Момент столкновения (Moment of Impact) (джен)

Оставшаяся часть дня прошла довольно быстро: за терапией погружения последовало чтение, затем физиопроцедуры, незапланированный дневной сон, подготовка к ужину и сам ужин. Гарри не смог противостоять искушению: пока он читал, Снейп притащил на веранду гамак и подвесил его на специальных крючьях. Естественно, оказавшись в гамаке, Гарри моментально уснул, но на этот раз Снейп не стал его будить, так что сонные образы всплыли на поверхность его сознания только спустя несколько часов.

На закате солнца они поужинали прямо на веранде. Рыба с жареным картофелем уже дожидалась их в охладительном шкафчике, так что пищу оставалось только разогреть, но Снейп вновь вручил Гарри нож и несколько желтых яблок, велев их очистить, удалить сердцевину и нарезать дольками. У Гарри создалось впечатление, что Снейп пытается натаскать его на подготовку ингредиентов для зелий. Резать дольками ему доводилось уже второй день подряд, так что следующим этапом он ожидал нарезку кубиками, шинкование или перетирание в порошок.

После ужина Снейп позвал Гарри в гостиную. Профессор засветил масляные лампы и поставил две из них на низком столике перед диваном. Как и в день прибытия, Гарри сел на диван, а Снейп устроился в мягком кресле напротив.

— В ближайшие дни нам предстоит пройти достаточно много материала, — начал Снейп. Гарри чуть сморщился и устроился поудобнее, готовясь к небыстрому разговору. — Несмотря на значительные успехи, я не думаю, что перенапрячь вас в самом начале обучения было бы мудрым решением. Но к следующей неделе вам необходимо научиться переводить процесс в игровую форму. Даже привыкнув легко выставлять барьер и поддерживать на высоком уровне отвлекающий маневр, вы остаетесь уязвимым в эмоциональном плане. Это особенно важно в тех случаях, когда нападающий знает ваши слабые места и прицельно бьет именно по ним. Если вы припомните наши прошлогодние уроки, то увидите, что некоторые воспоминания проигрывались в вашем сознании гораздо чаще других. Искусный легиллимент может просочиться в малейшую трещину, обнаружить самую незначительную слабость.

Гарри не смотрел на Снейпа. Он задержал взгляд на пламени одной из ламп. Уроки окклюменции на пятом курсе он уже подзабыл, зато перед глазами вставало событие, произошедшее гораздо позже.

— Но когда Волдеморт овладел мной в Министерстве… его вытолкнула обратно именно эмоция… любовь, как объяснил Дамблдор, — имя Волдеморта слетело с его губ так быстро, что он даже задуматься не успел о воздействии, которое оно оказывало на профессора. Тот поморщился, но исправлять Гарри не стал.

— Овладение чьим-то телом отличается от легиллименции, — пояснил Снейп, — хотя элементы вторжения присущи обоим процессам. Темный лорд искусен как в первом, так и во втором, что доказывает не только происшествие в Министерстве Магии, но и события вашего второго курса, связанные с Тайной комнатой и дневником. Придется признать: чтобы полностью закрыть эти трещины и добиться успеха в окклюменции, вам придется столкнуться с некоторыми эмоциональными аспектами вашего прошлого. Эмоции, наиболее подвергающие риску вторжения, являются отрицательными — гнев, страх и, в особенности, чувство вины.

Гарри словно холодной водой окатили. Прекрасно понимая, к чему все клонится, он опустил глаза.

— За прошлые дни, начиная с того времени, когда вы оказались сбиты автомобилем, я имел удовольствие познакомиться с Гарри Поттером, о существовании которого ранее не подозревал, — Гарри поднял взгляд от неожиданности, но тут же вновь уронил голову, а Снейп продолжил. — Частично я приписываю заслугу этого опыта новому контексту, в котором нам приходилось — и до сих пор приходится — взаимодействовать. Под этим я подразумеваю то обстоятельство, что вы не находитесь в Хогвартсе в гриффиндорской форме, а я не стою перед группой бестолковых студентов, то и дело норовящих взорвать класс. Однако помимо этого я считаю, что вы повзрослели: Гарри Поттера, который прибыл после несчастного случая в Хогвартс, а затем и в Коттедж “Ракушка”, ранее не существовало. Полагаю, что причиной взросления частично стали эмоции, связанные со смертью вашего крестного отца и с пророчеством.

Гарри вскинул голову. Что Снейп знал о пророчестве? Неужели Дамблдор ему все рассказал? Знал ли Снейп, что он натворил тогда в кабинете Дамблдора?

Выражение Снейпа смягчилось.

— Не стоит так удивляться. Когда директор попросил меня принять эту задачу — доставить вас сюда и обучить окклюменции теми же методами, какими он когда-то обучил меня — я спорил с ним до последнего. Я вел себя, словно капризный ребенок, которым обычно являетесь вы — и, если верить директору, даже хуже. Альбусу наконец удалось убедить меня, что вы повзрослели и теперь в состоянии справиться с напряжением, которое породят эти недели: разлука с друзьями, вынужденное сосуществование с ненавистным профессором, встреча лицом к лицу со своими страхами.

— Я не питаю к вам ненависти, — произнес Гарри, не отводя взгляда от огонька.

— Да, больше не питаете. Мне это известно.

Гарри оторвал взгляд от лампы и устремил его на Снейпа. По лицу мальчика расплылась невольная улыбка. Она получилась слегка виноватой, словно его только что застали за каким-то мелким нарушением.

— Несмотря на мое мнение, что за прошедшие два дня вы достигли значительного прогресса, остаются вещи, которые необходимо раскрыть глубже. Ради исцеления вам придется непосредственно столкнуться с ними. Это сделает вас более сильным — и не только в плане окклюменции. А если вы понимаете пророчество так же, как понимаем его я и профессор Дамблдор, то поймете, что подобная сила окажется для вас нелишней.

— Я не хочу говорить о Сириусе, — негромко проговорил Гарри. Он не добавил: “Только не с вами”, — но Снейп отлично его понял.

— Прекрасно. Тогда начнем с дурного обращения с вами этой коровы Петуньи и моржа, с которым она живет.

Такое заявление было последним, что ожидал услышать Гарри из уст профессора Снейпа. Он широко раскрыл рот, еще не решив точно, зачем: то ли оспорить словосочетание “дурное обращение”, то ли восхититься лаконичному и абсолютно точному описанию Дурслей. Победил протест.

— Они не дурно обращались. Они просто… просто пренебрегали мной.

— Вопрос семантики, — пожал плечами Снейп. — Ваши опекуны отказывали вам в основных человеческих удобствах, заставляли спать в чулане и не проявляли никакой привязанности. Вас хоть раз кто-то обнял? Читала ли вам Петуния сказки на ночь? Награждала ли за школьные успехи? Вешала ли на стену ваши детские рисунки? Брали ли вас на семейные пикники? Покупали ли вам хотя бы подходящую одежду? — вопросы следовали один за другим, и Гарри счел это несправедливым.

— Нет, ничего такого они не делали. Но и что из того? Они ненавидели меня. Они боялись волшебства, а я всегда делал что-то странное, и это их пугало. Они никогда не желали принимать меня в свою семью, и в этом доме я оказался против их воли.

— Вы защищаете их? Разве приемлемо заставлять ребенка спать в хозяйственном чулане? Сбить ребенка автомобилем и затем волноваться лишь о том, что этот ребенок перепачкает сиденья кровью? Гарри, вы хоть понимаете, что пока мы готовились переместить вас в Хогвартс, вы просили, чтобы мы вернули машину вашему дяде? Именно это оказалось вашей первостепенной заботой, несмотря на многочисленные переломы и кровопотерю. Вы любите своих опекунов, Гарри? Стали бы скучать по ним, если бы никогда больше их не увидели?

Гарри встретил взгляд Снейпа и моргнул.

— Нет, я не люблю их. И не стал бы скучать. Но я не хочу, чтобы с ними случилось что-то плохое. Мне не нужна месть, — он приостановился, надеясь, что Снейп распознает искренность его слов. — Я просто не хочу, чтобы мне приходилось возвращаться к ним вновь и вновь.

— Не мне это решать… к сожалению, — ответил Снейп, наклонившись к столу и ухватившись за его край. — Гарри, почему вы берете на себя ответственность за обращение с вами Дурслей? Не ваша вина, что вас подбросили им на крыльцо. Один разговор не излечит это чувство вины, но начать с чего-то надо. И у меня есть отличная идея.

— Какая же? — спросил Гарри. Ему не стоило удивляться, когда Снейп протянул ему небольшой блокнот и карандаш.

— Постарайтесь вспомнить все положительное, что вы знаете о Дурслях, что испытывали за время совместного проживания с ними, и запишите в блокнот. Если сочтете нужным, запишите все проявления их доброты, пусть и направленной не в вашу сторону. Я знаю, что страниц здесь немного, но если не хватит, я дам вам второй.

— Они хорошо обращаются с Дадли. До смерти его избаловали, — ему удалось произнести это без горечи.

— Серьезно? Он вырос прекрасным человеком? Их пример заставил его стать ценным членом общества?

Гарри посмотрел на блокнот в своей руке и перевел взгляд на Снейпа, на лице которого проступило самодовольное выражение. Затем Гарри вновь посмотрел на блокнот, после чего положил его на стол и передвинул поближе к Снейпу. Он искренне не мог припомнить ни одного примера, когда бы они проявили доброту к кому-либо, помимо самих себя.

— Я закончил, сэр, — сказал он.

— Хорошо, — Снейп взял блокнот и положил его сверху стопки книг на журнальном столике, после чего окинул Гарри ровным взглядом. — Понимаю, что сегодня я вас перегрузил, но начальный шаг был просто необходим. К сожалению, наша дискуссия не окончена. Завтра мы более подробно обсудим ваш первый морской сон, определив значительные символические элементы — те, у которых имеется важный эмоциональный контекст. А сегодня вечером… прежде отхода ко сну вам придется поразмышлять над чувством вины, — Снейп достал откуда-то блокнот гораздо большего формата и протянул его Гарри. — Считайте это своего рода дневником. Я не стану его читать, зато проверю, чтобы вы ежедневно записывали свои мысли. Сегодня вашей темой будет вина: как вы ее понимаете, когда ощущаете, какие именно случаи порождают в вас это чувство. Мы обсудим это позже.

Взяв блокнот, Гарри нахмурился.

— Вы еще и психиатр? — поинтересовался он, даже не пытаясь скрыть сарказм. Пусть они и не говорили о Сириусе, зато вплотную занялись эмоцией, которая надолго овладела Гарри после его смерти, а теперь ему еще и велено писать о ней. Гарри понял, что его обвели вокруг пальца — в следующий раз стоит быть начеку и постараться идти на шаг впереди Снейпа.

— У меня достаточно опыта работы с подростковыми переживаниями, — ответил Снейп. — С магией разума я также прекрасно знаком. Пятнадцать лет назад я сидел на том же самом месте, где вы сейчас, и директор взял на себя смелость обсудить со мной конкретно эту эмоцию.

Гарри бросил взгляд на блокнот.

— Да, он так же дал мне подобное задание. Разве что вместо блокнота с карандашом я получил рулон пергамента и перо.

— Вам помогло? — спросил Гарри.

— В конечном итоге — да.

Гарри поднял глаза и посмотрел на Снейпа. Он чувствовал больше, чем мог выразить. Ему хватило осознания того, что много лет назад Снейп сидел на этом самом диване, борясь с теми же страхами; единственным различием было то, что тогда Снейпа изучали голубые глаза Альбуса Дамблдора, а сейчас на Гарри был устремлен взгляд черных глаз, казавшихся бездонными.

Гарри отвел взгляд и неуклюже взялся правой рукой за карандаш.

— Вам будет легче сосредоточиться на веранде, — произнес Снейп, поднявшись и взяв лампу. Гарри последовал за ним. Подойдя к плетеному столу, Снейп поставил лампы и взмахом палочки увеличил яркость освещения. Затем он навел палочку на карандаш Гарри.

— Энгоргио.

Обхват карандаша увеличился до толщины цветного детского мелка. Гарри взял карандаш и открыл блокнот. Снейп ушел на другую половину веранды и уселся в гамаке, глядя на море, над которым всходила молодая луна. Гарри услышал, как скрипит под весом Снейпа гамак, и этот звук кое-что ему напомнил: в сознании всплыло неясное изображение двух человек, играющих на пляже в песке. Он закрыл глаза, пытаясь четче разглядеть эту картину.

— Это напоминает мне, — сказал он, отложив карандаш и обернувшись лицом к профессору, — про сон, который я видел сегодня, когда уснул в гамаке.

Снейп нахмурился.

— Я не хочу, чтобы вы отвлекались от дневника, — заявил он, пристально глядя на открытую страницу, на которой Гарри написал слово “Вина” и подчеркнул его три раза. Нижняя часть страницы пока оставалась пустой.

— Но сон опять был про воду. Там был ров вокруг замка…

При этих словах Снейп видимо напрягся. Он медленно встал и подошел к Гарри.

— Если вы можете вспомнить свое сновидение — вынесите его на поверхность сознания. Мы можем извлечь воспоминание о сне и рассмотреть его завтра, прежде чем я верну думосбор директору.

— Разве сны — это воспоминания? — усомнился Гарри.

— Нет, но с помощью думосбора можно увидеть воспоминание о сновидении. Этот опыт покажется вам любопытным, к тому же вы получите наглядный урок, как отличать реальные воспоминания от измененных, а также от воспоминаний обо снах.

— Ну ладно, — согласился Гарри, не очень-то доверяя его словам. Он вновь сел за стол, а Снейп отправился наверх за думосбором. Гарри не вздрогнул, когда палочка коснулась его виска, и вслед за ней с легким рывком вырвалась нить воспоминания, тут же опустившаяся в чашу. Снейп дотронулся палочкой до поверхности думосбора, и над ним поднялось туманное изображение маленького Гарри, роющегося в песке, в то время как Северус Снейп неподалеку строил песочный замок.

Поджав губы, Снейп искоса посмотрел на Гарри.

— Ну, я же говорил — замки и рвы, верно? — хмыкнул Гарри. Под острым взглядом Снейпа он вновь взял в руку карандаш и принялся писать.

Полтора часа спустя Гарри уснул, предварительно заполнив две страницы импровизированного дневника и честно помедитировав пятнадцать минут. Уютно устроившись в пузыре, чувствуя с каждым разом все большее сродство с выбранным им жидким щитом, он скользнул мыслью к отрывку своего сновидения и реакции на него Снейпа. Теперь Гарри уверился, что барьером Снейпа так же была вода, и он даже поставил бы пару галеонов на то, что в случае Снейпа она принимала форму рва, окружавшего замок.