Другой принц (гет)

Я был невинен как младенец,

Скромен как монах,

Пока в ту ночь я не увидел

Страх в твоих глазах.

(с) Майк Науменко

Предсказание Куорена, что Игритт будет меньше ерепениться, сбылось не полностью: может, Куорен сравнивал с чем-то совершенно невыносимым, а может, Джон ночью все испортил свойственной начинающим нерешительностью и отсутствием фантазии, и, когда Куорен перетасовал список дежурных по лагерю, следующим же утром у разрешенного для светлого времени костра случилось настоящее представление.

— Ничего ты так не сваришь, Джон Сноу! — заявила Игритт и отогнала Джона от котелка с кашей, отняв у него поварешку.

— Да что ж я, не знаю, как кашу варить? — обиделся Джон, все-таки он полтора месяца с перерывом на лечение был у лорда-командующего стюардом и даже научился греть для него вино со специями, к которому старый Мормонт был очень придирчив.

— Ничего ты не знаешь, Джон Сноу! — отрезала Игритт.

Немудрено, что на дневном привале у слаженной пары дежурных уже появились благодарные зрители. Джон пытался сварить надоевшую ему солонину, чтобы выварить соль, а Игритт не собиралась греть ему сменную воду во втором котелке, а только лезла под руку.

— Ничего ты не понимаешь, Джон Сноу, — втолковывала ему Игритт. — Так только хуже будет. Надо такое мясо на дыму коптить.

Джон упрямо мотнул головой, сам зачерпнул снега во второй котелок, а под котелками попытался приладить с боку костра противень с кукурузой.

— Ничего у тебя не выйдет, Джон Сноу, — продолжала доводить его Игритт, — на большом огне кукурузу пожжешь, а на малом вода в котелках не закипит.

— Слушай, у тебя в Ночном Дозоре брата нет? — вдруг заорал Джон, которому крышу срывало нечасто, но начисто. — А то есть у нас такой Скорбный Эдд, все ему всегда не так, всегда себе бедствия пророчит.

Конечно, Джон и Игритт помирились уже к вечеру, трудно не помириться, если едешь на одном коне и сидящему сзади приходится обнимать сидящую впереди, а сидящей впереди приходится прижиматься к нему покрепче, чтобы не быть вытесненной из седла. А если тело еще помнит прошлую ночь и ждет следующей, то сопротивляться ему бесполезно — и к концу дня руки Джона уже стали позволять себе привычные шалости, то ненароком поддерживая бицепсом грудь Игритт, то роняя поводья и попадая не на луку седла, а чуть ближе, где нужно погладить, чтобы у Игритт сами собой раскрылись губы и чуть сбилось дыхание. Конечно, толстая зимняя одежда сильно мешала, но оставалась фантазия, воспоминания о том, как это было под одеялом, и этого было более, чем достаточно.

— Хочешь, я спою тебе про великанов? — предложила Игритт, когда они вдвоем сидели на снятых с коней седлах в полной темноте чуть вдали от палатки — огонь Куорен зажигать в темноте запретил.

— Это я вам сейчас спою, — пообещал Куорен из тьмы. — Джон, погони так и нет?

— Нет, — откликнулся Джон, он уже привык находить Призрака, закрывая глаза и словно совмещая их ноющие шеи, и теперь поводил его носом и впитывал его память. Волки шли в пятнадцати или двадцати милях к северу, и неожиданного появления погони можно было не опасаться.

Очень жаль, что ты тогда

Мне поверить не смогла,

В то, что новый твой приятель не такой как все!

неожиданно запел в темноте Куорен зловещим голосом, потому что он был суров и крут нравом и своим женщинам никогда не давал спуску

Ты осталась с ним вдвоем,

Не зная ничего о нем,

Что для всех опасен он, наплевать тебе.

— Врешь ты все, — огрызнулась Игритт и немного сжалась — Джон обнимал ее за плечи, и ей совсем не хотелось уходить от него в темноту, а прижаться к нему тоже было боязно, особенно когда он, может быть, еще в трансе и видит мир глазами волка. — Ничего такого ты мне не говорил.

— А у бардов правда не такая, как у тебя и у меня, — ответил из темноты Куорен. — Им видна та правда, которую не видно нам, но видно, скажем, Джону, — и Джон не успел вмешаться, прежде чем Куорен запел снова.

И ты попала к настоящему колдуну,

Он загубил таких, как ты, не одну!

Словно куклой, в час ночной

Теперь он может управлять тобой!

Все происходит будто в страшном сне.

И находиться здесь опасно мне!**

Последняя строчка была сущей правдой, и Куорен ловко улизнул в палатку, не дав Джону возможности отвесить ему несколько тычков.

— Куорен, отстань от Джона! — скомандовала Арья в темноте палатки страшным шепотом, ей и Игритт было чуть жалко, хотя Игритт ей не очень-то и нравилась: это Джон думал, что Игритт красивая, а Арья немного ревнивым женским взглядом видела, что у Игритт кривые зубы.

— Действительно, — негромко согласился Лионель, ему Игритт было жальче, Джон уж как-нибудь справится со зловещей славой, каждый хороший рубака с ней живет, а Джон был рубакой еще начинающим, но в перспективе хорошим. — Жестковато ты с ней, Куорен.

— Да ладно, — так же тихо ответил Куорен, который при благородных девушках фильтровал только мат, а остальное лепил как есть. — Кого ты защищаешь? У нее мужиков небось было больше, чем ты за свою жизнь зарубил, а ты далеко не зеленый уже. Буду я Джона такой кошке на растерзание отдавать.

Вероятно, Арье стоило на такой грубый разговор обидеться и велеть Куорену замолчать — но ведь в главном она была с ним согласна, нечего Лео других девушек защищать!

— Вот ведь наврал он все, — говорила в это время Игритт, которая все же выбрала привалиться к Джону и теперь словно уговаривала себя, что так правильно. — Ни он, ни ты даже не знали до вчерашнего дня, что ты оборотень.

— Я видел раньше волчьи сны, — ответил честный Джон, а Игритт немного насторожилась. Видела она обезумевшую женщину, которая выцарапала себе глаза, когда в нее пытался вселиться Варамир Шестишкурый, и хорошо, что много после этого, а не во время, а то в темноте рядом с Джоном, в котором жила та же чудовищная сила, Игритт бы совсем перепугалась. «Словно куклой, в час ночной теперь он может управлять тобой!» Она была воином и охотником, но оборотни — это же совсем другое дело, против них нельзя сражаться, как и против мертвецов.

— Ты их видел только глазами своего волка? — осторожно спросила Игритт.

— Ну да, это же мой волк, — как о само собой разумеющемся, сказал Джон, и Игритт с облегчением вздохнула: Джон даже не знает, что сильному оборотню подвластны и другие животные, и люди, а может, у него и не хватит на это сил, может, он просто варг, и ему подвластен только один волк.

— Ничего ты не знаешь, Джон Сноу, — весело сказала Игритт и поцеловала Джона. — Ты даже не знаешь, почему я так говорю.

Лионель проснулся среди ночи и сначала удивился, что утро наступило так быстро.

— Надоело, — заявила Арья, вытащив его из палатки и увлекая его за собой подальше от лагеря. — Ты меня еще на Стене замуж звал, а с тех пор почти не целовал. Теперь-то что тебе мешает? И так уже две недели спишь с Сансой под одним одеялом, а я даже дежурю теперь с колчеруким. Что она такое с тобой делает, что ты от нее оторваться не можешь?

— Может, ты у нее лучше спросишь? — предложил Лео, чтобы сбить Арью со слишком решительного настроя. — Я-то расскажу, но ты на меня, пожалуй, за такие предложения обидишься.

— Что уж теперь обижаться, — ответила Арья и отвела глаза. — Согласилась ведь уже.

— И что, ты теперь мне все будешь разрешать? — немного провокационно удивился Лео, не представлял он себе Арью в роли покорной жены, и правильно.

— Ну помечтай, помечтай, — насмешливо сказала Арья. — А потом я тебе дам одно желание, как в сказках.

Лионель тихо повернул лицо Арьи к себе, приобняв ее другой рукой, и наконец увидел в лунном свете ее глаза. Ничего другого ему и не нужно было, только поймать непоседливую и неуловимую Арью и знать, что она от него не вырвется.

— Скажи, что ты меня любишь.

— Люблю, — ответила Арья, и сама потянулась к его губам, чувствуя, как в первый раз, что взлетает к Лео на руки. Он, наверно, совсем никогда не уставал, или Арья была такой легонькой, потому что Арье показалось, что она провела в такой невесомости не меньше четверти часа.

— И это все, что тебе нужно? Целоваться со мной и слушать, как я тебя люблю? — спросила Арья, наконец отрываясь от своего Лео, и было непонятно, то ли упрекает она его шутливо, то ли удивляется, что он так ее любит.

— Все, — согласился Лионель. — Не торопись. Остальное еще будет, когда придет время.

— Ты все же ко мне как к ребенку относишься, — немного вздохнула Арья.

— Ну не совсем, — хитро улыбнулся Лео и провел губами по губам Арьи, почувствовав, как она вздрогнула и потянулась к нему. — А если иногда и да, то так только лучше — когда ты будешь делать глупости и капризничать, я на тебя сердиться не буду.

Раньше Арья кинулась бы обижаться и спорить, что она не может делать глупости и тем более капризничать, но ведь в чем-то Лео был и прав: сколько раз раньше она безрассудно сваливалась ему на голову и сколько раз ускользала от него, словно испугавшись выбора, который только что сделала. А только что — ну да, капризничала немного, требовала того, о чем еще несколько дней назад, казалось, лучше было и не мечтать.

— Если бы я год назад себя сейчас увидела, я бы сказала, что это не я, — призналась Арья, и это тоже вышло немного по-детски, но она ведь и действительно себя такой представить не могла — влюбленной и отдавшейся во власть любимых рук. Вот лежит ее голова у Лео на сгибе руки, и достаточно ему немного рукой двинуть, и никуда она от его губ не денется.

— Я тоже год назад жениться не собирался, — ответил Лео, вроде бы всерьез, но, как всегда, с улыбкой. — Не говоря уж дважды.

— Вот нравится тебе, хулигану, об этом вспоминать.

— А тебе нет? Ты же выходишь замуж по любви и вопреки всему, как и хотела.

«Наверно, Лео опять прав», — подумала Арья, засыпая у Лео на руках, — она так его и не отпустила, даже вернувшись в палатку, ну и пусть Куорен завтра придет будить ее дежурить и найдет их спящих втроем, пусть что хочет, то и думает. Может, так все ее и запомнят, как самую своевольную и дерзкую девчонку за последние столетия — наплевала на все и вышла замуж за уже помолвленного юного короля. Может, даже менестрели, которые всегда врут, напишут потом песни про ее чарующую красоту. А на самом деле Лео просто подхватил ее на руки, заглянул ей в глаза, и она даже сопротивляться почти не смогла. Тут ведь не помогает ни фехтовать, ни из лука стрелять — от этого не отобьешься и не отстреляешься. Даже в самом начале, прогонишь его — а самой тут же хочется следом бежать, надерзишь — и тут же хочется его обнять. А теперь и подавно, все мысли только о нем.

За загадки Игритт пришлось отдуваться Куорену: Джон с трудом проснулся раньше других и потряс Куорена за плечо.

— Да не просплю я, — проворчал Куорен и, открыв глаза, решил приподняться и с Джоном поговорить: Куорен в полутьме заметил голову Арьи между головами Сансы и Лионеля, и готов был поставить пять к одному, что под одеялом Арья спит у Лионеля на руках. «Все-таки парень только два дня назад оборотнем стал, — подумал про Джона Куорен, который всегда берег личный состав. — Хватит с него пока потрясений».

Джон кое-как двигался, хотя глаза у него постоянно закрывались: Игритт ночью ему устроила такое, о чем он даже и не знал, что так делают, и поэтому Джон от удивления сделал это трижды. Помутненный взгляд Джона не заметил в палатке ничего странного, и Куорен вытащил его наружу, по дороге непочтительно лягнув короля по ноге.

— Ой, — тут же очнулась Арья, потому что Лео немного дернулся.

— Да черт с вами, — пробормотала сонная Санса, придавленная двумя одеялами, одним большим, их с Лео, и вторым маленьким, под которым спала Арья и которого теперь хватило на них обеих. — Теплее же так.

В тридцати шагах от палатки Куорен разъяснял молодому дозорному Джону Сноу истинный смысл выражения «Ничего ты не знаешь, Джон Сноу» и прочих похожих высказываний.

— Да провоцирует она тебя, — втолковывал Куорен. — Проверяет, как с тобой можно. Наорал — правильно сделал, а то совсем на шею сядет. И не будь дураком: она говорит, что ты не умеешь варить кашу? Не спорь, нехай ее кашеварит. Вообще после этого к котелку не подходи, вот увидишь, сразу окажется, что ты все остальное делаешь правильно. А главное, практикуйся как оборотень: видишь, она после этого как шелковая.

— Я не оборотень! — взорвался Джон, правильно его Куорен от палатки отвел. — Я не колдун! Не нужно мне, чтобы от меня все шарахались. И не нужно мне, чтобы она покорилась колдуну. Я ее петлей за шею за собой тащить не буду. Хочет — любит, не хочет — черт с ней!

— Одобряю боевой настрой, — кивнул Куорен. — А насчет погони все-таки глянь.

— До них тридцать миль, — сказал Джон, открыв глаза через несколько минут, а в небе на севере снова показался орел.

При свете нового дня оборотень Джон Сноу показался Игритт совсем не таким зловещим — он и на вид казался моложе ее, и знал, действительно, не так уж много: даже попытался подстрелить парящего в зените орла, только Куорен остановил, сказав, что стрела и близко не добьет. Игритт было немного стыдно за свой вчерашний страх, а еще за то, как она растаяла в его руках, представив, что с ней кто-то намного ее сильнее. Хотелось удивить его, порадовать, о себе забыв — и все равно она заходилась в безмолвном крике почти сразу, как только он решал немного о ней позаботиться. Странно, она даже голоса тогда для него лишилась, потому что он сказал, что не хочет, чтобы его сестры их слышали, а ведь ей в такие моменты нравилось кричать. Подумаешь, пленница, — будто она не знает, что нужно делать, чтобы он сам добровольно стал ее пленником.

Джон был упрям и не хотел отстать от орла, постоянно на него взглядывая, и однажды даже начал дергать головой, столкнувшись с орлом взглядом, но Игритт этому только усмехнулась — он варг, а не колдун, больше она на это не купится. Конечно, от варга убежать нелегко — он тебя вынюхает и догонит, вселившись в своего волка, но она убегать и не собиралась, Джон был забавный и милый, может, еще и он убежит с ней, и тогда уже она будет всех пугать его даром, как Куорен пугал ее.

А упрямый Джон все взглядывал вверх, откидываясь в седле, иногда начинал так же забавно дергать головой, а потом орел пошел на снижение.

— Вот теперь скоро можешь стрелять, — напомнил Джону Куорен, но Джон ничего не ответил, орел все снижался, странно кидаясь в стороны, иногда начинал набирать высоту, а когда Игритт остановила коня и обернулась, чтобы насмешливо передать Джону, что уже привал, она увидела белые колдовские глаза. Лицо Джона было злым и напряженным, губы сжались и побелели, и орел все снижался, потому что воля Джона оказывалась сильнее, чем воля старого колдуна, бившегося за свою последнюю жизнь.

— Не получится, — выговорил Джон голосом переселившегося в своего орла колдуна, когда орел стал набирать высоту. — А тебе лучше выбирать среди своих.

Игритт стало страшно от того, что с ней говорит мертвец, и она вцепилась в руку Джона, словно прося защиты, хотя лучше было бы бежать — если колдун завладел телом Джона, он мог и ударить ее его кинжалом, чтобы отомстить Джону или лишить Дозор пленницы. Но Джон дернулся всем телом, мотнул головой, и орел перевернулся в воздухе и пошел к земле еще быстрее.

Санса и Арья уже были рядом, они взяли Джона за руки, не умея ему ничем помочь, и бежать Игритт было уже некуда, оставалось только следить за тем, как орел приближается к земле, как Куорен накидывает на него одеяло и как Джон трясет головой, стараясь выгнать из нее погибшего колдуна, который теперь заперт в теле орла, спеленутого Куореном.

Сестры сняли Джона с коня, он повалился на колени, сплюнул в снег кровь из прокушенной губы и немного похватал снег губами, чтобы унять боль. Лионель что-то спросил у Куорена, видя, что его помощь не нужна, и Куорен начал ему объяснять, что происходит, но Игритт ничего объяснять было не нужно — знала она колдовское племя, и далеко не каждый из них мог похвастаться тем, что одолел опытного колдуна, еще не овладев толком своим даром. «И ты попала к настоящему колдуну», — вспомнила Игритт. Навсегда. Или на сколько он захочет. От сильного колдуна никуда не спрячешься, он тебя везде достанет. Рассказывали же, что однажды зловещий лорд Риверс, прозванный Кровавым Вороном, разозлился на одного из вождей Одичалых и сыграл с ним в фанты лорда-десницы: где был при этом Риверс, никто не знает, но сидящие вокруг очага в шатре вождя по очереди вставали, спрашивали: «Лорд Риверс, что делать этому фанту?» — и на глазах у остальных кромсали себя ножом.

Куорен Полурукий ничего не боялся и в любой ситуации сохранял присутствие духа до такой степени, что даже мог ободрить товарищей.

— Ы? — спросил Куорен, наклонившись к приходящему в себя Джону, который все еще стоял в снегу на карачках.

— Ы, — утвердительно ответил Джон, радуясь тому, что членораздельная речь пока не нужна для достижения понимания.

— … а также заговорил на языке гигантов! — указал Куорен на Джона обеими руками, словно представляя его почтенной публике, но первая шутка не прошла, то ли от того, что лорд Эддард пил мало и не терпел вокруг себя пьянства и разгула, то ли от того, что Куорен был единственным, кому Джон не родственник.

«Страх какие серьезные, — вздохнул про себя Куорен, глядя на своих спутников. — Помню, был у нас такой серьезный старшина, охотничек. Пошли они на лося, неделю ждем, две ждем, возвращаются наконец: хлопцы пьяные, старшина с новыми шрамами и в типа с понтом расшитом плаще. Все мясо, конечно, они сами за это время съели. Мы тогда взяли и плащ его в шутку спрятали, дали ему простой, сказали, приказ командования, дембеля в Дозоре нет, дембельский прикид дозорным не полагается. Ох, в какую он амбицию ударился! Деру дал за Стену, к Одичалым ушел, теперь даже вот до Короля-за-Стеной уже дорос, а все потому, что шуток не понимает».

— Вольно, вольная женщина! — скомандовал Куорен, увидев, как Игритт застыла в седле. — Скажи что-нибудь полезное. Чем у вас людям, когда их так штырит, помогают, чтобы пупок у них не развязался на службе Отечеству?

— Отвезите Джона к чардреву, это восстановит его силы, — ответила Игритт, все-таки она хотела помочь, и даже не подумала сначала про то, про что теперь только оставалось надеяться, что это сказки — что, если чардрево примет колдуна, его силы рядом с чардревом возрастут многократно.

** Поскольку все наверняка и так знают, что это Король и Шут, повешу тут концертную запись с отличным Горшком: https://youtu.be/vn7lJdGSeDI