I’ll never tell (гет)

Гарри спал, смешно скрутившись в глубоком кресле. Взлохмаченные волосы причудливо падали на лоб, скрывая шрам, и придавали чертам неуловимую мягкость. Тихое дыхание едва слышным шорохом разносилось по комнате, в которой неумолимо воцарялось утро. Солнечный луч, проникший сквозь плотные шторы, проложил путь через всю комнату, чтобы остановиться на щеке спящей Гермионы. Тепло от ласкового поцелуя солнечного света заставило волшебницу смешно сморщить носик и перевернуться на другой бок. И почти сразу же идиллическую тишину спальни прорезал судорожный вдох и тихое чертыханье сквозь плотно стиснутые зубы.

— Гхе-рмион-на? — тут же вскинулся Поттер, пытаясь прогнать сон. — Где болит?

Сонные глаза встревожено смотрели на лежащую Гермиону, сильные пальцы впивались в подлокотник кресла, а сам Поттер судорожно вспоминал, чем можно облегчить боль.

— Все в порядке, — выдавила Гермиона, успокаивающе прикасаясь к руке Гарри. — Я просто неудачно повернулась и задела руку. С кем не бывает, — уже более уверенно закончила она, для наглядности пошевелив пальцами забинтованной конечности.

Гарри ощутимо расслабился, и улыбка мелькнула на губах, отчего едва заметная морщинка на лбу моментально пропала. Громко зевнув, Гарри направился к длинным шторам, чтобы впустить в помещение новый день. Распахнув тяжелую ткань, он обернулся к лежавшей Гермионе, которая критически рассматривала свой наряд. Переведя взгляд на Гарри, она заметно покраснела:

— А... а кто меня переодевал? — заикаясь, выдавила она.

Гарри вначале недоуменно на нее взглянул, но потом смысл вопроса дошел и до него, и, широко улыбнувшись, он ответил:

— Считай, что это была магия, — озорной взгляд зеленых глаз, казалось, растворил все смущение, которое плескалось в душе Гермионы. — Знаешь, я ужасно голоден, — тем временем говорил он, — как ты смотришь на яичницу и кружку горячего кофе, если я смогу найти его здесь?

Улыбка Гарри была заразительной, и Гермиона сама не смогла уловить тот момент, когда начала в ответ улыбаться ему.

— Значит, договорились, — подытожил Поттер и поспешил скрыться из комнаты.

Едва дверь за ним закрылась, как Гермиона спустила ноги на пол, в попытках нащупать тапочки. И если левый нашелся сразу, то правый куда-то запропастился. Став на колени, она пыталась заглянуть под кровать, стараясь не сильно опираться на поврежденную руку. Стук в дверь и тихий голос: «Гермиона, можно войти?» заставили ее от неожиданности резко дернуться и, стукнувшись головой о деревянный край кровати, растянуться на полу, не удержав равновесие.

— Эй, с тобой все в порядке? — начищенные до лакового блеска ботинки появились в поле ее зрения. — М-да, — протянул Сириус, помогая Гермионе подняться, — по-моему, тебе еще рано вставать.

Похоже, Кикимер, отряженный присматривать за Грейнджер, выполнил свои обязанности из рук вон плохо. А ведь его появление пять минут назад со словами: «Грязнокровка проснулась. С ней все хорошо. Рядом всю ночь был мерзкий Поттер», можно было принять как оптимистичный вариант событий, даже несмотря на то, что домовик продолжал ругать всех подряд: и хозяина, которого должен был бы беспрекословно слушаться, и его гостей, в адрес коих не имел права высказать ни одной крамольной мысли. Но, видимо, это и была его кара, как самого беспутного представителя рода, — жить в доме, так и не признавшем его до конца хозяином, и владеть домовиком, который позволял себе оскорблять своего господина. Дожился...

— Что вы, Сириус, я просто потеряла равновесие, — чуть смущенно ответила Гермиона, закутываясь в одеяло и очаровательно краснея. Хотелось верить, что вид голых коленок лучшей ученицы Гриффиндора не произвел на Блэка должного впечатления.

— И что, позволь полюбопытствовать, ты делала под кроватью? — с веселыми искорками в глазах спросил Блэк.

— Тапок, — призналась Гермиона, злясь на свою неуклюжесть.

— А призвать его было бы не проще? — насмешливо приподнял бровь он, совершая плавный взмах палочкой. Пропавший тапок моментально присоединился к своему собрату возле босых ступней Гермионы Грейнджер.

— Спасибо вам... — отозвалась Гермиона, обувая их и вставая с кровати, чтобы хоть как-то уменьшить разницу в росте. — Спасибо, что спасли меня вчера. Спасибо, что вылечили мою спину. Спасибо...

— Стоп-стоп-стоп, — протестующе замотал головой Блэк, кладя руку ей на плечо. — Можно было сказать и один-единственный раз, я бы понял, правда. Не за что, Гермиона, так бы поступил любой...

— Но... — Гермиона растерянно замолчала, не зная, что сказать, и такое, на ее памяти, бывало впервые.

— Спускайся, скоро будет завтрак, — мягко произнес Сириус, направляясь к двери. — И знаешь, — чуть помедлив, произнес он, оборачиваясь к замершей Грейнджер, — я тоже рад, что смог тебе помочь.

Легкая улыбка коснулась его губ, преображая побитого жизнью человека в тень себя пятнадцатилетней давности, насыщая каждую его черту жизнью и заставляя глаза вновь наливаться полночной синевой.

Хлопок закрывшейся двери привел Гермиону в чувство, заставил встрепенуться и направиться к шкафу за одеждой. Странно, но сегодняшнее утро, наверное, впервые казалось таким замечательным просто потому, что оно наступило.

* * *

Длинные рукава клетчатой рубашки скрывали повязки, фиксирующие ее левую руку, и дарили иллюзию того, что все идет как и прежде. Все и было бы как всегда, если бы Молли Уизли не выглядела такой озабоченной, не кидала бы слегка рассерженные взгляды на Сириуса и не хлопотала как наседка вокруг притихшей Джинни. Да и если бы Джинни вела себя как всегда, атмосфера за столом не казалась бы такой напряженной и гнетущей. Гермиона тяжело вздохнула, когда, усевшись за стол, поймала на себе встревоженный взгляд Рона и мистера Уизли. Терпеливо улыбнувшись им обоим и прошипев: «Рон, все в порядке», она смогла приступить к завтраку. Вот только даже вкусная яичница сейчас не лезла в горло под испытующими взглядами окружающих, и, отложив вилку в сторону, Гермиона громко спросила:

— Что-то не так?

— Нет, дорогая, тебе надо сейчас хорошо кушать, чтобы скорее восстановиться, — запричитала Молли Уизли, всматриваясь в лицо Гермионы, словно ища на нем одной ей видимые метки. — Как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, миссис Уизли, я себя прекрасно чувствую, — слегка с сарказмом ответила Гермиона, незаметно убирая со столешницы левую руку.

— Гермиона, девочка моя, нам так жаль, что это все случилось, — тем временем говорила Молли, утирая выступившую слезу краем передника, повязанного поверх домашнего платья. — Джинни очень сожалеет о произошедшем. Правда, Джинни?

Если бы не стол, разделяющий их, то Гермиона могла бы поклясться, что миссис Уизли ощутимо пнула родную дочь по ноге, после чего та соизволила все же сказать:

— Да, Гермиона, мне очень жаль. Прости, — Джинни не отрываясь смотрела в тарелку, и понять истинные эмоции девушки было совершенно невозможно.

Гермиона заставила себя улыбнуться и с показным безразличием произнести:

— Ничего страшного, Джинни, главное, что все обошлось.

Казалось, что оброненная ею фраза сняла напряжение, витавшее в воздухе, и обстановка на кухне вновь стала непринужденной. Мистер Уизли о чем-то увлеченно болтал с Сириусом, Молли хлопотала вокруг стола, а Гарри и близнецы шептались, склонившись над тарелками. Все были слишком заняты, чтобы заметить, как Гермиона, тихо извинившись, покинула кухню.

* * *

Сириус наблюдал за Гермионой с момента ее появления на пороге кухни. Для него был очевиден и легкий сарказм, когда она отвечала Молли, и некое недовольство чрезмерной опекой, и легкий шлейф обиды на Джинни, которая, казалось, и вовсе не считала себя виноватой. Заметил он и ее поспешное бегство от шумной толпы, завтракающей на мрачной кухне.

— ...предупреждает, что вскорости могут быть какие-нибудь провокации со стороны Того-Кого-Нельзя-Называть, — говорил тем временем Артур, намазывая на булочку масло.

«В этом доме есть булочки?» — удивленно подумал Сириус, когда руки, сами того не желая, потянулись за вожделенным лакомством.

— Акции будут, но не сейчас, — задумчиво протянул он, делая глоток чая из чашки. — И знаешь, Артур, сейчас меня больше волнует предстоящее слушание, чем обстановка в волшебном мире.

Холодные глаза, казалось, буравили мистера Уизли насквозь, стараясь проникнуть вглубь его души и найти ответ на какой-то конкретный вопрос.

— Да-да, — торопливо отозвался Артур, смахивая крошки с мантии, — мы все волнуемся, но слушание будет только через два дня, в четверг, так что не стоит разводить панику заранее.

— Ты ошибаешься, я просто хочу быть уверенным, что все пройдет как должно, — процедил Сириус, прищурив глаза. — Я не хочу, чтобы моему крестнику сломали жизнь так же, как и мне.

Артур удивленно всмотрелся в сидевшего рядом человека. На его памяти это было впервые, когда Сириус заговорил о себе в таком контексте. «Надо будет непременно сообщить обо всем Дамблдору», — мелькнула в его голове мысль. Но вместо этого он положил ладонь на плечо мужчины и крепче сжал пальцы, выражая поддержку:

— Вот увидишь, Гарри оправдают!

Цепкий взгляд Сириуса скользнул по лицу Артура, но не нашел там ничего, что стоило бы его внимания, и вновь сосредоточился на крестнике, оживленно болтающим с близнецами. Те, заговорщицки перемигиваясь, что-то втолковывали Гарри, и было видно, что тот вскоре сдастся и примет их сторону.

— Сириус? — донесся до него голос Молли, когда Артур уже покинул кухню, спеша на работу в Министерство. — Ты выполнишь то, что вчера мне пообещал?

Сириус нахмурился, вспоминая свои вчерашние слова, но заметное магическое перенапряжение сделало воспоминания плывущими и очень обрывочными.

— Не напомнишь? — пошел на компромисс он, видя, как начинает злиться Молли.

— Закрыть доступ в те комнаты, которые еще не разобраны, — возмущенно ответила она и, тыкая в него пальцем, добавила: — Ты мне обещал!..

— Я помню, Молли, — со вздохом ответил он, поднимаясь из-за стола и приближаясь к ней, — подержи детей в гостиной, к обеду я закончу.

— Хорошо, Сириус, — промолвила Молли Уизли, словно делала ему величайшее одолжение. Он хмыкнул и ушел, надеясь, что следующие часы будут наполнены относительным покоем.

* * *

За все то время, что он провел здесь со времени побега из Азкабана, особняк так и не стал ему домом. Казалось, старые стены тоже против такого соседства и всеми силами стараются выжить неугодного наследника, но магия крови по-прежнему была сильна. Смешно, если подумать, что именно из-за древних чар, так презираемых Молли, они могли находиться здесь, обсуждать свои планы, жить и не бояться, что защита падет, а доступ в особняк получат все, в ком течет хоть капля крови Блэков.

Сириус угрюмо хмурился, когда в очередной раз надрезал левую руку взмахом волшебной палочки и прикоснулся к высоким дверям, украшенным облупившейся лепниной, что вели в обширную библиотеку. Кровавый отпечаток почти тут же впитался в темное дерево, и медная ручка в форме змеи засветилась тусклым багровым светом. Вот и еще одна теперь заперта ото всех, а сколько их там, впереди...

Надрезал, подождал, пока выступит кровь, и прикоснулся, запирая помещение. И так, дверь за дверью, скрывал он комнаты, хранившие дух старой аристократии. С высокими потолками, роскошной мебелью, над которой и время было не властно, с изящными вещицами, собранными многими поколениями Блэков и страшной аурой запустения, ненужности, отверженности...

Дом стонал половицами под его шагами, скрипел балками и хлопал тяжелыми портьерами, вздымая пыль, он пытался всеми силами не дать опечатать себя, пытался сохранить... но сдавал позиции, терял одну гостиную за другой, пока, окончательно не смирившись, не осознал, что так, возможно, будет даже лучше...

Темный коридор плавно изгибался, большинство светильников на этом этаже даже не горели. Но на самой грани слышимости до Сириуса донесся странный шум. Насторожившись, Блэк крадучись направился дальше, удобнее перехватывая волшебную палочку. Тонкие ноздри хищно раздувались — обостренное обоняние давало ему дополнительные преимущества. Сириус явно ощущал, что там, в темноте коридора, скрытый дверью, ведущей в бывший будуар Вальбурги, спрятался кто-то чужой. И хотя разум вполне осознавал, что никто, кроме тех, кто был посвящен в тайну Ордена, не мог пробраться в штаб-квартиру, интуиция идентифицировала его именно как чужака. А интуиции Сириус после Азкабана привык доверять гораздо больше, чем разуму, помня, чем все закончилось в тот раз.

Вытертый ковер скрадывал шаги, и дом, словно нежданный союзник, понимал и скрывал своего хозяина внезапно появившейся из ниоткуда тенью. Делал его совсем невидимым на фоне призрачных серых стен, затянутых выцветшим шелком.

Рука потянулась к дверному полотну и резко толкнула, открывая взору пыльную комнату. Плотно задернутые шторы не давали никакого света, но ярко светившийся кончик волшебной палочки вырисовывал склонившуюся над туалетным столиком фигуру. Словно по команде, люстра, парящая в вышине потолка, резко зажглась всеми свечами, озаряя комнату ослепительным светом. Человек, лихорадочно орудующий в маленьких ящичках вычурного трюмо, резко дернулся и отскочил, выхватывая палочку.

— А, — дрожащим голосом произнес он, с облегчением выдыхая, — это ты, Сириус.

Сириус молчал, прожигая мужчину взглядом.

— А я... а я тут решил м-м... помочь вам с уборкой, — нашелся Наземникус Флетчер, пытаясь спрятать левую руку в карман. Бриллианты остро блеснули в свете горящих свечей, а в воздухе отчетливо раздался мелодичный звон драгоценных подвесок.

— Я вижу.

Сириус не двигался с места, продолжая блокировать дверь и рассматривать Флетчера с брезгливым любопытством. Если это один из доверенных людей Дамблдора, позволяющий себе обворовывать своих же союзников, что тогда следует думать о самом директоре?

— Сириус... — заискивающе попытался вновь Наземникус, пробираясь бочком к двери и прихватывая небольшой мешочек, подозрительно звякающий при каждом его шаге, — я, наверное, пойду. Меня там уже все заждались...

— Боюсь, Наземникус, это невозможно... — жестко отрезал Блэк.

Он приблизился к дрожащему воришке и внимательно всмотрелся в бегающие глазки. Флетчер ощущал себя явно не в своей тарелке и уже не в первый раз клял тот день и час, когда его больную голову посетила безумная идея — ограбить Блэков.

— Э... Сириус...

— Помолчи! — отрезал Блэк. — Ты же понимаешь, что воровства в своем собственном доме я не потерплю?

— Но ты же сам ненавидишь все, что наполняет эти стены! — сорвался на визг Флетчер, крепче вцепляясь в мешок скрюченными от страха пальцами. — Я же, можно сказать, помогаю тебе избавиться от дурных воспоминаний, понимаешь?

— Ты забыл, под сенью чьего дома сейчас находишься, — наклонившись, прошипел бледному, как смерть, Наземникусу Блэк. — Вспомни, что случается с теми, кто осмеливаются посягнуть на то, что принадлежит Блэкам.

Флетчер побледнел еще сильнее, темные тени выступили под водянистыми глазками, а руки испуганно разжались, отчего мешок упал на пыльный ковер, подняв облачко пыли.

— Я не потерплю такого в своем доме!

— Да что ты можешь, — неожиданно выпалил Наземникус, упирая палец в грудь Блэку, — ты тут не больше, чем собака, которой приказано сторожить жилище! И ты, если еще не заметил, совершенно ни на что не способен повлиять! Ты не имеешь права не то что бы командовать мной, ты не имеешь права даже распоряжаться собственной жизнью! Понял!

Лицо Наземникуса даже озарилось злой радостью, пока он выплевывал в лицо слегка растерявшегося мага свои обвинения. Распалившись еще сильнее, он выкрикнул:

— И ты не способен ни на что без распоряжения самого директора! Ты просто шавка, смирись...

Он бы еще говорил что-то, но резкий взмах палочкой, и его глаза остекленели. Тело с громким стуком упало рядом с наворованным, а Блэк, смахнув с лица упавшие волосы, вернул палочку обратно в карман.

— Не стоит меня недооценивать, Наземникус.

Приподняв бессознательное тело за отвороты грязной мантии, Сириус сморщился от дохнувшего на него въевшегося запаха алкоголя.

«До чего надо было допиться, чтобы решиться на подобную авантюру?»

В одном Наземникус был прав — он не мог поступить так, как велел ему долг, и сейчас ему не оставалось ничего иного, как просто стереть тому память, попутно внушив мысль, что воровать у Блэков все же не стоит. Отпустив тело, он с невеселой ухмылкой понадеялся, что после такого голова у неудавшегося вора болеть будет достаточно сильно... и долго.

Подобрав мешок, который все так же валялся рядом со своим беспутным хозяином, Сириус брезгливо развязал веревки, чтобы уже в следующий миг пораженно застыть с открытым ртом. Наземникус не терял времени зря, видимо, он его спугнул уже перед самым завершением дерзкого плана по личному обогащению, ведь в свертке ветхой ткани всеми цветами радуги переливались драгоценности Вальбурги Блэк. В свое время они были предметом зависти почти всех аристократок магической Англии.

Засунув руку внутрь, он вытащил переливающуюся брошь. В длинных пальцах она казалась особенно изящной: вся такая воздушная, ажурная... А могло ли быть иначе — гоблинская работа. Умеют же делать так, что глаза сложно отвести. Так и манят своей неземной красотой гоблинские украшения, так и манят. И стоят, надо заметить, вполне заслуженно, не каждое семейство может позволить себе цацки, вышедшие из-под кривых ручек серого народа, не каждое... Сириус помнил, как светилась мать, когда отец преподнес ей долгожданный подарок в честь рождения Регулуса. Каким светом горели ее глаза, когда она спускалась по высокой лестнице в гостиную, в шелковой мантии и с переливающейся брошью на груди, а у приглашенных дам медленно пропадал дар речи от зависти.

Тихо хмыкнув, он положил брошь обратно в мешок. Оглядел комнату, в которой не бывал со своего шестнадцатилетия, когда окончательно сбежал из дому. Тут все, даже несмотря на пыль и прошедшие годы, напоминало о своей гордой хозяйке, о которой в аристократических кругах ходили легенды. Леди Блэк... Законодательница мод, устроительница пышных балов всем на зависть и образцовая жена, хоть и не такая уж, как оказалось, образцовая мать. Много чего было намешено в ней: и гордость, впитанная с наставлениями родителей, и сила, которой она не хотела ни с кем делиться, и убеждение, что быть Блэком — это почти то же самое, что быть членом королевской фамилии, если не еще более почетно.

На пыльной полировке трюмо в беспорядке валялись хрустальные флаконы, сметенные нетерпеливой рукой Наземникуса. Сколько раз он помнил, как мать подходила к нему, брала тонкими пальцами украшенный позолотой флакон и сбрызгивала запястья чарующим ароматом. Сириус не удержался, взял пыльный флакончик и, отвинтив изящную крышку, ощутил, как комната наполняется ароматом вербены. Сириус прерывисто вдохнул и постарался подальше загнать не в меру разыгравшуюся сентиментальность. Поставив флакончик обратно на столик, он взмахом палочки погасил свечи, освещающие комнату, подхватил мешок и, левитируя Наземникуса перед собой, направился к тайному входу, который находился прямо за поеденным докси гобеленом, висевшим на противоположной от двери стене.

Быстро осмотрев гобелен, он прикоснулся ладонью к руке вытканной на нем Морганы. Ткань засветилась неярким бирюзовым светом, и взору открылся темный проем со сбегающими вниз ступеньками; точно такие же ступеньки вели и вверх, чтобы спустя пару этажей оборваться у маленькой дверцы, ведущей в совятню. Толстый слой пыли, укрывающий ступени причудливым ковром, нарушали убегающие цепочки маленьких когтистых лап, принадлежащих, видимо, выводку ныне сдохших в гостиной под диваном шушеров. Втянув носом затхлый воздух, Сириус удобнее перехватил палочку и принялся неспешно спускаться вниз, не сильно заботясь о том, чтобы Наземникус добрался до пункта назначения в целости и сохранности. Его голова изредка гулко соприкасалась с деревянными панелями, которыми был оббит тайный ход и, похоже, успела набить не одну шишку.

Тусклые огоньки загорающихся по мере продвижения вперед свечей освещали всего лишь небольшой пятачок пространства, оставляя все остальное скрываться в кромешной темноте. Позвякивая мешком, Сириус внезапно остановился возле очередного поворота лестницы; почесав переносицу, он задумчиво уставился на совершенно ничем не отличающийся от других панелей участок стены.

— Кажется, это было здесь...

Сковырнув запекшуюся на ладони кровь, он приложил руку к дереву. Мгновение ничего не происходило, и Сириус даже разочарованно посмотрел на кровоточащую ладонь, словно это она была виновата во всем. Но потом панель дрогнула, и взору волшебника предстал запыленный кабинет с огромным окном, занимающим большую часть стены, выходящей во внутренний дворик, с темной массивной мебелью из мореного дуба и многочисленными, заставленными сотнями книг, книжными шкафами. Войдя в комнату, Сириус с ностальгией осмотрелся. Удивительно, сколько времени прошло после смерти отца, а мать так ничего и не тронула — все осталось точно так же, как и было при его жизни. Только большой портрет, висевший над каминной полкой, почему-то пустовал.

— Что, отец, не желаешь разговаривать со своим блудным сыном? — насмешливо бросил в тишину затхлой комнаты Сириус. — Ну и не надо, не больно-то и хотелось...

Оставив Флетчера лежать на лестничной клетке, Сириус закрыл подвижную часть стены. Наверное, из всего дома только сюда бы и не смогли добраться загребущие ручки матерых воров. Количество наложенных на комнату заклинаний превышало все разумные и неразумные меры предосторожности. Оглядев комнату еще раз, Сириус недовольно чихнул и аккуратно опустил свою ношу на столик, распложенный прямо у камина. Как бы там ни было, но лучшего места для сохранения фамильных ценностей, чем отцовский кабинет, он не мог себе даже представить. Был, конечно, еще и Гринготтс, вот только ему, в силу всем известных обстоятельств, вход туда пока был заказан.

Подняв инстинктивно глаза к пустой раме, он встретился с прямым, немного надменным и чуть-чуть осуждающим взглядом Ориона Блэка. Светлые глаза с угрюмой насмешкой взирали на сына, кистью руки, лежащей на подлокотнике кресла, он отбивал одному ему ведомой мотив. Чуть подавшись вперед, он внимательно всмотрелся в шокировано-распахнутые глаза Сириуса.

— Не ожидал? — мужчина саркастически хмыкнул. — И я не ожидал, что решусь откликнуться. Видел, что ты сделал с матерью?

— Я...

— Ты! — жестко отрезал Орион. — Ты и твоя гриффиндорская глупость привели тебя в Азкабан на радость дементорам. Ну что ж, пожинай плоды своей неразумности, сын, эту дорогу ты выбрал сам, — и Орион степенно поднявшись, покинул портрет.

Резко перестало хватать воздуха, бросившись к окну, Сириус с трудом распахнул отсыревшие рамы и впустил в помещение свежий ветер, который тут же промчался по кабинету, сметая легкие бумаги и пыль на пол. Длинные волосы упали на лицо, когда Сириус, прикрыв глаза, опустил голову на сложенные руки. Минуты сменялись минутами, а Блэк все не шевелился. Наконец-то, глубоко вдохнув свежий воздух, он закрыл взмахом палочки створки и покинул кабинет, надеясь больше сюда никогда не возвращаться. Ведь даже стоявшая на столе коробка из-под любимых сигар Ориона Блэка и та будила в сердце давно позабытые чувства. А сказанное отцом гулким эхом отдавалось в голове...

* * *

Наземникуса Блэк, едва покинув особняк на площади Гриммо, свалил в первой же встретившейся подворотне. Предварительно уложив того так, чтобы прохожим, если они будут, он казался просто грязным пьянчужкой. Завершив все, Сириус в последний раз брезгливо взглянул на несостоявшегося вора, и, пнув его под ребра, решительно направился прочь, возвращаясь в столь ненавистное родовое гнездо.

— Ну, Молли, надеюсь, теперь ты будешь рада, — угрюмо усмехнулся он, ныряя в неприметную, скрытую чарами самого особняка дверку, ведущую в винный подвал, гордость его отца. Оставалось мечтать, чтобы о нем не узнали близнецы, ведь тогда-то он просто так не сможет отделаться от Молли, если та возьмется за него всерьез.