file#5: День рождения капитана Хикса (джен)

Поезд остановился, и Жакуй напружинился, чтобы одним рывком очутиться на крыше вагона. Но, как назло, напротив него оказался предпоследний по счету темно-зеленый длинный вагон с множеством окон, из которых выглядывали встревоженные люди. Даже поднявшаяся по другую сторону состава стрельба незначительно уменьшила количество зрителей со стороны Жакуя. Шли минуты, а котофурри ни на миллиметр не приблизился к вагону. Вот уже паровоз дал свисток, показывая, что состав скоро тронется.

Жакуй занервничал.

«Как у тебя дела, Жакуй?» — возник в голове мыслевызов Ежевики.

«Плохо, — ответил он ей. — Я до сих пор в сугробе напротив вагона, и на меня пялятся как минимум пять человек. Я не могу даже пошевелиться…»

Ежевика, видимо, передала все Ивану, который тут же вышел на связь:

«Жакуй, приготовься. Я попробую отвлечь их на себя. Думаю, что такое явление, как летающий человек, их заинтригует», — сообщил он и отключился, не дав возможности ему возразить.

Котофурри попробовал послать ментальный вызов Ивану, но то ли тот был слишком далеко, то ли был слишком занят, и потому не ответил. Оставалось только ждать.

Последним в составе был небольшой, обшарпанный вагон грязно-оливкового цвета, набитый военными так плотно, что, как только поезд остановился, многие пассажиры постарались сразу его покинуть. Перед вагоном сбилась в стаю дымящая куревом шумная толпа, словно после тесноты вагона привычка скучиваться не отпускала. Лишь некоторые из пассажиров принялись разминаться и бродить вдоль состава. Зажурчали струйки. Кто-то играл на гармошке. У Жакуя аж зачесались кончики пальцев. Когда-то он в музыкальной школе еще котенком наяривал точно на такой же.

«У кошки четыре ноги,

Позади нее длинный хвост,

Но трогать ее не моги

За ее малый рост, малый рост».

Вспомнилась Жакую любимая песенка, и он даже тихонько промурчал несколько нот, заодно снимая нервное напряжение.

Суматоха и стрельба в голове состава солдат нисколько не тревожила, но и оружия при них тоже было немало — тут и там Жакуй видел небрежно воткнутые в снег приклады винтовок. К счастью, все эти люди оказались с противоположной от лежки Жакуя стороны, иначе кто-нибудь обязательно бы его обнаружил. Жакую с его места были видны только обутые в ботинки с обмотками ноги, щеголяющие выцветшими штанами своеобразного кроя.

«Галифе», — вспомнил Жакуй, как назвал их Петр.

Ждать Ивана не пришлось долго:

— Господа, господа! — истошно закричали в толпе, и там началась какая-то сутолока.

— Это человек, ей-богу, летающий человек!

Внутри длинного вагона забегали люди, и от окон, наконец, отвернулись наблюдатели, прильнув к окнам с другой стороны.

Жакуй немедленно воспользовался этим, в один прыжок взвился почти до середины угла вагона, вцепился выпущенными когтями в дерево, ощутив приятное удовольствие — давно он их не чесал, однако; одним махом оказался на кровле, низко пригнувшись, почти распластавшись по ней. Его ждало неприятное открытие — на крыше последнего вагона было оборудовано пулеметное гнездо, оттуда торчал толстый ствол пулемета и головы двух пухлых от множества слоёв напяленной на них одежды солдат. По счастью, они тоже во все глаза таращились на летающего Ивана. Тот кружил в небе, слева от состава, выписывая в воздухе кренделя. Один из военных внизу попробовал вскинуть винтовку, но её тут же у него выбили из рук, а незадачливому стрелку отвесили оплеуху.

Иван завис в воздухе, на высоте примерно метров восьми, приняв как можно более эффектную позу: ноги в щиколотках сложил крестиком, а руки, открытыми ладонями развел в стороны, как бы обнимая всех собравшихся. Медленно опустился на вагон. Простер руки, словно трагик в провинциальном театре.

«Вот ты позер…» — с деланным недовольством мысленно пробухтел Жакуй. Но приходилось признать, отвлекающий фактор из Ивана вышел что надо.

Котофурри снова обратил внимание на пулеметчиков, их надо было нейтрализовать в первую очередь.

Жакуй скользнул к краю вагона, свесился на его боковину и, держась за крышу только когтями, принялся подбираться к пулеметному гнезду. Один из солдат, видимо, что-то почуяв, повернул в его сторону голову, и Жакуй еле-еле успел скрыться за краем крыши.

«Ваня! Давай ещё что-нибудь изобрази!» — мысленно завопил он.

— На колени! — сразу услышал Жакуй крик Ивана. — Аз есмь вам говорю, посланец божий! Преклоните колена, воины, и молитесь! Молитесь! И ты молись, грешник! — ткнул он пальцем в пулеметчика. Да, ты! Всем молиться!

Жакуй закатил глаза — Иван явно переигрывал. Но публика была неискушенная, и новоиспеченный «посланец божий» нашел благодарных и доверчивых зрителей.

Кажется, это работало.

Толпа пришла в движение; на снег полетели сдернутые с голов шапки, все бухнулись на колени и принялись громко и вразнобой молиться, истово крестясь.

— Не слышу! — орал на них Иван, войдя во вкус. — Что вы там бормочете? Кто так молится, олухи! А ну, давайте хором!

Крики стали громче, но стройности в них не прибавилось. Похоже, Иван решил не выпускать инициативу и не дать возможности критически осмыслить происходящее.

— Повторяйте за мной, грешники, — неистовствовал тем временем «проповедник», словно пастор, которого Жакуй видел на одной из планет.

— Нет войне! — Иван бегал по вагону, размахивая руками, словно дирижер.

— Нет войне! — нестройно закричали десятки глоток.

— Не слышу!

— Нет войне! — взревела толпа.

Иван поднял руки, наступила тишина.

— Посмотрите на себя! Что вы тут забыли? Где ваш дом? Разве этого хочет бог, чтобы вы мерзли в этих дремучих лесах?

— Не-е-е-т!

— Хватит шляться по тайге! Мы хотим домой! Повторяйте, все, дружно, ну!

— ХВАТИТ ШЛЯТЬСЯ ПО ТАЙГЕ! МЫ ХОТИМ ДОМОЙ!

— Хотим домой!

— ХОТИМ ДОМОЙ!

— Истину, истину говорю я вам — отправляйтесь по домам!

Жакуй, пробормотав себе под нос: «тоже мне, проповедник», все же подивился неожиданному артистизму Ивана. Тем временем он добрался до пулеметной точки. Сунув руку в нагрудный карман, достал шарик газовой гранаты. Досадливо поморщился, когда случайно выронил три штуки, тут же пропавшие где-то в сугробе внизу. Теперь гранат было по одной на каждый вагон. Этого было маловато.

Жакуй активировал гранату и закинул шарик точно посреди солдат с пулеметом. Через секунду они сползли, словно тряпичные куклы, вниз.

«Кончай шоу! Я уже на позиции! — послал мысль он Ивану. — Сейчас они очухаются и поймут, что ты им мозги дуришь!»

«Ага, — пришло в ответ, — представление заканчивается».

— Вы слышали меня?! Что я вам сказал?! — тут же заорал Иван.

— Слышим, ангеле! — раздались восторженные голоса.

— Моими устами с вами говорит сам бог, я — это глас божий! Вы слышите? Я тоже слышу! Слышу! Слышу-у-у-у глас бо-о-о-жий! — крик Ивана стих, когда он, резко взмыв, исчез где-то в низких облаках.

Опешившая толпа все еще стояла на коленях. Люди, запрокинув головы, таращилась в то место, где только что исчез «ангел».

Раздался свисток паровоза, который вывел всех из легкого транса.

— По вагонам! По вагонам! — заорали унтера. Ангел или демон, а служба есть служба. Толпа, все еще приходящая в себя после явления «посланника» и озадаченная странной проповедью, толкаясь и пихаясь, полезла в поезд.

Жакуй удовлетворенно оскалился. Хорошо, что это представление видели лишь пассажиры последних двух вагонов. Перед этими, жилыми вагонами, в составе шли два, видимо, хозяйственного назначения — у одного из крыши торчала пара труб, и почти все окна были заколочены изнутри. У второго вагона окна были зашторены плотными белыми занавесками. Дальше следовали два грузовых вагона. Это было достаточным, чтобы не привлекать внимания тех, кто ехал в начальных с головы поезда вагонах. Тем более, там солдаты были заняты Ульгэром и вряд ли видели, что творилось в хвосте.

Впрочем, после газа всем произошедшее будет казаться туманным сном или бредом, и они мало что смогут рассказать. Еще смешивая компоненты, Жакуй обеспокоился специальными добавками для этого.

Стрельба в начале состава утихла.

Ульгэр… Тревога кольнула Жакуя. Ему был симпатичен этот простой, бесхитростный парень. Чести в нем он видел больше, чем в десятке аристократов.

«А ведь парень всерьез верит, что встретил родоначальника своего тотема — человека-рысь», — усмехнулся Жакуй. Он усилием воли отогнал тревожные мысли. Сварганенный Родригесом амулет должен был защитить эвенка от пуль.

Наконец поезд тронулся. Жакуй облегченно вздохнул, спрыгнул вниз, в пулеметное гнездо, где приметил низкую дверку, приоткрыл её и швырнул газовую гранату.

Через минуту, с трудом стащив пулеметчиков вниз, он прошел по вагону, представляющему из себя сплошное сонное царство: люди лежали вповалку, в проходах, на нарах, там, где застал их неожиданный сон. Жакуй мысленно извинился за предоставленные неудобства и, стараясь не наступать на тела, прошел в следующий вагон.

Изнутри тот поразил его обилием полированного дерева, сверкающих, надраенных бронзовых деталей и чистотой. Жакуй понял, что оказался там, где едет начальство.

Слева открылась дверь, и вышел щеголеватый офицер с моноклем в левом глазу и пустым стаканом в подстаканнике в руке. Он вытаращился на Жакуя, который тут же обхватил его пятерней за лицо и втолкнул обратно маленькую комнатку. Дверь за ними закрылась, из-за нее послышались сдавленные звуки. Через полминуты появился Жакуй, подошел к окошку и промокнул ладони занавеской. В той комнатке оказалось еще двое. Жакуй надеялся, что минут на пять всю эту компанию он вырубил.

Дальше вагон открывался в зал на всю его ширину. В зале было около десятка человек. Эполеты, сигары, запах дорогого вина и дешевого самогона.

— Какие люди! — сказал Жакуй, покачав головой. — И без охраны…

Когда они повернулись на его голос, в центр зала полетел шарик гранаты.

Брезгливо переступая лежащие вповалку тела, котофурри покинул этот вагон.

Он не видел, как из купе выбрался держащийся за горло первый офицер и как из малоприметного помещения появились два солдата и унтер, прятавший кисет в карман. В уборной было разбито окно, и хотя там было холодно, зато туда разрешалось ходить курильщикам. Начальник поезда не переносил запаха табачного дыма.

— Туда, за ним… — прохрипел им офицер.

— За кем, ваше благородие? — не понял унтер.

— Тупица! Здесь только что был шпион! Мерзавец носит маску э… кота! Поймайте или пристрелите его! — офицер закашлялся и махнул рукой. — Выполнять!

Побледневшие от ужаса солдаты, стараясь не глядеть на лежащую груду начальствующих тел, многие из которых, впрочем, подавали признаки жизни — пускали слюни и бормотали всякую околесицу, двинулись к переходу в другой вагон.

* * *

Ежевика все рассчитала точно, да и Ульгэр не подкачал. Локомотив остановился как раз там, где ожидал Родригес, а напротив его засады оказался первый, после тендера, пассажирский вагон.

Как только его миновал паровоз, Родригес бросился из укрытия к составу и поэтому оказался у поезда раньше, чем подошел вагон, из окон которого его могли заметить.

Родригес примерился и взвился в прыжке над вагоном, мягко приземлившись на угол крыши. Сервоприводы экзоскелета зашипели. Вагон ощутимо качнуло под принятым весом.

Неприятной неожиданностью оказалась оборудованная на вагоне пулеметная точка: в крыше был сделан вырез, ниже которого, видимо, была платформа, образовывая что-то вроде гнезда. По периметру «гнездо» было обложено мешками с песком.

«Ничего не меняется в этом мире», — подумал Родригес. За свою жизнь он побывал на многих планетах с третьим и даже вторым технологическими укладами, и, если планету сотрясали социальные катаклизмы, вот такие мешки были обязательным атрибутом военных действий. Невзирая на разность и отличие иноземельных рас от человеческой, мешки, почему-то, были у всех одинаковые. Видимо, у войны плохо с воображением.

Это мельком проскочило в голове стармеха, пока он соображал, что предпринять. Легкий экзоскелет не был предназначен для серьезных работ, и поэтому на нем отсутствовала защита. Так что солдаты, которые уже схватились за станину своего допотопного оружия и перекидывали его в бойницу в сторону Родригеса, имели отличные шансы так нашпиговать его свинцом, что Жакуй окажется бессилен.

В это время в пулемет ударил заряд «липучки», выпущенный Ульгэром. Эвенк без всякого баллистического компьютера стрелял отменно, без промаха.

Солдаты недолго побарахтались в отвердевшей пене и застыли, дико вращая вытаращенными в ужасе глазами. Они бы сейчас орали, как умалишенные, если бы в липучке не было специальной добавки, блокирующей нижнечелюстные мышцы, заставляя подвергшихся контакту крепко сжать зубы — чтобы при аварийной ситуации человек случайно не наглотался пены.

С этими было все понятно — на минут двадцать, пока хватка липучки не ослабнет, они фиксированы надежно, словно мухи в янтаре.

Родригес, присев, чтобы не маячить и не быть замеченным издалека, дождался обратной загрузки всех высыпавших из вагонов солдат, и когда тронулся поезд, достал из ножен абордажный тесак, не мудрствуя, вскрыл круговым движением крышу прямо перед собой и швырнул в получившееся отверстие сразу две гранаты. Первый вагон был обработан. Осторожно, стараясь не проломить своим весом опасно потрескивающую под ним крышу, дошел до края вагона и перепрыгнул на следующий. Не прошло и двадцати секунд, как вскрытый подобным же образом второй вагон был полностью усыплен. Родригес вызвал Ежевику, но она не ответила. Связь, как предупреждала Ежевика, была нестабильна.

Родригес подошел к грузовым вагонам, перешел на один из них и с облегчением избавился от груза. Оставалось только дождаться Жакуя. Время поджимало — поезд бодро катил по своему пути, приближаясь к месту, где за сопкой находилась «Ежевика».

Родригес посмотрел вниз, на сцепку между пассажирским и грузовым вагоном, и увиденное приятным не было. Кто-то старательно сделал так, чтобы вагоны было не так-то просто расцепить. Стармех чертыхнулся и полез вниз. Достав тесак, он принялся расковыривать намотанную на сцепку и крепко закрученную толстую стальную проволоку. Она сопротивлялась недолго, и вскоре он освободил шкворень. Тут Джакобо осенило — с другой стороны наверняка будет точно такая же намотка, видимо, кто-то опасался, что на перегоне злоумышленник может отцепить вагоны и попытаться украсть золото, пока не разберутся в ситуации.

Родригес решил проверить, сумеет ли Иван на ходу выдернуть шкворень и расцепить вагоны. Он дернул за деталь, та не поддалась, он дернул ещё раз, прикладывая уже более серьезное усилие. Шкворень выскочил из креплений. В это время паровоз прибавил ход, и вагоны разошлись. Родригес вцепился руками в поручни тамбурных дверей, сводя обе части состава, не давая им разъехаться на большее расстояние и браня себя самыми сильными словами. Вагоны расходились все сильнее, ноги разъезжались все больше.

— Родригес, Джакобо! Ты как там? — вдруг пробился к нему мыслевызов Жакуя, который Ежевика транслировала в режиме репитера.

— Небольшая задержка, буду на крыше через пару минуток… — скрипя от натуги зубами, ответил он.

Неимоверным усилием экзоскелета и собственных мышц он стянул вагоны, вставил шкворень в тот момент, когда совпали их кольца, вытер пот со лба, чертыхнулся и полез обратно наверх, радуясь, что его не видел Жакуй. Даже представить страшно, как бы он потом его мучал подколками…