиделся, и я ему решила намекнуть, что у нас все норм. А он взял и фотки эти выложил. Я… Я тебе расскажу, но ты только не болтай, ладно?

— Что такое? — испугалась Дина.

— Короче, я так поняла, что он увидел, что я с пацанами в город поехала, а ему ничего не сказала, ну и решил показать, что я типа с ним.

— Ну это да, мы с Веркой так и подумали. Славка по первости тоже всякую чушь делал, то букет мне купит и сам же его сфоткает, то еще что-нибудь. Другое дело, что тут как-то вообще не очень хорошо. Вроде и ничего такого как бы, но ладно б вы там вдвоем с ним были, можно было бы списать, мол, прикалывались или еще что…

— Неджет это увидел и пиздюлей ввалил сперва мне, а потом Роме по телефону, — решилась Нермин. Наградой за ее смелость был офигевший взгляд Дины и полузадушенное «да ты чееее».

— Да. Прикинь? Мы с пацанами с города приехали, а его машина возле меня стоит. Полночи мозг мне выносил, потом Роме вынес. Отматерил его так, что я думала, Рома ему стрелу забьет, но вроде пока тихо. После этого фотки Рома поудалял. А утром раз и отец домой пришел и тоже мне воспитательную беседу устроил.

— Так, а ты дома была, что ли, пока они с мамкой…

— Нет. Я у Неджета тусовалась, — созналась Нермин. — Домой побоялась идти, чтоб мать не скандалила.

— Копец, вот страсти. Не общалась бы ты с Неджетом со своим, а? У тебя батя добрый более-менее, ну, по крайней мере, тебя дома не держал никогда и все такое. А этот возьмет сейчас и найдет тебе жениха какого-нибудь, будешь в платке до конца дней ходить.

— Да ну, он не такой вроде. Мы с ним и не общаемся толком. Так только, когда случается что-то.

— А с Ромой ты общалась после этого всего? Или ты пошлешь его теперь?

— Да нет. Просто… Ну не знаю я, — замялась Нермин. Ей очень хотелось рассказать все до конца: про то, как Неджет выдал ее за свою девчонку, про то, что во время визита с разборками он был пьян в дупель, и про то, как они обнимались, и от этого у нее ехала по кругу голова и становилось жарко, как будто в бане. Хотелось, но она не могла заставить себя раскрыть рот. Как будто это была военная тайна, а Динка — каким-нибудь кгб-шником или цру-шником. — Знаешь, вот вроде бы послать его реально, потому что нафиг мне такое надо, чтоб он напоказ все выставлял. А с другой… Пацана понять можно, ревность и так далее. И с Неджетом он не залупался, не хамил, хотя тот так заворачивал, что другой бы кто уже психанул. И со мной не ругался и ничего не предъявлял, хотя я его мариную. Короче…

— Сходи ты с ним на свиданку, — подытожила Дина. — Он тебе, по-моему, лучше всех подходит. На морду нормальный, тачка хоть старая, но есть, сам по себе такой, что никто из пацанов плохого про него не скажет. Работает, опять же. Серьезно, где ты другое, получше найдешь? Городского? Там своих баб хватает, да и кто его знает, какие они, городские эти. Вон Томка со старого элеватора, слышала? Нет? Полгодика повстречалась с городским, дала ему, а он ей: «И че, я теперь на тебе жениться должен?» — и свалил. И через пару месяцев на городской же женился. А та теперь уехала к родне куда-то на севера. Стремно потому что.

— Да уж… Хуже некуда, — вздохнула Нермин, доела суп и тут же написала Роме.

Он ответил через полчаса, когда Нермин с Диной собирали в коробку сушню на балконе, отгоняя надоедливых ос. Написал, что боялся, что она больше никогда не захочет с ним общаться, что поступил как мудак, потому что приревновал ее к Сереге, и что Серега уже предъявил ему по этому поводу, но они разошлись по-хорошему. Нермин с Диной обменялись смешками, и Дина, отпихнув коробку ногой, тут же принялась строчить сообщение Сереге с претензией, что они оказались не в курсе его дел с Ромой. Рома же продолжал распинаться перед Нермин, вымаливая прощение и обещая так больше никогда не делать. В заключение он выразил желание привезти ей букет цветов в знак своего искреннего раскаяния, а еще извиниться перед Неджетом, если она того пожелает. «Тогда и перед моим отцом извиняйся, — отправила в ответ Нермин. — Ты представляешь, как мне от него влетело? Он с тобой тоже очень хочет побеседовать».

— Зашугаешь щас жениха, и слетит нафиг, — усмехнулась Дина, читавшая сообщение через ее плечо.

Рома слетать не стал: ужаснулся, что навлек на голову дамы сердца такие беды, и сказал, что готов поговорить с ее родителем вот прям щас, и даже уехать ради этого с работы. Окончательно поверив в серьезность Роминых намерений, Нермин помучила его еще несколько минут и согласилась на свидание. В груди у нее неприятно, надоедливо заныло при мысли об этом, но она заглушила смутную тоску. Надо что-то делать, как-то решать проблемы, выбирать кого-то, наконец. Не всем достаются такие, как Неджет. Так что бери, что дают, и не выгребывайся.

Вечером Нермин, ярко накрашенная, причесанная и одетая в подаренное Неджетом платье, выпорхнула из квартиры, пока мать смотрела в своей комнате сериал. Вызвонив по телефону с визитки таксиста Асхата, она дождалась его на Администрации и отправилась к месту встречи. Рома предлагал Нермин заехать за ней, но он работал в городе, и ей не хотелось гонять его лишний раз, тем более что на выезде вечерами обычно собиралась здоровенная пробка. Асхат высадил Нермин у парка, дал напутствие, чтоб не задерживалась в городе допоздна, и чтоб, если понадобится, не стеснялась ему звонить, и поехал на вокзал, объяснив, что скоро должен прийти пассажирский поезд. Нермин набрала Рому, и вскоре он показался у ворот, явно счастливый и взволнованный. Цветов, правда, не было, но зато он тут же предложил ей купить сахарной ваты или яблок в карамели или, если она хочет, покататься на колесе обозрения. Нермин покачала головой: сейчас ей хотелось просто погулять.

Многолюдный, несмотря на поздний час, парк сверкал огнями и оглушал навязчивой смесью музыкальных обрывков. Из одной палатки голосил шансон, разносясь по округе с клубами вкусного дыма, в другой заливалась осточертевшая всем Леди Гага, в третьей крутили Цоя. Нермин довольно жмурилась: ей нравилось, когда было ярко и громко, хотя тут даже у нее кружилась голова. Тут и там носились от фонтана к фонтану чумазые мокрые дети, на бордюрах, скорчившись, сидели парни в драных джинсовках и орали песни под аккомпанемент расстроенных гитар, а по затененным дорожкам, разбегавшимся среди цветущих розовых кустов, бродили парочки, держась за руки. Нермин потащила Рому в освещенный центр: ей очень хотелось выгулять платье и еще раз — снова — убедиться, что она если не самая красивая среди собравшихся девчонок, то точно в первой тройке. Иногда подруги посмеивались над ее тщеславием, но самой Нермин это казалось нормальным. Каждый день видя собственное отражение в зеркале, она не могла отказать себе в праве гордиться тем, что ей досталось от природы (а что не досталось, то было аккуратно подрисовано карандашом и помадой). Рома, которого толчея сперва явно не радовала, через несколько минут оценил организованное в том числе и для него зрелище. Нермин видела, как в направленном на нее взгляде карих глаз вспыхивает восхищение и что-то, похожее на ревность — и правильно, ведь пялился на нее далеко не только он. Вдоволь насладившись, Нермин милостиво позволила увести себя в тень дорожки, огибавшей фонтаны и уходившей в гущу яблонь. Она покачивалась на каблуках со стертыми набойками, с удовольствием вдыхала молочно-теплый, пахнущий цветами и свежей травой воздух и думала, как хорошо было бы, если б можно было бы проторчать в городе всю ночь, до самого рассвета. А еще лучше — до конца своих дней.

— О чем задумалась, красавица? — легонько тронув ее за плечо, спросил Рома. Они ушли подальше от других гулявших и закурили. Нермин про себя порадовалась, что Рома не читает ей нотаций по поводу облизывания пепельниц и угрозы рождения зеленых детей. Его приятель Саша грешил этим с назойливой регулярностью даже после того, как она послала его лесом-полем.

— Я думаю, как здорово было бы переехать в город и жить где-нибудь тут, недалеко от парка, — выпустив облачко дыма в стремительно густевший сумрак, сказала Нермин. — Знаешь, работать, а потом покупать себе кофе или мороженое и идти сюда и бродить здесь до самой ночи.

— Я тоже переехать все думаю, — вежливо поддакнул Рома. — У нас много не заработаешь, а тут и место уже присмотрел, но одному неохота. Если начинать жизнь заново, то с родственной душой и своим хозяйством.

Нермин сдержанно улыбнулась. Намек был яснее ясного, но она пока не собиралась придавать происходящему определенность. В конце концов, хоть ей и нравился симпатичный и вроде бы серьезный мальчик, они слишком мало общались, чтобы раздавать громкие обещания.

— Слушай, Нермин, а можно тебе вопрос задать? Ну так, чтобы недомолвок не осталось, — сказал Рома, беспокойно вертя в руках тлеющую сигарету. Нермин мысленно закатила глаза: этот тон она очень не любила, но делать было нечего.

— Давай, спрашивай.

— У тебя парня точно нет?

— Нет, конечно, иначе с чего бы я тут с тобой гуляла?

— Да просто хочу уверенным быть. Давай начистоту, ладно? Я про тебя давно спрашивал, узнавал, че да как, и я как бы в курсе, что ты ни с кем надолго не остаешься и уходишь, если что не по тебе.

— И что переспала со всем поселком, да? — зло сказала Нермин, останавливаясь и выдергивая у него руку. Рома посмотрел на нее долгим и пугающе-серьезным взглядом.

— Если б я так думал, я бы к тебе не подошел даже. Я не оскорбить и не сплетни обсудить пытаюсь, а объяснить тебе свои намерения. Чтоб не было у нас больше таких ситуаций, что я психую, а потом ты получаешь и от отца, и от Неджета… А он тебе кто, кстати? Брат двоюродный? А то он представиться-представился, но подробности как-то не упомянул.

— Двоюродный, но не брат. Дядя, — сказала Нермин, подавив смешок.

— Ого. И у вас такие тесные отношения, что он за тобой так следит?

— У нас семья.

— Я понимаю. Ты не думай, я не в претензии к нему. Просто мне перед ним стыдно, и перед отцом твоим тоже. И перед тобой. У тебя ведь и так дома проблемы… Опять же, я не для того, чтоб просто языком трепать. Мои родители пару лет назад тоже разводились, так что я тебя понимаю, какой это звездец. Они помирились в итоге, правда.

— А ты один в семье, или братья-сестры есть? — поинтересовалась Нермин, снова цепляя рукой его локоть и продвигаясь вперед.

— Есть старшая сестра, но она давно в городе живет. Мы не так чтоб очень общаемся. У родителей дом большой, четыре комнаты… Но я что-то в сторону ушел. Я понимаю, что сейчас ты ничего решить не сможешь. Я бы сам не хотел, чтоб кто-то из нас торопился. Но если уж встречаемся, то встречаемся. Я не хочу думать, что я у тебя там второй, третий или десятый запасной вариант. Или что я тебя своей девушкой считаю, а ты меня никем.

— А если не пойдет у нас с тобой? — нахмурилась Нермин. — Что тогда? Будешь, как твой дружок Саня, за мной бегать и всем рассказывать, как я тебя кинула?

— Такого точно не будет. Глупо это. Обидно, досадно, ну ладно. А Саню я не оправдываю, но и не осуждаю. Любовь у чувака, че.

— А у тебя любви нет? — усмехнулась она. Рома снова долго и внимательно посмотрел на нее.

— Я не из тех, кто такими словами на первом свидании раскидывается. Но ты мне очень нравишься. Правда.

Нермин неожиданно для себя смутилась и отвела глаза. Рома помялся с минуту — Нермин наблюдала искоса за тем, как он одергивает ворот футболки, будто ему не хватает воздуха, — потом шагнул вперед, обнял ее за плечи, осторожно потянул к себе. Нермин подчинилась. Ей и нравилось, и не нравилось, когда к ней прикасались вот так: это вызывало тянущее, томительное чувство чего-то приятного и нехорошего одновременно. Так с ней было, когда она впервые не вернулась домой к десяти вечера, когда впервые напилась, когда выкурила свою первую сигарету. И страшно, и тошно, и противно, и сладко. Чуть грубоватые прикосновения шершавых ладоней, частое неглубокое дыхание, непривычный, незнакомый запах — ощущение чужого тела и чужого желания касаться ее, быть к ней совсем близко казалось странным до дрожи и оторопи. Это было приятно, нормально, может, даже правильно, но совсем не так. Не так, как она помнила. А он ведь даже не написал, не то что позвонить. Работа? Ну да, конечно, ни одной свободной минутки, даже на обеде. Просто не надо было, и все. Хотел бы, нашел бы время… И с чего ему вообще хотеть?

Нермин провалилась в мысли о Неджете как в омут и пропустила момент, когда Рома оставил осторожный поцелуй на ее щеке и тут же коснулся губами губ. Позволять парням распускать потные ручонки на первом свидании было не в правилах Нермин, но отбиваться она не стала. Молча и неподвижно стояла, позволяя Роме обнять себя крепче, а потом втянуть в долгий поцелуй. Целовался он не слишком хорошо, резковато и слишком глубоко, будто собирался съесть ее или отыметь прямо тут, в парке на зеленой лужайке. Впрочем, бывало и хуже, так что Нермин покорно следовала за настойчивыми прикосновениями, чувствуя, как внизу живота привычно скручивается горячий комок. Рома, будто поняв, что она не так уж и против, опустил руку ей на бедро и повел пальцами вверх. Нермин тревожно огляделась, не видит ли кто, но дорожка как-то внезапно совсем опустела.

— Да не бойся ты, — прошептал Рома. — Никого тут нет, а если кто пойдет, я увижу. А хочешь, в машину пойдем? Или туда, подальше, на скамейку?

— Нет… — протянула она, удивившись своему хрипло-жалобному, слабому голосу. — Хватит уже. Не надо…

— Да мы ж ничего такого с тобой не делаем, — успокаивающе сказал Рома и полез к ней в трусы, обхватив ладонями задницу. — Какая ты классная…

— Рома, хватит.

— Да ладно, ну че ты… Ты же девушка моя, что такого?

Нермин протестующе замотала головой и уперлась в его грудь ладонями. Ей хотелось всего и сразу: чтобы Рома взял ее на руки, унес в темноту под дерево и отымел, не обращая внимания на ее протесты, чтобы упал на колени и начал извиняться за свою несдержанность, чтобы отцепился от нее, свалил на хрен куда подальше и больше никогда ей не звонил, чтобы…

— Ладно, ладно. Все. Я больше не буду, успокойся, — тревожно забормотал Рома. — Просто ты такая красивая у меня, как куколка. Вот и не могу смотреть на тебя спокойно.

— Ничего. Все нормально, — справившись с голосом, сказала Нермин. Теперь она изо всех сил избегала прикосновений, вызывавших в ней дикое желание то ли потрахаться, то ли сигануть в реку вниз башкой, чтобы смыть с себя все неприличное разом. — Ты только учти, Ром, я до свадьбы не буду. Надо было тебя, наверное, сразу предупредить.

— Так я и не требую. После свадьбы, так после свадьбы, — отозвался он с неестественным энтузиазмом.

— Только не думай, что я тебе в жены навязываюсь, — усмехнулась Нермин.

— А я вот с удовольствием бы тебе в мужья навязался, — сказал Рома. Взявшись за руки, они пошли обратно к фонтанам, а оттуда Нермин попросилась домой и, к ее облегчению, он не стал спорить.