Гром и молнии (гет)

Драко кажется, что она умерла. Драко кажется, что он ведет сейчас пустынными коридорами Хогвартса мертвую девушку. У нее глаза пустые безразличные, она идет, словно послушная кукла, слегка опираясь на его руки. Вымотанная, уставшая, истощенная. У нее руки в крови, у нее черные круги под глазами и губы неестественно красные. Драко смотрит на нее — и ему страшно.

Он заводит ее в один из кабинетов, усаживает на какую-то парту, и только тогда она поднимает на него посветлевший взгляд.

— Мы выжили, — улыбается уголками губ. — Мы победили.

— Вы победили, — кидает сухо Драко и достает волшебную палочку. — Давай руки сюда, их вымыть нужно.

Она протягивает к нему слегка подрагивающие руки, а из его палочки льется холодная вода, повинуясь «Агуаменти». Кровь окрашивает воду в светло-розовый и стекает прямо на пол.

— Как ты? — спрашивает она, а он только пожимает плечами. Ему нечего сказать. Для него война еще не закончилась. Для него она только начинается. И она будет еще страшнее, ведь он уже наверняка знает, что она проиграна. Она будет еще страшнее, потому что в этой войне он будет совсем один.

— Я видела твоих родителей, — шепчет Гермиона, заглядывая ему в глаза. На его лице появляется слабое подобие настоящей улыбки.

— Я тоже, — выдыхает.

Она сидит на парте, в глаза ему смотрит. Он стоит возле нее недвижно, руки ее ледяные своей мантией вытирает. У них внутри горят слова. Они подступают к горлу, их скопилось там так много, что они мешают уже дышать. Но они молчат.

Там, за окном, слышны радостные крики победителей, слышен плач тех, кто утратил сегодня ночью близких. За окном встает солнце. За окном начинается новый день. За окном продолжается жизнь, а тут, кажется, время застыло.

— Знаешь, а сегодня 14 февраля, — кривит вдруг в ехидной усмешке губы Малфой, а Гермиона только качает обреченно головой:

— Мы этой ночью всех купидонов убили...

Он проводит рукой по ее бледному лицу, и она закрывает глаза, прижимаясь щекой к его ладони. Они молчат, хоть слова душат их. Они знают, что им нужно будет это сказать, нужно будет это произнести, вышептать, выпустить слова из себя, иначе обоим не жить. Они знают это, но держат их в себе. Не сейчас, еще чуточку подождите, еще минутку, десять минут, двадцать...

Она смотрит на него, вглядывается в его лицо жадно, пристально. Израненный, изломанный, живой. Сердце порывается проломить ребра.

— Война закончилась, — шепчет едва слышно. — Мне даже не верится, что война закончилась.

— Да. Закончилась, — у него голос холодный хриплый, а в глазах горит что-то обреченное, надломленное, колкое. Она вынимает волшебную палочку, вдыхает воздух полной грудью. Она смотрит на него широко распахнутыми глазами, стараясь уловить каждую морщинку, родинку, каждый шрам. Его запах обволакивает ее, она взмахивает палочкой и говорит:

— Экспекто Патронум!

И яркий серебристый барс выскакивает на середину пустого класса, он ступает мягко по кругу, вскинув гордо голову, а потом выпрыгивает грациозно в окно. И растворяется где-то в морозном утреннем воздухе.

И это громче всех слов о любви. Ведь это не любовь. Это слишком больно, чтобы быть любовью.

Малфой смотрит на нее, и в голове у него гремит гром. Он смотрит на нее, и она улыбается ему грустно. Он смотрит на нее, и думает, что в его жизни не было ничего светлее.

— Как ты думаешь, мы сможем когда-нибудь это забыть? — спрашивает она.

— Очень в этом сомневаюсь. Нам уже никогда не стать прежними.

Она вздыхает и поворачивает голову к окну, подставляет лицо безразличным холодным солнечным лучам.

— Все закончилось, — говорит он, и она вторит ему эхом:

— Все закончилось...

— Ты теперь героиня. Победительница.

— Я слишком многое потеряла, чтобы этому радоваться.

— Ты победительница, а я — побежденный.

Она поворачивает голову к нему резко, хрипит зло, прищурив глаза:

— Не смей, Малфой... Не вздумай...

— Меня ждет Азкабан, Грейнджер! — рычит он в ответ, смотря ей в глаза прямо. Она вздрагивает. — Ты забыла, да? Я чертов убийца, у меня Черная метка на левой руке, я — Пожиратель Смерти! Я тот, кого ты должна ненавидеть! Я пытал, я использовал все три Непростительные заклинания, я убивал людей!

— Я тоже убивала, между прочим! — кричит она и вскакивает на ноги. Он лишь ухмыляется криво:

— Победителей не судят. Ты не убивала. Ты — защищалась.

— Ты сделал вид, что не узнал Гарри в Малфой-Мэноре, — у нее глаза горят, у него — потухли.

— Ты же понимаешь, что это не перекроет десятки смертей и татуировку на руке.

Она молчит и тяжело дышит. Она злится, и больше всего ей хочется сейчас залепить Малфою пощечину, обычную женскую пощечину. Ей обидно и горько, и от этого нет спасения. А голос в голове снова и снова повторяет эхом: «Вы никогда не сможете быть по-настоящему вместе»

— У тебя впереди жизнь, Грейнджер. Нормальная, спокойная жизнь. А у меня... у меня будущего нет.

— Сдался уже, да?! — у нее голос срывается, и в его глазах опасно молнии сверкают. Он ступает к ней быстро, подходит близко, шипит прямо в лицо:

— Держись от меня подальше, Грейнджер. Для своего же блага — держись от меня подальше.

Она озлобленно голову вскидывает, она в глазах его растворяется, шепчет ему в губы яростно:

— Ну и катись ты к чертовой матери, Малфой. Видеть тебя больше не могу.

И она обходит его резко, она к выходу из кабинета двигается, но он ловит ее руку, к себе ее резко разворачивает, обнимает порывисто, на ухо выдыхает едва слышно:

— Ты только живи, хорошо? Ты только живи... Гермиона...

И она содрогается от собственного имени, слетевшего с его губ. У нее комок в горле и слезы в глазах, у нее боль внутри невозможная, ей дышать сейчас тяжело. И он близко, слишком близко, опасно близко. И ее трясет, словно в лихорадке, у нее голос дрожит, а внутри все рушится, заваливая обломками израненную душу.

— Драко... — и слов больше нет, и она дотрагивается осторожно своими губами к его губам, она касается их нежно, почти невесомо, и он отвечает, закрывает глаза, отдается горькому поцелую, пьет его бережно. Он целует ее, и в мыслях пульсирует обреченно: «В последний раз...» И перед глазами все плывет, и в мире уже ничего не важно, все это мелочно, далеко, все это гнилье, грязь, есть только утро, есть только дрожащая рука в его руке, есть только несломленная сильная его девочка, что целует его сейчас осторожно.

Она отрывается от него и ступает шаг назад. Он стоит недвижно и не открывает глаз. Он не хочет смотреть, как она уходит. Тихо хлопает входная дверь.

Она выходит из замка, выходит на залитый холодным солнечным светом двор, она видит вокруг знакомые родные лица. На них смешались радость и боль. Плачет на плече у Невилла Лаванда, Шеймус Финниган растирает Луне ее израненные обмороженные ноги. Джинни обнимает мать. Гермиона идет мимо них, не оборачиваясь. Она подходит к Гарри и Рону, она обнимает их так сильно, как только может, обнимает их сильно-сильно, до боли в ребрах.

— Все закончилось, — шепчет ей на ухо Рон.

— Все уже позади, — вторит ему Гарри. Гермиона только кивает.

И вдруг видит поверх плеча Рона три фигуры, до которых никому нет дела. Она видит Люциуса Малфоя, тяжело опирающегося на свою трость. Она видит Нарциссу, судорожно вцепившуюся в плечи своего сына. Она видит Драко, крепко обнимающего мать.

Она смотрит на них, и на какую-то долю секунды их взгляды встречаются.

Гермиона содрогается. У Гермионы внутри мир на кусочки распадается.

И она зажмуривается крепко-крепко, и по щекам ее текут слезы.

Искалеченные ангелы празднуют победу.