Гром и молнии (гет)

Собственное дыхание кажется таким громким, что закладывает уши.

Паника хватает ее за руки своими липкими влажными ладонями. Гермиону передергивает. И остается только начать нервно расхаживать по такой знакомой комнате и пытаться привести беспорядочные мысли в порядок. Но страх и паника тянутся к ее горлу, душат настойчиво, и Гермиона резко останавливается возле камина, жадно хватает воздух, пытаясь освободиться, успокоиться, отбиться от них.

— Успокойся, истеричка! — рычит она сама на себя. — Включи свой мозг и думай, как тебе выбраться из этого дерьма!

Появляться в школьных коридорах теперь опасно для жизни. После того, как она ударила Петрификусом Пожирателя Смерти, на нее начнется охота — настоящая, жестокая, упорная. Слизеринские псы, услышав запах грязной крови, начнут погоню, и тут тебе уже никто не поможет — ни собственные умения, ни Гриффиндор, который будет стоять за тебя стеной, ни МакГонагалл. Тебя убьют с особой жестокостью, чтобы другим было не повадно. Ведь страх подчиняет людей лучше любой верности.

Что делать? Нужно бежать, бежать немедленно, но куда? В Нору? И подставить всю семью Уизли. Да уж, хорошо же ты отплатишь им за всю доброту и тепло, которым они укутывали тебя все шесть лет! Но куда тогда? У тебя ведь ничего с собой нет, только волшебная палочка. На сборы не было времени, ты не захватила с собой даже теплой мантии, а на улице середина февраля!

Гермиона бессильно опускается на широкий диван, обхватив колени руками. Ей некуда идти. Теперь она и вправду зверь, который попал в капкан по собственной неосторожности. У Волдеморта есть Бузинная палочка, твои лучшие друзья прячутся от его режима где-то в лесах, а ты сама закрыта в Выручай-комнате, словно в клетке. И выхода нет.

И тут главное подавить в себе желание истерично раскачиваться из стороны в сторону. Главное — сдержать набежавшие на глаза злые слезы бессилия и страха. Главное — не дать панике захлестнуть себя с головой. Соберись, Грейнджер, соберись! У тебя нет права на истерику, нет права на страх и панику. Тебе нужно решение. Так давай же, девочка, думай!

Во-первых, нужно предупредить Гарри и Рона. Ведь они обязаны знать, что Волдеморт теперь владеет Старейшей палочкой. Гермиона резко поднимается, достает из сумки пергамент, чернильницу и перо, торопливо пишет несколько строчек, пытаясь унять дрожь в руках. Но пальцы не слушаются, на пергаменте остаются неаккуратные кляксы, но плевать, плевать, это не важно, главное, чтобы парни были предупреждены об опасности. Правда, идеи о том, как им победить самого сильного мага столетия, владеющего мощнейшей палочкой в истории человечества, в голову Гермионы приходить отказываются.

Девушка перечитывает несколько строчек, набросанных на клочке пергамента неаккуратным кривым почерком. «Тот-Кого-Нельзя-Называть только что наведался в Хогвартс. Он забрал Бузинную палочку из гробницы Дамблдора. Я напала на Амикуса Кэрроу и теперь прячусь в Выручай-комнате. Будьте осторожны. Гермиона»

— Добби! — и собственный голос кажется каким-то чужим, мертвым, неестественно хриплым. — Добби, ты мне нужен! Срочно!

Эльф появляется в Выручай-комнате, смотрит своими огромными испуганными и преданными глазами и обещает, заикаясь, передать послание немедленно. И когда он исчезает с характерным хлопком, Гермиона вновь поднимается на ноги.

Найти ее смогут сейчас только Малфой и Лаванда, ведь только они могут догадаться, куда именно она спряталась и какое помещение попросила у Выручай-комнаты. Но за гриффиндоркой сейчас будут следить в оба, и вряд ли полученная на глазах Гермионы Тормента стала для нее последней... А Малфой... придет ли он сегодня сюда, поможет ли?

Вы по разные стороны баррикад. Вы никогда не сможете быть по-настоящему вместе.

И Гермиона встряхивает головой, пытаясь отогнать навязчивые липкие воспоминания, но низкий бархатный голос молодого темноволосого парня снова и снова отлунивает в голове. И от осознания дышать становится совсем уж невозможно. Ты теперь одна, Грейнджер. Не у кого просить помощи, тебе никто не сможет сейчас помочь. И если ты действительно хочешь жить, если в твоей обгорелой душе еще есть эта сумасшедшая жажда жизни, тогда и выбираться отсюда тебе тоже придется одной.

И вдруг вязкую тишину разрывает хлопок аппарации, и Гермиона резко оборачивается на звук, выхватив волшебную палочку. И замирает от неожиданности, не в силах вымолвить ни слова. Посреди Выручай-комнаты стоят, держась за маленькие ручки перепуганного и дрожащего эльфа-домовика, Гарри и Рон.

— Гермиона, ты цела?!

— С тобой все в порядке?!

— Как только получили твою записку, сразу бросились к тебе!

— Ты не пострадала?!

— Почему ты напала на Кэрроу?! Он что-то сделал тебе?!

Мальчишки, грязные, давно не бритые и не стриженные, хватают ее за руки, обнимают, сгребают в свои объятия, а она не может выдавить из себя ни звука, ведь паника снова цепляется за нее, и руки начинают дрожать, а мысли путаются. Эти недоумки примчались ее спасать. Примчались туда, где им появляться категорически запрещено. Ведь Волдеморт скорее всего все еще в замке, а это значит, что они сами пришли к нему, упростили ему задачу до невозможности!

— Идиоты!!! — кричит она, выдираясь из их объятий. Парни недоуменно смотрят на подругу, которую не видели много месяцев. — Что вы здесь делаете?! Здесь сейчас Тот-Кого-Нельзя-Называть! Убирайтесь из замка! Немедленно!

Она кричит на них зло и отчаянно, у нее в глазах столько боли, что в ней невозможно не раствориться. Чертова гриффиндорская порывистость! Сорвались к ней сразу же, примчались, даже не подумав, какими могут быть последствия их действий! Сумасшедшие!

Рон снова ступает к ней, ловит ее ладони, заглядывает в глаза.

— Тот-Кого-Нельзя-Называть сейчас в Хогвартсе?

— Я не знаю точно, — огрызается Грейнджер, невольно отмечая про себя, что глаза у Рона совсем не такие, какими они были, когда они виделись в последний раз. Глаза у Рона теперь холодные, колючие, внимательные. Глаза у Рона больные. Глаза у Рона слишком взрослые.

А Гарри тут же достает из небольшой сумки карту Мародеров и начинает внимательно вглядываться в сотни движущихся точек.

— Убирайтесь отсюда, я сказала! — рычит Гермиона, но где-то в глубине души уже сидит подозрение, что просто так они отсюда не уйдут. — Что вы удумали, придурки?!

— Осталось два хоркрукса, Гермиона, — выдыхает спокойно Рон, держа ее за плечи. — И оба они, возможно, сейчас в замке.

Девушка смотрит на друзей во все глаза, переводя взгляд с одного на другого, не в силах принять их слова. Гарри не отрывает взгляд от карты, внимательно выискивая нужное имя.

— Вы же не думаете... сейчас... безо всякого плана... вы же не самоубийцы... — шепчет Гермиона, нервно облизывая пересохшие губы.

— Думаем. Еще как думаем, — говорит спокойно Поттер, поднимая голову. — Пора заканчивать с этим дерьмом. Не знаю, как ты, но я сыт им по горло. Том Марволо Риддл. Он возле Черного Озера сейчас. Двигается в сторону Запретного Леса.

Рон коротко кивает и отходит от Гермионы на несколько шагов. Гарри начинает снова рыться в своей сумке и через некоторое время достает оттуда мантию-невидимку. Девушка смотрит на это все расширенными от удивления глазами и чувствует, что к ней возвращается способность рационально мыслить.

— Вот так просто выйдешь сейчас из Выручай-комнаты и пойдешь биться с ним, да? — громко говорит она, подойдя к лучшему другу и заглядывая в зеленые глаза. — Да ты понимаешь, что уже через несколько минут после того, как ему доложат, что ты в замке, здесь будет целая толпа Пожирателей! Здесь дети, Гарри! Ты понимаешь — дети!

— Она права, — кивает сухо головой Рон. — Нужно эвакуировать их отсюда, пока не началась бойня.

— И как незаметно вывести из замка несколько сотен несовершеннолетних волшебников? — недоуменно взъерошивает длинные спутанные волосы Поттер, а Гермиона только выдыхает тихо:

— Это же очевидно, Гарри. Эльфы.

И все трое переводят взгляд на Добби, который стоит рядышком и все так же смотрит на них преданными глазами. Гарри кивает, обдумывает что-то, потом говорит:

— Вы двое сейчас бегите к МакГонагалл и помогите ей устроить эвакуацию. Вот вам Карта Мародеров, чтобы легче было найти своих в замке, — Рон забирает заколдованный пергамент у друга и кивает. — А я начинаю охоту на змею.

— Один?! С ума сошел?! — выкрикивает Гермиона, но Поттер уже обернулся в мантию-невидимку и выбежал из Выручай-комнаты, громко хлопнув дверью.

— Он справится, — уверенно говорит Рон, разворачивая карту. — МакГонагалл в своем кабинете. Самый короткий путь — через седьмой этаж и западную лестницу. Бежим.

И они покидают комнату, они бегут темными холодными коридорами древнего замка, и Гермиона изо всех сил старается не думать о том, что, возможно, через несколько часов, от этих стен останутся одни руины. Она тормозит на одном из поворотов, вытаскивает волшебную палочку и закрывает глаза, пытаясь сосредоточиться. А через мгновение большой серебристый барс уносится вперед, освещая темноту коридоров.

— Я отправила сообщение Джинни, чтобы она собрала наших и известила Орден через близнецов. Нам понадобиться помощь, сами не справимся.

— У тебя изменился Патронус? — спрашивает Рон, внимательно вглядываясь в лицо подруги, но та только отмахивается:

— Это слишком долгая и интересная история, чтобы рассказывать ее впопыхах. Бежим, у нас нет времени.

В кабинет Трансфигурации они почти вваливаются, позабыв про стук и правила приличия. МакГонагалл, увидев их, стремительно бледнеет и шипит нервно:

— Мистер Уизли, вы что удумали?! Вам что, жить надоело?! Что это все значит?!

— Профессор, нужно срочно эвакуировать учеников из замка, уже очень скоро здесь будут Пожиратели Смерти, — выпаливает парень на одном дыхании, а Гермиона только подхватывает, пытаясь отдышаться:

— Мы подумали, что в этом нам помогут эльфы-домовики, ведь их магия позволяет аппарировать в Хогвартсе.

Декан хмурится, резко поднимается на ноги, взмахивает волшебной палочкой, и три сияющих кошки почти молниеносно покидают кабинет.

— Мистер Уизли, бегом на кухню, объясните домовикам их задачу. Скажите, чтобы эвакуировали студентов в бывший штаб Ордена Феникса, на площадь Гриммо, в Нору или в Ракушку. Я предупрежу миссис Уизли. Там должно хватить порошка Флу для того, чтобы дети потом отправились домой. Мисс Грейнджер, бегите в башню Гриффиндора, попросите всех гриффиндорцев оставаться там. Постарайтесь не привлекать к себе лишнего внимания. Будем эвакуировать учеников из их гостиных, собирать всех в Большом зале сейчас слишком опасно.

— А Вы, профессор?

— А мне нужно обмолвиться несколькими словами со Снейпом и обоими Кэрроу, — сухо бросает МакГонагалл, и Гермиона про себя отмечает отсутствие слова «профессор» в этом предложении. — Чего стоите? У нас слишком мало времени, чтобы тратить его на разговоры.

— Снейп у себя в кабинете, Амикус Кэрроу на третьем этаже, а Алекто возле теплиц, — говорит Рон, сверяясь с картой. Декан кивает и выходит из кабинета, друзья, переглянувшись, устремляются за ней.

Гермиона бежит к башне Гриффиндора, и сердце у нее колотится ошалело. Только-только прозвенел колокол, и студенты начинают вываливаться из аудиторий. Видимо, еще никто не знает о сегодняшнем происшествии на уроке Темных искусств у 7 курса, потому что никто не пытается задержать ее. Грейнджер останавливается возле каждой группы студентов, бросает отрывисто:

— Все по своим гостиным, сидеть там и не высовывать нос!

А навстречу ей уже спешит растрепанная и взволнованная Помона Спраут, прикрикивает на Гермиону раздраженно:

— Деканы уже осведомлены, мисс Грейнджер! Занимайтесь своими делами, мы соберем студентов!

Девушка кивает преподавателю и устремляется к родной гостиной. А туда уже спешат десятки других гриффиндорцев разного возраста. «Не привлекайте к себе внимания, — ухмыляется про себя она. — Конечно, не привлечешь тут...»

Все вокруг очень быстро приходит в движение. Спешат к своим гостиным ученики, бегут, спотыкаясь и толкаясь. Снуют туда-сюда взволнованные преподаватели, раздавая на ходу указания. И у всех в глазах — страх, много страха, столько страха, что от него становится тошно. И когда девушка влетает в свою гостиную, то видит там Джинни, Невилла и Лаванду, которые пытаются успокоить первокурсников, начинающих понемногу хныкать.

— Все будет хорошо, сейчас вас отсюда заберут... — шепчет Браун на ухо какой-то маленькой девочке, а заметив Гермиону, говорит ей: — Луна в башне Рейвенкло. Близнецов предупредили. Они уже сообщили членам Ордена. Скоро будут здесь.

И тут в гостиной один за другим начинают появляться эльфы-домовики. Испуганные дети бросаются к ним, но Невилл реагирует быстро, взмахивая палочкой и накрывая работников кухни защитным куполом.

— Сначала младшие курсы! — кричит он что есть мочи, все остальные — шаг назад! Девочки, помогайте!

От накатывающей паники, кажется, скоро будут лопаться стекла в оконных рамах. Друзья носятся гостиной, помогая эвакуировать детей. Один за другим исчезают они вместе с эльфами-домовиками.

— Гермиона, — дергает девушку за рукав мантии Джинни. — Гермиона, ты ведь видела Гарри, да?

— Видела, — кивает она и хватает за руку очередную второкурсницу, парализованную страхом.

— И какой он сейчас? — в глазах у Джинни бездна тревоги, нежности и еще чего-то такого, что сердце Гермионы сжимается.

— Небритый, — ухмыляется она подруге, а у той на лице расплывается такая счастливая улыбка, что она кажется какой-то неестественной на фоне всеобщего страха.

— Я теперь просто не имею права умереть, — выдыхает Джинни и снова бросается эвакуировать гриффиндорцев.

С каждой минутой гостиная пустеет. От хлопков аппарации уже трещит в ушах, но сердце радостно бьется — дети уже далеко, их тут не будет, они выживут! И когда в гостиной не остается никого, кроме учеников седьмого курса, Невилл поворачивается вопросительно к однокурсникам:

— А вы?

— А нам и тут хорошо, — улыбается криво Шеймус Финниган.

— Не можем ведь мы пропустить такое веселье, — поддакивает Дин Томас, а Парвати Патил только сверкает зло глазами, собирая свои длинные черные волосы в высокий хвост:

— Я не забыла, что они с Падмой сделали. Никогда не прощу.

Друзья смотрят на однокурсников, и в глазах у каждого из них полно решимости, в глазах каждого из них горит столько уверенности, горечи и отчаянья, что сомневаться в твердости их решения не приходится. Они стоят все вместе в гостиной своего факультета, люди, прожившие рядом семь волшебных лет, семь лет, которые заканчиваются кровавым кошмаром. Они смотрят друг на друга и молчат, ведь слов у них уже не осталось, они молчат, ведь понимают, что могут больше никогда сюда не вернуться. Они молчат.

И вдруг замок содрогается от мощного взрыва. Гриффиндорцы вздрагивают.

— Началось, — хрипит Гермиона. Невилл берет Лаванду за руку, а Джинни ухмыляется нервно:

— Удачи нам, что ли.

И они быстрым шагом покидают гостиную. Портрет закрывается за ними с легким шорохом.

А там, за портретом, уже начинается бой. Гермиона выхватывает палочку и устремляется вниз по ступенькам, туда, на помощь Ордену. Ведь кто, если не она?

И мыслей в голове нет. И движения четкие и резкие. Она взмахивает палочкой, она вступает в поединки с фигурами в темных одеждах, она вовремя укрывается в нише от обломков каменной стены, взорванной Бомбардой. И только в пульсе бьется ошалело: «Только бы он выжил!»

А вокруг носятся люди, а вокруг вспыхивают лучи заклятий, вокруг уже полно раненных, которые кричат от боли и ужаса, которые пытаются зажать кровоточащие раны руками, но кровь все сочится и сочится... И у Гермионы внутри все сжимается от осознания того, что она могла бы им помочь, но у нее просто нет на это времени. Остановится хоть на минуту — и ее убьют, как муху, убьют, не задумываясь и не медля. И она бежит коридорами замка, оставляя за своей спиной обезумевших от боли людей, оставляя их крики, их ненависть, их отчаянье. Гермиона несется к Большому Залу, ведь там, наверняка, эпицентр сражения.

Пожирателей в замке много. Черт побери, как же их много! Тут и там мелькают черные мантии, раздается торжествующий злой смех. Звуки бьют по ушам, и Гермиона хочет отгородиться от них. Она бьет на поражение, она убивает — не задумываясь. Лучи заклятий сталкиваются и рикошетят в разные стороны, а все чувства обострены до невозможности, тело реагирует на малейшее движение, рефлексы, инстинкт самосохранения, адреналин — все это горит сейчас в крови, выжигает из души жалость и милосердие. Собакам — собачья смерть.

В Большом зале пахнет жестокостью и кровью. В Большом зале много людей, Гермиона замечает вдалеке рыжие волосы Джинни, которая сцепилась с каким-то высоким Пожирателем в маске. Одно движение, второе, третье — и палочка его уже отлетает в сторону, Уизли делает еще один взмах — и тот падает замертво. Но у Гермионы нет времени смотреть по сторонам, ведь какой-то мужчина уже бросает в нее пыточным заклятием, и девушка быстро создает зеркало, фиолетовый луч возвращается к Пожирателю, и тот кричит от резкой вспышки боли.

— Мало тебе?! — рычит Грейнджер. — Получай еще! Тормента!

Мужчина корчится еще несколько минут, а потом просто теряет сознание от боли. Гермиона мчится дальше, ведь друзьям нужна помощь.

Калейдоскопом вокруг мелькают знакомые лица. Разъяренная и растрепанная миссис Уизли дерется одновременно с парой Пожирателей. Белокурая Флер вместе с Биллом дают отпор еще троим. Луна дерется с низким мужчиной, и обуви на ней почему-то нет. Близнецы Уизли, Кингсли, Тонкс, Люпин, Ли Джордан, Оливер Вуд, Чжо Чанг, преподаватели — все они здесь, все они дерутся сейчас, защищаются, нападают...

И вдруг Гермиону отбрасывает сильным толчком к стене, она больно ударяется спиной о холодные камни и падает на пол.

— Попалась, куколка, — мужчина, кривя тонкие губы в гадкой усмешке, нависает над девушкой. — Поиграем?

В горле пересыхает от страха, а рука уже в панике шарит по полу, пытаясь найти волшебную палочку, которая выпала во время падения, но тут мужчина кричит и падает наземь, оглушенный Петрификусом. Гермиона вскакивает на ноги, превозмогая боль в спине и руке, кивает благодарно Рону, который тут же растворяется в толпе и исчезает из поля зрения, целится палочкой Пожирателю в грудь, шипит:

— Только правила тут устанавливаю я. Круцио!

А бой все не прекращается. И трудно уже понять, где чужие, где свои, все перемешалось в этом сумасшедшем круговороте. Гермиона дерется, позабыв про усталость и страх. И только когда она снова видит Рона, опутывающего двоих Пожирателей веревками, бросается к нему, кричит что есть мочи:

— Где Гарри?! Где, черт возьми, Гарри?!

— Не знаю, — отрывисто бросает Рон. Тревога стискивает сердце в кулаке. Что с ним? Где он? Жив ли? Ведь если... Но даже продолжить мысль в уме страшно, не то, что бы ее озвучивать, поэтому Гермиона снова возвращается к бою.

И через мгновение она видит, как падает, вскрикнув, на пол Тонкс. И Гермиона кричит, кричит так громко, что, кажется, заглушает весь грохот, что стоит сейчас в школе. Она бросается туда, она расталкивает людей, она прорывается к подруге, не замечая больше ничего на своем пути. Потому что Нимфадора Тонкс не могла умереть. Нифмадора Тонкс не имела права умереть. Потому что у Нимфадоры Тонкс сынишка-младенец, он ее дома ждет, плачет, заснуть не может, нервничает, маму зовет. Нимфадора Тонкс всегда так задорно и весело смеется, она просто не может сейчас лежать на холодном полу, как большая изломанная кукла, выброшенная хозяйкой. У нее не может быть таких волос мышиного цвета. Таких застывших страшных глаз. Это просто не может быть она...

И кто-то хватает Гермиону, оттаскивает от тела, что еще не успело остыть, оттаскивает куда-то в сторону, кто-то встряхивает ее сильно, сжимая худые острые плечи холодными пальцами.

— Идиотка! Ее уже не вернешь! — Малфой смотрит на нее зло и раздраженно, он кричит нервно, слова прямо ей в лицо выплевывает: — О своей шкуре заботься! Поняла?!

И Гермиона кивает, приходя в себя. Драко отпускает ее и исчезает в одном из боковых проходов.

Бой понемногу перемещается во двор, и вечернее темное небо то и дело освещают яркие вспышки. Малфой бежит что есть мочи, отстреливаясь на ходу. Он отбивается на автомате, и у него в мыслях только одно: «Лорд призвал в Хогвартс всех. Здесь родители!» И от осознания того, что с ними может сейчас происходить, начинают путаться мысли. Ведь мамину палочку сейчас сжимает в пальцах он, а у отца взгляд затравленный и руки дрожат, так что ему его палочка никак не поможет.

Только бы они были живы!

Малфой мечется замком, но родителей нигде не видно. Где же они? Что с ними? Еще и Грейнджер эта к девицам всяким мертвым бросается, про осторожность позабыв...

Найти родителей, схватить Грейнджер за шкирку и сматываться отсюда куда-подальше.

Но ведь он знает, что она не убежит. Что останется защищать своих. Ангелы и демоны никогда не будут на одной стороне. От горечи кружится голова.

И вдруг за одним из поворотов он нос к носу сталкивается со спешащей куда-то Алекто Кэрроу. Сталкивается — и замирает.

— Наконец-то... — выдыхает он зло. Пожирательница смотрит на него удивленно, пытается обойти, но он преграждает ей путь.

— Я спешу, мистер Малфой, — огрызается она, и Драко обдает гнилым запахом из ее рта. Он морщится и ухмыляется ехидно:

— О, я не задержу Вас надолго, профессор, — и он поднимает волшебную палочку, и в ее глазах он видит бездну удивления, и он почти кричит, смотря ей в лицо: — Круцио!!!

Яркая вспышка — и Алекто Кэрроу падает на пол.

— Получай, сука. Мучайся. Нравится тебе? Прочувствуй это все. — Кэрроу лежит у его ног, она кричит и корчится, ее глаза выкатываются из орбит. Она скребет короткими пальцами-обрубками по земле и воет — пронзительно, страшно. — Ты ничтожество, Кэрроу. Ты тварь. Помнишь, как пару месяцев назад от твоего Круциатуса так же кричала беззащитная девчонка? Помнишь? Так вот мучайся, сука. Ты мне за каждую ее слезинку ответишь, дрянь.

Малфой тяжело дышит. Из палочки бьют все новые и новые Круциатусы.

— Драко! Пожалуйста! — ее истеричный визг заставляет морщиться от отвращения. Он опускает палочку. Алекто Кэрроу, вся в грязи и собственной рвоте, лежит перед ним. Из ее груди вырываются прерывистые хрипы, и Малфою ее совсем не жалко.

— Спасибо... — еле выговаривает она. Драко смотрит на нее презрительным взглядом:

— Ты ничтожество, Алекто Кэрроу. Ты ничтожество, и я ненавижу тебя. — Он снова поднимает палочку. В ее глазах мелькает понимание, которое сменяется ужасом и паникой. — Авада Кедавра.

Зеленый луч бьет прямо в грудь, и маленькие черные глаза застывают навсегда.

И он двигается дальше, вперед, ведь нужно найти родителей. Они нуждаются сейчас в твоей помощи. Коридоры Хогвартса темны и холодны, тут и там раздаются крики и взрывы, появляются какие-то люди, но Драко не обращает на это никакого внимания. Он вырывается во двор, и морозная зимняя ночь опаляет щеки. Здесь, на дворе, уже тоже кипит сражение, здесь огромные мерзкие тролли размахивают дубинками, здесь громадные пауки щелкают клешнями, здесь дементоры витают над сражающимися, забирая у них последние крохи надежды, здесь полно всяких тварей, и от вспышек заклятий рябит в глазах.

Ему кажется, или действительно ночь стала немного светлее? Он поднимает голову и видит, что взошла луна.

И тут же из дальнего угла двора слышится пронзительный вой. У Драко внутри все холодеет — оборотни. И вправду, зоркие глаза парня замечают фигуру Фенрира Грейбека, корчащегося в превращении. Оборотень неконтролируем. Оборотень кровожаден. Оборотень почти непобедим.

Грейбек быстро запрыгивает в центр двора, и все испуганно шарахаются в стороны. И только слева звучит звонкий, деланно веселый, голос:

— Какой хороший песик! Подай лапу! — один из рыжих близнецов выходит наперед, поигрывая волшебной палочкой. Оборотень, облизываясь, медленно начинает двигаться по направлению к нему.

— Петрификус Тоталус! — кричит рыжий, но рука в последний момент вздрагивает, и луч заклятия пролетает совсем близко к правому уху зверя. А тот в один прыжок оказывается близко, сбивает Уизли с ног и впивается зубами ему в горло.

Драко становится дурно. Тошнота подкатывает к горлу, и хочется отвернуться, не смотреть туда, где оборотень расправляется с один из владельцев магазина шуток, но тело словно парализовало, и отвести взгляд просто невозможно.

— Фред!!! Нет, Фред!!! — душераздирающий, страшный девчачий крик раздается совсем рядом. Джинни Уизли не кричит, нет, она орет, как сумасшедшая, и от ее воплей все тело обдает жаром. Она бежит туда, к мертвому брату и оборотню с окровавленной мордой, она мчится туда, и кто-то, пытавшийся ее остановить, отлетает в сторону от ее Ступефая. Джинни Уизли бежит к Фенриру Грейбеку, несется к нему, не чувствуя ног. И когда между ними остается всего несколько метров, Джинни Уизли превращается в большую волчицу с рыжеватой шерстью.

Она набрасывается на оборотня с такой яростью и такой неистовостью, что становится жутко. Она впивается острыми белыми клыками ему в шею, она дерет когтями бока. У нее в глазах — ненависть, жгучая, всепоглощающая. У нее в глазах — боль, безумная, туманящая разум. У нее в глазах — жажда мести, и это для нее сейчас важнее всего. Волчица нападает на оборотня, и перекусывает ему сонную артерию. Огромный сивый зверь начинает заваливаться на бок, а она все продолжает раздирать его тело. И только потом, когда оборотень замирает уже остаточно, волчица вскидывает голову и воет на луну — долго, протяжно, отчаянно. Она воет, пытаясь излить свою безысходность ночному светилу, и в ее вое больше, чем боль, больше, чем рана. В этом вое — горе, настоящее, и Драко передергивает. А потом девчонка снова превращается, вой переходит в плач, и она так и остается сидеть там, на холодном февральском снегу, по которому расползлись пятна крови. Она остается сидеть там, рыдая, сидеть между мертвым братом и мертвым врагом, ведь когда жажда мести утолена, в душе не остается ничего, кроме зияющей кровоточащей раны. Джинни Уизли плачет, и слезы замерзают на ее щеках. Часы в замке бьют полночь.

А все вокруг снова приходит в движение. Крики, ругань, взрывы. Лучи проклятий, пятна крови, лихорадочно блестящие глаза. На той стороне двора Драко замечает Грейнджер — быстрая и хлесткая, она дерется с каким-то Пожирателем, ловко уворачиваясь от его проклятий, а через мгновение, она уже оглушает и связывает его. От сердца немного отлегает — жива твоя девочка, такую голыми руками не возьмешь...

Сражение кажется бесконечным. Гермиона не знает, сколько времени прошло с тех пор, когда она бросила Петрификусом Тоталусом в Амикуса Кэрроу. Кажется, это было годы назад. Время, кажется, застыло. Время, кажется, пошло по кругу. У нее перед глазами одно и то же — боль, жестокость, смерть. Она бьется на дуэли с очередным Пожирателем, она давно уже потеряла счет своим противникам. Скольких она убила сегодня? Сколькие имели возможность убить ее? Замок дрожит, рушатся стены, взрываются стекла в оконных рамах. И носится полем боя обезумевший Ремус Люпин. Гермиона содрогается, глядя на него. Он ищет в толпе противников убийцу своей жены. Он мечется Хогвартсом, пытаясь заметить в толпе копну черных волос. Он ищет Беллатрису Лестрейндж. Часы бьют, отсчитывают время, камнями падает на них каждый час. И воздуха в легких уже не хватает, но Гермиона не чувствует усталости. Она просто не имеет на нее права.

Она видит недалеко Луну, и замечает, что босые ноги ее уже давно перепачканы в грязи и крови. Чуть поодаль дерется на дуэли Лаванда, еще правее — Невилл. А совсем рядом Парвати Патил режет с помощью Диффиндо кожу Грегори Гойла.

Час ночи. Два. Три. Часы в замке бьют все обреченней.

И только Гарри нигде не видно, и только Гарри не появлялся в замке с тех пор, как начал свою охоту на змею. И Гермиона успокаивает себя только одним: он точно жив. Ведь если бы Гарри Поттер погиб, Темный Лорд сообщил бы об этом, не медля.

И кажется, что этой ночи не будет конца, что они увязли в ней, как мухи в дегте. Эта ночь выжимает их, и они на глазах превращаются в убийц. Джинни палит заклятиями направо и налево, у нее глаза больные, она свою боль в себе носит, пеленает ее, как ребенка. Джордж обезумел совсем, с кулаками на Пожирателей кидается, совсем про палочку позабыл, бьет их совершенно по-маггловски, ломает кости точными ударами. И как ему до сих пор удается оставаться в живых? Ведь не очень-то он бережется, думает, наверное, что без брата ему на этой земле места нет. Люпин захлебывается бессильной яростью — Беллатриса словно сквозь землю провалилась.

А когда часы бьют четыре утра, битва вдруг затихает. Исчезают разом все Пожиратели, и на замок падает тишина — тяжелая, вязкая. И Гермиона думает, что это не к добру, она знает, что это еще не конец, что это только затишье перед бурей. И нехорошие предчувствия закрадаются к ней в голову, и когда у входа во двор Хогвартса появляется хмурая мрачная процессия, ей хочется закрыть глаза, ей хочется убежать, ведь возглавляет процессию полувеликан Хагрид, и он плачет. Он держит на руках изувеченного мальчика в круглых очках.

— Этого не может быть... Он не мог тоже... — шепчет одними губами смертельно бледная Джинни и начинает медленно оседать на пол. И у Гермионы нет сил ее поддерживать, ведь ее душа догорает сейчас внутри. Защитники Хогвартса замерли, на них словно наложили Замедляющее заклинание. У них глаза пустые, у них только что забрали надежду.

Волдеморт говорит что-то о славной победе, о том, что теперь все должны ему подчиняться. Гермиона не слушает. Она смотрит на своего лучшего друга, безвольно лежащего на руках у рыдающего лесничего. Именно сейчас он почему-то выглядит совсем еще мальчиком, и нет у него на лице напряжения, и он спокоен. Он как живой.

И, возможно, именно поэтому Гермиона почти не удивляется, когда он распахивает глаза, выворачивается из рук Хагрида и ныряет за какие-то завалы. И все начинают снова молниеносно двигаться. Замедляющее заклятие снято.

Волдеморт визжит. Пожиратели орут. Джинни хохочет.

И все начинается сначала.

И взгляд вдруг цепляется за до боли знакомые черты. Но нет, это не Малфой, это всего лишь его отец, со всех сил сжимающий свою трость, издерганный и какой-то жалкий. А рядом с ним и Нарцисса — испуганная, дикая. Они носятся двором школы, высматривая кого-то в темноте. Они что-то кричат, но в хаосе, что царит вокруг, их слов не разобрать. И Гермиона замечает, что к ним мчится, позабыв обо всем, Люпин. Он отбрасывает Люциуса в сторону, словно игрушку, он хватает Нарциссу за горло, сдавливает его худыми пальцами, он орет что есть мочи:

— Ты!!! Ты ее сестра!!! — в глазах у миссис Малфой плещется ужас, она хрипит и хватает воздух пересохшими губами. А Люциус поднимается на ноги, пошатываясь, достает волшебную палочку, спрятанную в трости, и выкрикивает озлобленно:

— Авада Кедавра! — и руки у Малфоя уже не дрожат, и Ремус Люпин падает на белый снег, и снежинки, что путаются в его волосах, уже никогда не растают.

Люциус обнимает жену, шепчет ей что-то на ухо, и они растворяются в толпе. Гермионе нечем дышать.

И вся битва напоминает больше какой-то затянувшийся неправдоподобный дурной сон. Вот только проснуться никак не получается. И она снова и снова бросается в бой, она снова и снова отражает летящие в нее проклятия, ей хочется жить, ей так хочется жить, что это затмевает все эмоции.

И где-то совсем рядом Невилл замахивается мечом Гриффиндора, и острая сталь ловит отблески факелов и вспышек, и змея Наджини безвольно падает на каменные ступени. «Еще одними хоркруксом меньше», — проносится у Гермионы в голове. Подумать только — остался единственный жалкий осколок души, заключенный в тело Волдеморта.

Замок пахнул смертью.

И вдруг за спиной раздается такой знакомый страшный смех, смех сумасшедшей женщины, который так больно впивается в подсознание. Гермиона оборачивается, и видит Беллатрису Лестрейндж, дерущуюся на дуэли с Лавандой Браун. Они сцепились, как две озлобленные львицы, и Пожирательница смеется хрипло и выкрикивает почти весело:

— Круцио! Круцио!

И кажется, что она забавляется.

Но Лаванда уворачивается и посылает ей Круциатус в ответ, и голубые глаза ее опасно сверкают. Они сцепились в поединке — две такие разные женщины, и это почти красиво, почти завораживающе, вот только сжимается в страхе сердце — давай же, Лаванда, ты же сильная, тебя ведь так просто не сломать... И вдруг Беллатриса падает, оглушенная Ступефаем Невилла. Она уже не смеется, у нее палочка из рук выпала, и она понимает, что это конец. Лаванда и Невилл медленно подходят к той, которую всем сердцем ненавидят.

Но Гермиона отворачивается. На нее надвигается очередной Пожиратель, и нужно давать отпор, нужно забыть про поврежденную руку, которая надсадно ноет, забыть о мелких порезах и царапинах, забыть о морозном февральском утре, которое утопает в крови. Она начинает очередной раунд, очередную сватку, она просто не может себе позволить ее провалить.

Время тянется и тянется, бьют хогвартские часы, и Гермиона думает, что больше всего на свете ей сейчас хочется взорвать их Бомбардой. Но на размышления нет времени, ведь так близко от нее стоит мужчина в черной мантии, и она вглядывается в его лицо, очень четко проступающее на фоне серого утра. Она смотрит на него и вздыхает — видимо, это ее судьба, ее фатум, видимо, она обязана убить этого человека, иначе он просто не оставит ее в покое до конца жизни. Совсем недалеко от нее стоит Антонин Долохов.

Он все так же обнажает в ухмылке неровные гнилые зубы, все так же смотрит тяжело, все так же двигается резко. Они кружат вокруг друг друга, они обмениваются выпадами, они ставят щиты, нападают, хитрят. И движения у них рваные, нервные, хлесткие. И взгляды — колкие, злые. И вдруг вспыхивает красный луч, звучит громкое «Экспелиармус!», и палочка Гермионы выскальзывает из онемевших, в один момент, рук. И Долохов смеется, запрокинув голову назад, упиваясь своим превосходством, но...

Большая тигрица бросается на него, сбивая с ног. Пожиратель кричит испуганно, он пробует отбиться от дикого злого зверя, но тот сильнее, он вонзает острые когти в теплое тело, и кровь льется из распоротых вен. Антонин Долохов содрогается в конвульсиях агонии, умирая.

А потом над Хогвартсом раздается крик. Крик нечеловеческий, страшный, надломленный. Это кричит Гарри Поттер, упав на колени возле тела поверженного врага.

Гермиона превращается. Она упирается ладонями о труп Пожирателя, и руки у нее измазанны темной тягучей кровью. Гермиона смотрит прямо перед собой и понимает, что у нее уже абсолютно нет сил. Она сидит на корточках возле убитого ею человека и смотрит в неестественно синее утреннее небо, что уже заалело на горизонте. Ее усталая измученная душа хочет отдыха. Она не верит, что все закончилось.

И чьи-то сильные руки поднимают ее и ставят на ноги, они подталкивают ее к входу в школу, и она подчиняется. У нее нет сил отпираться, она покорно отдает себя этим сильным рукам, что так уверенно ведут ее куда-то.

Февральское восходящее солнце окрашивает стены древнего замка в красный.