Гарри Поттер и каменная философия (джен)

Только пару дней спустя Гарри смог найти информацию о садовых гномах.

Это мелкий садовый вредитель, распространенный по всей Северной Европе и в Северной Америке. Его рост достигает одного фута, голова походит на огромную картофелину, а ноги твёрдые, как кремень. Латинское название гномов — «Gernumbli gardensi». Чаще всего живут в норках, в садах и огородах и питаются корешками, растениями и дождевыми червями. Могут запутывать неосторожных путников. Гном разумен и даже обладает речью. Способен выполнять несложные поручения, но делает это очень неохотно.

Существует несколько способов избавления от гномов. Самый распространённый — его нужно сильно раскрутить, чтобы он потерял ориентацию, и бросить через забор. Если садовод боится брать гнома в руки (ведь у него острые зубы и бойкий нрав), гнома можно оглушить чарами. Можно также натравить на гномов джарви, хотя многие маги считают этот метод чересчур жестоким.

Про других гномов, вроде толкиеновских, Гарри ничего не нашел и разочарованно откинул книгу, не глядя куда… Толстая книжка по имени «Садовые вредители» с восторгом устремилась в свободный полет через полкомнаты, счастливо распахивая крылья-корочки, и с громким стуком приземлилась на стопку тонких конспектов, залихватски смахнув крылом стоящую сверху чернильницу.

Восхищенно булькнув, чернила бурным потоком излились безбрежным синим океаном, жадно впитываясь в пересушенные листы пергамента. Крышка непроливашки виновато звякнула. Секунду-другую Гарри в ужасе взирал на эту чернильно-бумажную катастрофу, потом взвыл, схватился за голову — что он натворил! — и кинулся к своей сумке. Надо было спасать чужие загубленные конспекты…

Промокашки, промокашки, промокашки! Где промокашки?! Гарри лихорадочно тряс сумку, вытряхивая её содержимое на диван. Вот они! Схватив пук, Гарри рванул к чернильному морю и принялся промокать листы. Чернила с пола он собирал просто бумагой и своими старыми пергаментами. В число их попала и черная тетрадка, найденная в туалете. Заметив, что её листы впитывают чернила не хуже промокашек, Гарри вырвал пару страничек и стал собирать ими чернила с конспектов.

К счастью, конспекты не сильно пострадали, их спасли картонные обложки, а нижние журналы были закрыты верхними. Да и Гарри не медлил, быстро опомнился. И вот сидит он на полу, взмокший и уставший от переживаний, и оглядывает недавнее поле боя. На полу чернильные разводы, повсюду валяются клочья испачканной бумаги. На столе — стопка спасенных конспектов.

Чертовы гномы… Гарри в смятении посмотрел на свои перемазанные чернилами руки, почувствовал, как у него тянет кожу на лице, и вздохнул — в процессе спешной уборки он несколько раз провел ладонью по лбу и под носом. Ой… скорее в душ! Отмываться пришлось долго и израсходовать почти весь кусок мыла. Что и говорить — чудненько день начался.

Отмывшись добела и до скрипа, Гарри вернулся в гостиную и собрал свои вещи. Тем временем пришел Люциан. Постояв на пороге и поглазев на разгром, он покачал головой, вынул палочку и повел ею перед собой. Скомканные листы расправились и разгладились, чернила каким-то непостижимым образом вытянулись изо всех бумаг, многочисленными струйками пролетели по воздуху и собрались в чернильнице в первозданном виде. Гарри смотрел на эту волшебную уборку и тоскливо вздыхал, сам он так пока не умел.

— А это что?.. — вдруг нахмурился Люциан и потряс палочку, потом снова направил её на дневник и вербально произнес: — Репаро!

Гарри перевел взгляд на дневник, лежащий на полу.

— Люц, а в чем дело?

— Не чинится, — растерянно отозвался тот. — И чернила не отдает…

Тут и Гарри увидел странность — все прочие вещи починились, листы лежали чистые и целые, и только два листочка, вырванные из тетрадки, не вернулись в дневник, они так и лежали, скомканные и тяжелые от впитавшихся чернил. Настороженный, как пружина капкана, Люциан крадущимся шагом подошел к тетрадке и обошел её по кругу, нацелив на неё палочку. Тетрадка лежала, невинная и раскрытая ровно посередине, скалясь неровными полосками на месте вырванных листов. Люциан трижды дотронулся кончиком палочки до дневника и шепнул:

— Апарекиум!..

Ничего не случилось, тетрадка как лежала, так и продолжала лежать, чистая и наглая. Люциан потер висок и посмотрел на Гарри:

— Ты не очень расстроишься, если я её сожгу?

Озадаченный Гарри только головой мотнул — делай, что хочешь! Люциан призвал из кладовки ведро, бросил в него дневник и кинул сверху Инфламаре, а потом Инсендио. С короткими вспышками сгорал кислород, а сама тетрадка почему-то не загоралась.

— Ты где достал эту хрень? — яростно спросил Люц. Гарри поежился.

— В туалете… Её кто-то выкинул в унитаз.

Люц передернулся и с отвращением глянул на Гарри:

— Фуй… ты, как младенец, тащишь всякую каку с помойки… — и рявкнул: — На хрена?!

Гарри вздрогнул и виновато глянул на старшего друга, прося не психовать, а нормально объяснить, что он сделал не так. Боул тяжко вздохнул:

— Ох… Малёк ты ещё, не понимаешь. А тетрадка эта, чтоб ты знал, чем-то очень сильно защищена. Хотел бы сказать, что черной магией, но это будет неправдой, не чувствуется она. Просто сильные защитные заклинания, предохраняющие тетрадку от уничтожения. В огне она не горит, это мы с тобой уже выяснили. Что ещё можно попробовать? Щёлочь? Кислоту?

Гарри смущенно потыкал носком ботинка скомканные листочки. Люциан автоматом договорил:

— Или ободрать её по листику…

— А зачем? — робко возразил Гарри. — По-моему, она безобидная, просто защищена от несчастных случаев, которые то и дело приключаются с дневниками.

— Думаешь? — усомнился Люц.

— Ну… раз её можно на листики… — пробормотал Гарри.

Люца это успокоило, пожав плечами, он отошел, оставив в покое Гарри и дневник. И снова старая тетрадка была ненадолго погребена в недрах сумки под завалами учебников, рогаток и яблочных огрызков, которые Гарри просто ленился отнести в ведро, а бросить на пол не позволяла совесть. Несколько раз Гарри о ней вспоминал и выкапывал из сумки, но только для того, чтобы вырвать из неё листок-другой для использования в качестве промокашки…

К апрелю тетрадка изрядно похудела. Увы, от вырванных листов ни один дневник не застрахован, тем более, что владелец мемуаров вполне способен сам выдрать пару листов с плохими или неугодными заметками, скомкать и кинуть в мусорную корзину.

Светофор, кстати, к тому же апрелю вымахал до размеров взрослого феникса, но был кардинально обновлен, да так, что даже Минерва не признавала в нем прежнего Фоукса, а ведь она каждый день видела директорского феникса! Он перестал походить на горбатого гоацина, теперь, живя на воле, он не горбился на жердочке, а свободно летал и потому вырос стройным и широкогрудым красавцем с мощными крыльями с двухметровым размахом. У Фоукса в прошлом был слабый клюв зерноядного попугая, а Светофор теперь мог похвалиться могучим острым ястребиным крюком и жутенькими стальными когтищами. Настоящий феникс, выросший на свободе!

И нежно, трепетно любящий Гарри, который не только встретил его при рождении, но и проводил в небытие. То есть стал свидетелем конца и начала жизни. Отпущенный и встреченный с любовью…

И, любя Гарри, он желал защитить его от плохого, злого, наносного. В отличие от Люциана Боула, который был всего лишь человеком, хоть и волшебником, феникс отчетливо видел темные эманации, идущие от дневника. Дождавшись подходящего момента, когда маленький хозяин выудит тетрадку из сумки, вырвет из неё очередную пару листов-промокашек и займется своим эссе, Светофор слетел со спинки кровати, ловко подхватил отброшенный в сторону дневник и выпорхнул в окно.

Гарри огорченно проводил птицу взглядом, но особо переживать не стал, всё равно там мало листов осталось, отвернулся от окна и снова склонился над столом.

Крепко сжимая дневник в когтях, феникс летел над замком и неторопливо размышлял — куда б его закинуть? По-хорошему, его было бы лучше уничтожить, спалить в Адском огне, например. Но такой магией Светофор не владел, поэтому…

Приметив у парников ароматную кучу фестральего навоза, феникс безо всякой задней мысли кинул дневник туда.

Боже… так его ещё не обижали. Мало того, что в унитазе пытались утопить, потом за три месяца полтетради листов выдрали! Но это… Позор. Кто вам дал право так издеваться над крестражем самого Темного Лорда?!

Вонючая субстанция влажно чмокнула, когда дневник, подчиняясь силе тяготения Земли, начал погружаться в зловонную жижу. Крестраж, заключенный в тетради, истерически рыдал, чувствуя, как его засасывает навозное болото — ниже уже падать некуда!..

Спасла его лопата, появившаяся из ниоткуда. Это Хагрид подошел, чтобы разворошить немного компостную кучу, чтоб не протухло. Заляпанный понятно чем дневник, не замеченный Хагридом, подхваченный лопатой, был отброшен на грядку с тыквами. Пролившийся ночью дождик немного очистил несчастную тетрадку, обложку, во всяком случае. Сами листы оставались всё такими же грязными, и крестраж понимал, что ему придется приложить огромные усилия для того, чтоб его хотя бы подобрали…

На пасхальных каникулах второкурсникам подкинули новую тему для размышлений. Надо было выбрать предметы для третьего года обучения, к чему Гермиона отнеслась со всей серьезностью.

— От этого зависит наше будущее, — сказала она друзьям, когда они ввосьмером принялись изучать список новых предметов, помечая их галочками.

— Я бы хотел отказаться от зелий, — заметил Невилл.

— Нельзя, — мрачно возразил Рон. — Все старые предметы остаются. Если бы позволили что-нибудь выкинуть, я бы вычеркнул защиту от темных искусств.

— Но это очень важный предмет! — возмутилась Гермиона.

— Важный, если бы его преподавал не Локонс, — уперся Рон. — Я у него ничему не научился. Хотя нет, научился — что будет, если выпустить на волю корнуэльских пикси.

Невилл Долгопупс был завален письмами, содержащими противоречивые советы родных колдунов и колдуний, какие предметы больше всего пригодятся в жизни. Растерянный, сбитый с толку, он читал список предметов, высунув язык, и смущенно спрашивал окружающих, что труднее — кабалистика или изучение древних рун. Дин Томас, который, как и Гарри, вырос среди магглов, поступил просто: закрыв глаза, тыкал волшебной палочкой в список и помечал те предметы, на которые угодил. Гермиона ничьих советов не слушала, а взяла и записалась сразу на все новые курсы.

Эти каникулы Гарри решил провести в Хогвартсе, так как нападений не было с Рождества, и почти все дети оставались в школе в твердой уверенности, что опасность миновала.

Идя на апрельский матч Гриффиндор — Пуффендуй, Гарри вдруг снова услышал шипящий голос в стене, впервые за полгода.

— В этот раз убей.

— Пусти, я разорву! Разорву сам!

Или нет? Это, кажется, два голоса… но… не может быть! Два василиска?!

Гарри вскрикнул, Драко и Захар с Гермионой бросились к нему.

— Гарри! Что случилось?! — испуганно крикнул Захар.

— Оно здесь! — закричал Гарри, дико озираясь. — Оно снова вышло на охоту!!!

— Кто «оно»? — взвизгнула Гермиона.

Мимо них текла толпа, огибая четырех детей, как река — камешек. Было совершенно ясно, что они ни до кого не докричатся, вокруг стоял многоголосый гул. Их просто не услышат. И ответ Гарри Гермиона не расслышала. А потом и не до того стало, бурный поток реки-толпы увлек детей за собой, и им пришлось отдаться течению. Правда, когда они оказались в конце, и в хвосте толпень слегка рассосалась, Гермиона сделала попытку удрать. Гарри вцепился ей в руку:

— Ты ненормальная? Куда?!

— Пусти. В библиотеку, я, кажется, поняла!..

— Ни с места! — Гарри повис на дурочке. Увидев это, Захар и Драко тоже повисли на Гермионе, оберегая её от безрассудства.

— Стой… Не пущу… — пыхтел Гарри. Тут их накрыла высокая тень, а голос МакГонагалл сухо произнес:

— Мистер Поттер, мистер Смит, мистер Малфой, отпустите мисс Грейнджер и не задерживайтесь, пожалуйста. Идите на поле для квиддича, матч вот-вот начнется.

К счастью, в присутствии профессора Гермиона не рискнула самовольничать и вместе со всеми дошла до стадиона.

После матча выяснилось, что один человек всё же остался в замке — Пенелопа Кристалл. Её нашли на углу у библиотеки, как раз там, куда собиралась рвануть дурная Гермиона. В руке Пенелопы была зажата пудреница с откинутой крышкой-зеркальцем.

Когда все собрались на ужин в Большом зале, профессор МакГонагалл поднялась со своего места и начала свою нерадостную речь:

— Все ученики возвращаются в гостиные своих факультетов до шести часов вечера и больше их не покидают. На уроки будете ходить в сопровождении преподавателя. Никто не пользуется туалетной комнатой без провожатого. Все матчи и тренировки временно отменяются. Никаких передвижений по вечерам.

Собравшаяся в зале аудитория выслушала это строгое предписание, не проронив ни слова. Профессор свернула пергамент, по которому читала, и закончила речь собственными словами:

— Вряд ли стоит добавлять, что я давно не была так расстроена. Если преступника не поймают, школа, по всей видимости, будет закрыта. Я настоятельно прошу: все, у кого есть хоть какие-то подозрения, без промедления подойдите ко мне и сообщите, что вам известно.

Захар, Драко и Гермиона тут же посмотрели на Гарри, словно надеясь, что он наконец-то скажет, что ему известно о том, кто нападает на студентов. Но Гарри заробел вдруг, ему показалось неправильным выдавать существо, которое, по сути, никого не убило, а только окаменило. Покраснев, он выдавил:

— Ну, ты же догадалась, нет?

Гермиона кивнула и звонко крикнула:

— Профессор МакГонагалл, а это может быть василиск?

— Не порите чушь, мисс Грейнджер! — возмутилась МакГонагалл. — Никто никогда не видел в школе никаких василисков. Последнего монстра уничтожили на Турнире Трех Волшебников в шестнадцатом веке, с тех пор не зафиксировано ни единого случая нападения василиска. Их больше не существует. Да и не похоже на него. Василиск не окаменял взглядом, а убивал насмерть, прожигал жертву насквозь.

— Как Миртл Уоррен, что ли? — пробасил Хагрид.

— Вы о чем? — развернулась к нему МакГонагалл.

— Ну дык… я ж видел её тело-то, — смущенно загудел великан. — Как счас помню, дыра во всю грудь… И запах ещё энтот, паленой кости. То ли молнией шарахнуло, то ли кто Бомбардой в неё кинул.

Многие в зале позеленели от подробностей гибели Плаксы Миртл. Гермиона как-то обиженно разглядывала профессоршу. Ну как она посмела усомниться в её догадке!

К сожалению, Хагрид не вовремя вспомнил тот случай. Буквально на следующий день в школу нагрянул министр магии. Он был невысок, но осанист, седые волосы спутаны, усталое лицо озабочено. Одежда его являла собой необычную смесь: костюм в полоску, малиновый галстук, черная мантия и остроносые лиловые ботинки, под мышкой он держал светло-зеленый котелок.

— Это папин начальник, — чуть слышно шепнул Рон, — Корнелиус Фадж, министр магии!

Гарри чувствительно толкнул Рона локтем, призывая к молчанию. Хагрид побледнел, на лбу у него проступили капельки пота. Он тяжело опустился на стул, переводя затравленный взгляд с Корнелиуса Фаджа на МакГонагалл.

— Неважные дела, Хагрид, — короткими фразами заговорил Фадж. — Хуже некуда. Надо что-то решать. Три нападения на полукровок. Дело зашло слишком далеко. Министерство обязано принять меры.

— Я… это… я никогда… — Хагрид умоляюще посмотрел на замдиректора. — Вы ведь знаете, это не я… Я никогда… профессор МакГонагалл, мэм…

— Мне бы хотелось внести ясность, Корнелиус. Хагрид пользуется нашим полным доверием, — твердо сказала МакГонагалл, еще больше нахмурив брови. — Он вне подозрений.

Явно ощущая неловкость, Фадж продолжал:

— Послушайте, Минерва, прошлое Хагрида говорит против него. У Министерства нет выхода. Необходимо действовать. Попечительский совет в курсе дела.

— Я вам еще раз говорю, Корнелиус, удаление Хагрида не поправит дела, — в голубых глазах временной директрисы горел огонь, какого Гарри еще никогда не видел. Фадж нервно повертел в руках котелок.

— Взгляните на случившееся с моей точки зрения, Минерва. На меня оказывают давление. Требуют действий. Если будет доказано, что Хагрид не виноват, мы привезем его обратно. И тогда, поверьте, никто больше слова худого не скажет. Но сейчас я вынужден забрать его с собой. Вынужден. Это мой долг.

— Забрать меня? — повторил Хагрид, его колотила дрожь. — Куда?

— Совсем ненадолго, — Фадж избегал взгляда Хагрида. — Это не наказание, Хагрид. Скорее, предосторожность. Настоящего преступника найдут — вас отпустят с подобающими извинениями…

— В Азкабан? — хрипло спросил Хагрид.

Фадж виновато вертел котелок, ожидая Хагрида, но лесничий не торопился и, сделав глубокий вдох, произнес, тщательно подбирая слова, обращаясь к Сильванусу Кеттлберну:

— А тот, кто что-то ищет, пусть, значит, за пауками идет, за пауками, говорю. Они-то уж выведут, куда надо. Я все сказал.

Фадж изумленно уставился на него.

— Я уже, да, иду, — успокоил его Хагрид, снимая со стула кротовое пальто. Выходя вслед за Фаджем, он помешкал в дверях зала и громко добавил: — И насчет еды… кому-то надо будет кормить Клыка. Пока… это… ну, то есть пока я не вернусь.

В зале повисла мертвая тишина, все оцепенело смотрели на дубовые двери, за которыми скрылись Фадж и Хагрид. Ни в чьей голове не укладывалось столь невероятная мысль — арестовали Хагрида, добрейшего простака и растяпу. Минерва подозрительно уставилась на Сильвануса:

— О чем это Хагрид вас просил?

— Э-эм… Клыка покормить, пока его не будет… — невинно хлопнул ресницами тот.

— Сильванус! Я ещё не жалуюсь на глухоту! — рявкнула Минерва. — И я отлично расслышала, что он что-то говорил о пауках!

— Ах, паучки!.. — всплеснул в ладоши Кеттлберн. — Ну да, верно. Паучкам, значит, привет надо передать.

Минерва в бешенстве раздула ноздри. Но Сильванус твердо остался при своем и больше ничего не сказал.

На луга вокруг замка незаметно подкралось лето. Небо и озеро поголубели, споря яркостью красок с барвинками, а в оранжереях все буйно и пышно зацвело. Но для Гарри и его друзей пейзаж утратил одну живую подробность — окрестные луга не мерил больше огромными шагами лесничий Хагрид, не было и его всегдашнего спутника волкодава Клыка, и из леса больше не прилетал Норберт. Да и в замке дела шли хуже некуда. За детьми следили в сто глаз, не спуская взгляда ни на миг, и, разумеется, никуда не пускали без сопровождения взрослых. Так что и речи не было, чтобы сбегать в темную чащу леса, проведать Камешка и Троезорика. Хогвартс превратился в тюрьму.