Дорога домой (гет)

Когда они добрались до дома, Неджет объявил, что Нермин должна сейчас же валить в кровать, а сам он смысла ложиться не видит: все равно через три часа ему надо быть на работе. Нермин, разумеется, отказалась, тем более что успела вздремнуть по дороге. Вяло поругавшись, они устроились на диване перед телевизором и начали смотреть по кабельному какой-то ужастик с визжащими силиконовыми девками и неуклюжим маньяком. Если бы Нермин смотрела фильм одна или, например, с Диной, она, конечно, испугалась бы — ужастики, даже самые незамысловатые, пугали ее до икоты, — но с Неджетом нужного эффекта не получилось. Он то и дело вставлял ехидные комментарии, а на некоторых особенно напряженных моментах откровенно ржал, зажимая рот ладонью, так что Нермин вскоре потеряла терпение и врезала ему подушкой по голове.

— Ты там ничего такого запрещенного не курнул? Чего хохочешь?

— Какого запрещенного? Я по такому не прикалываюсь и тебе не советую. Вот смотри, что бывает, когда сценарий обкуренным пишешь… Вот куда она несется? Ты скажи мне, она вообще нормальная? Если б за тобой гнался орел в черном плаще с тесаком наперевес, ты бы…

— Я бы обоссалась и в обморок сверху упала. Не надо мне на меня тут стрелки переводить, я этого всего боюсь до икоты.

— А зачем согласилась тогда смотреть? Давай другое что-нибудь найдем, — забеспокоился Неджет, берясь за пульт. Нермин шлепнула его по плечу, испугалась, когда он жалобно охнул, и тут же принялась усердно гладить пострадавшую руку.

— Я тебе переключу сейчас. Дай побояться. Прикольно же. Только ты, блин, из этого какой-то гоблинский перевод «Нашей Раши» делаешь.

— Ну прости меня. Ладно, буду молчать до самых титров. А то убьешь еще, — пообещал Неджет, кокетливо взмахнув ресницами. Нермин показала ему язык и снова углубилась в происходящее на экране, забыв убрать ладонь с его плеча.

— А вообще ты странный какой-то, — сказала она через минуту, влив в свои интонации побольше иронии. Было уже как-то не до ужастика — настроение изменилось окончательно и бесповоротно. Неджет вопросительно хмыкнул в ответ.

— Ты вот над сюжетом тут размышляешь, а должен на девчонок пялиться. Смотри, какая вот эта симпатичная.

— Какая? — уточнил он, оживляясь.

— Вот эта блондиночка. Смотри, какая фигурка.

— Эта? Да ну тебя. Эта вообще не в моем вкусе. Вот если б та, которая в начале была… В шортах.

— Ах, вот оно как? — возмутилась Нермин, и он взглянул на нее с деланным испугом.

— Что такое? Я что-то не то ляпнул? Какой был правильный ответ?

— Правильный ответ был такой, что ни одна из этих теток в подметки не годится твоей жене.

— Не, ну так-то не годится, конечно, — сказал он, подавляя зевок. — Но я ж не слепой так-то и не пенсионер еще.

— Неджет, а можно тебя спросить? — поинтересовалась Нермин, заглушив секундный испуг. Ей мучительно, до нервного зуда хотелось продолжить то, что было между ними в машине, а потом в парке, чтобы довести эти и без того довольно лично-близкие посиделки бок о бок до чего-то совсем смущающего и неловкого. Такого, чтобы горели щеки и подгибались коленки. Это, конечно, был тот еще риск: Неджет с его прямолинейностью и манерой нести все, что на ум взбрело, мог просто послать ее подальше с такими расспросами, но остановиться она не могла. Просто не могла — и даже не пыталась.

— Спрашивай уж, — усмехнулся Неджет, убавляя звук. — Чувствую, вопрос мне сильно не понравится, но…

— Но мы же с тобой друзья, да? — закончила за него Нермин. Он сощурился и улыбнулся так, что у нее подпрыгнуло сердце.

— Еще какие. Ну давай уже, не томи. Что ты такое хочешь спросить, что до ушей покраснела?

— Ничего я не покраснела, — пробормотала она, а потом все-таки спросила: — А у тебя много девчонок было? Ну, кроме жены.

Неджет снова усмехнулся и покачал головой с картинным неодобрением.

— Любопытной Варваре…

— Ладно, можешь не отвечать. Это не мое дело, — сказала Нермин, окончательно смутившись. Он шутливо щелкнул ее по носу.

— Много было. Точнее, много, а потом мало, а потом совсем не стало.

— Это как?

— Ну как-как. Как у всех. Пока молодой был, студентом в городе тусовался. Там дофига и больше было. Папа грозился к дедовым родственникам меня на юга сослать, чтоб там женили. Ну, ты не подумай, я не как всякие там… Просто весело было, девчонки, посиделки, гости. С кем-то долго общались, с кем-то пару недель, но все по-честному, по-правильному, чтоб никому не обидно и никто ничего не ждал такого, понимаешь? Была одна девушка, что уже думал сойтись, однокурсница моя, но папа с мамой не приняли, мол, городская, семья там не такая и прочее. А потом как-то сестра — она тоже в городе училась — подружку домой привела. Ну, познакомились, поговорили, потом еще раз, еще… И все, я понял, что кончилась моя бурная молодость.

— Прямо-таки сразу влюбился? — спросила Нермин, старательно скрывая ревнивые нотки. Ей хотелось поубивать и этих девочек-никому не обидно, и Асельку, и даже, в общем-то, ни в чем не виноватую Айшу. А еще ей было приятно-больно, как будто сдирать корочку с едва поджившей ссадины.

— Нет, не сразу. Понемногу. Но почти сразу стало казаться, что это точно всерьез и надолго. Она совсем не такая была, как другие. Ни на кого не похожая. И так и осталась вот такая, хотя мы друг друга знаем от и до. Я раньше смеялся над поэтами там всякими, мол, чего так из-за теток с ума сходить, а потом самого понесло… В общем, ты знаешь. Тебе, наверное, я полудурком кажусь, что не пытаюсь с другими там, что жду ее. Всем так. Да и сам понимаю, что глупо это, как в сериале каком-то. Но… Не получается у меня.

— Да ничего мне не кажется. Просто ты нормальный, наверное, а остальные нет. Вот у моих родителей как? Встретились, поженились, меня родили, а потом раз и другая баба. Левая. И что, не было любви, или она ненастоящая была? А зачем тогда женились и меня заводили? Разве нормальная любовь может взять и кончиться, чтобы ты сегодня любил, а потом утром встал, борща поел, понял, что жену больше не любишь, и ушел? Я сейчас не говорю про твою Асель. У нее, наверное, и правда на тебя обида, что ты рога ей наставить умудрился.

— Я тоже так думаю. И про любовь, и про нее. Каждый день просыпаюсь, работаю, засыпаю, а в голове мысли все одни и те же. Как было бы, если б я послал тогда пацанов и не пошел никуда? Или не сказал ей? Мне же не хотелось даже толком, то есть, хотелось, конечно, сама понимаешь, но… Просто физиология, и все, ничего больше. Бог, наверное, проверял меня. И вот теперь я думаю, она бы еще спала, а я бы уходил и завтрак оставлял, как всегда, потом приходил бы, а она меня с ужином ждет, новости рассказывает, говорит, куда на выходные поедем, что домой надо купить… Привык к этому, проверяю телефон, как дурак, по десять раз на дню, как будто она что-то мне опять написать может. Или ночью подскакиваю и ищу ее, забываю, что она уже давно не здесь.

— Хреново.

— Очень.

— И что, вот с тех пор, как вы развелись, больше никого? В смысле, ну ты же сам говоришь, физиология там и прочее.

— Никого. Не могу я. Это не проблема, кого-то найти — раз уж мы с тобой об этом заговорили. Но я так просто не могу, еще раз говорю. Папа теперь даже меня отправляет, езжай в город, сходи в клуб, еще куда. Типа на один раз себе сними кого-нибудь. А меня тошнит аж при одной мысли. А отношения с другими мне не нужны.

— И ты так и живешь… Ну, без того самого? — вкрадчиво поинтересовалась Нермин. С душевными терзаниями Неджета ей все давным-давно было ясно и понятно, а вот узнать что-нибудь такое, о чем вслух обычно не говорят, влезть под кожу — это было куда увлекательнее.

— Ну как, не совсем прям, чтобы без того самого, — смущенно сказал он. — Тебе вообще восемнадцать-то есть, что ты меня о таком спрашиваешь?

— Не хочешь, не отвечай. Мы не на допросе, — поспешила Нермин успокоить его. — Просто ну блин, не люблю я попусту приличия эти соблюдать. Хочешь спросить, спрашивай, у нас так общаются. Это, конечно, потому, что мы выросли все вместе и примерно один и тот же возраст, все в одно время, понимаешь?

— Да понимаю. Я тоже предпочитаю, чтобы так. Лучше, чем когда молчат и додумывают. А про твой вопрос… Мы же встречаемся иногда.

— Как это, встречаетесь? — испугалась Нермин.

— Ну как, по-обычному. Нет, подожди, ты не подумай только про нее ничего такого.

— Она что, новому мужику с тобой изменяет?

— Нет.

— А как тогда?

— Ну что ты как маленькая? И вообще, за каким хреном я тебе все это говорю? — простонал Неджет, прикрывая лицо ладонью. Нермин перехватила его руку и насильно отодвинула.

— Нет уж, сказал а, говори бэ. Как ты мне говорил тогда? В смысле, вы встречаетесь, но она мужу с тобой не изменяет?

— В прямом, Нермин. Ты вот как со своими мальчиками?

— Как?

— Что ты как попугай? Вот так же, как ты, так и она. Только… Ты не болтай про это, ладно? Хотя тебе все равно никто не поверит, но мало ли.

Нермин смотрела на него широко раскрытыми глазами. Одно чувство перебивало другое: жгучая ревность, отчаяние и не менее жгучая радость от того, что все не так, как она надумала, снова жгучая ревность и жгучий стыд, возмущение от его предположения по поводу «ее мальчиков», а еще любопытство. Едкое, кисловато-горькое, шипучее любопытство, кипевшее в животе пузырьками, как шампанское.

— Слушай, давай эту тему закроем, а? — проговорил Неджет. — Не надо было мне лишнего болтать. Но, блин, ты ж как-то к этому располагаешь.

— В смысле, располагаю? — напряглась Нермин.

— А ты сама не замечаешь? Я с тобой курю в два раза больше, бухать опять начал и не уверен, что одним разом обойдусь, бампер на машине поменял новый, считай, мотаюсь ночами по поселку и по городу, в парке патруль чуть не замел… Опять же, матом ругаюсь все время, хотя это, вообще-то, грех. С мужиком тем на отцовском дне рождения поссорился, а это дальняя родня Адилькиного начальства.

— В смысле поссорился? — испугалась Нермин. — Ты же сказал, что просто ему задвинул, что я малолетка.

— Я ему задвинул, что он ведет себя как мудак, и что пусть лучше жене своей фруктов и витаминок купит, и вообще его не для этого пригласили. А потом уже да, что ты малолетка.

— Охренеть. Ты больной? А если б он тебе по морде дал? Или Адильке проблем устроил… Или ты сочиняешь, а?

— Нет, не сочиняю. Я похож на тех, которые сочиняют? Я сам потом испугался, как подумал. Но он вроде нормальный оказался. Или не стал скандал раздувать просто. С Адилем они в хороших отношениях, как и с отцом. А с меня что взять, я ж тот, который в семье не без урода.

— Ну ты даешь, Неджет, — протянула Нермин, качая головой. Ей было и приятно, и страшновато. Она беспокоилась за Неджета и за Адиля, и даже за дядю Мурата и тетю Розу так, как будто их действительные или воображаемые проблемы касались ее лично. И это тоже было приятно — думать о ком-то, кроме себя или мамки с папкой, которым все равно помочь нечем. Тем более, это ж Адиль, а не какой-нибудь там дядя Петя со своими тупорылыми дочками.

После этого разговор как-то сам собой завял. Нермин лежала, прижавшись спиной к теплому боку Неджета, а задницей — к его бедру. От этой вроде бы как бы обыкновенной сонной близости ей было и плохо, и хорошо. Она уже спала в одной кровати с Серегой, но тогда ничего подобного не чувствовала. И с Ромой так сильно не было, хотя он старался, и с остальными тоже. А ведь сейчас с ней ничего особенного не делали — Неджет просто лежал рядом и спокойно себе спал. Вслушиваясь в ровное тихое дыхание за спиной, Нермин сама дышала все чаще, глотая застоявшийся воздух приоткрытым ртом. Губы сохли и схватывались тонкой пленкой, а под закрытыми веками вспыхивали красные пятна. Она как будто ждала чего-то, что вот-вот должно было случиться. Звука, прикосновения, еще чего-то такого, что чувствуешь сразу всем телом, каждым нервом — до кончиков пальцев. В животе давно уже стыдно и просительно ныло. Хотелось посильнее сжать ляжки, чтобы унять тревожное, мучительное ощущение, которому было тут не время и не место, и вообще, как так можно, он же… Он же, мать его, папкин брат, не?

Чтобы хоть как-то отвлечься, Нермин попыталась обдумать услышанное. Точнее, перекручивала в голове картинки и образы, примеряя одно к другому. Неджет-веселый раздолбай, шатающийся по городским злачным местам и получающий пиздюлей от строгого отца, потом он же, но уже умный-серьезный, влюбленный в тихую скромницу по уши, потом несчастный брошенный муж, уезжающий с мигалками в больничку, потом… Кто он, вот этот «потом», сопящий за ее спиной? Нермин пыталась представить себе будущее Неджета через год, два, десять, но ничего не получалось. Она сочувствовала ему, переживала вместе с ним горести, о которых он ей рассказывал, хотела — желала ему, чтобы все это оказалось не зря, чтобы Асель опомнилась и вернулась. И боялась этого до трясучки, и мстительно радовалась тому, что сейчас ее нет, и она не отвечает на сообщения уже довольно давно, и ненавидела ее за эту Неджетову оговорку про «мы же встречаемся». Паршивая уебищная овца, тупая наглая сука, которая живет и ебется с одним, а второго держит на привязи, как дворовую псину, и изредка кидает ему косточку. Нермин представляла себе Неджета против собственной воли — то раздетого, лежащего на расправленной, чтоб ее черти переломали, кровати, то стоящего в ванной со спущенными штанами, и каждый раз рядом с ним была Асель в свадебном платье а-ля баба на чайнике. От этого и тошнило, и было его как-то до слез жалко, и очень хотелось, чтобы этого вообще никогда-никогда-никогда не было. Это же… Унизительно, в конце-то концов. В какой-то момент Нермин страшно захотелось разбудить Неджета и вытрясти с него обещание, что он больше не будет так делать и не напишет Асель ни слова, но, к счастью, она уснула и не успела наделать глупостей.